Яблоко раздора

     – Господи Иисусе. Свят, свят, свят. Это, кого еще ко мне там принесло? – заметив через шторку, подвернувшую к воротам белую Волгу, старушка Денисова распахнула окно и увидела за рулем автомобиля знакомого батюшку. – Отец Герасим-то, какими судьбами пожаловал ко мне? Господи-Господи! Али случилось, что ль, чего?
      Настоятель местного храма Успения Богородицы отец Герасим, того самого храма, который вот уже несколько добрых лет реставрировался, что называется, всем миром, с некоторых пор приходился бабушке соседом. Два года тому назад он купил здесь возле соснового бора приличный участок земли, и наняв в городе бригаду шабашников из Средней Азии, начал строить себе роскошный коттедж с большим гаражом на две машины и мансардой.
      – Здравствуйте, Арина Петровна. – слегка тушуясь, поприветствовал он женщину. – И да хранит вас Господь.
      Старушка с нескрываемым любопытством, и одновременно легким волнением глядела на облаченного в длинную черную рясу с большим серебряным крестом давно уже немолодого священника, и про себя гадала, зачем же это он подъехал к ней? Господи-Господи! Если бы, что-то случилось с ее родными и близкими, то ей непременно бы, уже давно кто-нибудь сообщил. А тут сам батюшка, собственной персоной. Ой, неспроста этот визит, ой, неспроста.
      – Доброго вам здравия, отец Герасим. – выглядывая из-за глиняных горшков с геранью пролепетала она.
      – Здравствуйте еще раз! Как вы поживаете, Арина Петровна? Все у вас хорошо?
      – Да, слава Богу. Ничего. А вы проходите, батюшка, в избу, у меня не заперто там.
      – В дом приглашаете? – замешкался он неуклюже возле Волги. – Спасибо. А может быть, вы лучше выйдете на улицу ко мне? Тут на солнышке, уж прямо так хорошо. Честное слово. Никуда не охота отсюда уходить.
      – Мне к вам выйти? Да?
      Священник беззаботно кивнул головой, и от его креста, на воротах забегал яркий солнечный зайчик.
      – Если вам, конечно, не трудно.
      – Да ради Бога. Почему мне трудно? Выйду сейчас.
      – Пока погодка-то позволяет, надо свежим воздухом больше дышать. Наверное, последние деньки стоит тепло.
      Арина не мешкая ни секунды, закрыла на шпингалет окошко, на всякий случай, чтобы не простыть, накинула поверх вязаного джемпера на плечи пуховую шаль, и взяв из вазочки в буфете несколько простеньких карамелек, поковыляла в тапочках на улицу.
      – Ну, здравствуйте, еще раз. – снова ласково поприветствовал батюшка старушку, и она заметила на его упитанном, картинном лице внушающую доверие улыбку.
      – Здравствуйте, отец Герасим. Здравствуйте. Слава тебе Господи. И вправду погодка самый аккурат.
      – Ну, как здоровье у вас, бабушка?
      – Здоровье-то? А как оно у меня? Да вроде, слава Богу. Вашими молитвами. Бегаю потихоньку по избе.
      – Дай то Бог. В церковь-то ходите? Ножки не болят?
      – Да тоже вроде, слава тебе Господи. Конечно, хожу.
      – Ну, и слава Богу. А я связался с этой стройкой, будь она неладна, и распурхаться, все никак не могу. Сам уже в строители переквалифицировался. А куда мне, милая, деваться? И церковь надо бы уже по-хорошему заканчивать, так я еще и дом начал себе возводить. Прости меня, Господи. – с некоторой досадой сказал батюшка, и достал откуда-то из-под рясы белоснежный носовой платок.
      – Солидный дом-то у вас получается, отец Герасим. В таком бы, только жить. – взглянула старушка на трехэтажный особняк с большими панорамными окнами, что стоял неподалеку, чуть наискосок. – Прямо загляденье.
      – Я сам, своими руками, делал проект. Только рассчитывал по-быстрому его сварганить. А сам уже два года, все чего-то строю, строю, переделываю, и зимой и летом колупаюсь, а конца и края все не видать.
      Старушка послушно стояла рядом с батюшкой и с нетерпением ждала, когда он уже начнет говорить по делу, зачем все-таки подъехал-то к ней?
      – А я смотрю, вы дрова заготавливаете? – поинтересовался священник. – К зиме готовитесь уже?
