Сказки Зеркал - Мультики

АППЛИКАЦИЯ


Осторожно, граждане, не вступите сюда: кровищи-то по асфальту растеклось целое море!.. Вспоминайте сами любимые моря, выбирайте по вкусу: Чёрное, Средиземное, Адриатическое!..
- Что такое?? Кровь откуда??
Убили бизнесмена-то нашего, Валерия Абрамовича убили, благодетеля-то нашего, бескомпромиссного сторонника рыночных реформ – до чего же много кровищи было в покойнике! Все видели, как он её канистрами пил, высасывал из народа, благодетель-то наш! кормилец!.. Теперь вот весь истёк.
У места трагедии потихоньку собирается народ. Заботливо:
- Говна-пирога!!
Марк Гордеич с Савелием Захарычем во дворе шестнадцатого дома, орут протяжно, вызывая приятеля:
- Семё-о-оныч, тут мужика убили! А помянуть?..
Семёныч с пятого этажа издаёт нечто мессершмиттовское, и через пару секунд дополняет компанию. Портвейн, плавленый сырок и три стакана дружно грустят: сегодня пьём не чокаясь!
- Я ведь покойника ещё таким помню. – Марк Гордеич показывает ладонью расстояние от земли чуть больше полуметра. – Шустро так от меня бегал, щенок!.. Дяденька, мол, догони!.. Бутылку с пивом отберёт и убежит.
Савелий Захарыч на глазок измеряет расстояние, указанное Марком Гордеичем, и подтверждает, что покойник был точь-в-точь этаким щенком. Семёныч громко размахивает культяпкой и просит хотя бы в этот день найти примирение с покойником и простить ему все прошлые обиды. Марк Гордеич и Савелий Захарыч тут же всё прощают покойнику, и бегут за очередной бутылкой в магазин.
- Щенка там вашего укокошили, что ли? – сублимирует товарооборот губами продавщица Зина.
- А то кого же!.. – кивают головами все трое. – На дворе стоят лихие девяностые. Даст Бог, не последнего щенка похерят!..
Взмыленное телевидение оттягивается в прямом эфире:
- По первоначальной версии, бизнесмена убило осколками разорвавшейся бомбы. Эпицентр взрыва исследуется собаками и заместителем главного прокурора. Что вы скажите, Алексей Филиппыч, по поводу случившегося?
Заместитель главного прокурора чутко принюхивается:
- Расследование будет произведено надлежащим образом, все виновные понесут заслуженное наказание, глава районного отделения милиции уже отстранён от занимаемой должности, глава следственного комитета России экстренно отбыл на совещание в правительство.
Телевидение:
- Свидетели преступления уверяют, что бизнесмен не сразу покинул наш бренный мир, и даже порывался позвонить куда-то по телефону.
Оператор сотовой связи нежно улыбается:
- День седьмой. Абонент набранного вами номера временно отдыхает от дел праведных. Попробуйте, пожалуйста, позвонить попозже или оставьте своё сообщение.
От трупа щекотно источаются запахи гари и собачьей мочи. Президент и правительство посылают телеграммы с соболезнованиями родственникам и обещают сурово покарать всех виновных.
Марк Гордеич, подтыкивает в бок Савелия Захарыча, указывая игривым взглядом на заместителя прокурора:
- А Филиппыч-то наш – герой!.. Только вот зря свою рожу от былых друзей воротит!.. Алексей Филиппыч!!
Заместитель главного прокурора нехотя поворачивается на зов:
- Чего тебе?
- Подошёл бы хоть, поздоровался.
- Всё пьянствуешь, Маркуша, всё тебе неймётся… Не посмотрю, что ты друг детства, а в тюрягу посажу!
- За что??
- А за всё хорошее.
Красно-коричневые шовинисты, проходя мимо стройной толпой с хоругвями и псалмопениями:
- Вклад в российскую экономику мы убиенному простим. – широко крестятся. – Отсутствие вклада в национальное освободительное движение русского народа мы ему тоже простим. – широко крестятся. – Духовную педерастию мы ему, пожалуй, тоже простим. – перекрестившись, жарко сплёвывают. – Но простим ли мы ему «абрамыча» – вот в чём вопрос?
Автобус с футболистами:
- Кто не любит наш «Спартак», тот получит щас в пятак!
Народ с щемящей нежностью:
- На чемпионат мира поехали засранцы. Там им дадут прикурить. Спонсора-то ихнего укокошили.
Марк Гордеич с Савелием Захарычем и Семёнычем у подъезда дома шестнадцать корпус два:
- Ива-а-аныч, спускайся скорей!.. Сигарет не забудь взять!..
Иваныч, несмотря на истому геморроидальных приступов, выпрыгивает из форточки первого этажа с лёгкостью молодого оленёнка, чтоб дополнить хмельную компанию. Портвейн, пачка «Примы» и четыре заполненных стакана дружно чокаются между собой: ну, за здоровье убиенного!..
Телевидение, задержавшись минутным кадром на народных поминках, снова возвращается в прямой эфир:
- Государственная Дума рассматривает вопрос о введение в нашей стране с завтрашнего дня трёхдневного траура. Депутат Сидоркин потребовал переименовать все улицы Ленина в российских городах на улицы имени Валерия Абрамовича. Спикер Совета Федерации сообщил о вручении Валерию Абрамовичу звания Героя Советского Союза посмертно… тьфу ты, какого ещё союза… О вручении звания Героя России!.. Однако, что же на эту минуту удалось установить следствию?
Следствие внимательно принюхивается к телевидению, к портвейну из компании Марка Гордеича, к отрочески-слезящимся глазкам заместителя главного прокурора:
- Мы давеча поймали убийцу бомжа из четырнадцатого микрорайона в Мытищах, а значит поймаем и виновных в гибели бизнесмена, клянусь честью российского офицера! – торжественно обещает следствие. – Кстати, мы только что вышли на след свидетеля Ерёмина, который был тщательнейшим образом допрошен и обыскан, и который теперь просит обратить внимание на порванный карман своих брюк… Свидетель Ерёмин, не дышите на меня.
Свидетель Ерёмин:
- Нах-х-х-х! едрён-батон!!
Следствие установило:
- До рокового взрыва, изменившего ход истории нашего Отечества, на брюках свидетеля Ерёмина дыра отсутствовала совершенно и напрочь. «Таскал я, – говорит свидетель Ерёмин. – в кармане ключи от гаража, носовой платок со спичками, и не было у меня опаски за сохранность честно нажитого имущества. Такой я получаюсь доверчивый человек, гражданин начальник, всех я обожаю и люблю, буквально всех сограждан славного Отечества. И носового платка мне ни для кого не жалко, последнею рубаху готов хоть с вас самих снять, гражданин начальник, чисто по-братски!..» Все свидетельские показания нами будут учтены.
Свидетель Ерёмин:
- Дак, нах-х-х!!
А вот и жена свидетеля Ерёмина. Незамедлительно распахивает пятнистый халат, демонстрируя своё незавидное супружество всмятку:
- А брюки новые ему кто теперь купит? Шакалы буржуйские – и подохнуть не могут, чтоб честным людям ущерба не нанести!.. Куда теперь я его одного без брюк отпущу?
Свидетель Ерёмин и сам немало потрясён случившейся с ним незадачей:
- Милая Машенька! нах-х-х!!
- Зенки залил? Без спросу под бомбы кидаешься?
Свидетель Ерёмин клянётся, что всё было не так, как вообразила себе впечатлительная супруга:
- Милая моя! так ведь: нах-х-х!!
- Я тебя сейчас отмилую, я тебя сейчас рядышком с щенком уложу!.. Мало ли я от тебя невзгод терпела, алкаш ты несчастный, так теперь ещё и на новые брюки деньги тратить?.. Шустрый какой дядя.
- Машенька! ***-моё! нах-х-х!!
Следствие потирает затылок, закуривает и устраняется от семейного конфликта.
- Так же в списке возможных свидетелей мелькает некто по фамилии Скворцов. – докладывает следствие заскучавшему телевидению. – Если кто-то знает о местонахождении свидетеля Скворцова, просьба сообщить по телефону 02.
Савелий Захарыч легонько толкает в бок окосевшего Семёныча:
- Братец, да разве не ты у нас носишь фамилию Скворцов?
- Наверное, не я. – морщит лоб Семёныч. – Я почему-то совсем не помню своей фамилии.
- Скворешников – его фамилия, я точно знаю. – прищуривается Марк Гордеич. – Найдёт ли он в себе силы в этом признаться – вот загадка!..
- Ничего я не помню, братцы. – едва ли не рыдает Семёныч на груди у Савелия Захарыча. – Ни одной своей фамилии я не помню!
Марк Гордеич степенно разливает остатки портвейна по стаканам:
- А помнишь ли ты, хотя бы, где магазин у нас находится?
- Помню.
- Ну так и беги за новой партией бухла! Ноги – в руки, как говорится!..
Телевидение провожает убегающего в магазин Семёныча и колется выдрессированной улыбкой:
- Лиха беда начала. А вот мы имеем возможность показать жену убитого бизнесмена. Она переполнена чувствами скорби по поводу постигшей нас тяжёлой утраты, и с трудом верит, что самой удалось остаться в живых. Сейчас она скажет несколько слов, возможно проясняющих цепочку этих чудовищных событий… Эй, гражданочка, подь сюды!
Жена бизнесмена робко подходит. Телезрителей всего мира удивляет её юный возраст, и какая-то необычайная для современности гнездоватая причёска с хаотическими буклями.
Жена бизнесмена воздевает руки к небу:
- Многогрешна! Чудом вытолкнута на путь спасения!
- Гляньте-ка, какая цаца!!! – ехидно задёргались щёки у жены свидетеля Ерёмина. – Значит, ты со своим богатеньким ёбарем моего мужа лишила последних штанов, а теперь спасаться вздумала?
- Милое ты моё сердечко, нах-х-х! – пытается добрым словом утешить жену свидетель Ерёмин.
- Значиться, своего мужа – которого в штанах от Версаче убили – ей очень жалко, а моего – без штанов который – совсем не жалко? – возвышает голос жена свидетеля Ерёмина. – Может, ты теперь моего мужа – без штанов который – к себе домой возьмёшь, на содержание, раз пошло такое дело во спасение души?
- Да что же вы, да как же я… – пытается утешить обеих жён свидетель Ерёмин. – Бляха-муха, Машенька!! ***-моё!!
Жена бизнесмена продолжает воздевать руки:
- Многогрешна! Чудо ослепило меня на третьем шаге из подъезда, и грохнулась я челом об земь, и матюгнулась выспренно, и осталась всё-таки жива! Гляжусь затем в себя самое: а на теле ни царапинки.
Проворные атеисты-антиглобалисты скандируют неподалёку от с красно-коричневых шовинистов:
- Бур-жуй-ка! Бур-жуй-ка! Врёт она всё: Бога нет!!
- Многогрешна! – заламывает руки жена бизнесмена, не слушая практически никого. – Кара сия на мужа моего, разве не от сил небесных?
Кажется, при этих слова труп Валерия Абрамовича тихонько вздрагивает.
Возвращается Семёныч из магазина и размахивает сумкой, заполненной бутылками:
- Водяры добыл по дешёвке! сим-саламим, ваххалай-маххалай!!
- Палёная? – откупоривает бутылку и принюхивается Иваныч.
- А то! – с восторгом жужжит Семёныч. – По дешёвке, братцы, чисто по случаю поминовения усопшего.
Неспешно подъезжает, на новеньком платиновом «BENTLEY», глава Совета по Правам Человека при президенте России, чтоб, сурово набычившись, возгласить:
- В убийстве миллионов наших сограждан виновны либо коммунисты, либо чеченские сепаратисты. В это верую!
Чеченские сепаратисты с возмущением горланят:
- Свободная республика Ичкерия заявляет протест. Мы требуем для себя охранных санкций ООН, международного суда в Гааге и повторения Октябрьской Социалистической Революции! Мы требуем проверить документы у главы СПЧ, возможно, что он – православный коммунист и предводитель сексуальных меньшинств из «Аль Каиды»!
Коммунисты пламенно крестятся всеми руками, поворачиваясь то в сторону мавзолея Ленина, то на восстановленный Храм Христа Спасителя. Шепчут с солнечными улыбками на устах:
- Иудово племя! Всё кругом порастащили, пораспродали, пропили! Под формой божьей кары стремятся избежать людского гнева!.. Мы требуем проверить документы убитого бизнесмена: возможно, что он не благодетель вовсе, а американский шпион и растлитель юных дев. Банду Ельцина под суд!
- И труб архангельских не слышно. – горюет телевидение, приласкивая вдову бизнесмена.
Президент Российской Федерации Ельцин Б. Н. пешком добирается до места трагедии, медленно взбирается на танк во дворе дома номер шестнадцать, осматривает местность, приложив ладошку козырьком ко лбу, и становится от увиденного мрачнее тучи:
- Палёная? – тычет он в компанию Марка Гордеича, намекая на водяру.
- Зато дешёвая, Борис Николаевич! – светится праздничной оплеухой Семёныч. – Сто грамм с нами не выпьете, Борис Николаевич, за упокой души?..
Ельцин Б. Н. строг как никогда:
- Дорогие россияне! А была ли, понимаешь, тут бомба?.. Может, запнулся человек на ровном месте да упал неаккуратно?.. Ведь эта старуха с косой не выбирает, кто заслуживает смерти, а кому пожить бы ещё чуток, она косит всех подряд.
Вздох облегчения прокатился по толпе. Ну, конечно, никто из наших граждан не виноват в убийствах и разрухе, а виновата лишь та самая проклятая старуха с косой.
Понимает это и труп убитого бизнесмена, а потому быстренько воскресает и вскакивает с места:
- Не время умирать, господа-товарищи! Я ещё с женой не попрощался и налоги не заплатил – совесть замучает на том свете-то, ангелам в глаза будет стыдно смотреть.
Заместитель генерального прокурора трёт покрасневшие бельма:
- Так я же сам его давеча нюхал. Мертвечиной пахло. Натуральной свежей выделки.
Труп Валерия Абрамовича игриво грозит пальцем:
- Обманули дурачка на четыре кулачка, а ещё один кулак – выйдешь полностью дурак!
Семёныч радостно взвизгивает, указывая то на воскресший труп, то на недопитую водяру:
- Палёные! Оба палёные!!
- Из нашего магазина оба? – хмурится заместитель прокурора, пробуя завести новое уголовное дело.
- А то! – восторженно вопит Семёныч. – Ты, Алексей Филиппыч, будь с тамошними продавцами построже, а то у них килька в томатном соку просроченная, и Зинка в долг не даёт. Она сука – эта Зинка, она вообще ничего никому предпочитает не давать!
- Это я-то сука? – является вдруг разгневанная Зинка. – Это я-то никому ничего не даю?
- Это Зинка-то – сука? – заявляется вдруг полным составом Лига Сексуальных Реформ. – Это нам-то она ничего не даёт?.. Да мы тут вас всех щас поимеем и отмудохаем!!
- Во! – показывает культяпный кулак Семёныч членам Лиги. – Бей их, ребзя! Растлители они, понимаешь, нашей многовековой соборности!..
- Бей их, ребзя! – указывает в ту же сторону президент Российской Федерации Ельцин Б. Н.. – Расхитители они, понимаешь, капиталистической собственности!..
Свидетель Ерёмин взялся за нож. Жена бизнесмена взялась за бензопилу. Коммунисты, шовинисты и чеченские сепаратисты взялись за проповедь толерантности и глобализма. Марк Гордеич с Савелием Захарычем взялись за Строительное Монтажное Управление номер восемь, обеспечили его ежеквартальную прибыль на восемьсот четырнадцать процентов, попали в список русских миллиардеров журнала «FORBЕS», открыли новые залежи нефти и природного портвейна во дворе дома номер шестнадцать корпус два. Президент Российской Федерации Ельцин Б. Н. схватился за сердце.
Телевидение прекращает прямой эфир:
- Только ради бога не вступите сюда, в лужу-то на асфальте, прямо ведь по телесным излишкам топчетесь, кровищи-то натекло… Социальное расслоение самым наглядным образом.
Ну и хватит пока. Я устал, я ухожу.



ЧЕРВОТОЧИНА


- Быстро поднятая сигарета не считается упавшей. – разъяснил мне важную житейскую дилемму серый волчишка. – Обращайся с ней привычно, не надо смущаться.
- Нам, зайцам, таких тонкостей не понять. – говорю я. – Психология не та.
- При чём здесь психология? – затянулся поднятым окурком волчишка. – Надо жить проще и для всякого случая иметь свою поговорку.
- Ну, например. – попросил я.
- Ну, например, что вы, зайцы, делаете, когда выпьете по одной?
Я старательно припоминаю такой случай, морщу лоб и наконец нахожу ответ:
- После первой мы сразу закусываем.
- Это правильно. – одобрил волчишка. – А что затем вы делаете?
- Кто чего. Вот я, например, говорю серенькому: наливай, дружок, по второй!.. А он говорит, что ещё рано наливать по второй, что я слишком тороплюсь, что надо посидеть и поговорить. Мне неловко на своём настаивать, я вступаю в досужие и ненужные разговоры, а отсюда настроение портится. Весь этот заячий галдёж мне не по душе.
- Вот. – улыбнулся волчишка. – Ты, значит, выпил и застрял в тупике тягостных ожиданий. А нужно тебе всего-то сказать серенькому: между первой и второй перерывчик небольшой!.. И серенький тут же спохватится и нальёт.
- Здорово! – радуюсь я. – Теперь всегда так буду говорить. А что ещё посоветуешь, раз у нас с тобой завязалась замечательная дружба?
Волчишка плутовато жмётся.
- Ну, пожалуйста. – прошу я.
- Хорошо. Вот что вы, зайцы, делаете… Вот что лично ты делаешь, когда к тебе подходит на улице этакий шпингалет да говорит: «Ну ты, дядя, подвинься!» и в плечо толкает?
Я отчётливо вообразил эту гнусную сцену и нахмурился. Умеет же волчишка наступать на больную мозоль.
- Я обижаюсь. – говорю я робко.
- Конечно обижаешься, это само собой. – согласился волчишка. – Но ты или подвинешься, как шпанёнок от тебя потребовал или скажешь ему что-нибудь резкое, чтоб не подвигаться?
- А что нужно сказать? – волнуюсь я.
Страшно интересно.
- А сказать нужно следующее. – обстоятельно советует волчишка. – Нужно встать в позу деревенского увальня – руки в брюки – и сказать: ты мне не тычь, я тебе не Иван Кузьмич!..
- Ах вот, что нужно сказать! – радуюсь я. – Нет, я сам бы никогда до этого не догадался!..  ты мне не тычь, я не Иван Кузьмич... Я думал, что я просто такой добрый, и что уж лучше пододвинуться лишний разок, чем голову понапрасну мучить.
Страшно интересно.
- Ещё бы. – самодовольно оскалился волчишка. – Вы, зайцы, весьма удивительный народ. Трусливый непомерно и злополучный. Какой-то комплекс неполноценности застревает в вас с рождения.
- Это так. – вздохнул я. – Червоточина в нас сидит, и никуда от неё не деться. Трусишь да боишься всего на свете, от каждого шороха трепещешь – так жизнь и проходит. Оглянешься к старости на прожитые годы, так даже вспоминать стыдно: сплошные трагические нонсенсы!
- Гнать надо червоточину из себя. Зачем до смерти мучиться?
- Попробуй-ка выгони! Я же тебе говорю: психология не та!
- Да опять ты со своей психологией лезешь. – нервничает волчишка. – Ежели не можешь сам из себя червоточину выгнать, то попроси товарища. Давай, хоть я тебе помогу. Ты, надеюсь, во всём мне доверяешь?
- Во всём.
- Давай тогда, показывай, в каком месте у тебя сидит червоточина.
Очень хочется волчишке оказать помощь новому другу.
- Ну где… ну вот вроде… тут… – я смущённо показываю на место, которое расположилось пониже живота.
- Гм-м. – неодобрительно буркнул волчишка. – Точно тут?
- Точно. Кому, как не мне знать все свои напасти?
- Ладненько, мы даже в этом случае не подкачаем. Сейчас я буду её изгонять, а ты терпи, если больно будет… Ты ведь мужик?
- Мужик.
- Вот и терпи. – волчишка поднабрался сердитости, сжал кулачки и рявкнул жирным басом: – Пошла вон, сволочь!!!
Я прижал уши и прислушался к шевелениям внизу живота.
- Ты меня хорошенько поняла? – зарычал волчишка. – Я два раза повторять не буду.
Нет, кажется, червоточина не испугалась волчишки и хотела бы, чтоб он повторил свой крик дважды.
- Понимаешь, – оправдываюсь я. – она давно во мне прижилась, ей очень хорошо.
- Понимаю. – сопит волчишка.
- Она думает, что она у себя дома. Уверена, что и выковыривать её напрасно.
- Понимаю.  Нет, я ничего выковыривать не буду. Я на словах своего добьюсь.
Волчишка набрал в грудь побольше воздуха, собрался с мыслями и гаркнул во весь голос, перемежая диковинные слова с надрывным кашляющим завыванием:
- Да вот заебись ты насовсем невъебенным проёбом, уебище залупоглазое, вос****узалупоклинившеяся в собственном зло****ии!.. Дроче****ище ты ***головое, пробиздотрахнутая мандопробоина, гнидопаскудная ты жопозасранища и прочее ****е****опроёбище!.. Чтоб ты говном поперхнулась, долбоебическая ****орвань, хуй тебе в глотку через анальный проход, рас****и тебя тройным перебором через вторичный переёб, ****облятское хуе****рическое мудовафлоёбище, сосущее километры трипперных членов!.. Трихломидозо****оеблоухое ****епере****ическое спермоблевотное гандонище с гонореей!..
Не знаю, что случилось с червоточиной, не уверен. Сам я настолько перепугался, что выпустил тоненькую тугую струйку из того места, которое находится ниже живота, и выпустил прямиком в морду волчишке. Получилось совсем невкусно и грустно – это-то я и волчишка мгновенно поняли.
- Спасибо. – утерев морду лопухом, проворчал волчишка. – Экий вы придурошный народ, зайцы, с вами только свяжись!..
- Прости, братец. Я нечаянно.
- Да вижу, что нечаянно... Ещё друг называешься.
- Оно само.
Да будь ты проклята – ужасная трусливая червоточина!.. Ни одного друга у меня из-за тебя не осталось, только гнусное «спасибо» от всех и слышишь! Надоело!..



