Человек из племени Ад. Том 2. Глава 4

-  Итак,  Бехрам,  готовься  принять  дорогого  гостя,  -  сказал  Сарнияр,  выходя  из  залы,  где  беседовал  с  прибывшим  гонцом.
-  Надолго  он  к  нам?  -  спросил  мавр.
-  Думаю,  насовсем.  Должность  коменданта  Капуджи  стала  тесна  для  Рахима,  он  вырос  из  неё,  как  вырастают  из  детского  платья.  А  у  меня  вскоре  ожидается  прибавление  семейства,  и  я  уже  не  могу  с  прежним  рвением  следить  за  порядком  на  границе.  В  ближайшее  время  Рахим  заменит  меня  на  моём  посту,  а  я  с  женой  и  детьми  вернусь  в  Алькадир.
-  Поселитесь  в  той  прелестной  загородной  усадьбе,  что  давным-давно  вас  дожидается?  -  полюбопытствовал  Бехрам.
-  Вот-вот.  Детишкам  будет  хорошо  в  той  местности.  Воздух  там  гораздо  чище,  чем  в  городе.
-  Когда  приедет  Рахим?  -  спросил  мавр.
-  Полагаю,  сегодня  же  к  вечеру.  Наверняка  он  уже  в  дороге,  скороход  опередил  его  на  считанные  часы.
Бехрам  усмехнулся.
-  Выходит,  он  не  сомневался,  что  вы  примете  его  в  заместители?
-  Разумеется.  Мы  с  ним  так  близки,  что  легко  угадываем  мысли  друг  друга  даже  на  большом  расстоянии.
Бехрам  вздохнул  с  чувством  лёгкой  зависти.
-  Да,  о  такой  дружбе,  как  у  вас  с  Рахимом,  можно  только  мечтать.
-  А  разве  твоего  Абдуллу  с  моим  Икбалом  связывает  не  столь  же  тесная  дружба?   
По  лицу  мавра  вдруг  пробежала  хмурая  тень.
-  Не  знаю,  откуда  оно  появилось,  паша...
-  Что  появилось,  Бехрам?
-  Предчувствие,  что  их  дружбе  наступает  конец.
Сарнияр  побледнел.
-  Не  говори  так,  мне  не  по  себе  от  твоих  слов.  Чёрт,  сердце  снова  кольнуло.  Это  уже  второй  раз  за  сегодняшнее  утро.
-  Беда,  коль  у  вас  начались  неполадки  с  сердцем,  паша.
-  До  сих  пор  я  не  жаловался  на  здоровье,  Бехрам.
-  Всё  когда-нибудь  случается  впервые,  повелитель.
-  Чёрт,  мне  не  нравится  твоё  пасмурное  настроение.  По-моему,  для  этого  нет  никаких  причин.  Всё  ведь  замечательно.  У  нас  обоих  любящие  жёны  и  почтительные  чада.
-  Так-то  оно  так,  но  всё-таки  Зальфия  уже  могла  бы  подарить  мне  парочку  мулатиков.  Мы  женаты  без  малого  семь  лет.
-  Надо  лучше  стараться  в  постели,  дружок,  -  усмехнулся  царевич.  -  А  ты  придумал  какие-то  посты...
-  Не  я  придумал  их,  а  наш  мулла,  -  возразил  Бехрам,  краснея.  -  Он  по  убеждениям  суфий  (прим.  автора:  последователь  одной  из  мусульманских  сект),  а  все  суфии  осуждают  плотские  утехи.
-  Я  скажу  ему,  чтобы  он  не  сбивал  тебя  с  толку.  С  каких  это  пор  супружеская  любовь  стала  считаться  неугодной  богу?  Назначая  эти  посты,  наш  духовный  пастырь  не  согласовал  их  с  циклом  Зальфии.  Возможно,  поэтому  у  Абдуллы  всё  никак  не  появятся  братья  и  сёстры.
Бехрам  хотел  что-то  сказать  в  защиту  муллы,  но  в  эту  минуту  со  двора  донёсся  душераздирающий  вопль,  от  которого  у  обоих  мужчин  зашевелились  волосы  на  голове.
-  Что  это  было,  Бехрам?  -  с  оторопью  спросил  Сарнияр.
-  Не  знаю,  -  прошептал  мавр,  -  кажется,  кричала  женщина.
-  Сервиназ!!!  -  возопил  Сарнияр  и  сломя  голову  кинулся  во  двор.
