Глава 47. Тайный агент Соловьева

(пятница, 18:00, 18 часов до Дня вакцинации)

Евгений Васильевич Соловьев внимательно слушал сидящего напротив него Вилена Егоровича Смирнитского, а параллельно вспоминал события, которые произошли в течение последних месяцев, и перевернули с ног на голову весь тихий провинциальный Шахтинск.
Мэр раньше и представить себе не мог, что с началом Пандемии в их полусонном городке закипят невиданные ранее страсти, а никому не известный пенсионер Иван Иванович Лопатин сколотит вокруг себя партию антиваксеров, и очень быстро превратит ее в реальную политическую силу. Не ожидал этого похоже и сам Иван Иванович, который начинал всего лишь с кулуарных высказываний своих мыслей по поводу происходящего. Но идеи его так понравились гражданам, что число почитателей Лопатина стало расти не по дням, а по часам. Иван Иванович моментально сориентировался в сложившейся обстановке и за очень короткое время сумел создать в Шахтинске реальную оппозицию. Умами жителей всецело завладели антивластные настроения и антиваксерские бредни, а количество вакцинированных горожан не превышало статистической погрешности. Силовики, в меру своих возможностей, пытались бороться с внезапно возникшей проблемой — организовали наблюдение за партией, внедряли к антиваксерам агентов (которых те оперативно вычисляли), разгоняли митинги, но в корне переломить ситуацию этими мерами конечно же не могли. Глава и сам искренне не понимал, каким образом простые и инертные горожане сумели вмиг превратиться в злобную невежественную массу, не воспринимающую никаких логических доводов и слепо верящую в глупые бредни, придуманные антиваксерами.
Соловьев понял, что ему срочно требуется внедрить в партию своего доверенного и глубоко законспирированного агента, о котором будет знать только он сам, и который мог бы изнутри оценить обстановку у антиваксеров и помочь Главе выработать стратегию дальнейших действий. И такой человек нашелся. Хранитель фондов местного краеведческого музея Вилен Егорович Смирнитский, старинный друг покойного отца Соловьева и хороший знакомый самого Евгения Васильевича, с удовольствием принял сделанное ему предложение, вступил в партию антиваксеров и начал действовать.
Тихий и неприметный Вилен Егорович обладал цепким аналитическим умом. Из обрывков фраз и случайных разговоров, услышанных им, он мгновенно делал точные и правильные выводы. Смирнитского, в силу его возраста, никто не воспринимал всерьез, поэтому антиваксеры не стеснялись вести при нем даже самые секретные разговоры. А зря! Вилен Егорович запоминал все сказанное, анализировал, раскладывал по полочкам, а потом сообщал свои выводы Главе. Теперь по крайней мере у Соловьева появился надежный источник сведений обо всех событиях, происходящих внутри партии. А вскоре Смирнитский придумал способ, как переломить ситуацию в пользу властей.
Именно он, при очередной встрече с Андреем Николаевичем, подал тому под пивко мысль возродить угасшую «Зарю коммунизма» и использовать ее для агитации горожан. Хотя развил и довел идею друга до совершенства, конечно же, сам Бабушкин, проявив недюжинный талант литератора и организатора. И началась Война… Партия антиваксеров стала стремительно терять завоеванные ранее позиции, Андрей Николаевич уже подбирал себе квартиру в центре Шахтинска, а Евгений Васильевич довольно потирал руки.
Но потом разбогатевшему редактору захотелось народного признания… И тогда он придумал День вакцинации — лишь для того, чтобы самому стать главным героем этого дня. Но Соловьев его кандидатуру не утвердил, и на должность героя назначил тренера Василева. А после глупой выходки Бабушкина, не сумевшего сдержать обиду по случаю крушения своих надежд, Глава вообще отстранил его от руководства газетой и вычеркнул из круга приближенных лиц.
Но Андрей Николаевич не сдавался. Не мытьем, так катаньем, он решил в любом случае пробиться в герои. И поведал о своем намерении единственному человеку, с которым мог откровенно поговорить — Вилену Егоровичу Смирнитскому, попутно сдав другу с потрохами и весь хитрый план полковника Бритвина. Смирнитский, конечно же, сразу установил личность секретного агента ФСБ в партии, но коллегам-антиваксерам ничего о нем не сказал. А после того, как Вилен Егорович проболтался по пьяной лавочке о хранящемся в музее боевом пистолете, Андрей Николаевич начал изводить его просьбами о немедленном испытании Вальтера. И тогда хранитель понял, что Бабушкин всерьез обдумывает вариант инсценировки своего убийства, захотев, несмотря на отказ Главы, все-же стать главным героем Дня вакцинации.