КАРТИНКИ


Вот маленький Сашок над листом бумаги склонился цыплячьим одуванчиком, карандаши по столу разбросал, с носа висюльки едва успевает вытирать. Весь его маленький мир вдохновением томится: дышит и не дышит, совсем незаметный в трепетном дыхании.
- Сия бутыль потому называется «три топора», – бубнил в соседней комнате папа. – что на этикетке три семёрки нарисованы, а цифра семь художественно подобна топору.
- Это твоя башка художественно подобна топору. – бурчал в соседней комнате милицыонер Ехремыч. – Руки вверх!
- Нет, смотрите на него, он опять про руки лопочет, словно вшивый про баню. Чьи руки-то вверх подымать: твои или мои?
- Ты правоохранительные органы с поднятыми руками разве когда видел? – зашипел говяжьей шкваркой на сковороде милицыонер Ехремыч. – Ты понимаешь, что оскорбляешь представителя власти?.. Ты вообще-то думай, что говоришь.
- Мы все ваши органы ещё хорошенько пощупаем. – зацарапал этикетку на бутылке папа. – Этой самой бутылкой пощупаем – только скидывай штаны.
- О как??
- А ты как думал!!
Нарисовал Сашок корову, работающую на пошехонском молокозаводе. Здоровенный молокозавод чуть позади коровы на пригорочке улёгся – ворота нараспашку, а рядом сторож Никодим спросонок жмурится.  Молочные бидоны вокруг коровы выставлены. Вроде бы дожидаются, когда корова на каждый бидон усядется пчёлкой и заполнит до краёв. Затем из соседнего села Любашенька прибежит – девчоночка местная, егоза босоногая – споёт песенку сподручную, то-сё, подхватит бидоны и затащит на завод. Начальству весело отрапортует: тыща двести центнеров по литражу!.. А кот в кабинете начальства проснётся, потянется, мурлыкнет звонко. «Хорошо, – подумает, – что я не корова и мычать не умею, а так бы и меня заставили по тыще двести центнеров надоя выдавать.» Сашок попробовал нарисовать мычащего кота, чтоб и его заставить поработать, но всё равно получился кот обыкновенный, мяукающий.
- Как же вы собираетесь молодёжь воспитывать? – бубнил в соседней комнате папа. – Как вы собираетесь разговаривать с ней на одном языке, ежели не знаете, что такое «плющить и колбасить»? Только и умеете, что на митингах протеста дубинками размахивать и гнобить процесс преемственности поколений. Это ведь про вас говорят «менты-падлы» или про кого?..
- Папаша! милостивец! подними руки вверх! век за тебя Бога молить буду! – надрывался слёзно милицыонер Ехремыч.
- Да, голубчик ты мой, плевать мне на руки: тьфу вот!.. Люди-то на ногах бегают, вот я и убегу от тебя.
- Как так??
- Прыг-прыг, скок-скок!!
Сашок подумал немножко и нарисовал на коровьих рогах красные бантики-лоскуточки, почти такие же, в каких вчера Любашенька по селу бродила и песенку пела про «солнечный круг – небо вокруг». Егоза такая, всё себе места найти не может. Там взрослые парни на гитарах бренчат, тут мужики обсуждают икоты тракторные – до всего у девочки есть интерес, на всякого человека ей хочется внимание обратить.
- Допустим, подавляет вы политическую оппозицию в стране. – внушал папа в соседней комнате милицыонеру Ехремычу. – Допустим, запрещаете молодёжи курить, пить, ругаться матом и ****ься в жопы. Но думать-то об этом вы им не запретите!.. Как же вы таких простых вещей не понимаете?..
- Да зачем же им думать, как в жопы ****ься? – едва ли не навзрыд шептал милицыонер Ехремыч. – Разве обычным путём ебаться плохо?..
- А я теперь и не знаю, что плохо, а что хорошо. – пафосно заявил папа. – Я ещё недостаточно пьян, что в таких вещах разобраться. А ты мне выпить не даёшь, пытаешься арестовать.
Ещё чуточку подумал Сашок и нарисовал рядом с коровой цветочную клумбу. И сразу вырос на клумбе красивый цветок, очень пригодный для того, чтоб егоза Любашенька его каждый день поливала. Правда, Любашеньке очень нравятся цветы васильки, а Сашок нарисовал ромашку. Это потому, что василёк надо синим карандашом рисовать, а синий карандаш вчера папа забрал. Нарисовал синим карандашом себе синяк на глазу и пошёл в отделение на милицыонера Ехремыча жаловаться. Сказал, что не намерен произвол властей терпеть. Вернулся без карандаша, зато с ещё одним синяком под глазом. Уже с настоящим.
- И читать ваше постановление об аресте я без смеха не могу – это ужасающая безграмотность. – негодовал в соседней комнате папа. – Запомни, солдатик, и прокурору своему передай: «жи – ши» пишется через «и»!..
- Руки вверх! ноги вверх! сдавайся, сволочь!.. – испуганно блеял милицыонер Ехремыч. – Будь человеком, не нервируй меня, пожалуйста!..
- О как заговорил?? Вспомнил про гуманизм, называется!..
И тут что-то шлёпнулось на пол в соседней комнате, где находился папа. Не очень пока понятно, что шлёпнулось.
А Сашок решил, что дальше на картинке наступила зима. Сашок комья снега разбросал по клумбе и нарисовал валенки на ногах коровы. Корова перестала ёжиться и благодарно мыкнула. В валенках-то в наши дни только старички сельские ходят – сердечками на морозце ёкают – но напрасно народ тёплой обувью пренебрегает. Вот на картинке, допустим, жахнуло морозом градусов под сорок, а у коровы ноги и не думают мёрзнуть. Потому что валенки издавна славны, как очень замечательная и находчивая обувка. Посторонние топоты их за версту обходят.
- Ты зачем мне свой пистолет отдал и свои руки вверх поднял?.. – наводил папа порядок в соседней комнате. – Ты пойми, душа-девица, что начальство от тебя требует, чтобы ты мои руки вверх поднимал. Учти, накажет тебя начальство за самоуправство – и поделом. Отпусти руки, дуралей, кому говорю!..
- Нишьт юге!! нишьт партизанен!! нишьт коммунистен!! сдаюсь!! – брыкался милицыонер Ехремыч.
А на другом листе из альбома Сашок недавно нарисовал маленький домик с огромным окошком, на окошке горшок с гортензией. У крылечка домика худое колесо валяется – кто-то мимо на велосипеде ехал и потерял – а на крыше, на пеньке печной трубы, вытянулся смелый человечек и окрестности разглядывает: пшеница всходит, агроном к сенокосилке проволоку приматывает, рыбаки с карасями в картишки перекидываются!.. Чего-то ищет человечек, чего-то ему по хозяйству надо.
- Чего человечек ищет? – спросила корова со своей картинки, взглянув на недавнею.
- Не знаю. – задумался Сашок. – Может быть, он корову ищет. Обзавёлся в хозяйстве колесом, а к колесу телегу надо, а к телеге упряжь, а в упряжь корову запрягать: н-но, родимая!
- Ему бы лучше лошадку поискать, у лошадок-то лучше всего получается на «н-но родимая!» откликаться. – забузила желваками корова.
- Он лошадку-то искал. – покраснел Сашок. – Да я такую страховидную и диковинную лошадку нарисовал, что папа поглядел и сказал: я тебе ухи надеру!.. А милицыонер Ехремыч сказал: у тебя сын растёт постмодернистом, ты бы его ремнём, что ли, выпорол!.. А папа сказал: я сам знаю, кому надо ремня давать, поучи ещё меня, учитель тут нашёлся!.. А милицыонер Ехремыч сказал: я своих двоих сыновей воспитал настоящими защитниками родины, а если за чужих возьмусь – тоже воспитаю!.. А папа сказал, что он сейчас кое-кому морду набьёт за такие слова!.. А человечек с картинки послушал да посмотрел на всё это – на лошадку, на Ехремыча, на то, как папа хочет морду набить – и отказался от всего напрочь.
- Зачем же отказываться? – не поняла корова.
- Да ему вроде всё пофик стало.
- Ну вот. – сердито сказала корова. Какой нерадетельный хозяин. Я бы этаких разгильдяев разрешила убивать и хоронить не велела.
Вот так раз. Корова брови утюгами насупила, ноздрями по-драконьи зашевелила, крепко-накрепко принюхалась: можно ли начать разгильдяев убивать и хоронить не велеть?.. Схватил Сашок корову за рога и быстренько посадил в тигриную клетку.
- Сейчас и тигра нарисую – пообещал Сашок.
- Батюшки-святы! – хамкнул три зевка с перепугу сторож Никодим и занырнул с головою в пустой бидон. – Я тут пока посижу. Пусть я буду такое молоко теперь, которое пока нельзя трогать: из меня кефир станут делать.
С испугу чего только не наговоришь.
А корова очень не хотела встречаться с тигром, разговаривать-то им всяко не о чем. И корова принялась мешать Сашку рисовать: тут карандаш копытом подтолкнёт, там критику наведёт!.. Ухо тигровое зацепила хвостом и потащила со скрипом, растянув на весь лист бумаги: не ухо получилось, а шланг поливочный!.. И тигриные зубы стали на усы похожи, а усы на зубы, и принялись они спорить до посинения: кому кусать, а кому шевелиться и ужас наводить!..
- Не, я тогда не тигр. – возмутился тигр. – Я тогда просто так!
Корова этим осталась довольна: рот до ушей – хоть завязочки пришей. Посмотрел Сашок, какой у него нетигриный тигр нарисовался и горько заплакал. Очень нехорошо мальчикам плакать, но разве удержишься, когда невмоготу?..
Пришёл папа:
- Сашок, ты почему плачешь?
- Папочка! друг любезный! порви эту картинку с коровой и выбрось, иначе худо будет!.. Ведь человечек погибнет!
- Какой человечек, Сашок?
- Такой, что колесом обзавёлся, и теперь в телегу хочет корову запрягать, потому что лошадки у него нету и он разгильдяй... Папочка!
- Какой лошадки у него нету, Сашок?
- Никакой лошадки у него нету, папочка, не умею я лошадок рисовать… и тигров рисовать не умею... А от коровы одна беда за другой будет!.. Послушал бы ты меня, папочка, да порвал бы эту картинку без лишних разговоров!..
Папа с покорно-разгонистыми мыслями пощупал лоб у Сашка, но не поспешил сходить за градусником, подумал, что и так обойдётся.
Но не обошлось. Умер маленький Сашок. На следующий же день и умер от идиотской болезни.



ЗВЁЗДНЫЕ ВОЙНЫ


В ходе окончательной битвы за Цереру князю Чугунникову не повезло. Князь только на минутку покинул блиндаж, чтоб проследить за столкновением неистовых страстей и отрапортовать генштабу по радиосвязи, как заполучил ранение в ногу. В голове жадно застучали ноющие щелчки и закружили муторные каверзы. Князь лишь махнул рукой, пытаясь подозвать санитара, но потерял сознание и рухнул в окоп. А когда смог приоткрыть слезящиеся глаза, то невольно ахнул: до того дивная радужно-резаная зелень заполняла пространство!.. И дожди трассирующих пуль, и небо со всполохами разрывных снарядов, и прочие привычные картины межгалактической бойни – всё густо позеленело, всё блистало свежим овощным салатом. Защитники Цереры перешли в активное наступление, и однополчане князя пустились в бегство.
Стыдливо семенящего прапорщика Удушенко князь успел зацапать за полу шинели и притормозить.
- Господин прапорщик!.. Ежели не осталось сил, чтоб на оплеуху по правой щеке ответить пропорциональным соответствием, то не пора ли подставить под оплеуху и левую щёку?.. Всё лучше, чем драпать с поля боя.
На что прапорщик ответил злобным огоньком из солёно-зелёных глаз:
- Сил у нас полным-полно, дорогой князь. Да только до ответственного момента они находятся в арьергарде и пораженческому настроению фигу кажут. А ты, хоть и бит оплеухой по щеке, да зато жив остался; а, вдруг, другую-то щёку подставишь, и по ней так саданут, что из тебя дух вон вылетит?.. Вот чего совсем не желательно.
Скинул с себя шинель прапорщик Удушенко, вырвался из цепких княжеских рук и дёру дал. А вскоре раненного князя Чугунникова захватили в плен, обыскали инфракрасным зондированием, ликвидировали функциональную боеготовность. Отволокли на небольшой полигон, где с поспешной формальностью допрашивали пленных и тут же расстреливали.
  Как раз одного марсианского старичка-палача обучали уничтожать человеческие излишки: не так, дескать, целишься, дедушка, из дезинтегратора! защищай себя от излишков электростатических разрядов!.. Князь попробовал воззвать к милосердию.
- Граждане гуманоиды, рептилоиды и инсектоиды!.. – приложил руку к сердцу князь. – Пожалейте мою душеньку, во имя вселенского интернационала. Я из ваших старичков, вроде как, почти никого и не убивал. Я в блиндаже отсиживался, большей частью. Писарь я при штабе.
- Нет. – устало щурится на князя галактический главнокомандующий расстрельных войск. – У меня есть приказ уничтожать врагов до последнего. В этом деле я существо подневольное. Как скажут, так и выполню.
- Деток бы моих пожалели. – лукавит князь, отсрочивая хоть на мгновение приближающийся час смерти.
- А много ли их у тебя?
- Двое вроде было. До призыва на военную службу.
- А у меня, Алексей Филиппыч, деток-то ровно сто тыщ штук осталось. – стелет слабоумной лаской в строну князя главнокомандующий расстрельных войск. – Их разве кто пожалеет?..
- Риторический вопрос. – вздохнул князь.
- Ещё бы.
Плазменным грозовым росчерком опалило небо до самого горизонта, и флагманский корабль землян с издевательски-медлительным покачиванием снялся с якоря и заскользил в космическое небытие.
- Тогда стреляйте меня без проволочек. – совсем отчаялся поникший князь. – Не могу я долго ждать погибели, в переисполнении отважного духа. У меня от страха ноги начинают трястись… Верней, всего одна нога осталась, вторую-то совсем не чувствую.
- Извиняемся. – упруго оскалились гуманоиды, а старичка-марсианина по головке погладили и куда-то спать увели. – У нас сейчас, по расписанию, обеденный перерыв. Профсоюзу военнослужащих целиком благодарны.
Вытащили из целлофановых пакетов что-то сургучное и клейкое, понюхали. Вроде принялись в беззубые рты класть и жевать. Главнокомандующий расстрельных войск взялся дратвой шинельку штопать. «Ну, – подумал князь Чугунников. – ежели у них структура отношений зависит от трудового кодекса, то не попробовать ли мне их пристыдить, касательно темы социальной и расовой розни?»
- Вы, – говорит князь рептилоидам. – вояки из отряда пресмыкающихся. Даже с точки зрения материализма, вас можно аннигилировать без жалости, и не будет никакого общественного суда в вашу защиту. На таких, как вы, даже можно опыты биологические производить. Жопу с головой местами поменять. А с точки зрения межгалактических религий, вы и вовсе существа, не обладающие сутью.
- Это как так?
- Да так, что хуже вы дерьма собачьего.
Незамедлительно вызвали вселенского попа, потребовали от него расправы над еретическими домыслами князя Чугунникова. Бог, как правило, для всех един, хотя понимание его и требует разных догм.
- Ежели человек с Земли – венец творения Божьего, то что же такое получаемся мы? – забурчал вселенский поп, стараясь не хлестать князя по щёкам. – Начни свой ответ с покаяния, мне это будет приятно.
Князь слегка напыжился:
- Батюшка, миссионерство твоё на бесплодную почву падает, поелику я не венец Его творения, а просто так погулять вышел. По ничтожеству своему, верю во что ни попадя, а также в суммарную предопределённость: подой бычка – получишь молочка!.. Так у моей маменьки было принято говорить.
- А про дерьмо собачье тебе тоже матушка говорила?
- Она самая. – нежнейшим образом улыбнулся князь. – Ибо бычку фокусничество не чуждо, главное – выдрессировать его. А вот от ваших бездуховных космических реалий толку нет. Сплошной убыток.
Тут главнокомандующий расстрельных войск осанисто расхохотался, а батюшка засветился яхонтовой зеленью и в огорчительном режиме кулаком перед носом князя помахал: знаю я, дескать, про бычков, сам прибыл из созвездия Волопаса!..
- Ты теперь мне вот на что ответь, Алексей Филиппыч. – говорит. – После восстания сатаноидов, в какое место их низвергнул Всемогущий и Всепрощающий?..
- На Землю. – был вынужден признать князь Чугунников.
- Ну и вот. Значиться, подлежит планета Земля уничтожению, вкупе со сатаноидами и прихвостнями ихними.
- Да я-то, гражданин поп, – заголосил князь, руки к сердцу приложив. – за этих прихвостней не в ответе. Хоть я и землянин, и по всей структуре – от мозга до костей – человек разумный, но, при всём том, я человек особый.
- Как особый?
- Да русский я!.. По национальному составу крови.
Тут всё расстрельное войско громко ахнуло. Замерло и уставилось на князя с небывалым любопытством. Все причудливые гуманоиды, рептилоиды и инсектоиды.
- Самый взаправдашний русский. – смущённо раскланялся князь. – Проведите-ка спектральный анализ, он докажет.
Анализ быстренько провели, раскодировали стремена фавора: точно, князь оказался без малейшего ущерба русским!..
- Я, братцы, сам с города Ярославля буду. – радостно принялся раскланиваться князь. – С посёлка Октябрьский, что возле Липовой Горы… может кто заезжал когда?
Может, кто и заезжал по-пьяному делу, а признаться стесняется. С Альфа-Центавры до Липовой Горы не так уж и далеко.
- Посёлок Октябрьский, дом четырнадцать, корпус два… ну, и квартира с номером тоже есть…
Генетическая принадлежность князя к русской расе произвела на защитников Цереры оглушительное впечатление. Интерес к загадочной русской душе давно расползся по галактическим цивилизациям, вызывал бурные, но деликатные споры. При некотором внешнем соответствии со многими земными национальностями и рефлекторными шарнирами, русские люди всё-таки казались сверхъестественными организмами и оценивались по той же природной шкале, по которой ценились нежданные вулканические стихии или сосны, пустившие корни на голой скале. Русские люди казались искусно самозащищёнными существами, вечно разыскивающими чего-то непонятное и нескорое; обладателями разумности, изнывающей от одной какой-нибудь особливой мысли, постигающей очередную оригинальную идею бытия. Испытывая тягу к Богу, русские люди самыми первыми во вселенной вышли в космос. Они же стали последними, кто был вынужден покинуть земное хозяйство для ведения звёздных войн.
- Нешто это вправду русский? – с гортанным лягушачьим удовольствием тыкали щупальцами в князя космические бойцы. Причмокивали бодрячком недозрелой лимонной зеленью.
- Русский! – вовсе не затемнял праздника князь Чугунников. – Зовут меня Алексей Филиппыч – прошу любить и жаловать.
Расстрел князя незамедлительно отменили. Толпа инопланетных граждан загудела вокруг пленного расторопными майскими жуками, защебетала на условных позывных шорохах. Речевой-то аппарат не у всякого биологического вида в запасе сохранён; юпитеряне и вовсе посредством пуканья общаются. Иные по iPhone балаболят без умолку, рассылая удивительную весточку на тыщи вёрст космических. Чик-чирик да жу-жу-жу!..  Иные портативными копировальными аппаратами по телу князя шарят и все показатели фиксируют. В прелюбопытные княжеские места без спроса лазят. Гротеск творится, одним словом.
Дошли слухи и до верховного правителя галактик, что захватили в плен русского человека, и что, понимаешь ли, любование этим убористым персонажем возведено у армейских чинов в культурный досуг. Хотя, князь до сих пор и не замечен в излишках покаянного бдения, и не злоупотребляет чтением Достоевского вслух. Но очевиден на упрямом саморегулируемом пути к духовным скрепам. И точно-выраженными словами всякую инопланетную комбинацию оформляет.
Верховный правитель галактик сперва разнервничался.
- Конечно. – сурово говорит, седину в башке взлохмачивая. – Конечно, старческие недуги мешают мне неуёмно руководить процессом звёздных войн. Возможно, где-то есть недочёты и поражения. Но манипулировать своим сознанием я никому не позволю. Позвольте мне убедиться собственными глазами: какой-такой русский??
Срочно доставили князя Чугунникова на аудиенцию к верховному правителю. В хорошей такой комнатке, оказалось, живёт начальник; с женой приблизительно ласкового свойства, с тёщей и тестем. Но пригляделся князь к его нагловато-бледным бельмам и заострённым скулам, и сразу распознал поразительное сходство с прапорщиком Удушенко!..
- Товарищ прапорщик?.. – невольно воскликнул князь, не желая верить очевидному.
- Рожа ты русская. – грубовато прокашлялся верховный правитель, усаживаясь за обеденный стол и пшеничной баранкой закусывая душистый чай. – Пошто ты, Алексей Филиппыч, меня в прапорщики низвёл и обозвал какой-то сволочью?..
- Нет, извините, Ваше Превосходительство. – замялся князь. – И сволочью я вас не называл, а лишь отметил сходство с одним моим знакомым гражданином. Мир тесен, что и говорить, и все мы обязательно на кого-нибудь и что-нибудь похожи.
- Ну да, возможно, это всё и так. – вздохнул верховный правитель. – Теперь ты мне на такой досужий вопрос ответь. Да лгать не вздумай.  Ответственен ли ты за злодеяния всего человечества, карябающие вселенную на свой лад, или только о своих урочищах заботишься?
- Простите, Ваше Превосходительство. Не имею пока счастья вас как следует понять.
- Неужели ты настолько простоват?
- И даже туповат. – с наивной хитрецой подмигнул князь.
- Понравился мне твой задушевный ответ. – подобрел точь-в точь прапорщик Удушенко, который здесь правителем галактик характеризовался. – Понравилась мне твоя природная тупость. Разъяснить ты не сможешь, почему собака за кошкой гоняется, но и отказаться от добычи в зубах не пытаешься: чем я, дескать, хуже собаки?
- Вот именно всё так. – воскликнул князь. – Меня не столько своя недоукомплектованность тревожит, сколько собачье совершенство.
- Знаю, есть в диалектике духовная борьба народов: и ваших и собачьих.
- Угу. – ещё раз подмигнул князь Чугунников. – Не хочется мне быть хуже собаки, но готов и собаку возлюбить, которой не хочется быть хуже меня.
- Понимаю, секу фишку. – проводил влюблённым взглядом бутерброд с колбасой точь-в-точь прапорщик Удушенко и запихнул себе в рот, чтоб за один миг проглотить. – Уважаю и люблю эстетику абсурда. Я ведь русскими стишками с детства забавляюсь: «больно? так тебе и надо, курица-помада!.. не больно? значит, курица довольна!..» Также не перестаю восхищаться едким высказыванием Александра Сергеевича Пушкина о том, что «поэзия должна быть глуповатой»... У себя, на Родине, вы юбилей Пушкину-то справили?
- Как не справить!! Семисотпятидесятипятилетие – отметили со всеми основополагающими хоругвями и песнопениями!! На каждой второй улице наших городов памятники Пушкину стоят.
- Ну вот, есть за что вас уважать. – нарезал и для князя пару бутербродов почтенный хозяин. – Однако могущество русской справедливости вы этим не докажите. Докажите лишь то, что могущественно ваше собственное представление о справедливости.
- Мне этого доказательства вполне достаточно.
Вытертый, словно наждаком, лукавыми вопросами собеседника, князь стал терять терпение и вежливость, но бутерброды спешно съел.
- Товарищ прапорщик! – вдруг воскликнул князь, утерев крошки хлеба с подбородка – Ой, извините! товарищ верховный правитель!.. Имею вопрос к вашему авторитетному мнению. Вот когда любви нет, а её очень хочется, то как поступить?
- Начинай присматриваться с любовью к власть имущим. Чего бы проще.
- А если можно поконкретней?
- Почитай возвышенной любовью правителя достойного и еби во все щели недостойного. Поддавшись национальным ферментам, конечно. По порядку: выбрал, выебал, выкинул на помойку!
- Именно на помойку. – разнуздался князь Чугунников. – Да и достойный правитель пусть всегда под страхом помойки ходит, авось твёрже шаг станет.
- Пусть. – согласился точь-в-точь прапорщик Удушенко. – Но, однако, заболтался я с тобой, Алексей Филиппыч, и кислородную кормёжку пропустил. На одних режимных условиях пятнадцатое тысячелетие с гаком и вытягиваю – старенький я. Ты вот меня всё с прапорщиком Удушенко сравниваешь, а у него-то как ситуация с режимом дня?
- Относительно.
- Ну, и проваливай за ним вслед, катись на все четыре стороны. А если вдруг на родную Землю потянет, то мы тебе космический челнок подарим – лети себе. Как из созвездия Альтаира вылетишь, так твоя Земля будет прямо и налево.
Таким образом князь Чугунников из плена был благополучно освобождён. Покалеченную ногу ему заменили андроидным костылём. Зелень из глаз искрами турбулентности выбили – стал князь совсем, как новенький. И ничуть не мешкая, он карманы провиантом набил, педаль космического челнока вазелином смазал и полетел прямо-налево.
- До свиданья. – крикнул напоследок. – Извольте зла на меня не держать, граждане гуманоиды, рептилоиды и инсектоиды!.. Ждём и вас к нам, на русскую Землю, живыми не выпустим.
- Живыми и не дадимся. – ответствовал верховный правитель галактик. – Мы ведь тоже, своего рода, скифы и азиаты, с раскосыми и жадными очами. Лети давай, с морды только слюни утри.
- Это-то пустяки. А вот последний вопрос, на засыпку. Поведайте мне о судьбах русского народа в макрокосмическом масштабе. Как нам не обветшать?
- Легко. – хмыкнул точь-в-точь прапорщик Удушенко, исполняющий должность верховного правителя галактик. – Накапливайте потерянное время и сами собой очаровывайтесь. Остальное для вас Господь Бог совершит.
- Бог – это хорошо. – обрадовался князь. – С этим мы не пропадём.
Вот так, друзья мои, и закончились звёздные войны в понимании отдельно взятой национальной особи. До родных краёв князь Чугунников успешно добрался, приземлился практически возле самого дома, в посёлке Октябрьский, что у Липовой Горы. Правда, половину удали по дороге растерял, да жалеть о том и не подумал. Теперь лежит на диване да очаровывается. Хорошо ему.



