Возможно. Нелюбовь

Возможно, где-то во вселенной и существует идеальная жизнь. Не просто разумная, которую стараются отыскать ученые и астронавты, а совершенная. Где нет войн, голода, засухи, катаклизм, все условия для комфортного беззаботного существования, а человек счастлив и любим. Может быть, на той звезде в миллионах тысяч световых лет от нас, на которую я сейчас смотрю сквозь расставленные пальцы, все так и происходит. Контуры ладони освещаются звездным светом, и обрамление руки кажется по настоящему праздничным. Не хватает только салютов и звона бокалов с шампанским. Но линия жизни, тянувшаяся по ладони, уходит далеко за пределы ладошки, поэтому взрывающиеся фейерверки могут разорвать нить жизни.

Мои мечты давно отсырели. Я давно уже перестал верить в реальность их осуществления. Но мне нравится сам процесс.

Тот, кто говорит о благе всего человечества, в первую очередь желает быть счастлив сам. Хотя бы на маленькую толику, хотя бы несколько мгновений. Иногда в разгар дня ни с того ни с сего ко мне приходят воспоминания из снов. Они предельно ясные и детальные, будто бы это было со мной в действительности только вчера. Они настолько реальные, что воспоминания о них не отличаются от моих обычных следов в памяти. Единственное - то, что они так легко исчезают, не оставляя практически никакого отпечатка. А, может быть, и часть своей настоящей жизни мы тоже не помним. Мы напрочь забываем, что же было с нами в детстве. Кто сможет рассказать, что было с ним в возрасте до трёх лет? Кто-то под гипнозом или в состоянии измененного состояния сознания может вспомнить время до рождения, в утробе матери, или свои прошлые жизни. А я сейчас усиленно пытаюсь вспомнить, что ел вчера на завтрак: овсяные хлопья с молоком или яичницу? Помню, как что-то жевал, параллельно пролистывая ленты соцсетей на телефоне, прихлебывая несладкий кофе. Насчёт кофе я точно уверен, потому что по утрам пью только его. А вот все остальное, если не вошло в привычку, становится смутными.

***
Сначала я услышал быстрые воздушные шаги, а потом массирующее прикосновение холодных пальцев к моим плечам. Только она одна так умела ходить — легко, чуть плавно, будто бы не ходила, как все смертные на Земле, а летала, ну или чуть-чуть поднималась в воздух, на несколько сантиметров от земли, сдерживая потенциал, чтобы не казаться слишком уж странной и не выделяться из толпы. Я уверен, когда она оставалась одна и ее никто не видел, она взмывала ввысь и вовсю кружила под потолком. Наматывала круги по кухне, не оставляя следов на только что вымытой плитке на полу. Пролетала над диваном, торшером и книжной полкой. Потом осторожно вылетала в открытое окно и левитировала над ночным городом, разглядывая свысока улицы, по которым днём ступала ее ноги. Фонари, как маячковые огоньки, освещали ее путь, но она не боялась заблудиться, ведь где бы она не находилась — везде была там, где и положено.

Вот и сейчас, предчувствуя за несколько мгновений мои боли в спине - последствие травмированной мышцы - она опередила наступление приступа, и уже растирала нежными ручками вышедший из строя участок на теле.
Ни один доктор не мог того, что делала она. Лучшие специалисты ведущих клиник боролись с моим заболеванием. Они выписывали инновационные препараты, воздействующие на нейросети, проводили сеансы иглоукалывания и прочее. Но что все их дипломы и сертификаты по сравнению с ее волшебными чувствующими ручками.

Не знаю как я жил раньше, до неё.

Она появилась в один день, который нельзя было назвать прекрасным — все было ужасно. Просто катастрофически... до того, как она не появилась. Потом конечно все кардинально поменялось — этот день вошёл в историю как выдающийся, и даже солнце стало светить ярче, ещё больше подчёркивая ее сияние. Я знал, что как она появилась внезапно и ниоткуда, так рано или поздно исчезнет в никуда. В этом не было никаких сомнений, это так же естественно, как смена дня ночью, как звезды зажигаются на небе, как светит луна. Все появляется и исчезает в положенное им время. Как бы я не хотел изменить этот порядок или хотя бы повлиять на него, все бесполезно.

Умные часы на запястье легонько завибрировали, предупреждая о том, что мой пульс повысился. Надо бы принять таблетку. Но сейчас я не могу заставить себя даже встать, пока ее пальцы на моей шее. Да пусть хоть все сосуды к черту разорвутся, но пока она рядом, я готов терпеть всё. Пускай ее прикосновения длятся как можно дольше, ради них я готов терпеть любую муку.

Я ненавидел себя за то, что такое совершенное создание, как она, вынуждена терпеть меня — такого болезненного и несовершенного. С ней я по-настоящему узнал, что такое комплексы, хотя она ни разу ни словом, ни взглядом не намекнула на мои недостатки. Но от ее молчания становилось ещё гаже на душе. Пускай бы лучше она насмехалась над моими уродствами: дразнила и тыкала пальцем. Мне было бы легче, я бы мог присоединится к юмору и вместе с ней смеяться над собой. Я чувствовал себя таким жалким и ничтожным.


***
Я вся растекалась по вселенной. Моя плотность относительно этого мира была возмутительно малой, несостоятельной. Материальная оболочка как кружевная ночная сорочка, сквозь ткань которой просвечивается розовая кожа. В то время как все остальные люди одеты в тёплые байховые пижамы, из мягкой пушистой ткани. Повышенная чувствительность всегда была моим спутником. А вы сами попробуйте надеть на себя тонкое прозрачное кружево и ничего больше, и так выйти на улицу. Что вы будете чувствовать?

Люди всегда удивляли меня, и в тоже время и восхищали. Они так наивны, так поддаются эмоциям, так хотят, чтобы их любили. Они всё готовы отдать лишь за то, чтобы чувствовать себя кому-то нужными. Они соревнуются друг с другом за право быть лучшими, совершают поступки и выстраивают свою жизнь так, чтобы другие оценили их по достоинству, начиная с самого детства, когда пытаются заслужить любовь матери, игнорируя порой свои желания и чувства. Готовы стать кем угодно, даже потерять себя, лишь бы их любили.

Я видела много трагедий вокруг, с сюжетами покруче, чем в драматическом театре. Люди сами создают себе поводы для страданий, а потом с упоением наслаждаются ими. Даже если они говорят, что всеми силами хотят избавиться от них, в глубине души и, может быть, тайком от самого себя жаждут этих мук. Только так они могут почувствовать себя живыми, прикоснуться чему-то настоящему, дотронуться до своего сердца и души.

Когда я в первый раз увидела этого мужчину, который сейчас сидит в метре от меня, с довольной улыбкой, закинув ногу за ногу, и теребит в руке аппарат мобильного телефона, нежно прикасаясь и поглаживая его корпус, мне стало невыносимо жалко его. Эмпатичному человеку приходится не очень сладко: сильные эмоции сразу бьют по тебе, неважно в каком ключе — позитивном или негативном. Это может быть чувство глубокой нежности или любви между младенцем и его мамой, может быть романтическая влюблённость или страсть, электричеством пронизывающая два связанных эмоциями тела. А может быть грусть, вселенская тоска, злость или ненависть. Я тотчас же ощущаю это на себе, будто бы оказываюсь на их месте. Это сильно мешает, даже приятные чувства могут отвлекать и надоедать.

Когда я увидела его, даже сначала не увидела, а почувствовала разбитость и подавленность. Потом появлялась какая-то болезненность и апатия, нежелание жить. Мыслей о смерти там не было, но мотивации для жизни тоже. Казалось, что из него высосали всю радость, весь смысл, желания и увлечения, смыли все яркие краски, остался лишь грязно-серый цвет. Не знаю почему мне захотелось помочь убрать его отчаяние, может быть потому, что я понимала, что это в моих силах.

