О войне и маме

Погружаясь в поток воспоминаний, пытаюсь разглядеть, ухватить первые. Когда это началось? В маме прошла треть моей жизни, но не сразу я почувствовал себя, ещё позже стал осознавать, много позже отрываться от объятий мамой всей моей жизни: того, что ем, надеваю, о чем думаю и что чувствую. Да, объятия мамы захватили мою жизнь в детстве – и долго ещё даже после отъезда из Рыбного для обучения в Красноярском Государственном Университете был словно окутан непрерывной любящей материнской и отцовской заботой. Непрерывной была именно материнская забота. Она несла, словно укутанного ребёнка морозной ночью к тёплой домашней печи. Мне не хватает этой деревенской печи на пол избы. Так хотелось бы взобраться на палатья, укрыться овечьим тулупом и задремать под застольные песни деда, бабы, отца, матери, деревенских родственников отца – «На горе – серый ворон крячет, а в долине – сиротина плачет…»

1993 год, университетское общежитие, отдельная комната, полученная стараниями отца. Есть возможность побыть наедине, и даже поплакать. Да, смешно, конечно, на первый взгляд, что семнадцатилетний парень может плакать, но раз уж откровенно – да, было и такое. Помню, смотрю на картину, где осенний лист отрывается от дерева – и плачу. То ли от осознания разорванной пуповины связи с матерью, то ли от осознания неизбежной смерти. Или и того, и другого сразу. И когда увидел, что распилили берёзу в университетском лесу, она лежала на земле и на ней я сидел сначала рядом с мамой, а потом – с первой любимой девушкой. Берёзу распилили, и это снова было предчувствием разрыва с обеими любимыми. Набрал опилки в коробок, хранил. Потеряны, как и сгоревшие письма первой любви.

Стою у балкона квартиры номер тринадцать, дома двадцать четыре, улицы Школьная, станции Зыково – начало восьмидесятых. Держу найденное во дворе деревянное ружьё. Читаю – «партизан». – Мама, что значит, партизан? Слышу впервые о Войне и о дедушке, пять раз бежавшем из концлагеря, воевавшим после побега вместе с партизанами, а затем – снова в Армии до Берлина. Впечатлил рассказ. А где же медали и ордена деда? Там – в 2015, на сайте «Подвиг народа».

Примерно тогда же, в зале этой же квартиры. В комнате мама, папа и дед – Николай Иванович Клюев. Что-то начинаю искать на верхних полках «стенки» - набора шкафов, популярного в семидесятых-восьмидесятых. Вижу пачку денег. Замираю, не зная, как реагировать. Мама резко поднимается и закрывает тумбочку. Удивляюсь. Чуть позже говорит, - испугалась, что скажешь, смотрите, что я нашёл. Эти деньги собираю на поездку на Запад. Так в Сибири мама называла Горьковскую область.

В деревне Хмелевая нас встречают дюжина ребятишек, и баба Шура среди них. Растянулись цепью, словно солдаты в гражданскую, или Первую мировую, где прадед, Кукушкин Иван Петрович, воевал в Преображенском лейб-гвардейском полку. Так он мог увидеть эту цепочку его цыплят, появившимся вопреки встречным цепям десятых-двадцатых. Уцелел прадед в знаменитом сражении у Корытнинского леса в 1916, в подобном Брусиловскому прорыву, безуспешному в итоге и бессмысленному броску навстречу выстрелам, ранениям, смертям. Сколько таких ватаг детишек не родились после всех прорывов, надрывов, переломов первой половины двадцатого века?

 Прадед в Петрограде лежал в госпитале в феврале 1917-го. Как мне в 2022 рассказал внук его брата, Андрей Поляков, когда ещё был жив Иван Петрович, его брат – Кукушкин Степан Петрович, участник Войны, и мама Андрея ездили в Хмелевую, повидаться с братом. Иван Петрович рассказал, как в феврале ходил на митинги. Одного оратора от какой-нибудь партии послушаешь – верно говорит! Поднимается на трибуну оппонент от другой партии – тоже верно… Не знаю, что в итоге подумал прадед, но после Петрограда вернулся в Варнавинский район Нижегородской губернии и не участвовал в Гражданской. Правда, попал на Финскую в 1940-м. Вернулся парализованный. Жена, Анна Фёдоровна, выходила, пропарила в бане в выдолбленной в дереве ёмкости залитой конским навозом. Как-то спасла мужа. Но одна нога осталась парализованной навсегда – любая война что-то парализует, - ноги, руки, душу и… память внуков. Не отпускают нас эти войны. А вот и новая – Za Vеру в Жизнь. И как в фильме ужаса побеждённые зомби вернулись туда, где в 1943-44 м мой дед уже бил их. Бесконечное возвращение зла, снова и снова война… Подвигом держится жизнь. И если когда-то пытки нацистов были чем-то отдалённым, тем, что уже невозможно было представить затрагивающим тебя, то сейчас, когда нам показали видео, что делают с нашими парнями новые нацисты… хочется взять автомат и снова идти, казалось бы, пройденной дорогой. Но нет же, выползли из ада тени исключительных - и снова их нужно бить, исключать из жизни.