      – Привезли позавчера. Вот жду следующие выходные, сын с внуком обещали прийти, расколоть.
      – Почем нынче дрова-то?
      И отец Герасим оглянулся на кучу из ровненьких березовых чурок, сваленных прямо возле дороги.
      – Подорожали. Пятнадцать тысяч за машину отдала.
      – Дороговато. Мне, как многодетному отцу, газ будет дешевле подвести.
      – Так щас все недешево у нас. Так-то у меня в дровянике еще пару поленниц есть в запасе. Но до последнего полешка, я никогда не довожу. Вот жду субботу. Расколоть уже скорее эту кучу, да без заботы зимовать. А то скоро дожди пойдут, не дай Бог, дрова намокнут.
      – Хорошо, когда помощники есть.
      – Конечно, хорошо.
      – А вот мне все самому приходится делать, или чужих людей нанимать. У меня ведь дома-то одни девки. А я все в церкви с утра до ночи обитаю. Мне некогда.
      – Знаю, что у вас всегда, какие-то дела. Мы ведь с матушкой-то общаемся по соседству иногда.
      – Мы все хотели с ней сходить за сыном. Да Боженька нам его не дал. Прости меня, Господи и помилуй. – и батюшка перекрестился.
      – Девки, разве плохо? Мать, зато заботы не знает с ними, поди? Помогают по хозяйству-то маме?
      – Помогают. Как не помогают. И посуду моют, и стирают, и готовят. Слава тебе Господи, послушные девчонки у меня растут.
      – Четверо, дочерей-то у вас?
      – Четверо, это только своих, и еще мы две приемных взяли. Но те пока малявки. Рано их работой загружать.
      – Какие вы молодцы. Вот возьмите конфеток им с собой. – и бабушка достала из кармашка разноцветную карамель. – Много вам теперь приданого-то надо будет на ваш женский батальон. Шестеро девок, это уже не шутки.
      – И не говорите. Приданое, на самом деле, не страшно. Коли женихи по-настоящему полюбят, то и без приданого возьмут. Мне главное, чтобы у всех было жилье.
      – Оно, конечно, так. Как нынче без жилья? Раньше хоть квартиры бесплатно давали.
      – У каждого человека должна быть своя крыша над головой. Так ведь?
      – А у меня два внука. Представляете? – с искренней теплотой сказала Арина. – Один-то уже, Димка, он давно женатый, а Васька еще в девятом классе учится у нас. Хорошие растут ребята. Дай им Бог.
      – Дай Бог. Крещеные?
      – А как же. Конечно крещеные. Все, как положено. Как только родились, почти сразу их и окрестили.
      – Это правильно. Как нехристем-то жить? Прости меня Господи. Я тоже всех своих родственников заставил покреститься. Как без Господа-то жить?
      Бабушка, наконец, не вытерпела, и решила сама задать священнику, мучающий ее вопрос.
      – Вы-то, какими судьбами, батюшка, пожаловали ко мне? – с откровенным переживанием спросила она.
      – Да я, так заехал к вам. Ехал мимо.
      – Правда, что ли? Вот прямо, так и заехали?
      – Ну, не совсем, конечно. Кхе-кхе. Я только хотел об одном одолжении у вас попросить. – и батюшка неловко потеребил пальцами свою пышную, немножко прикрывающую сверху на груди крест, рано поседевшую бороду.
      Женщина вмиг насторожилась и тяжело задышала.
      – Поинтересоваться у вас хотел, так сказать.
      – А что за одолжение-то, такое, батюшка, я должна вам сделать? А?
      – Да сущие пустяки. Не волнуйтесь вы так.
      – Пустяки? Прямо озадачили вы меня.
      – Тут, такое дело щепетильное. Кхе-кхе. Как бы правильно-то выразиться? Мне тут недавно птичка напела, что ваш сосед по огороду Прохор Егорыч Контуганов, дом свой надумал продавать. Вы не слышали про это, ничего?
      – Как это так? Да вы, что? – сильно удивилась этому бабушка. – Как так продавать? Вот это новость. Че же это он удумал? Хм. Он, ежели, его продаст, то сам-то, где тогда жить будет?
      – Так его дочь, говорят, к себе в город забирает, и вот поэтому избенку-то они и решили продать. Зачем она им здесь нужна, раз они уже все давно живут там?
      – Ну, не знаю я тогда. Не слышала, ей Богу.
