Сказка про Главное. Часть II. Диадема

             ЧАСТЬ II. "ДИАДЕМА"
 
             СОДЕРЖАНИЕ 2-ой части:

Глава 1. Поиски
Глава 2. Колька-фокусник
Глава 3. «Диадема»
Глава 4. Расплата
Глава 5. Находка
Глава 6. Примирение
Глава 7. Проверка
Глава 8. Снова вместе
Глава 9. Земляничная поляна
Глава 10. Колибри
Глава 11. Кукла
Глава 12. Африка
Глава 13. Коварное бревно
Глава 14. Крылатый ящер
Глава 15. Обещание
Глава 16. Самый страшный зверь
- - - - - - - - - - - -

      Глава первая. Поиски

      Итак, Лёнька был свободен. Правда, полученная свобода имела несколько горьковатый привкус: надо было ещё найти деда.
      Большими скачками Лёнька понёсся обратно. Обследовав площадь, он, однако, нигде старика не обнаружил. Ещё и ещё раз обежал Лёнька небольшую территорию, прочесал сквер, жадно вглядываясь в лица приезжающих, отъезжающих, встречающих и провожающих — всё напрасно! Шанс был упущен и упущен, похоже, безвозвратно. Лёньку охватило острое чувство безысходности. Он не выдержал, ткнулся в спинку скамейки и заплакал.
      Вдруг он рывком поднял голову, мокрое его лицо засветилось надеждой. Хлопнув себя по лбу, он рванул к зданию вокзала, где помещались зал ожидания и непривычно большой, любимый всеми горожанами станционный буфет.
      Сам мэр города приложил немалые усилия, чтобы здесь работал лучший кондитер, маг и чародей кулинарного искусства Иннокентий Борисович Кормушкин. По имени и по фамилии его знали все — от мала до велика. Чему сильно способствовало и название буфета. Играя и смеясь, разноцветные буквы сливались в одно слово, сиявшее над входом — весёлое и озорное, как сам хозяин, оно никого не оставляло равнодушным. Для одних название буфета было символом местного добродушия и гостеприимства, других шокировало и заставляло интересоваться историей его происхождения. Буфет назывался «Кормушка».
      Интерьер внутри был соответствующий: птичьи кормушки да гнезда с разнообразными пирожными-яйцами. Ленька особенно любил зелененькие в крапинку.
      Но главное — гам внутри помещения всегда стоял оглушительный: ни дать, ни взять — настоящий птичий базар! Шумовой  фон дополняли «Звуки леса» и «Голоса птиц», неумолчно льющиеся из динамиков. И если на входе в буфет недовольные названием, хоть и изредка, но встречались, то на выходе их уже точно не было!
      Вырвавшиеся на волю посетители буфета были загружены большими и маленькими коробками с тортами, пирожными и печеньем. Немудрено: даже простые кексы от Иннокентия Борисовича превращали самых обыкновенных людей в чревоугодников и жадин: «Ам-ам-ам, никому не дам!» Слава о необыкновенном кондитере гремела по многим городам и весям России. Стоянку поездов по многочисленным просьбам трудящихся пришлось значительно увеличить.
      Мысль о «волшебнике» не смогла отвлечь Лёньку от возможности лишний раз полюбоваться новинкой и главным сокровищем «Кормушки» — бисквитной «Диадемой», прославляющей искусство местных мастеров-ювелиров. На большой бисквитной подушке, обтянутой красным бархатным кремом, возлежала сверкающая всеми цветами радуги ажурная диадема. Сапфиры, рубины и изумруды, отлитые из прозрачной карамели и огранённые по всем правилам ювелирного искусства, привлекали внимание всех без исключения посетителей буфета и свидетельствовали о больших амбициях и грандиозных планах его владельца. Мэр Ольгушкина не ошибся — лицо города выглядело очень и очень достойно.
      С трудом оторвавшись от чарующего зрелища, Лёнька продолжил поиски.
      Зал ожидания был почти пуст: все предпочитали свежий весенний воздух заточению в стекло и бетон. Лёнька увидел «инопланетянина» сразу. Согнувшись чуть ли не вдвое, Никоша, словно шваброй, подметал своей бородой пол под сиденьями.
      — Дедушка, а вот и я! — «Тра-та-та!», Лёнькин крик прогремел, как автоматная очередь. Отрикошетив от стен, звуки прошили старика насквозь. Он испуганно разогнулся и посмотрел на мальчика растерянными глазами — надо же: оказывается, голубыми-голубыми!
      Весть о пропаже палочки:
      — Пропала, Леня, пропала! — оглушила Леньку, отбросила его вправо и вниз — прямо на стул. Присев рядом, Никоша стал рассказывать всё с самого начала, по порядку. Едва услышав про мальчика с огненно-рыжим хвостом на голове, Лёнька подскочил, как ужаленный.
      — Ждите меня здесь! — приказал он. — Я щас!
      Очутившись на площади, Лёнька без промедления направился в сторону жилого массива, начинавшегося сразу за кинотеатром.
      — Ну, Колян! — повторял он, сжимая кулаки. — Ну, фокусник! Берегись!

      Глава вторая. Колька-фокусник

      Колька — лучший друг Лёньки, плюс его одноклассник, плюс сосед по лестничной клетке.
      Несколько лет назад в жизни этого Кольки произошло знаменательное событие. Сотни, тысячи, десятки тысяч мальчиков и девочек ежегодно ходят в цирк, восхищаются увиденным, мечтают вновь посетить необыкновенное место, но только единицы, и в их число попал Колька, вдруг осознают, что цирк стал частью их жизни. Побывав в цирке один-единственный раз, Колька приобрёл цель и смысл своего существования. Всё вокруг перевернулось и встало для него с ног на голову: город стал цирком, жители города — восхищёнными зрителями, а сам он — великим клоуном, гимнастом, жонглёром… — одним словом, покорителем всех умов и сердец.
      С тех пор жизнь Кольки — в то время ещё дошкольника — изменилась до неузнаваемости. Цирк со всеми его обитателями поселился прямо в огненно-рыжей Колькиной голове. Там, на крошечной арене, выступали крошечные гимнасты, прыгали через огненное кольцо малютки-тигры, а карликовые лошадки носились по кругу с такой скоростью, что даже воображение хозяина не всегда поспевало за ними. На ночь Колька вырубал свет, ложился в постель, и… представление продолжалось. Он спал, а представление всё продолжалось и продолжалось...
      Первым делом Колька испробовал себя в роли дрессировщика. Благо, такая возможность у него была: у Кольки появилась голубятня — подарок отца сыну за успешное окончание первого школьного года. Иннокентий Борисович (да-да! тот самый, знаменитый Кормушкин) смастерил во дворе небольшой, но крепкий и высокий сарайчик. Первый этаж занял Колька, второй — голуби. Внизу вдоль стен стояли два небольших топчанчика, а над ними, вдоль третьей стены, возвышался дощатый стол-полка. Всё было самодельным, грубым, а оттого совершенно бесценным в глазах всех дворовых ребят, стайками перебывавших в тесной Колькиной каморке.
      Особенно таинственно и уютно было там во время дождя. Дождь, к которому раньше все относились как к досадной помехе, превратился в незабываемый праздник и первое удовольствие. Только шесть человек вмещала в себя утлая лодка под названием «Голубятня». Остальные терпеливо ожидали следующего потопа.
      Уткнувшись коленями друг в друга, мальчишки потягивали крепкий душистый чай, наливаемый из бездонного китайского термоса, и сотрясали воздух взрывами хохота, перемежаемого громовыми раскатами — это Колька «работал» клоуном. Лёньке это — нравилось!
      Вскоре ребята обложили полюбившуюся площадку кольцом из крупных округлых булыжников, и теперь, поднимаясь наверх, Кольке не приходилось напрягаться, чтобы вообразить себя стоящим на арене цирка. Дрессировщик Колька выступал со своими красавчиками-голубями, и, казалось, весь город с замиранием сердца следил за полётом его белоснежных питомцев. Лёнька щедро одаривал друга аплодисментами. Это ему — нравилось!
      Вдвоём они закрепили на крыше сарая канаты, и Колька, как обезьяна по лианам, сновал вверх и вниз по голубятне, игнорируя лестницу. Колька — воздушный гимнаст! Лёньке это — нравилось!
      Бурю восторга у почитателей Колькиного таланта вызвало и увлечение его фокусами. По видео, а также книгам, купленным и взятым из библиотеки, он осваивал всё новые и новые способы «одурачивания» своих наивных и благодарных зрителей. Всё шло в дело — карты, спички, галька и даже носовые платки приятелей, заготовленные теми специально для этих целей. Ух, как Лёньке это нравилось! Он был счастлив — и за себя, и за друга.
      — Клоун должен уметь всё! — постоянно твердил Колька.
      И учился, учился, учился…
      На свой день рождения — ему исполнялось десять лет — Колька решил устроить настоящее представление.
      — Пригласим весь дом! — сверкая глазами вслух мечтал мальчик. — Поможешь открытки накатать?.. Ну — ты настоящий друг!
      На следующий день Лёнька вручил Кольке подарок. Тот развернул и ахнул:
      — Ух ты! А я-то, ржавая голова!
      В красочно оформленной афише значилось:

