Дневник простого человека 2012

1
Человек не приспособлен к самостоятельной жизни. Самостоятельная жизнь предполагает, прежде всего, отказ от доказательств и убеждений из-за их обременительной тяжести. Сок жизни находится в процессе преодоления зависимостей, повторений, тесных связей. Тиски свободы ещё не есть жизнь, а есть путь к обретению жизни. Уверенность зачинает в человеке толчок ко вкушению этой сладости. Отказ же от уверенности есть важный этап победы над неутолимой жаждой прикосновения с живой водой.

2
Сомнение в человеке останется и после смерти: Богу как-то нужно будет доказать, что Он есть Тот, за кого себя выдает.

3
Чтение величайших писателей вынуждает думать в том направлении, которое прокладывали себе выдающиеся умы. Спорить с величайшими умами нельзя – это не порядочно. Но как только останавливаешься и пытаешься повторить себе чужие мысли, приходишь к выводу: всё, о чем писали в книгах – выдумка. Сколько надуманных вещей у самых почитаемых личностей! Откройте окошко своей души, присмотритесь: никогда вы не согласны с чужими мыслями, ибо каждый раз умелец заставляет вас верить в его словесную чепуху.

4
Если женщина смотрит, особенно склоняя голову и поджав руки, она привлекает к себе. Так же действует всё самое пустое: оно манит к себе красивой формой.

5
Логика – тормоз ума.

6
Нужно иметь моральные нормы, чтобы существовать в обществе. От человека социального неизбежно требуют быть своим: почитать то, с чем он радикально не согласен. Но достаточно вверить свою жизнь в стихию социума, и происходит метаморфоза – согласие. Существо, беспросветно борющееся в душе за свою правду, неизбежно отдается на поруки к убедительному господину. Выучиться своему собственному голосу задача глупая, если спешишь за общественной телегой.

7
Дети усваивают всё от родителей, следовательно, самый первый человек усваивал всё от обезьян. Если это так, то люди прекрасно усвоили уроки: они не могут жить без подражания.

8
Ценность с красивым содержанием – не ценность.

9
Индивидуальность всегда начинается с мимикрии убедительной индивидуальности. Отдать жизнь убедительному господину ради собственного голоса – ошибка в начинании своего пути. Верить в свой голос – вот лекарство для раскрытия своей сущности.

10
Определенные верования держаться в истории лишь потому, что убедили в своей правоте весь мир. На самом же деле все всех обманывают, и видят в этом залог своего успеха.

11
Разочарование в своей иллюзии уже что-то значит для пробуждения.

12
Пока мы разрушаем всё то, во что свято верили наши предки, кто-то закатывается смехом.

13
Человеческие вкусы есть языческое наследие. Вещизм, прелесть культуры, мода – снотворное, заглушающее в человеке его существо. Человеку нужно забыть о своих идолах.

14
Прогресс обошел одного – человека.

15
Разум – смирительная рубашка воли.

16
Есть ли верный подход в любви к себе? Да: считать себя величайшим хранителем жизни.

17
Люди – фанаты своих идей.

18
Человек приучил себя к красоте настолько, что выбрасывает истину: она не идет к его наряду.

19
Находясь в конуре, есть одна насущная забота: созерцание собственных ран. Чем они разнообразнее, тем повышается их цена. Остается только придать им притягательности, и работа сделана – можно выставлять себя на продажу. Кому нужна скучная трагедия? Сидящий в конуре выучил наизусть: актер без зрителей не актер.

20
Мысли человека не вырабатываются самостоятельно, точно так же, как младенец не может произнести слово, если не слышал его. Малышка может издавать только звуки, поэтому любой мыслитель начинается с книг. Читая их, он начинает понимать мир, походу что-то отрицая, что-то принимая. Так рождается мировоззрение.

21
Зачем убивать своё время на решение философской дилеммы – почитай, что думали на этот счет лучшие люди. После, прими или отвергни их выводы. На большее ты не горазд.

22
Мысль способна побеждать чудовищ, существование – преклоняться перед ними.

23
Творчество – средство самосохранения.

24
Попирание старого кумира – это начало нового.

25
Истинная сущность человека не может быть найдена – человек привык видеть жизнь драматическим кино.

26
Бытие искажается нашей слабостью.

27
Пессимизм – развлечение пассивных.

28
«Человек не может изменить себя» – это ли не призыв к тому, чтоб он изменил себя?

29
Отрицающий высшее призвание человеческого существа больше всех заинтересован в человеческом рабстве.

30
Люди в своей основе глубоко религиозны: не найдя Бога, они создают себе богов.

31
Необходимость – это то, что подлежит исправлению.

32
Насколько противна человеку перестановка: отвергнув реальность, он быстро воздвигает иллюзию на её место.

33
Преодоление смерти – это единственный путь к обретению свободы.

34
Человек до того обленился, что в правду и истину можно лишь верить.

35
Мировоззрение – удобная тюрьма.

36
Ученые называют современного человека высокоразвитым существом. Одна поправка: существо, забывшее жизнь.

37
Человек погибает без веры в опору – выходит, без опоры он наконец-то появится.

38
Задавая многократно себе вопрос «зачем», окунаешься в страх. Человеческое существо при этом выходит за рамки себя, учиться видеть со стороны. Созерцатель неповторимого богатства остается неудовлетворенным одним: оно погибает.

39
Смерть – это единственный враг того, кто ценит жизнь. Опыт таких людей говорит следующее: чем больше прикасаешься к сокровищам своего сердца, тем больше крепнет вражда к убивающей госпоже.

40
Бессмертие – это жизнь без смерти, а не жизнь после неё.

41
Человек настолько слабое насекомое, что не может выполнить обещания данные самому себе.

42
Мгновения – мольба о вечности.

43
После победы над смертью, человек будет продолжать искать то, что можно отнять у других.

44
Наука – это религия, где разум – Бог.

45
Раз смерть неодолима, стало быть, нет необходимости в жизни.

46
Люди любят не людей, а достижения их.

47
В большинстве своем человек замкнут в себе, хоть и потенциально обращен ко всем.

48
Самый безумный парадокс: Сын Божий умер.

49
Рассудок отвергает мысль о том, что человек мог быть рожден от существа без психики; более того, что человек мог быть рожден таким, каков он есть сейчас.

50
Идеалистам необходимо выдумывать новые идеи, чтоб оправдать себя.

51
Прежде чем открывать законы о душе, нужно доказать, что человек существо неизменчивое.

52
Решение проблемы – поиск самообмана.

53
Лучик света, который должен погибнуть, называется истиной.

54
Презрение к врагам мысли – способ перерасти их.

55
Слова, которые причиняют боль, содержат в себе больше правды, чем те, которые радуют.

56
Сострадающий – мастер дегустации ядов.

57
"Где человек, способный возвысить меня?" – с этого вопроса начинается любовь.

58
Человек, который радуется вашему успеху, хотел бы встать на ваше место.

59
Добродетельная женщина твердит про себя: я спасу его своей любовью. И нет для неё иной формулы самолюбования.

60
Высокомерная женщина всегда ищет ничтожного мужчину, чтоб подтвердить факт своего превосходства. А высокомерный мужчина – ту, что станет надоедливой матерью.

61
Сначала женщина пробует мужчину: есть ли в нем достоинство? Если находит, уделяет внимание. Но как только мужчина совершит грехопадение, путь пеняет на себя: либо его забудут и убегут к новому авторитету, либо будут мучить спасительной любовью.

62
Чем выше идеал в глазах человека, тем выше человек в собственных.

63
После длительных работ за письменным столом, ему нравилось гулять ночью и искать приключения. Как он говорил, ночные развлечения поучают его. Может и нам не стоит ограничивать себя четырьмя стенами, а иметь смелость вступить в диалог с жизнью по ту сторону стен?

64
Многие отрицательные нотки понимания мысли могли быть устранены, если бы познающий был честен перед собой: не писал в своих сентенциях "всегда", "все люди", "человек", "мы", а заменил их на "в определенный период моей жизни", "окружающие меня люди", "исходя из пережитых мною опытов", "я".

65
Говорить – не значит общаться.

66
Иногда, когда я пишу о своей совести, о том, как она бьет меня своей плетью, закрадывается вопрос: правда ли мне совестливо или я всего лишь выпрашиваю у Христа место под райским солнцем?

67
Современный человек разучился удивляться – так избалован он. Его не впечатляет более ни сверхъестественное, ни парадоксальное, ни чудесное. Всему он раздал бирки и поместил на полочку. Осталось одно – скучать. Но на лице пробегает улыбка, когда представляешь людей суеверных, странных, удивляющихся, спорящих с самими собою вслух. Они – настоящие люди. В них только и осталась человеческая жилка.

68
Солипсизм, рожденный духовным богатством, есть напоминание о том, что личность не победила в себе эгоистическое рабство.

69
Тайна внутри, а не вне человека.

70
Человек настолько свободолюбивое существо, что сама свобода его насилует.

71
То прелестно для человека, что мучительнее им выстрадано.

72
Разум рожден перерабатывать, а не творить.

73
Самораскрытие духа происходит в малые отрезки времени, всё остальное – насыщение болью.

74
Что зверски пытает, то делает.

75
Свобода не в том, чтоб выбирать между добром и злом, а в повелевании над ними.

76
Скептицизм, мистицизм, эмпиризм, гностицизм, рационализм, позитивизм, экзистенциализм, любой «изм» – это оболванивание человека.

77
Отчаяние – жестокий труд.

78
Борьба с религией всегда религиозна, ибо замена религии – религия.

