Морока

Испортить настроение? Запросто! Особенно себе самому. На ровном месте. Достаточно только представить, что кто-то тебе что-то должен. Не обязательно деньги. Внимание со стороны ближнего – тоже большая ценность. Вот все поздравили с днём рождения, даже чужие люди. А она — нет. Давно уже не встречаемся, но всё же обидно. Хотя с чего бы вроде?
А дальше сюр. Какой-то фуршет в развитие лирического сюжета. За длинным столом — много лиц. Разговоры, тосты.
Повод? Чёрт его знает. Может быть, свадьба. Что-то не важное, в общем. Какая-то ерунда.

Сервировка стола простая. Её нет абсолютно. Есть только огромная сковорода с глазуньей, присыпанной укропом, чёрный хлеб, соль и чеснок, который трескают за обе щёки даже бабы.

С эстрады слышится сексуальные всхлипывания саксофона Бени Уэбстера. Им в диссонанс из-под стола доносится храп съехавшего туда тамады.
—Ты что, Серёжа? — пытается взбодрить его пинками супруга. — Очнись! Нам ещё деньги с гостей собрать нужно.

Дамы, разгорячённые "Шампанским", смеются. Их кавалеры серьёзны. А что веселиться, когда водка на столе вся кончилась?

Я в растерянности. Посматриваю на всю эту компанию и дивлюсь: какого чёрта я здесь?
А дальше коньяк из личных запасов и лимон на маленьком чайном блюдечке. Он разрезан ровно наполовину и только потом поделён на тонкие полу дольки, которые аккуратно разложены по радиусу посуды. Знакомая нарезка. Так делает только… А вот и она.
На язык наворачивается комплимент:
—Неописуемая!
Но язык свело от лимона. Получилось совсем не то.
Фыркнула:
—Хам!
И исчезла куда-то.
Так случается с женщинами, которым  ты чем-то не угодил.

На нет и суда нет. Смахнув слезу парой рюмок коньяка, уселся за клавиши «Ундервуда». В каретку воткнул лист бумаги, чистый как биография младенца. Катарсис – вот чего мне хотелось от изящной словесности. В результате – роман. Но на сей раз со счастливым концом.
Сказки! За что мы их любим? Ну, точно не за правдивость. Значит, правда для нас не самое главное? Не знаю. Но то, что доброта важней, это точно.

По пуговкам клавиш и по извилинам в хмельной голове, пробегает шальной таракан.
И всё исчезает. Сцена за сценой.
Ночь.
Спать бы ещё да спать. А не спится. Шебушится память. Собирает фрагменты дурацкого сна.
Зачем?
А просто по писательской привычке.