      ЦИРК «ГОЛУБЯТНЯ»
      Юбилейное представление!!!
      Программа:
      1. Дрессированные голуби
      2. Жонглирование
      3. Воздушная гимнастика
      4. Фокусы
      Весь вечер на манеже — клоун Николка!
      Приглашаются все. Начало в 20.00
                —————

      — Ой-ой-ой! — позавидовала Вера. —  То Колянчик, то Колюшка, то Николашенька, теперь еще и Николка!.. Какой же ты после этого Колька? Нет, ты не Колька!
      Так, с лёгкой руки Веры Николка превратился в Некольку, да так им и остался.
      А представление состоялось и сделало бывшего Кольку знаменитым — на весь квартал!..
      Прошёл год.
      И вот, месяца два назад, они с Лёнькой решили вдвоём отпраздновать начало весенних каникул и обсудить ближайшие планы. Сидели на топчанчиках, мирно беседовали. Было холодно, но неизменный чай в эмалированных кружках приятно согревал и руки, и душу. Мешок с кексами из «Кормушки» наполнял воздух ароматом корицы и мёда. В небольшое оконце виднелся унылый двор с грязным снегом, пустыми качелями и голыми кустами акаций. Колька спросил:
      — Темнеет. Глянь, сколько натикало, а то я сотик дома оставил.
      Лёнька сунулся посмотреть и ахнул: часов — недавнего дедулиного подарка — не было.
      — Потерял? — хладнокровно поинтересовался Колька.
      Лёнька завертелся на месте, пытаясь нашарить часы на постели, затем стал всматриваться в пол с большими, глазастыми щелями. Колька ему даже фонариком посветил, но, решив, что с друга достаточно, со смехом вручил пропажу.
      — Видал фокус-крокус?
      — Ну, ты даёшь! — Лёнька даже не обиделся.
      — Знаешь, я тут одну вещь понял, — Колька наклонился поближе к другу и стал говорить тише: — Стать хорошим фокусником — всё равно, что стать волшебником. Что ни захоти — всё твоё! Любая игрушка, конфеты, часы, деньги — всё! Ну, не очень крупное, конечно.
      — Это ты о чём? — оторопел Лёнька.
      — Смотри!
      Колька взял висевшую на гвоздике брезентовую рукавицу и высыпал на стол её содержимое.
      — Вот этот ножичек я из магазина стащил. Там какой-то дядька выбирал себе, ну я и... А этот кошелёк я в автобусе «нашёл». Хи-хи... Вот, гляди сколько: я ещё ничего не потратил... Часики… Золотые!… Эй, ты чего? — неожиданно он перехватил взгляд своего друга. Взгляд, полный ужаса, брезгливости и отвращения. Так Колькина мать смотрела на пауков и тараканов.
      Да, Лёньке это — не понравилось. Ух, как не понравилось!
      Колька отшатнулся к стене и пробормотал:
      — Лёньк, ты чего?
      Лёнька с трудом взял себя в руки и холодно отчеканил:
      — Ни-че-го!
      Развернувшись по-солдатски, Лёнька хотел было молча покинуть своего теперь уже бывшего друга, но горячая волна горечи и обиды вновь захлестнула его, и на прощание он крикнул:
      — Ты не фокусник! Ты — вор! Карманный воришка! И место твоё не в цирке.
Нет! Твоё место — в тюрьме!
      Дверь рывком отлетела в сторону и захлопнулась за Лёнькой, словно капкан.

      Глава третья. «Диадема»

      — Псих! — бросил Колька в закрытую дверь и, помолчав, добавил: — Да и я — тоже хорош! Ну кто меня за язык тащил?! Кто?!
      С горя Колька решил устроить небольшую пирушку для своих приятелей. Он пересчитал деньги в трофейном кошельке и удовлетворённо хмыкнул.
      Спустя час голубятня ожила и отогрелась. Казалось, её начинили порохом, время от времени она с треском взрывалась от хохота, сопровождаемого бурными аплодисментами крылатых обитателей верхнего яруса.
      — А сейчас я расскажу вам... страшилку! — загробным голосом сообщил Колька.
      Ребята радостно загудели.
      — В чёрном-пречёрном доме стоял чёрный-пречёрный гроб...
      Уже сильно стемнело. Небольшое помещение слабо освещалось уличным фонарём и нежным светом прозрачных весенних звёзд.
      — … мертвец встал и сказал: «Войдите!» Дверь отворилась...
      И дверь, конечно же, отворилась. Дикие вопли нарушили тишину затихающего двора. Началось столпотворение. Стол затрещал под напором мальчишеских тел. Раздался дробный стук затылков о низко нависший потолок — отступать было некуда.
      Угодив коленкой во что-то мягкое, Данилка издал душераздирающий вопль:
      — Ёлки-палки, торт!!!
      Опомнившиеся ребята посыпались вниз. На пороге с испуганным выражением лица стояла Колькина мама.
      — Тёть Рита! — обрадованно приветствовали её очнувшиеся мальчишки.
      Один Колька застыл, вжавшись в угол и не мигая глядя на мать.
      — Вот пострелята! Ведь это ж надо — до смерти напугали!
      — Тёть Рит, садитесь, — задвигались ребята. — У нас тут праздник. Торт хотите?
      — Торт, торт... — буркнул Данилка, соскрёбывая с коленки крем.
      Все взоры устремились к столу. В раздавленной коробке тускло поблескивали изумруды, сапфиры, рубины… Кто-то горестно ахнул:
      — Чёрт! Даже не попробовали!
      — Что это?.. «Диадема»? — изумилась Колькина мама. — Богато живёте, друзья! Кто это вас угостил?
      — Неколька! — дружно заорали ребята.
      Тётя Рита не поверила.
      — Ну да! — засмеялась она. — Колька! Да он сам-то, дай бог, раз пробовал. Этакая дороговизна!
      — Мам, а ты почему не на работе? — спросил Колька, неумело пытаясь отвлечь внимание матери от торта.
      Не тут-то было. Пришлось объясняться:
      — Понимаешь, я тут недавно кошелёк нашёл...
      Улыбка не сразу слетела с лица матери:
      — Кошелёк? Какой кошелёк? Покажи!
      — Да вот он, — Колька сдёрнул с гвоздя рукавицу. От резкого движения рукавица перевернулась, и на стол попадали все Колькины приобретения: вышитый бисером небольшой кошелёк, складной ножичек, женские золотые часики и... авиабилет до Заснежинска.
      — Это ты тоже нашёл? — тихо спросила Маргарита Владимировна.
      Колька молчал.
      Атмосфера в голубятне становилась не по-весеннему жаркой. Почувствовав неладное, мальчишки гуськом потянулись к выходу.