Он ничего не понял, да ему и не надо понимать. Не смотря на его образование и учёную степень, в некоторых вопросах он такой глупый.



***
Где-то на окраине ночи наши сердца, словно печки, растапливали леденящую стужу одиночества. Не было ничего и никого в этом мире, кроме нас и наших стучащих в бешеном ритме любви сердец. Она вышла из ванной, накинув лишь белое махровое полотенце на голое тело. По коже ещё стекали невысохшие капельки влаги, от волос струился сладкий аромат медового шампуня. Этого мгновения мне было достаточно, чтобы все осознать. Я не стремился затащить ее в постель, хотя чувствовал поднимающееся желание внизу живота. Мне достаточно было просто смотреть, хотя рука непроизвольно тянулась к ее запястью. Нет, я мог даже не смотреть. Я закрыл глаза и погрузился в темноту, которая была наполнена до краев самыми яркими красками.

У меня никогда не было взаимной любви. То любил лишь я, то принимал чью-то любовь. Это несравнимое ни с чем чувство - когда чувствуешь любовь от того человека, кого безумно любишь. Всякая слава, богатство, достижения меркнут. Я знаю, что говорю сейчас банальные слова, но, когда сам сталкиваешься с ними, они уже не кажутся банальными. Заезженные фразы для обозначения чего-то великого и высокого принижают их и пытаются уничтожить. Любовь, вселенная, вечность — разве могут сейчас эти слова выразить всю их глубину. Люди привыкли разбрасываться ими направо и налево, как шелухой от семечек. И теперь, когда действительно подходящий случай для их употребления, никто уже не воспринимает их должным образом.

Как это захлёбываться от счастья? Когда оно такой силы, что можно умереть. Разрывающий огонь изнутри прожигает сердце и душу насквозь. До такой степени хорошо, что аж больно.

Вообще, я считаю, что горе и радость — это похожие чувства, просто разного вектора, со знаком плюс или минус. Но и то и другое лишает покоя. Ты сам не свой, не можешь сосредоточиться на делах, мысли скачут. Сильные эмоции выводят из равновесия. Тебя будто бы схватили в тиски и сильно растрясли, так что перемешались все мысли, планы. Гораздо проще быть ровным, пребывая в стабильности.

Также я знаю, что счастье — это лишь этап биполярного расстройства, вслед за которым обязательно наступает несчастливая фаза депрессии. Это осознание может в один миг нарушить всю радость, ожидание неминуемой расплаты не даст насладиться сполна прекрасным моментом.

—Только вчера я грустил, а сегодня улыбка не сходит с губ, — говорю я.

На что она в ответ произносит, что чтобы быть счастливым, не обязательно улыбаться, а улыбка — вовсе не показатель счастья.

— Я ещё только утром рыдала взахлёб, сжимая пальцами рукоятку наточенного до блеска лезвия ножа, в вечером...

Как же бесят эти дурацкие перепады настроения. Но, с другой стороны, не было бы их, мы бы не смогли испытать всего того, что сейчас чувствуем.

Здорово, когда настроение совпадает с человеком рядом, тогда все чувства усиливаются как минимум вдвое. Если все люди в огромной толпе будут испытывать любовь, то мир каждого просто взорвутся ядерным взрывом, разлетятся на осколки.


Когда тебя кто-то любит, это как дополнительный солнечный луч, направленный на тебя. На всех солнце светит так, а на тебя чуть особенно. В значительной степени это ощущается в пасмурные и холодные дни, когда можешь согреться от этого луча.


- Нет, любовь — это волны энергии. Как волны в океане: то страстно бушующие, то утихающие, то равномерно распределяющиеся потоком воды, - она гладит меня по затылку, и я физически ощущаю легкую, но мощную волну, текущую по сосудам и направляющую прямиком мне в сердце.

— Я бы хотел утонуть в тебе навечно. Не чувствовать больше этих сменяющихся стихий, находиться под влиянием ветра, солнца или цунами. Я бы застыл на дне, в твоих мирных глубоких объятиях, погруженный намертво, утопленник.

— не дышать - это значит не жить.
— Я без тебя и не смог бы жить, мое дыхание сразу бы остановилось.

Нет, я вовсе не романтик и никогда им не был, выражения чувств мне чужды, но рядом с ней меня почему-то тянуло на подобные эпитеты, в голове неведомо откуда возникали целые фразы, которые ударяли точно в цель. Мне кажется, что я в этот момент был пустым, и как рыбак на берегу, закидывая удочку, просто перетягивал из неё нужные слова. А так как их источником была она — они попадали точно в цель.

Все наши фразы давно были прописаны. Я просто их вспоминал и произносил.


***
За столиком летнего кафе сидела парочка. Посетителей в такое довольно позднее время было немного, и официант услужливо наблюдали за последним вероятно на сегодня своим столиком, готовый в любую минуту подойти. Музыканты наполняли пространство лёгкими чарующими звуками саксофона и скрипки.

— Мой милый. Я тебя никому не отдам, — я поглаживала его мягкую шевелюру, кончиками пальцев лаская кожу на затылке. Удивительно, как его волосы сохраняют такой заряд здоровья, густоты, шелковистости и блеска лишь с помощью мыла и воды. Не используя весь тот набор модных и дорогущих средств — базовый уход, питание, средство для кончиков, кератин, масло, без отдушек и парабенов. Девушки, читая этикетки, стали настоящими специалистами, не хуже химиков разбирающихся в формулах и химических названиях. Но посмотрите на мужчин

— А я никуда и не уйду от тебя, - парировал он, - изюминка моих дней, счастье моих ночей. Если бы тебя не существовало, я бы не искал тебя. Мы встретились случайно.

Фонари погасли, погружая улицу в мрак. Они знали дорогу и так, пробираясь наощупь сквозь знакомые улочки, сотни раз изученные повороты. Шли мимо лавочек на алее, на которых столько раз сидели, разговаривая и наблюдая за прохожими. Ступали на брусчатку, успев изучить каждую трещинку и неровности на них. Они закрыли глаза, держась за руки, и просто шли. Шли, не задумываясь о пути, просто делали шаги. Облака в небе также легко плыли по дороге небосвода, так же не задумываясь о маршруте, доверившись попутному ветру. Из-под улетевшего облачка выглянула сияющая жёлтая Луна, осветив дорожку в парке, сделав силуэты двух идущих по ней людей более четкими, осветив путь. Но молодые люди сквозь закрытые веки не заметили спутника, и продолжали ступать в темноте, наощупь.

***
Я смотрел как на подушку упала прядь ее длинных светлых волос. Одной рукой она обхватила край подушки, а вторая покоилась под недрами одеяла, и можно было лишь догадываться, чем там занимается, дав волю воображению. Край оголённого плеча кокетливо выглядывал, бретелька от майки сползла вниз, и я холодной рукой легонько прикоснулся к ее нежной коже, поглаживая и подтягивая вверх резинку. Она не открывает глаза, но я чувствую участившееся дыхание на своей шее. Я так хочу остаться, но уже безумно опаздываю. На лице от улыбки было больно, мышцы растягивались в неестественном положении, сводило скулы, кожа на губах потрескалась.

Каждый день с рассветом начинается новая жизнь. Но мы тянем за спиной груз прошлого. Чемоданы воспоминаний, баулы с привычками, и сумки с вчерашними мыслями.

