Кавказцы и враги кавказского центра

Чудовищная изобретательность была применена против ингушей, автохтоннов Кавказа,  до,  и активно после царизма, их названия( галга( калка’с), аланы, арии, ассы, эздии, ан-нах), приграничные общества,  смешивали с перемещенными  народами, чтобы кавказскую историю переписать на тех кто  вступал в коалицию в борьбе царизма против кавкасионов. Потому во многом кавказская история, и в частности  феодальная история разных кавказцев выглядит абсурдно; они свободные и рабы, первые воины, «борцы с Русней»,  и холопы алдаров, нуцалов, царизма, они аланы, дзурдзуки  и враги алан,  враги  наглядного религиозного и культурного центра Кавказа, в одном лице, кавказцы но названия не кавказские и тд ??? Понятно что царизм боялся не бесчетных рабов, а свою интеллигенцию которая могла заразить свободой.. «Не доросли до демократии»,  рассуждают и современные правители страны,  исходя из реального большевистского опыта, когда многочисленные жертвы за социальную справедливость закончились привычной  тиранией.

Легче безумную не’задачу вокруг «потомков Кавкаса», понять на примерах…
Чукчи  с стрелами, вступили в кровавую, истребительную войну против русских колонизаторов с применением  пушек и регулярных армейских частей и победили в 150 летней войне.
Чукча-мужчина с рождения проходил такую военную подготовку, которая бы привела в ужас даже ветеранов современного спецназа. Детей приучали мгновенно реагировать, время от времени внезапно прикасаясь к ним тлеющей головешкой. Мальчик должен был уметь услышать полет стрелы и увернуться от нее.
Была создана античукотская коалиция, в которую, наряду с русскими,  вошли коряки и ительмены, заклятые враги чукчей
Война была не менее ожесточенной и масштабной, чем знаменитые кавказские, или «индейские войны» Дикого Запада, вот только в отличие от  всех чукчи ее выиграли. 
В 1763 году русские оставили последние крепости и покинули Чукотку,
И этот страх перед чукчами, которые оказались очень жестокими к врагам и пленным, сохранялся еще долгие годы. Екатерины II приказала подкупить чукчей. Этот метод сработал, и в марте 1778 года был заключен договор о принятии чукчами российского подданства, с правами не платить налоги и тд
Ни один северный народ так не пострадал от советской власти, как чукчи. Все безумные эксперименты ставились прежде всего на них… им запрещали кочевать на оленях, чтобы они передвигались только на вездеходах, запрещали изучать родной язык . Алкоголизим, наркотики все пошло в ход.
Каждый знает, как сделать страшное нестрашным: его нужно сделать смешным! Анекдоты про чукчей  переписаны с жителей Ярославской губернии, и внедрены в сознание обывателя.


PS

Пушкин. Лермонтов. Толстой, о суровом крае свободы. Три гения русской литературы, оставили человечеству свидетельства вековой борьбы горцев за высокие нравственные идеалы, за честь и достоинство, за свободу и независимость. Высокая традиция поэтического интереса к Кавказу, принесшая столько плодов в XIX столетии, была продолжена и развита в поэзии XX века. Отдавая дань великим достижениям в разработке кавказской темы своих гениальных предшественников, обращаются к теме Кавказа И. А. Бунин, В. Я. Брюсов, К. Д. Бальмонт и другие. Начинается своеобразное паломничество русской поэзии на Кавказ. С большой силой прозвучав в стихах В. В. Маяковского, А. С. Есенина, О. Э. Мандельштама, тема Кавказа входит в поэзию Н. Н. Асеева, Б. Л. Пастернака, Н. С.Тихонова, Н. А.Заболоцкого и других современных поэтов. В посвящении к поэме «Аул Бастунджи» Лермонтов называет себя «сыном» Кавказа: ;    «Я сердцем твой, всегда и всюду твой».