НАДО ПОДНАТУЖИТЬСЯ!


Кино на самом интересном месте оборвалось. И Савелий Захарыч выключил телевизор. Марк Гордеич подрыхивал, источая вкусную щекотку из носу, и это стало раздражать Савелия Захарыча. Он слегка прихлопнул по затылку приятеля мухобойкой, тот мигом проснулся.
-  А?? – говорит.
- ***на. – без предисловий приступил к делу Савелий Захарыч. – Скажите мне, Марк Гордеич. А если б вам предложили на луну слетать, то вы бы слетали?
- А?? – ещё не может проснуться толком Марк Гордеич.
- Ну вот звонят вам из космического центра в городе Королёве и говорят: дуй, Марк Гордеич, на луну, мы тебе подорожную выписали!.. Вы бы согласились?
Марк Гордеич выглянул в окошко и внимательно засмотрелся на луну, окончательно созревшую ко времени полночи. Тоскливо и заманчиво плывёт по серебристо-синему космосу луна, тёплым июльским летом хвастают скукоженные кратеры и моря.
- А вы мне предлагаете полететь, в смысле экскурсионного любопытства или в научных целях? – переместил чуткий взгляд Марк Гордеич на Савелия Захарыча.
- Совместите одно с другим.
- Это как?
- Возьмёте меня с собой на луну, а заодно и ящик водки. – рассудительно предложил Савелий Захарыч. – Вот вам и отдых с научным интересом: сколько по времени можно на луне водку пить без последствий? день или два?..
- Ящик! – прикинул в уме Марк Гордеич свои возможности. Дак тут ещё и приятель. Интересный эксперимент получается.
Савелий Захарыч вытащил из-под кровати ящик водки и весело хлопнул по нему ладошкой. Ящику водки тоже вроде стало весело.
- Марк Гордеич, только ради чрезвычайного уважения к вам, я затеваю весь этот эксперимент. – чуть-чуть деловито заговорил Савелий Захарыч. – Мне наука вовсе не так дорога, как наши продолжительные приятельские отношения.
- Тогда, Савелий Захарыч, не ленитесь приступать к эксперименту прямо сейчас. – приобнял верного друга Марк Гордеич.
- Я готов. С чего прикажите начинать?
- Вы у нас человек мускулистый, и раньше в цирке на силового акробата учились. Вот вам и задача под силу: закидывайте ящик водки на луну, а затем и меня туда же закидывайте. А после я с луны руки вытяну, чтоб вас самого ухватить и к себе, поближе, затащить. Я ведь вместе с вами в цирке на акробата обучался. У меня получится.
Вот и на стене афиша до сих пор весит, деток в цирк заманивает. Два мужика на афише друг на дружку взгромоздились и призывно деткам руками машут.
- Точно получится? – поправил галстук Савелий Захарыч.
- Не сомневайтесь. – ничуть не смущается выкрутасами эксперимента Марк Гордеич. – Вот вам, кстати, стаканчики, не забудьте с собой взять.
Савелий Захарыч распихал стаканчики по карманам.
- Вот и банка шпрот на закуску, нам одной хватит. – достаёт из холодильника банку Марк Гордеич. – Вот и консервный нож на всякий случай, мало ли чего. Может и не оказаться на луне консервных ножей.
Савелий Захарыч распихал по карманам банку шпрот и консервный нож.
- Приступим, Марк Гордеич?
- Приступим, как говорится, Савелий Захарыч!..
- Ну, пошли тогда во двор. Ящик с водкой не забудьте, Марк Гордеич, я его первым буду закидывать.
Приятели взяли ящик и спустились из подъезда на улицу. Савелий Захарыч мускулами похрустел, шейным позвонком звякнул и ящик водки высоко вверх забросил. Ящик свистнул от неожиданности и скрылся в полуночном небе.
- Теперь меня кидайте. – просит Марк Гордеич. – Только я вас умоляю помнить о чувстве ответственности. Нас сейчас переполняют эмоции – это и понятно – но они не должны торжествовать над разумом. Не так ли?
- Абсолютно так.
- Вы точно сможете меня закинуть на луну, Савелий Захарыч?
- Абсолютно точно.
- Тогда кидайте, я целиком на вас полагаюсь. Поднатужьтесь, Савелий Захарыч.
Савелий Захарыч мускулами хрипло поскулил, шейный позвонок к спине прижал и забросил Марка Гордеича на луну. Марк Гордеич свистнул и исчез в тишине бесконечного звёздного пространства.
- Хорошо полетел дружище. – сказал Савелий Захарыч и принялся ожидать, когда Марк Гордеич с луны вытянет руки, чтоб самого Савелия Захарыча на луну затащить.
Пять минут прошло, десять прошло, а от Марка Гордеича нет никаких известий. И луна, кажется, стала чуть мрачней и неприглядней, чем обычно, а, может, и действительно так показалось. Зато знакомый ящик водки с неба шлёпнулся, чуть всю посуду не перебил. Хорошо, что Савелий Захарыч успел его подхватить у самой земли. Что такое?
Тут ловко спрыгивает с луны Марк Гордеич и говорит:
- Наверное не долетел ваш ящик, потому что я его на луне не видел. Украсть там его никто не мог, поскольку и нет там никого. Я-то народ покликал, да никто не отозвался… А это что у вас за ящик водки?
- Тот самый ящик, который до луны не долетел. – сказал Савелий Захарыч. – Буквально за минуту до вас воротился назад, чуть меня не укокошил и сам не укокошился.
- Приятная неожиданность. – почесался в замешательстве Марк Гордеич. – Надо понимать, что вы позволили себе дать некоторую слабинку, а оттого ящик водки до луны и не долетел.
- Так это и надо понимать. – согласился Савелий Захарыч.
- Но я не думаю, что это серьёзный повод для печали и сворачивания c пути нашего эксперимента. – подбодрил приятеля шероховатой улыбкой Марк Гордеич. – Давайте вы меня опять вверх закинете, а потом туда же и ящик водки закинете, а я оттуда руки протяну как можно расторопней и попробую его сцапать.
- Давайте! – согласился Савелий Захарыч.
- И давайте уж тогда не мешкать. А то время идёт, а мы всё на одном месте топчемся.
- Давайте!..
Савелий Захарыч в бицепсы силу воли накачал, мускулатурой тренькнул аккордом си-бемоль-мажорным, а шейный позвонок валторной согнул и приготовился под марш-аллегро разогнуть. В цирках, бывалоча, ещё и не тому научат.
- Хопля! – отправил Савелий Захарыч на луну Марка Гордеича. – Надо передохнуть.
Передохнул.
- Хопля! – отправил Савелий Захарыч на луну ящик водки. – Наукопознание, ребята, даётся не только тем, кто силён духом, но и тем, кто обладает способностью выдерживать большие физические нагрузки.
Не успел Савелий Захарыч произнести свою речь до конца, как ящик водки со скоростью, увеличивающей падение, возвратился в его воздетые ладони.
- Хопля. – устало и отнюдь не победоносно произнёс Савелий Захарыч.
Незамедлил спрыгнуть с луны и Марк Гордеич.
- Опять вы ящик не докинули, Савелий Захарыч?
- Да, опять.
- Ну что же вы, обессилили совсем, Савелий Захарыч? – заметно разнервничался Марк Гордеич, потирая ушибленные пятки. – Надо вам как-нибудь поднатужиться.
- Надо. – вздохнул Савелий Захарыч.
- Вот давайте и поднатужьтесь. Сперва, как это у нас теперь принято, меня закидывайте, а уж потом ящик. При последнем падении в нём ничего не разбилось?
Перепроверили сохранность бутылок, и выяснили с удивлением, что очень крепкие стекляхи наловчились делать в нашей стране. Понимают и уважают в нашей стране научно-исследовательскую жилку у любителей выпить.
- Давайте, Савелий Захарыч, начнём опять наши опыты. Не портите мне настроение, пожалуйста, поднатужьтесь!..
Савелий Захарыч пообещал.
- И ещё у меня к вам просьба будет. – перешёл на робкий шёпот Марк Гордеич. – Чтоб вы, когда меня вверх кидаете, шлепка по заду не давали, мне это не очень нравится.  Савелий Захарыч пообещал.
- Я понимаю, что вы это делаете из лучших побуждений, для прибавления некоторого озорства в наши странные изыскания, но мне это не очень нравится, я, наверное, человек иных правил. В физиологическом контексте.
Савелий Захарыч пообещал.
- Я и так очень хорошо лечу вверх, без всяких добавочных шлепков. Приступайте, Савелий Захарыч.
Савелий Захарыч с решительной твёрдостью кивнул головой, подхватил Марка Гордеича, и – надорвав шейным позвонком полсотни мускульных тканей – отправил его на луну.
- Хопля! – по привычке сказал Савелий Захарыч и подправил обмякший позвоночник. – Надо поднатужиться!
Ящик водки с нескрываемым отвращением взглянул на небо и брезгливо сплюнул.
- Хопля! – отправил Савелий Захарыч ящик водки на луну.
Через пять минут с луны спустился Марк Гордеич и вид его был весьма суров.
- Ну и где она? – вежливо схватил он за воротник Савелия Захарыча.
- Кто – она? – сделал вид, что не сообразил Савелий Захарыч.
- Водка. – очень внятно произнёс это вкусное слово Марк Гордеич.
- Которая в ящике была? – попробовал уточнить формы и характеристики продукта Савелий Захарыч.
- В ящике. – уточнил Марк Гордеич.
- Так вот она. – указал Савелий Захарыч на стремительно падающий с неба ящик водки. – Ловите уж его сами, дорогой мой друг, а у меня сил нет.
- Сил у него нет. – буркнул Марк Гордеич, но благополучно поймал ящик. – У меня так и лезут на язык обидные ругательства в ваш адрес, и я очень удивляюсь своей доброте.
Они несколько минут посидели в молчании, пока Марк Гордеич не унял сердцебиение и негативные клокотания.
- Вы очень устали? – строго спросил Марк Гордеич у Савелия Захарыча.
- Очень! Очень я устал, любезный вы мой Марк Гордеич! Я прямо изнемогаю.
- Я прекрасно понимаю состояние вашего духа. Мы же столько лет вместе.
- Таких невзгод, как сегодня, Марк Гордеич, – пробурчал Савелий Захарыч. – я ещё никогда не терпел. Вам меня понять невозможно.
- И тем не менее, я вас понимаю.
- Очень на это надеюсь, Марк Гордеич.
- Ну, ладно, не переживайте шибко... всё пройдёт, как с белых яблонь дым… Я умоляю вас поднатужиться ещё разок и закинуть меня с водкой на эту распрекрасную – чёрт бы её побрал луну – а затем я преспокойно затащу туда вас, и мы вдвоём отлично напьёмся до поросячьего визга. Надо только поднатужиться, Савелий Захарыч!..
- До поросячьего визга? – с надеждой в глазах вздрогнул Савелий Захарыч.
- До распаскудного свинячье-поросячьего визга! – пообещал Марк Гордеич. – От вас всего лишь требуется хорошо поднатужиться, Савелий Захарыч. Это нам всем очень необходимо, очень надо.
- Да, да, Марк Гордеич, очень надо!
- Тужьтесь! давайте же!..
- Я тужусь!..
Савелий Захарыч изготовил из шейного позвонка катапульту, усадил на неё Марка Гордеича с ящиком водки и попросил не шевелиться. Затем он свалил всю оставшуюся мускулатуру в мешок, и этим мешком хрястнул по катапульте настолько мощно, что путешественники на луну отправились туда со скоростью, меняющую категории жизненного поприща на виртуальную реальность.
Однако вскоре оба – и Марк Гордеич и ящик водки – возвратились на землю. Плюхнулись в песочницу и медленно, но охотно заругались.
- Вы совсем на этот раз не поднатуживались. – упрекнул друга Марк Гордеич. – Вам, видно, доставляет радость лицезреть, когда люди от боли корчатся.
- Что вы, это совсем не так, вы ошибаетесь, Марк Гордеич! – насколько мог попробовал успокоить друга Савелий Захарыч.
- Нет, это так! Вы полночи измываетесь над моим здоровьем, и думаете, что это вам с рук сойдёт. Вы невероятно жестокий человек, Савелий Захарыч, и я удивляюсь, что раньше за вами этого не замечал.
- Не печальтесь, Марк Гордеич!
- Да уж… с вами не попечалишься…
- Давайте-ка я ещё раз попробую вас на луну закинуть. – поймал кураж Савелий Захарыч. – Если надо – значит надо!!
Но тут ящик водки издал предсмертный вопль, выпил сам себя за пару секунд, а бутылки разбил вдребезги. И научный эксперимент прекратился сам собой.
- Теперь-то нам легче будет улететь на луну без водки. – задумчиво произнёс Марк Гордеич. – Где-нибудь там её купим. Если научно предположить.
- А разве продмаг на луне есть? – недоверчиво покосился на небо Савелий Захарыч.
- Нет.
- Ну тогда, Марк Гордеич, пойдёмте в наш продмаг – в круглосуточный. У нас водки купим и у нас же натурально и нажрёмся… Если честно, то я вам так скажу: ну её к ляду – луну-то – а, Марк Гордеич!..
- Разве к ляду, Савелий Захарыч?
- К ляду!!
- А вы тогда самостоятельно ящик водки из продмага потащите, Савелий Захарыч, а то я как-то обмяк и ослаб на сегодня.
- Я самостоятельно и дотащу, не переживайте, Марк Гордеич. Я поднатужусь, если надо, Марк Гордеич!
- Поднатужьтесь, Савелий Захарыч!..
- На закусь что будем брать?..
- А у вас, дома, вроде вермишель была приготовлена.
- А не мало будет одной вермишели?
- Хорошо, давайте купим колбасы и сыра.
- И банка шпрот ещё есть.
- Точно!..
С луны на землю закапало дождичком. Заплакала луна должно быть, пригорюнилась крепко. Слаб оказался человек. Не поднатужился.



