От истоков своих Глава 24 Скитания

          Варвара Николаевна, как опытный конспиратор, с определённой систематичностью меняла своё местонахождение, нигде не задерживаясь более чем на два месяца. Хотя переезды с девочками, Лидой и Олей, были сопряжены с немалыми трудностями и затратами, она упорно шла на это, запутывая следы.  Как и обещала, Варвара Николаевна писала Маше с каждого нового места их проживания, но не получила в ответ ни одной весточки.  Вначале она терпеливо ждала послания от племянницы, спустя полгода решилась убедиться в своих догадках и отправилась в Самару втайне от дочерей Маши.  Страшное зрелище предстало перед её глазами: на месте некогда родной обители чернел остов сгоревшего дома.  Сердце сжалось от боли и неожиданной догадки.  Располагавшиеся рядом усадьбы находились в таком же плачевном состоянии, спросить о чём-то было не у кого.   Вокруг ни души.

 "Машеньки больше нет, – поняла она, – бедная, что с ней сталось? Что сказать девочкам? Они спрашивают о матери почти ежедневно.  Как же теперь жить и где? Я уже очень стара, долго ли ещё протяну?" – тяжёло вздыхала она, утирая   слёзы безысходности.

      Варвара Николаевна вернулась к девочкам, которых на полном основании считала своими внучками.

 "Одни мы теперь друг у друга остались, нет у нас никого роднее на всём белом свете. Николенька пропал, а Машенька уже давно с Богом разговаривает. Надеется не на кого", – горько думала она, стараясь не показывать слёз девочкам.

Они втроём колесили по стране, охваченной гражданской войной, разрухой и болезнями, пока следы их окончательно не затерялись. Теперь для всех они стали Григорьевыми.
      Попробовали жить в городах, где затеряться среди людей было гораздо легче.  Но недостаток продовольствия, невозможность достать что-либо из съестного ни за какие деньги, толкала горожан на отъезд в деревни или более сытые места, в основном, на юг России.
      Прошёл год. Григорьевы обосновались в Орске, снимая квартиру в небольшом деревянном доме в два этажа. Наступила зима 1920 года. Варвара Николаевна, не смотря на тяготы переносимые скитальцами, не теряла весёлого настроения, и щедро делилась им с окружающими. Даже в трагических ситуациях она могла найти место для шутки.

          – В очереди сейчас стояла за ячневым супом. По талонам сегодняшним давали. Так понаслушалась там. Говорят, трубы отопления у всех разморозились, надо печку покупать и дрова где-то добывать, а то замёрзнем все прямо в квартирах. И светлого будущего, что советы народу обещают, не увидим, – смеялась она.
 
      Город во время гражданской войны жил очень напряжённо: не было света, тепла, не работал общественный транспорт, в аптеках не было лекарств, не работала канализация. Города утопали в нечистотах, вызывая множество инфекций. Зато пышным цветом расцвёл бандитизм. Грабили на улицах, в квартирах и подъездах. Городские жители выглядели ужасно, в изношенной одежде и обуви. Средств для покупки обновок не было, одежду нигде не продавали. А если и имелись у кого хорошие шубы или пальто, носить их было опасно, грабители раздевали прямо среди бела дня.

      Хмурым холодным днём Варвара Николаевна, замотанная в старую с вылезшим пухом шаль, в коротком, плюшевом, потёртом полупальто, торопливо шла по тропочке, заметённой снегом, среди таких же хмуро нахохлившихся домов.
Она спешила на рынок, в надежде обменять тонкое золотое колечко с красненьким камушком на что-нибудь из продуктов.
Народу на рынке толкалось немного, торговцев тоже было «на перечёт».
Варвара Николаевна пробежала вдоль лотков, осматривая скудные товары, интересуясь их стоимостью, не сдерживая иногда удивлённого возгласа от непомерно высокой цены.
Наконец, она остановилась возле пышнотелой, мордатой тётки с маленькими, тёмными, юркими глазками, как у мыши, почти утонувшими в щеках.

          – Ну, чё тебе? – недружелюбно проговорила торговка.

          – А Вы на колечко поменяете? – неуверенно спросила Варвара Николаевна.

          – А ну, покажь! – потребовала тётка, вытирая рукавицей мокрый нос, и протягивая руку за кольцом, – Золотое? – уточнила она.

Преодолевая брезгливость, Варвара Николаевна подала кольцо. Торговка засунула кольцо в рот, пробуя золото на зуб.

