Над судьбой. Том второй. Глава тридцатая

 
 
Земля чейеннов раскинулась от Скалистых Гор до Миссисипи в междуречье Извилистой и Мутной рек. В месте их слияния, примерно в семидесяти километрах западнее Миссисипи и пролегала естественная граница смены лесов лугами. Здесь всегда располагалось главное зимнее стойбище чейеннов.



Весь берег Отца Рек был покрыт великолепными лесами, изрезанными речушками и ручейками.  Теплые дожди орошали тучную землю.  Но дальше на запад,  осадков становилось намного меньше. Леса редели, лишь украшая темно-зелеными пятнами безбрежное море лугов.


 Землепашец, одержимый желанием превратить всю планету в одно бескрайнее  поле, еще не осквернил эту благодатную землю.



В прериях паслись неисчислимые стада бизонов. В лесах и предгорьях водились косули, олени,  лани, зайцы. В  рощах звери находили воду и прохладу.


Первые белые люди, попавшие на равнины уже в середине XVI века, отмечали  отсутствие лошадей у аборигенов, ютящихся по берегам рек и больше промышляющих рыбной ловлей, чем охотой.


На водоразделах было много зверья, но не хватало источников воды. А её с собой много не унесешь. Вся жизнь очень малочисленных племен проходила только рядом с водой.



Спустя сто лет ситуация резко изменилась. Убегавшие от небрежных хозяев, испанские лошади  дичали и уходили на север и восток. Гигантские табуны мустангов бродили по равнинам рядом со стадами бизонов, травы  хватало всем.



Краснокожие быстро поняли огромные преимущества верховой езды. Спустя несколько десятилетий индейцы превратились в неукротимых всадников, но скотоводами всё  же не   стали. Они так и не признали достоинства колеса, а примитивные туземные волокуши из двух жердей и куска кожи оправдывали себя только на сильно пересеченной местности.


Кобылье молоко в пищу не употреблялось, да и мясо мустангов индейцы ели тоже редко. Лошади не вытеснили из прерий коренных обитателей.



За сезон дождей и бурного роста трав бизоны нагуливали жир, набирались сил. Зимой, с понижением температуры, рост трав почти прекращался, и бизоны уходили в более южные широты. Это было время больших охот, заготовки  мяса.


Для насельников прерий осенние охоты являлись тем же самым, чем для земледельцев сбор урожая. Чейенны установили ряд ограничений отстрела животных в другие сезоны, не убивали детенышей. Сезонные миграции бизонов ежегодно шли по одним и тем же тропам, пересекающим с севера на юг Извилистую и Мутную реки.

***

Резкое изменение уклада жизни объединенного народа привело к тому, что очень многим охотникам пришлось заняться совсем другими делами. Возникла нужда в иных способах добычи и заготовки мяса.


Загонная охота широко применялась практически всеми кочевыми народами Евразии. Громов решил предложить Совету Вождей опробовать такую технику и в прериях. Мысль Платона сразу нашла у алгонкинов полную поддержку.



Несколько западнее места слияния Извилистой и Мутной рек по направлению с севера на юг был вырыт ров глубиной в два человеческих роста и шириной десять   шагов. Надо рвом возвышался земляной вал с частоколом. Длина сооружения была не менее десяти километров.


На северо-запад и юго-запад от стены охотничий загон тянулся на три сотни километров и по форме представлял трапецию длиною в восемь дней пешего пути.



С конца сентября бизоны ежегодно начинали свое вековечное движение, а в ноябре равнины заливали дожди. Сроки охоты определяла сама природа.



В этом жизненно важном для краснокожих деле был задействован почти каждый. Вдоль полос леса, отделяющих  луга от рек, на всем протяжении загона в семидесяти шагах один от другого были выставлены сторожевые посты. Молодые воины и еще не имеющие имени подростки день и ночь следили за животными, не давая им скрыться в прибрежной полосе леса.