Бехрам  нёсся  за  ним,  наступая  ему  на  пятки.  У  мраморной  беседки,  увитой  гирляндами  золотистых  офирских  роз,  их  ожидала  ужасающая  картина.  Жители  крепости,  сбежавшиеся  на  истошный  крик,  расступались  перед  ними,  пропуская  их  к  сыновьям,  которые  неподвижно  лежали,  раскинувшись  на  сырой  земле,  словно  два  подстреленных  голубя.  На  толстых  губах  Абдуллы  пузырилась  багрово-чёрная  пена,  а  застывшее  личико  Данияла  было  перепачкано  кровью  пополам  с  рвотной  массой.
Царевич  обомлел,  точно  сражённый  молнией,  но  тут  слух  его  привлёк  слабый  шорох,  и  он  повернул  голову  на  этот  тихий  звук.  Из  беседки,  пошатываясь,  вышла  маленькая  Наргиз.  Её  плотное  тельце  содрогалось  от  болезненных  спазмов,  изо  рта  тонкой  струйкой  стекало  выпитое  за  завтраком  молоко,  перемешанное  с  кровью  и  желчью.
-  Папочка!  -  c  трудом  проронила  она,  завидев  Сарнияра.
Царевич  рванулся  к  ней  и  успел  прижать  к  груди  любимое  дитя  прежде,  чем  оно  испустило  дух  у  него  на  руках.  Он  сжимал  в  своих  объятиях  труп  дочери,  ещё  не  в  силах  охватить  разумом  всю  безмерность  своей  утраты.
-  Абдулла,  мой  Абдулла!  -  заголосил  у  него  за  спиной  Бехрам,  и  эти  жалобные  причитания  привели  Сарнияра  в  чувства.
-  Позовите  врача!  -  властно  потребовал  он.
Присутствующие  при  этой  напряжённой  сцене  жители  Алиф  обменялись  растерянными  взглядами.
-  Но,  паша,  -  решился  возразить  Мансур,  -  слишком  поздно  звать  врача.  Он  уже  ничем  не  поможет...
Янфеда  вцепилась  ногтями  в  его  руку.
-  Приведи,  -  шепнула  она,  -  не  надо  ему  сейчас  противоречить...
Сарнияр  понял,  что  подданные  считают  его  повредившимся  в  уме  от  горя.  Когда  появился  крепостной  врач,  он  дал  ему  чёткий  приказ  установить  причину  смерти  детей.  Всем  сразу  стало  неловко.  Слуги  начали  чуть  слышно  перешёптываться.  Но  у  Сарнияра  был  слух,  как  у  рыси,  и  до  него  отчётливо  доносились  обрывки  их  перешёптываний:  «А  что  я  тебе  говорил?»,  «Да  он  кремень!»,  «Наш  властелин  умеет  принимать  тяжёлые  удары  судьбы».
-  Предполагаю,  что  дети  отравились,  -  объявил  врач,  исполнив  свой  печальный  долг.
-  Отравились!  -  зашушукались  впередистоящие  слуги,  передавая  его  сообщение  задним  рядам.
-  Чем  они  отравлены,  доктор?  -  спросил  Сарнияр.
-  Не  могу  знать,  -  пожал  плечами  эскулап,  -  возможно,  несвежей  пищей,  хотя...  судя  по  наличию  крови  в  рвотных  массах,  скорее  всего  это  были  минеральные  удобрения.
-  Но  каким  образом  они  попали  в  еду?  -  воскликнул  Сарнияр.
-  Думаю,  об  этом  лучше  спросить  на  кухне  или  у  няни  детей.
-  Я  ничего  не  знаю,  паша,  -  завопила  Янфеда,  испугавшись,  как  бы  её  не  обвинили  в  недосмотре,  повлёкшем  за  собой  такие  тяжкие  последствия.  -  Поднос  с  завтраком  принесла  с  кухни  Зальфия.
-  Зальфия!  -  громко  позвал  Сарнияр.  -  Где  Зальфия?
-  Я  здесь,  паша,  -  откликнулась  молодая  женщина.
Толпа  расступилась,  и  он  узрел  Зальфию,  нежно  прижимавшую  к  себе  напуганного  до  полуобморока  Икбала.
-  Сынок!  -  вскрикнул  Сарнияр,  бросаясь  к  нему  и  ощупывая  с  головы  до  пят.  -  Хвала  Аллаху,  ты  в  порядке!  Как  ты  себя  чувствуешь,  дитя  моё?