      – Кхе-кхе. Арина Петровна. – впал в некую растерянность священник. – Это самое. Как бы вам объяснить-то? Господи. Если честно, то я не о том щас у вас хотел спросить-то. Как будет правильно-то?
      Старушка Денисова взглянула батюшке в его бегающие, что-то такое скрывающие от нее глаза, и онемела.
      – А о чем же, отец Герасим? – затаила дыхание она.
      – Вы только ради Бога не волнуйтесь.
      – А чего мне волноваться? Слушаю, батюшка, вас.
      – Ежели бы вы мне половину своего огорода отдали, так я бы этот дом-то у Контугановых, для своих тестя с тещей, прямо бы завтра прикупил.
      – В смысле половину огорода? – мигом застреляло у женщины в ее покрытых сединой висках. – Кккак так?
      – Они совсем у меня старые, родственники стали, кое-как ходят уже. И было бы неплохо, если бы я Контугановский-то дом для них купил. И мои бы девки за стариками доходили.
      – Так дом-то у них давно сопрел. – попыталась пойти на некую хитрость Арина, и батюшку от покупки отговорить. – Как им, вашим родственникам, в такой развалюхе жить? Вы, видать, плохо знаете дом?
      – Наверно поэтому они его за копейки и продают?
      – Все может быть. Я же не знаю.
      – Так мои бы и не стали в этом доме жить. – продолжал настаивать отец Герасим. – Я бы его сломал на дрова, а им построил новый из кирпича. А пока бы у меня перекантовались. Вот для этого мне и надо вашу половину огорода, чтобы мне места хватило на все. Мне бы, так-то не нужна была ваша территория, Арина Петровна, просто Прохору Егорычу изначально было выделено землицы маловато, нам потом даже картошку тут не посадить.
      – Так я, так и не поняла. Как это вам отдать пол огорода, отец Герасим? – переварив высказанную просьбу, едва не лишилась дара речи старушка. – Я теперь даже и не знаю, что вам сказать. Хм. Этот огород у нас, с каких годов-то? Он моему покойному Василию вместе с домом еще от его прабабушки достался. Как я могу его, вот так просто, взять вам и отдать? Интересно.
      – Да он мне весь и не нужен, ваш огород. Господи ты, Боже мой. Петровна! Вы, что? – в  некотором отчаянии повысил голос батюшка. – Мне, хотя бы половинку. А то, сами подумайте, какой мне смысл всю эту эпопею затевать? Ну, сломаю я его лачугу, мне на этом клочке потом толком не построить ничего.
      – Вы меня прямо без ножа режете, отец Герасим. О-хо-хо. У меня, аж в груди закололо.
      – Да вы не беспокойтесь, Арина Петровна. Если бы вы на это согласились, то было бы, конечно хорошо. Неохота мне, такое место потерять. Удобно здесь будет всему нашему большому семейству. И мы тут с Катериной рядом строимся, и до соснового бора тестюшке моему с любимой тещенькой рукой будет подать. Тем более, цена для меня шибко подходящая. Я ведь не богатый. Подумайте на досуге. Если землицы мне добавите, ой, как я буду благодарен вам. Видите ли, они у меня, родименькие, совсем немощные стали, куда нам их теперь с матушкой девать?
Женщина, только лишь моргала, завешенными белой пеленой глазами и не могла ничего сказать.
      – Ну, ладно, я тогда дальше поехал. Вот, скажете, поп, какой настырный, пристал. А у меня дел еще сегодня столько. Ужас. Вроде, ждали-ждали это лето, а оно моментально прошло. А я, ничего толком сделать не успел. Поеду полегоньку. И спасибо вам за гостинцы детишкам, обязательно передам. А вы все же подумайте, Арина Петровна над моим предложением. И да храни вас Господь.
      – До свидания. – с трудом нашла в себе силы бабушка, чтобы ответить незваному гостю, и на ватных ногах пошла в дом.
      В субботу, уже, где-то ближе к вечеру, аккуратно сложив во дворе под сараем две добротных поленницы, из наколотых за день дров, пятидесятилетний Борис Василич Денисов, завгар совхоза «Ударник» сидел у матери в горнице за столом, и в одного допивал полулитровую бутылку самогона. Его младший сынишка Василий, хорошенько подкрепившись бабушкиными пирогами, смотреть на пьяного родителя и слушать его, уже выученные наизусть шоферские байки не захотел, и поехал на велосипеде к товарищам.