В то же время на западной границе загона растянулась цепь в пять тысяч всадников на расстоянии тридцати шагов друг от друга. Началось медленное беспрерывное движение в сторону восхода солнца.



Издавая громкий шум трещотками, бубенцами, свистками, щелканьем кнутов и боевыми кличами, воины погнали животных. Обследовался каждый холмик, всякий кустик, не пропускалась ни одна ложбина.


Чувствуя приближение людей, звери, как травоядные, так и хищники, уходили все дальше и дальше от преследователей. Постепенно цепь всадников уплотнялась между сходящимися реками, а площадь загона неуклонно сокращалась.



Нелегко было соблюдать целостность линии, особенно ночью.  Но ее непрерывность выдерживалась, даже когда приходилось переправляться через речушки, ручьи, озера, прочесывать густые лесные чащи.


Сутки шли за сутками. Каждый воин имел связку факелов, использовалась целая система знаков для связи. И в безлунные ночи и в туман всадники всегда общались между собой огнями и звуковыми сигналами.



Приходилось нести настоящую сторожевую службу: жечь костры, выставлять часовых. Все чаще становились, видны горящие глаза хищников, начинающих понимать безысходность своего положения.


Пользуясь ночной темнотой, звери пытались прорваться между загонщиками. А то вдруг в иступленном отчаянии разъяренный волк   бросался на людей. Но  меткая стрела или копье тут же разили цель.



Бдительность охотников росла. День и ночь, сменяя друг друга, они неумолимо стремились к намеченной цели. Если лисица таилась в норе, ее, во что бы то ни стало, обязательно выгоняли оттуда, а затем отпускали.  Однако спрятавшегося в расщелине между скал медведя всегда находила стрела.   



Но огромным, неповоротливым бизонам укрыться было негде, и некоторые, обессилив от многодневного напряжения, в изнеможении падали. За цепью загонщиков на запряженных в волокуши мустангах следовали старики, женщины, подростки.  Они тут же свежевали туши, сушили мясо. В ход шло всё:  внутренности, шкуры, жилы,   копыта, кости, рога.



На охоте не пользовались огнестрельным оружием, пули и порох берегли. Шауни и чейенны шли рядом, никто уже не обращал внимания, из какого племени и рода сосед. Большая охота еще сильнее сближала людей. Англичанам и французам также предложили встать в ряды охотников.



Вожди в загоне не участвовали, но часто появлялись среди всадников, контролируя ход событий.
Огромный старый бизон вдруг замер на миг, затем повернулся, приготовился защищаться. Его темно-бурое, косматое туловище производило угрожающий вид.


Текумсе взмахом руки предложил воинам остановиться.
Он достал новенький, только что изготовленный лук; всего несколько штук было произведено в совсем недавно открывшейся мастерской.


Обычный лук из ясеня или орешника мог быстро сделать каждый воин. Стрела летела на двести шагов и с пятидесяти ранила оленя или бизона. Деревянный,    укрепленный сухожилиями и роговыми накладками, лук метал стрелу на триста шагов и с семидесяти убивал бизона.



Новый, полностью собранный из рога горного барана, составной клееный лук на испытаниях послал стрелу на восемьсот шагов. Рог прямили в специальном растворе, состав которого был засекречен,  клей изготавливался из бизоньих копыт. Сверху рог  оплетался кожей. Для того  чтобы натянуть тетиву не до глаза, а до уха требовалось огромное усилие. Далеко не каждый  оказался способен на это, но можно  было использовать силу коня.



Текумсе достал нарукавник, закрепил его на запястье. Удар тетивы мог поранить руку. Скакун с места  взял галоп. До бизона оставалось целых двести шагов. Вождь зашёл на цель по длинной полу дуге и поймав в резонанс движение мустанга, выпустил стрелу.


Удивленный бизон стоял, направив упрямый взгляд на охотников. Затем он   огласил окрестность могучим ревом и сразу упал замертво. Возгласы одобрения и восторга слышались повсюду, мощь нового лука поразила воинов. Текумсе подъехал к туше, тщательно осмотрел рану.



