Кончится Лето

Перо. Чернильница. Жара… Или – «но то, что было смутным, становится ясным».

На самом деле, разговор о моей любимой заволжской обители в наш медиа век лишён смысла без фото и видео. Да и я не ставлю целью провести заочную экскурсию. Много раз убеждался: одни и те же места вызывают совершенно несхожие чувства у людей, внешне принадлежащих к одной или близкой среде социума. Что уж говорить об иностранцах.

Но здесь, за Волгой, я сам себе Док Браун, Марти Макфлай или Герберт Уэллс с его машиной времени. Легко гуляю в континиуме от первого приезда в 2007-м до нынешнего 2022-го. Пока супруга простительно путает даты и домики.

Вот – 49-й домик, в аномально жаркое лето-2010. Мы тогда смогли дойти до Жигулей и залезть на вершину Белой Манчихи. Сделав около 20-ти км. в +36, от которых не спасала даже ледяная купель источника святого Ильи при мужском монастыре. И доковыляли домой с одной лишь простительной слабостью – мол, больше на такие дистанции ни ногой! (Слово не сдержали). 

Вот – 65-й, первый приезд в июне 2009-го. Говорю Ирине: проверь дату, это 11 июня, четверг. Вода ещё была 16 градусов, но это было счастье – вырваться сюда посреди нового этапа расчеловечивания под названием «мировой финансовый кризис». Домик и сейчас ничуть не изменился. Пуст, словно ждёт именно нас.

53-й. На окраине спортивной площадки. В аномально дождливый июнь-2011, когда мы почти не купались, но насобирали корзины грибов прямо у домика. Директор турбазы, Николай Александрович, в те дни всё обещал: через два дня, вроде, +25. И без осадков.

Гидромедцентр врал. Это неважно. Счастье уже здесь. 

А это 43-й домик, на самой окраине базы, рядом с началом 5-километровой дороги в Подгоры. Лес с изобилием ежиных семейств, осмелевших на нашей второй неделе здесь настолько, что перестали прятаться и выпрашивали еду, свободно шастая у крыльца после первых сумерек. Это 2013-й, да. Не худшее время – я вполне нормально подрабатывал интеллектуальным трудом и вне радио.   

27-й и 44-й домики. Сюда, в 2009-м и 2010-м мы заскакивали на пару дней в конце августа, попрощаться с летом. До ненавистного 1 сентября счёт идёт уже на сутки, но мы о нём не думаем. В Хоббитании сегодня шашлык, музыка и эль. Чтобы подзарядиться до следующего июня и не подурнеть безвозвратно, начиная с приезда вечером 31 августа до Поляны Фрунзе, чья вековая не обустроенность живо напоминает Самару начала ХХ века.

Наконец, прошлогодний 23-й домик. Двойной, но без соседей. В стабильные +35 с водой 22 градуса даже в конце августа. Когда при отъезде безбожно опаздывало такси, мучали пробки, не заводилось с первой попытки судно, по приезду внезапно гас свет на всей турбазе по до сих пор неясной причине. Но мы здесь. И всё иное совершенно неважно.


******

Вот уже пятый день кряду в 7 утра я, утратив привычки совы, встаю ловить августовскую росу и попить чай у окна. На самом деле, нет ни пера, ни чернильницы и правда лишь в том, что ближе к полудню снова нагрянет жара. Но в раю не пишут, а созерцают. Стол – нечто вроде привычки из прошлой жизни, на другом берегу Волги. И автономная плита с газовым баллоном здесь и сейчас насущней самой мудрой книги. Не говоря уж о собственном творчестве.

У меня роскошь – неспешно подумать, в какой временной отрезок мы отправимся сегодня. Или останемся здесь, в прохладной лесной аллее, на мещанской веранде, возясь с приятными мелочами.

Зажужжал ненадолго пробившийся в лесной чаще Интернет. Я нехотя топаю к Волге, где возвращаются 4G – потратить 10 минут на перекур с беглым просмотром обновлений. На сей раз, это новости New York Rangers. Там радость: Панарин впервые вышел на связь в отпуске. И брякнул: Какой сейчас хоккей?  10 дней жил в лесу – рассветы, закаты, рыбалка, ягоды и грибы. Какие комментарии, я вообще не в курсе, что сейчас происходит…

Наш человек. И для него скорый сентябрьский Нью-Йорк с тренировочным лагерем НХЛ ничуть не лучше моей древней Поляны Фрунзе. Надо тоже сматываться из этого инет-салона у Волги. Только согласовать с дочерью – где я встречу её с мужем завтра поутру. («Ничего не привозите, здесь у нас есть всё. Ну, почти всё. Ждём только вас!»).


******

По вечерам мы любим сидеть у Волги, не замечая, как сумерки превращаются в ночь. Город – там, вдали за излучиной и совершенно невидим. В первый день я загадываю: какой теплоход пройдёт мимо раньше иных, таким будет и остаток года. Жду Достоевского. Через полчаса мимо весело проносится Николай Васильич Гоголь. Символично. Но расшифровывать не стану.

Потом к нам ненадолго подсаживается Бродский.

Что бы узнал древний римлянин, проснись он сейчас?
Дрова,
очертания облака, голубя в верхотуре,
плоскую воду, что-то в архитектуре,
но – никого в лицо.*

Это не страшно. Бессмертие – понятие не географическое и точно не связано с летоисчислением. Мы так и останемся здесь, на заволжском берегу, посреди знакомых мест и пейзажей. Это настолько очевидно, что не нуждается во взаимном обосновании. Лучше помолчать.

Заезд почти окончен, звуки с соседних пивных турбаз всё тише, вокруг – предчувствие осеннего безмолвия и ноябрьской обнажённой беззащитности перед первыми морозами. Свежее летоисчисление начнётся в декабре, который каждый сезон творит невозможное – уничтожает мрак поздней осени, одним своим приходом утверждая неизбежную весну. Достаточно – и для проснувшегося римлянина, и для устроившего последний привал заволжанина. Вполне.

До свидания, любимая обитель. Ещё свидимся.


* … Так прибавляют в скорости. Подруга была права.
Что бы узнал древний римлянин, проснись он сейчас?
Дрова,
очертания облака, голубя в верхотуре,
плоскую воду, что-то в архитектуре,
но – никого в лицо.

Так некоторые порой
ездят ещё за границу, но, лишены второй
жизни, спешат воротиться, пряча глаза от страха,
и, не успев улечься от прощального взмаха,
платочек трепещет в воздухе.

(Иосиф Бродский, «Кончится лето», 1987)