Танго скорпионов

  Глава 1

    Немецкие военнопленные видели эту странную семейную пару только в зимнее время. Они поочерёдно привозили в лагерь, обнесённый колючей проволокой на подводе воду. Один день появлялся муж, — другой жена. Подъезжая к невысоким воротам вахты, вне зависимости, где восседал кучер на бочке или на облучке, увидеть его было невозможно. Причиной тому служил их низкий рост. Он был, не больше метра. И когда ворота открывали для проезда подводы, то на возвышающей бочке, показывалось лицо маленького человека, цыганской внешности. От них постоянно пахло рыбой, и карманы полушубков детского размера, всегда были набиты сушёной рыбы. Они пытались угощать военнопленных ей, но немцы с брезгливостью воротили носами, считая эту рыбу мёртвой. Одевались они в детскую одежду, но внешность их была скорее старческая, чем детская. Волос их никто не видал, так как их шапки — ушанки глубоко были натянуты на головы и туго перетянуты цветными завязками. Эта деталь наводила военнопленных на мысль, что они были оба седовласые или совсем без волос.
С пленными они разговаривали жестами, добавляя к ним свой непонятный никому язык. Несмотря на то, что некоторые военнопленные в совершенстве владели русским языком, распознать тот язык, на котором разговаривали водовозы, никто не мог.
Военнопленный немец из Баварии Бекам Ульрих, — языковед по образованию, до начала Отечественной войны занимался исследованием типологической лингвистики. Считал эту науку квалифицированными отношениями между разными языками, и со знанием дела говорил:
— Ничего похожего я в своей жизни не встречал. Скорее всего, их язык относится к древней Индии или к новому изобретению Сталина. Больше у меня на этот счёт никаких предположений нет.
После такого высказывания, языковед исчезнет из лагеря. Больше его никто не увидит.
Кто — то из пленных говорил, будто Ульриха, как большого учёного вывезли в восточную Германию, строить новую страну. Но большинство военнопленных склонялось к мнению, что Ульриха спрятало НКВД, за интерес к двум маленьким уродцам. Он безбоязненно делился своими рассуждениями о них не только с пленными, но и охраной лагеря.
С приходом весны лилипуты исчезали с поля зрения военнопленных, и воду возил вольнонаёмный кочегар из ближнего селения, Курочкин. Но как только начинались заморозки, лилипуты заступали на свою должность. Чем была вызвана сезонное исчезновение лилипутов, это вызывало любопытство у всех. Хотя большинство пленных думали, что лилипуты, которых звали Михей и Нора были артистами цирка и в тёплые времена ездили с гастролями по городам СССР. Были и другие ничего не доказывающие версии, но всё это являлось лишь догадками, не больше. Никто об их сезонных исчезновениях толком не знал, кроме начальника лагеря и его заместителя.
Тамаз Лобелия и его молодой заместитель майор Черкасов,
это были преданные слуги власти Советской страны. Они запрещали интересоваться лилипутами всем без исключения. К этой категории запрета, относился, как военнопленный контингент, так и охранная часть лагеря. Обсуждать, тему лилипутов было не безопасно. Только мирные жители не знали никакого страху.
Когда в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, после смерти Сталина лагерь покинет последний военнопленный, исчезнут и Лобелия и лилипуты. Половина немцев уедет домой в Германию, а вторую половину перебазируют в Поволжье. Ходили слухи, что грибники и охотники в этих лесах видели группу низкорослых людей в конце пятидесятых годов. Но что в этой группе находилась именно семья водовозов, никто этого факта подтвердить не мог. Так как лица лилипутов были закрыты капюшонами. Они все поголовно были кривоногие и, несмотря на этот физический недостаток, бегали очень резво. Людей они не боялись, но приблизиться к себе, не позволяли. При случайной встрече в лесу с грибниками они моментально растворялись в гуще леса. О том, что по лесам близ Каролины бродят лилипуты, знал и местный участковый Шевлягин. Он вначале проявит к этому известию нездоровый интерес, собрав охотников для облавы на лилипутов. Несколько дней они прочёсывали лес по берегам реки, но кроме двух дырявых лотков и гору протухших рыбьих голов, кишащими червями, ничего не обнаружили.
— Неужели они золото мыли здесь? — выдал охотникам свою догадку Шевлягин. — У нас, его испокон веков, здесь не было. Тут до войны разведку вела геологическая партия из Ленинграда. Я тогда мальчишкой был, — в классе пятом учился. И мы с пацанами иногда им помогали, ныряли в воду и доставали грунт с тех мест, где они просили достать. Дно здесь местами песчаное, а в большинстве случаев, грунт каменистый, будь — то, в реку щебёнку сыпали. Геологи уехали ни с чем, но сказали, что песок в реке качественный. Я хорошо помню все их слова. При мне у них разговор был с секретарём райкома Малининым, который ежедневно приезжал к геологам и интересовался их работой.
Участковый тогда в посёлок с охотниками вернулись без результатов. Поиски загадочных лилипутов, тогда ничего не дали. Безуспешность всего этого липового поискового проекта была предрешена, намного раньше важными людьми. Но местные властные структуры, не зная этого, решили изловить загадочных людей своими силами, чего бы это им не стоило. После чего они собирались досконально изведать до каждого сантиметра, то место, где было кладбище рыбьих голов.
Но на следующий день прибудет высокий чин из области и в срочном порядке раз и навсегда запретит участковому Шевлягину преследовать лесных жителей. А через день этот участковый сам бесследно исчезнет. За ним следом сгинут в лесу и четыре охотника, которые принимали участие в облаве. Селяне Больших Орлов понимали, что в то тревожное для страны время, пропажа людей не была случайной, и они прекратили посещать те места, где раньше находился лагерь для военнопленных.
Потом на этом месте стоял небольшой леспромхоз, где в принудительном порядке работали сосланные люди, ведущие паразитический образ жизни. Эта категория людей ничего не боялась. Они смело ходили по лесу в одиночку, но, как только, кто — то из них ставил верши на рыбу, то, придя на следующий день проверять улов, обнаруживали, верши не в реке, а валявшиеся изрубленными на берегу.
Ссыльные пытались поймать вредителей, и стали охранять свои установленные снасти. Они незаметно прятались в кустах и вели наблюдение. После такой засады их зачастую находили с разбитыми черепами. Тогда ссыльные люди, стали ходить ловить рыбу далеко от лесопункта к низовьям реки. А это место они прозвали проклятая Каролина.
Со временем про лилипутов забудут, так как встречи с ними будут всё реже и реже. А после шестьдесят первого года, когда Сталина перезахоронят, встречи с ними совсем прекратятся. Они исчезнут и все забудут про то, что когда — то эти леса населяли маленькие кривоногие люди с непонятной речью. И на реке временами будут появляться рыбаки не только с посёлка, но даже из ближних городов. Но именно саму местность Каролину, где раньше был леспромхоз, старались обходить стороной, даже самые заядлые рыбаки и охотники туда не ступали. Одному только местному егерю и травнику Мише Комару было всё нипочём. Лучше его никто в округе не знал истинного назначения коротышек и почему пропадали в неизвестность люди.
 Миша Комар был верным слугой Лаврентия Берия. Он отличился в массовом расстреле польских военнопленных в 1940 году. За успешную депортацию народа в Чечне, лично от Берии получил погоны лейтенанта и был направлен в одну из исполнительных тюрем Советского Союза, приводить смертельные приговоры. От такой работы у него окаменело сердце, и выцвели глаза. Он считал лишение жизни врагов народа почётной миссией. Спустить курок в затылок, бывшему военному начальнику, для него это было делом чести. Он считал себя всесильной личностью и приравнивал свою миссию на земле, чуть ли не божеской, от которой зависело будущее страны. Но однажды в 1947 году к их дому подъедет чёрная эмка. Из неё выйдет высокий мужчина, в офицерской шинели без погон и в фуражке со звёздочкой. В руке у него была сумка — планшетка. Войдя в дом, мужчина бегло осмотрел убогое помещение и, увидав в военной гимнастёрке без портупеи Комара, чистившим рядом с печкой свои форменные сапоги, негромко поздоровался и протянул ему свою руку. Четырёхлетний сын Михаила, Гена, тогда лежал на печке, делая вид, что спит. На самом деле он вслушивался в разговор отца и важного гостя. Жены Михаила дома не было, она находилась на работе в леспромхозе, где трудилась станочницей.
— Вы дома один? — спросил гость, снимая с себя шинель.
— Сынишка маленький на печке спит, — ответил отец, — а вы, собственно, кто будете? — покосился он в сторону нежданного гостя, но сердце ему подсказывало, что в эту глухомань заехал важный гость. Он имел офицерскую выправку, и на его груди висел орден Славы.
— Я генерал МГБ Коршун Николай Остапович, — представился он. — С сегодняшнего дня вы переходите в моё распоряжение и продолжения службы в тюрьме у вас отныне не будет. С завтрашнего дня вы егерь и мой личный курьер. Запомните, кодовая кличка у вас будет теперь Хаус. Вашу кандидатуру утвердил Лаврентий Павлович Берия. Думаю, нет необходимости объяснять, что он за человек? — вопрошающе взглянул он на Комара.
— Да, конечно. Я имел честь, однажды обменятся с ним рукопожатием, — горделиво ответил Михаил и посмотрел на свои погоны.
— И это нам известно, — со стальной ноткой произнёс генерал, — но вы не обольщайтесь малым. Вы достойны больших погон, — намекнул гость хозяину дома, что у него есть возможность отличиться, работая в серьёзном ведомстве. — Работа будет ваша очень ответственная, о которой будете знать только вы и я. И чтобы не случилось в будущем, никогда даже шёпотом не произносите мою фамилию. Так же никто не должен знать вашего основного задания. Конспирация и только конспирация, залог нашего совместного успеха.
Генерал подошёл к печке и приподнял полог, где, закрыв глаза, лежал восьмилетний Гена. Убедившись, что мальчик спит, он опустил занавеску.
— Теперь ближе к делу, — он указал Михаилу глазами на стол и открыл свою планшетку.
Тот отложил сапог в сторону и сел за стол. Перед его лицом сразу появился печатный лист бумаги. Он, не торопясь, прочитал текст и, потупив взор, вернул бумагу генералу.
— Это приказ, — произнёс генерал твёрдым, не терпящим возражения голосом. — Я к вам больше приезжать не буду. Каждый месяц двадцать девятого числа, независимо от дня недели, я вас жду по адресу, который указан в бумаге. Так же с завтрашнего дня вы по нашему приказу будете оформлены на работу егерем. С лесничеством вопрос решён. Зарплату будете получать там и у нас ежемесячно. Учитывая важность задания, помимо этого, от МГБ будете иметь дополнительный паёк.
Удивлённый Комар, прочитал ещё раз приказ и, протянув его обратно генералу, тихо сказал:
— Какой из меня егерь, я окромя, как дырки в головах больше ничего не делал, да вот травками занимаюсь.
— Не беспокойтесь лейтенант, — перебил его генерал, — не исключено, на этой работе вам тоже придётся стрелять, пока мы не, скажем, хватит, так как вражеские гниды не поголовно ещё истреблены. Однако главной вашей задачей будет операция «Каролина». По нашим данным в военное время, по приказу Сталина в ваш район была отправлена бригада кладоискателей из семи человек. Все они до одного лилипуты. Сталин посчитал, что у них самый лучший нюх на скрытые сокровища. Старшие в бригаде супруги Михей и Нора. Они работали в лагере, и все сводки передавали через начальника лагеря. Связь с ними в настоящее время утеряна, так как летом они исследуют горы заповедника. Прошлый сезон их не было в ваших краях, что наводит на тревожные мысли. Сейчас нет никаких гарантий, что они остались живы, но мы не теряем надежд на их возвращение. Жёлтого металла ещё достаточно в реке, только где именно, нам не ведомо. Лилипуты все карты держали в голове. Будем надеяться, что они вернуться к золоту и дадут о себе знать. Вот тогда и наступит у вас ответственная работа. До нас дошла информация, что львиную долю золота, они утаивали от государства. Ваша задача с моей подачи войти к лилипутам в доверие и тщательно следить за ними, а также оберегать их от любопытства извне нашего круга. Всех, кто постарается приблизиться к этим существам, ликвидировать без разговора, за исключением, конечно, Лобелии. Он тоже должен находиться под вашим зорким взглядом. Все его движения докладывать мне, но не больше. Не забывайте, это человек хозяина! Постарайтесь выявить, где лилипуты прячут сокровища, но прикасаться пока к ним запрещаю. Не исключено, что у них был сговор с самим Лобелия и моим предшественником полковником Абрикосовым. Он в данный момент арестован, и уже дал ряд чистосердечных признаний, касаемо деяний лилипутов.
Порывшись в сумке, генерал достал оттуда ещё один лист бумаги и передал Комару:
— Здесь карта возможного их места нахождения, — ткнул он пальцем в чертёж. — Надеюсь, разберётесь. Они в основном обитали на той стороне реки, в районе лагеря. Но есть вероятность, что коротышки ежегодно место дислокации меняют. В 1945 году у них был специальный курьер, который исчез бесследно с пятью килограммами золота. (Кстати, его кличка была Хаус — теперь, она перешла к вам). Поиски его ничем не увенчались. Как в воду канул коротконогий цыганёнок. Сбежать он не мог. С такими приметами он бы и трёх суток не прогулял, попался бы нам в руки. Выходить сгинул, где — то в лесу по неосторожности или пал от руки злодеев. Абрикосов утверждает, что Хаусу раньше приходилось и значительно больше груз доставлять. Значит, напрашивается версия, что он попал в беду.
Коршун замолчал, тяжело вздохнул и из кармана достал пачку папирос Герцеговина, положив её перед Комаром:
— Курите? — предложил он.
— Не балуюсь, — вымученно ответил Комар.                Он сидел в раздумьях, не понимая радоваться ему предложению генерала или бежать сломя голову из этих мест.
— А я, пожалуй, закурю, — протянул к папиросам свои пальцы генерал. Чиркнув спичкой, он сразу наполнил избу дымом, отчего маленький Гена закашлялся.
Генерал встал со стула и заглянул на спящего мальчика. Убедившись, ещё раз, что у того глаза закрыты, продолжил:
— Мы не просто так, остановились на вашей кандидатуре. Заслуги у вас перед отечеством неоспоримы. И вы, собирая здесь травы и хорошо ориентируясь в данной местности, вряд ли к себе привлечёте внимание. Чем чёрт не шутит, а вдруг вам посчастливится найти тело пропавшего курьера.
— Сомневаюсь, — испуганно посмотрел на генерала Комар, — если человек сгинул, то о нём следует непременно забыть. А начнёшь ворошить его могилу, то выроешь проклятье для своего рода.
— Эти сказки оставьте для своего сына, — сказал генерал, — а мне нужны — результаты.
— Буду стараться, — сказал Михаил.
— И ещё одно, — впился генерал глазами в нового агента. — Если лилипуты всё-таки появятся, отныне курьером будете вы. Им доверять после длительного отсутствия рискованно. Возложенная, на вас государственная и серьёзная работа, делает вам честь! Я думаю, вам не стоит объяснять, какое значение имеет для нашей многострадальной страны золото. Надо поднимать индустрию и лечить нездоровую экономику. И обязательно сытно накормить народ, после голодных военных лет!
— Такая важная работа мне по душе, — восторженно сказал Комар. — Я польщён, что меня не забыли. Буду служить верой и правдой! Поверьте мне, я никак вас не подведу!
— Другого ответа я от вас и не ждал, — сказал генерал.
Затем он достал из кармана шинели бутылку водки, и они распили её с хозяином дома, закусывая солёными грибами и огурцами.
Больше генерала в этом доме никто никогда не видел.
Комар же, дождался своего часа. На берегах реки всё-таки появились низкорослые люди с цыганской внешностью. С ними новый егерь не без помощи генерала, установил постепенно тесный контакт. Эта работа захватила егеря и он, выполняя все указания генерала, не догадываясь, что его усердие больше направлено на обогащение генерала, чем на государственные нужды. Как верный служака Комар ежемесячно встречался с генералом Коршуном в районном центре конспиративной квартиры, в небольшом флигеле, сбитом из еловых досок.
Однажды в середине пятидесятых годов, генерал на встречу с Хаусом не придёт. Это было впервые за многие годы. Комар тогда поймёт, что случилось, что — то страшное, от чего ему нужно быть начеку. После смерти Сталина и ареста Берии многих высших чинов государственной безопасности потрошили на причастность к смертным грехам чёрного министра. Хаус был прав в своих догадках. Коршун находился под арестом, после чего егерь стал дожидаться своего ареста, трясясь каждую ночь от жуткого страха. Но опасность пройдёт стороной. Егерь Комар отделался только доверительной беседой с седым майором. Затем Михаила ещё несколько раз вызывали к этому майору, но ясности о деятельности лилипутов и их работе он не внёс. Для него существовал только один начальник — это Коршун. И он надеялся, что органы во всём разберутся и освободят генерала, но тот не появлялся. Дальнейшая его судьба Комару была неизвестна. Не дождавшись больших погон, Хаус приобретёт свободу. Ему ни перед кем не надо будет отчитываться, и выслеживать кого — либо, но тайну о золоте он хранил в своей голове. И сокровенные планы у него роились в голове, не смотря, что работал он теперь только егерем. Он ждал удобного случая. Мысль обогатиться и уехать к себе на родину в Новороссийск стала у него навязчивой. За это время егерь сыграет свадьбу повзрослевшему сыну, и жена к первому маю родит ему дочку Настю. После чего Комар старший угодит в тюрьму за убийство двух краеведов. С тех пор много воды утекло, про егеря давно забыли. Но стоял ветхий домик, в котором жила его младшая дочка. Он то и напоминал местным старожилам о непонятном человеке, который спасал людей врачеванием, одновременно убивая тех, кто лез в его лесную вотчину.
               
Глава 2
      
     Александр никогда раньше не замечал такой красоты.
Может из-за того, что редко смотрел в окно. А с земли эту красоту, которую создала природа, было не совсем заметно. И сидя на кухне своей однокомнатной квартиры с девятого этажа он чесал свою щетину, которая несколько дней не видела бритвы любовался природой. Пирамидальные тополя после оттепели и раннего весеннего дождя, были ночью скованные морозом и переливались ледяным хрусталём. Отдельные ветки, захваченные лучами солнца, блестели, словно бриллиантовые россыпи. Некоторые ветки без отростков, были похожи на волшебные палочки фей из экранизированных сказок. И только чёрный ворон, сидевший на макушке одного из тополей, портил прекрасный пейзаж и навевал паршивое настроение, которое у, Александра и без этого вещуна было угнетённое. Он каркал на весь двор, и Александр отнёс это к знамению. Ворон каркал разлуку, — в этом не было никакого сомнения. Как назло в голову лезли слова из старой песни, которую он регулярно слышал в раннем детстве в своём дворе в исполнение доморощенного барда Жоры Мягкого.

Ворон разлуку накаркал
Крыльями чёрными бьёт
Холодно мне или жарко
Сам сатана не поймёт

Александр знал, что за стеной в их единственной комнате его жена Валерия, с которой он прожил семь лет, собирает свои пожитки в чемоданы. Несколько бед кряду навалилось на него за текущий год. Это и увольнение с работы, и развод с женой, не говоря уже о мелких сопутствующих бедах. Сгоревший телевизор и худая крыша над головой, которую коммунальная служба второй год ремонтирует и никак до ума не доведёт, только усиливала его злость. А вчерашний дождь, так наследил в квартире, что весь паркет вскрылся и пошёл волной.
— Я готова, — сказала Валерия, войдя на кухню, — остальную мелочь завтра заберу.
Он посмотрел не на неё, а на стоявшие у её ног большие чемоданы.
На ней было надето кожаное пальто с меховым воротником, а голова окутана цветастой шалью, которую Александр терпеть не мог, за её цыганскую раскраску.
Она будь — то поняла его и эксцентрично вздёрнула вверх руки.
— Хочешь сделать мне замечание, по поводу моей шали? — раздражённо спросила она и рывком сдёрнула её со своей головы. Взгромоздив чемодан на кухонный стол, она открыла его и достала оттуда берет красного цвета, вместо него заложив туда шаль. Она дважды хлопнула крышкой чемодана, но он не закрывался, шаль была объёмная и не вмещалась в чемодан. Бросив эту затею, она резким движением натянула, на голову берет, и повернулась к Александру.
— А сейчас, как я тебе?
— Лично мне никак, — ответил он, безразлично не смотря в её сторону. — С тех пор, как ты отказалась носить мою фамилию, — уточнил Александр. — А если тебе необходим взгляд постороннего человека относительно берета, который ты напялила на свою голову, то могу сказать:
— Хороший головной убор, ничего не скажешь! — похвалил он берет. — И если к нему добавить тебе на грудь сумку с проездными билетами, то ты будешь походить на типичного кондуктора троллейбуса, но твоему боссу это понравится. Он такой же колхозник, как и ты.
Валерия со злости хлопнула крышкой чемодана, но берет, оставила на голове.
— Большего я от тебя и не ждала, — сказала Валерия. — За все семь лет, что прожила с тобой, кроме плоских шуток и маленького оклада ничего от тебя не видела. Ты великий неудачник, для меня это давно не является новостью.
— Это тебе приснилось в чужой постели? — незаслуженно обидел он её.
— Бессовестный, я признаю только свою постель — взвизгнула она. — А касаемо вашего предприятия, смело тебе заявляю. На нём для сотрудников, нет ни перспектив к карьере, как нет и вариантов обогатить свою жизнь материально и духовно. Одна сплошная рутина, от которой происходит только отупение и голод, — сплошной голод. Эти люди присосались к заводу, как телята за коровье вымя, что тягачом вряд ли оторвёшь. Если бы ты умел, что — то другое делать, давно бы своё дело завёл. Но у тебя ни ума, ни таланту нет для великих дел. Одним словом, ты скорпион, который кусает только свою жену. До других людей, твоё жало никакой опасности не несёт. Потому что ты по жизни, самый настоящий соломенный тюфяк, на котором спят только бездомные кошки и дворовые псы.
Его взгляд был возможно и угнетённый в этот миг, но если бы она захотела внимательно присмотреться к нему, то смогла бы прочитать в его глазах хулиганский и авантюрный план, который неожиданно пришёл ему в голову.
— Всё сказала? — спросил Александр.
— Почти всё, — резко ответила она, — сейчас такси приедет и я, наконец, то смогу вздохнуть свободно.
— Если особо не торопишься, договаривай, но чтобы ты знала, что я уже неделю как безработный. И эту свободу устроил мне твой подлый Городецкий со своими блатными знакомствами. Так что можешь его предупредить на всякий случай. При первой возможности за его «добродетель» я ему последние волосы на голове вырву. А свободой ты и при мне неплохо дышала. Могу тебе на прощание сказать, что тот тюфяк, который перед тобой сидит, уподобился охмурить всех ваших сотрудниц. А твоему боссу рога наставил, — тогда как увидал, что на фуршете он откровенно погладил твою грудь при всех, не стесняясь и меня. Сегодня ты вольная птица и можешь продолжать заниматься с ним туризмом. Мне это на руку, но не забудь ему сказать, чтобы он сходил провериться к венерологу. Да и всему персоналу не мешает это сделать. Со мной недавно произошла беда, из-за которой хоть в петлю лезь. Врачи обнаружили застаревший сифилис, который начал сейчас шевелится во мне. Последствия его очень печальны. Лучше СПИД подхватить, чем этот неизведанный до конца медицине сифилис. Думаю, бриться теперь мне незачем. Наверное, скоро умру, в муках? — Он тяжело вздохнул и бросил лукавый взгляд на Валерию.
Валерия подошла почти вплотную к Александру:
— Обманываешь ты меня или нет, но в любом случае мне ничем не грозит твоё скорбное признание. Я с тобой больше года не сплю, — сказала Валерия.
— Неправильная формулировка Валерка, — не отрывая головы от окна, сказал он и тяжело вздохнул. — Это я не сплю с тобой столько времени. Как только узнал, о твоей порочной связи с месье Лысым, так у меня пошло отторжение к твоему телу.
Валерия, чтобы не заплакать от обиды закусила нижнюю губу. Затем впопыхах выдернула шаль из чемодана и ещё раз грохнула крышкой. На этот раз чемодан закрылся.
— Как ты можешь! — вскипела она.
Но он не дал ей до конца окончить фразу. Только хитро улыбнулся и добавил:
— Ты не забывай, когда вы с ним в отъезде, я похаживаю к его жене. Да и другие ваши девочки меня неплохо жалуют. Так что ты не тешь себя надеждой, что в своём агентстве, ты в лице Городецкого ухватила важного гусака. Ты посмотри только в его омерзительные и хитрые глазки. В них притаилась ужасная жадность, скоро и ты будешь похожа на него. Он замолчал и, отвернувшись от окна, бегло окинул её бледное миловидное лицо, затем продолжил:
— Весь ваш бабский коллектив благодаря моим усилиям, принудительно поместят в венерический диспансер, и ваша туристическая фирма потеряет всю клиентуру. А я со своей стороны приложу все силы, чтобы весь наш край узнал о вашем коллективном отвратительном недуге. Ты знаешь моего друга Колокольчика, он успешный поисковик аморальных фактов. Пускай и меня прославит вместе с вами. Только в отличии вас, я буду героем его репортажа. И тогда ты поймёшь, что жалить я могу не только тебя. Кстати, ты тоже по зодиаку скорпион, но думаю это ошибка природы и астрологов. Им для тебя нужно персонально открывать новое созвездие и назвать его муха скорпиона.                — Мне не приходилось слышать про подобных букашек, — с недоверием произнесла Валерия.
— Летают возле речек такие пестрокрылые красотки, имеющие пять глаз, прыгающие на задних лапках, — подсказал он ей. — Но это их не спасает от пасти лягушек и клювов птиц. Тебя тоже их участь ждёт. Со временем. Городецкий как насытится тобой, так и выкинет из своей фирмы. Он хоть и еврей, но большим умом не блещет. Я не понимаю, как он в молодости мог быть хорошим приятелем моего брата. Семён гигант всяческих мыслей, а твой шеф с окостенелым типом мышления. Одним словом, амбициозный дурень! Не может понять простой истины; Секс и бизнес несовместимы. Особенно если он происходит между своими сотрудниками. То это уже не бизнес, а смехотворная и развратная контора.
— Всё ты врёшь Саша, — сорвался у неё голос, — ты назло мне говоришь такие гадости. Ты же хорошо знаешь, что у меня с Городецким только чисто рабочие отношения. Хотя с твоим определением насчёт его вполне согласная. Но тебе я всегда была верна, а вот ты унизил меня, переспав со всем нашим персоналом. Так что помалкивай и не ври! Мне очень жаль, что ты не перенял ум и характер своего брата. Он действительно умный и порядочный мужчина! Я всегда стараюсь в тебе найти его черты, но ты с каждым днём становишься хуже и хуже. Ты превратился в циника и ничтожного вруна, волочившего за каждой юбкой.
Александр небрежно откинулся на спинку стула и задрал голову на протёкший местами потолок:
— Мне нет никакого смысла тебе врать, — сказал спокойно он и, встав со стула, пошёл и открыл коридорную дверь.
— Я теперь даже соседей не боюсь. Пускай слушают, — продолжал он, — я всё равно квартиру продаю, и уезжаю отсюда, а тебе жить в этом городе. Радует только одно, что мы с тобой детьми не обзавелись. А то выросла бы у нас с тобой дочка такая же ****ь, как и ты.
Он показал ей пальцем на дверь.
— До встречи в кожном венерологическом диспансере, — сказал он ей на прощание, давая понять, что разговор окончен и сел опять к окну.
Валерия подошла к Александру и, положив свою руку ему на голову, сказала:
— Сашенька, ну скажи, пожалуйста, что ты обманываешь меня насчёт своей болезни? Ты же хорошо знаешь, что я тебя любила и сейчас мои чувства не умерли к тебе. Мне всегда будет тебя не хватать. Ведь если разобраться, ты во всём виноват. Вбил себе в голову несусветную чепуху. Вспылил один раз и разрушил семью.
Александр скинул грубо её руку с головы и, вновь встав со стула, сказал:
— Не надо одновременно обвинять меня и ластиться. Я с некоторых пор невзначай отвык от тебя, и возобновлять прежние отношения с порочной женщиной не собираюсь. Как хорошо, что у нас нет детей, — повторил он.
— Дети бы у нас с тобой давно были, но ты и в этом деле не преуспел, — вспыхнула она. — И то, что ты распростился со своей никудышной работой, то наверняка не по своей воле. Тебя выкинули вернее всего, как ненужного и бездарного элемента. Таких инженеров в базарный день можно купить за килограмм луку или головку чеснока. И не обвиняй в этом Городецкого. Если бы ему нужно было мстить, он без проблем растёр тебя своим каблуком. Тебе его возможности известны.
Александр двумя пальцами взял за пуговицу пальто Вероники подтянул её к себе и прямо в лицо ей выпалил:
— Мой начальник открытым текстом сказал, что сокращает меня, за оскорбление уважаемого в округе человека. Нашёл мне уважаемого человека. Мне хорошо известно, какие услуги Городецкий, оказывает пузатым дядям и ментам. Насмотрелся я на этот «туризм» у вас на четвёртом этаже.
Сделав небольшую паузу, он пристально уставился на неё, будто видит впервые и, немного заикаясь от волнения, спросил:
— Кстати, а чего ты позоришь мою профессию? Ты тоже в прошлом инженер. Вероятно, знаешь, что за тебя сейчас и такую ничтожно — огородную сумму никто не осмелиться выложить. Там, где ты, порядка нет, — одна грязь и разврат. А сейчас ваша тур — фирма будет называться не Марко Поло, а «Звонкий Сифон», так как вы все будете поражены сифилитической коростой. Визгом и слезами наполнится второй этаж гостиницы. И не долог тот день, когда ты вновь будешь тянуть ко мне свои руки, но я скажу, «поздно Валерия Константиновна, моё сердце занято другой женщиной». Даже полы мыть я тебя не возьму в свой салон красоты, так как у меня там будут все на подбор, одни красавицы, нечета тебе. И санитарные книжки у моих сотрудниц будут чистыми без позорных штампов от КВД.
— Не смеши меня? — крикнула она ему в лицо, — а то на меня икота нападёт от смеха.
Она схватила чемоданы, и на выходе едко произнесла:
— Если ты только и создашь какой — то салон, то его будут посещать недалёкие люди, наподобие тебя. Прощай «Кристиан Диор!»
«Крик отчаяния в спину врагу — равносильно проклятью». - Вспомнил он пришедшую на ум цитату, но промолчал. Он хоть и разошёлся с Валерией, но зла ей не желал.
Посмотрев на разрушенные местами паркетные полы, Александр тяжело вздохнул и, взяв веник, вымел за ней мусор в холодный коридор. Затем закрыл дверь и залез в ванную, наполненную до верха горячей водой.
«Посижу в ванной, глядишь и мне, как Архимеду, что — то умное придёт в голову, — подумал он, — а Валерку всё равно жалко, хоть и тварь она приличная была в последнее время, но квартира без неё опустела. Теперь не с кем будет зубы поточить и полы, как назло, от вчерашнего дождя волной поднялись, как — бы выражая этим своё недовольство. Похоже дерево чувствует человеческую душу и заряжает при желании её необыкновенной силой? Хотя, с другой стороны, посмотреть, Валерии давно пора было съехать от меня. Наверное, ждала окончательного разрыва своего босса с женой? А к дереву я наверно скоро прикоснусь вплотную. Съезжу в Каролину, к тётке и дядьке, там кругом одни леса и речки. Почти пять лет у них не был, всё они к нам приезжают со своими лесными богатствами. Поживу у них пару неделек, а потом буду работу новую искать».
Он вылез из ванной, имея конкретную мысль, — наведывать свою родню в ближайшее время, которая жила в лесу, за сто километров от города в местечке «Каролина». Это было живописное место, где дядька работал лесничим. Там можно было и из ружья пострелять и рыбку половить в речке, которая также называлась Каролина.
«Плохо, что сейчас апрель, а не лето, — мысленно пожалел он, — но ничего страшного нет, — подумал Александр, — лес в любое время года прекрасен»!
Он очень сильно хотел насолить Городецкому, по — крупному, не по мелочи, считая его главным разрушителем своей жизни. Но без среднего брата Семёна, ему это было сделать не под силу. Без Семена он мог Городецкому, только морду набить, но это значит угодить в тюрьму, так как среди близких знакомых у того было немало высокопоставленных работников милиции. Им ничего не будет стоить нарисовать ему уголовную, хулиганскую статью. Перспектива тюрьмы Саню не устраивала. А Семён в определённых кругах слыл неплохим советчиком. К нему многие шли за советом. Как деликатно наказать обидчиков и конкурентов у него всегда находились идеальные планы. И что у него с Городецким тоже сложились серьёзные взаимоотношения, Александр узнал от брата полгода назад. Но в настоящее время Семён лечил свою спину от радикулита, и беспокоить его своими проблемами в этот календарный период, он не хотел. Скорую месть Александр сразу отмёл в сторону. Решил дождаться выздоровления брата.
— Без Семёна никуда соваться не буду, — сказал он себе, — съезжу к родственникам в Каролину, а там и по работе буду, что — то решать. Глядишь, всё забудется и раны зарубцуются. Недаром в народе поверье ходит, что самый лучший лекарь, — это время.