-  Х-хорошо,  отец,  -  стуча  зубами  от  страха,  произнёс  Икбал.  -  Я  не  прикасался  к  каштанам.
-  Что  ты  говоришь,  сынок?
-  Я  говорю,  что  не  притронулся  к  каштанам.  Это  и  спасло  мне  жизнь.
По  толпе  прокатился  шумный  ропот.  Слова  Икбала  передавались  из  уст  в  уста.
-  Вероятно,  причина  в  каштанах,  паша,  -  молвил  эскулап.  -  Попади  яд  в  другую  снедь,  мальчик  бы  тоже  отравился.
-  Тут  осталось  несколько  штук,  -  услужливо  доложила  Янфеда,  передавая  ему  злополучную  миску.
Через  некоторое  время  врач,  исследовав  её  содержимое,  сообщил:
-  Так  и  есть,  паша,  к  каштанам  подмешан  сильнодействующий  яд  минерального  происхождения.  Такой  обычно  используют  для  травли  крыс,  так  как  отсутствие  в  нём  характерной  для  растительных  ядов  горечи  привлекает  подозрительных  грызунов.
-  Спасибо  за  эти  сведения,  доктор,  -  сказал  Сарнияр,  -  надеюсь,  что  они  помогут  найти  отравителя.  Окажите  мне  ещё  одну  услугу:  позаботьтесь  о  моём  сыне.  Даже  взрослым  тяжело  пережить  подобное,  а  он  ещё  совсем  дитя.
Царевич  с  трудом  оторвал  пальцы  Икбала  от  подола  Зальфии.  Бедный  малыш  ни  в  какую  не  хотел  расставаться  с  няней.  Как  только  его  увели,  Зальфия  привлекла  к  груди  убитого  скорбью  мужа.
-  Не  горюй,  Бехрам,  -  упрашивала  она,  вытирая  ему  слёзы,  -  сейчас  не  самый  подходящий  момент,  но  я  всё  равно  хочу  порадовать  тебя  замечательной  новостью.  Я  беременна,  у  нас  будет  ребёнок.
-  Правда?  -  слабо  улыбнулся  Бехрам.  -  Ты  наконец-то  понесла  от  меня,  Зальфия?
-  Если  бы  ты  поменьше  слушал  проповеди  муллы  о  пользе  воздержаний,  я  бы  уже  нарожала  тебе  кучу  детей.
-  Вы  только  послушайте  её,  люди  добрые!  -  прервала  беседу  супругов  Янфеда.  -  У  паши  такое  горе,  он  потерял  разом  сына  и  дочь,  а  эта  срамница  пеняет  мужу  на  то,  что  редко  ублажал  её  в  постели.  Где  твой  стыд,  Зальфия?  Ты  лишилась  его  заодно  с  благоразумием?  Зачем  так  явственно  выказывать  свою  радость  от  того,  что  у  твоих  детей  не  осталось  соперников?
Зальфия  побледнела,  машинально  отстранившись  от  мужа.
-  Что  ты  говоришь,  Янфеда?  Ты  совсем  потеряла  разум?
-  Это  ты  потеряла  разум,  Зальфия,  -  спокойно  продолжала  девушка.  -  Я  не  хочу  огульно  обвинять  тебя,  но  посуди  сама,  кому,  как  не  тебе,  была  выгодна  смерть  этих  малюток!  Кто  тут  давеча  сокрушался  из-за  того,  что  твоего  сыночка  не  признают  наследником  паши,  хотя  он  старше  Данияла,  а  за  глаза  и  вовсе  величают  приблудным?  Так  радуйся,  что  больше  нет  Данияла,  который  заслонял  твоему  Икбалу  трон!  Радуйся,  что  больше  нет  Абдуллы,  с  которым  пришлось  бы  делиться  любовью  отца  твоему  ещё  не  родившемуся  младенцу.  Ликуй,  Зальфия!  Тебе  удалось  устранить  все  помехи!
-  Как  ты  можешь  подозревать  меня  в  таком  злодействе?  -  пролепетала  потрясённая  её  обвинениями  Зальфия.  -  Икбал  сидел  за  одним  столом  со  всеми.  Ты  сама  слышала,  как  я  уговаривала  его  не  отказываться  от  угощения  Наргиз.
