Ладошки

                Сказ про то, как второй раз жениться на первой

Толик женился рано, по первой большой и чистой любви. Поступив в институт и обретя тем самым свободу самовыражения, он первым делом отрастил роскошную шевелюру, как у рокеров с плакатов, а тренькать на гитаре умел еще с седьмого класса. В стройотряде после первого курса вокруг него собирались по вечерам веселые компашки. В одной такой тусовке и оказалась будущая жена Маша, стройная девушка с огромными умными глазами и роскошной грудью. Дальше все развивалось стремительно и уже весной закончилось свадьбой.

На сей торжественной ноте все сказки обычно заканчиваются и начинается жизнь. Что происходит после, малышам рассказывать не принято, ибо подобное знание может травмировать неокрепшую детскую психику. Это вам не серые волки, змеи Горынычи и Бабы-Яги. Здесь героям выпадают далеко не детские испытания. Нашей ячейке общества достался традиционный для большинства советских молодоженов жилищный вопрос.

Семья Толика ютилась впятером (родители, сестра и бабушка) в компактной хрущевке, носящей гордое звание трехкомнатной квартиры. Две комнаты были крохотными, а третья – проходная. Привести четверную женщину в дом означало взорвать хрупкое равновесие, выстроенное годами притирания и компромиссов. Пришлось жить у Маши, где им выделили отдельную восьмиметровую каморку, в которой по вечерам молодой муж скрывался от тещи, женщины незлой, но повидавшей немало на своем веку, а потому часто дававшей дельные советы, которые по молодости ожидаемо воспринимались оскорблением личного достоинства.

Женитьба несколько вправила парню мозги, и он начал планировать свою жизнь чуть дальше, чем на день вперед. Для себя решил, что как только появится возможность, съедут в съемную комнату и заведут детей. Ага! Хочешь рассмешить бога – расскажи ему о своих планах. Жизнь такую возможность не спешила предоставлять. Тем временем пылкое юношеское чувство начало стихать. Толик все больше заглядывался на других женщин, но старательно сохранял верность, все более чувствуя себя шимпанзе в зоопарке, созерцающим мир через щели в решетке и вспоминающим вольницу жизни среди полудиких сородичей в джунглях, где воздух пропитан сладкими ароматами, птичьими криками и первобытной свободой.

А на седьмой год произошло событие. Толик случайно в городе увидел жену, за руку ее держал незнакомый качок. Парочка не заметила Толика. Три дня и три ночи он размышлял, как реагировать на увиденное. Когда эмоциональный шторм немного поутих, с холодной и слегка нетрезвой головой он вернулся с работы и заявил, что знает все, дальше так жить не намерен и подает на развод. Маша плакала, клялась, что ничего не было и быть не могло, ибо она любит умных, а не сильных, но потенциально рогатый муж остался непреклонен. Молодая семья, не скрепленная детьми, предсказуемо распалась. Оба понимали: за слегка переоцененным поводом стоит действительно серьезная неразрешенная проблема. Любовная лодка разбилась о быт.

Освобожденный ненадолго окунулся в пучину веселого разгула, но пьянки и влажные жадные женщины скоро надоели, он увлекся скалолазанием и в нем неожиданно нашел призвание и отраду. Пара ничего не знала друг о друге еще лет десять. Потом Маше понадобились какие-то бумаги, на которых требовалась подпись бывшего. Они встретились и пока ходили к нотариусу, немного поговорили, рассказав очень похожие истории своей независимой жизни. Оба оказались одинокими по паспорту. Каков был фактический статус, бывшие супруги поведать друг другу не решились. После сугубо деловой встречи Толика изредка начали накрывать воспоминания, временами приводившие к тому, что раз-два в году он звонил бывшей, и они проводили пару часов в кафе или парке, обсуждая разные темы и старательно избегая вопросов о личной жизни. В неопределенном состоянии утекли еще лет несколько, но однажды обычным питерским воскресеньем…

Погода, как и полагается в конце сентября, напоминала капризную от неуверенности в своей привлекательности школьницу. Желтое солнце, расцвечивающее раскинувшийся под белесо голубым небом город, затягивалось жадными бесформенными тучами. Небесный перформанс напоминал видом и настроением процесс закрашивания похмельным рабочим граффити Бэнкси, не к месту попавшего на глаза городским чиновникам. Под уже изрядно посеревшим небом спешил Толик. Он шел на свидание. Собственно, и свиданием это нельзя было назвать, но подобное слово уместно ввиду ряда обстоятельств, на которых стоит остановиться подробнее.

