Таёжная история Ч. 2 Возвращение из ада Гл. 20 Око

*******************************************************
Прощание друзей.
Умный в гору не пойдет.
Ночевка в устье Золотинки.

Дик приподнял голову и задвигал ушами. Василина, взглянув на своего четвероногого друга, уверенно  нам  сообщи: «Летит». И мы все повернули головы в сторону, куда смотрел черный пес. И, действительно, вскоре все увидели над южным хребтом темную точку, которая быстро увеличивалась в размерах. И вот уже над поляной завис вертолет и стал плавно опускаться, обдавая нас прохладными упругими струями воздуха. Сразу все заволновались, засуетились. Те, кто уходил пешком, подхватили вещи отлетающих, собранные еще с вечера, вместе с подарками Василины, состоящих из засушенных лекарственных кореньев, и почти бегом понесли их к винтокрылой машине. За проведенные вместе дни мы крепко сдружились. И прощание получилось теплым, искренним и трогательным. Вместе с дальними друзьями улетали Иван Макарович и наши женщины. Когда почти все уже вошли в вертолет, к Валентину подошли Ахмад и Назира. Они сомкнули свои головы и обнялись. По их низко опущенным головам мы догадались, что они плачут. Потом Ахмад, взяв себя в руки, поднял голову, стер с лица слезы и сказал, обращаясь к Валентину:
-Когда в Чечне все затихнет, ты приезжай, Валентин, и мы с тобою съездим на могилу  Оксаны. И Назиру к твоему приезду попросим приехать.
-Я обязательно приеду, - всхлипывая, говорила Назира. Обязательно приеду.
-Ну что, приедешь? - снова спросил Валентина Ахмад.
-Я в долгу перед нею, и я просто обязан побывать на ее могиле, - ответил ему Валентин.
-Вот и хорошо, - тихо промолвил Ахмад.
  И они еще раз крепко обнялись, и лишь после этого отец и дочь направились к вертолету. Завертелся винт, гоня по траве волну, машина вздрогнула, поднялась в воздух и вскоре скрылась за южным хребтом.
-Ну что ж, мужички, пора и нам отправляться в дорогу. Давайте свои вещички грузите на моего  «горбунка» и вперед вкруг горы – умный в гору не ходит. Завтра к вечеру мы должны быть в Кедровом.
  Мы приторочили наши два рюкзака к седлу позади сидевшего Егорыча и тронулись в путь. Впереди бежал Дик, который, подчиняясь приказу хозяйки, остался, и как нам показалось, с охотою составил нам компанию, предпочтя поход вместо винтокрылой машины. К вечеру мы подошли к устью речки Золотинки, вытекающей из-за отрога горы, вдоль которой  под прямым углом к Говорливой к перевалу шла тропа, по которой нам предстояло шагать в Кедровый.
-На сегодня, ребята, хватит, - сказал Егорыч, спускаясь с коня. Пусть ребятишки порыбачат, а то дальше рыбалки не будет   
  Мы быстро разбили лагерь и, снарядив удочки, отправились на место впадения Золотинки в Говорливую, где по словам Егорыча, должна быть отличная рыбалка. Когда солнце стало садиться за горы, клев усилился, и мы довольно быстро наловили, чуть ли не ведро, отличного хариуса. В лагерь вернулись уже в темноте, где ярко горел костер, и нас ждал уже готовый суп с макаронами, крепкий с травами чай, а на углях стояла сковорода, готовая для жарки рыбы.
  После сытного ужина Егорыч с Геннадием Ивановичем отправились в палатку спать. Мы же вчетвером, да Дик, остались у костра. Дик, сдружившийся за прошедшие в Жемчужине дни с ребятами, улегся между ними и сквозь дрему посматривал на огнь костра.
-Папа, а папа, а ты поедешь с нами домой? – вдруг спросил отца Максим.