      – Ну, что, Петровна? – вальяжно развалившись на стуле, обратился он к сидевшей здесь же рядышком на диване матери. – Победили мы сегодня всех с тобой? Или еще, какая халтура осталась? Ты говори, не стесняйся.
      – Победили, слава Богу. – умаявшись за день от дров и стряпни, в полудреме пробубнила старушка.
      – Точно все?
      – Точно, Боренька. Спасибо вам, мои хорошие. Можно теперь мне всю зиму, носки у голландки вязать.
      – Этот-то ведь от меня, бандит, не отставал. Кхех! Вроде учиться всего в девятом классе, а вон он, как ловко орудовал колуном. Весь в папашу.
      – А в кого ему быть? Конечно, в отца. Хороший он парень у вас. Я ему, Борька, давеча тыщенку сунула, пока ты в уборную ходил. Только тссс. Никому не говори.
      – Разбалуешь ты его этими деньгами? Мы и так ему, ни в чем не отказываем с женой.
      – Мне для внуков, ничего не жалко. Ты ведь сам видел, своими собственными глазами, как он сегодня эти чураки кромсал?
      Борис жадно опрокинул очередную, наполненную до краев стопку вонючего шестидесятиградусного напитка, и ощутив во рту неприятный, горький привкус домашней сивухи, поморщился.
      – Ооо. Кхе-кхе-кхе. Хорошо пошло, зараза. – закусив пойло горячим расстегаем, прокряхтел он так громко, что бабушка тут же вздрогнула и открыла глаза. – Да конечно видел, мамка! Я ведь так, пошутил. Нам ведь и вправду, слава Богу, хоть с пацанами в этой жизни повезло.
      – А я тебе, о чем толкую, Борька? – налила она себе в фарфоровую кружку вишневого компота, и сама пересела за стол. – Они такие умницы у вас с Галиной.
      – Ты давай, только не сглазь. Тоже мне, умницы. Нахвалишь их щас. Они потом устроят нам веселье. Или ты хочешь, чтобы они у нас были, таким же, как у Мишки Трофимова Антон.
      – Не приведи Господь. – всполошилась бабушка.
      – Вот и я о том же.
      – У этого Антошки три пацана на стороне растут, и все от разных женщин.
      – Он, видать, у баб нарасхват. – усмехнулся сын.
      – Да брось ты. Хм. Скажешь тоже. Чего там, такого необычного? Смотреть-то, не на кого. Маленький, как вон у тебя брелок на ключах, зато гонору-то, батюшки свят.
      – Нарасхват-нарасхват. Весь в дедушку пошел, копия. Тот же у них был женат, только официально шесть раз.
      – Он в последнее время, слава Богу, пока больше не женится. Присмирел. Видно, решил сделать передых себе. Ходит, дурень, по селу, похохатывает. А че ему еще остается, балбесу? Мамка с папкой, за него всем ребятишкам алименты платят, младшеньких по садикам развозят, старшего в школу, кормят их, одевают, обувают. Красота! А этому, хоть бы хны. Нигде работает уже больше года, пьет, как лошадь, да баню эту чертову топит без конца.
      – Так, чтобы ее топить, дрова нужны. – поглядел на свои мозолистые от топорища ладони сын.
      – Так родители, на что? Отец привезет, напилит, наколет. Дитятко же должен чистеньким у них ходить.
      – А вот скажи мне, мам? Ты же про всех, все знаешь?
      – Ну, уж прямо, так и про всех.
      – А чего он работать у них не идет?
      – А кому он нужен, такой? Раньше он трудился на асфальтовом заводе, пока его дядька родной был живой. Дядя-то у него там главным инженером всю жизнь отпахал. Как его не стало, этого поперли уже на следующий день. Кто будет терпеть его загулы? Он ведь при дяде, бывало, по две недели на работу не ходил. Только вожжа под хвост попала, и хана.
      Мужик снова набулькал себе до краев новую рюмку.
      – Ты мне, чего-то сегодня мельком про отца Герасима обмолвилась? – залпом выпил он самогон, и сощурив один глаз, посмотрел на мать. – Че там случилось у вас?
      Старушка, чтобы сын ненароком не заметил в ее потухшем взгляде плохое настроение, повернулась к окну.
      – Ну-ка, давай, рассказывай мне. – увидев, такую реакцию, потребовал в приказном порядке Борис.
      – Да чего там говорить-то? – отмахнулась она. – Пей свою отраву молча. Только от меня отстань.