Сегодня должна была состояться уже третья за месяц встреча. Первая была обычной ежегодной ни к чему не обязывающий, но прощаясь Толик поймал машин взгляд, задержавшийся на нем необычно долго. Ее глаза вспоминались каждый день, точа мозг червячком любопытства. Через пару недель он решил: так жить нельзя – неровен час и со стенки сорваться можно – и решился на повторную встречу, во время которой осторожно выяснил, что Маша сейчас одна не только по паспорту. Вторая встреча, утолив любопытство, более ничего не прояснила, а третья как бы и не требовалась. Но неопределенное волнение в глубине души не давало покоя.

Вернувшись с субботней тренировки, он неожиданно для себя позвонил Маше и сказал, что забыл обсудить важный для него вопрос. Кроме смутного осознания необходимости встретиться, он не имел идей, о чем будет говорить. Даже подумалось, что неплохо бы отблагодарить ее за впустую потраченное время. Будучи не слишком искушенным по части благодарностей, из известных ему социально одобряемых способов смог вспомнить только цветы.

Идея с цветами пришла поздно вечером, но народная молва не зря настаивает: утро вечера мудренее. Новый день принес сомнения. Внутренний голос отпускал едкие замечания: «Ты ж никогда не даришь цветы! Они ни о чем. Общественный миф. Она сразу поймет: это подарок через не могу. Ты облажаешься и будешь чувствовать себя идиотом. Что есть сущая правда, но обидная… Хе-хе». Несемейный человек за отсутствием указаний извне постепенно приучается прислушиваться к своему внутреннему голосу. Раздираемый сомнениями погрузился в метро, заткнул голос электронной книгой и тихонько решил – куплю.

Цветочный поблизости от места встречи был заранее подсмотрен в Яндексе, географическим кретинизмом Толик не страдал и через минуту он уже открывал дверь магазина. Обе продавщицы была заняты импозантным мужчиной в годах, который покупал неведомую хрень в горшочке, и наперебой объясняли ему, как за хренью правильно ухаживать. Обрадовавшись возможности избежать назойливого внимания флористок, проскользнул в «оранжерею» – холодную комнату, уставленную букетами и штучными цветами. «Сплошные розы» – не без злорадства прокомментировал внутренний голос, будучи прекрасно осведомленным о психотравме хозяина, всхлопотавшего однажды колючим розовым веником по морде лица. Обидчицей была не Маша, но кто их, женщин, разберет. А вдруг такой тренд… Береженого бог бережет.

Из «розоНЕсодержащих» букетов бросился в глаза один, который более всего напомнил ему машин образ. Толик прекрасно понимал, что выбирать букет надо ДЛЯ женщины, а не ПОДОБНЫЙ женщине, но других алгоритмов на ум не приходило, а жизненный опыт подсказывал: букет примут минимум из вежливости. Внутренний голос продолжал троллить: «Какой-то невзрачный… Может, вон тот… Может, ну его нафиг…». На удачу, в оранжерею по своим делам заскочила продавщица. «Сейчас или никогда» подумал Толик и рубанул:

– Этот букет постоит?

– Хризантемы долго стоят.

– Про хризантемы я знаю. Букет свежий?

– Мы сами их делаем.

«Вот бестия! Не соврала, но и не гарантировала ничего», подумал Толик с обидой и восхищением. Он тайно уважал мастеров своего дела. Даже столь гнусного как торговля. Он небезосновательно считал прохиндеями всех флористов, впрочем, как и остальных работников обмена и дистрибуции. Без малейшей надежды на правду подобный ритуал исполнялся им каждый раз, чтобы оставить хоть крохотный шрамик на карме торгашей.

Надо было решаться. Пауза невыносимо затягивалась. Не смотря на солидный возраст, он всегда чувствовал себя в цветочном как в отделе бюстгальтеров: с компанией прикольно, в одиночку стремно.

– Беру!