Возле горы Казбек жил один ингушский народ, что не мог не знать Лермонтов который определённое время готовился к восхождению на гору Казбек с провожатыми ингушами.
Но табу на ингушей,  на ингушские сказания про ингушскую Мехкинана, про ингушское Дарьяльское ущелье, про жилище Авраама, сохранял не только один великий поэт..
«Темны преданья их. Старик-чеченец,
Хребтов Казбека бедный уроженец,
Когда меня чрез горы провожал,
Про старину мне повесть рассказал»


Со станции Казбеги, Военно-Грузинской дороги, на вершине Квенет-мта, одного из отрогов горы Казбек, хорошо виден древний храм святой Троицы — «Цминда самеба», — полуразрушенный и давно опустевший, о котором Пушкин говорит в стихотворении «Монастырь на Казбеке». Храм этот воздвигнут, по преданию, в XII веке царицей Тамар над могилой отшельника, который, удалившись от мирской суеты, во искупление грехов, долгие годы провел в недоступной пещере на Казбеке и прославился праведной жизнью.
Впрочем, точно так же и в XIX веке путешественникам рассказывали много чудес о пустыннике, который «живет в пещере на крутой, почти неприступной горе» и которого, «кроме пастухов, почти никто не видал»33.
Если верить народным преданиям, записанным в прошлом веке, пещера или заоблачный монастырь находится где-то на самой вершине Казбека. Добраться до пещеры никто не может, потому что «еще никто из простых людей не был там: оттуда бог прогонит, ангелы не пустят туда: подымется вихрь, пойдет снег — и человек пропал»34.
Местные осетины объясняют это тем, что на Бешлам Корте (вершина Казбека) обитает горная фея Мягкинен, или Махкинан, не допускающая к священной горе смертных. Правда, ее никто не видел, зато слышали петушиный крик, которым она пугает тех, кто дерзнет приблизиться к волшебному кругу, начертанному ею вокруг Бешлама. Охотников, посягающих на ее дикие стада, Махкинан сталкивает в пропасть и, когда разгневается, засыпает Дарьяльское ущелье обвалами. При этом она плачет, и слезы ее брызжут в Терек, затопляя ущелье, и тогда в Дарьяльской теснине гремит буря. Когда-то она была добрым гением людей и помощницей самого господа бога, но, влюбившись в сатану, навлекла на себя божий гнев и обречена на вечное пребывание в снегах Бешлама. Дворец ее стоит на самой вершине горы35.
Рассказывали проводники-осетины еще и о том, что в пещере на Бешламе находится стол, уставленный яствами и питиями, что старики знали дорогу туда, но теперь ее уже никто не может найти36.
В грузинских легендах таинственный монастырь на вершине Казбека зовется Бетлеми. В этом монастыре стоит будто бы шатер библейского патриарха Авраама, в котором «невидимая рука поддерживает ясли Христа, окруженные несметными сокровищами». Никто из простых смертных не бывал в пещере Бетлеми, ибо проникнуть туда, как утверждает предание, могут только святые люди. А для таких имеется огромная железная цепь, прикованная к отвесной, очень высокой скале, и святые люди проникали в монастырь, пользуясь этой цепью.
Будто бы при царе Ираклии и с его разрешения «всходил туда один священник с сыном, совершенно чистые телом и душой; отец погиб, а сын возвратился с кусками дерева от яслей и тряпками от шатра, но без сокровищ».
Популярности этой легенды способствовало то, что ее повторяли не только путешественники, но и официальные путеводители (дорожники); о ней упомянуто даже в таком издании, как «Географическо-статистический словарь Российской империи», составленный П. Семеновым. Пересказывается она в путеводителях и в наше время37.
Сохранилось об этом монастыре и другое предание, записанное от жителей деревни Гергети, согласно которому в заоблачном монастыре обитали когда-то семеро монахов. Один из них отличался особой святостью жизни. И бог явил над ним чудо: каждый раз, когда луч солнца проникал через маленькую дверь в келью, монах, приготовляясь к молитве, вешал на луч котомку с книгами, и котомка не падала, словно луч был из чистого золота. Другие монахи завидовали благочестивому брату и, чтобы ввести его в искушение, обратились к красавице из селения Гвилети.
Притворные мольбы ее о помощи заставили отшельника нарушить монашеский обет и впустить в келью женщину. Как бы в поисках защиты у благочестивого старца, она просит позволения прикоснуться к его святой одежде. Вот она уже кладет руку на его тяжелые вериги...
