Глава 5. Tu me manques

На сей раз никакого экстрима. Ну, никаких полицейских после бутылки просекко. Никаких пролетающих мимо машин. Никаких заглядывающих в салон людей на мили вокруг. То, что надо.
Даника опять ловко забирается на меня. Я, затаив дыхание, не даю вздохнуть и ей тоже. Провожу рукой по ее бедру, спускаясь вниз… к кнопке регулировки сиденья.
Оно быстро ползет назад, а Даника прищуривается:
- Можно и помедленнее, дорогой.
- Нель…

Она вцепляется зубами мне в нижнюю губу, прежде чем я успеваю договорить. «Я мужик, я не охну, че это больно что ли» - думаю я, резко выдыхая весь свободный воздух и вцепляясь ей в волосы, не желая больше ничего, кроме того, чтобы показать ей, как я ее хочу. Сиденье останавливается, а охает Даника. Она отстраняется, и, черт побери, смотрит на меня так, что я…
…я чувствую. Снова тяну ее к себе, окончательно запутываясь пальцами в ее волосах и моля бога, чтобы эти секунды были вечны.
- Отодвинь еще, - хрипит она, но я все так же пленен этим взглядом.
- Ну же, - нетерпеливо повторяет она, снова непонятным образом сумев оторваться от меня. Я медленно провожу рукой по ее шее, ощущая подушечками пальцев каждую мурашку; потом вниз – по открытому плечу и к руке. По ней проносится заряд возбуждения, нетерпения, ожидания.
- Ну же, - снова шепчет она, хватая мою руку и с силой ударяя ее о свою задницу. Я бы охнул, но я же мужик.

Даника видит мою улыбку и понимает ее по-своему. Я уверен, что правильно, пока моя набирающаяся уверенности рука постепенно движется к цели. Она снова охает, а я чувствую, что все в ее взгляде выдает неудержимое желание, и мне даже уже не нужны теплые мокрые доказательства между ее ног.
- Так и будешь сидеть? – хрипит она, но я смотрю в ответ, мол, дальше ты.
- Помоги, - нетерпеливо повторяет она. Я, наверное, должен был просто расстегнуть ширинку, но вместо этого снова нащупываю кнопку и отодвигаю кресло до упора. Она умудряется привстать и судорожно начинает высвобождать то, что у меня давно уже привстало.
- Да бля, - снова шепчет она, хватая мой член с неожиданной силой. Я бы охнул, но я же мужик.

Мы тратим судорожные секунды на то, чтобы паззлы сошлись и, наконец, я чувствую разряд блаженного электричества, пробегающего по артериям. Даника тихо выдыхает, подергивая ягодицами, словно выбирая удобную позу.
- Все хорошо? – глупо, но участливо шепчу я, а она лишь закрывает мне рот ладошкой, пропахшей мной. Ее лицо медленно расплывается в улыбке, а я полностью поглощен ощущениями там, внизу, где сошлись наши паззлы. Там я ощущаю, наконец, законченность, утопаю во вселенной, теряю контроль. Целую ее так, словно через секунду весь мираж рассеется.

Даника входит во вкус и потихоньку наращивает темп. Я смотрю на нее и встречаюсь взглядом с этими безумно глубокими зелеными глазами – я впервые вижу их такими, я впервые поистине запоминаю их так, что теперь всегда они будут мерещиться мне в самые темные ночи.
Я тону, и я буду не я, если не прокричу вселенной, чтобы оставила меня в этом моменте.
- Быстрее, - хрипит она, но и я лишь хриплю в ответ, обеими руками хватая ее за прохладную задницу, отгоняя мысль, что надо бы выключить кондер, чтобы она не простыла, и сосредотачиваюсь на ее гладкой коже, каждое прикосновение к которой заводит еще сильнее, чем прежде.
- Вот так хорошо, - нетерпеливо повторяет она, вжимаясь своими ярко-оранжевыми матовыми коготочками мне в надплечие, хватаясь за него, словно опасась, что я ее отпущу. Я не отпущу, лишь вцеплюсь в ответ в ее бедра, проведу большими пальцами по дрогнувшему от волнообразного возбуждения животику и аккуратно спускаюсь ниже – где влажно и потно. И где лучше, чем когда-либо.
- Ты что ли еще не все? – снова шепчет она, вцепляясь в мою руку. Я-то ощущаю, что скоро – все, но убеждаю ее в обратном, наращивая темп. Даника охает, я выдыхаю. Она сама почти все…

… я чувствую это каждой артерией, находясь внутри ее…
… я чувствую это кончиками пальцев, жадно проводя ими по ее напряженной шее…
… я чувствую это, когда она сжимается всем телом и резко высвобождается.

