Когда мы были молодые и чушь прекрасную несли

Памяти Алика Шалыта (1941-2013)

Четыре года назад я разместил в facebook небольшой пост о моем покойном друге Алике Шалыт и около года, назад понял, что готов дополнить этот текст, но разные обстоятельства не позволяли реализовать эту задумку. Однако недавно я вышел из дому утром, когда солнце еще не светило и было прохладно. Первое, что я услышал в полной тишине – звук ручной бензопилы, которая используется для подравнивания кустов и стрижки деревьев. Пройдя немного вперед в сторону звука, я уловил легкий запах бензина и сильный запах лаванды, это два работника приводили в порядок разросшиеся кусты лаванды.  Я постоял немного и почему-то вспомнил, что давно задумал написать новый текст о Шалыте. Не знаю, почему лаванда и звук пилы породили такую ассоциацию, но и задумываться об этом не хочется. Вместе с тем, не реагировать на этот импульс невозможно. Он затухнет и пропадет. Я вспомню то чудесное время, «когда мы были молодые и чушь прекрасную несли»
Печально, что Шалыта уже нет, но, все равно, для меня и наших друзей, приятелей он навсегда остался Аликом. Не знаю, называли ли его где-либо, когда-либо и кто-либо Альбертом Исаковичем...


С Шалытом мы начали учиться на математико-механическом факультете ЛГУ в 1959 году, и наши дружеские отношения завязались, по-моему, период в бабьего лета 1960 года. Скорее всего, именно он предложил мне и одному нашему сокурснику поработать в субботу на разгрузке вагонов с овощами на Бадаевских складах. Приехали мы рано, встретил нас местный мужик, бригадир и сказал, что пока работы нет. Мы загрустили, но решили подождать. Ходили по складу, жевали капусту и морковь, пили воду из  каких-то кранов. Время от времени встречались с этим мужиком, он говорил, что вагоны вскоре будут. Наконец, около 5 вечера нам на троих выделили для разгрузки здоровенный вагон картофеля. Картофель надо было лопатами перекидывать в ящики и подтаскивать их к дверям вагона, там грузчики переставляли ящики в кузов небольшой машины, где-то недалеко разгружали и вскоре возвращались. Все это несложно, но часа через четыре мы стали выдыхаться: работа тяжелая, весь день – без еды. Оставалось освободить лишь дальний угол вагона, мы сказали мужику-распорядителю, что сейчас уходим, вернемся в шесть утра и быстро все закончим. Эх, святая простата. Утром нам сказали, что все давно сделано, нам ничего не заплатили, но дали ценный жизненный совет: «Берешься – делай». Я его запомнил.



Алик Шалыт, несомненно, был человеком одаренным, и математику в качестве профессии он выбирал осознанно, с пониманием своих интересов. Школу он окончил в 1958 году, поступал в московский Физико-технический институт, но не набрал (или ему помогли не набрать) проходного количества баллов. На следующий год эта история повторилась, но по итогам экзаменов в Физтех его приняли на мат-мех ЛГУ. Шалыта привлекали некоторые задачи, лежавшие на стыке теории вероятности и математической статистики, но после успешного окончания обучения он не получил ни приглашения в аспирантуру, ни места на кафедре ЛГУ или в Математическом институте АН СССР.


Переживал он это очень глубоко и долго. Через какое-то время он смог получить работу в аналитическом отделе одного из оборонных заводов Ленинграда, где ему пришлось заняться новой прикладной тематикой. К тому же располагалось это предприятие далеко от дома и добираться туда было долго и неудобно. Но Шалыт продолжал заниматься наукой и в начале 1969 года опубликовал в самом престижном научном журнале – «Доклады Академии Наук СССР» статью, которую я сейчас перечитал в Интернете [1]. Поясню, в «Докладах» публиковались короткие сообщения, содержавшие суть, основные выводы проведенного исследования. Свободно в журнале публиковали свои результаты лишь академики и член-корреспонденты АН СССР, все другие статьи публиковались лишь по представлению академиков. Работу Шалыта рекомендовал профессор ЛГУ, академик Ю.В. Линник, внесший фундаментальный вклад в развитие ряда направлений математики.