Я садился в утренний поезд, с маленькой дорожной сумкой за плечами. Выкинув недокуренную сигарету на рельсы на перроне, зашёл в ещё темный тамбур. Курить я давно бросил, но иногда в силу привычки в некоторые моменты я достаю припасённую пачку и закуриваю. Мне вовсе не нравится ни процесс, ни вкус, ни запах. Я давлюсь и кашляю от табачного дыма. Мне приятен сам ритуал, и я чувствую в этом некую романтику. От соприкосновения с землёй красный огонёк гаснет и медленно тлеет. Валяясь на рельсах судьбы он угасает, становится все слабее и через некоторое время умирает. Потом уборщик длинной колючей метлой выметает его и скидывает на кладбище — урну такого же безызвестного мусора, где он попадает в крематорий мусоросжигательного завода, и прах будет вечно летать над городом. Так и живем.

Но чего это я о грустном? Сигареты почему-то имеют свойство вызывать тоскливые экзистенциальные мысли. Может быть, потому что непосредственно влияют на определенные участки головного мозга, постепенно убивая тебя. Даже надписи на пачке все время напоминают о смерти. Пропуская через себя дым, ко мне в голову приходят много мыслей, самых разных. Вряд ли кто-то, кушая воздушное пирожное с кремом, задумывается о смысле жизни или о бренности всего сущего. Поэтому я и бросил курить.

Проводница в синей форме долго меня разглядывает, и у неё меняется выражение лица. Уголки губ искривляются, брови оседают, а веки падают. Я люблю наблюдать за мимическими реакциями, они самые правдивые, их не скроешь и не обманешь. На долю секунду непроизвольные эмоциональные реакции освещают лицо, выдавая с потрохами нутро. Потом человек одергивает себя, скрывая вылезшие признаки, и вновь надевает беззаботную маску. Приветливая улыбка освещает лицо и, кажется, даже, что тебя действительно рады видеть.

В вагоне темно и пусто. Я ставлю дорожную спортивную сумку под сиденье, и сам сажусь на место возле окна. Только начинает развидняться после густого мрака ночи, по серому небу ещё не понять каким же будет день. Сумерки — это промежуточное состояние, нейтральное и таинственное. Ночь ещё окончательно не утратила свои права, а день не наступил. И ты зависаешь где-то между, где возможно всё. До отправления поезда свет в вагоне не включили, и я наслаждаюсь временной темнотой и временным одиночеством. По перрону уже бегут опаздывающие пассажиры, и сейчас они, запыхавшись, забегут в мой вагон и займут место рядом. Тогда я вновь надену социальную маску и перестану быть полностью собой. Ведь когда с нами кто-то рядом или мы думаем, что за нами кто-то наблюдает, мы ведём себя иначе. Я ненавижу в себе это качество, но каждый раз не могу перебороть его. Ведь так важно произвести хорошее впечатление, казаться правильным и лучше, чем ты есть. Хотя я и понимаю, что большинству людей нет до тебя никакого дела, они точно так же заняты лишь своей персоной.

Вокзал был непривычно пуст. Я в одиночестве пробирался сквозь зал ожидания с пустыми креслами, мимо касс с отсутствующими очередями, минуя кофейный аппарат, банкомат и закрытый буфет. Звук моих шагов заполнял весь зал, стук каблуков ботинок по мраморному полу отдавался эхом, разрушая странную тишину.

Если бы я мог зацепиться взглядом за чьей-то лицо, мне стало бы спокойней. Я бы посмотрел в глаза первому встречному человеку, и увидев там тот же ужас и непонятную тоску, понял бы, что не один такой - что я одинок, как и все вокруг. Что, даже встретив свою любовь, вторую половинку, женившись и идя рука об руку всю жизнь, человек все равно внутри себя навсегда остаётся одинок. Кто бы ни был рядом, сколько бы людей не находилось вокруг, ты всегда сам, наедине с собой.

Я ещё раз оглянулся, в надежде увидеть живую душу. Но нет, все были мертвы. Никого настоящего. Лишь манекены, роботы, голограммы. Серая биомасса, декорации в фильме, второстепенные персонажи в компьютерной игре.
Если всё вокруг ненастоящее, то и бояться мне нечего, ведь со мной ничего не может случится по-настоящему. Эта мысль жгла меня, и я решил проверить свою неуязвимость. Увидев неподалёку автомобильную стоянку, я направился к припаркованному между двумя джипами мотоциклу. Такой же непохожий на других, как и я, он отличался как размерами, так и духом свободы. Единственный живой в автомобильном мире металла и колёс. Один, имеющий душу, среди кожаных мешков, наполненных кишками и костями.

Мне нечего терять. Я сел и со всей силы давил на газ. Рёв мотора наконец-то убил звенящую тишину, и я чуть-чуть расслабился.

***
Боль в сердце так схожа с тахикардией. В вдруг ты будешь на грани инфаркта и не сможешь распознать его, думая, что просто влюблён? Любовные переживания затмили инсульт. Ты больше ничего не замечаешь чувствуешь, кроме одного всепоглощающего и наиболее значимого чувства.

«Инфаркт» — диагностируют медики, а ты был до конца уверен, что просто влюблён и не игнорировал боли в сердце, принимая их за душевное волнение. Почему любовь задевает самый важный орган, без которого не прожить? Никто не говорит, что любовь ударила его прям в пятку или поразила струны селезенки. Сама человеческая суть оказывается затронутой.

***
Я обрадовалась, когда узнала, что он лежит в больнице. Это был весомое объяснение, почему он не звонил. Конечно, слава богу, ничего серьезного, но
я улыбалась. Значит он все-таки не разлюбил меня, а просто сломал ногу. Катастрофа утраты любви намного серьезней по тяжести, чем какие-то внешние неприятности — землетрясения, пожары и аварии. Может так думать и немного эгоистично, но зато это правда.

Дежурный врач в приемном покое сказала, что пациент упал с мотоцикла, серьезных травм не получил, а лишь небольшой перелом и смещение, через пару недель будет как новенький.
Я летела на крыльях любви, без лифта поднимаясь по высоким ступенькам на седьмой этаж. Да он мне был и не нужен, если бы не крыша, я бы вовсе взмыла в облака.


***
Колотая рана в середине груди. Зудящая, кровоточащая, лишь на короткие на мгновение успокаивается, и продолжает вновь болеть.

Любовные переживания — это такие качели: то страдания и мучения, то возвышение до уровня небес от состояния счастья и блаженства. И как бы порой болезненные не были перепады, но ради этих мгновений ты готов все отдать, терпеть любые горести и муки.

Но с таким диагнозом не госпитализируют. Да черт возьми, согласно международной классификации болезней такого диагноза даже и не существует. Почти все это чувствовали хоть раз жизни, но наука говорит, что этого нет, не существует.

Моя нога, немного переломанная в трёх местах, ушибленный позвонок — примерно третий снизу где-то слева, поцарапанная кожа на лице — причиняет намного меньше дискомфорта, чем физически здоровое сердце (обследованное томографом, чему есть подтверждение — отпечаток на кардиограмме). Невидимые раны болят гораздо сильнее. Нет, я вовсе не жалуюсь. Признаться честно, я даже испытываю некое удовольствие от того, что чувствую; от того, что в состоянии это чувствовать.

Пустой белый коридор, пропитанный навсегда впитавшимися запахами лекарств, уколов и боли, одиноко мигает ожиданиями. Ожиданиями встреч с родными и близкими — посетителями, которым официально разрешено визит с 12 до 16 часов; надеждой на выздоровление и выпиской; а также тоской и безразличием. Сюда лучше не попадать, ведь кроме лекарств в вены проникают раствор этой тоски с 9% добавлением отчаяния, злости и невозможность жить полноценной жизнью, к которой привык, свободно распоряжаться своим временем. Хотя со временем понимаешь всю иллюзорность прежней рабской свободы. Пролежав неподвижно две недели в белоснежной постели, глядя на белые стены и такой же гладкий бесцветный потолок, выглядывая краем глаза, вытянув шею, в окна, где замечаешь все то же белое полотно рассыпавшегося снега, мысли тоже становятся однобрачными, белыми, а потом и вовсе куда-то исчезают. И тут, может быть, в первый раз в жизни ты ощущаешь настоящую свободу. От всего — от работы, от общества, от навязанных правил, от пустых разговоров и всего-всего-всего. И только потеряв это всё, ты обретаешь намного больше — весь мир. Вся вселенная беззвучно вибрирует внутри тебя. Хотя никакого понятия внутри тоже нет, как и тебя самого.