Глава 3               

       В семье Пановых было пятеро детей. Мать всю свою жизнь проработала в системе кинопроката. Сейчас находясь на пенсии больше времени, отдавала телевизору и вязанию. Отец Максим Васильевич тоже был пенсионер, но держался браво, не смотря, что у него были больные ноги. На улице соседи и знакомые чаще стали его замечать с палочкой. Отец своими родителями был наделён революционным именем Максим, но ни к революции, и даже к отечественной войне он никакого отношения не имел. Все исторические события он пропустил, так как ему не было и семидесяти пяти лет. Он всю жизнь был связан с баскетболом. Сам играл, а потом работал тренером в детской юношеской спортивной школе. Старший сын Зиновий был фехтовальщиком. После окончания Химика — технологического института его направили работать в Тульскую область, где он обзавёлся семьёй и на родине появлялся редко. Со спортом он окончательно завязал, но к рапире по-прежнему тяготел. И он бы не бросил фехтование, если бы в новом городе были условия для тренировок. Средним был Семён. Он на год был младше Зиновия. Семён по жизни был спортсменом, его увлечением был гандбол. Две сестры, Влада и Кристина работали во дворце бракосочетаний и жили во Владивостоке. Обе были замужем. Их браки были счастливыми и удачными, поэтому на жизнь они не жаловались. Был у них ещё один родственник Яша, — это сводный младший брат Панова Максима. Он жил не в городе, а соседнем районе, в лесном посёлке Каролина. На пятнадцать лет он был старше Александра, и Александр никогда не называл Якова дядей. Яков был ровесником Семёна, — поэтому и называл его племянник Яшей или Яковом. Он работал раньше техноруком на лесопункте Каролины, но, когда Орловский леспромхоз развалился, Яков решил остаться в лесу и согласился работать в лесхозе лесничим. Его жена Лиза, тоже по профессии технорук, приехала в Каролину после окончания Воронежского лесотехнического института. По своей профессии ей работать не пришлось, так как вакансий не было и ей пришлось в первое время на верхнем складе работать учётчицей, а затем мастером на лесоповале. В первый день своего пребывания в посёлке она познакомилась с Яшей. Позже они поженились, и от их брака появилась девочка Юля. Десять лет было дочке, когда развалился леспромхоз и начался повальный отъезд семей из посёлка. Лиза стала трудиться лесником. Незаметно выросла дочка, окончила среднюю школу в Орлах. Затем поступила в Новосибирский университет и к этому времени готовилась стать журналистом, заканчивая, последний курс. Она приезжала каждые каникулы в заброшенный посёлок, где осталось стоять много ветхих строений не пригодных для жилья, не портящих живописную картину местности. Появлялась она в посёлок к родителям не одна, а обычно со своими однокурсницами из института. Подругам быстро надоедала красивая природа и скучное времяпровождение, и тогда они собирали свои сумки и уезжали к себе домой в город. В Каролине проживало всего лишь две семьи. Кроме её родителей там по соседству жила престарелая семья бывшего немецкого заключённого Курта Штамма.
На вторую Отечественную войну он был призван после гибели своего отца, «единственного родственника в Германии» в сорок втором году. Сразу был отправлен в Киев. Служил он водителем при штабе. В сорок третьем году, когда немцы оставляли город его машину подбили, и Курт раненый и обожженный попал в плен. Его освободили из лагеря военнопленных, который находился в этой местности в тысячу сорок восьмом году. На родину он не уехал тогда, так, как его в Германии никто не ждал. В пятьдесят третьем году Курт женился на молодой учительнице русского языка Корневой Марине Васильевне. Сам он в местном леспромхозе на тракторе, трелевал лес. Был передовиком производства. От брака с учительницей у них было трое сыновей, которым Курт не решился дать свою фамилию. Поэтому записал их на фамилию Марины. Все сыновья выросли, выучились, жили и работали в городе. Два старших сына братья Георг и Иван работали врачами — стоматологами, а младший Филипп пошёл по материнской тропе. Преподавал в школе изобразительных искусств, предмет рисования. Он был инвалидом детства. Сильный сколиоз сделал его кособоким. По этой причине он не имел семьи. Родителей сыновья не забывали и навещали их почти каждые выходные. Особенно частым гостем в их доме был Филипп. Он своим временем располагал, как хотел. Почти каждую субботу он садился на машину и ехал к родителям. Филипп не был ни охотником, ни рыболовом, его больше прельщала окружающая среда. Он мог до темноты бродить по хвойному лесу в поисках замысловатых коряг, которые создала природа похожими на людей и различных зверей. Эти коряги Филипп превращал в настоящее произведение искусства и сдавал по сходной цене коллекционерам художественно — прикладного искусства или сдавал в магазин «Народные промыслы». Всю свою деятельность он называл освоением мира и гордился этим.
«Ничто так, духовно не обогащает человека, чем природа, — говорил он, — ни одна книга не может лучше привить любовь к природе, чем соприкосновение с ней в натуре!»
С Александром Филипп был давно знаком, но в городе их дорожки не сходились, так как сферы их деятельности сильно разнились. А чтобы в городе намеренно встретиться и выпить по кружке пива, их взаимоотношения не были столь близкими. Александр, чаще виделся с его братьями Георгом и Иваном. У них был свой семейный стоматологический кабинет и Александру не раз приходилось обращаться к ним со своими зубными проблемами, где они лечили ему зубы бесплатно. После чего Александру приходилось с открытым сердцем вести братьев в бар и благодарить за лечение.
Александр на скорую руку собрал рюкзак, и сев в автобус поехал до Больших Орлов, так назывался один из посёлков лесных угодий. Водитель автобуса по его просьбе остановился на лесной развилке, разделяющий лес от большого посёлка. До кордона Каролины от Орлов нужно было идти по лесной на половину обледенелой дороге шесть километров пешком. Там, куда не попадали лучи солнца на дорогу, был сплошной каток. Видно было, что по этой дороге давно не ездил транспорт, так как тонкие ледяные корочки на лужицах поблескивали играючи отражением лучей солнца и были никем не тронуты. Снег на дороге уже не лежал, но его было много в самом лесу. Отчего на узкой дороге, охваченной с двух сторон лесной стеной, было светло. Лёгкий морозец и тяжёлый рюкзак заставлял идти Александра быстрее, но кожаная подошва его туфлей и скользкий наст постоянно разводили его ноги, отчего он неоднократно оказывался лежащим на спине. Не вытерпев, очередного падения, он достал из рюкзака монтажные сапоги и, переобувшись, уверенно ступая, пошёл по скользкой дороге, не опасаясь ни льда, ни воды.
«Такая погода лучше, чем распутица», — подумал он
В Каролину он пришёл через час. Две сибирские лайки встретили его громким лаем. Это были собаки не его дядьки, а старого немца. У Яши были тоже две собаки, одна колли, другая немецкая легавая.
Услышав громкий лай собак, из дома вышел сам Курт. Предусмотрительный Александр хорошо знал пристрастия старого немца. Курт был заядлый и опытный рыбак. Не раз он с Куртом ходил на большую рыбалку, по его личным секретным местам. Поэтому в кармашке рюкзака, для него он припас набор блесен.
— Ни, как ты Сашок решил нас навестить? — спросил он, — давненько ты к нам не заглядывал.
— Семьёй занимался, — не до вашего края, было, — ответил Александр, — а сейчас я свободный, вот решил родственников навестить.
Курт, в облезлом кожушке приложив правую руку к пояснице, сошёл с крыльца и протянул гостю руку.
— Это дело хорошее, нельзя родственников забывать! — постанывал он и от боли в пояснице. — Только не знаю Яков дома или нет? Утром видал на своём мерине Агапе, в лес отправлялся, а Лиза должна дома быть. Заходи вечерком брусничной наливочки выпить? — предложил Курт.
Сашка помнил вкус этой приятной, но убойной силы наливки. В последнюю его побывку в Каролине, старый Курт его так накачал этим напитком, после чего Сашку от запаха спиртного воротило полгода. Тогда он был молодой и ещё не обстрелянный по питью. С алкогольными напитками не был так осторожен, как нынче. Толи дело сейчас, выпил две стопки, закусил хорошо и утром голова не трещит и дышится легко. Эта норма спиртного с того времени для Сани стала традиционной, больше нормы он пить себе не позволял. С той поры мыслил он всегда трезво, да и не было у них в роду, кто заглядывал в рюмку с головой. Увлечение спортом отбивало у их семейства эту охоту.
Саня радушно пожал руку ветерана и, сняв с плеч рюкзак, достал оттуда маленькую коробочку, в которой хранились блесны.
— Это вам дядя Курт, — в знак рыбацкого уважения, — протянул он немцу коробочку.
Старик принял подарок и, открыв коробочку, ахнул. Его глаза ожили, и он моментально прекратил стонать.
Блесны, словно золотые, играли ярким блеском на солнце. Старик не отпустил Саню, пока не просмотрел тщательно подарок. А когда он засунул за пазуху коробку, повторил приглашение, забыв отблагодарить младшего Панова.
— Так ты Сашок не забывай, заходи, обмоем эти золотники, а уж только после я ими налима потягаю.
— Спасибо, зайду, если получится, — ответил Александр и зашагал к дому Якова, стоявший почти рядом, но вдавался с одной стороны забором в лес.
Александр знал, что прямо за этим забором протекала речка Каролина, в которой была чистая и проточная вода, и даже летом в такой воде долго нельзя было находиться. Постоянно от холодной воды у него сводило ноги. Но он любил там ловить рыбу и раков. Устанавливал мережи, а на рыбу ставил верши из плетёной лозы ивы, куда заходили щуки и налимы. Летом налим не попадался, в основном это были щуки, а повезёт и голавль в гости может зайти. Пескаря и ельца в этой речке было видимо-невидимо и ловил он его на удочку в тихой заводи ради спортивного интереса. Сейчас было самоё время, когда налима можно ловить не только вершами, но и на обыкновенную леску с крючком без наживки. Он заглатывал с жадностью крючок до самого хвоста, который вытащить было невозможно. И тогда приходилось леску обрезать и завязывать новый крючок. А крючок возвращался назад, только после потрошения рыбы. Он вспомнил вкус отварной головы налима и, облизнувшись, не входя во двор, крикнул:
— Лиза встречай гостя, я приехал!
— Санька, заходи? — открыла она окно, — собак в доме нет, они все за Яковом в лес увязались.
Александр открыл калитку, и смело прошёл к крыльцу. Навстречу ему вышла Елизавета. Она была одета в ватную жакетку и джинсы. На голове у неё была бейсбольная шапочка с длинным козырьком и надписью «РЕЧФЛОТ». Елизавета была не старая женщина, ей было всего сорок пять лет. Большое домашнее хозяйство отрицательно не повлияло на её возраст. Она была жизнерадостна и моложава.
— А Валерку, что с собой не взял? — спросила она.
Александр скинул с себя рюкзак и, поставив его к печке, сказал:
— Всё нет Валерки, мы с ней развелись, я теперь женихом стал, правда, безработным. Но думаю, у вас отдохну пару неделек и поеду на заработки в северные края. В Якутию старателем на золото или камушки, — уточнил он. — Там у нас родственники живут в Алдане и Удачном. Получу расчёт и вперёд, — буду там ряпушку и омуля ловить.
— Нет в Алдане уже у нас никого, — оборвала его Лиза. — Они выработали свой северный стаж и переехали в город Ржев. А в городе Удачном, тебя никто не сможет пристроить к большим деньгам. Там нет больших начальников из нашей родни никого. Самый важный чин у рода Пановых это машинист мельницы на ГОКЕ.
— Выходит эту затею необходимо выкинуть из головы, — не унывая, ответил Саня, — но ничего, без работы не останусь. Здоровья много, желания уйма. А физической работы в нашей России по горло.
— Ты, что институт кончал, чтобы мешки ворочать? — инженера, всюду требуются.
— Знаю, я это требование, — махнул он рукой, у меня много друзей инженеров без работы сидит. Валерка тоже у меня инженер. С красным дипломом институт закончила. А кому сейчас нужен её диплом?
Она с осуждением посмотрела на родственника и искренне запричитала:
— А вот с Валеркой ты зря развёлся она пригожая и умная, как Софья Ковалевская. Вы с ней были хорошей парой. И если бы вы обзавелись ребёнком, то и жизнь бы у вас наладилась. А так жил каждый для себя, а вдаль не смотрели. А ведь не молодые уже. Не успеешь, проснутся, как сорок стукнет. Мне самой порой кажется, что я только вчера приехала сюда молодой студенткой а, сколько времени утекло. Уже наша Юлька институт в этом году закончит. А так стареть не хочется, не далёк тот день, как и в бабку, превращусь.
— До бабки тебе ещё далеко, — сказал Александр, — вон попкой виляешь не слабее молодой.
— Это ты видишь, да старый Курт, а Яшка мой уже внимания не обращает, — уйдёт с утра в лес и за полночь приходит. Агапа измотает и сам еле живой является. Я уж его подозревать стала, не завёл ли он себе какую кикимору из ближней деревни?
— На него Лиза это не похоже, — защищал дядьку Александр, — он никогда в жизни не проявлял интереса к чужим женщинам. Ты сама, наверное, в застое находишься, и расшевелить его не хочешь.
— Саня ты, что опух с горя? — хлопнула она ладонями по своим ляжкам, — у меня, что во дворе стадо коз и коров? Кто меня в застой поставит? Хозяйства большого нет, одна коза и с десяток кур. Лес и река кормят, рыбы много, птицы и зайца тоже немало бегает. Только твой дядька Яшка способен меня в застой поставить, — потому что он природу любит больше, чем родную жену.
— Наверное, он к вам равноценно относится, — резюмировал Александр. — Яша знает, что ни ты, ни природа от него, никуда не сбежите.
— Куда уже бежать, я в городе жить всё равно не смогу. У меня от Орлов голова болит, а город вообще терпеть не могу, — бросила она в сердцах. — Кругом одна политика, в поликлинике, в магазине в транспорте. Одна только трескотня про неё. Как так можно жить, — ума не приложу?
Александр достал из рюкзака большой кулёк шоколадных конфет и высыпал на стол.
— Вы здесь, как троглодиты засели, и насущные проблемы народа вас не интересуют, — сказал Саня, — зачем вам это? Живёте без телевизора, газет не получаете. Все новости узнаёте, наверное, по рации. Лоси мимо вас бегают, а может и добровольно в гости заходят? — всегда завалить можно. Мясная проблема в вашем доме не ощущается, а в городе не каждый имеет возможность купить свинины или говядины. В лучшем случае суповым набором радуют себя, где каждый мосол рашпилем обточен. Вот тебе и дикими кажутся городские разговоры.
— А и правда, чего я языком мелю? — встрепенулась Лиза, — сейчас я тебя свежим маралом и угощу. Позавчера Яков привёз, отбил у браконьеров смертельно раненого. Пришлось добить его и разделать части, не выкидывать — же. Государству его доставить не на чем. Машина одна поломанная стоит, да старый москвич без колеса пылится в гараже. Не обеднеет, думаю Россия бес центнера мяса?
Она принесла из чулана большой кусок мяса и, положив на стол перед Александром, сказала:
— Пили сам его, сколько съешь, а я полезу в погреб за брусничной наливочкой.
Она сбросила с головы кепку, пригладила около зеркала волосы и скрылась за тяжёлой дубовой дверью.
Вернулась с двумя трёхлитровыми банками наливки, когда Саня искромсал ножом всё мясо.
Лиза посмотрела на приличную горку мяса и, покачав головой, спросила:
— Саня ты, что думаешь, я тоже с тобой марала буду, этого есть?
— А, что разве не будешь? — спросил он.
— Мы уже объелись его с Яковом, я лучше рыбы себе нажарю. У меня она уже начищена.
— Какая рыба? — спросил Саня.
— Твоя любимая, — налим, — обрадовала она его.
— Ты знаешь Лиза, я перед самым вашим домом помечтал, как бы съесть голову налима. Видимо эта мечта, у меня сейчас, словно вещий сон воплотится. У меня уже слюни потекли от предвкушения богатого обеда.
— Да нет Санька, можешь сегодня ещё помечтать, а слюни утереть. Если бы я знала, что ты сегодня приедешь, собакам похлёбку бы не варила из этих голов. Завтра сам наловишь, а сегодня будешь довольствоваться тушками. Яков точно с твоим приездом далеко от дома не будет уходить. Вот с ним и будешь рыбу ловить сколько душе угодно. Он приспособился полыньи, горящей форсункой растоплять, и когда стемнеет, острогой ловит. Говорит хоть и не так интересно, чем удочкой, зато много. А твой налим скоро в спячку уйдёт.
Она быстро приготовила на печке мясо с рыбой, и они сели за стол, где помимо жаркого были солёные грибы и мочёные яблоки.
Наливка оказалась крепкой и приятной, а мочёные яблоки показались солоноватыми и мороженными от, которых у Сани свело скулы.
— Ты где их хранишь? — спросил он, когда спазм его отпустил.
— В погребе всё, но яблоки держу в металлической бочке обложенной льдом. Мы с Яшей, так привыкли закусывать брусничку яблочками, что лучшего нам и не надо. А насчёт телевизора ты Санька ошибся, что мы его не имеем. Всё у нас сейчас есть и телевизор, и музыка хорошая. Только программы наш телевизор плохо берёт, но мы видео через него смотрим. Кассет накупили множество, да Юлька присылает порядком. Так что скучать особо нам не приходится. Ты бы, прошёл по комнатам, посмотрел? А то ведь дальше кухни никуда не заходил, а не был у нас, наверное, года четыре.
— Пять лет, — уточнил Саня и, встав со стула, пошёл гулять по дому. Следом за ним устремилась Лиза. Она с гордостью расхваливала новую мягкую мебель и палас, который почти полностью закрывал некрашеный пол. В углу в керамической большой напольной вазе стояла высокая пальма. Потолок не давал ей разрастаться выше, и её верхние стебли были сильно согнуты. Создавалось впечатление, что не пальма растёт, а потолок давит своей тяжестью на неё.
— Вот здесь я Саня в основном обитаю, а Яша живёт в пещерной обстановке. У него не комната, а сплошной склад.
Лиза открыла комнату мужа, где около окна красовался знакомый Саньке сбитый из дубовых досок стол, на котором стояла рация «Алтай» и самодельная двух ярусная кровать, возвышавшая в углу комнаты. Она занимала немного места и «пещерной» обители не портила. Эту кровать Санька тоже помнил, Яша мастерил её вместе с отцом Сани лет двадцать назад. Он внимательно посмотрел на стены и увидал, что рядом с ружьями на стене висела новая уздечка и блестящая коса с длинной ручкой. На полу лежали два седла для лошади, от которых сильно пахло кожей. Вся вторая половина комнаты была заставлена книжными стеллажами, забитыми всяческой литературой и глиняной посудой.
— Убедился Саня, что моему мужу Яше не нужна никакая цивилизация? — спросила Лиза. — Понял, наконец, что ему приятней на дощатой лежанке спать одному, чем под боком у жены на мягком диване?
— Я Лиза знаю, только одно, — сказал Саня. — Если дома книги есть, то это уже цивилизация. А то, что в комнате нет люстры и занавесок на окнах, и в придачу разносится запах кожи от лошадиных сёдел, это ни о чём мне не говорит. Я знаю, что с книгами Яша не одичает. Только не пойму, зачем ему столько черепушек из глины? — спросил Саня.
Лиза рассмеялась после его слов на весь дом.
— Ты не вздумай при нём это ляпнуть? — непременно обидится. Он вдруг стал себя считать творцом эпохи нового века. Нашёл залежи какой — то редкой глины. Филипп ему привёз гончарный круг из города и вот в гостевой комнате гончарным делом и лепкой занимается. Он и Юлькину комнату заставил глиной, превратив её в экспозицию, считая, что это красиво. Она летом приедет, выкинет всё, если не понравится. А свою опочивальню я ему не даю захламлять, разрешила только вазу для пальмы изваять.
Саня подошёл к стеллажам и, взяв в руки керамическое изделие, похожее на цветочную вазу, постучал по ней пальцем. Раздался, не глухой, как ожидал он, а звонкий и протяжный звук, словно эта ваза была изготовлена из хрусталя.
— Интересно, — изрёк Саня.
— Интересно, то, что он из этой глины соорудил себе камин в конюшне и обжигает в нём свои черепки.
— Лиза ты зря обижаешься на него, — сказал Саня, — у каждого человека, помимо основной работы должно быть хобби. Он этим свой внутренний мир обогащает. И как знать, может это действительно глина редкостной породы? Что — то звук у неё, какой — то странный, с мелодичным звоном.
— Он называет это звуком упавшего дуката, — сказала Лиза. — Говорит, как Филипп положит на них свою краску, так им дукаты посыплются со всех сторон. Но пока я не видела ни одного дуката. Хотя мне они здесь и не больно нужны. Юльке мы уже купили в городе квартиру. В Новосибирске она не останется, а здесь будет поближе к нам. Навестить, когда, всегда время найдёт.
— Я слышал от Яши, про квартиру. Он же был у меня, когда к отцу в больницу приезжал.
— Как кстати, отец себя чувствует? — спросила Лиза.
— Неплохо, но иногда с палочкой ходит. На одной ноге, сделали операцию, а на вторую денег нет, — сообщил Саня.
— И сколько такая операция стоит? — поинтересовалась Лиза.
— Семьдесят тысяч, оценивается каждая нога, после длительных спортивных утех, — сказал Саня. — Как хорошо, что я рано ушёл из спорта, — без сожаления произнёс он. — А отец ещё судил до пятидесяти лет, а там беготни за матч хватает, и сам до шестидесяти лет со своими старичками поигрывал несмотря на то, что ноги у него давно болели. Вот и конечный результат получился его спортивной деятельности.
— Пошли — ка Санька за стол? — потянула она его к столу, — а то у меня в кухне жара, наливка боюсь, закипит, в голову может сильно после ударить. А про эти горшки, — показала она на многочисленные керамические изделия, — ты ещё успеешь наслушаться вволю.
Санька мясом не закусывал после наливки. Он набросился на налима и плотно поев, вышел на крыльцо.
Весеннее солнце не на шутку разгулялось к этому времени. С крыши по жёлобу большими градинками скатывалась в бочку ранняя капель. А небольшие сосульки временами отрывались от карниза крыши летели вниз, падая на деревянный настил, где словно разрывные снаряды разлетались на осколки. Долго ему быть в одиночестве на крыльце не пришлось. К нему вышла Лиза и, достав из кармана своего ватного жакета сигареты, закурила. Она так заманчиво втягивала дым в себя, и приятно выпускала его, что Саньке в эту секунду вдруг захотелось покурить вместе с ней. Несмотря на то, что он никогда не курил. Он перехватил у неё из руки горящую сигарету и затянулся. После чего сильно закашлялся и возвратил сигарету хозяйке.
— Нет, Санька, — тебе курить не к лицу, как и твоему дядьке, — сказала она, — я даже представить себе не могу Якова с сигаретой в зубах. Хотя трубка бы ему пошла. У него борода колоритная как у морского волка, но запаха табака он не переносит. А я уже втянулась, считай больше двадцати лет дымить начала, как только Юльку грудью откормила, так и закурила от скуки. Но на здоровье не жалуюсь. Курт шестьдесят лет уже курит, а его ни одна лихорадка не берёт. В лес далеко, один уже не ходит, если только с Яковом, на Агапе или на нашем драндулете рванут.
— Его, наверное, лес спасает от всяких напастей? — сказал Саня.
— Это, само собой разумеется, но он я тебе скажу, давно забыл вкус чая и кофе и употребляет только лесные напитки. Заваривает боярышник, шиповник, облепиху и черноплодную рябину, а из спиртных напитков, кроме своей клюквенной и брусничной настойки ничего не пьёт. А Маня у него и водочку любит и самогонку гонит. У них гости, чаще, чем у нас бывают. Мы то, что, считай миром забытые люди. Юлька разве, что приедет раз в году, да ты раз в пять лет, — уколола она его. — Семёна откровенно сказать, мы часто видим, но его в лес ни за какие калачи не заманишь сейчас. «Не хочу, говорит летом кормом у комаров быть, а зимой волком на луну выть». И занятой он очень. А твой отец, много лет уже не появлялся здесь, а ему не мешало — бы отдохнуть в нашем краю. У нас в лесу лучше дышится, чем на любом климатическом курорте. Моря нет, — зато Каролина есть, хоть и узкая, но вода в ней чистая и проточная, как в роднике.
— У Семёна, своя программа была, спортивно — коммерческая. Потом у него сбой пошёл, и он сейчас устроился на новый заводик, после чего я его сам месяца три не видел, — сказал Саня.
— Дурака он валяет Семён, — засмеялась Лиза, — три брата, а все такие разные, будто воспитание получали по отдельным учебникам. Семёна работать не заставишь. Он здоровенький и счастливый сейчас в больнице лежит, книжки читает, да молодым медсёстрам под халаты заглядывает. Мы были на прошлой неделе у него с Яшей. Весел и нос в табаке. Целью Сёма задался, — во что бы — то ни стало, добиться себе группы по инвалидности. Всю жизнь пытается кого — то обмануть.
— Правильно делает, — сказал Саня, — не всё же нас государству обманывать.
— Не мне судить, — затушила Лиза сигарету о стойку крыльца, — я вашу городскую жизнь узнаю, только от гостей, когда они наезды к нам делают. Для меня лес и наша Каролина самая ясная и близкая жизнь.
— А за, что речку Каролиной интересно назвали? — спросил Саня, — я почему — то раньше значения этому не придавал.
— Когда в войну сюда нагнали немецких и румынских военнопленных, речку Сошку заключённые и переиначили в Каролину, а почему, это тебе лучше спросить у Карла. Он, что — то рассказывал, но я в подробности того времени не вникала. Он всю историю нашей местности и быта знает лучше любого краеведа. Но Каролиной её называют от Орлов и до нас, а дальше она для всех Сошка. Хотя она во многих местах, протекает, как ручей и по сути дела образовалось несколько рек.
Из глубины леса раздался лай собак.
— Весну наша псарня почувствовала, — сказала Лиза, — у них в это время лай добрый и ласковый, не то, что зимой. Знать Яков, где — то поблизости. Вначале собаки на подворье прибегут, а потом всадник появится. Они, почувствовав дом, бегут, как угорелые. Сейчас к своему корыту подбегут, нажрутся и к печке лягут.
И действительно вскоре собаки показались около дома. Они, не дожидаясь, когда им откроют калитку, пролезли в свой лаз под забором и бросились в первую очередь не к еде, а к гостю. Обнюхав его и облизав ему руки, они поняли, что это свой человек стоит около хозяйки. После такой доброжелательной встречи гостя, бросились к своему обеду. За собаками показался и Яков с густой бородой. Вместо ружья у него за спиной висела лопата. Он восседал на рыжем коне, на спине которого лежали два резиновых мешка изготовленные из автомобильной камеры.
— Опять свой лепной материал привёз, — заворчала Лизавета, — теперь с места не тронется, пока он у него не закончится.
Яша, ещё не заехав во двор, увидал племянника, стоявшего на крыльце, и помахал приветливо ему рукой. У ворот он словно лихой джигит, ловко соскочил с лошади и в первую очередь бросился обниматься с гостем.
— Молодец, что приехал Санька! — радостно сказал он, — видать, налима хочешь отведать? Так бы не приехал. Теперь и мне всё не так скучно будет. Лиза меня в последнее время совсем не желает понимать, — скосил он один глаз в её сторону, — я ведь Саня в искусство ударился.
— Черепичных дел мастер ты, а не скульптор, — разозлилась на мужа жена и зашла в дом.
— Вот такая капризная она у меня стала, — пожаловался Яша племяннику на жену, — курит много, поэтому и психует. Я вот не курю, как ты знаешь. Так у меня нервы, словно броня, ни за, что не пробьёшь. Ты хоть надолго приехал? — спросил он у Сани.
— Пару неделек думаю отдохнуть, — ответил племянник, — а там видно будет.
— Что значит, видно будет? Это неправильный ответ, — возразил Яша, — оставайся на весь отпуск? А там глядишь, и Сёма приедет, если успеет к этому времени завершить своё дело.
— У меня отпуск теперь стал бессрочным, — сказал Саня, — насели на меня там прилично, — пришлось рассчитаться с завода. Буду искать себе другую работу.
— Без работы в наше время тяжело, — с сожалением произнёс Яков. — Да и инженеров сейчас не больно то жалуют, всё больше экономисты, да бухгалтера требуются. Не знаю, что из этого получится?
— Так развалили все предприятия, вот и инженера остались не у дел, — сказал задумчиво Саня.
— Ладно, Санёк ты не горюй, всё образуется у тебя, — подбодрил племянника Яков. — У нашего рода фамилия не застойная, а взрывоопасная, сродни атомной бомбе, что-нибудь, придумаем. У меня тут задумки есть перспективные, которые нам принесут удачу. А если мы к этому делу подключим Семёна, то успех колоссальный нам обеспечен. Сейчас я Агапа в стойло поставлю, и мы с тобой за наливочкой обсудим мои проекты.
 