Получив цветы, поспешил на улицу. Шагать с ярким букетом под низким питерским небом среди бомжей и угнетенных предчувствием скорой зимы земляков было не сильно комфортнее. Он старался спрятать себя и букет, опускал его все ниже, но трясти опасался. В первом классе ему, как и всем школьникам, пришлось нести огромные астры для учительницы. Юный искатель знаний так размахивал ими, что растерял по пути почти все лепестки.

Тротуар некстати был почти пуст и Толику чудилось, как на него с мрачной укоризной смотрит весь осенний город. Очень «вовремя» вылез внутренний голос с вопросом: «Пятнадцать лет ни одного цветочка, а тут целый букет. Ты как объяснять-то собираешься, Дон Жуан?» Толик только и смог ответить: «Я думал…». «Похоже, думаю тут только я. Но меня ты решил не слушать, – продолжил экзекуцию голос. – Сейчас она решит, что ты – маньяк и хочешь за веник купить ее благосклонность. Или накосячил и пытаешься спрятаться в лепестках… Гыы».

Вдруг среди серой массы пешеходов мелькнула она. Стройная, элегантная, яркая, резко контрастирующая с фоном питерской осени. Кавалер даже поёжился, мысленно взглянув на себя со стороны. Как спортсмен и холостяк он настаивал, что мужчина должен думать и делать, а выглядеть – это женское занятие. Поэтому его парадный прикид вряд ли тянул на таковой в глазах окружающих.

Положение становилось до невозможности отчаянным. Маша шла навстречу, улыбаясь прямо в глаза, и наверняка уже заметила букет. Отступать было поздно. «Если ты не поможешь, я тебя прокляну!» – буквально закричал он внутрь себя. «Когда я тебя подводил? – с некоторой обидой хмыкнул внутренний голос – Ладно. Учись, нищеброд!». При всем внешнем разгильдяйстве голова у нашего героя работала быстро. Аптечка первой помощи прилетела мгновенно.

– Это тебе. Ничего не случилось. Я сейчас всё объясню.

Он выпалил все содержимое аптечки без пауз и интонаций одной очередью, стараясь смотреть в сторону. Было почему-то стыдно. Она с улыбкой приняла букет, прижала к груди и выразила восхищение цветами. Внутренний голос в отместку за непочтительное обращение бросил гирю на вторую чашу весов: «Никогда не понять, действительно ли женщине подарок понравился. Даже если нет, то похвалит, чтобы другой получить». Толик так растерялся, что даже озвучил первую часть сентенции. Маша хихикнула. «Свинья ты!» – Мысленно кинул он предъяву спасителю за неуместную подсказку.

Пошли рядом. Она – прижимая к себе букет, рассказывала об исторических местах, проплывавших мимо них. Он – хмуро, засунув руки в карманы и мечтая только об одном: быстрей найти кафе, сесть и попытаться хоть как-то объяснить неожиданное подношение. Прошли томительные 5 минут и бесконечные триста метров. Заведение нужного профиля мелькнуло на горизонте, и с воодушевлением марсового, узревшего землю после многонедельного плавания, он потащил спутницу к спасительной двери.

Кафе оказалось маленьким и уютным. К счастью, сразу нашлось свободное место. Официантка без всякого напоминания принесла вазу с водой. Толик даже сразу не сообразил зачем. Зато поняла Маша, и букет гордо занял центральное место между ними. Столик был крохотный, и цветы визуально заполняли чуть ли не половину его. Спонсор с тоской посмотрел на инсталляцию и подумал: «Да они все в сговоре! Похоже на флаг противника над поверженным фортом. И форт этот, увы, мой.»

Пока листали меню и делали заказ, он несколько успокоился. Но отсрочка, как известно – не амнистия, и острие дамоклова меча начинало неприятно холодить шею. Разум не подкачал, но… в своем стиле. Толик толкнул длинную и красивую речь. Очень связную и даже правдивую – не подкопаться. Но сам в глубине души понимал: не слишком убедительную.

Пока текла река красивой сказки, произошло странное: из глубины толикова существа начала подниматься огромная волна. Она росла, превращаясь в цунами, и на фоне ее он вдруг почувствовал себя вцепившимся в борта утлой лодочки матросом с самых мрачных картин кораблекрушения Айвазовского. Даже вечно холодный рассудок экстремала стал волноваться за свою судьбу. Волна неумолимо приближалась и уже начала, подныривая под виртуальное плавсредство, поднимать его к своей вершине, на которой угрожающе пенились смертельно опасные барашки. Природа явно имела, что добавить к разговору, и противопоставить стихии было решительно нечего.

