Розы для магистра

Любовь Мужчины — лучший рецепт молодости и красоты Женщины…
А Любовь Женщины — лучший рецепт силы и успешности Мужчины.

ОТ АВТОРА
 
         Даже такие слова, как сифилис или гонорея произносились в стране советов с невероятной брезгливостью и большой осторожностью. Считая, что такое заболевание возникает от половой распущенности. Их старались заменить другими словами. Я уже не говорю о сексе. Это вообще была запретная тема, но каждый человек взрослого поколения знает, что во время перекуров рабочего класса или за выпивкой все разговоры в основном сводились к сексу. То же самое касалось и ИТР, они любили не только обсуждать секс, но и знали много пикантных анекдотов на эту тему. Мало того, многие гордились своими новыми победами, на женском фронте. Молодёжь постигала азы секса не в школе и не по книгам, а на улицах от старшего поколения и обязательно в искажённой форме, что не редко приводило многих несовершеннолетних на скамью подсудимых за свой дворовый половой ликбез. А в высших кругах совсем неуместно было публично разговаривать на эту тему, — статус интеллигенции не позволял. Думаю, не ошибусь, что скажу: мало было руководителей, у кого бы в запасной обойме не находилось несколько прелестных любовниц из подвластных ими предприятий. Все мы люди и ничто человеческое нам не чуждо. И что сейчас говорят, что у нас не было раньше секса, это в корне неверно. Секс был, есть и будет! Только в советские времена, его пытались заглушить лозунги высокой нравственности, где скучно отражались слоганы морального кодекса строителя коммунизма, — отчасти позаимствованного коммунистами у опальной церкви. Но естество трудно удалить из сознания человека. Активный народ не хотел жить ни по канонам церкви, ни по заветам Ильича. Они жили по своим интересным и многогранным правилам. Хотя надо сказать, что миллионы людей в какой-то степени за свою объёмную любовь серьёзно пострадали не только от партийных комитетов, но и профсоюзов, — считавшейся тогда школой коммунизма.
Эта книга полностью о любви, и написана она под острым соусом. В ней подробно описаны сцены любви с ненормативной лексикой. Поэтому прошу читателя, относится к некоторым словам как, к фольклору экспрессивных выражений? И не возмущаться выбранному мною жанру. Есть же магазины для взрослых, а почему не быть и книгам


                КАРУСЕЛЬ = ПОЦЕЛУИ

  Анатолий Романович Магистратов не был счетоводом женских побед. Он просто всю жизнь любил красивых женщин отдавая им свою страсть одинаково, никого при этом не обижая. Предпочитал больше загадочных дам, истосковавшихся, по мужской ласке. Эти дамы до последнего дыхания воздавали ему за постельные труды, взаимно платя ему своей неизрасходованной страстью. За, что он их боготворил. Впервые он познал вкус сладострастия, когда ему исполнилось двенадцать лет. Тогда мальчишкой в зимний вечер, когда родителей не было дома, они со старшим братом привели в квартиру соседскую девицу Азу Седову, жившую этажом ниже. Она за свою половую скороспелость и раннюю развратность успела побывать в бессрочной колонии для несовершеннолетних преступников.
Они сняли с неё костюм с начёсом и, разложив её на колченогой старинной кушетке, где познакомились впервые с органами, которые на уроках анатомии они не проходили. Испытав, приятные ощущения, маленький Толик сделал для себя богатый жизненный вывод, что лучше сексуальных отношений с противоположным полом, на свете ничего не существует. С Фаиной ему в дальнейшем приходилось не раз проходить курсы молодого завоевателя дамских сердец, пока её не отправили в Кустанайскую область, покорять целину. У него тогда после близких отношений с соседкой появилась цель, оплодотворить в своём классе всех понравившихся ему девчонок, на которых он за уроками долго и незаметно наблюдал. Он понимал, чтобы себя влюбить в них, нужно всегда и ежедневно чем-то отличаться перед ними, будь это урок труда или математики. Для него это не имело значения. Первым решить контрольную работу и дать списать тому, кто не смог справиться с заданием. Или пробежать шестьдесят метров на физкультуре быстрее всех. В переменах, можно было даже подраться с каким-нибудь известным школьным хулиганом и выйти победителем. Он уже знал от брата, что красивые девчонки любят только лидеров. Он начал посещать спортивную секцию лёгкой атлетики и штудировать взрослую литературу, которую украдкой от родителей читал, когда их не было дома, или ночью с карманным фонариком шуршал под одеялом. Главными его литературными идеологами были Бальзак, Стендаль и Эмиль Золя. Он скрупулёзно дочитывал книги от начала до конца и всегда записывал умные высказывания авторов, чтобы после можно было блеснуть перед девочками своей эрудицией. И это вскоре возымело действие, на его одноклассницу Нину Плеханову, которая жила одна с матерью. Мать у неё работала кастеляншей молодёжного общежития и домой приходила поздно, а иногда и совсем не появлялась, полагаясь на сознательность дочери. Плеханова, как завороженная стала ходить всегда за ним и поджидать Толика у подъезда в неурочное время. Он это заметил сразу, но в свои мальчишеские объятия не спешил её заключать, боясь последствий. К тому же ещё одна одноклассница Марина Сухарева отличница и пианистка из интеллигентной семьи тоже кидала в его сторону не пустые взгляды. И он чувствовал её интерес к себе, но опасался папу, занимавшего пост начальника милиции. Из класса Маринка Сухарева всех больше нравилась ему. У неё были чёрные настоящие кудри, и под носом красовалась небольшая родинка, которая придавала ей особую пикантность. Некоторые учителя называли её ягодкой. Она действительно была похожа на неё, особенно тогда, когда поверх ученической формы надевала кофты ярких тонов. Маринка сама пересела к Толику за парту в конце зимы и постоянно угощала его сушёными бананами и коржиками. Но классный руководитель, обнаружив эту перемену, рассадил их на прежние места, подсадив к ним отстающих ребят. Обычно вся их дружба заключалась только в стенах школы. За её пределами из-за занятости они почти не встречались.
      Это было в восьмом классе, они с Сухаревой дежурили и остались после уроков убирать классный кабинет. Незаметно он скинул перед Мариной с парты на пол учебник истории, из которого выпали вырезки артисток и женщин из модных журналов. Сухарева быстро подняла пачку с пола и с любопытством начала разглядывать женщин, некоторые из которых были полуобнажённые.
— Ничего хорошего, — фыркнула она, — я не хуже их.
— Может быть, — сказал ей Толик. Но ты свою красоту, как монашка носишь под школьной формой. А на физкультуру ты давно не ходишь, опасаешься, свои музыкальные пальчики повредить. Поэтому сопоставить с ними я тебя не могу, — после чего он заложил картинки, обратно в учебник истории.
— Хм, подумаешь мне красавицы. Я вырасту, и меня будут печатать в журналах и показывать по телевизору.
Она взяла швабру и засунула её в дверную ручку так, что из коридора невозможно было открыть дверь. Толик вздрогнул от неожиданности, и голова приятно закружилась от предчувствия, что Маринка пай девочка может сейчас изобразить неожиданный и экстравагантный номер. Сухарева после того, как прикрыла дверь, подошла к парте, открыла учебник истории и спросила:
— Какая женщина, тебе всех больше нравится, выбирай?
Толик, не раздумывая, выбрал Софию Лорен, обтянутую в чёрный корсет:
— Вот она, самая что ни наесть лучшая, — дрожащим голосом произнёс он.
— Большеротая с длиной шеей, и неправильной формой черепа, — сделала она заключение, — если её постричь наголо, то её голова будет похожа на яйцо или финик. Вульгарности ей не занимать, но актриса она хорошая, я это признаю.
— Нормальная голова и должна быть похожа на яйцо, а не на тыкву, — сказал Толик, — а то, что у неё роли такие похабные, так за это её и любят мужчины и ненавидят женщины, которым не дано быть такой очаровательной, как Софи. От неё исходит сказочное обаяние и необъяснимая загадочность. Она смела в своих ролях, за все эти её божественные качества, я её обожаю.
Он перевел взгляд на Сухареву и продолжил:
— Ты Маринка красивая девчонка, как и твои смоляные кудри, но в тебе мало свободы. Поэтому ты не можешь быть такой раскованной, как Нинка Плеханова. Хоть тебе родители и купили такой же кожаный портфель, как у неё, вы всё равно два больших различия между собой. Тебе за ней не угнаться, поэтому к ней все мальчишки и липнут, а не к тебе.
— Это у меня мало свободы? — вспыхнула она, — смотри Толя, мои ноги не хуже, чем у твоей у твоей Софии Лорен и Плехановой?
Она высоко задрала подол школьный формы и повернулась к однокласснику задом, показав ему сформировавшие уже не детские ножки, облачённые в капроновые чулки и чёрные маленькие трусики, облегающие на её миниатюрной попке. Не отпуская рук от подола формы, Марина близко подошла к Толику и неумело поцеловала его в губы. От чего он немного смутился, но быстро взял себя в руки:
— Маринка, а ты целоваться не умеешь, — сказал он.
— А я кроме родителей и своего плюшевого мишки никого в жизни не целовала, а ты с кем-нибудь, целовался? — спросила она.
— И не раз, меня одна взрослая девчонка ещё в двенадцать лет научила этому приятному искусству.
После чего он посмотрел в окно и, убедившись, что они не доступны взорам посторонних глаз, прижал крепко её к своей груди. Она тяжело задышала и закрыла глаза. Он понял, что Марине сделалось приятно, и поцеловал её в засос. Она отпустила руки от подола и обвила его шею. Толик почувствовал вкус сушёных бананов на её губах и жаркое полыхание горящего лица.
— Ты меня научишь так целоваться? — спросила она, когда он оторвался от её губ.
— Хоть сейчас, — тяжело задышал Магистратов.
— Нет, сейчас я не могу, я вся горю, — она приложила свои ладони к лицу. — И место неподходящее для обучения, — отказалась Марина. — Давай завтра после уроков приходи ко мне, и мы продолжим эту процедуру, только никому не рассказывай? — предупредила она его, — пускай это будет нашим секретом.
— Ты что, за кого меня принимаешь? — несмотря на неё сказал он. — Я же понимаю, что о таких вещах дозволено знать, только двоим, тебе и мне. И он потянулся к ней.
— Магистратов, только быстро меня поцелуй, а то нас здесь застукают, тогда позор на всю школу будет. Из комсомола обязательно выгонят и вместо аттестата нам выдадут волчьи билеты.
— Я согласен на такое наказание, лишь бы тебя целовать ежедневно, — с хрипотцой в голосе произнёс он и вновь впился в её губы.
Толик вновь почувствовал, её пахнущие бананами уста и после того, как поцеловал её, он не хотел выпускать Маринку из своих объятий, прижавшись своей щекой к её лицу. Он ощутил прикосновение её длинных ресниц, которые учащённо щекотали его лицо.
— Толик хватит? — затрепетала она, — прошу тебя, не надо больше? Давай дождёмся завтрашнего дня, я боюсь здесь заниматься этим.
После чего она схватила свой портфель и выбежав из класса, крикнула ему:
— В парке же за карусели деньги платишь за меня, тогда и за поцелуи убирай класс вместо меня.
Толику пришлось одному заканчивать уборку класса в этот день.

                ЭТО БУДЕТ КРУЧЕ ПОЦЕЛУЕВ

  Придя, домой из школы он старался не смотреть на мать и брата. Ему казалось, что по его лицу можно было понять состояние его души. Где было отпечатаны его поцелуи с Маринкой Сухаревой. Он сразу сел за выполнение домашнего задания по геометрии, но доказывать теорему ему мешали сумбурные мысли. Он отложил геометрию и достал учебник истории. И здесь новый материал не лез в голову. Он понял причину, которая мешала ему выполнить домашние уроки. Ему нужен был контакт с девочкой, но Азы не было рядом, и самой доступной для него могла сегодня быть только Плеханова, которая наверняка сейчас толкается около его подъезда, а может даже в самом подъезде с подружками под лестницей сидит. Оставив открытым учебник истории на письменном столе, он положил в пустой спичечный коробок две горошины аскорбиновой кислоты, оделся и вышел из квартиры. Спускаясь по лестничной клетке, он услышал знакомый смех Плехановой. Она действительно сидела в подъезде под лестницей с Лизкой Мочаловой, которая жила по соседству с Толиком. Мочалова училась в вечерней школе, и у неё был взрослый парень Мишка Кисель, который служил в это время в армии. Они сидели на доске, опорой, которой служили кирпичи и ели конфеты батончики.
— Толик, хочешь конфетку? — спросила Лизка.
— Давай съем одну, — протянул он руку к кульку.
Не разжёвывая, проглотив батончик, он безразлично посмотрел на девчонок:
— Ерунда ваши конфеты, — сказал он, — вот у меня конфеты есть, вы таких сладостей, точно никогда не ели, и даже не знаете, что такие конфеты существуют в природе.
— Хвалишься, а почему не угощаешь? — спросила Плеханова.
— Я бы тебя угостил, а Лизке ни за что не дам, — сказал Толик.
— А почему? — спросила Лизка.
— Ты матери моей всё проболтаешь, — произнёс он ей шёпотом на ухо.
— Ты Толик о каких-то сверхсекретных космических конфетах рассказываешь нам, — засмеялась Лизка. — А с твоей матерью я никогда и ни о чём не секретничаю. Это они с моей матерью обо всём судачат. — Неси свои конфеты сюда? — сказала она.
— Не в этот раз, мне сейчас некогда, — спасовал он. — Я вообще — то Нина к тебе направился. Мне транспортир срочно нужен, который ты у меня на геометрии сегодня взяла и не вернула. Сходи домой, а я тебя здесь подожду.
— Не угадал, я назад возвращаться назад не буду, — воспротивилась она, — если хочешь, то пошли со мной, или завтра в классе отдам.
— Я бы подождал, но мне он сейчас нужен, — сказал Толик. Этого Толику и надо было. Он хоть и тяжело вздохнул, но идти с ней домой охотно согласился.
Плеханова открыла обитую дерматином дверь английским ключом и впустила Толика в квартиру, не забыв поднять кнопку предохранителя замка, что не ушло от зоркого взгляда Толика.
— Раздевайся, я тебе новую пластинку сейчас поставлю, — сказала она.
Толик молча, разделся и прошёл в небольшую комнату, где в углу стояла радиола Рекорд, на которой не большой горкой лежали граммофонные пластинки.
— Давай вначале транспортир, а то забудем за музыкой, — сказал он.
— Если у тебя память дырявая, то я не забуду, — защебетала она, ставя пластинку, в исполнении армянского музыканта и певца Жан Татляна. — Толя, а про какие конфеты волшебные нам с Лизой рассказывал? — внезапно спросила она.
— Эти конфеты для взрослых, — начал объяснять он, — для тех, у кого бывают жизненные невзгоды и расстройство в половой сфере.
— А где ты достал эти конфеты?
— Лёва аптекарь из-за границы привёз и мне две горошинки дал для пробы.
— И ты, значит, решил меня угостить своей конфеткой, — смеялась она.
— Нин хочешь, вместе по одной съедим? — предложил он. — Посмотрим для любопытства их действие?
— Это любопытство мне дорого может обойтись. Но я согласна с условием, что ты никому не расскажешь.
— Ты что, — я же не враг сам себе, — уверял он её.
— Доставай свои конфетки? — смело сказала она.
Толик из брюк вытащил спичечный коробок и дрожащей рукой вытащил оттуда маленькую горошинку аскорбиновой кислоты:
— Держи, не урони только, а то закатится, под плинтус, тогда пиши — пропало. Точно не найдём, пока полы не вскроем. Её нужно проглотить, запивая водой. Опрокинув коробку с оставшейся горошиной себе на ладонь, он бросил себе её быстро в рот.
— Давай воды неси? — сказал он Плехановой, — чего смотришь?
— Твои конфеты похожи, на те, что нам в начальных классах раздавали врачи, — сказала она и пошла на кухню за водой.
— Все таблетки почти похожи, как близнецы друг на друга, — доказывал он ей, — думать надо, это же медицина!
Она принесла ему в гранёном стакане воды из кухни. Он выпил полстакана и протянул остатки ей.
— Я на кухне выпила свою конфетку, — расширив глаза на одноклассника, сказала она, — а что дальше будет?
— Будем ждать, когда нас потянет друг к другу, — сказал он со знанием дела.
— Толик, а меня уже магнитит к тебе, — прошептала она.
— Уже? — удивился он. — Тогда давай целоваться, чтобы магнитило ещё больше.
Он понимал, что хоть его язык и геройски вёл себя в эту минуту, но состояние было ещё робким, и побороть своё внутреннее смущение он мог, только отдав всю инициативу полового акта в руки смелой Плехановой.
— Веди меня к целовальному месту? — закрыв глаза, он протянул ей свою руку.
Но она взяла его за две руки и усадила на свою неубранную кровать. Нина первой начала целовать Толика. Умело, бегая своим маленьким язычком по его рту, она довела себя и его до критического момента.
— Ты мне Толик всегда нравился, ещё с пятого класса, — сказала она. — А твоя таблетка мне ещё больше прибавила любви к тебе!
— Ты мне тоже Нина порой нравишься, и я сейчас от твоих прикосновений в тумане нахожусь. Мне и глаза страшно открывать. Я боюсь, что открою их, и всё пройдёт мигом, как скоротечный сон. «Со мной ничего подобного никогда не было», — колеблющимся голосом говорил он ей, держа на её девичьей груди свою руку.
— Мои глаза, как и у тебя, закрыты, я тоже первый раз это делаю. — шептала она. — Давай не будем их открывать и разденемся, будто мы слепые? — предложила она.
Когда они разделись, на ощупь залезли под домотканое одеяло, и прижались своими горячими телами друг к другу, Плеханова громко вскрикнула и резко отстранила Толика.
— Всё случилось Толя, я стала женщиной, а ты мужчиной, — открыв глаза, держала она большой кусок ваты в крови перед лицом своего одноклассника.
— Нет мы пока с тобой не мужчина и не женщина, так как не испытали вкус неземного блаженства, — сказал он с досадой.
Раньше он почему-то считал, что Плеханова уже пробовала мальчиков, которые постоянно вились перед ней.
— Не спеши? — я пойду, вымоюсь и мы с тобой вместе на небо полезем.
— Хорошо иди, а я закрою глаза и буду ждать тебя, а мать твоя не придёт случайно? — испуганно спросил он.
— Нет, она на пять дней уехала в Ленинград на экскурсию, и приедет только после восьмого марта, — успокоила она его.
— Тогда иди быстрее в ванную.
После ванной их юные тела вновь соединились, и Толик наконец то достиг своей цели, не поняв, достигла ли того же Плеханова. Но по высокой температуре её девичьего тела, он догадался, что плохо от скоротечного секса ей не было.
— Я теперь понимаю, почему мне мама говорила, какое большое счастье быть женщиной, — еле ворочая языком, проговорила она. — Мама мне говорила, что вначале может болью отозваться шаг к женскому совершенству, а потом пойдут ежедневные праздники, от которых голова кругом будет идти. Ты только никому не рассказывай о нашем с тобой сближении? — повторила она свою просьбу.
— Я, что на придурка похож, — буркнул Толик.
Он подозрительно на неё посмотрел и тихо спросил:
— Нин, а где ты так целоваться классно научилась?
— Этому меня твоя соседка Лиза научила и видела, как мою маму тайком целовали разные мужчины в общежитии. После этого у меня разогрелся интерес, почему людям хорошо бывает, когда они целуются, скрыто, чтобы их никто не видал.

                ДРАЗНИТЬ ЖЕНЩИНУ ОПАСНО

       На следующий день в школе, ни Толик, ни Плеханова друг к другу не подходили. Они были, словно чужие, будь то с ними и не было перед этим днём интимной близости. Толик такое поведение со стороны Плехановой расценивал, как конспирацию и был рад, что она его освободила от лишнего обращения к ней. Ни транспортира и вообще ему ничего не надо было от неё. На последнем уроке литературы ему на парту упала записка. Развернув, её он прочитал.
Магистратов!
…После школы жду тебя у себя дома. Я тебе исполню свой романс «Очарование», к которому слова и ноты сама написала. Ты будешь первым, перед кем я его исполню. Мои родичи утром уехали в область, к родственникам, а вечером у них там торжественный вечер, посвящённый восьмому марту, и я буду дома одна воодушевлённо ждать тебя.
Марина.
«Пошла волна конспиративных встреч», — подумал Толик.
И на обратной стороне записки написал:
…Обязательно буду и твой романс «Очарование» согласен слушать вечно, обняв тебя за плечи.
Толик.
Свернув записку в трубочку, он отправил её назад Сухаревой по воздушной почте. С нетерпением он дождался конца уроков и без оглядки бросился переодеваться домой. Дома в это время никого не было. Он вначале примерил новый костюм с бабочкой, который ни разу не одевал, но посмотрев в зеркало, передумал и облачился в спортивный костюм. Взяв со старого рояля, хрустальную вазу, он завернул её в слюдяную бумагу и уложил в спортивную сумку. На выходе из подъезда он столкнулся с Плехановой:
— Куда это ты направился? — заносчиво спросила она.
Не ожидавший такой встречи, он оторопел. Посмотрев на Плеханову, он увидал у неё в руках портфель.
«Дома ещё не была, — подумал он, — знать следила за мной от школы».
Плеханова смотрела на него с явным недоверием.
— Я в спортзал в двадцать вторую школу пошёл. У нас матчевая встреча сегодня с ними по баскетболу, — соврал он.
— Ну, ну, иди, только смотри не промахнись мячом, а то опозоришься, смеяться потом будут все, и ноты не перепутайте с Сухаревой на баскетбольной площадке, — сказала она зло, и круто развернувшись, пошла к своему дому.
«Странно, откуда она узнала про Сухареву? — подумал он, — наверное, видала, как мы с ней перекинулись на литературе записками. Неосторожно я поступил, нельзя было расстраивать Плеханову. Как бы она со зла чего не натворила с собой. Были случаи в городе, когда девчонки из-за горькой любви вешались на петле. А может у нас с ней любви, и никакой не было, а просто праздное любопытство к противоположному полу», — успокоил он себя и зашёл в жёлтый дом на улице Герцена, где жила одноклассница Марина.
Тогда он не подозревал что, переступая порог этого дома, он идёт прямым ходом к большим неприятностям и своему юношескому позору, которым его одарит школа и комсомол. И винил он в этом только себя, считая, что все возникшие неприятности на пустом месте не возникают. И что только он лично является главным автором всех своих неприятностей.
Марина в этот день, не будет ему исполнять свой романс. Она покажет ему мамины книги по гинекологии, о существовании которых он и не подозревал. Сама же Марина в отношении секса была теоретически намного опытнее Толика, хоть на поверке и оказалась девочкой. Она не вскрикнула от первой женской боли и не напугалась при виде алой крови у себя в промежности. Испуг к ней пришёл, когда она открыла при Толике свой портфель, чтобы они на записке оба поставили число и свои автографы в тот день седьмого марта, когда они стали взрослыми людьми.
— Это не мой портфель, — заплакала она. — В раздевалке мы с Плехановой нечаянно обменялись, наверное? Что теперь будет, если она найдёт нашу записку? — вытирая пальцами слёзы, говорила она.
— Плеханова болтушка, она непременно растреплет всей школе об этом и, если слух дойдёт до моих родителей, я представляю, какая катастрофа может произойти в нашем доме.
— Не бойся Марин, — успокаивал её Толик, — я сейчас возьму твой портфель и обменяю его у Плехановой. И почему ты думаешь, что она обязательно должна найти записку там? — спросил он.
— Записка лежит в кошельке, и она без раздумий заглянет в него. Тебе к ней не надо идти, — будет только хуже. Я это знаю, потому что вижу, как она открыто, бегает за тобой. Пойду я к ней сама и скажу, пускай забирает кошелёк с деньгами себе, а записку отдаст назад. А может она, и в портфель не заглядывала, и не подозревает, что мы с ней обменялись случайно? — обрадовалась она внезапно пришедшей ей мысли.
Но Толик был другого мнения на этот счёт. У него не выходили из головы слова Плехановой.
«Не перепутайте ноты с Сухаревой».
Его тревоги были не напрасными, девятого марта на уроки не пришла Плеханова, но зато появилась её мать с портфелем Сухаревой.
Первым уроком была по расписанию история. Плеханова вошла в класс, поздоровалась с учителем — старой девой, Верой Георгиевной, и спокойно повернувшись к классу, заявила:
— Ребята, Нина Плеханова в вашу школу ходить больше не будет, — открыла она портфель Марины и, вытащив оттуда небольшой газетный свёрток, продолжила: — По причине, того, что ученик вашего класса Магистратов, сломал ей шестого марта целку.
Она развернула газету и показала всему классу запекшую кровь на вате.
Плеханова не понимала, отчего весь класс зашёлся от неудержимого смеха, и почему Вера Георгиевна напористо, почти толкая, выпроваживала родительницу из класса.
— Ничего смешного в этом я не вижу, — отстранила она от себя Веру Георгиевну.
Затем подошла к парте Сухаревой, положив перед ней её портфель, сказала:
— Тебя девочка это тоже касается, этот пай-мальчик способен сотворить и с тобой гнусный поступок. Не смотри, что он из богатой и важной семьи. Все богатые думают, что им всё дозволено. Но это не так, я сегодня — же пойду к твоему отцу напишу заявление и отдам ему записку, какие вы пишите друг другу с этим супчиком.
— Дура рыжая, — крикнул вгорячах на Плеханову Толик и выбежал из класса.
После этого случая он не будет больше членом комсомола и не сядет за парту в этой школе. Это было ЧП крупного масштаба, о котором впоследствии долго будет ходить молва по городу, до тех пор, пока в одной из школ группа подростков не изнасиловала девятиклассницу. И только тогда постепенно о нём забудут школы, но не школьницы, с которыми он множество раз, ходил за диким луком в заливные луга. А после прихода матери Плехановой в школу, её дочь и Толика пригласят на комиссию по делам несовершеннолетних, где Плеханову определят учиться в СПТУ, на судового повара в город Рыбинск, а его переведут в школу рабочей молодёжи.
Сухареву после восьмилетки родители отправят учиться и жить в Ригу, где жили её бабушка и дедушка. Так впервые Толик пожал плоды женского коварства и понял, что дразнить женщину опасно для здоровья.

                ДВА ПИРОЖКА С МЯСОМ

— Я не хочу яблока, купи мне лучше два пирожка с мясом, — говорила она Толику в зале ожидания небольшого железнодорожного вокзала провинциального городка.
— Сейчас куплю, но вначале скажи, как тебя зовут? — спросил он у обаятельной брюнетки, одетую в красное лёгкое платье. На ногах у неё были красивые босоножки тоже красного цвета, которые она постоянно протирала носовым платком.
— Маша я Ганина. Хочешь, паспорт покажу, если не веришь? — приятно улыбалась она.
— Верю Маша, но паспорт мне не к чему, я же не милиционер, а всего на всего скромный служащий ВТОРЧЕРМЕТА.
— И кем ты там служишь скромник, на своей свалке?
— Весовщиком, — коротко ответил он.
— С такой профессией наверняка у тебя в кошельке найдутся деньги, чтобы купить мне два пирожка с мясом, — напомнила она ему, что хочет кушать.
— Извини, я заговорился и забыл о твоей просьбе, — вскочил он с кресла.
Он принёс ей из буфета два пирожка завёрнутые в салфетку и бутылку ежевичной воды. Всё это она быстро поглотила. Толик понял, что эта девушка давно ничего не ела. Она положила носовой платок в сумочку, которым протирала танкетки и достала другой, чистый платок, и им вытерла руки и губы.
— У тебя Маша, что на все случаи жизни носовые платки имеются? — спросил он.
— Я платки никогда не стираю и выкидываю их по мере загрязнения, — ответила она.
— А трусики ты стираешь свои, или тоже выкидываешь по мере загрязнения?
— Эх, мужики, вы все одинаковы, — добродушно улыбнулась она. — Если тебя интересует, в них ли я сейчас нахожусь, то могу откровенно сказать. Нет, мои ажурные трусики на данный момент в единственном числе лежат в моей сумочке. И им неплохо бы было познакомиться с водой и стиральным порошком. Если ты мне сможешь предоставить место для стирки моей маленькой, но важной части исподнего белья, то я тебе буду очень благодарна.
— С этим вопросом я думаю, мы уладим. Но с условием, что там ты не должна находиться больше суток, так как у меня в ближайшую пятницу состоится свадьба. И эту квартиру мы сняли вместе с моей будущей женой у бабушки моего лучшего друга Сени Миндаля. Завтра мы намерены туда завозить мебель и приводить квартиру в порядок. То есть готовить её к семейной жизни молодожёнам. Понятно тебе?
— Я всё поняла и долго не задержусь, — пообещала она.
— Тогда поехали? — сказал ей Толик.
— На автобусе или на электричке?
— На машине.
— У тебя, что своя машина есть у такого молодого? — удивилась она.
— Родители к свадьбе подарили, — пояснил он.
На новом москвиче они поехали по жаркому и пыльному городу, петляя по закоулкам и улицам дореволюционной архитектуры.
— Дождя бы сейчас не мешало, — сказал он.
— Если бы он начался, то я бы к тебе и на постирушки напрашиваться не стала. Я не знаю, где у вас в городе водоёмы есть, можно было там всё сделать.
— Я понял, что ты не местная, а как тебя к нам занесло? — спросил Толик.
— Обычное дело, поругалась с мужем в пух и прах. Он у меня военный в Ветлуге служит. Забрала документы, оставив весь свой нажитый гардероб в его финском домике и села на электричку. Назад я не вернусь больше к этому тирану.
— А как же родители твои, они же тебя искать будут?
— Меня не будут, у меня из родных один отец остался, который в Майкопе живёт в примаках у своей новой жены. Пока он в силе обо мне ни разу не вспомнил и ни одного письма не написал.
— Тяжело тебе придётся, дальше жить. Ты так опрометчиво поступила, что приехала в чужой город, где нет ни знакомых, ни родных.
— Почему у меня сейчас ты знакомый и один водитель на цементовозе есть. Правда не знаю, как его зовут, и тебя тоже, — засмеялась она.
— Меня Толиком зовут, друзья называют Магистр, — фамилия у меня Магистратов, — объяснил он ей. — А с шофёром машины ты видимо сильно увлеклась, что забыла имя спросить?
— Глупый, я приехала поздно и пошла по городу, гулять. Вышла на трассу, где нет совсем домов, одни леса. Босоножки держала в руках и шла по бетонке босиком. Догулялась до тех пор и не заметила, как начало рассветать на улице. Опомнилась, когда около меня остановился этот цементовоз. Водитель в окошко мне кричит:
«Красавица, ты, что пастушка волчьей стаи?»
— Я подумала, что шофер решил приклеиться к одинокой женщине, идущей босиком ночью по трассе, и отмахнулась от него. Мало того обозвала его пыле возом. А он дверку машины открывает и говорит мне:
«Оглянись назад?» — Я обернулась и обомлела сзади меня по пятам шли два волка. Не помню, как я оказалась у него в кабине. Помню только пузырёк с нашатырём перед лицом и помню, как он по моей просьбе подвёз меня к вокзалу. Вот и всё моё с ним знакомство.
— Да волки у нас тут водятся, потому что леса кругом, — сказал Толик.
Они подъехали к трёхэтажному со старой архитектурой дому, окружёнными вокруг зелёными насаждениями.
Толик остановил машину под вишнями, на которых багровыми гроздями свисали её переспелые плоды.
— Я вишни ужасно хочу? — потребовала она, не вылезая из машины.
— Будешь есть её прямо из окна, — сказал Толик, — это окна моей квартиры, — показал он на два голых окна, закрытые на половину газетами.
— Удобно лакомиться из окна, и дворик ваш хороший, — оценила она уютное местечко. — Мне здесь нравится! Я люблю старые строения, потому что в каждом кирпичике заложена историческая капелька, — задумчиво произнесла она.
Толик внимательно посмотрел на неё и подумал, что эта девушка не похожа на тех с вокзала с лёгким поведением, которые отдаются в такси первому встречному за договорную плату.
— Да здесь действительно красиво и удобно жить. «Рынок за домом и городской парк рядом», — произнёс он.
Он привёл её в нежилую квартиру, где повсюду стоял запах прели, и кроме старого кованого сундука и разваленного на кухне стола из мебели ничего не было.
— По обстановке вижу, что я тебя не за того приняла на вокзале, — сказала она.
— Почему?
— Я думал, ты из тех сердцеедов, кто на вокзалах промышляет случайными знакомствами.
— Нет, я туда сегодня попал чисто по работе. Отец послал меня оформить отправку вагона с ломом. Обычно этим делом у нас занимается другой человек, которого сегодня нет на работе.
— А кто у тебя отец?
— Мой самый главный начальник.
— Всё ясно, откуда у молодого весовщика, новая легковая машина, — сказала она.
— А ты не задавайся такими вопросами? Иначе у тебя на концах губ будет появляться кислота, после чего на твоём красивом лице будут навечно отпечатываться кривые мрачные складки.
— Ёмко говоришь, Толик. А тебе, интересно, сколько лет? — взглянула она с любопытством на него.
— Наверное, как и тебе двадцать один.
— Ошибаешься, мне двадцать восемь вчера исполнилось, — сказала она и прошла в ванную.
Проверив там воду, она вернулась в комнату:
— Прекрасно! Вода есть горячая и холодная, если бы ещё шампунь и кусочек полотенца в этом доме были, совсем бы, как в бане стало.
— Может тебе и перину с подушкой привезти сюда? — с наигранным сарказмом, спросил Толик.
— Если у тебя есть такая возможность, то я возражать не буду. Вези, пожалуйста?
— Ладно, жди меня? — сказал он, — я скоро вернусь. Чувствуй себя свободно, кроме меня здесь никто не появится. Хозяева живут в деревне. Но на всякий случай дверь никому не открывай, — предупредил он её.

                ДОСТУП К ТЕЛУ

         Толик поехал к своей будущей жене Ольге домой. Там забрав у матери приготовленную часть её приданого имущества, с постельным бельём, он погрузил всё в машину и повёз на съёмную квартиру. Не забыв по пути купить шампунь, бутылку Каберне и закуски. Её он застал сидевшей на сундуке.
Поджав под себя ноги, она положила свой подбородок на коленки и равнодушно смотрела на втиснувшего с матрасом в квартиру Толика.
— Зачем это? — спросила она, — я же пошутила. Мне ведь только помыться и простирнуть своё нижнее бельё нужно и всё. А обременять тебя своими просьбами, я не намерена. Я покину, эту квартиру через пару часов.
— Ты не думай, что я только ради тебя это всё привёз. Завтра здесь, полная квартира мебели будет. А постельное бельё, приданное моей жены. Мне его так и так сюда доставлять надо было.
— Лучше бы порадовал, женщину и без вреда солгал слегка, что такую приятность делаешь для меня, а ты сразу оправдываться начинаешь, — покачивала она пикантно головой. — Несмышленый ты ребёнок Толик. Хотя можешь больше мне ничего не говорить. Я знаю, что ты для меня всё это сделал. А если не так, то ты бы меня и не привёз сюда.
…Толик от неожиданности бросил матрас на пол и стоял, перед ней, как завороженный с кипой постельного белья.
— Я смотрю тебе трудно угодить. Ты, лучше молча, воспринимай, что тебе даёт гусар? — сказал он ей.
Она встала с сундука и, взяв у него из рук постельное белье, положила его на сундук:
— Не обижайся на меня благородный Магистр? Все женщины должны быть чуточку капризные. Если они лишены такой изюминки, то будут, скорее всего, походить на мужчин.
— Странное у тебя суждение о женщинах, где ты этого набралась? — спросил у неё Толик.
— В библиотеке. Я окончила библиотечный техникум и в военном гарнизоне работала библиотекарем. Она подошла к окну и открыла одну из створок. В комнату сразу ворвался с запахом вишни прохладный воздух, который притупил запах годовалой прели. Толик подошёл к ней, и жадно вздыхая свежий аромат вишнёвого запаха, спросил:
— С тобой, наверное, опасно разговаривать, хотя я тоже немало книг прочитал за свою жизнь.
Она с любопытством взглянула ему в лицо, будто перед ней стоит не человек, а редкий фолиант.
— Мне кажется, что молодёжь сейчас мало читает, — промолвила она. — И кто твои любимые писатели?
— Трудно отдать кому — то предпочтение. Мне многие нравятся. И Бальзак, и Золя. А так — же Стефан Цвейг с Фейхтвангером.
— Выходит ты лирический человек? — подняла она кверху черные ниточки бровей.
— Почему ты так решила?
— Этих писателей объединяет классический стиль их пера. Они влекут своих героев к столкновению страстей, и копаются в людских характерах по теории схожей с Фрейдом, заглядывая в самые тёмные закоулки души человека.
— Я могу с тобой поспорить, что ты не права, хоть ты и профессиональный библиотекарь, — возразил Толик.
— Интересно Толик. Тогда излагай свою мысль, в чём я не права?
— Фрейд составлял свои психоанализы по их книгам, так как они все значительно старше его, за исключением разве, что Цвейга.
— Я тебе не говорила, что они создавали свои книги именно с трудов Фрейда. Я тебе сказала, что есть схожесть с ним. Всё равно я поняла, что с тобой есть о чём поговорить. Но я сюда пришла не читательскую конференцию устраивать с тобой, а помыться и постираться. «Давай мне полотенце? — протянула она руку к постельному белью, — я пойду в ванную».
— Полотенца я ещё не принёс, они в машине и шампунь тоже.
— Так иди быстрее за ними? — сказала она.
Толик сбегал в машину и принёс остатки вещей, прихватив вино и закуску. Она бросила беглый взгляд на плетёную авоську, где хорошо просматривалась бутылка вина и закуска.
— А это что, освежитель после бани? — показала она на пакет.
— Зачем спрашиваешь о том, что знаешь? — сказал ей Толик.
— Ты прав, не надо задавать лишних вопросов, — ответила Маша, — но не удобство одно внезапно появилось, на которое мы с тобой не обратили внимания. В квартире нет ни одной лампочки, а это значит, я буду мыться в темноте.
— Я сейчас быстро в хозяйственный магазин смотаю и куплю лампочки.
— Не надо, — остановила она его, — может это и к лучшему. У тебя будет возможность зайти в тёмную ванную и помочь мне управиться с моей спиной. Я тебя тогда позову. А сейчас ты лучше нарви мне вишни? Я хотела без тебя это сделать, но постеснялась двух женщин, разговаривающих под окном.
От её обнадёживающих слов, у него ёкнуло сердце. Небольшой доступ к её телу он получил, — неважно, что во мраке, но он не посмеет к ней притронуться в ванной, даже в темноте. Спешить в этом деле он не думал. Ему не нужен был секс похожий на насилие. Она ушла в ванную, оставив в двери небольшую щелочку, откуда пробивался маленький лучик света. Толик в это время раскатал по грязному полу матрас, разложив на нём вино и закуску, предварительно постелив под снедь газету. Затем он открыл окно и нарвал в детское поломанное ведёрко вишни. Пальцы от вишни сделались у него бордовыми, и он сунул руки под кран, предварительно включив воду.
— Толик, я тебя жду? — позвала она его.
С замиранием сердца, но с открытыми глазами он зашёл в ванную.
— Закрой дверь плотнее и не волнуйся? — сказала она, — ты, что обнажённых женщин никогда не видал? — спросила она, услышав его учащённое дыхание.
— Женщин так близко не видал, а вот девочек и девушек часто приходилось видеть, — взял себя в руки он и прекратил так сильно дышать.
— Девочки и девушки, — это тоже частица опыта, хоть и незначительная, — сказала она, суя ему в руки пузырёк с шампунем.
Она положила обе свои влажные руки ему на голову и сказала:
— Здесь ни мочалки, ни губки нет, придётся тебе погладить своими ладонями мою спину.
Он налил в ладонь шампуня и начал осторожно гладить её по спине. От такой процедуры его голова приятно закружилась, и предательский комок робости встал в горле ребром.
«Только бы она меня ни о чём не спрашивала сейчас, — подумал он. — Иначе я не совладаю со своим голосом, и вместо приятного тембра у меня вылетит какой-нибудь козлетон».
Но она и не думала его, ни о чём спрашивать. Маша ему только говорила, где его руки должны гладить её тело. Он использовал почти весь пузырёк на её мытьё, не заметив, что кроме спины вымыл её всю.
— Мне приятно ощущать твои нежные руки на себе, — сказала она ему, когда его пальцы скользили по её груди.
Он машинально выполнял все её команды. Она брала его за запястье и приставляла его руку к своему телу, помогая ему делать круговые движения.
— Ты сейчас мокрее меня будешь, — сказала она. — Раздевайся, иди ко мне, я тебя тоже красиво помою.
Его уговаривать на это дело не надо было. На раз, два, три он стоял в ванной перед ней голый и возбуждённый. Она быстро прижала одной рукой его к своему телу и медленно стала опускаться на колени, увлекая его за собой в пенистую от шампуня воду.
— Толик, ты, что онемел? — дышала она ему в ухо.
— Нет, я просто люблю молча испытывать подобное блаженство и тем более я никогда не находился с женщиной в одной ванной. Для меня это новинка. Ты внесла этим модернизацию в моё сексуальное будущее. Хотя в мечтах у меня существовали подобные эпизоды любви.
— Я рада, что смогла оказать тебе нужную услугу, — шептала она, покрывая его лицо поцелуями мокрых, но обжигающих губ.
Они вытерлись одним полотенцем, затем вылезли из ванной.
— Ты же мне говорил, что любишь испытывать, молча блаженство? — спросила она, — а сам орал как прыткий конь, находясь позади лошадки.
— Я тебе правильно ответил. Когда я блаженствую, я молчу, а сейчас я получил благодаря тебе высшее блаженство. Эти чувства совершенно разные. И если бы я молчал при, такой приятной процедуре, то был бы плохим мужчиной и, наверное, обидел бы тебя своим молчанием.
— Ты всё больше и больше начинаешь, мне нравится. У тебя, вероятно, будет необыкновенная и счастливая жена. У тебя талант есть, чтобы осчастливить любую женщину, если ты, конечно, не будешь завышать свою мужскую самооценку и не бросишься сломя голову в омут разврата.
Она обернулась полотенцем и первой вышла из ванной.
Когда он после неё вошёл в комнату, её смоляные волосы были уже гладко причёсаны назад. Она сидела на матрасе и ела вишню, складывая косточки от неё на угол газеты.
Толик тщательно всмотрелся в её лицо и понял, что в ней есть, что-то от кавказской внешности. И в ней присутствовал так же бешеный темперамент, который был присущ южанам, как он слышал от умудрённых сексуальным опытом людей.
— Маша, а почему у тебя русское имя и фамилия? — спросил он.
— Ты, что думаешь, если я приехала из Адыгеи, значит должна называться, какой-нибудь Земфирой? Нет, я чисто русская женщина. Бабка только у меня была кубанской казачкой. А вообще-то Адыгею населяют в основном русские люди. Аборигенов там живёт в два раза меньше, а то и в три.
Она смотрела на него, как на своего любимого мужчину. В её кавказском взгляде заметно усматривалось колдовское очарование с заманивающим акцентом.
«Интересно бы узнать близость в ванной она мне подарила в благодарность за незначительные услуги или у неё чувства ко мне появились? — подумал он. — Хотя сейчас это для меня уже не так важно. Главное мне с ней было очень хорошо!» Толику было ясно, что матрас, на котором она сидит, первым примнёт сегодня его сексапильная гостья. А Ольге достанется матрас в первую брачную ночь.
— Ты, что намерен копаться в моей национальности или будешь потчевать меня вином? — донесся до него голос гостьи.
— Конечно, вино буду наливать, но я не копаюсь в национальном вопросе, я просто любуюсь тобой. В тебе есть, что-то отличительное, чего нет у наших городских девчонок. Твоё красное платье и красные танкетки так подходят к твоей внешности. Я при первом виде мысленно тебя обозначил кумачовой звездой, а сейчас, как ты ешь ягоды, мне хочется назвать тебя Госпожой Вишней.
— Спасибо Толик тебе, если, конечно, ты откровенен со мной, — сказала она.
— Неужели трудно распознать мою искренность, — с благодарностью смотрел он на неё. — Я же к тебе на вокзале не просто так подошёл. Ты мне понравилась сразу, и по твоим растерянным глазам я понял, что с тобой случилась неприятность.
— Как же не понравиться? — погладила она его по голове, — снял экзотическую кошечку в кумачовом одеянии за два пирожка с мясом и бутылку ежевичной воды, и голова не болит.
— Напрасно ты так говоришь, у меня похотливых мыслей к тебе не было, хотя, по правде сказать, я такие чувства нередко испытываю к противоположному полу. Видишь, я с тобой предельно честен, потому что ты располагаешь к откровенности. Ты старше меня на семь лет и скрывать не хочу, это льстит моему самолюбию. У меня не было близости с взрослыми женщинами. Так, на год, на два старше были девочки, но не больше. А сегодня так подфартило, что думать уже ни о ком не хочу. Красивую и опытную женщину мне сегодня преподнёс счастливый случай!
— Как торжественно ты произнёс последнюю фразу, — сказала она и улыбнулась.
— Так случай действительно у меня сегодня торжественный, — облизнул он свои пылающие губы.
— А девочек молодых у тебя достаточно было? — пытливо заглядывая ему в глаза, спросила Маша.
— Так много, что меня в восьмом классе из школы турнули, и мне пришлось заканчивать школу рабочей молодёжи. Повезло, что не посадили в колонию за половое сношение с несовершеннолетней, а другую девочку, — дочку из интеллигентной семьи родители отправили жить и учиться в Ригу. Её родители разумней оказались и не стали орать на весь город, что их любимая дочка в четырнадцать лет стала женщиной. Хотя у папы этой девочки было больше шансов посадить меня за решётку. Он у неё был начальником милиции. Впрочем, он до сих пор занимает эту должность, и меня не преследует за оскорбление своей дочери. После всех этих неурядиц у меня ненадолго наступил спад моей половой активности, а когда летом поехал на турбазу, у меня за смену было три девчонки, и ни одна из них не была девственницей. На турбазе я вошёл во вкус по — настоящему и этот вкус во мне до сих пор сидит. Но это ещё не всё. У меня есть старший брат, он сейчас институт заканчивает. Я с ним единственным постоянно делюсь своими победами на любовном фронте, так он далеко от меня стоит, хоть и ростом, значительно выше меня.
— Дело не в росте, а в обаяние, что в тебе с излишком и конечно в золотом характере. Ты внушаешь доверие, и на тебя я думаю, в жизни всегда можно будет положиться окружающим людям. С тобой я себя сейчас уверенно чувствую и даже не хочу вспоминать о семейной драме, которую мне устроил на мой день рождения «благоверный муж», с моей подругой.
Она замолчала и быстро выпила вино:
— А обо мне ты тоже брату своему расскажешь? — спросила она.
— Не знаю, наверное, да. Пускай знает, что у меня не только ровесницы бывают, но и зрелые женщины.
— Какой ты ещё ребёнок и не скажешь, что у тебя в ближайшие дни свадьба будет, — улыбнулась она. — Тебе бы погулять ещё не мешало, а ты узду на себя надеваешь.
— Ты думаешь, если я нагуляюсь вволю, то, когда женюсь, буду однолюбом? Нет, Маша, чем дальше в лес, тем больше дров. Погулять я всегда успею. Брак для меня помехой не будет. Девчонка хорошая попалась, я ей сразу подарил свадебное платье. Думаю, семью образцовую создать, а чужих женщин я буду любить, вероятно, всю жизнь, но свою Ольгу и детей которых она мне родит, — больше всех на свете.
— Молодец! Хорошо сказал, — потрепала она его по голове.
После чего с неё спало полотенце и оголило её упругую грудь. Она хотела поправить полотенце, но он попридержал её руку.
— Не надо, тебе так больше идёт. У тебя красивая грудь, а соски похожи, на переспелую вишню, которой, ты сейчас заедаешь вино, — сказал он и прильнул к её груди.
— Тогда и ты раздевайся? — потребовала она, — или ты меня всё ещё стесняешься?
— Нет, этот порог я переступил в ванной. Стеснение пропало, есть только трепет и преклонение перед твоей красотой.
Он составил закуску и вино на пол и начал медленно раздеваться, бросая взгляд на Машу, которая намеренно отвернулась, чтобы лишний раз не смущать его. Он опустился перед ней на колени совсем, обнажённый и сдёрнул с неё до конца ещё не просохшее полотенце и начал целовать её в груди. Затем она вытянула ноги на матрасе и легла на спину, неожиданно стиснув его тело своими ногами, так, что он без промедления вошёл в неё. И он словно пилот болида сорвался со старта.
— Куда ты спешишь, нас никто не гонит, — сказала она, — позволь мне самой регулировать наши близкие отношения.
— Я согласен, делать, всё как ты скажешь. — Поучи меня? — горячо дышал он ей в лицо.
— Тебя учить не надо, ты всё делаешь правильно и технично, я просто жалею твои силы, которые ты можешь до первой брачной ночи израсходовать на мне.
Но он был, не удержим, и на её слова не обращал внимания. Отпустил он её из своих объятий только через полтора часа.
— Как жалко, что мы с тобой больше не увидимся? — прошептала она, раскидав свои волосы по матрасу. — Я бы не отказалась с тобой от повторной встречи, даже будучи вдали от тебя. Только скажи мне, и я примчусь к тебе на всех парусах.
— Мы Маша с тобой ещё не прощаемся, — ответил он ей, тяжело дыша. — Я сейчас на часок отлучусь на работу и вновь приду к тебе.
— Ты же на машине, почему придёшь? — спросила она.
— Я машину поставлю в гараж. Должен же я выпить с тобой вина и обсудить перспективный план твоего пребывания в нашем городе. Я догадываюсь, что ты не знаешь, как спланировать следующий день. А в этой квартире оставаться тебе будет уже завтра после обеда нельзя. Я думаю, выход мы найдём. У меня в городе много друзей, что — то, придумаю. Ты оденься сейчас и запрись. Я скоро буду.

                ГОСПОЖА ВИШНЯ

        Толик вышел из квартиры и, садясь в машину, которая стояла под развесистыми вишнями, посмотрел на окно. Маша стояла, прижавшись к стеклу лицом, и на ней уже было одето её ярко-красное платье.
— Был бы я художник, я бы обязательно картину с неё написал в этом ракурсе и назвал бы её, «Госпожа Вишня», — подумал Толик, и завёл машину.
На работе он отдал отцу все бумаги на отправку вагонов и пошёл к своему другу Миндалю, который работал за забором кладовщиком в ремонтной зоне пассажирского автопарка. Его он застал на месте.
Сеня был на складе и проверял в коробках метрические приборы вместе с дальним родственником, главным инженером и кандидатом технических наук, Ковальчуком Виталием Ефимовичем, — хорошим другом отца Толика.
Ковальчук был из категории таких людей, с которыми можно не стесняясь разговаривать на любую тему и получить дельный совет, если он необходим.
— Что Толик, новую машину уже пришёл ремонтировать? — спросил он.
— Нет, рано пока. Месяца ещё не езжу, — ответил Толик.
— Она у него скоро сломается, — сказал Миндаль Ковальчуку.
— Это почему, ты так решил? — спросил Виталий Ефимович.
— А он её не обмывал. Нужно было, как положено друзьям вина купить, а потом ездить, не опасаясь, что движок не развалится.
— Ты напрасно предрекаешь такую судьбу его Москвичу. Поездит он на ней досыта без поломки, так как подарки не обмываются, — сказал Виталий Ефимович, — а на свадьбе у него мы всё обмоем и машину, и невесту, и квартиру, которая пока ещё строится. Отец говорит, что стены уже вроде стоят? — вопросительно посмотрел он на Толика.
— Откровенно говоря, я не знаю, это ведь Ольгины родители нам кооператив дарят. Мне спрашивать не совсем удобно, а Ольга не спешит из родительского дома уходить. Ей там вольготно живётся. Но завтра всё. Лафа её кончится. Будем перевозиться в квартиру Сениных старичков на Парковую улицу. Пока там поживём.
— Там место неплохое, хоть и дома старые. А то, что ты надумал жить самостоятельно без родителей это верное решение, — одобрил Виталий Ефимович.
Толик устроился на облезлом стуле около письменного стола и уставившись на Виталия Ефимовича тушуясь, заявил:
— У меня сегодня неожиданная проблема возникла, которую я сам себе создал. Одну знакомую красивую женщину, я туда с ночёвкой привёл. Она сама библиотекарь из другого города и здесь никого не знает, как бы Сенька её к вам во времянку устроить на пару дней? — спросил Толик, — всё равно она пустует у вас.
— Сейчас не пустует, мать там варенье варит с утра до вечера и тапочки шьёт по ночам, — сказал Миндаль.
— Ты где эту женщину нашёл? — спросил Виталий Ефимович.
— На дороге, — соврал Толик. — Подвозил я её, ну и разговорились. Она от мужа военного сбежала из Ветлуги. Он садист у неё оказался.
— А она не того случайно? — спросил Ковальчук.
— Что не того? — не понял Толик намёка.
— Ну, аферистка или гастролёрша, какая — ни будь?
— Ты чего дядя Витя я, что думаешь, в людях не разбираюсь. Она интеллигентная и грамотная, немного похожа, на женщину с гор, — Маша её зовут, но ей больше идёт имя Харита.
— Знать с Олимпа спустилась твоя незнакомка, и зовут её вероятно богиня Тихе.
— Что это за богиня? — спросил Сеня.
— Богиня случая и судьбы, — ответил Виталий Ефимович задумчиво. — Если говоришь, она грамотна и красива и у неё все документы в порядке приводи её завтра с утра ко мне в кабинет. Мне скоро нужен будет экспедитор. В сентябре Галина Тимофеевна уходит на пенсию, и, если твоя богиня мне подойдёт, я её определю на эту должность. Запасные части будет мне пробивать на транспорт. А пока она поработает в пионерском лагере, — если захочет, конечно. Посуду мыть в столовой некому.
— Виталий Ефимович, если ты серьёзно можешь ей помочь, то я тебе до гроба жизни буду обязан, что камень с моей души снимешь, — обрадовался такому повороту дела Толик. — Я пойду сейчас сообщу ей эту приятную новость.
— Валяй, — сказал он взбудораженному Толику, — да, а, сколько ей лет? — спросил он.
— Вчера говорит, двадцать восемь исполнилось.
— В тебе есть замечательная черта Толик, — сказал Ковальчук. — Мне нравится, что ты любишь приятные вещи делать для всех. Даже незнакомых тебе людей стороной не обходишь. Веди завтра свою богиню? Будем ей жизнь новую лепить.
— Погоди Магистр, я с тобой пойду, — остановил его Сеня, — у меня рабочий день уже закончился. Хочу посмотреть, кому я должен буду жильё завтра подыскивать.
— Пошли, — замявшись, сказал Толик.
«Может оно и к лучшему, что он пойдёт со мной, — подумал Толик. — Она быстрее поверит мне, что я ей сообщу удачный результат переговоров с дядей Виталием».
Миндаль закрыл свой склад, отдав ключ Ковальчуку.
— Толик, ты же на машине, чего мы пешедралом пойдём? — спросил Сеня.
— Выпить я хочу сегодня, понимаешь? — хлопнул он друга по плечу.
— Ну и пей на здоровье, я тоже сегодня выпью с тобой и твоей Харитой, — сказал Сеня, — а машину под окнами оставишь, никуда она не денется. Ты мне по секрету только скажи, ты с ней уже физически любезничал?
— Ты чего Сеня? За кого ты меня принимаешь, — опешил от такого вопроса Толик, — у меня свадьба на носу и к тому же это не та женщина, чтобы раздвигать ноги каждому встречному.
— Я не поверю никогда, что ты бескорыстно стараешься для неё. Всё — таки какую — то цель ты преследуешь?
— Я никогда, ни о каких целях в этом направлении не думаю. Я вначале делаю хорошее дело, а потом жизнь сама тропку укажет в каком направлении двигаться. Если на этой тропе будет лежать валун или даже ничтожный камешек. Я вперёд двигаться не буду ни за что, а заверну назад, чтобы не испытывать чувства неловкости.
— Так всё равно это корысть, — сказал Сеня.
— Ты своё мнение держи при себе, это ты так думаешь, потому что сам такой. А я на жизнь и женщин смотрю по-другому. Ты свою половую жизнь начал в шестнадцать лет с хорового круга, а я в двенадцать лет с уже опытной соседки, которая кое — чему меня научила. А в восьмом классе, я уже считал себя полноценным мужчиной способным уломать любую девчонку. Сейчас я хорошо понимаю, что это было подростковым бредом, но мне это придало уверенности в последующих победах над слабым полом. У меня была первой Аза, а после неё ещё рядок девочек. Потом взрослая соседка Лизка Мочалова, которая ходила с синими губами от моих зубов, пока её Миша Кисель наматывал портянки в армии. Я не обучался сексу от наших старших дворовых пацанов. Я понимал, что в их словах заложено больше банального бахвальства, чем искренности. Хотя по их разговорам они все выглядели такими гигантами в сексе, чуть — ли, не со звериным инстинктом. И все им беспрекословно отдавались. Вспомни Сахара, каких у него только красавиц, по его словам, не было, а женился на невзрачной с больными лёгкими Наташке Сомовой, которая быстро превратила его в заурядного подкаблучника. Он без её разрешения и шагу из дома теперь не делает.
Толик остановил машину около центрального гастронома и спросил у Сени:
— Чего брать будем из выпивки?
— Портвейн и пива, а мало будет, ещё сходим. «Хотя после твоей тирады водку полагается пить», — заметил Миндаль.
— Надо взять колбасы, овощей и что-нибудь из сладкого. Маша не совсем сытая там сидит одна.
— Может ей ещё букет цветов купить? — ехидно спросил Миндаль. — Я буду её за свои деньги поить и кормить, а ты, значит, будешь её протягивать, как Лизку и Азу.
— Слушай Сеня, эта Маша, которую ты сейчас увидишь, ничего общего ни с Лизкой, ни с Азой не имеет. Она очаровательна и к такой женщине не грех бы было подступиться. Могу тебе точно сказать, что такие, как она у нас по улицам города не ходят. Я никогда не позволю себе вольность на правах хозяина и не посмею в данной ситуации воспользоваться её тупиковым жизненным положением. Надо уметь ждать. Благодарность придёт, пускай позже, но она всё равно придёт. А про цветы ты правильно сказал. Купи и их, только обязательно красные розы. Насчёт денег не переживай, у меня, их достаточно сегодня.
Сеня купил букет роз у бабок, торговавших возле магазина, и всё то, что могло помочь непринуждённой беседе в обществе прекрасной незнакомки. Себе он взял водку, а Толику вина и пива. Маша открыла им дверь, находясь в заспанном состоянии:
— Ты не один? — спросила она, смотря на незнакомого молодого человека, а не на Толика, который стоял перед ней со спрятанным букетом роз за спиной.
— Нет, конечно, я с розами, — протянул он ей цветы, — и с хозяином этой квартиры.
— Это Сеня Миндаль, — представил он своего друга. Но Маше было не до Сени, она восторженно приняла цветы и нежно, будто оберегая их от чего-то, прижала к своей груди.
«Ей не только вишня к лицу, но эти розы тоже, — подумал Толик и опять пожалел, что не может написать картину с неё Госпожа роза».
— Придёт время, я возвращу тебе обязательно эти розы, — произнесла она бархатным, как лепестки роз голосом. — У меня жизненное правило такое есть: кто дарит тебе красивые цветы от всей души, тот достоин не менее красивого букета! Затем она своё внимание переключила на Сеню Миндаля:
— Извините, я отвлекалась немного? — обратилась она к Сене, — и пропустила мимо ушей ваше имя.
— Ко мне можно обращаться без выканий и разных церемоний, — смело заявил Миндаль. — И зовут меня Сеня, а обещанные цветы вы и мне тогда должны будете подарить. Потому, что выбирал их я, а Магистр, всего лишь оплачивал.
— Хорошо я приму это к сведению, — улыбнулась она.
Миндаль ни на минуту не отводил от неё глаз. Видно было, что он безумно был поражён её красотой и молотил своим непослушным языком какую-то несуразицу. Маша совершенно не слушала его, а мысленно ласкала взглядом Толика, — молодого парня, который выискал её одну из толпы пассажиров и смог неплохо отвлечь от тягостных раздумий, не применяя к ней излишних домогательств.
«Жалко, что он молод, — думала она, — хотя по разговору видно, что он умён и эрудирован. И как мужчина, он не хуже её мужа — садиста, который сам, гуляя налево и направо, ежедневно насаждал её своими ревностными скандалами. А то, что Толик невысокого роста, это мелочи жизни. Этих параметров придерживаются только бабы дуры, у которых совершенно отсутствуют правильные понятия о счастье. Им подавай высоких мужчин, а то, что у этого великана тупая голова и бездушное тело эта важная деталь их не интересует. Потом в процессе их совместной жизни, даже самая умная красавица снизойдёт до такой тупости своего распрекрасного мужа, что штукатурка будет сыпаться в доме. Разве мало было великих людей с низким ростом, у которых не было отбоя от знатных графинь и баронесс. А чего, я так размечталась, — опомнилась она. — Будто у него свадьба в пятницу будет со мной, — остановила она себя, — и не такой уж он и низкорослый парень. Нормальный у него рост для мужчины и дай ему бог счастья! А я, наверное, завтра поеду в Ветлугу, выпишусь и завербуюсь на Сахалин на рыбные разработки».

                ЖАРЕНАЯ ПЕЧЕНЬ

          Они все трое сидели на матрасе, и пили спиртные напитки, закусывая свежими огурцами с помидорами и чайной колбасой. К коробке конфет притрагиваться она не решалась, так, как не слышала, что куплены конфеты для неё и тем более лежали они не на матрасе, а на подоконнике.
— Маша, проснись? — услышала она голос Толика. — Ты хоть поняла, о чём я тебе сказал? Или тебе это не интересно?
— Прости меня? — извиняющим голосом сказала она, крутя в пальцах стакан с игристым вином. — Я немного отключилась и тебя совсем не слушала.
— Сеня, а где Кара — Кум? — спросил Толик у друга.
— На окошке лежат, — ответила она вместо Сени.
Толик быстро встал и открыл перед ней коробку конфет.
— Вино без конфет, что чай без сахара, — сказал он ей. — Теперь слушай, о чём я тебе говорил? — Завтра мы утром идём с тобой к одному хорошему человеку жизнь тебе устраивать.
— Моему родственнику, — влез в разговор Миндаль.
— Не перебивай, — сделал ему замечание Толик, — так вот этот хороший человек работает большим начальником, — продолжил Толик. — Он готов принять активное участие в обустройстве твоей дальнейшей судьбы. Если у тебя все документы в полном порядке, то временно до сентября он трудоустраивает тебя мыть посуду в лучший пионерский лагерь. А с первого сентября будешь работать экспедитором в самом крупном транспортном хозяйстве нашего города, где этот хороший человек занимает пост главного инженера.
— Это значит, что ты очень тесно будешь работать со мной, — пояснил Миндаль, — так как я там работаю начальником бюро складского хозяйства.
— Не ври, ты простой кладовщик, — пристыдил друга Толик.
— Но скоро им буду, только институт вот закончу на следующий год.
Маша, как завороженная смотрела в глаза Толику и от удивления только вымолвила:
— Замечательно!
— Я знал, что тебе по душе придётся это выгодное предложение, — сказал он и нежно дотронулся до её голой коленки.
— Ты мне сказку предложил послушать или хочешь мне доказать, что чудеса на свете всё — таки бывают? — с недоверием спросила она. — Так не бывает, чтобы ты можно сказать ещё мальчик в течение часа устроил мою жизнь.
— Правду он тебе сказал, — жуя помидор, подтвердил Сеня, — разговор при мне у них состоялся с дядей Витей. А все чудеса и творят могущественные люди. Это жизненная закономерность. Хочу, казню, хочу милую. Всё очень просто прекрасная Маша.
— Странно, — отрешённо произнесла она.
— Ничего странного нет, всё реально и действительно и теперь дальнейшие действия будут зависеть только от тебя, — уверял её Толик.
— Нет, странно то, что я в один день стала вдруг Машей. А вообще-то я Мария и Машей меня никто и никогда не называл, разве, только ты сегодня.
— Как ты представилась, так я тебя и назвал.
— Нет, ты так и продолжай называть меня Машей, — мило улыбнулась она. — Мне даже это стало нравиться больше, чем Мария.
— Не жалко расставаться с Марией? — спросил Сеня.
— Ну что ж, новый город, новая жизнь, новые впечатления, — это очень прекрасно! Думаю, новое имя моё удачно вписывается во все эти новшества. Я предлагаю за это выпить! — подняла она свой стакан.
В этот вечер Миндаль, так напился, что ему пришлось уснуть на сундуке, согнувшись калачиком. А Маша и Толик, лёжа на матрасе в обнимку не решились в присутствии друга заниматься любовью. Только, когда он повернулся на другой бок, то ощутил в своём кармане ключи от машины. От чего на душе у него стало радостно.
— Маша выход найден, машина же под окном стоит, — прошептал он ей.
Они, не обуваясь, вышли на улицу и последовали в машину, которая стояла между двух вишен, словно в тоннели. Во дворе просматривалось безлюдье, и стояла гробовая тишина. Кроме писка надоедливых комаров, ничего слышно не было. Сев на заднее сиденье, Толик оголил ей грудь и начал облизывать её соски. Потом, тихо не причиняя ей боли, приятно стал ей покусывать их, от чего она стала приподыматься к верху, елозя по спинке сиденья спиной. Одновременно одной рукой она стала стягивать, свои трусики, которые бесшумно и незаметно упали на коврик машины. Они оба были возбуждены до предела, но она не давала ему войти в неё. Но всё же хоть и тесновато было, он вошёл в неё. Но это удовольствие было не долгим. Она высвободилась из-под него и сказала:
— Не будем спешить. Длительные ласки, продляют красоту приятных ощущений. А с тобой предаваться ласкам, я готова всю ночь! И ты, пожалуйста, не распыляй свои силы? Я действительно хочу, чтобы у тебя состоялась полноценная брачная ночь! Она для вас обоих должна быть запоминающей на всю жизнь!
Маша застонала и прижался к её груди. Но она инициативу взяла в свои руки, запрокинув его голову припала к его губам и стала их целовать. От чего Толика отбросило назад, и он словно парализованный пролежал так длительное время, постанывая от новых нахлынувших приятных чувств, которые подарила ему Маша. Он готов был орать от счастья, но боялся в эту тихую ночь привлечь внимание к своей машине. Толик в такой позе и уснул, но, как только забрезжил рассвет, он почувствовал, как Маша гладила его по голове.
— Магистр, — впервые она назвала его не по имени, — если ты спишь, то пора просыпаться? Нам обоим нужно привести себя в порядок и тебе подготовиться к оправдательной речи перед близкими родственниками, где ты провёл сегодняшнюю ночь.
— Это совсем не обязательно, — с ноткой обиды, произнёс он. — Мои родители, таких отчётов не требуют от меня, а с Ольгой мы договорились, что за неделю до нашей свадьбы мы встречаться не должны, за исключением сегодняшнего дня. Мебель будем привозить, и приводить порядок в квартире.
Толик приподнялся, и почувствовал, как его плечо пронизало иголками. Он слегка застонал.
— Что с тобой? — спросила она.
— Чёрт плечо затекло, но стон мой совсем не от боли, а от приятных впечатлений нашего близкого знакомства. Я ещё нахожусь на волне сегодняшней ночи. И не хочу выплывать, потому что знаю, что сегодня я с тобой прощусь надолго и, скорее всего никогда больше не увижусь. Я обязательно захочу подобных встреч и много раз. Но, отдав тебя в руки Ковальчуку, я понимаю, что ты там одна никогда не будешь. Найдутся в его предприятии ухари, которые обязательно окольцуют тебя, и тогда прощай Маша, не пиши мне больше писем.
— Глупый дурачок, — засмеялась она. — Неужели тебе не понятно, что ты стал для меня очень близким человеком. А мы с тобой знакомы меньше суток. Это о чём-нибудь, тебе говорит?
Толик насупил брови:
— В общем, то да, но, если я тебе небезразличен, давай договоримся на будущее, что ты оградишь меня от ненужных страданий.
— Ты о чём говоришь дорогой?
— Мне будет больно знать после, что к твоему телу прикасается другой мужчина.
— Как ты себя любишь, — возмущённо воскликнула она, — но это со временем у тебя пройдёт. Ты пойми, так не может быть, чтобы ставить какие — то условия мне. Для этого ты должен родиться был Ротшильдом или султаном.
— Я тебе условий не ставлю, я не хочу с тобой прощаться. И даже сейчас, когда по сути дела ты мне никто, моя душа протестует, что после меня, такую вишенку будет кушать чужой дядя. Одно только обстоятельство меня будет утешать. Если у тебя сложится жизнь в нашем городе, то я буду знать, что имею к твоему счастью самое прямое отношение, — сказал Толик.
— Наконец — то ты верную формулу вывел. Я сама знаю, без всякого конкурса красоты, что я неотразима и одна никогда не останусь! Сам посуди, мы оба при первой встрече стремились друг к другу, но признаться в этом не решались. Это нас фатум с тобой посетил. И по жизни он нас будет посещать не единожды. Я рада, что встретила тебя, не имея за душой ни копейки денег. И вкус твоих пирожков с мясом каждый раз будет напоминать мне о тебе. Я рада, что в твоей квартире не оказалось ни одной лампочки. И, наконец, я очень счастлива, что ты осмелился войти ко мне в тёмную ванную. Такие приятные сюжеты быстро не забываются, а хранятся в архиве мозга всю жизнь. И будь ты немного постарше, твоя Ольга в пятницу в зале бракосочетаний только бы головкой своей недоумённо крутила, но тебя бы там не нашла. Слагая все яркие картинки с момента нашей встречи, я бы тебя просто банально похитила и привязала к кованому сундуку, который стоит в квартире. Поставив на него подаренные тобой мои розы и села бы рядом с тобой, охраняя свою любовь от посторонних взглядов.
— А когда розы завянут, ты их выкинешь и отпустишь меня на все четыре стороны? — задумавшись, спросил он.
Она положила голову на его голову грудь и произнесла:
— Ничего подобного. Я знаю, что рынок находится рядом и, сходив туда, я бы купила новый букет роз. А сейчас я хочу еще раз принять ванную, пока спит твой миндальный орех. Ему на работу, наверное, пора вставать?
— Нет, он сегодня со мной мебель будет возить на автобусе, но вначале я тебя отведу к Виталию Ефимовичу.
Пока она мылась в ванной, Толик разбудил друга и послал его за автобусом. Сам он, дождавшись, когда Маша привела себя в божеский вид, посадил её в машину и отвёз к Ковальчуку, где она у него пробыла не больше десяти минут и вышла из кабинета наполненная радостью и счастьем.
— Пионерский лагерь отменяется, — сказала она.
— Что сразу экспедитором взял? — спросил Толик.
— Нет, инспектором отдела кадров и, похоже, я приглянулась этому дядечке.
— Ты смотри полегче с ним будь? — ревностно заявил Толик, — у этого дядечки две дочки двойняшки такого же возраста, как и я.
— Не переживай Толик, — утешала она его, — он хоть и добрый дядечка, но рядом с ним я буду плохо смотреться. Главный инженер должен носить каждый день свежие рубашки и от него должно пахнуть дорогой туалетной водой. А от Ковальчука за пять метров отдаёт жареной печёнкой. Я этот запах терпеть не могу.
— Дальнейшие твои действия, какие? — облегчённо спросил Толик у неё.
— Погоди, я приду в себя, — приложила она руку к груди, — мне до сих пор не верится, что мне так несказанно повезло. Мне нужно присесть и хорошо обдумать внезапно навалившуюся на меня удачу.
Они спустились по лестнице вниз и сели на скамейке у парадного входа в контору. Толик обратил внимание, что все входящие и выходящие посетители надолго задерживали свои взгляды на Маше. И ему стало вдруг гордо за себя, что эта женщина на данный момент принадлежит только ему. Но он ошибался. Как только она открыла двери кабинета главного инженера автопредприятия, Маша перестала быть его женщиной. Хотя после свадьбы она подарит ему несколько встреч в лугах. Но эти встречи будут разниться от первой их близости. Холод и безразличие ворвётся в их отношения. А с наступлением осени их встречи совсем прекратятся. Маша понимала, что может разрушить молодую семью, и чтобы уберечь её, она решила отнять главного инженера у дородной и неопрятной Галины Ковальчук, но инициатива этого шага исходила от самого Ковальчука. Увидав её Ковальчук, потеряет голову, а позже он потеряет партийный билет и свою семью из-за Маши. А Толик посчитал, что Маша вместе с Ковальчуком полюбила и жареную печёнку.