Глава 4
               
     Семён Максимович, был средним по счёту из братьев Пановых. В прошлом это хороший спортсмен и талантливый тренер. Ему было пятьдесят лет. Высокий рост и спортивная выправка, не оставляла равнодушным к нему женщин. С харизматической улыбкой на лице, с превосходным чувством юмора, он моментально притягивал к себе представительниц противоположного пола. Кроме спортивного фасона Семён не признавал никакого гардероба. На голове не имел ни одного седого волоса, поэтому выглядел значительно младше своих лет. Он всегда был жизнерадостен и часто предавался охоте за симпатичными женщинами, невзирая на их возраст. Но цели что бы обольстить симпатичный ему «объект» перед собой не ставил. Считая, что счетоводы побед на любовном фронте плохо кончают, превращаясь постепенно из мужчины в среднее между двух полов. Он довольствовался тем, что ему текло в объятия. Он не был ловеласом, но вёл полнокровную жизнь настоящего мужчины. С тех пор как его жена Лида получила первую группу инвалидности, моральный образ жизни Семёна резко поменялся. Любимая его фраза была, — «Если ты не играешь с жизнью, то жизнь будет играть тобой, а это значит быть у неё в заложниках».
Раньше он играл в ручной мяч за команду института.
После окончания института много лет работал куратором в производственном управлении строительства, но со спортом никогда не расставался. Вечерами ходил в родной спортзал института. Когда команда по гандболу «Буревестник» осталась без тренера, Семёну предложили возглавить родную команду. От заманчивого предложения он отказаться не мог. Семён Максимович, за короткий срок подготовил команду к хорошей форме и привёл её к первому месту Чемпионата края, а затем вывел её в первую лигу чемпионата СССР. Но когда развалился союз, развалилась и команда. И Семёну, имеющему диплом инженера — механика, долго не работающего по своей профессии, пришлось идти на вольные хлеба. У него к этому времени двое сыновей — близнецов обзавелись уже своими семьями и выступали в баскетбольных клубах высшей лиги. Этих достижений они достигли в отсутствие отца. Он тогда за подделку не столь важных документов был приговорён к двум годам заключения. Семён по жизни был оптимистом и никогда не унывал. Даже в тупиковых и трудных ситуациях он проявлял завидную стойкость.
Покружившись после освобождения по всем спортивным организациям города, понял, что тренера по гандболу да к тому же с судимостью нигде не нужны, а идти инструктором на скудную зарплату, его такая перспектива мало прельщала. Он пошёл к своему бывшему товарищу по институту Виктору Городецкому, попросить за себя и жену брата Александра Валерию, сидевшую в это время без работы.
Городецкий в прошлом был очень щедрый еврей, который ничего не жалел для знакомых, но всегда отказывал друзьям. «Если вы считаетесь моими друзьями, — говорил он, — то не должны меня унижать своими просьбами» Об этом его принципе знал весь институт. Его родители, — бывшие педагоги уехали в Израиль ещё в конце семидесятых годов. Они помогли своему сыну удачно влиться в перестроечный этап страны. Городецкий занимался контрабандой ювелирных изделий. А потом были прелые из дорогих мехов шубы, которые он продавал оптовикам за бешеные деньги. Затем он пригнал несколько комфортабельных автобусов из Германии и создал туристическое агентство. Тогда — то и пришёл к нему в гостиницу Семён, где фирма Городецкого ютилась в трёх номерах. Их отношения нельзя было назвать дружескими, скорее они были хорошими знакомыми. Семён, не забыв его старый принцип и не причисляя себя к близким друзьям Городецкого, всё-таки рассчитывал на его помощь.
Встретил его Городецкий без особой радости, но рюмку коньяку с лимоном Семёну предложил.
— Витя мне сейчас не до выпивки, — сказал Семён, — у меня ты знаешь больная жена, и я в данный момент сижу без работы. Мне помощь твоя нужна, я на безденежье сейчас нахожусь. Мои водительские права имеют все категории. Дай работу, я на дальние расстояния согласен ездить.
Городецкий, лысоватый мужчина, но с густыми бровями и тонкими губами вальяжно развалившись в кожаном кресле, не задумываясь, вычурно заявил Семёну:
— У меня нет свободных мест и, если бы даже было, я бы тебя не мог к себе трудоустроить. У тебя водительского опыта недостаточно, ты же ни одного дня не работал по этой профессии. И даже не в этом дело. Чёрное пятнышко лежит на твоей биографии, которое ничем не сотрёшь.
Городецкий на мгновение замялся, а потом выдавил из себя бюрократическую фразу:
— Сам пойми Семён, у меня солидная работа. А у тебя судимость, что люди скажут, что я уголовников пригреваю. А к услугам моей фирмы прибегают важные люди, начиная от высших работников милиции, до чиновников «Пентагона» (так он называл важных работников администрации города) — У меня в основном женщины молодые работают, а шоферов я набрал профессионалов, с многолетним стажем работы. И мне кажется шоферская доля не твоё поприще? Ты спортсмен и инженер. Вот твоё призвание!
Такого ответа Семён от Городецкого не ожидал. Всё-таки студенческие годы они провели вместе, врагами никогда не были. Скорее их студенческий союз можно было назвать даже больше, чем приятельским. Семёну не раз приходилось защищать хлипкого, но охочего на язык Городецкого, — из-за него, то и сыпались нападки на говорливого Виктора. В его разговорной речи зачастую проскакивали элементы наглости и высокомерия. Вот и приходилось некоторым студентам неоднократно учить того такту. Тогда — то и решил Городецкий заиграть в гандбол, чтобы как — то сблизится с Пановым, студентом. Семён в то время у себя в институте пользовался неоспоримым авторитетом. Городецкого поставили в ворота вторым номером. Семёну приходилось изрядно поработать с неопытным голкипером и его усилия не прошли впустую. Вскоре Городецкий занял прочно место основного вратаря в команде. В процессе тренировок ему удалось сблизиться с Семёном, который незаметно для всех стал его покровителем. Не каждый бы смельчак осмелился наехать на друга самого авторитетного студента. Всё это хорошо помнил Семён и руку помощи он надеялся получить от Городецкого. Тем более он пришёл к нему не деньги просить, а наниматься на работу. Но, получив конкретный отказ, он и вида не показал, что огорчён этим, только бросил на шефа туристического агентства испытывающий взгляд.
— По моему призванию зарплату годами не платят, — ответил ему Семён, — а где платят, там я по возрастному цензу не подхожу. Ты, что — то мне не то говоришь Витя, или у тебя от жизненного успеха мозги слегка пригорели.
— Всё у меня нормально с мозгами, — задвигался в кресле Городецкий, — пойми Сеня я рад тебе помочь, но нечем. Вот если бы ты был коммерсант, то я думаю, мы с тобой, что-нибудь бы придумали. Но в тебе нет коммерческой жилки. Ты живёшь старыми временами, как сейчас, принято говорить, опираться на совковые устои, а это я тебе скажу при нашей жизни уже скверный диагноз. Совок, — это тот же коммунист и в не далёком будущем это слово будет оскорбительным, приравненным к ненормативной лексике.
— Витя, а тебе в лоб не заехать по старой памяти за этот диагноз? — миролюбиво заявил Семён ему.
Зная с института добрый и спокойный нрав Семёна, Городецкий прекрасно понимал, что он шутит. Поэтому, не обращая внимания на его слова, произнёс:
— Сеня — это хорошо, что я у тебя в памяти остался. Тогда позванивай мне чаще, глядишь, может, что у меня и для тебя появится, — а сегодня извини!
Он протянул ему свою визитку.
— Ладно, со мной всё ясно, — сказал Семён, вставая с кресла, — а женщину грамотную и умную возьмёшь к себе на работу?
— Эти качества неплохие, но мне нужна ещё внешность, — произвёл он губами звук поцелуя, — ты обратил внимание, какие у меня девочки. Если она лучше их, то я, её завтра жду у себя.
После их разговора Валерия безоговорочно была принята на работу менеджером. А Семен после этой встречи со своим однокурсником, всё равно не стал сидеть без дела, а собрал старых спортсменов и учредил Региональную Федерацию ветеранов гандбола, зарегистрировав её в Министерстве Юстиции. Два раза в неделю им предоставляли зал для тренировок в спортзале института. Всё остальное время они занимались коммерческой деятельностью. Суть работы была нехитрая, перекидывали муку и крупу из магазина в магазин, имея для себя неплохой процент от сделки. И к Городецкому он больше не звонил и не обращался ни с чем. Валерия к тому времени сделала себе неплохую карьеру, став вначале старшим менеджером, а когда Городецкий полностью выкупил гостиницу «Север», он назначил её своим заместителем. Позже от Валерии Городецкий узнает, что у Семёна удался бизнес, и он приобрёл себе престижную иномарку. Тогда — то Городецкий и пригласит его к себе в новый кабинет. Предложив ему купить для бизнеса магазин, по сходной цене. Семёну это предложение понравилось, и он уговорил своих компаньонов приобрести это помещение, стоявший в тупике рынка. Они взяли кредит в банке и закупили импортную экипировку и спортивный инвентарь. Всё шло неплохо, до той поры пока не наступило лето. После обильного ливня их магазин затопило. Весь товар пришёл в негодность. Для них было ясно, что в этом помещении даже гвоздями нельзя торговать, так находился магазин, в цокольном этаже, где не было ливневой канализации, и вся вода после дождя стекала по бетонным ступеням к ним. Они, продав помещение, решили дорабатывать себе пенсионный стаж на предприятиях города, не рассчитавшись полностью с банком за кредит.
Семён пришёл устраиваться в завод «Пластик». Хозяином завода был житель из Москвы Барсуков Вадим Леонидович — профессор и издатель литературы. Весь остальной штат были местные жители и многие являлись его роднёй или хорошими знакомыми его родных.
Семён по объявлению в газете отыскал себе подходящую работу и пришёл на приём к директору небольшого завода пластмасс, с численностью сотрудников в шестьдесят человек. Он сидел перед Карташовым Александром Аркадьевичем, — директором завода, со своим дипломом и трудовой книжкой, не надеясь, что будет принят на работу. Главным препятствием служил его возраст.
— У нас вакансии имеются только на рабочие профессии, — сказал директор, мужчина среднего возраста, с хорошими физическими данными. Семён это отметил сразу.
— А я пришёл не на директорскую должность, — парировал Семён.
— А как же вы Семён Максимович себя чувствовать будете на нижней ступеньке? — спросил директор, — Я вот смотрю, вы последние года коммерческим директором были, президентом регионального спорта. Не унизительно для вас будет?
— Я человек без излишних амбиций, — ответил спокойно Семён. — Если за дело пошлёте к чёртовой матери, не обижусь, а без дела, — промолчу.
Директор улыбнулся его ответу, пошевелил пушистыми усами, и вызвал к себе специалиста по прессам.
В кабинет вошёл худощавый, смуглый молодой человек с чертежами в руках. Его звали Дима, у него было холёное лицо и противный дискант, от которого голова начинала болеть. Семёну он сразу не понравился, но виду не показал.
— Осокин, проверь человека на наладчика прессов? — сказал директор ему.
Тот развернул перед Семёном чертёж и, показав ему изображённые на нём плунжер и клапана, спросил, что это такое?
Получив мгновенно правильный ответ от Семёна, Дима с пискляво заключил:
— Подойдёт. У меня больше нет к нему вопросов.
— Если нет, то оформляй, давай его? — сказал директор. — Я закреплю его за тобой с испытательным сроком. Подучится немного, переведём на инженерную должность. Если, конечно, покажет себя с хорошей стороны, — добавил Карташов.
В кабинете у Димы, Семен написал заявление и когда выходил от него, тот сказал:
— Уверяю вас Семён Максимович, вам здесь понравится. Завод новый, все станки привезены из Италии и Кореи. Зарплата очень высокая и возможность для карьерного роста неограниченная.
— Меня карьерный рост не интересует, — сказал Семён, — десять лет до пенсии осталось. Мне заработок приличный нужен и стаж, а о карьере, это молодым нужно думать.
Через три дня пройдя медицинскую комиссию Семён приступил к своим обязанностям на работе. Первый рабочий день в цеху, где отсутствовала вентиляция, а из автоматических линий испарялся тошнотворный запах различных химических соединений, он штудировал литературу по оборудованию. Станки эти ему были знакомы, что радовало, но атмосфера, витающая в воздухе, наводила на мрачные мысли.
«Нет, здесь долго не протянешь, надо как можно меньше находиться в цеху, иначе из жизни уйдёшь быстрее, чем стаж заработаешь», — определил он.
На второй день он вместе с Димой осуществлял замену пресс-формы на станках. При этом он понял, что это самая лёгкая операция. Но Дима преподнёс ему работу, чуть ли не к астрономической науке.
Принеси то, — подай это, — был его вторым днём работы.
На третий день работы, Семён Диме стал подсказывать, как лучше и точнее отрегулировать станки.
— Станки все до одного у вас работают на перекос, — подсказал Семён Диме. — Согласно документации у вас обязательно должна быть геодезическая схема колон, а здесь все станки выставлены на глаз. Они, работая в непрерывном режиме, значит, долго не протянут.
— По русскому методу, — пропищал Дима.
— Русский метод к импортному оборудованию не всегда может быть приемлем, — иронически заметил Семён.
На следующий день к нему подошёл директор и сказал, что Семёну надо искать другое место работы или переходить грузчиком в технологическую смену, обосновав это тем, что Семён потерял квалификацию.
Семён, без претензий, написал заявление на перевод.
И без медицинской комиссии был переведён в грузчики, где в бригаде работали восемь операторов женщин: один наладчик — молодой парень по имени Артём и начальник смены — Борис Тунгусов. Семён был одиннадцатым в должности грузчика. В его обязанности входило, приготовление сырья и засыпка бункеров, а также, в дневную смену его снимали с основной работы, и он занимался погрузкой готового товара в фуры. В работу он втянулся и, не смотря, что у него был остеохондроз позвоночника, он везде успевал. Поэтому простоев по его вине, никогда не было. Начальник смены оценил знание Семёна быстро и по всем вопросам советовался с ним. За всё это время, работая грузчиком, Семён к Диме ни разу не подходил, но за его выходку у него было желание дать ему в тёмном месте по голове и проверить на прочность его жену Наталью, — небольшого роста миловидную блондинку с короткой стрижкой и выточенной фигуркой. Она работала здесь же начальником ОТК и подчинялась лично хозяину завода и холдингу, находящемуся в столице. Наталья нередко при встрече с Семёном кидала в его сторону обжигающие взгляды полные страсти и сексуального недоедания. Было понятно, что совместная жизнь этой прелестницы с писклявым мужем, у которого вдобавок имелся мелкий эксклюзивный мужской прибор. От вида, которого у мужиков хохот поднимался в бане, ей было не в радость. Как-то после смены в душевой, водитель погрузчика Данилов торжественно заявил Семёну:
— И куда ты попал Семён Максимович, тебе в Ниццу надо ехать, а ты в «Рога и Копыта» устроился. Тут грузчики больше двух месяцев не держатся. У них кожные и аллергические заболевания возникают. Тебе бы в снабжение перейти, да наши кашалоты тебя близко не подпустят к вкусной кормушке, — сказав это, он посмотрел на Диму.
— А я и не думаю больше двух месяцев задерживаться в этом крематории, — сказал Семён. — Вот перезнакомлю весь женский персонал со своим «Семён Семёновичем» и тоже слиняю отсюда. Я понял, что в большую кучу фекалий вляпался, когда только первый день отработал.
Дима намылив лицо не смотрел на собеседников, но хорошо прислушивался к их разговору.
На следующий день Данилову предложили уволиться по собственному желанию.
— Сюда мало с улицы кто приходит, все по родству или знакомству устроены, — по секрету сообщил Семёну начальник смены, — так, что знай, за тобой, здесь все подслушивают и подсматривают. А Наталью я сам не прочь дёрнуть, она как начальник ОТК нулевая, а как женщина интересная и приятная, Дима её сильно ревнует. Она до этого в детском саде нянечкой работала, моему ребёнку попку подмывала, а теперь мне указывает, не зная, как правильно штангенциркуль называть, а про её замеры я вообще говорить не хочу. Была бы она стерва, я бы ей не подсказывал, а она бабёнка не вредная, общительная. А так, здесь одно фуфло собралось, — продолжал оповещать он Семёна. — Заметь, директор на заводе только по утрам бывает. Купил себе новую иномарку, но, когда хозяин приезжает он быстро, пересаживается на старую Ладу. Боится показывать ему свой достаток. Нас дурить директор может, а в производстве не смыслит. Неужели Хозяин не понимает, что обманывает Аркадьевич в первую очередь его, а не нас. Или, скорее всего, догадывается, но хвост не поднимает на них, потому что половина всех работников ИТР его родственники.
— Я думаю, скоро поймёт, как только станки из строя будут выходить, — ответил Семён. — Меня смех разбирает, когда Дима через день заливает масло в подшипники скольжения. Я ему говорю, что туда твёрдая графитная смазка идёт. А он мне с видом академика заявляет, что здесь маслёнка нарисована. Пенёк, не понимает, что итальянцы не будут ему рисовать на оборудовании кусок графита или совок с тавотом.
— Так, он по профессии не механик, а электрик. Откуда ему знать про систему смазки, — засмеялся начальник смены.
— Я ему объясню попозже, только мне надо поболеть немного. У меня средний заработок неплохой получился. Должен же я компенсировать своё принудительно – социальное падение. Так что Борис иди завтра к директору и проси нового грузчика, не то самому придётся шевелиться?
Больше Семён не появлялся на заводе, подъезжал только каждый месяц в офис завода получать деньги, начисленные за больничный лист. Офис находился в черте города, где сидела бухгалтерия, отдел кадров и кассир. Когда Семён принёс сдавать очередной больничный лист, в офисе в это время были директор, и Наталья, — жена Димы — главного специалиста по станкам.
— Что с тобой случилось? — спросил его директор.
— Грыжу позвоночника заработал на вашей проклятой грузоподъёмной работе, — сказал Семён.
— Значит, ты трудиться дальше не сможешь на нашем предприятии, — заключил директор. — Пока ты здесь в отделе кадров находишься, пиши заявление на расчёт.
Семён, не ожидавший такой наглости от директора, охватил на секунду гнев, но какая — то разумная повелевающая сила заставила перейти его на спокойный и ровный голос.
— Непременно господин директор! Мм — да! Вы очень наивны и тупоголовы, просто чудо! — и, не удержавшись, расхохотался ему в лицо. — Кладите пятьдесят тысяч мне в карман за больничный лист, сразу напишу. Я только болеть начал и думаю инвалидность получить по своему недугу. А потом на тебя и на твоего педераста Осокина в суд подам за потерю трудоспособности. Таким методом вас дуболомов надо уму — разуму учить. У тебя самого только фактура директорская, а как руководитель ты нулевой. Я бы на месте хозяина тебя и в душевую дежурным не поставил.
У директора глаза разбежались в разные стороны от таких слов, но в ответ он ничего не сказал, только посмотрел в спину на уверенную и твёрдую походку Семёна и покачал головой.
Следом за Семёном вышла из офиса Наталья.
— Семён Максимович? — окликнула она его, — вы меня не подвезёте?
Он остановился и повернулся к ней. Она была, кстати, для его компании в это время. Ему нужно было отойти после неприятной встречи с директором и забыться. Наталья по всем статьям подходила для этой цели.
— Вы хоть женщина из неприятельского стана, но подвезу вас, куда попросите, — сказал он. — Не могу отказать ни в чём красивейшей женщине города.
Внешние данные у неё были не плохие, но всё равно Семён ей льстил явно преувеличивая.
«Но что не сделаешь, чтобы скрасить своё одиночество» — так находил себе оправдание Семён.
Наталью его слова не смутили, но настроение подняли. Она с лёгкостью запорхнула на переднее сидение и спросила:
— А что же вы на заводе внимание никогда не обращали на красивую женщину?
— Я очень опытный мужчина в общении с женщинами.  Поэтому предупреждаю, если ты подобный вопрос задашь, считай, что ты меня соблазнила. Я не выдержу такого напора прелестницы, — сказал Семён, не заметив, что перешёл с ней на «ТЫ».
— А мне, кажется, вы меня сейчас соблазняете? — обворожительно улыбнулась Наталья.
Семён повернул голову в сторону напросившейся к нему пассажирки. Внимательно посмотрел на неё и заметив у Натальи под глазом смазанную тушь для век, осторожно вытер её мизинцем. Она не отдёрнулась, а горячо обдала его руку своим дыханием и произнесла:
— Спасибо!
— Хочешь чаю? — спросил он.
— Прямо здесь наливать будете? — не отказалась она.
— Ты, ягодка, в автомобиле находишься, а не в чайхане, — заманчиво улыбался он, — заедем в ближайшее кафе и там посидим, а потом я тебя отвезу куда нужно.
— Время от меня не убегает, я согласна и давно Семён Максимович, — заводите машину? — попросила она.
— Приказ понял, — произнёс он и включил зажигание.
Проехав двести метров, он остановил автомобиль около кафе «Звёздные снежинки».
— Вот здесь мы и посидим, — сказал Семён, — только давай здесь разденемся? А то гардеробщику в этом заведении полагается давать чаевые. Я не жадный, просто никак не могу привыкнуть к таким порядкам. Ни разу, никому не платил бабки. Не из-за того, что жалко, — принцип такой. Я лучше нищим эти деньги подам. Я даже гаишникам никогда не даю, заставляю их заполнять протокол.
— Это в вас говорит статус добропорядочного человека, — сказала она, когда они вышли из машины.
«Видимо она не порченая девочка», — подумал он и слегка обнял её за плечи.
Они поднялись по мраморным ступенькам на второй этаж. Затем вошли бордовый зал, где столы были покрыты красными скатертями с набитыми белого цвета звёздами. В вазах на столах стояли искусственные цветы в виде звёзд. Интерьер зала был очень интимный и располагал к сладкой беседе, но Семён не стал гнать лошадей. Он вёл себя сдержанно, но ни скованно, хотя комплиментов больше в адрес Натальи не отпускал. Он был уверен уже в себе. Думая если она согласилась с ним зайти в это кафе, то на следующей встрече она окажется с ним в постели.
Им принесли две чашки чаю пирожных и бутерброды.
— Мне понравилось, как вы десять минут назад моего преподобного мужа обозначили, — сказала она, размешивая сахар в чашке.
— А я думал, тебе стыдно и больно за него стало, — сказал Семён, — поэтому очки сразу одел на себя, думал, глаза мне выцарапаешь за своего пискуна. Сейчас я понимаю, что вы с ним совершенно разные люди. Не понимаю только одного, — как вы с ним соединились?
Она не задумываясь, без промедления ответила:
— Я работала в детском садике. Он своего сына Платона, водил ко мне в группу. Мы быстро все узнали, что Дима папа одиночка. Его вместе с ребёнком жена бросила и уехала в Туркмению к новому мужу. Я вначале жалела его, помогая ему по дому и воспитанию сына. А потом он предложил мне поход в загс. А мне куда деваться? Я, приезжая, в городе ни родни, ни знакомых, тем более, учусь заочно в педагогическом институте. Вот и мучаюсь с ним четыре года. Теперь я знаю, почему его покинула жена.
— Вот с этого момента Наташенька, мы прекращаем вести разговор о твоём муже, — положил он ладонь на её руку. — А то я перестану себя уважать, и к тебе у меня переменится отношение. Мне твой муж не интересен, — ни как мужчина и ни как человек. А с тобой я бы хотел встретиться в ближайшее время, но не в этом заведении, а в ресторане «Лабиринт», там, где кабинки уютные стоят, а то я смотрю, ты головой крутишь, боишься знакомые лица встретить?
После его слов Наталья смутилась, но не от гостеприимного предложения Семёна, а оттого, что он её устыдил в мягкой форме, за попытку словесной измене человеку, чью фамилию она носила.
— Если бы я чего — то боялась, я бы никогда с вами сюда не пришла. А если я здесь, то и в «Лабиринте» я охотно с вами посижу.
— С условием, — сказал Семён, — если ты с сегодняшнего дня не будешь мне выкать.
Он встал и прошёл к бармену. Купив у него одну розу, Семён положил перед Натальей цветок. Она была польщена и, положив цветок себе на коленки, произнесла:
— Я же сказала, что ты пытаешься меня соблазнить.
— Я думаю, мы оба этого желаем, а для того, чтобы быть счастливым, все желания нужно претворять в жизнь, — с улыбкой на губах, сказал Семён, — ну, что пошли отсюда? — встал он со стула.
— Ты Семён Максимович поезжай один, я сейчас не могу, — прошептала она набухшими от возбуждения губами. — Ты меня поразил в этом кафе своей невидимой внутренней теплотой. Я, наверное, чаю со льдом ещё выпью и домой пойду.
— Раздетой пойдёшь? — спросил он, — дублёнка твоя в машине лежит.
Он взял её за руку и помог встать из-за стола. Дрожь её тела передавалось через её руки. Она была уже словно пьяная и сомлевшая. Но в близкий контакт Семён с ней не входил, он её терпеливо изводил своим обаянием и тактом. Он галантно ухаживал за ней, поправляя волосы на её изящной головке, слегка касаясь своими пальцами до её лица.
Спускаясь, обратно по мраморным маршам винтообразной лестнице он, придерживая Наталью за поясницу, на ухо прошептал ей:
— Согласилась бы так подниматься и спускаться со мной по таким ступенькам во дворце бракосочетания?
Она ничего ему не сказала в ответ, только утвердительно мотнула своей аккуратной головкой. В лицо Наталья ему взглянула только тогда, когда они оказались на улице. И тогда она не сдержалась и без тени смущения сказала ему:
— Я знаю, что ты имеешь двух внуков. И то, что ты Семён Максимович предлагаешь мне, это не реально. Но я не говорю, нет. Потому, что догадываюсь, чего хочу я, того хочешь ты. Ты меня извини? — но я должна тебе правду сказать. Дима для меня не лучший остановочный пункт на время моей заочной учёбы.
— Я давно понял, что ты умненькая девочка, — чуть восхищённо произнёс он. — Около такого мужика долго жить, — может дикция голоса нарушиться, и сексуальная ориентация потеряться. А ты Наташенька действительно нравишься мне несмотря на то, что ты лет на двадцать младше меня будешь. Ты мне напоминаешь, что — то приятное из моего прошлого. На кого — то сильно походишь, а вот на кого не могу вспомнить.
— На восемнадцать, — заглянула она ему глубоко в глаза, — я у кадровика давно ознакомилась с твоим личным делом. А напоминаю я твою юность, в которой у тебя было большое многообразие длинноногих девчонок. Все спортсмены средней руки, не достигшие ярких побед и уровня высшего спортивного мастерства, имели знатные победы на любовном фронте.
— Откуда у тебя такие познания? — спросил Семён.
— Не забывай, что я в этом году оканчиваю педагогический, — сказала она и пошла к машине.
Около автомобиля он помог ей надеть дублёнку и посадил на переднее сиденье.
— Куда едем мадам? — спросил он её.
— Я уже не знаю, — облизнула она губы. — Я так благодарна тебе, за эту снежную галактику, — кивнула она в сторону кафе. — И корзинка подснежников из сказки «Двенадцать месяцев», ничто против этой розы, — она поднесла розу к лицу и носом глубоко втянула её аромат. — Можно я тебе маленький подарок сделаю, пока у меня кровь не остыла?
— Можно, но не сейчас, — притянул он её голову к своей груди, — у меня тоже кровь вскипела в жилах. Не время сейчас.
Форсировать события он не хотел и к тому же ему нужна была соответствующая обстановка.
— Не заводи пока машину? — попросила она, — пускай голова моя ещё полежит на твоей груди?
Он одной рукой придерживал её за подбородок, а второй рукой нежно гладил её по голове.
— Обязан тебе тоже признаться в своих возможностях, — сказал он, — у меня нет преград никаких для бракосочетания. Я от жены давно получил вольную, но бросить её не могу несмотря на то, что она находится под профессиональным присмотром и надёжной опеке. Она несколько лет лежит прикованная к постели и за ней ухаживает её родная старшая сестра из Кривого Рога. Она сама невропатолог на пенсии, поэтому состояние жены у меня в настоящее время никаких беспокойств не вызывает.
— А твоё личное здоровье, каково? — поинтересовалась Наталья.
— На пять с плюсом, — ответил он.
— Выходит, наш Карташов был не прав сегодня. Когда ты вышел от кадровика. Он сказал, что с твоим заболеванием больные не могут так передвигаться.
— Грамотный больно ваш директор, — приподнял он голову Натальи и завёл машину. — Долго не проживёт! — воскликнул он и нажал на педаль газа.
Он отвёз Наталью домой и поехал в поликлинику на врачебную комиссию. Семён имел грыжу позвоночника больше тридцати лет, и в настоящее время она у него спала много лет, не причиняя ни боли, ни неудобств. Но как симулировать болезнь и обмануть врачей он хорошо знал. К тому же у него в квартире жила сестра жены опытный невропатолог, от которой он получил все профессиональные консультации. В его папке со всеми справками, имелся результат магнитной томографии с обнаруженной грыжей диска размером в пять миллиметров. Для того чтобы получить инвалидность, ему нужно было отболеть четыре месяца и обязательно пройти курс лечения в больнице. Три с половины месяца от этого срока он уже продержался. Осталось всего две недели.