Мой контроль, про который я забыл в тот же миг, когда вошел в нее, вернулся слишком поздно. Она на пару секунд напрягается, после чего тут же обмякает в моих руках, давая себе право, шанс, возможность раствориться в этом кайфе, и тут я понимаю, что снова чувствую.
Полное единение.
Наши галактики формируют вселенную.
Звезды горят желтым пламенем.
Планеты беснуются.
Комета расчертила бы небосвод, да только миг этот короток, и остается лишь наслаждение, растекающееся по нашим телам, от нее ко мне и обратно. Мы только успеваем обменяться взглядами, в которых каждый читает что-то свое, сокровенное и только друг для друга, выдыхаем и…

…и чертов телефон снова зажужжал, вытаскивая из лучшего в жизни сна. Я немедля проклял себя, что не поставил его вчера на беззвучку. Хотя, может, оно и к лучшему? Мне жарко и нечем дышать, а утренняя эрекция спала вместе с пробуждением и разочарованием.
Я тряхнул головой, пытаясь восстановить все, что приснилось, но память об этом стиралась быстрее, чем лед тает в кипятке. Последние картинки стирались, несмотря на мои попытки схватить хотя бы по песчинке каждого воспоминания… зеленые глаза Даники… мои пальцы, запутавшиеся в ее волосах… ее хриплый голос, жаждущий наслаждения… тепло ее тела… колючая энергетика сладостных мурашек… дрожь от кайфа и вцепившаяся в меня руку…
Мне нестерпимо захотелось прижать ее к себе прямо сейчас, оказавшись в том чудном месте, где вокруг лишь безнадежный обрыв, да беспокойное море. Безмятежность, безмерность, пламя гаснет, и миражи вспыхивают в самый последний раз.
Тяжело вздохнув, я встал и посмотрел в телефон. СМС от Бритт и сообщение в воцап от Даники. И надо же – они написали об одном и том же.
У Бритт была ссылка, а у Даники скриншот. Это была статья в какой-то не особо известной газетенке. Пока я пытался зацепиться за последние струйки воспоминаний, голова начинала медленно соображать.
И, наконец, я увидел это.
«Грязные миллионы Фергюса Лири».

Ого, про меня написали статью со словами «грязные» и «миллионы». Недурно, да?
Я не стал открывать ссылку и даже в скриншот не стал вглядываться: опаздывал – мы договорились с Даникой позавтракать, прежде чем идти на очередную бестолковую встречу с нашими неанонимными друзьями.
Примчав в Парадизо, я конечно же не встретил там ее. Ну, было бы хуже, если бы она пришла первой – все-таки я немного старомоден. Хотя бы в этой части.
Попивая лунго (спать хотелось, впору было поверить, что я мне все это все-таки не приснилось), я вспомнил про статью и хотел было почитать ее, когда на парковку перед Парадизо въехал черный, абсолютно затонированный гелендваген.
- Че серьезно? – поморщился я, сразу узнав эту машину. – Только этого не хватало.

Из машины, как я и ждал, вывалился очень крупный человек в старомодном темно-сером костюме-тройке в белую полосочку. На свою огромную голову он приложил – иначе и не скажешь – не менее старперскую кепку (тоже в полосочку), так что осталось пихнуть в рот сигару, чтобы вся округа знала, что Аль Капоне вернулся.
Шутки шутками, но это и был местный Аль Капоне.
Он вошел в Парадизо, не поморщившись оглядел помещение (я знал, что он привык не к таким простеньким, если не сказать паршивым, местам) и, увидев меня, расплылся в широченной улыбке.
- Дружище! Фергюс! Как я рад!
- И я, синьор Фаброкки, - ответил я на его объятия.
- Сколько тебе говорить, можно просто Витторио. Все эти синьоры для подчиненных. А ты – друг.
- Спасибо. Чем могу быть полезен…, Витторио?
- А ты чего тут рассиживаешься такой спокойный, я не понял? – он пихнул мне газету едва ли не в зубы.
- Да бля… - протянул я. – Наконец-то прочту.
- Ты знал и не читал? – буркнул Фаброкки.
- Ага, - отмахнулся я.
- Ну ты и мудак, - покачал головой тот.