               
                РОЗЫ ИЗ ДРУГОГО ГОРОДА

   Виталий Ефимович в этот день определит Машу на хорошую должность и выделит ей служебную квартиру, куда Толику вход будет закрыт. И в этот же день Толик перевезёт с Миндалём и друзьями мебель в квартиру, и оставят Ольгу и обоих матерей наводить там надлежащий порядок. Сами же они уедут в деревню Соколиху, с друзьями на мальчишник, который им в три часа ночи сорвали деревенские парни около озера. Подравшись с сельскими хулиганами, они забрали недопитую водку с оставшейся закуской, сели в машину и лесными дорогами выехали к городу, объезжая всячески посты ГАИ.
— Поехали допивать водку, ближе к твоей квартире? — предложил Миндаль Толику.
— Ты чего, а вдруг женщины порядок навели и остались там спать, — не согласился Толик.
— Мы не к тебе пойдём, а на Воронку, — сказал Миндаль, — это двухэтажный дом деревянный за рынком. Там весело круглые сутки. Стекаются в основном одни ****и и блатные. Почему и назвали Воронка. Это дом Райки Устиновой, — у неё муж сейчас сидит в тюрьме, а она торгует самогоном и привечает всех.
— Ты в притон нас хочешь пригласить? — спросил Миша Ёрш, — задиристый парень, ходивший всегда с гордо поднятой головой, за что и получил такую кличку от друзей. — Пошлостей и грязи нам только не хватало, — зудел он.
— Не бойтесь, никто нас там не обидит, — предупредил Миндаль, — там драки запрещены.
— Никто драк не боится, но для полного счастья притон надо посетить, — изъявил желание идти туда Толик. — Шлюхе, какой-нибудь перед бракосочетанием «развязать язык», я думаю, не помешает.
Они подъехали, к дому и вошли в незапертые двери дома. На первом этаже в одной неубранной комнате спала женщина, которую знала вся округа. Это была Зинка Оспа, — старая знаменитая спекулянтка, которая пожизненно была «обвенчана» с тюрьмой. В другой комнате по низкой широкой кровати ползали две девочки. На первый взгляд одной был годик, а второй три года. Старшенькая девочка плакала и, увидав незнакомых людей, замолчала, и начала кулачком вытирать слёзы.
— Миндаль, чьи это девочки? — спросил Толик.
— Устиновых, — Райка, наверное, отлучилась куда — то недавно. Видишь, лампадка над иконой горит. А может, на втором этаже спит пьяная? Хотя вряд — ли? Второй этаж стариков Райки, а они не общаются с ней из-за её разгульного образа жизни.
— Давайте их покормим, чем — ни будь, — предложил Ёрш.
— У нас кроме холодного мяса ничего не осталось из закуски, — сказал Толик, — овощи и сладости потоптали на берегу во время драки.
Миндаль посмотрел на часы:
— Через час рынок откроют, сходим ягод им, купим.
— Вспомнил! — приложил ладонь голове Толик, — я сейчас им вишни принесу. У меня под окном ей завались.
Он взял стоящую на полу кастрюлю, и быстро сбегал к своему новому дому, нарвав детям вишни. На обратном пути в чьём — то палисаднике он нарезал букет белых хризантем, намереваясь утром преподнести их своей Ольге.
Положив букет на кровать, он вымыл вишню и, усадив обеих малюток к себе на колени начал кормить их вишней. Они все перемазались в сочной вишне, не забыв заляпать своими ручками и лицо Толика. Потом Толик дал им филейного мяса, которое они начали обсасывать, не выпуская из своих рук. Друзья сидели на полу и на кровати, допивая свою водку. В начале седьмого утра в комнате появилась хозяйка. Увидав незваных гостей в доме, она бросилась к детям, но те не хотели слазить с колен доброго дяди, держа крепко в своих кулаках обмусоленное мясо.
— Вы, что не хотите к маме идти? — опешила она, — вам, что чужой дядя родней?
— Рай, да оставь ты их? Не видишь, Магистр их прикормил, — сказал Миндаль.
— Ой, Сенька ты здесь, — успокоившись, проговорила она, — тебя я и не заметила. Ну, слава богу, что всё нормально обошлось. В милицию меня забрали в два часа ночи. Девчушки спали, а я вышла провожать Ланку и её Боба. Они у меня самогонку пили вместе с Оспой, половину бутылки взяли с собой, а у поворота милиция к нам подъехала и нашла самогон. Всех троих для выяснения и забрали паразиты. Меня отпустили с Ланкой, а Бобу протокол составляют. Сейчас подпишет его и ко мне припрутся с Ланкой.
— Будешь водку? — спросил у неё Миндаль.
— Если только чуточку, — сказала она, не переставая тянуть свои руки к дочкам, но они не смотрели на неё. Дети полностью были заняты дядей. Они что — то лопотали ему, показывая на вишню и на мясо.
— Не хотят идти к маме, видать дядя им понравился? — сказала она, посмотрев на Толика.
— Этот дядя послезавтра женится, — доложил ей Миндаль, — мы к тебе заехали с мальчишника. А жить он будет в квартире моей бабки.
— Тогда увидимся с вами ещё не раз, — посмотрела она на Толика и выпила водку.
— Сомневаюсь, он не ходок в такие заведения, — сказал Сеня. — Понимаешь, белая кость. Играет немного на рояле и на работу ходит с портфелем. Вот такой наш жених.
— Это конечно, — раздражённо бросила Райка и вырвала старшую дочку из рук Толика. — А мы люди простые, мы даже на ложках не умеем играть, и мясо такое, какое вы принесли, отродясь не пробовали. Мы люди пропитаны ливером и тюлькой. На вкуснятину, у нас денег не хватает. Вот, как мы живём, — смотрела она зло на Толика и говорила, будто гордилась этим.
— Вы взрослые ешьте, что хотите, — спокойно ответил ей Толик, — а детей грех лишать счастливого детства. Иметь деньги на выпивку и не купить детям пряника, это возмутительно!
— Дети у меня не обижены ничем, — оправдывалась Райка, — сюда без сладостей никто не ходит. Вот так мальчик! И ни тебе судить о моей жизни. Мне хватит нравоучений сверху, — показала она пальцем на потолок, где жили её родители. — Зайди, как-нибудь сюда вечером и ты убедишься, что мои детки всегда сыты.
Ребята допили водку и когда к хозяйке пришли новые гости, они направились к выходу. Младшая девочка никак не ходила уходить с рук Толика и, только когда он ей показал на букет цветов, лежавших на кровати, она с радостным повизгиванием ползком начала добираться до них. Оставив машину около не понравившейся Толику «Воронки», они разошлись все по своим домам.
В ближайшую пятницу на свадьбу приглашённый Ковальчук придёт под ручку не с законной супругой, а с Машей, которая будет одета в богатое жёлтое платье с чёрной розой на груди. Толик заметно изменится в лице, но Маша ему глазами дала понять, что её визит на свадьбу вынужденный, который она отвергнуть не могла. То же самое она объяснит ему и на второй день свадьбы. А он в присутствии её два дня под громкие возгласы «Горько», целовал смущённо свою молодую жену Ольгу.
Когда после свадьбы он несколько раз встретятся в лугах с Машей, то поймёт, что теряет эту красивую женщину. Он был немного рад такому исходу, а с другой стороны, ему было грустно, что он больше не будет целовать это красивое лицо. Жизнь подсказывала ему поступить мудро. А это значит, про увлечение красивой женщиной необходимо было забыть. Она не говорила ему: «Уходи». Просто Маша несколько раз не пришла на тайную встречу. И этим всё было сказано. Толик ни в чём не винил её, он считал, что умная женщина на расстоянии прочитала его терзающие мысли и сделала нужные выводы.
Позже Толик не будет искать с ней встреч, а сделает для себя вывод, чтобы обладать красивыми женщинами, нужно иметь власть или деньги. Много денег иметь в СССР, — пагубно может отразиться на здоровье и свободе. Значит, остаётся только власть, но, чтобы её иметь, нужно для этого вначале получить высшее образование. И после своей свадьбы он без труда поступит на заочное отделение в политехнический институт.
А Маша и Ковальчук, через год покинут город и уедут в близлежащий город химиков, где Виталий Ефимович будет работать в НИИ и полностью погрузится в науку. Маша будет работать в технической библиотеке крупного химического комбината. Все новости о них Толик узнавал от отца, который не прекращал поддерживать связь со своим старым другом. Иногда в их доме на столе в вазе красовались розы красного и жёлтого цвета, но история их появления, Толика никогда не интересовала. Для него это было рядовое событие, особенно в летнее время. И только однажды на Октябрьские праздники мать с отцом придут в гости к молодым. У матери в руках будет букет роз.
— Откуда цветы? — спросил Толик.
— Ты, что только на свет народился? — сказала мать, — вам второй год уже их присылают Ковальчуки, а вчера они приезжали к нам в гости и уехали от нас сегодня утром.
Толик посмотрел на свою Ольгу, но она равнодушно восприняла это известие, как ему показалось, и продолжала суетиться с закусками по новой квартире, в которую они недавно переехали. Приятной и тёплой волной обдало Толика это известие и он, не подавая вида, что обескуражен этим сообщением, плюхнулся в кресло, закрывшись от всех газетой. Тогда он не знал, что матери и отцу, хорошо известно по какому поводу им присылают Ковальчуки розы.
— Ты принёс им мир и счастье! — так говорят Виталий и Мария, — ответил ему на работе отец, — и Мария недавно стала матерью. У неё родилась дочь. А твоя Ольга, почему не спешит подарить нам внуков? — уже раздражённо произнёс отец.
— И вы скоро сиротами не будете, — загадочно заявил Толик и вышел из кабинета отца.
С семейными и институтскими хлопотами, Толик не заметит, что в их дом резко прекратили поступать розы. Тогда он не знал и не догадывался, причины отсутствия цветов в их доме, к которым он уже привык. Виталий Ефимович оставит Машу одну с маленькой дочкой на руках и уедет на БАМ с новой женой на руководящую должность. А Толик постепенно начнёт забывать, что в его жизни была красивая женщина, которую звали Маша. У него будет много таких Маш на любовном фронте, но случайно при виде красных или жёлтых роз он всегда её будет вспоминать с необыкновенной нежностью.

                ЦВЕТНИК С ЦАРИЦЕЙ

         Учебный процесс у младшего Магистратова затянется на долгие годы. У него уже будет сын подрастать, когда Толик с грехом пополам окончит заочно политехнический институт. Только после этого он приобретёт солидную должность. Отец Роман Иванович Магистратов по своим связям пристроит его вначале на мебельную фабрику начальником отдела снабжения, где он проработает продолжительное время, а когда фабрика начнёт трещать по швам, ему предложат завидную должность коммерческого директора, в строчевышивальной фабрике «Салют». Строчевышивальная фабрика это было большое четырёхэтажное здание, которое населяли в основном женщины и только иногда мелькали мужчины, работавшие наладчиками швейных машин. Некоторых сотрудниц он знал по школе, а швея Беляева Нина училась с ним в одном классе. Она всегда была серенькой и незаметной девочкой.
Не смотря, что минуло много лет, как он покинул школу, но о том, что коммерческий директор Магистратов в раннем возрасте познал близость с противоположным полом, слухами фабрика наполнилась моментально. И если бы его специфика работы напрямую была связана с производственным процессом, то он бы ежедневно ловил на себе женские многоликие взгляды, где можно было встретить не только снисходительность, а также осторожные и понурые лица, которые при встрече сторонились его и старались даже уклониться от приветствия. На таких женщин Анатолий Романович не обращал внимания и считал их по жизни инвалидками, которым предназначено до окончания своего века, носить на себе синие чулки.
И всё-таки больше попадались, женщины с томным обвораживающим взглядом, с откровенной вывеской на лице. «Если ты хочешь меня, то я твоя».
Строчевышивальной фабрике он дал своё кодовое название «Бабье царство», так, как от женского изобилия разбегались глаза во все стороны. Но Анатолий Романович не стал сразу раскрывать свои объятия. Он начал оценивать обстановку и знакомиться с людьми. Ему предоставили небольшой кабинет на втором этаже и служебную машину пикап, в которой был телефон. Директором фабрики была сорокапятилетняя Наталья Дмитриевна Брюсова. От неё всегда пахло дорогими французскими духами, и отличительной чертой её гардероба было то, что она никогда в помещении не появлялась застёгнутой. Даже зимой в лютые морозы, выходя из служебной Волги, распахивала свою шубу и, цокая каблучками по кафелю, шла величаво по фабричным коридорам высокомерной походкой, как единоличная хозяйка, с неохотой здороваясь на своём пути с встречными подчинёнными. За глаза её все называли Царицей. Это, была требовательная и властная дама. Имея орден, Знак почёта за трудовые успехи, она требовала от всех беспрекословного подчинения к ней и обязательного выполнения плана, готовя при этом свою выпуклую грудь к новому ордену. Великолепные груди Царицы игриво дрожали в унисон её голосу, когда она гневно разносила своих подчинённых на оперативках. Она никогда не кричала сидя в своём кресле. Ей для этого было мало место. Наталья Дмитриевна всегда элегантно поднимала свой зад с кресла и, помогая своему голосу, начинала жестикулировать руками, заставив виновато всех опустить головы. И когда она опускала свой зад в кресло все облегчённо вздыхали. Знали, что на этом её гнев прошёл, и подымали на неё свои головы.
«Наверное, она темпераментная в постели? — думал Анатолий Романович, — единственный из подчинённых не отводивший своего взгляда от разгневанной директрисы. — Любопытно, какое сейчас на ней нижнее бельё, нашей фабрики или импортное? — гадал он мысленно. — Если спросить у неё, то можно вылететь с работы. В лучшем случае получить по физиономии. А можно сослаться на профессиональный интерес, тогда она воспримет это возможно спокойно. Нет, нельзя к ней сейчас лезть с глупыми разговорами, — решительно отмёл он свою затею. Надо вначале хотя бы на расстоянии познакомиться с её мужем, а потом начинать постепенно раздвигать свои объятия. Интересно будет преданной делу партии женщине сделать поступательное движение в её интимный разрез, — шаловливо подумал он. — Думаю, что она не будет в это время читать свои уставы, а будет извиваться подо мной и рвать на себе от счастья свои пышные волосы на голове».
— Все свободны, кроме Анатолия Романовича, — донеслись до него слова директора.
Он очнулся от своей сексуальной мечты и молча проводив взглядом своих сослуживцев, покидающих кабинет, изобразил внимательное и умное лицо.
— Анатолий Романович, может я и не права, но мне кажется, что вы меня совершенно не слушаете. А плаваете, где-то в своих неизвестных мне мечтах. Хотя претензий к вам по работе я никаких не имею, и если вы будете продолжать трудиться в том же духе, то нам в скором времени предстоит большая созидательная работа. Начнём в ближайшем будущем строить вторую очередь фабрики.
— Здорово! — глухо отозвался Магистратов.
— Я пока об этом никому не говорю и вас прошу не делиться ни с кем моим сообщением. Нам с вами предстоит совместная поездка в Госплан, будем доказывать, что расширение производства для страны необходимо. Разрешение этого вопроса идёт к завершению, осталось собрать всего две подписи. — Она вдруг улыбнулась и сделав секундную паузу, сказала. — А вам всё-таки впредь я посоветую не отвлекаться на моих оперативках, а внимательно слушать меня?
— Простите, Наталья Дмитриевна? — чуть приподняв бровь правого глаза, сказал он приятным тембром, — немного залюбовался вашей речью и отвлёкся.
Она с большим трудом замаскировала свою улыбку и отпустила его. Эту маскировку своим опытным глазом Толик заметил моментально и вышел из кабинета. Но через пять минут она вновь по селектору вызвала его к себе:
— Анатолий Романович, у меня к вам просьба будет частного характера? Возьмите на складе у Симочки отмотанный двужильный провод и бросьте себе в машину. Сегодня будете по своим делам мотаться по городу, завезите его по этому адресу. Там работают электрики, отдайте его им. А то они просидят весь день без дела.
Она протянула ему адрес на бумаге, где было написано, улица Сосновая, дом десять. На этой улице жил его друг Сеня Миндаль.
— Нет вопросов Наталья Дмитриевна, я прямо сейчас его обязательно завезу, мне это не трудно, — сказал он и пошёл на склад к Симочке.
Зав складом Симочка была у него в подчинении. Это была совсем нестарая особа, имеющая всегда влажное, но красивое лицо с пикантными веснушками на носу, которые делали её очаровательной. Хотя она и без них была очень милой женщиной. На фабрике она работала со дня основания и за её добрый и общительный характер Симочку все уважали, невзирая на то, что она считалась первой обладательницей искусного сленга ненормативной лексики и главной злюкой мужского персонала. Она дважды выходила замуж и не найдя в замужестве своего счастья люто возненавидела мужчин. Хотя всё равно не переставала блуждающим взглядом смотреть в их сторону.
«Значит не совсем потерянный ещё человек», — облизываясь, считал Магистратов о Симочке.
Анатолию Романовичу она детально нравилась, и он в мечтах внёс её первой в свой романтический список Бабьего Царства. Не забыв и про других женщин, которым не удастся выскользнуть из его объятий. Свою красивую фигуру, Симочка всегда прятала, под многочисленные одежды, поверх которых был надет чёрный атласный халат. Но коммерческий директор, несмотря на такую маскировку, своим зорким взглядом усмотрел изящество её фигуры и скрытую тоску по мужской ласке. И определил, что мужененавистничество у неё это напускное. Главную цель он поставил перед собой, — обязательно разбудить в этой куколке иные чувства к мужчинам и доказать, что без них женщины крадут своё счастье. К Анатолию Романовичу она относилась, как к своему начальнику и при возможности всегда его старалась без зла уколоть за незначительные промашки, которые он иногда допускал в работе. Во многих вопросах, связанных с производством, она была значительно сильнее его.
Симочка сидела на складе в своём неизменном чёрном атласном халате, и пила чай с пастилой и кексом. По яичной скорлупе, которая лежала на обрывке газеты, можно было определить, что она употребила большое количество варёных яиц.
— Анатолий Романович, хотите чаю с пастилой? — предложила она, увидав вошедшего шефа.
— Нет спасибо, я не хочу, — вежливо отказался он, — и вам не рекомендую много есть сладкого и яиц.
— Думаете, потолстею? — засмеялась она.
— Не обязательно, — ответил он, — у вас просто возраст критический, который придаёт вашему организму массу беспокойств, и если вы будете в дальнейшем беспечно относиться к своему здоровью, то инфаркта вам не миновать. Вы поглотили перед моим приходом, наверное, мою месячную норму яиц. А это опасно при вашем положении.
— Яйца всегда считались полезными, я выросла на них, — ответила она, — а ела я их не одна, а с моими кладовщиками.
Она замолчала и сразу опомнилась:
— Это, о каком интересно знать, положении вы намекаете мне Анатолий Романович? Уж, не о беременности ли? — подозрительно спросила она.
— Ну что вы милая Симочка, — у вас климатические возрастные изменения происходят, отчего вас часто посещают приливы. И женщины, не получающие мужских защитных гормонов, как правило, в первую очередь попадают в кардиологическое отделение.
— Подумаешь, кардиология, нашли чем напугать, — развязано бросила она, — это же не скорая смерть.
— Конечно нет, — продолжил он, — но это в обязательном порядке инфаркт, возможно и обширный с последующей инвалидностью. И замечу, что это в лучшем случае, о худшем я говорить не буду. Сами должны догадаться. И то, что яйца и сладкое полезно в неограниченном количестве в нашем возрасте, — это бред невежественных людей.
— Откуда вы всё это знаете, вы что врач? — испуганно спросила Симочка.
— У меня жена врач кардиолог, — и что связанно с её профессией я много о чём знаю. Так же, как и она о моей работе осведомлена неплохо.
Симочка, быстро свернула свой завтрак, а скорлупу выкинула в пустое оцинкованное ведро, стоявшее у неё под столом.
— А что мне теперь делать, чтобы избежать инфаркта? — спросила она.
— В первую очередь выбросите свою косынку с головы и никогда её не носите, даже на работе. У вас красивые волосы и бесподобная внешность. Пускай люди любуются вами и снимите ненужную мишуру, что у вас находится под халатом, чтобы ваши бёдра при ходьбе наводили на мужчин сладкие грёзы. И немедленно выходите замуж или, в крайнем случае, обзаведитесь могучим любовником, — посоветовал он ей.
— Где их взять, куда не повернись, кругом одна пьянь, — с сожалением сказала она.
— Вы красивая и не глупая женщина, у вас обаятельная улыбка и отличная фигура. Посмотрите внимательно по сторонам и научитесь неровно дышать к противоположному полу. И тогда приступайте к выполнению программы, «бегом от инфаркта».
— Спасибо Анатолий Романович, что назвали меня милой и по достоинству оценили мою незаметную ни для кого красоту. Только вы не думайте, что я как женщина потеряна и матерюсь, как ломовой извозчик. Всё во мне есть и матерюсь я только потому, что страдаю от недостатка мужской ласки. Выплёскиваю иногда в такой форме свои эмоции.
Она встала и прошла к стеллажам, сняв оттуда бухту с электропроводом:
— Вот возьмите? Царица меня предупредила, что вы придёте за ним.
Она пристально посмотрела на Анатолия и добавила:
— Никогда бы не подумала, что вы такой интересный человек. Хоть разговоры о вас всякие ходят у нас, на фабрике, но я всегда почему-то думала, что вы бумажная душа и кабинетный червяк. А вы такой открытый и доступный и понимаете толк в женщинах. Я вам сегодня за совет непременно испеку пирог с осетриной. А они у меня вкусные получаются.
— Благодарю Симочка, — пироги я люблю, но женщин больше.
Он взял бухту и отнёс в машину:
— Давай на Сосновую улицу вначале заглянем? — сказал он водителю Мише, — а потом на центральный склад поедем.
— К Царице домой поедем лапшу отдавать, — догадался Михаил.
— Да, она просила завезти, а то там у неё электрики без дела сидят.
— Эти электрики её муж с сыном. Числятся у нас на работе и получают деньги. На данный момент их военкомат освободил от работы, чтобы они смогли немного поработать для видимости в военкомате и ударно на строительстве своего дома, — сообщил Миша. — Наша Царица баба ушлая, не то, что её пентюх Игорь. Она его пробовала на должности инженера по технике безопасности, но куда ему он бестолковый как пробка. Сейчас Игорь Брюсов бригадир электриков, а в бригаде у него сын, которого из армии комиссовали и Вася Замков, вкалывающий за всю семейку. А чтобы он не гавкал от ущемления, даст ему премии полсотни перед праздником, и Вася не горюй.
— Не боится она так скомпрометировать себя? — спросил Толик.
— А чего ей боятся, здесь не подкопаешься. У неё всё по закону, тем более, она в любой кабинет горкома партии заходит без робости и разрешения. Она у нас знаменитость. Но эту бабу всё равно у нас уважают. И я тоже. Она никого за время своей работы в качестве директора не уволила с работы и материальную помощь всегда даёт, кто обращается к ней. Лучшие путёвки на курорты нам выбивает сама.
— Миша знай на будущее, — не дослушав водителя, сказал Магистратов. — Никогда нельзя говорить плохо о женщине, даже если она твой начальник. Я с удовольствием послушаю про неё добрые известия, а негативную черту характера позволь мне самому определять. Так, как некоторые неправильные действия женщин мы должны уметь прощать. А ты мне её вначале охарактеризовал, как узурпаторшу, а потом начал восхвалять. Впредь не надо со мной делиться своими соображениями о моём руководителе, если я у тебя сам не спрошу об этом. Так, как мне самому будет интересно оценить все её достоинства и недостатки.
— Понял Анатолий Романович, — сказал Миша, — считайте, что я рассуждал сам с собой, а то вы мне доверять не будете. До вас я возил Борисова Аркадия Ивановича, почти шесть лет. Он сейчас в исполкоме работает. Можете у него спросить, что я лишнего никогда не болтал.
— Зачем мне это, разве я высказал своё мнение о недоверии к тебе? У нас здесь строчевышивальная фабрика, а не армейская разведка третьего рейха и досье я составлять не собираюсь даже на того, с кем мне придётся проводить всех больше время на работе. То есть с тобой.
— Благодарю, Анатолий Романович! — сконфужено ответил Михаил.
Они подъехали на Сосновую улицу к десятому дому, где рядом с ним был возведён добротный дом из красного кирпича.
— Вот он их новый дом, — сказал Михаил. — Вы посидите в машине, а я пойду, отнесу лапшу им.
— Много чести, — остановил его Анатолий Романович, — посигналь, пускай сами выйдут.
После сигнала из дома вышел мужчина в резиновых сапогах и комбинезоне.
— Это муж её идёт, — предупредил Михаил.
Анатолий, не вылезая из машины начал изучать супруга своей возможно намеченной вздыхательницы, стоявшей в его списке под номером два:
«Слащавое лицо, разговаривает тихо и скупо, будто ему больно произносить слова. Под горловиной комбинезона выглядывает протёртый воротник старомодной рубашки. Походка неказистая и вялая, наверное, у него и фаллос вялый, как походка, — сделал он заключение. — Сам бог мне велит разделить приятный досуг с Царицей! А обольстить я её смогу, главное только не спешить».
Он мысленно уже овладел Царицей, и планировать доступ к её телу решил после того, как распознает до конца все её слабости, чтобы не сесть в лужу.
«Она дама, что ни говори серьёзная, чем и интересней будет мой путь к ней, — подумал он. — Возможно, мне потребуется штурман в этом деле, которым обязательно должна быть женщина».
— Куда теперь, на центральный склад едем? — спросил водитель.
— Да, но вначале давай проедем до середины улицы. «Мне надо ещё в один дом зайти», — сказал Анатолий.
— Супруг у нашей Царицы мне показался инертным, большая противоположность ей, — поделился он своими впечатлениями с водителем. — Наталья Дмитриевна мне порой, кажется, сделана из протонов и нейтронов, а муж у неё больше похож на конское седло.
— Так оно и есть Анатолий Романович, у нас на фабрике его все называют Гоша — Гугу. Он больше молчит, а если говорить начнёт, то может завернуть такую безумную речь, хоть стой, хоть падай. Он однажды потянул запястье на руке и взял больничный лист, но в профсоюзе потребовал, чтобы ему его оформили, как производственную травму. Так как кисть у него открутилась из-за отвёртки, которой он перед этим днём упорно работал. Тогда Царица врезала ему за эту отвёртку так, что он на следующий день сразу выздоровел.
— Останови у синего дома? — сказал Анатолий Михаилу и прошёл, через калитку в дом.
К его счастью, Миндаль находился дома и ковырялся в старом магнитофоне. Он был женат и воспитывал троих сыновей. Работал начальником автоколонны в своём пассажирском предприятии.
— Магистр, тебя, как ко мне занесло? — обрадовано сказал Миндаль, — обычно ты ко мне на работу заходишь, а тут решил домой завалиться.
— Ты, что не рад? — усмехнулся Анатолий.
— Кончай такие шутки? Я тебе всегда рад, — достал он из холодильника початую бутылку водки.
— Нет, я не буду пить я на работе, — отказался Анатолий, — я у тебя совершенно случайно оказался. Заезжал к своей директрисе домой.
— К Брюсовой Наталье? Ты ещё не примял ей сиськи? — засмеялся он. — Она ничего, я бы к ней тоже в штат согласился зачислиться, но у меня Волги нет. Одни автобусы. А её привозят домой только на Волгах.
— Ты расскажи мне про неё, — вкрадчиво спросил Анатолий. — Она всё-таки у вас на виду здесь. А то я в ней никак не разберусь, что она за человек?
— Понял, я всё, ты глаз на неё положил. И не надо мне рассказывать больше ничего, я же знаю тебя, как облупленного, — сказал Миндаль. — То, что тебя интересует, я тебе всё рассказал, а в быту она классная баба и не зазнайка. Про неё никто с улицы гадостей не скажет. Благодаря своему мандату у нас на улице чистота и порядок, мы же не зря её депутатом в местный совет несколько созывов кряду избираем. Но она достойна, чтобы её любили, такие мужчины, как я! — пошутил Сеня.
— Что же ты её не любишь?
— Как можно мы же считай соседи с ней, а у меня правило никаких вариаций с соседями не производить, какая бы у меня гравитация не была. А если, по правде сказать, то эта шапка не по мне, а меня Сеня зовут.
— Трепач ты, я тебя серьёзно спрашиваю.
— А я тебе серьёзно и говорю, что ты должен её скосить. Она же не женщина, а орхидея. Узнай по своей методе её привычки, какие книги любит, какую музыку слушает и вперёд на баррикаду. Дерзай, но смотри не ошпарься, о горком партии а, то лишишься своей должности. Неизвестно кто там у неё есть.
— Всего бояться, значит жить без наслаждения, — изрёк Анатолий, — а моей натуре это не подходит. Я лучше биндюжником буду, но жить буду в радости.
Миндаль проводил его на улицу и перед машиной сказал:
— Вспомнил, она любит французские духи и исландские консервы. А ещё они с мужем по четвергам посещают вечерами клуб народных творчеств «Пастораль». Она пишет вроде акварелью, а он у неё в струнном оркестре играет на балалайке. Это я точно знаю. Она рассказывала об этом моей жене. А они с ней часто общаются.
Миндаль замолчал и глазами повёл на водителя Москвича, который не спускал с двух друзей своего взгляда:
— Прими к сведению мои ценные сведения? — почти шёпотом произнёс он.
— Про духи я точно знаю, — тоже на шёпот перешёл Анатолий, — а вот консервы, это уже кое-что, а в акварели я тупой, как сибирский валенок, — рисовать сам знаешь, могу только кораблики и обнажённых женщин.
Анатолий пожал руку другу и сел в машину. В этот день он своему тестю Адольфу Карловичу Ленскому, который работал начальником ОРСА, позвонил по телефону:
— Нужны консервы исландские и не меньше коробки.
— Сейчас у меня в наличии их нет, — ответил тесть, — но дней через пять будут. Ты что свою неземную Клеопатру хочешь подкормить ими? — удивил он Анатолия своей прозорливостью, от чего у него свело скулы, и он сразу не мог ответить тестю.
Быстро придя в себя, он крикнул в трубку тестю:
— В Подольск надо презентовать, на запасные части для швейных машин, а почему вы решили, что моего директора надо кормить этими консервами? — спросил Анатолий.
— Наталья Дмитриевна мне иногда делает такой заказ, и по возможности я ей его выполняю. Она женщина с пьедестала и тоже на многое способна. Так что грех ей отказывать в маленькой услуге. Но ты можешь её обрадовать. Вместе с тобой я и ей доставлю исландское удовольствие.
— Вот этого бы мне, как раз и не хотелось, — сказал Анатолий. — Лучше этот заказ попридержите, а когда ей потребуется, тогда вы её поразите своей оперативностью.
— А ты зятёк прав, из тебя может хороший коммерческий директор получиться. Молодец! Ты мне лучше расскажи, как с ней ладишь на производстве? Только не обманывай меня, потому что я у неё интересовался. Она мне хвалит тебя. Но она одно может сказать, а ты другое. Я знаю, как тяжело подчиняться женщине, сам раньше был почти девять лет пажом у моей предшественницы.
— У меня нет повода с ней конфликтовать, так же и у неё со мной, — ответил Анатолий, — я вроде человек с головой, и въехал в свою работу грамотно. Много будет зависеть в дальнейшем не от моих взаимоотношений с неземной Брюсовой, как вы сказали, а от моей продуктивной работы. А здесь я как рыба в воде, к отцу ещё ни разу за помощью не обратился. Сам управляюсь пока.
— Ты не прав Анатолий, Натальей Дмитриевной пренебрегать нельзя. Ей заместители министра ручки целуют, так, что и ты не упускай возможности иногда с её плеча пылинку сдуть, — дал совет ему тесть. — Она со своей не женской напористостью далеко пойдёт! Запомни мои слова. Она рождена с таким транспарантом на лице.
Анатолий без тестя всё хорошо понимал, что Брюсова, — это женщина ценнейшая собственность партии и все дороги, по которым её направят, будут лаковыми и высокогорными для неё. Он положил трубку и начал размышлять, как он поступит с этой коробкой консервов.
«Про акварель ясно, я в этих красках ничего не смыслю, но с консервами, надо, что — то придумать оригинальное и случайно — правдивое. То, что она к тестю с этой просьбой обращалась неоднократно, это конечно плохо. Можно эту затею, отменить, но тесть заказ принял, назад пятиться нельзя. Ладно, будут консервы, тогда и буду думать», — встал он из-за стола и хотел собираться идти домой, но в кабинет постучали:
— Заходите? — сказал он. Дверь открылась и перед ним появилась симпатичная блондинка с немного вздёрнутым носом и пухлыми губами.
— Анатолий Романович, подпишите, пожалуйста, требование на спецодежду? — протянула она ему бумагу.
Он взял требование в руку покрутил его, а потом, взглянув на неё, спросил:
— Вас, как зовут лилия?
— Нет, я не Лилия, я Саша, а муж у меня Слава, — сказала она, нагло глядя на него.
— На вашего мужа требование не выписано, тут стоит фамилия Беляева, а имени и отчества нет, — не обращая внимания на её наглый взгляд, сказал он и подвинул требование в её сторону.
— Ну и что разве, не ясно, что это я? Тут больше с такой фамилией не работает никто. Подпишите, пока слад не закрыли, иначе я к работе не приступлю. Я первый день после отпуска, вышла во вторую смену. Мне новый халат положен.
Она села на стул и, не меняя своего наглого взгляда, продвинула пальцем требование назад.
— У вас волосы натуральные или крашенные? — спросил он, у неё приподняв на неё свои лукавые и обольстительные глаза.
— Вы, что не видите, что это мои естественные волосы, — а что?
— Понимаете, в чём дело, вы я думаю редкий экземпляр, — кинул он на швею пронзительный взгляд. — В природе не существует наглых блондинок. Они могут быть милыми, добродушными, сексуальными, но никак не грубыми, грубая и наглая блондинка падает в глазах окружающих, быстрее, чем брюнетка. Блондинки должны светиться, так, чтобы от их излучения всем было тепло и светло. Для этого их природа наделила таким драгоценным даром. В каждой блондинке присутствует частица солнца. А вы вломились ко мне в кабинет с надменным лицом, заочно знакомите меня со своим мужем и пытаетесь убедить, что Беляева вы одна на фабрике. На третьем этаже в цехе детской одежды, трудится Нина Беляева. Подымитесь сейчас и убедитесь в верности моих слов? А если я сейчас позвоню в отдел кадров, то думаю, найду ещё несколько ваших однофамильцев. «Какое ваше отчество?» — спросил он.
— Александра Алексеевна, — тихо прошептала она и опустила голову.
Он, не глядя на неё, дописал её имя и отчество, поставил свою подпись и протянул требование ей.
— Спасибо! Простите? Я не хотела, — невнятно пробормотала она и, схватив требование, вылетела из кабинета.

                ПИРОГ С ОСЕТРИНОЙ

        Утром следующего дня, придя в свой кабинет, он обнаружил на письменном столе пирог, прикрытый куском бязи.
«Однако Симочка последовательна в своих поступках», — подумал он и включил чайник. Затем вызвал её к себе в кабинет.
Симочка явилась к нему несколько преобразившая. Она была без своей неизменной косынки. Волосы аккуратно собраны в пучок и перевязаны тёмно-синею лентой. Её белокожая грудь, не тронутая морщинами, на этот раз проглядывала довольно смело. Так как раньше, под халатом, на ней всегда была надета с глухим воротом кофточка.
«В таком виде, ко мне в кабинет она ещё ни разу не являлась, — отметил он про себя. — Не торопись Симочка, мне надо понаблюдать за тобой. Но духи тебе надо обязательно поменять. В них нет манящего запаха. Тебе я сейчас их подарю. Для производственных нужд у меня припрятано несколько польских флаконов. А под халатом у неё наверняка один лифчик и трусики и вероятнее всего нашего производства. А, что наша продукция не плохая?» — молниеносно пронеслось у него в голове.
Делая вид, что он не заметил в её облике перемен, Анатолий поздоровался с ней и предложил присесть:
— Симочка, никогда не стойте передо мной, как школьница, когда заходите в кабинет, а сразу присаживайтесь? Вы моя первая помощница здесь и привыкайте к моему кабинету, так как в моё отсутствие вам придётся подменять меня, — сказал он ей.
— Спасибо, но я к этому кабинету давно привыкла, — смутилась она. — Только раньше предыдущий хозяин кабинета, не был со мной, так доверителен и добр. Держал меня всегда на расстоянии и зачастую ругал, за те ошибки, которые сам совершал.
— Забудьте о нём, и работайте спокойно, как и работали, а сейчас, я собираюсь отведать вашего пирога вместе с вами. Чайник уже вскипел, похозяйничайте, как у себя на складе? — сказал он ей.
Она быстро открыла бар серванта и выставила чайный сервиз.
— Конфеты не забудьте достать? — подсказал он ей.
За разрезанным пирогом и дымящимся чаем на столе их застала Царица. Она без стука распахнула двери и увидала на столе пирог с рыбой, велеречиво произнесла:
— Ну, вот дожила, у меня пирожковый конкурент появился. Раньше Симочка меня ими баловала, теперь своего шефа. Она бесцеремонно взяла большой кусок пирога и, надкусив его, сказала: — Рыба моя слабость и этот продукт я ни с чем сравнить не могу.
Она проглотила кусочек пирога и взглянула на Симочку:
— Что это с тобой дорогуша? — в удивлении приподнялись её брови.
От такого взгляда у Симочки выступили испарины на лице.
— А что со мной может быть? — жеманно повела плечиками Симочка.
— Ты без головного убора и веснушки куда-то исчезли, а на улице весна.
— Надоело Наталья Дмитриевна в платке ходить. Надо дать голове подышать, а то ходишь по фабрике как по собору.
— Листочки на деревьях раскрываются, и женщины должны из зимнего почкования выходить, — сказал Анатолий Романович, — вы чай будете? — спросил он у Царицы.
— Нет, спасибо я на минутку забежала предупредить вас. Сегодня после обеда, я уеду на два дня на совещание в Кинешму, вот эти заявки, — она положила ему папку на стол. — Надо выполнить по максимуму и оперативно, так как нас может опередить вторая фабрика. Они тоже начинают шить сорочки и детскую одежду. Им, видите — ли, постельного белья мало. Они решили сделать мне персональный вызов. Посмотрим, как они будут тягаться с нашей фабрикой. У нас массовое производство и процесс годами настраивался, а им с первого месяца подавай всё и сразу.
Она взмахнула рукой, в которой у неё был пирог, так, что рыбная начинка упала на пол. Положив обратно полупустой пирог на стол, Царица нежно похлопала по щеке Симочку и сказала:
— А мордуленция у тебя славная стала, и вообще, как у нас появился новый интересный сотрудник, у всех наших девчонок походка изменилась, — сказала она и вышла из кабинета.
— А она права, и не надо стесняться своей красоты? — сказал Анатолий Романович.
— Вы серьёзно находите меня красивой? — спросила Сима.
— Без всякого сомнения, — утвердительно сказал он. — А вот это придаст вам больше шарму, — он поставил перед ней флакон духов.
— Ой, какая прелесть, «Быть может», — поднесла она духи к носу, — как я их давно не встречала. Парфюмерии совсем, хорошей в магазинах не стало, по случаю всё покупаю у цыган.
— А вы ко мне обращайтесь, я вам чёрта из болота достану.
— Нет чёрта мне не надо, а вот жениха хорошего, помогите найти?
— Дорогая Симочка, ищут сокровища. А вы и есть то самое сокровище, которое должен найти кладоискатель. Расстегните две верхних пуговицы вашего халата? — неожиданно предложил он ей.
— Что прямо здесь? — зарделась она.
— Если вы кого — то боитесь, то заприте дверь, я должен взглянуть на вашу закамуфлированную грудь.
Она сидела словно завороженная, от такого дерзкого предложения Анатолия Романовича, которого считала ещё мальчиком, — хотя пальцы её бегали по верхним пуговицам халата. Она готова была вся раздеться перед ним, но служебная дистанция не позволяла ей осмелиться распахнуть халат перед своим начальником.
— Ну, хорошо, я понимаю ваше замешательство, — сказал он ей. — Впредь я с вашим потенциальным женихом буду вести примерно так разговор:
— Скажу ему, что у меня в подчинении есть очень милая и симпатичная женщина пятидесяти лет. Но, к сожалению, она боится кидаться в объятия мужчин из-за того, что у неё юношеская грудь.
— Мне не пятьдесят лет, а сорок, а выгляжу я на тридцать пять, — встала она со стула и повернула ключ в двери, — и грудь у меня нормальная, третий номер лифчика ношу.
После этого она, не расстегивая пуговиц, рывком сорвала с себя лифчик и бросила его на стол рядом с пирогами.
Он ослабил свой галстук на рубашке и подошёл к ней. Она закрыла перед ним глаза.
— Это смелый и решительный поступок, который присущ только темпераментным женщинам, — сказал он приятным тембром.
Он сам расстегнул на ней пуговицы, чувствуя, как содрогается её тело от прикосновения его рук. Посмотрел на её не помятые, словно пышные булочки груди и, не дотрагиваясь до них, хотя соблазн был велик, — прикрыл её тело халатом. После чего вытер своей рукой её потный лоб, произнёс:
— Прекрасно Симочка, у вас красивое тело и бесноватая грудь. Она у вас живая словно ртуть. Уверяю вас, что любой мужчина будет счастлив, дотронуться до такого сладкого плода.
— А вы, вы разве не желаете прикоснуться к ней? — открыла она глаза.
— Желаю, но не имею права. Я могу проявить свою слабость и нарушить рамки приличия руководителя, после чего в ваших глазах буду выглядеть порочным бабником, а мне бы такого не хотелось.
Она неожиданно взяла его руку в свою руку. И без всякого раздумья прижала её к своей обнажённой груди:
— Я вам разрешаю, переступить рамки приличия, — сказала она. После чего свободной рукой стала сумбурно задирать его рубашку.
Он не сопротивлялся а, горячо дыша, целовал в это время её тело, думая при этом, куда удобнее можно пристроить разожженную Симочку в тесном кабинете. Они уже были оба без одежды, когда он взгромоздил её на кресло. Раздвинув её глянцевые ножки, он яростно вошёл в неё, не осознавая, что женщины, истосковавшиеся по мужчине, могут себя вести неадекватно. Раздался её истошный крик сладострастия, вперемежку с отборным матом, который он мгновенно перекрыл своей ладонью. Она задыхалась и крутила головой. В кабинете стало тихо, но не спокойно, так как были слышны мощные толчки двух познающих себя здоровых тел, — нового коммерческого директора и заведующей складом, женщиной бальзаковского возраста. С каждым рьяным поступательным движением кресло скользило по полу и упёрлось в стенку, за которой отчётливо был слышен стрёкот швейных машин и женские голоса.
— Ой, б — дь, как мне великолепно, — произнесла она, когда он закончил движения и молча, прильнул к её телу.
— А вы совсем не мальчик, как думала я, а вполне сформировавшийся мужчина, с необыкновенным даром запускать женщину на небеса, гладя ладонью его короткую стрижку. Я ещё хочу, чтобы вы нарушили рамки приличия?
— Нельзя Симочка здесь, — не поднимая головы с её груди, произнёс он. — Ты не контролируешь свою страсть и издаёшь сильные крики, которые мне очень приятны, но не желательно, чтобы их слышали за дверью или за стеной. И прошу тебя, когда мы с тобой вдвоём не называй меня больше на вы, а зови по имени? Отныне мы с тобой связаны тайным родством! Не знаю, как надолго это у нас или нет, но мне оно приятно. Лучше будет, если наши интимные встречи мы перенесём к тебе в склад, там ушей и глаз меньше.
— А куда я своих кладовщиков дену? — спросила она.
— Будешь раньше отпускать их домой или давать им задания на целый день, за забором фабрики, — подсказал он, не догадываясь, что у неё может быть своё жильё.
— А, что моя квартира разве не подойдёт для наших встреч? — спросила она.
— А ты, что одна живёшь? — приподнял он голову и посмотрел ей в глаза.
— Совершенно одна и давно уже. У меня неплохая однокомнатная квартира на втором этаже и неболтливые соседи. Улица Вокзальная, дом один квартира семь, — сообщила она адрес, — запомнить легко.
— Я уже запомнил и сегодня мы обязательно после обеда поедем доедать пирог к тебе домой, — обрадовал он её и стал одеваться.
Она не торопилась вставать с кресла, а попросила у него бросить бязь, которым до этого был прикрыт пирог. Магистратов подошёл к столу и заострил свой взгляд на пироге. Иронически усмехнувшись, подумал.
«Когда-то я имел женщину за два пирожка с мясом, сегодня меня сняли за пирог с рыбой. И объединяет эти два факта то, что в обоих случаях я этих женщин страстно и ненасытно желал».
Он подошёл к ней и подал ей лоскут бязи:
— Сколько же ты очаровательная Симочка была без мужчины?
— Могу точно сказать, что с таким, как ты никогда не была, — сказала она, — не старый, красивый, ростом с Наполеона, но специалист по женской части отменный! Чтобы владеть таким опытом, для этого нужно наверно не одну женщину отведать, а множество?
— А я и не скрываю этого, — озорно сощурил он глаза. — Женщин у меня было немало, и от каждой, я что-то перенимал, взамен полностью им, отдавая себя.
— А от меня ты, что-нибудь, перенял? — спросила она.
— Да, конечно, помимо роскошных грудей у тебя имеется дикий темперамент, чередующийся отборным матом, с которым я знаю теперь, как справляться во время экстремального секса, чтобы удовлетворить нас обоих.
— Ой, прости, Анатолий Романович? — прикрыла она голую грудь руками, — я не по собственной воле выражалась, это во мне сатана сидел.
— То есть сатана это я, — откровенно засмеялся Магистратов.
— Нет, ты не сатана, ты, скорее его повелитель, — ответила она ему и тоже засмеялась. — Впрочем, как и мой повелитель!
После чего она стала, не торопясь одеваться.
— Милая Симочка, в сексе позволено делать всё и то, что ты материшься, мне это нравиться. Твой мат свидетельствует о том, что ты полностью отдаёшься приятному делу, доставляя удовольствию своему партнёру, а не думаешь при этом, на каком стеллаже у тебя лежит шёлк, на каком стеллаже ситец. Выражайся на здоровье, тебе это к лицу, — посоветовал он ей. — Но не забывай, что позволительно так выражаться только в постели и для меня!

                СИМОЧКА ЧЕЛОВЕК ИСКУССТВА

        Симочка оделась, поправила волосы у зеркала и вышла из кабинета, а Анатолий Романович сел за телефон и начал обзванивать поставщиков, чтобы закрыть все позиции по заявкам, чтобы ни одного рулона для второй фабрики не досталось, что обязательно приведёт в бешеный восторг Царицу. Секс с Симочкой дал ему большой толчок, для выполнения указаний Царицы. Он почувствовал, что у него появились дополнительные силы, для реализации планов директрисы. Добившись по телефону предварительного согласия на поставку материалов, он взял папку с заявками, сел в машину и поехал на центральные склады:
— Я, конечно, могу вам подписать все заявки на следующий месяц, но долго так продолжаться не может, — говорила ему главный бухгалтер центральных складов Елизавета Петровна, женщина с физическим недостатком ног. Передвигалась она с трудом и при помощи трости. — У меня, сейчас фонды запасные есть, но имейте в виду, что я своим служебным местом рисковать не хочу и пятьдесят процентов поставляющей мануфактуры, я буду отписывать на вторую фабрику, так и скажите Наталье Дмитриевне.
После чего она глубоко втянула носом воздух, и откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза.
«Это не обморок, а эйфория, — догадался Магистратов, — но отчего?»
— Чем от вас пахнет? — спросила Елизавета Петровна, приподняв свои веки.
— Не знаю? — пожал плечами он, — наверное, одеколоном «Миф», которым я пользуюсь.
— Прекрасный запах! — сказала она и подписала ему все заявки.
«Да ты и так некуда — бы, не делась, всё равно бы подписала, — подумал он, когда вышел из её кабинета, — стоило мне только тестю позвонить. Не каждому чиновнику приятно в очередях стоять за колбасой, не зная, достанется она тебе или нет? Но, что она унюхала во мне? — Неужели запах спермы?» — В отличие от Симочки, он не вытирался бязью, а одел сразу на себя нижнее бельё.
— Точно, — осенило его, — у женщин на запахи острое восприятие, а у людей с физическими недостатками ещё острее и я, где — то читал об этом.
— Теперь я знаю, под каким соусом входить к тебе в кабинет любезная Елизавета Петровна, чтобы ты мне отказов не делала, — сказал он себе под нос, садясь в машину.
— Всё в порядке Анатолий Романович? — спросил Михаил, — быстро вы управились с делами. А я хотел вздремнуть, думал на два часа ушли, как обычно.
— Можно сказать, что в порядке, — ответил он, — ты меня сейчас в кафе отвези к вокзалу? Я пока пообедаю там, и привезёшь мне туда Симочку. Она знает, какие бумаги необходимо взять для банка. А после можешь быть свободным, хочешь, иди домой, хочешь профилактику автомобилю делай?
— Машина у меня всегда, как часики работает, — сказал Михаил, — я лучше поеду на огороде, покопаюсь.
 Симочку, Михаил привёз в привокзальное кафе через сорок минут после того, как высадил там Анатолия Романовича. Она с папкой в руке, которую взяла для видимости, проследовала к его столику, где он сидел один и допивал сок.
— Ты не боишься, что здесь мы можем нарваться на нашу Царицу? — спросила тревожно она, — время обеденное, а она, как раз уезжает в эту пору.
— Нет, она, едет по воде на метеоре, а не железнодорожным транспортом, — успокоил Анатолий её.
— Это радует, — сказала Симочка, — тогда можно смело пересекать площадь и идти ко мне в гости.
— Для этого я тебя и вызвал сюда, но погоди не спеши? Покушай, чего ни — будь, и пойдём к тебе, — предложил он ей.
— Зачем, я почти дома. Общепит я, как — то не особо уважаю. Разве, что только кофе испить?
Он принёс две чашки кофе и поставил одну перед Симочкой. Оно было сильно горячим, и пить его было пока невозможно. Размешивая сахар ложкой, Анатолий Романович спросил у Симочки.
— Что Царица такая свирепая, что ты её так сильно боишься?
— Нет, конечно, но в моих глазах она точно Царица. Она столько добра для меня сделала и квартиру в исполкоме выбила и помогла заочно институт лёгкой промышленности окончить. Мы с ней, можно сказать подруги. Правда, общаемся сейчас только на работе. Она очень занята в последнее время. А раньше и на курорты вместе ездили и в театры ходили.
— А чем вызвана её занятость? — спросил он.
— Она вот уже несколько лет, как стала не только директором фабрики, но и публичным человеком. Везде её приглашают, какое бы мероприятие в городе не проводилось, а сейчас ещё строительство дома заканчивает, на это тоже время много уходит.
— Можно подумать, что она сама лично дом строит, — как бы не испытывая интереса, произнёс он.
— Дом не она строила, а вот отделка, дизайн, малярные работы она никому не доверит и делает сама. Наталья по профессии художник — модельер, но, помимо этого, она неплохо пишет картины, кстати, я этим тоже увлечена. Но я не выставляюсь нигде, пишу для себя. Вернее сказать писала.
— Выходит вас обоих, объединяет творческий интерес? — спросил Анатолий Романович.
— Не только это. Царица тоже несчастна, как и я, несмотря, что она замужем.
— Видал я её мужа вчера, когда отвозил бухту. Правда я из машины не выходил, и пообщаться мне с ним не удалось, — сделал глоток, уже остывшего кофе Анатолий Романович, — Миша с ним беседовал, — уточнил он.
— Скоро пообщаешься на работе, это удивительный экземпляр. Институт заочно, оканчивал со мной, но ума он от своего образования не набрался. Кроме своей балалайки ничего не знает.
Вдруг она ни с того, ни с чего заразительно засмеялась.
— Что с тобой Симочка? — спросил Магистратов.
— Вспомнила, как восемь лет назад, тогда Наталья была начальником цеха, мы с ней ездили на автобусе от фабрики в Москву, как бы на экскурсию, но в основном по магазинам, за продуктами и шмотками. Всех женщин мужья встретили, а её нет. Пришлось мне её идти провожать. Она говорит, пошли ко мне и у меня дома заночуешь. Я согласилась. Мы навьюченные сумками и авоськами пошли вечером по тёмному городу. Денег на такси нет. Всё до копейки в Москве оставили. Проходя под тёмной аркой, нас вдруг встречают два омерзительных пьяных типа.
«Дайте говорят нам рубль или иначе вас от дрючим!»
Мы с пустыми карманами, но с тяжёлыми сумками бросились наутёк от них. А они даже и не думали нас догонять. К ней домой заходим, а её Игорёк, сидит перед трельяжем на стуле и играет на балалайке. Она на него с порога набросилась:
«Ты, почему Паганини недоделанный, встречать не пришёл меня к автобусу? А он ей отвечает, что не мог, так как у него завтра концерт, в клубе сапоговаляльной фабрики. Она ему: ах, говорит концерт у тебя. Нас с Симочкой, чуть не отстрогали на дороге сейчас за рубль. Там тогда и оставайся сапоги валять с вечным проживанием, — сказала она ему, — но дома тебя видеть не желаю!»
Он её слова принял за чистую монету и начал лебезить перед ней. Обтерев и почистив не только её обувь, но и мою. После он бархатным голосом спросил её, что ещё он может сделать, для своей трикотажной королевы, чтобы заслужить вечного прощения? Надо было видеть, как он унижался перед ней в этот вечер, я об этом говорить не хочу. А когда мы привели себя в порядок и сели за стол, он ей говорит:
«Натуся, мне скоро дипломную работу, нужно будет писать. Письменный стол для этого нужно купить?»
— Что там было, ты бы видал, — заразительно смеялась Симочка.
— А что там было? — Магистратов уловил её настроение и приготовился смеяться.
«Хрен тебе говорит большой в горло, — сказала она ему, — а не стол. Ленин на пеньку в шалаше революцию сделал, а тебе стол покупай. Перебьёшься кухонным столом. Сын пятёрки на нём получает, за выполнение домашних заданий».
После этого она об него дуршлаг новый сломала, что из Москвы привезла.
Анатолий весело рассмеялся от её слов.
— Вот такие два разных характера мучаются всю жизнь, — сказала Симочка, — она бы его давно бросила, но это преградит путь к её карьере. Её тогда заклюёт КПСС.
— Честно говоря, через стекло машины он произвёл на меня приятное впечатление на первый взгляд, — покривил душой Анатолий Романович.
— Взглядов будет ещё предостаточно, чтобы узнать его поближе, потом будете судить этого необыкновенного экземпляра, — встала из-за стола Симочка, — а сейчас нам пора заняться собой. Голодной женщине не терпится, ей хочется преклонить свою голову на колени повелителю сатаны!
Он улыбнулся на сказанную ей фразу и ничего, не говоря, отодвинул от себя недопитое им кофе, взял со стола папку и пошёл за ней.
«Вот Симочка и открылась перед ним, как женщина, — думал он, следуя, молча за ней. — И он готов прижать её обнажённое тело, к своей груди, слушая в экстазе её бранную речь, от которой приятный морозец по коже бежит». В прихожей её квартиры висело несколько картин, написанные акварелью. Он понял, что это её собственным творчеством украшены стены прихожей:
— Нравиться? — спросила она, заметив, что он внимательно рассматривает её картины.
— Я не силён в живописи, но хочу сказать тебе, что меня дилетанта твои картины в целом впечатляют! Красиво и понятливо!
— Это называется импрессионизм, — объяснила она.
— А Царица тоже такие картины пишет? — спросил он.
— Нет у неё сплошная абстракция и мне её картины не понятны, так же как и знаменитый Чёрный квадрат Казимира. Я писала всё это с натуры. Ездила в Вологодскую область, — в Пскове тоже была, и другие регионы посетила. Каждая картина — это моя географическая история.
— Никогда бы не подумал, что ты женщина, можно сказать складская богиня фабрики и вдруг творческая натура, — сказал он, особо подчеркнув слово, богиня. — А почему ты маслом не пишешь? — спросил он.
— Не люблю масло. Картина, написанная маслом, на глаза давит в маленьком помещении, а акварель живость придает и радует глаз. Я писала для своего удовольствия и раздаривала всем свои работы.
Она сняла с себя плащ и, повесив его на вешалку, прислонила свою ладонь к его спине.
— Ну, всё ознакомился с галерей? — спросила она, — теперь проходи в комнату, но не падай в обморок, когда посмотришь на потолок. Это не я делала, а Царица. Я не в восторге от её искусства, но менять потолок погожу. Не хочу, её обидеть. Хотя она ко мне уже две недели не заходила, ремонт можно было сделать за это время.
Он вошёл в комнату и обомлел. Увидав потолок, когда Симочка в зашторенной квартире включила свет, у него непроизвольно задёргался глаз от восторга. По белому потолку были нанесены коричневые квадраты, которые были больше похожи на тюремные решётки, а ближе к люстре сидели два золотистых голубя, отвернувшихся от ламп люстры. И создавалось впечатление, что эти птицы рвутся из этих решёток к свету, но яркий свет им слепит глаза.
— Странная тематика, — восхищённо сказал он, — но до того здорово выполнено. Вот это Наталья Дмитриевна, ну она дала. Не ожидал от неё такого порыва.
— Тебе нравится?
— Я просто поражён, что она способна творить такие вещи и у меня возник моментально к ней человеческий интерес. Наверняка она женщина загадка, как и ты, была для меня, пока я не отведал сегодня твоего пирога с осетриной.
— Не хочешь ли ты сказать, что я тебе уже не интересна?
— Что ты прелесть моя, я и подумать об этом не могу. Но волю своим чувствам я кажется, сегодня дам до предела.
— Тогда присаживайся пока, а я пойду на кухню, приготовлю,
что- ни будь лёгкое.
Анатолий Романович снял пиджак с себя и галстук, расстегнув до середины пуговицы на рубашке, чтобы была видна его грудь.
«Этой женщине нужно обязательно счастье, — подумал он, — и я ей помогу в этом. Долго со своей подчинённой нельзя быть в близости иначе рухнет вся работа. Лучше надо, как можно быстрее подобраться к телу Царицы. Этот потолок говорит, что человек, писавший такое панно, не имеет свободы и пытается вырываться из решётки, но ему что — то обжигает глаза, как этим голубям. Явно в этом рисунке был спрятан грустный замысел автора, который выразил свою жизнь на потолке».
Симочка пришла с подносом, застав его изучающим потолок.
— Никак не налюбуешься этой галиматьёй? — спросила она, — смотри не просверли потолок своими ясными глазами.
— Это не галиматья, напрасно ты так говоришь. Этот шедевр я бы назвал отчаянным криком души, — определил он. — Как она, интересно голубя с голубкой писала на потолке?
— Это две голубки, подразумевают меня и Царицу и написаны они темперой на мольберте, затем были приклеены к потолку. Вот и всё искусство, — объяснила она, — а сейчас оторвись от потолка и откупорь шампанское, а я пойду, переоденусь. Он посмотрел на поднос, на нём лежали бутерброды с осетриной и пироги, которые он ел утром. «Натюрморт» этот ему нравился. По нему для себя он тут же сделал логическое заключение.
«Видать, она материально неплохо живёт, если пироги печёт из осетрины и квартирка у неё богатая, для одинокой женщины. Всё со вкусом без излишеств, но шикарно. А диван почти новый, не разработанный совсем. Ничего, скоро и дивану, и Симочке жару дам. У меня уже кровь вскипает, только от одной мысли».
Симочка вошла, как индианка в жёлтом сари. Не хватало на её лице только мушек:
— Ты меня Симочка поражаешь, каждую минуту. Выкладывай, что у тебя за душой ещё есть? Пали меня, как этих голубок на потолке, чтобы я в сознание не мог прийти.
— Ты очень скор мой друг, всё сразу узнаешь обо мне, тогда всякий интерес потеряешь к моей персоне. Это сари мне подарили в городе Малегаон три года назад, когда мы с Царицей были в Индии по обмену опытом. Там очень развита хлопчатобумажная промышленность и ручное производство одежды. У неё, кстати, в точности такое же сари есть, но она его никогда не одевает, а я часто дома ношу и заглядываю на себя в зеркало. Подумаю, вот она я красивая, но никому не нужная и дошла до того, что бросила заниматься своими картинами. Подумала, что причина моего одиночества — это моё творчество. Существует расхожее мнение в народе, что люди искусства все испробовали пыльного мешка по голове, особенно поэты и художники. Вот я и поставила жирный крест на своём хобби.
— Так судят, только безграмотные и недалёкие люди, — привлёк он её к себе на колени, — а с тобой мне кажется, ни одному мужчине тоскливо не может быть. Давай мы с тобой, и выпьем за это?
— Опять меня посетил этот неукротимый прилив, — вытерла она мелкие росинки со лба, — пойду, принесу полотенце.
— Никуда не ходи? — не отпускал он её из своих рук, а взял салфетку со стола и вытер Симочке лоб, после чего поцеловал её в губы и вложил в руку бокал с шампанским.
Она одной рукой делала маленькие глотки, а второй рукой залезла к нему в брюки и, усевшись поудобней, стала рукой нежно ласкать его возбужденного «дружка», смотря своими искушающими васильковыми глазами ему в лицо. От чего Толику стало невозможно приятно. Ему казалось, что его мужское достоинство уже отделилось от его тела и находиться в её пухлом ротике. И на него нахлынули сразу приятные мгновения, подаренные в машине когда-то Машей, смуглой красавицы в красном. Ему стало не по себе, и он закрыл глаза, облизнув кончиком языка свою губу. Не смотря, что он только оросил свой рот шампанским, там было сухо. Он приспустил свои брюки до колен и слегка расслабил свои ноги, обняв её одной рукой за плечо, массируя пальцами нежную кожу Симочки при этом без лишнего напора постепенно начал её голову пригибать к низу. Она, понятливо не сопротивляясь, поддавалась ему и шла к цели, которую он ей условно наметил. Толик ощутил дыхание внизу, — словно из топки обдавал его теплом рот Симочки. И вот оно это безумное наслаждение настало. Симочка, взяла «дружка» в рот и начала с ним творить что-то неописуемое. Она окутала ласками его всего, после чего он повалился на спину, и открыл глаза, встретившись взглядом с двумя немеркнущими золотистыми голубками. Он вновь закрыл глаза, и приятная палитра бело-красного и золотистого цвета проплыла перед его глазами. После чего его тело взметнулось и он, схватив её руками за голову, громко застонал. Он на мгновение отключился и только почувствовал, как она снимает с него до конца брюки и расстегивает последние пуговицы на рубашке.
— Это моя квартира, — сказала она, — и позволь мне самой поухаживать за тобой и творить необдуманные поступки, которые бы мне запомнились на всю жизнь. Потому, что я знаю, что ты мне никогда принадлежать не будешь. Я не нагольная дура и смотрю на эти вещи реально. Ты только не думай, что я тварь и б — -дь не обузданная. Я просто спешу жить или иначе мне трындец наступит скоро, как женщине. Я это поняла после твоих напутствий. Ты не думай, я не скулю, как бездомная собака, я себя так подогреваю, чтобы отдать тебе себя всю.
— Симочка ты прелесть! В необдуманных поступках зарыта красота твоих действий, — не открывая глаз, прошептал он. — Продолжай и дальше так же поступать? А всё остальное мы обсудим с тобой во время перекура.
— А ты не устал? — Отчего уставать, я же ещё ничего не делал, — ответил он.
— Сегодня я тебя мой неистовый, никуда не отпущу, — сказала она, взяв «дружка» в руку. — Я буду всё делать, что ты пожелаешь, и за ухом тебе щекотать и целовать его до посинения.
Она села к нему на ноги и стала водить им по своему клитору. Его вновь сковала приятная истома, он всё принимал, что она делала с ним. Ему хотелось, чтобы она сама вошла в него. Но, чувствуя, как обильная влага обдала его теплым ручьём, она воскликнула:
— Я сейчас сойду с ума.
После чего она вновь припадала ртом к его дружку. И тогда он заорал словно подстреленный дикий зверь.
— Ты бесподобна Симочка! — еле двигая языком, сказал он ей. — У меня никогда ни с кем ничего подобного не было. Твой горячий ключ, словно гейзер, обдавал меня влагой, а нежный и безбрежный ротик привёл меня в неистовство.
— В такую бесцеремонную б — -дь ты меня превратил за один день, и я рада этому. Ты мне компенсировал, капельку невостребованных мною сексуальных удовольствий. Я поняла давно, что всю жизнь кощунственно относилась к себе. Он привстал, облокотившись на локоть, и посмотрел на Симочку. Она, не выпуская «дружка» из своей руки, смотрела на него со знаком восклицания! Он снял с себя рубашку и бросил её на пол:
— Теперь иди ко мне? Пришла пора и мне расточать на тебе свои силы, — потянул он её за руки.
Он вошёл в неё сразу, и отпустил её из своих объятий, когда на улице стало смеркаться. И когда на излёте полового акта Симочка выдала почти весь непристойный словарь Баркова.
— Неужели ты уйдёшь от меня сейчас? — спросила она, — как я этого не хочу. Я скоро кончусь одна в этих стенах.
— Мне дома непременно сегодня надо быть, — сказал он, гладя её волосы. — Нельзя в дом нести раздор и недоверие. У меня жена и так очень ревнивая.
— А я глупая тебя уже ревную сейчас ко всем, зная, что ты желанный мужчина, но не мой. И я думаю, что, когда ни — будь, Царица распознает в тебе истинного мужчину и обязательно соблазнит, как это было раньше с двумя моими гражданскими мужьями. Она разбирается неплохо в людях и многих просто насквозь видит.
— Это она тебе такую подлянку кинула, а ты её боготворишь? — спросил он, закуривая сигарету.
— Ничего она не кидала мне, я сама себе намеренно портила жизнь. Первый муж у меня был преподаватель по математике. Она мне сказала:
— «Симочка не верь ему он бабник. Ты с ним никогда счастлива не будешь. Если ты не веришь мне, давай я его соблазню. А ты меня накроешь вместе с ним и убедишься, что я была права». — У меня сердце колотилось, когда он думал, что я сплю пьяная в свой день рождения. А они были в ванной в это время, где я их застала в интересной позе. Я этого кобла тут же выперла из дома, собрав ему все его вещи в ящик для мусора. Мне страшно было, тогда. Всё-таки года я уже начинала считать. Боязнь остаться одной приводило меня в панику. А Наталье по барабану, у неё хоть и неполноценный, но всё же муж имеется. По утрам она подымала его при помощи неаккуратно сложенных брюк. Он у неё сонливый и тяжёлый на ногу был по утрам. Эта слабость у него пожизненно и осталась. И думаю, она до сих пор для подъёма использует его брюки. Она считала себя с этим мужем одинокой и терпела его только ради карьеры и сына. Царица тогда закройщицей работала, одевалась лучше всех. За, что её нарекли так величаво. И кроила она меня под себя, опекая от всякой мрази. А три года, назад в нашей индийской делегации был технолог с чулочной фабрики из Смоленска. Он меня на шесть лет был старше. Прохода нигде не давал. Сумел меня заманить в свои сети. Она меня ещё в поездке на обратном пути отговаривала от союза с ним. Но я не согласилась с ней. В общем, Царица через неделю после нашей совместной жизни уговорила меня повторить эксперимент на измену. До секса я не дала им дойти, но мне было достаточно повода, чтобы и ему собрать вещи и незамедлительно выставить его за дверь. Я тогда ужасно расплакалась. Она домой тогда не пошла, боялась меня в таком состоянии оставить одну. Мы с ней напились в тот вечер, и она легла спать со мной на этот диван. С ней в тот день мы в первый и последний раз обменялась прямыми контактными ласками.
— Ну и как тебе эти ощущения? — спросил Толик.
— Не помню, но приятное, что — то было, иногда меня посещают мысли пригласить её к себе и повторить процедуру. Но после того дня, она сдержанней стала ко мне относиться и даже как — то отчуждённо на меня смотрит иногда. Правда, секретничать мы с ней не перестаём. А может мне только кажется, что мы отстранились с ней. Она очень поглощена работой, а ещё на её плечах общественная работа висит.
— Это вернее всего, — согласился с ней Анатолий. — Ты со мной так откровенна была сегодня, что разбудила интерес к нашей Царице.
— Видишь, какая я дура, дала рекламу ей, а сама теперь одна буду куковать. Я и так ужасно одинока. Ты ещё от меня не ушёл, а уже метишь попасть к ней в постель.
— Ты, что милая Симочка, разве, я сказал тебе, что хочу Брюсову?
— Вначале женщиной интересуются, потом страстно желают её, так всегда бывает, — произнесла она.
Он притянул её к себе и нежно поцеловал.
— Ей с тобой не сравнится никогда, она об орденах мечтает и о карьере, а ты о замужестве. И я думаю, ты скоро овладеешь своим счастьем. Я тебе обязательно помогу в этом деле. А на меня серьёзных видов никаких не надо иметь, я человек целеустремлённый и фиксаторы во мне отсутствуют. А точнее сказать, я могу быть безнравственным по женской части. До конца могу оставаться близким другом женщины, с которой испивал чашу любви, но всегда во всём был честен. Я иногда думаю, что это образ жизни у меня такой. У меня есть старший брат, он тоже утопает в женских ласках. Работает в женском коллективе в Харькове, до сих пор в холостяках пребывает. Мы с ним как-то пришли к выводу, что такое биологическое направление, нам не родители дали, а природа. Симочка поджала под себя ноги и положив ему голову на колени, грустно произнесла:
— Не понимаю, о чём ты говоришь? Но я хочу верить, что ты не будешь меня огорчать. И если я нужна тебе, буду для утехи или чего-то другого я всегда приду к тебе.
Он покинул её квартиру, когда сумерки совсем окутали город. Он шёл по безлюдной улице удовлетворённый собой. Приятный осадок сладких мгновений не покидал его, и запоздалый приход домой лежал у него в папке, которую он нёс в руке. Ольга встретила его уставшим, но спокойным:
— Ты так поздно никогда не возвращался, — сказала она, — по лицу вижу, что сегодня тебя работа вымотала до изнеможения.
— Как всегда ты права, но чувство удовлетворения, что я добился положительных результатов в работе, у меня осталось. Я подписал все бумаги у поставщика. Наша Царица уехала в командировку и мне дала оперативное задание, чтобы я перехватил поставку материала на вторую фабрику и всё забрал нам. Неприятная миссия, но я с ней справился. Возможно, придётся одного человека в ресторан сводить за оказанную помощь мне.
— А к папе ты постеснялся обратиться? — спросила она.
— Оленька, я Адольфу Карловичу вчера звонил, по одному вопросу. Сегодня, что прикажешь мне по другому вопросу к нему обращаться? Он, что работать за меня будет? Я сам в силе решить многие вопросы без посторонней помощи. Просто ты должна привыкнуть к моим поздним возвращениям домой. У меня сейчас ненормированный рабочий день и выходные у меня условные. Вот когда я превращусь в коммерческого зубра, тогда все вопросы буду решать при помощи телефона.
— Ты им обязательно будешь Толик. В тебе есть коммерческая жилка и внешность у тебя соответствующая.
— Как тебя понимать прикажешь?
— Очень просто, есть твои коллеги, которые имеют жалостливый и плачущий вид, а у тебя лицо уверенное и требовательное, такому человеку трудно в чём-то отказать.
— Спасибо дорогая, я приму это к сведению, — ответил он жене, — а то я не знал, что обладаю такими драгоценными для коммерсанта качествами.
— Ты, что иронизируешь?
— А, что может сказать любимая жена, любимому мужу, только утешительные слова. Вот когда я это услышу от посторонних подобные слова, тогда я оценю твои алмазные глаза. А сейчас я ополоснусь под душем, и спать лягу. С ног валюсь от усталости. Данил, наверное, спит давно?
— Неужели он ждать будет папу до двенадцати ночи, да и не маленький уже у нас Данил. На следующий год в институт пойдёт. Медиком хочет быть, как и я. — Она взяла Анатолия за руку и пощупала пульс, — пульс, как всегда, в норме, а тёплый душ принять обязательно надо. От тебя, потом пахнет. И непременно выпей перед сном из холодильника стакан сока.
— Медик — это хорошо, но больно хило, они жить стали, — сказал он в ответ.