-  Для  отвода  глаз,  -  не  растерялась  Янфеда.  -  А  за  что  досталось  моей  маленькой  госпоже?  Я  полагаю,  всё  дело  во  мне.  Ты  пожалела,  что  доверила  мне  тайну  происхождения  Икбала,  и  решила  избавиться  от  меня,  отравив  заодно  дочь  паши.  Теперь  ему  не  нужна  няня  для  девочки,  и  он  выгонит  меня  со  службы.
-  О-о,  как  ты  можешь  считать  меня  настолько  жестокосердной?
-  Но  ты  же  разделила  лакомство  на  две  части,  и  если  бы  хотела  сохранить  жизнь  Наргиз,  не  подсыпала  яда  в  её  порцию.
-  Какой  яд,  Янфеда?  Где,  по-твоему,  я  могла  его  достать?
-  На  кухне.  Все  видели,  как  ты  уносила  миску  с  каштанами  на  кухню.  А  там  полно  крысиной  отравы,  у  нас  в  погребах  часто  морят  крыс.
-  Янфеда  говорит  правду,  паша,  -  подтвердил  Мансур.  -  Я  своими  глазами  видел,  как  Зальфия  уносила  миску  с  каштанами  на  кухню.
Зальфия  кинулась  к  ногам  Сарнияра.
-  Паша,  -  взмолилась  она,  -  клянусь  вам  жизнью  моего  ребёнка,  я  не  убивала  ваших  детей!
Сарнияр  оттолкнул  её  с  чувством  глубокого  отвращения.
-  Ты  когда-то  поклялась  мне,  что  никому  не  выдашь  тайну  рождения  МОЕГО  сына  Икбала,  но  проболталась  Янфеде.  Как  после  этого  я  могу  верить  твоим  клятвам?
Зальфия  в  отчаянии  повернулась  к  мужу,  но  его  лицо  обратилось  в  каменную  маску,  ничего  не  выражавшую.  Обвинения  в  адрес  жены  повергли  его  в  состояние  шока,  а  она  приняла  это  за  равнодушие  и  потеряла  сознание.  Неожиданный  обморок  Зальфии  оживил  Бехрама.  Он  принялся  умолять  царевича  о  снисхождении  к  ней.  Но  Сарнияр  был  непреклонен.
-  Она  отравила  детей,  Бехрам,  и  должна  понести  за  это  суровое  наказание.
-  Смилуйтесь,  паша!  Зальфия  носит  моего  ребёнка.
-  Она  не  пожалела  моих  малышей.  Почему  же  я  должен  пожалеть  её  ребёнка?  Кстати,  где  моя  жена?  Кто-нибудь  видел  мою  жену?
-  Я,  господин,  -  поднял  руку  служивший  в  казармах  подросток.
-  Где  она?  -  спросил  Сарнияр.
-  Я  видел,  как  госпожа  возвращалась  с  прогулки  домой.
Сарнияр  вздохнул  с  облегчением.
-  Хвала  Аллаху,  она,  очевидно,  притомилась  и  решила  вернуться  в  постель.  Приказываю  всем  молчать  о  случившемся.  Я…  сам  как-нибудь  сообщу  ей  о  смерти  наших  ангелочков.
Губы  его  мелко  задрожали,  и  он  разрыдался  от  сострадания  к  Сервиназ,  которой  предстояло  вынести  такую  жестокую  боль  перед  самыми  родами.
Между  тем  Зальфия  очнулась  и,  услышав  его  надрывные   рыдания,  мгновенно  приняла  решение.  Миска  с  отравленными  каштанами  всё  ещё  лежала  на  земле.  Зальфия  схватила  остатки  лакомства  и  второпях,  словно  боясь,  что  их  отнимут  у  неё,  запихнула  себе  в  рот.
Никто  не  обратил  на  это  внимания,  кроме  Бехрама,  который  после  разговора  с  царевичем  хотел  привести  жену  в  чувства.  Увидев,  что  она  сотворила  над  собой,  он  испустил  отчаянный  вопль  и  рванулся  к  ней,  но  Зальфия  оттолкнула  его,  подползла  на  коленях  к  Сарнияру  и,  собрав  последние  силы,  произнесла:
-  Я  умираю,  паша!  Перед  лицом  смерти  клянусь,  что  непричастна  к  убийству  ваших  детей.
Зальфия  прижалась  губами  к  его  сапогу.  Это  было  последнее,  что  она  успела  совершить  в  своей  жизни.