Глава 5               
 
      С Натальей Осокиной он встретился в престижном и дорогом ресторане «Лабиринт». После романтического ужина с Семёном она домой не придёт ночевать. Утром Наталья появится на заводе, где Дима публично устроит ей разнос. Но её после проведенной ночи с Семёном ничего остановить не могло. Она была влюблена без памяти в высокого красавца с приятным тембром и жаждала встреч с ним, каждый день, посылая ему СМС на телефон. Дима догадывался, что у его жены появился возлюбленный, но кто именно он не знал. Семён всё это время, горячо любил жену Осокина, не нарушая больничного режима, и когда пришло время оформлять группу инвалидности, директор решил перекрыть ему кислород. Первым делом Карташов после четырёх месяцев болезни, приостановил ему оплату больничных листов, а вторым делом написал в поликлинику и комиссию ВТЭК письмо, что пациент по фамилии Панов симулянт и работу грузчика выполнять может. Директор одного не учёл, что врачи не любят, когда некоторые руководители предприятий ставят диагноз своим сотрудникам и лезут не в свои дела. Ответ Карташов получил официальный во время чайной оперативки со своими подчинёнными. Секретарша вошла в кабинет и положила ему папку с письмом на стол. Директор отставил чай в сторону, посмотрел на конверт со штампом поликлиники No1. Вытащив письмо из конверта, он зачитал его бегло вслух:

Уважаемый директор!
На ваше письмо сообщаю, что Панов Семён Максимович, проходит курс лечения по поводу грыжи меж позвонкового диска, о чём подтверждает результат магнитной томографии и в данный момент трудится в должности грузчика, не может. На будущее прошу вести себя корректней в подобной ситуации? Каждый должен заниматься своим делом, на что он учился. Я же не учу вас, как работать бег брака на вашем производстве. Постарайтесь и вы не навязывать мне свой диагноз для больного пациента. Это не красит человека, тем более руководителя такого серьёзного предприятия.
Врач невропатолог.
Г. С. Антипенко.

Карташов хорошо умылся, получив из поликлиники «звонкую пощёчину». Скривив рот от гнева, он заёрзал на стуле и, набрав по телефону бухгалтерию, ещё раз напомнил, чтобы больничные листы грузчику всё равно не оплачивали. Затем, скомкав письмо, со злостью бросил его в корзину для мусора.
— Вот так — то лучше будет, — сказал он в присутствии своих подчинённых. — Совестить ещё меня будет эскулап чёртов. Всё равно этот больной и копейки у меня больше не получит. Я законы знаю.
— Ничего ты не знаешь Аркадьевич, — заметил Корнов, — хоть и в профсоюзе немало лет отработал. Панов подаст на тебя в суд и выиграет с успехом его. Ты ему за четыре месяца ни одного больничного листа не оплатил. Тогда тебе совсем плохо будет. Пойми у него образование не три класса церковной — приходской школы, а высшее и плюс богатый жизненный опыт.
Карташов весь согнулся и, приняв позу разъяренного бизона, по-звериному зарычал на главного инженера:
— Ну, молодец! Поздравляю. Ты, что в компаньоны к нему лезешь? Давай, поучи меня жизни. Ты бы лучше с Осокиным пресса в порядок привёл.
Он передёрнулся и, выправив тело на стуле, обвёл всех уверенным взглядом. И более спокойно сказал:
— Запомните все: такие вопросы я с бухты-барахты не решаю, не посоветовавшись с юристом. Пускай Панов хоть в Гаагский суд обращается, — это его дело. Но денег он за больничные листы не получит. Это я вам всем заверяю авторитетно! А сейчас все разошлись по рабочим местам, нечего в моём кабинете тары-бары разводить.
— Теперь мне ясно, «как ты прав», — с иронией в голосе произнёс Корнов и первым вышел из кабинета. За ним последовали остальные.
Сам же директор допил остывший на столе чай, надел плащ, и сев в свою машину, уехал в неизвестном направлении.
Так же не учёл Карташов, что у него под боком находился секретный сотрудник Семёна, с милой улыбкой по имени Наташа. Как только Карташов закрыл за собой двери кабинета, Наталья, не опасаясь секретаря, вошла в кабинет и извлекла из урны письмо врача. Наталья каждое дыхание своего шефа несла своему любовнику, по фамилии Панов. И на этот раз она обрадовала Семёна приятным известием.
— Тебе, что заниматься больше нечем? — спросил Семён в этот день у директора по телефону.
— Я действую в рамках закона, если ты судиться со мной собираешься? — То давай, вперёд? — ответил директор, — у меня юрист высшей категории сидит под боком из Москвы.
— Суд от меня не убежит, но я вначале тебя до инфаркта доведу, а потом будем судиться. Надо нам здоровье с тобой уравнять. Понял, господин директор? Я сейчас сажусь за компьютер и выхожу во все контрольные инстанции от областного прокурора, до администрации президента. Лови теперь приветы от них.
Директор не стал дальше выслушивать Семёна, а бросил трубку с грохотом на телефон.
Через неделю Наталья, замещавшая в это время секретаря, положит перед Карташовым на стол правительственное письмо в фирменном конверте со всеми надлежащими печатями администрации президента России.
Взволнованно, несмотря на печати, которые были искусно выполнены, с помощью высококачественной техники директор завода вскроет конверт, опять же в присутствии своих подчиненных и вслух прочитает, отпечатанное на бланке администрации президента письмо.

Уважаемый Александр Аркадьевич!
Нами по электронной почте получено письмо от вашего рабочего Панова Семёна Максимовича. Обычно подобная корреспонденция у нас не регистрируется, и к мгновенному реагированию мы не прибегаем после первого обращения. Было бы не корректно с нашей стороны проявлять острый интерес к вашему предприятию и к вам лично, если бы письмо господина Панова не подтверждалось фактами, которые не требуют особой проверки. Мотивация его письма предельно обоснованная и требует с нашей стороны незамедлительного вмешательства. Александр Аркадьевич мы ознакомились и проанализировали письмо Панова. Должны вам заметить, что с вашей стороны сделано ряд нарушений по перемещению господина Панова внутри вашего завода на другую профессию, что привело его к временной нетрудоспособности. И, попирая его права своими уставными законами, вы лишили его средств сосуществования. Коль вы так категоричны в своих действиях и думаете, что в совершенстве знаете свои права, но при этом не понимаете социально — правовой политики президента, — то вы заблуждаетесь. Вам работодателю и руководителю в первую очередь нужно знать права своих подчинённых и надзирающих органов за вашей работой. Мы вас можем ознакомить с их правами, но это неизбежно приведёт к длительной приостановке вашего предприятия. В срочном порядке будут назначены государственные комиссии, для тщательной проверки всех шатких позиций. То, что вы работаете с экологически вредным сырьём сомнительного качества, не имея при этом вентиляции и химической лаборатории, — это уже настораживает, каким образом вы получили лицензию на столь серьёзное производство. И уверяю вас, одними предписаниями с вами не обойдутся, пойдут штрафные санкции, а возможно и закрытие вашего предприятия. А это значит, что судьбу господина Панова пожнёт весь ваш трудовой коллектив. А нам бы не хотелось подводить массу рабочих к подобному рубежу. С нашей стороны господин Панов получит все необходимые рекомендации, как юридически правильно обращаться в администрацию президента. Если от него поступит повторное письмо по почте, то могу вам заявить с полной ответственностью, что вас лично и ваше предприятие ждут трудные испытания. Поэтому Александр Аркадьевич во избежание не нужных эксцессов я вам настоятельно рекомендую в срочном порядке найти приемлемый путь урегулирования ваших отношений с господином Пановым.
Начальник социально правового отдела.
Куросава Людмила Никаноровна.

Он со злостью бросил письмо на стол и диким голосом заверещал:
— Это ты Осокин виноват во всём. Ты мне сказал, что он дюже грамотный. Теперь, что прикажешь к нему кланяться идти?
— А я — то тут причём? — изумился Дима. — Я только вам сказал, что мужик шарит по станкам. А у нас в глаза никто теодолита не видел. Не то что умело пользоваться им.
— Ну и что из этого? — возмутился Карташов.
— Сам же сказал, что, если хозяин узнает про неграмотный монтаж станков, нас всех выгонит с работы, — пищал на весь кабинет Осокин.
— Так и будет, — уже спокойным голосом произнёс директор, — пока они скрипят, и выдают продукцию, никто ничего не заметит. Гарантийный срок станков прошёл, если, что при аварийных ситуациях неизбежность поломки можно всегда доказать, но это будешь в первую очередь делать ты, — самый главный специалист по станкам. А если Панов действительно обратится ещё раз в администрацию президента, то нам придётся всем садиться на подножный корм. Да и Хозяин не посмотрит, что мы его родственники, — за левое сырье и не за восстановленную вентиляцию, он с нас семь шкур сдерёт и выгонит с работы. Так что пока не поздно, надо срочно ехать к Семёну и находить с ним консенсус.
— А я тебя предупреждал, что он калач тёртый, — злорадствовал главный инженер Корнов. — Где теперь твой авторитет, которым ты при нас недавно кичился?
— Откуда мне было знать, что этот паразит доберётся до аппарата президента, — оправдывался директор, — я, честно говоря, думал, он блефует.
— А я осознавал Аркадьевич, что ты неправильно с ним поступал, — сделав глоток чаю, укоризненно заявил Корнов. — Оставив его без сосуществования, ты породил революционера, а они голодные на всё способные.
— Я, что его деньги в карман себе положил? — опять заорал директор, — они все до копейки ушли на покупку фильтров в гидравлику. А по существу, я с вас должен был содрать эти деньги. Вы ответственные за состояние станков.
— Давайте не будем сейчас выяснять отношения? — сказал главный инженер. — Я предлагаю надо срочно жалобщику начислить деньги и Диму послать к нему для проведения миротворческой и созидательной беседы. Он же с Семёном Максимовичем больше нас общался.
— Семён не будет с Димой разговаривать даже под французский коньяк, — заявила, ухмыляясь, Наталья. — Он может только с удовольствием поколотить моего Осокина.
— Тебе — то откуда известно, что он не будет со мной говорить? — Дима зло окинул взглядом свою жену.
— Об этом весь завод знает не только я, — сказала Наталья. — Мне стыдно перед коллективом, что у меня муж дилетант в производстве и ко всему прочему подонок и мразь.
Выдав мужу нелицеприятную тираду, Наталья вышла из кабинета и, пройдя проходную села в машину к Семёну, который ждал её за углом здания.
— Писает в штаны Александр Аркадьевич, — засмеялась Наталья, — и полудурок Осокин получил от меня хорошей плесени. Сейчас диплом получу и сразу подам на развод и на размен квартиры. А свои деньги ты, наверное, сегодня или завтра получишь?
Семён ласково посмотрел на Наталью и, поцеловав её в левое ухо, произнёс:
— Умница ты у меня! — деньги, как получим, поедем на выходные к моему брату в лес. Рыбка, там хорошая клюет. А вкусней ухи, приготовленной на костре ничего в жизни, не бывает.
— Я согласная питаться одними бульонными кубиками, только бы быть всегда рядом с тобой, — ответила Наталья, убирая с его плеча свой волос. — Хочу утром и ночью любоваться только тобой. Хочу нюхать твои потные рубашки и стирать их. Хочу уберечь тебя от гастрита, — буду готовить тебе вкусную и здоровую пищу, чтобы максимально продлить твою жизнь. И вообще я много чего хочу! Ты понял меня Семён?
Он утвердительно несколько раз кивнул и задумчиво ответил: — Твои желания совсем не запретные, — поцеловал он ещё раз в левое ухо и, включив зажигание, бесшумно тронулся с места.
Проезжая мимо проходной, они не обратили внимания, как из окна кабинета директора, машину Семёна провожал беспокойным взглядом Осокин. Наталью он не видел в машине, но чувство ревности остро вонзилось в его душу. В это время в кабинет зашла Оксана, жена главного инженера, — она же заведующая складом и лучшая подруга Натальи. Не обратив внимания на удручённого мужа, она подсела к столу Карташова, где стала свидетелем диалога между директором и Осокиным. Все находящие в кабинете до предела были возбуждены и бросали друг на друга недобрые взгляды. Карташов держал в руках авторучку и нервно бил ей по столу.

Глава 6               
 
  Дима Осокин был сыном бывшего директора маслозавода. После развала Советского Союза отец не успел обеспечить единственному сыну должную карьеру на своём заводе. Завод обанкротился, и был выкуплен Московской компанией, и Диме пришлось идти работать в вагонное депо простым электриком, где, председателем профкома был его дальний родственник Карташов Александр Аркадьевич. Карташов не был ни производственником, ни хозяйственником. Он практически всю свою сознательную жизнь работал функционером. Начинал свой путь общественной работы с секретаря комсомольской организации и дошёл до профсоюзного лидера. Карташов обладал ораторским даром, и этот дар он использовал долго в вагонном депо российской железной дороги. Он в течение шестнадцати лет был бессменным председателем профкома. И когда коллектив вагонного депо вволю наслушались от него обещаний, которые он не выполнил, они просто не выбрали его председателем на очередной срок. Он рассчитался из депо и благодаря своему ораторскому дару и умению пыль в глаза пускать, сумел пробиться в директора арматурного завода. Директорствовать ему пришлось не долго, — через пять месяцев арматурный завод стоял на грани банкротства. Учредители, поняв, что не того ангажировали на директорскую должность, уволили его без выходного пособия с завода. Но и после такого краха ему повезло, он пристроился вновь директором на завод канцелярских принадлежностей. Когда до него дошёл слух, что его дальний родственник покупает помещение для завода пластмассовых изделий, он поехал к нему в Москву. Там он сумел убедить его, что сможет смонтировать оборудование и вывести завод в доходное предприятие. На деле оказалось, Карташов набрал себе в штат в основном своих людей и больше отдавал предпочтение изделиям из левого сырья, которое было не учтено складом. Его тёмные дела были не известны Хозяину, но хорошо об этом было известно приближённым людям директора. Потому что почти каждый из них, в какой-то мере был задействован в этих махинациях. Рабочим оставалось только догадываться, почему их зарплата не соответствовала показателям отгрузки готовой продукции. Но все молчали, боясь получить расчёт. Директор считал себя самым умным, а женщин совсем в расчёт не брал, думая, что их эта зарплата вполне устраивает. Но он глубоко ошибался. Да они молчали при начальстве, но как только оставались наедине, то почти каждая из них высказывалась, словно матёрая мятежница. Их чаша терпения начала переполняться. И они откровенно высказали свои сомнения Оксане, заведующей склада. Оксана умолчала об их недовольствах, решив, что незачем баламутить воду и так в мутной воде. Но когда она в кабинете директора узнала, отчего у всех мрачные лица дополнила директору тревоги. Она открытым текстом высказала, что рабочие вникли в отгрузку готовой продукции со склада и её значительное расхождение с получаемой зарплатой.
Карташов сделал лоб гармошкой и, кинув недобрый взгляд на Осокина, сказал:
— Ничего не поделаешь Дима, нужно брать деньги и иди, разыскивать Панова? Только не забудь с него взять расписку, что он к нам никаких претензий не имеет, а женщинам я постараюсь объяснить ситуацию.
Дима стоял около окна, делая вид, что никого не слушает. Но когда директор произнёс его имя, он состроил, кислую физиономию и, тыкая указательным пальцем в стекло, огорчённо произнёс:
— Мне кажется, его машина сейчас проехала мимо окна и если я не ошибаюсь, то там сидела и Наталья моя.
— Ты от ревности скоро совсем с ума сойдёшь, — вскипел Карташов, — никуда она от тебя не денется. Не забывай, она в городе одна, и ты ей в любое время можешь указать на дверь. Куда она пойдёт? — Директор вопросительно смотрел в упор на бледного Осокина.
— Никуда не пойдёт, она такая же хозяйка квартиры, как и я. Возьмёт и отсудит у меня половину жилья. И скажет: — Не горюй Митя!
— Ну, если ты с ней жилищным паем поделился, то ты совсем олух Осокин. Больше я тебе ничего сказать не могу, — покачал головой директор.
— Сейчас поздно уже чего — то говорить, — пропищал Дима, — дело сделано, но у меня Аркадьевич к тебе вопрос есть. Где я возьму деньги, что — бы заплатить Панову?
— Поскреби у себя по сусекам и отдай, а в получку я тебе всё верну сполна. У тебя же я знаю, отложены деньги на новый автомобиль, вот оттуда и возьми?
— За три месяца я ему отдам шестьдесят тысяч, а ты мне сколько заплатишь? — ныл Дима.
— Что ты слюни распустил? — заорал Карташов, — возьми у бухгалтера ведомость и вперёд. Заплати фактическую сумму, как полагается. Но обязательно расписку только возьми, а то не дай бог ещё в Международный Красный Крест напишет или в Нюрнберг. От такого ухаря, чего хочешь, жди. А тебе Дима я скажу, женам нужно доверять, и твоя Наталья — красавица, едва ли поведётся на мужчину, который ей в отцы годится. Да и Семён Максимович не совсем аморальный тип. Он грамотный и интеллигентный человек. У него взрослые сыновья. Справки я о нём наводил. Но, к примеру, я скажу, будь я твоей женой, я бы тебе тоже изменял. Ты индюк, а не муж. А про Семёна мне сказали, что он морально устойчив и хороший семьянин. И специалистом его классным называли, там, где он работал куратором.
— То, что он специалист опытный, — вопросов нет, — сказал Дима, — но он со своими знаниями может здесь таких дров нарубить, если встретится с Хозяином. Тогда нам всем придётся новую работу искать.
— Брось ты хреновину нести, — возразил ему Карташов. — Мы прибыль ему даём, а что станки выходят иногда из строя, ничего в этом страшного нет. Это агрегаты из металла, и они имеют свойство ломаться и износиться. Мы станки чиним, и они опять у нас в работе.
— Два станка, у нас сейчас простаивают, — сообщил Дима, — накрылись на них масло насосы. А я в них ничего не понимаю, и слесаря молодые ладу им не могут дать. Вот бы, где пригодились познания Панова.
— Почему молчал и никаких мер не принимал? — спросил директор.
— Они два дня как стоят, а вас в это время не было.
Тихоновичу я сразу доложил, — кивнул он на главного инженера. — Он мне сказал, чтобы я у Оксаны на складе взял запасные и поставил их. Мы с ней весь склад перевернули и ничего не нашли.
— И не найдём, — сказала она. — Я вспомнила Александр Аркадьевич, что вы их сразу к себе в кабинет забрали, когда нам ЗИПЫ поступили из Италии.
— Я такого случая не помню, — в резкой форме заявил он. — Если насосов не будет, год у меня будешь без зарплаты сидеть. Один насос стоит две тысячи долларов. А у тебя недостаёт два комплекта. Ты сама посуди, зачем они мне в кабинете?
— Погоди Аркадьевич, не горячись? — вступился за жену, до этого безмолвно сидевший главный инженер. — Ты лучше сам напряги свою память. Были они у тебя в кабинете два года назад. Я хорошо помню. В шкафу стояли, ты ещё мне сказал, что хочешь их отвезти специалисту, чтобы сделать им ревизию.
— Вы давайте мне голову не морочьте вдвоём, — взревел директор, — не знаю я ни о каких насосах. Что я буду отсасывать ими? — вопросительно посмотрел он на инженера.
— Хорошо я глотку не буду напрасно надрывать, — сказал Тихонович, — Наталья завтра или сегодня появится на работе, она подтвердит мои слова. Так, как она свой плащ, измазала об них. Тогда Дима и она раздевалась у тебя в кабинете.
Корнов вопрошающе посмотрел на Осокина:
— Дима ты должен помнить сей факт. У тебя тогда своего кабинета не было, и ты квартировал вместе с Натальей на этом месте.
— Я что буду обращать внимания, что у него в шкафу лежит. Я пальто снял и всё.
У Оксаны от возмущения перехватило горло, и мгновенно увлажнились глаза. Ни слова не обронив в своё оправдание, она ладонями закрыла лицо и выбежала из кабинета.
— Этого ещё не хватало дуться, друг на друга будем, — сказал директор уже более спокойно. — У неё на складе добра много. Нужно с родственными предприятиями, обмен сделать, где имеется оборудование аналогично нашим прессам. Там наверняка есть насосы. А уж если не найдём, то придётся в ноги кланяться Семёну Максимовичу. Он ещё у нас в штате состоит. Время пока терпит Дима? — спросил он.
— Конечно, терпит, я резервные запустил пресса, но они честно сказать, тоже в плачевном состоянии находятся. Не ровен час, разлетятся в осколки.
— С этого и надо начинать, а не обвинять незаслуженно мою жену, — сказал Тихонович.
— Иди, успокой её? — сказал Карташов, — а ты Дима займись зарплатой Панова и подготовь его к внеурочной работе. Обещай ему горы золотые, но, чтобы станки стояли на той неделе по стойке смирно, не — то с тебя голову буду снимать.
Дима с Тихоновичем, вышли вместе из кабинета директора.
— Ну и сволочь же ты Дима, — бросил в сердцах главный инженер, — век бы таких родственников не знать.
Дима ничего не ответил ему, только насупился, и что-то непонятное пробурчал себе под нос, затем направился к своей машине. А Тихонович пошёл разыскивать Оксану. Обойдя все склады и кабинеты, нигде её, не найдя он решил её поискать в цеху. Но её и там не было.
Оксана в это время в раздевалке со слезами на глазах объясняла Наталье по мобильному телефону о нечестном поступке директора и попутно рассказала весь разговор касаемо грузчика из-за, которого и произошёл весь сыр — бор. Она не догадывалась, что Панов в это время лежал в одной постели с Натальей, в квартире Осокина выполняя супружеские обязанности вместо хозяина квартиры.
Тихонович идеально разборчиво слышал весь разговор подруг.
— Я так и знал, что это произойдёт, — сказал Семён, когда Наталья прекратила разговаривать с Оксаной, — они заливают совсем другие марки масел в станки, которые рекомендуется технической документацией. Поэтому прокладки на клапанах беспощадно летят. Мне это на руку, теперь пускай ищут Семёна Максимовича и с зарплатой, и с ремонтом. Своевременно Оксана предупредила тебя, что твой муж поехал искать меня. Я сейчас одеваюсь и покидаю твой дом. Не исключено, что он и сюда может заглянуть.
— Пускай приезжает, — сказала она, — я уже ничего не страшусь. Не сегодня так завтра я всё равно ему скажу, что намерена подать на развод.
— Рано Наташенька дразнить гусей, — сказал Семён. — Давай сегодня напиши на пару деньков отгул, и мы с тобой махнём в лесную лачугу к моему родственнику. Там отдохнём прекрасно, сил душевных наберёмся и наметим дальнейший план. Только постарайся получить деньги за мои больничные листы? Всё — таки сумма не маленькая, деньги нам с тобой пригодятся в эти дни.
— Хорошо я так и сделаю. Скажу ему, что видела тебя около офиса, и ты лично просил меня получить деньги за себя. Больше ты никого видеть из заводских начальников не хочешь, кроме меня и начальника смены.
— Всё верно ты умная девочка, — сказал он и, поцеловав её в щёку, закрыв за собой дверь.
Наталья после его ухода собрала постель и, надев на себя юбку и толстовку, прошла на кухню, чтобы вскипятить чай. Вдруг раздался сильный с грохотом удар дверью. Она поняла, это пришёл Осокин и на двери он решил выместить свою злость.
«Неужели с Семёном встретился?» — подумала она и включила чайник.
Дима придирчиво осмотрел все комнаты и не найдя следов постороннего мужчины, обнаружил жену на кухне, которая с безразличием смотрела на него.
Нельзя ли поосторожней хлопать дверью? — произнесла Наталья.
Осокин ничего ей не ответил а, брызгая слюной, пропищал:
— Что он здесь делал?
— Ты что белены, объелся Осокин? — насмешливо спросила она. — Ты про кого говоришь?
— Я видел Панова машину, когда она отъезжала от нашего дома, — визжал он как резаный поросёнок.
Наталья с омерзением посмотрела на мужа и спокойно бросила ему:
— Не верещи, не в свинарнике? Панов здесь не был, я с ним столкнулась в подъезде. Он просил меня передать нашему руководству, что если сегодня не получит деньги, то завтра летит в Москву, на Старую площадь в администрацию президента и мимоходом заглянет с торжественным визитом к нашему хозяину. Хочет обрисовать ему картину сегодняшнего дня на нашем производстве. Координаты Барсукова у него есть.
Дима, слушая жену, от волнения расстегнул пуговицы на рубашке и начал нервно почёсывать свою впалую грудь.
— Откуда он это может знать?
— Я ему их дала, назло вам, — сказала она. — Надеюсь, он с почётом выполнит свою миссию.
— С него станет, этот праведник на всё способен, — испуганно сказал Дима, — а от тебя такого предательства я не ожидал. Если завод закроют, то мы оба с тобой без работы останемся.
— Плевать я хотела, на такой завод, где бесчинствует безграмотное руководство, — зло произнесла она. — А ещё он велел мне лично тебе передать слово в слово устное послание.
— Какое послание? — спросил испуганно Дима
— Скажи, говорит своему недотёпе, что станкам на заводе, осталось жить не больше полугода, а затем они будут занимать почётное место в шихте для переплавки. И хозяин получит за них, по тридцать долларов за штуку. И ещё он велел передать тебе и Карташову, что кроме него ладу на заводе литейным прессам никто не сможет дать. Так же он попросил меня в вежливой форме, чтобы я в бухгалтерии получила за него деньги, и передал мне доверенность. — Говорит, что не хочет больше никого видеть с нашего завода, кроме меня и Бориса.
— Это почему он к тебе проникся, таким доверием? — подозрительно спросил Дима.
— А я в отношении тебя не покушалась на его технические познания, — заявила Наталья, — у нас с грузчиком Пановым всегда были добропорядочные отношения.
Дима, не ответив ей на этот довод, вышел из кухни.
Вернулся он с ведомостью и пачкой денег в руках.
Наталья в это время пила чай с диетической лепёшкой и смотрела телевизор.
— Вот передашь ему шестьдесят тысяч? — положил он перед Натальей пачку денег и ведомость, — и скажи, чтобы он завтра появился на заводе. Ему будет предложен выгодный контракт, на крупную сумму.
— Ничего я ему говорить не буду, — сказала она, убирая деньги в сумочку, — отдам деньги и всё. Вам надо вы и говорите. У вас у всех есть его номер телефона, адрес домашний. Разговаривайте с ним сами, а я не хочу участвовать в вашем обмане. Вы уже один раз его прокатили, и второй раз пытаетесь надуть с моей помощью, — похлопала она рукой по сумочке, где лежали деньги. — Только он очень умный оказался и заставил ваши пустые головы склонить покорно, и трепетать перед ним.
— Мне он нужен срочно, — прямо сейчас, — сказал Дима, — дай мне его номера телефонов?
— Ничего я тебе не дам, — отказала ему Наталья, — это будет не этично, давать номер телефона человеку, вид и голос, которого у Семёна Максимовича вызывает аллергию. Нужно очень, — то поезжай в отдел кадров, пока они на обед не ушли.
Осокин укоризненно посмотрел на жену, сгрёб ведомость со стола и вышел из квартиры. Дверь он в этот раз за собой закрыл беззвучно.
После его ухода Наталья по сотовой связи набрала Семёна, сказав ему приятную новость, что она получила за него деньги, и передала весь свой разговор с Осокиным.
— Ты умница Наталья, — ответил он ей, — никак не думал, что они так скоро зашевелятся. Знать есть чего бояться? Но мне они уже вместе с заводом безразличны. Я с голода не умру и достойную работу способен найти хоть где. А тебя я завтра в одиннадцать часов дня, буду ждать на машине за заводом. Поедем с тобой изумляться на два дня прекрасным пейзажем природы. Сеновал романтический не обещаю ввиду весенних климатических условий, но сельскую обстановку с русской баней и наваристой ухой нам не миновать. Кроме моих денег с собой ничего не бери. Там всё будет. Одевайся в спортивную форму.
Где — то, через час, Семёну звонил уже Осокин.
— Я ни с кем не хочу разговаривать, — сказал Семён, — особенно с тобой. Мне твоя супруга сообщила, что получила деньги из твоих рук. Благодарностей за это от меня не жди. Вы всей вашей административной толпой, ущемили морально мои права. А это денег стоит и больших, поэтому на эту тему я вопрос оставляю открытым и обязательно с Карташовым его закончу. А тебе одно скажу, если ваше руководство хочет, чтобы оборудование, работало, как часы, готовьте контракт, в размере ста тысяч рублей и присылайте мне его через парламентёров. Гарантирую, что за две недели я восстановлю вам все пресса. А сейчас бай-бай Осокин.
 