Монах очнулся, когда солнечный луч проник в его келью, он спешит к котомке с книгами и, приготовляясь к молитве, поспешно вешает ее на луч... Но книги с грохотом рассыпались у его ног.
С тех пор заоблачная обитель опостылела иноку, и он покинул ее. Братья последовали его примеру, и монастырь опустел навсегда38.
Это предание легло в основу «Гандегили» — поэмы замечательного грузинского поэта Ильи Чавчавадзе. В его поэме, как известно, речь идет о монахе, живущем в пещере Бетлеми на склоне Казбека. В пещеру эту можно подняться только по железной цепи.
Но удивительнее всего, что все эти легенды порождены, как оказывается, самой настоящей действительностью.
В 1811 году путешественник Фр. Паррот, совершавший восхождение на Казбек, на высоте 3520 метров обнаружил высокий каменный крест. Около креста была ограда, внутри ее — несколько могильных плит, позади креста сложенная из камней довольно большая пирамида; рядом с ней стоял черный гранитный столб.
С этого места Паррот заметил вверху пещеру, высеченную в совершенно отвесной скале.
«На скалистом гребне, — записал он, — высечена чудесная пещера, называемая здесь монастырем, где, как рассказывают туземцы, хранятся... огромные сокровища»39.
По словам Паррота, она находилась в 457 саженях выше снеговой линии и примерно в полуверсте от вершины Казбека40. Пещеры этой Паррот не достиг.
Прошло сто тридцать шесть лет.
5 октября 1947 года местный альпинист — в ту пору председатель Казбекского сельсовета, а позже мастер спорта СССР Леван Суджашвили, — преследуя тура на одном из склонов Казбека, увидел на высоте четырехсотметровой скалы свисавшую железную цепь и маленькую, обитую железом дверь41. Эту же дверь заметил сотрудник высокогорной метеорологической станции на Казбеке Шалва Церетели.
Церетели сообщил об этом в Тбилиси, и в 1948 году правительство Грузии отправило для обследования пещеры Бетлеми специальную экспедицию во главе с известной альпинисткой Александрой Джапаридзе.
Экспедиция действительно обнаружила пещеру в отвесной скале на высоте 4100 метров над уровнем моря, но не нашла никаких следов тропы, которая бы вела к ней.
Внутри пещеры оказался престол, хоругвь XI века, бронзовый подсвечник XII века, деревянные миски, наконечники стрел, грузинские и иранские монеты XV—XVIII веков. Судя по кускам найденной в пещере материи, какой-то человек побывал в ней в первой половине XIX века. Выстукивание показало, что под полом пещеры, возможно, существует еще не открытый тайник.
Это замечательное открытие описал в своем очерке поэт Николай Тихонов42.
В статьях самой Александры Джапаридзе имеется, однако, еще одна, очень существенная подробность: ниже этой пещеры виднеются развалины древнего монастыря43. «Около двадцати трех разрушенных построек», — добавлял писатель Леван Готуа, побывавший в Бетлеми осенью 1957 года.
Царевич Вахушти, составивший в XVIII веке историческое и географическое описание Грузии, знал о существовании пещер Бетлеми. Но, сообщив уже известную нам легенду о колыбели Христа и шатре Авраама, он продолжает: «Сказывают и о других чудесах, но я умалчиваю о них». И заключает свое сообщение словами: «Под ними (пещерами) имеется монастырь, высеченный в скале. Эта пустынь ныне впусте»44.
О чем умолчал Вахушти?
Вначале он говорит, что в прежние времена монахи, спасая от иноземных захватчиков сокровища Мцхетского храма, скрывали их на Казбеке. Может быть, те, кто скрепил эту тайну клятвой, погибли, никому не сказав о ней, а потом эта тайна была потеряна, как потерян и путь к пещере Бетлеми? Но, может быть, Вахушти подразумевает другое?
Потеряна тайна погребения царицы Тамар. О месте ее погребения и до сих пор существует много легенд, но где она погребена — в Гелатском ли монастыре, в Бетани или, может быть, в районе Бетлеми, — мы так и не знаем45.
Одно из грузинских народных преданий объясняет происхождение этой тайны по-своему.
Среди своих приближенных царица Тамар отличала двух юношей, мужественных и благородных. Незадолго до смерти она призвала их к себе и сказала: «Когда я умру, похороните в разных местах Грузии девять гробов. Но никому не должно быть известно, в котором из них будет находиться мой прах. Не то его отыщут враги».