          – Годится, – сказала она, – что хочешь за него?

Варвара Николаевна показала на мешочек с мукой, потом на картошку и на кусок сала, каждый раз поднимая вопросительный взгляд на базарницу. Та в ответ согласно кивала головой и только мычала своё «угу».  В заключение, Варвара Николаевна робко указала на яйца, просяще взглянув в красное от мороза лицо бабы. Торговка ответила недоуменным взглядом, затем махнула рукой и, спрятав колечко в недрах необъятной груди, принялась складывать продукты в небольшую кошёлку Варвары Николаевны.
Домой к внучкам Варвара Николаевна просто летела, подстёгиваемая боязнью быть ограбленной и радостью, от того что удалось что-то купить из продуктов.

          – Пташки мои! – весело закричала она с порога, снимая шаль, – Шикуем! Сейчас я пожарю картошку на настоящем сале, и будем пить чай с оладьями! Мне удалось купить немного муки, – радовалась она, выкладывая на стол пять картофелин, небольшой кулёчек муки, кусочек сала в два пальца шириной и два яйца.

Она хлопотала у стола, радостно смеялась и делала всё сразу: чистила картошку, заводила тесто на оладьи и растапливала печь-буржуйку.

          – Ну, что же вы, пташки мои, не идёте мне помогать? – позвала она внучек.

Девочки, как-то бочком, вошли на кухню, опасливо оглядываясь вокруг. Не заметив ничего страшного, они заговорили, торопясь и перебивая друг друга, сразу обе вместе.

          – А к нам в дверь стучались, громко–громко!

          – А мы спрятались под кровать и сидели тихо, как мышки.

          – А они хотели сломать нашу дверь.  А потом соседи дверь открыли и стали спрашивать: что случилось?

          – Да. И те, что к нам стучались, к соседям ушли. Но мы всё равно под кроватью сидели.

      Варвара Николаевна встревожилась от услышанного, но решив, что разобраться с происшествием она ещё успеет, продолжила приготовление приятного обеда. Вскоре картошка, издавая изумительный запах, весело шкворчала на сковородке. А в миске начинало пузыриться тесто для оладьев. В дверь постучали, и на пороге возник молодой милиционер в длинной форменной шинели с петлицами, в фуражке с синим околышем. Он представился и попросил Варвару Николаевну пройти с ним в квартиру напротив. 
Войдя в квартиру соседей, Варвара Николаевна ахнула и закрыла рот ладонью. Прямо в центре комнаты на полу в луже крови лежали супруги Комаровские. Тело профессора биологии Антона Павловича лежало ничком, раскинув руки, согнутые в локтях. На спине темнело несколько растёкшихся пятен крови. Анна Леопольдовна, его жена, напротив, лежала вверх лицом с открытыми глазами, подёрнутыми пеленой смерти, вся в крови от полученных ран в грудь. Рядом на полу валялось какое-то тряпьё. Стол и другие предметы мебели были во множественных кровяных потёках, пол в отпечатках мужских кровавых следов. В квартире, состоящей из двух маленьких комнаток и кухни, был учинён настоящий погром, всё разбросано и перевёрнуто.  Ящики шкафов и комода выдвинуты, содержимое их беспорядочно валялось на грязном полу.
Варваре Николаевне стало дурно. Ещё утром она здоровалась с живым Антоном Павловичем, выносящим ведро с помоями. Пожилые соседи были спокойными, милыми людьми, всегда приветливые и доброжелательные.  И потому их было особенно жаль.
Опрос длился долго, но ещё дольше было присутствие её в квартире соседей в качестве понятой. О том, что к ним в квартиру тоже ломились, как рассказали девочки, она промолчала. Не хотелось впутывать в эту историю детей. Она отвечала на вопросы милиционера, постоянно думая о том, что сейчас на месте профессорской четы, могли оказаться Лидочка с Олей. От ужаса, что такое могло случиться с её милыми «пташками», у Варвары Николаевны перехватывало дыхание, и она непроизвольно хваталась за сердце. Милиционер поил её водой, объясняя это состояние шоком от жуткого зрелища.
 
          – Может, Вы слышали что-то или видели? – спрашивал милиционер, аккуратно занося ответы понятых и соседей в протокол.

          – Мы были на рынке, только что вернулись, поэтому никого не видели и не слышали, – отвечала она, думая, что могла бы столкнуться с грабителями в подъезде.

 "Бог нас пожалел всех, и меня, и девочек моих уберёг, а вот Комаровским не повезло… И что грабить-то у них было?" – с чувством жалости к соседям, думала она.

Описание места преступления с многочисленными подробностями заняло достаточно много времени.

          – Совсем бандиты обнаглели. Уже днём квартиры обносят, а тут ещё и двойное убийство. Наверное, пытались сопротивляться, – рассуждали между собой милиционеры, кивая в сторону убитых.

Варвара Николаевна вернулась домой только спустя три часа.
Девочки сидели дома голодные около потухшей печки. Они, не справившись с соблазном попробовать так заманчиво пахнущее блюдо, перетаскали из сковороды половину недожаренной картошки. И с тоской поглядывали на дверь, с нетерпением ожидая бабушку.
 
          – Заждались, пташки мои? – блеснула глазами с невольной слезинкой бабушка, прижимая к себе внучек.

И опять всё завертелось вокруг неё: заиграла весёлым огоньком печка, зашкворчала, дожариваясь, остывшая было картошка, загудел тоненько кипящий чайник. Во время чаепития с оладьями, Варвара Николаевна обратилась к девочкам с просьбой:

          – Милые мои, я хочу вас попросить: никому не говорите, что к вам стучались, когда я ходила на рынок. Мы ходили на рынок все вместе, втроём. Пусть это будет нашей тайной, ведь вам не трудно исполнить эту мою просьбу?  Рты – на замок! Договорились? – подмигнула заговорщицки добрыми, улыбчивыми глазами бабушка внучкам.

 "Надо уезжать куда-нибудь в деревню, там спокойнее и уж, конечно, нет таких банд, что людей убивают за какие-то гроши. А здесь я не смогу защитить девочек. Надо ехать…  Но куда?" – озадачилась Варвара Николаевна.

Через несколько дней семья Григорьевых собралась в путь. Оля и Лида, уже привыкшие к постоянным переездам, паковали вещи, нисколько не удивившись решению бабушки. Она, как обычно скомандовала девочкам: «Едем» и они, ни о чём не спрашивая, принялись складывать свои пожитки.
Григорьевы приехали в деревню находящуюся далеко от города, почти в ста километрах от него. И от соседних деревень было не близко, словом – далёкая, заснеженная глубинка. Добрая женщина Мария Иванова пустила их в свою избу для проживания. Варвара Николаевна не поскупилась с оплатой, одарив Марию царскими червонцами. В избе было две комнатки и большая кухня. Мария согласилась даже готовить на жильцов, так что постояльцы остались довольны.

          – Тольки еда наша простая, щи да каша, картошку могу ишшо пожарить, яишню.  Вот и вся разнобразия, – ввернула она новомодное  словцо.

          – Да мы не прихотливы, было бы что поесть, за то и спасибо. А об оплате договоримся, надеюсь, – улыбнулась Варвара Николаевна.

      Устроились в маленькой комнатке, куда выходила одна стена большой русской печи, здесь всегда было тепло, хотя и тесновато. Крестьяне относились к городским неприязненно без всяких, оснований, просто потому, что они были другие.
Варвара Николаевна обучала своих «внучек» всему, что знала и умела сама: вязанию, шитью и вышиванию, французскому языку и этикету, правилам общения в культурном обществе и танцам. Правда, для полного, разностороннего обучения этого явно было недостаточно. В школу девочки, в связи с частыми переездами, ходили от случая к случаю. Тем более, весной так развезло дороги, что добраться до школы в ботиночках было очень трудно, а новую обувь достать и подавно невозможно. В образовании  девочек оказались значительные пробелы.
Чаще всего Лидочка с Олей коротали время за вышиваниями гладью.

          – Смотри, Лидка, какие маки я вышила! – хвасталась тринадцатилетняя Оля, заглядывая в роскошные карие глаза сестрицы, опушённые чёрными, как смоль ресницами, – И почему ты такая красивая? И лицо у тебя белое и губы всегда малиновые и яркие, не то, что у меня. Ты на маму очень похожа, а я нет… – грустно говорила Оля, собираясь заплакать от такого горя.

          – Вот и неправда, – обнимала её за плечи Варвара Николаевна, – ты тоже очень на маму похожа и тоже очень красивая. Вон, какие ямочки на щёчках! Совсем как у твоей мамы. И волосы каштановые и волнистые, как у неё.
 
          – Да, что волосы, у Лидки такие же! Зато она выше и фигура у неё, как у статуэточки, все так говорят.

          – И у тебя такая будет, как подрастёшь, – успокаивала Олю бабушка, думая про себя, что Олечка добрая и ласковая по характеру, не в пример гордячке Лиды, а её сравнение со своей сестрой – это просто тоска по маме.

 Девочки уже давно перестали спрашивать о маме, догадываясь, что её нет в живых, видя, что в день её рождения Варвара Николаевна зажигает свечу и молится дольше обычного.
Однажды вышивки девочек увидела хозяйка Мария Ивановна.

          – Краса кака! – воскликнула она, – Вота бы на кофте так изделать…– мечтательно вздохнулось ей.

Лида расшила Марии Ивановне праздничную кофту мелкими цветочками, совершенно преобразив её. Мария похвастала своей красивой кофтой сельчанкам и с того дня посыпались Григорьевым заказы на вышивки одежды и постельного белья. За свою работу девочки брали продуктами, кто какие даст: молоко, сметану, яйца, картошку, муку. Иногда приносили курицу или рыбу, если работа была объёмной.
 Оля к тому же отлично рисовала. Она расписала Марии печку и наличники. На воротах изобразила двух поющих петухов, приведя в восторг большую часть жителей деревни.  К ней обращались с просьбами сделать рисунки на ткани, или на бумаге в виде картин. Оля выполняла заказы с удовольствием, если ей приносили листы бумаги и краски.  Она могла часами сидеть за столом, вдохновенно малюя картинки. В момент рисования она чуть прикусывала язычок зубками, время от времени отдуваясь от прядки волос, падающей ей на глаза, забыв про всё на свете. Вкусы у заказчиков не изобиловали разнообразием. Чаще всего просили нарисовать пару лебедей на лесном озере или молоденькую девушку с кудрявой головой в окружении цветов и сердечек. Виды полей, с пасущимися стадами, или река, несущая свои воды средь тенистых лесов, цветущий луг – не вызывали в крестьянах изумления.

          – А! – отмахивались сельчане от пейзажей, – такех-то картинок мы уж вдосталь на своём вяку повидали, – скучным голосом говорили они.

Не впечатляли их горы и море, рыцари на боевых конях и барышни в пышных платьях. Даже изображения игривых коней, бегущих по пушистым снегам, троек, с красиво наряженными санями, не приводили их в восторг. И только лебеди и девушки среди цветов вызывали слёзы умиления в усталых глазах и радость на их тёмных от загара лицах. Заказчики долго благодарили девочку за работу и с благоговением смотрели на неё.
Страшная засуха 1921 года смешала спокойную жизнь людей. Почти сразу с началом засухи стали исчезать продукты. Питаться становилось всё труднее, заказы на картины и вышивки резко пошли на убыль.

          – Поедем мы, – как-то сказала Марии Варвара Николаевна.

          – Господи, да куды жа? – ахнула Мария.

          – Голод будет, Мария, не можем мы здесь остаться, погибнем. И тебе с нами накладно будет.  Поедем мы, я уж собираться начала, – грустно проговорила Варвара Николаевна.
 
Мария поджала губы и помрачнела. В глазах появилась влага. Расставаться с жильцами, к которым привыкла, очень не хотелось.
Варвара Николаевна рассудив, что в городе будет легче выжить, собиралась направиться в сторону Сибири, а куда конкретно, она ещё не знала.

 "В городе и талоны на питание в общественных столовых дают и продукты какие-то можно достать, а здесь, не имея личного хозяйства, в голодное время не выжить", – безрадостно думала она.

       Нашли подводу, на которой отправились до железной дороги.  Погрузили два саквояжа с одеждой и кошёлку с едой, собранной заботливой Марией в дорогу. Шёл первый месяц лета. Солнце палило вовсю, обжигая жаром всё вокруг. Вместо ярких зелёных посевов, поля покрылись редкими, чахлыми растениями, больше похожими на осеннюю увядающую траву. Третий месяц на землю не упало ни капли дождя. Воздух был раскалён и колебался знойным маревом на слепящем солнце подобно живой кисее. Путники прятались от жарких лучей под шляпами с широкими полями. Одежда их пропиталась потом, вызывая определённые неудобства.
Путь от деревни до железной дороги занял почти весь день.
На железнодорожном вокзале кипела многоголосьем разноликая толпа. Варвара Николаевна обратила внимание, как обеднел народ. Не было дорого и пышно одетых пассажиров. Люди сновали сплошь с озабоченными, унылыми выражениями лиц, в сильно поношенных одеждах, с потрёпанными котомочками в руках.
С большим трудом удалось достать билеты и сесть в поезд. Девочки, забравшись на верхнюю полку, почти мгновенно уснули.  А Варвара Николаевна, вжавшись в угол у окна, всё время клевала носом, борясь с накрывающей её дремотой. Борьба эта была тщетной, через несколько минут она крепко спала, погрузившись в безмятежные сновидения.
Варвару Николаевну разбудили крики и очень оживлённое движение пассажиров внутри вагона, здесь царила настоящая суматоха.

          – Что случилось? – встревожено спросила она, оглядываясь кругом.

          – Грабят! Бандиты! – вскрикнула женщина средних лет, подхватив одной рукой узел с пожитками, другой таща за собой мальчонку лет десяти.

За окном рассветная заря красила розовым светом невысокие сопки и вершины деревьев редкого лесочка. И на этом живописном фоне в окне мелькнула кудлатая голова бандита с хищной улыбкой во всё лицо, обнажившей гнилые зубы.

 "Поздно, – мелькнуло в голове Варвары Николаевны, – поздно бежать!"

          – Живо на багажные полки, скидывайте вещи! – крикнула она девочкам, – Прильните к стене и замрите! Не смейте даже дышать! Вас тут нет, что бы ни случилось! И юбки под себя подберите! – приказным тоном добавила она.

Девочки, привыкшие всецело доверять бабушке, моментально сделали всё, что она приказала. Вера Николаевна плюхнулась на место, рядом со своими саквояжами, молясь только о том, чтобы Бог сберёг её «пташек». В отсек к ним забежал лысый мужчина в белом полотняном костюме, шляпе канотье, прижимая к груди объёмистый портфель. Он рухнул на скамью напротив, обтираясь огромным носовым платком в серую клетку. Он отдувался и обречённо оглядывался. Спустя полминуты к ним же заглянул низкорослый бандит в грязной, светлой рубахе, весь увешанный оружием, со сверкающими от возбуждения глазами. Он прыжком приблизился к лысому, дёрнул из его рук портфель. Но мужчина вцепился в свою ношу намертво.

          – Гы-гы-гы – издал звуки, напоминающие смех, бандит.

Он выхватил из-за пояса нож и полоснул им по горлу сопротивлявшегося.
Кровь упругой струёй, фонтаном плеснула вверх, обдав всё вокруг. Этой кровью забрызгало и бандита и Варвару Николаевну, которая в полуобморочном состоянии тоже уже готовилась к смерти.
Разбойник повернулся к пожилой женщине, одной рукой пряча нож за пояс, другой – утирая с лица кровь несчастного.

          – Где твои вещи, бабка? Деньги есть? – спросил он побледневшую от страха женщину.
 
Варвара Николаевна отрицательно покачала головой и трясущимися руками подвинула к разбойнику свои саквояжи. Кошёлку с едой он сам вырвал из её рук. Затем он заглянул под скамейки, но не обнаружил там ничего ценного. Бандит запрыгнул на скамью и стал шарить по краю вещевых полок, находящихся под потолком, рукой.
У Варвары Николаевны помутилось в глазах и, казалось, остановилось сердце. Она замерла, не ожидая ничего хорошего, судорожно повторяя молитву про себя.  Наконец, грабитель спрыгнул на пол. В это мгновение к первому подбежал другой разбойник, не менее страшного вида. Взглянув на зарезанного мужчину и вжавшуюся в угол старушку, он перевёл взгляд на дружка по банде.

          – Ну? – коротко спросил он.

          – Да нету ничо, я всё прошарил, – ответил коротышка.

          – А эта? – снова спросил тот, что повыше.

          – Да, на черта она тебе, старая, она сама сейчас от страха окочурится, – махнул рукой низкорослый.
 
Вдоль вагона поскакали всадники, размахивая оружием, с криками «Домой!». Варвара Николаевна сидела несколько минут с помертвевшим от страха лицом, боясь пошевелиться. Наконец, состав дёрнулся и, набирая ход, продолжил движение. В вагоне, прежде заполненном до отказа, стало свободно. Только тогда уцелевшие путешественники перевели дух. Варвара Николаевна и девочки перешли в соседний отсек, и через несколько часов почти ничего не напоминало о налёте банды на поезд, только пассажиры были непривычно молчаливы.  Ближе к вечеру на большой станции Григорьевы сошли с поезда.

Продолжение... - http://proza.ru/2022/09/08/745