      Глава четвёртая. Расплата

      Долго ещё Колька зализывал раны и подсчитывал потери.
      Краденые вещи через объявления в газетах были возвращены хозяевам.
      Первым явился пожилой мужчина и долго плакал, сидя с Иннокентием Борисовичем на кухне за бутылкой пива: потерять брата да ещё и опоздать на похороны! — Колька тихо сидел за дверью и тоже плакал.
      Билет печальный посетитель забрал «на память», но денег не взял. Сказал так: «Возьму — нет мне прощения!» С тем и удалился.
      Богато одетая дамочка с лошадиным лицом буквально выхватила золотые часы из рук Маргариты Владимировны со словами: «За детями, мамаша, следить надо. РОстят тут преступников!» И злобно зацокала вниз по лестнице.
      Вышитый кошелёк, как выяснилось, принадлежал юной студентке экономического лицея, а деньги в нём — всей её группе.
      — Ехала за учебниками и надо же! Потеряла. Две недели на еде экономила, да ещё два месяца пришлось бы. Спасибо вам! Огромное!
      Измученные глаза матери, смотревшие на сына с каким-то постоянным и тяжёлым недоумением, лишили Кольку сна и покоя.
      Отец — и сам заядлый голубятник — в первый же выходной засунул белокрылую стаю в две большие коробки и отнёс на птичий рынок. Заколоченная голубятня смотрелась теперь сиротливо и неприкаянно.
      Лёнька проходил мимо чужой и холодный, как Антарктида.
      Но хуже всего было в школе.
      О Колькиных «фокусах» узнали все: от мала до велика. Бойкота не было, и на первый взгляд всё осталось как прежде. Только Славка-шахматист недоумённо спросил: «Ты чё? С ума сошёл? Самому себе мат ставить!» Да ребята стали внимательнее следить за Колькиными руками, да рюкзаки прижимались к груди крепче, чем требовалось, да тощие детские кошельки после общения с ним подвергались частому и тщательному осмотру, да учителя были чрезмерно вежливы и деликатны, да...
      И Колька взвыл.
      То, что он потерял в одну минуту: любовь, доверие, дружбу, признательность и восхищение — вдруг оказалось запертым за семью замками, а ключи от замков утеряны. Где их искать, Колька не знал. И это было самое страшное.

      Глава пятая. Находка

      В конце мая начались летние каникулы.
      — Тоска! — твердил Колька, слоняясь по двору. Внутри у него было пусто, как в кадушке из-под солёных арбузов, выставленной отцом на волю из душного погреба. Даже собственный цирк и тот улетучился, «отправился на гастроли» — как горько шутил сам с собой Колька.
      Вечером ему предстояло ехать в соседний город к тётке, но и это не радовало.
      От нечего делать он отправился на привокзальную площадь, расположенную в двух кварталах от дома. Там, прислонившись к газетному киоску, он рассеянно наблюдал за махавшим метлой дворником, как вдруг… обнаружил сидевших неподалёку Веру и Лёньку. «Счастливчики! — позавидовал Колька. — В деревню едут!» Через несколько минут к ним присоединилась их мать, Ольга Андреевна. Они стали доставать из сумки продукты и дружно, с аппетитом поглощать их. Чтобы случайно не встретиться с бывшим другом, Колька незаметно перебрался к зданию касс.
      Пошарив глазами по напрочь забитым скамейкам, он наткнулся взглядом на старичка. Тот кивнул ему своей шароподобной головой, похожей на перезревший одуванчик, и, подвинувшись, освободил кусочек скамейки. Прежде чем примоститься рядышком, Колька успел разглядеть нос, похожий на начинающую краснеть небольшую клубничину, и голубенькие, словно незабудки, глазки, доброжелательно на него поглядевшие.
      «Забавный старикан!.. — подумал мальчик. — Впрочем, если мне хвост отстричь, такой же буду!»
      Действительно, грива у Кольки была что надо! Мать замучилась покупать резинки для его волос: они тут же растягивались. В последнее время она закручивала их проволокой — так было надёжнее.
      — Дедушка, а вы, случайно, не рыжий? — неожиданно для себя спросил Колька.
      — А что, заметно? — "огорчился" старик.
      — Да нет! — стал заверять Колька. — Просто я сам рыжий, а так… ни в жисть бы не догадался! Честное слово!
      Дед засмеялся негромко, но так заразительно, что Колька чуть со скамейки не свалился от зависти: только так и должен смеяться настоящий клоун!
      — Это хорошо, что во мне ещё рыжего разглядеть можно. Из рыжих самые лучшие клоуны получаются.
      — И фокусники!
      — И фокусники, — согласился старик. — Вот ты — фокусник? Верно?
      — А что, заметно? — «огорчился» Колька.
      — Да нет.  Просто я сам фокусник, а так… ни в жисть бы не догадался!
      Они весело расхохотались.
      — Тебя как зовут? — поинтересовался старик. — Не Генка?
      — Нет, Неколька, — машинально ответил Колька. — А вас?
      — И меня так же!
      — Не Колька?
      Отсмеявшись, мальчик спросил:
      — А это у вас что такое? — в руках старика блестела маленькая пластмассовая трубочка.
      — Волшебная палочка! — сказал старик и сделал страшные глаза.
      — Шутите!
      — Шучу, — легко согласился тот и сунул трубочку в карман потёртой курточки. Вскинув на плечи старенький рюкзачок, он поднялся: — Ну, мне пора, Неколька. Счастливо оставаться!
      Колька снова остался не у дел. Во двор возвращаться не хотелось: ещё наткнёшься на кого-нибудь! Сунулся в зал игровых автоматов — скукота! Без денег-то. Тесно, жарко. И всё-таки простоял за спинами играющих до тех пор, пока...
      — Поезд № 9 «Тригорск — Мимозово» отправляется со второй платформы, третьего пути.
      Колька выскочил из зала; мысленно попрощавшись, проводил взглядом семейство Антоновых и побрёл в сквер отводить душу на турнике. На турнике грушей висел Славка-шахматист. Колька метнулся в кусты и, отсидевшись под их надёжным прикрытием, обратно на площадь к толпе-спасительнице.
      Вторичное появление Лёньки, который по всем подсчётам должен был бы уже находиться в пути и любоваться ольгушкинскими окраинами, вернуло ему интерес к жизни. Колька осторожно перебрался к фонтану, и пока Лёнька делал большие круги по площади, он, поёживаясь от водяных брызг, наталкиваясь на людей и чемоданы, выписывал маленькие.
      «Плачет, что ли?» — удивился Колька, увидев, что Лёнька бросился на скамейку и ткнулся лицом в спинку. Долго ломать голову ему не пришлось. Лёнька вскочил, хлопнул себя по лбу и скрылся в толпе.
      Колька, махнув рукой, отправился домой: пора, а то мать заругает. Тут-то в глаза ему и бросилась знакомая пластмассовая трубочка, скромно притаившаяся в тени памятника основателю города, выстроившему здесь когда-то крошечный кирпичный заводик. Колька поднял трубочку и быстро завертел головой во все стороны. Деда нигде не было. Колька побежал по площади, описывая в точности те же круги, что и Лёнька, будто они были начерчены на асфальте. Всматриваясь в лица людей, кучками населявших площадь, никого даже близко похожего на деда, он не увидел. Три дворняжки с радостным визгом преследовали Кольку.
      Дежурный по вокзалу прервал недолгое молчание:
      — Поезд № 15 «Марьинград – Крутояр» отправляется с третьей платформы, пятого пути. Господа пассажиры, просьба занять свои места. Счастливого вам пути!
      «А вдруг уедет?» — пронеслось в голове у Кольки. Он что было сил рванул к третьей платформе и, заглядывая в окна вагонов и в лица провожающих, побежал вдоль поезда. Не успел он осмотреть и половины вагонов, как поезд зашипел и тронулся. Колька направился к буфету: поискать для очистки совести и там.
      — Поезд № 46 «Дрёма – Верблюжаткино» прибывает на первую платформу, первый путь.
      Поезд опустел раньше, чем остановился. Пассажиры, наслышанные о «Кормушке», валом повалили в здание вокзала. Толпа подхватила Кольку и доставила точно по назначению. После чего, завиваясь кольцами, как гигантская анаконда, стала быстро упорядочиваться. Голова чудовища в это время уже активно насыщалась.
      Даже не взглянув на злосчастную «Диадему», Колька обследовал буфет и стал продираться в зал ожидания. Очередь, в распоряжении которой было всего двадцать минут, раздражённо шипела и конвульсивно дёргалась, обороняясь от докучливого мальчишки.
      Зал ожидания был набит до отказа. Очередь всосала в себя старика, не успевшего отскочить в сторону, и «переварила» его. Сдавленный со всех сторон, невидимый постороннему взгляду, он терпеливо ожидал избавления.
      Колька с большим облегчением вынырнул на свежий воздух. Ощутив зажатую в потной ладони находку, он испытал жгучее желание нажать на красную кнопку. Или на белую. Интересно всё-таки, что это за «волшебная палочка»? Но мысль, простая и мощная, как разряд молнии, пронзила его:
      — А вещь-то чужая!