  Валентин внимательно  посмотрел на ребят, которые, устремив на него глаза, молча ждали ответа.
- Нет, ребята, я пока не могу вернуться к вам. У меня, видимо, до того тяжелая психическая травма, что я до сих пор не могу вернуться с войны. Ночами меня преследуют жуткие кошмары, от чего я во весь голос то кого-то предупреждаю об опасности, то отдаю команды, то в ужасе ору. В такие минуты здоровому человеку страшно находиться рядом со мною. И я не хочу еженощно лишать вас сна. Я вам очень скоро надоем и стану просто лишним, мешающим вам жить, человеком. И поэтому я остаюсь здесь до полного выздоровления.
- Папа, что ты выдумываешь? Мы же уже взрослые и все понимаем. Ты нам нужен и такой, - с болью в голосе произнес Максим.
- Нет, ребята, вы просто еще не знаете, что это такое. Давайте лучше в августе будущего года во время летних школьных каникул вы  с мамой приедете ко мне, и мы  все вместе уйдем в верховья Говорливой. Там тьма рыбы. Подберем хорошее место, разобьем лагерь, поднимемся на одну из вершин, нароем и насушим целебных корней и досыта порыбачим.
-О, это было бы здорово! – с восторгом воскликнул Миша.
-Ну что, договорились? – спросил Валентин  ребят.
-Ты, папа, придумал хорошо, но лучше было бы, если б ты поехал с нами, - ответил ему Максим.
- Максим, я должен к вам вернуться здоровым. А вылечиться я смогу лишь здесь.
- Ну ладно, папа, ты подумай, а мы пойдем спать. Пошли, Мишка!
И ребята ушли, оставив нас вдвоем, не считая Дика.
- Ну, как дела, Валентин? – начал разговор я.
- Как видишь: выдержал первый переход, и с этим тоже, думаю, справлюсь.
- А как голова?
- Боялся спуска. Думал от высоты начнется головокружение. Но, видимо, напряжение во время пешего перехода подготовило мой вестибулярный аппарат и, как видишь… Но, напряжение было колоссальным. Порой казалось, что вот–вот не выдержу, сорвусь и полечу в тартарары.
- Ну, а как с кошмарами?
- Ты, как я думаю, догадался, почему я ушел спать под навес.
- Да, конечно.
- И знаешь, к моему удивлению я в эту ночь впервые с момента возвращения с того свет спал спокойно. Видимо, усталость не оставила сил для ночных эмоций. И это натолкнуло меня на мысль о проведении по вечерам ежедневных тренировок с большими физическими нагрузками.
- А как прошла вторая ночь?
- И вторая ночь прошла спокойно и третья тоже. Что лишь подтверждает мой вывод.
-  Ну, коли так, как ты утверждаешь, что нашел ключ от своей болезни, то не пора ли собираться домой?
-  Должен в этом окончательно убедиться. Может, здесь играют роль какие-то другие факторы.
  Мы немного помолчали. Потом я снова задал другу вопрос:
- Валентин, после всего, что с тобою произошло, изменились ли твои взгляды на все происходящее в Чечне? Ты по-прежнему против военных действий?
- Всё же течет, все изменяется. И изменение мнений вполне естественное явление. А что касается моих лично на все происходящее сейчас в Чечне, то скажу так: да, что-то изменилось, что-то осталось прежним. Да, я по-прежнему за то, чтобы каждый народ был хозяином своей страны, и строил в ней такую жизнь, какая ему больше по душе. Я по-прежнему против широкомасштабных военных действий, которые больше бьют по мирному, безвинному населению, чем по настоящему врагу. И в то же время, насмотревшись, с какой жестокостью новоявленные хозяева расправляются со своим народом, на их методы раздела имущества республики, я понял, что такое Азия. Мне стало очень жаль этого гордого, свободолюбивого народа. Ведь там, помимо людишек с полу первобытным сознанием, немало прекрасного, душевного, грамотного и умного народа. Ахмад и Назира – вот тебе яркий пример. Эти люди  достойны  лучшей доли, чем готовили им Удугов и ему подобные идеологи с запада. Вот здесь я хотел бы быть и Павкой Корчагиным, и Эрнесто ЧЕ-Геварой, и Джузеппе Гарибальди, чтобы защитить простой народ от возвращения в феодальное прошлое. В этом разрезе я оправдываю спецоперации, которые сейчас проводятся против недобитых банд Гелаева, Басаева, Хаттаба.
