Стрельцы. Глава девятнадцатая. Стрелецкая доля

Глава  девятнадцатая.  Стрелецкая доля.

         Осень ещё радовала редкими солнечными днями и теплом, но дождей не было давно, а трава пожухла, в низинах была прихвачена заморозками, деревья стояли частью с пёстрыми листьями.
     Капитан Ярыгин Василий Иванович уже длительное время по болезни находился в своей небольшой подмосковной деревеньке вместе с женой Любушкой, тёткой Степанидой Ивановной и первенцем сыном. Здесь же  нашли для себя временное  прибежище стрельцы из его сотни: пятидесятник Килин, брат жены десятник Анисим, два брата - денщика Матвей и Семён, а также семья Килина. 
      Сотник был верен службе России и излечившись после ранения, в конце 1697 года прибыл в Стрелецкий приказ за распоряжением о дальнейшем прохождении  службы. Капитан давно уже не бывал в Москве и в приказе и теперь растерялся, удивляясь переменам. Разыскивая дьяка Верещагина Павла Ивановича, он несколько поплутал, не раз пришлось спрашивать и, наконец, оказался у двери кабинета.  Неторопливо поправив кафтан и шапку, Ярыгин  неловко толкнул дверь и зашёл в помещение: за небольшим столом напротив друг друга, голова к голове, в полутьме,  сидели  двое и негромко, не разобрать о чём, разговаривали. На скрип дверей замолчали.
- Кто там ещё? – услышал  Василий знакомый голос и сразу же доложил:
- Капитан Ярыгин Василий Иванович явился для дальнейшего прохождения службы после выздоровления Павел Иванович!
Верещагин поднялся из-за стола, подошёл к Василию, обошёл его кругом, осмотрел, по–отечески разгладил  ему плечи, дважды хлопнул по спине:
- А мне сказали, что ты уже не встанешь. Молодец! Сила в молодости великая!
Сидевший спиной к дверям собеседник Верещагина тихо поднялся и подошёл к ним:
- Ну, здравствуй Василий Иванович! Как Степанида Ивановна, жива – здорова?
Перед Ярыгиным стоял и строго смотрел на него старинный друг покойного отца дьяк Преображенского тайного приказа Трегубов Фома Самуилович, которому Василий безмерно обрадовался. Фома Самуилович легонько обнял его и отошёл, вернувшись к столу, пробурчал по стариковски:
- Ноги не держат….
И обратился к дьяку Стрелецкого приказа:
- Пал Иваныч, а ты говоришь, кому исполнять царский приказ: вот он  молодой, энергичный,  преданный, испытанный боями царёв слуга России!
Верещагин замер на месте, а потом довольно улыбнулся и доверительно прикоснулся к руке Ярыгина:
- Вовремя ты Василий зашёл в приказ….
Они на пару расспрашивали его о ранении, о здоровье, семье и стрелецком полку, в котором он служил и о стрельцах его сотни.
Узнав, что у Василия родился сын, а он планирует вернуться вместе с денщиками в полк на Азов, переглянулись. 
           Через час из Стрелецкого приказа вышел довольный и сияющий улыбкой капитан Ярыгин с новым назначением: ему поручили формирование сотни нового строя из числа выздоравливающих после ранения стрельцов и набора новых добровольцев для основы будущего солдатского полка; его сотня  также будет заниматься в Москве привычной караульной службой.
       За год с небольшим капитан Ярыгин преуспел в порученном деле: он собрал более пятисот молодых стрельцов, давших согласие на продолжение службы в солдатском полку, фактически исполнял обязанности командира полка, и в скором времени надеялся стать полковником. Но на завершение формирования солдатского полка прислали полковника из немцев - Беллера, соответствующего своей фамилии - ворчуна и брюзгу, а капитана повысили до полуполковника. Однако, вскоре, оказалось, что Василий не подходит полковнику, так как с некоторыми его приказами не соглашался, особенно теми, которые касались личного состава и назначения младших начальников. 