      Глава шестая. Примирение

      Колька стал в тупик. Что делать дальше? Неизвестно. И тут, как по заказу, ему на помощь пришёл случай.
      — Потерялся мальчик трёх лет в синей рубашке и коричневых сандалиях. Родителей просят подняться в диспетчерскую.
      Колька сам поразился своей недогадливости. Забыть о диспетчерской! Отклеившись от прохладной стены, он, перепрыгивая через две, а где и через три ступеньки, помчался наверх, разрывая плотный вокзальный дух.
      Вход в диспетчерскую находился прямо возле лестницы. Колька много раз видел эту дверь, но бывать внутри ему не приходилось. Заглянув туда, он обнаружил небольшую светлую комнатку, двух молодых людей и отчаянно вопившего мальчугана в синей рубашечке, перекричать которого Колька не взялся бы. Он подошёл сзади к одному из молодых людей и дёрнул его за руку. Тот раздражённо обернулся.
      — Дяденька!.. Передайте, пожалуйста, что я это... палочку нашёл — вот, видите? Волшебную! Ну, чтоб понятно было. И ещё, что я буду ждать на лавочке. У касс. Ладно?
      Заслышав посторонний голос, мальчуган неожиданно умолк и, шмыгая носом, уставился на Кольку.
      — Фу-у-у… Тебе чего? — обратился к Кольке молодой человек.
      Колька вежливо повторил свою просьбу.
      — Волшебную палочку? — ехидно переспросил тот. — А «я» — это кто?
      — Я — это я.
      — Ясно, что ничего не ясно… Имя есть? Как зовут?
      — Неколька.
      — Очень рад, что не Колька. А как? Димка, Валерка, Лёшка?
      — Да нет! Я Колька. Но вы скажите, что Неколька! Чтоб понятно было!
      Молодой человек резко выдохнул воздух и обратился к своему коллеге:
      — Нет, ты слышишь? Не день, а чёрт знает, что! Мало того, что с утра бардак с задержками, так еще довесочки — то одно, то другое. Озвереть можно! Я, говорит, Колька, но я не Колька. Какой-то бестолковый малец попался. Да ещё с «волшебной палочкой»!
      Второй равнодушно скользнул по Кольке взглядом, спросил:
      — Шутки шутить пожаловал? — и посоветовал товарищу: — Да гони ты его! И так работать некогда.
      Мальчуган в синей рубашечке взвыл с новой силой.
      — Слыхал? Иди, отдыхай! — заорал первый, стараясь изо всех сил быть услышанным.
      Колька растерялся:
      — А находка-то моя как же? Вы объявление сделаете?
      — Ещё и глухой вдобавок. Тебе сказали — иди! — Шуганул тот.
      Колька выскочил за дверь и стал медленно спускаться по лестнице. Навстречу, перепрыгивая через ступеньки, мчались родители — на зов любимого чада.
      Колька пересёк площадь и прислонился к стене рядом со скамейкой, на которой еще так недавно сидели они с дедом. Он был в нерешительности: ждать — не ждать? А тут ещё самому скоро к тетке ехать...
      И тут, как вихрь, как смерч, как тайфун, на него налетел Лёнька. С криком:
      — Я так и знал, что это ты стибрил! — он буквально обрушился на Кольку. — Я весь двор обыскал, а он сидит тут… Прохлаждается!
      От неожиданности Неколька выронил трубочку, и она с глухим стуком шлёпнулась об асфальт. Лёнька бросился поднимать волшебный приборчик.
      — И-и-и! Что наделал! Воришка несчастный!
      От незаслуженной обиды Колька вытаращил глаза и захлебнулся. Попытался что-то сказать, махнул рукой и… Как-то сразу весь сник и завял.
      — Ну, если сломалась! — Ленька угрожающе зыркнул на бывшего друга, увидел мокрые — с чего бы это? — Колькины глаза, прыгающие вверх-вниз толстые губы и растерялся: мало ли, может, сказал что не так? Но тут же фыркнул: как же! Приборчик-то вот он! Кто же его украл, если не Колька?
      Он решительно шагнул прочь, и тут неожиданно прогремело:
      — Пассажир, потерявший, хм…, «волшебную палочку», вас ожидает у здания касс мальчик по имени Коля. Или не Коля?
      И ещё не успев отключить микрофон, объявляющий добавил про себя, но на всю площадь и от души:
      — Колька — не Колька… Дурдом да и только!
      Застигнутый врасплох, Лёнька остановился. Минута ушла на осознание услышанного. Ещё одна — на принятие решения. Увидев ожившее лицо друга, он одним прыжком вернулся назад и, даже не делая над собой усилия, сказал:
      — Я был не прав?.. Нет! Я точно был не прав! Осёл, болван, кретин до кучи!
      Колька молча кивнул головой, принимая извинение.
      — Слушай, вернусь, поговорим. Точка?
      Получив немое согласие, Лёнька от избытка радости — надо же: нашёл не только «волшебную палочку», но и друга — так толкнул Кольку в плечо, что тот вновь припечатался к стенке. Подмигнув на прощание, Лёнька бросился в зал ожидания, к деду.
      Колька огляделся вокруг и даже зажмурился. Глазам вдруг стало нестерпимо больно. Будто кто влажной тряпкой прошёлся по пыльной и серой площади. Всё неожиданно засверкало свежими весенними красками.
      Колька стоял всё ещё прижатый к стене и бессмысленно улыбался. Похоже, один ключик из семи утраченных им всё-таки найден!


      Глава седьмая. Проверка

      Поравнявшись с памятником основателю, Лёнька резко тормознул. У него возникло непреодолимое желание тут же, не сходя с места, проверить работоспособность «волшебной палочки».
      Чтобы всё было шито-крыто, надо было поторопиться: Никоша наверняка слышал объявление и теперь на всех парах мчится к кассам. Лёнька знал только одно: прибор или не сработает вовсе, или он, Лёнька, исчезнет незаметно даже для самого Никоши. Вдоволь напутешествовавшись, он вернётся в настоящее время — в ту же самую минуту и секунду, в которую и исчезнет.
      Лёнька вдавил в гнездо хорошо знакомую белую кнопку: «Хоть помечтать напоследок!» Уже на излёте сердце у него бешено ёкнуло, и мысль:
      — Только бы я там был не один! — сопроводила его в пугающую неизвестность.

