Светлячок в лучах фар

Направляясь в торгово-развлекательный центр, я себе под нос напевал
по-английски песню из альбома «Светлячок в лучах фар» — одной сегодня
всеми забытой музыкальной группы. Я насвистывал приятную мелодию и
когда стоял на эскалаторе, неспешно возносившим меня к верхним этажам.
Разглядывал яркий мир витрин огромного молла словно деревенщина,
внезапно попавший на дивную планету городской розничной торговли и
развлечений. И вот, успешно доплыв до последнего этажа, я вошёл в салон
«Оптика для вас», где и был встречен двумя его сотрудницами — сорокалетними
ослепительными близняшками в стильной оправе дорогих очков и броских
нарядах. Разговорившись с ними, я узнал, что много лет они успешно вели
свой прибыльный бизнес и являлись хозяйками салона.

— Возрастные изменения зрительной системы способствуют развитию
дальнозоркости! – высказалась хозяйка с ярко-оранжевыми волосами.
Встав из-за стола и подойдя к одной из длинных настенных стоек,
она рукой поманила меня. — Здесь у нас готовые очки по доступной цене, –
размеренно произнесла она, — и, судя по тому, что вы ищите, я заключаю:
у вас пресбиопия. Дальнозоркость!

Использовал очки я с недавних пор и предпочитал именно готовые модели по
доступной цене. Выбрал для себя пару дешёвых китайских очков и примерял их.
Сестра апельсиновой продавщицы выделялась в стерильной белизне интерьера
лимонной желтизной окрашенных волос; она активно предлагала дорогие очки в
модной оправе, сказав мне:
— При дальнозоркости отдавайте предпочтение оправе маленьких размеров;
она смотрится более гармонично и красиво, – и пригласила меня к
противоположной стойке, заговорив о важности приобретения очков с
прогрессивными линзами — то есть, дорогих очков.

Её сестра не отставала; обе были многоречивы, но старательно подбирали
слова. Бизнес-леди скупо жестикулировали; всё выглядело так, будто
дамочки синхронно обмахивались кистями рук с растопыренными пальцами
словно веерами. На некоторых пальцах красовались золотые перстни с
камнями. В окружении светлой мебели и в лучах ламп канареечные цвета
их нарядов — резкие голубые, сочные зелёные и красные — привлекали
моё внимание к проворным торговкам сильнее. Кроме нас в оптике, как
казалось мне, никого не было.

— А что вы хотите?! – вновь запела жёлтая «канарейка», — с возрастом
мышцы хрусталика теряют свою эластичность. С нарушениями функций и
структуры хрусталика даже эти... – куда-то вправо махнула рукой, —
ничегошеньки поделать не могут.

Я долго перебирал очки, искал что-то подходящее, тогда как оранжевая
«пичуга» стала активнее наседать на меня:
— Прогрессивные линзы — это сложное устройство, при изготовлении
которого используются новейшие технологические достижения, – пищала она, —
вон этих... – и уже она повела расслабленной кистью куда-то вправо, —
ничему не учат в их дурацких институтах, да и сами ничего читать не
хотят. А наука идёт вперёд!

В растерянности я всё чаще поворачивал голову в сторону мановения их
рук, но никого не обнаруживал. Яркие сёстры продолжали наперебой
рассказывать о достижениях офтальмологии. В пении «птах» я разобрал
следующее: возрастная дальнозоркость развивается у всех после сорока лет,
и так происходит потому, что хрусталик затвердевает и хуже преломляет
направление светового луча; сначала плохо видно вблизи, а постепенно
ухудшается фокусировка как на среднем, так и на дальнем расстоянии.
Прогрессивные линзы восстанавливают зрение на всех дистанциях, имея
три оптические зоны — верхнюю, нижнюю и среднюю. Всё звучало примерно
так: «Пользуясь специальными очками, вы сможете жить с комфортом —
ваше зрительное восприятие мира изменится, исчезнут напряжение и
утомляемость при долгом чтении».