Обзывать его в ответ я не стал, хотя «жирная свинья» ему вполне подходило. Впрочем, он был полезен, - открывая газету на нужной странице, я вспоминал про услуги, которые он мне иногда оказывал. Фаброкки был лидером одного из кланов каморры, не самым влиятельным, но достаточно богатым. Особенно они разбогатели, конечно, когда помогли мне продать «Облачно, значит, будет дождь!», несмотря на… некоторые трудности.
Я отдал ему половину от своих кровных семидесяти миллионов, но зато сохранил жизнь, картину и получил уникальную возможность на все католические празднества бывать в его доме. А еще безопасность моему имуществу, потому что весь гребанный Неаполь знает, что в моем доме живу я, а случись что – Фаброкки найдет и убьет всех.
Я его не то, чтобы боялся, но в основном уважал. В конце концов при всей старомодности, он не изгнал из семьи младшего брата после того, как тот совершил камин-аут, да еще и намекнул, что любой, кто что-то про это скажет, будет потом вставлять все зубы обратно.
И вот этот дородный персонаж снова свалился на мою голову.
Я начал читать статью, периодически хмыкая, поднимая взгляд на Фаброкки, который сохранял невозмутимость.

«Модный ныне британский художник (я: «вот суки!») Фергюс Лири, последние несколько лет живущий в Неаполе, знаменитый тем, что за семьдесят миллионов продал картину, на которой черным фломастером обведены облака, оказался замешан в темных делишках каморры.
По сведениям источника (я: «выдумали сами, но угадали, сволочи!») Клан Фаброкки был активным участником сделке по продаже картины «Облачно, значит, будет дождь» (я: «там должен быть восклицательный знак, уроды!») неизвестному частному коллекционеру. Дон Витторио Фаброкки, на счету которого как минимум четыре убийства, за которые он не просидел и недели, мгновенно предложил Лири покупателя, готового заплатить за этот «шедевр» (я: «могли и без кавычек обойтись, ублюдки!») обозначенную сумму.
Сам Лири, как будто бы и знать не знал, что каморра за крышевание запросит половину его гонорара, но деваться было некуда – иначе он бы поспешил к тем четверым товарищам (я: «автор тут чертовски прав, гаденыш!»).
Как бы то ни было, если Лири сам нарисовал картину (я: «что, бля, простите?!»), то ему стоит бояться лишь каббальной сделки, с которой он не соскочит, словно наркоман с наркотиков, продаваемых кланом Фаброкки.
Сам Дон Фаброкки в свободное от наркодилерства время (я: «ох, ну кому-то светят знатные такие ****юли») решил подрабатывать арт-дилером. В его собственной коллекции было семь картин Лири, из которых как минимум три уже распроданы – причем с неаполитанским наркобароном не боятся работать ни Ив Бувье, ни Хавьер Хуфкенс, а «Облачно, значит, будет дождь», по некоторым сведениям, готовится к демонстрации в одной из трех галерей Камиля Меннура в Париже – а именно его считают покупателем этой картины.
А вот Фергюс Лири по некоторым данным забросил писать картины, от него ушла жена, а гонорары от продаж его «шедевров» (я: «ну че опять..?») медленно заканчиваются. Это – цена грязных денег, на которые он купился ради быстро наживы».

Я отложил газету, заодно открывая СМС от Бритт.
- Экая хрень.
- Хрень, ты говоришь? – пропыхтел Фаброкки.
- А что вы хотите сделать, дон Фаброкки?
- Я бы ему череп проломил.
- Ну там даже автор не написан.
- Сжечь редакцию?
- Ага, чтобы подтвердить все то, о чем они пишут? – я хмыкнул.

