20. Кто сможет вернуться

Глава 11. Авантюры (фрагмент из рукописи)



Воспоминания о хождении по горам – пожалуй, одни из самых ярких в моей жизни. Они, сильнее остальных эмоций, бередили память. Вспомнить бы подробнее… Так что тебе мешает, спросила себя. А ничего и… понеслось, окунулась в них, как в речку. Речку памяти.

Вот увидела себя, выползающую из-под засыпанной снегом палатки, что лежала конвертом на земле, кольев не было. Этой ночью ее замело снегом. Холод, голод и высокогорье выматывали силы. Говорят, перед нами прошли какие-то французы и замёрзли. Мы не замёрзнем, но есть нечего, а очень хочется. Не рассчитали с запасами, думали, по пути будет ещё один поселок, там купим чего-нибудь, но, увы, его не оказалось. Получили десять дней почти без еды.

Снег быстро таял. Мы выпили по кружке горячей воды из растопленного снега, догрызли остатки сухариков, как появились первые бабочки – и азарт налетел не слабее, чем ветер, и всё, я растворилась. Я, сачок, матрасик и бабочки – аполлоны (парнасиусы), иногда желтушки – колеусы, эребии, но парнасиусы – это всё.

У меня сносило крышу от ловли, как и у Томки, и Альфредовича. Дождь, снег и туман то уходили, то возвращались, а мы ловили, охотились. Вверх-вниз по склону, вверх-вниз по осыпи. Первобытный инстинкт: увидеть и поймать, несмотря ни на что. Когда ты – это не ты, а сачок и быстрое рассчитанное движение, мельканье камней под ногами, горные жалкие подушечники и ветер, уносящий добычу, и около четырёх тысяч метров над уровнем моря. Кажется, лёгкие схлопнулись без воздуха, но ты всё равно бежишь, или кажется, что не бежишь, а просто паришь над необозримым пространством, которое называется Алайский хребет.

Пытаемся приспособиться и выжить, а главное – раствориться.

Потом в памяти возник перевал Тенгизбай Алайского хребта. Альфредыч фотографирует нас. Мы позируем: с потрескавшимися губами, обгоревшими носами. Больше похожи на статуи инопланетян. Сачок в руке как флаг, раздуваемый ветром. Как американский флаг на Луне. Вокруг горы, оползни, ледники, мелкие цветы, и мы торчим инородными элементами дикого пейзажа. Там, на Алае, я окончательно поняла, как растворяться в пространстве. Это помогало выжить: не нужна энергия, получаемая из пищи, просто существуешь в пространстве места и времени. Кажется, только это и помогло вернуться домой.

Томка, умненькая, умелая Томка, как хорошо с ней было ездить. Она собирала жуков, а я бабочек, и нам не нужны были лишние слова, мы жили идеей и страстью.

Только подумала о ней – и раз, я уже сижу в тёплом предгорье Тянь-Шаня, куда мы поднялись от прекрасного, живописного Иссык-Куля.

О! Это озеро создано для отдыха. А также для любования – прекрасное и неповторимое, с величественными горами вокруг. Белый снег вершин и синева воды и неба.

Люди с тёмным, как у негров, загаром на поджарых телах и горы вокруг. На Чёрном море загар шоколадный, а на Иссык-Куле грязно-коричневый. Но это так, лирическое отступление.

Мы с Томкой уже в двух днях пути от Иссык-Куля и села Григорьевки с мальвами в палисадниках. Смотрели на эти цветочки тогда, и как будто и не уезжали из дома.

Мы находились в одноименном Григорьевском ущелье, идущем по отрогам хребта Кюнгей Ала-Тоо. Путь вёл вверх, по дороге вдоль реки Чон-Аксу.

В голове просветление. Я видела Томку ясно, не как видение из памяти. Её вибрамы, очки, рюкзак. Она материальная, настоящая. Вон возле камней наши потёртые, мешкообразные рюкзаки. Сидим, кипятим чай под тянь-шаньской елкой, недалеко от речки.

Мы вдвоем у костра, и у нас палатки нет вообще. А почему? Её, по предварительному договору, должен был взять наш спутник Альфредыч, но он тяжело заболел, уже приехав на Тянь-Шань. Потому вернулся в Харьков, оставив нас без крыши над головой. Мы, грешным делом, считали, что его болезнь приключилась от чрезмерного употребления алкоголя. Потреблял он, скажем так, без меры, пока неделю жил один в Оше, ждал нас и ловил что-то в окрестностях. Слаб он по этому делу, любил выпить, а тут никто не контролировал.