  Валентин умолк и мы несколько минут сидели молча. Потом я, взглянув на часы, поднялся и, положа руку на плечо друга, спросил:
- Не пора ли нам идти спать? Завтра у нас большой переход и надо хорошо отдохнуть перед трудной дорогой.
- Да, пожалуй, пора. Ты иди в палатку, а я останусь у костра, - ответил мне Валентин.
  Посреди ночи нас разбудил громкий странный крик. Мы повыскакивали из палатки. Валентин сидел возле костра. Лицо его было бледным, а на лбу блестели капельки пота.
- Что случилось, Валентин? – спросил я.
  Он лишь махнул нам рукой. Я вернул всех в палатку и шепотом объяснил им причину произошедшего.
 Утром, чуть забрезжило, я разбудил ребят. Тихо покинув палатку, мы оделись и, захватив с собою удочки, отправились к перекату. Над рекою стелился белый туман. Сырой холодный воздух забирался под куртки, заставляя нас ежиться от его неласкового прикосновения. Кругом стояла удивительная тишина, нарушаемая лишь заглушаемым туманом пением переката, да редким посвистом невидимой птицы. Расставив ребят по местам, где река струями неслась между камней, мы на длинных удилищах «повесили» над самой водою искусственные мушки. И хотя клев, как говорят, был не очень, все же к восходу солнца в нашем котле билось около полутора десятка довольно крупных хариусов.
 -Ну, все, ребята, пора кончать. Пора готовить завтрак и собираться в дорогу.
-Дядя Витя, еще с полчаса, взмолились ребята.
-Нет, ребята, Егорыч будет ворчать. Давайте сматывать удочки.
   А когда солнце осветило вершины восточного хребта, мы уже дружно шагали за Егорычем, важно восседавшем на своем коне. Дик же, радуясь дороге, то убегал далеко вперед, то возвращался обратно и, убедившись, что все мы на месте, снова убегал вверх по тропе.
  Тропа вилась вдоль речки Золотинки, медленно поднимаясь к перевалу. Я догнал Егорыча.
- Егорыч, скажи, пожалуйста, почему у речки такое название? На ней что, золото добывали?
- Да по разному люди говорят, - начал рассказывать он. Одни старики сказывали, что когда-то в ручье нашли несколько крупных  золотых самородков. Другие же – что за золотой корень, которого здесь великое множество. В чем вы скоро и сами сможете убедиться. И действительно, чем выше мы поднимались, тем все чаще вдоль ручья встречались желтые соцветия, венчающие верхушки сочных стеблей радиолы розовой.
  Валентин, после ночного случая, шагал с подавленным настроением. Мы, понимая его состояние, старались отвлечь его от нахлынувших  болезненных дум. В конце концов, нам это удалось. В моменты коротких остановок  после каждого часа ходьбы  он уже охотно поддерживал наш групповой разговор, возникавший по той или иной причине. А причин в окружающей нас экзотике хватало. Много вопросов было и у ребят. И отвечая на них, каждый старался вложить в ответы и свою частицу знаний. А когда на открытом склоне мы спугнули медвежонка и долго  улюлюкали ему в след, поспешившему удрать за ближайший отрог, тут уж настроение у нас и Валентина достигло апогея. Дик же после этой встречи не отваживался убегать далеко, видимо, зная из своего собачьего опыта, что где-то недалеко бродит мать медвежонка, встречи с которой лучше избегать.