79
Привыкая, наслаждаешься и страданием.

80
Выдумывая наперед внешний вид, прячешь от себя содержание.

81
Чем богаче дух личности, тем тяготеет он к универсализму.

82
Любой человек, переживающий моменты религиозного экстаза, религиозного трепета, религиозного потрясения, касается "мирам иным", как выражался Достоевский. Касание мирам иным означает раскрытие своей высшей природы – духовной принадлежности, божественности.

83
Духовный труд, направленный на раскрытие своего божественного как естественного, всегда предполагает момент аскетический. Но аскетизм не является потребностью в самоистязании, мазохизме. Аскетизм – стяжательство своего ничтожества, своего рабского, во имя высшего, свободного, божественного начала.

84
Дисциплинирование духа достигается с помощью творчества. Творчество – это не созидание культурологических продуктов, а дерзкое самораскрытие божественности.

85
Гениальность есть божественное в человеке. Гений всегда есть величайшее напряжение духа. Через гениальность, через гениальные проблески, человек проживает высшие состояние – Богокасание.

86
Духовная работа личности всегда перерождает человека в существо высшего порядка. Если человек в своей совокупности – зверь, существо природного уровня, то он обязан уяснить для себя, что это состояние для существа, являющегося Богослитным – противоестественное. Духовность в человеке должна быть всегда воздвигнута выше животности, ежели он хочет раскрыть свой высший потенциал.

***

87
Вчера я женился на столовой ложке. Но что тут, собственно, рассказывать? Живем мы хорошо, нет у нас бед. Ругаемся не столь часто, как обычно это делают комары в порыве обсуждения математики. Но тут вот какое дело: зачем я воду пил, когда женился? Но и здесь ответа не может быть точного, ведь точность предполагает отсутствие всяких оснований. Оснований? Я только что написал оснований? Ой, Боже прости, не было такого со мной со вчерашнего дня! Ладно, сейчас всё расскажу. Я женился на ложке. Хотя это я писал уже. Я женился на ложке. Всё, конец истории.

88
Иду, значит, в метро. Вижу – человек рядом со мной идет, параллельно вышагивает. И не смотрит в мою сторону, мол, тень моя. Думаю: тень моя? Нет, браток, это человек, точно. Идем вместе к вагону. Я его пропустил, чтобы первый зашел. Стоит, держится за поручень. Я смотрю ему в спину, разгадываю ребусы в корове, что рядом пыхтит. Неужели на этом всё и закончилось бы, а? Нет, мы идем по вагону, разгуливаем. А народу слишком много, так что нам легко везде пройти. Я с ним начинаю говорить. Он не понимает – иностранец. Думаю, надо бы ему в карман положить денег, сразу станет соотечественником. Даю первую, да, да, первую, тысчонку. Он хитренько улыбается и не берёт. Я говорю: рвота гусеницы ты? Он перестает улыбаться, и забирает мою денежку. Но что мне то делать – взял, значит, прирожден брать. Мы начинаем говорить (я его язык выучил), и он меня спрашивает: тысчонку ещё можешь дать? Отвечаю: на кой дьяволенок тебе тысчонка? Он говорит: да что тебе-то? Спрашиваю в ответ: ловишь меня, петрушка, в свои сети разумные? Он смутился – стало быть, понимает, в чем дело. Так я две тысячи проиграл в математике. Кто придумал этого иностранца? Ведь математика –
это же враг человеческий. Конец.

89
Нахожусь сейчас на лекции по теоретической механике. Преподаватель произносит слова, начинающиеся на «лы». Сам получает удовольствие от своего бредка. Но я не строю вид, что мне не нравится. Слушаю внимательно, выдержано, брови хмурю, дабы играть было приятней. Рассказывает преподаватель о законах движения. Начертил рисуночки, а пальчики у него бегают туда-сюда – видать боится того, что рисует. Тут я решаюсь: многоуважаемый патриот Сибири, вы бы не хотели выпить со мной чайку, да с булочкой? Преподаватель посмотрел на меня. Выглядывает, наверное, какой у меня размер ушей. Я вновь спрашиваю: Семен Агапыч (а его звали на самом деле Игнат Васильевич) вы понимаете всю ответственность свою? Вы понимаете, что вы ложь-то сладостно, хотя нет, сомневаясь, что хуже, преподносите? Вы любите играть, я уверен в том. Только на чей счётик-то вы играете, в чьи ворота забиваете? В свои же, Николай Дмитриевич. Вот вам не нравится, что люди вопросы задают, допрашиваются. Не видят столь очевидных вещей, кои вы, так сказать, уже язычком все вылизали. Но мне то что, да? Вам надо бы всех накормить настойкой, да чтоб поскорее все пьяненькие ходили. Трезвость-то кому в наши лета нужна, верно говорю? Он слушал меня, а глаза его лезли к волосам. Ничего он не понял, что я хотел донести ему. Ведь неразумные – это так, сбродик поганенький. Их бы облить бензином да огоньку. На больше не нужны сии псы. А, впрочем, прощайте!

90
Беседую с дамой. Очень выученная дама: школа плачет по таким, когда заканчивают. Только я-то знаю, что плачет от счастья. А только от счастья и плачут. Сколько в слезах радости! У меня кот умер – плакал два дня. Но знаю: от счастья. Всякая радость есть глубокое горе, только стыдливое. Я вот что думаю: тот несчастен, кто счастья не терял. Но вернемся к началу. Болтаем мы с ней об иррациональном остатке опыта. Она говорит, что прагматистка, ей, мол, плевать на всякие остатки, ей результата бы сразу, а что там за остатки – пусть пропадут пропадом. Я выдерживаю паузу. Резко произношу: вы на самом деле корыстная черепашка или огурцы для вас представляют более-менее интереса, нежели мухи? Она покраснела – стыдно ей. Понимаю, что сейчас истину приоткрыл. Губёшки у неё трясутся. Я думаю: сыграть что ли на её губёшках? Мне бы сейчас палку, да побольше, я бы сыграл ей "Моя Родина" Сметаны. Но она скорее слушает звуки угля бытийственного, а не музыку пороховую. Встаю со скамейки; уже рановато для бесед философских. Начинает рассветать, мы, кажется, всю ночь с ней болтали. Хотя сейчас вру учено. Не целую ночь мы с ней болтали, спаси Господи душу мою прегрешную, а я ей смотрел в рот, всё представлял, как буду играть на губах дамочки сей большой палкой. Отошел на метров двенадцать. Не попрощался! Придумал, что сказать надо, чтобы не вспоминала обо мне больше. Подхожу, а она всё в той же позе, губёшки у неё трясутся. Говорю: я хочу любить личность твою, радость небесная. Она так и ожила. Что вы сказали? Говорю: я люблю вас, ангелок вы мой красный. Вы меня любите? Я: да вы глуховаты, в самом деле? Нет, я смущена. Ой, и тут она расстроилась и слезинка у неё по щечке. Я ей в утешенье: пошла вон, искусительница душ хмельных. Она так и сгинула. И я вот иду домой, в конуру, и спрашиваю всё себя: зачем холодная головушка нужна, когда душа хмельна?

91
Сегодня мне предстоит двигать горы. Я давно ждал этого события, готовился, можно сказать, всю свою жизнь. Подхожу к горе и начинаю двигать. Она не поддается. Неужели я плохо выучился? Беда моему соседу, ежели такой расклад картишек. Но ничего: дерзай медведь, мёд слаще. И говорю горе сей: ступай с миром. Она так и ушла.

92
«И тот, кто смерти возжелает, будет жизнью». Я не совсем понимаю смысл этого выражения. Это – истина. А зачем я написал, что не понимаю, ежели понимание только к водке стремится? Но я давно решил для себя: раз вижу демона, следовательно, меня нет. И мне так захотелось прыгать через скакалку! Прыг-скок, а истина умерла уже. Мне стыдно, что померла дитятко. Но удел такой у избранных – погибают как черти вонючие. Прыг-скок; пахнет человеком. Красоты мира может и не существует вовсе. Я специально написал «может». Ведь лгунишка и мот. Но на эгоистичном, зле и лжи – мирок наш выстроен. Моральные люди – жестокие. Справедливость – протухшая несправедливость. Зло – корень нравственности. Пропади пропадом те люди, что гармонии желают! Зачем желать того, что выдумал самый глупый? Парашют раз; не раскрылся – два. На этом можно и закончить мой учебник по философии. Хотя какая здесь ложь?

93
Отдыхал я как-то на море. Девушек я не люблю – кусаются больно. И вот только за девушками и приезжал на моря. Хотя был раз один, не более. Загораю на пляже. Девушки кругом бегают. Я как вскочу и начинаю бегать за ними прикрикивая: кусай, комарик, кусай папочку! Они аж закричали. Но я вот что подумал. Человек дурак. Дурак дураком сшит не колпаком. Покажи человеку язык – сразу покажет тебе два своих. Ушел с пляжа, всё равно девушки не кусаются. Я очень мучения люблю, как каждый из вас. Не любите? Это вы рассказываете правилам, а не мне – мудрейшему из Сократов. Помирать уж скоро – это моя первая мысль была, когда я родился. Снова о смерти мысль стучится. Отбрасываю, но остаюсь вшой. Человек дурак. Это, кстати, величайшее откровение. Ведь тот, кто умен – красив. А красота ложью живет. Но сейчас не об этом. Пришел я с пляжа в конуру. Темно здесь – как в раю. Начинаю болтать с друзьями. У меня много друзей, я вам, кажется, уже несколько раз говорил. Спорим о девушках. Один говорит, что они кусаются. Я протестую: они именно кусаются. Все приняли мою сторону. Скучно спорить, когда мнений много – сразу одному все и верят. Но девушек я люблю. И не кусаются они. Конечно, кусаются!