      – Мамка, у тебя все хорошо? Это самое… Ты чего от меня отвернулась?
      – А что ты ерунду спрашиваешь?
      – Я же вижу, что-то с тобой не то.
      – Да все хорошо. Ей Богу.
      – Точно не врешь?
      – Батюшка был у меня на неделе в гостях. – все же не удержалась Арина, и у нее мгновенно заблестели от обиды глаза и запылали щеки.
      – Чего ему надо от тебя? – насторожился мужик.
      – Ой, Борька. Господи Иисусе. Такой мне чепухи наговорил. Господи-Господи.
      – Чего-чего? Чего это он тебе, такого наговорил-то? Какой еще чепухи?
      – Да ну, его. Господь с ним.
      – Нет уж, теперь давай, рассказывай, что тут у вас с ним произошло?
      И Арина махнула рукой, и все подробно, во всех деталях и красках изложила сыну, о просьбе отца Герасима.
      – Ох уж этот отец Герасим. – постучал кулаком по своему колену Борис. – Хм. Он случайно не брат, того самого Герасима, который Му-Му утопил? У попа была собака, он ее любил. Она съела кусок мяса, он ее убил. Э-хе-хе. Это, какими же шарами он на тебя смотрел?
      – Вот так вот, Боренька мы и живем. Приедешь, вот так ко мне в следующий раз, а огород уже не наш.
      – Я ему дам огород. Унести не сможет. Ездит он все, вынюхивает, где, что плохо лежит. Я вот его увижу на неделе, поговорю с ним по-мужски. Сегодня, только не буду, потому что пьяненький уже. Еще натворю делов.
      – Сегодня не надо. Боже упаси. И вообще забудь.
      – Тоже мне. Частный собственник нашелся. Видали мы, таких ушлых проныр. Я не посмотрю, что он в рясе, и что на Волге ездит по селу. Я тоже в совхозе вес имею. Хм.
      Бабушка, надев очки, выглянула в окошко и посмотрела в сторону его особняка.
      – Стоит машина-то его? – спросил у нее Борис.
      – Нету. Две его девчонки в песочнице играют, а больше и не видно никого.
      – Видать опять, где-то промышляет насчет стройматериалов для своей фазенды.
      – Не знаю даже.
      – Увижу, обязательно с ним поговорю. Нечего доводить пожилых людей до белого каления.
      Старушка задернула шторы и вернулась назад к столу.
      – Даже и не знаю, как мне теперь в церкву-то идти? Он ведь снова у меня про огород спросит.
      – Спокойно иди. Как. Теперь прятаться, что ли от него? Как раньше ходила, так и щас иди. Ты никому, ничем не обязана. И потом, церковь, это пока еще общественное место, ты туда молиться Богу ходишь, а не милостыню у него просить. А батюшки, они такие же простые смертные, как и все остальные люди на земле.
      – Мне после, таких разговоров, неудобно туда идти-то. Это сколько наглости должно быть у человека, чтобы мне такое чудо предложить? Ага. Свою землю я еще не отдавала. Половину огорода. Тоже мне, землемер нашелся, раскатал губу.
      – Во-во. Специалист по межеванию. Кха!
      – Как ты сказал?
      – Кадастровый инженер, я сказал.
      – Нет, сынок, ты, как хочешь, а я туда к нему больше ни ногой.
      – Ну, не ногой, так не ногой. Я тебе свою точку зрения высказал. А дальше ты сама уже решай.
      – Чего же это он, такой бессовестный-то оказался? А? Землю ему нашу родовую вынь, да положь. А больше ему, ничего не надо?
      – Послушай, раз ты не хочешь в его церковь идти, так иди тогда в другую. Какая тебе разница? У нас ведь в поселке она не одна.
      – Предлагаешь мне в другую ходить? – задумалась над предложением сына бабушка.
      – Ну. Там же по улице Коммунаров у речки, в деревянной часовне, кажется, другой батюшка службы ведет?
      – Другой. – с грустью промолвила она. – Там уж больно молодой и неопытный, отец Александр. Он, когда-то раньше у отца Герасима пономарил недолго.
      – Что делал? – не понял Борис.
      – Помогал ему службы вести, да в колокола по праздникам звонил. Но они щас почти не общаются. Из-за чего-то недолюбливают друг друга, бабы говорят.