  Тропа, по которой мы поднимались к перевалу, то сбегала к самому руслу реки, то поднималась по отрогам вверх, то, прижатая к воде отвесными скалами, уходила бродом на противоположный берег. После нескольких таких переправ Геннадий Иванович признался мне, что зря спорил со мною, когда вопреки моей настоятельной просьбе отказывался брать в дорогу болотники.
-Только здесь я понял, - говорил он, - что резиновые сапоги  - лучшая обувь в тайге в летнее время.
     Обогнув очередной отрог, мы вышли на небольшую поляну, заросшую почти в рост человека травою. От тропы вправо уходила полоса примятой травы. Егорыч повернул на нее коня, а мы последовали за ним. Вскоре мы вышли к приземистой  охотничьей избушке, дверь которой была подперта с наружи  колом. От кострища, расположенного чуть поодаль, шел слабый дымок. Егорыч спешился и стал  подозрительно осматривать костер. Потом, подняв голову, сказал, обращаясь ко всем нам:
- Ребята, постарайтесь никуда не ходить и ничего не трогать.
Дик тоже вел себя как-то странно. Шерсть на его загривке вздыбилась, и он весь сжался, как бы готовясь к прыжку. Егорыч снял с плеча ружье, взвел курок и осторожно двинулся вокруг избушки. Вскоре он увидел причину беспокойства собаки. На толстой перекладине, закрепленной между двумя кедрами, висела большая медвежья шкура, с которой стекали капельки крови. Егорыч вернулся к избушке. Встав сбоку двери, он стволом ружья  откинул кол. Затем все тем же стволом открыл дверь. Все еще опасаясь самострела, через дверной проем он осмотрел внутреннюю часть избушки и, убедившись, что ничто ему не угрожает, вошел в нее. На нарах лежала часть туши медведя, а точнее – медведицы. Принадлежность к полу Егорыч определил по наличию на брюшной части шкуры сосков. Выйдя наружу, он обратился к нам:
- Вот что, ребята, здесь совсем недавно были чужаки, да к тому же еще и браконьеры. Им удалось убить медведицу. Скорее всего, это мать того самого медвежонка, которого мы вспугнули. Их несколько человек и они, наверняка, все вооружены. Часть туши они уже увезли, за оставшейся в избушке, и за шкурой,  должны скоро вернуться. Нам с ними не справиться. Это зверье перестреляют нас как цыплят. Что я предлагаю: сейчас нам нужно поторопиться и, как можно скорее, преодолеть перевали уйти за исток речки Быстрянки. Вдоль Быстрянки идет тропа. И я абсолютно уверен, что они ушли именно этой дорогой, в конце которой у них наверняка запрятаны машины. Возвращаться они будут той же дорогой, и нам надо их опередить. С этим зверьем встреча шибко не желательна. После мне придется от вас уехать, чтобы успеть предупредить милицию и егерей. От обеда придется отказаться. А сейчас аккуратно возвращайтесь той же дорогой, что и пришли до основной тропы.
  Егорыч снова прикрыл дверь избушки, подпер ее колом, взобрался на своего конька и поспешил за нами. Зародившаяся в нас тревога придала нам силы. Мы забыли про голод, который было начал уже о себе напоминать. Теперь лишь одна задача – успеть, руководила нашим сознанием. Валентин же, чтобы не сбить скорость группы, выломал себе из куста палку и, опираясь на нее, старался не отставать от нас.
  И все же мы не успели опередить чужаков. Когда мы уже были недалеко от истока Быстрянки, нам навстречу выехали три всадника. За спинами у двоих висели ружья. Третий – держал в руках винтовку.
- Откуда, хлопцы, идете? – спросил он.
- Да вот туристов водил на рыбалку на Говорливую, - за всех ответил Егорыч.
- Ну и как порыбачили?