Я слышу неспешные шаги аккуратно ступающих ног, обутых по всей видимости в мягкие кожаные туфли без каблука. Они, как космический корабль, несущийся по пространству вселенной больницы, где мое больное тело лежит, прикованное к койке, а мое сознание — свободное безграничное безусловное — путешествует повсюду, сливаясь со всем, растворяясь и трансформируясь во все сущее, когда-либо созданное, или ещё не придуманное никем.

Кажется, меня напичкали слишком большим количеством обезболивающего.


***
В воскресенье было пасмурно. Но хоть дождь и не шёл, люди не спешили выходить на улицу: испуганно высунув нос в окно и оценив обстановку, решали оставаться дома, закутавшись в уютное одеяло с чашкой чая в руке и под аккомпанемент легкой комедии или романа.

Когда над городом нависают тучи, все понимают надвигающуюся перспективу.

Праздники закончились, оставив сладкое карамельное послевкусие, которое хочется запить. Разбавить прозрачной водой — нейтральной, без вкуса. Но, к сожалению, рядом находится только бутылка лимонада, добавляющая ещё больше сладости. Сахар хорош лишь в ограниченном количестве и на контрасте с другими вкусами — солеными, горькими или острыми. Каким бы прекрасным не было, все приедается.

Я ещё спала, но сквозь сон слышала, как тихонечко, стараясь не разбудить меня, встал мой любимый мужчина, взял со стула джинсы и рубашку, вышел. Наверное, пошёл в супермаркет, я вчера вскользь намекнула, что хотела бы на завтрак круассаны с шоколадной начинкой. Он сказал, что знает на углу булочную, где пекут потрясающие французские круассаны с разной начинкой. Его нога почти зажила, и он уже вполне сносно передвигался, хотя и немного медленно, но не от боли, а скорей от ее воспоминания – боясь вновь почувствовать ее, он осторожно наступал на левую ногу. Но я уверенна, забыв на мгновение о недавной травме, он бы бегал и прыгал как молодой.


Я смотрела на его коричневые ботинки, стоявшие в коридоре. Они даже не стояли, а лежали разбросанные. Возмутительно брошенные. В отметках дождя. Смешанная вода из луж с дорожной пылью, как химическая формула, превратившееся в грязь. Я наклонилась над ними, присев на корточки, зачем-то провела пальцем по тыльной стороне подошвы. Коричневая кожа кое-где потрескалась от долгой эксплуатации. Но в целом обувь выглядела поразительно милой, скорей всего такая реакция была из-за того, что в них побывала твоя нога. Твое присутствие ощущалось, я чувствовала исходящее тепло, твою энергию. Хоть, я знаю, тебе не было до них никакого дела. Поносил, использовал и небрежно бросил. Я бы не смогла так. Все, к чему я прикасаюсь, становится мне близким, родным, с которым потом трудно расстаться. Я знаю, это неправильно, нельзя ни к чему привязываться, тем более к вещам. но если мне уж предстоит с чем-то расстаться, я долго решаюсь на это, затем прощаюсь и отпускаю.

На часах ровно 11:11. Совпадение четырёх одинаковых цифр — что это: знаки судьбы или обычная закономерность?  Ведь вполне естественно и логично, что стрелки часов непременно остановятся на подобных цифрах, не проскочат мимо, а раз в сутках покажут различные «магические» комбинации. Вопрос только в том, успеешь ли ты в этот момент глянуть на циферблат и заметить их. Ведь кто-то не улавливает подобных знаков или не обращает на них внимание, считая, что это просто определённый отсчёт времени и ничего более. А другой изучит значение цифр, углубится в цифровой код и расшифруют тайное значение. И каждый по-своему прав. Мы сами создаем свою реальность из того, во что верим.

Прошло уже два часа, а он все не возвращался. Я не знала — ушёл ли он навсегда, так по-тихому, не попрощавшись, или он все-таки вернётся, с круассанами, за которыми поехал на другой конец города, потому что за углом их не оказалось. И я не знала какой же вариант для меня лучше.


***
Невозможно спровоцировать дождь. Если небо затянуто тучами, то рано или поздно оно взорвется проливными каплями. И если в человеке наглухо засела злость, накопленная жестокость и обида, то повод для ее выхода не заставит себя ждать.

По прогнозу сегодня передавали вспышки агрессии, усиленные алкогольным циклоном.

Психологи говорят, что есть виктимные личности, которые бессознательно привлекают к себе агрессию. Это жертвы по своей природе. И они на протяжение своей жизни регулярно сталкиваются с проявлением насилия в свою сторону, выбирают себе партнеров-тиранов, и даже уйдя от одного доминирующего мужчины, нового находят с такими же наклонностями. Они винят во всем окружающий мир, всерьёз считая, что все люди такие. Психологи им на этот счёт отвечает, что дело в них самих, пока они не проработают свои внутренние проблемы, к ним так и будут тянуться нездоровые личности. Я же всегда считала, что с этим у меня все в порядке. Я ни один раз слышала от подруг и знакомых о драках, побоях и прочем проявлении насилии со стороны их парней, мужей и любовников. Я, незаметно ухмыляясь, сочувствовала им, но считала, что они сами виноваты. Глядя на их взаимоотношения с партнером, я отмечала их провоцирующее поведение, постоянную критику, скрытое унижение и отсутствие всякой похвалы. Себя я считала не такой, я всегда старалась дать человеку рядом с собой почувствовать свою значимость, давала поддержку, хвалила и восхищалась им. Не конфликтная сама по себе, хоть и любительница поспорить иногда, но лишь когда дело касается фактов, если разговор переходил на личности и оскорбления, я старалась завершить разговор или перевести тему.

Я услышала звуки открывающейся двери, радостно выбежала тебе навстречу. Ты с порога кинул мокрый пакет бумажный пакет из булочной, попав в стену. Пакет разорвался и оттуда россыпью падали крошки булки, замазывая обои шоколадным кремом. Твое лицо перекосилось от злобы, глаза стали черные-черные, невидящие ничего вокруг. Я не узнавала тебя.

Я подставила раскрытую грудь навстречу твоему летящему с размахом ботинку, рёбрами впитывая подошвы 43-го размера. Я не пыталась закрыться или уклониться от удара, расправив спину и раскрывая руки, как Иисус, пригвождённый на кресте. Добровольно принимая наказание, возможно незаслуженное, но я готова к нему, готова терпеть эту боль от тебя. Искупление, вылитое беззвучными слезами. Пытки превращались в муки, слёзы смешивались с кровью, душевная боль постепенно растворялась. А на физическую мне было глубоко плевать.

Ты замахнулся тыльной стороной ладони, ударом пробивая мое накрашенное лицо. Макияж растекался по коже, стекая тенями, тушью и румянами, краски смешивались как на палитре бездарного художника. 

Разбитая губа кровоточила. Алые ручьи стекали на белую блузку.

Я вовсе не злилась на тебя. Странно, но в этот момент я так любила тебя, хоть и ненавидела всей душой за твой поступок. Я могла бы закричать, ударить в ответ, сопротивляться, в конце концов встать и уйти.