      – Вам женщинам видней, кто кого недолюбливает. Вот тогда к нему и ходи. – обрадовавшись, что нашел матери альтернативу, налил себе от радости снова полную стопку Борис. – Раз к своему соседу не хочешь.
      – Туда на Коммунаров, больно далеко ходить-то, Боря. Ноги у меня в последнее время стали болеть.
      Мужик опять залпом опрокинул пятьдесят грамм самогона, и на всю избу раздалось кряхтение.
      – Ооо. Кхе-кхе-кхе. Он денег-то хоть за землю предлагал тебе? – не обращая внимания на материнские болячки, Борис засунул в рот кусок Докторской колбасы и стал его жадно жевать. – Или так хотел оттяпать?
      – Да вроде нет, не предлагал. Ничего не говорил про деньги. Может я его не так поняла? Господи-Господи. Наговорю щас сдуру на человека. Ой-ой-ой.
      – Не вини ты себя, Петровна. Все ты правильно поняла. Дождешься от этого проглота денежек. Ага.
      – Ох. Сынок. Ладно, ты уж на него не лихостись. А то еще Господь накажет тебя за твой длинный язык.
      – За этого бегемота не накажет. Не бойся. За правду не наказывают.
      – Опьянел ты, что ли, Боря? Ты чего это про батюшку-то щас сказал?
      – А чего он обижает мою мать? Ты, что ему, должна?
      – Будя.
      – И вообще, какое он имеет право распоряжаться имуществом паствы?
      – Да я уж давно махнула рукой. Ну, сказал, и сказал. Господь ему судья. Богу там, на небе виднее. Как вот он сам считает, так и пусть рассудит нас.
      – Его работа, это в церкви службы проводить, крестить младенцев, венчать молодоженов, отпевать покойников. А он принялся у вас дома на каждом перекрестке строить, да деньги с вас наивных, на всякие там нужды собирать. Вы сами-то не видите, куда вашего отца Герасима понесло? И ведь не боится, что с них, священников, у их шефа на небе особый спрос. Зря они с Богом шуткуют. Он ведь с них, как со своих бывших подчиненных, лично спросит. Это нас, заблудших, он может своим помощникам для допроса отдать. А со всеми батюшками, Бог сам составит беседу.
      – Ой, Боренька, не знаю. Господи-Господи.
      – Хотя, зря я наверно на мужика наговариваю. Зря напраслину на него возвожу. У такого грех не поучиться, как надо правильно вести дела. У него у самого, вон какой теремок уже вымахал у леса, и родне хочет домик справить на твоей земле. Пять баллов. Это мы с тобой, мамань, живем шаляй-валяй, ничего не умеем, а он серьезными делами заправляет. Молодец.
      Бабушка промолчала.
      – Он у вас не мелочиться. Нет. – сам с собой, вслух рассуждал Борис. – И ведь, главное штука, не боится, что за его проделки, могут и жалобу, кому надо состряпать наверх. И что он, тогда будет говорить им?
      – А кто его знает?
      – Это нас, гражданских, с одной работы турнули, мы на другую устроились пошли. А ему, в случае отставки, куда из храма драпать? В сельское хозяйство? Так там работать надо, а не баклуши бить. И потом, на другом месте, ему не видать таких богатств, как собственных ушей.
      – Видно зарплата-то и вправду у него большая, раз во всю строится мужик? Сколько у него она? Не знаешь?
      – А кто его знает, сколько? – с какой-то завистью ухмыльнулся сын. – Там тайна за семью печатями. Пойди, у попадьи его, спроси, сколько он на вашем брате тугриков за месяц зашибает? Вы же с ней якшаетесь по соседству.
      – Угу. Она мне прямо так и сказала. Хм.
      – Я тебе о том и говорю. Они никто, никогда и не скажут. Им это зачем? У них же там в ихней конторе своя экономика испокон веков была. Они и от любых налогов освобождены, кстати.
      Благополучно употребив после конской дозы самогона еще и чекушку водки, Борис перебрался из-за стола на диван, и включил телевизор.
      – Домой-то собираешься сегодня идти? – Арина навела в комнате, где было застолье порядок, перемыла всю посуду, и с облегчением присела рядом с протопленной голландкой на стул. – Или у меня останешься ночевать?
      – Наверно, все-таки не останусь. Щас новости посмотрю и пойду. Ох, и закормила ты меня. Кхе-кхе-кхе.
      – Захмелел? – внимательно вглядываясь в раскрасневшееся, взмокшее лицо сына, переживала мать.