В 1971 году Шалыт защитил кандидатскую диссертацию по теме: «К теории оценивания параметров», в теоретическом отношении она развивала построения Абрахама Вальда, известные как последовательный анализ, но работа имела и очевидный прикладной характер, она показывала, что в ряде случаев, количество экспериментов или число наблюдений над изменчивостью изучаемой переменной можно сократить. Помню, он в студенческую пору планировал стать кандидатом наук до 30 лет и, несмотря на многие трудности на пути к этому, ему удалось сделать задуманное.
В том далеком прошлом многое забыто, но я предполагаю, что Алик не испытывал полного удовлетворения от полученных результатов, он всегда замахивался на большее. На третьем-четвертом курсах он не спеша, тщательно штудировал новую тогда 700-страничную книгу Мишеля Лоэва «Теория вероятностей», которая содержала наиболее всестороннее и глубокое освещение этого раздела математики. Он стремился к анализу теоретических проблем, в диссертации же, видимо – с учетом специфики задач, с которыми он встретился на оборонном предприятии, ему пришлось рассматривать вопросы иного логического статуса.


Внешне Алик был очень заметным. Высокий, стройный, увлекался волейболом, черные волосы, голубые глаза, многим факультетским девушкам он нравился. В конце декабря 1963 года я вместе с Аликом поехать в деревню Новинку под Ленинградом, немного отдохнуть и встретить Новый год. Для меня эта деревня – почти дом родной, впервые мама привезла нас с сестрой туда на один из летних месяцев, наверное в 1952 году, и практически все годы мы жили в одном доме. Его хозяйка – тетя Феня стала близким и дорогим нам человеком, я знал в деревне всех, и меня знали все.


Мы приехали в деревню за пару дней до Нового года, Федосья была нам рада и легко приняла наше сообщение о том, что 31 декабря приедет моя сестра с мужем, которых Федосья знала, и моя девушка – Люся. Алик хороши знал и моих  родственников, и Люсю, она училась на одном с нами курсе математико-механического факультета.  Поздним утром в последний день года мы встретили эту команду на станции, и оказалось, что они приехали с подарком – Ириной Гай, яркой, заводной девушкой, учившаяся на искусствоведческом факультете Академии художеств на пару курсов позже моей сестры. Она была дочерью известного в те годы кино- и театрального актера Григория Гай, умного, интеллигентного, очень доброжелательного человека. С ним многие годы сохраняла дружеские отношения моя мама, он и ввел Иру в нашу семью. 


Что-то для новогоднего стола привезли мы с Аликом, не пустые были и вновь прибывшие, на станции мы скорее всего заглянули в магазин, хотя сейчас не представляю, что там можно было купить. До деревни было всего 4 км, мы быстро их отмахали, так что за оставшуюся часть дня девушки приготовили все к праздничному ужину.
Никаких разносолов и кулинарных изысков, Горячая картошка, соленые огурцы и квашенная капуста, наверное, девушки привезли майонез и все для салата «оливье», несколько банок тогдашнего дефицита: шпроты или сайру, сыр и колбаса.


У деревни свой режим жизни, будни или праздники, но петухи начинают кукарекать в одно и то же время, мычат коровы, блеют козы и бяшки (овцы), в загонах мечутся ненасытные свиньи. Так что за стол мы сели часов в шесть-начале седьмого, не позже. Телевидения в деревне не было, полночного поздравления Партии и Правительства мы не ждали, не разделяли строго «проводы» и «встречи», наливали, чокались, ели салаты и пироги, шумели, быстро веселели.
Кроме тети Фени, которая напекла в русской печи пироги, пирожки и ватрушки, в нужное время подъехали ее дочь – Шура, крепкая женщина 30 с небольшим лет и ее муж – Васька, иначе в деревне его никто не называл. Худой, низкорослый, жилистый мужичок с ладонями-лопатами каменщика. В свое время он отсидел по-хулиганке несколько лет, там и освоил эту профессию. Жили они в Гатчине, старом, с хорошей историей небольшом городе в 40 км от Петербурга (тогда – Ленинграда), работали на стройках, потому и жилье быстро получили.


Подошли и две одинокие сестры Василия: Ольга -  «фелшерка» и потому известная всей округе, и молчаливая, грустная Нина, ее в детстве напугали, и она навсегда осталась сильной заикой. Ее сынишка лет 10-12 умер от туберкулеза не очень давно, так что она всю женскую заботу и ласку отдавала телятам, которых выхаживала на колхозном скотном дворе. 