                ТЫ ХОЧЕШЬ ВЗЯТЬ ЦАРИЦУ   

        На следующий день он запоздал на работу, — подвозил Данилу в школу. Когда зашёл в кабинет, то обнаружил на столе в вазе одну красную розу и бутерброды с осетриной, покрытые бязью. При виде розы сразу перед глазами встала смуглая Маша, которую он вспоминал регулярно с необыкновенной нежностью, несмотря, что она исчезла давно из его жизни.
«Надо пригласить Симочку на чай, — подумал он, — не буду же я один поглощать эту кучу бутербродов».
Она прибежала безоговорочно и с ходу плюхнулась в кресло. В этот раз на ней не было халата. Она была в юбке и элегантной чёрной кофточке, поверх которой свисал золотой кулон, напоминающий бивень слона:
— Ругать будешь за розу и бутерброды? — спросила она осторожно. — Не думай, меня никто не видел. Мне первой открыл двери вахтёр. А ключ от твоего кабинета у меня давно имеется.
— Симочка спасибо дорогая! Напротив, мне приятно всё это, — развёл он руки, но чрезмерное внимание ко мне со стороны женщин всегда ставит меня в неловкое положение. Мы нашли способ, как проявлять друг к другу внимание. На него и будем опираться, а вызвал я тебя для того, чтобы чаю с тобой попить. Я же не могу один гору бутербродов поглотить.
Она заулыбалась и сказала:
— Буквально три дня назад, я и не смотрела в твою сторону, а сегодня я счастлива, что ты работаешь в нашей сфере.
— Я тоже рад, нашему сближению. Вчерашний день принёс мне неизгладимые впечатления. И когда у тебя будет муж, я всегда буду тосковать и хотеть тебя. Так я устроен.
— Ты так говоришь, будто отыскал мне уже мужа? А ты не спеши его искать, тосковать меньше будешь. Я тебе вчера еще сказала. Можешь меня в любое время брать, какой бы муж у меня золотой не был, — во, что я с трудом верю. Когда ты ушёл от меня, я долго не могла уснуть. Размышляла над твоими словами о непостоянстве с женщинами. Только ты мне правду скажи, я женщина не глупая и пойму тебя.
Она вперила в него свои васильковые глаза, и без тени смущения спросила:
— Ты хочешь взять Царицу?
Толик ожидал от неё такого вопроса, но не здесь у себя в кабинете и готов был к ответу:
— Глупые женщины длительное время на такой должности не состоят, — изрёк он, — и таких изумительных картин, которые висят у тебя в квартире, не пишут. Врать я тебе не намерен. Да у меня возникло вчера желание поиметь её, но не для того, чтобы тебе сделать больно, а для того, чтобы сравнить тебя с ней. И после обрадовать тебя, что ты во стократ прекрасней её в постели. И вообще лучше тебя никого нет! Я думал таким методом вселить в тебя надежду и уверенность, что помогло бы коренным образом изменить твою жизнь в лучшую сторону. Я понимаю, какой ты ущемлённой была в последние годы, а доброе слово порой делает с женщиной сказочные вещи. И напрасно ты боготворишь Царицу, именно она виновата в твоём одиночестве. Она использовала тебя, как свою личную вещь. Пойми одно, нет таких мужчин, которые не изменяют своим жёнам. Есть только ненормальные и импотенты. Она сама спровоцировала для тебя все измены. Это были происки лукавой. А мужья твои оказались нормальными людьми, они не посмели её оттолкнуть, — он замолчал и нежно заглянул ей в глаза. — А сейчас я её не хочу, я и так знаю, что ты самая сексуальная женщина на свете!
— Спасибо тебе милый за правду! Я примерно тоже так раньше размышляла. Но для неё я всегда находила оправдания. Теперь я понимаю, что во мне говорил голос холопского преклонения перед ней. Сейчас я хочу, чтобы ты её всё — таки проверил, как женщину. Она будет на седьмом небе от тебя! А потом ты её должен обязательно оттолкнуть. Не грубо, а тактично, чтобы она поняла, что и Царицам не всё принадлежит на земле. Я уверена, что она обязательно посекретничает передо мной сначала своей новой победой, а потом печалью. Вот, чего я ужасно желаю милый!
Симочка встала с кресла и приложила свою руку, чуть выше своей поясницы:
— Здесь у неё самая эрогенная зона, как дотронешься сюда, считай она твоя. И она безумно любит, когда ей целуют мочки ушей.
— Интересные ты факты мне осветила, — удивился он. — Она, что всегда рассказывает тебе про своих половых партнёров?
— Она не рассказывает, а делится радостью. «Царица может в какое-то время быть охотницей и последовательно воплощать свой сексуальный план, — сказала Симочка, — а иногда она просто на них смотреть не может». Говорит, что на неё напал синдром усталости.
— И подобные радости, вероятно, она выискивает в горкоме партии, или исполкоме? — спросил Толик.
— Нет что ты, там она себя ведёт как целомудренная дева, у неё чаще бывают партнёры из изостудии, пропахшие краской художники. Сейчас, например она встречается с пятидесяти пятилетним Тиграном Давидовичем, — армянином русского происхождения. Он в архитектуре города работает и у него есть своя художественная мастерская в станции юный техник, но работают они над картинами у меня дома. У них совместный творческий союз. Все их работы лежат у меня под диваном. Готовят выставку. Раз в месяц Наталья берёт у меня ключ от квартиры в рабочее время, для встреч с ним. Набивает мне холодильник разными деликатесами, осетриной, к примеру, или дорогой колбасой с всевозможными сырами, чего короче в магазинах свободно не купишь. И мне, конечно, этих припасов вполне хватает до следующего месяца. А на работников партийного аппарата, она смотрит, как на подсобный и ручной материал, для роста своей карьеры. Она высокопоставленных мужей близко к себе не подпускает. Знает, что они на виду у народа, а ей лишние разговоры не нужны. Но слепить из них что угодно может.
— То, что она умная женщина, я понял это при нашей первой встрече, — промолвил Магистратов. — А как она относится к исландским консервам? — спросил он.
— Ты сладкий мой уже и про это пронюхал? — удивилась она, — да ты опасный человек. С тобой непорочной женщине нужно держать ухо востро.
Магистратов улыбнулся и опустил голову вниз, делая вид, что ищет глазами что — то на столе:
— Звонил Адольф Карлович, — мой тесть. Просил ей передать, что на той неделе, у него будет возможность изыскать такой деликатес.
— Она бредит этими консервами как наркоманка. Ещё она любит красный чай, отварное сердце, ряженку и французские булочки. А за исландские консервы ты её можешь обломать, как ветку рябины и рассказать ей сказку на ночь про опытного сотрудника фабрики, который дал обет перед богом, обходить стороной весь персонал, включая и швей, — засмеялась она.
Анатолию стало весело от её сказанных слов, и он тоже засмеялся:
— Симочка, ты бы какой портрет на меня смогла нарисовать?
— Подумать надо, а вот дружеский шарж я бы на тебя оригинальный написала. Ты в образе племенного быка в середине полотна, обмотанный оборванными нитками, которые держат множество цветных бабочек.
— Почему нитки то оборванные? — спросил он.
— Бабочки удержать тебя не могут, потому что твои гормоны оказались намного сильнее, той паутины. Каждой бабочке я нанесу на крылышко капельку твоей спермы. Естественной, конечно, а не акварельной краски.
— И ты эту картину отвезёшь в Голландию на выставку сексуальной живописи? — спросил он.
— Нет, повешу у тебя в кабинете, чтобы женщины, не верили чужим словам. А воочию могли убедиться в этом кресле, на котором я сижу, что ты цепкий и буйный в сексе, как тот бык.
— Спасибо Симочка, мне хорошо с тобой, и я не хочу пока, чтобы наша свечка любви померкла. Будем беречь огонь. А сейчас давай с тобой всё-таки попьём чаю, и ты после возьмёшь мою машину и привезёшь канцелярию со складов. Заявку я сделал.
— Хорошо, — сказала она и положила перед ним маленький ключ.
— А это, что? — спросил он.
— Это, чтобы свечка не померкла, — улыбнулась она.
Он понял, что это ключ от её квартиры.
— Не может быть? — изумлённо спросил он, — это я могу навестить нашу келью любви в любое время суток?
— Безусловно, и знай, что я всегда буду, рада твоему приходу и очень буду по тебе скучать. Только других женщин не приглашай в моё отсутствие, — кокетливо погрозила она пальчиком.
— Как можешь ты плохо думать обо мне Симочка? — сказал он и положил ключ в свой кошелёк.
— Я ничего не думаю, я знаю теперь, как на таких медоносах сидят пчёлки. Твоего нектара я хочу больше собрать, чем кто — либо. А над твоим портретом, я подумаю на досуге, как его написать лучше, но думаю, работать буду с ним с натуры. Вдохновение у меня тогда возрастёт несказанно.
Она чай не стала пить, взяв заявку со стола, пошла к выходу, предварительно посмотревшись в большое зеркало, висевшее около двери и, повернувшись к своему начальнику, знающе сказала:
— А твоя самая чувствительная эрогенная зона, это когда женская рука лежит, на твоей груди. А если тебе ещё сиську в это время показать, то можно считать, что женщина тобой овладела, с головы до ног.
«Она неповторима и естественно лучше всех женщин, которых он близко знал, — размышлял Анатолий, когда Симочка закрыла за собой дверь. — А сколько в ней сексуальной обаятельности, от которой хрипела вчера его душа. От только её нецензурных выражений во время секса можно кончить. Но проститься с ней, когда — то всё равно придётся. А сейчас он будет обязательно её беречь и любить».

                МАРИНА СЕРА

        Он выпил чай, закусив двумя бутербродами, и прошёлся по этажам, заглядывая в каждый цех, в надежде встретится с руководителями цехов. В цехе детской одежды он встретился с Ниной Беляевой своей одноклассницей. Он был рад этой встрече и присел около её машинки, чтобы поговорить с ней, разузнать у неё про одноклассников? Кто и чем занимается сейчас?
Нина первой стала рассказывать о себе и изливать свою душу:
— Я Анатолий Романович, как была нелюдимка, такой и осталась, а сейчас тем более. Столько забот по дому. У меня двое мальчишек растут. Где мне с кем — то общаться, хорошо хоть с мужем повезло, он у меня не пьющий работает дорожным мастером. Летом ездим на юг отдыхать всей семьёй.
Она чуть задумалась, будто листая в памяти страницы прошлого, и вдруг её глаза радостно блеснули:
— Вот вспомнила, кого я видала прошлым летом, — Маринку Сухареву. Помнишь, наверное, как из-за неё из школы улетел?
— Да помню, — ответил он, — только там ни она была виновата, а я сам. Но дело не в этом. Ты расскажи о встрече с Мариной? Мне это интересно!
— Пришли с мужем в кассу аэрофлота, — изобразила она секретный вид. — Что во дворце культуры Радищева находится, а там, в окошке она сидит. Я её сразу узнала. Она, мне кажется, ничуть не изменилась. Только взрослей стала, а в остальном плане, всё такая же. Поговорить мне с ней не удалось, очередь не дала. А после я как — то забыла про нашу встречу. Мы ведь с ней в школе подружками никогда не были. Поэтому я и не стремилась повторно встретиться с ней.
— Странно, а мне казалось, что она в Риге живёт, — сказал он.
— Здесь она. Я даже запомнила фамилию, какую она сейчас носит. На окне кассы было написано «Вас обслуживает Мария Сера».
— Для меня это новость приятная, и посмотреть на неё хочется. «Мы ведь с ней хорошими друзьями были не только в школе», — задумчиво произнёс Анатолий.
— Сразу видно, что ты самолётом давно не летал, а то бы увидал её, — сказала Беляева.
— Летал в Харьков и совсем недавно, но билеты брал в центральной кассе. Мне туда ближе обращаться, я ведь как женился, через год перебрался жить в Мещеру. В своих краях редко бываю. А если и бываю, кроме родителей и Миндаля никого не вижу.
— Сходи навести её, если тебе интересно узнать о её судьбе, ведь считай, больше двадцати лет не виделись, — посоветовала ему Беляева.
— Заеду, при случае к ней обязательно. Интересно будет на неё посмотреть и мне не понятно, почему она билетами торгует, а не музыкой занимается. Она же подавала большие надежды в те года.
— Мало ли, что могло в жизни случиться, может, у неё рука отсохла, и по клавишам бить нельзя или музыкальный слух пропал.
— Добавь ещё, оглохла и ослепла, — засмеялся Анатолий, — ладно, я пойду, ты заходи ко мне, если нужда будет?
— А, что ты Толик смеёшься, — зашептала она. — Помнишь, у нас на телевидении был диктор Бардин, так он говорят, объелся малинового варенья и после этого простыл и начал заикаться. Поэтому его и нет сейчас на экранах.
— Он сейчас в Москве в театре работает, — а ты малины объелся, — передразнил её Магистров.
Беляева осталась сидеть с открытым ртом, а он вышел из цеха.
«Надо выйти за пределы фабрики и прогуляться, — подумал он, — схожу в кафе, посижу немного, соку выпью. Необходимо отдохнуть после вчерашнего сексуального марафона»
Но он занимался самообманом, ноги его потянули во дворец Радищева. Он сел в автобус и поехал туда.
«А зачем я собственно пойду к ней, — думал он. — Показать себя и ущемить Маринку тем, что в отношении её, он имеет уютный личный кабинет и персональную машину, а не маленькую каморку кассы аэрофлота. Она мне плохого ничего не делала, как и её отец, который запросто мог меня тогда упечь в тюрьму. Нет, конечно, я ей не буду говорить, где и кем работаю. Просто приду и поздороваюсь с ней. Если захочу, обниму её как друга. А что, так оно и есть? Скажу ей, что твой романс Очарование я не забыл».
С такой мыслью он зашёл в фойе дворца культуры, где находилась касса аэрофлота. Марина в это время выметала веником пол в кассе и стояла задом к нему, когда он, стуча каблуками по мозаичному полу, подошёл к ней.
— Мужчина погуляйте, пожалуйста, пять минут, у меня технический перерыв, — сказала она.
— Я больше двадцати лет ждал. Хватит, наверное, Марин, — ответил он ей.
Она оставила своё занятие и посмотрела на Толика:
— Магистратов ты? Боже мой, какие же мы глупые с тобой были, — вместо приветствия произнесла она. — А я ведь наводила о тебе справки, слышала, ты давно женат. Сына растишь и работаешь с металлоломом.
У Марины не было на лице радости, а была какая — то неловкость, которая, скорее всего, объяснялась, её местом работы. Но она, как и прежде была интересная, и её официальность предавала ей протокольный вид, который не располагал к откровенной беседе. Он вспомнил, как называл её зажатой в детстве. От этой зажатости её ни года, ни Рига, не избавили. Маринка стояла перед ним чужая, и он пожалел о своём никчёмном визите.
Магистратов понял, что разговора с ней не получится, начал потихонечку ретироваться:
— Да я работаю во «ВТОРЧЕРМЕТЕ» весовщиком. Зашёл сюда расписание узнать, когда самолёты в Харьков летают?
Хотя он прекрасно знал расписание всех рейсов этого маршрута.
— А я обрадовалась глупая, думала, ты ко мне пришёл? — уловил он обиду в её голосе.
Её обиженный тон смутил Толика:
— Естественно, к тебе вначале — заколебался он. — Я случайно встретил час назад одну нашу одноклассницу, и она мне сказала, что ты здесь работаешь. А мне удобней, конечно, пользоваться услугами центральной кассы, я живу в пяти минутах езды от неё. Но решил зайти к тебе. Всё- таки освежение памяти о счастливом детстве положительно влияет на здоровье.
— Спасибо, что заглянул, — сказала она, — если ты не торопишься, может, посидишь со мной в кассе? Поболтаем немного о жизни, пока народа нет, — она сделала паузу и придирчиво посмотрела ему в глаза. — Или ты считаешь нам говорить не о чем? Мне кажется ты не рад нашей встрече?
— Что ты Марин, я ведь мало чем за эти годы изменился. Такой же приветливый и ручной как котёнок.
— И так же, как и в детстве увлекаешься женским полом? — улыбнулась она.
— Видишь, ты почти всё уже знаешь обо мне, — сказал он ей.
— Эту визитную карточку, ты достойно носишь в своём облике и умудрённая женщина без труда, распознает в тебе ловеласа. И на весовщика ты не похож, — больше смахиваешь на работника ломбарда.
— Ты Марин не оставила мне возможности рассказать о себе. Все справки навела об Магистре. Теперь твоя очередь настала поведать о своей судьбе? Расскажи, как и где ты жила эти годы? — задал он ей вопрос.
— Обманываешь! — игриво сказала она. — А почему не говоришь, что живёшь в Мещере? Центральная касса аэрофлота там находится. А ведь это уже не наш город, а областной центр. Затеряться там легко в женских ласках, — съязвила Сухарева.
— Марин мой дом находится от тебя в десяти километрах, я засекал на спидометре. Половина Волжского моста твоя, а половина моя. Ты думаешь, наши горожане не ходят по Мещере? Я ежедневно встречаю там знакомые лица. А если по-умному заниматься прелюбодеянием, то и в курятнике ни одна курица не заподозрит в измене петуха.
— Выходит, ты умно соблюдаешь конспирацию?
— Нет Марин тут дело не в конспирации. Просто у меня чувства никогда не опережают разум. И ты ушла от вопроса, не хочешь мне рассказать о прожитой жизни.
— Толя ты же всегда у нас в классе самый проницательный был. Попробуй сам психоанализ сделать моей прошлой жизни. Только давай всё-таки пройдём в кассу, я тебя хоть чаем или кофе угощу. У меня кипяток в термосе есть.
— А бананы в пачках в твоей келье водятся? Я помню, как ты их любила и меня зачастую ими угощала.
— Нет Толя, у нас страна дефицитов и мне не под силу бывает даже купить коробку хороших конфет. «А вот ванильные сухарики у меня имеются», — сказала она.
Они прошли в кассу, где она заполнила две чашки с кофе кипятком. Чарующий аромат кофе, немного сблизил их, и Толику уже не казалась Марина зажатой.
— Ты хочешь, чтобы я нарисовал картину твоей прошлой жизни? — спросил он.
— Попробуй Толя, у тебя раньше многое получалось.
— Хорошо, тогда слушай, — произнёс он. — Когда ты приехала в Ригу, окончила там музыкальное училище по классу фортепьяно. После чего стала работать преподавателем в музыкальной школе. Там ты вышла замуж за коллегу или другого музыканта, который естественно представлялся тебе очень великим музыкантом, но на поверке оказался заурядной личностью.
— Почему ты так решил? — перебила она его.
— Не сбивай меня с мысли, хотя с заурядной личностью всё ясно, я угадал. У многих неудачных преподавателей музыкальных школ планка достижений в искусстве доходит до игры в ресторанах, и оканчиваются похоронными процессиями. Ты, не выдержав, его ежедневных пьяных приходов домой и распускания слюней о том, что его, мэтры искусства как музыканта не поняли, собрала свои вещи и ушла к своей бабушке. После, гуляя по Рижскому взморью, ты встретила француза с химической фамилией Сера, приехавший на гастроли в Ригу со своим камерным оркестром, и без памяти влюбилась в него, отдавшись ему в первый вечер. А после совсем просто. Он тебя увёз во Францию, где тебе надоело, есть лягушек и ловить постоянно своего француза на изменах. Поняв, что ты униженна и оскорблена, ты пошла в Советское консульство, где тебе помогли вновь обрести свою родину. Так ты оказалась в кассе аэрофлота, но ты не теряешь надежд выйти третий раз замуж, хоть на периферии, но только, чтобы он обязательно был номенклатурщик или торговый работник, так как во Франции ты привыкла жить в роскоши. И тебе трудно сейчас адаптироваться в этой кассе, хрустя ванильными сухариками запивая их тёплым кофе. Ты хорошо понимаешь, что сушёными бананами и дорогими конфетами, тебя могут потчевать только те люди, у кого есть доступ к дефициту. И оформляя билеты на самолёт, ты крутишь мужские паспорта, определяя их по внешности, кем он может работать, не забывая заглянуть на листок со штампом о его бракосочетании. И наверняка не смотришь туда, когда перед тобой засветится фотография с галстуком — бабочкой на шее. Тебе после Франции противны, стали люди искусства. Лучше в весовщика металлолома с большими связями влюбиться, или в работника ломбарда, чем в неизвестного дирижёра.
— Замечательно Толик, — с восхищением смотрела она на него, — дар ясновидца в тебе не пропал. Можно подумать, что ты мне хочешь себя принести в жертву, как бы говоря: «Хватай меня Марина я твой навеки. Но так как у меня есть своя любящая семья, встречаться будем, по моему расписанию, на конспиративной квартире».
— А что очень даже неплохо, — взбодрился он, — мне такой расклад по нраву.
— Нет, дорогой Толя, я женщина серьёзная. Ошибаться больше не желаю. И то, что с нами произошло, когда мы учились в школе, с моей стороны это был шаг любопытства и нетерпение войти поскорее во взрослую жизнь. А у тебя было стремление как можно больше лишить девственности глупых девчонок, в чём ты преуспел неплохо. За два дня смог обесчестить двух своих одноклассниц.
— Ну, прямо так и обесчестил? Можно подумать я тебя приступом с Плехановой брал? Сама меня пригласила романс «Очарование» слушать, — засмеялся он.
— Согласись Толя, а всё-таки приятно вспоминать детство? Пускай мы поступали необдуманно и глупо, но эта беззаботная пора самая счастливая, кажется, в моей жизни. В Риге, моё детство кончилось. Я там ощущала себя человеком второго сорта. Ты себе представить не можешь, как скверно ощущать себя униженной. Обидно, когда на конкурсах я отыгрываю без задоринки реквием Брамса, и мне рукоплещет зал. А жюри победу отдаёт бездарностям, которым кроме собачьего вальса я бы, не доверила ничего исполнять, чтобы они не уродовали великого Шумана и Баха. Я по этому поводу все обиды вылила своему папе. Считая его главным виновником, моей несостоявшейся музыкальной карьеры. Не надо было меня увозить из России. Ты много Толя угадал о моей жизни. Тебе бы книги писать, а ты в ломбарде торгуешь.
— Я не угадывал, а анализировал, — сказал он.
— Не в этом суть Толя. Да я первый раз действительно вышла замуж за своего коллегу, только он оказался незаурядной личностью и бросил он меня, получив хороший контракт, через величавую даму из Парижа, которая слыла Гранд — оперной певицей. Сам же Мишель Сера, не был музыкантом, он был специалист по парфюмерии. Замуж я вышла за него не по любви, а из-за отчаяния. Хотелось уехать в Париж чтобы, при случайной встрече, взглянуть своему первому мужу в глаза. Но встречи не состоялось. А остальные события, ты прочитал, как с нотного листа.
— Знать любила ты своего латыша? — спросил Толик, — если вышла замуж не по любви, чтобы покинуть Родину и посмотреть на своего экс — мужа.
— Он был не латыш, а русский из Мурманска. Нельзя сказать, что я его очень любила. Я во Францию поехала, с намерением показаться хорошей пианисткой и засветиться на весь мир, чтобы доказать ему, кого он бросил. Но там таких музыкантов, как я, пруд пруди, и естественно мой план своего возвеличивания сам по себе отпал. А мой русский муж сейчас живёт в Омске, его контракт оказался краткосрочным, как и наш с ним брак. Полгода назад он приезжал сюда в надежде сойтись со мной вновь. Но я была к нему холодна, дала ему адрес гостиницы и назначила на следующий день встречу в моей кассе, где я ему и выписала билет на самолёт. Кофе и сухарями я его не угощала, как тебя.
— Жестоко, но справедливо, — заметил Толик, — а я значит у тебя дорогой гость.
— Магистратов, кончай издеваться? Дорогие гости у меня дома бывают. Хочешь, приходи, я хоть тебя своим родителям покажу, чтобы они посмотрели, с кем меня разлучили. В субботу у меня день рождение, разносолов не обещаю, но шампанское и торт обязательно будет. Можешь прийти с семьёй, у меня никого больше не будет. Папа мама и я.
— Спасибо, я — то сам с радостью приду. Подарю тебе дюжину пластинок мировой классики, а вот жена не знаю, она у меня в больнице работает врачом и в поликлинике прием ведёт. Если после обеда, то она будет свободна.
— А она тоже, как и ты в нашем городе работает? — спросила Маринка.
— Ну а где же ещё. Здесь у неё всё схвачено, кандидатскую диссертацию защитила, а там она по своему профилю на работу даже не могла устроиться.
— Толь, а скажи мне честно без обмана, я лучше стала с годами или хуже? — спросила Сухарева.
— Марин мне больше нравятся зрелые женщины, как ты? — погладил он её по спине.
— Ну, вот поговори с тобой. У тебя одно на уме. Разгильдяй ты Магистратов и бабник. Ладно, можешь не отвечать, — надув губы сказала она, — в субботу, как ты придёшь со своей супругой, так мы и сядем за стол. Но только если у вас ничего не получится, дай мне знать, — сказала Марина.
— А твой папа не наденет на меня запоздалые наручники? — пошутил он.
— Мой папа давно на пенсии и работает в отделе кадров ОРСА нашего города.
— Надо же какое совпадение, моя жена Ольга дочка Адольфа Карловича Ленского, — поразил он Марину таким сообщением.
— И ты с таким тестем торгуешь в ломбарде? — удивлённо спросила она.
— А причём здесь тесть, я к нему стараюсь меньше обращаться. У меня отец не меньше влиятелен, чем он, хоть и всю жизнь работает во «ВТОРЧЕРМЕТЕ», — связей у него предостаточно. И в отношении работы, я пошутил. Работа у меня важная и солидная, я коммерческий директор нашей знаменитой фабрики «Салют».
— Я догадывалась, что ты паясничаешь со мной. Потому что у тебя из костюма выглядывают две дорогие авторучки, которые продавцу необязательно иметь. Теперь мне известно, от кого ты узнал, что я в городе? Там у вас работает Беляева.
— Да именно от неё я случайно и узнал сегодня про тебя, — сказал он ей. — А сейчас разреши мне воспользоваться твоим телефоном. Я машину постараюсь свою вызвать, а то добираться общественным транспортом отсюда мне далековато и не совсем удобно. Миша был уже свободен и вскоре примчался за своим шефом в кассу.
— Я здесь Анатолий Романович, — показал он своё лицо в окно кассы.
— Поехали Миша, я тоже готов, — ответил он.
— Толя ты просидел у меня столько времени, а про Харьков забыл узнать? — сказала Марина.
— Полёт отменяется пока, — ответил он и, попрощавшись с Мариной, покинул тесное помещение кассы.
В субботу Анатолий придёт со своей Ольгой в гости к Марине, подарив ей на день рождение, как он и обещал комплект музыкальных дисков и фарфоровую расписную супницу. Чувствовал он себя одиноко у Сухаревых, так как Марина и Ольга были увлечены своими разговорами, а ему ничего не оставалось делать, как сидеть с её родителями у экрана телевизора смотреть не интересующие его программы и иногда пропускать по стопочке с Марининым отцом. После дня рождения Марина и Ольга станут лучшими подругами, и свою близкую одноклассницу он будет с того дня видеть часто в своей квартире, но воспоминаний или намёков на их ребяческую близость не последуют ни с той, ни с другой стороны. Это будет добрый и честный союз тесно друживших между собой людей.

                ИГРА СЛОВ

        Царица была в неописуемом восторге, когда после приезда узнала, что новый коммерческий директор забрал весь материал, который предназначался не только для её фабрики.
— Анатолий Романович, — сказала она, — вы превзошли все мои ожидания. Давая вам заведомо невыполнимое задание, я никак не думала, что получу положительный результат. Вы просто молодец и умничка! Я вами довольна. Но так продолжаться долго не может. И взгреют за такие козни в первую очередь меня. Так что выходите напрямую с поставщиком. Звоните, берите командировку, поезжайте в Ивановскую область. Делайте, что-нибудь, но фабрика не должна простаивать из-за отсутствия материала.
— Нет вопросов Наталья Дмитриевна, — ответил он, — думаю, что надо хоть один раз съездить туда. Познакомиться, навести мосты, чтобы на будущее все вопросы по поставкам можно было решать по телексу. Она встала с кресла, прошлась руками по своим бёдрам, обтянутыми кримпленом и, подойдя к окну, сказала:
— Какая обманчивая погода, — утром было солнце, а сейчас, похоже, дождь надвигается.
— Погода, как женщина изменчива, — не заметил Анатолий, как вылетела у него эта фраза.
— Вы, что Анатолий Романович, такой несчастный? — взглянула она испытывающее на него. — Цитата рогоносца вас не красит. У вас, как мне известно, в семье всё в порядке. Ольга Адольфовна женщина серьёзная.
— У меня дома полнейшая идиллия. Я вполне доволен жизнью и жена мне никогда не даёт повода для ревности, хотя догадываюсь, что она в моей верности сомневается. И я ей никогда в реальности не изменял. Разве что мысленно.
— Не надо всё сваливать на женщин? Мужчины тоже хороши, не бог их помазывал, а попы, которые не упускают случая к понравившейся прихожанке под юбку залезть, — критически высказалась Царица.
— Я имел в виду не ту изменчивость, о какой вы думаете. А характерную черту, присущую любой женщине. Она может утром дома быть нежной и ласковой а, придя на работу, срывается, словно пантера на всех. Или, наоборот.
— Это вы про меня говорите? — с интересом взглянула она на своего подчинённого.
— Ну, что вы Наталья Дмитриевна? — повернулся он к ней боком, чтобы ей хорошо была видна его грудь из-под рубашки, не до конца застёгнутых пуговиц. — Откуда мне знать, какой вы бываете по утрам дома. Но предположить могу.
Она отошла от окна и подошла ближе к нему:
— Интересно, будет выслушать вашу версию, — сказала она, устремив взгляд в его раствор рубашки, — не убирайте педаль с газа, давите свою начальницу до конца.
— Мои версии строятся на научных исследованиях, а не на цыганской методике. Я по лицу человека могу определить практически без ошибки его естественную сущность, но будущее предсказывать, никогда не берусь. Это неблагородное занятие годится для шарлатанов и психически больных людей. Я вам просто прочитаю хронологию дня одной талантливой женщины руководителя. Условно ей будете вы.
— Хорошо Анатолий Романович, продолжайте? — подошла она к нему ещё ближе.
— Вы утром просыпаетесь первой в доме, но так как в вашем дворе нет коровы и выгонять её на пастбище не надо. Вы начинаете будить своего супруга, который с неохотой раскрывает слепшие от сна веки, но всё равно не хочет запрыгивать в домашние тапочки, и тогда вы вне себя от гнева хватаете со спинки стула, небрежно брошенные его брюки с позвякивающей металлической пряжкой на ремне, и хлещете его за милую душу. После чего команда подъём будет неукоснительно выполнена им. За завтраком вы ему, читаете нотацию, как нужно правильно себя вести на людях, запрещая в определённых ситуациях раскрывать рот. Он, молча, соглашается с вами. После чего целует холодными шершавыми губами в щёку, чем раздражает вас. Но вы не показываете виду, и он идёт на работу. А затем за вами приезжает служебная машина и вы, садясь в неё, ощущаете себя другой женщиной. Вы знаете, что у себя в кабинете как на подиуме, избавитесь от оставленного, словно перегар поцелуя на щеке. Выдадите всем своим подчиненным по горькой пилюле и в душе незаметно улыбнётесь. Вы не тираническая женщина, а красивая, энергичная и загадочная, как вон та картина на стене, которая мне безумно нравится.
С видом знатока, он показал на висевшую абстрактную картину, заполненную цветными геометрическими фигурами, поняв, что это её работа.
Она улыбнулась и, подойдя к картине, бесшумно сняла её со стены:
— Не обращайте на меня внимания? «Продолжайте излагать свою хронологию?» — сказала она.
— Хорошо продолжаю дальше, — подчинился Толик её напору. — Итак, вы в кабинете, начинаете высвобождать свою энергию, но так, чтобы сильно не обидеть никого, не мечите опасных молний. Делаете больше это для того, чтобы произвести на подчинённых бесподобное впечатление и понравиться самой себе. Для вас кабинет лучше любого зеркала и вы часто жалеете, что руководите женским коллективом, а не мужским, где вы смогли бы себя полностью реализовать, как женщина и руководитель. В вас есть много от императрицы Екатерины, и вы ранить в сердце можете любого мужчину. И вы об этом догадываетесь, но излить вам свою душу некому. Потому что вы ни для кого на работе не являетесь эстуарием откровения. Вами восхищаются здесь и немного побаиваются, так как вы беззаветная служительница делу Ленина и партии! Боитесь перед кем-то на работе излить свою женскую душу, лишённую в полной мере нормальных биологических функций, которых требует природа. Я вижу, это по вашим требовательным глазам и вздрагивающим грудям, которым хочется простора. Они у вас, тоже могут говорить, но не каждому мужчине доступен их язык.
Наталья Дмитриевна подошла к столу, держа двумя руками картину. Её зелёные глаза сверкнули словно изумруды. Она сбивчиво начала дышать и, не выдержав смелого вида своего подчинённого села напротив его на стул, положив картину перед ним.
— А вам доступен язык моих грудей? — взволновано спросила она.
— Ваших грудей да, — не отводя своего взгляда от колыхающегося от учащённого дыхания её бюста. — Они мне кажутся живыми и уникальными, которые встречаются редко у красивых женщин. Обычно природа, награждает, женщину каким — то одним достоинством. Редко она осчастливливает всеми завидными качествами женщин.
— Неужели? — не отрывала она от него своего взгляда.
— Сами знаете, часто попадаются писаные красавицы с тонкими ногами и плоской грудью, или, наоборот, с хорошим станом, но невзрачной внешностью.
В кабинет в это время зашла с бумагами секретарша Римма, но Наталья Дмитриевна, не глядя на неё, помахала ей рукой, дав понять, что она занята.
Римма быстро закрыла дверь с другой стороны.
— И что же вам говорят мои груди?
— Они не говорят, они умоляют, чтобы их сжали тёплые и ласковые руки настоящего мужчины. Они хотят раствориться в них. И ещё они жалуются на свою хозяйку, что она с каждым днём гасит их прелесть своим сексуальным воздержанием. И через год два, они могут увянуть раньше времени, а их ресурс эксплуатации зависит больше всего от темперамента хозяйки. А темперамент у вас как у торпеды, но не исключено, что вы завтра можете проснуться больной и безразличной ко всему окружающему.
— Вы Анатолий Романович вначале меня заинтриговали своим хронометражем, а сейчас пытаетесь запугать. Я хоть женщина и сильная, ничего не боюсь, но у меня в данный момент появилась вера в ваши слова. Из сказанного вами много правды. Откуда вам может быть известно про мой темперамент, у вас, что вместо сердца метроном стоит? И почему вы приговариваете меня к болезни и безразличию?
Анатолий застегнул одну пуговицу на своей рубашке и вкрадчиво, будто их подслушивает кто-то, сказал:
— Боже упаси меня уважаемая Наталья Дмитриевна, вы хозяйка своего тела, а не я. И это вы, получаете гормоны от нелюбимого человека, которые в теле превращаются в яд и расползаются по всему организму, нарушая функции всех жизненно важных органов. Вы женщина и живой человек, вам необходим бурный секс с человеком, который вам симпатичен. А не с тем спящим увальнем, которого вы по утрам бьёте брюками. И больше всего вам нужно опасаться мужчин искусства, они никогда не будут искренни с вами и вместо живительной влаги могут вам закачать масляной краски из своего тюбика или незаметно загипсуют поп — двигатель, отчего придёт в негодность очень, драгоценный элемент вашей обаятельности. Особенно отличаются таким умением мужчины с не славянскими фамилиями. Такой любовный аспект для вас крайне нежелателен. Так как вы строги на людях и соблюдаете внешние приличия, а люди искусства слабы на язычок и ваша будущая карьера может только пострадать от этого. После чего вы можете обидеться на весь мир и превратитесь в злобную и сварливую старуху с массой комплексов.
Она попыталась прервать его, открыв рот, но он жестом руки не дал ей вымолвить и слова:
— Теперь позвольте выслушать меня о вашем видимом темпераменте.
Наталья Дмитриевна, сделав руки аркой, вместила туда свой подбородок и, дыша одним носом, с интересом и большим вниманием смотрела на разговорившегося своего подчинённого.
— Вот вы сидите передо мной, вроде бы спокойная, — продолжил он, — слушая меня, не выражая никаких эмоций. Но это спокойствие ложное, я чувствую ваше сексуальное дыхание и как налились ваши груди, — они стали похожи на пасхальные куличи, которые необходимо кушать вовремя, чтобы не зачерствели. Ваша походка грациозна, как у лани, но в этой походке спрятана ипостась пумы. Я это отчётливо вижу в вас. — Он перевёл свой взгляд на её груди и расстегнув опять пуговицу на своей рубашке, закончил. — Вы сплошная гармония с природой! И вами я уверен, все любуются, как и я в данный момент!
— Хватит Анатолий Романович? — закрыв глаза, сказала она, — ну вы и фрукт, где вы только такому научились. Договорились до того, что сделали из меня какое-то гремучее существо, я и Екатерина вторая и Наташа Ростова и лань, скрещенная с пумой. Уходите, я вас боюсь, — открыла она глаза. — А то, чего доброго, разденете меня здесь против, моего желания и где вы только такому научились? — повторила она.
— В умных книгах, дорогая Наталья Дмитриевна, — ответил он. — Вот, я так и знала, пять минут назад была уважаемой, теперь дорогая, а через минуту могу быть любимой, — иронически заметила она, — немедленно уходите?
— Чувствительная Наталья Дмитриевна, у нас же была всего игра слов. Мы, что отныне будем общаться по телефону или мне подать заявление на расчёт?
— И думать забудьте? Мне теперь понятно, почему за два месяца работы у нас вы практически выполнили годовую работу. У вас неплохо отточен язык и, мне кажется, я не похожа на расточительного руководителя, который не ценит свои кадры? Как и обычно будете по утрам посещать мой кабинет с докладом о проделанной вами работе, и никаких телефонов.
— Понял Наталья Дмитриевна, — встал он со стула и пошёл к двери.
— Погодите? — остановила она его, — вернитесь и возьмите картину? Если она вам безумно нравится, я вам её дарю.
Анатолий Романович, сделав удивлённое лицо, подошёл к столу и взял картину в руки:
— Я обескуражен таким подарком. Мне неудобно. Вы, наверное, немалые деньги потратили на этот шедевр и с такой лёгкостью прощаетесь с ним.
— К вашему сведению, я картины не покупаю, а сама их пишу, — сказала она.
— Вы художница? — будто не зная, спросил он, — теперь мне хорошо понятен утончённый вкус вашего гардероба, но не понятно, как у вас хватает терпения часами стоять у мольберта? Вы же бурлящий Везувий, Красная Этна!
— На сегодня хватит сравнений? Идите Анатолий Романович? — помахала она ему рукой, еле сдерживая улыбку.
— И всё-таки я пришёл к выводу, что вы Наталья Дмитриевна похожи на Анни Жирардо. Сходите в кинотеатр и посмотрите обязательно фильмы, «Умереть от любви», а также Рокко и его братья. Вы убедитесь, насколько я прав.
— Я эти фильмы смотрела, — сказала она. — Но не припоминаю, чтобы я на кого — то там была похожа, идите, я вам сказала?
Не выдержав, она улыбнулась.

                ДИАЛОГ С СОБОЙ

        Когда он вышел из кабинета, она тут же вызвала к себе Римму и попросила принести ей кофе без сахара.
«Каков щеголь? — подумала она, развалившись в своём директорском кресле, — и в кого он только уродился? Отец немногословный, хороший семьянин и бессменный директор ВТОРЧЕРМЕТА, с большими связями. Мать скромная банковская служащая, с музыкальными задатками. Помню раньше часто выступала в художественной самодеятельности игрой на рояле. А этот типичный бабник с бессовестным нравом. Так цинично откровенничать со своим руководителем могут только истинные ловеласы. А как он прожигающее смотрел на мои груди, ни капельки зазрения совести не было. Не посмотрел, что я директор фабрики и депутат, а выложил профессионально своим красноречивым языком всю мою тайную жизнь. Он нагло без всякого стеснения залез в мою душу и покопался в моём нутре. Странно, как он только не дал, воли своим чувствам? Ведь по существу он объяснился умело и хитро в своей симпатии ко мне, не дав мне возможности исполнить для него контральто».
Римма принесла ей кофе. Прервав мысли Царицы, сказала:
— Наталья Дмитриевна, я приняла телефонограмму из горкома. Вас просят сегодня к пятнадцати часам прибыть на заседание оргкомитета по проведению праздника защиты детей. И накопилось много почты. Будете сами смотреть или мне взяться за эту работу?
— Хорошо Римма я буду сегодня там, а почтой займись сама, — сказала она, — ко мне никого не пускай пока, и сама не мешай мне. А лучше будет, если ты меня закроешь на ключ. Я тебе позвоню, когда освобожусь. Мне нужно срочно сейчас одной поработать с бумагами часок.
Оставшись в кабинете одна, она вновь предалась своим размышлениям:
«Зачем я обманываю себя, — сказала она себе. — Мне было приятно стоя над ним заглядывать на его слегка оголённую грудь и ощущать его приятный запах одеколона. Мне было приятно слушать его слова, от которых кружилась голова, и только иногда находил необъяснимый испуг от его ясновидения. Может Анатолий Романович необычный человек, откуда он может знать про брюки, при помощи которых мне действительно приходиться, иногда приводить в чувство после сна своего электрика? И этот намёк на мою ни для кого неизвестную связь с Тиграном. Меня словно прострелило, когда он описывал мою сексуальную внешность и тоскующие по мужским ласкам груди. Неужели Симочка ему поведала ему про мою тайную жизнь? Хотя нет, Симочка и рта не посмеет открыть. Что она знает обо мне, никто больше не знает. И если бы её язык заработал, мне не быть бы директором. Да и из партии давно турнули. Нет, Симочка — это, по сути, банковский сейф. Она секреты может хранить. А какой он всё-таки милый мой коммерческий директор! Какие у него обольстительные глаза, с такими данными он может обрюхатить всю фабрику. Как бы не образовался из-за него массовый уход сотрудниц в декретный отпуск? Работать некому тогда будет».
Она машинально схватила свои груди и начала их ласкать, но не найдя тесно ощутимого контакта, которому мешало платье и лифчик. Она медленно с закрытыми глазами оголила груди, и вновь стала нежно гладить их, представляя перед собой, обольстительного Анатолия Романовича. Его взгляд дугообразных бровей подсказывал, чтобы, не бросая этого приятного занятия, она проникла своими пальчиками в промежность и словно с клапаном флейты поиграла на своём клиторе. Она сидела, развалившись в кресле вся мокрая и разомлевшая, держа одну руку на груди, а вторую в промежности, задыхаясь, и качая головой, произносила:
«Взрослый мальчик, я так тебя хочу, — не из-за того, что в мыслях я давно распутная женщина. А из-за того, что ты первый так искусно оценил мои достоинства, после чего я почувствовала себя отменной женщиной. Все остальные, кто был со мной, против тебя были мелкие букашки. И кроме жеребячьего инстинкта в них ничего мужского не было. Мне такие красивые слова посчастливилось услышать впервые. Твой бархатно издающий голос возбудил меня до безумия и, прости меня, господи, я делаю это впервые с собой. Я в своих бессовестных мыслях, у себя в кабинете развалившись в кресле, погрузилась в виртуальный мир и занимаюсь с тобой любовью».
После «контактного диалога» с собой её организм наполнился эндорфинами и наступило блаженство. Она в девичестве ещё знала, что оргазм положительно влияет на общее самочувствие женщины. В момент наивысшего удовольствия мозг выдает на-гора дофамин, который ко всему прочему улучшает процессы мотивации. Она тихо застонала и уронила голову на стол. Она плакала от испытанного ей приятного чувства и оттого, что ради карьеры давно позабыла, что она женщина и к тому же красивая!
«Завела себя тайного любовника, — продолжила она диалог с собой, не поднимая головы, — можно сказать пенсионера с лохматой грудью, у которого волосы на теле быстрее встают, чем его малюсенький член. Нашла себе интеллектуальную кавказскую отдушину с запахом чабреца и перетёртыми красками для авангардизма. А на деле оказался простым чертёжником, со сломанным циркулем. Пора с ним рвать связь, хоть и встречаемся мы с ним не так часто, раз в месяц. Отдам ему все картины, пускай сам выставляется. Приглашу его в последний раз к Симочке в квартиру и интеллигентно ему объясню, что хочу сохранить свою семью и работу. И впредь ни творческого, ни любовного союза у нас не может быть. А мой недоделанный электрик с коротким замыканием скоро заявления в письменном виде будет мне подавать для исполнения своих супружеских обязанностей. Была бы моя воля, закричала бы на всю вселенную:
Бабы не женитесь на электриках, их электрические заряды недолговечны и в голове вместо мозгов у них диэлектрические изоляторы».
…Наталья Дмитриевна вытерла слезы и, приведя себя в порядок, открыла ящик стола, где у неё лежала документация. Вынув оттуда журнал по плановой организации работ, она открыла его перед собой, но буквы и цифры не лезли в её голову. Она, сильно хлопнув, закрыла его и положила назад в стол.
«Какие к чёрту бумаги сегодня, — пронеслось у неё в голове. — Меня этот Анатолий Романович совсем вывел из равновесия. И вернее всего его предсказания были для меня судьбоносными. А его жизненный хронометраж оказался невероятно точным. Пора менять жизнь, чтобы сохранить свою красоту и здоровье, и подумать в первую очередь, что я женщина!

                ЦАРИЦА КЛЮНУЛА

       Анатолия Романовича с картиной в руках проводила подозрительно Римма. Он был спокоен и доволен собой. Зная, что дотронулся до нужных струн своей начальницы и его слова произвели на неё впечатление.
«Ей было с каждым моим словом всё любопытнее слушать меня, — думал он, идя по узкому коридору фабрики. — Наживку ты мою проглотила, и у тебя теперь будет время подумать над моими словами, и когда-нибудь повернуться ко мне задом, чтобы я смог поддержать тебя за поясницу. Хотя это можно было сделать в её кабинете, но случая не представилось. А она до ужаса хороша и привлекательна. Её напускной строгий вид моментом слетел с лица, когда я начал запускать свои комплименты по поводу её красоты и сексуальности. Эх, женщины, какие вы все разные и какие хорошие! И самую главную привлекательность я в них лёгкостью нахожу — это их кратковременную недоступность. Не знаю, может я не прав, потому что я боец невидимого фронта. И я азартный бабник, потому что мне больше подходит сопряжение именно с недотрогами. В них больше загадочности. Чем женщина недоступнее, тем она интересней и желанней! И когда я завоёвываю у такой цыпочки душу, то можно считать, что живу не зря на земле. Чем больше, таких женщин будет на моём пути, тем длиннее покажется жизнь. Хорошая женщина — это вечная молодость, она никогда не приведёт мужчину к старости и болезням, а будет подпитывать его своими волшебными рецепторами, божественным невидимым эликсиром, как и он её! Важно только то, чтобы она не была курицей во взаимоотношениях. И конечно не маловажно, чтобы мужчина не подменял струйный насос для нагнетания жидкости, а был тактичен и ласков. Тогда на небесные звёзды можно смотреть с восхищением! От них многое зависит на земле, в том числе природа и человек. Не просто же они там сверкают. Хотя я и не страстный поклонник астрологии, но часто предсказания звёзд у меня сбывались».
Он зашёл в свой кабинет, где его ждала Симочка. Заметив, что Анатолий Романович сильно чем — то возбуждён и не знает, куда деть картину, перекладывавшую из руки в руку, она, его спросила:
— Толя может, я не вовремя. Но мне очень, нужна командировка в Шуйские ситцы? В Шуе у меня единственная родственница живёт. Только сейчас позвонили её соседи, и передали, что она серьёзно больна, и просят меня приехать. Разнарядка у нас есть туда на ткацкую фабрику. Я попутно там вопросы производственные решу и родственницу навещу.
— И меня от лишней поездки освободишь, — обрадовался он, — иди к Риме выписывай командировку и заодно подпишешь её у Царицы. Она на месте, я только от неё иду.
— Я это заметила, — кивнула она на картину, — поздравляю? Ты стал обладателем самой лучшей её картины. Это знак большого расположения к тебе с её стороны.
— Знала бы ты, чего я ей там наплёл? Я думал, она попросит меня заявление на расчёт написать. А она сняла картину со стены, подарила её мне. И кажется, с позором выгнала меня из кабинета. Так, по крайней мере, мне показалось. Но этот «пинок под зад» был вымученный, я бы сказал артистичный!
— А о чём ты с ней разговаривал?
— На тему восполнения гормонального баланса в её чреве. Она меня затаённо слушала, а в конце произнесла мне можно сказать отповедь. Не очень грозно, но всё равно неприятно.
— Не тревожься дорогой, если картину она тебе вручила, выходит, она полностью согласилась с твоими словами, иначе она и слова не дала бы тебе вымолвить. Поверь мне? Лучше, чем я, её никто здесь не знает. Продолжай в том же духе.
— А что в ней хорошего, в этой картине? — спросил он, — одни треугольники и круги намалёваны.
Симочка сняла со стены унылую репродукцию Саврасова «Грачи прилетели» и повесила на её место картину Царицы:
— Ты не смыслишь в этом деле ничего, — сказала она.
— Круги, — это хорошее отношение к человеку окружающих людей, а треугольники — это лидерство человека, стремящегося к своей цели. А также треугольники говорят о честолюбии человека, для которого моральные ценности не играют никакой роли. Она любила эту картину, потому что в ней зашифрован её портрет. И подарила она тебе её неспроста. Ищи в этом положительный умысел? Думаю, что при удобном случае получишь её желанное тело.
— Зачем так говоришь Симочка? — чуть обиженно спросил он, — я человек, ведомый в этом деле, и согласился на эту акцию только из-за тебя.
— Хорошо дорогой, считай, что мы вместе с тобой к ней под подол залезем, — засмеялась игриво она и пошла к Риме за командировкой.
Римма отпечатала ей командировку и сказала:
— С подписью придётся подождать, Наталья Дмитриевна просила её не тревожить пока, она занята.
— Она, что там не одна? — спросила Симочка.
— Нет, она в одиночестве, просто занимается важным делом.
— Римма так не говори про одиночество. Одинокие мы с тобой, а она имеет семью. На данный момент самое важное дело у меня, я могу опоздать на поезд и сегодня не уехать, — сказала Симочка.
— Хорошо я сейчас ей позвоню, — ответила Симочка, зная, что заведующая складами всегда свободно заходит в кабинете директора, не спрашивая разрешения.
Через минуту Симочка сидела перед своей подругой и главной начальницей Натальей Дмитриевной. К её приходу, Царица хоть и была собранной и ухоженной, но после посещения Анатолия Романовича до сих пор не могла прийти в себя. Она ещё витала в облаках и не собиралась намеренно вытаскивать из груди дротики восхваления, нагло брошенными ей новым сотрудником.
— Симочка золотце, что случилось? «Что за спешка?» — спросила Царица.
— В командировку надо съездить в Шуйские ситцы, и навестить свою родственницу Дину, она в тяжёлом состоянии лежит в больнице.
— Давай командировку я подпишу, только не забудь оставить мне ключ от квартиры на время твоего отъезда. Я думаю, в этот раз похоронить наши отношения с армянином. Хватит непродуктивных забав! Я с ним не ощущаю себя женщиной. Все разговоры у него сводятся к живописи и к колбасе. Как это скучно подруга. Хочется других ощущений. Я вот сидела и размышляла над нашей бабской участью и пришла к выводу, что все мы неудовлетворённые хоть и в мыслях, но всё равно Б — ди. Особенно, такие женщины, как я! Сама подумай, я люблю одевать ежедневно новые тряпки, не подумав, что эта любовь у меня возникла не спонтанно, а с подсознанием. Ведь я их одеваю, чтобы понравится окружающим мужчинам. Я говорю только за себя и мне подобных. И что женщина должна быть, как ёлочная игрушка, я вполне с этим согласна. Но мне кажется, что я не миную пристальных взглядов своих сотрудников, и они чётко могут прочитать по моим глазам тоскливую и печальную жизнь своего руководителя.
— Похоже у тебя доверительный разговор с Анатолием Романовичем произошёл? — спросила Симочка.
— Почему ты так решила?
— А он единственный у нас, мне кажется, всех женщин видит насквозь. Мне он тоже диагноз неудачницы поставил. Но до того приятно он сыпет горе — порошок, что на него и обидеться нельзя. Потому, что говорит всю правду, будто он висел у тебя вместо иконы на стене, и наблюдал за твоей жизнью. Я бы сама слушала его целый день. Поразил меня своими познаниями в медицине. Впервые дни своей работы определил, что у меня климакс протекает. До того интересный мужчина, а какой запах от него изумительный исходит, так бы и закопалась в нём. Жалко, что он женатый, а то бы не посмотрела на возраст и соблазнила его. Мне порой так хочется дотронуться до его плеча, но служебная субординация не позволяет.
— Верную ты позицию держишь подруга, — сказала Наталья Дмитриевна. — Нельзя на службе расслабляться, тем более со своим начальником. Это может впоследствии навредить производству. Неужели он всему нашему персоналу предсказывает пресную жизнь?
— Нет, он ни с кем кроме меня не общается. Он со всеми официален. Только со мной он ведёт себя раскованно, как со своей близкой подчинённой. И он не догадывается, что мы с тобой подруги, — соврала Сима. — Поэтому приходится исполнять все его прихоти.
— А какие они у него? — поинтересовалась Царица.
— Он очень разборчив в питании и напитках. Как-то заказал мне купить ему исландских консервов и красного чая. «Я ему говорю; Анатолий Романович, вы, что с печки свалились, где я это возьму? Неужели вы не знаете, что в наших магазинах, кроме кильки в томате и калмыцкого и лаврового листа ничего нет?» Забыл, видимо, когда последний раз был в гастрономе. Я ему мол, в магазинах полки пусты. Всё померкло, ваш заказ можно приобрести только в складах Адольфа Карловича Ленского. Тогда он удивлённо посмотрел на меня и попросил взять ему в домовой кухне говяжьего сердца триста граммов, ряженки и французскую булку. Опять же всё из твоего меню.
— Даже так? Любопытный у него вкус, — проговорила, задумавшись, Царица.
— Наташ вижу, что ты тоже с печки упала? Я твержу битый час, что у него запросы такие же, как и у тебя в точности, — привела её в чувство Сима своим громким голосом.
— Всё дорогая, я поняла, — очнулась она, — жаль, что ты уезжаешь сегодня. Ты мне так бы понадобилась в эти дни. Но дела, зовут в дорогу. Я только смогу помахать тебе рукой в окно и пожелать тебе счастливого пути. Не забудь оставить ключ от квартиры и напомнить своему шефу, чтобы он написал распоряжение на твою командировку.
— Я ключ оставлю под ковриком, а ты сегодня или завтра забери его, — сказала Симочка и вышла из кабинета:
«Клюнула ты Наташенька на интересного сотрудника, — подумала Симочка. — По тебе вижу, что он тебя уже приворожил. Я посмотрю, как теперь ты извиваться будешь перед ним. Но он, ни тебе и даже мне не по зубам. Этот мужчина непревзойдённый ловелас с необъятной внутренней мужской силой и очаровательной улыбкой, всегда будет подниматься по стройным молодым женским телам ввысь, не вспоминая про таких, как я и ты — старых кляч. А собственно, я еще не старая и не кляча, а вполне привлекательная женщина, если смогла притянуть к себе Анатолия Романовича, — реабилитировала она сразу себя. — Понаблюдаю, каким роман получится у Царицы с Толиком. А он неизбежен, — процесс активно пошёл, и я тоже свою струю влила в него. Бог видит, я не хочу Наталье причинять зла. Просто хочу ей доказать, что я не хуже и счастливее её. И мужчинам нравлюсь не меньше, чем Царица. Я уже сейчас после его объятий стала намного счастливее и моложе её. Он влил в меня чудодейственную и многоводную влагу. Он вдохнул в меня надежду и дал понять, что я женщина редкого сорта. Все на работе обратили внимание на меня! Говорят, что я расцвела как сирень! И сама я чувствую, что преобразилась в лучшую сторону, как внешне, так и внутренне. Спасибо тебе дорогой Толик, дай бог тебе в жизни много цветов и радости!»

                СЕКСУАЛЬНЫЙ АВАНТЮРИСТ

       Толик сидел дома у телевизора и смотрел футбольный матч между Спартаком и Днепром. Увлёкшись захватывающей встречей, он не заметил, как в гости пришёл тесть Адольф Карлович и принёс путевку в Крым Данилу и Ольге.
«Останусь один дома, — подумал он. — Без присмотра давно не жил. Это отлично, с одной стороны, но плохо, что питаться придётся в столовой. Готовить самому времени не будет, а к родителям не наездишься каждый день. Всё-таки далековато живут. Ладно, перебьюсь двадцать четыре дня на полуфабрикатах и яичнице. Приедет через пять дней Симочка умереть не даст».
— Санаторий во Фрунзенском хороший, — раздавался голос тестя, — я там бывал вместе с мамой. Артек свой Данила увидит, куда раньше ездил часто, он рядом находится, а главное море с дельфинами плещет. А за отпуск не беспокойся, я хоть с завтрашнего дня оформлю тебе его. Не забывай дочка, я не только город кормлю, но и больницы.
— Папа, мне с этим всё понятно, но я тебя просила о семейной путёвке, — сказала Ольга. — Можно было и семейную путёвку пробить, но Анатолий не может отпуск взять, он недавно приступил к новой работе.
— Как я его одного оставлю, он тут без меня осунется, — сетовала она. — Приедем, как щепка станет.
— Ничего с ним не будет, не маленький, дорогу к нам знает. Кстати, завтра сам заезжай или пришли водителя за своими консервами. «Ящик я тебе оставил», — сказал Адольф Карлович зятю.
— Спасибо, я завтра после обеда приеду, — ответил Толик.
Когда отец ушёл Толику, неожиданно пришла авантюрная мысль, и он хитровато посмотрел на жену:
— Оля, ты завтра с утра в больницу идёшь или в поликлинике принимаешь? — спросил он у жены.
— До обеда буду в поликлинике, — ответила она, — а что ты хотел?
— У меня к тебе просьба одна есть, — сделал он серьёзный вид, — я ежедневно общаюсь по утрам со своим директором Натальей Дмитриевной. Она подозрительно кашляет и мне кажется, что у неё заболевание лёгких. Может даже туберкулёз. Ты загляни, пожалуйста, в регистратуре в её карточку, чтобы я безбоязненно находился в её обществе. А то, чего доброго, сам начну скоро подкашливать.
— Курить бросай и ничего страшного не будет, а твоя Царица, мне кажется, здоровая как слониха. По крайней мере, моей пациенткой она никогда не была и едва — ли будет в ближайшие десять лет. Она вся светится как звезда. Но если ты так боишься от неё перенять болячку, я посмотрю её карточку, чтобы душеньку твою успокоить.
Утром он с работы в первую очередь позвонил на работу жене. Ольга взяла трубку, и на его просьбу ответила:
— Анатолий успокойся с пульмонологией у неё всё в порядке. Она никогда не страдала болезнью лёгких. И вообще, как я тебе говорила она здоровая женщина, за исключением одной маленькой женской болячки.
— Что это за болячка такая? — спросил он.
— Уверяю тебя, что эта болячка кашель не вызывает. Это всего на всего фиброма. И появилась она у неё шесть лет назад. Это не смертельно.
— А с какими жалобами она обращалась ещё к медицине? — спросил он.
— В нашей же поликлинике кабинет травматолога посещала, с переломом большого пальца на правой ноге. А чем она в раннем детстве болела эта информация лежит в детской поликлинике. Не опасайся её дорогой, дыши атмосферным воздухом своей Царицы. Она не заразная! Уверяю тебя! Флюорография последнего медосмотра, который она проходила четыре месяца назад в норме.
— Спасибо Оленька, теперь я спокоен, а то я излишне сторонюсь Наталью Дмитриевну. Могу этим нечаянно обидеть её таким отношением.
Он положил трубку и пошёл на оперативку в кабинет директора. Поздоровавшись со всеми, он сел не на стул, как обычно, а в кресло, стоявшее около фикуса, откуда его лицо не просматривалось Натальей Дмитриевной. Оперативка прошла в спокойной обстановке и все стали потихоньку расходиться. Незаметно хотел ускользнуть и Анатолий Романович, но Царица встала с кресла и остановила его:
— Анатолий Романович, а вы что так заторопились? — указала она ему на стул около её стола, — останьтесь, пожалуйста, на минуту?
Он вернулся и сел вновь на то место, где сидел.
— Что же это вы любезный избегаете меня и прячетесь под фикусом? Ваше место во время оперативки около меня, а не около бочки с чернозёмом. Наговорили мне вчера страшных слов, а сегодня голову в фикус Бенджамина прячете. Не поверю, чтобы вы были не в меру стыдливы. Вами всегда, как я заметила, движет напор, что характерно и ценно при вашей должности. А меня выходит, напугались? Я что такая злобная и клыкастая, как баба Яга, или та Мымра из кинофильма «Служебный роман».
Она смотрела на него доброжелательно и говорила без надменности и излишней издёвки.
— Что вы Наталья Дмитриевна? — приятно засмеялся он без тени смущения. — Я не от вас прячусь, а сел к фикусу, чтобы не отвлекать вас от проведения оперативки. Зная, что глобальных вопросов по работе у вас ко мне не будет. Задел я сделал почти на два месяца, а разные мелочи в рабочем порядке можно разрешить без проблем. Он встал с кресла и подошёл к столу:
— И вы не Мымра, и не клыкастая злобная баба Яга. Я вам вчера свои почти искренние отзывы дал о вас. Похожих эпитетов и рядом не было.
— Как это понимать, почти искренние отзывы? — спросила она, — вы, что наполовину вероломно мне врали?
— Нет, Наталья Дмитриевна, у меня просто не хватило смелости сказать о вашем маленьком женском недуге, появившимся, по-видимому, у вас, из-за тех факторов, о которых я вам вчера рассказывал. А чтобы оправиться от этой болезни, вам нужно круто поменять образ жизни.
— Вы меня заинтриговали, выкладывайте немедленно про моё заболевание? — требовательно заявила она.
— Хорошо, но это лишний раз подтвердит правдивость моих слов, и возникла ваша фиброма не просто так, а вследствие невольного воздержания от близости с мужчинами, — удивил он Царицу.
Её от таких слов охватил ступор. Она стояла, не двигаясь перед Анатолием Романовичем пытаясь, что — то сказать, но у неё, словно онемел язык.
— А что же вы думали? — продолжал он, — нельзя нарушать природные процессы, это всегда отражается на здоровье, особенно у женщин.
— Мне врачи говорили, что это нехватка прогестерона, которым я часто прокалываюсь, — сказала она, очнувшись от оцепенения.
— Правильно они сказали, — в заблуждение вас никто не вводил. Но, как женский гормон может функционировать без мужского гормона? Мне кажется, об этом должна знать каждая женщина.
— Теперь ещё вопрос Анатолий Романович, как вы определили, что у меня имеется такой порог? — сев на стул спросила она.
— Это совсем просто, — нагло врал он. — По лицу, — визуально. Когда вы одеваете тёмных тонов платья, ваше лицо отдаёт бледностью. Вот сегодня вы в другом платье и похожи на малинку, которую так и хочется скушать.
— Спасибо Анатолий Романович. Откуда вам такие подробности женского организма известны? Жена ваша вроде не гинеколог, вы, что курсы какие проходили?
— Нет, конечно, поток подобной информации я получил из книг Абу-ль-Фараджи, древнего сирийского учёного и писателя. Вот вчера, когда вы подошли к окну перед дождём, я по вашей походке понял, что вы когда — то давно ломали палец на правой ноге, вероятно, это был большой палец.
— Это уму непостижимо, — заворожено смотрела она на него, — почти тридцать лет прошло с того времени. Я тогда на соревнованиях бегала с барьерами и действительно ломала себе палец и ходила в гипсе. С тех пор у меня не было ни одного перелома.
— Если бы были, я бы вам сказал Наталья Дмитриевна. Во всём остальном вы здоровый человек и никаких патологий у вас не наблюдается. Не верите мне, сходите и тщательно обследуйте себя.
— У меня нет оснований, вам не верить, — сказала она. — Вы убедили меня своей неординарностью. И я при возможности согласилась бы с вами поговорить на подобные темы и не один раз. Завлекательными показались мне ваши познания в медицине и проникновенные взгляды на мою семейную жизнь.
— Наталья Дмитриевна, я пока не увольняюсь, — шутил он. — Да и вам я слышал повышения в ближайшие дни не светит, так, что времени у нас с вами будет много для душещипательных разговоров.
«Вот какой наглый, к чему подвёл мои слова, — подумала она, — а ведь я только помечтала о душещипательном разговоре, но не сказала ничего. Неужели он мысли мои прочитал? — покраснела она словно девочка. — Боже мой, какой стыд, не хватало, чтобы он узнал, что я уже страстно хочу его».
Она отошла к окну и, не поворачиваясь к Анатолию Романовичу, сказала:
— Вот, как раз повышение моё может скоро состояться, тут вы не угадали.
— Я не угадываю, а размышляю. И если оно у вас намечается, вот об этом мы с вами на досуге и поговорим. А сейчас я могу быть свободен Наталья Дмитриевна?
— Да, конечно, занимайтесь своими делами, — сказала она, так и не оторвавшись от окна.
Когда он вышел, Царица глубоко вздохнула и выдохнула:
— Да вот это экземпляр в моей свите появился! — сказала она. — Он либо хорошо законспирированный сексуальный авантюрист, либо человек с другой планеты? Но в данный момент мне это уже безразлично. Я знаю, что его хочу!
После чего она бросилась к телефону и набрала номер архитектуры города. Трубку взял он сам:
— Тигран Давидович, есть серьёзный повод для нашей встречи. Я тебя жду на Вокзальной улице в тринадцать часов. Предупреждаю встреча, наша будет короткой и приезжай обязательно на машине.
— Что за спешка дорогая Натали?
— На месте узнаешь, я не могу говорить об этом по телефону, — сказала она и положила трубку.
— Шаг к разрыву сделан, — улыбнулась она себе и опустилась в кресло, — и на черта мне эта выставка? Пускай один выставляется без меня, а я лучше займусь собой и работой. В стране не понятно, что творится. Генсек начал спотыкаться в политике и непонятно что будет дальше с Союзом. Думаю, партия не даст ему развалить страну, но изменений произошло уже достаточно, а народ жить лучше не стал, и я сомневаюсь, что в ближайшее время забрезжит просвет?
Она вызвала к себе Римму и, не смотря ей в лицо, произнесла:
— Я еду в подшефную школу сейчас, если кто будет спрашивать из горкома или исполкома, буду к пятнадцати часам.
— Хорошо Наталья Дмитриевна, — ответила Римма, — а мне можно после пятнадцати часов уйти пораньше с работы?
— Иди, только подготовь мне всю почту на проверку? Накопилось её уйма, заниматься некогда.
— Я её всю проверила, и она со вчерашнего вечера лежит у вас в папке на столе.
— Спасибо Римма, тогда вопросов нет. Можешь смело уходить.