94
Читаю Достоевского и плачу. Он – гений. Я же так, вафелька. И ещё горче смеюсь. Человеку, говорит, нужно преклониться. Ох, вот матку и вырезал всю. А ведь сам – верный отец экзистенциализма. Но причем тут «ведь сам», спрашиваю я Фёдора Михайловича. Он говорит, что любит жизнь. А я нет – жизнь-то смерть есть. Он протестует. Только мне сейчас не до протестов, я люблю жизнь. Я вам рассказывал, как стал бессмертным? Нет, не рассказывал, ибо я смертен. Ибо раз, то семью шесть. Вот что я сейчас высказал на суд ваш обманчивый. Ведь суд – обманчив. Не правдивей моей жёнушки ложки. Ради чего жить, спрашиваю Достоевского. А он мне: ради Христа. Я после этого повеситься хочу. Страшно не жить. Страшно быть вшой. За опасностью и горит свет. До свиданья.

95
Меня спросила один раз матушка: что я думаю о стариках? Я вот как-то даже смутился. Старики? Ох, я Николая Федоровича вспомнил. Воскрешать он предков хотел. Воскрешение – это ведь действие от смерти, а не против этой заразы. Или, например, деторождение. Зачем детишек на свет производят? Да чтоб смерть они кушали. Деторождение от лукавого. Я ведь язычник, люблю болтать. И предков я люблю, хоть ни одного не знаю. Но для чего врал сейчас? Для себя, верно! Люблю больше всех себя. Что для меня старики? Уши закройте все: старики – испаряющееся сперма. Но это грубо, стало быть, истинно. Но кто истину выдумал? Старики и выдумали. Испаряющееся сперма выдумала истину! Пусть помрет вместе с ними. Но ведь я гений – она и умерла уж давно. Я когда матушке рассказывал, что о старичках думаю – она померла. А я долго ждал, когда помрет сие сокровище. Цену ей набивал так. Я часто представляю, как мои знакомые умирают. Ещё люблю следить, как мир взрывается от моего чиханья. Люблю мирок уничтожать – спокойно на душе сразу. Но только мне очень важно, что вы скажите обо мне. Только знаете что? Пишите обо мне гадости – я ещё более себя любить буду.

96
Дракон дракону говорит: где был ты, отроче? Ответик слышит он: в помойке я копался. Дракон дракону говорит: где был ты, отроче? Ответик слышит он: я находил себе отчаянье. Дракон дракону говорит: где был ты, отроче? Ответик слышит он: питался хлебом Господа. Дракон дракону говорит: где был ты, отроче? Ответик слышит он: не мил мне ты, когда льстецой пытаешься купить; живи спокойно – вот тебе моё проклятье.

97
Хотел заниматься бегом; здоровье, говорят, укрепляет. А что, мне бы тоже здоровьице укрепить. Бегу первый круг – хорошо себя чувствую. Второй – уже надоело. Сел на скамейку, отдыхаю. На траву гляжу. Трава смотрит в ответ. И как засмеется: человек начал познавать ногами, в ногах мысли таятся! Я думаю: нет, в голове же жужжит. В ответ: в ногах, в ногах! Успокойся, травушка. Смеется: человек ходил, ходил, да на камни наступал. Так и познавать стал: что больно в ножку вопьется – то зло называется, а что нравится ножке – то и добро будет. Я ей: а где не было камешков, то там как познавали? Отвечает: там зло одно было. И небо стало для них добром, а земля – адишком. Я тогда всё понял: в голове только результаты ножных исследований. Небо – добро, ведь не причиняет зла. А земля – конечно, ведь ножки болят, если по камешкам походить. А кто землю любит – тот и пострадать рад. Выходит, страдалец есть жизнелюбец.

98
Стою, жду лифта. Передо мной двое парнишек, смеются, радуются, прям животики лопаются. Я наблюдаю с жадностью за парочкой. Думаю: как они ненавидят друг дружку! Один ухохатывается, а всмотрись в глазки его – там ненависть одна. Лифт приехал. Открывает свой рот, нас ждет к ужину. Парнишки руки друг другу жмут. Я посмотрел на их лапки. Сразу вывел – презирают друг друга. Прощаются пожатием только те, кто ненавидит. Всякое прощанье от ненависти. Разорвать хочется узелки, которые голосок стягивают. Поэтому и презираются люди. Мы вдвоем в лифт зашли и поехали до следующей остановки. Перед выходом я парнишке сказал: молодец, что ненавидишь. Жизнь почувствовал, почувствовал волю-то помоишную. Он мне руку протягивает. Ненавидит, ой как ненавидит! Я ему тогда руку все-таки не пожал. Из большей ненависти не пожал.

99
Открываю холодильник – чертёнок сидит. Я ему: неужели на рынок идти, за бананами? Он убежал. Значит, и пилу надо купить. Иду на рынок за бананом и пилой. Сидит банан, весь синий. А недалеко пилочка расположилась. И вдруг – банан кашляет. Здоровья видать как у Юпитера. Пила к нему подходит и ворчит: ты, апельсин, как посмел кашлять в моей области? А банан дальше кашляет. Пила: ты что, совсем помидором стать хочешь? Банан всё кашляет. Я им: ей, макароны бессырные, а ну молчать! Они замолчали и больше я их не видел. С тех пор кашляю, когда холодильник открываю. А чёрта того не видел. Иногда, безусловно, мы с ним беседуем. В молчании таится фейерверк. Но это я так, вас подурачить. Конечно, верно! Вас научить уму-неразуму!

100
Из конуры на мир гляжу. У Платона была пещера. У Фёдора Михайловича было подполье. А у меня конура – так просторней. Смотрю на мир и плюю на него. Мир не чтит таких как я. Называет хламом ненужным, клопиком дохленьким. Только он не знает: мне бровь поднять и мир сгинул с лица моего. А может и поднять бровь? Подниму, из-за нежности к миру подниму. Поднял! Хлоп! Мира нет более. И одна моя конура стоит. Подохло всё лживенькое, а я единственный – истинка. Таракан ползет по конуре, мой сосед душевный, ругает меня: на что мирок опрокинул? Я бровь ещё раз поднял – капризничаю. И тараканчик ножками вверх. Буду новый мир созидать, а то скучно помереть сразу. Насоздал мир – чудесное, пречудесное зрелище! А он плюет в меня. Говорит, что я насекомое слабое. Я предупреждаю: бровью взмахну, и нет тебя. Он не унимается. Ладно, из-за любви большой уничтожаю тебя. Так я одинешенек иногда делаюсь, когда миры сжигаю за собой. А что остается делать титану, как я? Мир жалок, дрянной получается всегда. Плюется. Но я его из-за большой любви каждый раз душу. Конура моя – вот где смрад Божий. Аль не было? Да было, ем и будет.

101
Подхожу на станцию. Всматриваюсь в рельсы. Гляжу: у стеночки дверки маленькие выколоты. Сразу уяснил – это трудились людишки платформы. Когда поездок приезжает, они ему молятся. Перед силой преклоняются, блохи! Я им хлебушка кинул, может мне помолятся. Да: и мне молятся! Хлебушек им дороже сердец. За хлеб и душу в печь. Машу улыбчиво людишкам платформы, а они поклоняются. Я их поманил пальчиком. Ой, бегут! И вдруг поезд. Прыгнуть под поезд? Прыгаю. Людишки платформы смотрят: меня поцарапало немного, а поезд бойцом проезжает. И ему стали поклоняться. Меня один окрикивает: упади ниц пред силушкой. Я его раздавил. И некоторые мне стали кричать: Бог, Бог, Ты – Бог! Я же руками развожу: вороны падаль любят. И не преклонился.

102
Был недавно не дискотеке. От танцев тошнит, за этим и пошел. Женщина каблуками «цок-цок» выкручивает. Я ей подражаю. А ей не понравилось, что я обезьяной обернулся. Пальцем показывает, мол, я воришка трусливый. Воруют-то от страха. Да и воюют. Я резко к ней подбегаю, толкаю, она падает, и я сдираю каблук её. Кричу на весь зал: народ богоносный, всмотрись – иголкий каблук! Он по людям пробегается и впивается в грудинку. Быстренько «цок-цок» по грудинам, а делишки окупятся после. Я бросил в личико каблучок хозяйке. Как наступлю ей на живот подошвой пряменькой! Она превратилась в жижицу. Богоносцы меня на руках несли до койки. «Топ-топ» это не «цок-цок». Второй только грудину бьет, я же всего человека в его настоящее превращаю.

103
Телевизор сгорел недавно. От глупости сгорел: не подходил к нему никто уже пару лет. Так и глупеют. В смысле, набираются опыта лесного. Думаю, раз такое делище, в парк погулять зайду. Прихожу, сел. Четверо с бутылочками стоят, матершинка с них так и падает. Я смеюсь, дело веселое. Смеются ведь от стыда. Ребятки разглагольствуют о национализме. Хотя мешают всё с этноцентризмом. Я же умок выученный, знаю, где кроты видят. Говорят, что они родину любят. Вот я люблю мою Россеюшку, до слёзок люблю. Так любить и надобно! Слёзки падают в землю, а с них вырастают цветочки золотые. Светло это: человек мёртвое рождает. Они бутылочки допили и бросают под деревце. Я подбегаю: ничтожества вы добрые! Как посмели бросить на землю мою русскую свою бутылку чужеземную?! Они мне: басурманов не любим, от того и покидываем; на Русь же плевать давно. Я тогда чуть не убил себя. И когда нож-то уже подносил к шейке, приговаривал: прежде всех от родных жди ножичка в ребро. Я всё же убил тогда себя – в который раз закончил круг любви.