Евгений Васильевич регулярно и очень внимательно выслушивал все доклады Смирнитского. Он узнал от хранителя и о плане Бритвина, и о желании Андрея Николаевича потянуть одеяло на себя, но не воспринял всерьез предупреждения Вилена Егоровича. Глава вообще посчитал намерения редактора лишь пустыми словами, сказанными сгоряча, под впечатлением внезапного крушения своих надежд. Соловьев даже поспорил со Смирнитским на бутылку коньяка, что Андрей Николаевич не способен на убийство. Редактор изводил друга просьбами проверить пистолет в деле, и мэр не стал возражать против этого, ведь он и подумать не мог, что древнее оружие до сих пор способно стрелять. Но, в итоге друзья провели успешные полевые испытания Вальтера, и тот перекочевал в квартиру к Бабушкину. А узнав об этом, предусмотрительный Евгений Васильевич на всякий случай строго настрого запретил охране пускать главного редактора «Зари коммунизма» в здание администрации города.
Пять дней назад, в понедельник, Смирнитский, присутствовавший на страшном суде в подвале, сообщил Главе, что кандидат для участия в операции устрашении Бабушкина найден, а сама акция состоится завтра. Вилен Егорович легко понял это после слов Ивана Ивановича, попросившего принести ему во вторник ТТ из музея. А в среду Артем Ракитин огорошил Соловьева страшным известием — Андрей Николаевич Бабушкин убит. Разумеется, Евгению Васильевичу сразу-же пришла в голову мысль об инсценировке. Но у силовиков личность покойного никаких сомнений не вызывала, и мэр отбросил свою мысль в сторону. Ведь никто тогда и не подозревал о том, что квартира хитроумного Андрея Николаевича залапана совершенно не его пальцами.
Глава, который прекрасно знал из докладов хранителя и о плане ФСБ, и о внедренном в партию Штыке, решил, что Бабушкин убит в ходе операции устрашения. Но застрелить редактора во время вечернего визита мог только агент Бритвина. А приказ на это мог отдать лишь один человек — сам полковник Бритвин. Он же, по всей видимости, и организовал в музее проверку, помешав Смирнитскому вынести оттуда ТТ. Вот только Соловьев никак не мог понять — зачем вообще Бритвину понадобилась смерть Андрея Николаевича?
Получив в четверг утром письмо счастья, мэр подумал, что его написали и подбросили сотрудники ФСБ по приказу своего начальника. И тогда Евгений Васильевич решил, что Бритвин, по какой-то ему одному известной причине, хочет сорвать проведение Дня вакцинации. Поэтому Глава и устроил полковнику такую прилюдную порку во время совещания, ведь он искренне подозревал того в организации всей заварушки в городе, хотя и не мог сказать об этом прямо.
Вечером в четверг Соловьев срочно вызвал хранителя на военный совет и показал ему копию письма счастья. Смирнитский внимательно изучил послание, подумал немного, а затем сообщил изумленному мэру, что тот проспорил ему бутылку коньяка, и что Андрей Николаевич на самом деле жив и здоров, а его смерть оказалась инсценировкой, как и предсказывал Вилен Егорович. Хранитель догадался об этом, увидев в письме знакомые ему фразы, взятые из парочки старых стихотворений одного молодого слесаря, и прочитав подпись «Л.А.Р.» Написать такое послание могли лишь три человека — Лопатин, Бабушкин, и сам Смирнитский, но никак не сотрудники ФСБ, понятия не имевшие о старинной истории с незадачливым поэтом. Вилена Егоровича из числа авторов письма можно было сразу исключить, а Иван Иванович вряд ли бы стал так глупо подставляться и вызывать огонь на себя этим совершенно ему ненужным письмом. А значит, послание мог написать только Андрей Николаевич Бабушкин, который, следовательно, был сейчас жив и здоров.
Глава, после военного совета с Виленом Егоровичем, уже раз сто покаялся, что в свое время так легкомысленно отнесся к предупреждению Смирнитского. Но, с другой стороны, Евгений Васильевич теперь точно знал, что никакого таинственного убийцы и террориста в природе не существует, а Бритвин непричастен к событиям, в которых мэр его так огульно подозревал. А на самом деле всю кашу в городе заварил якобы покойный Бабушкин. Поэтому, когда на сегодняшнем совещании Беккер предложил отменить День вакцинации, Соловьев ответил прокурору решительным отказом. А после того, как три полковника задумали устроить во время праздника теракт, Глава понял, что силовики хотят его обмануть в каких-то своих, только им известных целях. Впрочем, Евгений Васильевич вполне догадывался, в каких. Скорее всего, мнимый теракт преследовал цель вытащить Бритвина сухим из воды после провала его блестящего плана. А легализация смерти редактора оказалась лишь поводом, который должен был убедить Соловьева согласовать проведение теракта.