Мне было больно и обидно. Хоть ты и бил меня, но это был ты.

***
Единственным правильным решением было уйти. Не оглядываясь, бежать изо всех ног. Потому что как только повернёшь голову, тут же нахлынут сомнения, и ты можешь остаться.

Я начала думать, что мне взять с собой. Положив в небольшую спортивную розовую сумку паспорт, кольцо с сережками, достала из шкафа пару комплектов нижнего белья, футболку, джинсы, свитер и платье. Взяла из ванной зубную щетку и шампунь для волос. Прошла на кухню, оглядев прощальным взглядом тарелки, которые мы вместе выбирали, сковородки, скатерть на столе, кухонные прихватки и полставки для ножей. Все те предметы, которые я с такой нежностью и любовью выбирала, надеясь на наше счастливое совместное будущее. Я подошла к окну, прикасаясь к нежной ткани занавесок.

Белый выцветший пейзаж за окном — почти без красок, пастельно дымчатый, с всевозможными оттенками серого, белого и чёрного. Серый — это смешанные в разных пропорциях комбинация белого и чёрного красок. Как и сама жизнь.

Он подошёл тихо-тихо сзади, что я не услышала его шагов. Дотронулся губами к моей шее. От неожиданности я вздрогнула. Он пошептал на ушко слова нежности. Мурашки разбежались по моей кожи. Приглушённость почему-то воздействует в сотни раз сильнее. От криков ты пытаешься отвернуться, сбавить громкость, а к шёпоту прислушиваешься, боясь пропустить хоть одно слово.
На цыпочках, шепотом, едва касаясь меня кончиками пальцев… Стимул едва заметный, слабый, а вызывает повышенную реакцию. От шеи вверх к затылку, дыхание губ очерчивает мочку уха, тепло от пальцев на моих плечах. Я задыхалась, не могла вдохнуть.

—Девочка моя любимая, — я услышала очередной удар на поражение.

— Прекрати делать так со мной, ведь тогда я никогда, не смогу убежать от тебя.

От нежности я вся растеклась. Плотные структуры материальности исчезли. И что мне теперь делать с этой растёкшейся по вселенной массой сладкой неги? Делать совершено ничего невозможно, мысли плавают, концентрации ноль.
Разбиться о воздух. Порезаться об пушистые облака. Чувствительность кожи достигла максимума, любое прикосновение вызывает боль.

— Тебе и не нужно. Ты со мной навсегда.

***
Абрикосы оказались кислыми, как она любила. Она ела с таким аппетитом, что совсем не замечала, как сочный нектар стекал по подбородку и рукам. Мне хотелось прикоснуться к ее гладкой коже, стать хотя бы одной фруктовой каплей, потеками нежности ласкать ее подбородок и пальцы.

Синяки уже почти сошли, но я каждый раз, когда вспоминал, что сделал, испытывал мучительные угрызения совести. Я пыталась хоть как-то оправдываться перед собой, чтоб уменьшить это грызущее чувство вины. Обвинял ее, что она сама своими поведением вынудила меня. Но я знал, что никакого оправдания мне нет, я не имел права поднимать руку. Но я никак не мог совладать с собой, будто бы какой-то бес вселился в меня и управлял моими действиями.

Всегда самое страшное — это эмоции. В порыве чувств можно совершить ужасные вещи, о которых потом будешь жалеть. Можно нагрубить, ударить, даже убить. Все ссоры происходят на эмоциях, взрывы бешенства, неконтролируемые разумом. Все самые ужасные поступки человек совершает на эмоциях. Конечно, обдуманные преступления могут быть намного чудовищней и более жестокими, но там у человека хотя бы есть возможность подумать, взвесить все за и против, и потом уже сознательно совершать задуманное. Но если человек, не подумав как следует, только лишь под порываем возникшего чувства совершает что-то, чего не хотел бы, а потом глубоко сожалеет и раскатывается это совершенно другое дело. Дай ты ему хотя бы на пару минут остановиться, глубоко вдохнуть, посчитать до десяти, и возможно он поведёт себя иначе. Какие-то животные инстинкты из глубин психики вырываются наружу, и ты уже не ты, не человек, не личность, а дикий зверь. Я бы хотел убить в себе этого Зверя, но как?

Знакомый буддист, который раньше учился со мной в одной школе, а потом внезапно бросил всё — работу, семью, дом и уехал куда-то на восток, вернулся через два года новым человеком. Отбросив все материальное, и проникшись древней философией, как он говорил, он духовно просветлел. Он и посоветовал мне наблюдать за самим собой как бы изнутри. Стать наблюдателем за наблюдателем. Отслеживать свои мысли, как они возникают, откуда появляются, и куда исчезают. Поначалу это было очень сложно и практически невозможно, ведь как можно отыскать постоянно скачущие предметы в безграничном хаосе. Беспорядок мыслей в голове делает тебя и снаружи таким же беспорядочным. Стоит хотя бы чуть-чуть прибираться, расставить разбросанные вещи по полочкам, протереть пыль и вымыть стёкла, как уже становится гораздо светлей и ясней. Минуты тишины необходимы каждому живому существу, когда он остаётся наедине с собой. Некоторые боятся этого «свидания», ведь далеко не всегда оно приятное. Всё накопленное говнецо, все страхи, убеждения и воспоминания вырываются наружу. Но от того, что ты закроешь глаза или переключишься внимание на что-то другое, проблема не исчезнет. Если ты сидишь в тонущей лодке, то вода не станет убывать, если ты начнёшь смотреть на дерево на берегу, ты так и будешь продолжать медленно погружаться на дно.

***
Она сидела у меня на ногах, широко раздвинув коленки и упершись локтями мне в плечи. Наши глаза были близко-близко друг от друга, настолько, что тяжело было сфокусировать взгляд. Как бы я не пыталась смотреть ей прямо в глаза, ее зрачки постепенно отдалялись, и вся картинка расслаивалась. На голубых глазах одновременно совместилось изображение ее светлых волос, уши умещались совсем рядом с глазами, нос потек, а брови куда-то уплыли. Такое впечатление, будто бы нарисованную картину протерли мокрой тряпкой, размазав ещё не высохшее масло, в ней ещё можно угадать образ, но все детали размыты. Она что-то говорила мне на ухо, но слова тоже звучали как-то расплывчато, и я не мог уловить суть. Отчётливо я чувствовал лишь ее запах — лёгкий цветочный аромат ее духов, а также запах бананового шампуня. Она сама говорила, что не любит запах банана, но использовала этот шампунь, потому что ей нравился эффект от его воздействия.

— Ну же! Ответь мне! — ее голос вырвал меня из задумчивого состояния, и я понял, что мне нужно что-то ответить. Сказать, что я ее не слушал я не мог, она бы обиделась.

— Посмотрим… — неоднозначно ответил я.

— Нечего тут смотреть, все и так давно ясно, — она вскочила с моих колен и подошла к окну. — я не могу так больше!

— Не переживай, малышка, все наладится, — выпалил я универсальное успокоительное на все случаи жизни.

Она повернула голову и лишь молча на меня посмотрела. Мне почему-то в этот момент стало так тяжко, будто бы меня ударили молотком по голове. Почему-то иногда эти взгляды настолько ранят своей тяжестью, и ты не можешь объяснить себе логически что же это знает, но чувствуешь себя в этот момент настолько скверно, будто бы тебя обдали ледяной водой из омерзения, презрения, обиды и злобы. Я всегда был мастером негативных переживаний, изучив на себе тысячи видов и оттенков. Я погружался в страх, ужас, волнение, неуверенность, зависть, моментально считывая чужие реакции. Я сам частенько злился, раздражался, агрессировал. Но я знал, что всегда это была реакция на внешний источник, ну как я мог ещё реагировать, если мир такой жестокий и несправедливый, а вокруг столько глупых и недалеких людей.