104
Недавно Рождество праздновал. Это торжество демонят! Христа всего раздирают, плотью его кушаются. С улыбочкой всё делается. При параде все. Свет, песенки дьявольские. Кровища одна. К демонам и людишки прибегают. Но кто им Христа даст отведать? Нет, они пусть своих червяков едят. А червячки повылазят из тельца людского, да в рот обратно и лезут. Всем нравится. Я когда смотрю на попов, всё их возношу: хрюшки церковные! А они мне благословеньице. Я им: зачем мне ваше проклятие, свинки дьявольские? А они лыбу дарят. Перекрестился – попы все разом издохли. Церковники – это и есть ручонка сатанишки. Вера таинства требует, интиму духовного. А им надо кровушки попить. Царит в церквушках тьма одна. Стою в одной – там Библию продают. Я спрашиваю: почем книжонка, смерть ты сосущая? Меня так святой водой и облили. На душе сразу холодно. Свет их пугает, а от тьмы делают делишки пакостные. Получается, что человек свету сторонится. Я всегда знал, что человек чертенок. Вот только чертята и не думают помирать. Что-то я заболтался. Пойду святой водицы испью, да в гробик.

105
Меня фактик один утешает: людишки мрут, словно за смертью сами катятся. Это я истину вывел: за смертью нектар богов притаился. Кто в бессмертие верит? Безбожники и веруют. Вера без дел помирает, а они верят всё. Хотя, может, дела без веры тоже загибаются. Что безнравственно, спрашиваю? Дело ясное: лишить человека страданий. Ах! Как это ужасно, что вы не погибали!

106
Расстался с женой. Присмотрел я себе невесточку чуточку уродливей. Ох, краса ненаглядная! Ложку свою пришлось выкинуть, приелась уже к конурке моей. Плакала: почто меня не любишь? Отвечаю: вилка ты бумажная, да не любил я тебя ни разок. Она: врешь окаянный, на коленях клялся! Я ей: а ты и поверила? Дело райское. Не люблю я тебя, да и как любить могу тебя? Я свою муку люблю, а не тебя. Ты – средство для мучения. Звал я тебя ангелком своим. Знай, банка румяная: мой ангелочек – мука; нет более близкого душе. Теперь уже у новой женушки своей прошу страдания небесного. А как она верит! Убивается по ночам, приговаривая: любовь моя, мы вечно будем вместе! Трагедию все любят. У человека ведь точек зрения и нет вовсе. Человечки через одну призму мирок оглядывают: запятая слепоты.

107
Мешаю сахарок в чашке. Звук приятный, заставляет тело подрагивать. Всматриваюсь в чашку свою: а там волосы чьи-то. Когда это я волосы пил, после того разика? Сегодня буду первый раз. Пробую. Вкус сравнительно приятный; во рту кто-то шевелится. Открываю ротишко свой – вылезает волчица. Смотрит на меня как на матушку свою. Спрашиваю: чего тебе? Она: всели в меня дух свой. Я: и так от тебя гадостью веет. Волчица сразу в рот обратно. Думаю, надо её оставить там, пока поживет, а там виднее выйдет. Проходит несколько часов: стучится кто-то в конуру. Я: не открою, богам дано черту сию переходить. Черту люди не пересекают – штанишки мокренькие сразу. Снова стучат: отдай волчицу. Я её выплюнул, всё равно уже живет несколько часов – пора подыхать. Выглядываю из конуры, чтоб распознать, кто в конуру стучал. А там шарик воздушный. Волчица нежится с ним, греется от него. А шарик раздувается от этого. Она его ещё больше греет. Он и лопнул. Нежность, получается, прескверное твореньице зверей. Им бы мяско рвать, а они время своё для шариков воздушных просаживают.

108
Жду открытия магазина. Подходит один. Рассказывает о своей тяжелой жизни. Я на него не смотрю, а то от его вида выворачивает. Он же на меня выставился, всё нюхает душонку, ищет, где нагадить можно. И я раз – впиваюсь в него глазами своими. Он терпит. Я проговариваю в сердце: силёнки не хватит, уже ведь сдаться готов, но нет, из-за злости к себе будет канючить. Думаю: убить пустышку сию? Помиловал – глаза свои увел. Он, уверен я, себя героем считал. А мне на что глазами каннибалить? Такие сопли, как этот субъектик, от своего мозга радуются. Голову же снести надобно, чтобы себя за человека считать. В болоте купаются – рады. Прыгнули на сушку – отчаянье кожу сдирает. Назад просятся, молят Спасителя. Говорят: хотим быть грязненькими. Душоночку рвут только за тем, чтоб себя в низость втоптать. Это ценится.

109
Покупал телевизор. Продавец мне не понравился сразу. А всё почему? Техника человека губит. От этого и воздают поклоны идолку техническому. Мало ему, что тельце уродствуется. Он и душку продал антихристу за машины. Человеку нужно в Духе быть, но нет – будет помирать с восторжением. Всё искусственное. Люди раньше хоть лгать учились. Сейчас вручата не на счетах – день начинается с азбуковой проповеди. Было время: семейная тайна ковалась. Теперь всё рвётся к показу: любуйся, Властитель, на наш срамок. И сим услаждаются. Людишки скоро и без моего словца вымрут – дело преверное. Это хорошо, что скоро. Я им в помощь страсть подкину: нет неволи от житенки.

110
О выгоде думал. Что за рыба такая – выгода? Когда больше черноты. Надо самый тварный вариантик высечь – выгодка и родилась на тьму Божию. Твари унижаться свято. Росточком тварь с мизинец, но в голове поет, что облака по плечам. Куда ниже, отвечайте? Ещё к земле? Молчите! Плоские ходите с двадцатого столетия. Да пусть хвалятся, мне дело разве? Человек и так уже самих червячков обходит.

111
Иду мусор выкинуть. Подошел к контейнеру. На нем нацарапано: кто откроет меня, получит в командование армию салфеток. Думаю, зачем мне салфетки? Надо взять. Подхожу ближе. Открываю. Из него салфетки стреляются. Летят в меня, я за ними полетел. Одну выглядел – надо обязательно ей цвет поменять. Взываю: стоять, я командую! Они осеклись. В рядок выстроил. Говорю: отныне служите самому мне, выучили? Они мне: ты жалок и проповедованием занялся. Ты бы лучше мирок проклинал, а нет – плачешься по нему. Я им: пошли к свету, не было такого ни разу в вашей жизни! Они: ели и будет. Ты пророком быть захотел. Мораль толкаешь высоченную. От чего? Печаль тебя терзает, думаешь, от мира отбился, вот и тянет. Возжелал по глупости пожить? Ищешь в себе новое, небывалое. Тебя научили этому книги мирские. Николай Александрович, Лев Исаакович, Фёдор Михайлович – всех в ореоле видишь. Славы хочешь. Вздумал напитаться индивидуальностями да свою обрести. Умер больше от этого только. Вкусна ли похвала человеческая? Вот что говоришь себе каждый раз: больно человеку, который в ореоле ходит. К славе от мучения просятся. Власть нужна ли человеку? Ему бы нечистот пачку, только властью прикрывается. Я в ответ: не хочу быть со всемством, начитался, да! Хочу рассудок скинуть с себя. Нутром слышу: он оковы шьет. Они смеются: своим ли нутром, батенька? Я: не своим, нет моего, даже имя мне придумали, а не я его выбрал. Они: в фатализм ударишься? Я: да зачем пишу это? Зачем вы читаете это? Это – моё белье, болезни мои. Я пишу, чтобы лечиться. Иррационализм? Экзистенциализм? Чего хочу я? Себя найти, себя слышать! Мой, мой голос пусть кричит! А не ваш! Только не чужие слова! Только бы своё творить! Надеюсь, вы прокляты!

112
Смотрю в дневник. Откуда последняя запись? Не моей ручонкой выведено, стало быть, бесок написал. Бесы, помниться, недавно приходили ко мне праздновать день умирания. Идем все к койке, чего не отпраздновать? Бесы на гитарках выигрывали. Струны разлетались в заклинании: прииди дьявол и возьми нас, святых. Мне тепло в груди сделалось от этого. Забавляются, как детишки. Славные такие: личинки по лицам разбегаются, гной течет из носиков, глазные яблочки цветом испражненьица разлагающегося. Думаю, позабавить детвору? Креститься начал. Они оставили игру, присмотрелись, и давай по новой: прииди дьявол и возьми нас, святых. Я рассмеялся, видать им игра не нравится. Кричу: эй, бесята! Давайте в прятки играть? Кто глубже спрячется, того я ищу первого, по рукам? Бесы: как ты нас найдешь, недоросль? Я им: на кого голос подняли, жучки? Я лишь бровью взмахну... Бесы перебивают: ты, гнида низкая, можешь только слова изрекать. Победи нас, а? Я думаю, они смеются. Как это – бесов побеждать? Они: спасовал, окурок картофельный? Я: повелеваю именем Пустого Духа – нет вас более. Бесы на меня побежали, и в глаза – прыть! До самого мозжечка прошли, а после в душу спускались. Я их чувствовал, иногда радовался: детям счастье принес. Так мой праздник и прошел. Скучно.