Разумеется, мэр не сказал оборотням в погонах о том, что видит их насквозь, и сделал вид, будто поверил им, но сам после ухода трех полковников позвонил Вилену Егоровичу, велел ему выяснить личность несчастного «террориста-смертника», и расстроить коварные планы силовиков. Смирнитский, который в момент звонка ехал в автобусе с сумкой Лопатина в руках, сразу догадался, кто из известных ему членов партии станет кандидатом в смертники. Конечно же, это будет Олег Кузнецов.
Вилен Егорович совершенно выпустил из виду скромного секретаря антиваксеров, целыми днями сидевшего у себя в келье и не предпринимавшего никаких активных действий. Смирнитский решил было, что Лопатин затаился в подвале и трясется сейчас там от страха, моля бога, чтобы люди Бритвина не вычислили его причастность к операции устрашения Бабушкина. Но Вилен Егорович очень сильно недооценивал несостоявшегося поэта. Однако, по счастливому стечению обстоятельств, а вернее из соображений того, что неприметный хранитель лучше других подходил на роль курьера, Иван Иванович сам вызвал его в штаб и поручил отвезти Олегу домой какую-то сумку. Вот только Вилен Егорович решил сначала ознакомиться с ее содержимым, а пустующая квартира якобы мертвого друга была для этого идеальным местом.
Исследовав сумку, Смирнитский понял — секретарь антиваксеров совсем даже не затаился, а наоборот, ведет какую-то свою игру и скорее всего хочет ликвидировать Кузнецова, как опасного свидетеля, попутно списав на него смерть редактора. Увидев в сумке ПМ, Вилен Егорович догадался, что именно этим оружием Олег и пугал Бабушкина. А Иван Иванович, судя по всему, забрал пистолет у Штыка после операции, и решил с его помощью свалить смерть Андрея Николаевича на незадачливого киллера. Вот только ПМ был охолощен и не мог служить орудием убийства. А это лишь подтверждало умозаключения Смирнитского — его друг жив и где-то прячется.
И тут Вилену Егоровичу внезапно пришла в голову оригинальная мысль — он решил оставить взрывное устройство в квартире Бабушкина и тем самым легализовать смерть друга. Смирнитский догадывался, что бомба сработает в районе двенадцати часов завтрашнего дня, и особых повреждений прочной кирпичной хрущевке она не нанесет, судя по ее небольшому весу. Но после взрыва власти уже не смогут скрывать смерть главного редактора, и будут вынуждены объявить о ней. В душе Смирнитский жалел Андрея Николаевича, совершившего такой идиотский и непростительный поступок, и чувствовал себя не очень уютно после того, как сам подсунул другу боевое оружие, пусть и с разрешения Соловьева. Поэтому он хотел, чтобы Бабушкин, узнав о своей официальной смерти, смог скрыться из города, и начать новую жизнь. Оставив взрывчатку и воззвание из сумки Ивана Ивановича в шкафу, пистолет Штыка Вилен Егорович забрал с собой — в квартире редактора тот был явно лишним.
Но, случайно встретив Андрея Николаевича, Смирнитский понял, что его друг хоть и пребывает в состоянии полнейшего расстройства чувств, однако бежать никуда не собирается, и кроме того, совершенно не представляет, как расхлебывать заваренную им же самим кашу. Тогда Вилен Егорович рассказал Бабушкину о бомбе, оставленной в шкафу, и о том, когда она должна взорваться. Друзья попрощались навсегда и Смирнитский побежал дальше. У него впереди была еще куча дел.
Вилен Егорович отдал сумку с газетами Людмиле Сергеевне и поехал на Площадь торжеств, предупредить будущего террориста о коварных планах силовиков. Там он увидел, как Олег получил от подъехавшего полицейского барсетку, в которой по всей видимости и лежало взрывное устройство для завтрашнего мнимого теракта. Смирнитский выжидал удобный момент, чтобы подойти к Кузнецову и предупредить его об опасности, а сам пока сидел на автобусной остановке неподалеку, не привлекая к себе никакого внимания. Но, к величайшему изумлению Вилена Егоровича, Олег блестяще выпутался из смертельной ловушки безо всякой посторонней помощи. Непонятно было только одно — от кого он узнал про взрывчатку в барсетке? Не от полицейского же, который привез сумку!
Завершив наконец все дела, Вилен Егорович приехал к Главе с докладом о произошедших сегодня событиях. Смирнитский ничего не знал лишь про задумку Троцкого с флагом, но про нее не знал вообще никто, кроме самого Максима.
А Соловьев, со все возрастающим изумлением слушающий обстоятельный доклад своего тайного агента, только теперь окончательно понял, насколько верной и удачной оказалась его идея внедрить в партию антиваксеров милейшего и неприметного пенсионера Вилена Егоровича Смирнитского.