                ЦАРИЦА СЛОМЛЕНА

        Она дождалась архитектора в квартире у Симочки, но приняла его не в зале, как всегда, а на кухне. В зале у неё стояли его картины. Их она намеревалась отдать Тиграну прямо сейчас и на этом прекратить с ним творческую связь.
— Ты, как всегда, Наташа великолепна и прекрасна! — восхищённо сказал он ей, преподнося букет тюльпанов.
— Спасибо, но цветы с сегодняшнего дня, мне можно дарить только в служебном кабинете, — сказала она. — Обстоятельства изменились и мне необходимо поменять жизненные взгляды, иначе полетит к собачьим чертям, вся моя жизнь и карьера.
— Это, что за новости дорогая?
— Не надо Тигран, не называй меня больше дорогой. Я пригласила тебя для того, чтобы красиво расстаться и возвратить все картины.
— А как же наша выставка Натали?
— Не спрашивай, а выставляйся один. Мне эта выставка ничего хорошего не даст, кроме грязных пересудов всего городского населения, а я своей репутацией пока дорожу. Давай на прощанье выпьем с тобой по чашке кофе? Потом ты забираешь картины, которые, я уже приготовила и отныне наши отношения будут чисто дружескими. Мы с тобой на виду у всего города, ты семейный человек и у меня семья. Будем благоразумными и не дадим повода для пересудов сплетникам.
По безмятежному виду архитектора она определила, что он нисколько не был растроган её словами и даже, как ей показалось, был немного рад такому повороту событий.
«Вот законспирированный подонок, — пронеслось у неё в голове, — плевал он на наши отношения. Главная его радость, персональная выставка. Какой он меркантильный и мелочный? Жажда славы, залила его глаза чёрной гуашью. Думаю, после этого, у нас с ним и дружеских отношений не будет».
— Если женщина так решила, то мне остаётся только подчиняться. Не могу ни в чём отказывать тебе. Если ты передумаешь, я готов опять тебе подчиниться. Так как я вечный твой раб. «Знай об этом и помни», — сказал он.
— Боже мой, Тигран Давидович, как скучно вы произнесли последние фразы, — сказала она, — так только на памятниках усопшим пишут.
— Милая Натали, а у нас сегодня похороны и есть. Мы закапываем в землю наш не только творческий союз, но и чувства, которые мы прокладывали друг к другу не один год. Поэтому прощальную чашку кофе я пить с тобой не буду, в надежде, что ты одумаешься и позвонишь мне, находясь в другом настроении. И картины я тоже пока забирать не буду.
Он пошёл к дверям, и неожиданно столкнулся на пороге с Анатолием Романовичем. Магистратов в руках держал коробку с консервами и ключ от квартиры, которым он открыл дверь. На нем не было в этот раз галстука, и рубашка была небрежно расстегнута почти до самого пупка. Она не смотрела ему в лицо, а цепко впилась своими глазами в его полуобнажённую грудь.
— Вот это новости? — напугано произнесла, Царица.
— Вы что здесь делаете, Анатолий Романович и как вы сюда попали? — смутилась она от неожиданной встречи.
— Консервы исландские мне Симочка заказала и, кажется, для вас. Просила завезти к ней домой и вам об этом не говорить. Рыбный сюрприз видимо хотела вам организовать? Теперь не получится, я её дико подвёл.
Тигран недовольно обвёл взглядом двух приближённых по работе людей и сказал:
— Вы тут разбирайтесь со своей ухой, а я поехал. «Мне на работу надо», — сказал раздражённо Тигран и покинул квартиру.
— Исландские консервы, для меня в любом виде сюрприз, — обрадовалась она уходу архитектора. — Вы не отчаивайтесь, я же Симочке не расскажу, что встретила вас у неё в квартире, — любезно сказала Царица.
— Я особо не отчаиваюсь, меня в подъезде почему — то посетила такая безрассудная мысль, вернее сказать, не мысль, а желание встретить вас здесь, — нашёлся что сказать Анатолий. — Покажите, где у неё холодильник стоит? — попросил он Царицу.
— В кухне, где же он может стоять, — ответила она улыбаясь.
— А в кухню, как пройти? — прикинулся он первопроходцем.
— Вы, что здесь никогда не были?
— Увы, она мне сказала, пройти в кухню и не заглядывать в комнату. Там говорит потолок у неё не совсем в порядке и так же просила с женщинами у неё в квартире не встречаться. Но я уже встретился с вами Наталья Дмитриевна, и не мешало бы нам с вами по бокалу Шампанского выпить на чужой территории за случайную встречу. Можно я быстро сбегаю в магазин за Шампанским?
— Нельзя, — не переставала улыбаться она. — В этой квартире есть любые напитки, какие твоя душа пожелает. От коньяка до растворителя красок. Мы здесь галерею готовили с Тиграном. Да поставьте вы на пол ящик свой? — посмотрела она на него с умилением.
Она провела его в комнату и показала стопы картин, приставленные к креслам и стульям.
— Вот видите, почему она вас просила не заходить сюда, — объяснила Наталья Дмитриевна.
— Уютная квартирка, — отметил Анатолий, — сразу видно, что здесь обитает художественная артель, а какой потолок оригинальный. Не ошибусь, если скажу, что украшал его художник с широким полётом мыслей. Здорово исполнено. Хотя хочу заметить, что в этом рисунке заложены страдание и отчаяние, а радости в ней нет. Но всё равно красиво, глаз радует!
— Знаете, Анатолий Романович, никакого широкого полета мыслей не было у этого художника. Это моя работа, я сдула этот рисунок у одного мужчины на пляже. У него татуировка на плече была такая, только там был один голубь. Мне понравилась она, а при освещении люстры она великолепно смотрится. Хотите посмотреть, задёрните шторы, я включу свет. Он задёрнул штору, и в комнате наступил полумрак. Она щёлкнула выключателем, но свет в комнате не появился.
— Какая досада, хотела щегольнуть перед вами, но не получилось ничего. «Видать лампочка перегорела», — сказала она.
Анатолий хотел отдёрнуть шторы, но она остановила его командным голосом:
— Прекратите глупостью заниматься, где вы видали, чтобы Шампанское пили при дневном свете? Садитесь на диван и ждите меня, только картины не заденьте?
— Не так уж и темно, чтобы я их совсем не видал, а Шампанское пить можно при любом свете, но вы правы в полумраке будет романтичней.
Он подошёл к Царице и положил свою руку на её поясницу.
— Вам помочь Наталья Дмитриевна? — спросил он её.
И тут же почувствовал, как её тело передёрнулось, и она резко встрепенулась, развернулась к нему лицом и обвила его шею своими руками. Он почувствовал её горячие щёки и тонкий аромат духов, который магически подействовал на его потенциал. Анатолий мелким поцелуем начал покрывать её лицо, и одной рукой вывалив через разрез платья её грудь, крепко придавил её тело к дверному косяку. Он не видал её грудь, но ощущал, что они у неё бесподобные. И возможно лучше, чем у Симочки. Он вспомнил, как он ей говорил, что её груди соскучились по настоящим мужским рукам. Да это так и было, она безумно, елозила своим передом перед ним, ничего не говоря. Она только охала и, почувствовав, что, твёрдый мужской предмет упёрся ей вниз живота, без раздумий, как полагается руководителю, взяла инициативу в свои руки. С сумбурной страстью Наталья Дмитриевна, сама залезла к нему в штаны и, вытащив возбуждённого «дружка» наружу, сдавила его рукой и страстно воскликнула что-то на итальянском языке. Анатолий почувствовал, что может кончить в ближайшие секунды, и тогда он грубо развернул её задом, задрал подол платья, сдёрнул с неё одним движением руки трусики и, согнув к дверному косяку, вошёл в неё. Она словно гимнастка стояла перед ним задом и крутила им, не переставая охать и выкрикивать иностранные слова.
«Вот ты и в капкане уважаемая Наталья Дмитриевна, — подумал он. — Теперь ты из него соскочишь, когда я этого сам пожелаю».
— Не останавливайся глубже входи в меня, так, чтобы в глазах всё померкло. — Перешла она с ним на «ТЫ».
Он учащённо начал входить в неё.
— Что ты делаешь со мной жестокий? — вскрикнула она и упала на пол. — Милый, я умираю от блаженства, — протянула удовлетворённо она и сразу замерла.
Он взял её осторожно на руки, и словно дорогую вещь положил на диван и начал уже спокойно снимать с неё платье, стараясь не испортить причёску. Оставив её голой, он следом начал раздеваться сам. После чего прижался своим телом к её грудям. Это были груди значительно больше тех, которые ему приходилось держать, и как он думал они могли разговаривать. Он ощущал их бешеную пульсацию. И ему казалось, что они стремительно хотят выпрыгнуть из его ладоней. Он втянул сосок в рот и начал языком мягко давить на него, вторую грудь он просто-напросто терзал своей ладонью. Она вне себя от дикого прилива чувств подымала голову и руками своими пыталась оттянуть его от присосавшей груди, но он мёртвой хваткой, продолжал делать своё дело.
— Ты меня изводишь, — стонала она. — Я сейчас начну делать то, за, что мне будет при свете смотреть на тебя стыдно. Дай мне его в руки? — шептала она ему на ухо. — Хочу на него посмотреть на этого чудного развратника.
— Никакого стыда между нами не может быть даже при солнечном свете, — отвечал он ей, взволнованным голосом. — Нравственный порог мы переступили намеренно, так как оба желали этого. Не знаю, как ты, а я возгорелся сразу, увидев тебя в первый раз. Особенно я без ума был от твоих грудей. И мне не верится, что я сейчас их ласкаю. Мне приятно до невозможности, ощущать твоё тело, издающее опьяняющий запах. Тело, которое послушно в моих руках в спокойном состоянии и так бурно бьющееся во время секса, не забывая прислушиваться к моему телу. Ты поистине божественная Царица. Мне с тобой безумно хорошо! — шептал он ей, одновременно подбираясь ладонью к её грудям. После чего он, не выдержав глубоко вошёл в неё и словно шуровкой он начал работать в её пламенном кратере, и она периодически обильно заливала его своей лавой. Её бедра не переставали ходить из стороны в сторону. Затем, приподнимая своё тело крепко прижимаясь к нему, она вскрикивала и начинала источать вновь свою лаву, приятно постанывая при этом. Он чувствовал, что диван превратился в сплошной омут. И, держа её за влажный зад, старался избавить её от этой мокроты, не давая прикасаться попкой к дивану Симочки, на котором ему придётся, доказывать свой природный талант ещё не один раз хозяйке этого дивана. Наталья, как бы прочитав его мысли, сказала:
— Прости меня, за это? — жарко дышала она ему в лицо, — я никогда не думала, что во мне может быть так много жидкости.
— Это не жидкость, — ответил он ей. — Это издержки застойных Брежневских времён, которые, ты берегла, наверное, для нас с тобой. Ты не представляешь, как мне приятно купаться в этом озере удовольствия. Осознавая, что я тебе создал праздничное настроение, которое ты много лет не получала. И у меня такое ощущение, что подо мной итальянка лежит, а это во стократ придаёт мне силы.
Он долго контролировал половой акт, не взглянув ни разу на часы. Дождавшись, когда у неё стало захватывать дух и тело стало учащённо и бесперебойно биться в его руках, он словно лев зарычал и натруженный положил, свою голову на её грудь. Она расслабила своё тело и, вытянув нижние конечности, обняла его голову и нежно стала гладить её.
— Какая нагольная дура я была, прожила почти сорок пять лет, лишая себя праздников. Такие ощущения я получала, только в своих мечтах. А на яви, подобную сладость испробовала только впервые в жизни. Наш с тобой вчерашний разговор, я приняла всерьёз и решила пересмотреть свой образ жизни, чтобы она была у меня прожита не бесполезно. Теперь скажи мне, ты всегда будешь меня так любить?
Он, не отрываясь от её груди, ответил:
— Да если на небе туч не будет. Ты, наверное, поняла, что я любвеобильный мужчина? Я не могу тебя лгать. Но заверить тебя могу, что пока я работаю с тобой, буду относиться к тебе нежно и трепетно. Без этого нельзя, так как твой вид меня постоянно возбуждает и мне тебя хочется всегда и везде. Ты лучшая из всех женщин, которых я знал до тебя. Ты высшая и неповторимая и мне сейчас кажется, что ты спустилась ко мне словно богиня с Олимпа.
Она оторвала его голову от своей груди и нежно поцеловала в губы.
«Это ложь, пускай она и святая, но всё равно ложь, — подумал он, — ты хороша в постели, но Симочка изобретательней тебя и намного лучше. С ней просто и ей можно любоваться, не отвергая её русский мат, который намного лучше итальянских словечек. Но меня тешит одна мысль, что Наталья Дмитриевна для меня уже не Царица, а половой партнёр».
— Ты правду мне говоришь или отдаёшь дань лести своему начальнику? — донеслось до него.
Он приподнял на неё голову и сказал:
— В постели, для меня не существует никаких субординаций, я сам себе начальник.
— Я это поняла и мне кажется, в начальном процессе твоего поведения с женщиной у тебя проявляется грубая сила похожая на элементы насилия, — сказала она.
— Возможно, но это бывает только с теми женщинами, которых я страстно желаю.
— И часто такие женщины с тобой совокупляются?
— Ты первая, но я ещё не старый и на моём пути встречу не одну такую Царицу, но знаю точно, что тебя я никогда не забуду. Ты для меня, как путеводная звезда к аллеям Роз и Хризантем и будь я с другой женщиной, всегда буду думать только о тебе. Ты божественна, и я тебе помогу убедиться в этом не один раз. Не вливай только в себя чужую отраву? Не каждый мужской гормон несёт в себе положительные качества.
— Невероятно, — привстала она с дивана, — такой наглой искренности я ещё никогда не видала. Ты бесподобен и до удивительности оригинален. Лежишь со мной в неглиже и мечтаешь покорять Роз и Хризантем, а мне советуешь не увлекаться другими мужчинами.
В раздражении она хлопнула его ладонью по голой попке и посмотрела на часы. Стрелки показывали шестнадцать часов.
— Работу мы с тобой проспали, теперь будем пропивать досуг, — сказала Наталья, — иди в ванную обмойся, потом я пойду.
Анатолий опрокинул ноги через валик дивана и последовал в ванную. Ополоснувшись, он выбрал полотенце, которое насквозь пропахло Симочкой, и тщательно им утёрся. Вдруг на него нахлынуло непреодолимое желание увидеть Симочку и непременно ощутить свой себя в ней.
Он с улыбкой вспомнил тот единственный день, где он был с ней наедине в этой квартире. «Всё-таки я молодец, совратил большого начальника и преданного коммуниста, такая задача не каждому мужику под силу». — И похоже эта львица ещё не до конца насытилась мною. Уделаю ещё её разок, чтобы она меня целую неделю не вызывала к себе в кабинет. А столько не видеть Царицу, можно считать, что я нахожусь в краткосрочном отпуске, не получая от неё никаких указаний и поручений».
С такими мыслями он вышел из ванной и прошёл в комнату, где около дивана стоял журнальный столик, на котором возвышался коньяк и шампанское с всевозможными закусками, но без исландских консервов. Самой Натальи в комнате не было, она находилась на кухне. Её платье и нижнее бельё валялись на кресле.
— А где исландские консервы? — крикнул он.
— А разве их можно уже употреблять? — спросила она, придя в комнату в жёлтом сари хозяйки квартиры.
— Можно и в неограниченном количестве, — подошёл он, к ней смотря на её сари.
— Что эти простыни тоже на нашей фабрике шьют? — спросил он, будто видит её одеяние впервые.
— На фабрике, только в далёкой Индии, — ответила она.
— А зачем ты его одела? Ты без него намного лучше смотришься.
— Ты без брюк тоже лучше смотришься, но, однако уже навьючил их на себя или в тебе стыд проснулся?
— Стыд присущ только мальчикам — альбиносам, а я в двенадцать лет стал уже мужчиной.
— Слышала я про твои школьные подвиги, — сказала она.
— Ничего удивительного в этом нет. Об этом, мне кажется, знает вся фабрика, — ответил он ей.
— Плохое всегда долго помнится, хотя ничего порочного в том, что я сделал, не было. Во всём виновата природа. Она подготовила меня раньше к взрослой жизни, чем всех моих одноклассников. Она меня толкала на девочек и подсказывала, что пора предоставлять себе удовольствие и осчастливливать рыжих, брюнеток и блондинок и других матрёшек.
— И ты сломя голову бросился во все тяжкие грехи?
— В то время, это было ЧП, но сейчас пересматривается обществом отношение к сексу. Мы жили все, как в одном большом детском доме, то есть этого нельзя делать, туда ходить запрещено, сексом заниматься возбраняется, да и само слово секс носило какой-то негатив в себе. Сейчас портьера запрета сдёрнута. Народ стал, открыто говорить о сексе и на полках книжных магазинов много литературы появилось на эту тему.
— И ты решил ознаменовать это событие со своей начальницей, вогнав меня в распутство, скомпрометировав моральный облик честного коммуниста, — засмеялась она и села на край дивана, покрытым свежим пледом.
— Эпоха Крупской и Фурцевой давно канула в лету, — открыл он бутылку коньяка и тоже сел на диван рядом с ней.
— Мы вылезли из глухомани, и думаю, в скором времени окончательно свободно вздохнём. С реактивной скоростью вращается колесо развала КПСС.
— Ты намекаешь на шестую статью? — спросила она.
— Я верю отцу, он знает, что существенные изменения в политике неизбежны. Меня рекомендовал на должность не горком партии, а исполком. Это уже о чём-то говорит. И освобожденные парторги на предприятиях сейчас уже подыскивают себе тёплые места.
— А я не верю в это, — сказала обиженно она, — партия по-прежнему сильна и не допустит, каких-то переломов.
— Реально надо смотреть на жизнь, — произнёс он, — я, когда пришёл оформляться на работу, ты тогда и думать не могла, что через два месяца под этим молодым человеком будешь постанывать от удовольствия. Должна чувствовать, что примерно так и партия сейчас стонет, только не от удовольствия, а от предательства. Пламенным временам приходит конец, и прошлая жизнь нам скоро будет казаться миражом. Надо тебе серьёзно подумать прежде, чем покидать фабрику и прислушаться к моему совету? Могу тебе сразу сказать, уйдёшь ты в горком, и я без твоей рекомендации сяду свободно в мягкое кресло директора. Я не карьерист, и не знаю, смогу ли справиться с этой должностью сразу. И вообще считаю, что человек должен заниматься тем, что в совершенстве умеет делать. А упираться рогами в воздух, значит выглядеть смешным для окружающих. На фабрике ты хозяйка и тебе нравится быть в центре внимания и мне приятно работать с таким руководителем. Это место, у тебя насиженное и ты на нём смотришься прекрасно и величаво. А в горкоме партии ты два раза в году постоишь на правительственной трибуне во время демонстраций и всё. Если, конечно, успеешь, — не забывай, что колесо крутится без остановки?
— Давай выпьем? — предложила она, — у меня голова кругом идёт от этой политики. Отложим все политические разговоры до кабинета. А ты пока подготовь оправдательную речь для своей супруги и позвони ей домой, что задержишься.
Она поднесла рюмку коньяка к носу и, понюхав его, молча, выпила:
— Я иногда боюсь твоих слов, — сказала она, поставив рюмку на столик, — ты, кажется, читаешь мои мысли, залезая без застенчивости в мою черепную коробку. Сейчас я подумала о своём повышении и мысленно планировала, где нам придётся с тобой тогда после встречаться. И ты быстро прощупал мою мысль и подвёл меня к теме разговора.
— Мы с тобой вдвоём находимся в квартире, и это вероятно как-то передаётся внутренним сигналом. «Вот думаю и всё объяснение этому», — сказал Анатолий.
— Нет Толик, мне же почему — то не поступает никаких сигналов, — возразила Наталья, — но я уверено могу сказать, что ты баловень жизни и привилегированный природой человек. Ты непосредствен и обаятелен! С тобой интересно. И если ты меня заставил сегодня плюнуть на работу и все дела, — поверь, — это много значит для меня! Я не сторонница непристойного жаргона Симы, но мне так приятно назвать себя сейчас Б — -ью. Я насладилась впервые за свою жизнь чужим мужчиной, нарушив все заповеди не только морального кодекса, но и, наверное, библии.
— Что и ни разу не была с другим мужчиной? — спросил он.
— Отчего же, — была, но не наслаждалась, как с тобой, — потрепала она его по голове.
— Тогда давай выпьем, чтобы наши наслаждения не были последними, — предложил он ей, и разлил коньяк по рюмкам.
— Больше ничего не остаётся делать, как только пить, — сказала она, — я из тебя все соки высосала.
— Нет ещё не все, — самые питательные остались, и я думаю подарить их попозже тебе.
— Ты, что после такой изнурительной работы ещё на что-то можешь быть способен? — заулыбалась она.
— Конечно, коньяк мне придаёт большую физическую силу, и ты пей его наравне со мной, тогда поймёшь, как он способен восстанавливать половую функцию.
— Невероятно! — прошептала она и опрокинула в рот рюмку коньяка.
Анатолий наблюдал за ней, когда она выпивала. И как только он заметил, что Наталья говорит, растягивая речь, и бросает надкусанную закуску куда попадя, он составил бутылку на пол:
— Это может быть лишним, и тогда мы с тобой не испытаем, чего хотим.
— Я согласна, мне уже не лезет коньяк, — сказала она и освободилась от сари, встав голой перед ним.
— Снимай с себя нашу продукцию? — показала она на трусы, — или мне самой это сделать?
— Если это доставит тебе удовольствие, то снимай сама? — встал он перед ней.
В одно мгновение его труселя оказались на паласе, а он от её стремительного напора оказался на диване.
«Кажется, она вошла во вкус?» — подумал Анатолий, лежа навзничь на диване. Наталья припала ртом к его губам и начала рьяно покрывать его поцелуями, затем сама вошла в него».
Анатолий ничего не предпринимал, а молча, наблюдал за ней, сделав вывод для себя:
«Члены партии, тоже люди. И имеют право быть в постели не похожими на контрреволюционеров свободного секса. И тоже любят божий по-своему лакомиться, как и беспартийные и не выкидывают яркие лозунги во время приятных услад».
Она долго мучила его по собой, затем блаженно вскрикнула:
— Ой, милый, — я улетаю в иной мир, — и она ещё темпераментней заработала, после чего взвизгнула и завалилась на бок.
Он обнял её, положив руки на груди, и закрыл глаза. Очнулся он в час ночи, рядом с ним спала голая Наталья. От былой красивой причёски не осталось и следа, и спала она в неудобной позе, никакого женского изящества в ней не замечалось, ноги её находились на полу, а руки запрокинуты за голову. Ему на мгновение показалось, что всё это время он был в объятиях увядшей старухи.
«Получил, кого хотел, теперь мучиться с ней придётся? — думал он, — зачем я отговаривал её идти на повышение? Пускай бы повышалась по партийной линии».
Ему вдруг сделалось стыдно за себя, и он сразу отбросил эту бредовую мысль.
«Не надо, смотреть на Наталью спящую? Всё мы во сне вольно себя ведём, не контролируя свои позы. Она прекрасная женщина и хороший человек, с немного несчастной судьбой, но с отличными физиологическими и внешними данными. Подарила мне сегодня себя всю, я тоже к ней должен относиться по-хорошему».
Он взял осторожно её за ноги и запрокинул их на диван.
Она убрала руки из-под головы и открыла глаза:
— Не смотри на меня я, наверное, страшная, как ведьма? — приложила она руки к лицу и, встав с дивана, прошла в ванную.
— Ты прекрасна во сне, — послал он ей вслед.
Из ванной она вернулась в бодром настроении и, смотря на Анатолия, стала медленно одеваться.
— Может, ты такси вызовешь? — сказала она, натягивая на себя платье, — нет лучше два, — поправилась она. — Так лучше будет. И ехать нам с тобой надо сегодня в разные стороны. Не думай, что я боюсь, чего — то. Я оберегаю тебя. А мне теперь после нашего приятного лежбища, теперь всё равно. Он никогда не был мне мужем и, наверное, теперь уже не будет. Его первая специальность в доме, повар. Вторая технический сотрудник. Третья балалаечник. По секрету тебе скажу, что он даже и не отец моего сына. Он знал, что я беременна была от его друга Антонова Игоря, которого во время проводов в армию сбила машина. Тогда после похорон Антонова он мне и предложил выйти за него замуж и дать ребёнку свою фамилию.
— Воспитывать чужого ребёнка, зная об этом, на это не каждый мужчина согласится, — сказал Анатолий, — только за это он достоин твоего уважения.
— А я разве сказала, что не уважаю его? Он у меня, как сыр в масле катается. Как человек он неплохой, хоть и со странностями, но если ему не дано быть хорошим мужчиной в постели, то это не мои проблемы. Я всё пыталась сделать, чтобы полностью реализовать его, как мужа, но ничего хорошего из этого не получилось. Он робок и слаб. И ему были известны все мои связи с другими мужчинами. Представляешь, я сама моему благоверному докладывала об этом, чтобы как-то разжечь его или чтобы он меня хоть разок приревновал, но всё бесполезно. Он мне говорит: «Я счастлив, что тебе хорошо было». Вот и весь мой муж.
— Да в таком возрасте, его трудно уже чему-то научить, — высказал своё мнение Анатолий, — но ты не забывай, что многие женщины только и мечтают о таком муже.
— Я знаю об этом, — сказала она, — а если ещё у такого мужа оклад кудрявый, то это вообще сверх всяких мечтаний. — И родственников, никаких нет, — добавил Анатолий и пошёл к телефону.
— Я убирать здесь ничего не буду. Завтра заеду и приберусь, — стоя у зеркала, сказала Наталья.
— Мне тоже не трудно будет это сделать, — повернулся к ней Анатолий.
— А плед ты сможешь застирать умело? — спросила она.
— Нет, этому рукоделию я не обучен.

                ПОКУРИМ ПО ЦЫГАНСКИ

       Вскоре в квартире раздался звонок.  На пороге стоял таксист. Анатолий посадил Царицу в машину, а сам решил прогуляться и пройтись по ночному городу, до дома родителей. Их квартира находилась за чертой города:
«Всё равно в это время меня дома уже никто не ждёт. Утром Ольге позвоню, что срочная поездка в Арзамас была» — придумал он оправдательную версию для себя.
Анатолий шёл под фонарями по остывшему от жары асфальту и ощущал приятный цокот своих каблуков. Он давно не ходил в одиночестве по безлюдному родному городу. И ему в это время подумалось, что, наверное, он начал стареть, если забыл, как выглядят ночные улицы. Проходя около фонтана, он услышал, как его окликнули по имени и отчеству.
«Неужели, кто-то с фабрики?» — подумал он.
— Анатолий Романович, как это вы забрели в наши края? — подошла к нему белокурая девушка с сигаретой в руке, которая до этого сидела на скамейке в окружении молодых девочек и ребят.
Он её узнал сразу. Это была Беляева Саша, которая приходила к нему подписать требование на халат.
— Я Саша не забрёл, а иду от своих родителей домой, — сказал он неправду.
— Надо же вы и имя моё запомнили Анатолий Романович? — удивлённо воскликнула она.
На скамейке раздался душераздирающий хохот, от которого Анатолию стало не по себе.
— Саша, а тебе не кажется, что твои друзья не совсем правильно ведут себя на улице в ночное время? — спросил Анатолий.
— Я знаю, они дуралеи, и перепили много пива. И они мне вовсе не друзья, а просто мы все с одного двора и вместе иногда проводим время. А я здесь с подругой Людкой.
— А где твой муж Слава? — спросил он.
— Уму непостижимо, вы даже это запомнили, — засмеялась она, — нет у меня никакого мужа, и не было никогда. Это меня девчонки обманули, сказали, что вы очень строгий и к холостым девчонкам относитесь придирчиво и можете спецовку не выписать. А дать разрешение шить самой, так как у нас одиноких время свободного больше, чем у замужних женщин.
— Тогда я понял, почему у тебя был такой апломб? — улыбнулся он.
— Вы быстро его укротили и мне до сих пор стыдно за своё поведение, и мне не составит труда, перед вами ещё раз извинится.
— Зачем энергию тратить на лишние слова, я всё сразу понял, что это не ваше поведение, а провокаторский толчок от наших болтушек швей.
— Санька, ты там долго будешь рамсы разводить? — окрикнул её патлатый парень, обнимавший девушку с короткой стрижкой. Анатолий всмотрелся на молодых людей и посчитал их быстро. Там сидело пятеро парней и три девчонки, Саша была девятая. На асфальте около скамейки стояла целая батарея бутылок с пивом.
— Помолчи Филя, пожалуйста, не видишь, я с начальником своим разговариваю? — отозвалась она.
— Зачем ты пиво пьёшь? — спросил он, — Разве не знаешь, что оно вреднее любого спиртного напитка действует на женщин. Лишает их материнства и приводит быстрее, чем мужчин к циррозу печени. Женщинам нужно пить коньяк или шампанское.
— Вы интересный Анатолий Романович, а где столько денег взять на коньяк и шампанское. Пьём это пойло от безысходности. Будто сами молодым не были и не проводили так же время.
— Я и сейчас не старый, но пивом никогда не увлекался. Считаю, что этот напиток изобрели для мужиков, которые заняты тяжёлой работой. Им он необходим, для восполнения затраченных калорий. А если ты сетуешь на отсутствие денег в данный момент, я могу тебя угостить прямо сейчас в двух шагах ходьбы отсюда, где есть хорошие напитки с великолепной закуской.
— Анатолий Романович, я не противница подобных угощений, но, если вы не возражаете, пускай Людка нас проводит и подождёт меня там? Я одна побоюсь назад возвращаться.
— Нет, конечно, но я думаю смог бы и сам тебя до дома проводить без твоей подруги. И даже отвезти тебя на работу утром, — заманчиво намекнул он, что ночь готов провести с ней.
— А я, правда, частица солнца? — спросила она, вспомнив, как он отозвался о ней в кабинете.
— Да, несомненно, но только днём, а ночью ты часть галактики, потому что в сумерках Саша Беляева ещё прекрасней, — сказал он, соблазнительно глядя ей в глаза.
— Только за такие слова я с вами пойду куда угодно, даже на работу согласна, завтра выйти, не смотря, что у меня донорский день. Я сегодня крови много отдала, для Людмилы Каревой из нашего цеха.
Она для убедительности показала перебинтованную руку, откуда брали у неё кровь:
— Ей операцию сделали, кровь потребовалась. Вот мы пять человек с её группой крови ходили в больницу с гуманитарной миссией. Надеемся Людмила скоро выздоровеет.
После чего она взяла демонстративно под ручку Анатолия Романовича и, помахав своей компании ладошкой, увлекла его за собой.
— Саша, ты, куда меня ведёшь? — спросил он. — Это я тебя пригласил, а не ты меня. Ты же не знаешь, куда нам нужно ноги передвигать. Давай я тебя возьму под белые ручки.
— Я специально это делаю, чтобы мне вслед ничего не кричали. Они уже знают, что вы мой начальник. И непотребное карканье себе не посмеют, — объяснила она, — сейчас фонари пройдём, и ведите вы меня, туда, где продаётся ваш коньяк.
— Там не продают, а радушно угощают, — сказал он.
— Тем лучше, деньги целее будут, — прижалась она к его плечу.
Он привёл её в квартиру Симочки, но, минуя прихожую и комнату, провёл её в кухню.
— Не похоже, что здесь радушно угощают? — сказала она, рассматривая интерьер кухни с голым столом, на котором кроме вазы с тюльпанами, что принёс архитектор, ничего не было. — Но меня успокаивает, что вы привели меня не в спальню, а на кухню. Значит, науки о движении не намечается с вашей стороны.
— Выражайся проще, я пойму и могу тебя заверить, что не склонен приставать к молодым сотрудницам своей фабрики, — взглянул он проницательно в её глаза.
— Я сразу поняла, что вы положительный мужчина, — уселась она на табуретку и пододвинула к своему лицу вазу с цветами. — Но я пошла с вами не ради коньяка, а просто вы мне интересен как человек. Только про галактику и солнце больше мне не загибайте? Мне, конечно, приятно было слушать это из ваших уст, но я знаю, что это неправда.
— Милая Саша, я возвеличил тебя до звёзд, — сказал он ей. — Что выше и прекрасней их не бывает!
— Не забывайте, я хожу по земле, — прощебетала она. — И если вы хотите отстегнуть мне комплименты, то пусть они будут земными, а не астрономическими, в которых я ничего не смыслю. — Возможно, я не романтичная? — вопросительно взглянула она на Анатолия, — может потому, что я постигаю заочно в техникуме мужскую профессию механика.
— А почему не по своему профилю пошла учиться?
— У меня выбора не было, придётся после окончания конструировать болты и гайки, в каком-нибудь техническом бюро, а на фабрике я временно работаю. Как только подвернётся для меня подходящая работа на заводе, так сразу и рассчитаюсь от вас.
— Ты так говоришь, будь — то я хозяин фабрики, — сказал он.
— Может, будете, когда-нибудь, чем чёрт не шутит, — проговорила она, постукивая пальцем по столу.
— Навряд — ли? — сказал он и удалился в комнату, откуда он принёс недопитый коньяк, лимон и сыр.
— Вот и обещанный коньяк с закуской, — поставил он угощения на стол, — а икру и всё остальное мы в холодильнике возьмём.
— Неплохо советские коммерсанты питаются, — оценила она на скорую руку сервированный стол.
— Вкуса коньяка я совсем не знаю, — об икре я вообще молчу.
Она без всякого стеснения разлила коньяк по рюмкам, не забыв перед этим намазать себе бутерброды с красной и чёрной икрой.
— Вам приготовить бутерброды? — спросила она у Анатолия Романовича.
— Нет, ты угощайся сама, — я сыт. Я только лимончиком закушу.
— Как хотите, а я ужасно есть хочу, тем более за таким вкусным столом я никогда не сидела, — сказала Саша.
Она несколько раз подливала себе коньяк в рюмку и аппетитно поглощала закуски. Анатолий Романович, откинув голову к стенке, внимательно наблюдал за ней. Саша, молча, ела, иногда бросая на него короткие взгляды:
«Эти короткометражные взгляды, не иначе как один из её приёмов обольщения, — подумал он. — Но я буду стоек и эту девочку сегодня трогать не буду, да, пожалуй, и плодотворного секса с ней не получится, так как все силы израсходовал на Царицу».
Саша будто прочитав его мысли, промокнула губы салфеткой, мило улыбнулась, и торжественно прочитала:

Теперь пока ты волен, встань, поди,
На светлый пир любовь свою веди,
Ведь это царство красоты не вечно,
Кто знает: что там будет впереди?

— Это Омар Хайям, — сказала она, не прекращая улыбаться.
Против такого чувствительного выпада Саши Анатолию Романовичу трудно было не ответить своей откровенной улыбкой и протянуть ей, через стол свою руку. Но она отстранила её и, встав со стула, приблизилась к нему:
— Уважаемый Анатолий Романович, светлый пир закончен, теперь хочу выкурить с вами сигарету по цыганской технике.
Он непонимающе смотрел на неё:
— Этот способ курения для меня не известен, — ответил он и вообще, зачем ты куришь? Тебе сколько годиков?
— Не переживайте я давно из детского возраста вышла. Мне двадцать лет, и я на следующий год буду дипломированным механиком. А то, что вы не знаете, как курить на цыганский манер, ничего в этом удивительного нет, — сказала она. — Вы же, росли не на улице, как я, а в тепличной и благоприятной среде вот поэтому и не знаете. Но вы не переживайте, этому табачному мастерству я вас быстро обучу.
Он достал пачку сигарет и протянул ей. Саша прикурила сигарету и, сомкнув вместе его ноги села ему на колени:
— Затягиваюсь я первой, и отработанный дым пускаю вам в рот, — объясняла она. — Вы, этот дым вдыхаете в себя, после чего выпускаете его наружу. Затем мы меняемся ролями, до тех пор, пока от сигареты не останется один фильтр, но если вам понравится, то и фильтр можно скурить.
— А не лучше ли будет закурить новую сигарету, чем пропитывать свои лёгкие никотиновыми ядами? — предложил Анатолий.
— Можно и так, но я думаю, вы от одной или двух затяжек сыты будете.
Она взяла своими миниатюрными пальчиками его за подбородок, давая понять, чтобы он открыл рот. Он не сопротивлялся, открыл рот и закрыл глаза. Обвив его шею своей рукой, Саша впустила в его рот, струю дыма. Он почувствовал сладкое прикосновение её губ, и невпопад вдохнув, резко закашлялся, после чего открыл глаза.
— Сразу видно, что вы новичок в этом деле, — засмеялась она. — Теперь попробуйте вы в меня пыхнуть? — передала она ему сигарету и закрыла глаза.
Он смотрел на это белоснежное очаровательное лицо, но затягиваться не стал. Положив сигарету в пепельницу, он горячо впился в её губы. После чего она вторую руку положила ему на шею и замерла. Он целовал её долго, чувствуя, как она своим языком отвечает на его поцелуи. Она лежала на его руке, как завороженная, не открывая глаз. Тогда он взял её на руки и понёс в зал на неостывший и непросохший после Царицы диван. Бережно положив, её голову на думку он начал в темноте раздевать её. Он расстегнул ей пуговицы на сарафане, и в темноте показалось её тёмных тонов нижнее бельё. Засунув свою руку ей в трусики, он не встретил никаких препятствий с её стороны. Оттянув резинку от тела, он отпустил трусики. Раздался щелчок и ни звука из уст Саши.
— Спишь девочка? — произнёс он и, запахнув на ней сарафан, пошёл на балкон, где устроился спать в шезлонге.
Время было четыре часа утра.
«На работу можно завтра не спешить, — размышлял он, — Царица думаю после сегодняшней встречи, наверняка придёт к обеду на фабрику. А Саша приятная девочка. Просто шоколадка и главное такая доступная и без комплексов. С ней интересно общаться, хотя, по сути, она ещё ребёнок, но уже не в меру раскрепощённый. Сегодня она просто много крови потеряла, и вдобавок к этому пьяна и подло бы было с моей стороны воспользоваться её бессознательным состоянием». Он сомкнул глаза и вскоре уснул несмотря на то, что на небе пробивался ранний рассвет.

                НЕПРЕДВИДЕННЫЙ ВИЗИТ 

         Наталья Дмитриевна проснулась в пять утра. Просунув свои ноги в мягкие тапочки, она проследовала в ванну. Её не покидали впечатления прекрасно проведённого времени с новым молодым коммерческим директором.
«Он меня соблазнил своей голой грудью», — подумала она, разглядывая себя в зеркало.
Потом она провела ладонью по-своему ещё не морщинистому лбу и вслух произнесла:
— Не ври себе Наталья, ты его сама с некоторых пор хотела. Тебе давно стала нравиться его энергичная походка и неприхотливая манера разговора. Он сдержан и излишне не болтлив. К тому же он как мужчина, красив и интересен, и не похож на плюшевого мальчика, которых, зачастую приходится видеть вечерами у парадных входов ресторанов и кафе. Он вчера просто одним мгновением на десять лет сделал тебя моложе. Я чувствую, что опять его хочу. Прямо сейчас!
Она приятно улыбнулась и встала под лейку душа.
После лёгкого завтрака, она надела на себя цветную блузку с глухим воротом, но, покрутившись перед зеркалом разочаровавшись в своём наряде, сняла её с себя и, скомкав, как лист испорченной бумаги бросила блузку в кресло. Примерив, платье кремового цвета с большим вырезом на груди, она мысленно оценила свой наряд и вышла на улицу, где её уже ждала служебная машина.
— На Вокзальную улицу вначале давай заедем? — сказала она водителю. — Я минут на пять забегу, рыбок Симы покормлю и цветы полью, а потом в горком поедем. Меня ещё вчера там ждали.
— Хотите нас покинуть Наталья Дмитриевна? — спросил водитель.
— Ничего пока не знаю. Ясно будет сегодня после разговора с первым секретарём. Я ведь директором фабрики стала с подачи его лёгкой руки после того, как он вышел за проходную нашей фабрики. Он больше пятнадцати лет руководил до меня ей и мне оставил в наследство отлаженное производство. Я ему полностью доверяю. Но опрометчиво поступать, как бы там не было, не собираюсь. Времена сейчас непонятные наступают. Уйдешь, потом локти будешь кусать.
— Вам горевать не придётся, у вас Наталья Дмитриевна бешеная популярность в городе. Таким руководителям везде работа найдется, если даже наша фабрика и сгорит, — произнёс водитель, выруливая к подъезду Симочки.
— Никакого пожара в календаре у нас не намечается, — сказала она и вышла из машины.
Подойдя к квартире Симочки, она открыла дверь и по запаху незнакомых духов в прихожей поняла, что в квартире присутствует посторонний человек. Увидав, что в кухне горит свет, она прошла туда. Первое, что бросилось ей в глаза, это пустая бутылка из-под коньяка и две маленькие рюмки. Но больше всего её встревожила пепельница с истлевшей сигаретой, на фильтре которой сверкала губная помада пурпурного цвета. Гнев охватил Царицу от предчувствия, что в этой квартире в отношении её совершенно подлого предательства, и она бросилась в комнату. Обнаружив на диване спящую молодую девушку, у которой одна нога была согнута в колене, а вторая была вытянута. Эта поза показалась ей очень сексуальной, и сама мысль, что тот, которого она вчера боготворила и с самого подъёма нестерпимо хотела видеть, позволил вместе с этой девочкой, по сути, ещё с ребёнком надругаться над её чувствами.
Она подошла вплотную к спящей Саше и внимательно осмотрела её. Одна пола сарафана свисала на пол, и её красивое нижнее бельё красного цвета раззадорило её словно быка. Царица села на диван и стала трясти Сашу за плечи:
— Девочка немедленно просыпайтесь, как вы сюда попали? — чуть ли не взахлёб, спрашивала она у открывшей глаза Саши.
Саша, спросонья не поняв, где она находится, удивлённо смотрела на свою директрису, не соображая, почему она трясёт её за плечи. Она быстро задёрнула сарафан на своём теле и приняла сидячую позу. Память быстро восстановилась, — она вспомнила, что вчера сдавала кровь, и ночью её привёл в эту квартиру Анатолий Романович Магистратов. Но почему здесь оказалась Царица она не могла понять.
— Наталья Дмитриевна, неужели это вы? — протянула Саша.
— Да это я, откуда ты меня знаешь? — пытливо смотрела она на девочку.
— Как мне вас не знать, вы же мой самый главный начальник.
— Ты на фабрике работаешь?
— Да.
— Я повторяю вопрос, как ты попала в эту квартиру? — наседала Царица на Сашу.
— Я вчера кровь сдавала для нашей швеи Каревой Людмилы. Ослабла сильно и уснула вечером на скамейке недалеко от вокзала. А ночью мимо меня проходил Анатолий Романович и предложил проводить меня домой. Но я ему сказала, что домой в это позднее время не пойду. Так как потревожу сон бабушки и всем соседям, тогда он и предложил мне отдохнуть в этой квартире. А на работу мне сегодня не идти, у меня донорский день, — оправдывалась Саша.
— Я знаю, что с Каревой случилось и про доноров знаю. «А где сам Анатолий Романович?» — спросила, немного успокоившись, Наталья Дмитриевна.
— Я не знаю, — недоумённо пожала она плечами, — он меня накормил и кажется, ушёл как английский лорд. Я не слышала и не чувствовала его присутствия, — быстро уснула.
— Тебя, как милочка зовут? — подозрительно посмотрела Царица девочке в глаза.
— Саша я Беляева, — приложив ладони к виску, ответила она.
— Понятно, но коньяк — то ты с ним вместе распивала на кухне, как же ты не знаешь?
— Он не пил, только пригубил немного. Я всё выпила до донышка.
— Хорошо пускай будет так. Сейчас ты продолжай досыпать. После польёшь цветы и покормишь рыбок. На кухне приберёшь. «А из этого заточения пускай он тебя вызволяет», — более добрым тоном произнесла Царица.
— Я лучше на работу сегодня пойду, — робко, изъявила желание Саша.
— Никуда ты не пойдёшь, занимайся восстановлением своего организма. Кстати, как себя чувствует Карева после вливания вашей крови?
— Намного лучше, — ответила Саша.
— Я председателю профкома, дала указание, чтобы подготовил приказ на поощрение доноров. На этой неделе все премии получите.
— Спасибо Наталья Дмитриевна, премия — это хорошо, — поблагодарила Царицу Саша.
Наталья Дмитриевна легонько потрепала девочку за щёку и сказала:
— А ты славная девочка, как я тебя раньше не заприметила? — совсем успокоилась директриса.
— Нас много, всех невозможно запомнить, — ответила Саша. — Это вы у нас одна. И у вас на приёме по личным вопросам я ни разу не была, а работаю я на фабрике чуть больше года. И на работу я устраивалась по знакомству через вашего секретаря Римму Сергеевну.
Наталья Дмитриевна, вышла из квартиры, не забыв запереть за собою дверь. Саша бросилась на кухню к окну, проводить взглядом свою директрису, но в первую очередь её взгляд упал на балкон, где она увидала спящего в шезлонге Анатолия Романовича. У неё в этот миг тревожно забилось сердце. С улицы, через обрешётку балкона хорошо просматривался силуэт коммерческого директора фабрики.
— Не хватало, чтобы Наталья меня изобличила во лжи — проговорила она и стремительно бросилась к балкону. С невероятной быстротой она втащила в комнату заспанного Анатолия, прижимая при этом свой указательный палец к его губам, давая понять, чтобы он молчал.
Он заспанный и, не понимая, что произошло, стоял уже в квартире в объятиях полураздетой Саши, прижавшись к её молодому телу. Осторожно отстранив её от себя, Анатолий Романович посмотрел в створ её расстегнутого сарафана:
— Что случилось Саша? — спросил он.
— Посмотрите с кухонного окна вниз и всё поймёте, — выпалила она. Здесь только сейчас была наша Царица и разговаривала со мной. Как она вошла в вашу квартиру? У неё, что свободный доступ к вам имеется?
— Ах ты, чёрт я и забыл, что она утром обещала заехать сюда, чтобы прибраться, — проговорил он и кинулся к кухонному окну, из которого только успел увидать зад служебной машины директрисы, поворачивающей в арку между домами.
— Приборку квартиры она доверила мне и сказала, что кто меня сюда привёл, тот и будет выводить, — смотрела на встревоженного Анатолия Романовича Саша.
— Что так и сказала? — Может не совсем так, но смысл похожий. Она меня немного попытала, но руки целы, иголки под пальцы не вгоняла, а перед уходом потрепала по щеке и обещала выписать премию за кровь.
— Что она тебя ещё выспрашивала? — допытывался он.
— Вы, что так встревожились Анатолий Романович? Она же не жена вам, а всего лишь начальник, — поняв ситуацию, улыбалась Саша. — Я ей сказала, что мы с вами выпили коньячку вечером, потом потанцевали, а в полночь приступили к любовным забавам. Потом поспали чуток, а под утро вы ушли на работу, — дразнила она его.
Он взглянул с улыбкой на Сашу и ничего, не говоря, ушёл в ванную. Ополоснув лицо, Анатолий Романович вернулся в комнату, где застал Сашу около аквариума, кормящую рыбок. Сарафан на ней был, уже застёгнут. Он подошёл к ней сзади и, взяв за плечи, повернул её к себе лицом:
— Глупенькая Саша, дело в том, что это жилище не моё, а Симочки и Наталья Дмитриевна покинула сама сегодня эту квартиру во втором часу ночи. Выходит, если верить твоим словам, мы с тобой спать легли в её присутствии. А может, она нас с тобой сама и уложила в постель, предварительно исполнив нам на ночь колыбельную песню, — иронизировал он.
— Рассказывай откровенно до мельчайших подробностей, о чём она тебя спрашивала? И что ты ей отвечала?
— Ну, это не квартира, а дом пыток какой-то, — игриво смотрела она ему в глаза. — Не беспокойтесь вы Анатолий Романович? Лишнего я ничего не сболтнула. Рассказала, всё как было на самом деле. Что вы меня встретили около вокзала на скамейке ослабшей и полусонной. — Это я соврала ей, — внесла Саша пояснение. — Потом вы вызвались меня проводить до дома, а я отказалась, тогда вы предложили мне, здесь переночевать. Я пошла с вами сюда, где вы меня накормили и оставили одну. Я не знала, что вы такой стеснительный и предпочтёте спать не с солнечной девушкой, а в рваном шезлонге под пасмурным небом.
— Ты была пьяна, и я дал возможность тебе отдохнуть, — оправдывался он.
— Не была я пьяной, я ждала, когда вы прекратите щёлкать резинкой моих трусиков, а решитесь сбросить с меня, их. Я отчётливо слышала, как вы пробирались на балкон и прикуривали сигарету, но оторвать голову от думки не могла. Только после я уснула, не дождавшись, когда вы надумаете обнять меня.
— Однако ты смелая девочка, — ощупывал он её своим взглядом.
— Да уж не как вы шибко застенчивый. Зацеловали меня до умопомрачения, и скрылись за занавесками балкона.
— Я исправлю свою оплошность и, возможно, сейчас.
Он попытался притянуть её тело ближе к себе. Но она отстранила его, давая понять, что в этот момент, ни о какой близости не может быть и речи.
— Правильно надо говорить, не оплошность, а недомогание, — удивила она его своей проницательностью и компенсация мне не нужна от человека, который возможно из-за карьеры или других корыстных целей ублажает свою престарелую начальницу.
— Наталья Дмитриевна не престарелая, а самая, что ни на есть зрелая и интересная особа. Таких женщин старость никогда не возьмёт, и с чего ты взяла, что я, её, как мужчина ублажаю?
— Вы меня из кухни на руках унесли в развратное ложе, откуда источался запах страсти мужчины, и женщины. Я сегодня ощутила, чьи это запахи.
— Даже так? — повёл он удивлённо своими бровями. — Да ты девочка не похожа на прозрачную росинку, как я вначале о тебе подумал. Считал, что ты только внешне привлекательна, а ты к тому же ещё не глупа.
Анатолий Романович обратил внимание на её вздёрнутый нос, где — то он читал, что обладатели такой формы носа интеллигенты и жизнелюбивы. Имеют хороший вкус, но обладают вспыльчивым характером и не забывают обид.
— Я не люблю, говорить о себе, но слушать мне интересно вас. «Продолжайте?» — сказала она.
— Я больше не буду тебе ничего говорить, — резко отвернулся он от неё. — Ты свободна Саша и можешь идти на все четыре стороны.
— Вашей свободы мне мало. Я обещала Царице, прибрать в комнате и полить цветы. Если вы не хотите, чтобы она знала, что вы спали рядом со мной отгороженные балконной дверью, то оставляйте ключ и поспешайте на работу. А я когда освобожусь, занесу вам ключ в кабинет. Только можно мне, что-нибудь взять на завтрак из холодильника?
— Бери, что душе твоей угодно. Если любишь исландские консервы, можешь взять в коробке несколько банок, — сказал он мрачно и вышел из квартиры, оставив ключ в дверях.

КОМНАТА ОТДЫХА
 
 …Время было ещё раннее, и он решил заехать домой побриться и привести себя в порядок. Насчёт Ольги он не беспокоился, так как она привыкла к его служебным и частым запозданиям с первого дня их бракосочетания. Но всё равно ворчала, когда он возвращается поздно домой. Лучше остаться на ночь в том месте, где отдыхал вечером. Характер его работы предоставлял для него железное алиби, он мог самолично выписать себе липовое командировочное удостоверение и показать его ей. Ольга во всём ему всегда доверяла, зная, что изменить, ей муж не осмелиться. Дома и на людях, он был идеален и никаких поводов для ревности не давал, но в душе она его тайно ревновала, и он чувствовал это. А главное она знала, что её муж никогда не напивался, так как Ольга твёрдо убеждена была, что нетрезвые люди, будь это мужчина, либо женщина строгих нравов, нередко принадлежат случайным людям. Но настроение у него было испорчено сегодня не ранним визитом Царицы, а смелыми и возможно отчасти справедливыми высказываниями Саши. Он это осознавал и злился больше на себя в эту минуту, а не на девочку, которая вежливо оттолкнула его от попытки приласкать её в начале дня.
«Она задела моё самолюбие, — подумал он. — Но ничего страшного в этом, в конце концов, нет. Она молода и лучезарна, как звезда, поэтому и смотрит в сторону своих сверстников. А я для неё мочёный гриб уже, если она расшифровала мою связь с Натальей Дмитриевной. Надо просто забыть эту девочку и стараться меньше с ней встречаться, а её во, чтобы то ни стало оставить в покое. Хотя если целью задаться, то и Саша у меня не сорвётся никуда?»
С этой мыслью он переступил порог своей квартиры. Дома никого не было, только на видном месте к конфорке газовой плиты магнитом был прикреплен лист бумаги с записью от Ольги. Не убирая магнита с листа, он прочитал.

Милый!
Мы у моих родителей, если с работы придёшь не поздно, приезжай к нам. Мы будем ждать тебя. Я с сегодняшнего дня в отпуске. А ты через два дня встречай своего брата из Харькова. Он звонил, сказал, что едет в командировку на две недели в наш город.
Ольга
Он побрился, надел свежую рубашку. Достал из жестяной коробочки, где хранился паяльник, маленький кусочек канифоли и поехал на работу. Не успев открыть двери своего кабинета, сзади себя услышал:
— Анатолий Романович? — за спиной стояла Римма. — Наталья Дмитриевна звонила из горкома, просила вас к десяти утрам зайти к ней в кабинет.
— Хорошо я буду в это время у неё, — не поворачиваясь к Римме, ответил он.
Он зашёл в кабинет и сел в кресло.
«Никак надумала мне прочитать нотацию о нравственности? — подумал он. — В принципе, чего мне опасаться. С Сашей у меня ничего не было, кроме поцелуев и меня она с ней не застала вместе. И, наконец, ни Царица, ни Саша не являются моими жёнами, и ответ я ни перед кем держать не собираюсь. А самый лучший человек на фабрике всё равно Симочка. С ней хорошо и даже забавно».
Он взглянул на вазу, где стояла не пожухшая роза. Анатолию Романовичу вдруг прямо сейчас захотелось услышать её нецензурную речь.
«Как эта женщина приблизила меня к себе? — недоумевал он. — Ведь она красавица и ей бы мужа хорошего. Жена она во всех случаях была бы незаменимая, на которую молиться надо. И что ей мешает обзавестись им? Мне, конечно, под силу осчастливить её замечательным мужем, но жалко отдавать такую ягодку, когда сам не насытился. И потом меня непременно будет тянуть к Симочке, если уже сейчас я затосковал по ней».
Так он размышлял до десяти часов, а в назначенное ему время пошёл к Царице, предварительно сняв с шеи галстук. Перед приёмной, незаметно расстегнув две верхних пуговицы на своей рубашке, и смело зашёл в кабинет Натальи Дмитриевны. Она в это время разговаривала с кем-то по телефону. Когда Анатолий Дмитриевич вошёл к ней, она сразу прервала разговор и положила трубку.
У неё был растерянный вид, и он понял, что в горкоме что — то произошло. Попытавшись выдавить улыбку перед своим коммерческим директором, она вдруг схватилась ладонями за щёки и запричитала:
— Что же дальше будет? Куда мы идём? Неужели в нашей Советской партии нет стоящего руководителя? Кругом одни предатели и карьеристы?
— Это, что Наталья Дмитриевна в мой адрес такие нелестные отзывы? — не поняв её досады, спросил он.
— Что ты солнце моё! — воскликнула она. — Речь не о тебе идёт, а о стране. Мы ползём семимильными шагами к самовластью и царизму, хоть и обещают нам кристальную демократию. Стране конец приходит.
Она прижалась грудью к ребру стола, так что они у неё вывалились на столешницу и заманчиво выпирали, отражаясь, как в зеркале на полированной крышке. Он подошёл ближе к столу и, провёл рукой по их отражению, не касаясь, Царицы.
— Это же не естественно Анатолий Романович? — посмотрела вопросительно она на него.
— Что именно не естественно? — спросил он, думая, что она сводит свой разговор к политической обстановке в стране.
— Не естественно поглаживать рукой по холодной и пыльной лакировке стола, когда имеется доступность приласкать в живую, — сказала она и сняла трубку телефона, предупредив Римму, чтобы в кабинет никого не пускала.
— Плевать мне на эту политику сегодня, — заявила она, — хочу до смерти тебя мой милый. Я утром встала с одной лишь мечтой поскорее увидеть тебя! Рабочий день сегодня на фабрике у тебя отменяется, вернее сказать, он у тебя будет, но по другому профилю.
Анатолий Романович в душе облегчённо улыбнулся, что разговор будет идти не о девочке, которую он оставил одну в чужой квартире и сказал:
— Мне тоже вчера было с тобой безумно хорошо. Я давно не испытывал такого блаженства. И я вновь хочу утонуть в этих гроздьях винограда.
Он нежно прикоснулся ладонью к её грудям, так, что она затряслась и откинулась на спинку кресла, прикрыв лицо руками. Он обошёл стол и встал позади кресла. Опустив левую руку в вырез платья, он нащупал набухший сосок и начал по нему легонько водить пальчиком, а правой рукой начал гладить поясницу, при этом нежно ласкаясь щекой о её щёку посыпая лицо и шею мелкими поцелуями. Он сам уже был возбуждён до предела и готов был взять её за рабочим столом или в кресле на колёсиках, но ему вдруг захотелось взглянуть в её лицо в этот миг, и он на секунду оторвался от ласки, посмотрел на стонущее сексуальное лицо Царицы. Рот её был полуоткрыт, откуда выглядывали не побитые кариесом жемчужные зубы, и её алый язычок гулял по верхней губе, словно часовой маятник. Она крепко держалась за поручни кресла, периодически отрывая свой зад от мягкой седёлки, имитируя движения полового акта. Тогда он запустил свою руку ей под платье и обнаружил, что трусики все её пропитаны влагой.
— Открой, пожалуйста, быстрее дверки плательного шкафа? — шёпотом сказала она, — я сейчас приду к тебе.
Не поняв её просьбы, он отстранился от её тела и с удивлением предложил:
— Может нам лучше повернуть ключ в двери, чем теснится в шкафу?
— Ступай? — проговорила она, — это не шкаф, а моя комната для отдыха, о которой знает только мой муж с сыном и Римма с Симочкой. Фёдор Ильич Шувалов старался раньше для себя уют создать везде. Для меня не было секретом, что он ежедневно после обеда спал там.
Он подошёл к высокому шкафу с множеством отделений и открыл двойную створку, где зиял большой тёмный проём.
— Свет включается с правой стороны, — подсказала она.
…Магистратов вошёл в комнату и включил свет. Он оказался в уютной небольшой комнатке без окон, где стояла тахта, покрытая плюшевым покрывалом журнальный столик с телефоном, холодильник и телевизор на высоких ножках. Все стены были увешаны картинами, под которыми внизу стояли автографы Царицы. Здесь не пахло краской, здесь стоял запах духов Натальи. Это он отметил сразу. Он подошёл к холодильнику и открыл его. Кроме минеральной воды и банки майонеза в нём ничего не оказалось.
«Вот оно наследие наших генсеков» — подумал он и закрыл холодильник.
— Сегодня я обязательно заполню его, — сказала она, зайдя в комнату застав его у пустого холодильника.
Она стояла перед ним без платья. Вместо него Наталья была запахнута в синий махровый халат, который был бес пояска, и она придерживала его рукой, собрав пальцы в кулачок, поблёскивая своими золотыми перстнями.
— Здесь всё есть необходимое для летней погоды, — сказал он, показывая на содержимое холодильника.
— В этой комнате я часто работаю и отдыхаю. Она мне досталась в наследство от прежнего директора, который тоже её напоказ не всем открывал. Но, по — видимому и это с каждым днём все очевиднее, мне придётся, вскоре с этими апартаментами простится? — грустно вздохнула она.
— Это почему так? — встревожено спросил он.
— После об этом поговорим, — она щёлкнула выключателем, и он услышал, как в темноте упал её халат на пол. Он ощутил её горячее обнажённое тело и прерывистое дыхание. Она прижалась вначале к нему и потом быстро просунула обе руки ему под рубашку, так что отлетевшие пуговицы покатились по полу.
— Гори они синим пламенем вместе с рубашкой эти пуговицы, и этот кабинет, — страстно шептала она. — Сейчас только тебя одного хочу, и всегда буду хотеть. Не желаю быть заложницей любой политики и подстраиваться под кого — то. Я буду свободной и независимой, чтобы чаще бывать в твоих объятиях. Ты мне открыл глаза на счастье и только тебе я буду век благодарна. Не знаю, насколько долго продлится наш с тобой любовный роман, но я сейчас до невозможности стремлюсь получить от тебя безумной страсти, прямо сейчас! — обдавала она его своим жарким дыханием.
…Она повалила его на тахту и стала лихорадочно снимать с него брюки. Анатолию кровь ударила в голову от такого несдержанного напора Натальи. Он лежал поперёк тахты и пытался нащупать в темноте её голову. Но руки его тонули в пространстве. Когда с ног слетели туфли и нижнее бельё, он ощутил её горящие губы на своих бёдрах. Его руки переметнулись ей уже на голову и он, нежно теребя её волосы, приятно постанывал от нахлынувшей на него волны сладострастия. Он чувствовал на своих ногах её трущиеся груди.
— Это просто чудесно, ты восхитительна в постели! — шептал он ей.
Она, не отрываясь, продолжала ещё выше подниматься по его, желая высосать из него все живительные соки. Когда их тела оказались в одной параллели, она вошла в него. Потом, у них одновременно внизу произошёл прилив, источающий главную внутреннюю частицу любви. Его тело затряслось и ему показалось, что кровь заполняется эндорфинами. После чего он закрыл глаза. Эта процедура показалась ему лучше любого снотворного. Не выспавшись в прошедшую ночь, он незаметно уснул.
Сколько времени он пролежал в забытьи, определить ему было сложно. Циферблат часов не просматривался в кромешной тьме. Очнулся он в той же позе, в какой находился во время секса, только голова Царицы, лежала на его груди, а её руки сжимали его ягодицы. Она находилась в створе его разведённых ног и своими грудями водила по его животу.  Он молчал и с благодарностью воспринимал её ласки и от стимуляции его члена и предвкушения продолжения секса, он начал мысленно возбуждать себя. Она быстро ощутила, когда его член налился и превратился в форму банана. Наталья высвободила свои руки от его ягодиц, поползла к изголовью Анатолия, нашёптывая при этом ему нежно на ухо:
— Толя, мой ангел, моё сердце от такого секса будет биться вечно. Я ужасно хочу, чтобы ты со своим другом вошли в меня оба.
— Я готов, — ответил он, — только открой, пожалуйста, перед таким сеансом бутылку минеральной воды? У меня в горле всё пересохло.
Она встала и подошла к холодильнику. Открыв его, Наталья извлекла оттуда бутылку Нарзана. Затем включила свет, начала искать глазами открывалку крышек, но не найдя ничего, накинула халат и вышла в кабинет, предварительно выключив свет. Магистратов в это время поднял с пола свои брюки и достал из кармана канифоль, которую он захватил из дома. Быстро без всяких усилий он маленький комок превратил в пыль и обсыпал обильно свой член, придав ему эффект, скрипичного волосяного смычка и занял на тахте старую позицию. Она пришла села рядом с ним на колени и, приподняв ему голову, напоила из своих рук. Когда Анатолий выпил стакан до дна, он крепко поцеловал её, так, что стакан выпал у неё из рук на тахту, затем скатился на пол и разбился. Он повалил её на спину и подмял её под себя. После чего с трудом вошёл в неё, крепко держа её руки.
— Ой, боже мой, какой он у тебя толстый стал, — простонала она, — я вчера, наверное, выпивши, была и не ощутила до конца твоего чудесного достоинства. Дай, пожалуйста, я сяду на тебя, как вчера? Я так не имею сексуальной свободы, я похожа сейчас, наверное, на жрицу Цезаря? Я хочу быть в постели полноправной хозяйкой?
— Когда будешь на мне, тогда и будешь диктовать свои условия, — грубо ответил он. — Сейчас я на тебе, значит я диктатор секса.
— Я боюсь тебя такого, не пугай меня родной? — со стоном произнесла Царица.
Она попробовала свои руки высвободить от его железного захвата, но он прочно их держал и делал сильные поступательные толчки, от которых она вначале от удовольствия стонала, кусала губы и мотала головой. Анатолий не позволял ей кусать губы, горячо целуя их. Потом она начала уже не стонать, а орать от нестерпимой боли. Канифоль и его бешеный темперамент сделали своё дело.
Царица перестала шевелиться, каждое движение предоставляло ей мучительную боль. Он закрывал ей ладонью рот, боясь, что её крик может вырваться за стены кабинета в приёмную. Когда он почувствовал, что подходить к критическому моменту, прибавил значительно темп и сразу почувствовал после семяизвержения, что его обдало внизу чем — то горячим. Он откинулся на бок, а Царица лежала в темноте и тихо стонала. Он встал на пол, нащупал там её халат и вытер им своё вспотевшее лицо и грудь. Протянув руку к выключателю, он щёлкнул им и испуганно вскрикнул. Наталья лежала вся в крови с закрытыми глазами. Он подошёл к ней с халатом и начал обтирать её тело. Приоткрыв чуть глаза, она приподняла голову и проговорила:
— Ты мой прекрасный и восхитительный зверь! — и вновь уронила голову на тахту.
Он открыл бутылку Нарзана и тем же халатом начал обмывать ей внизу живота, откуда кровь лилась ручьём.
— Наташа, наверное, у нас с тобой вчерашний секс не получится, у тебя сильное кровотечение идёт.
— Я это поняла и без твоих слов, — она еле пошевелила губами. — Ты Толя выбери себе в шкафу рубашку нашей фабрики. Одень её на себя, а пуговицы на твоей сорочке я после пришью, и пригласи мне Римму. Её не бойся, я ей, как себе доверяю. И поезжай на квартиру к Симочке, освободи там девочку, которую ты оставил ночью.
— Мне бы не хотелось, к Римме обращаться с такой просьбой, — неохотно отнёсся он к этой идее. — Может, давай оденешься, и я лично тебя отвезу в поликлинику? А девочку я утром выпустил, — соврал он.
— Не тревожься ты ни о чём? — Делай, как я тебе говорю. Римма сама знает, что делать. У меня не впервые это происходит.
Он спорить с ней не стал, а сделал, как она просила. После того, как он вышел из приёмной, Римма закрыла изнутри дверь и пошла к своей начальнице, приводить, её в чувство. Анатолий Романович, открыв свой кабинет, увидал под дверью просунутый лист бумаги. Он взял его в руки и прочитал.
Анатолий Романович! Я была дерзкая и неблагодарная -простите? —
Ключ от квартиры будет вас ждать в кафе «Золушка» в 14 часов. САША.
«Сегодня, как некстати мне с кем-то встречаться, в особенности с этой Сашей, — подумал он, — но делать нечего, ключ надо забирать. Симочка скоро приедет».
Он посмотрел на часы, стрелки часов показывали тринадцать часов. Он вскипятил чайник и уселся в кресло:
— Наталья, теперь надолго думаю, не будет говорить о сексе, хотя может жестоко, я с ней обошёлся, — проговорил он тихо. — Но такого исхода я сам не ожидал. Хотел, как лучше сексуальный праздник ей обогатить, а пролил кровь. А может это у неё не от канифоли, а от расстройства произошло? — успокаивал он себя. — Что — то она говорила, о передачи своих апартаментов. Неужели дала согласие на перевод в тухнувший горком? Не должна вроде. Всё-таки она женщина практичная и дальновидная, как морская труба.
Он выпил чаю и к двум часам пошёл в кафе «Золушка», которое стояло через дорогу от фабрики. Саша сидела там и пила ряженку из пакета.
— Если вы здесь появились, значит, получили моё письменное извинение, — улыбаясь, проговорила она, — а я взамен ключа хочу получить ваше прощение и дружеский поцелуй в щёчку.
Он, чмокнув её в щёку, сказал:
— Это, пожалуйста, а прощать тебя не за что. Ты меня ничем не обидела. Больше я тебя обидел.
— Да, конечно, — убрала она улыбку с лица, — быть в одной комнате с молодой и симпатичной девушкой и не воспользоваться таким моментом может, только импотент или обессиленный мужчина. Она встала из-за стола и положила перед ним ключ:
— Умойте лицо, от вас опять нашей Царицей пахнет. «Иначе попадетесь своей жене с такой позорной уликой», — сказала Саша обескураженному Анатолию и вышла грациозно из кафе.
«Хороша девочка, — подумал он, — и всё-таки при возможности я тобой займусь».
Выйдя из кафе, он пошёл на фабрику, найдя там своего водителя Мишу, Магистратов уехал с ним домой.


                РЕКЛАМА ВО ВРЕД

      Ольга с сыном на следующее утро собирались на юг. За ними приехал тесть на своей машине и отвёз их на вокзал, где посадил на поезд. Ольга перед отъездом наказала мужу, чтобы спиртного не употреблял и в дом посторонних никого не водил, а тесть сообщил неприятную новость, что их фабрику надумали объединять с отсталой второй фабрикой.
«Вот почему Наталья была вчера убитая такая, — подумал он, — надо срочно её расспросить о надвигавшейся реорганизации».
Не заходя в свой кабинет, он пришёл в приёмную к Римме и спросил:
— Наталья Дмитриевна не появлялась?
— А она и не отлучалась никуда, со вчерашнего дня. «Вас спрашивала с самого утра», — заговорщицки сообщила секретарша.
Он на мгновение задержал свой взгляд на Римме, и ему вдруг показалось, что её он знает давно. Или она на кого — то похожа из его знакомых. Что — знакомое улавливалось в её выражении лица.
Римма открыла ключом дверь кабинета и впустила его, закрыв за ним плотно дверь. Наталья лежала на тахте в новом халате, только красного цвета, который скрывал её бледность лица. На тумбочке возле неё лежало множество медицинских препаратов. Увидав вошедшего Анатолия, она вымучила из себя улыбку и показала ему рукой на тахту, давая понять, чтобы он присел рядом с ней около изголовья. Он сел около неё. Она тут же притянула его голову к себе и поцеловала в щёку. По температуре тела он понял, что Царица горит и разговоры вести ей в тягость.
— Ты в этой конуре не вылечишься, — сказал он, — тебе врач нужен.
— Не беспокойся, всё у меня со здоровьем будет хорошо. Врач у меня персональный есть, и он был у меня. Всё, что со мной произошло вчера в этой келье, — это называется передозировкой прелюбодеяния, не больше. Знаешь, как раньше в голодные времена было. Человек долго не ест, а потом наедается и после от болей в животе мучается. Так и у меня от перебора получилось. Не волнуйся милый, зато память о вчерашнем дне, у меня останется до последних дней моей жизни. Вчера у меня был самый лучший праздник в жизни и у меня не было никакого желания, сообщать тебе отвратительную новость. Вот сегодня я хочу тебя ввести в курс дела и посоветоваться с тобой.
— Если ты имеешь в виду реорганизацию и слияние двух фабрик? — то для меня это не новость и никак не отвратительная, — удивил он её своей осведомлённостью.
— Ну, если ты краем уха слышал об этом, то я попробую тебе доходчиво объяснить, какую наш первый секретарь задумал разыграть шахматную комбинацию с фабрикой, — веско заявила она. — Я ему верю, так как являюсь его наследницей на фабрике, и всегда у него была в фаворе, и в то же время боюсь всего нового. Наш перспективный план о строительстве второй очереди рухнул, так как упраздняют ГОСПЛАН. И несмотря на то, что наше производство является передовым, никто слышать не хочет о дополнительных строительных объектах. В стране многие родственные предприятия, работают по два дня в неделю или вовсе закрыты из-за нерентабельности. В общем, наш политический лидер, оставляет свой пост и выдвигает свою кандидатуру на должность генерального директора Производственного Объединения, которое он собирается создать из двух фабрик. Он хорошо понимает, что мне он проиграет с лёгкостью. Вот и предлагает, чтобы я в предвыборной гонке сняла свою кандидатуру за день до выборов, когда мы останемся вдвоём. Потом он временно вводит меня в совет директоров. После чего на выборах главы администрации города, он приложит все усилия, чтобы в тех выборах я победила с большим отрывом от других претендентов. И он поставил мне обязательное условие, чтобы я до выборов тебя любыми путями отлучила от фабрики, то есть уволила или предложила возглавить оздоровительно — спортивный центр города, куда входит дворец спорта, бассейн и база отдыха на Волжском водохранилище.
— А я чем ему помешал? — спокойно спросил Анатолий, — вроде дорогу никогда ему не переходил, да и с отцом он моим в приятельских отношениях находится.
— Ты молод и энергичен, за тобой народ пойдёт, в особенности вторая фабрика, которая благодаря тебе, отдыхает в настоящее время, а не работает. Я имела смелость, у них на профсоюзном собрании изложить свои умозаключения в отношении тебя. Они сами вынудили меня на этот монолог. Я грамотно без обиняков выдала им хвалебную оду о твоей работе, когда огромная масса швей, словно пчёлы начали жужжать на весь актовый зал. Они обвинили меня, что я не даю им возможности получать исходные материалы для работы. А в конце своей речи чтобы не скучать от безработицы я посоветовала им найти такого же Анатолия Романовича. Вот так мой милый я тебя рекламировала.
— Всё равно я не пойму его затеи? — сказал Анатолий, — я совсем не собираюсь управлять фабрикой. Я хочу заниматься тем делом, которое умею профессионально выполнять. А, лишившись хорошего снабженца и сбытчика, у него есть отличная перспектива сесть в лужу?
— Я ему об этом говорила. Но он меня уверил, что у него имеются старые связи. И вместо тебя хорошо может сработать любая кухарка. А Магистра, хоть сторожем говорит, ставь, всё равно он через год вылезет в генералы.
— Ну и какого совета ты у меня хочешь спросить? Я ни с кем в эти позорные игры не буду играть, просто напишу прямо сейчас заявление об увольнение и пойду на старое место к отцу. Металлолом легче сбывать, чем детские слюнявчики и пелёнки, — вспылил Анатолий.
— Толя родной не кипятись, неужели ты не можешь понять, что я сама под ножницы попала? Ты думаешь, партия с позором закатится за горизонт и у Шувалова рычагов не останется? — Даже и не думай? Он маститый аппаратчик и связей у него действительно множество во всех сферах. Давай лучше обстоятельно обсудим эту проблему, и не будем дуть друг на друга щёки. Есть у меня два варианта, или драться вместе с тобой до победного конца за наши места, или плыть по течению, чтобы после помочь тебе в административной работе на новом месте, если, конечно, меня изберут мэром города. Ты подумай Толик? Горячку не пори? А завтра я тебя в это же время буду ждать с ответом. Но если тебе эти варианты не подходят, я уйду вместе с тобой работать в спортивную систему. Пускай Фёдор Ильич, сам свои прожекты без меня реализовывает.
Она на минуту прервалась, затем вскинула на него свои глаза и с тоской произнесла:
— Боже мой, как я к тебе привязалась за два дня близости, — закрыла она лицо руками.
— Нет, это совсем не годится, — отверг он затею Царицы, — ты за меня не тревожься? Я не пропаду. Лучше поправляйся и не ломай себе голову бредовыми мыслями, а я сегодня посоветуюсь с кем надо и завтра к тебе приду. И насчёт твоего привыкания ко мне, я тебе тоже могу сказать подобные слова. Мне кажется, что я тебя давно знаю. И всё наверно из-за того, что именно о такой женщине я начал мечтать, когда был ещё мальчишкой.
Она довольно улыбнулась после услышанных слов и прикрыла глаза.

