Об экономизме перестроечных дикарей

    Удивительно, но вот уже столетия как ведутся ученые споры об экономических проблемах, стоящих перед человечеством, пишутся ученые статьи и трактаты, с завидной регулярностью проводятся авторитетные форумы, однако никаких подвижек в сторону их снятия до сих пор не наблюдается. В чем дело? Как вопрошал когда-то известный политический деятель - не хотят, или не могут? А может быть, просто не там ищут ответы на вызовы современности?

    Были ли «экономические проблемы» в Советском Союзе? Если и были, то, по всей видимости, не столь значительные, как в гитлеровской Германии, разгром которой в Великой Отечественной войне однозначно продемонстрировал преимущества плановой социалистической экономики перед капиталистическим способом производства. Тем не менее, наличие определенных теоретических неясностей в практике строительства социализма признавалось и тов. Сталиным в его работе «Экономические проблемы социализма в СССР».

    В отличие от других работ вождя в «Проблемах социализма» он впервые не столько декларировал «единственно верный» взгляд на социализм, сколько пытался убедить себя и общество в верности этого взгляда. Пытался совместить научный марксизм-ленинизм со сложившейся практикой строительства коммунизма на данном историческом этапе. Совмещение не вполне получалось, и Сталин это чувствовал. С одной стороны он провозглашал товарно-денежные отношения не противоречащими социализму, но с другой предупреждал, что сохранение этих отношений неизбежно приведет к реставрации капитализма в Советском Союзе.

    Вскоре вождь скончался, оставив разговор незаконченным, а «проблемы социализма»  -  нерешенными. Продолжатели его дела – «верные ленинцы» вздохнули с облегчением. Сложившийся порядок вещей всех устраивал, а любопытных, чтобы копаться в трудах основоположников, в среде партийной бюрократии никогда и не было. С некоторыми косметическими новациями, сложившаяся при тов. Сталине модель социализма благополучно просуществовала до перестройки, не утратив ни одной «проблемы», но обретя массу новых, игнорировать которые было уже невозможно.

    Разумеется, никаких «экономических» проблем в Советском Союзе не было. На одной шестой территории суши планеты было вполне достаточно ископаемых ресурсов, плодородных земель, пресной воды, чтобы обеспечить комфортное существование для многих поколений советских людей. Проблемы в СССР были не «экономического» рода. Они были обусловлены изъянами в самом способе общественного производства, были вызваны попытками совмещения преимуществ плановой экономики с, как казалось партийной бюрократии, «плюсами» капиталистического хозяйственного уклада. Разрешения этих проблем следовало искать в рамках марксистской политэкономии, но не в рецептах буржуазных «экономистов», пусть даже с партбилетами в карманах, несостоятельность которых была видна невооруженным глазом всякому думающему человеку.    

    Молодой, энергичный генсек, вряд ли после вуза открывавший книги Маркса или Ленина, был очарован блеском «обществом потребления» и, доверяясь «логике» услужливых партийных «академиков», уверовал в преимущества «рынка», «конкуренции», «частной собственности», в то, что именно благодаря им «цивилизованные» страны достигли своего процветания и благополучия.

     Оставим в стороне вопрос о «цивилизованных» странах и о том, насколько их «благополучие» совместимо с элементарной человечностью, насколько постоянный страх перед будущим может быть выражен в долларовом эквиваленте, а изнурительная борьба за выживание быть измерена наполнением супермаркетов вожделенными для советских людей колбасами и сырами ста сортов. Вспоминается Эллочка Щукина, «людоедка» из бессмертного произведения Ильфа и Петрова «12 стульев», которой великий комбинатор всучил грошовое ситечко для чая в обмен на два стула. И хотя словарный запас Горбачева простирался далеко за пределы тридцати слов Эллочки, это никак не сказалась на эквивалентности произведенного им «обмена» плановой социалистической экономики на ярко упакованную пустышку в виде «рыночных отношений», которые, наверное, из партийной скромности велено было именовать «передовыми методами хозяйствования».      

    Логическая ошибка была очевидна. Всё блага современной цивилизации созданы трудом и разумом человека, а не «рынком», не «инвестициями», не «капиталом» и не частной собственностью. Приписывать этим постыдным атрибутам капитализма некие производительные качества, значит унижать человека-творца, человека-мыслителя, превращать его в раба, холопа, нуждающегося во внешнем принуждении к труду.

     В латентном виде такая политика «кнута и пряника» всегда присутствовала в советской экономической мысли, слегка закамуфлированная «принципом» социализма - распределением «по труду», что было ничем иным как встраиванием капиталистических отношений трудового найма в социалистическую экономику. Продажа рабочей силы, превращение человека в живой товар не только полностью противоречили марксистско-ленинской теории, не только тормозили развитие производительных сил, но и в строгом соответствии с важнейшим положением исторического материализма формировали мелкобуржуазное, обывательское общественное сознание. Происходил невидимый дрейф от бескорыстного труда на благо своего народа в сторону активизации «материального интереса», возрастанию роли денег, вещизму, разрушало классовое единство трудящихся, подменяло великую общую цель мелкой возней за собственное благополучие. Никакими плакатами, призывами, правильными лозунгами, лекциями и «воспитательной работой» нейтрализовать пороки социального бытия не получится. Тем более, если в этих пороках партийная бюрократия искала возможность «стимулирования» трудящихся, повышая зарплаты одним, давая привилегии и льготы другим, что вело не к росту производительности труда, а наоборот, убивало к нему интерес, смещая интерес в сторону потребления, превращая труд лишь в средство «зарабатывания» денег.