РАСПРЯ


История, признаюсь, весьма поучительна и должна вызывать особого рода насторожённость. Поэтому слушать её надо внимательно, лишних кусков во рту не пережёвывать, а смеяться впустую и вовсе незачем. На хиханьки да на хаханьки можно любую неприятность перевести, а вот море из крокодиловых слёз, получается, кто-то другой за вас проливать должен?.. По-моему, это очень нехорошо у вас получается, и изменить приоритеты в своей жизни вам наверняка необходимо.
Ну вот. Забралась одна улитка на огромную гору, осмотрелась по сторонам да подивилась с наивозможнейшей почтительностью: мир вокруг чуден и ладен, самый лучший из миров!.. Как не заглядывайся на его разгулы, как не прищуривайся на всякий колоритный узелок, как не гомонись жизнерадостной натурой – а нет у мира тупика!..
- Вот пялюсь я на красоты отечества, глаза до дыр стёрла. – сама с собой беседует улитка. – А всё в моём отечестве уютной лепотой возвышается, широтой до самого неба полощется, словно бабья юбка в прозрачном омуте!.. Век бы так жила и нужды не знала… Кукушка-кукушка, сколько мне годков нагадаешь?
Ну, кукушка частоколов накуковала и свалилась без сил: тыщ пять, что ли… или на проценты делить надо?.. И решила улитка остаться жить на горе.
- Обустрою райскую обитель на свой лад, и заживу вполне аутентично. – говорит. – Я теперича и кукушку себе новую заведу, пусть ещё миллиард лет накукует.
Очень даже понять можно улитку и её очаровательные затеи. Ведь, по сути говоря, что такое рай земной?.. Если рассуждать в конкретно-предметном состоянии восторга, и не дразниться загробной лептой?.. А это такое место, что каким ты сам для себя его придумаешь и соорудишь, таким оно и останется для индивидуального поглощения. Хоть под хлороформом ты находишься, хоть без.
- Я, – говорит улитка. – в вопросах просвещения не докладчица, но зато знаю, как дырки из баранок выковыривать. 
- И как?
- Пупок надорвав! – зажаристо хохочет улитка.
Ладно, запомним. А тут ещё и заяц залез на гору. Хамоватый такой, усы встрёпку и уши зачем-то дранные. Увидел заяц улитку расфуфыренную, усиками затормошился и распереживался не на шутку. Всю жизнь он считал гору своей родной, а тут гостья припожаловала. А гостей он к себе, на гору, никогда не звал.
- Или звал? – вдруг мультяшно спотыкнулся заяц сам об себя. – Вроде вчера с Петровичем о чём-то таком говорили. Дак ведь и улитка вовсе даже не Петрович – так мне кажется.
Правильно кажется. Вот ежели Петрович соберётся с духом, протрезвеет и на гору вскарабкается – с ним и разберёмся, исходя из нарративов. А с улиткой нам не о чем разговаривать. Как говорится натуральным образом среди образованных людей: ноу андестенд!.. ес?.. Вот тебе и тыры-пыры.
И задумал заяц прогнать прочь гостью незваную, с горы скувырнуть. А улитка сразу сообразила, что к чему, и поняла, что с зайцем драться ей не с руки. Задумала лукавить.
- Здравствуй, заяц, чмоки-чмоки. – говорит. – Каким хоть тебя ветром занесло?
- У меня все ветра правильные. – сердито дунул заяц. – До сих пор не жаловался.
- Ну вот, здрасьте, как говорится. – заявила улитка, шутливо ножкой шаркнув. – А я тут вскарабкалась на гору, подумала да замуж собралась. Ты жениться-то на мне, часом, не хочешь?
- Повтори, что ты сказала? – липко поперхнулся заяц.
- Да ты, заяц, разве глухой вдруг? – удивилась улитка. – Или ты из тех женихов, которые принципа придерживаются: «повторенье – мать ученья»?..
- Нет, голубушка, уши у меня такие, что обзавидуешься. – заяц задиристо ушами подёргал туда-сюда, туда-сюда. – С этакими ушами глухих зайцев не бывает. А вот ты на козявочку смахиваешь, и тонкостей супружеской жизни вряд ли постигаешь. Иначе бы не задавала мне глупых вопросов.
Туда-сюда ушами, туда-сюда. Улитка губы поджала, рожки слегка выпятила. Соображает шустро, как бы зайца обхитрить половчей, поскольку ожидала от зайца дури всмятку, а он вовсе не такой.
- Слыхивала я про всякие супружеские тонкости. – говорит. – Да ещё слыхивала мудрую мысль, что где тонко – там и рвётся. А верно, ты слабоват для жениховских дел. Или комплексуешь передо мной.
- Не мели чепухи. – встрепыхнулся заяц. – Я незавидных мужских комплексов совсем не понимаю. У меня силёнок на любое дело предостаточно. Хоть побить кого, хоть в кровать затащить. Смекаешь, о чём я?
Ой ли?.. Улитка фыркает лукаво.
- Я заяц ещё тот! – расправил плечи заяц. – Вот скажи-ка мне: кто в позапрошлом году двух ежей поборол?.. Чего молчишь?..
- Ничего не молчу, а рожу твою в ежовых колючках припоминаю. – сказала улитка. – Признавайся, долго выдирал-то?
- Выдирал-то недолго. А после, что выдрал – то обратно в ежей и засадил. Да ещё вчера повстречал ежа в кустах ежевики и тоже хорошенько побил. А то он курить вздумал в неположенном месте. А вдруг пожар??
- Не врёшь? – допытывается улитка.
- Кулаком побил. – беззастенчиво похвалился заяц. – Зацени-ка ссадину на кулаке. Здоровущий такой ёж попался: схватился-было за ножик, да я его подножкой к пеньку приладил и отпотчевал. Рраз! рраз!..
Заяц показал, как он ежа отпотчевал. «Брось ты сигарету, в харю мне не дыми, падла!.. рраз! рраз!..»
Но тут, назло зайцу, на гору давешний ёж забрался. Видок озабоченный, конечно, но не побитый и не отпотчеванный. Мешок с каким-то скарбом на плечах тащит.
- Наберу со всего свету рухляди. – говорит на чурливом ежовом наречии. – Домой сволоку и под замок спрячу.
Всё-то в дом тащит, всё-то куркулит без разбору. Материалист.
- Папироской не угостите? – потоптался ёж возле улитки. – Извините, я такие не курю.
И спустился ёж с горы, и скрылся из глаз на другом конце света. Видно, там сигаретку у кого-то стрельнул, поскольку дымок пошёл. 
- Прощелыга заурядный, а не ёж. – гулко сплюнул заяц. – Соврать спокойно не даёт.
- А ты не ври. – попросила улитка. – Вот так иногда соврёшь про кого-нибудь дурное, он обидится на тебя, злиться начнёт.
- И на здоровье. Я тысячам злюкам башки поотрывал: и ежам, и ужам, и, кстати, улиткам от меня постоянно достаётся. Тебе, ягодка, башку не оторвать?
- Ишь башкодёр! – подобрала замысловатое словечко улитка. – Хотела я с тобой чисто по-дружески разговаривать, но рассердил ты меня не в меру. Может быть, от любви к тебе я взаправду сохла некоторое время, да ты плюнул в мою любовь.
- Ну и плюнул. Мало ли куда я плевал.
- В физиономию собственную не плевал, а надо бы.
Заяц уши навострил.
- Я-то пожила на белом свете, и плевунов всяких повидала. – понадеялась на свою добрую память улитка. – От иных мастеров глаз не возможно оторвать было: так лихо себя оплёвывают – куда там неженатым зайцам!!
- А вот погоди. – разволновался заяц. – Если я захочу, то смогу и в собственную физиономию плюнуть.
- Нет, не сможешь.
- Если постараюсь, то смогу.
- А вот плюнь! – подзуживает улитка.
- А вот и плюну!
- Плюнь, плюняха – докажи, что ты мужик!..
Заяц набрал в щёки побольше розово-крыжовенной слюны, умял её в плотный комочек, а затем выплюнул пулькой вверх, прямо над собой. А когда комочек устремился вниз, заяц подставил физиономию. И плевок угодил прямиком на обомлевший заячий нос.
Плюх!!
- Ура! – завопил оплёванный заяц. – Получилось!.. Внимание, граждане, начинается праздничный салют.
И ещё разок плюнул вверх, а затем подставил физиономию под плевок. Плюх!!
- А говорят тут некоторые, что я не мужик... Ещё какой я мужик!!
- Дурачина ты, простофиля. – развеселилась улитка. – Сам себя заплевал, да ещё и радуешься.
Сообразил заяц, что улитка над ним хитрость произвела: кто же, помилосердствуйте, по доброй воле себя оплёвывать будет?.. Значиться, так и запишем: заяц!!
- Теперь меня послушай. – насупился заяц, зашишковал глазёнками. – Я, когда на гору залез и тебя увидел, то сразу решил, что мы с тобой не поладим. Задумал вон тебя прогнать, и даже замучить до слёз, чтоб посмотреть, как ты ревёшь – рёва-корова. И я своего решения ещё не отменил.
- Чего это? – прижала рожки улитка. не хотелось ей быть коровой. И сердечко в неаккуратной спешке заколотилось.
- Того это... Сразу решил вмазать тебе по зубам пинком, чтоб летела кувырком! Прямо с бухты-барахты!!
Улитка испуганно губы поджала в погребок, и зубы туда же спрятала – на полку.
-  Я ещё и боксом могу незваных гостей выпроваживать. – слегонца хвастанул заяц. – Я с пятого класса в спортшколе тренировался.
Очень стало приятно зайцу представляться драчуном и силачом!.. Заяц принялся прохаживаться по горке, игриво поигрывая мускулами и напевая баском: виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю?..
Ох, заяц, а виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?.. Не знаю, не знаю… Сила есть – ума не надо.
- Ты небось, улитка, и не догадываешься, как с китайского переводится «кунг-фу»? – снисходительно ощерился заяц. – И я позабыл, но мне это и не важно. Зато китайский мастер мне кучу приёмов показал, а я хорошенько их запомнил и натренировался. Я кирпичи ладошкой лапы разбиваю… Есть тут у тебя кирпичи?
У улитки кирпичей не было.
- Правильно, что нет, потому что я их все давно перекокал!!
Надо же, как ловко заяц научился из себя силача корчить!.. А в иных случаях держался от проблем подальше. Медвежий секретарь, к примеру, любил потешаться над зайцем. Поднимет зайца высоко за уши и спросит: ну-ка, заяц, видно тебе Америку?.. Конечно, никакой Америки не видно, но заяц от боли лапками засучит да завизжит. Чтоб поскорей его медвежий секретарь на землю отпустил, гикнет догадливо: вижу-вижу я Америку!.. Хорошо, что медвежий секретарь не расспрашивал, как там да чего в Америке. Стариковской улыбкой скромничал.
Заяц поелозил взглядом по улитке, но ушей не нашёл. Может, не было ушей у улитки, а, может, она их нарочно спрятала, чтоб ей Америки не показывали – не поймёшь.
- Букаха ты сопливая и никчёмышка. – поругал заяц улитку. – Доведёшь мой характер до душегубства, напросишься.
- И доведу, и напрошусь! – разгорячилась улитка. – На роже твоей давно написано, что она бандитская чересчур.
- Рожа моя тебе не нравится? – насупился заяц. – Рожу-то мою бандитскую ты ещё попомнишь перед вечным сном упокоенья! И событие это неумолимо наступает!..
Зашипел заяц дырявым поливочным шлангом, помутился рассудком и торопливым пенделем улитку с горы скинул. Как не старалась улитка за камушки цепляться рогами, как не пыталась за травушки запутываться, а шмякнулась с горы прямо на окатанный валун. Дёрнулась и разлеглась смертельной размазнёй. Поминай как звали.
Заяц с горы быстренько спустился вприсядку, у улиточьего трупа завозился:
- За мученическое душегубство, – говорит. – мне по закону что полагается?
Совесть заячья молчит. От неё пока толку мало.
- Закон – что дышло, куда ввернёшь – оттуда вышло! – вдруг заговорил домик деда Ермолая.
Дед Ермолай в отшельники ушёл давным-давно, от глаз людских подальше заселился. То ли колдовал чего-то у себя, в домике, то ли механику искусственного интеллекта просёк. Однако, разговаривали у него и домики, и валуны, и звёзды, падающие с ночных небес.
- Ежели я не проболтаюсь, то придётся тебе, заяц, гулять на свободе, пока не надоест. – говорит валун. – А ежели язычок распущу и рассажу, как ты улитку погубил, то жди наказаний от медвежьего секретаря. Одной Америкой тогда не обойдёшься, придётся Нерчинские каторжные рудники разглядывать.
- Не проболтаешься. – уверил заяц, схватил палку от дынного дерева и шваркнул по валуну. Не знаю, где такие деревья растут, но палки из них родятся удружливые и крепкие: валун вдребезги расколотился!..
- Шваркни-ка ещё разок. – посоветовал домик деда Ермолая. – А то лентяи из окрестных деревень взяли себе за моду на валуне ссаниной отмечаться. Да и ладно бы ссали – мне не жалко; так пускай бы деньги платили. Чтоб я прибирался тут не задаром. Вот я и кассовый аппарат приготовил: полтинник – за по-маленькому, рупь двугривенный – за по-большому!.. Справедливо, как ты думаешь?
- Да ты, братец, слишком говорлив и меркантилен.  – сверкнул зрачками заяц.
- Могу трындеть без умолку. – хвастается домик деда Ермолая. – Такой я получаюсь говорун. Но про улитку я ничего не видел и ничего не знаю, тут тебе можно на меня положиться.
- Я и положусь. – клацнул зубами бедовый заяц и той-же самой палкой, от дынного дерева, домик деда Ермолая в разруху превратил. В два счёта.
Сам дед Ермолай из-под обломков вылезает – вот незадача-то, думает! – очумело по штанам рукой шарит, дабы не пропало чего нужного, а потом зайца за уши хватает.
- В суп захотел, непочтивец окаянный? – зыкнул дед на зайца для причудливости.
- Суп – дело второе, а для первостепенной важности попробуй-ка, дед Ермолай, гостинца от дынной палки!.. – рассвирепел наш заяц.
Нельзя сказать, распробовал ли дед Ермолай дотошно дынной сладости, да вот улёгся скоренько на травку, чтоб вечный сон принять и не шевелиться. Из трещины в башке мозги тихонько вытекают.
Тут только приостыл заяц, дух приспустил. Проблемной ситуации внимает: всё кругом порушенное да помертвелое, кровища луга застилает, птиц на пушечный выстрел не дозовёшься. Гора от страха присела и изготовилась бежать, куда глаза глядят.
- Мораль сей распри такова. – говорит мне доверительно заяц, как родственник родственнику. – Тому, кто не познал место и время своего благого часа, тому следует от счастья напрочь зарекнуться и не выкаблучиваться. Счастлив тот, кто вовремя ко всему поспевает, окромя последнего звонка.
- Ты это серьёзно? – с испугом я поглядываю на зайца с дынной палкой, и стараюсь шибко не перечить.
- Серьёзней некуда.
Ну и ну!.. С тех самых пор, в местечко под горой никто из местных жителей не ходит просто так. Прослыло место жутким наваждением для козней дьявольских. Даже по грибы никто не ходит, страшится народ воплей заячьих. Шибче упырей лесных страшится. А вот школьники городские зимой на лыжах с горки катаются на перегонки. Такая получается физкультура – чёрт её подери!!