      – Нормально. Завтра все равно воскресенье, рано никуда не надо вставать.
      – Дай-то Бог. А то, как бы ты на работу-то завтра с похмелья пошел? Ты же ведь у нас начальник, как-никак.
      – Мне не привыкать. – шутливо пробубнил Борис. – Я все наш сегодняшний разговор забыть не могу.
      – Это, про что?
      – Про твоего соседа, про отца Герасима.
      – А что тебе не так?
      – Да я все понять не могу, что у таких людей в голове? Он ведь не кукурузу охраняет, он здесь на земле Богу обязан служить. Отдай, говорит, ему пол огорода, и все. Э-хе-хе. Ну, почему, мамка, они все такие жадные-то? А?
      – А кто его знает? Им же в голову ты не заглянешь.
      – Грешно ведь, таким жадным-то быть. – развалившись полусидя на диване, тяжко вздыхал Борис. – Всем, всего хватит. Главное, оставайся человеком всегда.
      Бабушка посмотрела на сына и покачала головой.
      – Я как-то ехал на поезде из командировки в одном купе с военным. – задумчиво сказал Борис. – Тот, возвращался из отпуска, с битком набитыми чемоданами, а я, как всегда налегке. Тут, ближе к обеду, этот полковник накрывает поляну, и давай в одного за обе щеки уплетать. У него там и перепелки жареные, и персики, и сыр, и копченая колбаса.
      – Не угостил, что ли тебя? – перебила его Арина.
      – В том-то все и дело, что я пошел по бороде. Представляешь, даже сухую корку хлеба мне предложил. Я все смотрел, смотрел, как он своей едой давился, и думаю, чего же ты такой скупой-то? У меня бы, например, если бы я не поделился, кусок в горло не зашел. А у него, ничего.
      – Дался тебе этот военный. Наплюй. Ну, не захотел с тобой мужик делиться, и что? Надо было тебе самому, что-нибудь на вокзале спроворить. Сразу его надо записывать во враги? Может он человек-то добрый по натуре?
      – Был бы, как ты говоришь, добрый, он бы, хоть как мне, чего-нибудь да отщипнул. А так у нас с тобой пустой базар получается.
      Бабушка не стала спорить с пьяным, плохо соображающим человеком, и махнула на него рукой.
      – Нет, мамка. Ты пойми меня правильно. – все никак не мог угомониться мужик. – Я ведь на вашу церковь бочку не качу. Я же не совсем контуженный, чтобы против Бога идти. Я вообще верующих людей уважаю. Это значит, в них есть сила воли, сила духа, кремень присутствует внутри. Для меня, как для простого русского мужика, три вещи святы, это Господь, родители и совесть, ну и еще, пожалуй, правду сюда можно к ним приплюсовать. Это, так сказать, фундамент жизни любого нормального гражданина, опора его. А все остальное вертится вокруг этих монолитов. Каждому человеку, запомни, каждому, надо этих четырех китов держаться, а у нас гордыня на первом месте всегда. Ну, вот, к примеру, выдвинули у нас, какого-нибудь чижика на руководящую должность, и он сразу кверху нос задрал, как будто Бога ухватил за бороду. А зачем, спрашивается, он делает так? Ведь все равно же, рано, или поздно скинут. Зато, пока он на коне, успеет столько выпить крови. Ну, ведь, так же, мам?
      – Так, сынок. Так.
      – Вот поэтому, я и говорю, что надо всегда оставаться человеком. Че-ло-ве-ком! И тогда тебе будет в абсолютно любой ситуации, все трын-трава.
      – Все-то ты знаешь у меня.
      – Я ведь понимаю, что в любом коллективе, хоть среди священников, хоть среди нашего рабочего класса, есть нормальные люди, а есть откровенное фуфло. Как говориться, в семье не без урода. Это жизнь. Не могут быть все одинаковыми. Так устроен мир. У меня вон в Бобровке, батюшкой знакомый служит. Отец Валерий. Вот человек, так человек. Из бывших милиционеров, кстати. Ничего у мужика нет за душой, кроме рясы. Да и та, по-моему, на балансе в церкви числиться.
      – Я знаю, такого батюшку. – серьезно промолвила старушка. – Он, говорят, шибко скромный мужик. Как вроде даже не от мира сего.
