За линией фронта. Часть третья -11

  На 68-ю армию, которая шла в обход Старой Руссы с юга, немцы обрушили всю свою огневую мощь. 11-я армия, наступавшая по левому флангу, продвинулась вперёд на 10 километров, взломав первую полосу обороны противника. В образовавшуюся брешь устремились полки, укреплённые дополнительной артиллерией на случай прорыва. 134 полк, повернув на север, занял оборону по реке Редья. Все имевшиеся огневые средства с соседних участков, фашисты были вынуждены перебросить к этой линии прорыва, в том числе и танковый батальон СС, который остановился в Бельцах для проведения карательной экспедиции. Остались только четыре танка в центре села для внутренней обороны, так как ожидалось, что из леса могли подойти партизанские отряды. Эсэсовцы на этот случай знатно окопались, но они никак не ожидали, что лесные бойцы в этот раз окажутся такими сильными и многочисленными.
  Подошедший Усть-Лабинский отряд первым двигался по Овражьей балке в сторону Пригорья, дальше шли ударные группы разведывательного батальона совместно с бойцами из отряда Дроза. Сам Филипп Борисович шёл во главе четвёртой колонны. Впереди на полкилометра эту группу обгоняли разведчики во главе с Андреем Воропаевым. У Бельцов они наткнулись на пулемётный огонь противника и отступили обратно в лес.
- Там немцы заняли круговую оборону, - докладывал Андрей подошедшему Гераленко. - Нужно обогнуть Бельцы и за лесным массивом выйти полем на Пригорье.
- Там нас быстро обнаружат, на случай, если они двинут в нашу сторону свою мотопехоту, нужно будет оставить заслон со стороны Бельцов, пока мы прорываемся к Пригорью с южной стороны, - говорил комбат Гераленко, собрав вокруг себя командиров взводов и ротных. - Бригада Дрозда и наша первая рота рассредоточится вдоль лесополосы фронтом к полю на Бельцы, а развед-батальон и Усть-Лабинцы будет производить обход села с юга. Получена радиограмма из штаба полка Стрельникова - они и 134 полк оттянули на себя танки и часть мотодивизии СС, поэтому, мы наткнёмся на их передовые части и завяжем бой... Их нужно оттеснить, как можно дальше к линии фронта, а ночью начнём наступление на село из леса своими основными силами, измотанные на своих передовых позициях, они не смогут устоять... Прорвёмся, ребята!
  И Валентин Гераленко высоко подняв над головой автомат, потряс его в воздухе, крепко ухватив за ствол.

  Партизанский взвод Воропаева первым встретился у леса с вражескими солдатами. Капитан Махмудов, который командовал ротой из батальона Гераленко отстреливался рядом с Андреем на краю села, где в его северной части находилось кладбище, уходившее вдоль дороги в лес. На этом кладбище сейчас и залегли наши бойцы, запрыгнув в отрытые могилы вместо окопов. Махмудов, стоя во весь рост в кустах ольхи, командовал с пригорка своими взводами, Воропаев пытался тоже со всеми пробраться к кладбищу, но огненный дождь, летящий с вражеских позиций, на давал ему перебежать эти пятьдесят метров от опушки. Андрей залез в неглубокую ямину между корнями высоких сосен, нависших над оврагом и открыл ответный огонь. Вскоре над головой стали пролетать с протяжным писком мины и взрываться по центру наших позиций. Голос Махмудова быстро утонул в этом протяжном визге и грохоте. Не на долго всё стихло и Андрей услышал где-то рядом, как треснул приглушённый, не совсем окрепший выстрел. Воропаев поднял голову, чуть приподнялся на локтях из своего убежища и огляделся по сторонам: медленно сползал по краю оврага в сторону его ямины Роман Махмудов, пока не упёрся спиной в торчавшую корягу. Андрей выпрыгнул к нему и, прикрытый не осевшим дымом от снарядных разрывов, наклонился к лицу капитана. Левая бровь его была удивлённо вскинута, а расширенные глаза осмысленно глядели куда-то в серое невысокое небо. Он часто и слабо икал, а правой рукой, откинутой далеко в сторону, зажимал прошлогодний пучок травы. Всё это Андрей вобрал в себя в один короткий миг, а потом подхватил его под мышки и поволок за собой в своё укрытие. Ещё когда тащил, почувствовал как по телу Романа прошла бурная, живая дрожь, но тело тут же опало и налилось тяжестью, а глаза вспугнуто померкли.
