Трое из громоводия

ГЛАВА 6.

     Моргара, на рабочем месте должна была оказаться рано. А потому, встала раньше петухов. Слезла с полатей, зажгла ночник и… обомлела. По кухне катались клочья шерсти. Женщина подняла один. Пригляделась. Принюхалась.
     - Ва-а-арха! Началось. Что ж, пусть сама за собой волчью шерсть собирает. Зубастая! Как меня-то не слопала?!
     Хозяйка выскочила из дому. После увиденного, в туалет захотелось сильнее.
     Через пол-часа садово-огороднические работы завершились. Живность, с аппетитом, поглощала завтрак. А Моргара, натянув джинсы и футболку, встала в таз и исчезла.
     Я проснулась от того, что ставни окна стукнули о раму. Послышался голос Марьи:
     - Васильна! Дома ли?
     - Ох, нелегкая! Калитку за собой закрыть забыла, что ли? - буркнула я под нос, подскочила с кровати и понеслась через кухню к окну. Вылезла наполовину.
     - Чего тебе с утра не спится?
     - Так, Варя…, муж-то у меня, того… свалился. Как Маргарита сказала. Ударился он. Лежит. Себя не помнит.
     - Сама приду к тебе. Жди.
     Я закрыла за собой окно. Огляделась. Разбросанная повсюду шерсть. А у меня… руки-ноги в земле.  Обрывки сна всплыли в моем мозгу. О! Так я не спала? Я, реально, переворачивалась! Что же обо мне подумала сестра?..
     «Но, с другой стороны», - продолжала размышлять я, - «значит, силы мои возвращаются. Что ни мало важно. И это - радует».
      Я встала посреди кухни, закрыла глаза, сосредоточилась. Протараторила тарабарщину, которая билась о стенки черепной коробки. Открыла один глаз. Второй. Дом сиял чистотой. Осталось только вымыться самой. Я схватила свежее белье и рванула к бане.
      - Ты что ль, Варвара? - услышала я за забором, что делил огороды меж соседями.
      - Я, - ответила я, оборачиваясь. Надо же, поди, вся деревня в курсе событий.
      - А я, Анна Никитична, соседка ваша.
      - Очень… приятно, - запнулась я. «Никитична… про неё вчера говорили или нет? Мало ли в этом мире женщин с таким именем…»
      - А я смотрю, Марья к вам зачастила. А Маргариты-то дома нет. Кто ж ее Петра лечить будет? - подбоченясь, съязвила тётка.
      - Я его полечу, - буркнула я и скрылась в бане.
      - Ну, да…, - язвительно протянула Никитична, - ещё одна ведьма в нашей деревне. Че деется! Хоть пожитки собирай. Принесло на нашу голову!
      Я, хоть и скрылась за дверью, а соседка тихо ворчала под нос, все же отлично слышала ее слова. Волчье, во мне-таки проснулось. Интересно, что ещё от себя ожидать?
      - Болтай, болтай, старая грымза, - хмыкнула я, - как бы за помощью не пришлось к нам обращаться.
      После бани я направилась к Марье. Ух-ты, а адресок-то я ее  не спросила!
      Встала за калиткой, втянула в себя воздух. Нашла! Запах повёл меня по улице, завернул за угол. Я уперлась в покосившийся забор.
      Вошла, огляделась. Да-а, дом в порядок приводить надо. Видать, Пётр круто к бутылке прикладывается. Ну, поглядим, что я могу. Авось, на лад у тётки дела пойдут. Сама-то, хозяйственная, а муженёк… дрын ему по одному месту!
      Пётр лежал на кровати. Голова полотенцем замотана. На лице - кровоподтёки. Красавчик!
      - Хозяйка! - вспомнив об атрибутах, позвала я Марью, - тащи сюда свечи, какие есть. Прокисшую сметану. И дохлого мышА. Вылечим.
      - Батюшки! - схватившись за «женскую мощь» соседка, - я ж его сегодня в компост бросила. Кошка, падла, с утра отметилась. Не утащила б его за это время.
      Марья понеслась в огород.
      Я же, в это время, сняла с Петра повязку, прощупала пальцами голову.
      Полнолуние. Сил много. Десны чешутся. Со сна - не емши. Укусить бы. Да нельзя. Что я зверь какой, на людей бросаться? А этот, вообще, проспиртованный.  Пакость какая!
      Через три минуты на табурете, возле болезного, лежали в тряпице мышь, три хозяйственные свечи, спички и блюдце со вчерашней сметаной.
       - Прокисшая?! - строго спросила я, придавая голосу небывалую серьезность.
       - Вчерашняя.
       - Не годится. Кошке отдай. За труды.
       - Гляну сейчас, может, старая где завалялась.
       Марья залезла в холодильник по самую… нет, талии на том месте уже давно не было. Но, на одной из полок, нашла искомое. От банки, аж несло кислятиной.
        - Ну-с, начнём.
        Я, придав своему лицу таинственность, зажгла свечи. Провела одной из них над  головой мужчины. Взяла за хвост мышь. Поводила ей перед самым его носом. Бросила в банку с прокисшей сметаной. В ней же погасила свечу. Положила руки на голову стукнутого и одними губами проговорила заклинание. Затем, в страшно гастрономическую банку отправились оставшиеся свечи.
        - Налей воды в кружку, - обратилась я к Марье, зная, что она стоит за моим плечом и старается не дышать. Выходило плохо. Ее сопение мне мешало. Вот и отправила ее за водой.
        В моих руках оказалась кружка. Быстро справилась. Я даже дух перевести не успела.
        - Пей, - я поднесла воду к губам Петра.
        Тот понюхал, поморщился.
        - Самогоночки бы.
        - Я те дам, самогоночки! Пей, сказала! - прошипела я.
        Мужик одним глотком осушил кружку. Упал на подушку и уставился на меня.
        А я зашептала над ним новое заклинание, водя рукой над лицом. Потом, во мне что-то щелкнуло и я вошла в раж. Уж гнать комедию, так по-полной!
        Я начала раскачиваться из стороны в сторону, закатывать глаза, трястись и мычать.
        Марья отскочила в сторону. Это мне и надо было.
        Пётр округлил глаза и в них, даже, начали мелькать связные мысли.
        Я схватила кружку, из которой пил сосед, резко сунула в руки хозяйке и скомандовала:
        - Самогонки!
        Та, как ошпаренная понеслась за бутылкой. Слышно было как стекло, мелкой дрожью, бьется об эмаль кружки. Я почувствовала противный запах расплесканного спиртного и поморщила нос. Приняла кружку и поднесла ее к губам Петра.
        - Пей!
        Тот понюхал, улыбнулся. Хотел сделать глоток, но я не дала. Выплеснула за плечо, окатив его супругу, ( а незачем стоять над душой).
        - Налей! - я снова отдала кружку, - и таз захвати. В изголовье поставь.
        Марья услужливо носилась по хате, выполняя мои указания. За спину больше не вставала.
        Снова вонючее пойло у меня в руках.
        - Пей!
        - Не дашь, ведь, - с укоризной ответил сосед.
        - Пей! - я поднесла кружку к его носу.
       Он понюхал, выпил. Пока пил, я быстро читала заклинание. Не прошло и минуты, как его прополоскало. Он изгибался, выворачивался и ревел. Не то от боли, не то от того, что жалко продукт. Я так и не поняла.
        - Самогонки! - снова распорядилась я и женщина вылила в кружку остатки из мутной бутыли.
        - Пей! - я снова поднесла кружку к губам Петра. Он утёр рукавом выступившие на глаза слёзы. Понюхал. Поморщился.
        - Гадость!
        - Какая ж, гадость? Вон ты ее как хлестал! Пей!
        Ещё раз понюхал. Вновь поморщился. Судорожно сглотнул слюну. Взял кружку. Поднёс к губам. Желудок снова скрутил его в спазме. Самогонка пролилась в таз.
        - Все, соседи. Живите спокойно.
        -  Марья, содержимое вылить, - пнула я тазик, - посуду закопать за деревней.
        Вымоталась. Меня трясло. Опять хотелось в баню, выпить ведро воды и съесть барашка. Столько из меня сил вышло.
       
