Рыцарь 21 столетия Глава 19

Глава девятнадцатая

Несколько дней Макс прилежно ходил рисовать на Монмартр, благо солнечные душные дни перемежались в августе с дождливыми, и рисовать стало более комфортно. Да и туристов прибавилось. В июле не каждый мог вытерпеть медленное прожаривание на сеансе у художника.
Сложнее всего было вечером, когда и Жан-Пьер, и собственные ноги, и пивная жаба тянули туда, где было прохладно, весело и беззаботно — в бар. Макс пару раз уже сдавался, но всё-таки поворачивал домой на полпути. А дома он мысленно сочинял письмо Александре, не решаясь просто позвонить из боязни, что она уже помнит его гораздо хуже, чем он её.
Тогда, когда отец его допрашивал — не влюбился ли он, Макс ответил отрицательно и почувствовал, что покривил душой. Конечно, он не полюбил её так сильно, как когда-то Валери, но её образ слишком сильно врезался в память, чтобы считать их встречу случайным знакомством, которое не хочется продолжать. Прямая, искренняя, без малейшего намёка на кокетство, обладавшая какой-то мальчишеской внутренней свободой, она зацепила его сначала интересной непохожестью на парижанок, потом добротой, а ко всему этому добавилась и её миловидность. Ему хотелось снова увидеться с ней, хотя он понимал, что, наверное, у их отношений не будет будущего. И всё-таки, вопреки логике и здравому смыслу, он стал всё чаще мечтать о встрече. Именно это и останавливало его от падения в яму, из которой попытался выдернуть его отец.
В Россию особого желания ехать не было, тем более, что у Саши там был муж, отец, дети... Может, опять встретиться в другой стране, куда она сможет приехать одна? Это было бы здорово.
Однако поводом для письма был родственник Макса из России. И, наконец, Максим решился написать Александре и напомнить ей о своей просьбе. Письмо вышло сухим и деловым. Только в конце он из вежливости поинтересовался, как поживают её мальчишки, и передал привет Михаилу. Не было причины ждать другого тона в ответном письме, но в душе он, оказывается, на что-то надеялся, и, когда в конце дня на экране маякнул виртуальный конвертик, сердце его гулко забилось.
"Привет, Максим! Конечно, я не забыла наши с тобой прогулки по Киеву. И просьбу твою помню. Я уже попросила отца узнать обо всех Елагиных, прошедших лагеря. Честно говоря, он недовольно скривился, но обещал.
А найти твоего родственника в деревне Кафтаново совсем не трудно. В середине августа я собираюсь в экспедицию волонтёров в Архангельскую область. Нужная нам деревня находится как раз в тех краях. Так что, решишься приехать — милости просим в Россию. Дядя Миша передаёт тебе привет. Он не верит, что ты приедешь. А я верю. До встречи, Саша."
Он перечитывал письмо снова и снова. Ему нравилось всё: и лёгкий искренний тон — он словно видел её добрые карие глаза и скромную улыбку, — и то, что Саша назвала деревню "нашей", и то, что верит в будущую встречу. Самым сложным для него было представить, как будут развиваться их отношения, если они встретятся. И, может быть, именно это, а не страх перед новым путешествием в далёкую и неизвестную Россию, было тем тормозом, который не давал ему возможность твёрдо решиться на поездку. Однако любовь поэтому и считают сродни безумию, что бросаются ей навстречу вопреки здравому смыслу. В душе Макса уже зародилось семя этого безумия, и не сейчас, а тогда, когда он впервые увидел Сашу.

Валери готовилась ко дню рождения Жерара словно молодая хозяйка. Жерар снимал большую квартиру недалеко от отца, и с удовольствием поручил ей подготовку предстоящей вечеринки. Народу ожидалось порядочно. Многие друзья - журналисты успели вернуться из отпусков, а некоторые ещё не успели уехать. Отец обещал заскочить попозже. Жерар пригласил даже Макса. И Валери не знала, как этому относиться. Как с ним общаться? Да и вообще — стоит ли заводить светский разговор с бывшим любовником? А вдруг он начнёт вспоминать прошлое и пытаться её вернуть? Их последняя встреча в баре, куда она зашла в поисках Жерара, поразила Валери. Неужели он так опустился из-за разрыва с ней? Это и приятно щекотало тщеславие и волновало совесть.