ИНТЕРВЬЮ


КОРРЕСПОНДЕНТ (мнётся в дверях, покашливает в кулачок). Здрасьте!.. Почти вовремя пришёл, только немного опоздал. Слегка задержали обстоятельства.
ФИЛУШКА (ленив и пьянёхонек). Ты кто будешь??
КОРРЕСПОНДЕНТ. А разве вам не звонили из газеты?.. Э-э, нет, вам звонили из газеты, я же сам давеча и звонил. Мы договорились встретиться, вы мне интервью пообещали дать… возьмите, говорите, мне не жалко… Вот я интервьюер.
ФИЛУШКА. Значит, это ты решил ко мне за интервью заявиться?.. Явился – не запылился.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Вы потому сердитесь, что я опоздал? Я сейчас всё объясню!.. Я, представьте, побежал на трамвайную остановку, а трамвая долго не было! И я решил не дожидаться трамвая, а пойти пешком. Я почему-то подумал, что дойду пешком до вашего дома, не развалюсь… а после оглянулся назад и увидел, что трамвай к остановке подходит!.. И я побежал назад, к остановке, чтобы успеть на трамвай заскочить, поскольку подумал: сяду и поеду, как белый человек, и трамвай не развалится!.. Но не успел добежать, как этот трамвай уехал, и тогда я решил подождать немножко следующего, чтоб не было обидно за то, что я к остановке напрасно бегом бежал, как дурак!.. Вы понимаете, что за ерунда со мной приключилась?
ФИЛУШКА (делает вид, что понимает). Понимаю.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Но следующего трамвая почему-то долго не было, и я подумал, что у меня не осталось времени трамвая дожидаться, и лучше всё-таки не стоять на месте, а пройтись пешком. И я пошёл себе пешком, насвистывая очень даже безалаберно, очень даже спонтанно… как вдруг меня обгоняет трамвай и несётся к остановке, до которой я почти уже подошёл!.. И я, конечно, подумал, что догоню и успею сесть на этот трамвай, поскольку времени всё меньше остаётся, а мне хочется к вам не опоздать, чтоб вы за меня не волновались, и всё такое прочее!.. И я практически догнал этот трамвай, но он звякнул, дверями щёлкнул перед самым моим носом и уехал!.. А я говорю: уж теперь всем назло дождусь ещё одного следующего трамвая и на нём поеду!.. Вот и стал дожидаться. А трамвая всё нет. И я опять пошёл пешком, и, представьте, что больше ни один трамвай меня по дороге не обогнал! Как повымерли все трамваи!.. Но я минут пятнадцать шёл, поэтому и опоздал.
ФИЛУШКА (почему-то без малейшей иронии). Занятная история. Очень даже занятная. Я весь во внимании. Что же было дальше?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Что же могло быть дальше... Дальше я к вам пришёл, и в дверь позвонил... Вы, наверное, думаете, что вот какого-то лошару из газеты подослали интервью взять. Какой-то он слишком странный, может и не надо ему ничего давать.
ФИЛУШКА. Да нет, ни о чём таком я не подумал. Я подумал, что всё это очень даже занятно.
КОРРЕСПОНДЕНТ. О да, мне постоянно твердят, что я занятный человек, типа даже с поперечной думкой… а я нисколько не обижаюсь… Неистощимая жизнерадостность, знаете ли, поднимает боевой дух и творческий пыл.
ФИЛУШКА (протягивая пачку сигарет). Кури!
КОРРЕСПОНДЕНТ. Нет, спасибо, я не буду. Мне в поликлинике печень искуренную показывали в колбочке – невозможно без слёз смотреть. Решил завязать с куревом. Конечно, иногда сигаретку выкурю, когда выпью, но это чисто от озорства.
ФИЛУШКА. Да кури пока даю, дурилка ты картонная!..
КОРРЕСПОНДЕНТ (затяжно прикуривает, давится и удивляется). Пф… спасибо, конечно... кхе-кхе… понимаю, что нет вам дела до моей печени, до моих безалаберно-юных лёгочных пузырей, вы же не из поликлиники… пф-ф… кхе-кхе-кхе… («Что за ерунду я горожу? – суетится корреспондент. – А что мне ещё городить?.. неприятная всё-таки физиономия у этого Филушки, не раскусишь сразу… надо было мне заранее сто грамм водочки выпить, а потом сюда приходить… а разве где наливали по дороге?.. да, наливали, в кафе на Салтыкова-Щедрина всегда наливают, и дёшево причём, и Лёха Бузыкин туда отправился, мог и меня угостить... но, впрочем, Лёхе-то я уже червонец должен… да-а…») Вот я немного запоздал, что вполне себе извинительно.
ФИЛУШКА (неторопливо откупоривает бутылку коньяка, разливает по рюмкам и протягивает одну корреспонденту). Да брось ты сигарету, не мучайся. Вот выпей лучше коньячку, а то я один устал лопать. Обычно-то не устаю, даже напротив, а сегодня какая-то тоска навалилась, какие-то спонтанные стагнации… Ты, давай пей, не стесняйся. Будем напиваться, как два здоровых, интеллигентных мужика.
КОРРЕСПОНДЕНТ (подхватывает рюмку). Если только за ваше здоровье.
ФИЛУШКА. А за чьё же ещё?..
КОРРЕСПОНДЕНТ (выпивает и сладенько млеет). Хорошо пошёл, родимый, потёк!.. Вот всё утро в моих внутренностях что-то досадовало, цеплялось с идейками увлажнения: дескать, можно у Лёхи Бузыкина ещё чуть-чуть денег занять, чтоб с ним вместе напиться!.. И такая нежданная радость здесь, у вас, за столом, Филушка!.. Мир всё-таки плоск и квадратен, и состоит из банальных частиц плохого и хорошего… вот коньячок, Филушка, это положительно хорошая частица, а с Лёхой Бузыкиным я после на свой лад разберусь, переговорю и перетру – базара нет, не так много я ему денег и должен, всего-то три червонца с полтиной или четыре с четвертью – не суть важно, но вот супруга у него – стерва, и дура, и мымра!.. это она долбит Лёхе по мозгам: дескать, все твои друзья-алкаши пьют за твой счёт (за счёт Лёхи Бузыкина – а?! какого?! как будто сам Лёха Бузыкин не пьёт, а только смотрит, как другие пьют!!), и твои же друзья над тобой же втихаря и посмеиваются – а?!. супруга такое говорит родному мужу?!. А вот вы, Филушка, значит, любите коньяком угощать гостей, это хорошо. Я ведь запомню и буду заходить к вам, в гости, почаще. А хотите я вас с Лёхой Бузыкиным познакомлю?.. Очень здорово получится. если вы его иногда будете коньяком угощать, а иногда он вас.
ФИЛУШКА. Я-то угощу, с меня станется. А ты сейчас зачем ко мне припёрся, незадачливый укротитель трамваев?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Ах, да!.. (ищет замусоленную батарейку и пытается вставить её в диктофон) не запёхивается… ну, не дура ли?.. (несколько минут совместных усилий Филушки и корреспондента – и батарейка с арбузным хрустом застревает на месте) Раз-раз, говорит моя проверка, тридцать-три-корабля-лавировали-лавировали-да-не-вылавировали… раз-раз… (прослушивает запись) Получилось! Самому не верится!.. Раз-два, начали!!
ФИЛУШКА (выпивает рюмку коньяка, инертно закуривает, отламывает кусочек шоколада). Говно – шоколад. Зинка из продмага обманула, говорит: бери, не сладкий, я знаю, что ты сладкого не любишь!.. Жопа у тебя, Зинка, несладкая.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Давайте о Зинке поговорим потом… раз-раз… Здравствуйте, Филушка, я рад, что наша встреча состоялась, хочется задать вам несколько вопросов, как получится, хочется обнажить ваш разносторонний ум.
ФИЛУШКА (недоверчиво). Да?
КОРРЕСПОНДЕНТ (убеждая). Как получится! В пределах разумной искренности.
ФИЛУШКА. Я тебе почти верю… вот погоди-ка… (разливает коньяк по рюмкам) Ещё махнём по одной, чтоб голова разумные пределы слегка расширила.
КОРРЕСПОНДЕНТ (охотно выпивает). Ну, знаете, Филушка, тонус вы мне повысили, я просто-таки очарован вашим гостеприимством… сейчас я рукавом занюхну, шоколадку-то вы для себя оставили, а больше закусить нечем, да и ладно... Я сейчас, Филушка, начну задавать вопросы, такие, как бы скажем предметно-концептуальные… пронизывающие многомерное пространство… (Филушка внимательно слушает) хе-хе… у меня слегка носовое произношение – это, помните, как в мультфильме у слоника, который тридцать восемь попугаев насчитал, очень наши голоса похожи… это у меня гайморит такой, он не заразен, а просто мне не повезло, а лечиться времени нет и страшно… там шприцом протыкают носовую перегородку – сантиметров на пять протыкают, я не думаю, что кому-нибудь такое лечение придётся по душе, уж лучше немного побыть слоником, и в компании с  друзьями бывает весело поиграть в слоника… а вот вопросы…
ФИЛУШКА. Ты идиот?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Нет-нет, ни в коем случае! В этом смысле вам абсолютно не стоит за меня волноваться – я журналист-профессионал, меня выдвигали на областную премию за освящение предвыборной компании губернатора, я там такое бабло огрёб, Филушка… бабло-о!.. ну, об этом мы, может быть, потом поговорим… Начало любого интервью – оно, по сути, посредственно и невнятно, поскольку карма собеседника обволакивает и подавляет, и не сразу получается продраться через кусты своей заурядности… хе-хе… Я такой хочу сперва вопросик задать… понимаю, что вам его неоднократно задавали, понимаю и верю, гайморит-то пониманию не мешает, слоник из мультика тоже не совсем дурак был… Задавать вопросик?
ФИЛУШКА. Валяй!
КОРРЕСПОНДЕНТ. Филушка, вам свои стихи и сказки сочинять легко?
ФИЛУШКА. Сочинять легко и писать легко, трудно перечитывать. Себе не доверяю.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Интересно как. Нет, я без всяких намёков, я бы не позволил себе хамить всего-то после двух рюмок… Значит, перечитывать трудно?
ФИЛУШКА. Ну да. Я же не читатель. Я давно никаких книжек не читаю. Времени нет.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Сомнительно, конечно, что вы книжек не читаете, но тут у меня у самого тараканы в голове – я привык во всём сомневаться… губернаторское-то бабло раз сто пересчитывал, а пятихатки не досчитался – а губернатор ведь обмануть не может, тем более члена Союза Журналистов Ярославской области… вы, верно, оттого и не читаете ничего, что всякий раз до чего-нибудь не дочитываетесь?..
ФИЛУШКА. Сроду ни до чего не дочитался. Про «дама сдавала в багаж» ещё прочитал кое-как в детстве, а к другим стихами и не приступил. Лень. Газеты, правда, иногда читаю. «Завтра» прохановскую, «Лимонку». Такое, знаешь, левоэкстремистское.
КОРРЕСПОНДЕНТ. А что если вам попробовать вообще ничего не читать?.. Пускай напечатанное чтиво само по себе территорию обживает, шуру-буру, лазает по типографиям, по магазинам, по библиотекам… Я книжки и из интернета скачать могу – Лёха Алфеев научил… С Лёхой-то Бузыкиным мы пьём, а с Лёхой Алфеевым тоже пьём, но он ещё учит из интернета скачивать… А я, допускаю, что вам всего этого и не нужно. Зачем чтением посторонних книг повторять то, что пережил и передумал в самом себе?.. Если вдохновением управляет разум, а не нечто перебойно-невменяемое, то разума может и не хватить на познание чужих творений. Возможно, проснёшься однажды, пощупаешь голову: что такое, дескать? а разума-то вовсе нет!..
ФИЛУШКА. У тебя такое было, что разума вовсе не было?
КОРРЕСПОНДЕНТ(вздыхает). Трудно сказать точно, но ощущалось порой нечто потребительски-неживое на том месте, где обычно заседает разум, нечто из сферы пищеварительного вдохновения. Иногда до смешного доходило: мне казалось, что звёзд на небе слишком много, а я почему-то обделён этим множеством, и это жутко меня обижало, я сердился на судьбу и постоянно чувствовал себя голодным – я тогда даже дохлых мух ел – не мог же я натурально до звёзд дотянуться и сцапать парочку!..
ФИЛУШКА. Но если ты, предполагая у себя отсутствие разума, всё-таки хоть чего-то понимал, хотя бы отсутствие у себя разума понимал, то кто тебе помог это окончательно понять?
КОРРЕСПОНДЕНТ (шёпотом). Наверняка, это был Бог!! Тот самый, наш!!
ФИЛУШКА. Ты, давай мне тут, имя Божие не упоминай всуе! Закаркала ворона про урожай озимых!.. Вот дурная привычка у русских людей: чуть чего, так сразу к Богу притаскиваются, под тёплый бочок к нему занырнуть хотят! Барахтаются с куличами, будто Он сроду этих куличей не едал!.. А то вот ещё попрекать Бога примутся, избочениваться: почему не спосылаешь с небес утешительного довольства?.. Нет бы, с себя спросить: а заслуживаешь ли ты Божьего милосердия?.. Явил ли ты сам Ему хоть что-нибудь дивноцельное и полезное для общечеловеческого проживания?.. Талантливых людишек на Руси хватает – и я, в определённых рамках, талантливый людишка – да вязнут они в талом самоупоении, заседают в тракторной борозде. Ждут от Господа новых евангельских слов, приспособленных к сегодняшнему поганому времени. А ничего нового говорить Он не будет: кастрюлькой врежет по балде – и справляй поминки! Свечка – два рубля!..
КОРРЕСПОНДЕНТ. О как вы! Кастрюлькой аргументируете! (озабоченно тянется к бутылке) Можно принять от щедрот ваших?
ФИЛУШКА. Прими, да себя блюди.
КОРРЕСПОНДЕНТ (поблёскивая оттепельным денёчком). Позвольте мне себя поблюсти во вторую очередь, а в первую очередь я вас поблюду.
ФИЛУШКА (строго). Позволяю.
КОРРЕСПОНДЕНТ (разливает коньяк по рюмкам – сперва в рюмку Филушки, затем себе – и выпивает). За ваше!!
ФИЛУШКА (выпивает). За моё!! (доверчиво кривит носом в поисках чиха) Но мы ещё о деньгах не поговорили… пчхи!!!
КОРРЕСПОНДЕНТ. Потёк, потёк нектар виноградный, пятилетней выдержки… Позвольте спросить: о каких деньгах?
ФИЛУШКА. Вот, допустим… пчхи – будь неладна!.. вот, допустим, что ты подвержен стяжательству, деньги любишь и денег не имеешь… А я, допустим, деньги не люблю, денег не имею и от денег не отказываюсь. Кто из нас двоих – в прикладном духовном смысле – благородней?
КОРРЕСПОНДЕНТ. А я, допустим, ни фига не понимаю в прикладных духовных смыслах.
ФИЛУШКА. А в каких понимаешь? Ты просто обязан, как интеллигентный человек, какими-то смыслами овладевать!.. член Союза Журналистов всё-таки…
КОРРЕСПОНДЕНТ. Мы в институте изучали Маркса и Энгельса по остаточному принципу – может, я попробую прикладываться к их смыслу?.. Но я только попробую, я ничего не обещаю.
ФИЛУШКА. Концептуально устарело, но сойдёт. Давай, прикладывайся к Марксу с Энгельсом.
КОРРЕСПОНДЕНТ (с незаметной обидой хлюпает носом, поскольку ценит себя, как демократа и либерала). А вам лично очень хочется, чтоб я к Марксу с Энгельсом прикладывался?
ФИЛУШКА. Ты же сам о них вспомнил, чудак-человек, а мне стало интересно. (выпивает с видом обласканного судьбой инквизитора) Значит, если мы допустили, что ты – меркантильный бездарь, а я – субтильный созерцатель, который денег не любит, потому что их у него нет, то Маркс с Энгельсом одобряют моё естество, а твоё общественное положение и служение гнобят экономическими кризисами. Они были философы и математики – Маркс-то с Энгельсом – но не психиатры, они не умели оторвать единицу-цифру от единицы-производителя. Но для тебя они тоже лазейку нашли, и ты ей воспользуешься, разбогатеешь, такой ядрёной феней по жизни покатишь – что ты!.. фрикадельки любишь?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Угу!
ФИЛУШКА. Очень скоро возненавидишь всякие такие фрикадельки, всю эту пищу для быдла, будешь кормиться более изысканно… супы из акульих плавников там всякие, фрикасе креветочные, соусы из тараканов… Да я бы, тебе назло, не применял к тебе коммунистического воспитания – жируй, сволочь!.. хочешь подыхать с музыкой, но без веры в светлое бесклассовое общество – подыхай!.. а мы кости твои под покровом ночи выкопаем и предадим анатомической фривольности… чего там такое, дескать, у него из зада торчит?.. а это акулий плавник торчит – не переварился видимо, собака!..
КОРРЕСПОНДЕНТ (с пьяной недоверчивостью). Ловко задумано. А вот вы, Филушка, тут давеча о вере в Бога заливали, а как же веру в Бога совместить с бесклассовой анатомией?
ФИЛУШКА. Это потому во мне совместимо, что я – православный коммунист… Чего вдруг скукожился?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Извините, но вы сейчас богохульствуете, не стесняясь. Ещё скажите, что Иисус Христос был первый коммунист в истории человечества!
ФИЛУШКА (растерянно). Ну, такого-то я не скажу.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Вот тут я рад за вас. Хоть в столь деликатных вопросах стремитесь быть до конца честным.
ФИЛУШКА. Стремиться-то я стремлюсь... Но трудно быть честным по отношению к другим. Приходится врать самому себе.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Значит, чего нам нужно срочно сделать?
ФИЛУШКА. Нужно выпить. (разливает) Будем!!
КОРРЕСПОНДЕНТ (по-ухарски выпивает и радостно вздрагивает). Аз есмь!!
ФИЛУШКА (выпивает). Чтоб *** стоял и деньги были!!
КОРРЕСПОНДЕНТ (выговаривается слегка приторможенно, сыто переваривая шелудивое сверкание в глазах). Талант вы, Филушка, необычайный, это я вам давно говорю… враль каких мало – это тоже правда, но зла на вас держать совсем не хочется, да и Бог с вами, в конце-то концов, Бог вам судья, с него станется… Но вы сумасшедше талантливы, Филушка, я готов вас без умолку нахваливать, во мне странный азарт по этому поводу просыпается!.. Почему вы не пробьётесь к подлинной славе? С вашим-то художественным рёвом!
ФИЛУШКА. Куда там пробиваться? Там сплошные Солженицыны и постмодернисты; а Солженицын – цереушник, он, по возвращении на родину, из Пентагона сигналы по телевизору получает, и исполняет указания. Они ему платят по двести долларов за одно напечатанное слово. Он по ночам суп из акульих плавников жрёт, чтоб патриоты-почвенники не пронюхали, да ещё с постмодернистами литературным барахлишком делится: пусть сравнят потуги советского тоталитаризма с сигналами из телевизора.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Но вашим рыком можно и сигналы из космоса перекрывать, не то, что из телевизора.
ФИЛУШКА. Но я же не могу всё время рычать. Мне хочется и помяукать.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Помяукайте! Купите билет на самолёт, рвите когти на Запад – и мяукайте! Ждут пророков в чужом отечестве?
ФИЛУШКА. Это, милый друг, у тебя иллюзии такие дьявольские, вельзевулово помрачение, надо правду сказать: цивилизованный мир, свободное общество, западные демократии… Пускай он цивилизованный, не решусь спорить, но знаю, что цивилизации постоянно сменяют друг друга, рушатся, теряются в паузах, задыхаются без систематических дурковатых сперматозоидов; и не знает никто, какая из бывших или ныне существующих цивилизаций, важней и убедительней для исторической целостности. Иные демократии аки неистовых жён вопли: секс, наркотики, рок-н-ролл!.. Но мы – русский народ – не лыком шиты, нас лобстерами на западные кухни не завлечёшь. Когда нас на семи холмах провозгласили народом-богоносцем, мы лишь усмехнулись да плечами пожали: эта-то новость для нас давно не новость, эту-то силу в себе мы давно чуем, эту-то силу – даже если очень захотеть – у русского народа никто не отнимет!.. Вот ещё бы проявить плутоватую распорядительность и выкрасть с тех семи холмов папу римского, да запихнуть его на исправительные работы в экий-нибудь пошехонский уезд. В тамошней церквушке вся паства состоит из пяти бабушек и одного забытого председателя колхоза, там на ста шестидесяти языках проповеди читать бесполезно. Вот тогда-то этот папа римский нюхнёт истинной благодати и святости, и возопиет блаженно: до чего же, возопиет, тяжко осмыслить, что всё моё прошлое католическое служение гроша ломаного не стоило и тёмным силам сопричастно в плескание, гудение да в многовертимом скаканье!.. А вот где веру истинную я обрёл, возопиет (бабушек-то расцеловывая в сахарные уста), в православной России я её обрёл, в милом, для каждого русского сердца, Пошехонском уезде!.. И на коленки плюхнувшись, начнёт землю лобызать.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Ух, ловко!! А если вопрос международной политики в целом рассматривать, то как мы изловчимся?
ФИЛУШКА. Это когда пошехонская благодать по всей Руси восторжествует?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Ну да!
ФИЛУШКА. Наша международная политика будет принципиальна. Вот присмотримся к актуальному случаю: злобные янки борзеют на суверенное государство Ирак, даже, не столько на Ирак, сколько на дедушку Саддама Хусейна… не в том смысле, что он мне дедушка, а в том, что он уже пожилой человек и практически уплывает в туманные дали житейского моря…
КОРРЕСПОНДЕНТ. И янки потому на него борзеют?
ФИЛУШКА. Не только потому. Он им, дескать, хотел пообещать самоликвидироваться, но не пообещал, а даже заявил во всеуслышание на закрытой сессии генеральной ассамблее ООН: я, говорит, чирей у вас на заду!.. Поставил американскую администрацию в неловкое положение.
КОРРЕСПОНДЕНТ. И война неизбежна?
ФИЛУШКА. Война, по принципу, всегда неизбежна. Янки уже бомбили Белград, выказывая свою подлую сущность. Если мысли растрясаются и их невозможно собрать – то вы неизбежно обретаете врага, который попытается доползти до ваших растрясённых мыслей, чтоб их похитить. У вас появляется необходимость их охранять, создавать вооружённую охрану.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Даже если будет ложный шухер – всё рано охранять?
ФИЛУШКА. Непременно. А, в случае ложного шухера, правильней всего будет нападать первыми.
КОРРЕСПОНДЕНТ. С криками «ура!» и доводами в защиту прав человека?
ФИЛУШКА. Непременно. И в конкретном случае, с Ираком, Россия просто обязана заступиться за дедушку Саддама и объявить войну Америке.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Уж мы по ней тарарахнем!
ФИЛУШКА (плутовато подмигивая). Мало того. Мы сначала разбомбим всю Америку, затем очистим территорию от хлама и устроим гигантский парк культуры и отдыха. С цирком, фонтанами и мороженым.
КОРРЕСПОНДЕНТ (злодейски веселясь). И с пьяницами в кустах!
ФИЛУШКА (удивляясь, что сам о них не подумал). Непременно. Такие нешумные, сонливые пьяницы в кустах.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Кто с мечом на дедушку Саддама пойдёт – тому бабушка вспрыснет Юрьев день!!
ФИЛУШКА. Или как говорится: за двумя зайцами погонишься – третьего ни за что не поймаешь!!
КОРРЕСПОНДЕНТ. Несомненно. (намекает на бутылку) Выпьем, пока зайцы в глазах не троятся?
ФИЛУШКА (размашисто разливает). И вот, если бы… (с обременительным огорчением, чем-то напоминающим свежесрубленную голову царского опричника, выпивает) если бы мне однажды удалось законспектировать наитие…
КОРРЕСПОНДЕНТ (выпивает). Потёк, потёк пятизвёздочный!.. Пьян да умён – два угодья в нём!..
ФИЛУШКА. Если бы мне своевременно, ещё при советской власти, предвидеть базарный бедлам сегодняшнего дня, я бы такой витийствующий памфлет выдал – всем ойкнулось бы! У всех бы в одном местечке зачесалось!.. Теперь-то мне стыдно, что я не был придирчив в оценке перемен, и я тебе – как другу – в этом стыде признаюсь, я даже за условными скобками не пытаюсь свой стыд запрятать… но всё-таки зрело у меня семя памфлета! пыталось перевернуть мир!.. вот если б я провозгласил своё заветное слово, если б с каждой башни кричал пророческие девизы и направления… да, чёрт с ними – с направлениями – они лишь символически попадают в связь проблем «восток-запад»… может, надо и не столь конкретно их к чёрту посылать, да всё-таки: чёрт с ними!.. и вот вдруг случилось бы так, что позвали бы меня к самому царю… царя, разумеется, в наши дни взять неоткуда, а вот, допустим, нашёлся царь, и меня к нему тащат… всем царям царь, корона на балде бриллиантами алмазными куксится, трон из золотого мрамора под царёвым седалищем поскрипывает, а вокруг представители стран ЕЭС в шампанском шушукаются, девкам юбки задирают, а лакеи перед ними спины гнут!.. «Кто ты таков?»  – спрашивает царь у меня. «Филушка!» – говорю, а на поклоны не церемонюсь. «Как ты поимел наглость писульку такую вымыслить и на весь мир возглашать?» – на памфлет мой указывает и гневается. «А вот и поимел. – я ему говорю. – Не намерен сдерживать себя в великих помыслах.» Представляешь себе картину?? Пир Валтасара!!! Царь орёт без обиняков: «Как ты посмел народ памфлетами совращать?» А я ему: «Посмел и дальше смелеть буду!.. Иди-ка ты, царь, нахуй.» 
КОРРЕСПОНДЕНТ (захватывая дух). И все сразу понимают, что вы, Филушка, лучший среди рода человеческого, и вас сразу сажают на место царя!!
ФИЛУШКА. Сию же секунду!! 
КОРРЕСПОНДЕНТ. Чтобы вы шороху навели!!
ФИЛУШКА. Не мешкая. Быть может, если б я стал царём, то у меня бы получилось все страны объединить своей заветной идеей. Быть может, я так бы их опутал, что на белом свете разрешилось бы всё на пользу благополучия: скромность и гордыня, зримое и незримое, войны и праздники… Но вот я царём не стал, а зато встретился как-то раз с Васей Якуповым.
КОРРЕСПОНДЕНТ. А кто это – Вася Якупов?
ФИЛУШКА. Да будто бы ты Василия Васильевича Якупова не знаешь?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Ну, что за беда, не знаю. С Лёхой Бузыкиным мы пьём, с Лёхой Алфеевым из интернета скачиваем, а с Василием Васильевичем они меня не познакомили.
ФИЛУШКА. Не смеёшься ли ты надо мной? Как понять твоё незнание?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Мне ничего о нём не говорили, вот я и не знаю.
ФИЛУШКА. Да ты бы сам догадался спросить: кто такой Вася Якупов?.. Да не сейчас у меня, а давно бы раньше.
КОРРЕСПОНДЕНТ. Да раньше-то я о нём ещё меньше знал, чем сейчас от вас узнаю.
ФИЛУШКА. Никогда бы не подумал, что тебе удаться меня рассердить… Я тебе покажу «не знаю»! Я тебе сейчас шею намылю, головёнку-то попорчу!.. (Филушка исступлённо выпивает, хватает корреспондента за голову и пытается крепко постучать этой головой об стол, разрушая скромную сервировку) Откуда ты взялся, такая каналья с членским билетом Союза Журналистов, что ты гениев русской земли знать не хочешь? Или ты так залупаешься??
КОРРЕСПОНДЕНТ (вырываясь). Да чего вы дерётесь-то?.. Якупов ваш – он художник что ли? (выпивает)
ФИЛУШКА. Вот именно, что художник, он не залупается, как некоторые. Его Бог в темечко поцеловал, а не то, что тебя – головой об стол!
КОРРЕСПОНДЕНТ. Но я же не виноват, что меня Бог не целовал. Я за просто так неистощимой жизнерадостностью пользуюсь.
ФИЛУШКА. А кто виноват?..  Хотя, я всегда догадывался, кто человеческие таланты извращает, кто русскую культуру своими кривоносыми носами пудрит!.. От меня не скроешь того, о чём халдейской клинописью на русских лбах стремятся написать!.. (лихорадочно припоминает расшифровку халдейской клинописи со своего лба) Я-то всё знаю!
КОРРЕСПОНДЕНТ (утирая ушибленный лоб). Я с ними и не знаком вовсе – с халдеями-то вашими; до моего лба у них и дела не возникало, а вот вы моей головой попользовались грубо, всю лакировку поцарапали…между прочим, больно... Может, ещё по рюмочке коньяка?
ФИЛУШКА (раздражённо перебирает пальцами по пустой бутылке). Кончился коньяк! чтоб его, понимаешь ли!.. Отчего бутылки всегда пустеют не вовремя?.. пьёшь их, пьёшь, доверчивую душу насилуешь, а они пустеют…О!!!
КОРРЕСПОНДЕНТ. Вправду кончился? А вот так если потрясти, то капельки с донышка посыплются… уже потрясли?.. Ну, тогда пришло время для последнего вопроса. Филушка, каковы будут ваши абсолютно добрые пожелания нашим читателям?
ФИЛУШКА. Да ебитесь вы все с говном! Гады!!
КОРРЕСПОНДЕНТ (пытаясь сообразить услышанное). И от наших читателей вам тоже – огромное спасибо!
(Корреспондент отключает диктофон, прощается плохо прицеленным поклоном, вздыхает и уходит. Филушка лениво плюёт в потолок, расползается жидким киселём в своём кресле. Через мгновение юркий корреспондент возвращается, просовывает голову в дверь с выразительной затеей плутовства.)
КОРРЕСПОНДЕНТ. Слушайте, Филушка, у меня вызрело предложение прямо сейчас, за дверью. У меня всё-таки найдётся немножко денег, может быть, и у вас отыщется немножко денег, остальные займём у Лёхи Бузыкина, допустим, денька на три-четыре до аванса. А сегодня, Филушка, давайте купим водки, и напьёмся так, чтоб всем было видно. Напьёмся и поедем к моим знакомым бабам!
ФИЛУШКА (заинтриговано щурится). К бабам?.. То есть, ты предлагаешь отложить всё незаконченное в стол, всё недодуманное забросить на антресоли и тебя послушаться?..
КОРРЕСПОНДЕНТ. Я бы хотел, чтоб вы меня послушались. Поедемте, Филушка, к бабам!.. Пожалуйста!
ФИЛУШКА. Хм, а давай-ка действительно поедем к твоим знакомым бабам. Что они, чай, нас дожидаются?
КОРРЕСПОНДЕНТ. Очень дожидаются, Филушка. Им, пигалицам-то, и ублажения особого не надо – с полуслова обо всём догадываются. Но сперва напьёмся водки, Филушка. Обязательно хочется напиться. И бабам будет с нами веселей.
ФИЛУШКА. Обязательно напьёмся! Посмешим баб!..
(По встревоженно-змеившейся улице вечернего Ярославля летят и кричат, сломя головы, вереницы баб. Тут же раздаётся тёплый грохот, схожий с грохотом ковровой бомбардировки. Землю любовно потряхивают чьи-то вязкие, решительно приближающееся шаги. Кто бы это мог быть?)
БАБЫ (намекая на преждевременное спаривание). Идёт такой весь из себя – сказочник-писака, ширинку на ходу расстёгивает… «Бабоньки, – говорит. – а интервью у меня взять не хотите?.. Я вам всем да-а-ам!..»  Давалка.
(Но скоро наступает ночь, на улицах и в домах гаснет свет, и все тихонечко ложатся спать. Всё самое лучшее мы для вас оставили на завтра.)

(1999 г.)