      – Ну, и пусть. Зато его все в районе уважают. Понятно? А сказать тебе, за что мне больше всего в этом деле обидно? Что порядочные и честные люди, как, к примеру, все тот же отец Валерий, сгорают очень быстро, а всякая бессовестная нечисть, разные там жулики и прихлебатели, долго тлеют, как навоз.
      – Что поделать, Боря? – вздохнула Арина. – Сам же недавно сказал, что не бывает одинаковых людей. Не надо, сынок, всем одинаковые трафареты на лоб клеить.
      – Вот я тебе, матушка моя, о чем и толкую. Что есть в нашей церкви настоящие священники, а есть обыкновенные, зажравшиеся попы. Например, отца Валерия, никогда попом не обзовут.
      Женщина снова жалобно вздохнула, и украдкой потрогала пальцами через тоненькую кофточку маленький нательный крестик.
      – Все люди разные, как камушки на берегу. – совсем стал пьяный Борис. – А отец Валерий, он со знаком качества у нас. Это не твой сосед Герасим, коммерсант. Этот на вас дураках, капиталы кует, да дворцы себе строит. Как говориться, ничего личного. Бизнес. А вы лоб расшибли перед ним.
      – Да Господь с ним, сынок. Нам, что теперь с тобой, больше и поговорить не о чем? Я уже, если честно, о нем и забыла. – и старушка вмиг погрустнела.
      – Зато я, ничего не забыл. Думаешь, запамятовал, что ли? Кхех! Он вам еще покажет, где раки зимуют. Такие, как отец Герасим, знаешь, как грамотно действуют? Не знаешь? Я тебе говорю. Как гипнотизеры. После их культурных обхождений, ты даже и не заметишь, как останешься без последних штанов.
      – Да уж прямо. Не пугай меня давай?
      – А ты не слышала последнюю новость про своего отца Герасима? Как он нашего бывшего механика Шарова недавно у себя в церкви отпевал? Царствие ему небесное. Не слышала?
      – Нет. Видно пропустила.
      – И плохо, что пропустила. – нахмурился сын. – Ничему вас не учит жизнь.
      – И чего в итоге-то?
      – Что в итоге? Галимый беспредел. Вот, что. Мужик, значит, к нему большие года ходил в храм, помогал тому с ремонтом, почти всю пенсию ему отдавал. А как дядя Паша помер, так этот ваш отец Герасим за его отпевание, родственникам, такой ценник заломил. Те обезумели.
      – Ай-яй-яй.
      – Нет. Кто бы, что ни говорил, а Бог, он точно есть, и он один! Отец небесный. Это священников на свете много всяких разных, и у нас у православных, и у католиков, и у мусульман. А Господь один. Как ни крути. Чего ты на меня глядишь?
      – В смысле?
      – Скажешь, я в него не верю? Да я, чтоб ты знала, лапушка моя, когда был коммунистом в советское время, и то, даже в бане, не снимал креста, и Димку с Васькой тебе тогда окрестить разрешил безо всяких.
      – Будя тебе. – цыкнула на него Арина.
      – Или ты думаешь, раз я сегодня немножко разговелся, то ерунду щас горожу?
      – Только сегодня? Правда, что ли? А чего мне Васенька сказал, что ты уже неделю квасишь? Сиди, давай, молча, или домой айда ступай.
      – Позже пойду. Че ты меня выгоняешь? – недовольно огрызнулся сын. – И ты этого Павлика Морозова поменьше слушай. Хм. А то он тебе наговорит.
      – Не мели языком-то. Закусывать надо было, Боря, лучше, а не без ума ее лакать.
      – Нет, мамка. Я в этой жизни больших грехов не совершал. А то, что мы по молодости ходили в клуб на танцы, где раньше размещалась церковь, так это политика у государства, такая была. Как там марксисты говорили? Религия - опиум для народа? Так? Хорошо хоть, что у нас клуб соорудили в храме, а то вон в соседней Крутихе, церковь и вовсе превратили в склад зерна. Это ведь додуматься надо. Тьфу! Я как-то заезжал туда, когда только пришел в совхоз шофером. Так ты знаешь, сколько там у них голубиного помета было тогда?
      – Господи Иисусе. Прости нас грешных.
      Пока Арина читала про себя, какую-то молитву, Борис вытянулся на диване в полный рост и тут же захрапел.
      – Спи, мой золотой. Наработался сегодня. – бабушка бережно укрыла сына пуховым одеялом, и выключив свет, на цыпочках вышла из горницы.