Она не сомневалась в правильности своего выбора в пользу Жерара, но всё-таки не могла не вспоминать лучшие дни — Макс был романтичным кавалером и нежным любовником. С Жераром было как-то проще, но надёжнее — он не требовал у неё пылких клятв, не настаивал на скором заключении брака, уважал её свободу и не ревновал. Хотя против последнего она бы не возражала. Всё-таки ревность партнёра лишний раз подтверждает его любовь.
Так что же с делать с Максом? Как вести себя с ним? Валери боялась, что не сдержит свою жалость по отношению к бывшему парню. Он так опустился...
В семь часов вечера пришли почти все, Валери с удовлетворением отметила, что никто не опоздал. По просторной квартире в минималистском стиле, который так любил Жерар, разбрелись друзья и приятели именинника ещё по Сорбонне. Ненавязчивая джазовая музыка не мешала разговору гостей. Жерар принимал поздравления и подарки. Никого не удивлял его безукоризненный вид — белый костюм, благоухающий дорогим парфюмом, горевшие благородным серебристым цветом запонки из платины и гладкая загорелая кожа, которой позавидовал бы любой голливудский актёр. Он так выглядел всегда, а сегодня оделся с особенным лоском. Жерар представлял гостям Валери как свою девушку и хозяйку дома, и сегодня она впервые ощутила, что он ревнует: любимый держал её за руку и не хотел отпускать даже ненадолго. Однако привязанность Жерара ещё больше привлекала внимание и заставляла присматриваться к ней более пристально и мужчин, и женщин.
 В жаркое лето платье Валери было лёгким, как облако, сквозь бежевую ткань которого просматривалась стройная, гибкая фигура. Девушки, которых привели с собой друзья, не могли составить ей конкуренцию. Восхищённые комплименты и нескромные взгляды мужчин были тому подтверждением.
Двери всё открывались и открывались. Она старалась не смотреть на вход, но едва владела собой — не пришёл единственный гость, которого она ждала с тайным страхом, — Макс.
И всё-таки Валери пропустила его приход. Она стояла спиной к двери, как вдруг увидела на лице Жерара радостную улыбку. Он поднял руку, кому-то помахал, а потом шепнул ей, что это Макс, и пошёл встречать гостя. Валери обернулась, предвидя удручающее зрелище. Но... у дверей стоял совсем не тот Максим, которого она видела недавно в баре.
Вместо заросшего, с тяжёлыми мешками под глазами и мутным взглядом, человека, которого даже трудно было назвать молодым, Жерара обнимал похудевший, гладко выбритый Макс. Необычную бледность его лица оттеняли небольшие синяки под глазами, но они не портили общей картины элегантного мужчины, в чёрном пиджаке и джинсах. Макс доброжелательно улыбался и пожимал руки общим знакомым, держась, по обыкновению, уверенно и спокойно. Она невольно ловила его взгляд, но не приближалась, ожидая, что он поздоровается хотя бы издалека. Он словно почувствовал и повернулся к ней. На какой-то миг Макс задержал внимательный взгляд на её лице и тут же повернулся к Жерару, даже не кивнув ей.
Валери была обескуражена. В её абсолютное довольство собой с появлением Максима упала капля горечи, как будто внутренний мажорный аккорд испортили фальшивой нотой...
Что с ней не так? Почему её волнует поведение бывшего парня, которого она бросила почти без сожаления? А может, дело в том, что изменился он? Она продолжала изображать из себя радушную хозяйку, общаясь то с одним гостем, то с другим, а сама искоса наблюдала за Максом. Нет, внешне он был всё таким же, как она его помнила по лучшим временам. Такой же чуть отрешённый от общих разговоров — вот и блокнот для рисования достал по привычке. Немного похудел и побледнел, но это не удивительно — Жерар рассказал ей, какой образ жизни он вёл последний месяц. Не во внешности дело... В глазах. Валери поразил его взгляд — серьёзный и как будто оценивающий. Он никогда на неё раньше так не смотрел. Она привыкла видеть в его глазах обожание и восхищение, а ещё — просьбу и страдание. А сейчас она увидела равнодушие и холодность. Да, она понимает, что это нормально, но не хочется верить, что он так быстро забыл её. Не может такого быть.