Она умерла. И юные витязи, выполняя ее последнюю волю, похоронили в разных местах девять гробов, в одном из которых вечным сном спала царица Тамар. Выполнив ее волю, юноши закололи друг друга, чтобы не осталось на земле ни одного человека, кто знал бы тайну ее погребения. Вот почему, поясняет предание, никто не знает, в каком месте покоится ее прах, и каждый уголок Грузии, стремясь разгадать эту тайну, ищет у себя могилу великой Тамар46.
Сохранилась легенда, что «на одной из вершин Кавказского хребта» находится дворец царицы Тамар, до которого «многие пытались добраться, но никто не мог, потому что мешали нечистые духи», бросавшие камни в тех, кто пытался добраться туда.
Совершенно так же как в преданиях о заоблачном монастыре на Казбеке и о казбекском отшельнике, и здесь, в этой легенде, сумел достигнуть вершины только «один священник» — монах, который увидел дворец, а рядом с ним церковь.
Войдя в храм, чтобы принести «благодарственную молитву», священник этот слышит голос, исходящий из серебряного шарика, висящего у церковного входа.
Прислушался священник, и голос поведал ему о том, как царица Тамар захотела схоронить от всех утреннюю звезду. Она взяла девять ящиков и, закрывая их, ставила один в другой. В девятом, самом меньшем, была спрятана утренняя звезда. В отсутствие царицы кормилица ее решила поглядеть на звезду и сняла крышки со всех девяти ящиков. Звезда исчезла. А кормилицу Тамар заключила в серебряный шарик.
Легенда помещает этот таинственный дворец Тамар на Гуд-горе. Очевидно, скатывает вниз камни и мешает добраться до заоблачного дворца уже знакомый нам дух Гуда. Девять гробов Тамар превратились в этой легенде в девять ящиков, в одном из которых скрыта утренняя звезда, исчезнувшая так же, как и царица47.
Очевидно, какие-то предания — о тайном ли погребении царицы Тамар, о ее неприступном дворце, о древнем монастыре на вершине Казбека, о заоблачной пещере Бетлеми или о могильных плитах на кладбище среди вечных снегов — стали известны Лермонтову и побудили его для новой редакции «Демона» избрать местом последнего успокоения своей Тамары «чудный храм» на Казбеке —
На вышине гранитных скал,;Где только вьюги слышно пенье,;Куда лишь коршун залетал.;..............;..............;И превратилася в кладбище;Скала, родная облакам,;Как будто ближе к небесам;Теплей последнее жилище...
Едва на жесткую постель;Тамару с пеньем опустили,;Как тучи гору обложили;И разыгралася метель;;И громче хищного шакала;Она завыла в небесах;И белым прахом заметала;Недавно вверенный ей прах.
Легендами о заоблачном монастыре вдохновлены и заключительные строфы «Демона», сообщающие всей поэме характер старинного предания:
Все дико; нет нигде следов;Минувших лет: рука веков;Прилежно, долго их сметала,;И не напомнит ничего;О славном имени Гудала,;О милой дочери его!
Но церковь на крутой вершине,;Где взяты кости их землей,;Хранима властию святой,;Видна меж туч еще поныне.;И у ворот ее стоят;На страже черные граниты,;Плащами снежными покрыты;;И на груди их вместо лат;Льды вековечные горят.;Обвалов сонные громады;С уступов, будто водопады,;Морозом схваченные вдруг,;Висят, нахмурившись, вокруг.;И там метель дозором ходит,;Сдувая пыль со стен седых,;То песню долгую заводит,;То окликает часовых;;Услыша вести в отдаленье;О чудном храме, в той стране,;С востока облака одне;Спешат толпой на поклоненье;;Но над семьей могильных плит;Давно никто уж не грустит.;Скала угрюмого Казбека;Добычу жадно сторожит,;И вечный ропот человека;Их вечный мир не возмутит.
А разве казбекские легенды о Махкинан, о слезах ее, брызжущих в Терек, о бурях в Дарьяле, которые подымает она в дикой злобе, не вызывают в памяти описания Лермонтова:
Терек воет, дик и злобен,;Меж утесистых громад,;Буре плач его подобен,;Слезы брызгами летят...
Нет сомнения: что-то из этих преданий отозвалось и в поэме и в стихах Лермонтова. И вот еще один отголосок этих народных легенд о Казбеке, осыпающем «белогривыми метелями» путников, дерзающих достигнуть неприступного храма, — мы встречаем его в заключительной строфе лермонтовского обращения к Казбеку:
О, если так! Своей метелью,;Казбек, засыпь меня скорей;И прах бездомный по ущелью;Без сожаления развей!



Источник: