Пролог

(среда, 22:00)

В среду вечером Семен Лукич Авдеев, как обычно, проводил рейд по городским помойкам на старенькой и ржавой, но еще весьма бодрой Ниве с прицепом. Неторопливо проезжая по знакомым улицам, он внимательно сканировал окрестности своим орлиным, нисколько не утратившим на пенсии былую остроту взглядом, и привычно материл вполголоса нерадивых жителей Шахтинска. И было за что — ведь в последнее время его неблагодарные земляки совершенно перестали радовать Семена Лукича трофеями.
Ездить по помойкам Авдеев начал в девяностые годы, когда в одно мгновение разрушился весь его уютный и привычный мир советского пенсионера. Пенсии вдруг перестало хватать на самое необходимое, и надо было как-то приспосабливаться к новым условиям и выживать в них. А на мусорках частенько удавалось найти и необходимые в хозяйстве вещи, и даже что-нибудь для сдачи в чермет. Сейчас, кстати, Семен Лукич уже с некоторой ностальгией вспоминал те золотые годы, ведь в начале девяностых люди порой выкидывали на помойку самые неожиданные предметы советского быта, к вящей радости пенсионера-кладоискателя. Да и еще в то время шахтинцы, в надежде защититься от резко наступивших в стране лихих времен, массово начали менять деревянные входные двери, установленные еще со времен постройки их домов, на прочные металлические. А Авдеев почти каждый день привозил в свой частный дом на окраине города, на улице Тверской и с любовью складывал в стайке ценные трофеи — то обшитые дерматином, то просто крашеные, с облупившимися номерами квартир, а то и почти новые, с исправно функционирующими запорами. Причем замков у Семена Лукича накопилась целая коллекция самых разнообразных форм и конструкций. Жаль только, что из-за отсутствия ключей пользоваться ими было совершенно невозможно, но это Авдеева нисколько не смущало.
Самые лучшие двери рукастый Семен Лукич приспосабливал у себя в хозяйстве, и через несколько месяцев даже уличный туалет в его усадьбе щеголял шикарной резной дверью с гордым номером 13. А двери в стайку и баню вообще были настоящим шедевром деревянного зодчества эпохи соцреализма.
Кроме дверей, жители порой выкидывали в мусор старую мебель и бытовую технику, но уже гораздо реже — домовитые шахтинцы предпочитали увозить такие вещи в гаражи и на дачи, а на помойку выставлять жадничали. Зато эти трофеи для пенсионера были особенно ценны, и у Семена Лукича начинало учащенно биться сердце, когда он замечал среди мусорных баков изящные силуэты монументального советского шкафа или добротного холодильника, манящие к себе как белые грибы, внезапно встретившиеся в лесу среди сорной травы.
Но самое волшебное время наступило, когда горожане активно начали менять свои старые деревянные окна на пластиковые. Жизнь Семена Лукича превратилась в какой-то сказочный и нереальный сон. Авдеев трудился не покладая рук, делая порой по два-три рейса в день. Он забил деревянными рамами всю стайку, навес возле дома, летнюю кухню, но окна так и не кончались. Пришлось их складывать штабелями прямо на траву во дворе. Свободное место на участке стремительно сокращалось, а покойная бабка Семена Лукича периодически устраивала ему истерики. Но что глупая старуха понимала в хозяйстве? Авдеев к ее крикам относился философски и деятельность свою прекращать не собирался. Ведь он физически не мог проехать мимо неожиданного трофея, увиденного им на помойке. Сердце пенсионера обливалось кровью от одной только мысли, что такой ценный приз достанется кому-то другому. Из старых рам он собрал в огороде три парника, но гора окон от этого нисколько не уменьшалась, а против новых теплиц вредная бабка возражала категорически, да и ставить их было уже негде.