Макс заметил пристальный взгляд бывшей возлюбленной, вернее, сначала ощутил его затылком. Он долго не мог заставить себя посмотреть на Валери, но когда всё-таки решился, то не нашёл в себе сил даже кивнуть. Может, так даже лучше.
Он улыбался Жерару, приятелям, знакомым и незнакомым, а сам всё время думал — как поздороваться, как подойти к ней? Да и надо ли подходить? После двух лет близких отношений ему было слишком больно видеть, как Жерар гладит нежную щёку Валери, обнимает за плечи, которые совсем недавно Макс также гладил и страстно целовал. Нет, нельзя подавать виду...
Валери пригласила всех за стол, и Максим постарался сесть так, чтобы не видеть её. Вокруг образовался кружок собратьев-журналистов, которые обсуждали самую громкую новость последнего месяца — шпионский скандал, открытый Эдвардом Сноуденом, и предоставление ему Россией убежища.
— Что это значит, господа? То, что Россия единственная страна, которая смеет бросить вызов американцем, а значит обладает суверенитетом, в отличие от нас, — горячился Готье Брайон, очень молодой, ещё прыщавый, студент последнего курса Сорбонны, — молодец Сноуден и позор Франции! — закончил он лозунгом, но никто не зааплодировал его последней фразе.
— Не надо преувеличивать его, так называемый, подвиг, — ворчливо возразил Филипп, друг Жерара — опытный репортёр с потрескавшимися губами, недавно вернувшийся из Сирии. — Что он сказал нового? То, что США всех прослушивают? Так мы и без него это знали.
— Одно дело знать, а другое — предоставить доказательства, — не сдавался Готье. — Жерар, скажи своё мнение, — обратился он к другу.
Жерар не хотел конфронтации и хитро посмотрел на Макса.
— Макс у нас тоже начинающий журналист, думаю, что вы будете в одной команде.
— Я, скорее, заканчивающий, — невозмутимо ответил Макс, — карьера журналиста меня больше не привлекает.
— Это из-за Бернарда и твоего неудачного репортажа? — уточнил Жерар.
— Репортаж был удачным, но то, что правда никого не интересует, это я понял с первого раза. Поэтому и Сноуден в нашей стране не нужен, потому что правда не нужна.
— Ты хочешь сказать, что все журналисты продажные? — с нажимом спросил Филипп.
— Не могу сказать за всех, но что значит "продажные"? Давайте разберёмся. Все пишут не бесплатно. Так? Значит, c'est celui qui paie qui commande la musique (кто платит, тот и заказывает музыку). Есть у нас журналы, которые дают противоположную точку зрения? Есть, но их гораздо меньше, и голос их никто не слышит.
— А русская станция RT? Она пользуется большой популярностью, — вставил Жерар.
— То, что она русская, уже это её дискредитирует в глазах многих. Но именно там у меня и взяли статью. Они не боятся говорить правду.
— Может, её дискредитирует не то, что эта станция русская, а то, что она даёт предвзятое мнение?
— Я понимаю, любое мнение можно опорочить. Знаете анекдот? Учёный на интервью утверждает, что все его суждения будут бессмысленны, если их вырвать из контекста. На следующий день ушлый журналист так и пишет: "Знаменитый учёный признался, что все его суждения бессмысленны!" Видите, как просто?
— Так как же всё-таки определить, какое мнение истинное, а какое является пропагандой — вот в чём вопрос, — растерянно спросил Готье, оглядывая товарищей.
— По-моему, критерий очень простой. Во-первых, как говорится, кто знает факты, того легко запутать, а кто прослеживает тенденции, того не обмануть. А во-вторых, если скрывается неудобная информация, значит, правды точно не услышите. Поэтому США и злятся на Сноудена, что он выдал их с головой, всего лишь сообщив простую истину, что правительство его страны разработало и применило глобальную систему слежки за всеми гражданами мира. И все разговоры о дружбе, правах человека, свободе слова оказываются не более чем пустословием, — усмехаясь, закончил Макс свою мысль.