Глава 7               
               
    Когда Саня с Яшей проснулись, Лиза уже копошилась на кухне. Она нажарила им целую сковородку мяса с яичницей и предложила Сане жареного налима.
— Ты не спрашивай, а ставь всё на стол, что есть, — сказал Яков жене.
— Что и ты налима захотел? — спросила она.
— Отстань от меня, и не мешай мне планировать сегодняшний день, — ответил он ей.
— А что ты Яша, так и не приучил себя к мясу налима? — поинтересовался Саня.
— И не приучусь, налим мечет всё, что ему в пасть идёт. Лизка моя ест только мелкую породу, а я и мелочь не ем. Я сейчас приспособился из него муку делать. Добавляем в корм козе, да собакам в похлёбку. А я раз вытащил полевую мышь у него из брюха, после этого в рот налима не беру. Вот уже лет десять не ем. Голавль или щуку с удовольствием ем. Судака уважаю, но его мало здесь, он больше в низовьях водится.
— А зря, — рыба — это фосфор, здоровье и молодость, — сказал Санька.
— У нас Курт вкуса рыбы совсем не знает, а смотри, какой справный старик. Любой молодой позавидует, а ведь он с двадцать третьего года рождения.
— Ты говори правду, почему он рыбу не ест, — сказала Лиза.
— Военнопленные в те трудные времена топили в реке своих соотечественников, — сказал Яков. — На дно отправляли тех, у кого руки по локоть в крови были. Это были самые настоящие фашисты, которые, находясь в плену, не хотели верить в поражение фюрера и Германии. Поэтому занимались в лагере подрывной деятельностью. Но им противостояли антифашисты, которых было намного больше в заключении. Курт сам лично принимал участие в их казни. Исполнителем был во всех приговорах. Завязывал им руки мочалом, и бросал с камнем на шее с лодки. Тогда ему уже начальство лагеря доверило единственный в округе трактор. Он на нём спокойно раскатывал не только по лесу, но и по посёлку. И никакой охраны к нему приставлено не было. Трактор служил немцам, как побочный транспорт для отправки кровавых фрицев на тот свет. Поэтому и прозвали её немцы Каролиной. В переводе на русский язык, это что — то наподобие нашего суда. Я думаю, он сотрудничал с нашими властями тогда. Ведь душ было загублено немало, и никто их не искал. Знали, что топляк всё равно к берегу прибьёт. Некоторые утопленники, всплывали, дней через десять, но объеденные рыбами. Об этом он мне лично сам рассказывал и не один раз и эта его судебная — исполнительная деятельность, являлась одним из мотивов невозврата в Германию. Видимо боялся возмездия нацистов. Ведь большинство их уехало на свою историческую родину живыми и невредимыми, им Союз не по душе пришёлся.
А он с той поры не кушает рыбы, но рыбак он отменный.
— Я впервые слышу эту историю про Курта, — сказал удивлённо Саня, — всегда его считал добрейшим человеком, а он оказывается, кровожадным был.
— Ты не прав Саня, — возразил Яков, — его осуждать нельзя. Мы не знаем, в какие рамки он был поставлен Советской властью, и казнил он именно тех, кому не место находиться на земле рядом с нормальными людьми. Все казнённые были настоящие головорезы, ярые почитатели Гитлера. Курт многим своим немцам помог раньше срока покинуть лагерь, спас двух девочек от волков в шестидесятые годы. За что ему были вручены награды от нашего правительства и Германии. Лично Вальтер Ульбрихт, тогда первый секретарь ЦК Германии прислал ему награду. Ты знаешь, что дом, в котором живём мы с Лизой, принадлежал раньше начальнику лагеря, затем фельдшеру медпункта, а уж потом мне. А Шрам живёт в доме, где жила семья девочек, которых он отбил от волков. Курт истинный коммунист и гордится этим. Своему партийному билету молится и хранит его не в сундуке, а на видном месте, где у него есть уголок наград.
— У него, что их так много? — спросил Саня.
— Целый иконостас висит на стене, — ответила Лиза, — чего там только нет. Орден за дружбу между народов. За труд у него много орденов. Считай, сорок лет не слазил с трактора, трелевал лес.
— Да вот тебе и дядя Курт, — встал Саня из-за стола, поблагодарив хозяйку. — Я бывал в их доме, но наград никаких не видел.
— Ты рыбачить сегодня будешь или с Яковом в лес поедешь? — спросила Лиза.
— Если я ему нужен, то поеду с ним, — ответил Саня.
— Отдыхай Саня, я один управлюсь, к обеду вернусь. Да и вдвоём на Агапе, не совсем удобно будет, нам двоим. В гараже возьмёшь снасти и котелок походный с треногой, — если надумаешь отваривать рыбу у реки.
— Остаёшься один, — посмотрела на Саню Лиза, — я сейчас тоже в посёлок пойду, вернусь нескоро. Надо за свет заплатить и в магазин зайти отовариться.
— Пешком пойдёшь? — спросил Саня.
— Ну, конечно. Машина стоит. Хоть бы Семён приехал поскорее, да отладил её.
— Так, давай его вызвоним? — предложил Саня, — и он приедет.
— Пускай лечится, как разделается с больницей, так ему и позвоним, — раздался в сенях голос Якова.
Саня остался один в доме. Яков позвал собак и, сунув одну ногу в стремя, как заправский джигит великолепно вскочил в седло Агапа и поехал в лес. Лиза следом за ним с рюкзаком покинула дом.
Саня нарезал мелкими квадратиками жареного мяса, которое осталось, от завтрака. Затем взял лопату и охапку сухих берёзовых дров. Первым делом он разжёг костёр, затем очистил лопатой от шуги полынью, сделанную Яковом. После этого он насадил наживку на крючки двух донок, прикрепив концы к трём массивным обтёсанным от шкуры лесины, служившей переправой на другой берег реки. Когда вся подготовительная работа по рыбалке была окончена, он присел около костра, положив под зад полено. На воду он не смотрел. Свой взор устремил на бегающее пламя костра, которое моментально возродило воспоминания семилетней давности.
Была августовская тёплая ночь. Они несколько раз входили в холодную проточную воду Каролины вместе с Валерией, а потом, стуча зубами, обнимались. Он прижимал её влажное тело к своей груди и шептал ей на ухо согревающие слова. Хоть тогда и не было романтической луны, — вечной спутницы влюблённых, но был запах леса, жаркий костер, и не менее жаркие поцелуи. Даже нудные кровопийцы — комары не могли омрачить им любовную идиллию. В ту ночь было сказано много слов признания в любви. Затем пропахнувшие копотью костра они залезли на сеновал, который колол их обнажённые тела, но тогда эта лежанка была для них мягче любой перины. Она издавала сладковато — озоновый запах, который действовал возбуждающе на молодую чету. Им казалось, что они находятся в озон сфере, куда посторонним вход был запрещён. Они были пьяными от наслаждения. Два года кряду летом они приезжали с Лерой в Каролину, чтобы вдохнуть прошлым, а затем всё лопнуло одним махом, как воздушный шарик. Лера уволилась из конструкторского бюро и перешла на высокооплачиваемую работу в туристическое агентство. Вот с этого времени и пошли все их семейные скандалы и недопонимания. Лера полезла ввысь. Её из менеджеров перевели заместителем генерального директора фирмы. Сане показалось это подозрительным, так как жена шефа Татьяна, стояла на служебной лестнице ниже Валерии. Она была директором небольшой четырёхэтажной гостиницы, принадлежавшая тоже Городецкому и напрямую была подчинена Валерии. Ревность ухватила его крепче за горло, когда на фуршете Городецкий прилюдно гладил грудь его жены. Тогда Саня подошёл к пьяному Городецкому и рванул у него из-под ворота сорочки галстук бабочку и положил ему на голову. Было впечатление, что у генерального директора выросли небольшие рожки. Саня развеселил всю публику, а жена Городецкого подошла к Александру Максимовичу, и публично похлопав в ладоши, сказала: «Браво!».
Смущённую Валерию Александр подтолкнёт к дверям выхода, и после этого ни в каких вечеринках тур — фирмы Саня участия не принимал. Он несколько раз предлагал жене найти другую работу, но её держал интерес к работе и естественно высокие заработки. Она в пять, раз получала больше Александра, что ущемляло его самолюбие и из-за этого скандалы нарастали изо дня в день. Тихо было только тогда, когда Валерия была в отъезде, — характер её работы был связан иногда с длительными отъездами. Его состояние ревности, стало принимать хронический характер. По-особенному на него накатывала злость, когда он ей звонил на работу. Секретарь всегда отвечала, что заместитель директора, очень занята и находится у Городецкого в кабинете. Ему чудилось, что в это время Лера не важные проблемы решает у Городецкого, а занимается разветвлением головы законного супруга. У него было желание поехать к ней на работу и застать парочку в интересной позе. Но здравый рассудок подсказывал, что нельзя так делать. Нужно искать другие пути, чтобы доказать Валерии, что он не тот мужчина, которому можно изменять. И что он нравится женщинам не меньше, чем его жена мужчинам. Тогда — то он и решил отомстить, как мужчина шефу жены, и доказать ей, что имеет у женщин успех. Узнав, что Валерия отправляется на экскурсию вместе с Городецким по Золотому Кольцу России. Он, не откладывая дел в долгий ящик, принялся осуществлять свой план мести.
Их офис занимал весь второй этаж, гостиницы «Север».
Зайдя в кабинет к Татьяне Городецкой, — яркой шатенке, приятной наружности с динамической походкой, он не сказал ей слов приветствия, а только соблазнительно улыбнулся. Она сидела в кожаном кресле с маленьким зеркальцем в руках и подкрашивала свои ресницы. Увидав посетителя, Татьяна отложила своё занятие и сообщила:
— Санёк, а твоей Леры нет, она укатила с моим селезнем, на комфортабельном автобусе окольцовывать Россию. (из-за того, что у Городецкого нос был лопаточкой, она звала его селезнем). — Не пойму, что им вдвоём там делать? — удивлённо добавила она.
— Я знаю, что она в отъезде, — сказал Саня. — Но я не к ней, а к тебе зашёл. Надумал пообедать в вашем ресторане, а одному скучно. Не составишь компанию?
Она с нескрываемой радостью приняла его приглашение, и они спустились на первый этаж, где находился ресторан. После ресторана уже в изрядном подпитии, они обед продолжили в кабинете Татьяны. Хоть её кожаный диван и был холодным, но он был радушен и гостеприимен, как и его хозяйка. Подобные обеды имели своё продолжение, до тех пор, пока на девичнике восьмого марта Татьяна, находясь под хмельком, не рассказала всему женскому персоналу фирмы о своей интимной связи с Александром Пановым. И тогда уже Саню начали в ресторан приглашать отужинать другие сотрудницы фирмы. Ему это льстило, и он по наивности думал, что развращает коллектив «Марко Поло», который непременно должен привести в одно время к краху фирму. Саня ошибался и вскоре понял, что для женщин он всего лишь семя утехи и служил прецедентом для мести фаворитки Городецкого — своей жены Леры. Он попал в паутину, сплетённую коварными женщинами.
Практически все, они были замужем, и не придерживаясь никакой морали, ложились с охотой под Саню. А на следующий день Валерии был звонок доверия, где ей незнакомый голос рассказывал, что её супруг Александр спал с Шишловой или Рогозиной. Докладывали, в каком номере совершалась супружеская измена, и в каких трусах был Александр, а также другие подробности интимного плана.
— Зачем ты меня позоришь Саша? — говорила она. — Неужели тебе приносит радость делать мне больно?
— Ты мне уже несколько лет ломаешь душу, — отвечал он ей. — Изменяя со стар пером Городецким. — Я знаю, что у вас под вывеской гостиницы функционирует публичный дом. Мне рассказали надёжные люди.
— Правильней сказать салон мягкого восточного массажа, а не публичный дом, — поправила она его. — И эта сфера деятельности, к нашему агентству никакого отношения не имеет. По словам шефа один богатый старичок арендует у нас в гостинице десять номеров. Вот и всё, Ты вбил себе в голову чушь и не хочешь понять, что нет у меня с Городецким ничего. И не может быть по той причине, что я замужняя женщина и изменять, я не обучена. Скрывать не буду, он делал мне несколько раз выгодные предложения, но я вежливо уходила от них. Грубить я ему не могу, кроме галантности он от меня ничего не получает. Сам пойми, лишусь, работы и тогда мы на твои деньги ни за что не проживём. А тебе советую обратиться к психотерапевту. Мне кажется, ты немного болен и мозжечок твой западает временами? У здоровых людей не бывает такого состояния.
Он ей не верил и всегда был инициатором скандалов. Когда ей надоели все его незаслуженные нападки, она предложила ему первой расторгнуть брак. Александр понял, что он стал ей безразличен и согласился принять предложение жены.
— Возможно, я поторопился с разводом? — сказал он, глядя на костёр, — всё-таки Лера для меня не пустое место, если я не прекращаю думать о ней.
Саня оторвался от костра и посмотрел на снасти. Одна нить лески была натянута и ходила из стороны в сторону.
Он бросился вытаскивать заглотавшую наживку рыбину. Когда он вытягивал её из реки, то понял, что на крючке сидит хороший голавль или метровая щука. Но из воды высунулась приплюснутая голова налима с чёрно — бурой спиной. Таким трофеем Сане не приходилось ещё ни разу владеть. Налим тянул килограммов на шесть. Он был возбуждён от такой удачи. Побежал в дом за ножом и безменом. Улов вытянул на семь килограмм. Вспоров налиму брюхо, он вырезал у него объёмную печень, а затем очистил внутренности от кишок. Аккуратно извлёк леску с крючком и забросил донку в то же месте. Отрезав голову, бросил её вместе с печенью в котелок, вариться. Затем все внутренности подгрёб на лопату и понёс к полынье, но вдруг заметил из внутренностей проблеск ярко-жёлтого цвета. Опустив лопату на лёд и запустив пальцы в требуху. Саня извлёк оттуда металл округлой формы. Подойдя к полынье, он промыл его. Сердце его сильно застучало, и голова пошла кругом. Сомнения не было, у него на ладони лежал золотой самородок примерно в двадцать грамм. Он подошёл к костру и начал греть окостеневшие от холодной воды руки. Когда пальцы начали разгибаться, он положил самородок в карман и сел опять на полено. То, что он стал обладателем самородка, наводило его на радужные мысли. Он представлял себя уже в белом костюме, сидевшим в роскошном Мерседесе. В своих мыслях он был и магнатом, и хозяином фирмы «Марко Поло», так как Городецкого он разорил и тот работал у него в гостинице слесарем — сантехником, а весь женский персонал был переведён в уборщицы гостиницы и в ресторан, на мойку — посуду мыть. Когда Саня оторвался от своей мечты, то взгляд его остановился на кишках налима, разбросанных по льду. Взяв ножик, он кинулся проверять их, и удача вновь ему сопутствовала. На этот раз он извлёк самородок в два раза меньше первого. Убедившись, что больше там ничего нет, он скинул все внутренности в полынью. В котелке вода уже бурлила. Содержимое было готово к употреблению. Он слил воду из него и начал есть голову без хлеба. К печени он не притронулся, сыт был одной головой. К десяти часам выглянуло солнце, и пошёл нормальный клёв. Он вытащил одну щуку и девять налимов, весом каждый не менее двух килограммов. К сожалению, на этот раз золота нигде не было. Как он только не проверял, всё было тщетно. В кишках он не нашёл «презренного металла». Но эта неудача его не омрачила. Он затушил костёр и пошёл в дом за тарой, чтобы сложить улов. Взяв два пустых ведра, он увидал не прошеную пушистую гостью с ярко — рыжей окраской, пожирающую печень из котелка. Он запустил в неё ведром, лиса оскалилась и отскочила от котелка. Затем схватила в пасть одного налима и по льду спокойно ушла на другую сторону реки. Саня собрал рыбу в вёдра и пошёл в дом. Оставив их в сенях, улёгся на диван Лизы.
Время подходило к обеду, а Якова всё не было. Саня несколько раз вставал и подходил к окну, но Яков с Агапом нигде не просматривались. Сане не терпелось поделиться с дядькой своей удачей. Яков заехал на Агапе с другой стороны дома и по радостному лаю собак Саня понял, что дядька скоро будет на месте. Он вышел ему навстречу.
— Ну, как улов Санёк? — спросил Яков.
— Могу без преувеличения сказать, что такого счастливого рыбака, как я в мире ещё не было, — радостно и возбуждённо сказал Саня.
— Неужели голавль килограммов на десять зашёл к нам? — спросил Яша.
— Нет, голавля я не поймал, взял одну щуку, а остальная рыба налим.
— Нашёл чему радоваться, я этих налимов по десятку острогой в темень насаживаю, — гордо заявил Яша.
Яша зашёл в сени и, увидав полные вёдра рыбы, с одобрением произнёс:
— Неплохо Санёк, — и вытащил из ведра за хвост щуку, — а эту зубастую барышню мы сейчас на сковородку бросим. Под наливочку пойдёт Санёк? — спросил он.
— Конечно, пойдёт, — согласился с ним Саня, — но в кухне ещё лежит налим на семь килограммов.
— Таких великанов я давно не встречал, — сказал Яша и вошёл в дом.
Пока Яша умывался и приводил себя в божеский вид, Саня занялся рыбой. Рыба жарилась, наполнив дом специфическим запахом. Яша достал из холодильника банку наливки и поставил её на стол.
— Пока Санёк суд да дело, давай мы с тобой по стаканчику сладенькой пропустим, — предложил он. — Елизавету ждать не будем, она при всём желании не управится к обеду. Дай бог, часам к трём возвратится домой.
Саня сел к столу и выложил перед дядькой два самородка. Яша удивлённо посмотрела на племянника, и спросил:
— Откуда такое богатство?
— Из него, — Саня показал на налима, лежавшего, на полу без головы. — Видимо эта рыба не только мышей заглатывает, но и драгметаллом не брезгует. И эта находка наводит меня на мысль, что ваша Каролина имеет залежи золота. Это же самые настоящие самородки.
— Ты меня Санька огорошил такой новостью. Может это случайность, какая с золотом? — растерянно пробормотал Яша, — мог же этот налим, на другой реке заглотить эти самородки и заплыть к нам начинённым? Ведь у Каролины есть два притока, Воронка и Пижма. Ты представляешь, что здесь будет, если какой-нибудь олигарх узнает, что здесь водится золото? Нас с Куртом вместе с хозяйством снесут с лица земли. Для них ничего святого нет, кроме прибыли. Они ни нас, ни природу не пощадят.
— А не надо делать, чтобы они узнали, — сказал Саня, — нам сейчас нужна в первую очередь коммерческая хватка Семёна. Он со своим опытом, подскажет правильный путь. Давай позвоним ему? — настаивал Саня.
Яков взял с подоконника мобильный телефон и набрал
номер Семёна.
— Слушаю Яша, — ответил голос Семёна.
— Сёма твоё присутствие необходимо здесь. У меня Санёк в гостях, рыбы наловил целую гору. Сидим, жарим сейчас её и наливкой балуемся.
— Как быстро я вам нужен? — спросил Семён.
— Чем быстрее, тем лучше, — ответил Яша.
— Хорошо, через десять минут обнимемся, — сказал
Семён и отключился.
— Пьяный или шутит? — недоуменно пожал плечами Яша, — говорит, что через десять минут обниматься будем.
— Конечно поддатый, — изрёк Саня, — или ты его
оторвал от сдобной женской груди. У него как жена стала не ходячей, так он превратился в ходока.
— Насколько я знаю, он всю жизнь ходил налево, — заметил Яша, почесав свою густую бороду.
Саня забыл про рыбу и бросился к сковороде. Выложив её на большую тарелку, он поставил дымящуюся рыбу на стол. Только они подняли стаканы, чтобы выпить наливки, как в окне увидали машину Семёна. Первой из неё с объёмным багажом вышла Лиза, а за неё прекрасная незнакомка, экипированная в спортивную форму. Семён показался последним, он неторопливо из багажника машины вытащил неподъёмный баул с провиантом.
В это время из дома им навстречу выбежали раздетые брат с дядькой.
— Мы с Санькой думали, ты с пьяного угара обещал через десять минут появиться у нас, — сказал радостно Яша, — а оказывается, в это время ты рядом был. Кстати, Сёма ты появился, — похлопывал он радостно его по плечу.
Они обнялись, Семён с гордостью представил им свою новую молодую пассию.
— И мне повезло, — сказала Лиза, — смотрю, на повороте появилась знакомая машина. Ну, думаю точно Семён, лёгок на помине. Только за завтраком тебя вспоминали. Всё-таки есть бог на свете, — сделала заключение Лиза.
Они шумно вошли в дом, наполненным запахом жареной рыбы. Семён, обратив внимание на здорового безголового налима, произнёс:
— Хороший знать поросёнок был? — пнул он его ногой.
— Это Санёк его пару часов назад заарканил, — доложил Яша, — и в сенях стоит два ведра с налимом.
— Немедленно надо уху разводить на улице, — предложил Семён, — это моё первое желание. Водка без ухи, это не традиция, а банальная пьянка.

Глава 8               
               
     Лиза с Натальей готовили праздничный стол. Резали салаты и жарили мясо, а мужчины варили уху около полыньи. На снегу у них валялась бутылка водки и три стопки.
— Сашка, Лиза мне сказала, что вы с Лерой окончательно разбежались? — спросил Семён у брата.
Саня моментально поник и опустил глаза.
— Глупо брат ты поступил, Лера замечательная женщина! Поверь мне, — тебе такой не найти больше!
— Я смотрю, ты себе нашёл молодуху, при живой жене, а я чем хуже, — укорил Саня брата.
Семён весело рассмеялся и сказал:
— Ты Санёк не забывай я, как и ты по знаку зодиака Скорпион, но ты не смотри на старшего брата? У меня семейный базис, можно сказать, находиться на должном уровне. Я это другое дело. У меня есть разрешение от жены на личную свободу. Мы оба понимаем, что с постели ей больше не встать. Она бывший медик, и ни в какие излечения и чудеса не верит, но умирать в скором времени не собирается. Мне её до боли жалко, но в футляр я себя не должен запирать. Это её слова. И когда я нахожусь вне дома по ночам, она откровенно радуется за меня. Знает, что я выполняю намеченный план по её долголетию. «Говорит, что я ещё нужен буду детям, и не должен тухнуть без женщины». — У тебя жена умница, одно загляденье и ты не смог удержать её. Поздравлять я тебя за эту необдуманную выходку не могу. Сейчас я не хочу омрачать нашу встречу, но мы с тобой к этому разговору ещё вернёмся.
— Давно бы так, — сказал без обиды Саня, — мы тебя ждём не нотации мне читать, а по очень важному делу, — и он протянул брату два — самородка.
— Хозяин этого богатства варится сейчас в котелке, — объяснил Яша.
У Семёна моментально глаза заблестели, и светиться начали не меньше чем золотые самородки.
— Вы хотите сказать, что их обнаружили в чреве налима? — спросил он.
— Вот именно, — подтвердил слова Якова Саня.
— Ну, это родственнички совсем, хорошо! — таинственно произнёс Семён, — золотую находку вы не в земле нашли, а в рыбе. Законов нет таких, чтобы подобную находку нужно обязательно сдавать государству. Значит, по праву оно принадлежит вам.
— Сане оно принадлежит, — поправил Семёна Яков, — это он поймал рыбу и нашёл в нём золото. Но тебе эта находка ни о чём не говорит?
— Говорит и о многом, и думаю, мы это обсудим с вами за ухой, — сказал Семён.
Яков сходил в дом, принёс миски под уху и закуски. Сам он уху не ел.
После первой стопки Семён сразу заявил:
— Думаю, эта находка не случайная, — наверняка это отрыжка военных времён, если судить, по словам Якова. Нам необходимо с этого дня за эту речку зацепиться. Поэтому в первую очередь нужно создать Общество с Ограниченной Ответственностью, и оно должно у нас состоять из инвалидов и ветеранов. Там налоги мизерные. Как зарегистрируемся, тебе Яков придётся под флагом инвалидов брать реку в аренду. Напишем в уставе, что будем чистить Каролину, а песок пойдёт на строительные нужды по возведению разрушенного посёлка. Землю я думаю, нам здесь обязательно дадут. Реставрируем заброшенные дома и вперёд. Возьмём за эти дома ипотечный кредит для покупки оборудования. Нам даже спасибо скажут, что мы решили дать второе рождение реке и посёлку. Всё-таки река была судоходная, когда — то. А я через неделю буду инвалидом. Подберём ещё пять надежных парней с третьей группой, и будем осуществлять наш план в реальность. Но пока мы все здесь находимся, нам по очереди нужно дежурить около этой полыньи с удочками. Необходимо убедиться, что это не случайная золотая находка.
— Семён ты представляешь, что говоришь? — спросил Яков, — эта река имеет протяжённость тридцать пять километров. Нам её не осилить. Я понимаю, что очистку реки примут с большим приветствием местные власти, тем более я сам неоднократно заострял этот вопрос и в мэрии, и в газету обращался. То у них денег нет, то рабочей силы.
— Вот и хорошо! А у нас сила будет, а денежек мы у них для этой цели попросим. И, сколько бы они не дали всё равно будет мало. Поэтому кредит нам необходим.
— Хорошо я согласен поддержать тебя, — сказал Яков, — Саня, думаю тоже не против твоего проекта, тем паче он безработный у нас.
Саня ел уху и утвердительно покачивал головой дядьке.
— А дежурить у полыньи не обязательно, я прямо сегодня поставлю верши, а стемнеет, острогой будем бить налима, но только не сегодня. Сейчас будем праздновать встречу. Вечером Курт обязательно придёт в гости со своей бабой Маней, — сообщил Яков.
— Интересно у тебя, получается, — сказал Семён. — Он старше её, ты его Куртом зовёшь, а её бабой Маней кличешь.
— Это его прихоть, а не моя, — ответил Яков, — ну, что с ним сделаешь, если он хочет чувствовать себя моим ровесником. Стариков надо уважать!
Семён доел свою уху и привёл к костру Наталью, чтобы она на природе, тоже отведывала наваристой ухи. При ней все разговоры о золоте и проекте Семёна были свёрнуты.
— Ты прав Семён, здесь действительно чудная природа. Я бы согласилась здесь жить, если бы у меня свой личный транспорт был, чтобы без проблем можно было до города добраться.
— Может так и будет в скором времени, — задумчиво произнёс Семён.
Наталья хотела задать Семёну вопрос, но Яков её опередил и начал рассказывать о лесных прелестях жизни.
— Вы вот Наташенька к городу привыкли, а для меня лес это тоже город, только тихий, но живой. С деревьями я разговариваю, и они меня понимают. Лес красив в любое время года, а вот город не всегда. И здесь нервы трепать некому и негде, разве только браконьеры иногда шалят, но они меня боятся и стараются по моему кордону не лазить. А летом у нас вообще красота неописуемая.
Она доела уху, и они все вместе направились в дом, где их ждал стол с изобилием спиртного и закуски. Пока все умывались после костра. Яков поставил две верши, накидав туда прикормки из жмыха.
Чуть позже к ним пришёл Курт, но без бабки, она лежала в постели с поясничным прострелом.
Застолье длилось до полуночи. Яков с Санькой, пошли провожать еле державшего на ногах старого немца.
— Твоя наливка дюже ядовитая, — твердил он Якову, опираясь на плечи провожающих, — ты её по другому рецепту готовишь, не как я.
— Разницы нет никакой Курт, — сказал Яков, — просто ты норму сегодня завысил. Всё за мной тянешься.
Семёну с Натальей Лиза постелила в Юлиной комнате.
Наталья первой разделась и заняла место у стенки, кидая при этом соблазнительные взгляды на Семёна. Но в его голове в это время зрели золотые мысли, и на Наталью он никакого внимания не обращал.
— Ты, почему сегодня со мной вечером не разговаривал и не уделил ни капельки внимания? — чуть обиженно спросила в кровати Наталья, когда он обнял её.
— Завтра утром расскажу, — ответил Семён и провалился в глубокий сон.
   
Глава 9               

   «То, что Саня болен, это его богатая фантазия, — думала Валерия. — С тех пор, как он начал ублажать наших стрекоз в конфетных обёртках, я с ним ни разу не спала. Так что мне никакая болезнь не грозит. Ну, а „стрекозам — недотрогам“ я завтра привет от него передам. Пускай побесятся. А мужа уже не вернёшь. Рыдать поздно, глупость совершена нами обоими. Мне надо было с Семёном поговорить, прежде чем давать ему развод. Он влияние на Александра огромное имеет. Теперь поезд ушёл, наша семейная лодка разбита о порог взаимного непонимания и необоснованной ревности».
После того как Валерию покинул муж, на следующий день утром она пришла в офис с набухшими веками и с тревожным выражением глаз.
— Гера зайди, пожалуйста, ко мне? — пригласила она секретаря.
— Хорошо Валерия Константиновна, — ответила секретарь и последовала в кабинет за ней.
Секретарь Гертруда Кашуба считалась в фирме одним из лучших знатоков в вопросах многих заболеваний. У неё было незаконченное медицинское образование, и она всем давала советы, как избавиться, не только от гриппа и диареи, но могла посоветовать, чем нужно подпитывать сердце и, как всегда, держать в норме артериальное давление. Но главным достоинством Гертруды считался её язык. Он у неё был словно на шарнирах и тарахтел, как агрегат беспрерывного действия.
— Расскажи мне Гера, что-нибудь о ВИЧ и застаревшем сифилисе? — попросила её Валерия. — Понимаешь, у моего бывшего мужа случилась беда. Он умудрился подхватить себе сразу два этих омерзительных заболевания. Хорошо я с ним уже год, как не сплю, а то и мне не миновать позора. Он звонил вчера из венерического диспансера и признался, что очаг заболевания находится в нашем «пуританском офисе». Он меня уверяет, что кроме наших девочек у него связей ни с кем не было. Ты представляешь, какой удар получит одно из лучших туристических агентств родного края? Какое общественное мнение создастся о нашем прославленном Марко Поло? Надо, без шума, узнать, с кем из наших недотрог у него был роман? Думаю, его вспышки любви охватили не одну стрекозу. Как только ты пробьёшь эту тему, шёпотом предложи всем вздыхающим страдалицам по чужим мужьям, незамедлительно пройти анонимное тестирование на ВИЧ и сифилис в кожном венерологическом диспансере.
— Я поняла Валерия Константиновна, — заговорщицки произнесла Гера. — Но вы и без меня знаете, что он крутил любовь с женой Городецкого, но она не из нашего офиса, а с гостиницы. А больше я никого не знаю, но постараюсь тихо, тихо, как мышка разведывать этот вопрос.
— Городецкая не в счёт, она уже неделю, как носит свою девичью фамилию. И роман с Александром у неё был год назад, — внесла подробность Лера.
— Это вы так думаете, Валерия Константиновна. А девочки из ресторана говорят, что он до сей поры её не забывает и заходит нередко в гости. Они ей обеды на две персоны приносят в кабинет. Ваш Саша там бывает. Я не собиралась вас огорчать, но это правда.
— Уже не мой он Гера, — сказала Валерия, — но я не могу его с такой бедой оставлять наедине. Он очень ранимый и я боюсь, что с горя надумает руки на себя наложить. Заикался уже вчера по телефону, на эту тему. Мы хоть с ним и в разводе, а я человек совестливый и постараюсь ему оказать посильную помощь. Всё — таки не чужой он мне.
— Как я вас хорошо понимаю Валерия Константиновна, — пропела Гера, — вы сильная женщина, потому что умеете прощать. Я бы ни за что не смогла так поступить. А диагноз этот прескверный, с ВИЧ можно всю жизнь прожить, а можно завтра богу душу отдать, а застаревший сифилис, это тоже не шоколад. Плохо, что у этого заболевания нет абсолютных критериев к излечению. У больного начинает проваливаться нос, и гниют кости. Он поражает все органы, наступает глухота и слепота. Человек в таком состоянии не способен долго протянуть.
— Пока он видит и слышит неплохо, — сказала Валерия, — но нос, похоже, у него меньше стал. Углубился внутрь черепа и сипит, будь — то, ангину подхватил...
Смотря на побледневшее лицо Геры, Валерия, чтобы не рассмеяться, закрыла лицо руками и сидела так до тех пор, пока сквозь пальцы не увидала, как девушка на цыпках тихо вышла из её кабинета. Валерия просидела в безмолвии минут пять, затем налила себе минеральной воды в стакан, но выпить не успела. За дверью послышался бесперебойный цокот женских туфель по паркету коридора. Можно было подумать, что в здании была объявлена тревога в связи с землетрясением или пожаром. Она вышла из кабинета в приёмную и оторопела от неожиданности. Её на мгновенье обуяла гордость за своего бывшего мужа, потому что у дверей Городецкого выстроилась очередь из шести человек женского персонала. В руках они держали заявления на отгул.
Валерия Константиновна догадалась, сработала цепная реакция, запущенная Герой. Тут была и чернявая Астра с азиатской внешностью, — преподававшая до этого эстетику в школе милиции, а также рыжая Мила, — бывшая послушница одного из монастырей Томска. Милу все считали невинной овечкой. Она являлась эталоном чистоты, и непорочности. Её Валерия никак не думала встретить в очереди к Городецкому с заявлением на отгул.
«Ничего себе, — подумала Валерия, — вот это Гера по-тихому сработала. Переполох, какой подняла».
— Вы девчонки возьмите скальпель у меня на столе, — сказала Валерия, бросая насмешливый взгляд то на Милу, то на Астру, — и отрежьте ему вирусоноситель прямо в больнице. Лечиться вам вместе с ним придётся. Он уже второй день на больничной койке лежит в палате с решётками. На прогулку будет выходить, вы его и оскопите этим скальпелем. Хотя вы тоже хороши, как узнали, что мужчина свободный, так и ударились в любопытство. Вам интересно было знать мой вкус к этому мужчине. Узнали? Теперь лечитесь, а я здоровая и мне боятся нечего. Тяжело, конечно, на первых порах будет одной выполнять работу за весь штат, но ничего переживу. Возможно, придётся временно принять на сорок дней других менеджеров и экскурсоводов.
Она стояла и смотрела на понуривших дам. У них был шок. Половина из них были замужние женщины, им было чего стыдиться и бояться. Одной Серовой было весело, она знала, что если будет лечиться от венерической болезни, то вместе с шефом.
Лера от восторга, чуть не запрыгала. Она ликовала, что заставила этих стерв дрожать и склонить перед ней понуро свои головы. Городецкий никого в это время не принял. Он сам вылетел не в себе из кабинета вместе с Серовой Люсей, — красивой женщиной лет тридцати пяти, беспринципной и тупой особы с большим бюстом и безобразным диалектом. Это был её главный изъян, который резко бил по ушам не только клиентов, но и сотрудников. Это был говор рязанской торговки из глухой деревни, но Городецкого её лексика не смущала. Его привлекала её внешность, и пышные формы тела. Только из-за этих данных он её приблизил к себе, отодвинув на задний план опытного заместителя Валерию Константиновну Панову, — специалисте, на котором по сути дела держался весь его бизнес. Сообщив своим сотрудницам, что все свободны на сегодня, он сел в машину и укатил в неизвестном направлении.
Женщины тихо парами покидали рабочие места. Только Гера вышла одна, так же на цыпках, чтобы не тревожить заместителя агентства. Она тихо прикрыла дверь приёмной и когда оказалась на выходе, словно мячик попрыгала по лестничным маршам.
«Что на меня нашло? — подумала Валерия, — завтра точно с меня шеф семь шкур сдерёт, за срыв рабочего дня». Она закрыла дверь на ключ и, отдав его вахтёру, направилась домой.
Лера сильно ошиблась. Городецкий не ругал её. Он совсем отказался с ней разговаривать. Только посоветовал обратиться ей за работой на четвёртый этаж в салон массажа, который был в ведомстве одного состоятельного старичка.
Кабинет Леры, занимала уже Серова Люся.
— Ну и стервозная же ты баба, — сказала она Валерии, — зачем тебе понадобилось так громко срамить родное агентство во главе с Витом.
— Ты Люся никак фуражу с утра объелась, — съязвила Валерия, — не хочешь ли ты этим сказать, что мой бывший муж испробовал не только весь женский персонал агентства, но и снизошёл даже до твоего вздыхателя, как ты выражаешься Вита.
— Коза безрогая и змея подколодная, — вот ты кто — выпучив глаза, громко крикнула Серова.
Валерия остановилась около двери и, повернувшись к разъярённой Серовой, сказала:
— Продолжай, продолжай дальше корова не доеная, — и Валерия приоткрыла немного двери приёмной, где кроме штатных сотрудников и Геры на диване сидели клиенты туристического агентства.
— Сволочь, паскуда, метёлка, зараза, овца нестриженая, — негодовала Серова.
— В тебе женского ничего нет, — спокойно сказала Валерия, — своим иностранным диалектом ты будешь только отпугивать клиентов. Сейчас четверо человек в приёмной сидят, пускай послушают первый голос агентства, — и она открыла шире дверь. Заставив тем замолчать Серову.
— Не завидная у тебя биография, — произнесла спокойно Валерия, — видимо и впрямь тебе от фуража совсем плохо стало.
Она вышла из кабинета, не закрыв за собою плотно дверь, где её ожидали две подружки — не разлей вода, Шихова и Рогозина. Это были первые интриганки и сплетницы. Шихова давно метила, на место Валерии, а Рогозина ей в этом помогала, распуская про Валерию невероятные слухи.
— Ну, что сучка добилась своего? — спросила Рогозина, — ты как собака на сене была. Теперь без тебя мы вздохнём вволю.
— Гадюка, — отпустила оскорбление и Шихова.
— Девочки, как вам не стыдно, — сделала им замечание Гера. — Вы хуже базарных баб, посмотрите, что вы наделали своим поведением? — показала она на пустой диван, где только, что сидело четыре клиента.
— Как минимум вы лишили агентство тысячи долларов, — сказала равнодушно Валерия. — Я бы на месте Вита, взыскала с вас эти деньги. Или выдала вам, трудовые книжки, как он поступил со мной.
Трудовая книжка Валерии лежала на столе у Геры, но расчет она не получила, так как сумма была немалая и её нужно было заказывать в банке. Валерия положила книжку в сумочку и вышла из гостиницы. Её никто не провожал взглядом, и никто не сказал до свидания, кроме Геры.
— Я не представляю Валерия Константиновна, как мы будем обходиться без вас, — шёпотом сказала она, боясь быть услышанной.
И Лере почему-то от этого гробового безмолвия стало легче дышать. На душе установился штиль. Она не жалела, что потеряла высокооплачиваемую работу. После безрезультатных домогательств Городецкого к её телу, Валерия понимала, что подобный исход неизбежен. Она сделала глубокий вдох свежего воздуха и посмотрела на небо. Наступила ранняя весна и яркие лучи солнца, с теплотой ласкали её лицо. Она улыбнулась и пошла вперёд по сухому тротуару, где снег лежал только по краю бордюр, извиваясь серой неровной верёвкой. 
    