      Глава восьмая. Снова вместе

      Место Лёнька узнал сразу. Справа — озеро Главное, надёжно прикрытое камышами, впереди — лес. Но вот кого он никак не ожидал увидеть, так это Веру. «Её только здесь не хватало!» — первое, что пришло ему в голову. Сестра стояла, зажмурив глаза, прямо в одном из множества ручейков, звонко стекавших в озеро. Серебристые звёздочки путались в ветвях бересклета, боярышника и камыша, напоминая о том, что желание владельца «волшебной палочки» выполнено.
      Для начала Лёнька дёрнул сестру за нос и насмешливо спросил:
      — Может, хоть глазик откроешь, деточка? Вдруг здесь тигры?!
      — Ой, Лёня! Хорошо-то как! А я потому и не открываю: вдруг здесь тигры?!
      — Ну и балда. Вылазь из ручья! Заболеешь ты, а ругать как всегда меня будут.
      Вера сделала шаг, но, взвизгнув, опять прыгнула в воду. Из-под её ног поднялась целая туча крохотных лягушат, изумрудными каплями сверкнувших в воздухе.
      — Не пойду! — категорически заявила она.
      — До ночи стоять будешь?
      — Ага.
      Лёнька знал точно — будет! Поэтому проверять на время не стал: уже было проверено и не раз.
      — Ладно, топай за мной. Я их вмиг распугаю. Смотри! У-у-у! Я вас!
      Вера след в след пошла за братом. Скоро и лягушки, и ручейки остались позади. Под сросшимися наверху деревьями показалась сухая и ухоженная лесная тропинка, окаймлённая белыми стрелками цветущего подорожника и розоватыми головками клевера. Вера догнала брата и пошла рядом.
      — Ну, рассказывай! — нетерпеливо приказала она.
      — А что рассказывать?.. Прикинь, дед-то приборчик… посеял! Ну ладно, ладно, не хнычь! Нашёл я его, видишь же!
      — Дай! — потребовала Вера.
      — Щаз! Я ж его там держу, на площади. «Дай!» Зачем он тебе? Я и так уже на белую кнопку нажал.
      — Так это ведь ты-ы-ы! — разочарованно протянула Вера.
      — Ну, ты и эгоистка! — возмутился Лёнька.
      — А ты не эгоист? — отпарировала Вера. — Сам с дедушкой, а я?
      — А ты с мамой! Сама хотела, или забыла? Если хочешь знать, я после вашего отъезда и не разговаривал с Никошей толком. То его самого искал, то приборчик.  А вы с мамой как?
      — А что мы? — пожала плечами Вера. — Нам ещё ехать и ехать!
      — Кутулуки проехали?
      — Только что.
      — Ну ничего, не ной. Завтра уже Нинку увидишь.
      — Да! — вспомнила Вера. — Мама вместо твоего школьного билета, свой разорвала и выкинула. Что будет! Контролёры как раз к нам в купе зашли. Мама говорит: «Гореть мне ярким пламенем!» Представляешь? Ужас! А тут ты. Молодец! Очень вовремя!

      Глава девятая. Земляничная поляна

      Сделав ещё шаг, ребята очутились на роскошной поляне.
      — Й-е-э-с! — Лёнька издал достойный дикаря вопль и подпрыгнул, что называется, «во все стороны сразу». Вере показалось, что тело брата не выдержит и разорвётся на части. Но нет, он уже летел вперед, не умолкая ни на минуту.
      — У-лю-лю-лю! — звенело в воздухе.
      — Маме скажу-у-у! — вторила Вера, зажав барабанные перепонки и вереща на все лады.
      Неожиданно Лёнькин крик оборвался. Наступившая тишина оглушила Веру ещё сильнее. Несколько секунд она бессмысленно хлопала глазами, приходя в себя и оглядываясь.
      Вокруг были её старые знакомые. Внизу — кашка, ромашка да льнянка. Повыше — боярышник и вишня. Местами — непролазный челыжник. Выходит, мама ещё едет, а она, Вера, уже здесь, в Головках, на своей любимой Земляничной полянке.
      Окутывая её, дрожало и переливалось знойное марево. Воздух буквально пронизан был стрекозами, потрясавшими воображение своими размерами и разноцветьем.
      Вера не удержалась и впервые в этом году открыла новый «охотничий» сезон. Нацелившись на огромную, сверкающую дедку, она медленно поплыла к ней, оставляя за собой воздушные волны. Стрекоза, спокойно сидевшая на ослепительно голубом цикории, стала неожиданно лёгкой добычей. Вера, дрожа от радости, перехватила пальцами пониже, за хвостик, чтобы удобнее было любоваться, и поплатилась за это. Хвостатая дедка, изогнувшись кольцом, вонзила ей челюсти в палец.
      Верин крик не подлежит описанию. Он превзошёл Лёнькин по всем параметрам, в том числе и по длительности. Стрекоза с оборванным крылом и полураздавленным тельцем была жестоко отброшена в сторону.
      Верины слёзы омывали укушенное место, когда Лёнька оказался рядом.
      — Ты что?.. Стрекоза? У-у-у она какая! Маленьких обижает! Вот я ей!
      Исчерпав привычный «джентльменский набор» утешений, Лёнька перешёл к давно испытанному и сильнодействующему средству: как учила его мама, главное в таких ситуациях вовремя переключить внимание ребёнка.
      — Ну, хватит, хватит, не плачь! Лучше пойдём скорее! Там так здорово!
      Вера сунула палец в рот и покорно последовала за братом.
      — Ну, как тебе здесь? — гордо поинтересовался Лёнька, чувствуя себя хозяином, принимающим гостя.
      — Ничего. Жарко только, как в Африке.
      — А я бы всё лето жил — не тужил. Смотри, сколько земляники!
      Вера остановилась. Вот так-так! Оказывается, по поляне и ходить-то нельзя!
      — Лёнь, как же это? Ведь земляника спеет в конце июня?
      — Сказанула! Забыла, где находишься?
      Вера припала к земле и стала метать ягоды в рот.
      «Ну, теперь её с места не сдвинешь, — подумал Лёнька. — Будет есть землянику, пока не треснет».
      — Вер, да наешься ещё, успеешь! — Лёньке не терпелось показать сестре то, что он обнаружил. Конечно, она вряд ли сможет по достоинству оценить все сокрытые в шалаше сокровища, но всё равно: лучше уж Вера, чем совсем никого. Это Лёнька сейчас очень даже понимал.
      — Вера, да пойдём, что ли!
      — А? — в Вериных глазах отражалась одна, нет — две земляники!
      Лёнька в сердцах сплюнул и направился к шалашу.

      Глава десятая. Колибри

      Прямо над Лёнькиной головой, шумно хлопая крыльями, скользнула ярко-раскрашенная птица. Лёнька  проводил её испуганным взглядом: попугай, что ли? На Главном?
      Рассмотреть птицу получше ему не удалось: она быстро скрылась среди деревьев. И Лёнька решил, что ошибся:
      — Щурка, поди… Или зимородок…
      Шалаш был не только просторным, но и высоким. Земля устлана душистым и мягким свежескошенным сеном. Сбоку вытянулась целая охапка великолепных спортивных удочек. На сене — настоящий мужской лук и колчан со стрелами. А в углу!.. С ума сойти: ни много ни мало кувшин с бриллиантами! Лёнька захватил пригоршню камней и стал любоваться ими, но… довольно скоро равнодушно ссыпал обратно. На Земляничной поляне-то от них какой прок? Так… постоянный атрибут приключенческих романов и только.
      Лёнька занялся удочками. Он вытащил их из шалаша, распутал верёвку, которой они были связаны, и тщательно отобрал две удочки для себя и одну для Веры. Вера хоть и верещит при виде червяков, но держать удочку не отказывается. «Надо ещё место для рыбалки определить», — подумал Лёнька.
      Озеро Главное, вдоль которого вытянулись Головки, было самым большим в длинной цепи озёр от Кривенького, что полностью скрывалось в лесу, до Южного в соседнем Южном посёлке. Лёнька, как древний витязь, стоял на распутье: направо пойдёшь — Узенькое и Кривенькое найдёшь, налево пойдёшь — на Глубокое и Широкое набредёшь, прямо пойдёшь — на Главное попадёшь. Лёнька решил не мудрствовать и пойти на Узенькое. Оно было ближе остальных, даже ближе Главного. Да что там! Сразу за кустами.
      Была и ещё одна причина, по которой Лёнька выбрал Узенькое: карась там брал в любое время суток. Жирный золотистый карась! А в других озёрах рыба капризная, избалованная. Главное, как известно, славится своей ночной рыбалкой; на Кривеньком без дождя делать нечего; Глубокое так богато кормом для рыб, что нужны особые приманки — рыбьи деликатесы; а о Широком и говорить нечего! Там вообще не угадаешь, когда клёв будет. Можно месяц сидеть и не увидеть, чтобы поплавок дернулся, зато потом за полдня недельную норму выполнишь и перевыполнишь. Странное озеро! А вот на Южном Лёнька не рыбачил ни разу. Загадили озеро!
      Приготовив удочки, Лёнька нырнул в шалаш за луком и стрелами. И вдруг обнаружил там ещё кое-что интересное. У стены, слегка присыпанная сеном, лежала кукла. Да какая! Каких Вера и не видывала! Лёнька и сам видел такую только в Москве, куда они с отцом ездили на распродажу компьютеров. Покончив с делами, они зашли в какой-то магазинчик, чтобы купить Вере подарок ко дню рождения. Вот тогда-то Лёньке и приглянулась эта кукла-реборн. Ростом она была с настоящего младенца. Мордашка некрасивая, но ужасно смешная! Лёнька и сейчас улыбнулся, глядя на неё. Ни дать, ни взять живой ребёнок. Он ещё подумал тогда: «Вот бы Веруське такую!», но посмотрел на ценник с астрономическим числом (ручная ж работа!), на папу и промолчал. Папа теперь хоть и совладелец компьютерной фирмы, с деньгами у них частенько бывает напряжёнка. Нет, папа еще не раскрутился: сплошные кредиты плюс ипотека… Так и купили Вере плюшевого зайца… А мечта-то, гляди-ка, осталась…
      Лёнька хотел позвать сестру, порадовать её чудо-игрушкой, но вовремя спохватился и закидал куклу сеном: Вере только покажи — забудет обо всём на свете. А поиграть? А порыбачить?
      — Лёнь, Лёня! — совсем рядом закричала Вера.
      Лёнька выскочил ей навстречу:
      — Чего тебе?
      — Смотри! — Вера разжала потную измазанную ягодой ладошку, пальцами другой руки придерживая что-то. — Поймала! Думала бабочка…
      Лёнька ахнул. Вот это да! Колибри! Яркая, сверкающая, чуть живая! Он ударил снизу по Вериной ладони, и крохотная птичка взмыла вверх, не веря своему счастью.
      — Тебе стрекозы мало?! — накинулся он на сестру. — Ведь чуть не придушила! Неужели не жалко?
      — Жалко, — призналась Вера. — Но посмотреть-то хо-о-очется!
      — Смотреть можно по-разному!
      — Лёнь, а колибри здесь откуда? Ты же сам говорил, что они в Южной Америке водятся.
      — А как парк Горького сразу за Красной площадью оказался, а?
      — Так я ж не знала…
      — А я знал, но «посмотреть-то хо-о-очется!» Посмотреть! А не цапать всё своими лапищами! — он покосился на тонкие Верины пальчики.
      Вера смущённо спрятала руки за спину и, чтобы задобрить брата, восхищённо ойкнула:
      — Ой! Какие шикарные удочки!
      Всё! Этого оказалось достаточно. Теперь из Лёньки можно верёвки вить, и Вера облегчённо вздохнула: пронесло!