  Андрей не устрашился мёртвого, он видел это на своём коротком веку уже много раз, когда в ближних боях терял на глазах своих товарищей, с которыми сроднился за дни скитаний по лесам и болотам, когда, входя в оккупированные сёла и деревни, натыкался на тела повешенных и расстрелянных мирных жителей. Сердце его, будто шерстью обрастало, прося защиты у трепетных нервов. Вот и теперь, когда наши двинулись из леса на правый вражеский фланг и чуть-чуть отодвинули немцев в центр села, он и ещё один парень из разведывательного батальона, повесив на ветку клёна немецкий трофейный автомат, сняв шинели и свернув их пакетом, стали рыть штыками могилу, перенеся тело капитана поближе к кладбищу.
Больная рука Андрея ещё плохо работала, бывшая рана мешала как следует вонзать лезвие в землю. Подошёл ещё один солдат:
- Полно тебе, Андрюха, мы сами выроем! - сказал он, обратившись к Воропаеву, но тот упрямо продолжал своё нелёгкое дело, пока совсем не взмок.
  Земля уже начала немного оттаивать, но её верхний, чёрный пласт был густо перевит и опутан белыми нитями пырея, видневшегося на проталинах - жёсткого и неподатливого, как проволока. Под этим дерновым слоем залегал нетолстый пласт глины, а дальше показался песок и копать стало легче, его черпали касками и выбрасывали на край могилы. Он был холодный и обмякло-рыхлый, как небо, затянутое сплошными тучами над головой, а вот снежинки были тёплыми, они редко падали с неба и липли к рукам.

  Танки показались в северной части поля, и стрелял лишь тот, что шёл в сторону кладбища, а второй молчал и двигался к опушке леса. "Как хорошо, что успели зарыть капитана," - пронеслось в голове у Андрея. Батальонные ушли далеко вперёд, его взвод остался на своих позициях у леса. В далеке раздавались разрывы снарядов и пулемётные очереди. Канонада вздыхала и пела уже где-то в глубине деревни, а тут эти два танка решили повернуть к лесу и добить оставшихся в живых людей. Андрей собрал винтовки убитых товарищей, поднял с земли свою шинель, взял автомат и бутылки с бензином, всё это скинул на дно неглубокого окопа, а сам попросил свой взвод занять новую позицию, и ползком добраться до оврага, что подковой огибал кладбище с восточной стороны. Когда его ребята отошли на безопасное расстояние и незаметно залегли на дне оврага, Воропаев, тоже хотел было, поднявшись во весь рост отойти за ними, но увидел, как молчавший танк достиг опушки и шёл теперь вдоль неё к Андрею. Он, поводя из стороны в сторону коротким хоботом орудия, был ещё далеко, а второй уже елозил между скирдами по полю, нехотя изрыгая из дула сырой, жёлтый дым, который тут же повисал над землёй. Он двигался в сторону оврага, где спрятались ребята из его взвода. Воропаев встал лицом к приближающемуся танку, наклонился за бутылкой с горючкой, а потом медленно выпрямился. До танка оставалось несколько метров - Андрей хорошо различал теперь крутой скос его стального лба, ручьями лившиеся отполированные траки гусениц, и снова ощутил болезненную-неподвижность своего раненного плечевого сустава: "Только бы не подвела рука, только бы не подвела..." - произносил он мысленно, как заклинание.
