Баба Мотя
В ни чем непримечательной деревне Заполье достопримечательностью была …баба Мотя, но об этом никто не догадывался. Была…
Баба Мотя жила в маленькой покосившейся избе, уже «вросшей» в землю и едва видимой из-за больших кустов сирени и огромных яблонь, растущих вокруг избы. Никаких надворных построек не было. А может раньше и были, да сгнили от времени. Было удивительно, как ещё изба сохранилась. Потрескавшиеся брёвна стен, уже почерневшие, были с маленькими, давно не крашеными оконцами. Из много раз латаной крыше, на которой местами была зелень и мох, как полусгнивший зуб, торчала дымовая труба. Флюгер, привязанный к трубе, давно проржавел, скособочился и уже не крутился даже при сильном ветре. Но самое удивительное было в избе. В ней стояла настоящая русская печь! Она занимала пол избы, но так уютно вписывалась в неё, что казалось, что без неё, изба выглядела бы сиротливо, безрадостно.
Изба стояла на краю деревни, за которой открывался бескрайний простор лугов средней полосы России.
Баба Мотя была маленького росточка, сухонькая, всегда одетая в платочек и чёрные одежды. Жила одна. «Бобылиха», - говорили про неё деревенские. Сколько ей было лет, никто не знал. Все её сверстники давно поумирали. Она и сама не помнила своего возраста и на такой вопрос неизменно отвечала, - «ох, сердешный, а я-то почём знаю? Кажись много годков. Я ишо при царе Николке жила, у барина Леонида Евграфовича служила при доме.»
При вопросе о родственниках, только задрожат губы, навернутся слёзы и, перекрестившись, с трудом скажет, - «бог дал, бог взял.» И замолчит, уйдя в воспоминания верно нелёгкой судьбы.
Но главное было в её характере. Не злобливая, даже кроткая и добросердечная, говорящая тихим, ласковым голосом. Если какого-нибудь путника или охотника заставала ночь в деревне, он непременно ночевал у бабы Моти. Что-то просто вело их к её неказистому домику. Иного так расположит уют и тепло дома, а прежде гостеприимство хозяйки, что и попросится ещё пожить пару деньков.
- Бабушка, я вас не стесню, если разрешите переночевать ещё пару дней?
- Пошто же, сердешный? Поживи-поживи, коль надобно, коль душа просит.
- Я вам заплачу за постой.
- Что ты, что ты! Господь с тобой! Не в деньгах счастье. Счастье, кады добро делаешь. Тады оба счастливы, и ты и он. А Господь видит, кто добро делает, тому и силы даёт.
Тогда гость потихоньку спрячет деньги под салфетку на столе или за образа, что в углу избы стоят на полочке, да неожиданно для себя перекрестится и улыбнётся просветлённой душой. Господь-то всё видит, а силы всем нужны.
Иное дело дети. С утра и до поздней ночи толкутся они во дворе и в избе бабы Моти. А она рада, будто это её дети. Дверь на засов никогда не закрывает, заходи, кто хочет.
- Егорка, нукась, залезь на яблоню, потряси легонько, чтобы яблочки упали. Я вам компотик сварю. Тока легонько тряси, а то ей больно будет.
- Бабушка, так она не живая, это же дерево.
- О, сердешный, что ты понимаешь? Вокруг нас всё живое. И яблонька,
и сирень, и цветы, и изба. Всё богом создано, во всё он душу вложил. Тока мы этого не видим.
- Что, и в крапиву что ли?
- И в крапиву.
- Ха! А что же ты сирень ломала?
- Дык я у неё прежде разрешение спрашиваю и прощение прошу, что срываю.
- Да!? Как же ты её слышишь?
- Душой и сердцем. Я к ней с любовью и она ко мне с добром. Я лишнего не возьму, тока самую малость, тады и ей в радость, что я её веточками избу украсила.
Но особенно дети любили, когда баба Мотя угощала их патокой или вареньем из крыжовника, малины и земляники. Землянику и малину вместе ходят собирать, вот она вкуснее и получается. И вот сидят детишки в тёплой избе, кто на лавках, кто на печи и слушают старинные сказки, которые бабушка знает превеликое множество. А из печи аромат идёт пареной репы, в которую бабушка добавляла какие-то ароматные травы. Все слушают сказки, а сами всё поглядывают на печь. У бабы Моти-то повкуснее, чем дома.