Глава 10               
                — Я всю ночь Семён не спала, — сказала Наталья утром ему, — думала, привёз меня в глушь и забыл совсем.
Только и шептался вчера с братом и Яковом. А перед сном не поцеловал и не пожелал спокойной ночи. Хорошо хоть обнять догадался.
Семён повернулся к Наталье, и нежно поцеловал её в губы. — Не обижайся, я вчера перегрузился горючим немного, а разговоры у нас с мужиками были сугубо деловые и если наши догадки подтвердятся в ближайшие дни, то я обязательно посвящу тебя в свои планы. Тогда будет у тебя здесь свой дом и личная машина. А самое главное мужчина, который любит тебя и боготворит.
Так что мадам у тебя всё будет хорошо!
Он поцеловал её ещё раз и поднялся с постели. Наталья разомлела и закрыла глаза.
Семён пошёл умываться. На кухне уже суетилась Лиза. Яков с Санькой пока спали.
— Яков, что не пойдёт обходить владенья свои? — спросил Семён у Лизы.
— Пока в доме толпа гостей он ни шагу не сделает из дому. Кто — же по праздникам работает?
— Тоже верно, — сказал Семён и, умывшись, возвратился к Наталье. Она к этому времени успела уснуть.
— Нервы видать у неё крепкие, — сказал он вслух. — А если нервы не хандрят, значит и рассудок она никогда не теряет.
Он присел к ней на кровать и, спустив с её плеч одеяло, стал любоваться её сочными грудями. Внезапно у него возникло желание присоединиться к её телу. Но быстро прогнал эту мысль и дал ей всласть поспать. Он оделся, взял корзину и вышел на улицу проверить верши. Улов оказался неплохим, семь налимов он выкинул на берег, а верши опустил назад. Уложив их в корзину, с трудом донёс её до дома.
— Лиза буди Саньку с Яшей? — сказал Семён, — скажи, я с богатым уловом пришёл.
— Я давно их бужу, да они не встают. Завтракать пора. И ты свою Наталью поднимай? — ворчала Лиза.
— С Натальей надо повременить, она только под утро уснула.
— Ты не давал ей спать? — лукаво заулыбалась Лиза.
— Я, как только голову к подушке прислонил, так сразу и вырубился. А Наталье привычка нужна на новом месте, пока ночь не проворочается, ни за что не уснёт. Если бы она выпила вчера наливки столько, как и я водки, то безмятежный сон был бы ей гарантирован. А она за весь день всего одну стопку себе позволила.
— Женщина такой и должна быть, — сказала Лиза, — ты посмотри, что в городе творит молодёжь. Молодые девчонки идут по городу и распивают пиво. И сигарета в зубах. Да кого они родят от этой кислой мочи? — Потенциальных алкашей или дистрофиков, которых и так пруд пруди, что в армию идти некому. Хорошо моя Юлька не балуется пивом. Правда сигаретки покуривает, но этого я уже не запрещу, сама в её годы присосалась к табаку.
— Выйдет замуж за парня со свежим дыханием и реальным взглядом на жизнь, сама бросит, — сказал Семён.
— Да дай бог Сеня, чтобы так и было! — оживлённо сказала Лиза и пошла, будить мужа с племянником.
А Семен ещё раз заглянул в комнату, где спала Наталья, полюбовался ей и закрыл обратно дверь.
«Не пойму, как она могла столько лет прожить с этим дохляком Осокиным? Хотя у неё цель была. А добиваются своей цели, только сильные и умные люди. А у неё все эти качества на лицо. И мне наплевать, что она неправильно называет штангенциркуль. Зато она правильно ведёт рядом со мной, а это уже, что-то значит! С ней мне повезло, а главное она верит мне и любит до исступления!»
Первым из спальной вышел Саня, он протёр глаза и, не умываясь, начал разделывать налимов.
— Позавтракал бы вначале, а потом рыбой занимался, — пробубнила Лиза.
— Завтрак, как я понимаю, будет со спиртным, — посмотрел Саня на две бутылки водки, выставленные хозяйкой на стол, — после такого завтрака не до рыбы будет.
Он за двадцать минут выпотрошил всего налима и на ложке положил перед Семёном две небольших крупицы размером, яблочного семя и пошёл умываться.
— Никак золото? — удивлённо спросила Лиза.
— Оно самое Елизавета, — положил он крупицы себе на ладонь. — Скоро я думаю, у нас, подобных «светлячков» много появится, и тогда мы заживём не хуже Рокфеллера, только о золоте временно молчать нужно. Иначе здесь будет мировое столпотворение, и все наши планы пойдут Агапу под хвост.
— Так вот вы вчера весь вечер, о чём шептались, — крутила она золото в пальцах, — а я ведь, грешным делом, думала, не на лося ли планировали сегодня пойти. А при твоей Наталье можно разговор вести о золоте? — спросила она.
— Думаю, что можно, — сказал Семён, — она почти мне жена, и я ей во всём доверяю!
— Как же так можно Семен? — у тебя же Лида ещё жива. Не хорошо так поступать. Грех ведь это большой перед ней и перед богом.
— Я атеист, и не мормон и ни в какие небесные силы не верю, кроме грозы и падающего града. И я тебе Лиза по-честному говорю, как перед расстрелом.  Лида сама настояла, чтобы я завёл себе женщину. Она любила всю жизнь меня и сейчас любит, поэтому не хочет, чтобы я поник как мужчина. Она хоть и не двигается, но мозг у неё работает правильно. Чем активней будет у меня образ жизни, тем дольше она проживёт. Она понимает, что деньги на лекарства немалые нужны. Хорошо хоть невропатолог свой есть. А к активности меня может привести только женщина, именно такая, как Наталья, другой мне не надо. Спорт в моём возрасте уже не прибавляет тонусу, а только увеличивает нагрузки, после которых ужасно спать хочется.
— Не знаю Семён, что и сказать тебе на это, — сказала Лиза. — Возможно, ты и прав в чём — то, а с другой стороны, посмотреть, ты ведь праведником по женской линии никогда не был. У тебя это в крови уже.
Им договорить не дал Яков, он вышел радостный из комнаты. Осмотрел стол и, увидав ложку с золотыми крупинками, взял её в руки.
— Выходит, твои предположения и Александра были верными, — сказал он, — а мы с тобой Лизка выкинули этих кишок за всю жизнь, наверное, целый вагон. Сколько бы золота у нас сейчас было.
— Да столько, что тебя удавили бы на этих кишках, — ответила Лиза, — неужели ты не понимаешь, что от золота человечество испокон веков только гибло, да разум теряли. Вот и нас бы с тобой ждала такая участь.
— Не скажи Елизавета, — почесал он свою бороду, — погибали только, жадные и глупые люди. У Джека Лондона, если бы не было много золота, то никто его и не знал, как писателя.
— Много ты знаешь Яков, — наше золото это лес, а ваши золотники это не золотая жила, а скорее, кто — то обронил эти самородки на нашем бочаге в старину и налимы только обнаружили, а эта рыба, как и сороки, любит, что блестит. Никто толком не знает об этой реке ничего, только говорят, что по ней проплывала Екатерина вторая. Но я у многих жителей в Орлах спрашивала, они и слыхивать не слыхивали, что по этой узкой реке когда-то суда ходили. Лес даже никогда не сплавляли. Только говорят, что в ней фашистов топили. Почему многие ребятишки из деревень до сих пор боятся купаться в Каролине, да и рыбу ловят не для себя, а для продажи. Один только Комар с Росянки для себя ловит. Он ничем не брезгует, берёт всю рыбу подряд. А другие напрасно лишают себя фосфора. Сама я считаю это глупость. Здесь есть такие прозрачные места, что дно вглубь на десять пятнадцать метров видать. Есть, конечно, что и мути полно, но это в основном в заводи, как у нас за бочагом. И так же есть места, что и лодка не проплывёт, не понимаю, как по ней раньше ходить могли суда?
— Нет, Лиза судёнышки здесь маленькие бегали, это я точно знаю, — сказал Яков. — Курт мне рассказывал, что им по ночам дважды в лагерь подвозили пленных нацистов, а затем это судно на разворот не шло, а плыло вперёд. А вот куда они могли испариться, это вопрос. Ведь на самом деле, около «Горелова луга» два русла проходят и в обоих местах Каролина в ширину с небольшой ручей, и ты правильно говоришь, там лодка не проплывёт сейчас. А как раньше было нам не известно?
— Надо будет Курта сегодня на уху пригласить, — предложил Семён, — поинтересоваться у него немного историей. Мне как — то в голову не приходило расспрашивать у него про его неволю.
— Уху он кушать естественно не будет, а вот наливочки нашей, он с удовольствием выпьет, — сказала Лиза. — На обед он сам без приглашения пожалует. А нам пора и позавтракать.
К столу подошёл Саня, он был опечален чем — то и молчалив, будь — то, не рад был утренней золотой находке.
— Чем брат омрачён? — спросил его Семён.
— Ничем, — недовольно ответил он, — это у меня своё. Не обращай внимания? Сейчас выпью немного и настроение нормализуется.
— Плохая привычка настроение спиртным поднимать, — заметил Семён, — так можно и в пропасть улететь.
— Это не про меня, — ответил Саня, — ты же знаешь, я пью редко и расчётливо. Вчера, правда, я нарушил режим, но был повод напиться.
— Санёк хватит нам алтайскую лапшу вешать на уши? — вмешалась в разговор братьев Лиза, — тоскуешь по Валерке. Я вчера ещё заметила у тебя грусть в глазах. Ты же живой раньше был, шутками сыпал повсюду, а сейчас озабоченный. Думаешь много о ней. Если любишь так и скажи! А хочешь, я съезжу за ней и привезу её сюда?
— Не надо, — тихо произнёс Саня и налил всем в стопки водки, — поздно всё это. Я понял, что свалял дурака. Афоризм я слышал хороший:
«Можно заработать стаж, болезнь, деньги, а вот ум никогда не заработаешь». Меткое высказывание, как раз про меня, — выдал он эту фразу словно тост и выпил одним глотком водку.
Семён укоризненно взглянул на брата, ничего ему не сказав, последовал его примеру.
Завтрак со спиртным у них затянулся, и они стали громко разговаривать, чем разбудили Наталью. Она приоткрыла дверь и позвала Семёна.
— Мне кажется под нашим окном кто — то ходит, — сказала она, — я проснулась от шороха и чьих — то шагов.
— Тебе это привиделось или во сне приснилось, — успокоил её Семён, — здесь не может никого быть, кроме собак.
— Но я отчётливо слышала шаги и падающую тень на земле, — доказывала Наталья.
— Ну, хорошо, сейчас у Яши спросим, кто там мог быть, а сейчас пошли к столу, — пригласил её Семён.
Она ополоснула водой лицо, затем обильно протёрла его туалетной водой, и только после села за стол.
— Яков Наталья утверждает, что слышала за окном шаги и подозрительные шорохи, — сказал Семён, — к тебе в гости никто сюда кроме Курта не захаживает?
А это, наверное, Гена Комар, — сказал Яков, — он берёт у меня бур для льда. В заводи лунок понаделает и ловит. Десять километров эту железку тащить на себе в тягость будет. А здесь я ему не отказываю ни в чём.
— А, что это за Гена? — поинтересовался Семен, — я про него ни разу не слышал и, само собой разумеется, не видел.
— Помесь пепла с золой, — сказала Лиза, — увидите сегодня. Чай обязательно придёт пить. Со своим сахаром чудак приезжает. Зубы у него крепкие, так он сахар словно беззубый мочит и пьёт вприкуску. Он сам из деревни Росянка, что у Соколиной горы стоит. У него отца осудили в шестидесятых годах за убийство двух человек. Егерем в нашей округе был, но сам ничем не гнушался и по лесу браконьерствовал, и рыбу пудами вылавливал сетями. Травником слыл большим. Говорят, не хотел он их убивать. Случайность произошла. Пошёл рыбу глушить с огнетушителем заправленным карбидом. Болон у него скатился в овраг и жахнул, что было мощи, а там грибники отдыхали. Отца посадили и увезли на отсидку в Иркутскую область, и Гена с молодой женой следом покинул наши края, оставив мать одну с маленькой дочкой, — то есть сестрой Геннадия. Вначале Гена жил, где — то рядом с отцом, помогая ему продуктами. Затем на заработки поддался в Якутию, да видно ничего не заработал. Детей у него отродясь не было. Жену там потерял. Отца к тому времени освободили, но возвращаться в Росянку он не стал, приметив жильё в Забайкалье. Позже из Якутии к нему и Гена приехал. Там они и жили вдвоём, пока отец не помер. Два года назад Гена вернулся с дальних краёв с одним вещь — мешком за плечами. Говорит, помирать приехал на родную землю. Хорошо хоть жить есть, где, сестра его младшая приютила. А сам он вечно голодный и ободранный, но за здоровьем своим следит как врач. За счёт рыбы только и живёт. Он к нам бывает по два раза в неделю приезжает. Приходится подкармливать его. Он покушает и обязательно фокус какой-нибудь покажет. А знает он их множество, не смотря, что труха с него сыпется. И в травах он разбирается лучше любого фитотерапевта. Видать от отца унаследовал. Он старик безвредный, но Карл Гену не любит, как и не любил его отца. А мне его жалко. Глядишь, может лишний раз помолиться за нас с Яковом. Он очень набожный и молитв много знает.
— Я думаю не такой он трухлявый, если десять километров один пешком проходит? — высказался Саня.
— На лыжах добирается, — пояснил Яков, — снег в лесу ещё местами лежит. Ты выйди, посмотри под окном у Юльки? — там точно лыжи его стоят.
Но вместо Сани на улицу вышла раздетой Наталья.
На улице было тихо и солнечно. Она зашла за угол дома и увидала у бревенчатой стены широкие лыжи.
— Вы были правы, лыжи там действительно стоят, — вернувшись с улицы, сказала она, — а я ведь на самом деле перепугалась. Так как по голосам я ваше присутствие ощущала в доме.
— Семен, — обратилась Лиза к родственнику, — ты обещал сегодня порадовать Наталью содержимым ложки. Поднимай ей настроение? Если хочешь вписать её к нам в родственники, — не сдержала откровенной улыбки Лиза.
Наталья от таких слов залилась краской и схватилась за щёки. На неё приятно было смотреть. Она светилась словно небесная звездочка, и была похожа на непорочную диву. Застенчивость Наталью неимоверно украшало. Это смущение не оставило равнодушным никого в доме. Даже грустивший до этого Санька приятно улыбнулся, увидав, как меняется лицо Натальи.
— Ты прямо, как наша дочь Юлия краснеешь, — сказала бесцеремонно Лиза, — чай не безвинная девушка уже, чего зарделась? Без твоей краски от тебя в комнате светло. Хоть свет не включай.
Казалось, ещё секунда и Наталья, словно Снегурочка, вылепленная из снега, растает на месте, от бесцеремонных слов хозяйки.
Лиза поняла её неловкое состояние, и словно извиняясь, не меняя тона, добавила:
— Да успокойся ты красавица? Признался мне сегодня твой Семён, что любит тебя до умопомрачения.
Но Яков не дал ей договорить:
— Больше не пей, — предупредил он жену, — они без посторонних людей в своих чувствах разберутся.
— Кому бы говорить, — отшутилась Лиза, но оставила тему и протянула Наталье ложку с блестящим золотом.
— Видишь, чем богата наша Каролина? Удумали наши мужики прииск здесь открыть. Если получится, то заживём на всю катушку, но в первую очередь Сеня ты должен Уазик наш починить, — требовательно посмотрела она в глаза Семёну, - Москвич то в порядке, там правда колеса одного нет.
— Займусь на досуге, — нехотя пообещал он ей.
Наталья заворожено смотрела на золото: — Вы хотите сказать, что я держу уже в руках, частицу большого богатства?
— Возможно, но пока нужные документы не оформим, никаких разговоров о золоте вести не будем, — предупредил её Семён, — это уже вторая находка. Вчера Санька весомей самородки достал.
— Думаете здесь открыть Эльдорадо? — не унималась Наталья, — а если это не золото, а сплав похожий на золото?
— Нет, это настоящее золото, — уверил её Семён, — в этом нет никакого сомнения. Я два года подряд сотрудничал с ювелирным заводом по этому металлу. Лом им сдавал. Отличить всегда смогу драгметалл от самоварного золота.
— Пойду я, наверное, верши проверю, — встал из-за стола Саня.
— Подожди меня Санёк, вместе пойдём, — остановил брата Семён. — Время к обеду подходит, можно уже костёр под уху разжигать.
— А меня с собой возьмёте? — спросила Наталья.
— Как костёр разгорится, так и придёшь, там сейчас делать нечего, — бросил ей Семён, надевая на себя телогрейку Якова, которая ему была мала. Он даже пуговицы не стал застёгивать на ней, а повесил телогрейку назад и облачился в свою куртку.
Четыре налима зашло в их ловушки. Они вытащили улов и, опустив верши назад, прикрепили их к бревнам.
Семён начал заниматься костром, а Саня немедленно приступил потрошить рыбу. Внутри её было пусто.
— Ну и что из этого, что они голые, — подбадривал Саню Семён, — не каждому же налиму улыбается счастье отведать золота.
— Я это понимаю, — в принципе я не об этом тужу, — сказал Саня. — Мне сегодня утром Лера позвонила на мобилу и сообщила, что её уволили с работы. Представить себе не могу, как не прав был я, что ревновал Валеру к этому плешивому Городецкому. Если бы она была его любовницей, он не посмел бы её уволить. Лера бы ему такую возню устроила, что он и последних бы волос лишился. Она у меня юридически подкованная и в правовом порядке за себя постоять умеет. Я теперь переживать буду за неё, и к тому же она вернулась жить к родителям. А они у неё самолюбивые и жадные как ростовщики. Заботятся только о себе. Она, конечно, без работы не будет сидеть, найдёт себе тёплое место, но не сразу. А это значит, что её родители, пока она не работает, будут попрекать её куском хлеба.
— Ты Саня помнишь, наверное, что Валерию к Городецкому я устраивал. Я хорошо с ним знаком. Мы с ним в институте вместе учились. В гандбол играли за команду института и были в приятельских отношениях. Мало того, я ему по многим предметам помогал избавиться от хвостов. Могу с ним поговорить, чтобы он не лишал её работы. Хотя он хитрецом порядочным слыл в институте, но деньги никогда не жалел на угощения. Что меня всегда подкупало в нём. А вот в долг никогда не давал. В настоящее время я имею на него большой зуб. И думаю, он не догадывается об этом. Так что надеюсь, в моих силах будет вернуть её назад.
— Семён время и деньги людей сильно меняют, — сказал Саня, — он сейчас разжирел и важный стал как падишах. Окружил себя молодыми женщинами, словно в гареме. А денег у Городецкого, по словам Леры только на счету фирмы больше миллиона долларов. Представляешь, какой у него личный счёт должен быть, а ещё недвижимость, гостиница, ресторан и свой автобусный парк, с кучей импортного транспорта. Я о нём почти всё знаю. Мне по дурным обстоятельствам приходилось его бывшую жену иногда ублажать. Неплохая женщина, но настоящая нимфоманка. Он думал, что она, выйдя за него, замуж остепенится и переменит образ жизни. Поставил её управлять гостиницей, а она, как с цепи сорвалась, начала давать всем налево и направо. Сейчас она хоть и работает, на старом месте, но они уже не муж и жена. Я-то, сам ничем положение поправить не могу. Однажды на фуршете я опозорил его. Сдёрнул с Городецкого бабочку и на лысую голову ему положил. С тех пор я чаще встречался с его женой, а не с ним. И ему известно про нашу долгую связь.
— Да ты я смотрю совсем не святой, в меня пошёл, — сказал Семён и с одобрением похлопал брата по плечу. — Согласен с тобой, он сильно изменился, с ним порой даже трудно разговаривать. Но не горюй? — С Городецким насчёт Леры я вопрос утрясу послезавтра. Гарантию тебе даю, — проблем никаких не будет. Вернёт он её назад. А на будущее советую вам обоим с Лерой обсудить дальнейшую жизнь, чтобы опрометчивых шагов впредь не совершать. Не надо было спешить разводиться. Нужно было пожить порознь месяц и тогда, поняли, что почём? Проверили бы свои чувства. Что это за дела не успели разъехаться, уже затосковали. Она тебе названивает, ты кислоту давишь на природе. Если совсем плохо поезжай прямо сейчас к ней и веди её вновь под венец.
— Вода закипела, надо картошку забросить, — ушёл от ответа Саня.
Он вывалил из блюда нарезанную картошку и посолил воду. Из дома с детским стульчиком вышла Наталья и подошла к костру.
— Что там Яков делает? — спросил Семён у неё.
— Он выпил ещё и уснул за столом, — ответила она. — Мы с Лизой хотели его в кровать уложить, а он говорит, что через двадцать минут опять трезвый будет. Лиза пошла баню топить. А вы о чём беседу ведёте? — Может, я помешала вам?
— Видишь, костёр горит, значит пришло время тебе присоединиться к нам, — сказал Семён, — а мы с Саней думаем, как грунт со дна качать. Если по науке делать, то здесь драга нужна или драглайн. Драга нам не по зубам будет, а драглайны по зелёной строке телевизора встречал несколько раз, их на продажу выставляют.
— А насос не подойдёт многочерпаковый? — спросила Наталья.
— Я о таком впервые от тебя слышу, — сказал Семён, — насосы бывают динамические и объёмные, а многочерпаковых насосов не встречал.
— Возможно, я неправильно выражаюсь, — но у нас на заводе есть агрегат похожий на насос. Его из Бельгии привозили. На территории нашего завода раньше много было болотистых мест. Вот этим насосом качали. Только трубы там пришли в негодность. Все в дырах.
— Это не насос тогда, а видимо самая настоящая драга в уменьшенных размерах. А где она находится? — спросил Семён.
— На улице около ворот цеха стоит. Укутали его целлофаном и досками, — сказала Наталья.
— Всё понял, я видал это сокровище. Теперь предложение директора мне сгодится. Поторгуюсь с ними, — задумчиво сказал Семён.
— Если не получится, я попробую тебе помочь, через Оксану. Он за ней числится, а она мне не откажет.
— Не нужно тебе в это дело с Оксаной влезать, я сам решу этот вопрос, — уверенно заявил он.

Глава 11               
               
    Когда уха была готова, на её запах, перейдя через бревенчатый мостик, пришёл убогий старичок в валенках и галошах. На нём было старое полупальто с поднятым воротником полушалком, куда он спрятал редкую с проседью бородку. Семён заметил, что бородка была хоть и жиденькая, но пострижена умелыми руками по моде. Он был не высок, чуть больше полутора метров. Худое морщинистое лицо указывало, что возраст далеко не средний, а почтенный, как у участника четвёртой пятилетки индустриализации СССР. У него было невыразительное лицо с глазами неопределённого цвета, а жилистые кисти рук выдавали в нём рабочую кость.
«Такие полупальто носили модники в начале шестидесятых годов, — отметил про себя Семён. — И в этом одеянии старик был похож на француза тысяча восемьсот двенадцатого года бежавшего от русской зимы и армии Кутузова».
— День добрый! — показал он ряд белых зубов и трижды перекрестился. — Как я понимаю вы родственники Якова и Лизаветы. В гости значит приехали?
— Присаживайтесь дедушка к костру? — пригласила его Наталья, — отведайте ухи?
— От угощения не откажусь, — сказал он, — только вот к хозяевам зайду за блюдом и ложкой. И он лёгкой трусцой побежал в дом.
— Годиков, конечно, много ему, но он шустрый дед, — заметил Саня, — и обратите внимания на его зубы. Они у него не родные, а из металлокерамики изготовлены. Такие зубы ничуть не меньше золотых стоят. Я приценивался у детей Курта, хотел себе поставить. Но не получилось, по деньгам не осилил металлокерамику, пришлось временно пластмассу поставить.
Дед бежал уже назад, стуча ложкой по блюду, оповещая всех, что он возвращается. Он налил себе ухи, а Наталья предоставила ему свой стульчик. Сама встала позади его, так чтобы дым костра её не окуривал.
Он приступил к ухе, поставив блюдо себе на коленки.
— А может водочки перед ухой дедушка? — предложил ему Саня.
— Не увлекаюсь, — сказал он, — вот табачком балуюсь с малых лет, не смотря, что меня отец сёк, как сидорову козу. А употребление спиртных напитков, я считаю, истязательством над своим организмом и мозгом.
— А мы, наоборот, табак не признаём, а водочку уважаем, — сказал Семён, — а вы, наверное, думаете прожить долгую жизнь?
— И это обязательно тоже, — рыба и местный воздух, — это и есть долголетие. У меня кровяное давление как у юноши. А ещё, я люблю баню с дубовым веничком и грецкие орехи, но самое целебное средство на земле, — это клюква. В её кислоте здоровья, как в новом тракторе. О клюкве поэтам надо любовные стихи было сочинять, а не безобразия разные бесовские на которые плеваться, уже сил нет никаких.
Наталья вышла у него из-за спины и, подойдя к костру, спросила:
— А в церковь вы ходите дедушка?
Церковь обязательно посещаю. Ведь молитва она тоже немало здоровья даёт.
— Как она может интересно дать здоровье? — спросила Наталья, — или вы думаете, что молитва — это поливитамины?
— Бери дочка выше, — сказал дедок. — Когда я молюсь, ритмическая речь молитвы синхронизирует биоритмы сердца и дыхания. А это значит, я торможу старение организма. Сами посудите все набожные, и святейшие люди отдают богу душу в глубокой старости. Я за свою жизнь не встречал ни одного попа, чтобы он скопытился раньше восьмидесяти лет. Все они долгожители.
— Интересный вы собеседник дедушка, — сказала Наталья, — это ваша собственная теория долголетия или вы в Тибете постигали такую науку?
Дед отставил уху и посмотрел внимательно с большим интересом на Наталью:
— Тибет мне не доступен был, а вот с монахами из Тибета я дружбу водил, находясь несколько лет в Бурятии.
— А там вы, что делали? — поинтересовался Семён, — нам Лиза говорила, что вы вроде в Якутии были.
— Вначале была Якутия. Когда супругу похоронил, уехал в Бурятию, ловил там, на Байкале омуля и тайменя. Постигал у монахов науку лечения травкой и искусству дыхательной гимнастики. А лес я скажу вам, там богатый. Зверя всякого полно, ореха много и ягоды разной растёт, что ступить нельзя. Я ведь туда уехал лечиться. Болезнь у меня неизлечимая была, так сказали врачи. А я там можно сказать её излечил без всякой химии.
— Что это за болезнь? — спросил Семён.
— Чахотка самая настоящая, — сказал дед. — За год у меня в Бурятии пропала каверна, и вот в течение пяти лет я как заново на свет народился. На лыжах двадцать километров в день прохожу без всякой отдышки.
— Надо же и нашёлся добрый человек, надоумил вас туда поехать? — сказала Наталья.
— Этот человек мой отец, ему было тогда девяносто лет, и он жил в тех краях. Сейчас его уже нет в живых. «Девяносто три года бог позволил пожить моему батюшке», —сказал дед и перекрестился. Затем он взял уху и стал её доедать.
Тут показалась Лиза. Она подошла к костру и объявила, что баня будет готова через час.
— Разве попариться остаться? — сказал дед, вопросительно смотря на Лизу.
— Оставайся Гена, куда тебе спешить, а хочешь, ночуй у нас, места много, — всем хватит? — предложила она.
— Нет оставаться я не буду, а вот в баньке, попарюсь. А пока она топится, я пойду, потягаю ещё рыбки.
Он протянул Лизе блюдо и поблагодарил всех за уху, пошёл к своим лункам, держась за поясницу.
— Врёт, он про своё здоровье, — ухмыльнулась Лиза, кивнув на сгорбленного старика, — то и дело на поясницу жалуется. Странный он, какой — то, людей лечит, а на себя время не находит.
— А может он под придурка косит? — засмеялась Наталья, — хочет, чтобы его пожалели.
— Мы с Яковом и так к нему проявляем безмерную жалость, — проводила она взглядом старика, — да и привыкли к нему. Есть в нём, какая — то притягательная сила. Бывает полмесяца не появляется у нас, мы уже беспокоимся.