     Полковник Биллер сразу же после назначения, стремился избавиться от опытных десятников и пятидесятников, заменял их на молодых, не испытанных боями стрельцов, но оказавших ему какую-либо личную услугу или преданность. Немец, используя связи в Кукуе, принял меры для избавления от неугодного заместителя и, по совету своего влиятельного земляка, написал рапорт, проследил и настоял  на  его передаче в тайный приказ.  В рапорте полковник обвинял  полуполковника Ярыгина в противлении царским указам и укрывательстве стрельцов – бунтовщиков; он писал, что большая часть стрельцов дала согласие на службу в новом солдатском полку притворно, с целью дождаться прихода в Москву стрелецких полков из Азова. И это частично соответствовало действительности: как только стрельцы – бунтовщики появились под Москвой, полк уменьшился на треть. Дело принимало опасный поворот и могло закончиться непредсказуемыми последствиями.  Однако, помог господин случай, быстрое распространение по Москве  болезненного поветрия, валившее с ног всех без разбора… и помощь  Фомы Самуиловича, который провёл розыск и «выяснил», что исчезнувшая часть полка  заболела опасным поветрием,  лечилась в своих слободах и семьях. 
Полуполковник Ярыгин  был отправлен  на лечение в собственную подмосковную деревушку в сопровождении захваченных поветрием пятидесятника,  десятника и двух денщиков. Как и их командир, стрельцы, находясь в Москве, внезапно заболели известными многим, быстро излечимыми и необходимыми в некоторых случаях болезнями - притворством и хитростью. Василий и его стрельцы с удовольствием выполнили предписание дьяка Трегубова, своего покровителя и «поправляли» здоровье на деревенских работах и продуктах.
      Однажды утром, в один из дней начала сентября 1698 года, в избу зашёл десятник Анисим и склонивший тихо произнёс:
- Василий Иванович, подьячий из тайного приказа и солдаты из Преображенского полка во дворе!
Ярыгин вышел и увидел две телеги, на них четырёх солдат; поодаль, спиной к крыльцу избы, стоял высокий и статный мужчина. На скрип дверей он быстро повернулся и радостно, раскрыв объятия, заулыбался:
         - Василий Иванович, дружище…. Вот так встреча…. Узнал, что деревня полуполковника Ярыгина и не смог проехать дальше…. Решил у тебя на ночь остановиться…. Пустишь….
        - Как же…. Как же…. Тихон Кузьмич…. Я рад встрече. Пойдём…. Любушка будет рада тебе. Она временами вспоминает своё избавление от османского полона…. И тебя….
Они обнялись, Василий показал своё хозяйство, после чего зашли в избу, а солдаты с Анисимом  пошли осматривать деревню.
         Бывший целовальник, подьячий тайного приказа Тихон Кузьмич Бугров уже больше года служил под началом  Трегубова, занимался сыском беглых стрельцов – заговорщиков и ездил с солдатами Преображенского полка по московским окрестностям, осматривал деревни, в которых могли затаиться участники бунта.
Между Василием и Тихоном давно уже существовали  доверительные отношения, но служба в тайном приказе предполагала наличие определённых  секретов.Но, после того, как Тихон ознакомился с предписанием Стрелецкого приказа, на котором стояла широкая и размашистая подпись его начальника,  он наедине рассказал Василию о стрелецком бунте, розыске и казнях бунтовщиков.
         Рано утром Бугров с солдатами уехал, а Ярыгин заболел душой, слёг и до обеда валялся в постели, потом резко поднялся и пошёл к своим стрельцам, рассказал им о бунте и казнях.
       Стрельцы были подавлены и растеряны. По распоряжению Василия они собрали в деревне товары для продажи и с обозом, переодевшись в крестьянские одежды, отправились в Москву за новостями, куда прибыли в середине октября, в самый разгар казней. То, что они узнали и увидели, опустошило их, зажгло огонь мщения и ненависти к царской власти; на всех людных местах стояли виселицы с сотнями повешенных боевых товарищей, которых они узнавали, на площадях проводились показательные казни: рубили головы или подвергались медленной смерти стрельцы и  священники, поддержавшие их.