-  Она  не  убийца,  не  убийца!  -  повторял  Бехрам,  провожая  полными  слёз  глазами  процессию,  уносившую  завёрнутые  в  каирское  полотно  тела,  среди  которых  был  и  труп  его  жены.  -  Хладнокровный  убийца  не  расстанется  с  собственной  жизнью  так  легко,  как  это  сделала  она.
-  И  всё-таки  она  хладнокровная  убийца,  Бехрам,  -  упрямо  стоял  на  своём  Сарнияр.  -  Перестань  обманываться.  Янфеда  вполне  отчётливо  обрисовала  нам  побуждения,  толкнувшие  Зальфию  на  этот  шаг.
-  Если  она  пошла  на  убийство  из  любви  к  своим  детям,  как  же  ей  хватило  духу  лишить  жизни  одного  из  них?
-  Кто  поймёт  этих  женщин?  Для  меня,  например,  остаётся  загадкой  другое:  с  чего  она  решила,  что  Икбала  признают  моим  наследником,  если  убрать  с  его  дороги  Данияла?  Хвала  Аллаху,  скоро  родится  мой  сын,  той  же  крови,  что  течёт  в  моих  жилах!
-  Почему  вы  так  уверены,  что  родится  именно  сын?  -  всхлипнул  мавр.
-  Побойся  бога,  Бехрам.  Нам  с  женой  пришлось  столько  выстрадать   за  время  её  беременности,  что  Аллах  не  может  не  вознаградить  нас  за  наши  страдания.
*      *      *
 Сарнияр,  крадясь  как  вор,  проник  в  покои  жены  и  приблизился  к  её  ложу.  Сервиназ  мирно  спала,  не  подозревая  о  сгустившихся  над  нею  тучах,  и  во  сне  была  похожа  на  мадонну,  бережно  хранившую  в  своём  чреве  благословение  небес.  Её  чудные  волосы  разметались  по  подушке  и  сверкающей  золотистой  массой  обрамляли  бледное  лицо  подобно  нимбу.
Он  склонился  поцеловать  её  и  в  ужасе  отпрянул.  В  уголках  рта  Сервиназ,  на  подбородке  и  шее  темнели  пятна  запёкшейся  крови.  Сарнияр  пытался  нащупать  её  пульс,  прикладывал  зеркало  к  губам,  но  всё  было  тщетно:  она  не  подавала  признаков  жизни.  Зеркальце  выскользнуло  из  его  дрожащих  рук  и,  ударившись  о  плиты  пола,  разлетелось  на  мелкие  осколки.  Тупо  всматриваясь  в  них,  он  думал  о  том,  что  его  жизнь,  подобно  этому  зеркалу,  разбилась  на  осколки,  которые  уже  не  собрать.  Ему  казалось,  что  любимая  спит  безмятежным  сном,  а  она  покинула  его,  унеся  с  собой  их  последнее  утешение.
Осознание  этого  вонзилось  в  мозг  Сарнияру  тысячью  раскалённых  ножей.  Лицо  его  исказилось  гримасой  отчаяния.  Он  воздел  глаза  и  руки  к  небу,  посылая  ему  своё  проклятие,  и  издав  нечеловеческий  вопль,  свалился  как  подкошенный  к  ногам  бездыханной  Сервиназ.
*      *      *
Очнувшись,  царевич  увидел  сидевшего  у  его  постели  Рахима.  В  его  густых  каштановых  волосах  уже  пролегла  седина,  которой  он  прежде  не  замечал.  Но  ведь  они  давно  не  виделись,  а  Рахим,  что  ни  говори,  на  несколько  лет  старше  своего  друга.  Он  успел  окончить  медресе,  когда  Сарнияр  ещё  и  до  седла  не  дорос,  хотя  уже  растил  коней  для  своего  будущего  войска  и  точил  зуб  на  дядю  Муселима,  сославшего  его  в  глухую  провинцию.
И  всё  же  Рахим,  несмотря  на  то,  что  ему  уже  под  сорок,  не  мог  так  резко  поседеть,  ведя  спокойную  размеренную  жизнь  в  своей  крепости.  Наверняка  это  случилось,  когда  он  прибыл  в  Алиф  и  ему  сообщили  о  смерти  жены  и  детей  царевича.  Эта  ужасающая  весть  в  одночасье  посеребрила  ему  виски,  потому  что  боль  своего  друга  он  переживал  как  собственную  боль.