Глава 12               
               
    С Куртом им так и не пришлось поговорить, тот пролежал после визита к соседям с мокрым полотенце на голове два дня, снимая головную боль молоком с заваренным в нём шиповником.
Саня остался ещё гостить у Якова и Лизы, а его брат с Натальей вечером на следующий день отправились в город. Он загорелся созданием своей фирмы. Нужно было готовить все бумаги для её регистрации. Он был раннее знаком с этими бумажными делами и поэтому не беспокоился, что не сможет выполнить стартовых планов. И ему через день предстоял ВТЭК, где он надеялся получить группу инвалидности. А также он решил принять предложение завода и отладить всё оборудование.
— Как тебе Наташа мои родственники? — спросил он у неё в машине, когда они возвращались в город.
— Нет слов, одни прекрасные впечатления, — произнесла она, — мы только отъехали от них, а я опять туда хочу.
— Приедем недели, через две, — пообещал он, — вот дела свои завершу, и заглянем туда. К этому времени снег совсем сойдёт и тепло будет.
— А что ты думаешь насчёт Гены? — спросила Наталья.
— Весёлый дед, с ним поговорить мне кажется на любую тему можно, — философски заключил он, — нужно отца будет ему показать. Глядишь, с его методами лечения отцу и операция не понадобится для второй ноги. Надежду он в меня вселил в бане. Подобными болезнями ему приходилось заниматься, и результаты были положительные.
— Семён, а тебе не показалось, что этот дед перед нами Ваньку валял? — спросила она.
— С чего ты взяла? — остановил он машину, и пытливо посмотрев в глаза Натальи, шутливо спросил. — А вы фрау случайно не из АБВЕРА будете?
— Мой отец много лет провёл в лагерях — не обратив внимания на подковырку Семёна, сказала Наталья. — Он был настоящий тиран, но нас с матерью очень любил. Тело его всё было окутано густым покровом волос. А на икрах ног не было ни одного волоса. Он говорил мне, что такой резкий контраст ног и тела произошёл от длительной носки кирзовых сапог. Вот и у Гены в бане я заметила вчера подобную деталь. И пить чай вприкуску с сахаром, — это экономичная привычка, зэков, просидевших в тюрьме немало лет, отчего они и возвращаются оттуда беззубыми и больными. А ещё я обратила внимания на его глаза, около костра. Когда он увидал выпотрошенные рыбьи кишки, мне показалось в его глазах промелькнула то — ли злоба, то — ли алчность. Я тогда подумала, что этот старик тоже ловит золотых налимов.
— Тебе это померещилось, — засомневался он, — если бы он сидел приличный срок, то тело было бы его отмечено татуировками. А он чист, как сахар, с которым он пьёт чай. И стёртые волосы на икрах, могут быть у военных, охотников, монтажников. В общем, у тех, кому по роду своей деятельности необходимо носить такую обувь. Думаю, твоё мнение о нём создалось неверное, он просто лесной житель.
— А я и не утверждаю, я только выдала тебе свои заметки по портрету чудного деда.
В город они приехали в двадцать три часа. Он довёз Наталью до её дома, а сам поехал ставить машину в гараж.
Утром он направился в гостиницу «Север» к своему однокурснику Виктору Городецкому. Встретил тот его у входа в гостиницу и провёл в свой кабинет.
— Семён, извини меня и не проси за неё? — сказал Городецкий, — слов нет, она одна из лучших специалистов в агентстве. Но своим хулиганским поступком она опозорила весь штат, включая и меня. Сорвала рабочий день, а это уже деньги и немалые улетели в неизвестность.
Он понял, что уговаривать его бесполезно и перевёл разговор в другое русло.
— Хорошо Витя, с Валерией всё ясно, тогда порекомендуй меня своему адвокату, как дееспособного клиента. Мне нужно подготовить пакет документов на открытие фирмы. Он этим занимался несколько лет назад, когда я открывался со своими спортсменами, наверное, забыл уже меня.
— С этим вопросом я тебе помогу без проблем, — сказал Городецкий и достал сигарету из пачки, лежавшей посредине стола. Прикуривая, он с бахвальством растопырил свои пальцы, на одном из которых блеснул массивный золотой перстень с диковинным драгоценным камнем, что не ушло от зоркого взгляда Семёна.
— Где такую прелесть приобрёл? — спросил Семён, показывая на перстень.
Но Городецкий, сделав вид, что не слышал его вопроса, отвлечённо произнёс:
— Вход у адвоката находится в торце гостиницы, Ты иди туда, а я ему сейчас позвоню. Заплатишь ему только немного за работу.
— Само собой, разумеется, — сказал Семён и, поблагодарив Городецкого, направился к адвокату.
Адвокат его уже ждал в небольшом кабинете, уставленном комнатными цветами. Семён объяснил ему суть дела и, получив от его положительный ответ, вручил тому одну купюру в пять тысяч рублей.
— Через неделю заходите, пакет документов будет готов, — сказал адвокат на прощание.
Семён сел в машину и взял направление к дому Валерии. Ему повезло, она в квартире была одна.
 С большой радостью она встретила гостя, о котором вспоминала буквально три дня назад. Она провела его на кухню и поставила перед ним литровую бутылку фруктового сока и вазу с вафлями.
— Как это ты дорогой деверь решился заехать ко мне или услышал мои позывные? — спросила она, — Я ведь три дня назад тебя вспоминала. Неужели у меня сильно развиты биоритмы, что до тебя дошли?
— Ничего я не слышал, — ответил он, — а вот как Саня мучается и переживает за тебя. Я это видал собственными глазами. У меня был с ним серьёзный разговор, и он рассуждает сейчас правильно. В совершённой вами безумной глупости вы оба виноваты. Оказавшись в эпицентре нелепого бракоразводного процесса, вы наломали немало дров. Ты делала всё, чтобы он тебя ревновал. А он делал всё, чтобы тебе доказать, что другим женщинам он не безразличен. Итог этого неосмысленного ребячества, — банальный развод. Всем нашим родственникам больно было услышать такую неприятную новость. Лучше от этого, никому не стало, ни тебе, ни ему. Что это за дела такие? Взяли и отравили себе жизнь на не значительный период времени, который должен быть у вас счастливым. Но противоядие от вашего безумства я нашёл.
— И как выглядит оно? — улыбалась Валерия.
— Оптимистически заявил деверь. — Немедленное воссоединение бывших супругов! Саня, будет безмерно рад, теперь дело за тобой стоит. Что на это скажешь?
— Как удивителен мир, — улыбаясь, произнесла Валерия, — первый раз ты приходил меня сватать с отцом. И вот ты меня ещё раз сватаешь за своего брата. Видимо быть тебе нашим вечным сватом?
— Надеюсь, это у нас всех последняя попытка, если будете себя по уму вести, — изрёк Семён.
— А как ты представляешь наше воссоединение?
— Обниметесь, потом уединитесь и без третейского судьи обсудите вашу дальнейшую жизнь, — посоветовал он.
— У тебя родственник так всё легко, получается, — заметила она, — а с какими глазами я смотреть на него буду?
— Такими же, какими и он на тебя будет взирать, — сказал он. — Вы ещё не успели отвыкнуть друг от друга. Будем считать, что у вас произошла кратковременная размолвка из-за непонимания жизненной ситуации. Он сейчас в Каролине у Якова рыбу ловит и будет рад твоему приезду.
— Хорошо я поеду к нему прямо сейчас, — быстро согласилась она.
— Нет к нему ехать не обязательно сегодня, — отразил её желание он, — отправимся с тобой дней через несколько?
— Это почему?
— Знаю, ты сейчас без работы сидишь. Я с Городецким только что встречался. Он очень категоричным стал, и слушать о тебе не желает. Бог с ним, — махнул рукой Семён. — У меня наклёвывается временная халтура, и я хочу тебя привлечь к ней. Надеюсь, как пользоваться нивелиром и теодолитом не разучилась?
— Не знаю, — пожала она плечами, — но думаю, что нет.
— Ну, вот и хорошо, скоро ты мне нужна будешь. Я за тобой заеду. Возможно, это будет через два дня. Мне завтра на ВТЭК идти. Инвалидом буду, — сообщил он.
— Что с тобой случилось? — встревожилась Валерия.
— Ничего, некоторым своим друзьям хочу доказать, что инвалидность больной человек может получить, не платя никаких денег. А у меня старая грыжа позвоночника, которая находится в летаргии и беспокойства мне не причиняет вот уже много лет.
Она проводила деверя и сразу стала названивать Сане:
— Саша, от меня только, что вышел твой брат, — взволнованно заговорила она. — Ты хочешь, чтобы я приехала за тобой?
Услышав её речь, он обрадовано заорал:
— До ужаса желаю видеть тебя!
— Тогда жди меня в ближайшие дни, я тебе предварительно позвоню.
Они болтали в этот день по телефону до тех пор, пока у Леры на балансе не осталось ни копейки. Они оба были рады, что хоть и через сотовую связь, а важные шаги к сближению были сделаны.                Саня решил не дожидаться её приезда, а на следующий день вместе с Лизой ехать за Валерией, но внезапно его планы сорвались. Было уже темно, он решил поднять верши. Там он поскользнулся на обледенелых лесинах и сорвался в полынью. Ноги его сковало судорогой, в придачу о бревно он повредил локтевой сустав на одной руке.
Хватаясь за тонкий лед, он не мог выбраться из полыньи. Льдины кусками отрывались и били его по лицу. Он понял, что без посторонней помощи не выбраться и начал кричать. Руки закостенели от ледяной воды, почувствовав свою беспомощность, он начал звать Якова. На крик сию секунду выбежал из дома Яков с собаками. За ними с паническим лицом семенила Елизавета. Правильно оценив опасную ситуацию, Яков мигом выбил жердь в огороде из-под бельевой верёвки и вытащил племянника из ледяной воды

Глава 13               

— На другие условия я не согласен, — сказал Семён директору заводу в присутствие всех его подчинённых. Там же в кабинете находилась и Наталья.
— Я думаю, хватит нам брак лить и перерабатывать его в дробилках, — заявила всем Наталья, — нужно принимать условия Семёна Максимовича. И чем скорее заработают станки в нормальном режиме, тем качественней пойдёт продукция.
— Наталья помолчи, тебя здесь никто не спрашивает, — сказал директор, опустив голову, — и вообще выйди, пожалуйста, из кабинета? — Занимайся своим делом.
— Александр Аркадьевич, — вы не забывайтесь, я не ваша подчиненная, а работник Холдинга. И право голоса имею, наравне со всеми. А если вы считаете не так, то я сегодня же составлю служебную записку на имя Барсукова, и пускай он сам решает, как поступать. Лично мне надоело работать с одним браком.
Она вышла из кабинета, хлопнув дверью.
— Напрасно вы её обидели, — сказал Семён, — она гнёт свою политику. Для неё брак не желателен. И с правильной установкой станков подымится, как качество, так и количество.
Директор, что — то дописал в контракте и подвинул его в сторону Семёна.
— Забирай? Я дописал двадцать тысяч твоему помощнику, а насос мы тебе дадим хоть сейчас. Можешь даже в рассрочку выкупить его, если захочешь? Нам он больше не понадобится.
Семён бегло ознакомился с контрактом. Подписал один экземпляр и вернул его директору. Второй он положил себе в папку.
На следующий день он с Валерией приступил к работе. Всё это время Наталья не отходила от них, стараясь по мелочам помочь им. Отрегулировав один станок, куда поставили пресс-форму для втулок кассовых аппаратов, они запустили его. Результаты были удивительные. Литьё пошло как по маслу, без брака. Мало того за два часа пресс выдал сменное задание. Эта новость моментально долетела до директора. Он не мог поверить в такое удивительное чудо. Он бежал вприпрыжку по цеху. Возбуждённый он опустил в коробку с готовой продукцией руку и, взяв у Натальи штангенциркуль, произвёл замер. Проверив все втулки и понаблюдав, как тихо работает пресс, он перешёл к словам восторга.
— Вот что значит золотые руки! — тряс он руки Семёну и Валерии. — Вот что значит грамотно правильная наладка! — не унимался он.
Осокин не мог спокойно наблюдать за лицемерием своего родственника и с перекошенным ртом ушёл от досады из цеха.
Наталья после похвальной оды Карташова пригласила наладчиков пообедать к себе в кабинет. Когда они втроём зашли в кабинет начальника ОТК, Семён при Валерии обнял Наталью и поцеловал её в губы. Валерия изумлённо смотрела на родственника и на обворожительную Наталью. Для неё это был сюрприз. Ей и в голову не могло прийти, что эта миловидная девушка, мелькавшая около них половина смены, с серьёзной маской на лице и педантичная при замере втулок оказалась избранницей Семёна.
— Не удивляйся Валерия? — заулыбался он, — это моя самая любимая и близкая женщина и думаю, что не долог тот день, когда она будет нашей родственницей.
Семён словно миниатюру развернул за плечи Наталью к Валерии и с гордостью, сказал:
— А это Валерия, — жена Сани, — представил он Наталье свою родственницу.
— Я догадалась об этом ещё около станка, — сказала Наталья. — Когда ты начал чередовать её имя, называя её, и Валерией и Валеркой и Лерой. Так её и Саня в разговоре упоминал.
Валерия во время трудового процесса не задавала Семёну никаких лишних вопросов. Ей всё объяснил Саня по телефону, после первого дня совместной работы с Семёном. К концу недели все пресса были отрегулированы. Наталья для ремонтной службы завода составила схемы регулировки на каждый станок. Дело осталось за двумя масло насосами.
— Завтра поедешь в Каролину, — сказал Семён Валерии, — отдашь Якову устав будущей организации, пускай занимается регистрацией. И обязательно скажи ему, что я жду грузовик. Он знает, где его взять. Погрузим оборудование, которое нам пригодится. Я ему в бумагах весь план мероприятий обрисовал. С насосами пока спешить не буду. Когда окончу работу, привезу тебе деньги. А ты там с Санькой занимайся оздоровлением семьи с перспективой на потомство.
Валерия улыбнулась и сказала Семёну:
— Нет Сеня, потомство это будет позже. В первое время мне придётся заниматься оздоровлением Александра. Он уже неделю не подымается с постели. Простыл сильно. Лиза ему антибиотики и витамины колет. Я ведь с ним каждый день по телефону разговариваю.
— Вот это дело, — одобрительно сказал Семён, — свадьбу справлять не будем, но венчаться я обязательно вас повезу на своей машине. Чтобы больше вы не дергались и с судьбой не играли в орлянку.
— Сеня может, ты мне не поверишь, но я почему — то была убеждена, что перед нашей с Сашей проблемой обязательно возникнешь ты с большим спасательным кругом.
Он погрозил ей пальцем и строго произнёс:
— Не вздумайте утопить мой круг?
К ним подошёл Карташов с довольным лицом:
— Я вижу, дело у вас к завершению подошло, — сказал он, — молодцы быстро вы управились и толково. В цеху тихо стало. Что значит специалисты!
— Можно сказать да! — отрапортовал Семён. — Пресса работают как часики. Репера внизу я глухо затянул. Ваше дело только следить чаще за уровнем колонн. Если малейшие задиры на них появятся от вкладышей, значит, станок требует регулировки. А завтра я с утра займусь масло насосами, мне только нужен будет помощник из слесарей. Желательно, чтобы это был Артём. Я ему некоторые тонкости уже показывал. Пускай совершенствуется.
— Я одобряю его кандидатуру, Семён Максимович, — сказал директор, — сегодня же выведу Артёма из смены и переведу на дневной график работы.
На следующий день Артём работал под руководством опытного Семёна. А через день прибыла машина из лесхоза, с бочкой технического масла, какого он заказывал Якову. Они с Артёмом погрузчиком выгрузили бочку и им же закинули в машину Бельгийскую драгу. В этот день Семён поставил новые прокладки и залил масло в оба пресса. Когда пресса заработали, директор от восторга кинулся к Семёну и начал пожимать ему испачканные в смазке руки.
— Завтра с утра в бухгалтерию ступай. «Вознаграждение тебя там дожидается», —сказал Карташов.
Утром Семён, разрезая лужи колёсами своего автомобиля, подъехал к бухгалтерии. Бухгалтер грузная женщина с большой волосатой родинкой на щеке, отсчитав ему деньги, недовольно сказала:
— В советские времена вас за такие контракты в тюрьму бы посадили вместе с Карташовым. Мыслимо ли дело, за десять дней сто двадцать тысяч огрести. Вы, наверное, его на шантаж или на счётчик посадили?
— Вы когда-нибудь были на заводе? — спросил Семён.
— А как же, я зарплату выезжаю туда выдавать, — сказала она.
— В следующий раз поедете и поймёте, за что я получил такой гонорар, — ответил он ей. — Свои знания и руки я за дёшево не продаю.

Глава 14
               
      Когда Саню Яков вытащил из ледяной воды, он вместе с собаками отправил его в баню. После бани его напоили чаем с лесной малиной, и уложили в постель. В час ночи у него поднялся жар. На следующий день Лиза поехала в посёлок за врачом. Врач признала у него воспаление лёгких и стала настаивать на стационарном лечении, но Саня категорически отказался ехать в больницу по той причине, что у него не было с собой страхового полиса. Тогда врач скорой помощи прописала ему постельный режим и выписала ему сильные антибиотики с витаминами. На следующий день к ним пришёл Курт. Не снимая своего кожушка, он прошёл к Сане. Выставив перед ним десять бутылок своего сока, он сказал: — Тебе Саня сейчас обильное питьё нужно. Я тебе клюквенного соку принёс. Пей его по четыре бутылки в день. Кончится, я тебе ещё принесу. Могу ведро сразу налить. Лучшего лекарства в мире не существует. От любой хвори вылечит и на ноги подымет. Мою бабку радикулит согнул, так она четыре дня попила его, сегодня по хозяйству шустрит как пылесос.
— Спасибо дядя Курт, — сказал Саня, — я обязательно буду пить ваш сок. Я наслышан о его волшебной силе от деда Гены.
Услышав имя Комара, Курт изобразил недовольное лицо и сказал:
— Для тебя может он и дед, а для меня сопляк свинячий. Недобрый он человек и хлюст хороший. Напрасно его Лизка с Яковом привечают. Нашли, кого жалеть. Я его помню давно. Он раньше у вальщиков леса обеды во время работы воровал. Они вначале думали лисы балуют, потом поймали маленького Хауса, — так называли его отца душегуба, надрали ему уши и отпустили. Так он поганец решил им отомстить, во время обеда поснимал у них с бензопил все цепи и леснику с тридцатого кордона пришёл продавать, а тот его за ухо и к участковому отвёз. Посадить его тогда хотели, да возрастом он не вышел. А лесник вскоре как в воду канул. Списали его пропажу на зверей. Но я думаю, опытного лесника зверь никогда не возьмёт. Тот лесник всю свою сознательную жизнь прожил среди зверья. Не думаю я, чтобы он самостоятельно бросил себя на растерзание волкам или медведям. Скорее всего, лесник исчез не без помощи старшего Комара. Генка же после на реке, часто хулиганил, то верши рыбаков разорит, то солярки выльет в местах, где клёв хороший всегда был. Рыбаки, тогда сворачивали удочки, и шли другое рыбное место искать. Неисправимый пакостник был.
— В детстве мы все хулиганили и воровали, — сказал Саня, — особенно за арбузами были охочи. Ночью палатки подкапывали и брали этой ягоды, сколько хотели.
— Нет, Саня ты тут немного недопонимаешь, — сказал Курт, — вы ведь ватагой эти арбузы брали. И это воровством нельзя было назвать. Скорее это был спортивный интерес и выпендрёж друг перед другом, что ничего не боитесь, а Комар в одиночку действовал. Нажиться хотел. Ведь после этой солярки, когда уходили рыбаки, появлялся его отец, ставил экраны и забрасывал подпуска. Я думаю, Генка мало, чем изменился. Пыль в глаза пускает своим односельчанам, да и Лизавету с Яковом не забывает. Они ведь местную округу хорошо не знают, как я. Я считай, здесь с сорок третьего года обосновался, а Яков приехал в начале восьмидесятых молодым техноруком. Потом Лиза приехала. Я у них на свадьбе тамадой был. Тогда у нас столовая при лесопункте была, из вагончиков переоборудована, там и праздновали свадьбу. Тесно было, но весело. А дом это я им выхлопотал, когда в парткоме состоял. Как только фельдшер выехал, так они и заселились. Первым новосёлом этого дома был начальник лагеря. После него в доме жила фельдшерица Зося Лушина со своими слепыми родителями. Строили этот дом немецкие заключённые по проекту одного австрийца из лагеря по фамилии Хертель. Да считай, весь посёлок они строили. Теперь от нашего посёлка два жилых дома осталось. Тот, что стоит сзади моего дома это Лёши Загулы дом. Он сейчас принадлежит поселковому совету, остальные дома все развалюхи, для проживания не пригодны, хотя лес там крепкий. В семьдесят втором погорело много домов, а в девяностых годах, как лес деловой поблизости весь выбрали, леспромхоз закрыли. Люди сами побросали дома и уехали в другие места работу искать. Комар два года назад, когда появился, хотел вселиться в дом Лёши Загулы. Дом крепкий, я его регулярно отапливаю зимой. Наше районное начальство нет, да в нём останавливается, когда на охоту приезжают. Я как узнал про его замыслы, в поселковом совете бучу такую поднял, что Комар теперь меня за версту оббегает. Никогда чай к Лизавете не придёт пить, если узнает, что я рядом нахожусь. И летом рыбу ловит с другой стороны реки. А дом этот сгодится хорошим людям. Глядишь Яше помощника дадут, вот и будет он в нём жить припеваючи.
— Может этот Гена просто старый человек и у него свои причуды появились с возрастом, но он мне показался забавным старичком, — сказал Саня.
— От грехов своих бегал по свету и на старость лет решил вернуться, — проворчал Карл. — Праведником стал, умные вещи у себя в деревне рассказывает. Он там у них нарасхват, особенно у старушек. В церковь им ходить нужно в соседнее село Корочи или в Орлы, а это двадцать вёрст, в любую сторону. Так он у них вместо попа там. Лекции им проводит о боге, здоровье и долголетии, а что у него в душе, никто не знает. Отец его, — настоящий убийца был. Специально краеведов взорвал. Мне следователь всё рассказывал.
— А Лиза говорила, что это грибники были? — удивился Саня.
— А ты думаешь, краевед не может грибником быть? — улыбнувшись, показал свои редкие зубы Карл.
— Конечно, может, — ответил Саня.
— Эти грибники несколько лет кряду приезжали на реку летом. Исследовали Каролину и вели записи. Он знал, что у них в овраге палатка стояла, вот и взорвал их. Все вещи и записи у них сгорели. А рыбой и охотой он увлекался беспощадно только из-за жадности. Сколько после его ловли по берегам реки рыбы валялось, — не пересчитать. Местный люд в округе говорил, что это он зверя прикармливал. Управы на него никакой не было. Слух шёл, что его органы государственной безопасности определили на эту работу. Вот травник он был известный, ничего не скажу. К нему народ ехал со всего Союза. Он начальника лагеря вылечил от подагры. После чего этот злыдень у него всегда почётным гостем был в доме. Лечил всю его семью. А когда он лишил жизни краеведов, дали ему пятнадцать лет за это преступление и угнали куда — то на Север. С тех пор его никто и не видел. По словам младшего, Комара, он после отсидки в Забайкалье уехал и за счёт своих трав прожил девяносто три года. Вот так Санёк.
— Ладно, дядя Курт, чёрт с ним с этим Комаром, хотя интересно. Мне нравится слушать от старых людей такие истории. Их рассказы наполнены, какой — то таинственностью, Ты лучше вот, что мне расскажи дядя Курт. Мы тут с Семеном гадали, как по Каролине суда могли ходить раньше? — Суда громко сказано, — сказал немец. — Хотя старики раньше утверждали, что в царские времена бегали по реке пароходы — колёсники похожие на калошу. Но на моей памяти были только два бота, один в конце войны, второй сразу после войны. Боты были больших размеров, движимые веслами пленных нацистов. Я тогда без конвоя был и свободно мог выходить за пределы лагеря. А жили мы все, кто себя считал антифашистом отдельно от других. У нас были улучшены бытовые условия и кормили нас усиленно. Окна нашего барака выходили на берег реки, и мы всё видели, что творится за колючей проволокой. А этих пленных я лично принимал. Я, тогда как увидал «большое корыто» по реке ползёт, выбежал из барака, думал подводная лодка. А за мной уже солдата послали, перевод пленных осуществлять. Я часто привлекался в качестве переводчика. Все доставленные пленные состояли в войсках СС и при допросах говорили, что только были охранниками и никого не уничтожали. Позже мы узнавали, кто они на самом деле были и проводили им свой суд. Не всех, конечно, сразу, а поэтапно жизни лишали.
Карл прервал свой рассказ, когда услышал храп Саньки.
— Знать дело на поправку пошло, — прервал он свои воспоминания и, поправив на нём одеяло, вышел из комнаты.
— Уснул, — сказал он Лизе, — но болезнь его чувствуется. У него грудь как гармонь ходит. Я хотел ему рассказать историю его падения в полынью. Но думаю рано ещё, пускай окрепнет.
— Он сам хорошо знает, как провалился, — сказала Лиза, — обледенел мостик вот он и свернулся в воду.
— Это вы так думаете, а я вот не поленился и проверил брёвна. Они натёрты лыжной мазью. Изморози на них не было. Это проделки одного паршивца, я его не буду называть, пока не выясню точно, но вы всё равно под ноги смотрите, когда на улицу выходите.
Лиза перекрестилась и, плюхнувшись на стул от удивления, произнесла:
— Неужели лиходей в наших местах объявился? Яков придёт, надо будет с ним поговорить.
— Я сам с ним поговорю, сказал Курт, — вот только уточню одну деталь и поговорю, а ты Саньку давай на ноги поднимай?
Он натянул на голову малахай и вышел из дома.