       Моргара вернулась домой уже к вечеру. Я, намывшаяся, уничтожившая все, что не было приколочено в нашем холодильнике, выпившая почти всю воду в ведре, что была принесена с утра, ничком лежала на кровати и спала мертвецким сном.
      - Батюшки! Что здесь произошло? - покачала головой сестра.
      Ответом ей послужил стук в окно. Марья улыбалась в весь необъятный рот.
      - Ну, соседушки! Ну, дай вам боже! Петька-то, ух!
      - Что, ух?!
      - Как, что? На ноги, после падения, поднялся. Выпить не просит. Дружков отвадил, забор починяет. Стихи мне посвятил, дуралей старый, - соседка высморкалась в уголок платочка, - я вот, тута принесла вам, от чистого сердца.
      Она начала выкладывать на подоконник деликатесы собственного производства, коими славилась и в деревне, и в городе, на рынке.
       - Отдохнёте, сами гуся выберете себе. Какой приглянется, ваш будет.
       - Слушай, Марья, хочешь сказать?…
       - Варварушка, сестрица твоя, чудо! - уже за забором крикнула женщина и, чуть ли не вприпрыжку, понеслась по улице.
       - Вот дела-а… ну, дела-а! - только и воскликнула Моргара.
       Женщина, наскоро перекусив дарами Марьи, подсела к моему изголовью. Положила руку на лоб и «вошла» в мои сны.