Мысли начали коллапсировать, сворачиваясь в точку. Он с ужасом наблюдал как барашки вплотную подобрались к его лохани и реликтовым звериным чутьем понимал, что спасти может только правильная рационализация явления. Мотивация для нашего «героя» была безупречной. В такие мгновения мозг либо отключался, либо выдавал на сто процентов верное решение.

– … и еще потому, что я люблю тебя!

Волна мгновенно отступила. Толик впервые нашел в себе силы перевести взгляд на Машу. Серые глаза спокойно и добро улыбались. Она поцеловала его еще парализованные губы.

Букет больше не возвышался неприятельским флагом над поверженной фортецией. Он превратился в разноцветное переливающееся пятно на поверхности притихшего океана, подкрашенного лучами восходящего солнца. С того момента больше не вспоминал про цветы и даже не был вполне уверен, унесла ли их Маша из кафе. Но это было уже не важно.

Потом они долго сидели и разговаривали про всё. Вопросы появлялись и закрывались. Через пару часов он совсем успокоился и даже стал говорить медленнее. Народу в кафе прибавилось. Дабы не повышать голос, предложил Маше подсесть ближе. Она ловко подпрыгнула на диванчике и уткнулась в его бок, настолько плотно, что его рука уже не помещалась между ними. Толик вынуждено и не без удовольствия приобнял её. Стало совсем легко и уютно. Почувствовал тепло и упругость ее тела, и это было не удивительно. Удивляло другое: тепло шло не от места контакта, оно было везде. Он растаял и только теперь понял, насколько устал.

Она рассказала еще пару историй из своей жизни. Одна его зацепила. Суть повествования сводилась к мысли, что редко можно встретить взрослых людей, держащихся за руки. Толик мысленно увидел Машу с тем качком, но так и не смог припомнить, когда сам держал ее за руку. Он подумал, что для такого поступка надо одновременно обладать большой искренностью и не меньшей смелостью. А оба качества – такие редкие гости в современном городском человеке. Даже по одиночке они достаются не к каждому.

Незаметно пролетела пара часов, но для Толика время более не существовало. Вообще. Маша заметила его опустошенность и осторожно спросила, не пора ли идти. Повестка дня была исчерпана до дна. Даже дно было тщательно высушено. Он расплатился, потом долго и неуклюже подавал даме пальто. Вышли на улицу. Питерская погода очередной раз доказала свою высокую волатильность. Моросил теплый, но противный дождь.

Маша взяла его под локоть. В памяти неожиданно всплыл её рассказ, и он ловко перехватил руку. Ладошки скрестились, и они пошли, держась за руки, вдоль по мокрому тротуару грустного города под вечно плачущим небом. Толик уже был не в силах что-либо контролировать. Он даже не обратил внимание, что у спутницы нет зонта. Она весело щебетала, но он не слушал и не смотрел на нее. От огромного мира осталось только ощущение тепла её нежной ладошки.

На одном из пяти углов их пути расходились. Взглянул, наконец, Маше в лицо. «Как хороша!» промелькнуло в пустой голове.

– Я люблю тебя, – шепнула она и поцеловала то, что осталось от Толика за сегодня.

Внутренний голос выдал свое последнее циничное: «Как-то это она подозрительно на прощание…», но тут же затаился, вероятно, вспомнив про цунами. С мягким щелчком включился автопилот, понесший тело цветочного страдальца к дому. Он даже не обернулся, за что был чуть позже жестко раскритикован своим же внутренним куратором: «Скотина бесчувственная».

Мозг вышел из оцепенения только в вагоне. «Есть хочу» – нахально заявил он. Из кармана послушно появился телефон, открылась электронная книга, и ум нарочито громко зачавкал словами, с видимой ревностью пытаясь привлечь внимание хозяина. А внимание норовило соскользнуть с экрана и провалиться в руку, которая еще хранила незримый, но такой реальный отпечаток ее теплой ладошки…

Через три месяца они снова поженились. Теперь, мы надеемся, навсегда.

                EuMo. 2021