                ПРИНЯЛ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ЦАРИЦЫ

          Анатолий покинул её и сразу забыл о разговоре. В кабинет расхотелось идти. Он стоял в коридоре и думал, куда сходить в этот ранний час. Проходя около вахтера, он увидал на столе стопу газет, взяв первую, попавшуюся на глаза, раскрыл её и прочитал заголовок: Шоковая терапия, — лучшее лекарство развалившей экономики.
«Для кого шоковая терапия, а для меня сексуальная терапия, — лучшее лекарство от всех напастей», — он бросил газету обратно на стол и вышел из здания.
Миша ждал его на своём пикапе около проходной:
— Куда едем, Анатолий Романович? — спросил он.
— Отвези меня на базу ВТОРЧЕРМЕТА и можешь быть сегодня свободным, а завтра к девяти утра в аэропорт поедем, брата надо встретить.
Отца он застал на своём рабочем месте. Увидав сына, он сразу оживился и отложил от себя все бумаги:
— Садись сынок? — предложил он ему стул, — чай, кофе будешь или пивка выпьешь?
— Ничего не хочу, — отказался Анатолий, — у меня сегодня первый временно холостяцкий день. Семью отправил на юг. Завтра Андрюху поеду встречать, с ним веселее будет.
— Ты бы не веселился с ним, а нашёл ему серьёзную женщину, — посоветовал отец. — Зрелый мужик уже, а семьи нет, — тяжело вздохнул отец. — У тебя там, на фабрике много наверно одиноких женщин, вот и познакомь его с красавицей — белошвейкой.
— Интересно ты говоришь, тебя на фабрике, нашёл фабриканта. Мне кажется, я там уже отработался, — без чувства сожаления сказал Толик.
— Ты это серьёзно или шутишь? — Какие могут шутки, — и Толик рассказал ему весь разговор с Царицей.
— Да дела, — сказал отец, выслушав сына. — Наталья Дмитриевна, безусловно, умница и хороший руководитель, — лестно отозвался о ней отец. — Фёдор Ильич для неё до сих пор считается могущественным покровителем, и она слепо верит ему, хотя она намного его сильней как администратор. И вполне возможно, что её изберут хозяйкой города, я даже ей охотно окажу помощь на выборах. Ты ей сынок не мешай, пускай она вместе с Ильичом воплощает свои планы. А быть главой города она, конечно, может. Ей по плечу любая должность! Ильич, почему за неё ухватился? Видимо хочет на её популярности побыть ещё немного у власти. Он старый и трухлявый пень. А рядом с Натальей он и властью насытится до упора и купонов себе настрижёт на старость. Хотя не исключаю, что накопил немало, варясь много лет в городском бюджете. Ты сын не расстраивайся? Пока коммунисты паникуют, приходи назад ко мне? Работу ты знаешь, а я ещё год поработаю и уйду на отдых. Займёшь моё место. А почему он не хочет тебя только потому, что ты молод и энергичен. Хотя сорок лет это уже для многих мужчин подведение итогов прожитой жизни. Всё дело я думаю во мне. Я работающий пенсионер и в четверг я положил партбилет на стол, мотивируя это не политическими событиями в нашей стране, а возрастом. Сказал ему, что спать дома лучше, чем на партийных собраниях. Он бессилен в этой ситуации со мной, что — то сделать. Сейчас тысячи выходят из партии. И если каждого будут бомбить за это, произойдёт гражданский взрыв.
— Принять от тебя «ВТОРЧЕРМЕТ» никогда не поздно, — сказал Анатолий отцу, — но я думаю, может мне согласиться на предложение Натальи и Ильича, взять в свои руки спортивно оздоровительный центр. Всё-таки там хозяйство немалое и, если Наталья мне поможет в её процветании, думаю бояться нечего. А она обещает мне оказывать любую помощь.
— Это в том случае, если она будет мэром города, — сказал отец, — а если она срежется на дистанции. Тогда закопаешься ты со своим дипломом, что никому нужен не будешь. Кому нужны такие жертвоприношения?
— Ты намекаешь на то, что я учился в институте заочно десять лет? — спросил Анатолий.
— Конечно это, — сам посуди, поступил в двадцать два, а окончил в тридцать два. В таком возрасте умные люди профессорами да академиками становятся. И ведь способным же парнем всегда был.
— Это оттого, что я в не свой институт поступил, — возразил Анатолий. Мне бы на психотерапевта надо было идти учиться, полезная и интересная наука, а не в заушный институт поступать.
— Кто тебе не давал, сам дурака в молодости повалял, а потом за голову взялся. Думал за спинами папы и тестя просидеть. А всё твои женщины виноваты. Если бы ты ими поменьше увлекался, давно бы в свою стихию попал. Хотя коммерция для тебя тоже стала не чужой!
— Всё ты папа знаешь! — сказал Анатолий. — А чего бы мне не знать. Я тебя воспитывал и под моим присмотром ты проработал свои счастливые годы. Насмотрелся на твои шашни. Не слепой был. Отец немного задумался, затем резко встал с кресла:
— Короче решай сам со своей работой. Я тебе не советчик. Надумаешь ко мне прийти, я из тебя через год запросто сделаю классного директора. А если хочешь трудностей и сплетен по городу, то следуй совету своей Натальи и иди в спортивный центр, но знай, там люди с твоим характером долго не задерживаются. Поверь мне? Там директора уживаются покорные и исполнительные, а ты упрямый анархист, иногда разгильдяй, бабник. Как тебя только Ольга не раскусила за столько лет. Всю жизнь портфелем да галстуком прикрывался и меня заставлял врать ей, — рассмеялся на весь кабинет отец.
— Пап ну мы мужчины, должны же быть солидарными и иногда не грех нам расслабиться, чтобы жизнь в дальнейшем продуктивней шла.
— Мы много чего должны, но в первую очередь должны думать о семье, а не о своих зазнобах.
— Ладно, хватит меня воспитывать, — сказал Анатолий, — уговорил, давай своё пиво, — выпьем за первую очередь.
— Ты же пиво не пьёшь? — хитро улыбнулся отец.
— Сам же предложил, — возмутился Анатолий, — я же знаю, что к пиву у тебя и вобла есть. А с воблой пиво я люблю.
  Они просидели с отцом за пивом несколько часов и сошлись в едином мнении, что Анатолию нужно принимать предложение Царицы и идти работать в спортивный центр. Сын сумел доказать отцу, что эта работа принесёт ему много радости и если умело и грамотно руководить, то доходы от такой работы можно немалые иметь. Отец понимал сына, что ему непременно хочется стать директором и чем скорее, тем лучше. Он также понимал, что грядущие перемены в жизни страны неизбежны и легкая промышленность может оказаться в тупике, так, как на рынках уже появились импортные товары китайского производства, где качество товаров было не хуже отечественных, а цены на их товар были значительно ниже. А здоровье человека всегда будет в цене, кто — бы его не оплачивал.

                МЫСЛИ И ЖЕНЩИНЫ В ОДНО ВРЕМЯ НЕ ПРИХОДЯТ

       Проснулся он утром в прекрасном настроении. Этот наступивший день предвещал ему развязать руки от работы и главное встреча с братом, который много может прояснить свет на будущее. Хотя окончательный ответ для Царицы был готов. Он твёрдо решил поменять работу, а воевать за должность, где его не хотят видеть, он не желал. Но в глубине души он готов был принять бой с Ильичом и наверняка не проиграл бы ему. Но тратить свою кипучую энергию он предпочёл на красивых женщин, которых у него в будущем будет необъятное количество на новом месте работы. Бассейны и сауны — это гигиена и здоровье. Под крыши этих заведений собирается немало изумительных прелестниц, с которыми недурно будет пообщаться. А база отдыха, где он нередко отдыхал, — это вообще не узаконенный публичный дом. То же самое бабье царство, где не строчат швейные машинки, но зато ходят женщины по базе не в рабочих халатах, а в модных купальниках.
«Всё складывается здорово Толик! Унывать никогда не надо», — подбодрил он себя, смотрясь в зеркало перед выходом на улицу.
У подъезда его ждал Миша на машине. В аэропорту он встретил брата, который был без багажа, но с большой суммой денег.
— Ну, брат гульнём по родным окраинам с тобой? Ты сейчас свободный, как мне известно, — сказал Андрей.
— Да я и по центру согласен пройти, не только по окраинам, — засмеялся Анатолий.
— Вот этот расклад мне нравится, только через пару деньков, как с основными делами управлюсь, — заявил Андрей.
— А что у тебя за дела в наших краях? — спросил Анатолий.
— На автозаводе надо пару Волг пробить для нашего института. — За два дня можешь, не управится, — внимательно посмотрел на брата Анатолий.
— А отец на что? Он уже договорился обо всём. Мне только осталось прикормить кое-кого, и дело сделано.
— А спать где будешь у меня или у родителей?
— Везде. Но стариков обижать не буду. В первую очередь меня сейчас к ним доставь. А вечером созвонимся. Ты же сейчас на работу, наверное, махнёшь?
— Миша меня на фабрику тогда завези, а брата к дому моих родителей доставишь, — сказал Анатолий своему водителю.
— Понял Анатолий Романович, — ответил Миша и, посмотрев в зеркала, тронулся с места.
Пройдя проходную, Анатолий Романович поймал себя на мысли, что так как раньше он уже не дорожит своим креслом и ко всему происходящему на фабрике относится с безразличием. А связями, которыми он оброс, пригодятся на любой работе. Он вошёл к себе в кабинет и первое, что сделал, снял со стены картину Натальи, повесив на её место грачей Саврасова.
— Вот так — то лучше будет, — сказал он, — а память о хороших женщинах можно хранить, не только в кабинете, но и дома! Тем более картина действительно оригинальная, особенно она красиво смотрится, если смотреть на неё издалека. Надо попросить у Натальи, чтобы она подписала мне её. Ей будет приятно моё внимание к её искусству.
Он обернул картину бязью и отставил на сейф. Затем набрал номер её телефона, но трубку взяла Римма:
— У неё сейчас муж в кабинете, — доложила она, — он ей продукты привёз. Позвоните минут через двадцать Анатолий Романович. Я думаю, она освободится. Ей сегодня значительно лучше, она уже поднимается, и немного ходит.
— Хорошо Римма, я звонить больше не буду, а сразу зайду, но позже, — после чего он отключил телефон.
— Ну, вот дело на поправку пошло, — значит, любовь продолжается, — разговаривал он с собой, — но недели две ей будет точно не до секса, я варварски поступил, конечно, с ней. Но кто знал, что у неё длительное воздержание было? — оправдывал он себя.                …Анатолий вышел из кабинета и пошёл к Царице. Идя по коридору, он поймал на себе чей-то взгляд. Обернувшись назад, он увидал, что, стоя, у окна его пристально провожает глазами Саша Беляева.
— Что она интересно делает на этом этаже? — подумал он, — ведь её цех находиться выше. Он кивком головы поприветствовал её, но она, не заметив этого жеста, или не хотела заметить, отвернулась к окну.
Римма приветливо с улыбкой поздоровалась с ним и открыла дверь в кабинет:
— Наталья Дмитриевна одна. Ждёт вас, — с таинственной интонацией проговорила Римма.
И вновь на Анатолия нашло наваждение, что с Риммой он был знаком раньше.
— Где — же я, её встречал? — подумал он, — ошибаться я не могу. Но точно знаю, что ничего близкого у меня с молодыми не было. Разве, что только с девочкой Сашей выкурил цыганскую сигарету. Стоп, — осенило его, — вот и разгадка нашлась. Римма и Саша, чем — то внешне между собой смахивают. Только одна чистокровная блондинка, а другая рыжей масти будет. А фамилии у них разные, Беляева и Устинова. Возможно, в каком-то родстве они и состоят?
Через дверку шкафа он зашёл в убежище Царицы. Она, лежала на тахте. На коленях у неё находился раскрытый журнал «Работница». Выглядела она уже свежее и в её глазах поблескивали живые искорки. Анатолий Романович обратил внимание, что на её лице была наложена косметика, а на голове красовалась новая причёска, но не такая, какую она раньше носила повседневно. Её волосы гладко были расчёсаны и отдавали чёрным атласным блеском. Про себя он отметил, что причёска эта ей не только к лицу, но она ещё и молодит её.
— Классно выглядишь Наталья! — приложил он свою ладонь к её щеке, — дело значит, на поправку пошло. Она перехватила его за кисть и несколько раз поцеловала в открытую ладонь:
— Я ночь не спала, всё думала, как мне лучше поступить и окончательно решила. Тебя никуда не отпущу от себя. И Фёдору Ильичу сегодня я разрушу все фигуры на шахматной доске. Я ему скажу, что свою кандидатуру снимать не буду, и что Магистратов тоже обязательно будет выдвигаться на должность генерального директора. Пускай думает и фигуры свои расставляет на другом производстве, но не у меня на фабрике. Я уверена, что он взвесит правильно свои возможности и от своей идеи откажется. Она умилённо посмотрела на него и поцеловав ещё раз его ладонь:
— Толик, я старая дура, кажется, влюбилась в тебя как кошка. И что будет дальше, не знаю? — шептала она, не переставая целовать его ладонь.
Он присел рядом с ней и, взяв одним пальчиком её за подбородок, сказал:
— Наташа мне лестно это слышать. Но ты не спеши своими чувствами разбрасываться. Мне кажется это временная блажь, связанная с твоей болезнью. И твоё скоропалительное решение отказать Фёдору Ильичу не совсем верно. Поступай, как он тебе предлагает? А я пойду на должность директора в оздоровительно спортивную сферу, я всё вчера с отцом обсудил, и решил. Так, будет лучше для нас обоих! Отец, сказал: «что ты непременно хозяйкой города будешь, тебя народ любит и уважает». И он даже готов тебе помочь в предвыборных гонках, а опыт у него в этом большой.
— Что прямо так и сказал? — залилась румянцем Наталья.
— Слово в слово, — подтвердил Анатолий.
Тогда она быстро растрепала своими руками новую причёску.
— Зачем ты это сделала? — удивился Анатолий.
— Я готовилась поехать к Ильичу сегодня и хотела ему показать себя во всей красе, чтобы он сопоставил себя со мной и не лез ко мне под мышку с седой головой. Этот психологический трюк неплохо воздействует на трухлявую номенклатуру. Мне подобный отпор уже приходилось некоторым персоналиям давать. Похоронную речь я и для него подготовила. Сказала бы ему, пора вам Фёдор Ильич записываться в клуб «Пастораль», где успешно функционирует хор пенсионеров, а на фабрике мы с Магистром будем рулить!
— А если бы не подействовала твоя краса на него, чтобы ты делала тогда? — спросил Анатолий, поправляя на её голове пряди волос.
— Это значит, он маразматик и я лишний раз бы убедилась, что правильный выбор сделала. Но ты спас меня, сняв с груди тяжёлый камень. Всё-таки согласись, неприятная бы миссия у меня была к человеку, которому я обязана своим становлением. Тогда я к нему не поеду сегодня, а позвоню и скажу, что ты согласен возглавить центр. Он, кстати, вечером в пятницу заказал три автобуса на базу на все выходные дни. Будет массовый выезд. Хочет устроить там показательные выступления с банкетом, который он оплачивает сам. Тебе я думаю тоже надо там быть, всё — таки это твой родной объект будет. Познакомишься со штатом и хозяйство осмотришь.
— Я эту базу знаю, — сказал Анатолий, — мне приходилось там бывать несколько раз. А поехать я, наверное, не смогу. Ко мне брат приехал старший из Харькова, не оставлю же я его на выходные одного.
— Забирай его с собой, он за хороший отдых тебе только спасибо скажет, — предложила она. — Может себе невесту там найдёт, я слышала брат твой ещё мальчик не женатый и не целованный.
— Уму непостижимо все здесь о, всех знают, а я вот не спросил у него сегодня в аэропорту про его семейное положение. Может, он уже женился? — ответил Анатолий.
— Не забывай, что ты работаешь в женском коллективе, а это посильнее «АБВЕРА» будет, — улыбчиво заключила Царица.
— Пускай разведают, лишь бы отголосков злобного воя не раздавалось после, — с иронией сказал он.
— Ты боишься сплетен мой дорогой? — не спускала она с него глаз.
— Неприятно это всё, хотя хорошая сплетня иногда может сыграть человеку на руку.
— А я вот не боюсь никаких разговоров теперь. Но наши отношения с тобой афишировать не собираюсь, и думаю, Римма обо всём догадалась. За неё я, правда, не беспокоюсь, она у меня уже четыре года работает и с язычком своим не шалит. Она сирота, мать потеряла в раннем детстве. Отец был тюремщиком. Его она похоронила лет пять назад. Воспитывали её дед с бабкой. А дед у нас работал сторожем. В семьдесят пять лет оставил работу, когда привёл её ко мне. Сейчас она с моим водителем уехала к Симочке. Картины пускай все оттуда заберёт, а то сегодня Симочка приедет ночью, а там непролазная галерея на полу. Она звонила сегодня с утра, едет в трауре. Похоронила там свою единственную родственницу. Не было у неё ни детей, ни мужа. В сорок семь лет попала в клешни рака. Поневоле задумаешься над твоими словами о пагубности полового воздержания.
— А Римма не закрыла нас с другой стороны на ключ? — спросил Анатолий.
— Ты, что куда-то торопишься?
— Не особо, но звонки по работе должны быть. Не оставлю я же фабрику с хвостами, — ответил он ей.
— Молодец! — благодарно взглянула она на него и тут же успокоила. — Нет, она защёлкнула дверь приёмной, выходить будешь тоже защёлкни. А я сяду за телефон, буду разговаривать с Ильичом.
Она с тоской в глазах приложила его ладонь к своей щеке и, слегка куснув её, нехотя отпустила руку.
Анатолий вышел из приёмной и озорно улыбнулся, но улыбка слетела с его лица, когда он увидал всё ту же Сашу Беляеву, стоявшую на прежнем месте и впившую своими глазами в него. В этих ясных глазах не было ни укора, ни злости. Они излучали только тепло.
Он подошёл к ней и спросил:
— Ты, почему Саша не работаешь, а только следишь за мной?
— Я не слежу, а дожидаюсь вас, — безразлично ответила она, а работаю я сегодня во вторую смену.
— И долго ты меня ждёшь?
— Около часа. Мне заявление надо подписать.
— Заходи в кабинет, посмотрим твоё заявление? — показал он на свою дверь, и впустил её первой в кабинет:
— Давай твоё заявление? — протянул он руку к ней.
— Я его ещё не написала, я только спросить пришла, — ответила она. — Зачем заранее писать, может, вы мне откажете? — и без приглашения села в кресло, на котором он недавно катал Симочку.
— В чём же дело, спрашивай?
Она смотрела на него глазами не просителя, а обольстительницы. Он это заметил сразу своим опытным глазом. Но сделал вид, что ему неинтересно её обольщение, решив соблюдать дистанцию.
— У нашего секретаря Риммы стоит неисправная списанная пишущая машинка. Нельзя мне её выписать как металлолом. Я бы её в ремонт отдала. Мне на следующий год, много печатать придётся. Римма Сергеевна сказала, чтобы по этому вопросу я к вам обратилась.
— Нашла Римму Сергеевну, — усмехнулся Анатолий Романович. — Она ненамного тебя старше, и я заметил, чем — то похожа на Сашу Беляеву. А вопрос этот я могу решить, когда зав складом появится. Завтра я думаю, она выйдет на работу.
— Вы, что сами без неё не можете решить, вы же главней её? — явно издевалась она.
— Могу, но мысли и женщины одновременно не приходят. Зайди ко мне, через часок? Если тебе до завтрашнего дня не терпится. А я за это время что — то смогу надумать.
— Хорошо, я пока в Золушке посижу, — сказала она и встала с кресла, — а тороплюсь я из-за того, что охотников на эту машинку объявилось предостаточно.
— Ну и чего ты боишься? — посмотрел он на неё, — без меня она никуда не уйдёт. А ты у меня первая будешь на очереди.
— Тогда я полагаюсь на вас и приду завтра, в это же время, — обрадовалась она. — А вы не хотите со мной в Золушке посидеть? — предложила она, — я вам соку куплю и бутерброды с севрюгой.
Он внимательно посмотрел на неё, но промолчал. Не дождавшись ответа, она неожиданно заявила:
— Не вглядывайтесь так в меня? С Риммой Сергеевной мы приятельницы. Мы с ней, как родные сестры. Это она меня устроила на работу и в техникуме мы с ней вместе учимся на одном курсе.
— Всё ясно с вами, — сказал он, — но ты извини, к твоей Золушке мне идти сейчас некогда, надо немного на телефоне посидеть, — вежливо отказался Анатолий Романович.
Саша вышла, и через полчаса принесла ему два бутерброда с рыбой и пакет с томатным соком. Она положила заботливо на стол продукты. И по-детски, словно это был её отец, посмотрела на него.
— Вот если вам некогда, я принесла вам чуточку подкрепиться. «А вы уже потрепались по телефону?» — спросила она.
Он взял в руки бутерброд с севрюгой и засмеялся:
— Треплются старухи на лавочках, а я работаю, — сказал он ей.
— Вижу, я как вы работаете, — обвела она кабинет взглядом, — перебираетесь в другой кабинет?
— С чего ты так решила? — жуя бутерброд, спросил он.
— Сложили в коробку все свои вещи, сейф весь опустошили, — это точно к переезду не иначе, — сделала она собственный вывод.
— От тебя ничего не скроешь, — ответил он. — Да я скоро буду иметь другой кабинет, только ты никому не распространяйся об этом.
— Ой, я, кажется, знаю, где вы будете сидеть, — расширила она от восторга глаза, — значит, правду говорили девчонки, что вы будете вместо Натальи Дмитриевны?
— Я буду не вместо кого — то, а буду сам за себя. Оставь мне твой адрес домашний? Миша завтра тебе машинку привезёт домой. Я нашёл свои резервы, чтобы выполнить твою просьбу.
Она с радостью перегнулась через стол, чмокнула его в щёку и упорхнула, забыв написать адрес.

                БРАТ

        Утром на следующий день Магистратов, дал задание Мише, чтобы он у Риммы узнал домашний адрес Саши и отвёз ей пишущую машинку, которая стояла у него без действия в кабинете.
В обед у него в кабинете появилась Симочка. В её облике траур не усматривался, она, как всегда, была мила и весела. Симочка выложила из пакета свежие помидоры и огурцы, которые на грядках ещё пока не росли.
— Откуда ранние овощи Симочка? — спросил он у неё.
— Из вагона ресторана, — ответила она, — тебе и Наталье взяла по два килограмма.
— Спасибо, — поблагодарил он её, — будет сегодня, чем брата угостить.
— Приехал в гости? — поинтересовалась она.
— В командировку, по служебным делам. Сейчас ездит с моими правами и на моей машине по нашим дорогам.
— Так может, вы ко мне загляните сегодня вечером? — внезапно предложила она.
— Отчего же не зайти, только ты на него не засматривайся. Он человек капризный и разборчивый, почему до сих пор в холостяках и ходит. Ему жена нужна такая, как наша Царица. Чтобы держала в ежовых рукавицах, и он это понимает, поэтому и не спешит жениться. И на мезальянс он никогда не пойдёт. Помпы в нём с избытком.
— Я и в мыслях не держала положить глаз на него. — не отводя лукавого взгляда от Анатолия, проговорила Симочка. — Я знаю, что ты остался на время без семьи. И думала вы зайдете вместе, а уйдёт он от меня один.
— Я поражён, все здесь знают больше меня, — развёл он руки в сторону.
— Я до тебя два часа сидела у Натальи, и она мне кое-что поведала. Уделал ты её до полусмерти, что она еле передвигается. Говорит, что трахнул ты её за милую душу, что свой «табак» забыл из неё вытащить. Мало того влюбил её в себя, а это опасно. Берегись Толик! Она теперь может любого разорвать, кого увидит рядом с тобой. Внимательней будь с ней и разум не теряй, иначе семьи лишишься. Оскорблённая женщина хуже раненого зверя. Они могут мстить. То, что ты переходишь на другую работу, это к лучшему. Реже будете видеться с ней, и она тебя потихоньку может, забудет. Я тоже хочу, чтобы и ты со мной сотворил подобный акт. Хочу так же, как она валяться на диване и болеть тобой. И если ты пожелаешь, на работу к тебе перейду.
Анатолий смотрел на не утихающую миловидную Симочку и ему стало весело от её присутствия и неудержимой трескотни.
— Успокойся Симочка? — перебил он её. — То, что мы с ней не будем никогда вместе, это я точно знаю. Меня от семьи никто не способен оторвать даже ты. Как бы мне с тобой хорошо не было.
— Хорошо, что ты ценишь меня больше, чем Наталью, — защебетала она. — И, если ты её сейчас резко отвергнешь, значит будем считать, что мы ей отомстили за моё одиночество. Пускай она почувствует, что такое женские слёзы. В этом плане мне её не жалко, хоть мы с ней и подруги. Она мне в плечо будет плакаться, а я буду молча ликовать.
— Какие вы женщины все жестокие интриганки. Вы должны быть кротки и обаятельны.
— Ей нужно было за настоящего мужика замуж выходить и семью обустраивать, а не рушить чужие жизни, — чуть ли, не крича ему в лицо, заявила она. — А маленькие мести для женщин не возбраняются, так уж нас бог вылепил.
— Я смотрел мультфильм один, — вспомнил Анатолий, — как бог изгонял из Рая Адама и Еву, за то, что они вкусили райского яблочка. Он Адама за ухо аккуратно выкинул с облака, а Еве, такой пенальти под зад заехал, что она летела со скоростью звука вокруг орбиты.
— Смеёшься над женщинами? — растягивая каждое слово, вымолвила она.
— Нет, что ты Симочка, — протирая глаза от смеха, сказал Анатолий, — просто Иисус справедлив был. Он насквозь видел женское нутро. Сам лепил вас с брачком. Наверное, специально, чтобы жизнь не скучной казалась.
— Какие мы не есть, но вам мужикам без нас не прожить, а вот мы без вас сможем.
— Интересно, а как вы без мужчин размножаться будете? — с сарказмом спросил он.
— Очень просто, бог лепить будет.
— Где он столько ребер найдет на вас?
— Это его проблемы.
— Вот мы с тобой и договорились за бездельем, и выяснили, что за помощью вы будете обращаться к мужчине по имени Иисус. А это значит, без мужчин вы также не проживёте, как и мы без вас. Так будем любить друг друга, и кушать помидоры!
Он достал помидорину, вытер её об рубашку и поднёс к её рту. Она улыбнулась и надкусила помидор, остальную часть Анатолий засунул себе в рот.
— Вот так лучше будет, — прожевав помидор, сказал он, — а то ты раскипятилась, думал, начнёшь против меня посылать ненормативную лексику.
— Что ты разве я позволю. С тобой я только в постели не сдерживаюсь, а с матом я по твоему совету и на работе больше не выражаюсь. Разве не заметно, что после нашей близости я сильно изменилась?
— Заметно и очень даже. Но я думаю, ты свой мат маскируешь в коротких паузах между разговором. Посмотрю на тебя и на твою богатую библиотеку и удивляюсь, как ты можешь звонко выражаться. Неужели со своим насыщенным интеллектом ты не можешь говорить языком Шекспира вместо мата.
— Между строк уметь надо читать Толя, — сказала она, — Шекспир выражается, будь здоров, если бы он жил у нас в Союзе в наше время, его бы книг не было. Цензура у нас дюже проникновенная. И я иногда задумываюсь, кто это решил, что могут быть плохие слова? — царские бояре, которые считали язык простого народа чужим. Пошли они в жопу, мат — это ненормативная лексика, а народный язык, которым в идеале владела Екатерина вторая и Никита Хрущёв, да и многие другие великие люди. Я думаю, что только поэтому они все доклады читали с листа, чтобы случайно не обронить с трибуны непристойное слово.
— С тобой трудно Симочка спорить, — произнёс он, — твои утверждения оригинальны, но боюсь, что, ни Даль, ни Ожогов тебя бы не поняли. А я понимаю, и мнение твоё уважаю.
— Спасибо и на этом Толик, а прославленным языковедам я бы по матушке так выдала, что они сразу бы поняли, что нет плохих слов, а есть обидные и ****ские фразы, за которые надо языки на хрен отрезать.
Раздался телефонный звонок. Анатолий снял трубку, звонил вахтёр с проходной:
— Анатолий Романович, здесь мужчина стоит, говорит, что брат ваш. Просит пропустить.
— Я жду его, — ответил он, — объясните ему, как найти меня.
— Сейчас брата и увидишь, — сообщил он Симочке.
— Хочешь сказать, что не придёте ко мне? — обижено спросила она.
— Обязательно придём, — обнадёжил он её, — только овощи забери к себе, а то угощать нас нечем будет.
— Думаешь, я помидор для дорогих гостей не найду? — взвинтилась она.
— Мне кажется, ты не выспалась сегодня? Тебе надо перед вечером отдохнуть. Иди домой и выспись? Что бы свежей перед гостями выглядела.
— Ты меня гонишь?
— Ни в коем случае, я не хочу, чтобы брат увидал тебя с красными веками. А он сейчас войдёт сюда. Возьми моего Мишу он тебя довезёт до дома.
Симочка столкнулась с братом в дверях. Он отстранился, пропуская её вперёд.
— Какие ириски у вас здесь работают, — восторженно сказал он, — зачем отпустил? Потарахтели бы с ней о низких температурах.
— Поэтому и отпустил, чтобы ты ей не докучал тем, что ниже -120 градусов. Ей это не интересно, она земной и творческий человек. К тому же она моя подчинённая. А тарахтеть тебе с ней будет сложно, она тебе все буки забьёт. Женщина с высочайшим интеллектом и красивой неискоренимой речью, которая любого собеседника может обескуражить. У тебя представиться сегодня возможность, с ней познакомится. Ладно, лучше расскажи, как свои вопросы решил?
— Я свободен, — можно отдыхать две недели, и сорить разумно деньгами. Но прежде обязательно нужно заказать билет на самолёт. Иначе не улетишь. Лето на дворе, надвигается отпускная пора.
Анатолий подвинул ему телефон и назвал номер кассы, где работала Сухарева.
— Касса аэрофлота слушает, — раздалось в трубке.
— Как бы мне на четырнадцатое число забронировать один билет на Харьков от фабрики «Салют»
— Магистратов, это ты развлекаешься? — ответила Марина, — что скучно без жены стало?
— Девушка, у вас, что телефон с монитором? — ответил брат. — Откуда вы узнали, кто вам звонит? Только уверяю вас, что жены у меня никогда не было, и нет по сей день. Я вечный холостяк с неземным происхождением.
— Если вы Андрей Романович, так и скажите и передайте трубку Анатолию Романовичу? — услышал он отчётливо голос кассира.
— Не пойму? — обескуражено протянул он телефон младшему брату, — ты, чей мне телефон дал?
Толик рассмеялся и взял трубку:
— Магистратов ты, что издеваешься надо мной? У вас с братом голоса похожи. Я так и думала это ты. Он, наверное, меня уже не помнит?
— Ты, что Марина, знаешь у холостяков, какая феноменальная память. Хочешь, мы сейчас к тебе подъедем, и он сразу тебя вспомнит.
— Подъезжайте, только с паспортом, — сказала Марина. — Что сразу в загс пойдём? — пошутил младший брат.
— Магистратов, хватит паясничать, не мальчишка уже, — ответила Марина.
— Тем мы и молоды, что иногда позволяем делать себе весёлые поступки, напоминающие детство. Жди нас, мы скоро подъедем, — и он положил трубку.
— Кто это? — спросил Андрей.
— Это та девочка, из-за которой мне пришлось в середине шестидесятых оканчивать не нашу общеобразовательную, а вечернею школу. Короче это Маринка Сухарева, дочь бывшего начальника милиции.
— Погоди, так она уезжала куда — то в Прибалтику, — вспомнил Андрей.
— Она за это время пожила и во Франции, дважды выходила замуж, но не удачно. Сейчас она, как ни странно, близкая подруга моей Ольги и подговаривает её сводить нашего Данилу в церковь, чтобы больше быть, наверное, не так крёстной матерью сына, а быть моей кумой. По святым канонам хочет породниться с моей семьёй. Мне, конечно, всё равно, но Данила взрослый парень и с девочками в мини-юбках уже ходит, ни в какую не хочет идти в церковь в нашем городе. Соглашается, только на Тьму — Тараканью, говорит, если кого увидит в наших церквях из своих сверстников, то обязательно рассмеётся во время серьёзного обряда. Я его понимаю, сам таким был. Приедут с юга, свожу их в Муром, там церквей много.
— Так ты вези их в Киев или к нам в Харьков, — иронически предложил Андрей, — нашёл ближний свет Муром, — это считай двести вёрст. Завези в любой ближний район и окрести, как положено. Тем более, если потенциальная кума не потеряла прежней привлекательности тут и задумываться не надо.
— Это ты сам определишь, — сказал Анатолий, — поехали в клуб Октябрь, она там, в кассе аэрофлота работает.
После чего он сгрёб в охапку пакет с овощами, и они пошли к машине.
У Марины около кассы толкался народ. Они постучали ей в дверь. Она открыла и развела руками:
— Извините, никого до вашего приезда не было, — виновато сказала она, — а тут, как назло, набежал народ. Подходите к восемнадцати часам, я к этому времени закрою кассу, и мы посидим в Айсберге или если хотите, пойдём ко мне.
Андрей стоял на ступеньку ниже Анатолия, и поэтому его плохо было видно. Марина заглянула, через плечо Анатолия и, увидав Андрея, сказала:
— Может свой паспорт, вы осмелитесь у меня оставить? Я вам за это время билет оформлю. Андрей засуетился и, постучав по карманам, бросился к машине.
— Стеснительный у тебя братик? — спросила она.
— Вечером узнаешь, какой он стеснительный, — сказал ей Анатолий.
Андрей прибежал, и было заметно, что паспорт он передал Марине вспотевшей рукой.
— Тебя что в пот кинуло? — спросил у него Анатолий, — сегодня вроде не сильно жарко.
— Ты знаешь, как её увидал, вспомнил один эпизод из школьной жизни, о котором я давно забыл. На школьной лыжной эстафете, я ей тогда сказал, не придёшь первой к финишу, срежу на твоей спортивной шапочке помпон. Даже день помню, какой был, это было двенадцатого марта, — мой день рождения. И она приволоклась самой последней. Тогда я подошёл сзади и перочинным ножичком срезал ей помпон. Она расплакалась, только не знаю отчего. Толи из-за обиды, что пришла последней, толи шапочку было жалко. Я ей помпон назад протянул, но получил удар по руке. Тогда я уже знал, как и вся школа, что у вас с ней произошло. А помпон по сей день лежит у родителей в моём письменном столе. Кажется сиреневого цвета. У меня там много подобной атрибутики хранится.
— А я в это время, где был? — спросил Анатолий.
— Не помню, но, кажется, тебя турнули уже из школы, а Сухареву я больше не видел. После от тебя узнал, что она уехала в Прибалтику. Ты знаешь брат, а она ничего, этот возраст ей к лицу. Он чуть немного замялся, а потом, взглянув на Анатолия, спросил:
— Что она там про Айсберг говорила? Где это заведение находится?
— За клубом, летнее кафе стоит, там пирожные и безалкогольные напитки подают, иногда пиво бывает. Я туда не хожу, даже случайно.
— И мы не пойдём. Заедем к родителям, раскопаю там помпон, потом на тачке поедем в ресторан Антей. Эту женщину надо попотчевать роскошными блюдами и напитками, только руль ты возьмёшь, — сказал Андрей.
— Умный ты я смотрю, — возразил Анатолий, — ты, значит, будешь, с моей одноклассницей клюкать коньяк, а я буду жевать шницель, и раскатывать вас на своей машине.
— Тогда на такси сядем, — нашёл выход Андрей.
— Нет, так не пойдёт, заберём Маринку и поедем в гости домой к Ириске, — отмёл предложения брата Анатолий, — там и машину можно бросить у подъезда.
— Что это за Ириска? — поинтересовался Андрей.
— Та, с которой ты хотел в моём кабинете потарахтеть о низких температурах.
— Это женщина смачная, хоть я её до конца не рассмотрел. Признайся, имеешь её? Если имеешь, то я тебя поздравляю. Видная тётя!
— Я многих имею, потому что могу и не забывай, что тружусь я в настоящем цветнике, — многозначительно заявил Анатолий. — Вернее сказать, трудился, — поправил он себя.
— Слышал я от отца про твою проблему, но ты я думаю, ни в чём не проигрываешь. Прав отец, он голова! На сто лет вперёд смотрит. Он мне вчера говорит, военные заводы, скручивают свои производства, а у наших ниток и лоскутков будущее, ещё хуже будет. Наступил, говорит век импорта, за границу будем гнать стратегический металл, а нам взамен будут поступать трусы с бананами. На Украине у нас тоже определённости нет никакой, но что сокращение в институте будет, — это точно. А у тебя, надеюсь, всё сложится удачно. Отец не даст тебе, как страусу закопаться в песок! Да и тесть у тебя не слабо сидит.
— Я не провидец, не знаю, что нас ждёт впереди и следую по велению судьбы. Если на новой работе у меня ничего не срастётся, есть запасной вариант. Вернусь к отцу назад лом сортировать. А в пятницу давай махнём на базу на все выходные, возьмём с собой Миндаля, у него есть рыболовные снасти. Рыбы половим, и женщин там будет уйма, с двух фабрик соберут. Четыре автобуса заказал горком. Может, найдёшь себе кого?
— Я, кажется, уже нашёл, если ты не возражаешь? — Если ты имеешь в виду Симочку — Ириску, то возражаю. Она для меня не только половой партнёр, но и хороший друг. Ты с ней потрёшься и уедешь, а мне, как после хозяйке в глаза смотреть. Да и истолковать она может эту рокировку неправильно.
— Твоя Ириска хороша, слов нет, но я говорю о Марине, — выдал внезапно Андрей.
— Если ты курс на неё наметил, то попробуй, — сказал Анатолий, — у меня с ней считай, близости не было двадцать пять лет. После чего он загадочно улыбнулся.
— Ты мне чего — то не договариваешь? — спросил Андрей.
— Почему?
— Улыбаешься больно подозрительно.
— У меня разработана своя технология к подходу женщины, — начал объяснять Анатолий. — Я вначале всё узнаю о женщине, что она любит и что ненавидит. Потом только начинаю подбираться к её сердцу, а Марина это считай производное нашей семьи.
— Брось ты ерундой заниматься, — перебил его Андрей, — купи женщине красивый букет цветов, и она у твоих ног. Я знаю, что все женщины любят цветы.
— Я тоже не равнодушен к цветам, — заявил Анатолий. — Особенно к розам, но женщин способных мне отдаться, распознаю только по глазам. Предварительно я с ними провожу беседу на тему гравитационной конденсации в их жизни. Заметь не о низких температурах, — подколол он брата.
— Трепач самобытный, — обиделся старший брат.
— Да не трепач я, просто хочу тебе подсказать, что Маринка в Париже, безумно влюбилась во французскую кухню, которой ты не найдёшь в наших ресторанах. Если хочешь её удивить пригласи Маринку на базу и там наловишь устриц и лягушек, от которых она будет на седьмом небе, если конечно сможешь правильно их приготовить. «Жалко Ольги нет, — с сожалением произнёс Анатолий, — она бы больше тебе рассказала о ней». Я тебе только могу сказать одно, что интерес к мужчинам она не потеряла и мечтает выйти замуж ещё раз.
— Молодец Толик! — вот это дельная идея, — похвалил он брата, — лишь бы она не отказалась ехать с нами. А блюдо приготовить, мне раз плюнуть. Я могу готовить, она у меня пальчики оближет.
— Ну, будем считать первый шаг, для обольщения Марины Сухаревой мы наметили, — сказал Анатолий, а там, на природе под всплеск волжских волн и французского блюда возьмёшь искомое.
— Ты думаешь, я сюда на год приехал? Горбачёв несколько лет нам говорит про ускорения и консенсус. Надо следовать указаниям первого президента страны. Сегодня я намерен Марину погладить в твоей квартире. А ты перекантуешься ночь у своей Ириски.
— Откуда у тебя такая самоуверенность? — спросил Анатолий, — а если она тебе не позволить себя погладить.
— У меня тоже своя технология имеется и работает она безотказно. Ты думаешь, я сразу к ней в трусы полезу? Нет, я же не идиот, но подведу дело так, что она первой ко мне прильнёт.
— Этого ты от неё не дождёшься, она умеет себя в рамках приличия держать. Ты лучше запомни, — если она про Симочку будет спрашивать, — скажешь, что это моя подчинённая и отмечаем мы моё повышение в работе. Не то они с Ольгой при встрече схлестнуться, словесной пытки тогда мне не миновать.
— Об этом мне можно не говорить, — сказал Андрей, — я знаю, как семейный очаг оберегать нужно. Знал бы ты, сколько я друзей спас от бракоразводных процессов.
— И как же ты умудрился? — улыбнулся Анатолий.
— Однажды я выручил своего соседа, который жил в доме напротив меня. У него всегда шторы были на окне раскрыты и для меня каждый день простирались интересные эротические сюжеты. До обеда у жены была встреча с тощим плейбоем, а после обеда, он, то — есть её муж, приводил фартовых девочек с разнокалиберными сисями. Кто у них образцовей был, я тогда определить не мог. Думал, кто первый изменяет, тот и не прав, а потом я заметил в окне мальчика лет двенадцати. Смотрю, он лапшу ест голую без мяса и аппетита. Думаю, вот жлобы какие, своих возлюбленных кормят изысканной пищей, а ребёнка кормят лапшой. Встретил пацана случайно около дома, купил ему чипсы и сникерс. Говорю ему:
«Мальчик, хочешь кушать сытнее, познакомь меня с твоим папой, я ему предложу высокооплачиваемую работу. Он в этот же день привёл мне отца. Я с ним поговорил по-мужски и пристыдил, что хорош, кормить шлюх деликатесами. Сына говорю своего корми, как положено. Отец его оказался главным редактором газеты. Я ему показал на голый штатив от моего теодолита и сказал, что все кувыркания с молодухами заснял на камеру. Услышав от меня такой компромат, в лице изменился, и сопли потекли по лицу. Упал на колени и начал умолять отдать мне плёнку. Я ему слово дал, что эту плёнку никто не увидит. Но он должен дать мне слово, что ради ребёнка изменит свою жизнь и скажет своей жене, чтобы зашла ко мне. Вот и вся история, — заключил брат и замолчал.
— Ну и что дальше было? — спросил Анатолий.
— А что дальше, что ты не понял, что — ли? — шторы начали задёргивать, а его Олеся, сейчас работает у меня вот уже три года лаборантом и особо не кручиниться.
— И чего ты добился этим? — пристал к нему Анатолий.
— Что ты, какой непонятливый, — раздражённо ответил Андрей, — ребёнок питаться нормально стал, а от такого денежного слюнтяя даже я бы в разврат ударился.
— Оригинально ты спас семью, — засмеялся Анатолий, — выходит ты ребёнка и маму кормил, а папу посадил на диету.
— Брось ты брат. Суть в том, что никто из взрослых не узнал об измене друг друга, а она иногда, как приложение к благодарности заходит ко мне пыль с телевизора вытереть.
— А вытирает пыль бюстгальтером или трусиками? — не унимался Анатолий.
— Какой ты всё-таки некультурный и к тому же извращенец Анатолий Романович, — засмеялся Андрей. — Ты, что забыл, как мне два месяца назад целый чемодан напихал салфеток вашей фабрики со знаком качества. Мне их хватит надолго, может даже на всю жизнь, — мечтательно заявил он.
Они не заметили, как за разговорами подъехали к фабрике.
— Мы зачем сюда приехали, ты же здесь не работаешь? — спросил Андрей.
— Пока работаю, до понедельника. Заявление о переводе я уже написал. А сейчас я хочу познакомить тебя с необычно божественной женщиной, которая в будущем может нам пригодиться обоим. Сразу тебе признаюсь, что я только неделю назад, думал, что лучше Ириски никого нет! А вчера я изменил своё мнение. Женщина, с которой я тебя сейчас познакомлю, дороже в некотором плане для меня, чем Ириска. Догадываешься почему?
— Нет, конечно, но предполагаю, — ухмыльнулся Андрей, — наверное, лучше шевелится?
— Узко мыслишь Андрей, — сверкнул он загадочными глазами и сразу задал пикантный вопрос брату:
— Вот ты, как бы себя чувствовал, если бы ты совратил Клеопатру или Тэтчер? Андрей прокашлялся от такого вопроса, а потом спросил:
— У тебя мозги случаем не поехали от такого сравнения? Ты спрашиваешь меня о самых знаменитых и великих женщинах земли, за всю историю человечества. Если бы я проснулся с одной из них в постели, то был бы непременно казнён в Египте или помещён в клинику для скорбных духом людей.
— Вот эту женщину я причисляю тоже к этим знаменитостям. Она умна, образованна, красивая, словно пальма и властная как Екатерина вторая. И дорога она мне тем, что я, её взял в ипостаси своей главной начальницы. А для меня это победа дороже, чем олимпийская медаль.
— Можно подумать, что ты Олимпийский чемпион? — сказал Андрей.
— Нет, конечно, но если бы за покорение женских сердец давали награды, то золото было у меня. А возможно и по другим номинациям я всё забрал, не подпустив к наградам близко никого. Я люблю завлекать женщин и делаю это не ради спортивного интереса, а для обогащения своей внутренней жизни и той женщины, которая не отвергла меня. Когда люди все будут понимать, в чём прелесть жизни, тогда у нас стариков больных никогда не будет, и на улицах будут ходить только счастливые люди, как я, к примеру.
— Ну, ты даёшь, — воскликнул Андрей, — поехали отсюда? Мне кажется, что этот бабский интернат, тебе совсем голову свернул. Петруха Романов давно бы жопу исполосовал розгами за такие дела. А с твоей Клеопатрой у меня нет никакого желания встречаться. Не люблю женщин командиров.
— Ты их просто боишься Андрей, если такая тебя каблуком вдавит, то можешь считать, что жизнь твоя раздавлена. Ты запрограммировал себя этим.
— Ничего я не запрограммировал и зря ты зубоскалишь. Мне дороже свобода и ходить по половице дома и отчитываться за каждую минуту опоздания не хочу. Властная женщина, — это гибрид акулы с хомячком. От неё покоя не будет ни на суше, ни на воде. А в постели она за неправильные движения, будет колотить кулаком по бокам или по голове. Я таких матрон знаю.
— Ты не прав брат, любая женщина в постели преображается в пламенный костёр и ласкает и греет. Она становится покорной и счастливой, и неважно кто она в жизни, свирепая надзирательница из тюрьмы или послушница из женского монастыря?
— У тебя, что такие женщины были уже? — удивлённо спросил Андрей.
— Не было бы, я бы сравнений не делал, — бросил Анатолий.
— Ты, что всех женщин брал с первой попытки, неужели проколов не было? Анатолий задумался и улыбнулся:
— Был, как — то раз и прокол. Это было лет пятнадцать назад на базе отдыха, куда мы в выходные собираемся ехать. Познакомился там с одной хохлушкой. После танцев затащил её к себе в палатку. Выпили малость, потом я начал её раздевать, а она трясётся вся, говорит: «ты меня ласкай, но целку не сбей?»
Это равносильно, что тебе вливают в рот жидкий шоколад, а он идёт не в то горло. В общем, ужалил я её, а она как крикнет на меня, — «Пи — юк». Короче этот крик был, словно удар по печени со всего размаха и голой выскочила из палатки. Около нас было много палаток раскинуто, ну думаю труба. Завтра весь город будет знать о моём отдыхе. И не дай бог слухи дойдут до Ольги. Я, выскочил следом за ней. На моё счастье, все спали. Смотрю, Миндаль сидит около костра и смеётся. Показывает мне на лодку. Подошёл, а она на дно лодки залегла, смотрит в небо и молится. Ну, думаю, молись, принёс ей тряпки и бросил в лодку. А утром мы с Сеней проснулись, а она спит около меня. Я Миндаля тихонько вытолкнул из палатки и справил свою прихоть, но без всякого наслаждения. Я тогда понял, что непорочная девочка, равноценна тесной туфле, — разнашивать приличное время надо, чтобы ноге вольготно чувствовалось.
Анатолий увидал к проходной, подъехал Михаил на пикапе и вышел из машины.
— Миша выполнил мою просьбу? — спросил он.
— Да, конечно, как вы велели, но самой Беляевой дома не было, я отдал бабке. А бабку, я её знаю, она у нас раньше почтальоном работала и отца я Саши, хорошо знал Алексея. Он был инспектором, — браконьеров ловил на Волге. Потом его или удавили или сам повесился, так никто и не дознался.
— А мать, ты тоже знал?
— Про мать ничего не знаю, мне кажется, Алексей был отцом — одиночкой.
— Что же выходить папа родил Сашу? — засмеялся Анатолий.
— Не знаю, — пожал плечами Миша, — а может у бабки ещё дочь есть, так девчонка её дочь, а не Алексея. Хотя нет девчонка Алексеевна, — рассуждал Миша, — выходит Саша Алексея дочь. Я ведь раньше не знал, что эта Саша живёт у этой бабки. Знаю только, что она с секретаршей Риммой, нашей Царицы вроде дружбу водят.
— Ладно, не забивай голову? — сказал Анатолий, — главное ты передал машинку, а остальное не наше дело.

                У СИМОЧКИ В ГОСТЯХ

        Марина Сухарева без уговоров согласилась идти в гости с братьями. Предварительно Анатолий не стал предупреждать Симочку по телефону, что они придут к ней с незнакомой женщиной. А завалились неожиданно и с шумом, обложенные свёртками с продуктами и напитками:
— Сима, мы к тебе всем табором, не выгонишь? — спросил Анатолий.
— Познакомь вначале меня со своими цыганами? — добродушно смотрела Симочка на Андрея и Марину.
— Это Марина, — моя одноклассница, а это, — показал он на брата, и замялся.
— Не это, а твой брат Андрей, с которым я сегодня столкнулась в дверях кабинета, — закончила она знакомство, — вот теперь проходите все в комнату, нечего в прихожей стоять, — открыла она дверь в зал.
Посередине комнаты уже стоял стол, на котором находилось три пустых прибора посуды, и ваза с розами.
— Похоже, меня здесь не ждали? — сказала Марина, когда Симочка вышла на кухню, — и кто эта женщина Магистратов? — спросила она у Анатолия.
— Заметь Андрей, — обратился Анатолий к брату, — у моей одноклассницы талант с детства, когда она задаёт вопрос, то отвечать ей надо сразу, как на пять. — После чего он голову повернул к Марине:
— Отвечаю милейшая одноклассница, — кивнул он на кухню, где была Симочка. — Эта женщина моя подчинённая и отмечаем мы сегодня моё новое место работы. А свои обязанности на фабрике с понедельника я передаю в руки этой симпатичной и гостеприимной женщине. И не надо скованно себя вести, думая, что ты по-татарски вторглась в чужую квартиру. А лучше обрати внимание, как доброжелательно тебя приняли здесь. Если бы я тебя представил, как супругу Андрея, то встреча была бы ещё радушней.
Марина только хитро улыбнулась от таких слов, а Андрей смутился и вышел на балкон.
— Магистратов, зачем ты брата выжил из помещения на улицу? — смеялась она.
— Он пошёл на свежий воздух обдумать предстоящую свадьбу с тобой. «У тебя нет Марин с собой случайно калькулятора?» — спросил он.
— Случайно есть, а зачем тебе? — спросила она, не поняв его фразы про свадьбу.
— Отнеси ему на балкон, он подсчитает, в какую сумму ему свадьба ваша выльется? Андрей с балкона услышал слова брата и высунул голову с маской растерянности, но, посмотрев на смеющихся одноклассников, скрылся опять на балконе.
— Молодцы вы тут не скучаете без меня, — вошла с закусками Симочка.
— Вам может помочь надо? — спросила Марина.
— Нет, сервировку стола я никому не доверяю, — сказала Симочка.
Анатолий показал пальцем на прихожую:
— Она художница Марин, и нарисует любой стол, как свои картины.
Маринка изредка бросала любопытные взгляды на миловидную Симочку, когда она ставила закуски на стол, а Анатолий в это время наблюдал за Мариной.
Брат осмелел, только после выпитой рюмки коньяку. Он сидел напротив Марины и прощупывал её своим обжигающим взглядом. Опытная Марина, чувствовала это и отвечала ему тем же. Анатолий понял, что своим юмором он дал им обоим пищу к размышлению. А Симочка без устали щебетала за столом и рассказывала, как ей хорошо было трудиться под руководством Анатолия Романовича, и как жалко с ним прощаться.
— А вы, правда, сами писали картины, которые висят в вашей прихожей? — спросила Марина.
— Пересядьте к Андрею и положите, голову ему на плечо, я вам через пять минут дам ответ, — предложила Симочка.
Марина без всякой застенчивости тут же последовала её предложению, а Симочка взяла лист ватмана и карандаш. И через пять минут она протянула Марине дружеский шарж, который привёл её в неописуемый восторг.
Анатолий взглянул на картину, там были нарисованы Андрей с Мариной. Оба они были изображены с довольными лицами и большими высунутыми языками, будто вкусили частицу неземного блаженства. Картина была скорая, но выполнена профессионально.
— Симочка вы талант, такие шаржи нужно в журналах размещать, — восторгалась Марина.
— Ну, что вы, я совсем с этим искусством завязала, — засмущалась Симочка. — Я сегодня ночью приехала из Шуи и мне в наследство от покойной сестры, тоже художницы, достались дефицитные, импортные принадлежности для искусства на теле, то есть воспроизведения татуировок. Сейчас на них бешеная мода пошла. Все наносят, особенно молодёжь. Женщины считают татуировку элементом сексуальности. А мужчины мужественности. Дело это прибыльное. Думаю, заняться тату. Сами посудите, за шарж я получу копейки, а за хорошую татуировку, можно тысячи иметь.
— Хочу татуировку? — заявила пьяненькая Марина.
— Я ещё никому, ни разу не делала, — отказалась Симочка.
— Вот на мне и потренируетесь. Наколите мне на плече маленький скрипичный ключ? Марину все отговаривали, но она упорно настаивала, чтобы ключ ей запечатлели непременно на плече. Тогда Симочка увела Маринку на кухню, оставив братьев одних в комнате:
— Толик, ты бы знал, что у меня внутри было, когда её голова лежала на моём плече. Думал, не усижу, — сказал шёпотом Андрей.
— Мне кажется, я не прав сегодня был, — ответил ему Анатолий, — Маринка сильно изменилась за эти годы и сегодня она, вероятно, нырнёт к тебе под одеяло. Возьмёшь позже ключи от моей квартиры и вызовешь такси. Следов присутствия женщины не оставляй ни где, иначе меня Ольга повесит, когда приедет. И свой помпон, когда ты думаешь вручать?
— Хоть сейчас, но только одной. При вас не буду, — сказал Андрей, — неизвестно, как она воспримет эту память, — выйду с ней на балкон, когда стемнеет и отдам. «А Симочка твоя чудная женщина, — заметил он, — только говорит много». Наверное, в постели тоже словоохотливость свою демонстрирует?
— Нет, в постели она любит выражаться оригинальным языком, после которого голова чугунная становится. А вообще — то мы с ней друзья и общаться с ней несказанно приятно. Я с ней могу обсуждать любые темы, на что не каждая женщина способна.
— А как же Тэтчер, как ты с ними справляешься с двумя?
— Тэтчер — это княгиня в прямом смысле слова и лучшая подруга Симочки. Самое интересное, что Симочка знает, что я Царицу имею. Но Царица не знает о наших отношениях с Симочкой, и вот на этом самом диване, на котором мы с тобой сидим, они в разные дни обе были подо мной. И меня в данный момент ужасно тянет к княгине, но, увы, она пока больна.
Их разговор прервали вошедшая Симочка и Марина. Марина закрывала рукой плечо:
— Смотрите братики? — сказала она, и убрала руку с плеча, — на плече у неё сидел небольшой нотный знак, удачно выполнен рукой Симы. — Хороший я подарок себе сделала? — смотрела она вопросительно на братьев.
— Впечатляет, — сказал Анатолий, — а сейчас выйди на балкон с Андреем, он тебе вручит подарок не хуже. Он у нас стеснительный и хочет тебе передать его с глазу на глаз, без свидетелей.
Она отставила стул с прохода и первой вошла на балкон. Следом за ней скрылся там и Андрей, закрыв за собой балконную дверь. Симочка с Анатолием сели за стол и продолжили застолье вдвоём. Андрей с Мариной возвратились к ним не скоро. Первым вышел раскрасневшийся Андрей, а за ним не менее красная показалась Марина. Анатолий заметил, что в кулаке она сжимала сиреневый помпон. За стол они больше не сели, а вежливо раскланялись и ушли, не забыв забрать ключ от квартиры у Анатолия.
В эту ночь Симочка опять подарила Анатолию массу приятных ощущений а, утром оставив ему, завтрак на столе ушла разбитой на работу. Он сам проснулся в десять утра, и пошёл к телефону, набрав номер своей квартиры:
— Толик я женюсь, — кричал в трубку счастливый брат, — я нашёл, что искал всю жизнь. Она согласна ехать со мной на базу отдыха. Там я постараюсь справить похороны по моей холостяцкой жизни, и там же я уговорю её поехать со мной в Харьков. Пока я ей про это не говорил, но эту техническую сторону вопроса я думаю провести без задоринки. Она почти готова.
«Вот как хорошо получилось, — подумал Анатолий, — можно сказать я осчастливил двух одиноких людей».
— Ну и Маринка Б — дь такая, обзавелась умным и богатым женихом, — сказал он без зла вслух, когда положил трубку телефона.

                БАЗА ОТДЫХА «СТРЕЛА»

         База отдыха «Стрела» была расположена на берегу Горьковского водохранилища в живописном месте рядом с сосновым бором. Эта база когда-то принадлежала Волжской судоверфи. Но из-за искусственно созданной нерентабельности, в начале прошлого летнего сезона прекратила своё существование и отошла в ведение городских властей. Там отдыхали только летом, а зимой база принимала любителей подлёдного лова, да лыжников области. Так же на базе зачастую проводили спортивные сборы и различные соревнования по зимним видам спорта. Помимо пятиэтажной гостиницы, на территории были разбросаны летние домики, снимавшиеся обычно дружными и большими семьями. В гостиницу в основном селилась молодёжь. Желающих отдохнуть в выходные дни на берегах Горьковского моря было всегда много, и для кого не хватало спальных мест, брали в прокат палатки. На эти выходные база Стрела была занята трудящимися двух фабрик.
А также представителями горкома и исполкома. Царица тоже присутствовала со своим мужем и сыном. Она выглядела вполне здоровой, но походка у неё была не такая важная, какую она демонстрировала на фабрике. Но всё равно для Магистра она выглядела самой очаровательной. Анатолий с братом, Мариной и Миндалём приехали не на автобусе, а на личном транспорте. Им выделили приличный домик и насытили его всеми необходимыми предметами для отдыха. Местная администрация базы уже знала, что Магистратов это их будущий самый главный начальник. Поэтому без всяких проволочек в домике навели блеск и оснастили домик всем для продуктивного отдыха.
Завхоз Эрика, — молодая женщина, лет тридцати с приятной внешностью и нежным голоском лично руководила облагораживанием седьмого домика всем инвентарём. Когда расселение отдыхающих закончилось, всех гостей пригласили в столовую, где были накрыты столы с выпивкой и хорошей закуской. В столовой не было только Симочки, она сервировала стол в банкетном зале гостиницы для городской элиты и руководства фабрики. Они должны были провести торжественную часть с трудящимися, а затем тихонько уединиться для решения кардинальных вопросов в банкетный зал.
Магистратов знал, что в этот зал для него калитка закрыта. Его с извинениями уже предупредили об этом. Но он не стремился туда попасть, так как у него не было большого желания сидеть с некоторыми знакомыми чиновниками за одним столом, включая и первого секретаря горкома партии Фёдора Ильича Шувалова. Ему и предоставили первое слово. Он много говорил о прекрасно проделанной работе Анатолия Романовича. Вылив целый ушат печали и грусти, заливая всем гостям, как жалко его отпускать на другую работу. Но руководство города проявляя заботу о здоровье и продуктивном отдыхе трудящихся, сочли необходимым директором Спортивно — Оздоровительного Центра назначить человека наделённого богатым опытом руководителя, коим является Анатолий Романович.
В конце его речи Царица подарила Анатолию букет роз и упаковку мужских сорочек, которые шили для ярмарки. Принимая из рук Царицы цветы, он не смотрел ей в глаза. Ему казалась что вся собравшаяся здесь публика знает об их отношениях, и чтобы не выдать себя он прикрыл лицо букетом и прошёл к своему столу. Но, как ему хотелось в эту минуту посыпать этими розами её голову. Теперь он точно знал, что она заслужила такую почесть от него.
— А вы не жалейте, — лучше не отпускайте его на другую работу? — раздался девичий голос.
По столовой прошёл шумок, потом раздались аплодисменты и различные перебойные возгласы. Анатолий узнал этот звонкий голос Саши. Он убрал от лица букет и увидал её сидящей вместе с Риммой, мужем Царицы и их сыном.
— Ты знаешь, кто это? — спросил Миндаль, склонившись к уху Анатолия.
— Конечно, знаю, это Саша Беляева хорошая девочка, — ответил Анатолий.
— Не знал, что она у вас работает.
— А ты её, откуда знаешь?
— После скажу, — отмахнулся Миндаль, — а то за нами тысяча глаз сейчас наблюдают.
— Прекратите шептаться? — одёрнула их Марина.
Когда в столовой установилась тишина, свою речь продолжил Фёдор Ильич:
— Мои дорогие товарищи, поймите меня правильно. Анатолий Романович подготовил себе отличную замену, вы должны понимать, что партия всегда направляет высокопрофессиональных работников на ответственные посты. Мы посчитали, что с оздоровлением наших горожан лучше его никто не справится. И вы не беспокойтесь, что мы его забудем. Он постоянно будет у нас на виду. И когда потребуются его знания в нашем объединении мы его, безусловно, пригласим к нам работать. Далеко он от нас не спрячется. На этой базе или в спортивном комплексе мы всегда будем видеть его знакомую фигуру.
Раздались вновь аплодисменты, после которых Фёдор Ильич рассказал о новой модели работы объединения. Он говорил так, будто он уже генеральный директор, пока ещё не существующего объединения. Ему задавали вопросы, на которые он охотно отвечал, не забывая сыпать обещания всем. А Царица сидела около него и обмахивала себя салфеткой, и никто не спрашивал о её дальнейшей судьбе. Пока опять дотошная Саша не крикнула с места:
— Вы всё о себе, да о себе говорите. Это я вас не знаю, потому что недавно работаю на фабрике, а большинство сотрудников вас хорошо знает. Вы нам лучше расскажите, а куда вы хотите сослать всеми нами уважаемую царицу Наталью Дмитриевну?
— Какая клыкастая девочка, уважаю такую молодёжь, — сказал шутливо он на всю столовую. — Как ваша фамилия девушка? — спросил он.
— Беляева Саша, — ответила за неё Царица.
— Так вот Саша Беляева, ваша Наталья Дмитриевна остаётся у вас пока бессменным директором, но есть пожелания руководства города и массы горожан выдвинуть её кандидатуру на пост главы администрации города. Не пройдёт, — останется при объединении, а пройдёт, — мы в её лице получим себе первого помощника.
После прений начался банкет с танцами. Андрей с Мариной, пошли в круг танцующих пар, а к Анатолию и Миндалю в это время подошли Римма и Саша.
— Дядя Сеня вы — то, как здесь оказались? — спросила Римма удивлённо.
— Ну, если я сегодня сижу за одним столиком с прославленным государственным спекулянтом, выходит, он меня пригласил сюда. — ответил он с юмором. — А вот, что здесь я встретил вас, для меня это действительно неожиданность. Я вас не видал больше пяти лет, как съехал с квартиры в свой дом, а Сашу ещё больше.
Анатолий с любопытством наблюдал за их беседой.
— Что удивлён? — спросил Сеня у Анатолия, — а ведь ты их тоже давно знаешь. Помнишь мальчишник, когда мы ночью заехали в дом, где ползали одни две маленькие девочки. А ты ходил им за вишней, а вот эта Саша не хотела из твоих рук идти к своей матери. Римма и Саша сёстры, — огорошил он друга.
Анатолий открыл рот от удивления:
— Не может быть, неужели в жизни могут быть такие встречи? — Могут и ещё, как могут, — убеждённо сказал Сеня.
Сёстры тоже, как завороженные стоя слушали известие Миндаля.
— Да, вы присядьте, не стойте? — выйдя из оцепенения, сказал Анатолий сёстрам.
— А я хочу опять, чтобы вы меня на руки взяли и покормили вишней? — игриво сказала Саша.
Анатолий понял, что она напоминает тот вечер в квартире Симочки, когда он её отнёс на диван. Его внезапно пробил пот, и он предложил всем выйти на улицу покурить.
— А мне Анатолий Романович стыдно почему — то стало, что вы побывали, когда — то в нашем притоне, — сказала Римма, прикуривая сигарету от Сениной зажигалки.
— Я нормально жить стала, когда похоронили отца и мать. Мне можно сказать бабка с дедом жизнь дали и конечно Наталья Дмитриевна. Дед привёл меня к ней, чтобы пристроить швеёй, а она меня на курсы секретарей направила. Я там и стенографию изучила.
— Я только одного не пойму, — задумчиво спросил Анатолий, — а почему вы сёстры, а фамилии у вас разные и своё родство тщательно скрываете от всех?
— У нас мать одна, а отцы разные, — заявила Саша, — и никакой тайны уже не существует, что мы сёстры, если вы знаете. И вы Анатолий Романович, тоже постарайтесь, ни с кем не делится о нашей маленькой тайне, — попросила Римма, — мы больше вам ничего не будем говорить. Если дядя Сеня сочтёт нужным, он вам все подробности расскажет. Он у нас часто бывал дома.
— Не буду, если для вас это так важно, — заверил Анатолий их.
— Девчонки вы приехали сюда отдыхать, — сказал им Сеня, — отдыхайте, ни о чём не думайте, и радуйтесь неожиданной встрече с нами. Мы сейчас посидим здесь немного и пойдём в седьмой домик, там у нас свой праздник будет. Если спать не будете, заходите к нам в гости?
Он посмотрел на Сашу и, потрепав её по голове, сказал:
— А ты расцвела как гортензия, как тебе хоть живётся у бабушки?
— Хорошо, но трудности иногда бывают, — честно ответила Саша.
— А у кого их сейчас нет. Я вот тоже, несколько месяцев без зарплаты сижу. Спасает радиотехника, которую я ремонтирую у себя на дому. А вам видимо деньги регулярно платят, как понял я по выступлениям.
За разговорами они не заметили, как молодёжную музыку заменил волнообразный звук пианино. Из столовой лилась приятная и знакомая мелодия.
— Неужели Маринка села играть? — прислушался Анатолий к мелодичному звуку, — пойдёмте, посмотрим? Хватит комаров кормить.
Но уйти ему не дала Саша, она сзади взяла пальцем за шлёвку его джинсов и придержала на месте:
— Анатолий Романович, я вам так благодарна за машинку. Вы ничего не перепутали? «Ведь она новая совсем», — почти шёпотом сказала она.
— Нет, — перешёл он тоже на шёпот, — это машинка из моего кабинета и нигде по документам не проходит, не смотря, что она новая.
Она неожиданно поцеловала его в щёку и убежала за столовую. Он посмотрел по сторонам, убедившись, что никто не видал пылкой благодарности молоденькой девушки, вошёл в столовую. За пианино действительно сидела Марина, и никто больше не танцевал, а все столпились около неё и слушали её виртуозную игру. Отпускать Марину никто не хотел, просили, чтобы она ещё, что-нибудь, исполнила. Выручил её Андрей, объяснив, что артистка устала, и ей требуется отдохнуть и подкрепится, и сам лично увёл её от пианино и посадил за стол.
К ним за стол сразу подсел Фёдор Ильич, и подобострастно уставившись на Марину, произнёс:
— Вы, наверное, не местная, у нас таких музыкантов нет. Вероятно, вас пригласил Анатолий Романович? Он, то местный наш, просто живёт в областном центре. А работает и все корни у него в нашем городе. Скажите по секрету, вы из областной филармонии?
— Только не из нашей филармонии, — ответил за неё Анатолий, — она из Парижа приехала.
— Заметно, что не местная женщина, — впился он глазами в её плечо, где красовался скрипичный ключ. «А как вас зовут милая женщина?» — со слащавой улыбкой спросил он.
— Марина её зовут, она жена моего брата, — вновь ответил за неё Анатолий.
— Русский язык видимо не понимает?
— Понимает, но плохо, — вполне серьёзно сказал Анатолий.
— Тогда передай ей Анатолий Романович, что мы все благодарны ей за красивую игру. И будем глубоко признательны, если она завтра вечером за ужином порадует нас немного своей невероятно божественной музыкой.
Он откланялся и скрылся в толпе отдыхающих.
— Магистратов, ты мне рта не дал открыть, — сказала Марина, — ты нарочито врал ему, чтобы меня под монастырь подвести. Он ведь папу моего знает хорошо.
— Не под монастырь, а под собор Парижской богоматери, — шутил Анатолий, — и тебе, какая разница всё равно скоро в Харьков уедешь и будешь ты панночкой Марьяной. Приучишься, сало и галушки хрумкать. Вот Марин, какие кренделя жизнь выписывает, кто бы знал, что мы с тобой родственниками будем, через столько лет.
— Ребята он пьяный уже, — сказала, смутившись, Марина, — больше ему не наливайте?
— Не пьяный он, — заступился за брата Андрей, — у него настроение сегодня хорошее, а предложение я тебе действительно намерен сделать сегодня, но он вечно лезет вперёд. Всю обедню мне испортил.
— Андрюша, ты, что это на полном серьёзе говоришь? — покрывшись алой краской, спросила она.
— Да и без всяких шуток, — опустил он голову к низу, — можешь идти к роялю и исполнить свадебный марш, — пробормотал он.
 Марина осмотрела весь зал и крадучись подошла к диску — жокею, что — то ему, шепнув, она пошла назад и в это время на всю столовую раздался из колонок марш Мендельсона.
Никто в столовой не догадался, почему играл свадебный марш, кроме обитателей столика, за которым сидели Андрей и Марина. Андрей протянул подошедшей Марине коробочку, в которой красовался перстень из белого золота с бриллиантом, и робко сказал:
— Целоваться с тобой и танцевать свадебный вальс я не буду при чужих людях.
Марина была поражена, когда блеск дорогого подарка ударил ей в глаза. Она трясущими руками нанизала перстень на свою руку и без всякого смущения подошла к Андрею и поцеловала его сама по-французски. На них обратила внимание вся публика. Андрей был вне себя от такого необычайного и смелого поступка Марины:
— Мариночка — это не поцелуй, а эффект аудитории, от которого я способен совершить неразумные вещи. И пока я околдован прикосновением твоих губ, быстро уводи меня от этой многолюдной компании. Иначе я с великой радости возьму тебя на руки и сделаю круг почёта до нашего домика.
— Я хочу присоединиться к компании, где присутствует мой сосед, — раздался голос около их столика.
Это была Наталья Дмитриевна:
— Как тесно жить стало, просто уму непостижимо, — сказала она, глядя на Сеню в упор. — Ты то, как здесь оказался Всеволод Ярославович? Неужели с Анатолием Романовичем приехал?
— Конечно с ним, но вы Наталья не забывайте, что я ещё начальник автоколонны тех автобусов, которые вас привезли. Так, что эти салаты я ем вполне заслуженно.
— Я не об этом тебе говорю. Как спрашивается, ты внедрился за один столик с моим заместителем? — она взяла, стул с соседнего столика и села на него.
— Наталья Дмитриевна, мы с ним с босоного детства дружим, — опередил Миндаля Анатолий. — Букварь штудировали за одной партой. Долгое время не виделись. И вот его величество «Случай», свёл нас сегодня в Сосновом Бору. И вообще у меня сегодня день сюрпризов, оказывается всеми знакомый нам Сеня, с малых лет знает вашу Римму.
— С какого истока ты её знаешь Всеволод? — налила она в пустой фужер стакан минеральной воды.
— Я же раньше около парка жил, а там мы поголовно все друг друга знали, так, что я обеих сестрёнок знал хорошо. А Саша та для всех была любимицей улицы, — вырвалось у него внезапно.
Поймав на себе укоризненный взгляд Анатолия, он тут же замолчал.
— Они разве сёстры? — удивилась Царица.
— Сводные, — пояснил Миндаль, — у них мать одна, а отцы разные.
— Вот это дела! Не понимаю, почему Римма мне об этом никогда не говорила?
— Они обе стыдятся прошлого своей матери. После её смерти опекунство над Сашей взяла мать её законного отца, то есть бабушка, а Римма, по-видимому, её оберегает. Я ведь тоже с тех пор их не видел. Слышал, только, что обе они живут в нормальных человеческих условиях.
Тут к Наталье Дмитриевне подошла официантка из столовой и нашептала ей, что — то. После чего Царица встала и быстро ушла, предупредив всех, что уходит «на летучку» и по окончании её, она непременно зайдёт в седьмой домик.
Когда Наталья, помахивая своими бёдрами, покинула их столик, Андрей тут же склонился над ухом брата и тихо, но с восхищением произнёс:
— Поздравляю такой женщиной овладеть, значит получить самую высокую бальную оценку. Она неописуемо хороша, но моя Марина лучше!
— Никогда не хвали свою любимую в присутствии мужчин, иначе они тоже захотят убедиться в её прекрасных качествах. Это мудрое изречение даже маленькие дети знают, — пошутил Анатолий.
— Кончай издеваться? — приняв всерьёз, шутку брата Андрей, — иначе я свадьбу сегодня буду праздновать один.
— Да прекрати ты квас давить, пошли лучше отсюда? Мне уже надоело смотреть на этот праздник.
— Я знаю, почему на тебя такая хандра накатила? — сказал Андрей. — В этом благоухающем лесном краю, задето твоё самолюбие, отчего ты ушёл в осадок. — Тебя не пригласили в банкетный зал.
— Что — то есть брат, но больше меня раздражает Ильич. Он смотрит на меня так, словно оказал мне великую услугу, что вверил мне эти джунгли, — и Анатолий обвёл рукой зал столовой.
— Не унывай брат! — взбодрил его Андрей, — тебе в любом случае отец не даст затухнуть. Он у нас с тобой голова. Когда я вглядываюсь в него и мне, кажется, что в него вселился молодой дух. Никак стареть не хочет. Разве скажешь, что ему шестьдесят четыре года? Ни одного седого волоса нет и зубы белоснежные все свои.
— Это понятно, что он здоровый мужик, — отвлечённо произнёс Анатолий. — Ольга моя пророчит ему долгий век. Потому что у него давление в норме и ногти на пальцах розовые. А это означает, что дозу своего здоровья он влил и нам. А вот мама у нас совсем дряхлая стала, бутылками пьёт яблочный уксус и ничего не помогает.
— Мы с ней уже договорились, что она приедет ко мне в Харьков, — сказал Андрей. — Я её покажу там хорошим специалистам.
— Да, конечно, ей обследоваться у специалиста не помешает, — задумался младший брат, — только сомневаюсь я, что она приедет к тебе в Харьков. Сиднем сидит около окна и никуда не хочет идти.
— Может, мы пойдём в нашу лачугу? — прервала задушевный разговор братьев Марина. — Я хочу уйти отсюда, мне кажется, что за нашим столиком наблюдает вся публика.
— Они смотрят только на тебя Марина, так как ты поразила их всех своей изумительной игрой. Кстати, ты, что исполняла? — спросил Анатолий.
— Это была музыка Леграна из кинофильма Шербурские зонтики, таких вещей не знать, стыдно, — пристыдила его Марина.
— А почему я должен знать композиторов, да к тому же ещё французских. Что «Марсельезу» Руже написал, а «Нежность» Александра Пахмутова я знаю. А ты сотворила романс «Очарование». И с меня этого хватит. Для меня важно не знание авторов, а умение правильно воспринимать музыку. Пошли отсюда? — встал он со стула и направился в домик.
Сева, Марина и брат не заставили себя долго ждать. Они дружно последовали за ним, прихватив со стола остатки спиртного и нетронутые закуски.