      Глава одиннадцатая. Кукла

      — Сгоняем на рыбалку? — засуетился Лёнька, просительно глядя на сестру и демонстрируя приготовленную для неё удочку.
      Обретшая в себе уверенность Вера хотела сказать «Щаз!» — как это часто делал Лёнька, но передумала: зачем портить отношения раньше времени?
      — Обязательно! — сказала она. —  Только попозже, идёт?
      Лёнька опять клюнул:
      — Идёт!
      Он вытащил на свет божий тяжеленный кувшин с бриллиантами, верно рассудив, что сестра сможет оценить их гораздо лучше, чем он. Излив свои восторги в самой необузданной форме, как то: махание руками, невнятные вопли, притопывание и прихлопывание, она с помощью брата высыпала содержимое кувшина на землю. После чего долго перекладывала бриллианты с места на место, составляя бусы, браслеты и ожерелья.
      Первоначальное Лёнькино удовлетворение перешло в ярко выраженное недовольство:
      — Сколько можно?! — спросил он. — Ты лучше вокруг глянь! Ведь весь год только об этом и мечтали!
      — А что ты предлагаешь? — деловито поинтересовалась сестрица.
      — Играть, что! — Лёнька даже плечами пожал от возмущения.
      — Во что? — продолжала уточнять Вера.
      — В индейцев, глупая! Вот же: и лук, и стрелы!
      — Сам такой! Не умею в твоих индейцев.
      — Научишься. Значит так. Я буду Чингачгук Большой Змей, а ты…
      — Я сама! — крикнула Вера и для пущей убедительности ногой топнула. — Так не интересно! Я сама!
      Вера думала недолго. Результатом раздумий она осталась чрезвычайно довольна:
      — Я буду Лиса при Беседе Краса. Вот!
      — Слушай, Лиса, так не бывает!
      — Не бывает?.. А ты играть хочешь?
      — Конечно, хочу.
      — Ну?.. Бывает?
      Лёнька махнул рукой:
      — Ладно. Бывает!
      И распорядился:
      — Я буду охотиться, а ты готовить и за костром следить.
      — А где костёр?
      — Щаз, нарисую, — Лёнька пошарил в карманах. Автобусный билет — так, не нужен. В кусты его! Карандаш сгодится. Фантик — на выброс. Ага! Вот они — спички.
      Тут Вера сообразила:
      — Это что? Дрова собирать? Я?!
      Лёнька ради игры был готов на всё:
      — Где тебе! Сиди уж, сам соберу.
      Вера уселась в шалаше, как принцесса, и стала вытягивать из сена ароматные ягоды земляники. Чуть привядшие, они были ещё слаще!
      Почуяв запах дыма, Вера выползла наружу и уставилась на Лёньку. Брат уже «охотился». С трудом подняв лук на уровень груди, Лёнька кое-как пристроил стрелу и попытался натянуть тетиву. Увы! Тетива даже не дрогнула. Лёнька тужился изо всех сил — бесполезно. Лук был сделан на заказ — богатырский. Хмуро глянув на Веру — свидетельницу позора, Лёнька бросил охотничье снаряжение оземь.
      — Эх ты, Чугун…чгук! — засмеялась Вера.
      — Нашла чему радоваться! Я, как известно, рыбак, а не охотник. Пойдёшь на рыбалку? — грозно спросил он.
      Дальше оттягивать выяснение отношений было некуда.
      — Не-а! Там комаров полно.
      Лёнька сделал к ней шаг:
      — Ты обещала!
      Вера, смеясь, отбежала в сторону.
      Лёнька чуть из собственной шкуры не выпрыгнул, поняв, что хитроумная сестрёнка оставила его с носом, а Вера хохотала, довольная собой по самую маковку.
      И тут Лёнька вспомнил!
      — Пойдёшь! — сказал он. — Как миленькая! Куклу хочешь?
      — Не-а!
      — Вот такую тоже? — уточнил он, вылезая из шалаша.
      — А! Хочу! — ахнула Вера.
      — На рыбалку пойдёшь?
      — Пойду!
      — То-то же!
      Лёнька вручил сестре куклу.
      Вера словно язык проглотила. Она стояла и молча таращилась то на куклу, то на брата. Ясно было как дважды два: если бы у Лёньки не было сильного желания сделать ей этот подарок, то и куклы бы здесь не было. А она!.. Редиска с бантиком! Хуже!
      Обретя дар речи, Вера сказала брату то, что говорила только маме, да и то в редчайших случаях:
      — Лёнь... Извини меня. Пожалуйста! Честное слово, я больше не буду. Пойдём на рыбалку… Только я с куклой!
      То, что с куклой, это Лёнька и сам понимал. Куда она теперь без куклы?
      — Мы сейчас на Узенькое, а вечером на Главное.
      — Ночью?! Бр-р-р!
      — Трусиха! — сказал Лёнька, но на своём предложении настаивать не стал. Он и сам, честно говоря, побаивался. Одни колибри чего стоят!
      Вдруг Верины глаза раскрылись до крайних своих пределов и застыли. Лёнька невольно оглянулся. В двух шагах от них стоял — ух ты! — нет, об этом Лёнька даже не мечтал! Лев! Самый что ни на есть настоящий!

