Над судьбой. Том второй. Глава тридцать пятая

 
 
 
— Черт побери! Ax ты краснокожая бестия! Сколько раз я говорил тебе, где должны лежать чулки, а где туфли. Порядочный человек собирается в  храм, а это маленькое насекомое будто и не слышит. Ух, я тебя! - Мсье Шобиньи беззлобно замахнулся рукой, но тут же безвольно опустил её.
 
 
 
Голова раскалывалась, во рту пересохло, руки мелко дрожали. Молодой слуга подал кувшин с малиновым соком и спокойным, уверенным голосом тихо произнес:
— Господин инженер, выпейте. Вам это всегда помогает.
 
 
 
Фраза развеселила Шобиньи. В языке алгонкинов нет звука «ж», у юноши всегда выходило скорее «инзенер» и это каждый раз приводило Шобиньи в восторг.
 
 
 
 
«Прислуга из этих головорезов получается  скверная, — предавался размышлениям француз, — скальпы снимать у них выходит куда как складнее. Вот хотя бы завалявшегося черномазого. Эти рабы так рабы, и поклонится, и прогнётся».
 
 
 
На прошедшей неделе был осуществлен пуск доменной печи. Ямайский ром никто не   считал. Сколько раз  каялся Шобиньи, что не станет без меры пить ром, но постоянно вновь и вновь забывал о своем зароке.
 
 
 
 
«Да, домна вышла на славу, -  рассуждал инженер,  -  в чём, прежде всего, моя заслуга.  Это хорошо. А вот только опять без меры перебрал, болит голова и желудок.  Это очень скверно».
 
 
 
Он крепко обхватил липкими ладонями кувшин и, долго не отрываясь, стал с наслаждением пить спасительную жидкость маленькими глотками. Затем поставил сосуд на столик, поднялся с постели. Инженера уже ждало зеркало, но  лучше бы ему разбиться вдребезги.
 
 
 
Шобиньи являлся ещё весьма молодым человеком. Но лысина неумолимо разрасталась, завоевывая все новые и новые участки головы, совсем недавно покрытые густой шевелюрой. Могло показаться, что инженер уже оскальпирован. Рука инстинктивно потянулась к парику. На полпути он остановил движение: «разве этим хоть что-то исправишь?»
 
 
 
Из зеркала на него смотрела опухшая, обрюзгшая физиономия. Огромный красный, покрытый густой капиллярной сеткой нос как нечто чужеродное, лишнее выделялся на фоне толстых скверно выбритых щек.
 
 
 
Инженеру с трудом удалось наполовину раскрыть закисшие глаза, под которыми расположились пугающие своими размерами и непередаваемым землисто-фиолетовым оттенком мешки.
 
 
 
«Надо обязательно исповедаться у священника, прости меня, Господи, — с чувством подумал Шобиньи».
Он быстро отвёл взгляд,  вовсе не желая лицезреть собственное   отражение.  Кому захочется прийти   к выводу, что с каждым днем разрастающееся брюшко, толстая   шея, узкие плечи, тоненькие короткие ручки и ножки делают тебя  крайне похожим на навозного жука?
 
 
 
Шобиньи спешил в храм. Путь от жилья инженера лежал мимо импровизированной британской церквушки. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что его никто не видит,  француз смачно выругался и отправил увесистый плевок в сторону греховодников.
 
 
 
«Прости меня, Господи, — поддержал он надежной фразой свои действия, и, немного успокоившись, тут же подумал, — надо обязательно исповедаться».
 
 
 
 
Верный слуга короля, набожный католик, мсье Шобиньи никак не мог понять, сколько же сил надо Господу, чтобы терпеть этих еретиков, а ведь от них ну просто воротит.
 
 
 
Сто лет полыхала страшная война в Европе, потому что англичанам, как и другим северянам не нравилась истинная вера.  Во Франции с божьей помощью удалось задавить протестантов, а вот на севере победила ересь.
 
 
 
«Господи, на все твоя воля», — подумал инженер, надеясь успокоить себя, что сложившееся положение вещей и должно быть таковым, каковым  является.
 
 
 
Если взаимоотношения двух направлений христианства хотя и не удовлетворяли   инженера, но всё-таки, в той или иной степени, казались доступными пониманию, то всё, что было связано с Великой Тайной, просто шокировало его.
 