Танцы начались под несколько пластинок, которые мы раз за разом ставили на имевшийся у Федосьи патефон, помню, была «Партизанская борода» в исполнении Утесова и «О, голубка моя, как тебя я люблю», которую пела Клавдия Шульженко. Через какое-то время у Васьки в руках заиграла гармонь, и он с Шурой стали распевать лихие деревенские частушки. В избе стало жарко от долго сохраняющей тепло русской печи, занимавшей около трети пространства комнаты, от стоящего на столе самовара, от выпитого, от танцев и взаимной сердечности собравшихся.
Для Иры и  Алика вся эта этнография была интересной новинкой. До поступления в Академию художества Ира жила с мамой, первой женой Григория Гай, в Тбилиси и была знакома совсем с другой культурой застолий. Алика, скорее всего, летом возили на юг, став студентом, он говорил мне, что прошедшим летом ходил в Крыму по старым местам, с палаткой и, на всякий случай, с топором.
Время времени они выходили на крыльцо покурить. Черное небо, звезды, заснувшая незнакома темная деревня, покрытая снегом, - романтика. Конечно, они сразу впали в любовь.


Вот так мы встретили 1964 год, а потом, в том же году было еще одно важное для меня событие, крепко связанное в моей памяти с Аликом. Осенью мы с Люсей решили стать мужем и женой, что было естественно воспринято нашими мамами и друзьями. О дворцах бракосочетаний и речи не могло быть, только обычный советский ЗАГС; подали заявление, пришли и по-быстрому расписались. Сложнее было с организацией свадьбы. Наши жилищные условия не позволяли собрать всех друзей, а наши финансы не давали нам возможность пригласить их в ресторан. Но мир – не без добрых людей. 


Дом хороших друзей Люсиной мамы, моей будущей тещи, находился на капитальном ремонте, и их переселили в так называемый «временный фонд». Этот дом располагался в центре Ленинграда, на улице Рубинштейна, что было совсем недалеко от доме, где жили Люся с мамой. Во временной квартире друзей оказалась пустой большая комната, в которой можно было принять большое число людей. Дело оставалось за малым – найти стол, стулья, какие-либо лавки, посуду, приготовить еду и все перетащить в туда. Так все сложилось, что Алик жил тогда тоже улице Рубинштейна. Он-то мне и помог в «меблировке» и перетаскивании всего необходимого. Работа оказалась тяжелее, чем когда-то на Бадаевских складах, даже для нас, молодых, сильных, здоровых это было делом нелегким. Но здесь оставлять «незавершенку» нельзя было.
После свадьбы, провожая Люсю с мамой до их дома, – прекрасно помню, на Владимирской площади у Владимирского собора, который тогда был совсем не церковью, а машинно-счетной станцией, – сказал: «С меня хватит. Второй свадьбы я не выдержу». Прошло почти шесть десятилетий, и все обошлось без второй свадьбы. Спасибо тебе, Алик, еще раз. 


Через несколько лет поженились Алик и Ира.
Наступило новое для нас время, пришли новые заботы. Мы взрослели, чушь, конечно же, несли, но менее прекрасную.
Встречи с Аликом стали редкими, с Ирой они вскоре развелись, а в 1991 году Алик с новой семьей эмигрировал в Израиль. 
Сейчас я познакомился с сыном Алика, он уже рассказал мне немного об Израильском бытии отца. Трудным оно сложилось. Надеюсь постепенно узнать больше и понять лучше. Тогда и допишу этот рассказ.

                ******
На следующее утро после описанного в начале этого воспоминания, я специально пошел туда, где рабочие стригли лаванду. Стука работающей бензопилы не было, не было и запаха бензина. Первое, что я уловил при приближении к клумбе, был запах жаренной картошки. Было 8 утра, уже пришли работники расположенного рядом кафе сети Five Guys и начали готовиться к приему посетителей.
Еле уловимый запах лаванды начал ощущаться лишь, когда я склонился над кустами и слегка потер листья.

1. Шалыт А.И.Некоторые результаты о последовательном оценивании параметра сдвига”, Докл. АН СССР, 189:1 (1969), 57–58.