      Глава двенадцатая. Африка

      — Но, но, но! — неуверенно сказал Лёнька. — Полегче!
      Лев сел и стал усиленно бить хвостом по земле. Лёнька от безысходности решил перейти в наступление.
      — Ты кто такой?! Ты на кого?! — заорал он во всё горло, стараясь испугать зверя.
      Вера тоже осмелела. Схватив с земли бриллиант величиной с грецкий орех, она запустила им в косматую морду. Лев раскрыл пасть и рявкнул. Веру одуванчиком снесло в сторону.
      Лев чихнул, зевнул, развернулся и, не унижая своего царского достоинства, медленно удалился.
      — Вера! — крикнул Лёнька. — Ты где?
      Озираясь, он заметил на краю поляны слониху с детёнышами. Вокруг них мелкой трусцой кружил носорог.
      Лёнька присвистнул. «Маленькие дети, ни за что на свете не ходите в Африку, в Африку гулять…» — первое, что пришло ему на ум. А помнится, именно в Африку ему и хотелось, слушая эти строчки. «В Африке акулы, — вспомнил он, — в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы». Следующая мысль была самой страшной:
      — А что, если Веру унёс Бармалей?!.. Да нет, откуда в Головках Бармалей? — попробовал успокоить себя Лёнька. — А львы и носороги откуда?.. Ве-э-эра!!!
      Лёнька обнаружил сестру в шалаше. Эх, он и разозлился!
      — Ты почему не отвечаешь?! Хочешь, чтобы меня тигры слопали?
      — А что, здесь есть и тигры?!
      — Тебе не всё равно? Или одного льва на тебя мало?
      — Ой, Лёнечка, не напоминай! Боюсь!
      — Давай руку, прорвёмся!
      — А кукла? Лёнь, где кукла?
      — Какая кукла?! Ты о чём?!
      Вера набычилась:
      — Дай куклу! Дай!
      Лёнька несколько секунд молча смотрел на сестру, обдумывая вопрос о её вменяемости. Потом, видимо решив, что для девочек это нормально, сгонял за куклой.
      Теперь предстоял не очень длинный, но очень опасный путь через Земляничную поляну и дальше по тропинке к озеру, исходной точке их путешествия. Зачем? Лёнька и сам не знал. Будто там была дверка с выходом.
      Вера, обхватив куклу руками, пошла за братом, стараясь держаться поближе. В такой обстановке она доверяла ему слепо и безоговорочно.
      — Лёнь, знаешь, как я её назову? — спросила она. — Куклу?
      Верин вопрос подействовал на Лёньку, как снег на голое тело. Он заметно взбодрился: «Вот глупышка-то!» Почувствовав себя большим и сильным, как папа, он живо поинтересовался:
      — И как же?
      В Вериной головке имена менялись, как стёклышки в калейдоскопе, и она честно призналась:
      — Я уже передумала!
      Вера сделала ещё один шаг и ослепла. Целый сноп лучей брызнул ей в неподготовленные глаза. Сваленные в кучу забытые бриллианты испускали немыслимое сияние.
      Вера в очередной раз доказала, что она обыкновенная, нормальная девочка со всеми вытекающими отсюда последствиями. Быстро справившись со взбунтовавшимся зрением, она точно и трезво прикинула, что забрать все бриллианты ей не под силу, и прихватила лишь горсть, но о-о-очень большую.
      — Ты чего отстаёшь? Давай руку! — потребовал Лёнька.
      Вера заметалась. В одной руке — драгоценности, в другой — драгоценная кукла.
      — Я кому сказал? Давай руку! — не оглядываясь, рявкнул Лёнька.
      Вера разинула рот и торопливо впихнула туда бриллианты. Какая досада! Рот не был рассчитан на хранение такого богатства. Половина камней высыпалась на тропинку. Чуть не плача и давясь тем, что осталось, Вера исполнила Лёнькино требование.
      До середины поляны они добрались беспрепятственно, не встретив ничего страшного. Скорее, всё походило на сон. Разыгравшаяся макака пульнула в них переспелым бананом. В трёх шагах от тропинки пощипывала травку мирная антилопа. В кустах челыжника громко хохотал крупный жёлто-зелёный попугай.
      Но потом, заметив хвост уползающей змеи, Вера по привычке плотно зажмурилась, решив, что лучше вообще ничего не видеть и не слышать.
      А Лёнька упорно тянул её вперёд, и Вера всё время ощущала свою руку в надёжной руке брата.
      Вот, пожалуй, и всё, что встретилось Вере по дороге из леса.
      Почувствовав запах сырости, Вера приоткрыла глаз и безжизненным голосом спросила:
      — Ызе писи?
      Лёнька понял:
      — Открой второй и увидишь! — сердито ответил он. Но затем смягчился и добавил: — Да всё уже! Всё! Смотри, ноги не промочи!

      Глава тринадцатая. Коварное бревно

      Не успел Лёнька договорить, как Вера выполнила его просьбу с точностью до наоборот. Это было так естественно: просто лягушата прыгнули в одну сторону, а Вера, взвизгнув, в другую, в результате чего тут же погрузилась в ручей. Место, на котором она только что стояла, оказалось густо помечено бриллиантовой россыпью. Заниматься сбором драгоценных камней в густой зелёной траве, полной крошечных лягушат и, что ещё хуже, их гораздо менее привлекательных предков, Вера не стала бы и под угрозой расстрела. Пришлось не только в прямом, но и в переносном смысле выбросить бриллианты из головы. Но куклу Вера продолжала прижимать к себе по-прежнему крепко.
      На этот раз Лёнька не стал приставать к сестре — в конце концов, промокшие ноги не всегда самое страшное. В отличие от Веры Лёнька по дороге из леса видел и кое-что пострашнее. Там, на краю поляны, среди кустов вишенника и черёмухи, сплошь усыпанных зрелыми ягодами, на его глазах разыгралась кровавая драма. Огромный доисторический ящер со сложным названием, которое Лёнька множество раз героически запоминал и столько же раз бесславно и начисто забывал, разорвал на мелкие кусочки полосатую красавицу-зебру.
      И здесь, у озера, Лёнька решил не терять бдительности.
      Вода в ручье была не по-летнему холодна, и Вере самой захотелось побыстрее выбраться на более тёплое и сухое местечко. В нескольких метрах вверх по течению в ручье валялось невесть откуда взявшееся здесь бревно. Вид подсохшей бурой коры, покрывавшей его, порадовал взгляд Веры и заочно согрел её озябшие ноги. Она без труда преодолела небольшое расстояние, которое отделяло её от желанной цели, и не менее легко вскарабкалась на бревно. Оно оказалось устойчивым, и Вера запрыгала на нём, пытаясь окончательно согреться.
      Бревно слабо пошевелилось и, повернув голову, посмотрело на Веру маленькими, холодными и злыми глазками. Дилемму: лягушки или крокодил, Вере разрешить так и не удалось. Она издала звук средний между полицейским свистком, сиреной скорой помощи и фабричным гудком, после чего рванула вверх по ручью, а крокодил, внезапно вспомнив своё далёкое детство, когда он был ещё совсем маленьким, только что вылупившимся из яйца, беспомощным крошкой-крокодилёнком, метнулся к озеру, в камыши — прятаться. Зарыться в тину и никогда! никогда! больше не слышать Веру!
      Так испугать беднягу было, конечно, бесчеловечно, но Вера сама была напугана до смерти. Она мчалась вперёд на всех парусах, ещё крепче обнимая куклу, будто в ней заключалось спасение.
      А Лёнька стоял, разинув рот, и беспомощно смотрел ей вслед.

