Божий жернов

Двадцать второго июня мне позвонила приятельница — «Приходи, посидим, соскучилась». Да уж, не виделись лет пять, а то и больше. С возрастом всё меньше и меньше потребность вот так просто посидеть с кем-то на кухне за долгими разговорами. Жизнь разводит, да и говорить становится не о чем. И когда неожиданно появляется из прошлого, не самый близкий тебе человек, становится просто любопытно — а чего надо-то?

Дашка, вернее Дарья Ивановна, много лет проработала в городской библиотеке. По молодости мы состояли в одном комитете комсомола, активно общались, гуляли вместе на днях рождения и свадьбах общих знакомых. Потом комсомол ушёл в прошлое, и лишь изредка она оказывалась за стойкой в библиотечном абонементе, когда я приходила поменять книги. Дежурное — «Привет, как дела?», иногда кофе в закутке за стеллажами. Чаще с ней виделся мой сын, потому что ходил в библиотеку регулярно. И вот в один прекрасный день, Дашка не просто со мной не поздоровалась, она попросила коллегу меня обслужить, а сама торопливо вышла. Я по натуре фаталист, поэтому только пожала плечами. Я сдала книги и больше в библиотеку не приходила.

И вот я звоню в знакомую дверь, и мне подозрительно быстро открывают. «Значит, смотрела в окно и видела, как я пришла. Не ожидала такого нетерпения». Дашка носится со мной, как с писаной торбой. «Так, дело серьёзное». Я не хочу тянуть время и задаю вопрос в лоб:

— Даша, зачем ты меня позвала? — Дашка молчит, опустив глаза, она внимательно рассматривает содержимое своей чашки с чаем. — Даша, не молчи! Если тебе нечего сказать, я пойду домой.

— Женя, я должна перед тобой извиниться. — Наконец выдавливает из себя Дашка. По её тону я понимаю, что извиняться ей совершенно не хочется, как говорят молодые — просто в лом, но видимо другого варианта нет.

— Ну и? — Я не хочу ни о чём спрашивать. С моей точки зрения необъяснимым остался только её уход из-за стойки, в мой последний визит в библиотеку.

— Я тебя предала. Из зависти…

— Интересно. И как ты могла меня предать? А главное, чему ты могла позавидовать?

Мне становится скучно. Дашка претендует на какую-то драму, а я даже предположить не могу, в чём дело. Мы, некоторое время, молча, смотрим, друг на друга, и вдруг Дашка резко встаёт, и выходит из кухни. Она тут же возвращается и протягивает мне конверт. С первого взгляда я вижу, что конверт не российский — у нас уже давно не делают, так называемых «Авиа», с красно — синими полосками по периметру. Да, письмо из Германии, об этом говорит наклейка с надписью «LUFTPOST» — но на конверте нет адреса и марок, только мои имя и фамилия — Шебалиной Евгении. Значит, письмо кто-то привёз. Я не узнаю почерка и открываю конверт, а Дашка снова выходит.

«Дорогая, Женя! Я ещё неделю буду в Томске. Если ты не против со мной встретиться, то я живу у своего брата на Южной. Ты знаешь, где это. Но в любом случае, пожалуйста, позвони мне. Твой, Максим». Далее, дата, адрес и телефон.

— Даша, откуда у тебя это письмо? — Спрашиваю я, хотя Дашки нет в кухне. Но я прекрасно знаю, что она слышит.

— Мне принесли его на работу… — Я слышу едва слышный шепот из коридора.

— Судя по всему, ещё четыре года назад?

— Да…

— А почему ты мне его отдаешь, только сейчас?

— Максим умер в прошлом году.

— Я это знаю. Но почему я так и не узнала, что он был в Томске и передал для меня письмо?

— Я не захотела тебе его отдавать.

Я закрываю глаза. Потом беру себя в руки и встаю, чтобы уйти, но Дашка меня останавливает. И я понимаю, что ей нужно выговориться.