-  Дай  мне  зеркало,  -  прошептал  Сарнияр.
-  Ни  к  чему,  -  с  печальной  улыбкой  возразил  Рахим.  -  Ваши  грива,  брови,  усы  и  борода  всё  так  же  черны  и  густы,  как  и  прежде.  Вы  оказались  сильнее  меня,  Железный  Рыцарь.
-  Всего  лишь  моложе,  -  вздохнул  Сарнияр.  -  Смерть  моей  жены  и  детей  не  просто  ударила  по  мне,  Рахим.  Она  выжгла  всё  внутри  меня  калёным  железом.  Эту  пустоту  теперь  нечем  заполнить.  У  меня  ведь  не  осталось  ничего,  что  ещё  могло  бы  привязать  меня  к  жизни.
-  У  вас  остался  Икбал,  -  напомнил  Рахим.  -  У  вас  есть  я,  хвала  создателю,  и  ваши  верные  слуги,  о  которых  вы  обязаны  заботиться.  А  ещё  необходимость  найти  и  наказать  тех,  кто  нанёс  вам  этот  предательский  удар.
Сарнияр  протяжно  застонал.
-  Какие  поиски,  Рахим?  Всё  ведь  ясно,  как  в  Судный  день.  Это  Зальфия,  да  сгорит  её  чёрная  душа  в  аду,  извела  мою  семью  из  любви  к  Икбалу.  Я  допустил  непростительную  глупость,  позволив  этой  женщине  остаться  подле  сына.  Но  я  не  ждал,  что  ей  взбредёт  на  ум  бороться  за  его  права  с  моими  детьми.
-  Гм... стало  быть,  вы  полагаете,  что  убийство  вашей  жены  -  тоже  её  рук  дело?
-  Чьих  же  ещё?  Мотив  налицо.  Ребёнок,  которого  ждала  Сервиназ,  тоже  стоял  на  пути  у  Икбала.  Что  до  технической  стороны,  мне  даже  не  нужен  врач  для  подтверждения,  что  она  была  отравлена  тем  же  ядом.  На  губах  жены  я  обнаружил  кровь  -  характерный  признак,  ввергающий  меня  в  ужас,  но  без  примеси  какой-либо  пищи,  из  чего  легко  заключить,  что  она  приняла  эликсир  Сун  Янга  натощак  согласно  его  предписанию,  а  позавтракать  уже  не  успела.  Это  означает,  что  яд  был  подмешан  в  эликсир.
-  Что  ж,  вы  не  ошиблись,  -  согласился  Рахим,  -  ваша  жена  была  отравлена  тем  же  ядом,  подмешанным  в  эликсир.  Но  вас  подводит  память.  Вспомните-ка,  как  всё  происходило  в  тот  роковой  час,  когда  вернулся  скороход.  Из  рук  Мансура  кувшин  с  эликсиром  перешёл  в  ваши  руки,  а  из  ваших  рук  в  руки  госпожи.  Зальфия  в  это  время  уже  готовила  завтрак  вашим  детям  на  кухне.
-  ... и  подмешивала  крысиную  отраву  в  каштаны!
-  Ничего  подобного,  паша!  Пока  вы  были  в  беспамятстве,  я  провёл  расследование  и  выяснил,  что  повара  морили  крыс  дустом,  который  закончился  ещё  неделю  назад.
-  Значит,  на  кухне  не  было  яда?  -  опешил  Сарнияр.  -  Зачем  же  Зальфия  потащила  туда  миску  с  каштанами?  Не  проще  ли  было  попросить  Янфеду  присмотреть  за  ней?
-  Судя  по  тому,  что  я  услышал  от  слуг,  няни  между  собой  не  ладили.  У  Янфеды  была  скверная  привычка  потчевать  вашу  детвору  сладостями  в  перерывах  между  кормлениями,  а  иногда  и  натощак.  Из-за  этого  Зальфия  частенько  бранилась  со  своей  товаркой  и  даже  винила  её  в  том,  что  Даниял  располнел.  Порой  сложные  на  первый  взгляд  загадки  имеют  очень  простое  объяснение.
Сарнияр  слушал  Рахима  с  застывшим  взглядом.
-  Получается,  -  сдавленно  проронил  он,  -  что  смерть  Зальфии  и  её  ребёнка  теперь  на  моей  совести,  Рахим?