      Глава четырнадцатая. Крылатый ящер

      Казалось, никакая сила уже не сможет остановить Веру. Но она не только остановилась, но и вылезла из ручья, что, памятуя о наличии лягушачьего племени, было в принципе невозможно! Лёнька, не теряя времени, помчался выяснять невероятное, перепрыгивая с кочки на кочку.
      Вера, успевшая понять, что реальная опасность ей уже не угрожает, теперь сидела на корточках и что-то внимательно разглядывала. При этом она ворковала голосом, полным восхищения и нежности. Лёнька и сам заворковал, когда перед ним открылась восхитительная картинка: крошечный медвежонок-панда в травяных зарослях-джунглях. Это было почище любой игрушки!
      Медвежонок оказался голодным. Он хватал Веру и Лёньку за пальцы и усердно пытался сосать.
      — Чем его кормить, знаешь? — поинтересовалась Вера.
      — Молоком, наверное. Маленький такой! — неуверенно ответил Лёнька.
      — А где молоко?
      Молока не было.
      Вера презрительно фыркнула:
      — Тоже мне — мечтатель! Вот и что теперь делать прикажешь?!
      Лёнька посмотрел на медвежонка с жалостью.
      — Слушай! — придумал он. — А давай возьмём его с собой. Подарим какому-нибудь зоопарку, точка!
      Теперь руки у обоих были заняты чудесными приобретениями: Вера держала куклу, Лёнька — панду. Требовалось только одно — выбраться отсюда. Но где он, выход?
      Вера, вспомнив недавние потрясения, неожиданно, но яростно набросилась на брата.
      — Ну-ка, давай признавайся: ты на какую кнопку нажимал?!
      Лёнька с готовностью ответил:
      — На белую.
      — Неправда! — закричала Вера. — Дедушка что сказал? Если мечта перестаёт нравиться, то она и мечтой перестаёт быть. Я это очень хорошо запомнила! Так что, Лёнчик, если бы ты нажал на белую кнопку, нас с тобой давно бы здесь не было!
      И вдруг Вера замолчала, изумлённо глядя на брата.
      — А ведь и правда на белую! Вот они — звёздочки… Тебе что? Всё это нравится?! — совсем другим тоном спросила она.
      Лёнька стоял и глупо улыбался.
      — Не знаю, — сказал он, стараясь быть предельно искренним. — С одной стороны — страшно, а с другой… Ведь интересно, а, Вер?
      — Вот дурак! — только и нашлась сказать Вера.
      Она была интеллигентной девочкой и словом «дурак» не злоупотребляла, но больно уж случай был подходящий.
      На этот раз Лёнька принял такое определение как должное. Он и сам прекрасно сознавал, что пора бы уже прекратить рискованные для жизни эксперименты. Но, видно, одних логических доводов в пользу скорейшего возвращения домой было маловато.
      У Веры пропало всякое желание говорить с непутёвым братом. Она покрепче прижала к себе куклу и спрятала лицо в её чудесных каштановых кудряшках.
      И тут случилось нечто ужасное. Со стороны леса, незамеченный ни Верой, ни Лёнькой, поднялся огромный крылатый ящер. Лёнька увидел его уже висящим над Верой. Вера стояла, склонившись над куклой, в удобной для ящера позе. Он схватил её сзади за платье и легко поднял вверх. От неожиданности Вера разжала руки, и кукла мягко упала в высокую приозёрную траву.
      — А-а-а! Кукла! — не своим голосом закричала Вера, дёргаясь в когтях птеродактиля и не видя его. — Моя кукла! Дай куклу! Дай!
      От ужаса Лёнька закрыл глаза, за что постоянно ругал сестру, и услышал тоже откуда-то сверху:
      — Поезд №125 «Москва — Жареный Бугор» принимается на вторую платформу, третий путь.

      Глава пятнадцатая. Обещание

      Лёнька стоял на привокзальной площади, всё ещё прижимая руки к груди и ощущая в руках пушистую малютку-панду. Но в руках у него ничего, кроме небольшой пластмассовой трубочки, уже не было.
      Привычный мир принял Лёньку в свои объятия.
      Сновали туда-сюда пассажиры с чемоданами в руках, слышался шум передвигающихся по рельсам составов, в кинотеатр на первый утренний сеанс спешили редкие юные зрители.
      Умело лавируя между тут и там возникающими препятствиями, Лёнька рванул к деду. Его трясло от пережитого кошмара, и не отпускал страх за судьбу Веры.
      Невероятность услышанного вмиг успокоила старика. Глядя на него, и Ленька опомнился:
      — Фу-у-у! Какой же я болван! Так испугался!
      — Ну, знаешь ли, и не болван испугается. При том: ведь ты ж не за себя? За Веру!
      — Так-то да… Дедушка, а почему вы здесь? Вы же, когда на поезде приехали, площадь сразу позеленела. А сейчас вон вокзал как вокзал…
      — Мне что, уже и помечтать нельзя?
      — Х! Когда мечта – всё вокруг в звездочках!
      — Так и есть. Для меня в звездочках, для тебя — нет. Мечты они ведь у всех разные. Как хочу, так и мечтаю!
      — Понятненько… Никоша! В общем, вот она — ваша палка! Ну ее, знаете, к лешему! — Ленька тут же и очень сильно пожалел о сказанном, но слово-то, как известно, не воробей.
      — А и верно, — согласился дед. — Давай-ка ее мне, от греха подальше!
      Запрятав палочку понадежнее, старик недоуменно спросил:
      — Как же она у тебя-то оказалась? Объявление Неколька давал, сам слышал.
      — Ну да. Он ее мне и отдал.
      — Знакомый, что ли?
      Лёнька ответил коротко:
      — Друг. — Малость запнулся и добавил: — Никоша… А можно его желание исполнить? Ведь если б не Колька…
      — Желание-то? Запросто!
      — Исполните?.. Три?! Круто!.. А можно прямо сейчас?
      Не тут-то было: Неколька,  определив палочку в надежные руки, уже улетел домой на вновь только что обретенных крыльях.
      — Ну, не горюй, не горюй! Ладно: так уж и быть — выберу удобный момент и поработаю волшебником.
      — Поработайте! — умоляюще протянул Ленька. — Пожалуйста! У меня такой друг!.. В общем… Друг у меня…  Что надо!
      — Веселый, вроде?
      — У-у-у! — протянул Лёнька. — Клоун!
      — Значит, он клоун? — уточнил старик и прищурился: —  А ты кто? Почему здесь? На вокзале? Не с матерью?
      Ленька онемел от неожиданных строгих ноток в голосе деда.
      — Удрал, что ли?
      — Да что вы?! Мне ещё жизнь не надоела!
      — Выходит, строгая она у вас? Мать-то?
      — У-у-у! — опять не нашёл слов Лёнька. — Она в педколледже английский преподаёт. Знаете, как её студенты зовут? Пиявкой!
      Отсмеявшись сам и  заставив хохотать Лёньку, так сказать «за компанию», Никоша вспомнил и про ящера:
      — Ну-ка, ну-ка, что там за история такая? Твоя фантазия, верно?
      — Да уж не Веркина!

      Глава шестнадцатая. Самый страшный зверь

      Слушая красочный Лёнькин рассказ о приключениях на Земляничной поляне, Никоша только диву давался:
      — Ну и выдумщик ты, братец! Это же надо: Африку в Головках устроить! Ты бы ещё караван верблюдов на Северный полюс отправил. Вот было бы дело!
      — Х-х-х! — возмутился Лёнька. — Что ж  я — чокнутый, что ли? На верную смерть отправлять… — и запнулся: ещё свежи были в памяти глаза голодного медвежонка-панды.
      — Ну, я не знаю… — растерялся он. — Вот у других: и звери необыкновенные, и водопады, и вулканы, и моря-океаны… А в Головках — ничего! Пусто! Будто всё в одном месте свалили, а нам так… самую малость оставили… Вот говорят, в нашем лесу лося можно встретить, так я даже его ни разу не видел! Какое там медведей, волков — лисиц с зайцами днём с огнём не сыщешь! Это, по-вашему, как? Справедливо?
      — Не знаю, как насчет справедливости, — сказал старик, —  только я лично жить у подножия вулкана никакого желания не испытываю. То ли дело у нас: сядешь вечерком, опустишь ноги с мостков в воду, рядышком стрекозы летают, уж по своим делам плывёт, в лесу птицы поют… На всё озеро самый страшный зверь — комар. И вдруг — крокодил!.. Нет уж, захочу лично на него полюбоваться, сяду на поезд или в самолет и в путь-дорожку – красота!
      — Да я вообще-т тоже, — смутился Лёнька. — Так, помечтал от нечего делать. У нас в Головках здорово!
      — Говоришь, отец туда через пять дней едет?
      — Ага. У него отпуск в пятницу начинается.
      — Прекрасно. Вот в воскресенье и встретимся. Там, в Головках.
      — Что?! — испугался Лёнька: сейчас Никоша вот он, рядышком. А потом ищи-свищи ветра в поле: возьмёт да передумает. — Я с вами!
      Категорический отказ вверг Лёньку в уныние, но, вспомнив о Некольке, он решил, что, пожалуй, так будет даже лучше.
      — Ну, мне пора! — сказал старик и исчез.
      Лёнька вздохнул, вспомнил материно «Не шляйся!» и уныло побрел за колбасой и черешней.