 
 
Отсутствие Бога-Творца в верованиях туземцев полностью путало мысли Шобиньи. Никем не созданный, вечно существующий мир, в котором бог краснокожих, Гичи-Маниту, в большей степени похож на удачливого боевого вождя, чем на строгого и заботливого Небесного Отца, был совсем непонятен инженеру. Эта религия вызывала страстный протест в его душе.
 
 
 
Священники французов и англичан, состязаясь, друг с другом, описывали индейцам огромные преимущества райской жизни, но инженер не видел ещё ни одного туземца, который бы поверил им. В тоже время всё больше и больше белых людей отдавали предпочтение Гичи-Маниту.
 
 
 
«Как же можно истинного бога променять на такого чужого, непонятного, — Шобиньи не мог сразу даже подобрать слов, - чем же божество дикарей привлекает цивилизованных людей?»  Он не хотел, совсем не хотел изведать это. «Надо обязательно исповедаться, — гнал от себя дурные мысли Шобиньи, — а то чёрт  знает,  что лезет в голову».
 
 
 
Конечно,   как человек далеко не глупый, он не мог не понимать, что маховик, который пытаются раскрутить аборигены руками  европейцев, достаточно запустить всего лишь один раз. С каждым днём индейцы  всё настойчивее и настойчивее вытесняли белых людей с производственных мест.      
 
 
 
«Через десять-пятнадцать лет краснокожие смогут полностью управлять всеми заводами. И что тогда?» – спрашивал себя инженер.
 
 
 
Эти, так называемые, слуги  из юношей и девушек, прекрасно осознавал Шобиньи, относились к своей работе как к военной службе. Они все были в младших офицерских званиях, их труд считался сложнейшим и приравнивался к деятельности разведчиков. Был строжайший отбор, выдвигались лучшие. Они  отчетливо понимали, за что сносят унижения и обиды.
 
 
 
«Чем всё это может закончиться?» —  иногда задумывался  инженер. За ответом далеко ходить не приходилось. Создав государство и армию, туземцы, не сомневался Шобиньи, могут  направить свои взоры куда угодно.  А ведь  Новый Орлеан, по результатам Семилетней войны,  отошедший от Франции к Испании, сплошь заселён французами.  И  расположен он к стойбищам  краснокожих намного ближе, чем  Бостон или Нью-Йорк.
 
 
 
Но, как и для подавляющего большинства французов, для инженера мир цивилизации заканчивался Европой. Проблемы Америки казались им далёкими и чуждыми, она представлялась бездонной бочкой, из которой можно непрерывно черпать богатства.
 
 
 
Шобиньи просто не хотел думать, что же случится завтра. Заработав денег, как и многие из колонистов, инженер собирался уехать домой, в родной Лангедок. В душе он никогда не переставал надеяться, что алчные и совершенно бесстыдные кредиторы, от которых пришлось сбежать в Америку, успеют умереть если не от старости, то от болезней!
 
 
- Мсье, - кто-то сзади приветливо окликнул инженера, - позвольте на мгновение отвлечь ваше внимание.
«Чёрт побери», - чуть было не выругался Шобиньи. Меньше всего ему хотелось общаться с этим белокожим «индейцем» по «имени» Неистовая Рысь.
 
 
Едва сдерживая недовольство, он произнёс.
- Чем могу быть полезен?
- Мсье, - словно не замечая реакции инженера, продолжил собеседник, - хотелось бы услышать ваше мнение о  пароатмосферной машине Томаса Ньюкомена, используемой в Англии на шахтах для откачки воды.
 
 
 
- Это просто игрушка, так британская штучка, - бегло ответил Шобиньи. Затем, задумавшись, он с изумлением спросил, - а вам-то это зачем?!
- Видите ли, - продолжил человек, от которого француз готов был ждать чего угодно, - по моему мнению, главный недостаток машины в том, что она пароатмосферная.
 
 
Установка должна быть паросиловой! Это не только несравнимо увеличит её мощность, но и позволит использовать и для дутья воздуха в домны, и даже для вращения движущихся частей.
 
 
 
Шобиньи  ошалело смотрел перед собой невидящим взглядом. Информационные всплески пробивали сознание: «… движение поршней передаётся двум балансирам… пар поочерёдно должен поступать то на нижнюю, то на верхнюю плоскости поршня… наличие конденсатора резко сэкономит расход топлива».
 
 
 
- Вот здесь у меня и кое-какие чертежи есть, - донеслось будто бы откуда-то издалека. Взглянете.
- Да, да, конечно же, на досуге я внимательно посмотрю все эти бумаги! - француз побрёл домой, не сомневаясь, что стоит на пороге чего-то нового, невообразимо грандиозного.