***
Люди — это такие существа, которые привыкают ко всему. То, что вначале кажется диким, вызывает возмущение или отвращение, в очень скором времени может стать твоим спутником. И ты будешь спокойно (или может не совсем спокойно) существовать с ним рядом. Можно примирится с плохими жилищными условиями, недостатком материальным средств, привыкнуть к постоянному шуму за окном и научится спать, не замечая шумных соседней с вечным ремонтом и орущими детьми. Сначала ты раздражаешься, потом злишься, потом отчаиваешься. Ну, а потом приходит принятие.

Когда он ударил меня в первый раз, я подумала, что наступил конец. Конец всему — отношениям, доверию, любви. Но я ошибалась, как же я ошибалась. Любовь с ударами его кулака никуда не исчезла. Я по-прежнему всем сердцем любила его всего — со всеми потрохами, со всеми недостатками, несовершенствами — такого как он есть, целиком и без остатка. Хоть остатками разума понимала, что это неправильно, так не должно быть, я должна уважать себя и не позволять обижать; что он поступает некорректно и я должна остановить это. Но голос разума был настолько тихий, заглушенный криками влюблённого сердца, что до меня доносилось лишь невнятное бормотание и шёпот.

Я простила, дала шанс, ведь я верила ему. Верила, что он не хотел, что он изменится, что это была всего лишь глупая ошибка, которая больше никогда не повторится.

Второй раз было уже легче. Эмоциональный накал был не такой сильный, внутренние противоречия в последствии тоже сбавили градус и я практически сразу его простила. Ведь он был очень расстроен, к тому же немного пьян, и не мог полностью контролировать себя. В нормальном состоянии он совсем другой: проявляет заботу, уважение, и вообще я вижу, насколько сильно он меня любит.
Третий раз я приняла его удары как должное, как само собой разумеющееся. Более того, я даже ждала наказания. Я действительно почувствовала себя виноватой. Я смирилась. Господи, да он вовсе не тиран какой-нибудь и не насильник. Просто немного вспыльчивый. Да и бьет то он меня не сильно. Не оставляет серьёзных травм, после которых необходима реабилитация или госпитализация. Я даже начала в процессе испытывать некое подобие удовольствия. Не то чтобы я причисляла себя к мазохистам, получающему сексуальное возбуждение и удовлетворение в процессе унижения и пыток. Для меня это была некая духовная практика — акт очищения.

Я стала бояться его прихода. Каждый раз, когда время подходило к его возвращению с работы, я невольно начинала нервничать. В каком настроении он вернётся? Не рассердил от его кто-то из коллег или хамоватый водитель в пробке? Может его раздражает погода и он замёрз, в также не успел в обед нормально поесть. Даже если он придёт более-менее спокоен, то рассердить его может и какая-то мелочь дома. Например, я приговорила ему не то блюдо на ужин, о котором он мечтал, а если и то — то я пережарила мясо, или вовсе порция слишком большая и ему это может не понравится. Предполагать к чему он может придраться было невозможно, поэтому в напряжении я находилась все время, когда он был рядом. А если он был не рядом — то я все равно была в предчувствие чего-то ужасного. Ногти на руках начали расслаиваться, и мой прежде красивый маникюр выглядел ужасно. Волосы тоже стали тусклыми, ломкими и сыпались клочьями. Есть нормально я не могла, почти не испытывая аппетита, что соответствующе сказалось на моей фигуре. В общем я увядала, как сорванный цветок, оставленный без должного ухода, без полива, в чужой чреде. Иногда, очень редко, на цветок светило солнышко, проявляющее из-за туч. В эти редкие моменты я на мгновение расцветала. Но такие мгновения длились недолго. Вначале я радовалась, и думала, что наконец-то все пришло в норму, плохой период закончился и теперь наконец все будет хорошо. Но с опытом поняла цикличность этих перемен. Они скорей напоминали затишье перед бурей, и в моменты, когда он был счастлив и ласков со мной, я знала, что очень скоро наступит что-то очень ужасное, и уже не могла насладиться моментом всерьёз.
Моя жизнь стала напоминать мне кино. Но, к сожалению, я оказалась героиней трагичного фильма.

**
Одной рукой она крепко обнимала меня, а другой — так же настойчиво отталкивала. Ее глаза кричали «я люблю тебя», губы шептали «уходи».
Эта противоречивость так манила. Она никогда не оставалась полностью завоёванной. Никогда полностью не могла принадлежать мне. Но и категорично тоже не отказывала, всегда оставляя надежду. Как собаке показывают сочную, пахнущую свежим мясом, кость, может даже дают немного облизать, а потом прячут за спину, наблюдая как пёс голодными глазами умоляет хозяина сжалиться, поскуливает и предано облизывает пальцы.  Я-то всегда чувствовал себя завоевателем, добытчиком, охотником. И лишь сейчас осознал своё родство с той бедной собакой, вымаливающей угощение.

Хоть мы и называем себя собой, считаем, что принадлежим себе, но по факту ничем не управляем. Мы просто бессознательно летим сквозь жизненное пространство, на пути встречаясь с разными людьми, событиями и происшествиями. Принимаем, реагируем, отвечаем. А что остаётся нам? Какой выбор мы делаем? Ничтожный, например какого цвета рубашку себе надеть или йогурт с каким вкусом купить — с клубникой или черникой. По-настоящему важные решения не в нашей власти. Если бы все решения принимал я собственнолично, я бы выбрал просто-напросто не рождаться. Но увы, я уже тут. Но возможно я могу совершить нечто значительное, грандиозное и покончить со всем этим дерьмом раз и навсегда. Эта мысль давно приходила мне в голову, ещё с самого детства: но я всегда был слишком несамостоятельным и нерешительным.


***
Люди нуждаются в других людях потому, что сами не чувствуют себя полноценными. Пытаясь найти в другом то, что не хватает самому. Полюбить другого так, как не можешь полюбить себя.

Сколько я себя помнил, то всегда отчасти ненавидел. С детства внушённый комплекс неполноценности: ты недостаточно хорош, приносишь не те оценки, неправильно говоришь, вечно не то делаешь, и вообще перестань. Я думал для того, чтобы родители меня хвалили, надо стать удобным для них, необходимо сидеть молча и ничего не делать вообще, чтобы ненароком не сделать что-то не то. Но потом оказалось, что это не совсем так. Они начнут ругать тебя за безделье, придумывать всякие поручения и задания, с которыми ты все равно не справишься идеально. Найти повод придраться никогда не составлял для них труда. Плохо помыл посуду, а если и хорошо, то мог бы быстрее. Когда убирался в комнате, на верхней полке шкафа под горшком с вербеной не протёр пыль. Мусор выносил слишком долго. А в тетрадке по математике написал таким корявым почерком, что смотреть противно, хоть и задача решена правильно.
Указания перемежались с критикой, а недовольство с равнодушием.
Как в таких условиях не почувствовать себя полным ничтожеством? Спасибо, Папа и Мама. А также выражаю огромною благодарность всем своим воспитателям и учителям. Спасибо, ваш труд не прошёл даром. Я как растение впитал ваши инструкции, приказания и поручения, и вырос закомплексованным неуверенным и нерешительным мальчиком.

***
Ворона с подбитым крылом залетела в окно. Я заметила ее на подоконнике. Она стояла так одиноко, поджав шею, и стучала клювом об подоконник, будто бы призывая на помощь. Потеряв часть правого крыла в неравном бою, второе отсутствовало напрочь. С левой стороны сочилась густая темно-красная жижа, запекавшаяся кровь на боку. Как вспоминаю эту ужасную картину, так жутко становится. Мы почистили бедную птичку, обработали раны, перевязали бинтом крыло, кормили и всячески ухаживали. Раны. потихоньку заживали, а вот на месте крыльев была рваная культя — остатки былой роскоши, без которого бывшее благородство и аристократическое происхождение казались жалким и убогим.