-  Не  думайте  об  этом.  Зальфия-ханум  сама  дала  вам  повод  усомниться  в  ней.  Если  бы  она  не  выдала  Янфеде  тайну  о  происхождении  Икбала,  которую  обещала  вам  хранить  до  самой  смерти,  на  неё  не  упала  бы  и  тень  подозрения.
Царевич  долго  молчал,  собираясь  с  мыслями.
-  Но  если  Зальфия  не  подсыпала  яд,  тогда  кто  это  сделал,  Рахим?
Он  соскочил  с  кровати  и  принялся  мерить  комнату  крупными  шагами,  заложив  руки  за  спину.
-  Ну...  -  замялся  Рахим,  -  у  меня  есть  кое-какие  соображения  на  этот  счёт.  Как  вы  понимаете,  я  допросил  всех  ваших  служащих,  и  в  первую  очередь  Мансура,  доставившего  посылку  от  Сун  Янга.
-  Ты... подозреваешь  Сун  Янга?  -  воскликнул  Сарнияр.  -  Но  это  просто  немыслимо.  Он  целитель,  а  не  убийца.
-  Разве  я  сказал,  что  подозреваю  Сун  Янга?  Имейте  же  терпение  дослушать.  Мансур  во  всех  подробностях  изложил,  как  прошла  его  встреча  с  китайцем.  На  его  месте  я  бы  насторожился,  услыхав  просьбу  вашей  бывшей  возлюбленной  передать  гостинец  Даниялу,  а  этот  простачок  подумал,  будто  она,  не  мудрствуя  лукаво,  хочет  напомнить  вам  о  себе.
-  А  о  чём  он  должен  был  подумать,  Рахим?
-  О  том,  что  эта  женщина  имеет  свободный  доступ  к  химикалиям,  хранящимся  в  лавке.  О  том,  что  она  всё  ещё  обижена  на  вас  за  то,  что  вы  женились  не  на  ней,  как  она  того  ожидала.  И  о  том,  что  в  ней  могла  взыграть  ревность  к  сопернице,  подарившей  вам  детей.  Не  исключено,  что  она  считает  вас  виновником  своего  бесплодия,  ведь  это  вы  навязали  ей  мужа,  от  которого  ей  никак  не  удаётся  зачать.
Сарнияру  показалось,  что  земля  уходит  у  него  из-под  ног.
-  О,  Аллах,  -  воскликнул  он,  уронив  лицо  в  ладони,  -  я  не  могу  поверить!  Неужели  это  сделала  Гюльфем?
Рахим  заставил  его  сесть  на  диван  и  сам  присел  рядом  с  ним.
-  Поезжайте  в  столицу,  паша,  -  посоветовал  он,  кладя  руку  ему  на  плечо,  -  для  столь  серьёзных  обвинений  нужна  полная  ясность  и  уверенность.
-  Конечно,  -  согласился  Сарнияр,  -  я  немедленно  начну  собираться.
-  Будьте  сдержанны,  не  поддавайтесь  гневу  без  весомой  причины,  -  по-отечески  наставлял  его  Рахим.  -  Возможно,  здесь  потрудился  враг  более  опасный,  чем  ревнивая  женщина.  Пусть  ваш  кравчий  пробует  наперёд  всё,  что  подаётся  вам  на  стол,  а  телохранитель  обыскивает  визитёров,  особенно  тех,  кто  приглашён  на  трапезу.
-  Благодарю  тебя  за  добрые  напутствия,  Рахим.
-  А  за  Икбала  и  границу  не  тревожьтесь,  я  пригляжу  за  всем  не  хуже  вас.
Сарнияр  горько  улыбнулся.
-  Считай,  что  я  уже  передал  тебе  свои  полномочия,  Рахим.  Вряд  ли  мне  захочется  возвращаться  сюда,  разве  что  навестить  могилы  жены  и  детей.  Дело  остаётся  за  малым:  нужно  написать  султану  Мюраду  два  прошения  -  о  моей  отставке  и  твоём  назначении.
-  А  это  не  нарушит  ваши  договорённости,  паша?
-  Никоим  образом.  Принимая  наместничество,  я  оставил  за  собой  право  самому  выбирать  себе  преемника.
Приятели  крепко  обнялись  и  долго  не  разжимали  объятий,  пока  царевич  не  почувствовал,  как  в  него  вливаются  свежие  силы  для  новой  жизни,  возрождаемой  из  обломков.