- Побаловались ребятки малость.
- Давно оттуда?
- Да, где-то   часов  шесть, как  вышли.
- А ты, старик, видать местный?
-Глазастый, сразу определил.
- Дед, там говорят, где-то избушка есть. Ты не подскажешь, как ее найти?
- Зачем она летом-то? Плесень нюхать. Сейчас под пологом у костра самая благодать.
- Да с егерем мы договорились.  Он обещал нас там ждать.
- Даже, хлопцы, сразу и не соображу, как избушку найти. Уж несколько лет туда не хаживал. Отсюда до нее, наверное, часа полтора – два хода будет. Как доедете до высокой скалы, возле нее будет небольшая поляна. Вот там за деревьями ее и ищите.
- Спасибо, дед. Попробуем найти.
- Счастливой  дороги, хлопцы!
  Чужаки, убежденные Егорычем, что мы ничего не видели и ничего не знаем, не спеша, двинулись в сторону перевала. Мы же в свою очередь, стараясь не выдать себя, так же не спеша, двинулись к Кедровому. И, как только всадники скрылись с поля видимости, мы сняли с коня свои рюкзаки и Егорыч, подстегнув своего дружка, поспешил в поселок.   
  Когда мы уже подходили к Кедровому, нас встретил Егорыч на своем коньке.
-  Все в порядке? – спросил он, разглядывая нас. Ну, слава Богу. А то шибко боялся: а вдруг заметят, что мы там были и пустятся в погоню. На лошадях-то это скоро получается. Ну, слава Богу, обошлось.
- А как у вас дела, Егорыч? – спросил его Валентин.
-Мне повезло: в поселке в это время как раз находился Костя – наш участковый. Быстро собрали группу охотников с оружием, и все отправились на перехват. Дозвонились и до города. Оттуда тоже едет наряд милиции.
- А обходными путями они не смогут воспользоваться? – снова  спросил Валентин.
- Если они поедут на машине, то есть в обход лишь один путь. Но им придется обязательно ехать через поселок. Но тут-то мы их встретим.
- А если прорвутся?
- На машине не прорвутся. У нас для такого случая есть свои хитрости. Легче уйти на конях, но это мы еще посмотрим.
- Вот это организация! – восхищенно воскликнул Геннадий Иванович.
  Егорыч, зная, что Геннадий Иванович подполковник, воспринял его слова, как за заслуженную похвалу, и с гордостью сказал:
- Мы же таежные охотники. Нам и Сталин цену знал. Кто обеспечил победу под Москвой над немчурой? Сибиряки, да уральцы, в первую очередь.
  Войдя в поселок, мы увидели, спешащих нам на встречу, Василину, Наташу и мою Валентину. Дик, увидевший свою хозяйку,  рванулся к ней.  Добежав до Василины, он остановился и, поднявшись на задние лапы, положил передние на ее плечи и, повизгивая, стал   лизать ее лицо. Наташа же тем временем, обняв своих ребят, целовала и прижимала к себе. По щекам ее текли слезы.
- Ах, Егорыч, Егорыч, что же вы так женщин перепугали? – укоризненно спросил его Валентин.
- Да не пугал я их. Просто они у вас шибко догадливые, - оправдывался Егорыч.
  На въезде в поселок стояла группа вооруженных мужчин. Мы присоединились к ним и стали ждать финала события. За разговорами не заметили, как пролетело два часа
- Вон, едут, - сказал кто-то из вооруженной группы.
  К нам подъехал милицейский ДЖИП, оборудованный для перевозки задержанных лиц.  Следом подкатил МОСКВИЧ с фургончиком, за рулем которого сидел милиционер. Из ДЖИПА вышел капитан.
- Ну, Егорыч, забирай свою команду и ведите всех на автостанцию – надо дать свидетельские показания.
- Может всех не надо? – спросил Валентин.