Расстроились, конечно, сначала. Заплатили по 60 рублей за билет до предгорьев Тянь-Шаня, настроившись поймать много разных жуков и бабочек. Домой возвращаться не собирались. Решили идти вверх, к леднику, без палатки. Трезвым это решение назвать нельзя, как и намерение подниматься в горы вдвоем. Но где вы видели трезвых?

Только вперёд, только вверх. Купили клеенку, решив, что её хватит для спасения от дождя. Ляжем на один кусок, накроем спальники сверху другим, и будем спать.

Что нам дождь, что нам снег!.. Дуры, авантюристки. Короче: под клеенкой – так под клеенкой, лишь бы вверх.

Посмотрев на веселые глаза молодой Томки, без обиняков спросила:

– Том, сколько тебе лет?

– Сколько и тебе. Ты постаралась, любительница фэнтези, или чудеса упали на нашу голову сами по себе? Рассказывай.

–Да долго говорить, и оправдываться не буду… Я подписалась на эксперимент «начать всё сначала». А сейчас кидает меня по закоулкам памяти, при этом сталкивая с людьми, с которыми в тот период общалась, с которыми ездила. Вот вспоминаю что-то из прошлых путешествий, и вы появляетесь.

Таська Мухина в Лазовском заповеднике материализовалась вместе со мной. И так всё реальненько происходило: и она молодая, и я тоже. Разговоры мы с ней интересные вели, которые не могли бы вести просто так. Вот и с тобой встретились. И хочу спросить: ты бы решилась начать всё сначала?

Томка размышляла недолго, и сразу, как с обрыва вниз, решительно кивнула:

– А что в этом плохого? Конечно, решилась бы. Столько возможностей, да и интересно жить, когда колени не скрипят и лишнего жирка на попе нет.

– О! – обрадовалась я. – Хотя в тебе не очень-то и сомневалась, как раз думала, ты не откажешься. Ты мобильная, активная, авантюрная, что тебя держит в прошлом? Ты много чего хочешь, так ведь?

– Представь себе, да. Хочу ездить, хочу ловить, смотреть, фотографировать, жить, Аська. Жить, а не угасать. Хочу как можно больше успеть сделать и увидеть на прощанье. Сколько у меня осталось времени?

– Да ты из нас самая активная и осталась, я имею в виду тех нас, не молодых. Как будто у тебя и не было ничего плохого в жизни, сплошной позитив. Как тебе удалось такой незамутненной остаться? Не чувствовать себя н– А с чего мне чувствовать себя несчастной? У меня всё отлично. Счастье – это ощущение полноты жизни, – немного резко, в своей манере, ответила Томка.

– Точно, у тебя до чёрта дофамина и серотонина, и всякого другого «ина». Даже смерть мужа…

– А, это… – она немного растерялась от напоминая печального факта, но не смутилась от того, что не держала в памяти это прискорбное событие. Переболела, наверное, и засунула поглубже в подсознание и потерю, и трудности выживания в одиночку с двумя маленькими детьми...

– Давай не будем о грустном, предоставим мертвецам хоронить своих мертвецов, – произнесла рассудительно. – Я смогла, и ты тоже сумела в девяностые вырастить двоих детей на картошке, помидорах и грибах. Нам выдавали зарплату мукой и ещё какой-то ерундой. Но я не вспоминаю плохие времена. Мне хорошо сейчас, именно сейчас. Меня всё устраивает: и работа, и командировки, и возможность поехать в тропические страны. Зимой ловить на реке рыбу. Поверишь, в прошлом году на соревнованиях по подледному лову победила. Взяла девяносто пять штук. А там такие матерые мужики были. Очень! Одна я баба, и обставила их. Горжусь.

Она встала и принесла ещё немного дров, благо сушняка вокруг предостаточно, и продолжила разговор.

– Ещё мне нравится фотографировать птиц, рыбок и насекомых. Лягушек, кстати, тоже. Смотреть на закаты, растить щенков, да всё. Всё интересно. Так же точно, как в молодости. Мне интересно жить! Понимаешь? Хочу в тропики, в Шри-Ланку и на Бали. Хочу на Сахалин и в Норвегию. Хочу плавать с маской или с аквалангом в Красном море среди кораллов и рыбок. Аськ, честно, я умею находить радость и удовольствие в жизни. Понимаешь?

Я смотрела на неё с пониманием и восхищением.

Она была такая довольная, просто светилась радостью жизни. Налила нам чай из армейского котелка и продолжила:

– Аськ. Что, нам нечего хорошего вспомнить? Например, то, что в этой поездке было. Давай покопаемся в памяти, найдём интересное и выпьем за эти события.

Мы дружно рассмеялись и чокнулись кружками. Маленькие кусочки сухарей с такими же маленькими кусочками сала на них – удивительно вкусная еда. Мы сидели, любовались скалами и манящим впереди ледником. И вспоминали.


Продолжение следует