На  церемонии  похорон,  с  которой  пришлось  повременить  из-за  его  плохого  самочувствия,  он  старался  держать  себя  в  руках,  повторяя  за  муллой,  читавшим  Коран,  слова  заупокойной  молитвы.  Когда  тела  его  жены  и  детей,  завёрнутые  в  саваны,  начали  засыпать  землёй,  Рахим,  стремясь  отвлечь  его  внимание,  пообещал,  что  возведёт  на  месте  их  захоронения  гробницу,  достойную  царской  семьи,  покроет  её  купол  золотом,  а  стены  выложит  художественными  фаянсами.
-  Не  жалей  на  это  средств,  Рахим,  -  коротко  бросил  в  ответ  Сарнияр.
Когда  всё  закончилось,  к  нему  подошёл  Бехрам  с  осунувшимся  от  переживаний  лицом,  которое  сильно  портили  залёгшие  у  рта  глубокие  складки.
-  Я  слышал,  что  вы  возвращаетесь  в  Румайлу,  -  произнёс  он,  упёршись  глазами  в  землю,  -  возьмите  меня  с  собой.
-  Ты  тоже  хочешь  вернуться  домой,  Бехрам?  -  вздохнул  Сарнияр.  -  Я  тебя  прекрасно  понимаю.  Мне  самому  невмоготу  оставаться  здесь  после  всего,  что  случилось.  Ну  что  ж,  сопроводи  меня  до  столицы,  а  засим  я  предоставлю  тебе  желаемую  отставку.
-  Но  я  вовсе  не  хочу  уходить  со  службы,  -  обиженно  насупился  мавр.  -  Вы  меня  не  так  поняли,  сахиб.  Я  хотел  сказать,  что  моё  место  рядом  с  вами,  и  раз  вы  уезжаете,  я  тоже  должен  уехать.
-  А  мне  показалось,  что  ты  недоволен  своей  службой.
-  Как  можно  быть  недовольным  службой  у  вас,  сахиб!
-  Мне  кажется,  что  она  мешает  тебе  обрести  счастье  в  любви.  Ты  уже  дважды  овдовел  у  меня  на  службе.  Но  когда  ты  потерял  Фериду,  я  не  чувствовал  себя  таким  виноватым,  как  чувствую  сейчас,  потому  что  Зальфия  ждала  от  тебя  ребёнка.  Не  знаю,  что  на  меня  нашло,  почему  я  не  поверил  ей,  когда  она  клялась  мне  его  жизнью,  что  непричастна  к  убийству  детей,  а  поверил  этой  клеветнице  Янфеде.
-  Потому  что  она  была  очень  убедительна  в  своих  инсинуациях.  Даже  я  на  какой-то  миг  засомневался  в  непричастности  Зальфии,  чего  уж  говорить  про  вас.  Не  надо  искать  свою  вину  там,  где  её  нет.  Да,  я  потерял  двух  жён,  одна  из  которых  ждала  ребёнка,  но  ведь  и  вы  тоже.  Может,  так  на  роду  у  нас  написано:  вдоветь  за  компанию,  а  вы,  изгоняя  меня,  идёте  наперекор  судьбе.
-  Что  ты  говоришь,  Бехрам?  -  возмутился  царевич.  -  Это  же  ересь.  Моли  Аллаха,  чтобы  наш  мулла  тебя  не  услышал.
-  А  я  верю,  что  такое  возможно.  Но  если  судьбы  у  нас  и  разные,  то  горе  одно  на  двоих,  и  по  моему  разумению,  оно  должно  сплотить  нас,  а  не  разобщить.  И  что  вы  за  моду  взяли,  сахиб  -  чуть  что  не  так,  сразу  просить  меня  уйти  со  службы?  Или  я  вам  плохо  служу?
-  Нет,  конечно,  друг  мой.  Это  моё  чувство  вины...
-  Забудьте  о  нём,  сахиб.
-  Ты  не  хочешь  остаться  здесь,  под  началом  у  Рахима?
-  Нет,  я  хочу  служить  только  вам.
-  Хорошо,  Бехрам,  -  согласился,  наконец,  Сарнияр.  -  Сейчас  ступай  к  Янфеде,  передай  ей  от  моего  имени,  пусть  собирает  свои  вещички  и  не  надеется  занять  место  Зальфии!  Я  не  хочу,  чтобы  она  воспитывала  сына  женщины,  которая  лишила  себя  жизни  из-за  её  наговоров.