                ОТДАЛАСЬ БЫ НА МУРАВЕЙНИКЕ

          В домике они сообща быстро собрали стол и, не успев выпить по первой рюмке, как через открытое окно показалась голова Симочки. Она принесла с собой мясной рулет и небольшую головку сыра:
— Это с барского стола я прихватила, — сказала она, — хватит им там, а то объедятся до поросячьего визга, потом в очереди на клизму будут стоять.
— А ты сама, почему там не осталась? — поинтересовался у неё Анатолий.
— Для меня там стула свободного не нашлось, — насмешливо бросила она. — Игорёк Брюсов пытался туда проскочить, но перед ним закрыли вход. Вероятно, заседание у них наметилось серьёзное, — при закрытых дверях.
— Пускай заседают, — сказал Андрей, — а у нас свой пир.
— Я боюсь, что с этим пиром нам с Сеней придётся сегодня ночью окутываться небесным покрывалом, — выразил тревогу младший брат. — Отмечаем, Симочка сегодня помолвку Маринки и моего брата и ваш местный аэрофлот лишается обаятельного кассира, — кивнул он на счастливую Марину.
— Так, это замечательно, — обрадовалась Симочка, — у нас с Натальей Дмитриевной двухкомнатный домик, в одной комнате я, а в другой она со своей семьёй. Я с удовольствием уступлю им свою комнату, а сама здесь усну. Думаю, моё присутствие здесь никого не стеснит.
— Для меня этот обмен никаких новообразований не внесёт, мне в любом случае придётся не спать, — сказал Анатолий, — я, наверное, и спать не буду, пережду до рассвета, а там, на лодку с Сеней сяду, и рыбку поплыву удить.
— И меня не забудь захватить с собой? — напомнил ему Андрей, — я завтра буду готовить блюдо экстра — класса из французской кухни. А от предложения Симочки я думаю не надо отказываться, — посмотрел он внимательно на Марину, которая утвердительно и игриво несколько раз хлопнула своими красивыми глазками.
Позже к ним в домик зашла Царица с сыном, посидев немного в их компании, она ревностно посмотрела на Симочку и вызвала на улицу Анатолия. Они сели под грибок, стоявший рядом около домика:
— Ты знаешь, чем они сейчас там занимаются? — показала она на основной корпус.
— Мясным рулетом водку закусывают, — вполне серьёзно сказал Анатолий.
— И это тоже, но в первую очередь они делят должности. Ты представляешь, половина горкома хотят трудоустроиться на нашей фабрике. Не дураки, знают, куда лезть. Не идут в заводы, где производство резко упало. Им передовую фабрику подавай, где почти всё оборудование новое и зарплата приличная. С кем я буду работать, я так и не поняла. На твоё место наметили поставить Барановского, — инструктора из производственного отдела. На фабрике будут расширять отдел снабжения и сбыта. Планы у них грандиозные, хотят выйти на Монгольский рынок, там, у Шувалова связи большие. Он туда ездит часто, я знаю, так как один раз я состояла в его делегации. Говорит, Китай давно с ними торгует, и мы будем. Не понимает, что эту Монголию за два месяца можно закидать пелёнками и постельным бельём. Я ему привела свои противоречивые доводы, а он говорит, что выгодным бартером будем заниматься. «Им девать полушубки некуда. Вот мы и будем их завозить сюда вагонами, а наш народ до них охоч». В общем, он высказывался красиво и ёмко. Если по его бумаге всё будет сделано на фабрике, то почётом и славой он ещё попользуется много лет. А меня ждут выборы. Он уверен, что я выиграю их. И первым делом, когда я стану мэром, он мне посоветовал избавиться от этой базы. Говорит, она весь бюджет городской сожрёт.
— Его гнилой ход мне понятен, — прикурил Анатолий долго державшую сигарету в пальцах. — Не мешало, конечно, мне с ним по кусаться и забрать заявление из отдела кадров. У меня время ещё есть на обдумывание, но заднюю скорость включать не в моих правилах. Пускай пока будет, как того желает твой покровитель. А там посмотрим.
— Ты мой покровитель! — нежно прикоснулась она до его плеча. — Ты растопил моё сердце и оторвал от директорского стола, чтобы познакомить с настоящим женским счастьем, о котором я только мечтала, так, как принадлежала партии, а не себе. Теперь ты мой полновластный хозяин и волен делать со мной всё, что тебе заблагорассудится!
— Наташ это на тебя, наверное, так шампанское подействовало и тихая тёплая ночь. Ты же сама сейчас призналась, что отдала всю себя на дело партии. Выходит, ты по личной инициативе заползла под черепаший панцирь. А я всего лишь скинул с тебя этот панцирь, чтобы самому питаться твоим вкусным мясом. Но мне, откровенно говоря, сейчас в голову лезут другие мысли. Именно больше я озабочен вот этой самой базой. Неспроста Шувалов хочет вывести её из структуры города. Либо посулил её какому-то предприятию, либо здесь по кускам растащили всё ценное имущество, и он хочет скрыть крупное расхищение?
— И то и другое возможно, — сжала она его плечо. — Ты имей в виду, когда будешь принимать объекты, проверяй всё, как следует? Особенно эту черноокую Эрику. Она человек Шувалова, и он на карточку много у неё чего взял. Не забывай так же, что все работающие здесь пришли не с улицы, а по блатной протекции? Помнишь, как посадили директора нового кинотеатра за расхищение? А ведь он мало, в чём был виноват, там дела проворачивали другие люди, которые жировали там. Сам догадываешься кто эти люди? Так что Толя, чтобы спать спокойно и работать с воодушевлением проверь всё хорошо, но не принимай туалет без «туалетной бумаги».
— Мне всё предельно ясно, и боятся я, никого не собираюсь, — промолвил он. — А если базу передадут, я горевать тоже не буду, мне работы будет меньше.
— Нет, ты подумай лицемер, какой Шувалов? Два часа назад он народу твердил, об оздоровлении и мне тут же советует увести базу с городского баланса. Как его назвать после этого? Не понравился он сегодня мне. А ведь пока я директор фабрики и заявление ему не подписала. Вот возьму и порву его, — возмущалась Царица.
— Усложнишь себе жизнь Наталья, — предупредил её Анатолий, — у него силёнка пока есть. Выгонят из партии, и на своей карьере тогда можешь ставить крест.
— Твой отец сам положил партбилет на стол, ему ничего он не смог сделать, — доказывала она Анатолию.
— Нет, ты плохо знаешь Наталья, — перебил он её. — У отца с тех пор, появились определённые сложности. Но убрать он его не смог, за отцом стоят металлургические гиганты. И не забывай, что отец уже несколько лет на пенсии, у него есть отговорка. А ты ещё молодая, красивая, — полна сил женщина.
Услышав о себе лестные отзывы из уст Анатолия, она улыбнулась и сказала:
— Спасибо милый! Мне так хочется тебя обнять, да мой валух сидит на лодочной станции наблюдает за нами. Хотел идти со мной к вам в домик, но я не позволила, когда услышала смех Симочки. Она любит его донимать, на работе и у меня дома. А ему нравится дураку, когда над ним смеются.
— Язык у Симочки острый, но в душе она милая и чуткая женщина, — произнёс он.
— Ты так больше не говори, а то я ревновать буду, — обиделась она. — Нет, мой милый, ты плохо видать женщин знаешь. В каждой женщине присутствует стервозный характер, только он у одних находится в спящем режиме, а у других, как буран дует. Вот и я, как стану мэром города, буду для Шувалова первой стервой. Он думает, что я под его дудку намерена плясать? Замучается мечтать!
   Мимо них в это время прошли две сестры Римма и Саша.
— Вы, почему не спите? — спросила их Наталья.
— А нас в гости пригласил дядя Сеня, — ответила Римма.
Наталья промолчала, но как только они зашли в дом она, сказала:
— Надо же, какая прелестная девочка эта Саша, и такая мама у них. Я сегодня посадила своего сына с ними за столик. Думала, он обратит на неё внимание, а он и бровью не повёл в её сторону. И я считаю это правильно. Мне не нужна такая сноха, которая появилась на свет от алкоголички. Только одно мне не понятно, почему Римма, у которой никаких тайн от меня нет, скрывала, что у неё есть сестра и к тому же работающая на нашей фабрике?
— Этому есть простое объяснение, — сказал Анатолий, — не хотела, чтобы пересуды ходили по фабрике об её младшей сестре. Я так думаю. А то, что мать алкоголичка, это не значит, что Саша обязательно эти отрицательные гены унаследует от неё. Римма не увлекается же алкоголем. Обе они заочно учатся в техникуме и ведут себя пристойно.
— Римме повезло, что попала ко мне, а устроилась бы в другой коллектив, неизвестно, что бы с ней было? И ко всему прочему, она отдает долги бабушке с дедом, которые можно сказать определили ей достойную жизнь, — сказала Наталья и, встав, спросила: — А что эта пианистка действительно иностранка?
Анатолий повернул голову в сторону берега, где чётко обозревался силуэт её мужа, и лукаво улыбнувшись, ответил:
— Нет, конечно, это Марина Сухарева, — дочь бывшего начальника городской милиции и моя одноклассница. Жила долго в Риге, потом уехала в Париж. Сейчас она носит фамилию Сера, но сегодня она захотела сменить её на нашу фамилию. Брат ей сделал предложение. Ты только Шувалову ничего не говори? — предупредил он Наталью. — Пускай думает, что у неё Парижский менталитет, а то Маринка сегодня на радостях приняла много спиртного и ведёт себя моментами неадекватно.
— Выходит ты Фёдора Ильича дураком выставил? Он мужчина без юмора и может не понять твоей выходки.
     Она взглянула на звёздное небо и романтично промолвила:
— Мне эта ночь напоминает мои девичьи времена, ведь я была на этой базе несколько раз, когда здесь не было этого солидного корпуса, а стояли одни щитовые финские домики. Сейчас почувствовала себя такой же, как и много лет назад. И мне ужасно хочется, чтобы ты меня посадил в лодку и увёз подальше от берега в пучину волн. Или увёл в гущу леса, где бы я смогла тебе отдаться хоть на крапиве, хоть на муравейнике, но я ещё не совсем здоровая.
— На муравейнике это совсем, забавно, — хмыкнул он.
— Ладно, Толя, пойду я на покой, а то смотрю, мой Игорёк занервничал, а сына моего немедленно провожай спать? Нечего ему делать в компании взрослых и этих сомнительных девчонок.
— Я же не буду его прогонять, как насидится, так и уйдёт, — ответил он, смотря на уходящий, обтянутый в спортивное трико отточенный шоколадный зад.
«Как она хороша, так бы и припал к её груди прямо сейчас!» — подумал он.
Мимо него, следом за ней засеменил её муж с веслами через плечо. Он бросил на Анатолия беглый взгляд и, положив вёсла на веранду, скрылся в домике.

                ТЫ ЖАЖДАЛА ЭТОГО

       Анатолий выкурил ещё сигаретку и пошёл к своей компании. Войдя в помещение, первой ему в глаза бросилась старшая из сестрёнок. Она была пьяна и несла Сене, какую-то несуразицу о том, что она до изнеможения работает над собой и готовит себя к конкурсу красоты, где непременно на неё оденут диадему.
— Сеня ты зачем девчонок портишь? — с претензией произнёс Анатолий.
— Магистр, мы же на природе, а не в банкетном зале, пускай девчонки расслабятся немного, — оправдывался Миндаль, — тем более мы присмотрим за ними если что.
— Можно подумать, что они уголёк долбили в забое целый год. Не надо им наливать? — Посмотри, на Римме лица нет? Белее савана, стала, — иди, провожай их в корпус, иначе она лапшу нам такую выдаст, что завтра круги под глазами у каждого будут.
— А я совсем не пила, Анатолий Романович, — сказала Саша, — а у Риммы сегодня золотой листопад. Ей Федор Ильич подарил золотую цепочку, а дядя Сеня авторучку с золотым пером. А на меня даже блоха не вскочила.
— И ты по этому поводу печалишься глупая? — сказала Марина, погладив Сашу по голове, — ты посмотри на себя, ты сама для нас всех подарок. Ты светишься ярче, чем луна на небе, а глаза сверкают, словно этот бриллиант, — поднесла она к её лицу перстень, который подарил ей Андрей.
Саша после слов Марины, внезапно встала из-за стола и выбежала на улицу, никому ничего не сказав. Было понятно всем, что девочка была чем-то обижена. За ней вслед бросился Миша Брюсов.
— Пойдём, Римма со мной, я провожу тебя до твоего номера? — предложил Сеня, — а то упадёшь и уснёшь под кустом, потом лечи тебя.
Он взял её под руку и вывел из домика. Следом за ними домик покинули Андрей и Марина. Они пошли в комнату Симочки. Симочка и Анатолий остались наедине в заполнившем тишиной домике:
— Все разбежались, — первым нарушил тишину Анатолий, — пришло время и нам погасить свет.
— А сюда больше никто не придёт? — спросила Симочка.
— Сеня приют найдёт себе под грибком или в лодке, я его предупредил, что ощущений спокойной ночи у него не будет в этом домике. Он может и в автобусе устроиться.
Симочка разобрала кровать, которая стояла около окна и выключила свет.
— Мы с тобой не выспимся на этой узкой кровати, — сказала она.
— А ты, что в такую ночь собралась ещё спать? — спросил он и, подойдя к ней, вплотную начал в темноте раздевать её.
— Ты обратил внимание, как Наталья смотрела на меня? — спросила она. — Как бы я хотела, чтобы она застала нас во время секса.
— Ты вроде желала, чтобы я тебя нанизал как Наталью, и после этого в беспамятстве болеть от избытка пылкой любви? — напомнил ей Анатолий.
— Милый такого секса хочет любая женщина. Боже мой, меня только от одной такой мысли всю трясёт. Но у тебя сегодня ничего не получится, так как я сама настроена, насиловать тебя всю ночь, если ты спать не собираешься.
Она в темноте не заметила, как Анатолий обильно припудрил своего «дружка» канифолью, и когда он вошёл в неё, она громко вскрикнула:
— Тебе пчёлы. Фуй не покусали? Он у тебя, как кабачок стал? У меня трещит всё внизу.
Затем последовала серия ласковых выражений из уст Симочки и вздохи блаженства, чередующие с отборным матом. Он начал прикрывать её рот ладонью, но она в порыве страсти или из-за болезненного состояния укусила его. Раздвинув ей максимально ноги, он яростно входил в неё, и ему казалось, что Симочка уже ни жива, ни мертва. Она только, бормотала что — то непонятное себе под нос. Анатолий в это время ощутил, что ему на спину, упал, какой-то увесистый предмет. Он нащупал рукой предмет и понял, что это его тюбик с зубной пастой, который лежал на открытом окне. Он тут же перевёл взгляд на окно и увидал светящийся при свете луны силуэт Саши. Она, отдернув занавески, зло и надменно демонстрировала своё выражение лица.
Анатолий быстро вскочил с кровати, Саша на секунду задержала взгляд на его голом теле и скрылась. Он посмотрел на лежащую без чувств Симочку, налил себе в стакан минеральной воды и залпом выпил всё. Высунув голову из окна, он увидал под грибком Сашу.
— Кто там? — спросила обессиленная Симочка.
— Не та, которую ты бы хотела видеть во время нашего секса, — грустно ответил он, — это девчонка Саша в окно шпионила за нами. Наверное, ты своим непревзойдённым сленгом разбудила всю базу, и комаров распугала. Ни один не сел на спину пока мы с тобой кувыркались.
— Мне стыдно, но я поделать с собой ничего не могу. Ты сегодня превзошёл, самого себя, словно резвый конь меня изъездил всю и борозд оставил во мне удивительно много. Я даже вставать боюсь. Ног совсем не чувствую.
— Ты жаждала такого самочувствия, — ответил он.
Одев, на себя джинсы и футболку Анатолий без обуви вышел из домика и направился к Саше:
— Ты зачем за мной следишь Саша? — обратился он к ней. — Понимаешь, что это не порядочно вторгаться в интимную жизнь двух взрослых людей?
— Вы обманщик Анатолий Романович, — надула она губы, — я думала, вы сегодня со мной будете.
— Почему ты так думала? — спросил он её.
— Я знаю всё, что случилось с Натальей Дмитриевной. Вы её лишили сексуальной работоспособности надолго. Моя сестра ей процедуры по сей день делает. И я думала, что на вас в этом живописном месте накатит романтика. И вы захотите опять со мной выкурить цыганскую сигарету. Но никогда не думала, что вы ублажаете ещё и зав складом. Вы, что так любите старух, неужели я хуже? Наговорили мне массу комплиментов, зацеловали до безумия, а теперь избегаете меня. Я, конечно, не помню, как вы меня маленькую кормили вишней. Но когда узнала об этом случае, прониклась к вам такой благодарностью, что подумала, эта ночь должна быть судьбоносной для меня. Я готова отблагодарить вас за вишню, — с дрожью в голосе выдавила она из себя.
— Сашенька милая девочка, то, что я тебе говорил, это было всё искренне. Ты на самом деле очаровательная куколка и от тебя исходит такое волшебное излучение, от которого у самого мрачного мухомора кровь в трубах вспенится. Ты уже взрослая и должна понять меня. Я нормальный мужчина и у меня существуют свои возрастные цензы. Я не извращенец и не педофил. Я, как только подумаю, что ты мне в дочки годишься, так у меня в организме происходит отказной процесс. Он мне не позволяет овладеть тобой. Ты посмотри вокруг? — Сколько интересных парней молодых ходит, выбирай любого? Зачем тебе семейный дядя?
— С ними не интересно, у них ни интеллекта, ни опыта нет. Одни пошлости на уме. Имбецилы, какие — то, зачем мне такие кавалеры? И я давно уже не девочка. Я хочу вас и больше никого, — прижалась она к Анатолию.
Он закурил и, выпустив дым в рой комаров, сказал:
— Саша я понимаю, почему тебя влечёт к мужчинам. Ты жила без отцовской ласки, вот сейчас и тянет тебя восполнить не испытанное чувство. И как папа я могу тебя приласкать, но не больше. Прости, что не оправдал твоих надежд?
— Неправда, что я мало получала отцовской ласки, — отрицательно замотала она своей головой, — я её совсем не получала. Устинов меня только обзывал и бил ладонью по спине, и я радовалась, когда его сажали в тюрьму. А своего родного папочку я видала всего два раза в жизни и то благодаря бабушке. Она забирала меня из проклятого дома Устиновых и возила к отцу в больницу умалишённых. А после он удавился в этой самой больнице. А когда мать похоронили, бабушка стала моим опекуном. Вот причина тайны нашего родства. Зачем давать людям пищу для злословия?
— Саша, запомни, пожалуйста? — что было положено твоей маме, не положено тебе. У тебя должна быть совсем иная жизнь. Окончишь техникум, потом в институт поступишь, где познакомишься с красивым и умным парнем, с которым создашь семью. Родишь ему солнечных детей, похожих на себя.
— Не хочу, детей. Хочу на лодке с вами проехать по Волге и прямо сейчас? — развернула она его к себе за плечи и умоляюще взглянула ему в лицо.
— Ну, хорошо, пошли, прокатимся, только недолго, — согласился он, — а то в четыре утра нам лодка понадобится. Рыбу поедем ловить. Сейчас я только весла возьму.
— И попить, что-нибудь, захватите, а то у меня в горле пересохло всё, — попросила она.

                ФРАНЦУЗСКАЯ КУХНЯ

— Ты разобрался с этой девочкой? — спросила его Симочка, когда он в темноте начал шарить по столу в поисках воды.
— Пристыдил, поговорил с ней как отец, — сказал Анатолий, когда нащупал бутылку Байкала, — сейчас просит, чтобы я, её на лодке прокатил по — взрослому. Эта девочка лезет мне настойчиво в штаны.
— И ты растерялся? — усмехнулась Симочка.
— Не могу я, она такая маленькая, — сказал он. — Мне жалко её, хотя знает досконально, от кого и как заболела наша Царица.
— Сможешь, — выпей только водочки ещё, и вся неприступность пройдёт, — намеренно толкала его Симочка на секс с Сашей.
Анатолий подумал и налил себе ещё водки. Затем взял весла и пошёл к берегу. Саша сидела уже в лодке, свесив ноги в воду.
— А где интересно наш Сеня? — спросил он у Саши.
— Он на моей кровати спит, и я думаю, что на рыбалку он не проснётся. Так, как с Риммой упился сегодня.
— Показывай куда грести? — сказал он ей.
— Мне всё равно, лишь бы с берега нас не видно было, — таинственно произнесла она и выкинув руку в простиравшую перед их глазами темноту, добавила:
— Там в чернобровой летней ночи нас к себе манит сладкая и романтическая даль. Туда мы и поплывём.
Когда они отъехали на приличное расстояние от берега, она подсела ближе к нему, и взялась руками за вёсла, не давая ему дальше грести.
— А как бы вы интересно меня по-отцовски ласкали? — спросила она, заворожено заглядывая ему в глаза.
Выпитая водка не дала ему смутиться от заданного ею вопроса:
— Погладил бы тебя по головке и поцеловал в щёчку. Затем взял бы на руки и отнёс в кроватку. Рассказал бы тебе сказку на ночь про деда Мороза, гладя тебя по головке. А заметив, что твои глазки закрыты, поцеловал бы тебя и ушёл в свою постель.
— Хочу такой ласки, — требовательно заявила Саша, и она быстро села ему на колени и обвила шею. Он сразу понял, что секс с ней неизбежен и никакие возрастные планки ему в этом деле препятствовать не будут. Они долго целовались, потом он начал снимать с неё халатик. И обнаружил, что под ним у неё ничего нет. Он бережно держал её в руках и горячо целовал её тело. Набежавшие волны били о борт лодки, и освежающие брызги попадали на её тело, от чего она содрогалась и плакала от счастья.
— Я так, тебя давно и страстно желала, — впервые она сказала ему «Ты». — Ты можешь мне не поверить. Но я безумно влюбилась в тебя, когда ты меня при первой встрече сравнил с лучом солнца. Мне стыдно было за своё поведение тогда. А после я тебе ещё раз нагрубила, но это была уже чувственность и ревностный крик души. Я на следующий день злилась на себя как змея. Шипела и шипела весь день.
— Сашенька, прелесть моя, — не надо влюбляться в сорокалетних мужчин? — сказал он ей. — Я недостоин тебя, и в отношении меня у тебя не должно быть, никаких иллюзий. Если бы ты знала, как я избалован вниманием женщин. Ты бы меня сразу отвергла.
— Нет, — вскрикнула она и утянула его на дно лодки. Она раздвинула ноги и почувствовала, как он с болью вошёл в неё. Она резко подняла попку, и он заметил, при свете луны, как округлились её и так большие, ясные глаза. Саша взялась руками за его ягодицы и прошептала:
— Не так сильно, а то меня разорвёт, как бомбу.
— Хорошо, — хрипло сказал он, и замер без движения на минуту.
В это время он чувствовал пульсацию у неё внутри. Она умело сдавливала его «дружка». И эта пульсация передавалась ему во всём теле:
— Любовь моя, я передаю тебе свои импульсы, ты их ощущаешь? — спросила она.
— От пяток до покрова волос Сашенька, — ответил он, сдавливая её тело.
— Тогда и ты начинай передавать импульсы своим плунжером, только не так сильно? Нежнее и медленней, я хочу до рассвета покачаться на лодке в твоих объятиях.
Но остатки канифоли, которой он оросил своего «друга» перед сексом с Симочкой, заставили стонать и извиваться Сашу. Он не спешил выходить из неё, когда кончил, а продолжал нежно покрывать её поцелуями.
Саша лежала в неудобной позе на поперечном брусе, и он, чтобы избавить её от неудобства, приподнял её тело и просунул свои ноги под её ягодицы. Так что она оказалась сидеть на нём. Он, прижавшись к ней своей грудью, осознал, что девочка в обмороке. Обрызгав её с ладони водой, она открыла глаза и сказала:
— Ужасно больно, но было так приятно. Я же тебе говорила, что молодые ребята не опытные, — после чего она вновь закрыла глаза. Он накинул на неё халат и начал грести к берегу. Ему повезло, что лодку отнесло ближе к берегу, и работать вёслами пришлось совсем мало. Он подгрёб к кустарнику и, оставив вёсла в лодке, взял Сашу на руки и, врезаясь в заросли леса, незаметно пронёс её в свой домик. Народ ещё не весь спал, кое-где на территории базы показывались силуэты блуждающих парочек, и свет горел в холле главного корпуса. Анатолий был спокоен, зная, что его никто в эту ночь не видел. Чтобы не разбудить Симочку, Сашу он положил тихонько на свободную кровать и накрыв её простынёй, хотел лечь сам на другое место.
— А сказку о деде Морозе кто будет рассказывать? — слабым голосом спросила Саша.
— Ты, что притворялась нарочно? — спросил он, — разве можно так пугать?
— Нет, я не притворялась, у меня там всё дерёт и ломит. И тело болит, но ты милый не беспокойся, — прикоснулась она к его щеке, — я после сегодняшней нашей близости самый счастливый человек на свете, а боли пропадут. Нам женщинам в жизни суждено иногда испытывать подобные ощущения.
— Ты выражаешься не как девочка, а как взрослая и опытная женщина, — сказал он ей.
— Я тебе говорила, что я давно не девочка, и у меня, кажется, там кровоточит. Найди мне, пожалуйста, чистую тряпку или вату?
— Всё-таки уделал девочку, злой дядя, — раздался голос Симы из темноты. — выйди на улицу? — приказным тоном сказала она, — мне её проверить надо.
Саша сразу закрыла лицо простыней, услышав посторонний голос. А Анатолий взял бутылку водки с закуской и пошёл под грибок, не забыв включить свет в комнате. Он пил один водку, много курил и думал о Саше.
«Если она действительно в него влюбилась, то это беда, — размышлял он, — в таком возрасте любовь приводит к неразумным поступкам. Это Симочку или даже Царицу можно сосватать с кем — то, когда надоедят. А такая, как Саша любые кордоны прошибёт лишь бы быть с любимым вместе. А сочная она и сахарная, как алый арбуз. Всё-таки молодость это в первую очередь свежесть и здоровье, а сексуальному ремеслу любую молодку за неделю можно обучить, если конечно у той талант и желание будет. И я, пожалуй, с Сашей займусь повышением её сексуальной квалификации».
Он сразу устыдился такой пьяной мысли и принял решение потихонечку дистанцироваться от Саши, тем более с понедельника, он выходит знакомиться с новым местом работы и на фабрике без особой нужды его ноги не будет. Дальнейшие встречи с Сашей не намечались.
— Вот те раз, — услышал он голос подошедшего сзади Сени, — ты, чего Магистр, совсем спать не ложился? В обнимку с бутылкой сидишь.
— Сейчас пойду, прилягу, — ответил, зевая, он, — наша лодка с вёслами около кустарника стоит. Андрея не забудь разбудить? Я с вами не поеду. Да надолго не пропадайте, чтобы вас не искать?
— Налей мне водочки? — попросил Сеня, — а то у меня голова разламывается. Вчера пошёл Римму провожать, а меня там бабы напоили, я и свалился у них одетым в комнате.
— Возьми всю бутылку с собой в лодку, там выпьете? — предложил Анатолий.
— Нет, на рыбалку я езжу только со своей самогонкой. Литровка у меня лежит для такого дела.
— А чем водка тебе плоха?
— Самогон надёжнее на рыбалке. Водка сейчас почти вся палёная пошла. Заедешь с ней подальше и не дай бог траванёшься, так, что грести сил не будет и отнесёт, куда-нибудь в океан, как Зиганшина и Поплавского, а ещё хуже скрючишься в лодке. А самогон если хороший, на него и сома можно поймать. Я однажды выловил у плотов, на двадцать два килограмма, еле в лодку втащил. Закоптил его, почти всю зиму ели.
— Врёшь ты всё Миндаль, — махнул на него рукой Антон, — рыба даже на коньяк не позарится, не то, что на самогон.
Он встал и пошёл в домик.
— Был бы ты рыбак, я бы с тобой поспорил, — сказал ему вдогонку Миндаль.
Анатолий на цыпочках прошёл к свободной кровати и, не раздеваясь, с немытыми ногами свалился замертво в постель.
Проснулся он, от громкого разговора на улице.
Под окнами вели кулинарный диалог Андрей и Сеня.
Он посмотрел на часы, был полдень.
— Толя ты проснулся? — спросила Симочка.
— Вроде бы, — ответил он и встал с постели.
Саша лежала с закрытыми глазами, а у Симочки ноги были поджаты к животу, и смотрела она на него болезненным взглядом.
— Нас обоих надо срочно увозить отсюда, — заявила Симочка, — Наталья заходила уже сюда, но мы притворились спящими. За выходные мы с девочкой у меня дома вылечимся. Она совсем плохая, еле ножками ступает, да и я, видимо такая же. Не пробовала ещё вставать.
— Мне за руль нельзя садиться, я ещё не совсем трезвый. Сеня и Андрей по голосам слышу оба заправленные спиртом. Сейчас, что — то придумаем.
Он вышел на улицу. За домом на костре варилась уха, а Андрей на кирпичах в чугунной сковородке готовил своё блюдо. Сеня безоговорочно дал команду водителю с автобуса и тот подогнал свой транспорт прямо к домику. Вместе с Сеней они посадили еле державших на ногах Симочку и Сашу.
— Я сегодня или завтра к тебе зайду, — сказал Анатолий на ухо Симочке перед отъездом.
— Обязательно зайди? Нам твоя помощь необходима будет, — понятливо взглянула на него Симочка.
А Саша, слегка улыбаясь, смотрела на него, но не произнесла, ни слова. В этом взгляде он ни нашёл молчаливого укора, а прочитал слова нежной благодарности. К их домику на уху пришла и Римма с Натальей и её сыном. Сам Брюсов обозревался в лодке с удочкой прямо у берега, поэтому его с ними не было. Уха получилась вкусной и наваристой, несмотря на то что сварена была из одних окуней и ершей.
— Где ловили, рыбу? — спросил Анатолий.
— Тут неподалёку приток около деревни Раздолье есть, там и ловили, а здесь на этих волнах бесполезно на удочку что — то ловить, — ответил Сеня.
— Под водочку уха на свежем воздухе, что ещё может быть лучше? — смачно приговаривал Андрей.
Водку не пили, только Анатолий, Наталья и Римма, которая остерегалась Царицы и ела без аппетита. Сеня понял это по плохому виду Риммы и незаметно от всех кивнул ей на сторону дома. Давая ей понять, что там она без всякой боязни может выпить, сколько её душе угодно. Римма без труда расшифровала его жест и прошла в дом, где на столе, было несколько бутылок с недопитой водкой. Налив себе приличную дозу, она опрокинула водку в рот и вернулась к своей ухе.
 Наталья крутила головой и бросала подозрительные взгляды на Анатолия Романовича.
— Странно, почему Симочка с Сашей не выходят ухи отведать? — спросила она, — неужели всё спят.
— Домой я их отправил, — сказал Сеня, — барским рулетом отравились вчера. Интересно, как почивали ночью, барина, кто ел этот рулет?
— Барина спозаранку все домой укатили, — тревожно сказала Наталья, — а ведь я тоже немало этого рулета употребила внутрь. Желудок, наверное, крепким оказался? После ухи Андрей поставил сковородку со своим кушаньем. Это было вкусное острое блюдо с мелко нарезанными кусочками мяса вперемежку, с непонятными пикантными добавками. Один Сева не ел, из этой сковородки Блюдо всем понравилось, а Наталья кусочком хлеба вычистила остатки со сковороды, и этот хлеб положила себе в рот.
— Вот это вкуснятина, пожалуй, лучше ухи будет, — похвалила блюдо Андрея Наталья, — обязательно рецепт мне запишешь этого французского блюда.
— Рецепт прост, — погладив себя по животу, сказал Андрей, — беззубки или хитоны, надо отварить отдельно.
— Что это такое? — поинтересовалась Наталья.
— Панцирные ракушки.
— Да мы этими хитонами раньше скотину кормили, — брезгливо повела носом Наталья, — ведрами с болот их носили.
— Напрасно, это деликатес равноценен мидиям и благотворно влияет на человеческий организм. Затем мясо ондатры мелко нарезаем и на сковородку с пачкой маргарина бросаем. Перчиком и солью не забыть присыпать.
— Чьё мясо? — открыв рот, спросила Марина.
— Туда баранина должна идти с курдючным салом, но барана не будешь же в деревне убивать, а ондатра нам попалась сегодня на реке, и я думаю, по вкусовым качествам она не хуже баранины будет.
Дальше его слушать никто не стал, все побежали к лесу, кроме Сени и Миши.
— Чего рванули, я этих ондатр в Сибири, когда был в студенческом отряде, съел, наверное, целый пуд, — непонятливо пожал он плечами. — Чистый зверёк питается одной рыбой.
— А дальше, чего добавляли Андрей Романович? — спросил сын Натальи Дмитриевны.
— Садовых улиток и пиявок для пикантности, и обязательно четыре больших луковицы и на медленном огне пережариваешь с кетчупом в течение сорока минут, а потом добавляешь туда отваренных хитонов и опять жаришь минут десять.
— Нормальный рецепт, чего они привередничают? — сказал равнодушно Миша, — все продукты натуральные и свежие, только что с «грядки». Мне понравилась сковородка! Первыми из лесу вышел Анатолий и Марина.
— Ну, братцы, мастаки, — приговаривала она, держась руками за живот, — младший меня в девичестве девственности лишил, старший канун бракосочетания крысой накормил. Слышал её только Анатолий, и он бы в другой момент принял эти слова с юмором, но чувство омерзения от съеденного блюда, не позволяло ему даже улыбнуться.
— Андрюша умоляю тебя, ничего больше не говори про своё блюдо? — сказала подошедшая Маринка, — налей мне лучше полстакана водки и дай редиски? Наталья вышла из леса под ручку с Риммой. Им поневоле, тоже пришлось выпить водки. Андрей с виноватым лицом засыпал остатки костра, песком, не произнося ни слова в оправдание.
— Надо немедленно ехать домой и принимать антиинфекционные меры, — сказала порозовевшая после водки Наталья. — Иначе мы все в Австралии окажемся от бури в своих животах.
— Мам, что ты паникуешь? — Андрей Романович приготовил вполне съедобное блюдо.
— Не смей мне говорить, больше про это блюдо? Не то я опять в лес побегу. Ондатра — это источник паратифа, она самая богатая носительница сальмонеллы.
Услышав такое об ондатре, Анатолий тоже налил себе стакан водки и выпил:
— Машину придётся оставлять здесь сегодня, а завтра попрошу Мишу и приеду с ним за ней, — сказал Анатолий.
Отдых был испорчен, все начали собираться домой. Царица оставила сына и мужа на базе, а сама села в автобус. Вместе с ней места в автобусе заняли все, кто отведывал жаркое Андрея. Водитель развёз их по домам.
В дороге, Андрей всех успокаивал и утешал, что им завтра будет стыдно, что они напугались французской и китайской кухни.
— Китайцы всё едят, что ходит, шевелится и ползает, кроме туристов, — сказал Андрей, — и никогда, поэтому не стареют. А мы, что хуже их?
— Понятно, они умирают молодыми, — заметил Анатолий.
— Вот видите, у моего брата юмор появился, значит, дело на поправку пошло, — засмеялся Андрей.
Ближе к городу у всех настроение приободрилось, и о блюде Андрея уже никто не вспоминал.

               
НА НОЧНОЕ ТРИО Я НЕ ПОЙДУ

Анатолий, оставив брата в квартире, переоделся, и сев на такси приехал к Симочке домой. Бесшумно, открыв дверь, он осторожно вошёл в квартиру.
— Не слушай ты никаких подруг девочка, так говорят только те женщины, которым не попался, такой мужчина, как Анатолий, — услышал он голос Симочки.
— Не правда, что маленький член, может доставить женщине удовольствие, — продолжала она, — а если этот член ещё в придачу тоньше струи комара, то можно считать их секс не совсем состоятельным. Пощекотать у себя в промежности любая женщина без мужика может.
Анатолия заинтриговала их беседа, и он не стал раскрывать себя, что стоит около дверного проема и слушает разговор.
— У моих знакомых девчонок есть мнение, что так говорят, только развратные женщины, которые повидали много за свою жизнь мужчин, — словно пропев, сказала Саша.
— Ничего они в половой жизни не смыслят, у меня за свою жизнь, было всего четыре мужчины и те имели краткосрочную командировку около моего тела. А когда я познала, Анатолия, я поняла, что такое настоящий мужчина, как и ты, сегодня. Теперь ты будешь иметь своё мнение на этот счёт. Твои подруги ещё молодые, и ты им скажи, если бы женщины, были довольны маленькими членами, то наш сексуальный рынок не заполнили — бы различными насадками и латексными гигантских размеров искусственными членами. Если ты попробовала подобного Анатолию мужчину хоть раз, то, когда выйдешь замуж за малогабаритного члена, то всю жизнь будешь мечтать или искать такое счастье.
— Я никого искать не буду, а мечтать буду только о нём, — сказала Саша, — он для меня сегодня стал тайным мужем и отцом. В любом качестве он будет дорог мне.
— Ты думаешь, он тебя одну с ума свёл? — спросила Симочка. — Ты уже знаешь меня и Царицу. Мы трое считаемся молочными сёстрами. Это благодаря его приложенным усилиям в отношении нас, мы стали родственницами. И я, и Царица мы обе страстно хотим его. Теперь к нам причислена и ты. Царица совсем из ума выжила, — ты знаешь, что твоя сестричка Римма, с некоторых пор ей на лобке причёску делает?
— Да знаю?
— Как она только влюбилась в него, на работе стала со всеми приветливой и на оперативках в присутствии его никому разносов не устраивает. Она помолодела за считанные дни. Производство в гору пошло, заработок швеям прибавила. Вот, какие плюсы приносят производству любовные романы. И знаю об этом только я, — призналась Симочка.
— Теперь и я знаю, — промолвила Саша, — а что он в жизни больше всего любит? — спросила Саша.
— Женщин и, как ни странно, розы, но ты ещё должна моя хорошая знать, что никаких надежд на Анатолия — всеобщего, нами любимца не должна иметь. Он создан не только для нас. Поверь мне? — я с ним разговариваю свободно и откровенно. Чем он вызывает у меня восхищение и симпатию. Он открыто признаётся, что женщины — это его стихия.
— А я уже сказала, что он дорог будет мне в любой оболочке, — сказала Саша. — С ним даже побыть в людном месте, за праздник. Можно запросто гордо крутить головкой на зависть всем окружающим подругам. А соблазнил сегодня ночью не он меня, а я его. И я считаю себя после этого сексуальной героиней!
Симочка моментально своими пальчиками сжала ей губы, не давая ей дальше продолжать говорить:
— Он обладает разнообразными подходами к женщинам, другая даже рта не успеет раскрыть, как окажется под ним. А ты тщеславна девочка моя. Не надо обольщать себя, тем, что может не сбыться, иначе сильно заболеть можешь, — после чего её пальцы разжали губы Саши.
— Это я позволила себе немного помечтать, тётя Сима.
— Я же тебе говорила, не зови меня тётей, — раздражённо сказала Сима. — Зови, как и все Симочка. А чтобы ты знала на будущее, объясняю тебе популярно, что мечта и обольщение тоже родственники между собой, как ты и я. Все женщины вначале мечтают, потом обольщают. Я вот мечтаю, чтобы он сию минуту оказался с нами на этом диване. И мы бы сообща с тобой обольщали и ласкали его. Ты бы гладила ему своей глянцевой ладошкой грудь, и целовала бы в губы. Заласкали бы его так, чтобы он взмолился у нас. Но я знаю, что эта мечта несбыточна, так как он вернее всего сейчас, обнимает и целует сиськи Натальи, а может уже и до твоей сестры добрался.
— Но Царица там с мужем и сыном, — возразила ей Саша, — что они другого места не найдут для этих целей. А Римма проявлять к нему интерес уже пробовала. Она мне говорила, что посылала ему соблазнительные улыбки, но от него ответов не было, и до сей поры, нет. Она поняла, что не в его вкусе. Так, что я за неё не переживаю. Я её только жалею, она такого натерпелась от своего отца, когда меня бабушка забрала к себе, — этого не передать. Я никому об этом ни хочу говорить. Мне больно даже думать об этом.
— А ты не держи плохие мысли в голове? Думай только о приятных и хороших вещах, — дала совет Симочка, — тогда жизнь сама по себе красивой станет.
— В данный момент не получается, — с печалью в голосе произнесла Саша, — как подумаю, что я не буду его видеть ежедневно на нашей фабрике, у меня внутри, какая-то кнопка тревоги срабатывает и такая дикая тоска накатывает, что хоть вешайся. А на базе, я как узнала от дяди Сени, что он меня маленькой на руках держал и кормил вишней, я от восторга, чуть ляжки свои не описала. Такое, чувство не передать. Я к нему вчера вечером прониклась чудовищной любовью. И пошла ночью в домик с одной целью, чтобы отдаться ему. Сняла перед этим всё нижнее бельё с себя и поверх голого тела одела халатик. Я слышала, как ты изумительно выражала свои чувства, — улыбнулась Саша, вспомнив отборный Симочки мат во время секса. — Но, когда застала вас с ним в постели, у меня не было чувства ревности, а была охота войти в домик и вытереть ему вспотевшую спину. И я готова была на такой поступок, но под руку попался тюбик, и я кинула ему его на спину со зла. Потом ушла под грибок. Вскоре вышел он. Мне внутренний голос подсказывал, что Анатолий Романович обязательно придет ко мне.
— Это не внутренний голос, а я его послала к тебе, — призналась Симочка. — Он боялся притрагиваться к тебе. Возрастную грань не мог преодолеть. Тогда я посоветовала выпить ему водки. А насчёт того, что ты его больше не увидишь на фабрике, думать перестань? Я до сих пор не понимаю, как ему это удавалось. Но за время его работы у нас, в такое трудное время, он прекрасно справлялся со своей должностью. Такого обилия материала на складах и оперативного сбыта нашей продукции не было ни при одном коммерческом директоре, и я думаю, что новое руководство зашьётся без него, и пригласят его обратно к нам. Но вопрос согласиться ли, он вернуться назад, если у нас будет заправлять всем Шувалов. Анатолий самолюбивый человек и Шувалову может не простить своё хоть интеллигентное, но всё же изгнание. А руководить базой он всё равно не будет. Если Наталья будет мэром города, она его в любом случае пригласит в администрацию на хорошую должность. Он везде может управиться.
Анатолий стоял и слушал их диалог, затаив дыхание. Ему в эту минуту нестерпимо захотелось оказаться промеж этих двух разных по возрасту женщин.
— У тебя девочка температура к вечеру поднимается, — раздался голос Симочки, — давай я встану, чаю тебе с мёдом вскипячу, и телевизор заодно включу. Тебе спать надо много, а мёд — это самое лучшее снотворное из натуральных продуктов.
Анатолий на цыпочках подкрался к дверям и громко хлопнул ей, сделал вид, что, только вошёл и их разговора не слышал.
— Вы живы мои дорогие женщины? — спросил он, войдя в комнату.
Симочка и Саша лежали обе обнажённые на разложенном диване, но прикрытые были разными покрывалами.
— Пока не умерли, — радостно ответила Симочка.
Саша смутилась, когда он увидал вдвоём лежавших и полностью раздетых женщин. Она покраснела и медленно стала натягивать на себя покрывало.
— Поздно девочка моя стесняться, когда матка взрыхлена, — сказала ей Симочка.
— Зачем ты так Симочка, не видишь ей противно на душе от таких слов, — сказал укоризненно ей Анатолий, и присел рядом с Сашей, положив ей руку на грудь.
— Мне не противно, а неожиданно приятно видеть тебя здесь, — сказала Саша, привставая с подушки и не придерживая покрывала, оголила свои, созревшие груди.
— Тебе чаю с мёдом надо выпить? — посоветовал он ей, будто не слышал, что хотела сделать Симочка перед его приходом.
— Мы только хотели с ней почаёвничать, но пришёл ты. Теперь уважь нас, поухаживай за нами? Ты знаешь, где всё лежит, — попросила его Симочка.
Он обнял обеих женщин за обнажённые плечи и, дыша спиртным им в лицо, страстно сказал:
— Для меня уход за вами, равносилен празднику любви!
— Анатолий Романович, да ты пьян, — заметила Симочка.
— Нет уже не пьяный, но сейчас обязательно выпью и вам налью своего лекарства, — сказал он, вставая с дивана.
Он подошёл к телевизору, включив его, сразу ушёл на кухню.
— Восхитительно! — удивлённо взглянула на Симочку Саша, — мне, кажется, Симочка, он мысли твои прочитал.
— Такой дар за ним замечается. В нём много интересного, позже ты это поймёшь. Это он почувствовал, что мы о нём говорим. И приехал к нам.
Он принёс из кухни табуретку и поставил её около дивана. Затем на неё водрузил поднос с коньяком, лимоном и очищенными грецкими орехами.
— Вначале вам нужно подлечиться этим, — показал он на коньяк, — а чайник закипит, будем пить чай.
Он подал им по дольке лимона и персонально каждой вложил в руки рюмки с коньяком. Когда выпили, Анатолий сел напротив их и начал бессовестно разглядывать их голые тела.
«Сравнений, никаких не может быть, Саша по всем статьям превосходит Симочку, — подумал он, — но Симочка намного сексуальней Саши. Хотя, по сути, Сашу и женщиной назвать язык не поворачивается. Веет от неё ещё детством. А если бы рядом с ними сидела Царица? Она точно бы на первом месте была».
Симочка, словно угадав его мысли, спросила:
— Жалеешь, что с нами нет Натальи для полного комплекта?
— Нет, вчетвером нам тесно будет, на этом маленьком диване. Я не высплюсь, а спать хочу, как ежик.
— И как ты представляешь себе наш сон втроём? — прерывисто дыша, — спросила Симочка.
— Не волнуйся ты так Симочка, — сказал он, — я знаю, что трогать вас сегодня нельзя. Поэтому мы перед сном дружно помолимся. Затем я лягу головой на другую сторону, никакого трио в постели я не признаю, считаю это извращением. И так, как я не желаю выглядеть в глазах этой милой девочки аморально испорченным дяденькой, я всё-таки принял решение покинуть вас. Сейчас вызываю такси и поеду стеснять брата, или ещё лучше поеду к Царице. Она одна сегодня дома. Мужа с сыном оставила на водохранилище.
Он встал с дивана, но маленькая ручка Саши цепко обхватила его за запястье. Анатолий взглянул ей в глаза и сказал:
— Вот эта маленькая ручка, лежала бы у меня на груди всю ночь, если бы мы были вдвоём.
— И не только рука, — внесла поправку Симочка. — А теперь неси мёд и чай, если взялся ухаживать за нами. Никто тебя отсюда не выпустит. Правильно я девочка моя говорю?
Саша была вне себя оттого, что он сказал. Ей казалось, что она притронулась не к человеку, в которого успела, неистово влюбится. А к посланнику космоса, который может читать чужие мысли.
— Не надо мешать ни Андрею Романовичу, ни беспокоить нашу Царицу? — произнесла Саша, — ложись с нами валетом, я готова подвинуться и положить свою руку на твою грудь, и ты не аморальный дядя, а любимый нами мужчина.
— Замечательно! — торжественно произнёс он. — Видимо тебя Симочка подготовила к растерзанию моего тела? — Хорошо я останусь, но спать лягу на балконе, и только из-за того, чтобы не осложнить вашу болезнь, а не как, вы думаете, что я боюсь за ночь, которая мою интимную часть тела увеличит на пару дюймов.
Он оставил женщин с открытыми ртами сидеть на диване, а сам ушёл на кухню за чайником.
— Поняла Сашенька, какой он удивительный человек? — заворожено произнесла Симочка, — он всегда знает, что хочет женщина, не только в постели, но и в жизни. И сам может мысленно приказывать женщине, чего хочет он. Повелитель просто, а не человек!
— Это вырабатывается у людей, которые в жизни много книг умных прочитали, — сделала вывод Сашенька.
— Ты правильно заметила, он на редкость начитанный мужчина, но главный конёк у него «ОПЫТ». Анатолий сейчас перед нами комедию ломал, что домой собирается. А на самом деле он сейчас на кухне обдумывает, кому больше ласок отдать, чтобы не обидеть ни тебя, ни меня. Я подразумеваю, что главным объектом послужишь для него ты. Я согласна на это. Но ты не переживай, я тогда ему свои ласки отдам и за тебя, и за себя. Они прервали свой разговор, когда он вошёл с чайником в комнату. Напоив их чаем с мёдом, они затем допили коньяк и он, посмотрев в окно, сказал:
— Смеркается на улице, пора нам всем прислониться к богу сна. Симочка, дай мне, какую-нибудь циновку? Я пойду на балкон.
— Не валяй дурака Толик? — сказала Симочка, — я же знаю, как тебе хочется полежать с нами. Выключай свет и ложись в нагретое место или ты хочешь, чтобы больные женщины встали и раздели тебя?
Он ничего не сказал в ответ, только щёлкнул выключателем и прошёл на балкон.
Анатолий долго не мог уснуть, молча, слушал щебетание двух женщин, но всё равно отданная сила двум темпераментным женщинам взяла своё, вскоре его глаза сомкнулись.
Симочка среди ночи пошла в ванную. А Саша в это время тоже не спала, а впала в грязные воспоминания. Перед её глазами стоял вечно пьяный с немытой головой Устинов. Когда он после смерти матери изгалялся над родной дочкой, и после этого ей давал школьную конфетку или кусочек сахара. А иногда за бутылку спиртного он подкладывал её под своих собутыльников. От тех пропитых мужиков постоянно исходил омерзительный запах, но в отношении отчима они отличались некоторой щедростью. Те мужики давали ей деньги, которые она с сестрой на следующий день растрачивала на сладости. Этот ад продолжался до тех пор, пока отчим не поел грибной лапши, которую сварила Римма. Одна Саша знала, что ядовитые грибы для отца Римма готовила отдельно. Устинова похоронили, после чего сёстры были разъединены, разными бабушками. Прошло больше пяти лет, как не стало Устинова, но память о нём неизлечимо бередит её душу. И забыть его волосатые руки, пахнущие табаком, когда он брал её ими за голову и притягивал к своему вонючему рту, она никогда не сможет. А истинную причину кончины Устинова они с сестрой поклялись, что будут хранить до самой своей смерти.
…До Саши доносился плеск воды в ванной, где была Симочка, но все эти всплески не заглушали грустные мысли, а наоборот тревожили всё больше и больше. Ей представилась пожелтевшая ванная со ржавыми трубами и вечно текущими от неисправности кранами, где отчим разрешал им мыться тогда, когда она была не заполнена пустыми бутылками, которые он сдавал на деньги. Однажды он вошёл в ванную, где Саша сидела голая и начал раздеваться, чтобы совершить гнусные действия. Будучи пьяным, в тот день он упал на разбитую стеклянную полку и перерезал себе вены на руке. И если бы не его друг Вол, с которым он сидел вместе в тюрьме за хулиганство, то жизнь бы он свою закончил намного раньше и тогда бы Саша не познала технологию грязного секса, и не получила моральное увечье. Она оторвалась от своих воспоминаний, когда почувствовала, что Симочка вышла из ванной и переключилась на Магистра.
«Какие мужчины бывают разные, — подумала она. — Вот он рядом на балконе, я не вижу его лица. Но мне кажется, что я под ним лежу и смотрю ему в глаза. От него пахнет непонятным запахом, отдающий сладко горьковатым дурманом, который приводит меня в трепет. Приятная туалетная вода, интересно, что это за марка? Надо будет у него спросить. Генка Купец и Филя против него выглядят сморчками, они шпана из подворотни и никогда такими, как он не будут потому, что книг не читают, а смотрят только телевизор с искажёнными передачами и курят дешёвые сигареты и то не свои, от которых у неё в горле дерёт. А собственно, с кем я его сравниваю, Филя и Купец, совсем не мужчины, они похотливые кролики, участь которых неизбежно в скором времени будут определять правоохранительные органы. Или пьяные могильщики, которые им будут копать узкие могилы, обрубая лопатой, подземные корни деревьев и громко матерится. Наркотики, — это не полезное увлечение, а скорая смерть или долгая тюрьма, больше они ни к чему не приводят. Хорошо, что я тогда в день святого Валентина отказалась от укола. А Валька Суслова, не смогла тогда отказаться. Потом она стала нервной и ранимой и серьёзно поругалась с родителями, а на следующий день её нашли мёртвой в сквере с диагнозом передозировка. Как сказал мне Вениамин Васильевич Сметанин, — психотерапевт из диспансера, — что самый верный диагноз смерти наркоманов, не передозировка, а намеренный уход из жизни оттого, что они все ранимые и не способны преодолеть трудностей.
«Наркотики, — это удел слабых людей, говорил он. То есть наркотики приносят большие деньги наркобаронам, которые словно санитары леса выискивают слабых людей и доводят их до быстрой смерти».
Эти слова врача у меня всегда стоят в голове, и я никогда не буду прикасаться к наркотикам. Мой наркотик будет этот мужчина, которого я безумно буду любить, и уважать всю жизнь. Больше мне ничего не надо». Она повернулась на бок и стала считать про себя, чтобы уснуть, но постоянно сбивалась, тогда она вновь мысленно ушла к Анатолию.
«Сегодня он запустил меня на вершину блаженства. Я поняла, что мне эта процедура приятна с таким мужчиной. И отказываться от этого удовольствия совсем не обязательно. И уж не совсем нужно знать ни моим близким, даже Римме, что я делаю в постели с этим красавцем. В первую очередь я это делаю для себя и для того, кого люблю как бога. Мне хорошо и никого это не должно волновать и обсуждать эту тему, я могу сама с собой или с человеком, которого люблю. А этот человек Анатолий Романович, которого я пытаюсь в этот момент развернуть. Я обязательно про любовь в лодке напишу стихи и когда достигну творческого расцвета Ахматовой, выпущу самиздат и назову его «Части тела». Возможно, меня сделают лауреатом государственной премии? Жизнь же не стоит на месте. В молодой России раньше одеколон был в запрете, а сейчас говорят голых резиновых женщин уже продают.
Её воспоминания и размышления разрушила Симочка. Она неслышно подошла к дивану и, взяв Сашу на руки, понесла в ванную. Саша не воспрепятствовала ей, она, как маленький ребёнок покорно прильнула к груди Симочки и, положив ей руки на плечи, сказала:
— От тебя пахнет полевой ромашкой Симочка.
Симочка осторожно опустила Сашу в ванную с концентратом ромашки.
— Ты милая сейчас будешь так же, как и я пахнуть, — сказала Симочка, — нам эта трава необходима, чтобы залечить свои драгоценные органы. Тебе надо минут пятнадцать посидеть, чтобы завтра лучше себя чувствовать. Пока спит наш любовный реципиент, мы немного должны восстановить себя.
— Что такое реципиент? — спросила Саша.
— Это душечка моя человек, который получает что — то от донора. Мы сегодня для него являлись настоящими донорами ласки, которую без сожаления в полной мере отдаём ему, но не безвозмездно, а в долг. Согласись со мной, что это возможно не так гуманно. Зато, как восхитительно одаривать его тем, что он позже возвратит нам с большими вкусными бонусами!
— Я понимаю, о чём ты говоришь Симочка, и вполне согласна с тобой, — ответила Саша. — Сегодня твой диван был для меня не только источником твоих знаний, но и хорошей колыбелью.
Симочка приступила к её гидромассажу, включив при этом лейку душа направляя напор на груди и промежности. Когда Симочка закончила сеанс гидромассажа, она большим махровым полотенцем досуха обтёрла Сашу и, взяв на руки, понесла её не на диван, а на кухню. Там стоял разлитый в рюмки коньяк и бутерброды с паюсной икрой.
— У меня такое чувство Симочка, что у тебя не квартира, а филиал рая, — сказала Саша, когда выпила коньяк. — И ещё меня интересует один вопрос: — почему ты без мужчины была? Ты ведь красивая и приятная женщина, и фигурка у тебя завидная.
— Спасибо милая, но нет у меня настроения, сейчас об этом говорить. Скажу только одно, трудно сейчас встретить настоящего мужчину по душе. Большинство мужчин пьют горькую из-за тяжёлой жизни. Такие, как Толя в недалёком будущем, возможно, будут занесены в красную книгу и будут они народным достоянием. Понимаешь Сашенька, рядом с ним хочется нестерпимо что-то творить, и я достану, наверное, свой мольберт и возобновлю своё увлечение пейзажами. Я знаю, в данный момент могу достичь мощного творческого подъёма в живописи, какого даже великим художникам не снились, к примеру таким как Дюпре, Рафаэлю и другим.
Она погладила руку Саши и, улыбнувшись, сказала:
— Давай Сашенька мы с тобой по рюмочке ещё выпьем? — заполнила она рюмки коньяком, — и пойдём, на балкон обнимем нашего кавалера.
— Я не возражаю против коньяка, — сказала Сашенька, — но в подтверждении твоих слов, могу сказать, что похожие чувства насчёт творчества и у меня появились. Я пишу стихи, которые никогда никому не читала. Как появятся у меня деньги, я обязательно издам сборник своих стихов. Но его не на надо тревожить, это отвратительно человеку покой ломать.
— Ты знаешь моя хорошая девочка, что сказал Моэм?
— Я не знаю, кто это такой? — ответила Саша.
— Это писатель английский, — объяснила Симочка. — Так вот он сказал, что искусство, — это проявление полового инстинкта. Бальзак же про искусство говорит, что это религия, которая имеет своих жрецов и имеет своих мучеников. Вот мне и кажется, что будем мы с тобой мучениками, и всё из-за нашей с тобой влюбчивости.
Они допили коньяк. Последняя рюмка сделала Сашу пьяной. Она сидя уснула за столом. Симочка бережно отнесла её на руках и положила на край дивана, не забыв при этом несколько раз поцеловать её в лобик, а сама легла к стенке на своё место.
Он же проснулся он рано утром, около шести утра. Осторожно встал с шезлонга, чтобы не будить женщин. Оделся, и перед уходом поцеловав обоих, мысленно простился с ними. Надеясь, что больше с ними не встретится. Он не предполагал тогда, что этот день для него будет не последний и, не успев опомниться после этой ночи, ему придётся к Симочке обратиться за помощью, а Саша упорно будут искать с ним встреч, в городе и бассейне.

               
                ГОРЕ — МОРЕ

                НА НОВОМ МЕСТЕ

     Андрей сорвал с работы Марину и, не предупредив родителей, увёз её в Харьков. Анатолий вышел на новое место работы, где у него впервые дни создалось негативное отношение к данной должности. Было лето, все спортивные сооружения находились на ремонте. Только на базе отдыха проводили частичный ремонт своими силами. В главном корпусе он выбил номер, где мог оставаться на ночь, — этот номер раньше принадлежала Шувалову.По существу это была благоустроенная квартира.
— Этот номер нельзя занимать, — сказала ему завхоз Эрика, — сюда мы обычно селим почётных гостей.
— Запомните Эрика на будущее? — внушительно заявил он.
— Отныне, у нас все отдыхающие будут в почёте, и впредь прошу, пожалуйста, мне не указывать, как мне нужно поступать во вверенном мне объекте? Сочту нужным, я сам спрошу у вас.
Эрика недовольно хмыкнула, но возражать не стала. Проведённая скорая инвентаризация показала, что на крупную сумму, отсутствует на базе мебель, дорогие люстры, два биллиардных стола и много разного спортивного инвентаря.
— У меня всё это учтено, — сказала она, — и выложила из ящика учётные карточки. — Вот один биллиардный стол, на Корнееве — председателе спорткомитета записан, а второй в нашем бассейне стоит. Так же спортивный инвентарь находится в пожарной части, — пояснила она, — с ними мы дружно живём. А люстры и мебель по распоряжению Фёдора Ильича я передала в охотничьи домики. Не беспокойтесь, у меня всё сходится.
— Я вижу Эрика, что у вас полный ажур в документах, — сказал он. — Я убедился, что подкопаться не к чему. Но надо всё потихонечку возвращать назад, так как это материальные ценности находятся у нас на балансе, а вернее у тебя на подотчёте. Причём здесь охотничьи домики, которые принадлежит авторемонтному заводу? В бассейне биллиардный стол можно оставить, так как это наше структурное подразделение, а второй стол, будьте добры в ближайшие дни, вернуть на базу? Он не стал ей напрямую называть фамилию Шувалова, зная, то, что брал Корнеев, все передавалось ему. Эрике и без этого было ясно, где находится второй стол. Она ничего ему не ответила, надеясь, что сам Шувалов утрясёт все эти незначительные вопросы, и всё останется по — старому.
На следующий день ему позвонил Шувалов:
— Анатолий Романович, я смотрю, вы серьёзно взялись за работу, — сказал Шувалов. — Молодец, хватка умелого руководителя чувствуется! Только я бы хотел вам дать совет; — нет острой необходимости, так резко закручивать гайки? С подчинёнными надо быть проще, тогда они поймут и оценят вас лучше, как руководителя.
— Мне, кажется, что я не превышал, своих должностных инструкций, — ответил Анатолий. — И был со всеми вежлив и тактичен. Или мне надо было нарушить субординацию и в честь знакомства с персоналом сесть за стол с выпивкой и винегретом?
— Да бросьте вы Анатолий Романович, я вам совсем не об этом говорю. Далась вам эта мебель с биллиардными столами. Никуда ничего не пропадёт, и уверяю вас, мы все здесь находимся и за границу уезжать не собираемся. И я вам по секрету хочу сказать, что турбаза — это безмерный насос для городского бюджета, — сосёт много, а отдачи никакой нет. Документы на передачу её авторемонтному заводу почти готовы, и думаю, процедура передачи окончательно завершится после выборов главы администрации города. А авторемонтный завод богатый и я надеюсь, они облагородят базу, как подобает, и превратят её в доходный объект.
— Пока этот завод только обирает базу, — ответил ему Анатолий, — если они такие богатые, почему не приобрели на свои оборотные средства мебель, а полезли в карман скудного бюджета города?
— Ты понимаешь, Анатолий Романович, они нам помогли во многом. Базу отремонтировали за свой счёт, новые домики построили, сейчас бассейн ремонтируют. В знак благодарности мы им и отпустили новую мебель на временное пользование. Так что база вместе с мебелью к ним перейдёт, и ты не ищи здесь никаких нарушений финансовой дисциплины. А за то, что я тебя на такую должность назначил, ты меня ещё будешь благодарить несколько раз. Ну, пока, Анатолий Романович, будут вопросы, обращайся, поможем, чем можем.
Анатолий положил трубку, но неприятный осадок от этого звонка остался. Следом ему позвонил Корнеев и просил, чтобы Анатолий Романович подыскал себе для отдыха другой номер, а люкс освободил. Анатолий пообещал ему выполнить его указание, посчитав, что бессмысленно этот вопрос обсуждать по телефону, но обещания он свои зарёкся твёрдо, не выполнять. И ещё он попросил Корнеева отозвать бухгалтера из отпуска, чтобы она помогла ему провести хотя бы поверхностно проверку материальных ценностей, но получил отказ. Корнеев ему объяснил, что ревизию делают ежегодно в конце года.
«По — видимому, я попал в смачное говно, которое мне придётся разгребать одному, — подумал он. — Эта сучка смазливая Эрика, — лиса видать хорошая и наживается здесь неплохо и Шувалова подкармливает, или иначе, зачем ему надо было звонить мне? Значит рыльце в пушку у него в первую очередь. А Корнеева я не боюсь. Осадить я его смогу в любое время».
Он вспомнил наказ Натальи, когда она ему сказала, что весь персонал базы устроен по блатным протекциям и обязательно проверяй Эрику. Она человек Шувалова.
«Выходит, помощников я здесь не найду, — размышлял он вслух, — буду опираться на свои силы, а Эрику надо ещё раз проверить. Приглашу от отца Коротаева, он бухгалтер хороший быстро разберётся во всём».
Анатолий хотел выйти из кабинета, но вновь зазвонил телефон. Сняв трубку, он узнал голос Симочки.
— Ты, что это Анатолий Романович, сбежал от нас и сразу забыл, — проговорила она. — Неделя прошла, а ты и позвонить не соизволил, или у тебя семья с юга досрочно вернулась?
— Нет, Симочка семья моя приедет, через десять дней, — ответил он. На работе проблемы появились, ты же понимаешь, каково принимать новый объект, с протухшими кадрами. А я кое в чём не разбираюсь.
— Примерно я догадываюсь, в чём заключаются твои проблемы, — сказала Симочка. — Но ты не унывай, а отпроси меня у Царицы на пару дней, я тебе помогу профессионально провести аудит. Или ты забыл, что я в финансовой системе, так же хороша, как и в постели.
— А ведь это стоящее предложение Симочка, как я забыл про тебя, — обрадовано сказал он, — я прямо сейчас, решу с Натальей этот вопрос. И ты завтра в восемь утра выходи к рынку, я тебя подберу на своей машине.
 У него приподнялось настроение от неожиданно предложенной помощи Симочки. Анатолий, не откладывая дело в долгий ящик, положительно решил вопрос с Натальей насчёт Симочки:
— Да, конечно, бери, нет вопросов Толя, — сказала она, — Симочка зубр в этом деле. Выходит, мои подозрения о нечистоплотности на базе были не напрасны?
— По документам всё нормально, но у меня есть сомнения по списанию строительных материалов. Нормы искусственно, мне кажется, завышались, да и другие вопросы имеются.
— Толя, отвлекись на минуту от своих проблем, выслушай меня? «Я хочу тебя обрадовать», — сказала она. — Я стала вполне здорова и к встрече готова, которую с нетерпением жду!
— Я тоже скучаю, но в данный момент, не могу сообразить, где нам лучше обняться. Здесь на базе, пока ещё рано, у меня дома опасно. У тебя на работе подозрительно.
— Пока ещё не подозрительно, — заверила она его, — но ты забыл квартиру Симочки. Ключ я могу у неё взять всегда. Это самое безопасное место. У меня хоть время и ограниченно, я выборами занимаюсь, как на фабрике, так и в городе, но для нашей желанной встречи время всегда выкрою.
«Что его брать, — подумал он, — ключ от квартиры Симочки у меня лежит в бардачке машины».