113
Сейчас почти три часа ночи. Пытаюсь провалиться к снам. Одну руку сунул под подушку, другая свесилась с кровати. Слышу чей-то шепот. Приподнимаюсь с кровати, и тут резко меня несколько светло-серых тел тащат за руку вниз. Я хочу вырваться, не даюсь. Их становится всё больше; они обхватывают мои ноги и тянут всей гурьбой вниз. Я ору на тела: ребятушки, мне спать положено, айда по домам?! Ещё набросилось из ниоткуда; по всей конуре эти серые тела – тянут вниз моё существо. Я свалился на пол. Меня дальше тянут, уже под пол загнать хотят. Я им: многоуважаемые, черт вас учи, куда далее то?! Они все мгновенно отскочили. Поднимают руки свои и показывают на дверь в конурку мою. Я приподнялся, направляюсь к дверце. Открываю. За дверь стоит... Я и стою! Шепчет без умолку: Господи, почему я оставил себя? Я бросаюсь к самому себе. Второй я не дрогнул, душа не сопротивлялась ни капельки. Впиваюсь пальцами ему в зрачки, хочу вырвать глаза его. Через секунды глазки оказываются в моих ладонях. Быстро кидаю их на пол и давлю ногами. Второй я продолжает шептать: Господи, почему я оставил себя? Я... Кто такой я? Где я? Я это я или я не я? А глазки под моими ногами хлюпают. Хлюп-мфлюп. Я стою перед Ним. Он ужасен, слишком ужасен!..

114
Открываю дневник. Закипел весь! Какая-то мразотка пишет тайком в моем дневничке! Найти бы гуся этого! Или эту? Жена? Сожгу её в скором времени же, так, на мирный случай. Пусть поймет, что есть сила власть имущих. Диктовать правила стоит в том случае, ежели поводок единственное утешеньице. Сие, получается, забвение.

115
Побывал недавно в зоопарке. Дождь пошел – расстроились многие. А мне хорошо вдруг. Людишки, следовательно, ожидающие. Им бы размер знать, да в усики подувать на печке. Дождь начинает лить, и людишки сразу поникли. Я дождю говорю: а грозу можешь? Дождь: с каких пор муравей к слону обращается? Я: ты власти моей не знаешь, слепота девичья! Дождь испугался. Гроза началась, милая гроза! Людишки взбесились – бегают по кругу, кричат друг на друга, детишек ищут, а их нет и никогда не будет более. Толкаются, кто-то упал и кричит о помощи. Я наблюдаю за сим, да орешки в ротик покидываю. Давка началась у выхода. Я крикнул: смерть пришла, куда деваться, а? Народ всё бросается выйти, видать гроза так интерес пробуждает к бытию. Орешки мои заканчиваются, надо новые прикупить. Денег нет. Делать чего? А продавец-то давно убежал, да вон – лежит без сознания весь в кровушке. Я к нему подошел. Обращаюсь: эй, обиженный, ты мне орешки продашь за так? Он не шевелиться. Я попинал его слегка камнем по зубкам. Не чухается, видать, занят много. Спрыгиваю к крокодилам. Они наелись – спят. Я в них стал молнии метать. Разлетались как перышки! Но мне топор нужен. Подхожу к крокодилихе, а та почти мёртвая; открываю ей пасть, да так, что на две половины разрываю. Там топор и был. На язык попробовал – островат, надо соли немного. А где соль достать? Обухом аппарат поворачиваю, да по затылочкам людишек иду, кто, безумеется, ещё жив остался. Радиошу вспомнил! Он любил так людей учить – обухом по затылку, чтоб дыханья лишались. Не любят эти пескарики неожиданностей – помирают так смешно! У входа трупики разложены – прямо картину рисуй и в детскую раскраску. Я через мёртвых шагаю, да прах со своих ног стряхиваю. Посмотрите в зеркало – там один прах. Видите? Это я по вам прошелся, карапузы.

116
Сегодня буду обрядик проводить. Костерчик будет и женушка. Я, сначала, думаю, её возвышу, буду нарядами баловать. После... А чего, собственно, ждать?

117
Получил огромное удовольствие! Я ей стихи написал. Позвал к себе, посадил на коленочки и давай почитывать надуто. Она плакала. Я ведь знаю, как душу взять. Я уверен: она меня любила в тот момент. Нет, любила она свои слёзы; выдумывала, что ей цена выше от каплей ледяных. Я это сразу уловил и не медлил более: опрокинул всю морду ей кипятком. Она в крик. Я её быстро схватил и повалил. Брыкалась, дрянь. Но у меня веревочка – связал танцовщицу. Ревела, как я от смеха. Привязываю её к бревнышку; сухими палочками обкидываю. Маэстро – огня! Ох, как горела! Я даже прослезился от восторга! Напеваю под её вопли: гори, гори, гори моя лошадка, пенка изо рта – гори, гори, гори проклятье! Когда догорела, я её собрал в вазочку. Теперь приютилась женушка в уголке конурки моей. Это правильно, что я её изжег. Освободил крылышки грешнице.

118
Искал себе развлеченьице. Решил в церковь сходить, там хоть народ хохочет от души. Иду и всматриваюсь мельком в минувшие меня лица. Зрю: скелеты, самоубивцы, вампиры, падальщики, желчетекущие. Страхосмертников более всех заметил. Правы те, кто думает, что рай на земле возможен. Сами люди – рай земной и есть. Подхожу к церквушке, бью три поклона. Зашел – народу маловато. Ведьмы что-то колдуют пред иконками, трясутся как промерзшие. Решил и я помолиться. Подошел к самой маленькой иконке. На Христа смотрю. Поцеловал образок. Думаю, стоит молиться начать. Произношу медленно: Во имя Отца, и Сына, и Пустого Духа, аминь. Господи, скажи мне, сынку Твоему, от чего дети не умирают так часто? Я бы хотел, Боже Праведный, чтоб каждая мать переносила муки не только во время родов, но и после, исступленно смотря на умирание своего детёныша. Вот что выпрашиваю у Тебя, Спаситель: пусть каждое дитятко будет одарено болезнью смертной. Пусть каждый ребеночек, извиваясь словно ужик, помирает на глазах у своей родительницы. Он будет поднимать ручки, просить её дать жизнь, но она только будет надрывно его ласкать, в последний раз его ощущая. Я желаю в сердце своем, Господи мой, чтобы самые миленькие дети помирали ещё в детстве; пусть почувствуют райское касание уже в таком возрасте. Праведный, подари радость всему свету: дай болезнь смертную всем детям, всем без исключения и без изменения. Я молитвенно хочу, Боже, чтобы Ты дал самое прекрасное, самое светлое и сильное – погибель. Уничтожь всех детишек болезнью святой; прошу Тебя, прошу, Любовь моя. Я, сынок Твой верный, буду смеяться, когда чистенькие детишки будут в кровушке захлёбываться. Дай им счастья, принеси им погибель, Любимый мой Боже. Я от всех праведников скажу: дай детям боли святой. Пусть детишки умирают мучительно, пусть с Тобой говорить будут. Выброси их в иное существование, Радость моя, отрежь им гнусный путь к страданиям мнимым. Дай им настоящее, дай им отчаяние и последующую злостную смерть. Прошу тебя трижды Господь мой: пусть Рок каждую чистую душу разломает на тысячу частей. Будь милостив с ними, Спаситель. Я люблю Тебя. Во имя Отца, и Сына и Пустого Духа, аминь. Оканчиваю молитву тремя поклонами. Ко мне подходит ведьма и сердитыми ноздрями кидает: это моё место, я здесь молюсь. Я ей: будь ты прокажена любовью земной, змея ядовитая. Она на меня с кулаками полезла. Я не выдержал – пнул её в живот всей силушкой. Она взвизгнула, пала на пол и дух с неё вышел сразу. Я наклонился к ней и в пасть её черную всматриваюсь. Не дышит, тварь. И как вдруг она меня в свою пасть затащит! И вижу: темнота, бегает кто-то, кричит, что больно ему, поросячий визг стоит, демонята прыгают метров в девять высоту, кто-то с себя грудь срывает, кричит, что ей сердце видеть надобно, все погружены в процесс, все с яркими глазами ищут, где ещё капканов им обрести. Я спрашиваю этих зверей: послушайте, отпрыски, меня в пасть ведьмы затянуло. Как свинтить отседова? Они продолжают: вилами себе кишочки выкручивают, ржут как блошки, прыгают на головах своих и песни выкручивают на языке простеньком. Я разозлился: так, белота ароматная, всем меня слушать! Нет, не откликаются. Я подбегаю, и начинаю одного за волосы теребить. Как только посильнее стал тормошить – его голова в моих руках осталась. Я поворачиваю мордочкой к себе и спрашиваю: эй, ты как смеешь меня не слушаться? Лицо сразу удивленное стало. Я с размаху откидываю от себя голову. Она отлетает в чертёнка, но как только соприкоснулась с ним – сразу лопнула, словно я водицей чёрта окатил. Кричу на всех: нет, нет, нет, меня, меня слушайте, твари! Только меня! Им дела нет, они всё рвут себя и рвут. Я за голову берусь и кричу так, что, кажется, душа вылезает из меня: всем меня слушать, брыдлое семя, я владыка ваш! И продолжаю вопить и кричать, что я их властитель. Я! Я! Я ваш Бог! Они все резко остановились. Механизм так и замер, как будто кто-то нагло его остановил. Тела на меня смотрят. У кого-то пол головы валяется недалеко, кто-то во рту держит чью-то руку. Все разом стали преподать к земле. Все до единого встали на колени и склонили передо мной свои души. Я встал над ними, охватываю всех голосом: отныне Я ваш Царь, вы – свита Моя светлая. Они хором: Ты говоришь. Я: знайте, подданные Мои, теперь Моя Рука компас ваш. Они хором: Ты говоришь. Я подхожу ближе к моим преданным служителям и желаю их наградить всех за беззаветную покорность. Произношу: свита Моя – убей себя за Царя своего. Они хором: Твоя Воля. Но тут всё тёмное пространство вокруг озарилось мощным светом, да так, что я круто закрыл глаза руками. Через пару секунд отнимаю руки – я стою перед образком Христа, и из моих глазёнок текут слезинки. Я перекрестился. Оборачиваюсь – та ведьма стоит и с печалью смотрит на меня. Я перекрестился ещё раз. Она немного вздрогнула – точно ведьма, я знал! Вышел из церквушки, отбил три поклона и направился в конурку мою.

