Цинник

- Как ты думаешь, Альберт, есть инникли в этом мире любовь? – я уже почти привыкла к тому, что общаюсь с ученым. Не совсем обычным, но да, ученым.

- Я думаю, что нет. Все это – чистая химия: рано или поздно наступает момент, когда пора продолжить род. И тогда организм сам выбрасывает в кровь гормоны, дабы ускорить процесс. – белый лабораторный крыс выразительно ведет хвостом, мол, сама понимаешь, что дальше происходит.

- Какой же ты циник.

- Есть такое. Но, в отличии от Аллы, я хоть понимаю, что здесь происходит. – он кивает на клетку с другой лабораторной крысой, вполне обычной.

- И тебе не страшно от этого?

- Нет. Я же положу свою жизнь на алтарь науки. В каком-то смысле, я даже важнее всех этих сотрудников, которые здесь работают – они-то собой рисковать боятся.

- Тьфу на тебя. Ну, а о чем бы ты мечтал, если бы не был лабораторной крысой?

- Я бы мечтал стать ею.

- Тьфу дважды.

- Я вижу, ты сегодня не в настроении. Поговорим завтра. – Альберт берет ручку, кроссворд и отворачивается от меня.

Когда я только устроилась в лабораторию – мыть пробирки и драить клетки – мне было до ужаса жаль животных, над которыми ставят эксперименты. Нет, мне и сейчас их жаль, но со временем чувства ослабевают.

Альберта привезли сюда четыре месяца назад, вместе с пятнадцатью товарищами. Из-за вживления чипа, который делает крыс по-человечески умными, позволяет им думать, как люди, погибло пять его соплеменников. Через время оставшимся начали давать лекарство, чтобы они научились говорить ровно так же, как люди. Погибло еще девять. Альберт остался один.

До сих пор помню, как он впервые заговорил со мной: я тогда что-то насвистывала, протирая пробирку.

- Похоже на Моцарта. – раздалось из клетки.

- А?

- Моцарт. Вы насвистываете «Плач по любви». В ту пору, когда я еще не умел говорить, но уже кое-что понимал, нам ее ставили. Кстати, меня зовут Альберт.

- Лена.

С этого дня я стала иногда заходить к Альберту, как только была такая возможность. Он охотно всему учился: читать, писать, решать простые примеры. А к зиме и вовсе говорил, как настоящий ученый – больше терминами, нежели простыми словами. Иногда крыс казался мне чересчур прагматичным, и мы с ним ссорились, вот как сегодня, но все равно – этот парень мне нравился.

А в пятницу (у меня как раз был выходной) вдруг раздался звонок:
- «Альберт… он умирает. – сообщил мне один из ученных, Геннадий. – хочет с тобой проститься. Приезжай».

У меня подкосились колени: еще вчера мы с ним разговаривали! Что же могло случиться?!

Мчу в лабораторию; Альберт лежит на дне клетки, выглядит плохо.

- Привет. – тихо говорю я.

- Привет. – его голос больше похож на шелест. – помнишь, ты спрашивала, чего бы я хотел больше всего на свете? Так вот, я… соврал тебе. Я хотел бы быть домашней крысой… твоим… питомцем. И в любовь я верю, на самом-то деле. Я любил Аллу.

- Любил?

- Да, она умерла этой ночью: ей то лекарство для ума не подошло. Уж лучше бы она была глупой, но живой. А теперь, видно, и мне пора. Прощай. – и душа отлетела от него.

Я шла домой и думала, что Альберт все это время носил маску. Маску циника. Но маски носят не только ученые крысы…