                АУДИТ

        На следующий день утром Симочка стояла у рынка. В лёгком цветастом платье, которое её молодило, она запорхнула словно птичка в машину.
— Привет, сказала она, — и чмокнула его легонько в щёку, оставив небольшой след губной помады на его лице, которую сразу стёрла одним пальчиком.
Анатолий внимательно посмотрел на неё, вдохнув носом, вместо приветствия в шутку спросил:
— У Натальи духи французские похитила?
— Не угадал. Это Сашенька потратилась, говорит, мы теперь должны пахнуть как Царица. Я её, конечно, мягко отругала за эту покупку, но, как видишь, пользуемся. Она ведь сейчас можно сказать у меня живёт. Никуда уходить не собирается.
— Интересно, и чем вы дома с ней занимаетесь? — спросил он у неё.
— Она очень развитая девочка, с ней интересно. Много книг прочитала, любит стихи, и даже пишет их сама. Только не решается их прочитать никому, говорит рано ещё. Досуг мы с ней проводим великолепно и всю неделю ждали тебя, думали, сподобишься появиться, а ты весь в делах оказывается.
— А тебе не кажется, что эта милая Саша так молода и не по годам развратна? — оторвал он взгляд от дороги и внимательно посмотрел на Симочку.
— Смотри на дорогу и не мели глупостей? — засмеялась она. — Она страстная, но никак не развратная, у меня на этот счёт имеется субъективное мнение, и никто обратное мне не может доказать. И тебе стыдно должно быть так, судить о ней. Девочка вместе со мной устроила праздник души человеку, который имеет большую тягу к женскому полу и розам. Сашенька за свою жизнь знала близко всего двух неполноценных мальчиков, а ты я думаю, весь город наш перепробовал и теперь за мостом промышляешь, наверное? Получается это ты падший ангел, — пристыдила она его и рассмеялась на всю машину.
— Всё Симочка я понял, мне уже стыдно, — поддержал он её смех, — я неправильно выразился. Хотел сказать одно, а вылетело другое. Безусловно, она мила! Но если она с тобой живёт, наставь её на путь истинный. Внушай ей, что сорокалетние мужчины, не для неё. Посоветуй ей в избранники найти молодого респектабельного мужчину, который её будет любить и баловать. Что хочешь ей вбивай в голову, а от меня её отвадь. Тебе это под силу. В крайнем случае, дай ей прочитать из своей библиотеки Шекспира. Я уверен, что она не читала Ромео и Джульетту.
— Поздно батюшка, — она уже бредит тобой. И никто ей этого запретить не может. Я же могу ей посоветовать только, не делать глупостей, а Шекспира к твоему сведению она всего прочитала. Лучше скажи мне откровенно, неужели бы ты отказался от такой ночи, когда мы тебя вдвоём обхаживали?
Анатолий приятно улыбнулся и произнёс:
— Зачем спрашиваешь, сама знаешь, какой ответ последует на это вопрос. Я же не из Чернобыля. Постельная организация была великолепной! И со мной такой «хоровод» произошёл впервые. Я эту ночь не забуду до конца своей жизни! Очень благодарен вам обоим за тот сказочный карнавал, в особенности тебе!
— Не благодари, давай лучше в лесок свернём и раскачаем немного твою машину? — предложила она. — Успею я проверить твою базу.
Анатолий, без лишнего звука, свернул с трассы и заехал в небольшую сосновую посадку. — В машине приляжем или о сосну обопрёшься? — спросил он.
— Лучше пленэр, — хочу иметь контакт, с природой и с тобой.
Она вышла из машины и, подойдя к невысокой сосне, задрала подол.
На ней трусов уже не было. Затем она согнулась и, упершись руками о дерево начала медленно и заманчиво крутить задом, как бы подзывая его к себе. Эти движения быстро его возбудили. Он разделся догола и, подойдя к ней сзади, вонзил в неё своего «друга». После чего она согнулась ниже и, изогнув своё тело, ритмично стала работать попкой и несколько раз повторять:
— Не останавливайся, злодей ты мой сексуальный!
За этими словами последовал многоэтажный мат, который ещё больше придал сил Анатолию и он, убрав руки, с талии ухватившись за её бёдра, начал притягивать её с такой силой на себя, что звуки от двух тел заглушал всё вокруг. Пение птиц и жужжание слепней они услышали, только тогда, когда она стояла уже на коленях, а её голову прикрывала высокая лесная трава. Он гладил ей волосы и говорил:
— Симочка для тебя я уже слов ласковых не могу найти. Всё до этого сказано. Но хочу тебе лишний раз напомнить, — с тобой любовью заниматься в любом месте восхитительно! Она освободилась из-под него и, сняв несколько прилипших к коленям травинок, сказала:
— Толик ты же опытный мужчина, а не можешь отличить занятие любовью от сексуальной лихорадки. Это была у нас пятиминутка по выкачке бурлящих гормонов! А любовью настоящей я думаю, мы насладимся после ревизии.
— Никогда бы раньше я не подумал, что женщина, облачённая во множество одёжек, которые прикрывал халат и с повязанной на голове старушечьей косынкой, может быть такой сексуальной и красноречивой, — с жаром произнёс Анатолий.
Он стоял перед ней голый и с интересом разглядывал Симочку, которая в это время не обращала внимания на него а, глядясь в зеркальце, поправляла свою причёску.
— Сам меня сделал такой, а теперь удивляешься. Одевайся быстрей, пока слепни тебя не заклевали? А кабинет твой, между прочим, временно занял Шувалов, — нервозно произнесла она.
— Не надо нервничать милочка? «Красивую женщину это портит», — сказал он ей.
   Она внимательно взглянула на него, бросила зеркальце в сумочку и, достала оттуда трусики. Не снимая с себя туфли, она просунула в них свои ножки и подняла их наверх. Потом, подойдя к нему, крепко поцеловала его в губы. Поцелуй был такой глубокий и затяжной, что он вновь сильно прижался к ней и, приподняв ногу, уперся коленом ей в лобок. Почувствовав, что он опять возбудился, она медленно начала сползать по его голому телу на траву и, встав на колени, жадно припала губами к его фаллосу.
На базу они попали только к обеду.
Эрика одета в лёгкие шорты и спортивную майку, со скупой улыбкой на лице, впустила Симочку в склад, предоставив ей, все необходимые документы для проверки.
— Я оставлю вас здесь одну на часок, а сама отлучусь, — сказала Эрика. — Вы возражать не будете, если я вас закрою, чтобы вам никто не мешал?
— Нет, пожалуйста, делай, как тебе удобно, — ответила ей Симочка, — мне твоя помощь не понадобится. И перестань меня называть на вы, мы всё-таки с тобой немного знакомы, и я здесь не официальное лицо. Только после моего заключения, к тебе могут нагрянуть ревизоры. Конечно, если ваш директор их затребует?
Эрика появилась не через час, как обещала, а через три часа. Она за это время на автобусе принадлежащей базе, успела съездить в город и купить всё необходимое, чтобы задобрить Симочку. При голых полках в магазинах, она набрала множество всевозможных деликатесов, которые даже в дорогих гастрономах не приобретёшь.
— Это тебе Сима, — выложила она ей из пакета продукты на стол.
— За что мне такая почесть? — удивилась Симочка.
— Положено так, — смело сказала Эрика. — Всех ревизоров принято подкармливать, чтобы они на голодный желудок, непоправимых ошибок не сделали.
— А я уже не сделаю, так как в твоём складе их не нашла Эрика, — обрадовала она завхоза. — Сегодня поздно уже, а завтра мы вместе с тобой для проформы прогуляемся по базе, покажешь мне, что где находится и, я уеду. А сегодня, если можно распорядись, чтобы мне одноместную комнату выделили? Домой смысла нет возвращаться.
— Об этом не беспокойся, сейчас администратор Валентина Львовна Чижова лучшую комнату подготовит, — лебезила Эрика перед Симочкой.
— Хорошо, я тогда пока отлучусь в санитарную комнату, — открыла дверь Симочка. — Сама понимаешь несколько часов без туалета, — это мучительно неприятно.
Когда Симочка вернулась из туалета, Эрики уже не было на месте. Вместо неё у склада её ждала администратор, — женщина лет тридцати пяти с красивыми шелковистыми русыми волосами и большими модными очками. На пальцах рук у неё красовалось два дорогих перстня.
«Она бы была похожа на нашу Наталью, — заметила про себя Симочка, — если бы не очки и цвет волос».
Женщина провела её на второй этаж в светлую и ухоженную комнату, с ванной и телевизором.
— Располагайтесь здесь, — сказала администратор, — она хоть и не одноместная, но считается одной из лучших. К вам естественно я подселять никого не буду несмотря на то, что сегодня вечером намечается большой наплыв отдыхающих. Телевизионный завод, юбилей отмечает. Заказали двести мест, — объяснила она. — Если у вас просьбы и вопросы, какие возникнут, обращайтесь без стеснения. Я до утра на своём посту буду находиться.
— Пока у меня только одна просьба, — обратилась Сима к администратору, — я хотела бы увидеть вашего нового директора. Надо оповестить его, что проверка прошла успешно, без претензий и завтра до обеда он меня должен вывезти отсюда, так же как и привёз.
— Ой, да вы отдохните пока? — любезно предложила Симочке Валентина Львовна, — можете ванну принять, а я ему доложу, что вы желаете его видеть. Он всё равно сегодня не должен домой уехать, всё-таки у нас не каждый день бывают многолюдные праздники. Прежний директор Барсуков, у нас никогда на таких мероприятиях не был, он больше к спорту тяготел. Всё в бассейне, да в спорткомплексе пропадал. А наведывался бы сюда чаще, место своё бы сохранил. А ведь он честнейшим человеком был.
— Он, что умер? — спросила Сима.
— Нет, конечно, он в школу ушёл работать преподавателем по физкультуре.
— Понятно Валентина Львовна, — хочу вам заметить, что у вас очень красивые роскошные волосы, — не удержалась от похвалы Симочка.
— Спасибо, — мило улыбнулась Валентина Львовна, — они многим нравятся, — и, открыв дверь, покинула номер.
Симочка после её ухода приподняла подол и извлекла из трусиков несколько учётных карточек. Обнюхала их, и положила под подушку, а одну отдельно спрятала в своей сумочке. После, чего сняла туфли и прилегла на кровать. Она не спала, а дремала, и когда к ней в номер вошёл Анатолий, её глаза были уже открыты.
— А почему ко мне не поднялась? — спросил он у неё сразу на входе.
— Не надо, чтобы твои очаровательные прислуги думали, что я выполняю твой заказ, — подымаясь с постели, сказала Симочка.
— Как меня известила Эрика и Чижова, проверка прошла без задоринки, и они уже с дорогими конфетами чай внизу пьют. А то, что ты мой неофициальный ревизор, им всем об этом известно.
  Он хотел сесть на стул и выдвинул его из-за стола, но увидав там пакет с продуктами, задвинул стул на место.
— Всё-таки доставила свои подношения сюда, — вытрясла из пакета Симочка всё содержимое.
— Ничего себе вот это ревизоров потчуют? — удивился он, — и взяв со стола банку белужьей икры, начал крутить её перед глазами. — Да у меня у тестя только по праздникам такие деликатесы лежат в холодильнике.
— Теперь ты понял, как проводить нужно умело ревизию? — Симочка насмешливо смотрела на него. — Такие подношения делают только отъявленные жулики, и правит здесь всем не Эрика, как я думаю, а кто — то другой.
   Она достала из-под подушки учётные карточки работников горкома и исполкома, где на них было записано много инвентаря от вещей развлечения до вещей обихода. И всё это имущество было дорогостоящее.
— Вот эти три незначительные карточки я унесла у неё со склада в своих трусиках. И здесь может ей хватить на приличный срок. И знаешь, почему я взяла именно эти карточки?
— Пока нет.
— Эрика, подготовила перечень, подлежащий списыванию, куда входит именно этот новый инвентарь. Он не может быть списан, как существуют нормы и сроки на любую вещь. Биллиардный стол, которому год всего сроку, записан на Корнееве. Этот стол может служить десять лет, а то и больше, а она его подготовила к списанию. Я это отлично знаю, так как меня наша фабричная общественная ревизионная комиссия проверяла ежегодно. Не будет этих карточек у неё, тогда ей придётся выборку делать и восстанавливать все формуляры. А на это уйдёт уйма времени. Я тебе вынесла всё на бумагу.
Симочка, достала из сумочки лист бумаги и положила на стол:
— Смотри первый пункт. Он там внесла к списанию десять футбольных сеток, негодных к использованию. Сетки все на месте десять штук, перевязаны, под стеллажами лежат рваные, только они не футбольные, а волейбольные, которые футбольных сеток в три раза дешевле. И подобные нарушения у неё идут дальше. Мячи волейбольные фирмы «ГАЛА», двадцать штук, а вместо них валяются мячи со шнуровкой, то, чем играли в довоенное время. Пока на этих фактах, можешь эту Эрику приручить и держать её на строгом ошейнике. Даже разрешаю её трахнуть. Что дальше делать ты сам разберёшься не мне тебя учить? Она потерю карточек обнаружит позже, и будет требовать у чиновников, чтобы всё вернули на базу. А расходы стройматериалов, там вообще баснословные, но ты не хватайся сейчас за это. Я тебе могу подготовить отдельно бумагу, по стройматериалам. Ты этой цифирью не только Корнеева придавишь, но и Шувалова. Излишки красок, плитки, пиломатериалы они сдавали естественно на сторону. Для своих нужд это много будет. Тебе главное вернуть назад, то, что принадлежит базе. Мне жалко эту Эрику. Похоже, они её убедили, что всё будет гладко, вот и использовали её как мышку, которая только имела сыр, но жрали его ожиревшие крысы. Но ты её можешь спасти, если не будешь к ней жесток. Или разреши мне обработать её и подготовить для тебя? Я уверена, что с такими бумагами я сумею ей крылышки подрезать?
— Я Симочка понял тебя, — сказал Анатолий, — жизнь покажет, как мне дальше поступать? А с Эрикой можешь побеседовать на досуге.
— А ещё бы Толя, я тебе посоветовала по-дружески разговорить Валентину Львовну. Мне кажется, её можно вызвать на откровенность. Она, кстати, очень интересная и ухоженная женщина, чем — то на нашу Наталью похожа.
— Да я обратил на неё внимание. Притягательная женщина! Но тоски сексуальной в её глазах не замечал. Значит, с мужем живут счастливо. Они не местные приехали сюда из Припяти. По профессии она агроном, а заниматься своей работой не желает, но территорию базы озеленяет и занимается цветоводством. А он военным был. Устроились с мужем сюда, он зимой в котельной работает, а в остальное время спасателем на лодочной станции. Живут здесь на первом этаже.
— Мне кажется, ты попал на горе — море в бабий рассадник? Раздолья у тебя будет здесь вдоволь, — знающе заявила Симочка.
— Ты знаешь после нашей с тобой сегодняшней прогулки по лесополосе, мне на эту тему разговаривать не хочется, — ответил он устало.
— Что силы иссякли?
— Нет насытился.
— И больше меня не хочешь? — не отставала она от него.
— Давай на эту тему позже поговорим, когда гости все расселятся. Я приду к тебе позже, а ты пока отдохни.
— Я уже отдохнула, пойду лучше в ванной полежу, а потом усядусь к телевизору. А ты бумаги ценные здесь не держи, увези их домой, — посоветовала она.
Он покинул её и, пришёл, когда на улице стемнело, но шум в коридорах гостиницы и на территории базы весёлый звучал. Симочка сидела одна за столом с открытой бутылкой Бенедиктина. То, что привезла Эрика, всё лежало на столе.
— Ты решила прикончить эти яства одна, — спросил он у неё.
— Не буду же я ей благодарность возвращать неблагодарностью? «А ты мне сейчас поможешь расправиться со всем этим», — сказала Симочка.
— Мы и вдвоём столько еды не осилим, — оценил он содержимое стола. — Не лучше будет, если ты к столу пригласишь Эрику, а я поднимусь к себе, принесу ещё водки, — предложил он. — Пускай она думает до конца, что у неё всё в ёлочку идёт.
— Выходит, ты глаз на неё кинул Толик?
— Рядом с тобой мне никто не интересен, — отпустил он ей лестную фразу.
— Не рассказывай мне сказок милый? Ты можешь мне сказать, что рядом с Сашенькой я тебе не интересна. И я поверю и нисколько не обижусь. Я даже помогу тебе уложить эту смуглянку в постель. Мы же с тобой не только половые партнеры, но и по духу единомышленники, — засмеялась Сима.
— Я знаю Симочка, что ты всё можешь, но сейчас это совсем неуместно. У меня идёт знакомство с коллективом. И первый день, я был официален и категоричен с ней. Хотел бы немного исправиться, и посмотреть на Эрику под градусом. Может она спьяну, что и лишнего сболтнёт. С ней я всё равно распрощаюсь, если базу не передадут заводу. Мне не нужны здесь люди отставного монарха, даже симпатичные с миниатюрными фигурами. За другим персоналом тоже понаблюдаю.
— Ты её должен очаровать и перетянуть на свою сторону, — посоветовала она. — Шувалов уже никто, а скоро его город будет знать, не как первого секретаря горкома, а как директора объединения.
— Симочка, — эта Эрика с первого дня нашего знакомства смотрит на меня, не только, как на начальника, но и как на мужчину. Я это заметил и много усилий мне не потребуется, чтобы затащить её в постель. Но, ты посмотри на неё, она худее и меньше Саши. Если я взберусь на неё, боюсь, она забудет, как пишется слово «дать.»
— Пойду за ней, — громко рассмеялась Симочка, но тебе посоветовала бы, нас оставить вдвоём, пока я тебе знака не подам. Мы бабы найдём, о чём поговорить. А при тебе она может быть скованной и скрытной, — не забывай Эрика еврейка? Она не такая нагольная пробка, я это поняла по её отчётам. А ты когда пойдёшь спать, дверь не запирай, я приведу ночью её к тебе на экскурсию, только глаз не открывай. Сделай вид, что ты спишь.
  Они вышли оба из номера, только Симочка пошла вниз, а Анатолий на третий этаж. Когда он вернулся с двумя бутылками водки в руках, то помимо Эрики в номере застал администратора Валентину Львовну.
— Валентина Львовна, время ещё не совсем позднее, может, вы пригласите сюда Витю своего супруга? — обратился к администратору Анатолий, — он член нашего коллектива, пускай с нами посидит.
— Анатолий Романович, мой муж ни за что не пойдёт сюда. Не пьёт Витя временно, — лекарства принимает, — объяснила она, — и он у меня нелюдимый стал, после Чернобыля.
Анатолий понял их семейную проблему и больше настаивать не стал. Сама же Валентина Львовна показалась ему очень интеллигентной женщиной, и за столом выпив для приличия одну рюмку бенедиктина, посидела немного и ушла на пост. Эрика осталась в номере и выпивала всё, что ей наливала Симочка. Она не отказывалась только потому, что видала, как директор, выпивает больше их. Про работу они разговор не вели. Эрика рассказывала больше про отдыхающих, чем они занимаются и сколько грязи и пустой посуды приходится после них убирать.
— Эрика, детка, — можно я буду тебя так называть? — спросила Симочка.
— Здесь можно, всё, — прикрыла она свои чёрные, словно маслины глаза.
— Ты, как сюда на работу попала? — начала засыпать вопросами Эрику Симочка, — как ты молодая, красивая женщина, живёшь в местной экзотике без цивилизации? Ты же, наверное, без цивилизации здесь днюешь и ночуешь? Тяжело наверно?
— Здесь цивилизации больше, чем в городе Симочка. Мне здесь нравится, а днюю и ночую я здесь только летом. А зимой езжу домой каждый день. На базе уже скучновато становится, но тихо. А мне шум нравится, не пьяный, конечно, а нормальный, весёлый от которого настроение поднимается. Концерты здесь бывают почти каждые выходные. Хотите, пойдёмте сейчас на танцевальную площадку? Посмотрите, как может отдыхать телевизионный завод.
— Нет, детка, на танцы мы естественно не пойдём, так как Анатолий Романович влил в себя почти бутылку водки, да и мы с тобой не совсем трезвые, — отказалась Симочка.
— А кто тебя на такую замечательную работу устроил, ты нам так и не сказала? — раскручивала Симочка на разговор Эрику.
— Работа сейчас стала замечательной, а раньше оклад в девяносто рублей, никакого инвентаря не было. Две лодки всего было. Да, что там говорить, занавесок даже на окнах не было. Это спасибо Фёдору Ильичу, его усилиями база приобрела божеский вид и сейчас у нас здесь всё имеется для отдыхающих. Фёдор Ильич и работу мне эту предложил. Здесь уже пять лет тружусь, до этого в регистратуре в поликлинике работала, а он у моего папы лечился. Папа у меня уролог.
— Напрасно ты согласилась на его предложение, — высказался до этого молчавший Анатолий, — надо было идти по отцовской линии. Учится на врача.
— Никогда, Анатолий Романович, — решительно заявила она, — я очень брезгливая и крови боюсь. Я искусствовед по профессии, но по душе работу не нашла, поэтому папа временно пристроил меня к себе в поликлинику.
Эрика взглянула на Анатолия:
— Ольгу Адольфовну, между прочим, я хорошо знаю. Самая интересная и самая модная женщина была в нашей поликлинике и вас я много раз видела, когда вы подъезжали за ней на машине.
— Да, я часто за ней заезжал, — признался Анатолий, — почему была? Она и сейчас там работает.
Он встал со стула и пошёл к двери.
— Всё девочки я пошёл отдыхать, а вы можете ещё посидеть, вам за руль завтра не садится.
Он попрощался и не твёрдой походкой вышел из номера. Симочка встала и закрыла за ним дверь.

                СИМОЧКА И ЭРИКА

— Наконец, то он ушёл, мы хоть можем в этой духоте посидеть с тобой раздетыми, — подойдя к окну, сказала Симочка. — Я, пожалуй, даже пойду, освежусь под душем, — и Симочка начала медленно снимать с себя платье.
Делала она это, демонстративно, повернувшись задом к Эрике, чтобы она могла полюбоваться её фигурой. Симочка повесила платье на спинку кровати, затем с лёгкостью скинула свои трусики, не забывая при этом вращать виртуозно своей попкой.
Эрика в это время словно завороженная смотрела за ней, но сама никаких попыток к раздеванию не делала.
— Я впервые вижу такую фигуру, — не без восхищения произнесла она. — Этому телу непременно художник нужен. Как тебе только удалось сохранить себя в такой форме?
— Я детка сама художник, — повернулась к ней передом Симочка и, грациозно сняла с себя лифчик. Ступая по полу, как балерина на носочках, она прошла в ванную, догадываясь, что Эрика в это время глаз с неё не спускает. Не закрывая двери в ванную, она крикнула:
— И я не рожала, даже замужем, по существу, не была, вот откуда фигура хорошая.
Она облилась через душ и, растирая тело полотенцем, вышла оттуда. Эрика так и сидела в шортах и майке.
— Ты, что так и думаешь, в своём одеянии сидеть? — встав перед ней, спросила она и начала водить пальцами по своим грудям.
— Сима я, наверное, зажатая и мне стыдно быть обнажённой при посторонних людях, даже после выпитого вина. И я буду уродиной выглядеть против тебя.
— Ты, что в общественной бане никогда не была? — спросила Сима.
— Нет, — хлопая своими глазками, ответила Эрика, — я даже здесь у нас в сауну ни разу не ходила.
— Ой, детка ты меня удивляешь? — соблазнительно улыбнулась Симочка, — давай я тебе помогу раскрепоститься, и научу как нужно любить своё тело. Твоя неприступность и стеснительность может отразиться на твоём обаянии, и тогда замуж ты никогда не выйдешь.
…Она взяла за руки Эрику и подняла её со стула. Эрика как загипнотизированная встала перед Симочкой. Она и опомниться не успела, как майка слетела с её тела. Эрика была без лифчика и Симочку ослепили маленькие девичьи груди. Она поняла, что перед ней стояла самая настоящая девственница:
— Детка милая, разве можно такой непорочной красоты стесняться? Ты посмотри на себя, как ты мила и неотразима! — она подвела Эрику к зеркалу. — Да с такой красотой тебе в кино надо сниматься, а не завхозом работать. Возьмись руками за свои груди, и закрой глаза, а через минуту открой их и посмотри на них с уважением. Скажи себе, что они у тебя обязательно должны с сегодняшнего дня увеличиваться в объёме, так как маленькие лифчики тебе стыдно покупать в магазинах.
Пока Эрика стояла с закрытыми глазами, в это время Симочка сняла с неё и шорты. Трусики на ней тоже отсутствовали, и на лобке не было ни одного волоска. Симочка нежно погладила своей рукой её лобок, после чего присела на стул и, дунув ей на живот, сказала:
— Ты милочка напоминаешь мне морской камешек в шоколаде, голая и сладкая с миндалём внутри.
Но Эрика и после этого стояла словно околдованная. Она тяжело дышала носом, но глаза открывать не решалась.
— Эрика открывай глаза? Минута прошла, — окликнула её Симочка Эрика приоткрыла свои ресницы и ещё тяжелее задышала. Увидав себя в зеркале обнажённой, Эрика смутилась и зажала руками лобок.
— Глупая, чего ты стесняешься? Представь, что мы в бане с тобой моемся. И за нами никто не наблюдает только ты и я. Подойди к столу, давай мы ещё с тобой выпьем за успешно оконченную ревизию?
— А может, я тоже ополоснусь? — робко показала Эрика рукой на ванную.
— Конечно, иди, освежись, — одобрила её желание Симочка. Из ванной Эрика вышла, прикрывая свой лобок полотенцем. Ей сразу Симочка подала рюмку, которую она без церемоний выпила, после чего Симочка начала растягивать свои «сети».
— Эрика одного я не могу понять, у тебя должность, по существу, собачья, это я знаю по своему опыту. Но ты мне расскажи, как ты умудрилась на такой работе остаться девственницей умеющей потреблять спиртное в немалых дозах?
Этот вопрос Эрику развеселил. И она стала более свободно себя вести:
— Меня здесь на все банкеты приглашают. А когда, кто-то пытается ко мне подойти с явно сексуальным заходом, я всем говорю: «Мой муж будет обязательно еврей», — так меня папа учил говорить, — объяснила Эрика. — И все понимают, что со мной у них любви не получится и сразу ретируются.
— А что тебе русские не по вкусу? — удивилась Симочка.
— Конечно, они мне нравятся. И я когда-то не выдержу и табу с себя сниму. Так как миф о своей девственности я сама себе придумала. Много интересных мужчин мне делали предложения создать семью, но я знаю, что отец никогда не одобрит мой неправильный выбор. Он мне сказал, что если я не женюсь на еврее до тридцати лет, то сам мне мужа из Днепропетровска привезёт.
— А тебе, сколько сейчас лет?
— Двадцать восемь. Два года ещё в запасе есть, — заулыбалась она, — а потом мне папа привезёт старого еврея с большим носом и килограммом золота, который научит меня, картавить и будет водить в синагогу по выходным дням. А мне это не подходит, я прикипела к этой базе. Здесь каждый день праздник, люди разные приезжают.
— Не переживай моя чудная девочка, найдёшь ты своего еврейского принца, — успокоила её Симочка. — С твоими данными, которые ты прячешь под одеждой это совсем просто сделать. Еврейские охотники на такую паву найдутся.
— Я, по правде сказать, уже не задумываюсь об этом. Когда в институте училась, хотелось выскочить быстрее замуж, а сейчас мне безразлично.
— Это плохо, когда нет влечения к противоположному полу. Тебе нужно собой заняться, если не хочешь быть несчастной всю жизнь? Ты ведь ещё молоденькая.
— Симочка, давай лучше ещё выпьем? — я не хочу об этом говорить. Мне противна эта тема.
— Ой, бедная девочка да ты совсем инвалидка смотрю я, — разливая водку, проговорила Симочка.
Они выпили, после чего Симочка села на кровать, показав жестом Эрике, чтобы она села рядом. Но Эрика сделала вид, что не поняла её.
— Присядь со мной, я у тебя хочу спросить, что — то важное? Эрика встала, и полотенце слетело у неё на пол. Не поднимая его, она подошла к Симочке, резко опустилась на кровать, так, что мягкий матрас провалился. И она чуть не ушиблась головой о стену. Но рука Симочки, которую она успела подставить, не позволил ей удариться. После чего Эрика тут же оказалась в объятиях опытной женщины. Она пьяно смеялась и отстраняла от себя Симочку. Симочка поняла, что эту девочку в постель просто так не уложишь, и чтобы Эрику сделать уязвимой она решила её основательно напугать. Она отодвинулась от Эрики, так, что их тела не соприкасались. И в упор посмотрела на неё:
— Ты, что так и не поняла, для чего я здесь? — спросила металлическим голосом Симочка, после чего Эрика прекратила смеяться. — Так вот слушай моя хорошая, не хотела я тебя огорчать, но вижу, придётся. Ты даже представить себе не можешь, насколько серьёзны твои завхозовские дела.
Эрика учащённо задышала и подвинулась к Симочке, а та продолжила проводить свои устрашения:
— Хочу тебе сообщить по секрету, что Анатолий Романович, понял все твои махинации на складе. Поэтому меня и пригласил, чтобы я смогла подтвердить его подозрения. Расшифровать твою липу ему раз плюнуть. И тогда девочка тюрьма тебе в десять лет обеспечена. Ты думаешь, Шувалова посадят или Корнеева? Нет, они открутятся, а ты будешь сидеть. И ты пойми Шувалов теперь ни политической, ни административной силы не имеет. И если базу будут передавать заводу, тебе в любом случае придётся идти знакомиться в ОБХСС. Это сейчас вы общественная организация поэтому вы для органов не интересны, а завод — это уже государственное предприятие. Тогда специалисты по борьбе с хищениями без малейшего труда накроют черноглазую девочку, которая цифры в бумагах умышленно напутала и бухгалтеру вашему ой как не поздоровится. Я обнаружила у тебя недостачу на крупную сумму, я уже не говорю про такие мелочи, как мячи и волейбольные сетки, которые ты списываешь как футбольные. Если я Анатолию Романовичу расскажу всё, что знаю, то он не будет вызывать ревизию из знакомых тебе и Шувалову людей. Он обязательно пригласит аудиторов из КРУ. И всё моя девочка, можешь тогда разучивать тюремные романсы и сушить сухари.
Эрика моментально изменилась в лице. Услышав, словно приговор страшное известие для себя, она ещё не протрезвела, но губы её затряслись, и она хотела, что — то сказать Симочке, но та немым жестом остановила её.
— Не перебивай, а слушай дальше, — Симочка обняла её и сразу почувствовала покорную податливость её тела. — Глупенькая, ты напрасно пытаешься отслоиться от меня. Я твой путь к спасению, и в большей степени Анатолий Романович, так как у него имеется учётная карточка Корнеева, и я знаю, где она спрятана у него. Если эта карточка попадёт в компетентные руки, то тут, мне кажется, и Корнеев с Шуваловым, вместе с тобой, окажутся на скамье подсудимых.
— У меня деньги есть и много, — прошептала Эрика, — кому я должна их отдать?
— Никто с тебя денег не просит? — нарочито возмутилась Симочка.
— А что мне делать? — побледнела Эрика.
— В первую очередь тебе нужно выпить, и успокоится, — Симочка протянула ей рюмку водки.
Эрика, не закусывая, как воду проглотила содержимое рюмки, не показав никаких отрицательных эмоций.
— Ну, вот и хорошо милая, а сейчас встань и выключи свет? «Мы с тобой приляжем на кроватку и вместе обсудим текущий момент», — повелительно сказала Симочка, после чего Эрика, словно под воздействием гипноза встала и выключила свет. Она поняла, что от неё требует эта женщина с прекрасными внешними данными. Разгадав её дьявольские намерения. Эрика легла на спину, рядом с Симочкой, но та её осторожно повернула и сказала:
— Наша главная задача, забрать незаметно карточку Корнеева, и мы это сделаем и сегодня же. Тогда нам будет проще, после договорится с Анатолием Романовичем.
— А как это сделать? — тряслась Эрика.
— Я так и не поняла, ты девственница, или нет? — ушла от вопроса Симочка, задав свой.
— Сима, я знаю про все эти женские занятия, но для меня они были всегда непристойными, равносильно сексу с негром.
— Я так и не поняла, ты девственница, или нет? — переспросила Симочка.
— Не спрашивай Сима меня ни о чём пока эта стариковская грязь ещё во мне, — отрешённо сказала она, приподняв голову, сверкнув своими угольками глаз на Симочку.
— Прости меня любопытную? — погладила Симочка её по плечу, — хотя я скрытность понимаю, если ты испробовала ласки дедушек.
— А что мне было делать, этот старикан меня терзал, а путём сделать ничего не мог, — грустно произнесла Эрика.
— Ты это не о Шувалове говоришь?
— Он и ещё Корнеев, — подтвердила она догадку Симочки, — тогда Корнеев был единоличным директором базы.

                ИСПОВЕДЬ ЭРИКИ

С этого момента Эрика начала свою исповедь:
— Спортивные сооружения раньше не относились к нам. У меня накладной замок поломался в складе, и плотник врезал новый финский замок, после чего связку из трёх ключей на колечке передал мне. На колечке было три ключа. Перед днём молодёжи Корнеев вручил мне наличные деньги, чтобы я закупила призы. Я всё сделала, как он велел, и положила коробку с призами в склад. А на следующий день, при нетронутом контрольном втором замке обнаружилось, что призов нет. Он меня незаслуженно начал уличать в краже призов и пугать тюрьмой прямо в складе. Я плакала, умоляла не передавать дело в суд, говорила, что папа сегодня же заплатит за меня эти деньги. Но Корнеев был, неумолим, насел на меня и кричит, что ему на деньги наплевать. Говорит, что я сорвала государственное мероприятие. А это политикой попахивает. И тогда он закрыл склад на задвижку, и велел мне раздеться. А потом заставил меня раздеться и лечь на диван. И так продолжалось до тех пор, пока в знак дружеского расположения он не подарил меня Шувалову. Когда Фёдор Ильич бывает здесь, он обязательно приглашает меня в люкс, но не пользует, а забавляется. Они оба манипулируют мной, но деньгами не обижают. Я только после догадалась, что всё это подстроил Корнеев. Случайно в магазине я увидала в точности такой же замок, где в комплекте было не три, а четыре ключа. Тогда я тщательно осмотрела крепление контрольного замка и убедилась по сбитой краске на шурупах, что они были скручены на одной проушине именно тем, у кого был запасной ключ. А потом завернули назад, когда призы взяли. Я тогда настояла, чтобы склад обязательно поместили в здание гостиницы, где он будет всегда на виду у дежурных. Вот и вся история моей извращённой порочности.
— Да моя девочка, крепко тебя нажучили эти извращенцы, — гладила её Симочка. — Порочный ****ский узел, тебе поможет разорвать только один человек, — это Анатолий Романович. Ты ему доверься, а я сегодня карточку у него заберу. Но прежде мы с тобой сюрпризом его двойным одарим.
— У меня голова кругом идёт, — сказала печально Эрика, — я не знаю уже кому верить и что мне делать. Фёдор Ильич обещал мне и папе оформить меня директором краеведческого музея. Вот уже два года я жду этого назначения и теперь вероятно уже не дождусь. А Корнеев, вообще был охоч до обещаний. Говорил, что директором базы меня поставит. А после сказал, что не получилось, так как директоров смысла нет плодить, — директор будет один всего оздоровительного комплекса. Аргументировал он своё вранье, тем, что областной совет профсоюзов лишних ставок не выделяет для базы. Но самоё интересное, что он, то же самое обещал Валентине Львовне.
— Неужели Валентина Львовна в твоей шкуре побывала? — удивлённо спросила Симочка.
— Да, но её обвинил Корнеев, что она похитила деньги. Он сказал, что якобы у него деньги хранились в новом постельном белье, что лежало в его номере. Она тогда дежурной этажа работала, и он нашёл у неё в кубовой своё бельё с деньгами, которое она видела в первый раз. Ей куда было деваться? Им здесь с мужем и жильё и зарплата. У них дочка пяти лет померла после Чернобыля. Виктор зайчиков радиационных нахватался выше нормы, как собака блох, — функции супруга выполнять, не способен. В городе у них один родственник есть, у которого они жили, когда приехали сюда. Но там, жить было невозможно. Тесно, а ещё дом стоит у жирового комбината, который такие запахи выдаёт, что аппетит, к жизни начинает пропадать. Вот они сюда и оформились оба работать. Кстати, Корнеев и оформлял их на работу. Они для него выгодны. Виктор, он и кочегар, и сторож, и спасатель и электрику не редко помогает ремонтировать. К тому же почти трезвенник. Корнеев после того, как переспал с ней, назначил её администратором, а сам пошёл на повышение руководить всем спортом в городе. Но перед уходом вечером пригласил нас обеих в номер — повышение ему отпраздновать. Мы обе догадывались, что он для своих утех нас чередует. Но друг дружке не признавались в этом. В тот день он напился, как сволочь, раздел нас догола, и заставил нас танцевать сначала с ним. Потом он надумал заняться сексом с Валентиной Львовной, а меня посадил рядом, чтобы я наблюдала, и перенимала у неё опыт. У него тогда ничего не вышло с ней, он ударил со злости её по попке и свалился пьяным на кресло. Вскоре пришёл новый директор Барсуков Николай Иванович. У него роман приключился с Валентиной Львовной. Как-то об этом узнал Корнеев, и вскоре он быстренько освободил от работы Николая Ивановича. Я предполагаю, что рассказал ему муж Валентины. Он знал, что Корнеев спит с ней, и смотрел на это сквозь пальцы. Корнеев за счёт меня в его глазах выглядел, благодетелем. Их номер он обставил всем из моих складов и мебель, телевизор, холодильник и даже посуду. Я это всё могла им дать и без его участия, на их карточку. Но Корнеев лишний раз показал, что он всемогущий.
— У вас здесь осиное гнездо, а не турбаза на горе — море, получается, — сказала осуждающе Симочка.
— Нет, если внешне посмотреть, здесь порядок и комфорт для отдыхающих. Внутренний климат, который посеял здесь Корнеев, конечно, безобразный, без всякого сомнения. А его все боятся, и только шепчутся за углами. Знают, что он близкий человек Шувалова, который, ведёт себя на базе словно фараон. Он уже ругал, и меня, и Корнеева, что в его люкс вселился новый директор. Не знаю, как они дальше будут разбираться, но я поняла, что Магистратов не простой человек и думаю, он осадит Корнеева?
— Ты так думаешь? — положила Симочка свою ладонь на голову Эрики.
— У нас телефон с директором параллельный, я слышала, как Магистратов с Шуваловым смело разговаривал. После этого я к нему прониклась необъяснимой симпатией. А может это вызвано ещё тем, что мне его жена всегда нравилась. Я всегда ей любовалась! Красивая, элегантная и обходительная, никогда высокомерия не проявляет, как другие медики. Они до удивления гармоничная пара.
— А она лучше меня? — спросила неожиданно Симочка.
— Мне сложно ответить на такой вопрос, наверное, просто моложе, но ты Сима красивая и фигурка у тебя как у Афродиты Книдской.
— Спасибо за откровенность милая, — сказала Симочка, — а сейчас мы пойдём претворять свои планы на третий этаж к Анатолию Романовичу.
— А как ты будешь забирать у него карточку, а если он проснётся? — испуганно спросила Эрика.
— Он спит мёртвым сном и не проснётся до обеда, я ему влила в водку сильного снотворного, которое, на работе мне пришлось на нём использовать и не раз, — откровенно лгала Симочка.
— Так, что одеваться будем? — заговорщицки спросила Эрика.
— Неужели голышами пойдём, там народ по коридорам ещё шастает, — ответила Симочка, — только перед серьёзным делом, выпьем по пару рюмок водки.

                ПОЧЕМУ НА ЛОДОЧНОЙ СТАНЦИИ НЕТ ЦЕПЕЙ
После того, как они выпили. Симочка взяла свою сумочку, и женщины вышли из номера. Они прошли по коридору и поднялись на третий этаж. Гостиница не спала, отдыхающие действительно сновали из номера в номер. Открыв дверь его люкса, они вошли в номер, где в прихожей горела бра. В двух других комнатах было темно. Симочка сразу щёлкнула замком, напугав Эрику.
— Зачем ты заперлась? — прошептала Эрика.
— Сейчас поймёшь, — отмахнулась от неё Симочка и открыла дверь в тёмную ванную, куда затащила Эрику.
— Теперь ты должна полностью довериться мне, — уверенно сказала Сима. — Ничего не спрашивать и делать, то, что я тебе скажу. Только тогда мы сможем осуществить наши планы.
— Хорошо, я всё поняла, — утвердительно сказала Эрика.
— Тогда давай раздеваемся, и иди за мной? — дала команду Симочка. Когда они разделись Симочка, взяла Эрику за руку, и повела её в комнаты, не зная расположения. Падающий свет бра, немного освещал большой зал. Они наткнулись на стол, где стояла початая бутылка водки, нарезанный сыр на тарелке и два пустых бокала. В этой комнате Анатолия не было:
— Это он нам оставил, — сказала Симочка и налила Эрике в стакан водки. — Пей и не дрожи как осиновый лист. Я же сказала, доверься мне?
— Я уже доверилась, — промолвила Эрика и выпила водку.
— Вот и хорошо, теперь пошли дальше, — прошептала Симочка и первой вошла в спальню. В темноте лунная ночь обозначила отчётливо его силуэт, находящийся в горизонтальном положении. Анатолий, спал на двуспальной кровати в одних плавках и на животе. Эрика стояла сзади Симочки держала её за плечи и горячо дышала ей в спину:
— Сейчас мы проверим, каков его сон, — сказала Симочка и развернула его тело на спину. Анатолий перевернулся, распластав руки по кровати.
— Видишь, я говорила, что он спать будет, как убитый. Подходи ближе, и садись рядом со мной?
Эрику выпитая водка взяла, и у неё пропал страх. Она села напротив Симочки.
— У него самая эрогенная зона это грудь, — объясняла Симочка, — начинай ласково водить по ней руками, а я буду рядом. Эрика, увидев, как Симочка снимает с него плавки, ужаснулась и закрыла лицо руками. Отняв руки от лица, Симочки уже не было рядом, а перед ней явно был виден его детородный орган в возбуждённом состоянии:
— Эрика, я передаю тебе эту эстафетную упругую палочку, — услышала она сзади шёпот Симы. — Ты поработай с ним смело, а я пойду искать нужную нам вещь. Только не буди его, пока я ищу. Пускай у него сон будет не только крепким, но и вкусным, как индийские барфи с кокосом и молоком.
— Боюсь я, а вдруг он проснётся, — шептала Эрика.
— Проснётся, только спасибо скажет, я психологию его хорошо знаю, но он гарантированно не проснётся.
…Анатолий не спал, сон у него был чутким в эту ночь. Хождение и громкие разговоры отдыхающих мешали его крепкому сну. Он проснулся сразу, когда к нему в номер вошли женщины. Сейчас в душе не открывая глаз, он аплодировал Симочке.
«Она не просто мне её привела, — думал он, — а как режиссёр учит её, как надо действовать. Правильно она мне сегодня сказала, что мы с ней единомышленники. Симочка просто умница, она чувствует меня не только телом, но и своими умными мозгами. Браво Симочка!» — сказал он ей мысленно, когда почувствовал, что его орган входит в женскую пещеру.
Он приоткрыл чуть глаза и посмотрел на Эрику, — она по-хозяйски разместилась на кровати к нему спиной и грациозно словно пума, изогнула своё тело, одновременно выпятив свою миниатюрную попку, приподняв её к верху.
Ему страстно в этот миг хотелось потрогать этот «двигающийся багажник», но сквозь щелки глаз он увидал, как в спальню вошла Симочка. Она подошла к Эрике и, взяв её за ягодицы, сказала:
— Не останавливайся, продолжай в том же духе и, ни о чём больше не думай? — Я тебя спасла!
…После этих слов Эрика стала энергично работать задом. Затем вытянула ноги и сползла на пол.
— Он стонет и шевелится, — дрожа от наслаждения, сказала Эрика Симочке.
— Он должен проявлять свои эмоции, ты же не с покойником забавляешься, а с настоящим мужчиной, который и спящим может заниматься сексом, а это не каждому дано. Ты сейчас посмотришь, на что он еще способен. Пускай он минут пятнадцать поспит, а ты пока понюхаешь, какой от него запах изумительный исходит. Это не запах, а чарующее чудо природы, — перешла Сима к рекламе его туалетной воды. — Сочетание чистейшего воздуха, с тончайшим едва уловимым неизвестным ароматом, от которого мозги приятно выворачивает и ноги подкашиваются. От такого запаха любой женщине захочется с ним совокупиться.
Симочка все эти слова произносила не громко, около уха.
— Я этот запах сразу уловила, когда вошла в номер. Он мне знаком с того дня, когда вы все приезжали на отдых, — сказала тоже на ухо ей Эрика.
— А ты попробуй поцелуй его как меня, ощущения получишь райские, хотя я сама в раю не была. Ничего не бойся, ляг на него и целуй. Ты уже поняла, что он не проснётся? Моё снотворное действует безотказно на любого человека, — толкала Симочка Эрику на Анатолия.
— Не могу я целовать его. Боюсь, а вдруг он глаза откроет и тогда конец мне. Сердце на клочки разорвётся, — не решалась Эрика.
— Не откроет, — настаивала Симочка.
Встав с кровати, она подошла к Анатолию и крепко его поцеловала, на что он никак не среагировал.
— Убедилась, теперь действуй, только целуй его пылко!
Эрика на коленях подползла к Анатолию и заглянула ему в закрытые глаза. Он через веки ощутил её взгляд и с трудом сдержался, чтобы не засмеяться. Эрика легла на него, так, что её лобок оказался чуть ниже его пупка, а ляжки касались его отдыхающего «дружка». Ощутив на себе лёгкое, пышущее жаром тело, и дразнящие его поцелуи, Анатолий быстро возбудился. Ему на мгновение показалось, что это Сашенька на нём лежит и целует его. В точности такая же маленькая и пылкая Эрика, но только молчаливая, как Вера Холодная в немом дореволюционном кино. Когда член Анатолия упёрся в ляжку Эрики, она оторвалась от поцелуя и сказала:
— Сима, он отвечает на мои поцелуи, и он у него поднялся, — что делать?
— Считай, что нам с тебе неимоверно повезло, — обрадовалась Симочка. — Это как будто ты стала обладателями императорского алмазного скипетра. Главное тебе сейчас не потерять эту дорогую вещь! Иди на моё место я тебе покажу, как надо получать самоё высшее наслаждение от мужчины. Ты до этого занималась только эрзац — сексом, от которого настоящего удовлетворения никогда не получала. Родительница женского наслаждения — это матка, — объясняла ей Симочка. — Она внутри тебя и от прикосновения мужского органа, трепещется так, что всё тело, наполняется безумно приятным ощущением. У тебя вырастают крылья, и ты взлетаешь в стратосферу, освободившись от всех своих тяжких дум. Этот полёт короткий, но такое впечатление создаёт, что он вечный, который до конца жизни забыть никак невозможно даже склеротикам! Симочка обняла Эрику и, остановившись, спросила:
— Хочешь попробовать?
— Хочу, но боюсь.
— Не бойся девочка моя? — Ступай, налей себе водки и приходи ко мне?
— Я пьяная ещё, — сказала Эрика.
— Двадцать граммов помехой тебе не будет.
Эрика вышла в зал, где на столе стояла водка, а Симочка в это время склонилась над Анатолием и спросила:
— Ты, почему со мной такой безжизненный лежишь, как истукан или хочешь, чтобы я из-за этого всплакнула горькой слезой? Готовься, я тебе сейчас на блюдечке преподнесу настоящую белочку.
— Я после первого незаконченного акта понял, кто она. А ты самая умная и хорошая в моей жизни женщина! — ответил он и замолчал.
Эрика подошла к Симочке и, положив ей руку на плечо, смело бросила:
— Я готова! — В её голосе уже не было ни капельки страха.
Симочка помогла ей оседлать Анатолия и сказала на «дорожку».
— Сейчас этот новосёл вновь поселится в твоём пещерном люксе. Будь с ним мила и нежна, так как ему не один ещё люкс придётся обживать.
Эрика в ответ только покачивала головой.
— Немного вначале больно будет и даже может, пойдёт кровь, — наставляла её Симочка, — но ты не пугайся, это нормальное явление. Потом будет безумно приятно. А сейчас возьми свою слюну на ладошку и смажь головку новосёла, чтобы тебе не так больно было
— Не надо мне ничего слюнявить, — сказала Эрика, — дополнительной смазки, у меня своей с излишком уже образовалось.
— Входи в него осторожно, будто идешь на аудиенцию к Папе Римскому.
Симочка тут же убрала руку с плеча и нагнулась ниже, наблюдая за процедурой проникновения. Она увидела, как головка органа погрузилась в пещере и вместо ожидаемого звука боли услышала звуки восклицания и восторга, — с сопровождением иврита.
Эрика убрала руку Симочки, чтобы она не мешала полностью погрузиться в него. Когда путь был свободен, Эрика вошла в него до отказа и свои руки опустила на грудь Анатолию. И начала делать плавные движения, издавая еврейские мелодичные мотивы.
— Ничего себе целочка? — изумлённо произнесла Симочка и вышла в другую комнату.
Там она выпила немного водки и легла на диван. Прикрыв глаза, она стала прислушиваться к сексуальным мелодиям Эрики.
«Не может, так запросто девственница оседлать орган, тем боле такой толстый, — думала Симочка, — чего-то она мне не досказала? Ну ладно, это её личное дело, главное, я узнала, что творит здесь Корнеев. А девочку ни в коем случае нельзя обижать и надо поговорить с Магистром, чтобы он огородил её от сексуальных домогательств этих подонков».
Когда Симочка вышла из спальни, Эрика вошла во вкус. Она отдалась полностью приятному занятию, гладя ему руками грудь. Он помогал ей, работая задом, и тихо стонал, не открывая глаз. Она склонилась над его лицом и начала целовать его губы. Здесь его терпение кончилось. И он крепко обнял её. От чего она не выразила ни малейшего испуга, а только произнесла:
— Я поняла, что вы не спите, откройте, пожалуйста, глаза? Смотрите на меня пьяную? Завтра я вас буду избегать, а послезавтра начну сдавать дела и уйду с этой работы от стыда.
До Симочки донеслись некоторые слова Эрики, и она тихо скатилась с дивана на палас, чтобы не производить излишних звуков и как змея вползла в спальню, собирая пыль своими сисями.
— Анатолий Романович родненький, ну не надо меня обманывать? Умоляю вас, откройте глаза? — упрашивала его Эрика. — Поймите, я не только искусствознание знаю в идеале, но и все чувствительные корешки человека. Я ведь дочь врача, и сама работала в медицине. Не надо притворяться? Не может спящий человек отвечать бурно на поцелуи, об этом любая десятилетняя девочка знает.
Симочка уже лежала в это время около кровати и отчётливо слышала слова Эрики, которые с отрывистым дыханием, возбудили её вновь. Но, услышав следующие фразы Эрики, она не стала вторгаться в территорию, которую сама создала.
— Я пьяна, но не так глупа, чтобы не понять, что вы не спите, а издеваетесь надо мной, — продолжала Эрика оживлять нового директора. — Вы чувствуете, что я не могу всецело отдаться вам. Я плавно совершаю движения, на которые вы интеллигентно мне отвечаете. Я жду вашего отклика или я заработаю так, что Сима выбежит из соседней комнаты. И я ей скажу, что завтра обязательно пойду в прокуратуру с повинной явкой, о хищении материальных ценностей и групповом изнасиловании своего директора.
Она сильно была разгорячена, но Анатолий молчал, но уже не обнимал её, а положил Эрику на спину и, навалившись на неё своим телом, отчаянно заработал в классическом стиле, так, что тело крошечной Эрики стало утопать в матрасе. Он не дал ей возможности исполнить еврейских мелодий. Времени на это бы не хватило, пауз совершенно не было. Было только бесперебойное динамическое движение верхнего партнёра и стон, от которого лежавшая на паласе Симочка повергла голову от наслаждения на бок, и цепко схватившись одной рукой за простыню, вторила стону Эрики.
— Не надо никогда делать опрометчивых шагов? — услышала Симочка голос Анатолия, но ответа Эрики не последовало. — Да я спал, пока не почувствовал на своих губах непревзойденный вкус, земляники и язык, не тот который шипя яд выпускает. А тот язык, который в меня силу вливает и настроение подымает.
…Анатолий замолчал, он понял, что у него с языка сорвалась несусветная пошлость.
— Говорите, пожалуйста, я так давно не слышала вашего голоса? — промолвила Эрика.
«Говорит так, будто просит, чтобы он бронежилет одел на себя, с крагами, и сверкал голой попой перед её глазами, — подумала Симочка. — Нет моя хорошая, я всё дозволяю, но до поры до времени. Влюбляйтесь в него, как хотите, мне от этого только приятней будет, но до определённого времени. Этот мужчина мой будет на веки, и присосаться к нему надолго я не позволю никому. Потому что он открыл мне глаза на счастливую жизнь. И как бы ударно он вас не трахал, этот мужчина всегда будет мой! Даже его Ольга с арийской кровью, не даст ему того, что смогу ему дать я. Пускай она поёт около него канарейкой, но его всегда будет тянуть ко мне. Так как мы с ним одинаково слеплены. Разница лишь в том, что мне ни один мужчина не нужен после него.
— Я никогда не говорю женщинам одинаковые слова, — продолжил Анатолий. — У меня одинаковыми могут быть только эпитеты, а женщин называю поголовно Милой, Необыкновенной, Солнечной и так далее. Тебя я оценить успел уже в постели. Ты экзотична, как восточная женщина. Откровенно говоря, у меня таких Изабелл, никогда и не было. Но у меня не было никогда, чтобы женщина во время занятия любовью исполняла сексуальные мелодии на губах. Пускай это у тебя пьяный секс, но ты делаешь всё понятливо и на последнем дыхании. Поэтому тебе надо перегореть и отдохнуть немного, а завтра мы с тобой утром посидим за чашечкой кефира и обсудим, почему на лодочной станции нет цепей? Как вы могли допустить, что две лодки — казанки у вас во время шторма унесло, в неизведанную даль.
— Анатолий Романович не прогоняйте меня? Я не пьяная, я умиротворённая. И не надо со мной в постели разговаривать кабинетным языком? Я всего лишь банальная стрелочница, и действовала от безысходности. Не кому было для меня соорудить лестницу — чудесницу, чтобы я смогла спуститься по ней, а не по ледяной горке.
И она навзрыд заплакала, положив ему голову на плечо.
…С пола сразу поднялась Симочка и ладонью дотронулась до лба Анатолия. Он, оторопев, смотрел на Симочку, которая словно из-под земли выросла перед ним и гладила себя руками, давая понять, чтобы он приласкал Эрику.
Симочка, также скрылась, как и появилась:
— Эрика успокойся, давай я тебе воды минеральной принесу? — успокаивал он её. — Ты понимаешь, что в своих словах, никакого намёка я не усматривал. А были сумбурные взбалмошные и нетрезвые мысли, от твоего ошеломляющего секса, который меня лишил немного рассудка. Ты понимаешь, я никогда с иностранцами не имел близкой связи, а тут вдруг непонятная речь. Я думал, от такого прихода улечу сейчас, но куда без крыльев лететь? Я же знаю, что ты русская женщина, и для экстравагантности вкрутила арабскую речь, которая мне ужасно понравилась. Эта речь была исполнена необыкновенно. Она сравнима с ароматом старого вина. А вино, как ты знаешь, мутит приятно голову! Поэтому спасибо тебе Эрика за всё! Мне с тобой хорошо было! И ты не подумай, что я тебя выгоняю? Ты мне очень мила и, если ты не хочешь уходить от меня, не уходи.
Он приподнял её головку и поцеловал в солёные губы, но Эрика была уже утомлена и не произносила, ни слова.
 — Спишь Эрика? — спросил он.
Ответа не последовало. Тогда Симочка встала с паласа и покинула этот номер.


              НЕТ ПАРТИИ – НЕТ И ПАРТИЙНОГО НОМЕРА

        Первой проснулась Симочка и побежала в номер Магистра. За плечо она растормошила Анатолия, и спросила:
— Что — же ты милый душу растрогал смуглой девочке? Она далеко не гадина, поверь мне? Она несчастная девочка, которую подставили, эти сволочи. И которую мы с тобой вместе должны убедить, что не на одних паразитах земля держится. Немедленно смени о ней своё негативное мнение. Она уже наша девочка от пяток до корней волос. Эрика мне сегодня рассказала о грязных делах первого «комиссара» города. И если ты сподобишься опубликовать её откровения, то ты, будешь популярней Патрика Уайта.
— Симочка я прошу тебя не надо при ней ничего говорить? Я и так в её глазах выглядел погонщиком горных архаров. Я больше ничего не хочу слушать о нравах и делах базы. Передадут базу и чёрт с ней, а не передадут, тогда я сам выводы буду делать. А сейчас если тебе не трудно, будь добра принеси мне из холодильника водички.
— Воду я тебе принесу, но прошу тебя, не раскисай? Что это за разговоры?
— Чёрт с ней, а кто меня учил бороться за своё счастье? Опомнись мой милый? Может тебе водочки налить, чтобы у тебя мозги правильно заработали?
— Мой милый друг Симочка, я никогда не раскисаю по тому, что у меня всегда есть запасные варианты, — сказал он ей. — Но пойми меня правильно, так не хочется копаться в мусоре. Там, где я раньше работал, не было мути, а водку мне сегодня нельзя пить. Тебя надо отвозить домой, пока ты весь персонал мне не развратила.
— Пускай тебя не тревожит твой персонал, возможно и я когда — то буду к нему причислена, или ты не желаешь меня? — игриво спросила она.
— Тогда бы я тебя своим первым замом сделал, но повторяю, я не силен в интригах и с базой придётся, очевидно, распрощаться.
— Значит, всё это время электроосмос у тебя не действовал, не сталкиваясь с интригами, — предположила Симочка, — а ехать я домой не желаю! По той причине, что я свою работу до конца не окончила.
— Ты, что-то непонятное говоришь Симочка?
— Потому что ты в политехническом институте учился долго и постигал не науки, а строение женских половых органов сокурсниц, вот поэтому меня и не понимаешь, — расхохоталась Симочка, — а ехать, почему не хочу, думаю помочь этой девочке разобраться в документах, чтобы комар носа не подточил. Дома у меня теперь есть, кому рыбок покормить и цветы полить. Сегодня суббота и впереди считай два выходных. Если ты не возражаешь, то я останусь здесь на эти дни. Домой, конечно, можно было съездить, чтобы переодеться и взять купальник. И тебе для полного счастья Сашеньку сюда захватить, — опять громко засмеялась Симочка.
— Тише разбудишь Эрику, — вскочил с постели Анатолий, убрав со своей груди её руку.
— Её здесь нет, — сказала она, — вероятно она в моём номере спит. Ей пора проснуться и поговорить с нами. Не надо девочку в неведении и страхе держать. Она милая конечно и не совсем добропорядочна, но всё равно мы с тобой её должны вытащить из помойной ямы, в которой она сейчас находится?
— Она, конечно, бесподобна, но ещё ребёнок. Мне такая коньячная рюмочка не нужна. Для меня лучше старенькая кастрюля с двумя ручками. Откровенно тебе скажу, что ты меня с ней извела. Так, что я не хочу на вас смотреть, а хочу просто взять твою грудь и лечь на неё, пока не проснусь. Но Эрику мне тоже хочется обласкать. Она не должна больше плакать.
И не дождавшись воды от Симочки, он уснул.
Ему снилась почему — то в это время, Саша Беляева, протягивающая с побитой эмалью кастрюлю, и Игорь — муж Царицы, который держал в руках античный ковшик и вафельное полотенце. Он говорил Анатолию, что эта роса с неба, которую он по каплям собирал и он готов, не подымая высоко рук смыть кошмарную дурь со всех влюблённых. Потом тихий его голос перешёл почему-то на крик: «Жизнь безнравственна, — кричал он, — божьи законы надо изучать! Не читайте бесовских книг. Бесы далеко не ангелы. Не верьте никому, — верьте мне, ибо бог это я! И только я могу повелевать всем живым на земле и больше никто!» Игорь протянул ему гончарный кувшин, с живительной влагой, чтобы он испил её.
Симочка в это время сбегала в свой номер, но Эрики там не было. Тогда она вернулась в номер Магистра и обнаружила там её. Она спала голая на своём атласном халате на трёх стульях. Симочка бросила взгляд на спящую Эрику. Её рука лежала под щёчкой, и она, выпятив свои пухлые губки, как обиженный ребёнок, не слыша ничего вокруг себя, безмятежно спала. Она её растормошила и велела одеться.
В это время Анатолий проснулся и увидел перед глазами одетую Симочку с бутылкой воды.
Он осмотрел комнату. Эрики нигде не было.
— Где она? — спросил он.
— За стенкой, — ответила Симочка, — мы у тебя из холодильника бутылку Мартини открыли. Ругаться не будешь на нас?
— На здоровье, — встал он с кровати, — я сейчас ванну приму и в город сгоняю. Мать в больнице навещу, и спиртного надо будет прикупить.
— Вот и ко мне заодно заедешь? — попросила Симочка, — привезёшь мне халат, купальник и маленький чемоданчик с косметичкой, который у меня на стенке лежит. А я в это время поработаю с Эрикой.
— Ладно, — обмотав себя простынёю, сказал он.
Затем он открыл прикроватную тумбочку, где лежали учётные карточки, и показал Симочке на них пальцем, давая понять, чтобы она забрала всё это назад и проследовал в ванную.
Проходя через зал, он встретился взглядом с Эрикой. Она сидела на диване в халате с мокрой головой. На плечах у неё висело вафельное полотенце.
«Надо же вот он вещий сон», — пронеслось у него в голове. В руке она держала стакан с вином. Он окинул её взглядом. И вместо того, чтобы сказать: «Доброе утро», произнёс:
— Пить по утрам, — это прерогатива отдыхающих, а вам милые женщины предстоит ответственная работа с бумагами.
Сказав это, он скрылся в ванной.
— Я тебе говорю, что мы обезоружили его своей лаской, — радостно сказала Симочка, потрепав Эрику по щеке. — Он уже не хочет видеть в твоей работе огрехов, а попросил меня, чтобы я всё заретушировала.
— Сима, какое счастье, что меня с тобой судьба свела! — воодушевлено сказала Эрика, — без тебя бы я, наверное, погибла. Сегодня я поверила в другую жизнь и похоронила все грязные отношения со старыми обитателями этого вертепа.
— Не судьба нас свела милая, а Анатолий Романович! Допивай своё вино пока он в ванной и все бумаги свои неси мне в номер, а я загляну к нему на секунду.
…В ванной она коротко поведала ему, каким сексом под напором двух партийных стариков пришлось заниматься двум интересным сотрудницам базы. Анатолий это известие воспринял спокойно. Тщательно обмылся под душем, и когда вышел, женщин в номере уже не было. Он сел в машину и в первую очередь навестил больную мать, но поговорить с ней не смог, она лежала под капельницей в коматозном состоянии. Около неё сидел рядом отец. Увидав сына, он вышел с ним в коридор:
— Плохая сынок наша мама, — опечаленно произнёс он, — врачи говорят, что летальный исход может наступить в любую минуту. Ты там Наталью Дмитриевну, если увидишь, передай, что пока я не могу ей помочь по выборам, но люди мои будут заниматься. От кровати матери я сейчас ни на шаг не могу отойти. Я думаю, она меня поймёт. И позвони Андрею, подготовь его к мрачным событиям?
— Хорошо, ему я прямо сегодня позвоню, да и Наталье позвоню. Увидеть мне её едва — ли придётся. Я сейчас некоторые дела сделаю и рвану на базу.
Он простился с отцом и поехал к Симочке. Больше всего ему не хотелось встретить в квартире Сашу и, к его счастью, её не оказалось дома. Он быстро нашёл вещи Симочки и, бросив всё это в сумку, поехал на базу, не забыв по пути заглянуть в магазин и запастись изрядным количеством спиртного. Вернувшись в свою вотчину, он не стал мешать женщинам, зная, что они занимаются важным делом, а переоделся, взял полотенце бутылку минеральной воды и направился на пляж, который был заполнен отдыхающими. Искупавшись в прохладной воде, он уснул и проснулся тогда, когда почувствовал, что по его спине сильно хлещет дождь вместе с градом. Дождь грянул неожиданно, и народ бросился в укрытие. Анатолий не успел собрать свою одежду, как дождь прекратился.
«Вот и капли небесной росы на меня вылилась, — частица вещего сна», — подумал он и пошёл в корпус.
Около корпуса Анатолий увидал машину Корнеева:
Корнеев мужчина чуть старше Магистра, бывший футболист, — имел приличный животик и высокий гонор, но в противовес этим качествам обладал скудным интеллектом. Все знали в городе, что он руководитель слабый и держит его исполком, только из-за Шувалова.
«Никак, за люкс приехал разбираться?» — подумал он.
Предчувствие не подвело Анатолия. Корнеев находился на первом этаже, раздражённо жестикулируя перед лицом Валентины Львовны, и разговаривал с ней на повышенном тоне. Его грозный вид ничего хорошего не предвещал. Увидав новоиспечённого директора, он обрушил свой гнев на него:
— Анатолий вы, почему мои указания не выполнили? Почему номер не освободили? Вам же ясно было сказано, что этот номер за Фёдором Ильичом числится. — Это номер партии!
— А кто такой Фёдор Ильич? — спокойно спросил Анатолий.
— Не надо скоморошничать Магистратов? — перешёл он на официальность. — Фёдор Ильич, рекомендовал мне вас. Он немало сил и средств, вложил в эту базу. Это можно сказать его детище!
— Я знаю Фёдора Ильича, он в настоящее время занимает мой кабинет. И не надо мне рассказывать его биографию. Только мне непонятно он что свои личные накопления вкачивал в базу или жертвовал партийными взносами?
— Слушай, ты, почему так разговариваешь? — возмутился Корнеев, — он уважаемый человек! Анатолий взглянул на рядом стоявшую Валентину Львовну, собираясь сказать заготовленную крутую фразу для Корнеева, но постеснявшись администратора, сказал:
— А ещё я знаю, что Федор Ильич, как бывший партийный босс лишён всех своих привилегий, так же, как и другие коммунисты. Нет, партии сегодня, значит, нет и партийного номера. Он занял мой кабинет на строчевышивальной фабрике, а я занял его люкс. Взаимовыгодный и справедливый обмен. Что ты от меня ещё хочешь?
— Ты повторяешь ошибку своего отца, — вновь перешёл на повышенные тона Корнеев, — смотри, я быстро тебя на место поставлю! Ты не представляешь себе, как я строить по ранжиру всех могу!
Сказав это, Корнеев важно посмотрел на администратора. Анатолий подошёл ближе к председателю и спокойно ответил:
— А ты не представляешь, как я раком могу ставить некоторых придурков, без всяких ранжиров!
Валентина Львовна прыснула от смеха, а Корнеев гневно посмотрел на неё и словно ужаленный выбежал из корпуса, сел в машину и уехал.
Анатолий повернул голову в сторону администратора:
— Простите, не удержался от соблазна обрезать его гонор.
Она умилённо смотрела на него, сложив руки пирожком, будто собираясь похлопать в ладоши:
— Красиво Анатолий Романович и смело, — сказала она. — Но я думаю, вряд ли он вам сможет испортить настроение. Заслон он свой потерял и сам теперь дрожит за своё место.
— Вам — то это откуда известно уважаемая Валентина Львовна? — спросил он у неё.
— У меня работа публичная и иногда эта публика на свои вечеринки приглашает меня и о чём они беседы ведут, секретом не является для многих наших сотрудников.
— Вы вот, что Валентина Львовна, будьте так добры, — обратился он к ней, — время уже к ужину подходит. Сходите к моей машине возьмите сумку Симочки с её вещами и отнесите ей в склад, там она с Эрикой работает. Пригласите их ко мне зайти? Заработались, наверное, и не ели ничего.
— Их в складе нет, они в номере, а в обед я их ухой накормила. Виктор много рыбы поймал. Хотите, я вам свежую, сварю из судака? — предложила она.
— Пожалуй, от ухи я не откажусь, — ответил он и поднялся к себе в номер немного взбудораженным от разговора с Корнеевым.
Валентина Львовна вначале сходила к машине, потом поднялась в номер Симочки. Она успела в отсутствии Анатолия, сблизится с ней, великодушно накормив её и Эрику ароматной ухой. Восторженная она вошла в номер и передала сумку Симочке.
— Вот это Эрика у нас директор новый! — восхищённо сказала она, — знала бы ты, какой у него темперамент? «Под таким мужиком и умереть не грех!» — сказав это и посмотрев на Симочку, она тут же осеклась.
— Продолжай Валюша, не стесняйся? — добродушно сказала Симочка, — я же женщина и должна знать по каким критериям распознают темперамент мужчины? Администратор слово в слово передала весь состоявшийся разговор, не забыв концовку разговора о позах подсластить жестами. Симочка смотрела на Валентину Львовну и, улыбаясь по-простецки, спросила:
— А ты бы Валюша смогла встать перед ним раком? — и перевела сразу взгляд на Эрику, которая восприняла известие администратора, как приятную новость и с любопытством ждала, как она ответит на вопрос Симочки.
Валентина Львовна сразу стушевалась и сказала:
— Ой, простите меня? Голодной курице всегда просо снится. Я пошла, готовить уху ему. На вас варить или вам зажарить судака? Он вас ждёт к себе.
— Валентина Львовна, вы простите меня? — произнесла робко Эрика, — но Сима близкий друг Анатолия Романовича и я ей всё, как на духу рассказала, про Корнеева, что он с нами вытворял. Так у меня получилось, но я сейчас дышу ровно. Думаю, что я правильно сделала? Если бы такое он с нами сотворил в Америке, он бы лет двадцать за это тюрьмы получил.
— Ну и правильно сделала, — сказала она, сняв с себя очки, и протёрла носовым платком вспотевшие стёкла.
Симочка внимательно обвела взглядом администратора и снова отметила сходство во внешности её и Царицы. Только эта была лет на десять моложе Натальи. Протерев очки, она вновь одела их на себя:
— Надеюсь, что этого директора ему не удастся убрать? — высказала своё предположение Валентина Львовна, — может при Анатолии Романовиче, мы обретём немного свободы и забудем про унижения?
— Валентина Львовна, сегодня я такую работу с Симочкой проделала, что мне никто уже не страшен, — смело заявила Эрика. — Теперь если они меня, затронут, то и Корнееву, и Шувалову придётся объясняться у прокурора.
— Мне лично такая огласка не нужна, — понуро ответила Валентина Львовна, — я ещё мечтаю выйти замуж и родить ребёнка.
— Ты думаешь, я этого не хочу, — обиделась Эрика. — Хочу и очень, но топтать себя, как грязную аллею больше не позволю!
Симочка с любопытством смотрела на собеседниц и поняла, что умудрённая Валентина без водки попадёт под одеяло нового директора базы. Поправляя свою причёску на голове, её груди, хоть и не отличались своей пышностью, но сквозь тесную блузку, заманчиво вздрагивали:
— Если вы завершили всё, то подымайтесь к нему, а я пойду варить уху и жарить рыбу, — сказала Валентина Львовна.
— А мне можно тебе помочь? — назвалась Симочка, — вдвоём мы быстрее управимся.
— Я только рада буду, — охотно приняла Валентина Львовна её помощь.
Симочка встала из-за стола, и нежно положив руку на плечо Эрике, сказала:
— А ты моя хорошая отнеси все бумаги на склад и иди к нему в номер, приготовь стол, помой посуду?
Симочка надела на себя привезённый халат Анатолием и пошла вместе с администратором к ней в номер.