          Палачей не хватало. По приказу царя к местам казни на Красную площадь и другие места, выкатывали бочонки с водкой и каждый желающий мог выпить и попробовать себя в роли палача бунтовщиков. И желающих было немало.
Особо отличался двухметровый великан в рваном кафтане, с широкими плечами, длинными руками и безобразной, почти квадратной головой, с узко посажеными, глубокими глазами. Никто не знал, откуда он появился и где живёт. Он приходил на каждую казнь, пил водку и, с ухмылкой рубил головы стрельцам. Быстро и ловко. Выпивал чарку и рубил… Выпивал и рубил… Чарка за чаркой, голова за головой…. Выполнял эту работу с довольной гримасой на лице до тех пор, пока его руки удерживали топор.
         В один из дней его приметил Пётр Алексеевич и указал на него взмахом руки. Менщиков поспешно подвёл к нему палача. Царь, сидя  на коне, рассматривал  его, исполнителя своей воли и сам наполнялся страхом:
- Как тебя зовут?
Улыбнувшись, палач промычал что-то нечленораздельное и Пётр, бросив ему золотую монету, поспешно тронул коня.
         Каждый день Пётр наблюдал за этим палачом и его жертвами. Но в один из дней палач не пришёл  на казни. Провели розыск и нашли окровавленное тело и  голову палача у отхожего места.  В кармане сохранилась золотая монета, подаренная царём. После этого желающих рубить головы стрельцам несколько поубавилось.
Пятидесятник Килин, приехав в Москву, не утерпел и направился в свою слободу, в свой дом, но увидел там разруху и новых жильцов.
«Слава Богу, что мы живы, а дом новый построим» - подумал он.
        Но великан, рубивший головы стрельцам на площади, не давал ему покоя. И план созрел.
        Анисим, высокий и жилистый шёл рядом, ровно с палачом и восхищался его успехами и силой:
-Ты настоящий богатырь. И царь тебя приметил. Какие у тебя сильные руки! Ты откуда и где живёшь?
Но палач только довольно мычал и ухмылялся в ответ. Всё произошло у отхожего места, куда завел его Анисим. Когда они встали рядом справлять нужду, подошли стрельцы в крестьянской одежде и пятидесятник Килин, вызвав палача на себя, словно в бою, снёс ему голову:
- Это тебе за наших товарищей!
         Однако, с помощью водки, безнаказанного убийства, насилия и страха царь Пётр подчинил себе волю большинства россиян и уничтожил стрельцов. Москвичам было запрещено оказывать хоть какую-то помощь семьям стрельцов; тысячи стариков, женщин и детей были выселены из домов, скитались по городу и умирали на глазах горожан или разбрелись по необъятной России, умирая в дороге и на новых местах.
         Боясь справедливой мести за массовое убийство, царь расформировал боевые стрелецкие полки, запретил стрельцам и их семьям жить в Москве.
             В один из пасмурных, зимних дней 1699 года, находясь в царских палатах, Пётр Алексеевич вызвал дьяка и продиктовал ему новое распоряжение:
«…Московских полков остаточных стрельцов и слободчиков и стрелецких жен, которые стрельцы писались в посад Московских всех полков и отставных стрельцов и стрелецких жен и вдов с детьми и без детей, всех двадцати полков, послать с Москвы в городы куда они писались: а на Москве ни у кого жить и никому их держать, по свойству и из работы в домех своих не велено; а буде кто тех вышеписанных стрельцов и стрелецких жен и детей, по свойству или из работы, учнут держать или укрывать и тем стрельцам и стрелецким женам, за то что они жили на Москве, и тем у кого они вымяты будут, учинено будет жестокое наказание, и сосланы будут в ссылку, а на знатных людех взята будет пеня большая….»