— Всё дело в коридоре прогрессии! – самоуверенно вывела Елена. — Эти
вот приходят работать, – снова характерный плавающий жест руки, — и им
нужно объяснять, что и как! Сколько раз я учила подобных ей, объясняла:
что из себя представляет оптическая среда глаза. Вдалбливала про хрусталик,
про то, что в коридоре прогрессии человек может без напряжения переводить
взгляд с близко расположенных предметов на те, которые в отдалении; может
чётко видеть на средней дистанции, например, с комфортом работать за
компьютером. Объясняла и впихивала это всё... этой новенькой, – снова о
ком-то сказав, повела рукой морковная леди. — Конечно, стоимость таких
линз высокая, и ещё дороже они в убранстве модной оправы, – завершила она,
вернувшись к главной теме нашего разговора.

Я надумал купить «волшебные» линзы в модной оправе и приготовился рас-
кошелиться, о чём и заявил коммерсантшам.

— Пройдите к нашему специалисту! – предложила мне Елена. А желтоволосая
Алла провела меня в соседнюю комнату, где как раз и находился объект
загадочных намёков: молодая врач-окулист в нелепых очках. Оказалось,
всё время моего общения с сёстрами-продавщицами она отмалчивалась, сидя
за стеной в отгороженной и душной каморке. На докторе был куцый беленький
халатик; жидкая её чёлка прилипла ко лбу в испарине, а тоненький хвостик
каштановых волос был взят в заколку-бабочку, свисал за спиной врача и
вздрагивал при каждом резком движении. Оксана Дмитриевна, — а именно так
звали врача, судя по её заляпанному бейджику — была неразговорчивой и,
по-видимому, весьма необщительной особой.

— Тут она у нас проверяет клиентам зрение, – Елена указала на доктора пальцем,
сказав о специалисте в третьем лице. — Это абсолютно бесплатно, – успокоила
меня Алла.

— Они ваши коллеги, доктор? – поинтересовался я чуть позже, попытавшись
заговорить с врачом. В салон пришли новые покупатели, и броские сёстры
занялись ими; до нас из зала долетали обрывки фраз: «коридор прогрессии»,
«проблемы с фокусировкой», «пресбиопия». — Они изучали офтальмологию в вузе,
как вы? – спросил я Оксану Дмитриевну, воспользовавшись оживлением за стеной.

Ответ был немногословным и довольно скупым на эмоции:
— Нет, они не врачи. Обе — бухгалтеры в прошлом.
— Но в таком случае выходит, что клиентам про линзы и всё прочее должны
рассказывать вы!

Этой моей фразой наш разговор и закончился. Врач ничего не ответила, и я не
заметил, чтобы какая-нибудь эмоция отразилась на её лице. Проверив моё зрение
и внеся данные в мятые листочки бумаги, подгоняя свою пишущую руку словечками
«та́кушки», «ла́душки» и «чудненько», окулист вскоре отошла от меня
и, опустившись на топчан близ стены, поникла головой над скрещёнными на животе
руками, будто впав в глухое забытьё. Или словно бы её выключили, как заводную
игрушку.

Распрощавшись с безответным врачом фразой «всех вам благ!», я вернулся в
обезлюдевший салон и по карточке внёс предоплату стоимости дорогих под заказ
очков. Раскланялся с «пичугами» и, получив несколько рекламных проспектов,
ушёл восвояси. Грустные мысли одолевали меня на обратном пути. Мысленно я
стал возвращаться к чему-то радостному. Вспомнил то, как около часа тому
назад я блаженно воспарял вверх на движущейся лестнице и насвистывал что-то
из «Светлячка в лучах фар». Но эйфория шопоголика оставила меня, и теперь,
покинув молл, я думал о женщине-враче. Я очень быстро забыл штрихи беспросветно
угрюмого лица доктора и по свежей памяти выводил черты её заурядной наружности;
её неуклюжую, как показалось мне, будто подростковую угловатость; всю её
аскетическую невыразительность.

Вспоминая на ходу эту тихоню с высшим образованием, я задавался вопросами:
«Почему в жизни складывается так, что иной врач выглядит блекло на фоне ярких
продавщиц? Почему бывает так, что свет знаний меркнет в проблесках малой
образованности? И почему интеллигент порой жестоко бесцветен в окружении
вопиющего, наглого и самомнительного невежества, как блестящее насекомое в
свете фар?»

«Почему, почему, почему?» – ещё долго я спрашивал себя.