- Надо. Показания кто-то из вас даст один, а подписать должны все свидетели, - ответил ему капитан.
  Показания по решению группы  в письменном виде пришлось  давать мне. Пока я писал, капитан рассказал, как брали браконьеров.
- Все сделали ваши  дружинники, - рассказывал капитан. Сработали очень грамотно. Обнаружив запрятанный в кустах МОСКВИЧ,  в котором находился шофер, они не стали его брать, предположив, что между ним и уехавшей троицей возможно  обговорена система предупреждения. Было решено брать всадников и шофера одновременно.  Сделали засаду.
  Так оно и получилось. В начале раздался выстрел, в ответ на который, сидящий в машине шофер, дал два коротких сигнала. Вскоре показались всадники. Еще раз убедившись, что все в порядке, они соскочили с коней, положили в кабину ружья и стали отвязывать от седел мешки с мясом и шкурой. Тут-то их ваши ребята и взяли, окружив плотным кольцом. Может быть, они и оказали бы сопротивление, окажись оружие у них под рукой. Но они сделали ошибку, положив ружья в кабину, дорогу к которому  перекрыли ваши охотники.
  После оформления свидетельских показаний, поблагодарив Егорыча и всех нас за помощь, наряд милиции, прихватив с собою чужаков и Москвича, уехал в город. Коней же до решения суда раздали местным охотникам для охраны охотничьих угодий.
  Вот с такой неожиданной концовкой закончилась наша гостевая поездка в Жемчужину. Поздно вечером, чтобы не утомлять Геннадия  Ивановича, мы попросили бабку Дарью взять его переночевать на ее половине, а сами, перейдя на половину Валентина, расстелили на полу общую постель и говорили до тех пор, пока бабка Дарья не постучала в стену.
-Эй, вы там, говоруны, вы хоть знаете, который час?
-Какой, баба Дарья? - спросила Валентина.
-Скоро уж петухи запоют. Давайте спите, и нам не мешайте.
  Уезжали мы домой на следующий день. Проводить нас помимо Валентина и бабки Дарьи пришли Василина и Егорыч. Прощание было таким теплым, как будто мы прожили вместе не пять дней, а пять лет. Последними с Валентином прощались ребята и Наташа.
- Пап, а пап, - обратился к отцу Миша. А можно мы к тебе приедем, как только начнутся летние каникулы?
- Конечно, можно, - засмеявшись, ответил ему отец. Только лучше будет, если вы приедете в июле, т.к. в июне в тайге еще очень сыро. В  ручьях и реках еще очень много воды, тропы местами залиты, да и рыба ловится плохо. А к июлю тропы успеют просохнуть. Вот тогда и можно шагать, куда глаза глядят.
  Потом подошла Наташа.
- Ну, до свидания, Валентин. Выздоравливай быстрее.
  К ее горлу подкатил комок, стало трудно дышать, на глазах показались слезы. Несмотря на все усилия, она никак не могла пересилить одолевающую ее слабость. Но тут в памяти ее всплыли строчки из стихов любимого ею поэта: «Не силен тот, кто радости просит, только гордые в силе живут…» И Наташе стало легко от этого магического сочетания слов, словно от глотка свежего воздуха. Она улыбнулась, помахала всем провожающим рукою и вошла в автобус. Машина тронулась и покатила вниз по пологому склону. Я обернулся и долго смотрел через стекло на стоящего на дороге Валентина, задумчиво смотрящего  вслед автобуса, увозящего близких ему людей. Дорога сделала крутой поворот, и с поля зрения исчезли Валентин, стоящие поодаль Василина с Егорычем, бабка Дарья и черная овчарка по имени Дик. Исчезли и дома таежного поселка Кедровый. И совершенно неожиданно для себя в голове родились строчки:
«Вдруг поворот, в раз все исчезло,
Лишь память образы хранит,
Осознается неизбежность –
Судьбы, негнущийся гранит»

                Конец повести.