 Может, парализованная нога спасла прадеда от мобилизации в Великую Отечественную… Где с первого до последнего дня прошёл путь его будущий зять, отец моей мамы – Заякин Николай Иванович. Его, заболевшего туберкулёзом после Войны, прадед выходил, - продал корову, чтобы было чем Николая кормить в госпитале. Но… врачебная ошибка, укол пенициллина за два часа до отъезда из госпиталя домой и – смерть… Так чудесная удача выживания уравнялась роком. Умер молодым, в тридцать три, но – появились после Войны две дочери, внуки…
 Впереди быстрее всех навстречу нам с мамой и Вадимом, старшим братом, бежит Валюшка, младшая сестра мамы, - царство тебе небесное, Валентина, - трагическая судьба, бездетность, смерть любимого мужа в автокатастрофе, рак, мучения, уход… Помню, как вела нас с братом на покос через болото, мимо змей, на плечах меня несла… Спасибо!
***
Сижу на крылечке дома в Хмелевой. Напротив, через дорогу, у штакетника стоит баба Шура. Пристально смотрит. О чём думаешь, бабушка? Может, подумала сейчас о моём деде, твоём первом муже Николае? Или о том, как моё появление сделало невозможным возвращение дочери на родину? Немного позже ты поднялась на крыльцо и о чём-то спросила меня. Может, пожалела, что не сохранила медали и ордена деда для меня? Или, чем-то напомнил первого мужа? Как грустно, что уже никогда не узнаю, о чём же ты думала, бабушка, глядя на меня через дорогу.

Странно, что в стране, где миллионы были в Гулаге, семнадцатилетнюю девушку отправили на лесоповал. Как и почему? С кого спросить? Так увлеклись расстрелами, что валить лес кроме как девочкам подросткам некому осталось? «Вели нас как на убой…» - говорил моему другу его дед, Бирюков Пётр Гаврилович, тоже штурмовавший Сапун-Гору у Севастополя, как и мой дед. Что за отношение к людям? Или – штурм Зееловых высот у Берлина. В лоб идти на укрепрайон, когда его можно было обойти. Да, больше времени, да, мог Рокоссовский, а не Жуков стать победителем Берлина – вы что творили? Жуков – ты зачем зря погубил триста тысяч ребят на этих высотах? Думаешь, победителей на судят?.. Что ты ответил Там, миллионам не рождённых потомков этих ребят?

Когда девушки сплавляли лес по Волге к Сталинграду – река у города была красной… Их встретили несколько бойцов, забрали плоты из брёвен и сказали, - Девчата, быстрее уходите отсюда… Знали, насколько не девичье дело видеть то, что было в Сталинграде, жалели девчат.

А вот те, кто принимали закон сажать в тюрьму девушек, сбежавших с лесоповала, не жалели. Шура с подругой прибежали в Хмелевую, не выдержав, или, может, просто хотели побывать дома? Прадед понял – спасать надо дочь, срочно замуж выдавать. Был сорок шестой, только что вернулся после годовой отсидки в Гулаге Заякин Николай, органы как-то узнали, что в сорок первом он был в плену. Наверное, помогли ордена и медали, освобождение Севастополя, восточной Европы, взятие Берлина – год, а не десять провёл в Лагере. Дед, как ты сохранил покрывало из Берлина? Часто прижимаюсь к нему – единственному, что из вещей осталось от тебя и чувствую – ты и Оттуда помогаешь мне. 

06.09.2022
Долго не возвращался к воспоминаниям. Всё жаркое лето у телеграмм каналов об СВО… Война… Снова Война. Бесконечная, безграничная. Только Победа снова нужна. И как тяжко, что снова она – Гражданская…  С двух сторон свои – русские. Правда, как и у Гоголя в «Тарасе Бульбе» - один брат решил, что ляхи ему ближе… Заряжено ружьё Тараса. Тяжело в сына стрелять, а иначе – никак.
Пробую что-то сделать с одним нужным делом для людей тех близких нам земель… Получится ли? На волю Твою, Господи, отдаю решение. Сделаю, что должно.
Не идут пока воспоминания. Словно замер я на той-этой войне бесконечной – Гражданской переходящей в Отечественную и как бы новая гражданская не обернулась новой Отечественной.