Леночка писатель

В три года меня завораживало, как мой дед умел быстро и ровно писать. Вечером, когда мы с бабушкой, помыв посуду, дометали пол, дед доставал с крыши буфета большую коричневую тетрадь. В ней было много чего. Деду не терпелось поработать, он садился за стол и не давал Бабе как следует домести полы. Я забиралась к деду на колени, чтобы помогать гонять колёсики на счётах. Когда Деда гонял колёсики, те звонко стукались друг о друга и я тоже так хотела. Но у меня так звонко не получалось.

Потом дед пересаживал меня к себе на плечи, чтобы я дала ему поработать. У Деды крепкая голова, а волосы пахнут сеном и коровой. Работать я ему совсем не мешала, но сидеть на плечах было скучно. Я скатывалась с плеч и вставала на стул за его спиной. Рубашка у Деды была мягкая, в синюю клеточку с разными там полосками. Она пахла едой и табаком.

Я дую через рубашку: — Деда, тебе горячо?

— Ой, горячо, Леночка.

Тогда я дую изо всех сил, что ажно в глазах темнеет: — А так?

Дед пугается, охает: — Ой-ой, как горячо. Ну ты у меня прямо настоящий Змей Горыныч. Хватает меня на руки и я лечу к потолку.

А я и рада. Заливаюсь смехом.

Потом дед надевал очки, начинал звонко стучать колесиками счёт и быстро писать.

— Деда, а ты что делаешь? — выглядывала я из-за его спины.

— Пишу, — отвечал он.

— А зачем?

— Чтобы запомнить, что я думаю.

— А зачем?

— Чтобы не забыть.

— А зачем помнить?

— Вот когда начальник меня спросит, сколько молока мы надоили — я посмотрю на эти цифры и буквы и расскажу ему.

— А что ты ему расскажешь?

Он зачитал мне несколько строк из бухгалтерской книги.

Я была в восторге — так много всего в этих полосках, палочках и кружочках! Тогда я решила, что когда вырасту, буду, как Деда, писать быстро и много.

Дед дал мне две тетрадки — в полоску и в клеточку. С тех пор мы так и писали вместе. Я сидела за столом у окна, а дед где всегда. Тренировалась я и без деда. Целыми днями я писала длинные спирали и зигзаги по всей тетради. Мои руки были испачканы синей и красной пастой от авторучек. В то время я открыла для себя и химический карандаш. Если его послюнявить, получался такой красивый-прикрасивый цвет. Теперь не только мои руки были синими, но и язык. Позже я обнаружила, что ручкой можно не только писать, но и рисовать. Дед так вообще не умел.

Когда папа приехал, я рассказала ему, что я теперь писатель. Он очень обрадовался. У папы был фотоаппарат «Зенит». Он сделал мой портрет, где я писатель, и повесил над бабушкиной кроватью с периной и подушками. Там уже висели другие люди, а маму почему-то сняли.