Максим Левитин, был моим парнем много лет назад. Первый красавец в нашей группе, самоуверенный и нагловатый, прилип ко мне, как банный лист и не давал проходу. А мне сначала нравился другой, скромный и незаметный Мишка Делягин, но он не обращал на меня никакого внимания. И вот мне надоело понапрасну вздыхать о Делягине, и я согласилась пойти на свидание с Максимом. Когда мы оказались наедине, с Максима всю его самоуверенность, как ветром сдуло. Мы стояли в очереди за билетами в кино, и я похлопала Максима по плечу в ответ на его шутку, и случайно опустила глаза. Максим перехватил мой взгляд и как-то вымучено произнёс — «Я знал, что наш тактильный контакт, ничем хорошим не закончится». А я стояла и тоже мучительно соображала, как мне реагировать на увеличившееся в три раза, так сказать, пещеристое тело Максима. Обратить всё в шутку? Спросить — ты о чём? Развернуться и уйти? Я выбрала спросить –«Ты о чём?», и видимо правильно сделала. В те годы я ещё слабо понимала значение строчки Лопе де Вега из «Собаки на сене» — «Любовью оскорбить нельзя, нас оскорбляют безучастьем», но интуитивно почувствовала что это совсем не похоть. Я посмотрела прямо в глаза Максиму, и он выдержал мой взгляд.

— Я не хочу в кино. — Вдруг сказала я. — Пойдём куда-нибудь в другое место.

— Нет, мы пойдём в кино. — Сказал Максим. — Больше нигде я не решусь тебя поцеловать.

Спустя годы мы вспоминали этот случай со смехом.

— Зато всё было предельно честно. — Говорил Максим. — Я любил тебя так искренне, так нежно…

— Как дай мне бог любимой быть другим!

Лучше бы я этого не говорила. Мы оканчивали институт и собирались вместе уехать по распределению. Женитьба была нашей долгосрочной целью, мы давно жили вместе и планировали расписаться, когда получим хоть какое-то жильё. Нам уже выдали предписание о распределении в город Усолье-Сибирское, где были просто великолепные условия — съёмное жильё в первое время, в течение года квартира в новостройке, и зарплаты, которые нам казались заоблачными. Но до Усолья-Сибирского мы не доехали. На выпускном вечере, который наша группа отмечала в кафе, Максима кто-то пырнул ножом в туалете. Он не видел, кто это сделал, потому что на него напали со спины и, убедившись, что Максим теряет сознание, толкнули его так, что он упал лицом в пол. Уголовное дело долго стояло на месте, преступник, словно сквозь землю провалился. У Максима не было врагов, по крайней мере, явных. И тот, кто его ударил ножом, знал, что делал. Максим стал инвалидом как мужчина, без надежды на восстановление потенции. Он уехал от меня в Москву, а потом к родственникам в Германию. «Ты должна быть свободна» — эти его слова бились в мой висок, как четыре пули, пробивавшие навылет сознание.

Я долго не могла сообразить, как мне жить дальше. В институте пошли мне навстречу и распределили в соседний, мой родной город. Несколько лет я приходила в себя, после того, как наша жизнь с Максимом рухнула в пропасть. Я пыталась с ним встречаться в Москве, я просто сходила с ума без него, но он был непреклонен. «Жалость не может заменить любовь!» — это был приговор. Постепенно, мы научились спокойно общаться, и он искренне поздравил меня, когда я вышла замуж, за своего многолетнего поклонника коллегу по работе. Но видимо на мне был своеобразный венец безбрачия, мой муж умер, когда нашему сынишке, было всего три года. Но теперь у меня был ребенок, и скорбь быстро сменилась тихой печалью. Я понимала, что всё ещё люблю Максима, и была готова жить с ним, но не решалась ему об этом сказать. Потом он уехал в Германию и наша связь надолго прервалась. И вот тут на моём горизонте появился Делягин. Тот самый тихий и незаметный Мишка, по которому я сохла весь первый курс.