  Он не забыл смочить бензином и поджечь паклю и швырнул бутылку. Визжащим комком голубого пламени она перелетела через башню танка, и, поняв, что он промахнулся, Андрей нырнул на дно окопа, рядом с могилой капитана. Он падал, на лету обнимая голову руками, успев краем глаза схватить зубчатый столб голубого огня и лаково-смоляного дыма, взметнувшегося за куполом башни.
- Ага, чёрт тебя дери, всё-таки попал!
  Он успел это крикнуть и упасть в угол окопа, где лежала его шинель, а так же вспомнил, что то место в танке, куда он попал бутылкой, называется репицей...
Когда грохочущая тяжесть сплющила его внутренности и стало нечем дышать, он подумал, что надо было лечь так, как их учил комбат Гераленко - на бок, подогнув к животу колени, но эти спасительные мысли, почему-то приходят слишком поздно.
Он лежал и с протяжным нутряным воем втягивал в себя воздух. Грохочущая громада скрежетала и давила и, казалось, размалывала все внутренности. Андрей забыл всё, что с ним произошло, он не знал где находится, он потерял чувство пространства и времени. Телу ничего не хотелось, кроме одного - дышать, и он продолжал взахлёб сосать из шинели, к которой был придавлен носом, воздух, пропахший потом, ружейным маслом и керосином. А затем пришло всё сразу - память, ощущение неподатливой тяжести, испуг, взрывная волна энергии, он почувствовал, будто какая-то пружина надавила, а потом вдруг подалась вверх и лопнула. И Андрей с такой силой рванулся из завала, что услышал, как надломленно хрумкнул позвоночник и треснули суставы рук. Теперь он опирался грудью на локти, как на колышки, они тряслись и вот-вот должны били переломиться, но вокруг них была пустота и воздух, и захватывая его ртом, Андрей по-прежнему утробно выл - иначе он не мог, он боялся, что воздух снова уйдёт. Парень повторил свой рывок и оказался поверх комьев земли и глины. Привалясь к обвалившейся стене окопа, он долго сидел обессиленный и обмякший, следя за тем, как из носа на подол гимнастёрки размеренно стекали веские капли крови.
- Ничего, ничего... Это только так, зараз пройдёт... - прошептал он.
Он лёг, вытянувшись во весь рост, зажмурился и раскрыл рот. Падали крупные, лохматые и тёплые снежинки. Они липли к бровям, превращаясь в щекочущую влагу, заполняли глазные впадины, и Андрею казалось, что это плачут без него одни глаза...

  Когда Воропаева подняли и поставили на колени его подбежавшие товарищи, укрывшиеся до времени на дне оврага, он взглянул в сторону тёмного, неподвижно-стоявшего приземистого танка. В нём что-то ещё шипело и трескалось, и в белёсом сумраке вечера над откинутым верхним люком виднелся трепетный чёрный сноп чада. Потом он посмотрел в сторону горящих скирдов и увидел ещё один танк, застывший дулом вверх у оврага. Там кто-то хорошо поработал из его взвода. Поддерживая под руки, его повели от могилы капитана к опушке леса, забирая вправо, на северо-восток. Было тихо и сумрачно в лесу. Далеко впереди уже от Пригорья беззвучно и медленно в небо тянулись от земли огненные трассы, и Андрей с оставшимися в живых товарищами, шёл туда на эти огни. Его охватывали радость и досада одновременно. Радость от того, что нашим отрядам, всё-таки удалось сломить вражеское сопротивление и продвинуться далеко вперёд, накопить сил и ночью начать наступление на большое село Пригорье, как и хотел Гераленко, а досада и тёмная тоска томила душу по убитым товарищам, от того, что их так мало осталось от его взвода, пока они пытались удержаться и отбиться, когда комбат с основными силами начал движение в обход деревни Бельцы. И жаль, что не видел Филипп Дрозд, как он подбил свой первый танк, но об этом уже не стоило думать, впереди была ещё одна огненная ночь.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.