- Баушка, у тебя лепка уже сготовилась?
- Ужо щас погляжу. Проголодались небось, разбойники? Щас-щас.
Все с нетерпением ждут, когда бабушка котелок из печи достанет. А Петька так чуть с печи не упал, так свесился и вытянул шею.
Дождик идёт на улице, а в избе тепло, уютно, что и спать хочется от тихого, ласкового голоса бабушки. Полумрак, лишь свеча горит на столе, тускло освещая зачумазаные за день лица детей.
- Поди поздно уже. Шли бы вы домой, а то родители ругаться будут.
- Нее… не будут, они знают, что мы у тебя.
- Идите-идите. Завтра придёте. Храни вас, Господи!
- А Господь где?
- На небе, но и в каждом из вас.
- Где же он во мне?
- В душе твоей.
- А ты его видела?
- Нет, голубонька.
- Как же ты знаешь, что он есть?
- Его чувствовать надоть душой и сердцем. Тады и он тебя любить будет и помогать. Ну, идите домой.
- Не хочется, у тебя интересно.
Даа… интересно. Деревенские бабы знают это и иной раз бесцеремонно приводят своих детей к бабе Моте.
- Присмотри-ка за моим, а то я целый день на покосе. Вечор тока вернусь.
- Оставляй, сердешная, не пропадём, как-нибудь сладимся.
За это её угощали овощами и фруктами с собственных хозяйств. Баба Мотя брала подарки, но большая часть уходила на кормление детей. Своей пенсии не было. Что давали случайные постояльцы, хватало только на хлеб, соль, сахар, да крупы. Но она никогда не жаловалась и дополнительно выращивала огурцы, картошку, лук, репу. В её карманах всегда было несколько конфеток, которыми её угощали, но она их не ела, берегла для детей. От того, завидев её на улице, детвора наперегонки бежала к ней, зная, что у неё всегда есть гостинец. Иная баба скажет, - «о, блаженная! Сама нищая, а гостинцы раздает.» Но это больше от зависти, что дети бабу Мотю больше всех любят. А сама-то она ела очень мало. Варенье берегла для детей, а если захочет побаловать себя, то положит за щеку маленький кусочек сахара и пьёт, и пьёт из блюдца горячий морковный чай, подливая в кружку кипяток из самовара.
Маленькая Глаша пришла домой в слезах.
- Что случилось? Ты почему плачешь?
- Я пришла к бабе Моте, а она спит и не просыпается.
- Эка невидаль, поспит и встанет. Попозже к ней пойдёшь.
- Я её будила, а она не встаёт.
Похоронили бабу Мотю на погосте, что на другом конце деревни. Похоронили скромно, тихо, почти без свидетелей, даже попа из соседней деревни не стали приглашать на отпевание. Поставили деревянный крест с табличкой «Баба Мотя». Паспорта её в доме не нашли и других документов не было, словно и не жил такой человек. А как её фамилия никто вспомнить так и не смог, «баба Мотя», да и «баба Мотя». Удивились, как же она жила без документов, значит и пенсию не получала. Сразу не поняли, что вместе с бабой Мотей умерла Душа деревни. Душе документы не нужны, она божья собственность.
Изба со смертью хозяйки стал разрушаться, умерла и её душа. Мужики разобрали её на дрова. И только уже холодная, грязная печь одиноко стояла среди яблонь и заросшего бурьяном двора.
А деревня жила прежней жизнью. Но это им так казалось. Со смертью бабы Моти на одного человека добра стало меньше и это особо почувствовали дети. Иной по привычке прибежит к развалинам дома, постоит молча и убежит в слезах. Не поведёт их больше любимая баба Мотя по лугам, рассказывая о травах, цветах, деревьях, птицах. Не накормит вкуснейшей пареной репой с патокой. А кто же сказки-то расскажет? Осиротели дети, осиротела деревня. А казалось бы, маленькая старушка, а с какой большой, русской Душой.
Алексей Балуев (02.08.2022)
Свидетельство о публикации №222083000585