Бритт спрашивала, что я думаю про статейку, а я ей ответил, что сидим с Фаброкки, думаем, что делать. Тут я вспомнил, что планов завтракать с Фаброкки у меня не было… в отличие от планов насчет Даники.
- Слушайте, дон Фаброкки, я, честно говоря, жду кое-кого.
- Твоя жена же уехала.
- Ну а это не жена.
- А-а-а, понимаю, - с широкой улыбкой ответил он. – Значит, бери ее с собой в следующую субботу.
- А что там?
- Мой сын женится.
- Сальваторе?!
- Ага, - гордо ответил Фаброкки.
- Что это за несчастная, которая уговорилась на такое? – хохотнул я.
- Нормальный он… - обиженно произнес дон. – Даже не такой жирный, как я. Ладно, так, начало в четыре часа дня, но вы приезжайте пораньше. Часам к двенадцати.

От предложений каморры никто не отказывается, я-то и подавно. Ну и приняв предложение, я наконец-то освободил столик. И надо же такому было случиться, что Даника пришла буквально через пару минут, после того как гелендваген сорвался со стоянки и умчал по следующим делам Фаброкки.
- Привет, - махнула она рукой. Я вдруг поддался какому-то порыву и обнял ее. - Что это на тебя нашло? – с улыбкой спросила она.

Я почесал подбородок, перебирая варианты ответов.
- Мне тако-о-о-е приснилось.

Не.
- Мы трахнулись во сне, и нам было шикарно вместе.

Не.
- Я соскучился.

Не.
- Французы говорят “tu me manques », что значит…

Не.
- Да просто захотел, - пожал я плечами. – А ты чего такая загадочная?
- Сон такой приснился… - она хихикнула, покраснев. – Воодушевляющий.
- Про меня, надеюсь?
- Можно и так сказать.

Даника одарила меня фирменным прищуром, а я вдруг вперился взглядом в ее глаза. Надо же, теперь эти зеленые глаза притягивают намного больше, чем прежде.
- И что же снилось? – наигранно непринужденно спросил я.
- Ну вот так я тебе все сразу выложила, - отмахнулась она.
- Тогда проехали. Понравилась тебе статья?
- Как тебе сказать… - она задумалась, позволяя мне безотрывно глядеть на нее, жадно пожирая образы, которые всплывали в памяти после «нашей» бурной прошлой ночи. – Не понравилось, что по пути сюда я увидела толстяка, подозрительно походившего на того, что изображен в газете…
- Ему не очень нравится, когда кто-то называет его толстым. Хуже только, если его младшего брата называют пидорасом.
- А он..?
- Ага, - подтвердил я.
- И что вы будете делать с этим писакой?
- Ну… не вы, а мы.
- Чего-чего?
- Дон Фаброкки пригласил нас на свадьбу в эту субботу. Его сын, Сальваторе, женится.
- А я-то тут причем? – напряглась она.
- Он пригласил меня, а я хочу прийти плюс один. Не оставляй меня одного, ненавижу свадьбы, - умолял ее я.
- Ладно… а что если твоя жена узнает?
- Ничего такого же, я тебе не предлагаю переспать в конце дня.
- А может и стоило.
- Что-что?
- Ничего.. – с улыбкой протянула она.

Мы немного посидели молча.
- Пора идти?
- Да тут близко, - отмахнулась она. – Давай через полчаса. Лучше скажи, ты знал, что Фаброкки продает твои картины?
- Даника, так они уже не мои, - пожал я плечами. – Он купил их у меня, а теперь заработал. Так делают все.

Снова молчание. Я украдкой глядел на нее. Нет, я пожирал ее глазами. Она улыбалась.
Наконец, мы рассчитались и пошли на собрание. Находясь рядом с ней, я понял, что зацикленность превращается в зависимость, и без Даники я чувствую…как раз то самое, о чем говорят французы – tu me manques – я скучаю по тебе, а дословно – ты отсутствуешь у меня. Я не просто скучаю, меня убивает время, когда Даники нет рядом. Отсутствие это страшно, и я никогда не верю тем, кто говорит обратное.