Ивнев умирает

Переделкино. Литературная Мекка России. Казалось бы, где литература, а где самоубийство, поражающее своим людоедством. Но это произошло именно здесь.

1987 год, 31 августа

Роман Ивнев проснудся в середине ночи. Зачем-то побрился, хотя утром никуда ехать на люди и не надо было, почистил по-пионерски зубы, выкурил подряд три сигареты. Его задевал сон, приснившийся ещё две ночи назад. В нём Роман убивал свинью. Тупым ножом, так что устала в усмерть рука. Кровищи было не в меру. Она лилась подобно нефти из скважины. Свинья кричала на всю ивановскую, а мужчина матерился на чем свет стоит. Проснулся, а в окне чёрная кошка бродит по подоконнику.

И зачем надо было так доводить себя до лоска? Привычка избавляться от чёрных мыслей. Всё таки он добывал свой чёрный хлеб писаниной. Писал как негр, без устали. Кое что публиковали, кое что ложилось стол для следующего поколения. Писал фантастику, самую новую, идущую в ногу со временем. Это где роботы берут власть над человечеством. Из Переделкино это виделось особенно актуально. Здесь такая тишина. Какая ещё может быть только в Царском селе. Там Ивнев любил бывать осенью, когда лес творил удивительную картину умирания природы. Вездесущие сороки дополняли падший мир своими тревогами. Под ногами крикливо шуршала листва и Ивнев вспоминал руки Бориса Пастернака, полные кленовых листьев. Пастернак любил такие прогулки, когда после летнего широкого раздолья мир суживался до одного единственного листа и его крика.

Роман взял ручку и записал какие-то мысли. Потом вышел во двор. Сегодня можно было бы даже умереть, так хорошо на душе. Но какую смерть он выбрал бы? Смертоносные таблетки, петля или пуля? Даже неизвестно что лучше. Таблетки отдавали клирикализмом, петля - анархизмом, а пуля - Маяковским. Существует версия что последнего убили. Вряд ли. Сам. Слава обернулась терновым венцом. Это как-то у Ивлева одна розовая щука спросила: на чём стоит ваш успех? Продаётесь вы мало, но замечены на каждой тусовке.

Ивнев завёлся не на шутку. Он бы раздел эту кичливую дуру догола, если бы не её охрана. Раздел и преподал уроки маркиза де Сада. Когда так сладко от чужой боли и тебя затмевает ни с чем не сравнимый кайф. Когда по венам струится золотой наркотик удовольствия. Вау. Как хочется жить.

Ивнев стал рубить дрова. На баню, берёзовые. Придёт Скворцов и они сыграют партию-другую в шахматы. Королевская игра, требующая выдержки монарха. В неё любил сражать Набоков. Кто такой это Набоков? Читая его лабиринты-тексты, невольно задумываешься о природе страданий. Бесконечная волокита. Тексты-ежи, колешься об них, царапает голени и ступни, а идти всё равно хочется. И идёт. А потом, в конце - падаешь как лист, сухой и лишённый лета. Да. Да. Да. Лист. Опять вспоминаешь невольно Пастернака. Тот любил молоко. Хотя это всё предания. А им веришь с трудом.

Так как же умереть? Вот чурка стоит, ложи голову на плаху и айда. И Ивнев ложит голову на плаху. Английский король. Страшно? Не то слово. Обидно за Авеля. Здесь начитается нечто психическое. Как на перевале Дятлова. Топор поближе в шее. В этом что-то есть, это очень захватывающе. Немного опустить и... кольнуло в пятке. Кришна умер от стрелы в пятке. У каждого бога есть своя ахилесова пята. Но память о боге бессмертна.

Если сейчас и есть о чём поговорить, то только о боге. Кто есть бог? Мишень. Вечный двигатель. Круглосуточная закусочная. Бог это океан энергий, созданный бесчисленными людьми, подпитывающими его. Вот в Переделкино стоит колодец. В нём действительно видно всегда звёзды. Проверено. И об этом у Романа даже есть написанная книга. Это тоже зеркало, в иной мир, в космос. Мир, не открытый Юрием Гагариным, а открытый йогами. Йоги это учителя жизни. Их язык прост и обширен. Язык движения. Несмолкаемый движок.

Нет, всё таки вернёмся к человеку. Вспомним Сергея Есенина. Петля, гостиница "Англетер". Труп, смотрящий выпученными глазами на мостовую. А в парадном ещё идут убийцы. Затягиваем петлю, Ивнев, не химичим, со сноровкой. Немедленно. Вот так. Психическое задевает внутреннее как кот мышь. Это тупик. На перевале дятловцев задавили. Друг другом. Пробудили все человеческие пороки. Животные духи востали. Чтобы зло вошло в человека. И тогда звериная сила бьёт в грудную клетку, ломает рёбра, выдавливает глаза. Страсти Господни. Прости нас, Господи, грешных, ибо не ведаем что творим.

Пуля. Таблетки. Как княжна, разочарованная в любви. Батистовый платочек, грампластинка, танец, смерть. Маяковского не убили, он сам. Хороший занавес для человека-шторм. Прекрасный итоговый штрих для биографии. В Переделкино ели помнят кикимор и мумий. Я схожу с ума. Я, Роман Ивнев, зачем-то побрился и почистил зубы. Одел белую рубаху и наколол дров. Воскресенье. Приедет Скворцов. И обнаружит мой труп. Зажатую шею в дверном проёме. Труп ещё горячий, как чай в бистро. Переделкино помнит всех богов, это вы их забыли. Кто такой Набоков? Все его помнят и все его забыли. Как и меня.