Авдеев пытался было заняться разделкой старых дверей и окон на дрова, как требовала его неуемная старуха, но, разломав пару вещей, он понял, что не в состоянии уничтожить более ни одного с таким трудом доставшегося ему приобретения. Ведь каждая дверь и каждое окно были для него родными, пенсионер прекрасно помнил, где и как он добыл любой из сотен своих трофеев, и уничтожить их означало убить часть самого себя. Поэтому горы деревянного хлама победно взирали свысока на плюющуюся бабку Авдеиху и продолжали множиться.
С годами Семен Лукич настолько втянулся в свое кладоискательское дело, что уже и не мыслил свою жизнь без ежедневных инспекций городских помоек. Где-то глубоко в душе он понимал, что дело это давно уже стало бессмысленным, да и пенсии ему со старухой вполне теперь хватало на жизнь, но бросить свое занятие Авдеев уже не мог.
Однако золотой век Семена Лукича медленно, но неумолимо подходил к концу. Ведь к началу двадцатых годов все дома в Шахтинске, даже самые старые, давно уже вызывающе белели пластиковыми рамами, а свое ненужное барахло, от холодильника до старого треснувшего стула, горожане бойко выставляли на Авито. На помойку они выбрасывали совсем уж убитое барахло, которое даже Авдеев забирать не решался. Складывать по углам стало нечего. Да и ругать Семена Лукича давно было некому — жена его умерла, и он уже шесть лет жил один, а разговаривал теперь только с любимыми дверями да окнами, коротая в обстоятельных беседах с ними постылые бесконечные дни. Пенсионер с грустью ходил по участку, рассматривал и гладил родные трофеи, вспоминая историю каждого окна и каждой двери, но новых пополнений в его коллекции давно уже не было.
Но Семен Лукич не сдавался и не терял надежды. Он продолжал каждый вечер объезжать город по привычному маршруту, внимательно и зорко осматривая свои владения. Хотя в последнее время пенсионер понемногу начал халтурить — возраст неумолимо брал свое, и Авдеев порой ленился и пропускал ежедневную инспекцию. А потом полночи ворочался в кровати и не мог уснуть, коря себя мыслью, что конечно же именно в этот день подлые земляки выкинули на помойку что-нибудь очень ценное, но он об этом уже никогда не узнает.
Тем не менее сегодня Семен Лукич не халтурил, а совершал свой привычный вечерний променад по городским помойкам, но, к сожаленью, ничего стоящего так и не нашел. Коварные земляки опять не захотели утешить расстроенного очередной холостой поездкой пенсионера. Печальный Авдеев уже ехал домой, по улице Весенней, как вдруг фары старенькой верной Нивы выхватили из темноты у очередной помойки какой-то блестящий продолговатый предмет. Давление у Семена Лукича мгновенно подскочило, а сердце забилось раза в два быстрее. Он подъехал поближе и увидел стоящий возле мусорных контейнеров мебельный шкаф. Пенсионер выскочил из машины, достал из кармана фонарик, торопливо подбежал к своей находке и, не веря своим глазам, начал жадно ее осматривать. Шкаф был старенький, выпуска семидесятых годов прошлого века, но зато совершенно целый, покрытый лаковым шпоном и лишь слегка потертый. А в замке двери даже торчал никелированный ключ, что само по себе уже было чудом.
Семен Лукич трясущимися руками открыл дверцы и посветил внутрь. Шкаф был совершенно пуст и девственно чист, не считая нескольких бурых пятен на внутренних стенках. Однако подобные мелочи Авдеева абсолютно не волновали. Он торопливо подогнал Ниву задним ходом к помойке, взгромоздил находку на прицеп, тщательно обвязал шкаф веревками и с гордым видом победителя неторопливо поехал домой. Лицо удачливого пенсионера сияло от счастья в тусклом свете уличных фонарей. И ему было чем гордиться — впервые за очень долгое время Семен Лукич смог раздобыть такой невероятный и волшебный приз! Жизнь удалась!