 
                ГОТОВЬТЕСЬ ТОВАРИЩ ДИРЕКТОР
               
       Эрика с бьющимся сердцем осторожно открыла дверь. Вначале вошла в номер, а потом постучала.
Он вышел к ней на встречу:
— А Симочка где? — спросил он.
— Они уху готовят у Валентины Львовны, а я пришла посуду помыть и стол приготовить? — ответила она, пряча глаза от его взгляда.
Он подошёл ближе к ней и тихонько за подбородок приподняв её голову, спросил:
— Тебе стыдно на меня смотреть или противно?
— Боязно, и стыдно, но всё равно хочу вам выразить свою благодарность за оказанную помощь. Если бы не Сима, я не знаю, чтобы делала. Можно я вас поцелую?
— Можно, но только не сейчас а, то я человек вспыльчивый, так пылить начну, что без ухи останусь. Лучше давай я тебя поцелую, — он нежно поцеловал её в щеку, отчего она вспыхнула, как спичка и села на диван.
— Я это поняла сегодня ночью, что вы вспыльчивый, — сказала она. — И я нисколько не жалею, что вы стали моим первым мужчиной, которого я в прямом смысле познала, как женщина. И мне это доставило громадное удовольствие.
— Примерно я понимаю смысл твоих слов и наводящих вопросов не собираюсь тебе задавать, чтобы не вводить тебя в краску. Я рад, что тебе было хорошо со мной, и могу ответить тебе тем же. И скажу тебе, что я взрослый и серьёзный мужчина и к твоим прошлым занятиям любовью с ненавистными тебе трухлявыми пнями отношусь не осуждающе. Это жизнь и человек, использующий власть, в своих непристойных целях найдя слабину в женщине, — совсем не человек, а волчье отродье. Поэтому на будущее хочу тебя предупредить; я, никогда не буду тебя склонять к подобным играм, к чему склоняли тебя те подонки. Пока ты этого сама не захочешь. Сразу могу предупредить, что я не равнодушен к женскому полу. Я люблю много женщин и ко всем одинаково отношусь никогда, не причиняя им зла.
— Я не желаю ничего забывать, — задыхаясь, проговорила Эрика, — то, что произошло сегодня, к этому я намеренно шла. Мне было весело и хорошо с Симочкой. Когда я поняла, что вы не спите, мне осталось только подыграть ей. И если я когда — то вам буду, нужна, вы можете снять трубку и вызвать меня к себе. Я явлюсь к вам вся. Можно сказать, я сегодня уже пришла. И если вы меня не прогоните, я готова вновь подняться с вами в Парадиз благоухания. Напевать вам не скорбное ламенто, а соул с элементами спиричуэла!
— Мне твой ответ нравится, несмотря, на то, что некоторые слова не понятны, но смысл вполне ясен. Давай за такую дружбу перед ухой мы, и выпьем с тобой? — сказал он и налил ей и себе водки. — А сегодня мне необходимо отдохнуть. Прошедшая ночь меня изрядно притомила.
 Ему нравилось, то, что она не оправдывалась и никого не обвиняла в своём, не безгрешном прошлом, а главное, говорила откровенно, чего хотела. Он знал повадки таких женщин, они никогда без памяти не влюбятся в него, но обожать будут за обоюдно подаренную страсть. Этих женщин он про себя называл самками, хотя и себя относил к такому классу, только мужского рода.
— Я выпью с вами с большим удовольствием, но меня послали сюда делами заниматься, — сказала она, — они сейчас уху принесут, а стол не накрыт. Неудобно будет.
— Пей, — настаивал он, — стол мы с тобой быстро вдвоём соберём. А уху они будут варить ещё минут двадцать. Они выпили и он, забрав у неё стакан из рук, спросил:
— У меня к тебе один только вопрос сомнительный есть. Если тебе стыдно отвечать на него, прямо в лицо, положи мне голову на плечо и обними меня. Если не пожелаешь, можешь не отвечать.
— Я заранее знаю, что будет стыдно, — сказала она, и обняла его, не дожидаясь вопроса.
— Я не понял сегодня, — погладил он ей голову. — По структуре, ты не девочка, а мужчину попробовала впервые, как так может быть?
— Я ждала этого вопроса, хотите, покажу? — предложила она, поглядывая на холодильник.
— Если тебе это доставит удовольствие, то покажи?
— Посмотрите на холодильник, что вы там видите? — спросила она.
— Хлебница и пепельница из стекла, больше там ничего нет, — сказал он.
— А на что эта пепельница похожа?
— Эта штукенция похожа на пушку, наверное, с колёсами? — пригляделся он к пепельнице оранжевого цвета.
— Это не пушка, а мужской член, который мне никакого удовольствия не доставляет. Его Шувалову подарили умельцы с соседнего города, когда отдыхали у нас в конце мая прошлого года. Они такие сувениры делают у себя на стекольном заводе. Теперь вы поняли, к чему меня подвергал, первый секретарь горкома партии? Подробности я не буду рассказывать, так как с себя за это вины тоже не снимаю. Не надо было пить с этим угасшим извращенцем без меры. Будет позже настроение и желание, я вам расскажу. Хорошо? — заглянула она ему в глаза.
Анатолий отстранил Эрику и подойдя ближе к холодильнику взял в руки пепельницу. Действительно это был мужской половой орган внушительных размеров. Он взвесил его на руке и сказал:
— Да этой штукой и убить можно. Тебе смело можно было старичка ударить этим сувениром по его морщинистому лбу, чтобы звёзды оранжевые до всемирного потопа снились.
Он отнёс этот сувенир в ванную и спрятал его там, чтобы он Эрике ничего плохого не напоминал. Когда он вернулся, Эрика преданно посмотрела ему в глаза и прижалась к плечу:
— Я очень благодарна вам. Вы неделю у нас всего работаете, и успели своим поведением открыть мне глаза на многое. А главное, я по гроб жизни буду вам обязана, что не дали ходу моим нечистоплотным действиям.
— Эрика ты меня уже поблагодарила, — сказал он ей. — Давай лучше с тобой столом займёмся?
Стол они успели накрыть до ухи. И сев на диван, она опять прильнула к нему. Не произнося ни одного слова, мысленно благодарила его и молилась богу, чтобы его не сняли с этой работы. В таком положении их застали Симочка и администратор. В руках они принесли уху и тарелку с жареным судаком.
«Ну и шустра девочка»? — ревностно подумала администратор.
Весь вечер они пили водку малыми дозами и закусывали жареной рыбой. Анатолий сидел за столом и думал о больной матери, и ещё не выходила из головы стычка с Корнеевым. Он знал, что сделать тот ему ничего не сможет, но тяжёлый осадок, оставшийся после неприятного разговора, водка никак не хотела заглушать.
Симочка заметила, что Анатолий не совсем разговорчив и мало улыбчив за столом. Причину такого поведения она поняла:
— Анатолий Романович не надо унывать, никогда? «Тем более в кругу дам», — сказала она. — Веский аргумент для горлопанов лежит у меня в номере, который мы подготовили для вас с Эрикой. Этим аргументом вы любому рот заткнёте.
— Мне совершенно безразлично, что надумает Корнеев после выходных. Но я знаю, что в отношении его у меня имеется большое преимущество. Я принимаю дела, и у меня нет, как у него учётной карточки на крупную сумму с нашей базы. И я до последнего дыхания буду требовать, чтобы всё имущество вернули на базу. А я ещё другие спортивные объекты не проверял.
— А я слышала, как они на прошлой неделе в сауне, горевали, что им всем придётся в скором времени подыскивать работу. Один Корнеев находился в бодром настроении: «говорил, что его должность при любой власти нужна, — сказала Валентина Львовна. — Потом ему Фёдор Ильич объяснил:
«Власть, около себя любит держать проверенных и подвластных себе людей, которые до этого не служили отставными аппаратчиками. Так что не тешься надеждой, что тебе придётся заправлять в городе спортом. Я тебе предлагал недавно оставить своё председательство и вернуться в оздоровительный центр, ты не захотел идти туда, где видимый порядок существует. Тебя бы никто здесь не потревожил. Будешь после локти кусать, но будет поздно. А должность эту я отдам сыну Ромы Магистра, так, что готовься его оформлять под своё крыло». — Корнеев тут же ответил: «Если база отойдёт заводу, он даже при любом плохом кадровом раскладе новой власти, сможет всегда вернуться на базу в качестве директора, так, как повязан с ремонтным заводом долговыми обязательствами».
— Вот слово в слово я передала их разговор, — обвела всех пытливым взглядом администратор, дожидаясь, какая реакция последует и в первую очередь от нового директора.
Он внимательно слушал и обдумывал слова Валентины Львовны, но с женщинами своими мыслями не делился.
— Откровенно говоря, мне нравится ваша база, — сказал Анатолий. — И если её передадут в другое ведомство, то мне очень будет жаль с ней расставаться. — Но думать об этом я считаю рановато. Мы не будем дремать и ждать, когда это случится, а будем работать в прежнем режиме. Всё равно пока не пройдут выборы главы города, исполком никаких решений принимать не будет. А я зря времени не терял, подготовил проект, на строительство своей прачечной и стационарной столовой, чтобы она не из общепита к нам по выходным приезжала, а функционировала ежедневно. Ещё у меня ряд хороших идей есть, но это будет на следующем этапе.
— Своя прачечная — это прекрасно! — мечтательно произнесла Эрика, — тогда бы я не стала постоянно мотаться в город и ворочать тюки с бельём. Но нам давно не поступает никаких ассигнований на покрытие убытков. А со столовой вопрос если вы решите, то нам хлопот больше прибавится, так как от народу не будет отбоя и в будние дни, не только по выходным. Не знаю, нужно ли нам это?
— Обязательно нужно, — заявил Анатолий, — чем больше народу у нас будет отдыхать, тем положительней будет результат нашей работы. Я тогда смогу апеллировать цифрами и подписывать легко требования у чиновников для выполнения последующих наших задач. А дотации на первых порах будут поступать, но мы будем идти к хозрасчёту, чтобы не ходить с протянутой рукой по всем инстанциям. Валентина Львовна смотрела на него с недоверием и думала: «Похожие порывы были у Корнеева и у Барсукова, но они быстро отказывались от своих высоких идей, так как времени на их воплощения не было».
 Основной же работой директоров, являлась работа, связанная с организацией отдыха, работников горкома и почётных делегаций, — гостей города. Это и мяса свежего доставить на шашлыки, которые сами директора и готовили, и сауну организовать с женщинами, включая администратора и Эрику для мужского коллектива. Хотя Эрика там ни разу и не была, но, как необходимый инвентарь для утех Шувалова и Корнеева она значилась. А ещё для этих целей у них была медичка Лика и все дежурные по этажам, вместе с горничными, которые знают хорошо своё дело. Главное их предназначение на этой базе, — интимные услуги толстопузым дядям и бесплатно.
«Готовьтесь товарищ директор? — озорная смешинка вкралась в душу администратора. — Всё чтобы до мелочей было приготовлено, когда гостям, что — то потребуется. Чтобы не было нареканий в адрес администрации базы во время отдыха дорогих гостей. Это и будет вашей основной работой милейший Анатолий Романович, другой работы для вас здесь не приготовлено, — мысленно сказала она ему. — А темпераментная строптивость ваша мне ужасно нравится, но я сомневаюсь, что она понравится отцам города. И я бы вам всё это охотно смогла объяснить, но только один на один в вашей спальне на кровати, — мягкость постели, которая мне неплохо знакома. Но видимо, сегодня эту кровать займёт Эрика. Она прилипла к вам, как перцовый пластырь и наверняка под столом гладит вашу ногу».
  Валентина Львовна встрепенулась от такой мысли и посмотрела на Эрику, та действительно тесно сидела около директора, но руки её были на столе.
— Я так плотно поел, — сказал Анатолий, — что мне водку пить уже не хочется. Вы сидите тут, отдыхайте, а я, наверное, пойду, прилягу.
— А зачем мы будем мешать твоему отдыху? — сказала Симочка, — мы пойдём в мой номер и там посидим, только холодильник твой немного пощиплем?
— Делайте, что хотите, — ответил он, и скрылся в спальне, закрыв за собой дверь.
Симочка выгребла половину запасов из холодильника, и они спустились к ней в номер.
 
                КОЛЬЦО САТУРНА               

        КОЛЬЦО САТУРНА
Эрика явно была расстроена, что они покинули люкс. И в душе она надеялась, что в кругу женщин и водки Магистратов взбодрится и оставит её у себя. Но водка наоборот его сделала грустным и безразличным к женщинам. Валентина Львовна тоже надеялась, что, как и прежние директора, он осмелится пускай и не положить с собой в постель, а волю рукам дать, — похлопать, там, где мягко и пощупать, где упруго, но он никаких интересов к этому не проявлял. Игривые позывы у него после водки отсутствовали. Он советовался с ними по разным вопросам, касаемо базы. Так с ними никто до этого не разговаривал. Даже Барсуков делал все свои дела в одиночку. Симочка была весела и общительна с женщинами. Она знала, что ей этим душным вечером предстоит обольстить интеллигентную администраторшу, похожую на Царицу. Она решила этой ночью её привести в люкс в возбуждённом состоянии к спящему Анатолию. Между тем, он и ведать не ведал, что она ему готовит новый сюрприз.
— Всё девочки мы одни остались, — сказала Симочка, когда они вошли в номер. — Теперь можно раздеться до трусиков, пить водку сколько душе угодно и вести непринуждённо любые разговоры, не опасаясь, быть увиденными и услышанными Я заметила по вашим милым мордашкам, что вы мало поверили в его идеи? Хочу вас предупредить, он напорист и тенденциозен! Сказал, — значит сделает, под таким девизом он работает. Он старому не даст рухнуть, пока новинку не внедрит. Он просто умница и вы в этом скоро убедитесь! Если, конечно, будете ему помогать, а не вредить! Она первой сбросила с себя халат и лифчик, поймав на себе любопытный взгляд Валентины:
— Нравится моя грудь? — спросила Симочка у неё.
— У меня нет слов, — ответила Валентина, — как тебе это удаётся содержать себя в таком великолепии? Я младше тебя, но мне до твоих параметров и изящества далеко.
Валентина сняла с себя блузку и расстегнула юбку, — лифчика на ней не было. Небольшие груди, которые были, чуть больше грудей Эрики, не имели такого ослепительного вида, как её внешность. И было видно, что, сравнивая себя с Симочкой, она мгновенно огорчилась. Но когда оголилась Эрика, у которой груди были ещё меньше, Валентина убрала со своего лица понурость и стала любоваться Симочкой. Симочка, заметив интерес администратора, к своим внешним данным взяла в руки бутылку:
— Давайте девочки вначале выпьем, и я вам расскажу, как я занимаюсь с собой, чтобы никогда не увядать. Она стала разливать водку:
— Запомните первое и главное правило, — сказала она, — для нашего здоровья пользу приносят только слабоалкогольные напитки или коньячок в небольших дозах. Водку я пью, только тогда, когда хочу напиться, а такое желание у меня возникает довольно редко, но сегодня в хорошем бабском кругу, я обязательно напьюсь и вас напою. Поднимем наши рюмки, и я продолжу?
Они выпили и начали закусывать исландскими консервами, которые доставил Анатолий:
— Какая вкуснятина эти консервы, — отметила Валентина.
«Вот и эта туда же, как Царевна», — подумала Симочка и продолжила:
— Я никогда не заостряю внимания на плохих моментах в жизни, а сосредотачиваюсь только на приятные вещи, которые стараюсь создать себе сама. Со стороны от кого — то ждать подарков в наше время глупо. Вы, наверное, заметили, что я всегда весела. И еще у меня есть маленькая слабость, которая вливает в меня определённый допинг, — я люблю материться на чём свет стоит. А ещё я безумно обожаю горький шоколад, который могу поглощать в больших количествах. В шоколаде много полезных антиоксидантов, которые делают меня в постели, сексуально неутомимой, темпераментной и жгучей как испанку.
Она встала из-за стола, и подошла сзади к Валентине, положив руки ей на грудь. Поймав на себе ревнивый взгляд Эрики, она сказала:
— А больше всего девочки я люблю секс, без этого сладкого занятия жизнь становится серой и безрадостной. И люди, у которых слабое либидо или совсем отсутствует надо сострадать, так как без секса жизнь у них резко сокращается.
Она отошла от Валентины и подошла к Эрике, обняла её за шею и поцеловала в щёку.
— Секс — это не только приятное занятье, но и отличное лекарство для здоровья. Поверьте мне, чем чаще человек занимается этим делом, тем здоровее становятся его органы и выглядит он всегда моложе своих лет. Посмотрите на своего директора, ему сорок лет, а он, как мальчик. Вот вам позитивный результат регулярного занятия сексом. Если бы у меня была возможность, я бы грешила каждый день перед завтраком обедом и ужином и обязательно половина ночи бы прихватила.
— Где же Симочка такого мужика взять? — спросила Валентина.
— А у меня и сейчас никакого нет, — есть только один приходящий, но какой Валюша сильный, который умеет, любить в один день не одну женщину. Но когда его нет рядом со мной, я прибегаю к своим индивидуальным предметам, которые в ближайшее время думаю, будет иметь каждая неудовлетворённая женщина. Этот мужчина открыл во мне женщину. Он увидал и оценил у меня первым мою фигуру. До него я несколько лет не имела связи с мужчинами и жила в забытье, приговорив себя к пуританской жизни. Мой, правда, весёлый и оптимистический характер, не давал мне зачахнуть. Мужчину встретить я и не помышляла. И вот бог послал мне его, и я сейчас имею большой интерес к жизни. Теперь я изучаю сексуальную литературу и жду его каждый день с нетерпением. Он занятой человек и семейный, но время для меня уделяет, за это я его боготворю!
— У тебя хоть приходящий есть, но дееспособный, а у меня постоянный под боком, но бесполезный, как худой горшок, — посетовала администраторша.
— Не надо Валюша мне сказки рассказывать? Я знаю хорошо, что вниманием мужчин вы здесь не обижены.
Валентина Львовна поперхнулась консервами и, прокашлявшись, сказала:
— Если бы это были мужчины, не стыдно бы было пересуды слушать, а то ведь одна труха, у которых, то спина больная, — разогнуться не могут, то ноги сводит. Мало того, почти все за сердце и печень хватаются.
— Корнеев не похож на инвалида, он с виду крепкий мужчина, каким я его помню он много лет назад, — уколола Валентину Симочка.
— Может он и не инвалид, но душа к нему не лежит, — откровенно сказала Валентина, — мне намного приятней бы было любовью заниматься с роботом, чем с ним. Ты видишь, я даже не краснею и не скрываю связи с ним. Наши сотрудники все знают, что он со мной сексом занимается. И знают какое отношение у меня к нему. А скажу ему нет или ослушаюсь, когда, — сразу заставит частную квартиру искать в городе. И буду я каждый день с мужем ездить на работу в такую даль на автобусе. У меня сейчас вопрос решается с трудоустройством. Обещали в сельскохозяйственное училище пристроить производственным мастером и комнатку дают, да мой Виктор ни в какую от этой природы не хочет уезжать. Я думаю, оставлю его здесь, а сама в город уеду. Я ещё не старая, мужчины на меня засматриваются. Поживу в своё удовольствие.
— А кто тебе здесь мешает поймать себе мужа нового? — спросила Симочка.
— Ты Симочка не знаешь, какие нравы здесь царят. Каждая горничная или дежурная по этажу — это секретные сотрудники Корнеева и муженёк мой не подарок. Корнеев меня уже предупредил, узнает, что я с кем — то любезничаю, в уборщицы меня переведёт или совсем уволит. А как мне без любезности при моей работе? Я женщина интересная, мужчины сами ко мне льнут. Разговаривают уважительно, комплименты раздают, от которых всегда улыбаться хочется.
— С увольнением не спеши, а запрет на улыбки с тебя снимет Анатолий Романович и может даже сегодня, и спрашивать не будет ни у Корнеева, ни у Шувалова.
— Он спит сейчас и, вероятно, больше уже не проснётся, — сказала Валентина, — время уже одиннадцатый час.
— А мы его разбудим? — засмеялась Симочка, посмотрев на обескураженную Эрику, в лице которой присутствовал испуг и радость.
— А это удобно будет? — спросила Валентина.
— Удобно, если ты снимешь очки и воспользуешься моими духами, но вначале я предлагаю выпить и поиграть немного в одну приятную игру. Поверьте, мне она намного приятней ваших игр в сауне с жопастыми киляками.
И Симочка вновь налила водки, но уже не в рюмки, а в стаканы.
— Эта игра как жмурки, — начала Симочка объяснять принцип игры. — Я вам сейчас открою свой косметический чемоданчик, там лежат три братца, но разного размера. У каждого из них имеется своё имя, Толя, Миша и Вовчик. Вы их подержите в руках, потом мы выключим свет и в темноте вы должны узнать имя братца, который будет делать вам приятно. Я в эту игру с вами не буду играть, так как я знаю их, как облупленных, но помогать братцам буду, чтобы доставить вам больше удовольствия.
— Я, кажется, догадываюсь, что за братцы у тебя там лежат, — затаив дыхание, сказала Валентина.
— Если догадалась, то встань и возьми из сумки чемоданчик, — сказала Симочка, — а мы пока с Эрикой трусики снимем.
Эрика без всякого упорства сняла трусы, но садится на стул, не стала. Она подошла к Симочке и, обняв её, внезапно затряслась.
— Я тоже знаю, что там находится, — прошептала она.
— Эрика, душечка, — подошла к ней с открытой косметичкой Валентина. — Не бойся, потрогай их? Они как живые, только глядя на них, мне мужчину сразу захотелось. Это не та стекляшка, которой тебе порвали киску.
Эрика не сводила глаз с чемоданчика, где красовались три латексных мужских половых органа посыпанные тальком. Все они имели разные размеры.
— Познакомьтесь с ними пока, а я пойду быстро ванную приму? — сказала им Симочка, и демонстративно сделав круг почёта по комнате будто, что — то ища, прошла в ванную.
Она не спешила выходить из ванной, дав им, время осмыслить принцип игры, но, когда вышла оттуда, поняла, что игры уже не получится, так как они успели уже насладиться этими «мальчиками».
А когда вышла из ванной, сказала:
— Я смотрю, вы наигрались уже без меня. Главное, чтобы передозировки не было, а то вам и мужчину не захочется сегодня.
— У меня такой приятный дурман в голове от этих игр, — сказала удовлетворённая Валентина, — эти чудо — игрушки хороши, хоть они и не живые.
— Сейчас пойдём к Анатолию Романовичу и все, включая меня, попробуем живого Анатолия, — сказала Сима.
— Нет, — категорически заявила Валентина, — я хоть и пьяная, но не такая дура, чтобы к своему начальнику лезть без разрешения в постель, а как я в глаза ему завтра буду смотреть.
— Я пойду, — обрадовано сказала Эрика, и стала одеваться.
— Эрика дорогуша, ты что делаешь? — возмутилась Валентина, — тебе эти братцы случаем мозги не вывернули?
— Мозги у неё на месте, — сказала Симочка, — пускай идёт, а ты Валентина Львовна ещё пока не созрела для Анатолия Романовича. Если не возражаешь, то мы с тобой пройдём теорию, как влюбить себя в мужчину.
Когда Эрика ушла, Валентина стала одеваться: — Я никаких теорий знать не хочу, — сказала она, — хочу быть такой, какая я есть и пить больше не буду.
После чего она включила телевизор.
— Валечка, ты невнимательно меня слушала сегодня, — сказала Симочка, — мой воздыхатель это и есть Анатолий Романович. Он неиссякаемый в сексе и женщин никогда не отвергает. И сегодня Эрика вместе со мной ночь провела у него в спальне. Я тебе предлагаю воспользоваться своими духами. Он этот запах любит до безумия. Это бы его подстегнуло неимоверно, и ты бы, наконец, поняла, что такое мужчина высшего сорта.
В два часа ночи Симочка открыла двери люкса, пропустив вперёд Валентину. Беспробудный сон Эрики и Анатолия был нарушен в эту ночь. Утром из его номера вышла одна Валентина с маской удовлетворения на лице.
«Надо сегодня — же увозить Симочку домой, — подумал он, — иначе у меня для основной работы сил не хватит».
…С этими мыслями он уснул и проспал до шестнадцати часов следующего дня.
— Неужели тебе не понравилось Толик? — спросила Симочка у него в машине, когда он увозил её домой.
— Понравилось Симочка и очень, но это немного пахнет перегибом. Понимаешь, надо было вначале грязь разгрести, а потом контакты с персоналом наводить.
— Милый, считай, я всё разгребла с этими женщинами. И они дали мне согласие, что в нужном месте подтвердят, как их унижали, если конечно тебе не помогут мои цифры. — Эти женщины за тобой теперь пойдут в огонь и воду. Не забывай дорогой, — жизнь — это большая интрига и ставки в ней высоки? На полшага опоздаешь, и тебя растопчут подобные Корнееву и Шувалову нелюди.
— Как ты мудро говоришь Симочка, — сказал он ей, — и я в данный момент согласен с тобой, но только не пойму твоего рвения. Зачем тебе это?
— Неужели ты меня не понял? — посмотрела она на него, — люблю я тебя нечеловеческой любовью, вот и оберегаю от всяческих невзгод.
— Я тоже тебя люблю, но не укладываю же я тебя в постель со своими друзьями, оттого что люблю.
— Тебе совсем это не обязательно делать, — сказала она. — Ты меня должен ценить, так как я лучшая женщина в постели. Остальные всё, настоящая по — ебе — нь. Извини, ты сам меня вынудил на мат.


                ВСЁ СПРАВЕДЛИВО

    Проделанную по базе работу Симочки он смог оценить по достоинству только в понедельник. Его вызвал к себе в кабинет заместитель председателя исполкома Чирков, где уже находился Корнеев. Положив, нога на ногу, он вальяжно развалился в кресле и надменно смотрел на Магистра. Анатолий же старался совсем не смотреть на своего самого главного начальника. Он приготовился выслушать назидательную речь зампреда.
— Анатолий Романович, со всем к вам уважением, я не могу понять, разве трудно найти общий язык со своим руководителем? — сказал Чирков. — Я не говорю, чтобы вы с раболепием относились к нему, но нормальная речь в присутствии подчинённых должна быть! Вы, что не можете зайти в кабинет и разобраться между собой? Хоть морды себе набейте, но, чтобы никто из ваших подчинённых не заметил ваших неприязненных друг к другу отношений.
 Магистратов без приглашения сел на стул, так что — бы ненавистное лицо Корнеева находилось напротив. Он готов был к серьёзному разговору, и все волнения укротил в себе и поэтому смело смотрел на своего оппонента:
— Если бы Корнеев меня не встретил в холле гостиницы, а ждал в кабинете, то я бы так и сделал, — сказал спокойно Анатолий. — Он вместо того, чтобы помочь принимать мне базу нормально, всячески мешает. Его больше беспокоят престижные номера, а не результаты проверки. Ну, коль он так хочет, я решил сделать по — своему. Пригласил независимого ревизора, который мне помог разворошить кучу накопленного мусора. А конфликт при сотрудниках базы он сам спровоцировал. Возникают частенько нестандартные ситуации, где некоторые вопросы необходимо решать не в присутствии подчинённых. А он хотел себя выставить, что он хрен с горы. Ну и получил, что хотел.
Анатолий выложил зампреду исполкома все наработанные выкладки Симочки:
— Что это? — непонятно крутил бумаги заместитель.
— Одна бумага, где приобретено по безналичному расчёту в магазине Нептун. Это семь лодок Казанок, пять лодочных моторов Москва и два снегохода Буран. Приход на них есть, но как оказалось в действительности, на базу поступило пять лодок, три мотора и один снегоход. У меня по этому факту есть объяснительные записки ответственных за материальные ценности работников. Вторая бумага, серьёзней, чем первая. Это то, что числится на базе, но в наличии нет.
— Как это понимать? — расширив глаза, спросил Чирков.
— Понимать очень просто, у Корнеева есть своя учётная карточка, в которой отражено его воровство. Поэтому я требую, чтобы он срочно возвратил всё на базу, если не хочет, чтобы эти бумаги легли на стол прокурору.
Корнеев убрал ногу с колена и начал носовым платком утирать выступивший на лице пот:
— Я всё объясню, Вадим Юрьевич, я объясню, — бормотал он испуганно.
— Конечно, объяснишь, когда вернёшь всё на базу, а сейчас я видеть тебя не хочу. Чем ты быстрее это сделаешь, тем лучше будет для тебя, — сказал ему Чирков.
Председатель спортивного комитета пулей вылетел из кабинета, не сказав в своё оправдание ни слова. А Чирков всё своё внимание обратил на директора спортивного центра:
— Знал я, что на базе не всё чисто, но не, да такой — же степени. — Сейчас меня будет одолевать звонками Шувалов. Умолять начнёт, чтобы я лояльность проявил к Корнееву. Вашу базу хвалят наши сотрудники, — уважительно посмотрел он на Магистра. — Мне, правда, ни разу не приходилось там бывать, а вот мой шеф, частый гость там. Думаю, и с ним у меня будет разговор. Ты Анатолий Романович, оставь мне на всякий случай эти бумаги, возможно, наш шеф и не знает, что творил там Корнеев.
Это была последняя встреча Магистра и Корнеева. Председателя спорткомитета убрали в этот же день. Увольнение Корнеева был одобрено не только персоналом базы, но и всей спортивной общественностью города. Усилиями Симочки Анатолий одержал первую победу над зажравшимся функционером.

                ВАЖНАЯ ГОСТЬЯ

       Шувалова избрали генеральным директором производственного объединения Спутник, а Царица ждала своих выборов. Её портреты висели по всему городу, старший Магистратов много лет был неизменным председателем избирательной комиссии, но в день выборов главы администрации города, у него скончалась дома жена, — мать Анатолия и Андрея. Царица сожалела и переживала, что выпал из её компании самый важный помощник, но опасения её были напрасные. Восемьдесят процентов, набранные ей, безоговорочно позволили Наталье занять кресло мэра города. От такого известия Анатолий с отцом вздохнули свободно. Отец был доволен, что завершилась с успехом выборная компания, а Анатолий рассчитывал, что с её приходом во власть, вопрос о передаче базы ремонтному заводу сам по себе отпадёт. Хотя определённые люди с горя — моря упорно распускали слухи, что базу в любой день могут передать ремонтному заводу, что все документы уже подписаны и тогда им прибавят оклады.
Они делали это умышленно, не веря, что Магистратов пришёл на базу надолго. Но время проходило, а всё оставалось на прежнем месте, за исключением, того, что Корнеев вернул всё вещи с инвентарными номерами, кроме того, что было передано заводу в охотничьи домики.
— Нечего болтать без дела, — говорила Валентина Львовна дежурным и горничным по этажу на оперативке, — вы, что не видите, что Анатолий Романович возвратил всё на базу. Вам, что плохо при нём живётся или соскучились по бесплатным оргиям? Ещё раз услышу, что вы будете нагнетать обстановку и сеять хаос в коллективе, заставлю написать заявление на расчёт. Зачем вам продолжать трудиться дальше с человеком, в которого вы не верите?
— Мы и сами разбежимся от такой зарплаты, — сказала длинноногая Юля, — горничная с третьего этажа.
— Бегите, держать никого не буду, — сказала ей Валентина, — садись, пиши заявление?
— Я пока подожду немного, — ответила смутившая Юля.
— Ты, выходит, надеешься, что старые времена вернуться? — поймала она на слове Юлю.
— Нет, я надеюсь, что мне зарплату прибавят.
— Девчонки я вам вот, что скажу, — обратилась администратор ко всему коллективу. — Нам всем сейчас тяжело живётся и мне, в том числе. Давайте разброд не будем устраивать, а лучше будем продолжать работать в том же ритме. Я лично, не могу вам ничего обещать. Я просто верю, ему и думаю, моя вера дойдёт и до вас. Я знакома с планами директора, которые он уже понемногу воплощает в жизнь.
— Валентина Львовна может он с тобой и воплощает, а на нас он внимания не обращает, — выкрикнула та же Юлька.
— Юля, — обратилась к ней Валентина, — мы все здесь сидящие прошли через сауну и банкеты. Скрывать тут нечего. Разве новый директор дал, кому ни будь повод из нас, чтобы о нём вести такие разговоры?
— Не будет давать, мы сами ему дадим, — не прекращала Юлька, — он мужик видный и пахучий, как цветочная выставка.
Все женщины рассмеялись от её остроты.
— Не цветами Юлька он пахнет, — возразила ей Дина, — а мотивами Севера.
— Всё хватит, расходимся по рабочим местам? — остановила всех Валентина, — будете мне ещё на оперативке обсуждать, чем пахнет ваш шеф. Хотя солидарна с вами насчёт близких взаимоотношений и убеждена, что секс, это неотъемлемая часть счастья.
  После оперативки она зашла к нему в кабинет, чтобы поставить свежую воду в холодильник. У него там сидела Эрика и медичка Лика. Они решали вопросы по медикаментам. После той ночи Валентина, ждала и надеялась, что он пригласит её к себе в номер. Она старалась ему попадаться на дню по несколько раз, но он не придавал значения этому, хотя и понимал, к чему стремилась администратор. Анатолию она нравилась, и ему хотелось ответить ей своим вниманием, но смерть матери и приезд жены с сыном, налагали на него много забот, и Валентине он отпускал только доброжелательные улыбки. С тех пор как приехала семья, он ночи проводил дома. Анатолий, давно не виделся с Симочкой и Натальей, даже не разговаривал по телефону. Они, то же понимали, что ему недосуг и не тревожили его. Не успела Валентина поставить бутылки с водой в холодильник, как следом за ней заглянула Юля:
— К нам гостья важная приехала на Мерседесе, — сообщила она испуганным голосом. — Новая мама пожаловала!
— Неужели Наталья Дмитриевна решила нас навестить? — сказал он женщинам.
Эрика и Лика сразу встали из-за стола.
— Не волнуйтесь вы, сидите спокойно? — успокоил он их, — эта женщина с плохими вестями сама не появляется, а вызывает к себе в кабинет. Я её повадки знаю.
 Она вошла в кабинет словно Царица, — это была прежняя Наталья, не больная, а со здоровым цветом лица и красивой улыбкой. Она вежливо поздоровалась со всеми, окинув взглядом всех женщин, и произнесла:
— Фу духота, какая, Анатолий Романович? Как ты только сидишь здесь без вентилятора? Не можете приобрести, попроси женщин, они хоть опахалом тебя обмахивать будут. «За одним мужчиной можно поухаживать», — шутливым тоном сказала она.
— Да мы бы не против его обмахивать Наталья Дмитриевна, — сказала Эрика, — но наш директор человек не кабинетного типа. А вентиляторы у нас есть, но он говорит, они шумят и мешают ему сосредотачиваться.
  Анатолий показал жестом женщинам, чтобы они оставили их вдвоём. Те вышли, и у дверей Юля спросила у Валентины:
— Ну, что теперь всем нам придётся заявление писать в отдел кадров завода на перевод?
— Кто тебе такое сказал?
— Все наши внизу говорят, — ответила Юля, — не просто так же она приехала?
— Не знаю пока, но думаю, она приехала по другому поводу, — Валентина перекрестилась и спросила:
— Юль, а правда, я на неё похожа?
— Валь, ты, что? Ты у нас самая красивая, а она старая уже и сердитая, как мне показалось.
Юля приблизила своё лицо к Валентине, вгляделась в него и сказала:
— Наверное, что — то есть, — и быстро с лица перевела взгляд на груди, — у неё только сиси больше.
Я НЕ АППАРАТЧИК
— Как Анатолий Романович тебе живётся в бабьем царстве? Не устал от женского внимания? — поинтересовалась она.
— Нормально в работу я въехал и скоро тебя начну одолевать просьбами?
— Мой славный человек, голову себе не забивай ерундой? Найди себе приемника и сдавай ему свои дела, а сам давай ко мне в команду приходи? Первым замом у меня будешь. Ты мне необходим не только для того, чтобы за поясницу меня держать, а в городе порядок наводить, чтобы людям нормально жилось.
— Наташ ты понимаешь, что я не аппаратчик? — сказал он, — и откровенно тебе скажу, ждал от тебя подобное предложение. Мне приятно бы было тебя каждый день видеть, но неприятно заниматься делом, которое мне не по душе. Поэтому прошу тебя, не обижайся? Нам будет удобней и не менее приятно, чем где-либо с тобой встречаться здесь на базе, в любое время года. Считаю, что у тебя на этой должности совсем свободного времени может не быть, а сюда нет, да вырвешься. Служить народу не так просто!
— Не беспокойся, для тебя у меня время найдётся, как бы я не была загружена, — огорчённо сказала она, — но я рассчитывала на твой положительный ответ. Торопить тебя с ответом я не буду. Недели тебе хватит обдумать моё предложение?
— Понимаешь моя хорошая женщина? — Он подошёл к ней и хотел положить ей руку на поясницу. Но быстро одумался и погладил ей плечо. — Успел я прикипеть к этой базе и съезжать от такой природы у меня нет никакого желания. Если, конечно, ты не заберёшь у меня, её, и не передашь заводу.
Она покрылась потом и достав платочек из дамской сумочки, промокнула им своё лицо и лоб:
— Когда у меня будешь? — упавшим голосом спросила она.
— Я у тебя появлюсь, через неделю обязательно, но с новаторскими предложениями по реорганизации базы. А в помощники я бы тебе посоветовал пригласить отца. Он людей знает, поможет тебе с кадровым вопросом. Рядом с тобой он может, встряхнётся? Не смотри, что ему за шестьдесят! Он энергичен и трудоспособен, как молодой!
— Убери, пожалуйста, руку с моего плеча? — попросила она, — иначе мне плохо сейчас будет. Я так соскучилась по тебе, а ты меня обидел. Приедешь через неделю ко мне после обеда со своими предложениями и заберёшь постановление о передаче базы. Можешь его порвать, я подписывать его не буду. Его готовила не я, а Шувалов.
Она вышла, не попрощавшись с ним, и только в коридоре сказала:
— Провожать меня не надо, я дорогу знаю.
После неё в кабинет вошла Валентина и уборщица. Анатолий стоял около двери растерянный.
— Ну что Анатолий Романович? — спросила администратор.
— А ничего, — тихо сказал он, обдумывая разговор с Натальей.
— Что делать — то? — вопросительно посмотрела она на него.
— С массовиком создавайте оргкомитет и готовьте программы на все оставшиеся праздники этого года, и скажи Эрике завтра, чтобы поставила мне вентилятор в кабинет и в номер.
— Ой, значит, не зря я молилась? — захлопала она в ладоши, — пойду всех обрадую, — и она выбежала из кабинета.
— Чему радуется глупая? — вслух рассуждал он сам с собой, — я знал, что так и будет. Когда первый человек города свой в доску, — это хорошо! Я теперь, как кардинал Мазарини буду. Может выпить по этому поводу с Валентиной? Эрика с Ликой уехали в аптеку медикаменты закупать. А других сотрудников пока нет смысла приближать к себе.
Он дождался, когда уборщица вымыла его кабинет, и позвонил на пост, чтобы пригласили Валентину Львовну в кабинет. Минуты не прошло, как она вбежала к нему:
— Валентина Львовна у меня есть предложение и бутылка «Абсолюта». — приятно улыбнулся он. — Если ты не возражаешь, то можешь присоединиться ко мне. Надо отметить хорошее известие, которое нам привезла глава администрации!
— Я с большой радостью Анатолий Романович, — приняла она его приглашение, — но вам за руль садиться.
— Домой я не поеду сегодня, — посмотрел он на неё, — здесь останусь. А надумаю, уеду на нашем автобусе. А ты бери ключ от моего люкса, и приготовь на стол, закуски? А я дойду до плотника, посмотрю, как у него работа продвигается в столовой и приду.
Валентина приготовила стол, и когда он вернулся из столовой, сняла очки и спросила:
— Говорят все, что я похожа на Наталью Дмитриевну?
— Тебе нагло врут, запомни все женщины разные, — ответил он ей, — поверь моему опыту? Одень очки? Они тебя делают привлекательней. Лучше сними с себя сарафан. Не пугайся, я дверь закрыл. А твой Виктор на воде рыбу с катера ловит.
Она быстро нацепила на себя очки, и расстегнула сарафан.
— Кого я не боюсь, так это Виктора. Мы с ним питаемся только вместе, а не спим уже давно и по жизни у нас разногласия произошли. Он до слепоты предан Корнееву и собирается перебираться к нему в охранное предприятие, которого Корнеев ещё не создал.
— Ты поговори с ним, чтобы дурака не валял? Корнеев не чист на руку и ходит рядом с криминалом, — дал совет ей Анатолий.
— Не буду я ему ничего говорить и вам не советую? — сказала она зло. — Пускай проваливает. Вам здесь не нужны люди Корнеева, они только вредить будут.
— Разумно говоришь, — с любопытством посмотрел он на раздетую Валентину.
— Это не я говорю, а Симочка, но я с ней полностью согласна. Она женщина умная, — Валентина задумалась, и добавила, — и красивая как роза.
— Зачем ты расхваливаешь мне Симочку, находясь со мной почти в обнажённом виде? «Охоту хочешь отбить?» — спросил он в шутку.
— Нет, конечно, я ждала этого дня, когда вы меня пригласите к себе.
— Тогда садимся за стол? — сказал он, — и будем с тобой праздновать сегодняшний удачный день!
Валентина Львовна ушла от него в семнадцать часов, проводив автобус с сотрудниками в город, после чего вновь возвратилась в его номер, и для неё было неприятной неожиданностью застать в его апартаментах Эрику. Она звонко смеялась, рассказывая ему пошлые еврейские анекдоты.
— Неужели придётся с ней делить сегодня постель? — подумала она.
Её тревога передалась Эрике и она, как бы прочитав её мысли, сказала:
— Посидеть, я с вами посижу, — и, подойдя к Валентине, на ухо прошептала, — но спать не буду по причине женских природных катаклизмов.
Ночь Валентина тоже провела у него, а утром Анатолий собрался и поехал домой, где его встретила в штыки жена, спросив с порога:
— У тебя там не гарем случайно?
— Глупости не говори? — просто сели вчера всем коллективом и отметили приятную новость, которую привезла нам Наталья Дмитриевна.
— Знаю, я эту новость, — недовольно бросила она, — почему ты отказался работать в мэрии? Она звонила папе и просила его вразумить тебя. Ты пойми, ты отказываешься от положения, власти, карьеры и других неограниченных жизненных возможностей. Неужели тебе дорога эта паршивая работа? Лучше назад во «ВТОРЧЕРМЕТ» возвращайся, мне спокойней будет, и сына чаще видеть будешь. Парень уже взрослый, покуривать стал. Завтра пиво будет пить и девчонок щупать.
— Пиво и табак, конечно вредно, — а девочки — это прекрасно, я намного, раньше ими начал заниматься и вреда они моему здоровью не принесли. А насчёт работы ты мне не говори ничего. Ни в какую мэрию работать я не пойду. У всех аппаратчиков рано или поздно происходит раздвоение личности.
— Как прикажешь тебя понимать? Что ты несёшь Толя?
— Они все обещают, но не выполняют. А систематически обманывать народ, чревато для здоровья, — высказался он. — И к базе у меня свой жизненный интерес имеется, о котором я пока никому не рассказываю, но поверь мне это не женский вопрос. Я вас с Данилой, на досуге, свожу туда, и ты посмотришь, что ты не права.
— Никуда я с тобой не поеду, — наотрез отказалась она, — мне папа сказал, что слава плохая идёт про вашу базу.
— Оля ты твердишь, только про одну базу. Не забывай, что я директор не одной базы, а всего оздоровительного центра.
— Мне от этого не легче. Ты лучше Толя иди завтра к Наталье Дмитриевне и дай ей положительный ответ.
— Через неделю она меня ждёт с ответом, — сказал он.
— Так ты согласен? — смягчилась она.
— Отстань от меня с этим вопросом? Наталья и то мне дала неделю на раздумье, а тебе сходу ответ подавай. «Всё узнаешь через неделю», — сказал он ей и пошёл бриться в ванную.
Ольга зашла за ним в ванную и сказала:
— Побреешься, приходи в спальню? Я желаю, чтобы ты обнял меня, пока сын на речке.
— Вот это предложение мне по душе, — ответил он ей и начал бриться. Поцеловав её перед занятием любовью, он почувствовал, что голова как раньше от поцелуя с Ольгой у него не кружится и приятные ощущения, притупились.
«Неужели перерасход сил? — подумал он. — Если при поцелуе с близким человеком отсутствует головокружение, — то эту процедуру можно смело называть не прелюдией к любви, а взаимообразным обменом бактериями», — сделал он для себя вывод и начал выполнять супружеский долг.
  Через неделю Анатолий Романович дал окончательный ответ Наталье. Он вежливо отказался от высокой должности чиновника, мотивируя тем, что намерен горожанам организовать круглогодичный отдых, при этом положил на стол свой проект и документы на приватизацию базы. Она ознакомилась с бумагами и одобрила их:
— Может ты и прав Толя, — сказала она. — Определённость пока в нашей жизни не просматривается. А тут у тебя своё дело будет, и замечу неплохое, которое ты позже оценишь. Сейчас идёт неразбериха с приватизацией, все и вся гребут под себя. Шувалов замахнулся уже на фабрику, хочет быть полновластным хозяином. Не знаю, что у него получится? А ты оставляй свои документы, я непременно решу положительно твой вопрос. А пока суть, да дело, готовь базу ко дню строителя? Я там обязательно буду. Ну а вместо тебя придётся папу приглашать. Возьму назло тебе и закручу с Ромой роман, и замуж выйду, чтобы ты меня мамой называл, — рассмеялась она.
— Я буду только рад, если ты с ним счастье обретёшь, — ответил весело он ей.
В это время они оба не подозревали, что этот шутливый разговор даст свои положительные всходы. Через полгода Наталья Дмитриевна переселится жить к своему заму, — старшему Магистратову.
Анатолий несколько лет болезненно воспринимал этот союз, так как по-прежнему с трепетом вспоминал бурные встречи с Натальей. Единственная мысль его утешала, что полностью он эту женщину не потерял. И что досталась она после него не чужому человеку.

                ГОСПОЖА ВИШНЯ И РОЗЫ ДЛЯ МАГИСТРА

        Прошло много лет. Высоким узорным забором были отгорожены между собой два родственных объекта, единоличным хозяином которых являлся Анатолий Романович Магистратов. Турбаза поделилась на два лагеря. Там, где стояли деревянные домики к ним присоединились ещё несколько десятков строений из красного кирпича, где отдыхали городские жители в летнее время, а зимой туда селили рыбаков. Управляющим этой базы был друг Магистра Сеня Миндаль. Статус, когда — то городской базы перерос в санаторий Российского масштаба. Появилось два новых жилых корпуса и медика — процедурный корпус. Главным врачом санатория была Ольга Адольфовна, — жена Анатолия Романовича. Врачом здесь работал и Данил Анатольевич, — сын руководителей учреждения. А управляющей всего санатория являлась Симочка Аронова, — она перешла на работу в санаторий после того, как Шувалов обанкротился вместе с фабрикой. Китайский рынок и нехватка средств на новые технологии оставил четыреста человек без работы. Здание фабрики стояло несколько лет без дверей и рам на окнах. Оно было похоже на послевоенную руину, и наводило на грустные мысли тех женщин, которые много лет отдали этому производству. Выкупила это здание со своим новым нестареющим супругом Наталья Дмитриевна, находившая несколько лет на пенсии. Она решила возродить швейное производство, но в другом качестве. Основной продукцией она наметила выпускать изделия из кожи, включая и обувь. Мэром города, она пробыла шесть лет и за это время защитила кандидатскую диссертацию в области экономики, затем немного преподавала в университете. Она была частым гостем в санатории. И её встречали всегда, как почётную гостью, не из-за того, что она носила одну фамилию с директором санатория. А потому, что благодаря её усилиям и несколькими благотворительными фондами Анатолий Романович сумел со своим братом Андреем Романовичем провинциальную туристическую базу превратить в солидное лечебное — отдыхающее учреждение.
Андрей с Мариной возвратились из Харькова десять лет назад с двухгодовалой дочкой, которая в настоящее время училась уже в школе.
Андрей в санатории отвечал за всё медицинское оборудование, а Марина работала музыкальным работником. Из прежнего персонала в санатории остались работать Валентина Львовна и её бывший муж, который отказался от затеи идти работать к Корнееву. Эрика работала заведующей столовой и кафе. Она вышла замуж за ассирийца из Кирова, бывшего отдыхающего в санатории. Длинноногая Юля — в прошлом горничная, — стала администратором в новом корпусе.
Саша Беляева долго ходила по стопам Анатолия Романовича, но безрезультатно. Он очень умно и тактично отстранялся от неё, встречаясь с Симочкой вне дома, а на базе, чтобы не дразнить девочку. После банкротства фабрики, она уехала от Симочки на заработки в Москву вместе с сестрой. Римма вернулась назад через два месяца и не найдя себе работы с дипломом техника — механика ударилась в беспробудное пьянство. А Саша в отличие от неё в Москве пробыла семь лет, работая там парикмахером. Была дважды замужем, но счастья в обоих браках не нашла. Скопив приличную сумму денег, она возвратилась в город. К этому времени у неё умерла её бабушка. При помощи Симочки она открыла в санатории парикмахерский салон. Симочка поставила ей условие, что она обязательно должна остудить свою не потухшую любовь к Анатолию Романовичу, так как вся его семья работает в санатории. Она ей объяснила, что это уже не тот любвеобильный повеса, а почтенный муж и к тому же хозяин санатория. Симочка кривила душой, она до сих пор поддерживала с ним половую связь. Но только встречи их были кратковременными, и она знала, не только всех сотрудниц с кем Анатолий упивался любовью, но и некоторых отдыхающих.
— Я уже забыла Симочка про свою первую любовь, — говорила Саша, — сколько лет прошло. За это время я имела двух мужей и одного бархатного любовника. Всё, что было в прошлом, утекло безвозвратно в страну, которая называется «Никуда». Я сейчас завидная невеста, у меня жильё есть, и свой бизнес будет. Встану, твёрдо на ноги, заарканю себе, богатого отдыхающего похожего на Анатолия Романовича, а может даже лучше. Но прошу тебя, выполни для меня ещё одну единственную и важную просьбу?
— Что ты хочешь? — спросила Симочка. — Сделай так, чтобы первым моим клиентом был Анатолий Романович. Это не каприз, а знаковый почин на удачу моего бизнеса.
   Симочка не догадывалась, но это был намеренный обман. На всякий случай она выделила ей место под салон в новом корпусе, чтобы у Саши, было меньше шансов встречаться с хозяином. Но просьбу её пообещала выполнить. Для Анатолия Романовича не было неожиданностью встреча с Сашей. Он уселся в её кресло, зная наперёд, кто его, будет постригать.
— Ты сильно изменилась Саша за эти годы, — сказал он ей.
— В лучшую или в худшую сторону? — спросила она.
— В непонятную сторону, — улыбнулся он ей в большое зеркало. Они разговаривали через зеркало, а она ходила с ножницами вокруг его и старалась при удобном случае прижаться к нему своими частями тела. Он чувствовал её прикосновения и сторонится не пытался.
— Я не слышала про непонятную сторону, что это такое? — спросила она.
— Это когда внешность осталось прежней, а взгляд глаз непонятный. Ясности нет никакой. Что хранят в себе эти глаза и что у тебя спрятано за душой лично для меня это пока сущая загадка. Возможно, ты повзрослела, а возможно тебя изменили яркие огни Москвы?
— Если бы вы раньше, смотрели на меня не как на ребёнка, а как на свою потенциальную женщину, я бы для вас сохранила те глазки.
— Сашенька пойми, чувства человека не должны опережать его разум — и человек, не понимающий этой жизненной догмы по сути дела несчастен.
— И давно вы таким разумным стали? — уколола она его.
— Сколько себя помню, отрезал он ей.
— А когда девочку тискали двенадцать лет назад в этих краях, мне кажется, вы остро чувствительным были, и разумом там не пахло?
— Сашенька это была похоть и страсть двух сердец, и ты отлично это понимаешь, — ответил он ей.
— Разве страсть и чувство не одно, и тоже, — не унималась она.
— Родственная связь между ними, конечно, имеется. Но если бы было одно, и тоже, — назывались бы эти два слова одинаково. Дело в том, что, если разум есть, страсть всегда можно унять, а вот чувства без разума не уймёшь. У чувства тормозов нет.
— Эти суждения требуют пояснительных примеров Анатолий Романович.
— Хорошо, я приведу тебе пример, который тебе думаю знаком, — сказал он ей. — Я твою маму видел один раз в жизни, но её хорошо знал тебе знакомый Сеня Миндаль, работающий в данное время за забором нашего санатория. Вот он мне рассказывал про неё, какой она красавицей была, сколько за ней парней бегало. А она вышла замуж за уголовника, который ежедневно портил ей жизнь с космической скоростью, так что она за два года превратилась в деградированную женщину. Когда твой отчим ушёл на очередной срок, она начала выхаживаться и сошлась с твоим отцом, но это благополучие длилось недолго. Вышел первый муж из тюрьмы, и она вновь приняла его к себе. Он бил её страшным боем. Все её осуждали, что она сошлась с ним. А она говорила, что любит его до потери памяти. Вот такая неразумная любовь у неё была к извергу, которая в конечном итоге сделала двух девочек сиротами.
— Готово Анатолий Романович, — сказала она, смахивая с него остриженные волосы мягкой щёткой, — оцените мою работу?
— Блестяще! — пригладил руками он голову. — Мне очень нравится! Отныне у меня не будет проблем с выбором парикмахера.
— Можете свою супругу прислать? — сказала она, — я ведь больше дамский мастер, но здесь буду всех стричь, сами понимаете бизнес. Он вышел из её салона и по дороге встретил сына:
— Пап ты, где так омолодился? — спросил сын.
— В новом корпусе. Там парикмахерскую открыли на первом этаже, — на ходу ответил он Даниле и пошёл к Ольге, чтобы сказать ей, чтобы она посетила салон.
Данила зашёл в корпус и решил посмотреть новый салон, где его и встретила красивая блондинка:
— Садитесь, пожалуйста? — сказала она, — халат свой можете снять, я вам голову помою.
Данила не думал подстригаться, но халат снял.
— Что — то у меня сегодня в день открытия пока один персонал санатория идёт, вроде я объявления везде развесила, а отдыхающих никого нет, — грустно произнесла она.
— Сейчас завтрак начался, — ответил Данила, — не печальтесь? Народ будет, — успокаивал он её.
Она склонила его голову под кран и с шампунем начала мыть голову:
— Будем надеяться. «А вас как стричь?» — спросила Саша.
— На ваше усмотрение, но не делайте из меня мальчика, каким вы пять минут отца моего сделали. Я и так выгляжу не как врач. Пациенты с недоверием смотрят на меня.
Саша замерла вначале. Эта новость её поразила. Она накинула ему полотенце на мокрую голову и начала вытирать её.
— Вас зовут, наверное, Данила? — спросила она. — Вы сын Анатолия Романовича?
Он сдёрнул полотенце с головы.
— Откуда у вас такая информация?
— Вас я видела первый раз на стадионе с отцом и матерью, когда в город артисты столичные приезжали, потом пару раз в бассейне наталкивалась. А с Анатолием Романовичем я раньше работала вместе на фабрике, и он мне пишущую машинку подарил, которую я берегу, но на ней больше не работаю.
— Тогда всё ясно, как вы здесь появились, — посмотрел он на Сашу знакомым и родным взглядом.
«Как они похожи с отцом, — подумала она, — возьму ему назло, влюблю сынка в себя. Ничего, что он молод. Анатолий Романович меня трахал совсем девочкой и у меня интерес к жизни тогда был, а сейчас того уже нет. В голове одни деньги и пустота. Теперь пускай Данила попробует мне вернуть ту молодость и состояние души».
Она не спешила быстро его стричь. Старалась его разговорить, и лишь когда она убедила молодого врача, что мужчина должен стричься раз в неделю, отпустила его от себя. И после этого дня Данила начал регулярно посещать парикмахерскую, пока это не заметила Симочка.
— Что — то Данила Анатольевич зачастил в твой салон? — спросила она у Саши, — смотри не увлекайся с ним? Эти забавы к добру не приведут. Так что, если у вас до серьёзных отношений не дошло, охлади свой пыл.
— А если дошло? — спросила Саша.
— Тогда тебе милая моя придётся арендовать помещение в черте города, — сказала Симочка. — Сама понимаешь, за весь климат в санатории отвечаю здесь я.
— Да нет Симочка, мальчики мне не интересны, ты даже не думай? — Ты вон почти через день ко мне приходишь укладывать свои волосы, а он чем хуже? А то, что появляется здесь часто, это вполне нормально. Я сама ему посоветовала. Он же с людьми работает и должен выглядеть по высшему классу. Анатолий Романович тоже не даёт мне его забывать, шею брить приходит постоянно.
— Ладно, так и быть поверю тебе, — убедила, — сказала ей Симочка.
— Симочка, ты мне скажи? — посмотрела Саша через зеркало на неё, — ты татуировки до сих пор наносишь или бросила это дело?
— Очень редко, только тогда, когда хорошие знакомые за кого — то просят, — ответила она.
— А если я у тебя попрошу, согласишься?
— За кого?
— За себя!
— Ты, что решила себе татуировку нанести? — А что, сейчас модно, я хочу на грудях наколоть две розы, — сказала Саша.
— Если тебе в голову, что — то взбрело, знаю, отговаривать тебя бесполезно, — сказала Симочка, — в субботу вечером приходи ко мне. Так и быть, набью на твоих сисях икебану, но запомни, эта наколка будет вечной, её вывести будет невозможно. И когда ты станешь старушкой, будешь выглядеть забавно.
— Думаешь, я на старости лет решусь надеть на себя декольтированное платье или буду посещать пляж нудистов? Нет, дорогая! Я всегда буду молодой, — как сейчас!
Симочка тогда не знала, что у отца с сыном уже состоялся откровенный разговор после того, как он случайно застал Сашу раздетой в кабинете диагностики и в этот же день мать заметила их двоих катающихся на катере.
— Эта связь между тобой и Сашей может привести к роковым обстоятельствам? — сказал отец сыну, — у Саши было плохое детство, она ранимая и зачастую ведёт себя неадекватно. Ты сам неплохой диагност, приглядись к ней внимательно и встречи с ней прекрати, но не резко, а постепенно.
— Она мне нравится и мне с ней хорошо! — с восхищением ответил Данил. — И никаких отклонений в психике я за ней не наблюдаю. Ты посмотри на неё — это типичная Мишель Мерсье, — Маркиза ангелов!
— Я эту маркизу знаю давно, — занервничал отец. — И ты не вынуждай меня рассказывать тебе анатомию её тела. И как вы с ней курите по цыганской системе.
После чего отец вышел из кабинета, оставив сидеть сына и чесать затылок от изумления.
После разговора с сыном Анатолий Романович направился в головной корпус с испорченным настроением, где столкнулся с Валентиной Львовной:
— Почему такой угнетённый Анатолий Романович?
— На её губах играла неизменная подкупающая своим обаянием улыбка, которая моментально превращала сурового главного администратора в сексуальную диву.
— Не угнетённый, а сосредоточенный, — бросил он ей, — и сейчас не время Валечка обольщать меня своей улыбкой. Хлопот по горло, — потрепал он её ласково по щеке.
— Я и не думаю, дорогой воздействовать на тебя своими чарами в людном месте, — не переставала улыбаться она. — Для этого у нас есть другое место. А улыбаюсь, я потому, что наш с тобой семилетний сын Никита сейчас звонил из лагеря и сказал, что женился.
— Молодец, — улыбнулся Анатолий Романович, — значит, будем ждать его с женой, — пошутил он.
— Не будем! Он предупредил меня, что в конце смены разженится.
— Что ж и это разумно, женитьба без загса и свадьба с песочными куличиками — это не прочный брак. Но скажу тебе точно, что наш сын далеко пойдёт, если смог меня переплюнуть в семилетнем возрасте. У него будет приятное будущее.
— Будет, если Ольга Адольфовна, не уговорит тебя отказаться от услуг главного администратора.
— Уже не отговорит и она понимает, что ни на какие её нелепые требования в отношении тебя я не соглашусь. Спи спокойно и воспитывай нашего сына. Если не произойдёт второй революции, то он унаследует от меня эту республику «Здоровья».
— Ты произнёс последнюю фразу, будто тебе уже девяносто лет. А ты ещё молод и способен произвести на свет ещё одного наследника, — погладила она себя по животу.
— Ты что это серьёзно? — кивнул он ей на живот.
— Вполне! — не сходила с её губ улыбка, — и зачали мы его шесть недель назад.
— Вот те раз, — изумился он.
— Ты что огорчён таким сообщением? — тревожно взглянула она ему в глаза.
— Если бы не толпа народу в холле я бы за такую новость тебя расцеловал, — обрадовал он её и посмотрел на вновь прибывших отдыхающих, толкавшихся около окошка администратора.
— Вопросов по расселению нет? — спросил он у неё.
— Накладка уже одна получилась, Анатолий Романович.
— Что такое?
— Заехала женщина с взрослой дочерью. Женщина с болезнью опорно-двигательного аппарата, — она на коляске. У них путёвка куплена в двухместном номере, а у нас на первом этаже все палаты трёхместные.
— Никаких проблем нет, — сказал он ей, — отдайте им в полное распоряжение трёхместную палату и никого к ним не подселяйте.
  Разговаривая с Валентиной, он не заметил, что за ним пристально и внимательно наблюдала седая миловидная женщина с кавказской внешностью, сидевшая в инвалидной коляске.
— Как фамилия вашего начальника? — спросила инвалидка, у Валентины Львовны, когда Анатолий поднялся вверх по лестнице.
— Магистратов Анатолий Романович, — ответила Валентина, — он хозяин санатория, — милейший человек!
— Да, да, я это знаю, — пробормотала инвалидка.
  Ни её дочь, ни Валентина не заметили под солнцезащитными очками, как увлажнились её глаза и затряслись губы. Когда дочь вкатила её в просторный номер, она сказала ей:
— Машенька, не спрашивай меня ни о чём? Будь добра отложи все дела сейчас? Умоляю, где хочешь, нарви или купи роз красного и жёлтого цвета и по пути зайди в кафе, возьми два пирожка с мясом? У меня такое нервное потрясение сейчас произошло, что я, кажется, на ноги могу встать и сделать несколько шагов. Она опёрлась локтями на поручни коляски и выпрямила своё тело, что ей не удавалось делать в течение года.
— Мама ты, что упасть хочешь? — с ужасом бросилась к ней дочь, — но женщина отстранила рукой её и, сделав один шаг, развернулась медленно на триста шестьдесят градусов, села обратно в коляску и заплакала.
— Мама я сейчас, — выбежала радостно дочь.
Розы она выпросила у Валентины Львовны, которые стояли у неё в двухлитровой банке. Спросив, где находится кафе, дочка взяла там два пирожка с морковью, — с мясом не было, и вернулась к матери.
— Отбери красные и жёлтые розы, упакуй их и отнеси вместе с пирожками тому мужчине, который выделил нам этот номер.
— Мам, ты, что? Я понимаю цветы, коньяк ему можно купить в знак благодарности, но пирожки — это абсурд. Он может подумать, что мы его за голодного приняли или в казённый дом собираем.
— Ничего он не подумает, скажи, Госпожа Вишня прислала.
— Мам ты, что знаешь его?
— Если бы не знала, тебя на свете бы не было.
— Не хочешь ли ты сказать, что он мой отец?
— Пока я тебе ничего не хочу сказать. Иди, делай, о чём я тебя прошу? Маша бегала по этажам в поисках директора, но нигде не нашла. Помогла его найти Валентина Львовна. Он находился у брата Андрея в кабинете.
— Анатолий Романович, вас хочет срочно видеть дочка женщины — инвалидки, — доложила Валентина, — она за дверями стоит.
— Пускай зайдёт — согласно кивнул он Валентине.
В кабинет зашла молодая женщина ужасно напоминающей Анатолию похожую на кого-то из своих знакомых внешностью. Её приятный обжигающий взгляд и привлекательную улыбку, он где — то уже встречал.
— У вас ещё просьбы какие-то по расселению имеются? — спросил он у женщины.
— Нет спасибо всё хорошо, мы с мамой довольны и очень вам признательны.
— Вот вначале пролечитесь у нас три недели, тогда признательностями будете разбрасываться, а сейчас рано.
— Нет, вы не понимаете, — загорелись её глаза. — Мама в первый час пребывания в вашем санатории смогла встать с коляски и сделать несколько шагов.
— Поразительно! — сказал Андрей и, подойдя к женщине, начал вглядываться в её лицо и брата.
— Мама просила вам передать вот этот букет, — положила она перед Анатолием на стол цветы, — и зачем — то это. — Из-за её спины показалась рука с целлофановым пакетом, где лежали два пирожка.
— И ещё она велела сказать, что это от госпожи Вишни.
   Валентина и Андрей непонимающе смотрели на этот несуразный презент.
— Не может быть? — словно ток прошёл по всему телу Анатолия. — Как давно это было. — И посмотрев на брата, спросил:
— Андрей ты помнишь друга нашего отца Виталия Ефимовича Ковальчука?
— Конечно, помню, — ответил он.
— Так вот перед тобой стоит его дочь, — представил он её, — только не знаю, как её зовут.
— Маша меня зовут, как и маму, — сказала она и вышла из кабинета.
— Валентина Львовна максимум удобств и максимум внимания этим женщинам из второй палаты.
Валентина сразу вышла за женщиной следом.
— Брат ты, что ослеп от цветов и пирожков? — спросил Андрей, — неужели не видишь, что там дядя Витя рядом не стоял, она одно лицо с твоим Даниилом. Ты брось тень на плетень наводить? Лет тридцать, наверное, назад наставил рога другу отца.
— Никому я рогов не наставлял, я с ней знаком был до него. Ты её должен был помнить, она на свадьбе у меня была, потом с Ковальчуком в город химиков уехала.
— Так иди к ним обними свою бабушку и дочку? — сказал Андрей.
— Дай выпить, нервы немного успокою. Метафоры какие-то несуразные в голову полезли. Вот это подарок ко дню моего рождения!
— Да не переживай ты, а радуйся, всё — таки дочка на склоне лет объявилась. Будет кому кружку воды подать. А Ольге своих внезапно объявившихся родственников не показывай. Думаю, у тебя гибкости хватит оградить маму, дочку и Ольгу от «очной ставки». И не вздумай пригласить их на свой день рождения, — посоветовал брат.
— Безусловно, нет. Тут и речи, никакой не может быть. Моей Ольге, Никиты уже по горло хватило. А вот мимо Данилы они ни за что не проедут. А если у них появятся жалобы на сердце, я представляю, что будет с Ольгой. Она обязательно узнает Машу. Так что очной ставке вряд ли им придётся избежать.
— Погоди паниковать? — у женщин, как ты знаешь память девичья, — не блещет стабильностью. Если ты не узнал её, то Ольга и подавно не узнает.
— Кто тебе сказал, что я не узнал её? — спросил Анатолий, — я просто не смотрел на неё. Сидит женщина в коляске, какие у нас часто бывают и всё. Внимания я на неё не обращал. А обратил бы, — непременно узнал. Таких женщин даже если и захочешь из памяти не выкинешь! Она была для меня феей!
— Вспоминаю, я эту фею, — напряг глаза Андрей, — ты её где-то в лесу встретил со стаей волков.
— Ходила она около леса, а познакомился я с ней на вокзале, — поправил брата Анатолий.
Он выпил водки и направился во второй номер. Так как дверь была открыта, он зашёл туда без стука. Горничные меняли старые занавески на окнах и затёртые покрывала на кроватях. Коляска Маши смотрела на окно, рядом с ней сидела дочь и держала руку на её колене. Он подошёл сзади и положил им обеим руки на плечи:
— Здравствуйте дорогие мои женщины! Какие чудные сюрпризы порой преподносит нам жизнь?
— Я Толя всего могла ожидать, но не встречи с тобой, — не оборачиваясь, сказала Маша.
— Когда меня Ковальчук бросил, я три года так промежду прочим звонила твоей маме домой. Интересовалась твоей жизнью, а потом в третий раз вышла замуж. Сам понимаешь, со своей внешностью меня мужчины в одиночестве бы не оставили. Вышла замуж, да так удачно, что про всё забыла, пока мы с моим Славой не попали в аварию. Его нет уже больше года, а я вот, заимела свой транспорт с ручным приводом. Когда кручу эти колёса, столько всего вспомнила от раннего детства, до волков на дороге и тебя тоже. Больше скажу, — наша встреча меня до того взволновала, что у меня полчаса назад появились прогрессивные шаги к выздоровлению. Я слышала про ваш замечательный санаторий, что вы восстанавливаете таких больных, как я. Мне предлагали две путёвки в Сестрорецк и сюда, но я выбрала ваш курорт, так как он намного ближе и видимо не зря.
— Машенька тебя обязательно здесь поставят на ноги, ты не переживай? — сел он на стул напротив её и дочки.
— Боже мой? — сказала она, — как меня давно никто так не называл. Как приятно это слышать, ты даже представить себе не можешь? И я давно уже не переживаю, я верила, что рано или поздно всё равно пойду. Потому, что я жизнь люблю и свою дочь, — тоже, кстати, Машеньку. И не позволю ей ухаживать долго за своей матерью. Ей самой нужно жизнь свою устраивать, без работы сидит два года. Она химик по образованию, комбинат закрыли, и осталась без работы. Предлагали ей тазиками пластмассовыми торговать на рынке, а тут беда со мной такая приключилась. Я без дела не сижу, пишу прозу. Маленькую книжечку мою издали. Встретив тебя, теперь я знаю, как будет называться моя вторая книга. И это пришло мне в голову в эти секунды. Она показала дочке на сумку пальцем. — Подай мне дочка экземпляр один? — попросила она.               
  Маша достала из сумки небольшую книжку под названием «Госпожа Вишня», и подала матери. Она подписала её и протянув Анатолию экземпляр, сказала:
 — Почитаешь, — в ней я тебя хорошим словом упоминаю.
 Анатолий в эту ночь не спал. У него не было никаких сомнений, что Маша его дочь. Он пил всю ночь на кухне водку и рассуждал сам с собой, перелистывая страницу за страницей Госпожи Вишни.
— За неделю ко дню рождения готовишься? — спросила у него Ольга, заглянув на кухню.
— Книжку интересную читаю, не мешай? — ответил он ей.
Уснул он, под утро, оставив недочитанную книжку на кухне, но, когда проснулся, книги на столе не оказалось.
— Ах ты, чёрт, — выругался он с досады, — неужели на работу взяла читать? Это не книга, а полиграфический донос на меня в красивой обложке. Она сразу поймёт, что главный фигурант Госпожи Вишни я. Автор и называет меня Магистром. Он достал из холодильника водку выпил и, успокоившись, сказал:
— Будь что будет, не кричать же караул? Всё равно Ольга знала, что я не только одну её любил. Тем более по санаторию бегает Никита, происхождение которого ей давно известно.
  Анатолий появился в санатории через три дня в день своего юбилея. Торжество проводили в банкетном зале кафе, где присутствовали все врачи с администрацией санатория и базы отдыха. Приехали тёща с тестем и отец с Царицей. Анатолий больше всего обратил внимание на неё. Наталья выглядела сногсшибательно. Она в свои шестьдесят с кусочком лет казалась, лучше молодых медиков, и отец рядом с ней был ухоженный и подтянутый, каким никогда не был при матери. У Анатолия защемило сердце и у него не хватило сил самому себе признаться, что на него накатила самая настоящая ревность и досада на самого себя. Он понимал, что с этой женщиной мог бы смотреться лучше, чем отец.
Все гости сели за стол, но, как оказалось, не было Ольги. Она появилась в зале, толкая впереди себя инвалидную коляску, рядом с которой по другую сторону шла Маша. Никто из гостей не понял, почему главный врач больницы привезла с собой отдыхающую инвалидку с дочерью.
Она подкатила коляску к старшему Магистратову, который сразу узнал Марию Ковальчук, а дочь усадила рядом с Данилой и Симочкой.
— Не стыдно дочь свою таишь от меня? — сказала она на ухо мужу.
Анатолия повергла её выходка, и он не знал, что ему делать, оправдываться перед женой или хвалить её за чуткий поступок. Положение спасла Симочка.
— Товарищи, вы, как хотите, а я буду пить и есть. Не позволительно столько времени гостей голодом морить. Данила Анатольевич поухаживай за гостьей, и мы сейчас выпьем на троих за здоровье твоего отца.
«Молодец Симочка! — подумал Анатолий, — спасла меня от конфуза».
После её слов все сразу зазвенели посудой, накладывая себе закуски и разливая напитки. Затем пошли тосты, музыка танцы. Данила не отходил от Маши, он повсюду был с ней и когда увидал через прозрачные двери Сашу, манящую его пальцем, он извинился и вышел к ней. Она стояла босиком в своём рабочем халате.
— Тебе весело я смотрю здесь? — спросила она.
— Саша у нас семейный праздник, — сказал он.
— Знаю, не зря же все ваши гости сегодня в моём кабинете побывали, — сказала она. — Я хочу видеть твоего отца? — требовательно взглянула она на него. — Я ему подарок от себя сделаю? — показала она на большую коробку, стоящую у двери.
— Хорошо, сейчас я его приглашу, — ответил Данила.
И посмотрев на её босые ноги, и ушёл за отцом.
Анатолий Романович вышел навстречу Саше в небольшой холл. Она стояла, запахнувшись халатом, будто на нём отсутствовали пуговицы.
— Саша проходи в зал? — пригласил он её.
— Нет, в зал я не пойду, — категорически отказалась она, — но вам хочу пожелать большого счастья, которого вы в своё время не дали мне, а сейчас не даёте своему сыну исправить свою ошибку. Я его смогла бы полюбить, зная, что это ваш сын, но только не рядом с вами. Вы всегда для меня были и остаётесь самым идеальным мужчиной и поэтому примите от меня подарок, который я знаю, в мире никому не дарили! И с этими словами она распахнула свой халат, где на груди были выколоты две большие поникшие розы со стекающими с лепестков каплями росы похожими больше на слёзы. Через стеклянные двери за мужем и Сашей подозрительно наблюдала Ольга.
Саша смотрела на Анатолия безжизненными глазами. А он начал застёгивать халат на Саше и успокаивать её. Но она схватила его за руку, поцеловала её и убежала, развевая своим расстегнутым халатом.
Анатолий открыл коробку и увидал там упакованную пишущую машинку, которую много лет назад он отдал белокурой девочке. Тогда он быстро подошёл к Симочке и сказал:
— Симочка с Сашей, что — то неладное творится. Она приходила сейчас поздравлять меня. Под халатом у неё ничего нет. Показала мне розы на груди и убежала. Возьми Валентину тихонечко, чтобы гости не обратили, внимания и поищите её? Мне кажется, её в чувство надо привести.
Её чуть позднее нашёл Виктор. Она лежала на дне лодки мёртвой. Он застегнул на ней халат и сообщил Симочке. Праздник был сорван. Милиция приехала после захода солнца. В кармане халата у неё нашли шприц и пакетик с белым порошком. В другом кармане лист бумаги и жирный текст, написанный маркером:
Эти розы, как живые Но дотронуться нельзя Не печалься друг мой милый Они вечны для тебя!
И подписка внизу. «Я тебя буду любить и там!
Прощай!»
На следующий день в воскресение Анатолий сидел один в кабинете и пил водку. К нему вошла Валентина и обняла его за голову.
— Не терзайся ты так сладкий мой. Вернётся к тебе твоя Ольга, — утешала она его. — Года наши не на минус идут, а на плюс. Она женщина у тебя не глупая простит тебе все прегрешения.
— А я насчёт этого и не мучаюсь. Вернётся она или нет мне уже всё равно. Я, частично считаю себя повинным в трагической смерти Саши. Вот моя главная мука.
— Это было самоубийство, которое ты никогда бы не смог предотвратить. «Хочешь я с тобой выпью или мне тебя одного оставить?» — спросила она у него.
Он достал из стола вторую стопку и поставив перед ней, произнёс:
— Продли, пожалуйста, путёвки второму номеру за мой счёт, — сказал он ей.
— До какого числа?
— Пока они инвалидную коляску нам не подарят.

КОНЕЦ.