    Справедливости ради следует отметить, что не один Горбачев клюнул на блестящую пустышку. Множество «ученых», прославленных «академиков», лауреатов нобелевских премий, «экономистов», писателей, публицистов спешили засвидетельствовать свою приверженность идеям перестройки и «рыночных реформ». Любой вольнодумец, посмевший усомниться в чудодейственных свойствах рыночного саморегулирования, подвергался остракизму, становился «нерукопожатным» в продвинутых кругах просветленной новыми идеями публики. Однако «новыми» эти идеи были только для правящей партийной бюрократии, не знавшей, что «рыночное саморегулирование» есть давно известный классикам марксизма закон стоимости, основной закон товарного, т. е. капиталистического производства.

     В чем только горластные рыночные неофиты не винили социалистическую плановую экономику! Во «врожденной дефицитности», «негибкости», «затратности», отсутствии конкуренции и прочих бедах, отводя удар от конкретных лиц, под чьим «руководством» несчастная советская экономика была доведена до столь плачевного состояния. Вдумайтесь, как плановой экономике можно приписать некую «дефицитность», если она плановая? Кто-то сознательно планировал «дефицит»? Потребности общества известны, ресурсные, технологические ограничения известны. Задача элементарная – запланировать и произвести необходимой продукции столько, сколько нужно. Но тут начинают противодействовать чужеродный закон стоимости, игнорирование которого может стоить очень дорого. Этот закон был неподвластен бюрократическим указаниям быть ценам «доступными для трудящихся», особенно, что касалось предметов и услуг первой необходимости – продуктов питания, коммунальных платежей, общепита, общежития и т. п. Партийной бюрократии, до смерти напуганной новочеркасскими событиями 1962 года,  приходилось прибегать к разорительным дотациям, дабы не трогать розничные цены на продукты питания, давно не отражавшие их реальной себестоимости.

     Отсюда и рукотворный «дефицит». Политбюровские «бухгалтера» не могли наращивать производство, предположим, мясной продукции, поскольку львиная доля  бюджета страны ушла бы на её дотацию. Если же продавать по себестоимости, мяса можно было произвести столько, сколько требовалось, да еще и на экспорт бы осталось.
Где у Маркса написано, что плановая экономика порождает «дефицит»? Маркс всего лишь пишет:

    «Он [трудящийся] получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме».

     Но если цена дотируется, то покупатель получит от общества больше, чем дал ему в виде своего индивидуального трудового вклада. Следовательно, кто-то, у кого нет возможности купить дотируемый товар, получит меньше. Столкнувшись с проблемой, политбюровские «мыслители» нашли «изящный» выход – перевести большую часть страны на «подножный корм». Пусть, дескать, жители сельской местности, заводят подсобные хозяйства и сами себя кормят. А излишек не возбраняется сдать в магазины коопторга или продать на колхозном рынке. Партийных «теоретиков» ничуть не смущало то обстоятельство, что производительность труда таких «фермеров»-кустарей  на порядок ниже, чем  в колхозной животноводческой ферме. Из того же ряда и идея с дачами, которые массово раздавались в советские времена всем желающим. «Экономисты» довольно потирали руки - хоть какая-то добавка в рацион трудящихся, не требующая ни копейки от государства. Мысль, что работу тысяч человек, в поте лица ворочающих землю лопатами, может выполнить за смену один тракторист, сиятельные руководящие головы даже не посещала. 

     Постепенно «экономисты», от категорий нужно – не нужно, перешли к иной парадигме, выгодно – невыгодно. И оказалось, что самое «невыгодное» - это содержание людей. Как много им всего надо! Это же сплошные затраты! Вместо экономики, в которой напомню, не было никаких естественных проблем, в умах партийных «теоретиков» воцарил экономизм, вознесший проблемы на системный уровень, свойственный чужеродной общественно-экономической формации, от которой народ  с огромными жертвами избавился еще в октябре 1917 года. Со всех сторон заголосили партийные «ученые» и «академии» - рубль должен работать! Хозрасчет! Экономическая самостоятельность предприятий! Конкуренция! Снизу виднее что производить и по какой цене продавать! Долой «командно-административную систему»! Рынок всё расставит по своим местам! Всеобщий психоз превзошел самые оптимистические ожидания «реформаторов». Советские люди с плакатами, портретами, под одобрительные возгласы зарубежных гостей с энтузиазмом, с надеждой на лучшую жизнь стройными рядами направились в капиталистическую кабалу.

     И никто не задал партийным предателям простого вопроса – почему, имея всю полноту власти, вы оказались неспособны организовать высокоэффективную работу плановой экономики? Кто вам сказал, что трудящийся человек движим шкурническими вожделениями? Судите по себе? Кто вам доказал, что конкуренция экономически эффективнее солидарности людей? Какой «рынок» может быть в предельно монополизированной современной экономике? Зачем он нужен? Для освобождения невежественных вельможных умов от трудов по планированию экономики в натуральных показателях? Дабы свести всю «экономику» к посильному для обывателя задач по распределению финансовых потоков? Кто вам доказал, что «уравниловка» убивает интерес к труду? А может быть, наоборот, именно равенство является самой комфортной социальной средой человека разумного, максимально благоприятной для работы в социалистическом производстве? Эти «теоретики» хоть день в реальном рабочем коллективе трудились? Знают ли они, что лучшим способом отравить отношения между людьми – дать одним больше, а другим меньше, типа, «по труду»? Результат нужно описывать?

     Чудовищные последствия перестроечного лихолетья будут расхлебывать еще не одно поколение наших потомков, которых «экономические» дикари обрекли не только на взаимную борьбу за выживание, на бесправие, на страх за будущее, но и лишили традиционных советских ценностей солидарности, единства, братства, сплоченности в обществе равных, свободных и гордых людей, в котором нет ни господ, ни холопов, нет шкурного интереса, где все равно трудятся, равно получают, равно достойно и счастливо живут.