Какого это продолжать жить, зная, что ты больше никогда не сможешь подняться в воздух, не сможешь взлететь? Какого это осознавать, что остаток жизни ты будешь лишь ходить по земле, передвигая лапками. Небо больше тебе недоступно, и ты никогда не сможешь взмыть в облака, наблюдая за пейзажами сверху, не почувствуешь силу ветра и гравитацию.

Самое трудное — это жить, когда самая важная часть в тебе умерла, а тебя оставили существовать. Ты каждый день вынужден дышать, принимать пищу, спать, ещё что-то делать, но у тебя отняли то, что делало тебя живым внутри.
Раненная птица без крыла, черепаха на спине, человек без любви... жизнь без смысла.


Нет, я не могу так больше жить. Мои глаза привыкли видеть страдания, но внутри все вызывает отторжение. Хочется покончить с ними раз и навсегда.

Не решаясь все разорвать в один момент, я уговаривала себя, что таким образом я становлюсь сильней, закаляю свой дух. .... Но не становлюсь ли я при этом терпилой, где же эта грань допустимого?

Неужели он всегда притворялся, никогда не показывал себя настоящего?
Нет, конечно, — противостояла я своим же словам, — он был самим собой именно в моменты наибольшей жестокости — тогда спадали все маски и оголялось его истинное лицо — жестокого садиста, насильника, тирана, человекоподобного существа без сочувствия и жалости.

Вначале, когда я его только увидела, я поняла, что это глубоко раненный человек. Мне стало его жалко, и я от всего сердца думала, что своей любовью и нежностью смогу излечить его раны.

Как же наивна я была — вместо излечения его ран, я только заработала свои.

— На сегодня хватит, я не выдержу больше, - я поднялась со стула, а он продолжал оставаться на диване, поджав под себя одну ногу, вторая шаркала пяткой по полу, в руках крутил телефон, что явно указывало на то, что он нервничал.

— Останься ещё чуть-чуть, пожалуйста, я не выдержу меньше без тебя.

Мне было его немного жаль, но в тоже время я понимала, что своей жалостью делаю только хуже. Иногда нужно обрезать сразу одним резким движением, а не медленно тянуть, распиливая по маленькому кусочку.

Вообще я не знала как лучше. Я продолжала любить его, но не его теперешнего, а какой-то образ о нем, потенциальное присутствие, которое сейчас было закрыто и нагромождено какой-то уродливой маской, искажавшей прекрасную суть. Если бы вернуть утраченное — все бы встало на свои места, любовь вновь вспыхнула ярким пламенем, и все было бы прекрасно. Но я не могла заставить его это сделать, а он сам не знал или не понимал как.

— Ты веришь в половинки. А они могут соединиться идеально лишь душами, а не личностями. А ты пихаешь в меня огромное эго.

— Прости, прости, я все чувствую, знаю. Но поступки будто бы идут впереди меня, бесконтрольно. Я потом сожалею, ненавижу себя за них, но ничего поделать не могу.

***
—Знаешь, мне сегодня впервые снился не ты, а кто-то другой. Я привыкла, что со мной рядом всегда ты, я нахожу тебя и мне спокойно. А этой ночью был кто-то чужой. А чужой — это каждый, кто не ты.

Периодически мы меняемся местами, то я на коне, то она недоступна для меня. Кто-то любит больше, а потом что-то перещёлкивает и роли сменяются.
Мы все мечтаем об идеальной любви — вечной, безусловной, но сами своими же собственными руками делаем все для того, чтобы разрушить ее, привнести свои комплексы, обиды, травмы. Мы проецируем на вторую половинку свои недостатки, свою непроработанную боль, комплексы и разочарования. Наши отношения зашли в тупик. А из тупика есть только два выхода — развернуться и найти другую дорогу или проломить стены, и поехать в нужном направлении наперекор всему.

Она верила в меня, хотела сделать лучше, исправить недостатки, наладить все.

— Люди не меняются! – категорично заявил я ей.

— Это не совсем верно. Некоторые меняются, а некоторые нет, - она никогда не теряла веру в лучшее, даже порой в совсем безнадежных случаях, - Но, с другой стороны, ты никогда не можешь с уверенностью предсказать, кто входит в какую категорию. А вдруг те, кто меняются, делают это в худшую сторону?

— Да, я согласен, предсказать ничего нельзя. Но если бы мы знали все наперёд, как будто бы вновь читали прочитанную книгу, не было ли бы нам скучно?

— Скука граничит со спокойствием. Я бы променяла ее на нервозность и беспокойство. Лучше уж скучать.

— Человек ко всему привыкает рано или поздно. И даже самые удивительные вещи, виденные несколько раз, потом кажутся обыденными.

— Ты знаешь, как убить любовь, а знаешь ли ты как ее воскресить? – она посмотрела мне прямо в глаза, таким искренним и немного наивным взглядом, ожидая получить какое-то магическое решение проблемы в моем ответе.

— Ну как-как, методом искусственного дыхания рот в рот, - отшутился я, не желая превращать дискуссию в серьезную, и таким образом дать ей готовый ответ, которого я и сам, к сожалению, не знал.

— Если человек уже не мил, то его рот никак не спасёт.

***
Я была единственным зрителем в театре. Кроме актёров на сцене, зал был абсолютно пуст. Пустые сидения слева и справа от меня, позади и передо мной ни одной души. Конечно, приятно, когда никто не мешает, не встаёт посредине спектакля, чтобы выйти в уборную или в буфет, нет опаздывающих, ищущих своё место в потёмках и громко извиняющихся, никто не кашляет и не шепчется. Тишина. Ничто не отвлекает от самого действа на сцене. Но тебе немного неловко, ведь актёры, что кроме тебя больше никто не пришёл, и играют специально для тебя. Это не снятые заранее кадры на киноплёнке, все происходит прямо сейчас. Ты единственная их публика и от тебя может зависеть их настроение. Может они подумают, что ради одного зрителя не стоит и стараться, а если не дай бог заметят, что ты отвлёкся в телефон или просто замечтался о чём-то своём, то могут тоже делать своё дело спустя рукава. Поэтому я, не отрываясь, внимательно наблюдаю на всем происходящим, слушаю каждое слово, ловлю каждую эмоцию, чтобы успеть вовремя среагировать — где надо громко вздохнуть, где-то удивлено поднять бровь, улыбнуться или сочувственно расстроиться. Я уже вся на пределе. Досуг превратился в тяжёлый труд. Я как натянутая игла, мышцы рта напряжены, растягиваясь в улыбке, а бровь застыла молнией. Корпусом я подалась вперёд, показывая заинтересованность, Спина устала от такого положения, но я боюсь откинуться на удобную спинку, чтобы не обидеть актёров. Время течёт очень медленно, каждая секунда пролетает как вечность, но я не могу глянуть на Часы и даже не знаю сколько осталось до завершения. Актёр на сцене вытирает пот со лба, что совсем не уместно в данный момент и никак не вписывается в сценарий. Там так же, как и у меня, минуты бесконечно растянулись. Воздух наэлектризован и чувствуется напряжение. Я уже ненавижу весь этот театральный фарс, никогда больше не пойду ни на один спектакль или представление, где актёры выступают вживую, теперь только кинотеатр или в записи. Почему бы не включить телевизор или компьютер, там можно найти столько всяких интересных видеозаписей со всего мира, к тому же никуда ехать не надо, можно наблюдать прямо сидя на своём любимом диване, в домашней футболке, пить чай, не делать макияж и укладку, и в любой момент, если надоест, можно выключить или переключить на что-то ещё. И никто при этом не обидится, не посмотрит укоризненно, не обсудит твоё поведение. Столько очевидных плюсов. Не понимаю зачем ещё люди терпят эти пытки выхода в свет.