119
Это нужно быстро решать! Если кто-то пытается завладеть моим дневничком – будет мёртв тот же час. И что за скуку он (или она) тут вырисовывает! Не продохнуть людям высшего сорта. Я вот что в голову взял: высшие кастовцы любят маргинальчиков поругивать тайком. Они сразу себя выше чувствуют, да твердит им голосок: ты праведник. Что такое король? Раб своих рабов. Так, надо быстро решить проблему с дневником. Найти и наказать наглую существульку! Разрублю её и к обеду подам друзьям своим: будут так грусть подпитывать. Нужно решительно с этим что-то сделать! Кто? Кто это мог сделать, спрашиваю вас всех? Кто эта существулька, что своим видом хочет на меня выйти? Мне стоит только бровью – прихлопну его (её) со всем миром ненужным! Чего, напрашиваетесь, вы – пол метра росту? Я вас всех пересчитаю и всем гробики построю – будете там песни свои попевать. Это нужно изменить! Хватит мою территорию пакостить – пора платить в счётик мой. Раз он (она) в мой дневник залезает, то пусть читает: я уже ищу тебя, и будь верен (верна) словцу моему – как только взгляд мой прикоснется с тобой, ты будешь о пощаде вымаливать! Читай, читай мои тебе позывы! Уясни всё с точностью. Раз это людишка какой, пусть знает – дуну на него, кожа так и отлетит к соседнему морю. Но человек приучился: где более страданий, там курс истинный. Человека бьешь по лицу – он думает, что здесь тайна. Человек только от боли и двигается.

120
Сижу в ресторане и отведываю салаты разные. Передо мной сидит парочка, похоже, что влюблены друг в друга до радости самоубийства. Я прислушиваюсь – спорят о свободе. Как понимают эти пакостники свободу? Свобода есть лишение свободы других. Я хотел им стол перевернуть, да избить обоих за такие высокопарности. Моральные комарята! Что есть свобода, у вас спрашиваю? И вы – за комарами, всё крови вам хочется? Напейтесь, чего ждать! Взорвётесь поскорее. Свобода же есть рука взмахивающая, выучили, котята?

121
Был на похоронах. Могилки и крестики. Так мертвецы играют: крестики-могилки. Вот вижу, как знакомого закапывают. Я в кулак прыснул – вот его дурака обвели! Думаю: пойду прогуляюсь по живоносцам. На крылышках облетаю кладбище. Могилку вижу, написано: Шавочкин А. А. (1969-2009). Моё имя! Точнее имя, которое мне дали без спросу. Думаю, надо проверить, чья тут шутка лежит. Раскапываю. Вскрываю гробишко. Трупик с белыми червяками на личике. Я всматриваюсь. Почему на живых лицах червяки ползают, а не, например, медвежата? Да потому что красивые боги – это вопли гадких червячков. Плевок себя канонизирует. Дело истинное: только отбросы чтутся. Я рукой стараюсь очистить лицо от бегающих червяков. Вытираю руку о свои волосы. Присматриваюсь в более-менее непонятное выражение личика живоносца. Это не я. Значит, имя приписали, что мне. Мне вдруг говорит живоносец сей, да из ротика его червяки валяться: приписывают себе, а не имеют. Я ему: нет однобокости? Он: изреки слово – скажу, что приписал. Я ушел с кладбища, а тот живоносец так и остался там исповедоваться. Люди рождены занимать престол, но они вместо этого просятся флейтой пищать.

122
"Погибни день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: зачался человек! Для чего не умер я, выходя из утробы, и не скончался, когда вышел из чрева? На что дан страдальцу свет, и жизнь огорченным душею, которые ждут смерти, и нет её, которые вырыли бы её охотнее, нежели клад? На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком? Объял меня ужас и трепет и потряс все кости мои".

123
Читаю последнюю запись. Снова, снова этот (я понял, что это его дух) пишет в моем дневнике! Он напросился – я клянусь своим именем, что он исчезнет с лица моего. Разорвать! Всего разорвать!

124
"Не из праха выходит горе, и не из земли вырастает беда; но человек рождается на страдание, как искры, чтобы устремляться вверх. Опустошению и голоду посмеешься и зверей земли не убоишься. Войдешь во гроб в зрелости, как укладываются снопы пшеницы в свое время. Стрелы Вседержителя во мне; яд их пьет дух мой; ужасы Божии ополчились против меня. Что за сила у меня, чтобы надеяться мне? и какой конец, чтобы длить мне жизнь мою?".

125
Знакомый слог... Кажется, я понимаю, Кто это. Приятно, приятно видеть таких гостей в своей конуре! Сразу же осматриваешь себя: чего приодеть, чтобы не сливаться с такой мразью? Я вычислил Тебя. Ты – это Он. А Он – это не я. Это... Я жду Тебя, приходи и я воздам Тебе полно!

126
"Вы придумываете речи для обличения? На ветер пускаете слова ваши. Вы нападаете на сироту и роете яму другу вашему. Тело моё одето червями и пыльными струпами; кожа моя лопается и гноится. Дни мои бегут скорее челнока и кончаются без надежды. Вспомни, что жизнь моя дуновение, что око моё не возвратится видеть. Зачем Ты поставил меня противником Себе, так что я стал самому себе в тягость?".

127
Я настиг Этого уродца! Пойман, ферт! Ох... Насколько Он красив! Говорил мне: человечек ищет ужасов. Не бежать от ужаса, а проникать вглубь его. Говорил ещё: человечек любит ужас. Кто бежит от ужаса – зверем зовётся, но не человеком. Ужас есть жена ваша и муж ваш по духу человеческому. Питайтесь от ужасов как от сосцов матери. В ужасах добро, только в ужасах. Человек страдает, ибо ужасами мало питаем. Я, думаю, Он слишком добренький, чтоб мне слушать Его козни. В конурке у меня имеется меч богов – разрубил Этого добрячка на половиночки. На супчик сгодится, дуралей. Позову друзей – вместе отведаем!

128
Друзей не стал звать. Не было у меня друзей. Человек только за подарочки будет другом зваться. Думаете друзья ваши – друзья? Это пиявочки, что ваше внимание посасывают втихаря. Не нужно человеку ничего, кроме кормёжки. Кто кормит, с тем и водятся. Корысть в них есть золотая средина! Всем подарков подавай, награду вышли, да не поцарапай! Ем тело Его – забавный вкус; мягкий и добренький. Я Его презираю больше, когда ем тело Его. Как-то, помню, таких же едал – мягонькие и яркие слишком. Думаю, от солнца рождены подобные. Но я вот что вывел...

129
Сердце стучит со скоростью света. Пишу сейчас очень быстро – не могу медлить. Всего охватывает судорога. Боюсь, впервые боюсь. Я умру – я уверен в том. Хочу сказать, что я увидел... сердце. Только слова...

130
Я здесь. Чувствовать, а не мыслить.

131
Господи, почему я оставил Тебя? Себя. Себя. Себя. Себя. Себя. Себя. Себя. Я теперь навсегда. Нет, я не... Я не надеюсь, ибо как тот... Сейчас всё будет по-другому. Теперь иное, значит, истинное. Передаю душу... Я теперь не... не надеюсь, что вы прокляты... Я в этом навсегда убежден.

132
Настала моя эра. Отныне...

***

133
Меня поместили в психиатрическую лечебницу. Уже несколько дней я четко не осознанию, где я нахожусь: в лечебнице или в рассаднике заболеваний. Мне выдают каждый день тетрадь и ручку. Санитары наблюдают за мной, мало ли, ведь я буйный. Но это они мне так сказали, я же себя считаю несколько вспыльчивым, и то, по справедливости. Но если я задумал писать честно, то знайте: справедливость – выдумка хитрецов. Я думаю, что именно за такие мысли меня послали лечиться: мозги выправлять, мыслям мудрым набраться. Ведь если скажешь: добро есть зло, что люди не любят друг друга, а только подталкивают к смерти – сразу пошлют лечиться. Такие как я (нас называют безумцами) социально опасны. Мы, мол, приносим один вред и нас нужно изолировать. И это, по-вашему, разумно?