- Теперь нам есть, чем встретить британскую конницу, - едва сдерживая ликование, произнёс Громов, -   в лобовой атаке вооруженные такими луками всадники сметут врага. Кавалерист до начала сечи успеет сделать не больше двух выстрелов из мушкетона и пистолета. Мушкетоны есть и у нас. Но каждый воин выпустит ещё несколько стрел, готовы ли враги к этому?!



Вождь улыбнулся. Быстро вскочив на мустанга, он пустил скакуна навстречу ветру. Сзади  неслась свита из младших вождей.



«К весне мы успеем  изготовить  несколько тысяч таких луков, - размышлял Платон, -  разведчики доносят — на восточном берегу всё спокойно. Значит, в этом году   королевская армия точно не выступит.  Надо торопиться, но нельзя спешить. У нас будет, чем встретить их!»



Прошло ещё несколько суток, все звери оказались зажаты между непреодолимым рвом с частоколом над ним и всадниками.



Вперед выдвинулась группа жрецов, приступивших к исполнению ритуального танца. Нужно было умилостивить дух каждого животного. Жрецы пели священную песню: люди и звери — это одно целое, бизон ест траву, а человеку необходимо мясо. Есть ли в этом его вина?




Жрецы благодарили Гичи-Маниту за заботу о людях, просили покровительства и поддержки. От группы жрецов отделился Познавший Древо.



Великий Жрец первым начал охоту и поэтому выглядел особенно торжественно. Он расплел косы;  ничто не должно стеснять магическую силу волос. Распущенные по плечам густые седые волосы раздувал ветер, и от этого жрец казался еще менее доступным для понимания.


Могучий отважный воин, великий жрец, изведавший древо жизни. Древо, соединяющее  людей с небом, населенным духами добра и подземным миром - пристанищем зла. Он, бесспорно, был по праву признан духовным лидером объединенного народа.



На лицо его, выкрашенное в дарующий плодородие земли зеленый цвет, были нанесены желтой краской две молнии — знак  мощи и стремительности. Лоб покрывал такого же цвета полукруг — сияющий небесный свод.



Длинную рубаху из кожи молодого оленя  и на груди и на спине    украшал большой круговой орнамент, оберегающий своей чудодейственной силой от вражеских стрел, пуль и злых духов. Плечи и рукава были расшиты иглами дикобраза и отделаны бахромой из драгоценных шкурок горностая.



Верх рубахи был сине-зеленым  и символизировал небо и мир, низ — красно-коричневым, соответствующим земле и войне. Вся она была помечена рисунками и знаками, прославляющими деяния жреца. Поперечные полосы на рукавах  говорили о числе  убитых врагов, подковы - о количестве захваченных лошадей, а изображенные трубки показывали, сколько раз был он предводителем боевого отряда.



На груди жреца висело несколько медалей, очень редкостных и особо ценимых на равнинах предметов. Познавший Древо снял их с убитых им лично  солдат.


На вампуме были укреплены скальпы сражённых врагов. Черные волосы чередовались со светлыми. Тут же вшитые конские волосы указывали на захваченных у врагов лошадей, часть из них была красного цвета и  обозначала убитых под жрецом мустангов.


Величавой, полной гордости и достоинства походкой он вышел вперед.



«Простите нас, братья!»  — прокричал жрец, и тысячеголосое эхо как магическое  заклинание разнесло над округой эту наполненную глубокой искренностью просьбу. Блеснула тетива, звонкая стрела вонзилась в шею могучего белого бизона. Пронёсся гул одобрения. Развязка наступила быстро; вскоре все вокруг  было,  усеяно тысячами тел убитых животных.



Детенышей, молодых самок, часть самцов оставили в живых. Люди расступились, и звери стремглав помчались через проходы, спасая свою жизнь. Через год предстоит новая облава, хорошо понимали охотники, пусть звери растут. Зима уже никого не пугала голодом.