ЧЕЛОВЕК, ЗЕМЛЯ, ВСЕЛЕННАЯ


После дневных процедур и обеда, некоторым больным, не имеющим дисциплинарных взысканий, дозволялась часовая прогулка. Правда, выход за территорию больничного городка был категорически запрещён, и площадка для выгулки ограничивалась уютно вытянутым треугольником кустистых аллеек. Рядом с центральным зданием больницы расположился уютный сквер с фонтаном и грубовато-выгнутыми скамейками, заманчиво вырисовывающимися на фоне щетинистого брыкастого шиповника. Фонтан изображал собой некую скульптурную группу, в количестве трёх суровых алебастровых рыбин, испускающих из огромных ноздрей кривоватые водные струи, и совершенно нагой юной девки, небрежно застывшей в балетной позе. Пациенты и посетители больницы прозывали девку женой рыбака, высказываясь об отсутствующем рыбаке весьма сатирически.
Сегодняшняя послеобеденная погода томилась в ожидании летнего дождичка и располагала к ненавязчивым душевным беседам. А поэтому я и двое моих приятелей по палате – Дмитрий Иванович Ручканов и Алексей Романыч – поспешно заняли самую любимую скамейку у фонтана, где принялись сплетничать насчёт всего насущного. По заведённому издавна правилу, для начала обсуждению подвергся женский пол. Тем более, что фонтанная девка с чрезмерно игриво заострённой грудью, всем своим видом побуждала на тоскливые скабрёзности. Казалось, что и сама невольно подслушивала разговор, усмехаясь в иные моменты снисходительно-критично.
- Странные стали бабы в наше время. – добиваясь сочувствия у приятелей, заметил я. – Раньше были охочи до простого веселья, а теперь попробуй-ка вытащи их на улицу. Вот так, чтоб весь цикл удовольствий получить от незатейливого времяпрепровождения. Главное, чтоб без особых напрягов. Я своей говорю: поедем куда-нибудь, хотя бы в Питер, например, на неделю. А она говорит, что ей лень, да и кота не с кем оставить. Давай, говорю, тогда сгоняем в ближайший лесок и потрахаемся на природе. А она говорит, что ей не интересно на природе трахаться, что на природе мухи и комары. Хотя, дома ей трахаться тоже неинтересно, я так думаю, поскольку у меня пачка презервативов уже второй месяц нераспечатанной лежит.
- Любовницу заведи. – посоветовал Алексей Романыч. – Делов-то.
- Какую ещё любовницу?..
- Да любую. Если, конечно, не привередничать, и о себе самом не быть слишком высокого мнения. Тоже ведь, знаешь ли, не мальчик. Может, ты и трахаться то толком разучился.
- Что значит – не мальчик?.. У меня стабильный юношеский возраст, хотя, конечно, школьниц уже не потрахаешь.
- Вот и начни встречаться с дамами, которым стукнуло за сорок. Желательно с теми, кто в бухгалтерии работают. Сразу узнаешь, как хороши дамочки, которые и борща сумеют наварить и на пуховых перинах покувыркаться.
- Да иди ты!.. – отмахиваюсь я от заманчивого предложения Алексея Романыча.
- В нашей бухгалтерии, что на заводе стройдеталей, такой номер не пройдёт. – вздохнул Ручканов. – У нас нет девушек, которым за сорок. У нас тёткам давно за пятьдесят с хвостиком, все толсты и плешивы. Смотреть не на что. Хотя, борщи, наверняка вкусные готовят.
- Так ты выбор свой ограничивай притязаниями. Либо смотреть, либо трахаться.
Ручканов задумчиво развёл руками. До сих пор он не привык отделять материю от содержания.
- Я вообще-то с одной бухгалтершей пробовал замутить. – признался я. – Но она оказалась лесбиянкой.
- Как ты до этого догадался? – прыснул смехом Ручканов.
- Сама и сказала. Ещё говорит, я, дескать, оттого стала лесбиянкой, что все мужчины развратники и насильники. Ибо большинство сексуальных преступлений совершается именно мужчинами. Даже те, говорит, мужики, которые не совершают таковых преступлений, являются абьюзерами и газлайтерами, поскольку считают женщин шлюхами и ****ями.
- То есть, когда её любовница-лесбиянка резиновым членом ковыряет, это вовсе никакой не абьюз получается? – удивился Ручканов.
Я пожал плечами.
- Каждый человек видит то, что ему хочется. – уверенно заговорил Алексей Романыч. – Например, один мужчина думает, что все женщины ****и, хотя понимает в глубине души, что это не так. Возможно, у него был просто негативный опыт отношений с женщиной, когда она оказалась даже не *****ю, а меркантильной сучкой – что, если по мне, так ещё и хуже, чем быть *****ю. Но мы же должны понимать, что по манерам стервозного поведения конкретной сучки, нельзя судить всех остальных женщин. Тоже самое происходит и в восприятие женщинами мужчин. Возможно, какой-то излишне пылкий и слабоумный паренёк трахал её слишком активно и болезненно, она и решила, что все такие. Хотя, я, например, когда трахаюсь, весьма нежен.
- Я тоже думаю, что лесбиянкам не хватает просто нормальных мужиков. Таких, как мы, например. – вздохнул Ручканов.
Мимо скамейки стремительным стройным шагом процокала на туфельках с высокими каблуками старшая медсестра нашего отделения Софья Андреевна. Мы дружно и шаловливо поздоровались, разглядывая точёные ножки и бёдра молодой женщины. Ручканов незамедлил сообщить, что он бы обязательно вдул этой самой Софье Андреевне. Алексей Романович не стал торопиться с эмоциями, а выдержал паузу, прочертил ладонью в воздухе нечто эротическое и сказал, что тоже не прочь вдуть Софье Андреевне. Я не без скабрёзного покашливания заметил, что Сонечка, наверняка побежала к главному врачу больницы. Поскольку все знают, что у них роман.
- Да он же старенький. – удивился Алексей Романыч. – Нафик он ей нужен?..
- Старенький да удаленький. – хихикнул я. – Стареть можно сколько угодно. Главное, метаболизм сохранять в нужных пропорциях.
- Нет, наш главврач не старенький, и наверняка спортом занимается. – сказал Ручканов. – В бассейне, например, плавает, у него дельтовидная мышца хорошо развита.
- Ну, понятно всё с вами, Дмитрий Иванович. – усмехнулся я. – Пловец пловца видит издалека.
- Да пловцы тут, по-большому счёту, и не причём. Иная женщина, испытывая житейское отчаяние, на любого мужика клюнет. Если он, конечно, не самого завалявшегося вида. Впрочем, иной бабе хоть носорога с Альфа-Центавры подавай, лишь бы мужицкое дело знал.
- Ты полагаешь, что половые сношения с инопланетянами возможны?
- А почему нет?.. При наличии у гуманоидов основных человеческих характеристик. Важна функциональность органики, а её цвета и формы вторичны.
- Только давай про зелёных человечков не будем сейчас шутить. Мне от этой темы не смешно. – заартачился я.
- Да и мне не смешно. Но вот я давеча читал про некую жительницу села Акуловка. Её вроде как хотели прищучить за самогоноварение, отвезли в милицейский участок, а она там перепугалась до смерти, и стала про себя всё подчистую выкладывать. Все свои грехи выложила. Призналась, что периодически, по ночам, к ней домой приходило некое двухметровое лохматое существо. И она с ним активно занималась сексом. Русского языка тот не понимал, но посредством общения на жестах, женщина осмыслила, что прилетело существо из космоса и имеет некий исследовательский центр в районе болот села Акуловка. Призналась, что два раза была беременной от него, и одни раз, будучи на пятом месяце беременности, разродилась маленьким круглым плодом, покрытым синими иголками. Дальнейшую судьбу плода она не знать не могла, поскольку существо его отобрало, убежало и с тех пор не возвращалось.
Алексей Романыч недоверчиво посмотрел на Ручканова.
- Я слыхал, – сказал он. – что инопланетяне людей похищают, чтоб ставить над ними опыты. Но чтоб заявляться домой к тётке и трахаться с ней... Это чушь какая-то. Не верю.
- Я не знаю, верить или не верить. – признался Ручканов. – А то, что инопланетяне людей похищают, это всем давно известно. Вот я, когда на крайнем севере работал, то общался с тамошними туземцами, гиляками. Они точно говорили, что небо заселено какими-то племенами необычных и очень сильных людей. У них даже удочки с крючками имеются, которые спускают с облаков, чтоб подлавливать земных девок. Подловят, утащат к себе и начнут выступать с заманчивыми предложениями. Типа сауны с шампанским, и всё такое. Некоторых затем возвращают на землю, побаловавшись, а иные исчезают с концами.
- Может, это геологи с вертолётов тех девок цепляют? – улыбнулся я. – Знаю я наших геологов. Ещё те гуманоиды, блин.
- Нахрена инопланетянам наши бабы? – возмущённо сказал Алексей Романыч. – Разве им своих не хватает?..
- Может, и не хватает. – задумчиво протянул я. – Мне вот тоже припомнилась история, как инопланетянин к одной бабе домой захаживал и поёбывал потихоньку. В какой-то нашей областной деревеньке это случилось, неподалёку от Рыбинска. Вроде копалась одна девка на картофельном поле, за селом, и увидела, приземление небольшой летающей тарелки. Вышел из неё человечек землистого цвета, невысокий. Ноги были без ступней, а на руках по четыре пальца. И абсолютно голый. С уверенно торчащим, знаете ли, причиндалом мужского свойства. Принялся он сразу с этой девкой общаться телепатическим образом, и она поняла, что он в неё влюбился, а теперь хочет заняться активным ублажением. Ей показалось неудобным ублажаться на картофельном поле, она ему подсказала в каком доме живёт, и сама поспешила домой. А тот тарелку свою где-то припрятал, и через час с небольшим заявился. Вот несколько месяцев они так и жили весело, ублажая друг друга. Иногда он какие-то приборы с трубочками приносил, прикладывал к телу девки и что-то измерял. И домашних животных её измерял. Корову с поросятами. Хотел кота измерить, да тот вроде как заартачился, зашипел и вцепился когтями прямёхонько в причиндал. Мужик-то инопланетный всё время ходил голышом, с торчащим ***м. А тут заорал от боли, едва отцепил кота и побежал прочь. Верно, поспешил сесть на свою тарелку и улететь в открытый космос, чтоб не возвращаться никогда. А заодно и проклял неких чрезмерно злобных обитателей планеты Земля.
- Признайся, друг, – попросил Алексей Романыч. – что ты сам сочинил всю эту историю.
- А вот и не признаюсь. – подмигнул я Алексею Романычу. – А ещё скажу, что показывали в одной телепередаче про космических пришельцев, некоего американского мужика. Он имел фермерское хозяйство в какой-то тамошней Аризоне, трудился с детских лет, но хозяйство приносило сплошные убытки. И тогда он придумал вот что. Построил из алюминиевых листов огромный макет летающей тарелки, привинтил к нему трубы какие-то, лампы. Внутри всё обклеил фольгой и обставил мигающими приборами. Заснял на видео, а затем написал в газету, что вступил в продолжительный контакт с инопланетянами. Что ему запрещено вдаваться в подробности, но в частных беседах он, возможно, и сообщит нечто весьма интересное. Ну и получилось так, что от желающих услышать это нечто интересное не было отбою. Чуть ли не экскурсии к нему стали возить, на фермерскую усадьбу, чтоб посмотреть на тарелку. Иных любопытных он уверял, что один пришлец из космоса до сих пор сидит в тарелке, агрессии не проявляет и даже не прочь наладить коммуникацию с землянами, если они, конечно, обяжутся соблюдать меры предосторожности и строгой секретности. Некоторые соглашались налаживать коммуникацию. А мужик полегоньку травил этих экскурсантов каким-то одуряющим газом, затаскивал в макет тарелки, где быстренько переодевался в инопланетянина и начинал молоть разную чепуху. А под конец уверял, что ему необходимо прямо сейчас вступить в половую близость с землянами, чтоб они совершенно постигли некие галактические эталоны щедрости. И затем спокойненько себе трахал всех этих экскурсантов. Мужиков в жопы, да и женщин тоже туда, в основном, чтоб не забеременели. Те, когда очухивались, после всего проделанного, понимали, что их оттрахал вовсе не инопланетный организм, но либо стыдились жаловаться, либо насмешек боялись. Но какого-то гражданина он затрахал чуть ли не до смерти, причём трахал где-то с неделю, и когда тот вырвался, то сразу прибежал в полицию. Так этого фермера и поймали.
- Друг любезный!.. – расхохотался Алексей Романыч. – Твои истории меня до инфаркта доведут. Хорошо, что мы в больнице, и мне помереть просто так не позволят.
- Хочешь верь, а хочешь не верь. – улыбнулся я.
Здесь мы обратили внимание, как санитар Федя подкатил к фонтану старенькую инвалидную коляску на огромных колёсах, в которой строго и напряжённо восседал пациент, прозываемый всеми прапорщиком Удушенко. Хотя сам он просил величать себя верховным правителем всех галактик. В руках прапорщик держал тяжёлый деревянный костыль и вычурную военную фуражку с металлической кокардой, обозначающую совершенно невозможный род войск.
- Псы... Холопы... – бормотал прапорщик, оглядывая прогуливающихся больных, а заодно и нас, вальяжно восседающих на скамейке.
- Ты, товарищ прапорщик, выбирай выражения. – приосанился я и безапелляционно ткнул в прапорщика указательным пальцем. – Да ещё понимай хорошенько, с кем тебе можно разговаривать панибратски, а с кем нельзя. Я ведь древнего княжеского рода, мои предки тут половиной Руси правили. А это похлеще будет всех твоих галактик.
- Его, верно, тоже какой-нибудь иноплонетянин в жопу выебал, с тех пор он крышей поехал. – без всякого сочувствия заметил Алексей Романович. – Как ты думаешь, Дмитрий Иванович?.. Чаще всего люди сходят с ума от самого факта быть выебанными в жопу или от предвкушения сего гнетущего процесса?..
Ручканов недоверчиво покосился на прапорщика и попросил санитара Федю, чтоб он катил свою дурацкую коляску отсюда подальше. Федя был тяжеловат и смурноват, и даже угрожающе безмолвен. Но Ручканова послушался и попробовал сдвинуть коляску с места. На что прапорщик отреагировал глуховатым визгом.
- Я хочу гулять у фонтана! – погрозил он костылём. – Мне неважно, что эти подлецы про меня говорят и почему мной недовольны. Я им всем ещё покажу. Я их морально изничтожу.
Прапорщик замахал костылём, показывая, что не только моральным изничтожением способен подавить Дмитрия Ивановича и Алексея Романовича. А затем обратился ко мне, злобно шипя и пуская слюну:
- А с вами, князь, у меня особый будет разговор. Вы есть предатель, молодой человек, и я вас насквозь вижу.
- Кого это я предал? – удивился я.
- Вы меня предали, вы меня этим извергам сдали. – прапорщик указал на Федю и другого санитара, безучастно покуривающего на лестнице у входа в больницу. – Теперь они завсегда расположены к тому, чтоб меня нещадно позорить. Вы совершили весьма гадкий поступок, князь.
- Не мелите чепухи. – обескураженно пробормотал я, поскольку никогда и никого не предавал. – Федя, отвези гражданина на уколы. Видишь, совсем плохо стало человеку.
Федя с готовностью попробовал снова сдвинуть коляску с места.
- Федя, стой!! – заорал прапорщик Удушенко. – Я тебе даю последний шанс на исправление. Ты должен отпустить меня на волю.
- Ишь чего захотел. – недоумённо пробрюзжал санитар и наподдал прапорщику безболезненного подзатыльника.
- Собакам собачья смерть! – взвизгнул прапорщик и принялся весьма яростно орудовать костылём.
Для начала он заехал по зубам санитара Феди, понуждая того окончательно онеметь и оторопеть. Затем вдарил костылём в крутоярый федин лоб, что заставило бедолагу закатить глаза, обмякнуть и упасть в чашу фонтана. Другой санитар, наблюдающий с лестницы за всеми этими невероятными событиями, выбросил окурок и, выкрикивая голосом пожарной сирены «братцы, на помощь!», рванулся вперёд. Костыль в руках прапорщика неожиданно зазвенел и заблистал россыпью статического электричества. Прапорщик уверенно надавил на перекладину, которая преобразовалась в тяжёлую рукоятку с пульсирующей кнопкой, и приложил костыль к плечу. Теперь это выглядело, как самое натуральное космическое оружие, выстреливающее фотонно-кристаллическими вспышками. И прапорщик явно обладал мастерством по его владению.
- Однако. – озабоченно произнёс Алексей Романыч.
Первым выстрелом прапорщик уложил на землю бегущего санитара и проделал дополнительную дыру в проходе лестничного крыльца. Толпа бешено ревущих медработников потекла из больничного выхода на прапорщика, мужественно намереваясь подавить противника. Прапорщик совершил ещё череду выстрелов, уничтожающих, как санитаров, так и случайно выгуливающихся поблизости больных. Пара фотонных вспышек стремительно пролетели над нашими тремя головами, отчего я почувствовал сосущее жжение в желудке и мокроту в штанах.
- Однако. – сказал Алексей Романыч.
Но из дверей больницы уже вырывался следующий поток оголтелых санитаров, и прапорщик решился на побег. Он завертел свободной рукой огромные колёса своей коляски, направляя её сторону наглухо закрытых больничных ворот.
- Я вам живым не дамся!.. – орал прапорщик, стараясь расстреливать из оружия всё, что выглядело как препятствие на пути к свободе.
Главной преградой оказались забетонированный забор, окружающий больничный городок, и стальные проездные ворота. Ни один выстрел прапорщика не нанёс им ни малейшего ущерба. И тогда прапорщик истошно завопил, коверкая звуки до рыкающих согласно-несогласных шумов неведомого языкового наречия.
Через миг рядом с коляской прапорщика вырос столб света, протянувшийся до самых небесных глубин, и гудящий, словно тяжёлый турбовинтовой бомбардировщик. Прапорщик занырнул в его внутренности и резко понёсся вверх. Затем столб, с отчётливо-шипящим наэлектризованным скрежетом, исчез.
- Значит, говоришь, хватило для тебя историй с зелёными человечками? – спустя некоторое время, спросил у меня Ручканов, откашливаясь и вытирая рукавом лицо от пыли.
-  Однако. – ещё раз сказал Алексей Романыч, и я с ним был абсолютно согласен.



КОММУНИКАТИВНОСТЬ


Савелий Захарыч вежливо крякнул, приподнялся с тёплого унитаза, вырвал из газеты – которую перед тем внимательно читал – здоровущий клочок и подтёр им слегка пристыженный зад. Затем Савелий Захарыч смыл за собой. Савелий Захарыч всегда смывал за собой, даже если очень торопился.
«А был бы у меня в гостях Марк Гордеич, – подумал вслух Савелий Захарыч. – он бы обязательно забыл смыть за собой. Он совсем дурнем старым стал и памяти лишился. Ничего не соображает.»
Савелий Захарыч отправился на кухню и заглянул в холодильник. Жена давеча щи сварила, и давеча же Савелий Захарыч их съел. А сегодня, получается, пообедать ему и нечем.
«А вот был бы у меня в гостях Марк Гордеич, – сказал сам себе Савелий Захарыч. – так перед ним можно было бы и пустую тарелку поставить. Как будто он только что щей поел и запамятовал. Настолько потешным старикашкой стал Марк Гордеич, что целыми днями из старческого маразма не вылезает. Вот интересно, почему всяческие идиоты ко мне в друзья набиваются?..»
Савелий Захарыч с нарочным равнодушием захлопнул холодильник, но далеко не отошёл, а постоял и подумал. Несимпатичные факты из жизни Марка Гордеича роем кружились в его голове.
«Был бы у меня в гостях Марк Гордеич, – подумал вслух Савелий Захарыч. – он бы и дверцу от холодильника толком закрыть не смог. Стоял бы перед холодильником, словно хрыч старый, и губами шамкал: ничего не слышу, ничего не вижу, никого не понимаю. Супруга у него глухой тетерей прославилась, а я теперь и Марка Гордеича буду тетеревом прославлять.»
Савелий Захарыч снова заглянул в холодильник. Заботливо понюхал кусок колбасы, недовольно пожал плечами и положил его обратно. Включил газовую горелку и поджёг спичкой.
«А был бы у меня в гостях Марк Гордеич, – с шустро-тревожным весельем произнёс Савелий Захарыч. – то он бы горелку включил, а спичку бы позабыл зажечь. Через час с четвертью весь дом взорвался бы к чёртовой матери от утечки газа, а Марк Гордеич сдох бы в первую очередь!.. Потому что сам виноват в небрежном отношении с бытовым газом, потому что памяти у него осталось, как у поросёнка какого-нибудь завалящегося. Ему скажи, что он – осёл, он и поверит, потому что не помнит, кто он такой на самом деле. Осёл – значит осёл! Почему бы и не побыть в конце концов ослом?..»
Савелий Захарыч вскипятил чайник и налил в чашку свежезаваренного чая. Плюхнул в чашку два кусочка сахара.
«А вот этот Марк Гордеич – ни к ночи будет помянут – он бы половину сахарницы забросил в чай. – утвердительно заявил Савелий Захарыч. – Он настолько обеспамятел и таким олухом сделался, что совсем считать разучился. Он думает, что после цифры пять идёт снова единичка… вот каким дурнем старым стал наш Марк Гордеич, а кто бы мог подумать!.. пень дряхлый… ревматик подагрический… цирк уехал, а клоун-то остался… смолоду прорешка – под старость дыра!..»
И вот как раз тут из-под стола вылезает Марк Гордеич и строго помахивает указательным пальцем:
- Что-с?..
- Батюшки-святы!.. – хватается обеими руками за сердце Савелий Захарыч.
- Морду я вам бить не буду, Савелий Захарыч, но вот к совести вашей претензии имею!
- Марк Гордеич! Маркуша!..  Ты откуда здесь?..
- Совести у вас, как я вижу нет, и наверняка совсем не было! Очень крепко я доселе ошибался в ваших характеристиках, Савелий Захарыч!..
- Марк Гордеич! Бес попутал!.. Ты же меня знаешь.
- Я вас теперь очень хорошо знаю, и, признаться, знать больше не хочу!!
- Марк Гордеич, да я вот сейчас в знак благоволения к тебе такое совершу! – Савелий Захарыч раздирает на груди рубаху. – Такое совершу, Марк Гордеич!.. Я сейчас сам про всё на свете позабуду!!
Савелий Захарыч разбегается мелкой рысью и со всей дурью бьётся головой об стену. Затем разбегается ещё разок и бьётся головой в тоже самое место.
Марк Гордеич раскрывает рот, да так и остаётся с раскрытым ртом до конца своей жизни. Вмятина на стене завораживает посторонние взоры своей обширностью и причудливой глубиной. Жена Савелия Захарыча заходит из соседней комнаты на кухню, и интересуется, что такое невероятное здесь делается.
- Всё нормалёк. – утешает её Савелий Захарыч.
- Точно?
- Пойду-ка я в туалет схожу и смою за собой! – подумал вслух Савелий Захарыч. – Я всегда за собой смываю – это, возможно, моя главная и священная обязанность.
И с этих пор Савелий Захарыч принялся шастать в туалет через каждые полчаса.
- Пойду-ка я смою за собой! пойду-ка я смою за собой!.. Надо сходить в уборную и смыть за собой.
Глупо, конечно, но чистоплотно. А что в этом плохого – хочу я у вас спросить?