134
Я в палате один – не нашли мне собеседников по трагедии. Я люблю в свободное время (это у них после обеда) гулять по лечебнице. Люблю разговаривать с нормальными людьми. Один стоит на коленях, молится: дай мне Боже силу, чтобы я смог победить сон и слепоту земную. Я к нему наклонился, спрашиваю: друг, почему ты здесь находишься? Он не откликается – слишком уж занят поддержкой в себе человеческого начала. Ладно, думаю, что я – изверг? Пошел дальше – сидит девушка, на вид лет двадцать. Я к ней обращаюсь: вы не хотели бы со мной поговорить, поговорить нормально? Она слегка дернула плечиками. Я: как вас зовут? Она: имя лишь символ, настоящее же окутано узлами. Я  улыбнулся – нормального человека встретил, значит, могу доверить свои мысли. Ведь сумасшедшие, то есть врачи наши, которые пытаются превратить нас в таких же болванчиков, как и они сами, мне представляются истинными сумасшедшими. Они, например, отвергают мифы, мол, прошли школу просвещения. Но так забавно: скажи им, что законы природы есть самообман, что человеку самое главное быть слабой мразью, что все наши суждения, уверенности, догматика разная, системность, разумность – миф и ничто иное, так ведь сразу вас кислотой обольют и пошлют лечиться. Но мои хорошие, что же это, как не сон мифологический, от которого вы «избавились» просвещением? Ну, положим, вы отвергли Господа Бога. Зачем же так себя обманывать? Вы что, теперь разуму не верите, он что – не бог ли ваш суженный? А давайте-ка на раз-два-три вы откажетесь от разума? Раз, два, три. Что же вы? Давайте. Разум – миф, вперед к просвещению! Нет, я заблуждаюсь? Тогда за меня помолитесь перед разумом, хорошо? И свечечку за мою грешную душонку выставите в формулах.

135
Разговариваю с санитаром, он у нас веселый, не стесняется показывать своё безумие. Я его допытываю: вы утверждаете, что я вверяю свою жизнь «отцу», что главное для меня – удовольствие. Но скажите мне: выдвигая это предположение, вы ли не сами вверяетесь какому-то отцу? Он мне: я доверяю опыту и рассудку; логика определяет течение жизни, разумное – цели и причины. Я давно ушёл от паралитического, как вверения себя отцам. Я ему: допустим, что ушли. Но как тогда живете вы? Ничему не вверяетесь, никому не доверяете? Вы же только что меня резали своим «я доверяю опыту, рассудку, логике». Небось законы физики для вас незыблемы похлеще папского слова для инквизиции. Вот скажите мне: зачем наука пытается в душу проникнуть? Разгадки всякие ей требуются, объяснения. Но вот честно: читаешь Фрейдов, и после них жить в тягость. Вроде всё понятно, всё уже под одну черту подведено. Начитался о сексуальном вытеснении, о комплексах – так с людьми общаться не желаешь, видишь в них одни сексуальные позывы. Вы своим детям в глаза говорили, что они – ваша сперма? Вы с ними разумно обходитесь, говорите им, что вы их не любите, а вами движут инстинкты? У меня сердце сжимается от представления, как ребенок будет смотреть на вас. Но у вас уже готов ответ: всё инстинкты, всё обусловлено бессознательными импульсами. Только мне не ясно, почему вы так веруете в свои «инстинкты»? Почему вы убеждены, что человек не обманывает себя, приписывая природе цели, такие, например, как сохранение жизни? Да природе всё равно, ей-Богу: у неё нет ценностей. Умрет тысяча людей от цунами, природа будет дальше цунами пригонять к берегам. Молния ударяет в дерево, оно начнет гореть: вы думаете, природа будет плакать об этом? Если да, то почему вы уверены, что не приписываете природе человеческие свойства, не играетесь в антропоморфизм? Отчего вы разуму доверяете, скажите мне на милость? Отчего вы убеждены до последней капли крови, что разум – это не символический аппарат восприятия? Опыт, доказательства, общее! И что дальше? Почему я верить им должен, даже – свято обязан? Вы меня сразу в неврозы, вы меня сразу в клетку. Рациональная инквизиция!

136
Безумны ни те, кто отвергает рациональный деспотизм, а те, кто свято верит всему общепринятому. Вот давайте остановимся: пусть встанет всё общество, пусть весь мир остановится. Спрашиваю всех: на кой дьявол вы делаете то, что делаете? Вы уверены, что вы сами хотите это делать, а не то что вам вбили в башку всё то, что у вас там спрятано? Почему есть то для вас, что есть? Правила, нормы, обычаи, традиции? С чего вы уверенны, что это – не гнусная ложь? Вот, например, кто-то сейчас хочет закончить жизнь самоубийством. Скажи мне убивец: на кой черт ты так долго тянул? Зачем игрался в умирание – сразу бы головой вниз. Боялся ли ты чего? Нет, браток, ты именно растягивал удовольствие: представлял, как умирать будешь, как весь мир за тобой взорвется, как все в слёзы. Ты им мстил своими представлениями. Но честно скажи: чего бы сразу не подохнуть, чего кота за усы вытягивать? Или вот – парочка сидит перед телевизором, смотрят да смеются. Над чем смеетесь, сумасшедшие? Не над своим ли идиотством, а? Это смешно, верно: сами спим и так смешно от небытия! Вот стоит мир, я его по своей воле остановил. И куда дальше пойдете, когда скажу вам – вперед? А всё туда же – в забытье. Главное побольше наглотаться таблеток, да в кроватку прыть. Вспомнить всю ложь, которой кормились весь день. Вспомнить все те игры, которыми кормились весь день. Вспомнить все мифы, которые у общества на счету как сверхнеизменные истины. И крепко, крепко спать!

137
Гуляю по лечебнице. Наблюдаю за нормальными – делают всякие забавы: кто рисует красиво, кто поёт в своё удовольствие, кто читает философию. И тут у меня мысль: как же так получается, что нормальные сидят в смирительных рубашках, когда миллиарды марионеток там, по ту сторону сна, считают себя нормальными, а ненормальными тех, кто идет против их самообмана? Сколько рядом со мной настоящих людей, ценящих жизнь. Вот спроси каждого: вы живете? Они все хором – конечно живем, жизнь любить прежде всего на свете! Вышел в дворик. Двое хороших людей играют в настольный теннис. И как ударят – называют слово. Я наблюдаю за ними, мне приятно, даже более – они меня вдохновляют ещё больше дышать кислородом. Ко мне подошла та девушка, с которой мне уже удалось обмолвиться. Я спрашиваю её: как спали? Она: я спала до черты, сейчас – называю себя человеком. Я: можно я буду называть вас Ольга? Она: лишь символ. Я: но так у них принято, я ещё не создал своего обращения. Она: значит, вы принимаете лекарства от них. Я: бунтую, как могу, ведь они выучили меня беспомощности. Она: и то, что было в душе твоей полвека – выброси; благословенен будь на путь – свободу воспевать всем сердцем. Я: благодарю вас, Ольга. Она ушла в главный корпус. Я наблюдал за ней вслед. Какая прекрасная девушка, не то, что считается у них прекрасным. Они читают Новый Завет, видят слова «любите как самого себя» и делают сразу вывод: нужно приносить окружающим приятное, делать полезное. Но с чего взяли сумасшедшие, что так нужно понимать эти слова? Почему хорошее – должно быть приятным или полезным? Иной удар в лицо намного лучше, чем плевки за спиной. В этом любовь, в этом «как самого себя». Хорошее никак не связано с приятным, удовлетворимым, напротив – хорошо то, что идет вразрез умиранию. Сумасшедшие проедены мёртвостью. Ступай против неё – чего стыдишься глаз безумных? Но только настоящему дано проснуться.

138
Спорю с санитаром. Он утверждает, что все мои мысли обращены против меня. Я ему: так ведь я вам говорил, что Я – моя религия. Он мне: тогда какого бога вы мне тут мозги выворачиваете, если сами говорите, что вы сумасшедший? Я ему: такого я не говорил, господин санитар. Он мне: что же тогда значит «Я – моя религия», как не «я люблю свой сон, и тяну в него остальных»? Я: вы своим вопросом уже ответили. То, что я могу сказать о мире, все мои представления и суждения уже предполагают самовнушение, игру, обманчивость. Разница в том, что я презираю того, кто мнит себя нормальным, не признав за собой самообожествления. У меня есть своя религия, но только не делайте из меня безумца: вы самый сумасшедший из всех, если играя в свою религию, не хотите признаваться в этом. Санитар: да нет никакой у меня религии, в чем мне признаваться? Я ему: да хотя бы в том, что не существует никакой силы притяжения, и что ваше существование – безумное следование к смерти. Он: вообще-то сила притяжения существует, ибо, если бы её не было, вы бы сейчас летали; но таков закон природы – всё живое умирает. Я ему: с чего это взяли, что я должен сразу летать, а не, например, петь? И почему вы уверены, что вы – живое, а не мёртвое? Он мне (насмешливо): я понял вашу уловку. Вы хотите свергнуть всё устоявшееся у человечества, заменив его устоявшимся в вашей голове. Вы выдергиваете мою почву, чтоб подсунуть мне новую. Но ведь и она будет почва, и ничего вы не измените. Я жив, потому что могу сейчас говорить. Не было бы моего осознания – значит, я мёртв. И давайте вы уже пойдете в свою палату, потому что скоро будет отбой. Я ему: это как же вам будет понятно, что вы без осознания? И почему осознание – залог жизни? Он мне (строго): больной, вам нужно пройти в палату. Хватит меня терзать своими бреднями. Вы ничего не добьетесь этим. То, что вы задаете мне вопросы, не означает, что вы открыли мне новые стороны жизни, и я встану на вашу сторону. Всё, в палату, быстро. Я ему: с чего вы взяли, что я добиваюсь этого? Он взял меня за руку и без единого слова отвел к койке.

***

139
Человеку естественно изменять мнения.