Кто бы мог подумать, что Мишка такой настойчивый. Он не оставлял меня в покое ни на минуту. В конце концов, мне надоел тотальный контроль с его стороны. Кем он меня считал, я не знаю, он для меня был никем. Я и общалась с ним только как с однокурсником, и только по работе. Когда мне рассказали, какую бурную деятельность развил этот однокурсник по части слежки за мной, у меня волосы встали дыбом. Он платил вахтёрам, чтобы они сообщали ему, во сколько я пришла и ушла с работы. Он опросил всех моих знакомых и родственников пытаясь разузнать о моей личной жизни, привычках и друзьях. Моя мама как-то сказала:

— Берегись, Женя, Мишка настроен серьёзно. У него тактическое мышление, и он однажды не оставит тебе выбора.

— С чего ты взяла?

— Он уже пытается втереться в доверие к твоему отцу.

— Это как? — Я искренне не понимала, что может быть общего у Мишки — домоседа и любителя компьютерных игр, и моего папы, рыбака, охотника и заядлого дачника.

— Он привёз ему какие-то крутые удочки из Китая.

На следующий день, я так орала на Делягина на весь офис, что сбежалась охрана со всех трёх этажей. Дело кончилось тем, что я надела ему на голову стул, когда он попытался закрыть мне рот поцелуем. «Мерзкий ублюдок!» — вопила я ему вслед, когда его под белы руки уводили врачи скорой помощи. Мишка не стал подавать на меня заявление в милицию, хотя травма оказалась достаточно серьёзной — ушиб головного мозга. Когда я рассказала об этом Максиму, который приезжал в Томск к брату, он усмехнулся: «В тихом омуте, все черти сидят». Это была наша последняя встреча с Максимом. Он заболел и через год ещё раз приезжал на родину, чтобы попрощаться с родными. И, наверное, со мной. Но его письмо мне не передали.

Я смотрела на Дашку и искренне не понимала, ей то, что за кураж был от того, что я не встретилась тогда с Максимом. Наконец я заговорила:

— Даша, я хочу уйти, поэтому если тебе есть, что мне сказать, говори.

— Мишку арестовали. — Прошептала Дашка.

— Какого Мишку? — Недоумевала я.

— Делягина… — Дашка снова выбежала из кухни, и я услышала её сдавленные рыдания.

— Ну, хорошо, Делягина арестовали, а я-то тут причём, а тем более ты? — Снова удивилась я.

— Мишка мой муж… — Дашка рыдала всё сильнее и я кое-как разбирала, что она говорит. — Это он не разрешил мне передавать тебе письмо.

— Хорошо, он твой муж, но почему ты завидовала мне?

— Он всегда тебя любил, и знал, что ты его любишь. Он сам говорил, что просто хотел тебя помучить, тогда в институте. А ты связалась с этим… Он на меня бы и не взглянул, если бы ты тогда его стулом не огрела.

— Погоди, но, ты же не Делягина?

— Он запретил мне брать его фамилию, сказал, что я её недостойна.

Дашка рыдала так, как будто разверзлись хляби небесные. А я не понимала, что я вообще до сих пор делаю в её квартире. Я пошла к входной двери, чтобы уйти, и тут Дашка выдала мне то, ради чего я видимо пришла к ней:

— Ты даже не спросила, почему Мишку арестовали!

— Ну и почему?

— Недавно возобновили расследование по делу твоего Максима. Потому что появились новые технологии, и криминалисты доказали, что это Мишка тогда пырнул Максима.

— Но как?

— Мишка порезался, когда вытаскивал нож из раны Максима, и его кровь осталась у Максима на рубашке. Мишка сделал генетический анализ, он не верил, что мой ребёнок от него. Видимо все клиники сдают результаты таких анализов в криминальную базу. Компьютер сразу показал идентичность крови Мишки и той, что была на рубашке Максима. Срок давности по делу Максима ещё не вышел, и Мишке дадут реальный срок.

Когда я, наконец, оказалась на улице, я не могла понять, где я нахожусь. Дезориентация была полной. Я уселась на скамейку и позвонила сыну. Он отследил мой телефон по интернету, и приехал за мной на такси.

В суд я не пошла, моим представителем был брат Максима, который работал адвокатом, и сумел устроить так, что суд принял во внимание моё нежелание видеть Михаила Делягина.