Я не знаю чего хочу на самом деле. Я запуталась. Каждое утро я просыпаюсь, встаю, делаю какие-то дела, занимаюсь чём-то нужным или не совсем, куда-то бегу, с кем-то разговариваю... большинство действий типичного дня происходят на автомате, я даже не задумываюсь над ними. С одной стороны это облегчает процесс их выполнения, но с другой — я не задумываюсь, действительно ли они необходимы. Наверное, если проанализировать свои поступки и действия в течение дня, то большинство из них покажутся бесполезными. Можно было бы вовсе не заниматься ними, но тогда чем бы я заняла своё время? Неужели проживание жизни — это лишь убивание времени? Какие-то моменты, не спорю, являются важными и нужными, но большая часть — лишь фон.
Мой сын умер, так и не научившись говорить. А я проживаю свою бесполезную жизнь. Я носила его под сердцем дольше, чем на руках.

***
Теперь я знаю, как умирает любовь. Она просто тихо уходит, исчезает, бесследно испаряется. Ты вдруг просыпаешься, открываешь глаза, и осознаёшь, что больше ничего не чувствуешь. Пытаешься найти знакомые чувства в районе сердце, но слышишь лишь пустоту.

Любовь умирает не после его удара кулаком в лицо, не после грубых слов, не после измены. Тогда, напротив, чувства обостряются. Внутри все болит, ты зла, обижена, ненавидишь его всеми фибрами души, но такова негативная окраска любви.

Равнодушие — вот настоящее отсутствие любви. Тебе все равно где он и с кем сейчас, почему не позвонил и что сказал.

Сначала я пыталась возобновить утраченное чувство, вспоминая особо приятные и памятные моменты, вспоминая его сильную руку и нежные поглаживания моей кожи, его улыбку, наше первое свидание... но я просматривала будто бы кадры из фильма, наблюдая за посторонними людьми, и не испытывая ничего. Поначалу я даже испугалась, ведь когда несколько лет живёшь, просыпаясь с мыслями о нем, думая о нем весь день и засыпая с его именем на устах, то без всего этого ощущаешь звереющую дыру. Но после пустота трансформировалась в какую-то непонятную свободу. Казалось бы, что с меня спал какой-то груз и теперь я лёгкая и способна взлететь. А веревка, которая связывала нас, порвалась и теперь я могу лететь так далеко, насколько пожелаю.

Почти 30 лет мои родители делали вид, что любят друг друга. Не в силах признаться друг другу, да и самим себе, что чувства давно угасли. Осталась привычка, долг обязательства ... а может быть так и должно быть, любовь нужна только на начальном этапе, когда она внезапным уколом воспаляет страсть, затуманивает глаза, чтоб ты не замечал каких-то недостатков. Гормональное помешательство, как вирус, болезнь, позволяющая принять абсолютно чужого человека как родного. А потом, когда вы уже достаточно сблизились, поженились, забеременели или просто переспали, вдруг потихоньку уходит, оставляя лишь воспоминая, или в тяжелых случаях обострения на другие органы.

***
Я стою в очереди за какой-то дамой в белом костюме с большим серым металлическим чемоданом, поблескивающим серебряными лучами. Я не знаю, как она выглядит, а могла разглядывать ее только со спины и передоложить ее примерный возраст и внешний образ. Я люблю разгадывать человека по недостающим деталям, а потом проверять свою интуицию и аналитические способности. Эта женщина была явно старше сорока лет, но старалась молодиться и скрывать свой возраст. Я заметила, что со спины всегда легче определить возраст, например когда рядом идут мать и ее взрослая дочь, и даже если они похожей комплекции, в одной весовой категории и одеваются так, что нельзя лишь по одежде определить возраст, всегда с точностью можно понять, где молодая девушка, а где постарше. Я не могу это объяснить с точки зрения физиологии, ведь когда начинаешь сравнить их тела по частям, то не находишь какой-то значительной разницы. Может быть потому, что сзади труднее контролировать себя, если на лицо можно нацепить какой угодно образ, то со спины ты беззащитен. Женщина передо мной подходит к стойке регистрации и протягивает паспорт улыбающейся девушке в униформе. Сейчас ее тайна будет раскрыта, ведь в документе намертво отчеканена дата ее рождения.
Мой рейс через два часа. Я сижу в зоне ожидания напротив панорамного окна, пью капучино и наблюдаю за взлетающими самолетами. Я специально приезжаю в аэропорт пораньше, чтобы успеть насладиться этими минутами перед вылетом. По-моему, они самые прекрасные во всем путешествии. Ты уже сдал груз багажа, прошёл все проверочные процедуры. Ты беззаботен и в чудесном предвкушении. Я называю это в каком-то смысле пограничным состоянием — ты оставил свои прежние дела и заботы, и готовишься встретиться с чём-то новым, неизведанным, куда вскоре самолёт переест тебя по облакам. Уже не здесь, но ещё и не там.

***

Самое обидное, когда прячешься, что оказывается тебя никто и не ищет.

— Всю жизнь.. ты у меня на целую жизнь, - вспоминала я его голос с волнующим и сладким придыханием.

Твой приход мог бы спасти меня. Но я продолжаю умирать.
Телефон по-прежнему молчит, от погасшего несколько дней назад после твоего последнего звонка экрана веет могильным холодом.
Если бы ты пришел сейчас, я тотчас же все простила, забыла все обиды. Твой голос, как спасательный круг, вытащил бы меня из бездны, в которой я тону. Твои объятия надавили бы на грудную клетку, выпустив воду из легких, и я вновь смогла бы дышать. Поцелуй — искусственное дыхание, запустил бы все процессы в моем организме, и я смогла бы жить.
Но ты не звонишь. И я по-прежнему медленно умираю.
Говорят, что спасение — дело рук самих утопающих. А что, если утопающий не видит больше смысла?
Мне больно от одной мысли, что ты не рядом.
Легкие забитые и все труднее дышать.
Я умом понимаю, что мне надо отыскать тот внутренний ресурс в себе, который был до этого, ведь раньше я как-то жила без тебя.
Я вся извелась, кажется, что ты стал частичкой меня — моим сердцем, без которого невозможно существовать.

***
Чтобы ощутить настоящую любовь, прежде необходимо испытать настоящие страдания. Кажется, что одно без другого невозможно. Если нет истинных мук — то и любовь такая себе, поверхностная, не цепляющая в самое сердце. Ведь чтобы проникнуть глубоко в сердце, надо его сильно поразить, а это не получится без ран и боли.
Я хотел быть идеальным, боялся разочаровать ее. А она, кажется, замечала все мои недостатки, даже непроявленные. Как рентген, сканировала меня, наперёд зная, как я могу поступить. Но она не злилась, не критиковала, а просто смотрела на меня, прищурив голубые глазки.

Я сидел у окошка, смотрел на пролетающих мимо птиц, на шевелящиеся от ветра ветки на деревьях, на медленно пролетающие тягучие, словно сахарная вата, облака. Внизу проезжали машины, спешили одинокие прохожие, пробегала чёрная кошка, выполняющая важную миссию по предупреждению кого-то о скором несчастье. Все шло свои чередом. Лишь ты не шла домой. Ты должна была уже давно вернуться, если все было бы как обычно.
Я просидел так час. Два. Небо изменило цвет на влажно-серый. Засеменил мелкий дождик. А тебя не было...