СТРАСТЬ К ПУТЕШЕСТВИЯМ


Мы собрались втроём и поехали на скором поезде в Москву. Не житейские заботы погнали нас в путь-дорогу с насиженных мест, а тот досадливый, свербящий призыв к приключениям, который гонит иных людей до самого града Китежа или к таинственным разливам Беловодья.
- Мальчики, возвращайтесь домой поскорее! – помахали нам платочками на перроне жёны, и поезд тронулся. Впрочем, может это были и не наши жёны. Тут, в рассеянной вокзальной круговерти, запросто можно запутаться.
Убаюканные длинной дорогой, мы с ласковым неудовлетворением восседали на нижних полках обычного купе и поглядывали друг-на-друга. Тёплый, кремово-шершавый мир небрежно проносился за окном. Круторогая земля бесцеремонно распадалась на клочки в полях и долинах, разукрашенных летней неторопливостью. Солоноватое небо отдыхало от облаков и жило так, будто ничего на этом свете не понимало: ни страстей, ни бурь житейских, ни печали кашляющих сквозняков. Мелькали на просёлочных дорогах сметливо причудливые люди с выражением на лицах несказанной русской мудрости и сонного отягощения.
Я решил заговорить с друзьями о путешествии, о земле, о назойливости творческих мук. Всё ли полезно, что в рот полезло?..
- Друзья мои, – говорю. – спешу вас обрадовать. Я, между прочим, с недавних пор решился сказки сочинять. Потчевать любезного читателя моралью.
- И мышь в мышеловке сухарями потчуют. – с прищуренной тревогой заметил Дмитрий Иванович Ручканов. – Но мне мышь слишком жалко.
- И мне иногда бывает жалко мышь, но сейчас я не об этом. – я сделал вид, что не совсем понял намёков приятеля. – Вот как вы думаете, много ли сказочного можно найти в обычном мире? Вот, например, в том самом, что проносится за окнами нашего поезда?..
- Надо постараться уметь смотреть. – сказал Ручканов. – Вот представь себе лужок и корову, которая мирно пасётся, травку жуёт. Обычная корова, каких много. Тебе ведь и в голову не взбредёт сотворить про неё сказку. Пастухи и пастушки куда как заманчивей для фривольных фантазий, чудаковатей. Потому что ты в характерах людей не разбираешься, не умеешь заниматься реализмом, вот и пишешь всякие пакости.
- Ловок дядька! – похвалил Алексей Романыч доводы Ручканова.
- Нет, мне сказки про коров вовсе не чужды. – сообщил я. – И про твою корову на лужке могу много чего насочинять, да хотя бы прямо сейчас. Вот давай, допустим, что эта корова не травку жуёт, а разговаривает с каким-нибудь зверьком.
- С сусликом! – обрадовался Алексей Романыч. – Это весьма невероятная ситуация, подобная волшебству. Я ведь видывал сусликов: они говорить не умеют. Ни с коровами, ни с лошадьми, совсем ни с кем не умеют.
- Не уверен, что корова именно с сусликом разговаривает. Суслики не способны говорить – они своего рода ипохондрики – суслики подвывают: у-у! у-у!..
Тоненькой фистулой завыл я, а пассажир с верхней полки неожиданно зашевелился под одеялом и показал мягко-всклокоченную голову. Был он отталкивающе лысоват и кожей лица напоминал гофрированную бумагу. До этой самой минуты мы его не видели и не слышали. Возможно, он крепко спал, не издавая ни малейшего храпа.
- Парни, не мелите чепухи. – проворчал пассажир. – Суслики не умеют выть. И коровы говорить не умеют. Впрочем, в наших полях средней полосы и не водятся никаких сусликов. Есть мыши-полёвки, кроты обитают в огромном количестве, нанося ущерб урожаю, а сусликов нет.
Алексей Романыч возмущённо зашевелил носом, намереваясь устроить пассажиру скандал, но я примиряюще махнул рукой, показывая, что с дураками лучше не связываться.
- Сказочники вы хреновы. – вздохнул пассажир с верхней полки. – Дури сто пудов насочинять всякий сможет, а нет бы растолковывать суть вещей по-простому.
- Как же это – по-простому? – живо заинтересовался я.
- А вот послушайте. – принялся рассказывать свою историю вредный пассажир, придумывая на ходу. – Жила-была корова. И кормили её свежескошенным сеном, и в хлеву парадный угол имела, но не могла молока давать в необходимых количествах. Вот соберётся вся семья потрапезовать: у папаши кружка побольше, у мамаши ковшик поменьше, а у свекрови стопка с напёрсток. «Ну-ка, – скажут девке Маланье. – угости нас простоквашей!» А девка Маланья руки в боки: я, говорит, вам не нанималась из говна конфетки делать, а молока от нашей коровы сегодня нет и не предвидится!.. И решили хозяева корову зарезать, но корова о том проведала и из дому сбежала. Выбралась в чистое поле, скудной травки пожевала, думой задумалась… 
- Прекратите, гражданин. – резко потребовал Алексей Романыч. – Я из вашей сказки только про девку Маланью чего-то понял, а вы её и в поле не пустили за коровой вдогонку. Вы какой-то жестокий реализм проповедуете. У нас до такого даже Дмитрий Иванович не додумается.
- Это всё последствия распада животноводческого комплекса в нашей стране. – высказался сочувственно Ручканов. – А гражданин переживает. Я его понимаю.
Ручканов иногда сближался с народом настолько крепко, что трудно было оторвать, чтоб опохмелить и привести в порядок.
- Но изволь, мой друг, обратить внимание на бесхозяйственность, возведённую рассказчиком в степень обыденности. – Алексей Романыч возмущённо забегал глазами. – Сдаётся мне, что рассказчик не столько переживает за сельское хозяйство, сколько весь наш народ почитает за тупиц. Он представляет себе добропорядочную сельскую семью, состоящую из папаши, мамаши и свекрови (весьма, кстати, достойной женщины, получившей образование в сельскохозяйственном техникуме при пошехонском промпищеторге) настолько тупой, что они содержат в доме корову, не дающую молока. И это вместо того, чтоб зарезать паршивку, продать мясо, а на вырученные деньги купить другую корову!.. Гражданин пассажир рассказал нам про семью умственно-отсталых людей, которые, по его мнению, составляют суть нашего государства. Это чистой воды русофобия.
- За такие слова можно и покалечить гражданина. – я вцепился взглядом в пассажира.
Тот беспокойно задёргал носом и завозился.
- Я не думаю, что непременно надо какого-нибудь калечить, но лёгкой взбучки дать не помешает. – взволнованно пообещал Ручканов. – Для профилактики.
- Не спешите делать выводы из моей истории. – суетливо принялся разъяснять пассажир с верхней полки. – К тому же, это была ещё не сама история, а её преамбула. Преамбулы всегда немного сгущают краски. А в дальнейшем я постарался бы развить интригу с тихой патриотической печалью, и всё закончилось бы на неожиданном подъёме лучших человеческих чувств.
- Неожиданных-то подъёмов и я намастерю. – сказал я. – Попробовал бы ты удивить комплексом завлекательных несчастий. Так сказать, пустить героев через тернии к звёздам.
- Как вам будет угодно. – поспешил навстречу моим желаниям пассажир. – Расскажу историю про корову, которую постоянно били нерадивые хозяева, а она сдохнуть не могла. И только девка Маланья сочувствовала бедной животине, всегда ей чего-нибудь вкусненького приносила и обещала, что как только повзрослеет, то выйдет замуж за тракториста, и они заберут корову к себе, где будут жить припеваючи. На следующий год девка Маланья и женилась. Отыграли свадьбу на последние деньги, да так, что все односельчане обзавидовались. Шашлыков поели. Собственно говоря, корову эту самую на шашлыки и пустили. И все остались довольны.
- Хватит дурацких историй, мы всё поняли. – насупился Ручканов. – Кстати, гражданин, разве поезд не к вашей станции подъезжает?.. Непременно, вам сейчас выходить надо. Поторапливайтесь. И на вокзал обязательно зайдите, где вам аптечку выдадут в здравпункте. Скажите им, что вы на верхней полке ехали и свалились, вам сразу поверят.
Поезд брезгливо лязгнул колёсами и ненадолго остановился. Станционное общество дружно принялось за торговлю домашними маринадами и нахальную грызню семечек. Иные поселяне поглядывая на пассажиров, вышедших на перрон покурить, с неизобразимо-сладкой иронией.
- Заждались вас дома?.. – Алексей Романыч весело подсоблял нашему соседу по купе собирать чемодан. – Ничего, и из тюрьмы иногда порядочными людьми возвращаются. Главное: аптечка!.. И про девку Маланью навсегда забудьте!..
- Главное: аптечка! – запомнил наш незадачливый пассажир, спрыгнул из вагона и отправился на вокзал.
Поезд нехотя тронулся. Станционное общество недовольно прижало к себе нераспроданный товар и присмотрелось к расписанию: следующий через час.
- Вот зануда. – сказал я про пассажира. – Наверняка кагэбэшничал в годы застоя.
- Все кагэбэшничали. – весело зевнул Ручканов.
- Так и чувствуется в нём ненависть ко всему русскому, посконному... Наверняка из интеллигентов.
- Наверняка. – брезгливо согласился Ручканов.
И тут случилось такое, чему вы поверить вовсе не обязаны, но свидетельство трёх абсолютно вменяемых людей для вас должно чего-то значить!!
В наше купе заглянула огромная коровья морда и туповато уставилась на Алексея Романыча!.. В её малахитовых глазах, словно на сувенирных блюдцах, призывно сохли надкусанные лепёшки, а реснички добродушно хлопали. Левое ухо было помечено чернильным клеймом из непознаваемых цифр, а на шее имелся плетённый бисерный пояс с глуховато-болтающимся бубенцом и скромной сумочкой-клатчем. Алексей Романыч сперва подумал, что это не корова, а природное видение, основанное на свойствах горячих летних воздушных масс. Но корова была настолько убедительно настоящей, что увлекаться галлюциногенной подозрительностью не имело смысла.
Корова наполовину протиснулась в купе и сказала:
- Утро доброе, мальчики! Можно войти?
Алексей Романыч кашлянул и посмотрел на Ручканова. Ручканов посмотрел на меня, сильно кряхтящего и пытающегося кашлянуть поделикатней. Тогда Ручканов кашлянул за нас двоих.
- Входите, пожалуйста, присаживайтесь. – сказал Алексей Романыч, поёрзывая на месте и не ведая способов ухаживания за коровами. – В самом-то деле, не в дверях же человеку стоять… ну, в том смысле, что не человеку, а в том смысле, что…
- Я вас не потесню? – жеманилась корова.
- Да, милости просим, садиться… в тесноте, да не в обиде…
Корова, одобрительно пыхтя, уселась задом на краешек нижней полки, рядом со мной.
- Душновато сегодня, господа. – корова указала взглядом за окно. – Кажется, что не к добру этакая насыщенная пламенность, марь… Ведь я, в силу природных недостатков, не слишком наблюдательна, и о погоде сужу, как поедательница травки на лугах, но сегодняшняя духота, по-видимому, беспрецедентна. Кошмарный денёк.
Ручканов посмотрел на меня и выжидательно кашлянул два раза.
- Да, жарко. – тщательно проговорил я. – Всю неделю было жарко. Не так, как сегодня, конечно, но жарко. Вчера, конечно, попрохладней было, чем сегодня, но, в целом, вся неделя отдаёт излишней жарой, может быть, и беспрецедентной.
- Да. – сказал Алексей Романыч и кисловато посмотрел на Ручканова. – Да?..
Ручканов посмотрел на Алексея Романыча и попробовал кашлянуть, но неожиданно зевнул. Довольно дерзко и широко.
- С утра до ночи солнце палит, и даже в сумерках не веет прохладой. – пожаловалась корова, обращаясь непосредственно к Алексею Романычу, который сидел напротив. – Я вчера с трудом заснула у себя дома, и даже искренне полагала, что больше никогда в жизни не засну при такой жаре… Как вы думаете, солнце не издевается над нами?..
Алексей Романович посмотрел на меня и кашлянул настолько протяжно, что слегка позеленел щёками.
- Не думаю. – сказал я про солнце.
- Отчего? – живо откликнулась корова.
- Полагаю, что дело не в самом солнце.  – заговорил я вежливым, но поучительным тоном. – Небесный свод нашей планеты, напичкан озоновыми дырами, и не исключено, что одна из этих дыр расположилась над европейской частью России: прямёхонько над нами. Расположилась, чтоб активно пропускать через себя прибавочные солнечные лучи. Отсюда и излишки угнетающей жары. Кстати, на здоровье людей эти лучевые избытки тоже весьма активно влияют. Кожные заболевания – главное, чего нужно остерегаться при нахождении под открытым солнцем. Прыщики на носу могут вскочить.
- Прыщ на носу означает, что в тебя влюбился кто-то. – зарумянился варёным лобстером Алексей Романыч. – При чём здесь солнечные избытки?
- Давить их надо! – посоветовал Ручканов.
- Скоро в моду совершенная толерантность войдёт, а тогда прыщи давить незачем будет. – шустро улыбнулась корова. – Начнут всех любить такими, какие они есть. Слушайте, мальчики, а вы не подскажите, где мы едем? Места-то до чего привольные!..
С нежной строгостью покосился я на любимые российские пейзажи: берега ворчливо-тощих рек, забытые деревеньки, нахлобученные на низкие холмы, и длинные дырявые перелески, украшенные жёлто-кирпичными полустанками.
- Места и вправду привольные. – сказал я. – Русский мир велик необозримо, но через два-три часа мы прибудем в Москву, а в столице нашей родины все дороги и заканчиваются.
- В Москву?? – встрепенулась корова. – Неужели мне суждено приехать в Москву?.. Вы и представить себе не можете, насколько я обрадована. Всю жизнь мечтала посетить столицу, я даже непомерно изнывала от произношения этих сказочных слов: Третьяковская галерея, мавзолей Ленина, зоопарк, дом-музей Пушкина… Мне хочется петь от радости. А вам не хочется петь?
Алексей Романыч хихикнул и украдкой бросил взгляд на меня, намекая на мои певческие таланты. Я той же украдкой пихнул Алексея Романыча, заставляя сменить тему разговора.
- А не желаете ли выпить за встречу, за знакомство? – обратился Алексей Романыч к корове. – Предлагаю сразу начать с водки, чтоб не пачкаться. Можно употребить водку, запивая её холодным пивом. У вас с деньгами нет проблем?
- Странно. – вздохнула корова. – Вы начали за здравие, а продолжили за упокой.
- Я не со зла, я по необходимости. – доверился Алексей Романыч. – Водка денег стоит.
Корова прижимисто засопела, но указала глазами Алексею Романычу на сумочку-клатч. Алексей Романыч аккуратно вытянул из сумки нужную денежку и быстренько сбегал в знакомый вагонный закуток, откуда, шутливо передразнившись с проводницей, принёс несколько бутылок водки и пива.
- Предлагаю выпить ёршика. – заманчиво воскликнул он. – Рецептура приготовления коктейля проста.
Бутылки без лишних проволочек откупорились, и Алексей Романыч заполнил стаканы наполовину водкой, а наполовину скучно-побледневшим пивом.
- Ёршика? – корова недоверчиво вытаращилась на жидкость. – А что с нами будет после?
- Вот лишних вопросов лучше не задавать. – посоветовал Алексей Романыч. – Когда пьёшь, вообще нельзя задумываться о пустопорожних проблемах.
- Нет, нет. – замотала головой корова. – Я не истеричка, но от ёршика отказываюсь категорически.
- А просто водочки если?
От водочки корова не отказалась. Мы помогли залить ей в пасть стакан водки и, с уважением к труду Алексея Романыча, до дна опорожнили свои ёршики.
- Вкусен и горячителен ваш напиток, Алексей Романыч! – обрадовался Ручканов и предложил повторить.
Алексей Романыч не без волнения дождался моего витиеватого одобрения коктейлю и повторно заполнил стаканы. Пожелав друг другу саркастического здоровья, мы выпили, дали выпить корове стакан водки, и действительность стала казаться более подвластной разуму, более расположенной к научно-познавательному исследованию. Земной шарик – если судить по совести – это не совсем круглая репа, это слегка сплющенная репа.
- Братцы вы мои! – с подозрительно хихикнувшей мудростью указывал на нас Ручканов.
- Дмитрий Иванович! Радость ты наша! – не сдерживались и мы от надлежащего умиления.
Алексей Романыч завёл деловой разговор с коровой, понимая, что теперь можно говорить начистоту:
- У меня к вам есть ма-а-аленький вопросик, если вы, конечно, позволите…
- О, с превеликим удовольствием жду вашего вопросика. – помахала белёсыми ресницами корова.
- Только, матушка, я прошу, что бы вы без того… без обиды…
- Извольте, буду очень рада выслушать вас без обиды.
Алексей Романыч немного помялся.
- Матушка!.. – заграбастал он голосом побольше душевности. – Признайтесь нам: вы совершенно настоящая корова или актриса переряженная?.. Учтите, я просто интересуюсь!.. Я вас ни в чём не обвиняю.
- Неужели я не похожа на настоящую корову? – кокетливо погрустнела корова. – Мне вымя, что ли, вам показать, и даже молока нацедить прямо здесь?..
- Вымя – не довод! – улыбнулся Алексей Романыч расплывшимся ликом и принялся разговаривать не столько с коровой, сколько с очередным стаканом ёршика. – Даже если припоминать русские народные загадки про корову, то про вымя мы там мало чего найдём. Иногда вообще ничего не упоминается.
- Так ли уж? – с филологическим шкодничеством засомневался я.
- Примеров великое множество. – заявил Алексей Романыч, разговаривая сейчас не столько со мной, сколько с приёмной комиссией при поступлении в ярославский педагогический институт. – Да вот хотя бы:

Два-ста ухаста,
два-ста рогаста,
четыре-ста ходаста,
один пыхтун,
один вертун!..
кто это?

Мгновенно угадывалась корова. И, действительно, про вымя в загадке ничего не говорилось. Смущал пыхтун, но в нём распознавалась непосредственно коровья морда.
- Наверное, гражданочка, вам не стоит морочить наши головы. – со снисходительной подковыркой заговорил Алексей Романыч. – Уж мы-то, будьте уверенны, повидали коров на своём веку, и почему-то – да будет вам известно – ни одна из них не говорила.
- Тем более на русском языке! – заметил стакан с ёршиком.
Алексей Романыч торопливо опорожнил стакан и прислушался. В выпитом состоянии ёршик не произносил ни гу-гу.
- Так вот. – продолжил Алексей Романыч лепить улики. – Ни одна из встреченных нами коров не говорила, и в поездах с незнакомыми парнями не знакомилась. А уж ездить в Москву коровам вообще не пристало, эти подвиги подвластны сферам нонсенса. Когда коровы ездят на поезде, то мы знаем, куда они ездят: на скотобойню!..
Корова сердито вздрогнула.
- Строение мозгов у животного, – я аккуратно постучал пальцем по своему лбу, намекая, что имею в виду лоб коровы. – не позволяет удержать в себе достаточных мысленных ресурсов, чтоб обучить говорить. Корова – это регулируемый домашний зверь, символизирующий аграрный сектор нашей страны, что заметно повышает её статус, в отличие от какого-нибудь глупого суслика… Алексей Романыч, изобрази нам, пожалуйста, суслика, чтоб было наглядней понять, о чём я толкую.
- Суслика? – Алексей Романович попытался вытянуть нос и заполнить воздухом щёки, но был похож, скорей, на водопроводный крантик, чем на безалаберного грызуна. – Дмитрий Иванович, может быть, вы попробуете изобразить?..
Ручканов уставил руки в боки и надул костлявое пузико.
- Это, конечно, ещё не суслик, – сказал я, огорчаясь отсутствию должных талантов у друзей. – но существо явно идиотского качества. Такого же, каким и должна быть любая корова.
- Ах вот вы как заговорили! – вскочила с места корова. – Я надеялась, что порядочных людей повстречала, а вы не такие, как я надеялась. Но я не позволю насмехаться над собой, я немедленно ухожу. Сходите тут с ума без меня, молодые люди, у вас это должно славно получиться.
Сказала, как отрезала. Затем вывалилась из купе, хлопнув дверью и выругавшись «молодыми поганцами»!.. Алексей Романыч с ласковой оказией посмотрел на остатки водки в бутылке.
- Должно быть это была настоящая корова. – сделал вывод из случившегося Алексей Романыч. – Они после чернобыльской аварии мутируют в непредсказуемой форме. Одни говорят по-человечьи, другие молчат, но сигналят в небеса ультразвуками. А другие, возможно, заменят собой человеческую расу на эволюционном пути.
- Я даже уверен, что заменят. – сказал Ручканов. – Мы с голоду передохнем, а они одной травкой будут питаться до скончание веков.
- Интересно, куда она дальше пошла? – засуетился я. – Долго ли ей позволят бродить по поезду?
Ручканов скукожился таинственным шпионом и вышел в коридор вагона. Коридор и оба тамбура блестели пустотой, и Ручканов, дурковато щурясь, вернулся в купе.
- Никого нет.
- Тогда допивай! – Алексей Романыч протянул бутылку с водкой Ручканову.
Ручканов выпил, закусил желваком и уставился на меня. Я осознал, что должен поступить как-нибудь решительно и прямолинейно.
- Друзья! – сказал я. – Сегодня единственный раз в жизни мы беседовали с говорящей коровой. Лично я эту историю намерен благоговейно запечатлеть в памяти, чтоб передавать внукам и правнукам. Возможно, напишу про это книгу.
- Почему – единственный раз? – возмутился Ручканов. – Я уверен, что отныне нам будут регулярно являться говорящие коровы. А также летающие слоны, курящие лошади и поющие меццо-сопрано козлы.
- Умоляю, давайте без козлов! – Алексей Романыч достал из кармана широких джинсов заветную фляжечку, медленно открыл её и отхлебнул пару глотков. Когда выпивка на столе заканчивалась, Алексей Романыч, посопев для деликатности, обращался к своей заветной фляжечке. Но и друзей не забывал, не жадничал.
- Благодарствуем. – я и Ручканов живо присосались к фляжечке. – Благодарствуем, Алексей Романыч!
Алексей Романыч поплескал перед ухом остатки:
- Я и без благодарности всё прекрасно понимаю… Я оптимист и такой друг, каких ещё поискать.
- Очень хорошо, что мы тебя нашли, Алексей Романыч! – признались мы с Ручкановым. – Давай дальше не теряться в том же направлении.
Алексей Романыч хмуро пересчитал пустые бутылки из-под пива и водки, взглянул на место, которое давеча занимала корова и невольные ингредиенты осуждения проблеснули в его стеснительных глазах.
- Я беру назад свои реплики по поводу чернобыльских мутантов. – сказал Алексей Романыч. – Я теперь уверен, что нас разыграли, будто малых детей. Разыграли ряженой актрисой.
- Да-да-да! – одобрительно закивали головами мы с Ручкановым.
- Наверняка здесь и пассажир с верхней полки замешан, мстит он нам за намёки про аптечку. Нанял на станции первую попавшуюся актрису, чтоб она нас до кареты «Скорой Помощи» довела. А система Станиславского, поговаривают, самая лучшая в мире. Ничего нет невозможного для русской актрисы, тем более сыграть корову.
- Да-да-да! – едва успевали мы с Ручкановым соглашаться с авторитетным мнением Алексея Романыча.
- Они думали, что из нас идиотов можно запросто сделать, что мы по прямой линии родственники девке Маланье.
- Да-да-да... – соглашались мы с Ручкановым. – Она нам родственница, а мы ей нет.
И вот в таком призрачном утешении мы продолжали свою поездку в Москву.
Но вдруг в наше купе постучалась проводница:
- Здравствуйте!
- Здравствуйте! – зацвели майскими финиками Алексей Романыч с Ручкановым.
- Я на минуточку, всего лишь на минуточку. – чутко помялась проводница. – У меня имеется к вам немного необычный вопрос; я потому решила задать его вам, что у вас – у молодёжи – раскрепощённое мышление.
- У нас мышление гораздо раскрепощённей, чем у кого-либо, можете не сомневаться. – распустились георгинами Ручканов с Алексеем Романычем.
- Я высоко ценю независимость нашей молодёжи, она пробуждает во мне материнский инстинкт. Я думаю, вы сможете простить мне эти маленькие человеческие слабости.
- А в чём собственно дело? – насторожился я от столь прелюбопытной прелюдии.
- Я не знаю, как приступить к вопросу. – замялась проводница.   
- Может быть, вам необходимо выпить? – поинтересовался Алексей Романыч. – Тогда принесите сюда бутылочку и мы выпьем вместе с вами.
Проводница с небывалой скоростью сгоняла в свой вагонный закуток и вернулась с бутылкой водки. Распили мы её быстро и совершенно не церемонясь.
- Ну?! – подбадривал я проводницу. – Спрашивайте.
- Ну вот… как бы так безобидней спросить…
- Чего уж там, мы не обидчивые.
- Так-то оно, конечно, так, но экстраординарность вопроса… тут ведь такая закавыка, что иному и сбрендить впору… Вы корову в нашем вагоне не видели?
Ручканов с Алексеем Романычем ухнули. Я удовлетворённо хлопнул ладонью по лбу.
- Догадываюсь, – воскликнул я. – что вы знаете об этой корове гораздо больше, чем все пассажиры поезда. Неужели вы хозяйка коровы?
- Совершенно верно, ничего от вас скрывать не буду. – смутилась моей проницательностью проводница. – И тогда я, в свою очередь, догадываюсь, что вы повстречались с моей бедной коровой?
Ручканов с Алексеем Романычем радостно закивали.
- Представляю, как вы изумились явлению этого бедного животного. – задумчиво пробормотала проводница. – Представляю, как ваши глаза выпучились и на лоб полезли.
- У нас до сих пор глаза на лбу. – сказал Алексей Романыч. – Просто у нас лбы такие низкие, что посторонний человек не заметит особых перемен.
- Слушайте, а отчего вы прибедняете свою корову? – спросил я, с простоватой мужской виноватостью дотрагиваясь до плеча проводницы. – С говорящей коровой в хозяйстве не пристало жаловаться на бедность. Вы лучше продолжайте надеяться на наше оригинальное молодёжное мышление, и выкладывайте нам правду, правду и только правду.
- Увы, несмотря на свои удивительные способности, моя корова терпит функциональное бедствие. – сообщила проводница, утирая мизинцем слезу. – Началось всё с болезни почечных колик. А затем в организме коровы нашли разрушительный вирус.
- Уж не помрёт ли она? – вздрогнул я.
- Обязательно помрёт. Хорошо, что она не догадывается о своей беде, и это немного утешает моё горе. Хотя, три упаковки валидола за день – это какого?..
Мы посочувствовали горю проводницы и сказали, что, некоторое время назад, успели познакомиться с коровой, и она оказалась изумительно приятным существом, что мы с ней маленько поболтали, но когда жар общения иссяк, корова покинула купе. Даже несколько неучтиво покинула, во всяком случае, никто из нас не слышал, чтоб корова пожелала нам чего-нибудь хорошего!.. Проводница выслушала нас с благодарностью и отправилась дальше по вагону отыскивать свою воспитанницу.
- Бурёнушка-а!! доченька-а!! – вкрадчивым ручейком лился голос опечаленной женщины.
Алексей Романыч с некоторой надеждой в глазах посмотрел на Ручканова, но тот ни кашлянул и ничего конкретного пообещать не смог, и оба тоскливо пожали плечами. Осталось только допить последние сто грамм водки.
Вскоре наш поезд, с привычным фатализмом, врезался в мякоть Москвы. Ярославский вокзал встретил нас болезненно несмываемой вонью и сатанеющими огромными сумками, набитыми разным барахлом. Нищенствующие сограждане хрипло позёвывали, клянчили деньги и следили за вороватыми охотниками за пустыми бутылками. Народ изжёвано выползал из пригородных электричек и, склочно переступая друг через друга, топал на ближний свет, заныривал в зудящий тоннель метрополитена, исчезал в сутолоке говорливых кавказцев и нерентабельных гопников. Мы также поспешили вырваться из вокзального мусорного бака на гостеприимную площадь, но вторглись на свалку обуянного, дерзкого, капризного города.
Господи, помилуй!!
А мы-то помнили столицу совсем иной!.. Величавой, сильной, празднично-красной, отчеканенной патриархальным маршем сапог, напротив багрово-голого, будто новорождённый ангел, мавзолея! Мы-то помнили столицу, сочно закованную в ленту зелёных скверов и парков, акварельно прорисованную вечно-предрассветной кистью с колдовских Воробьёвых гор, закутанную в хлопотливую роскошь музеев и сварливую кичливость ВДНХ!.. Где же ты нынче, царица-властительница, барыня-боярыня Москва?.. Цари твои пьют, смерды пьют, дети дичают от непрошеной свободы и пьют, старухи с голодными глазами бродят с митингов красно-коричневой оппозиции на проправительственные форумы интеллигенции и пьют только для того, чтоб чего-нибудь пожрать на закусь. Оказалось, что и Ленин, пробуждающийся ночью и угрюмо шаркающий по усыпальнице, тоже круто запил!.. Оскоплённые, кислые морды посетителей зоопарка с глумливым аппетитом разглядывают тощих зверей. Вычурный забор у терема Третьяковки стыдливо рассказывает о том, как новое поколение попрощалось здесь с русской живописью и боязливо, жирно помочилось. Арбат, словно лакей оккупации, словно незаконнорождённый ублюдок, вытащил на продажу советские ордена, флаги и могилы.
Господи, помилуй нас! Тысяча девятьсот девяносто третий год!..
Пожили мы в Москве чуть меньше недели, одичали, стали грязными и неповоротливыми, замутились в тёмном похмелье и решили возвращаться домой.
- Пришли буржуи к власти и дерут с народа в три дорога. – выдохнул Алексей Романыч. – Хотел гостинцев для жены купить, да видно не судьба.
- Купи чакушечку. – попросил Ручканов.
Алексей Романыч купил. На запасных путях Ярославского вокзала мы встретили знакомую проводницу. Безучастно она взирала на изнурённый мир, притулившись на двух стареньких чемоданах, нашёптывала что-то мало осмысленное. Нас она узнала сразу. Оказалось, что говорящая корова померла в тот самый день, когда мы её встретили, и выпить с нами проводница не отказалась. Знакомый ей стрелочник дядя Сева принёс два литра неразбавленного спирта, но сам почему-то отказался от поминок коровы и убежал.
- Померла моя Бурёнушка в одночасье. – рассказывала проводница, склоняя голову то на одну сторону, то на другую. – И сразу, как померла, начались очень странные вещи. Я не берусь их разъяснять, поскольку противность здравому разуму изначально присутствует во всей истории с коровой. Когда я убедилась, что Бурёнушка бездыханна, я не сдержалась от рыданий и пролила столько слёз, что меня уволили с работы, и теперь я не проводница, а путевой обходчик… обходчица… Возможно, что циничная юность способна веселиться по любому поводу, но мне – даме нервической и вступившей в пору бальзаковского возраста – смерть представляется чем-то неприятно близким, даже оскорбительно-неминуемым. Вот будто бы ты спишь на жёстком топчане, у нас в рабочей каптёрке, а вокруг тебя зачем-то вьются зловонные мошки. И бесполезно их отгонять.
Проводница горестно вздохнула.
- Мухи всегда летят на говно, это правда. – дополнили мы картину.
- Тогда я позвала мясника. Я решила, что если разрубить корову на несколько частей, то мне будет удобней распихать её по чемоданам, дотащить до ближайшего кладбища и похоронить. Так я и поступила.
Чемоданы с молчаливой горечью прислушивались к нашей беседе.
- Так это не совсем чемоданы, а типа гробы? – отшатнулся я.
- Типа да. – вздохнула проводница-путеобходчица.
Чемоданы скупо поблёскивали рассохшейся кожей и припахивали давно немытым холодильником.
- Но страшны не гробы. – зловещими нотками зашептала проводница. – Молодые люди, я не буду врать, я вновь понадеюсь на ваше раскрепощённое мышление. Я держала в руках отрезанную коровью морду, готовясь упаковать её в чемодан, как вдруг рот этой мёртвой головы приоткрылся, что-то в нём сипло заворошилось, и голова совершенно внятно вымолвила: Ельцин – иуда! Ельцин – иуда!.. Вы понимаете, насколько я ошалела, выступая в этой ситуации в роли слушательницы?
- О да! – засопели мы. – Этакой роли не позавидуешь.
- Я невероятно перепугалась!
И мы перепугались не меньше проводницы.
- Я пребывала в жутком волнении, ломая пальцы и беспрестанно бормоча: «Что бы это значило в идеале, если выйдет верно про Ельцина-иуду?.. Уж какой-нибудь драматургический эпилог или знак зверя должен высветиться в речах мёртвой коровьей головы?» Два раза она произнесла: Ельцин – иуда! Ельцин – иуда!..
- И после этого замолчала? – спросил я.
- Я больше ничего не слышала.
- Тогда давайте помянем бедную животинку. – после паузы решился предложить Алексей Романыч, и мы опорожнили стаканчики. – А про знак зверя вы напрасно беспокоитесь. «Ельцин–иуда» расположен выше филологических бессмыслиц, но ниже религиозных догм. Это, я думаю, реваншистского толка девиз, сейчас модно.
И хотя я внимательно слушал речи своих друзей и не забывал манипулировать со спиртом дяди Севы, но не мог глаз оторвать от двух стареньких чемоданов. Сначала они легонько шевельнулись, словно бы подпираемые чем-то снизу, а затем как-то деформировано ожили и задрожали мелким покусывающим колебанием. Признаться, я закричал от неожиданности столь громко, что привлёк внимание к чемоданам не только своих друзей, но и всех граждан, случайно оказавшихся поблизости. Надо сказать, что тут весь мир задрожал мелким колебанием в отблесках вечернего заката.
- Сейчас произойдёт что-то невероятное. – сообщил я, осенённый внезапной догадкой. – Сейчас здесь предстанет пассажир с верхней полки!!
Чемоданы хлопнули слегка заикнувшимся взрывом, хрястнули и разлетелись на кусочки. Подагрический запах серы запетлял по железнодорожной насыпи, сварганил астматические клубы дыма и высветил пассажира с верхней полки, чудесным образом покоящегося прямо в воздухе.
- Неужели аптечка помогла? – ахнул Алексей Романыч.
Я тоже подумал про могущество аптечки и даже отчасти пожалел, что доселе ей не импонировал.
- Нет, я не ваш знакомый пассажир, отнюдь. – сладким голосочком сообщил гражданин, покоящийся в воздухе. – Я трындец вам всем внезапный. Извините, что косу с саваном дома позабыл.
Мы решили не спорить. Граждане, левитирующие без особого труда, выглядят вполне убедительно со всеми своими высказываниями.
- Саня! Муж! – внезапно вскрикнула и рухнула в обморок проводница.
Стаканчик спирта от дяди Севы быстро привёл её в чувство. Но унять всеобщее волнение вряд ли была способна и цистерна спирта.
- Саня! – заламывала руки проводница. – Я же думала, что ты – капитан дальнего плавания, и твой корабль потерпел крушение и все погибли, если, конечно, не спаслись на необитаемом острове… Саня, ты спасся на необитаемом острове?
- Ляля, ты опять принялась мне мозги выносить! – загрустил неясно оформленный гражданин. – Как ты так ухитрилась свою бабскую натуру через годы пронести?.. Я этого совсем не понимаю.
- Саня! Ты же мне муж! – едва сдавливала рыдания проводница.
- Да, Ляля, был у тебя и Саня, был у тебя и муж. – признался гражданин. – А нынче я имею повышение в должности и долги собираю с вменяемого рода человеческого, чтоб отдавать их невменяемым. Увещаю неразумных, дабы сподвигнуть их на перемены к лучшему.
- Дяденька, – чутко забеспокоился Ручканов. – мы-то чего… мы-то всего лишь путешественники…
- Беда в том, что вы отправились путешествовать не в то место. Вы в Москву приехали, а вам надо было отправиться путешествовать вовнутрь меня. Совсем недавно я повёл себя подобным образом и путешествовал внутри коровы.
- Саня! – поспешила заново хлопнуться в обморок проводница.
Алексей Романыч с готовностью скорой медицинской помощи влил в неё стакан спирта и подождал результата. Проводница на этот раз очухивалась с несколько капризным настроением и с излишним высокомерием. Проводница бормотала про бывшего мужа такие ёмкие слова, которые больше напоминали зуботычины.
- Саня, Саня… Муж!!
- Чего ж теперь вздыхать, Ляля?.. Назад сделанного не воротишь! – попробовал утешить подругу жизни путешественник по внутренностям коровы.
- Гражданин, мы высоко ценим ваши способности. – заверил Ручканов. – Но получится ли у нас путешествовать внутри вас благополучным образом?
- Надо постараться. Минимум удовольствий я вам гарантирую, без минимума во мне ещё никто не путешествовал. Дерзайте!
Ручканов кашлянул и посмотрел на меня. Алексей Романыч кашлянул и посмотрел на опустевшую стеклотару от дяди Севы. Затем они оба обратили взоры на меня, ожидая решительных поступков. Я сказал, что не против путешествий внутри пассажира с верхней полки, подразумевая, что и внутри каждого из нас уже кто-то путешествует.
- Тогда можно ли взять проводницу, чтоб она путешествовала внутри меня? – покраснел Алексей Романыч. – Не оставаться же ей тут одной.
- Можно. – разрешил эфирный гражданин, ничуть не ревнуя. – Ляля, полезай внутрь молодого человека, а там уж вы как-нибудь с ним разберётесь.
- Саня!..
- Полезай, полезай!..
Проводница залезла вовнутрь Алексея Романыча, а затем мы неспеша, по очереди, проникли во внутренний мир пассажира с верхней полки и посветили фонариком, стараясь понять, куда же двигаться теперь.
- Неужели вам не понятно: куда теперь? – удивился пассажир. – Вам теперь туда же куда и мне. А у меня всё просчитано и выверено, у меня всё как всегда: дожидаюсь на станции поезда, а там залезаю на верхнею полку. Поехали!!
Верхняя полка грустно скрипнула под весом пассажира, поезд изрыгнул безвкусно прожаренный гудок и тронулся в путь.
О Русская земля! уже за шеломянемъ еси!..



