Людоед роман часть 3-я гл. 47

Людоед
(роман)
часть 3-я

Вакханалия
или
Гамбит без права на ничью


47

Полковник Мирзоев молча смотрел в потолок камеры карцерного помещения. Сжатое пространство, шириной в полтора метра и вытянутое на восемь небольших шагов, своеобразная келья для самосозерцания и томления в состоянии полнейшей беспомощности. Четыре стены давили надменной беспристрастностью. Режим, как закон, суров, но терпим.
День-два таких неистовых мучений в попытках упорядочить свои мысли и эмоции – и вот он вам, готовый философ! Всё понимающий и неспособный ничего изменить!
Повторный допрос в СИЗО проводила молоденькая следователь-старлей. Дорогая косметика на лице, манерная, как провинциальная путана. Курносое личико, оттопыренная верхняя губа, отрешённый взгляд, блуждающий то по материалам уголовного дела, то по строчкам переписки в недешёвом гаджете.
Такой себе вполне симпатичный палач – верстает бездушные страницы протокола допроса. Ей и нахамить-то язык не повернётся. Вопросы задаёт тупые и стандартные. Тоном, охладевшей за долгие годы совместной жизни, жены, у которой появилось несколько богатых любовников. Цель такого допроса – не установить истину по делу, а просто исполнить супружеский долг – цинично, не кривясь лицом от отвращения, с видом умелой гетеры, которой всё по хрен.
Местный оперативник вполне себе дополнял картину морального обезличивания жертвы современной инквизиции. Маленький, наглый, с замашками Наполеона. Такому плевать на чины и ранги, как, впрочем, и на всё на этом свете. Есть бесправный зэк, своеобразный тренажёр для отработки заученных методик и реализации комплексов неполноценности. А «иметь» целого бывшего полковника – это особый кайф!
Оперок сразу же предложил дружить. Алчный блеск в его глазах подсказал, что в данной тональной интерпретации слово «дружить» имеет гораздо больше смыслов и значений.   
Мирзоеву стало искренне жаль этого человека. Однако, после того, как была озвучена цена этой дружбы – жалость сменилась презрением. И от одной, и от другой эмоции не было толка.
Мирзоев тщетно пытался достучаться разумом до логичности и здравости происходящего. Циничный купол суровой реальности окружил его пуленепробиваемой капсулой.
Как и всех «бывших», полковника содержали в условиях изоляции от основной массы арестантов. Арестанты! Ох уж эти современны арестанты! Адская смесь АУЕ и Ислама! Дурдом-ромашка – как часто любил шутить по этому поводу Волков.
Ах, Стас! Как же часто ты оказывался прав в те давние времена допросных баталий и психологического противостояния!
Но тогда всё было честно и понятно. Волков – преступник, Мирзоев – следователь, карающий меч правосудия. Хотя… Как можно карать преступника, прежде не изобличив его? Не распутав клубок его мотивов и поступков? Не приперев того к стенке грузом улик и неоспоримых доказательств? И только после этого передавать в руки правосудия!
Но нет. К чему такой адский труд? Всё ведь проще делать по наитию! Главное – это вписываться в рамки системы, шлёпать стандартные протокольные клише на бумагу. Тут надавил, тут запугал, тут обманул… Раз-два – готово! Общество спокойно вздохнуло от осознания того, что ещё один негодяй изолирован от него!
Но… Всё это полный бред! Обществу плевать на это! Общество нуждается в хлебе и зрелищах, а Система-Людоед – в постоянной подпитке! Ей нужно сохранить власть над большинством! Любой ценой! Иначе… Иначе люди начнут чувствовать себя людьми! И тогда всё – конец! Нет страха! Есть одни лишь морально-нравственные установки и убеждения! А при такой пище – душам блуд не нужен!
-- Заключённый! Встать! – громкий ор продольного слился с лязгом металлической двери.
Философское наваждение мгновенно улетучилось. Нужно было продолжать жить… Даже здесь… Жить и бороться…