140
Человек в одиночку ничего не сделает; каждый человек живет ради других. Всё, чтобы мы не делали, даже наедине, мы всегда делаем ради оценки, ради ответа окружающих. Человек без человека ничто; он и не поймет, что он человек. Он скажет: я создал сей мир. И умрет от скуки.

141
Если ты мучаешься высшей целью, значит, ты призван для её осуществления.

142
Что более безумно, то и более важно для человека.

143
Ждать – это не приближать. Ждать – утешаться возможностью.

144
Человека разумного пугает человек безумный. Как он объясняет свой страх? «Он действует так, как я не привык действовать. Он делает то, что я боюсь делать. Он пугает меня своей непохожестью, я не могу дать ему рамки, понять его».

145
Большинство извращает всё к чему притрагивается.

146
Случилась однажды такая история: меня обманули, я стал вещью. После этого я стал ценить жизнь.

147
У меня такое предчувствие, что сначала я что-то пишу, а потом хочу в этом себя убедить.

148
Убеждение есть вера без сомнения.

149
Без ограничения нет свободы.

150
Восторг благоговения есть атмосфера духа.

151
Вот и прошёл ещё один день моей жизни. Я миновал очередную ступеньку к смерти. Я стараюсь видеть скорое, очень скорое приближение смерти. Видеть, как люди вершат свои судьбы...

152
Моралистка кричит мне: таких людей я бы расстреливала. В этом вся суть морали.

153
«Несогласного предай жестокой смерти» сказал бог мыслящих натур.

154
Человек мыслящий есть существо ищущее незыблемых доказательств своей лжи.

155
Убеждение коренится в человеческой прихоти. Тебе это, мне – иное. Казалось бы, всё хорошо. Но какого дьяволенка два противоположных убеждения находят поводы для драки, да и для войн? Что за просчёт?

156
Природа гармонична только потому, что у неё нет ценностей. Человеческое представление о гармонии для природы – пустота. То, что мы называем, например, ошибками, природа никогда не поймет (и с чего бы ей нужно это понимать?). У природы нет ошибок в нашем понимании, у неё вообще не может быть нашего понимания.

157
Правда – это ложь, имеющая общественную пользу.

158
Что такое философская система? Это норка, в которую забирается ум, внутри всю её прихорашивая и делая настолько уютной, чтобы она манила в своё логово.

159
Говоря, что однобокое движение мысли – порок, не выходишь из однобокого движения: стало быть, порочен.

160
Неудачная шутка из уст местного шутника всегда будет смешней, нежели пошутить захочет тот, от кого этого меньше всего ожидали. Так же и с великими людьми: глупости их прощаются легче, а самые обычные вещи пестрятся гениальными феериями.

161
Кто наделил человеческий мозг возможностью определять свойства вне его лежащего бытия? Ответ прост: он сам.

162
Скептицизм в умелых руках способен срубить самые высокие деревья догматов. Но вот что забавно: противостояние убеждению есть убеждение.

163
Все те обвинения, которые выбиты на троне господствующих умов, значат лишь одно: теперь моя очередь господствовать.

164
Общество условилось – обязательные суждения готовы.

165
Мировоззрения ортодоксальны.

166
Разум догматичен.

167
Человеческое самолюбие: раздувать из своих наблюдений, опытов, мыслей – общечеловеческие истины.

168
Любую мысль можно доказать, намного проще – опровергнуть. Были бы таланты.

169
«Истина умирает с пророком». Обидно, что тот, кто создал эту истину – умер.

***

170
Дух моего времени – дух печали и скорби по Богу. Дух Богооставленности.

171
Бог есть любовь, а любовь нуждается в таинстве.

172
Перед Богом все равны, а меж собой – нет. Суд Божий есть констатация духовного неравенства. Ибо если каждая тварь равна твари, то нет никакого смысла в Суде. На что судить? Все будут оправданы – и святой, и тиран. Если же будет оправдан только  святой, то следственно он выше тирана, сильнее его, властелин над ним. И значит – неравен дух их.

173
Человек, склонный к самоосуждению, самопознанию и внимательный к голосу своей совести – уже здесь, на земле, вершит над собой Суд Божий.

***

174
«Этого нет, так как это есть другое» – формула скупых на интеллект.

175
Жизнь ничего не требует от человека, а человек постоянно что-то требует от неё.

176
Человек не в силах перестать гадить.

177
Чем дольше вынашиваешь идею, тем она хищнее на остальные.

***

178
Погибать надо уметь.

179
Смысл истории в выходе человека из истории.

180
Не столько бойся тьмы, сколько тупика света.

181
Мир – это неудачная шутка.

182
Людям проще поверить в выбитую на скале глупость, чем самим выбивать скалы из себя.

183
В самые радостные моменты мои, в моменты, в которых дух мой взлетает к вечности, я шепчу про себя только одно – пусть я умру сейчас. Пусть я умру радостным!

184
Познание меняет нашу оценку жизни, но никак не влияет на саму жизнь.

185
Грех не искупить грехом.

***

186
Сегодня я пережил глубочайшее потрясение. В момент потрясения человек раскрывается, дух его являет себя. Потрясение опрокидывает мир вокруг и мир внутри. Рок ударят в самое духа настолько резко и сильно, что в первые моменты поражение своего сознания не ощущается, оно несколько заторможено, проявляет себя несколько позже. Сначала человек выбрасываться в иное состояние, в состояние пограничное, существует в мирах иных, погружается в ужасы, в смерть, в погибель. Позже начинает это оценивать, переживать. Человек, переживая, как бы вытягивает из того мира очень острые ощущения, настолько острые, что они не могут оставить душу в покое по истечению всей жизни человека. Человек, переживая момент выхода из себя в иное, которое можно лишь символично назвать «смерть» и «ужас» так как ощущения весьма страшные, религиозно страшные, начинает неуловимо для себя перенимать в себя эти картины погибели. После, уже содержа в себе результат опыта, человек начинает его распознавать и оценивать. Результат есть искаженное. Человек лишь символично может говорить о переживаемых актах, и тем более, об актах самораскрытия.

187
Почему я назвал выходы в миры иные, моменты существования в них – ужасами, смертью, погибелью? Потому что то ощущение, которые я испытал сегодня, схоже именно с переживанием в себе ужаса, религиозного потрясения, духовного взрыва в себе, который открывает на многое глаза, как бы просветляет их. Человек познает намного глубже в подобные моменты, в случайные и тяжелые миги выброса в иное. Чтобы что-то познать, не нужно последовательно это анализировать – нужно отдаться року и ждать от него ответа. И именно молниеносный удар Неизвестного делает многое известным, причем известным другого качества, чем обычный вывод. Знание, которые дается при этом человеку, неверно назвать привычным словом «знание», так как это «знание» не есть конечный вывод, объект, а есть именно состояние, жизнь, субъект. Правильнее было бы назвать это актом. Акт вбрасывания в ужас есть религиозный акт. Это отчаяние, это ужасное состояние духа в своей глубине положительно: после объективации, человек начинает испытывать потребность во всеобъемлющей любви. Религиозный ужас как начало акта, в конце приводит к утверждению любви.

188
В состоянии отчаяния человеку открывается качественно иное бытие. Отчаяние глубже подходит к проблеме человеческого существования. Человека лучше понимать через отчаяние. Вбрасывание в ужас происходит через внешнее действие на дух. Дух ударяется о внешнюю силу, которая выталкивает его из данного состояния мира. Отчаяние не произойдет изнутри, оно приходит судьбоносно. Событие в жизни дает отчаяние, а не отчаяние событие жизни. Это происходит случайно, тут действует рок, неожиданное, неизвестное.

189
Ужас духа, религиозный шок его есть самораскрытие. Дух раскрывается через ужас. Погибель, смерть – способствуют самораскрытию. Есть два типа раскрытия духа: изнутри и от действия извне. Изнутри дух самораскрывается с помощью творчества, созидания, акта самовыражения и самообретения. А извне – событием жизни. Критические состояния содержат в себе сразу два пути – внутреннего, как данного, и внешнего, как случайного. Отчаяние настигает человека, а не человек отчаяние. Человек может изнутри творческим актом дойти до ужасного состояния, но это не подлинный ужас. Человеку следует ценить не только акты самораскрытия посредством творчества, явлением духа из себя, но и акты религиозного потрясения, ужаса, отчаяния, как события судьбы, события неизвестного и неожиданного. События поражающего и раскрывающего суть его.

***

190
Свобода неизбежно самоотрицается. Свобода по ту сторону свободы. Свобода уже не может быть свободой, если она свобода. Свобода не может иметь абсолютный характер свободы, так как она неизбежно отрицает самое себя.

191
Логика не связана с жизнью, а есть скудная проекция её. Мерить жизнь через её скудную проекцию было бы её отрицанием.

192
Любое объяснение ничего не объясняет, а лишь отбрасывает. Познавая «что-то», мы привносим в это себя, и от этого «что-то» усложняется. Познание усложняет «что-то» и как следствие, закрывает истинное. Познавая, мы вливаем в познаваемое свой «дух», который обогащает познаваемое, но тем самым закрывает познаваемое.

193
«Это абсурдно», значит нечто-то вроде «я не понимаю твоей логики». Что для математика разум, то для философа дух.

***

194
Если кто-то стократно докажет несуществование Божие, разве это повлияет на Его существование?

195
Над Богом смеется тот, кто устал от своего бога.

196
Нужно не верить в Бога, а быть с Богом.

197
Не преклоняйтесь, и не преклоняйте.

198
Пусть Дух созидает торжественно.