ХАНА!


Осторожно, граждане, не вступите сюда: кровищи-то по России-матушке растеклось целое море!.. Третья мировая война дарит от щедрот своих.
Смазливые волынские русалки вылавливают на полях имперских сражений побитых малороссов. Продрогшие и оголодавшие малороссы блуждают кучками среди раскроенных черепов и полковых знамён с эмблемами двуглавого орла. Задача такова: если русалка выебет двух незадачливых хохлов – получит в собственность два клочка земли на гавайских островах, если заебёт до смерти две сотни хохлов – получит два гектара в рыбоохранной зоне Шпицбергена. За каждую съеденную русалку малороссы приговариваются к пожизненному потрахиванию селёдочных хвостов.
Полчища ведьм, дождавшись вальпургиевой ночи на горе Броккер, варят в шаманских котлах ядовитые снадобья, перемешивая слизь полового оргазма с мякотью бледных поганок, и улетают на Волгу. Воды реки наполняются ядом, население подыхает навзрыд, изнывая от галлюциногенных припадков. Витийствующие правозащитники и либералы устраивают политические перформансы, одиночные пикеты и акции самосожжения. К акциям присоединяются сливки интеллигенции, совестливые водопроводчики, работники телевидения, интернетблогеры и артисты эстрады с рекламными плакатами. Спасибо, теперь мы знаем лучшее средство от перхоти и этику употребления женских прокладок.
Японские годзиллы, вооружившись территориальными претензиями, заполонили Курильские острова, воссоединились с Камчаткой, Якутией, Чукоткой, Аляской и Крымом! Японские годзиллы с заученным наслаждением уничтожают русскоязычное население, русскоязычных тюленей и морских котиков, русскоязычную вечную мерзлоту и русскоязычное восточное солнце, не желающее восходить для оккупантов.
Добросовестные белорусские пограничники из последних сил обороняют родимые пажити, погибают на боевых постах, принимают казнь на дыбах, изготовленных подвыпившим доктором Франкенштейном, корчатся в бескровных муках на зубах подвыпившего графа Дракулы и задыхаются в газовых камерах Гааги. Прощайте, наши мужественные братья!.. Из своих московских катакомб мы посылаем проклятия вашим убийцам, пускай им не раз хорошенько икнётся!..
Необходимо сказать большое спасибо представителям международного сионизма. Друзья познаются в беде, и кто – если не они – истинные соучастники нашей борьбе за Святую Русь?.. Мы шлём им поздравления с Пасхой и Рождеством Христовым, они нам присылают гуманитарную помощь: гробы и лопаты. Конечно, этой помощи не всегда хватает, не всегда хватает и просто умелых человеческих рук. Но всё-таки.
Бесстыжие ватиканские инкубы и суккубы гадят вычурно и исключительно по линии культурного обмена: привозят к нам ароматизированные презервативы, а вывозят из России в своё дремлющее чародейное папство намоленые иконы, царские вериги, самоварное золото, яйца Фаберже, византийское прошлое и технологическую документацию макаронной фабрики города Люберцы. Сжигая до тла древние славянские поселения вместе с запуганными божками колхозных капищ, ватиканские инкубы и суккубы заселяют пространство своими верными слугами: химерами, горгульями и упырями. Те беспробудно лопают вино, творят разврат, гнобят в темнице русский дух и пьют кровь невинных младенцев. Наши простоватые кривоватые кикиморы горят на кострах инквизиции, грозя человечеству необъяснимым смыслом своих пылко вытаращенных глаз.
Норвежские тролли требуют увеличить численность своих десантов для блокады Петербурга, мобилизуя лапландских Дедов Морозов, балтийских кракенов и викингов с земли Франца-Иосифа. Раздухарившиеся тролли требуют стопроцентных льгот по оплате услуг ЖКХ для своих семей и скидок на покупку реактивных гранатомётов. Дешевле всего покупать гранатомёты у лимонно-кромешных нигерийских вуду, вступивших в священную войну с Россией и приватизировавших концерн Калашникова ещё в конце прошлого тысячелетия.
Чухонские нетопыри, ради жажды вкусить русской кровушки, продают себя на рабскую службу в гвардейские корпуса Фата-Морганы: «Мы с братьями-католиками разгадываемся на манер духовных микробных сцеплений. Нам уже посулено свыше либо чиханье, либо иканье – а мы ко всему готовы привыкнуть, ведь мы европейцы!»
Британские хоббиты не способны к участию в активных боевых действиях, они падают в обморок при виде крови и слишком охотливы до воровства колец всевластия. Британские хоббиты снабжают агрессоров продовольствием и нетрадиционными способами удовлетворения сексуальных фантазий. Запрягая бахусов-космополитов в аппараты автоматической дойки, они мегалитрами поставляют на линию фронта позитивно-спелый шнапс, и заливают контрабандным пойлом окопы российских войск. Каждую ночь, по обоюдному соглашению противоборствующих сторон, прекращается ведения огня и устраиваются конкурсы хорового пения. Наши бойцы распевают оттарабаненно-зычными голосами «Маруся, раз-два-три, калина, чорнявая дивчина!..», карлики Средиземья повизгивают в ответ непереводимыми пердёжными звуками, вызванными серотонической недостаточностью.
Инопланетяне с непомерным коварством похищают из русских умов азы диалектики, запихивают вместо них акты самопознания шимпанзе, и преспокойненько строят у себя на Юпитере светлое будущее. Взор завораживается от их благих достижений: железные дороги, атомные электростанции, развороты северных рек, установка на небе пяти искусственных солнц, вместо одного настоящего, пребывающего в тени супергигантской космической станции «Мир». Вся юпитерская буржуазия излечивается от инстинктов частной собственности на курортах юпитерской Колымы.
Ярославские липовогорцы пока ещё ведут упорное сопротивление надвигающимся из болотных низин крипто-ящерам. Пока ещё крепко держатся за каждый дом и куст, за каждого расшатанного сказочника. Не отдают древнею ипостась Липовой Горы на поругание ползучему врагу. Но вот разведка принесла данные, что бандитское формирование из тибетских далай-лам готовится направить тридцать три драконов, начинённых ядерными боеголовками, точно на центр Липовой Горы. И у защитников отпускаются руки, мужество нехотя отступает на попятную.
…Что с нами будет? кто же придёт к нам на помощь? есть ли какая-нибудь спасительная Америка на белом свете?..
- Да нету меня, Господи! – в отчаянье причитает из-за угла Америка. – Ох, нету, Господи-и!..
Хана нам, значиться. Допрыгались.



ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА


Двое вышли в поле, присели на корточки. Тужатся до испарины.
- Савелий Захарыч, мне вот сейчас на ум мысль взбрела: я ведь нисколечки вас не боюсь, даже презираю отчасти!
- Это, Марк Гордеич, и не удивительно: если два храбреца встретились в поле по нужде, то незачем им друг друга бояться… Тужьтесь, Марк Гордеич, тужьтесь!..
- Я вполне серьёзно с вами разговариваю, Савелий Захарыч. Вам должно быть завидно, что я вас не боюсь.
- Бросьте чепуху молоть. Я не хуже и не лучше других – зачем же меня бояться?..
- Настолько презираю вас, что прямо сейчас двинул бы по морде!..
- Мне, Марк Гордеич, абсолютно по барабану: хотите – не бойтесь меня на здоровье, хотите – мечтайте, как мне в морду двинуть слегонца... мечтать не вредно, ваше право… Слушайте, у вас бумажки с собой нет, чтоб зад вытереть? Газетки какой-нибудь?
- Давайте, не запудривать мозги газетками. Вот я широко раскрытыми глазами на вас смотрю и не поёживаюсь, и никогда не буду с испугу глаз закрывать.
- Пожалуйста, пожалуйста, Марк Гордеич, не закрывайте… вы уж там, у себя, сразу все щели поширше раскройте, чтоб не застряло, когда приспичит!..
- Я-то раскрою, я ничего закрывать не буду. Я и рот не закрою, а буду сидеть на корточках с широко раскрытыми глазами и ртом, и не побоюсь, что вы туда плюнете!..
Савелий Захарыч, тем временем, выпустил из себя шлепок горячей волнующейся жижи. Полегчало несказанно.
- Вот только плюньте попробуйте. – назойливо ныл Марк Гордеич. – Вот только попробуйте.
- Знаете что, любезный друг... А ведь я могу обидеться и плюнуть, если вы так напрашиваетесь. – начал терять самообладание Савелий Захарыч.
- Тогда не откладывайте дела в долгий ящик, плюйте. Мужик сказал – мужик сделал.
- Сейчас и плюну, Марк Гордеич!
- Да добро пожаловать. – щербатый рот Марка Гордеича соблазнительно раскрылся и зарозовел. – Плюньте-ка мне в рот. Ну-ка, где вы там, адвокат Плевако?
- Вы меня совсем из себя вывели! – Савелий Захарыч подскочил с утиной взъерошенностью, натянул штаны и весьма метко плюнул туда, куда просил Марк Гордеич. Прямо в рот.
- Ля-ля-ля! Ля-ля-ля! – задорно пережевал плевок Марк Гордеич. – Убедились, что я не побоялся вашего плевка, Савелий Захарыч?.. Вы плюнули, а я проглотил – вот и порядочек.
- Хорош порядочек. Это порядочком у вас называется?
- Это у нас называется порядочком. Я, кстати, по-прежнему сижу на корточках с открытым ртом и вас не боюсь.
- Ну-ну, не бойтесь, не бойтесь... – Савелий Захарыч подумал, что теперь сможет помешать Марку Гордеичу справить свою нужду, поскольку дураков надо наказывать. – Главное, тужьтесь хорошенько, а то чего-то у вас не получается ничего.
- Я-то тужусь. – произнёс Марк Гордеич, понимая, что ему почему-то становится нелегко справиться с начатым делом.
- Вот всё думаю, чем бы вам помочь?.. Песенку, что ли, спеть... Вы любите песенки, Марк Гордеич?
- Я люблю. Я всё люблю. – неуверенно пробормотал Марк Гордеич.
- Вечерний звооон, бом-бом! вечерний звооон! – буднично запел Савелий Захарыч. – Тужьтесь, тужьтесь!..
- Я-то тужусь...
- Как много дууум наводит ооон... – блеющим голосочком пропел Савелий Захарыч. – Бом, бом!!!
Марк Гордеич взвинтился:
- Сейчас же прекратите петь, это действует мне на нервы, и я не могу серьёзно сосредоточиться.
Савелий Захарыч обрадовался такому повороту событий и запел с удивительными оттенками лукавства: эх, дубинушка, ухнем! эх, зелёная, сама пойдёт, сама пойдёт!..
Марк Гордеич тягостно зарычал:
- Вот, значит, как вы решили поступать со мной, зловредный Савелий Захарыч?.. Вот, значит, в какую неприятную сторону вы свою линию гнёте?.. Вы, верно, полагаете, что если мне в рот плюнули, то я вам в ответ не плюну никогда?
- Чего? – удивился предположению приятеля Савелий Захарыч.
- А того, уважаемый друг, что я тоже могу в ваш раскрытый рот плюнуть и не промахнуться.
- Ой ли, Марк Гордеич?..
- Ну вот раскройте свой рот, если в этом сомневаетесь, а я плюну.
- Промахнётесь же!
- Так чего же вы тогда боитесь?..
- Я совершенно ничего не боюсь. Попробуйте только плюньте.
- А вы рот раскройте. – Марк Гордеич демонстративно распахнул рот свой насколько можно шире. – Вот также, как я у себя раскрыл. У вас так получится?
- Вы мне просто иного выхода не предлагаете. Я непременно вас дураком оставлю.  – засуетился Савелий Захарыч и сперва маленько приоткрыл рот, затем побольше, а потом распахнул пасть весьма угрожающе и неприветливо.
- Ну вот теперь и получи своё, зараза! – Марк Гордеич злостно привскочил с места и плюнул.
- Ап! – ловко прожевал плевок Савелий Захарыч.
- Не промахнулся? – радостно запищал Марк Гордеич.
- Не промахнулся. – буркнул Савелий Захарыч. – Очень оказались вы способны на гадкие поступки. А так друзья не поступают.
- Оно и к лучшему, Савелий Захарыч, что вы всё поняли. Мне знакомство с вами порядком опротивело.
- Значит, теперь и дружбу побоку и табачок врозь?..
- Ага, такая у нас получается мультипликация, вроде «Ну, Погоди!». – оскалился Марк Гордеич. – Тьфу мне теперь на вас, тьфу!!
- И вам взаимного плевка! Тьфу вам в рот, Марк Гордеич, раскройте свою пасть ещё поширше: тьфу! тьфу! тьфу! – с чарующим увлечением принялся плеваться Савелий Захарыч. – Тьфу, тьфу, тьфу!..
- И вам в рот того же: тьфу! – отплёвывался Марк Гордеич. – Нет, не достаточно? Тьфу, тьфу, тьфу!..
- Тьфу, Марк Гордеич!..
- Тьфу, Савелий Захарыч!..
И ещё долго-долго доносятся с поля звонкие звуки плевков.


1994г. и т. д..