— Ну уж в США как раз свободы слова достаточно, это мы до них не дотягиваем, — заметил Жерар. — Там журналистов называют четвёртой властью.
— Есть такое крылатое выражение: "У вас есть свобода слова, но как долго вы остаётесь свободными, зависит от вашей речи", — возразил Макс. — Не поверю, что этой "властью" никто не управляет. Знаете, как было в древней Руси... недавно мне попалась книга, где рассказывалось о демократии в древнем Новгороде. Да-да, не смейтесь, и в Новгороде, и в Пскове, и в других славянских городах на площадях собирали вече, где принимали важные решения для города. Например, идти войной на соседа или нет? Но было бы странно утверждать, что мнение бедняков имело такой же вес, что и богатых. Оказывается, богачи нанимали крикунов, расставляли их в толпе и те орали, что им велено. Вот и вся демократия. Поэтому, когда сейчас мы высказываем между собой одно мнение, а по телевизору слышим другое — не повод ли это задуматься: кто эти богачи, которые нанимают крикунов-журналистов? Почему не дали бедняге Сноудену убежище во Франции? Кто из нас против этого?
Все оглянулись друг на друга, ожидая реакции против, но все были "за".
— Вот видите, мы все за то, чтобы принять его к нам. Но наши братья-журналисты на телевидении будут вещать совсем противоположное — Россия пошла против всего мира, дав убежище злодею-Сноудену. И попробуйте сказать свою точку зрения вопреки редакции... Вот вам и свобода.
— Тогда тебе надо ехать в Россию, раз так ею восхищаешься, — насмешливо сказала Валери. Она пересела поближе, чтобы принимать участие в разговоре.
Макс быстро повернулся к ней, и взгляды их скрестились.
— Возможно, и поеду.
— Так, может, и останешься там?
— Может, и останусь, — подумав, ответил Макс.
Гости устали от споров и потянулись из-за стола, чтобы потанцевать. А Макс, по привычке, нашёл тихий уголок и достал альбом. Он не стал рассматривать присутствующих, а вдруг начал рисовать по памяти Сашу. Разговоры о России всколыхнули в нём её образ. Вот чуть кругловатое лицо с короткой стрижкой,  чёрные брови вразлёт, умные глаза, прямой небольшой носик, пухлые, похожие на детские, губы...
— Что за девочка? Ты с ней в Киеве познакомился? — услышал он рядом голос Валери.
— Не важно, где познакомился, — спокойно ответил Макс, не поднимая головы. Ему стало неприятно, что Валери увидела Сашу, будто заглянула в тот уголок его души, куда он не собирался её пускать.
— Она лучше меня? По виду не скажешь... Быстро же ты переключился, — с сарказмом спросила Валери. Максу показалось, что она не на шутку уязвлена.
— Не быстрее тебя, дорогая. Надеюсь, у неё есть то качество, которое я больше всего ценю — верность, — ответил Макс и сжал челюсти, чтобы не наговорить гадости. Но один вопрос он не мог не задать: — Кстати, Жерар — это твой окончательный выбор или его ждёт моя участь? А может быть, ты ещё просто не нашла ему замену?
Он поднял голову и с насмешкой посмотрел на неё. Сильный удар по щеке был ему ответом. Странное дело, Макс заводился на малейшее оскорбление от мужчин, а пощёчина от Валери принесла физическую боль, однако абсолютно не задела душу. Он потёр щёку и встал, пряча блокнот в карман и замечая, как к ним уже бежит Жерар. Валери отошла чуть в сторону и скрестила руки на груди, её красивое лицо было искажено злобной гримасой: брови нахмурились, а губы сжались в тонкую складку.
— Что у вас происходит, Макс? Ты решил испортить мне день рождения?
— Нет, что ты... Я просто предположил, что Валери не захочет выйти за тебя замуж, но... возможно, я ошибся. — Он усмехнулся одними губами, чувствуя, как щека горит от удара. — Не буду вам мешать веселиться.
— Уходи, Макс, — глухо попросил Жерар, — я не хочу никаких скандалов.
Он взял под руку Валери, и они пошли к гостям. А Макс подумал, что отец был прав во всём... Надо ехать в Россию, чтобы снова увидеть Сашу.