Глава 15               
               
  Яков встретил Валерию на развилке дороге ведущую в Большие Орлы, на отремонтированном Семёном уазике. Валерия была одета по-весеннему. На ней была лёгкая курточка малинового цвета с небольшой опушкой, вместо воротника, джинсы и сапожки на длинных каблуках. На плече наперевес у неё болталась дамская сумочка и в руках держала пластиковый пакет. Снег уже полностью сошёл к этому времени, только в лесу местами лежали издыхающие серые пятна. Этот пасмурный пейзаж в глубине леса был агонией зимы, так как из земли, склонив свои белые головки, словно колокольчики, выглядывали подснежники.
— Валерка ты не представляешь, как Санька сейчас обрадуется тебе, — сказал Яков, — усаживая её в машину, — он всю ночь не спал. Знал, что ты приедешь, вот на нервы себя и поставил.
— Как у него здоровье? — спросила Валерия.
— Слабоват он пока ещё, но температуры и кашля нет. Курт его клюквенным соком выхаживает. У него воспаление лёгких врач определил. Кризис сейчас миновал, думаю, выдюжит. Организм молодой, здоровый, — осиливает болезнь успешно. С постели, правда, врач, пока не разрешает вставать. А душа то просит. Погода сейчас восстановилась, лёд с реки исчезает. Солнце пригревает как летом, так что земля не препятствует появлению свежей траве. Его, конечно, подмывает выйти на улицу и глотнуть весеннего воздуху, но он понимает, что такая погода может спровоцировать обострение. Ничего, ещё недельку и он совсем оживёт.
— Не пойму, как он смог свалиться в прорубь? — с недоумением сказала Валерия, — неужели пьяный был?
— Лер, ты же прекрасно знаешь, что Саня не пьёт сверх нормы. Поскользнулся он на нашем лысом мостике. Верши стал проверять вечером и прокатился по нему, как по трамплину.
Яков уже знал о подозрениях Курта. Немец был уверен, что брёвна лыжной мазью натёр Гена Комар. Яков не верил, что этот набожный и говорливый старик способен на подобные пакости. Но после того, как старожилы близлежащих селений рассказали ему родословную Комары и семя сомнения было посеяно в его душе старым немцем, Яков задумался. Он решил последить за ним. Хотя что он будет делать с этим божьим одуванчиком, если догадки соседа подтвердятся, он не знал?
Автомобиль Яков загнал прямо во двор. На крыльце их встречала Лиза. Она, увидав Валерию, развернула свою бейсболку, козырьком назад и бросилась её расцеловывать.
— Валерка, какая ты хорошая, ну прямо малинка, — взволнованно говорила Лиза, — и пахнешь ты сладко. Но дело не в этом, ты нам в любой одёжке дорога. Санька приехал сюда захиревшим и растерянным. Я — то быстро его состояние поняла, а ты для него сейчас лучшее лекарство. Иди к нему? — Он в комнате Якова, ждёт не дождётся тебя. Вот радости будет у него! — приговаривала Лиза.
Валерия не раздеваясь, прошла к нему в комнату, принеся с собой свежесть и запах весны. Саня спал в рубашке, но раскутанным. Выглядел он похудевшим с бледным лицом.
Она склонилась над ним. Взяла его ладонь в свои руки и прикоснулась своими губами к его губам. Он, что — то непонятное пробормотал сквозь сон и открыл глаза:
— Я всю ночь сегодня думал, как мы с тобой встретимся. Извини, я очень хотел тебя дождаться, но веки непроизвольно опустились и погрузили меня в глубокий сон. Воспоминания наших счастливых с тобой отрезков жизни натолкнули меня на единственную правильную мысль. Думаю, что мы с тобой сейчас должны стереть из памяти всё плохое, что было с нами, вновь познакомиться, и начать новую жизнь. Я понял, как ты мне дорога и понял, что мой эгоизм не оправдывается ничем. Виноват был во всём я. Прости?
Она ещё раз его поцеловала. Он обнял Валерию и начал гладить здоровой рукой её волосы.
— Саша милый, я тоже не права была, — шептала она ему на ухо. Я пыталась вначале затравить тебя, чтобы ты меня ревновал, но заступила за планку. Только ты не думай, пожалуйста, что это планка называлась нравственностью? Нет, это были издержки моей школьной поры, когда мальчишки дрались из-за меня. А ты, как показалось мне, проявлял ко мне равнодушие. Вот я и вела себя немного неправильно. Но тебе всегда была верна. Я полностью с тобой согласна, что мы не должны бередить прошлое, а познакомится вновь. И завтра разожжём с тобой костёр, будем печь картошку и жарить рыбу на прутьях.
— Он оторвал Валерию от себя, заглянул в её лучезарные глаза и скромно спросил:
— Девушка вас, как зовут?
— Валерия, — ответила тихо она и закрыла глаза.
— А меня Александр Панов, — сказал он. — Вы не желаете раздеться и прилечь рядом с взрывоопасным мужчиной?
— Сашка, — кокетливо произнесла она, — но не так же у нас происходило знакомство. Ты меня угостил как-то салатом из огурцов и компотом в студенческой столовой, а потом повёл в кукольный театр. Мы с тобой сказку о щуке и Емеле смотрели. А постель была позже.
— Мы же с тобой сегодня познакомились впервые и этот ритуал знакомства, сейчас считается самым популярным у молодёжи. А мы с тобой не такие старые, — сказал он и начал снимать с неё куртку.
— Сашенька ну погоди, я немного согреюсь и лягу с тобой, — с мольбой произнесла она. — Ты, что не ощущаешь, какая я с улицы пришла обвеянная весенней прохладой. Я не хочу, чтобы у тебя из-за меня поднялась вновь температура.
— Выпей клюквы и ложись, — показал он на бидончик с клюквенным соком, который принёс ему вчера вечером Курт, — это не напиток, а сказка. Дядя Курт меня залил им. Каждый день носит.
Валерия бросила свою куртку на второй ярус кровати. Затем налила себе в стакан соку и, выпив его, начала медленно раздеваться перед, «новым знакомым мужчиной». Она стянула с себя сапожки, затем сбросила с себя остальную одежду и нырнула под одеяло. Он весь горел и она, не спешила прижиматься к нему, своим холодным телом, чтобы не поднять ему температуру. Но он, не сдержав своего порыва, первым прильнул к ней, обжигая её своими горячими и пылкими поцелуями.
— Саша, но ты же ещё слабый, — взмолилась она. Но поняв, что его уже ничто не остановит, обвила его тело своими руками.
В этот медовый день они из спальни почти не выходили и их хозяева старались не тревожить, понимая, что молодым сейчас нет ничего важнее, чем плотская близость.
По причине того, что комнату оккупировали молодые, Лиза Якова затащила спать в свою постель. Когда на следующее утро забрезжил рассвет, Валерия открыла глаза от диалога, двух мужских голосов. Один был голос Якова, а второй был до того знакомый, но она не могла вспомнить, кому он принадлежал. Знакомый голос справлялся о здоровье Сани и давал советы, как выйти из кризиса с помощью травок. Этот голос ей, несомненно, приходилось слышать и даже не раз. Валерия напрягла память.
«Чей — же это голос, — подумала она, — но только не Курта и его сыновей. Вернее, всего я слышала его в церкви», решила она.
Любопытство достало её. Соскочив с кровати, она босиком подбежала к окну и прильнула к стеклу. Под окном стоял Яков, и ещё она увидала в длиннополом брезентовом плаще исчезающую фигуру низкорослого мужчины. Она отпрянула от окна и, поддёрнув ночную сорочку, вновь нырнула под Санин бочок. Он спал, а она как не силилась, уснуть больше не могла. Голос утреннего гостя не давал ей покоя. Она встала и подошла к зеркалу, висевшему на стене. Проведя пальцами по лицу и найдя его хорошеньким и счастливым после бурной ночи, она приблизила своё лицо к зеркалу, чмокнула своё отражение в губы.
 
Глава 16               
 
    Валерия вышла от Саньки и услышала в кухне негромкое пение Лизы. Она напевала песню из репертуара Аллы Пугачёвой, «Всё могут короли».
— Доброе утро! — произнесла Валерия.
— А у меня, оно не доброе сегодня, а очень доброе благодаря тебе, — пропела Лиза, и нежно руками погладила свой живот.
— Ты Лера понимаешь, что твой приезд загнал моего Якова на диван, где я почиваю. Погости, пожалуйста, у нас подольше?
Валерия понятливо улыбнулась и сказала:
— Пока Саню не поставят на ноги наши совместные, патронажные усилия я шагу не сделаю из вашего дома. Я тебя Лиза прекрасно понимаю, как женщина, так как со своим мужем в близких отношениях не была почти год. Сегодня ночью, я тоже залетала от счастья в поднебесье и не один раз.
— Это большое терпение нужно, чтобы выдержать такой срок, живя с мужиком под одной крышей, — сказала Лиза. — Мы так себя с Яшей не истязаем. Разве можно так здоровье своё губить? У нас сука была овчарка Гама, так мы её к кобелям не подпускали. Она по этой причине прожила всего лишь шесть лет. Представляешь, мы ей сократили жизнь своим пуританским подходом к природе, почти наполовину. Так что с Яшей мы особо стараемся не нарушать каноны природы. Но желательно чтобы эти стыковки были чаще.
— Лиза, а с кем это недавно разговаривал под окном Яша, — спросила Валерия.
— С Геной, с кем он ещё мог говорить, — ответила Лиза. — Рыбы он много у нас засолил, на этой неделе. Ходит третий день плесень снимает. Ловит всегда на той стороне реки. С Куртом у них неприязненные отношения создались вот они и чураются друг от друга. Гена всё выпрашивает у нас отдать ему старые книги, что на чердаке лежат. А Яша не соглашается, так, как нам они не принадлежат. Эти книги начальника лагеря военнопленных. С самой войны лежат, а вдруг он сам или его родственники прибудут с оказией за ними. Какими глазами мы будем смотреть им в лицо? А книг наверху множество. Есть такие фолианты, что я с трудом поднимаю их. Этот Гена к нам из деревни Росянка приходит. Сане сбор из трав принёс, но я не заваривала пока ему её, — клюкву он пьёт. Больше ничего не надо, так сказала врач.
— Я знаю про ваши книги, и говорила вам раньше, что им место, не на чердаке. А если они вам не нужны, продайте их. Дворец себе на них отстроите. И машину новую купите, — каждому, — добавила Лера и задумалась.
Потом она прошла к окну и отдернула занавеску, вглядываясь в серо — мутный воздух. Ей не давал покоя ранний гость. И она надеялась увидать его ещё раз. Но из-за крутого обрыва на этой стороне реки никто не обозревался.
— Мне кажется, я этот голос уже слышала в Зырянской церкви. Он у вас случаем не церковный служитель? — голос показался мне знакомым, — сказала Валерия, — я его точно, где — то слышала.
— Обыкновенный старик, уважающий природу и почитающий бога, — ответила Лиза, — за своим здоровьем смотрит как космонавт. А церковь регулярно посещает. Молится не только за себя, но и за нас с Яковом. А Зырянский собор ему не с руки посещать. Живёт он в деревне Росянка, а ближняя церковь от неё Корочи или Орлы. Зачем ему за сто с лишним километров ездить молиться?
— А у него отчество случайно не Михайлович, — спросила Валерия.
— Откровенно сказать, этого я не знаю, да и Яков, думаю, мой не знает, — сказала Лиза, — но, если тебе нужна точность, позвони Курту. Он знает всё.
Валерия тут — же позвонила им Курту.
— Да имя отца его Михаил, но для всех он был Комар, — ответил Курт. — Потому что фамилия у него была кровососная. Сразу тебе скажу, Михаил был проклят здешним народом. Поэтому я и к сыну с недоверием отношусь.
— Я знаю одного Геннадия Михайловича Комара очень хорошо, — это респектабельный мужчина со сказочным достатком и большими жизненными запросами, — затаённо сказала Валерия, — но, похоже, что тщедушный дед, чью я спину видела под окном Лизы его однофамилец, а может и родственник.
Лиза, услышав разговор Леры с Куртом, открыла рот от удивления.
— Валерия, этот дед приехал рыбу ловить, — говорил Курт. — Он будет сидеть на том берегу реки. Пройдись незаметно, посмотри, а потом зайдёшь, результат скажешь. Мне тоже любопытен этот мочёный гриб.
— Я обязательно познакомлюсь с ним на расстоянии, — пообещала Лера, — но если это одно лицо с тем Геннадием Михайловичем, которого я знаю, то я, наверное, в обморок упаду от неожиданности.
— Я смотрю Валерия, ты не праздный интерес проявляешь к нему. Так я тебе скажу, что кроме него никто лыжной мазью не мог натереть мост. Его надо в тюрьму сажать, они там докажут, что мазь на мосту и лыжах одинаковая. Он твоего Сашку хотел жизни лишить или напугать. Мне этот мухомор никогда не нравился. Его возвращение в родные пенаты — это не ностальгия, а винтообразный ход к достижению определённой цели, незаконченной его отцом душегубом. Я думаю так! А ты молодец Валерия, что вовремя прониклась подозрительностью к этому насекомому. А то ведь твои родственники думают, что Гена, тот человек, которого надо жалеть. А я думаю, что место его на дне Каролины. А в обморок необязательно падать. Не хватало мне, чтобы я тебя ещё, как Сашку выхаживал.
Валерия положила трубку и, посмотрев на Лизу, спросила:
— Где Яша?
— Он с твоими бумагами в район уехал регистрироваться, — ответила Лиза. — Я вникла в ваш разговор с Карлом, но только у меня в голову никак не укладывается, что респектабельным мужчиной может быть тщедушный Гена.
Возьми у Якова на стеллажах бинокль и залезь на чердак? Оттуда его хорошо с ног до головы изучишь.
Они залезли на чердак вместе с Лизой. Спотыкаясь и падая о горы макулатуры, они добрались до маленького окошка похожего на бойницу.
Валерия приложила к глазам бинокль, и сразу в её обзор попал Гена. Он сидел с удочкой на высохшей коряге и курил чёрную сигарету. Рядом были укреплены несколько донок.
Она оторопела, когда увидала это лицо и, оторвав от глаз бинокль, сказала Лизе:
— Это Геннадий Михайлович Комар, — хороший знакомый моего бывшего шефа Городецкого, вернее сказать, они партнёры. У них есть общие интересы, и чёрный бизнес в нашей фирме принадлежит им обоим. И сигареты он чёрные всегда курит.
— При мне он курит только папиросы, а что за чёрный бизнес? — спросила обескураженная Лиза, выхватывая у Валерии из рук бинокль.
— А это Лиза, когда девочек молодых в гостиницу за рубли загоняют, а продают их там за большие деньги. Но числятся все они сотрудницами восточного массажа.
— Да ты, что Валерка такое говоришь, — всматриваясь в рыбака, сказала Лиза, — он же считай святой! Ведёт аскетический образ жизни вместе со своей сестрой.
— А сестру его зовут случайно не Настя? — спросила Валерия.
— Возможно и Настя, я не знаю. Но вероятность большая есть, что визуально я её давно знаю. В Росинках часто раньше приходилось бывать по делам. Виделись наверное? — ответила Елизавета, убрав от лица бинокль.
— Так вот теперь слушай Лиза правду, — таинственно заговорила Валерия, — этот Геннадий Михайлович никакой не аскет, а самый настоящий барин. Обедает иногда в нашем ресторане и денег не платит. Живёт в нашем городе на улице Островского в пятикомнатной квартире вместе с полувековой сестрой по имени Настя. В этом же доме имеется квартира моего бывшего шефа, но проживает Геннадий Михайлович чаще в охраняемом посёлке «Первомайский», в самом лучшем природном районе города. Там сконцентрировалась вся городская элита. Простым смертным вход туда запрещён.
— Посмотри ещё раз, — протянула Лиза ей бинокль, — может, ты ошиблась.
— Ошибка исключается, — отодвинула она от себя бинокль, — я его хорошо знаю, и даже дважды приходилось бывать у него в квартире по поручению шефа. Один раз билеты на самолёт, до Читы привозила, а другой раз его сестре Насте лекарство дефицитное от сердца доставляла. Они живут очень богато. Нашему Городецкому до них далеко. У Геннадия Михайловича есть свой шикарный автомобиль и личный водитель, а также он имеет медицинский центр «Здоровье» и является владельцем двух мини котельных в частном секторе, и единственного в городе природного салона. Травами в нём торгует и лечебными настойками. Я когда рассчитывалась, мне Городецкий посоветовал обратиться к этому доброму дедушке за работой. Но я знаю, какая у него работа, — телом своим торговать. Больше он мне ничего бы не предложил.
Лиза от такого известия не могла прийти в себя.
Она села на стопки связанных книг и схватившись за живот, сказала:
— Чувствую Валера не к добру твоё известие. Быстрее бы Яков да Семён приезжал, но ружьё пойду на всякий случай заряжу. Это же надо так из себя изображать обездоленного и жалкого старичка. Не иначе он чистейшей воды каверзник.
Валерия присела на корточки перед Лизой и положила свои руки ей на колени.
— Не смотря, что он занимается неблаговидным делом в нашей гостинице, его бояться не надо. Он не демон, — успокоила её Валерия. — Этот пожилой дядечка богат, но не заносчив и добр ко всем. Это потому — что он не пьёт спиртного. Я сама нечасто с ним общалась, но молва о нём в нашей гостинице идёт как о сказочном лекаре. Он людей на ноги ставит. А мои родители считают его чародеем. У них с ним есть свои дела, по продажам разных травяных сборов. И дядя Курт, мне кажется, ошибается в нём. Зла он не способен никому причинить. От него доброта снопом искр исходит. Никогда без подарков в офис не приходит. То духи французские подарит кому, а то лакомства, изысканного на стол, положит. И надо сказать, ни одну женщину без внимания не оставляет. В ресторане, о его щедрости тоже хорошо отзываются.
— А что же он на жизнь Сани покушался этот искромётный добряк?
— Я сомневаюсь, что это мог сделать он. Не могли вы ничего перепутать вместе с Куртом? — вопросительно взглянула Валерия на Лизу.
— Ошибки исключаются, — возразила Лиза, — лучшего следопыта, чем Курт во всей округе не найдёшь. Я иногда, себе не верю, а ему всегда поверю.
— Тогда не знаю, — повесив голову, промолвила Валерия, — боюсь после твоих убедительных слов, я за самого моего любимого человека начинаю уже люто ненавидеть этого рыбака. И показываться мне ему на глаза совсем не обязательно. Он меня прекрасно знает, и называет всегда ласкательно «Клюковка».
— Клюква его любимая ягода, — в подтверждение слов Леры, сказала Лиза. 

Глава 17               
               
      Яков ехал на старом москвиче в районный центр «Сквозное», с документацией Семёна, которую ему доставила Лера. То, что документы будут зарегистрированы в короткий срок, у него сомнений не вызывало.
«Даже спасибо скажут, что мы реку будем чистить, и помощь посильную окажут», — подумал он.
В мэрии у него было немало влиятельных людей, которые нередко приезжали к нему поохотиться. Он селил их в доме Загулы. Гости устраивались на два, три дня и когда покидали дом, всегда в чистоте оставляли его. Но Якова в данный момент беспокоил движок автомобиля. Он временами захлёбывался, и клапана звенели словно камертон. А расстояние в районный центр для его колымаги, как его уазик, было марафонское, только в одну сторону дорога тянулась двадцать семь километров.
«И зачем я надумал ехать именно сегодня? — задался он вопросом, — надо было Семёна дождаться и на его машине мы бы с ним за два часа все дела обделали. Сейчас чего тужить, полпути проехал. Если обломаюсь, попутками буду добираться».
Но все беспокойства Якова были напрасными. Он подъехал к скверу администрации без поломки. Было ещё рано, и кроме дежурного милиционера в здании никого не было. Он решил скоротать время в машине, и встретить первого заместителя мэра на улице, наблюдая за ним из-за стёкол своего автомобиля. Когда его глаза устали смотреть в пустоту, он свой взгляд перевёл на половину благоустроенного скверика. С чисто белым, как снег бетонным забором соседствовали три шикарных гаража, больше похожие на выставочный ансамбль. Напротив парадного входа, метрах в пятнадцати от дверей посредине сквера стояла большая бетонная пепельница, покрашенная в жёлтую краску, а по бокам её лежали зеленные рифленые кольца — цветочницы, из которых выглядывали прошлогодние стебли пожухших цветов. Всю эту композицию окружали затейливые скамейки, изготовленные из деревянного бруса и ленточной стали. Они тоже были выкрашены во все цвета радуги. Ближе к гаражам из земли по горизонтали выглядывала труба. Конец её был заглушен, но из зазоров изрыгался вместе с мелкими брызгами большой пар. Труба была утеплена желтой минеральной ватой, и опиралась на множество небольших столбиков, выложенных из кирпича. Создавалось впечатление, что это был не отвод трубопровода, а огнедышащая гигантская гусеница, которую неведомая сила, находящаяся в грунте земли держит за хвост.
Яков увлёкся обзором хорошо облагороженного сквера и не заметил, как к его машине подошла интересная женщина в парике, примерно под сорок лет и открыла дверку. Она была одета в зелёную с капюшоном куртку и длинную юбку. Яков обратил внимание, что из-за больших грудей куртка сидела на ней тесновато. На ногах красовались модные, на высоком каблучке ботинки. В руках она держала полную корзину свежих шампиньонов.
— Почём шампиньоны? — спросил Яков.
— Эти грибы не продаются, — расстроено ответила она и повернулась к нему задом.
На юбке у неё красовались четыре толстых оттиска краски, которые превратили её в зебру. Эти отметины она видимо позаимствовала у свежевыкрашенных скамеек, установленных в сквере.
— Не увидала бумажку «Осторожно окрашено» и села дура, а мне в это здание необходимо попасть через пятнадцать минут. Как я пойду туда в таком виде?
Она умоляюще посмотрела на Якова и спросила:
— Вы не могли бы мне бензину немного накапать на ладошку? Я попробую очиститься.
— Зачем бензин, я и растворитель, и денатурат имею, — сказал Яков, — вы садитесь на заднее сидение снимайте юбку и трите. А я сейчас вас покину минут на двадцать. Мне тоже в это здание нужно зайти.
— Вот спасибо! — Хоть с вами то мне повезло, — сказала она и нырнула на заднее сидение.
— Вы, наверное, не местная? — спросил он.
— Почему вы так решили? — приспустила она с себя юбку, чтобы не испачкать сидение.
— «Сквозное» — это, по сути, большая деревня, и в такое время самая популярная обувь здесь резиновые сапоги и ботики, а вы по моде одеты, как в городе. И говор у вас больше на украинский язык схож.
— Вы правы, — произнесла она, — я с Луцка сюда приехала с семьёй, год назад. Купили здесь домик. Выращиваем свои шампиньоны.
— А зачем вам такая канитель? — у нас здесь кругом леса. Грибов видимо, не видимо.
— У нас с мужем бизнес такой, склонила она своё тело к Якову.
Он тут же почувствовал, что пахнет от неё, как от Валерии.
— Зимой и весной свежие грибы у нас закупают рестораны и кафе. Возим в ближайшие города ящиками. Местные пищевые точки и магазины у нас редко берут. Вот на это и живём. А мы с мужем программисты. Работы для нас здесь нет. Приходится крутиться.
Вы меня извините, но я давно сижу без юбки, — напомнила она о себе.
Яков достал из багажника растворитель и чистую обтирочную ветошь.
Зная, что она находится уже без юбки, он тактично отвёл взгляд от неё и протянул ей растворитель.
— Приводите себя в порядок, — а я пошёл по своим делам.
Он взял папку с документами, но женщина вдруг снова обратилась к нему:
— Вы можете, положить свою папку на место? Вначале занесёте Надежде Владимировне Приваловой в двадцать четвёртый кабинет корзинку с грибами, скажите от Таисии. И передайте, что я нахожусь рядом в полуголом виде, в вашей машине. Она обязательно спустится ко мне и отблагодарит за грибы.
Яков положил папку на переднее сидение и взял стоявшую корзину на асфальте.
— Хорошо, — сказал он, — мне несложно будет подняться на третий этаж.
Яков сделал несколько шагов вперёд, затем вернулся и взял папку.
— Тяжести в ней большой нет, — посмотрел он на незнакомку, — зачем я по десять раз буду бегать туда-сюда.
— Конечно, возьмите с собой, — немного раздражённо сказала она.
Яков поднялся на третий этаж. Нашёл там двадцать четвёртый кабинет и открыл дверь. За столом сидели две немолодые женщины, и пили чай с печеньем.
— Простите? — а кто будет Надежда Владимировна, — поинтересовался он.
— Вы, наверное, посмотрели на старый указатель кабинетов, — встала со стула одна из женщин с высокой копной волос. — Их жилищный отдел переведён в здание «МУП УЖКХ», — это бывший детский сад на Таёжной улице. Но как мне кажется она в отпуске. А вы грибы не продаёте? — спросила она.
— Нет, меня попросили передать их Надежде Владимировне Приваловой.
Он спустился на второй этаж и столкнулся в коридоре с Иваном Николаевичем Фоминым, первым заместителем главы администрации. Увидав Яшу, он свои руки словно крылья расправил и радушно обнял его, чуть не выбив из рук корзину с грибами.
— Пошли ко мне в кабинет? — пригласил Иван Николаевич Якова, — что грибы уже пошли первые? — обратил он внимание на объёмную корзину.
— Что ты Иван Николаевич, — первыми появляются сморчки, а это гриб, как я разумею, в подвале рос. Но я к тебе не по грибному делу явился. Понимаешь, надумали мы с племянниками Каролину почистить. Драгу Бельгийского производства нашли почти новую. Но чтобы заняться этим делом, решили организовать ООО «ВИТИС», — ветераны инвалиды труда и спорта. Все документы подготовили, — помоги без задержки зарегистрировать? Племянники у меня из области, ребята хваткие. Думают обосноваться со мной. В реке много щебня и голыша, а это ходовой строительный материал. Думаю, на пару домов мы сообразим, а цемент прикупим. Дальше видно будет что делать? По ходу дела будем расширяться.
— Полезное дело вы задумали, — сказал Фомин, — только вас опередили с этим вопросом ребята с края. Их бумаги поступили два дня назад. Но я пока не рассматривал их. Они обязуются за два года сделать Каролину судоходной.
— И ты веришь в такую ерунду? — спросил Яков.
— В том — то и дело, что не верю! — ответил Фомин.
Он достал синий файл и вытащил оттуда устав.
— Странно, но здесь организация тоже «ВИТИС» называется, — сказал он, — дай-ка твои документы посмотреть?
Яков протянул ему свою папку.
Один к одному, — сказал он, сравнивая уставы, — только фамилия учредителей другие.
— А чьи фамилии там стоят, — поинтересовался Яков.
— Самосина, Серова и Городецкий.
— Разреши я взгляну? — попросил чужой экземпляр
документов Яков.
— Смотри! — протянул ему папку Фомин.
Яков тщательно вглядывался в каждую букву. Эти документы были близнецами. Он хорошо запомнил домашний адрес первой женщины и возвратил документ.
— Не нравится мне это, — сказал он Фомину.
— Ничего противоестественного в этом деле нет, — бросил на стол файл, Фомин, — так наши прославленные адвокаты беловики делают. Зачем им корячить свою башку. Большинство уставов малых предприятий имеют одинаково — массовый характер. Индивидуальные уставы редко попадаются. Чужакам я Яков не верю, откровенно тебе скажу, но транша мы по этой работе не объявляли. Руку помощи протянем каждому, кто возьмётся за эту нелёгкую работу. Давай сделаем так, — мы тебе на этот сезон выделим участок от бывшего лагеря, и до твоих владений. С кредитом тоже поможем. А этого «ВИТИСА», — постучал он ладонью по папке, — пошлём к низовью, пускай идут к вам навстречу. Их юрист сказал, что они будут оснащены всем необходимым оборудованием. Вот и пускай, они там горб гнут, а тебе мы сможем экскаватор с бульдозером подкинуть. И то, что ты посёлок свой хочешь восстановить, это будет совсем, хорошо! Газ у вас есть, керамический цех построите. Люди сами потянутся туда и начнут строиться. Дарья и Орлы совсем без работы сидят. Бабы спиваются вместе с мужиками. Только поэтому кредит мы тебе на цех обязательно выделим. Надо народ оживлять, пока у нас возможности имеются. Так что дерзай Яша. Документы после среды заберёшь у меня. Они будут готовы к этому времени. А с этой командой мне придётся встретиться ещё один раз. Подозрительной мне кажется эта компания? Почему люди с краевого центра решили бесплатно и за два года очистить Каролину. Хотя они планируют поставить на реке электростанцию, — то же дело неплохое. Надо прощупать их материальные возможности. То, что на бумаге написано, это не всегда выполнимо. Я с такими охочими предпринимателями встречался. Урвут, свой кусок и на полпути исчезают. Есть у меня подозрения, что под видом своей полезной деятельности они лес решили за копейки поиметь. Таких хищнических организаций по России расплодилось, как поганок в наших лесах. Кстати, а грибы ты кому принёс? — спросил Фомин.
— Женщина одна об ваши покрашенные лавки в сквере юбку в краске испачкала, — сказал Яков, поглаживая довольно бороду. — В машине у меня сейчас сидит. Просила занести в двадцать четвёртый кабинет Приваловой, а их отдел говорят, перевели в другое здание.
— Нам тут кабинет срочно понадобился, мы их и передали «МУП УЖКХ», а вот краски, где твоя знакомая могла найти? — Фомин подошёл к окну, — мы лавки покрасили на той неделе, там вон люди сидят, — повернулся он к Якову.
Яков встал со стула и подошёл к широкому окну. Пальцем отодвинул жалюзи и увидал на одной из лавок сидели две женщины, вероятно посетители в кабинеты администрации района. Он почувствовал, что — то недоброе и заглянул в конец здания, где у него была припаркован москвич машина. Автомобиля на месте не было.
— Машину угнали, — тревожно сказал он, — эту развалюху не жалко, но кому это интересно понадобилось?
— Я думаю им? — потряс Фомин файлом — близнецом. — Похоже, у тебя появился серьёзный конкурент? Знают, что ты беспощаден к разрушителям природы. Вот они тебя и лишают передвижения. Ну, ничего, — успокоил его Фомин, — сейчас я дам команду «ГИБДД», — машину твою быстро разыщем. А домой тебя сейчас увезут на моей Волге.
Яков вышел из кабинета Фомина понурый. Водитель служебной Волги Андрей уже ждал его в машине. «Кому понадобилась эта груда металла? — думал он, развалившись на мягком сидении Волги, — только в металлоломе ей место».
Этим злоключением его неприятности не кончились.
Приехав, домой, он увидал на крыльце встревоженную Лизу и Валерию, которая успокаивала жену. Понурый Карл ходил около стойла Агапа. Саня находился в постели и никакого шума не слышал. Лизины веки были воспалённые от слёз.
«Не иначе что — то случилось»? — тревожно кольнуло его в сердце. Он не успел озадачить жену своим вопросом. Елизавета разрыдалась на его плече и показала рукой на стойло Агапа.
Он резко отстранил от себя жену и бросился в обитель Агапа. Следом за ним последовал Курт и Валерия. Агап валялся бездыханным на полу. Яков сразу упал на колени перед конём и, погладив его гриву, со слезами на глазах произнёс:
— Как же так? — обвёл он всех вопросительным взглядом, — я его утром кормил он был бодр и приветлив. Как это случилось? — всхлипнул он и опустил голову.
Курт, ни слова не говоря, подошёл к Якову и протянул ему пачку дорогих сигарет «Собрание».
— Это я нашёл на куче сена, около яслей, — сказал он. — Никак злыдень обронил в спешке, а окурки, лежащие в пачке, я подобрал перед твоим приездом на том берегу реки, где Комар рыбу ловит.
Яков машинально сжал в кулаке пачку и, отрицательно замотав головой, произнёс:
— Старик курит папиросы и на это он никогда не пойдёт. После этого Яков недоверием поднял на Курта влажные глаза, пытаясь ему что — то возразить, но горечь обиды перехватило его горло.
— Старик говоришь, — с укором взглянул на него Курт, — этот старик всех нас вместе взятых за пояс заткнёт. Прибедняется паразит умело, а вы его распознать не смогли. Валерия утверждает, что такие сигареты курит Гена. Она этого хорька, оказывается, неплохо знает и никакой он не убогий и не жалкий, а самый настоящий граф Монтекристо.
— И это правда, Лера? — всхлипнув, спросил Яков.
— Как божий день, — утвердительно моргнула глазами Валерия. — Для каждого сотрудника нашего офиса он большой души человек! Геннадий Михайлович близкий друг нашего шефа Городецкого и мы все подчинённые относимся к нему с большим уважением! — Она подумала о чём — то и, улыбнувшись, продолжила:
— Не хочу я Яков никаких недомолвок, но я его знаю, как возможно самого состоятельного человека в нашем городе. Он своё богатство не особо афиширует, но поверьте мне, — это правда! У них с моим шефом есть совместный, бизнес с моральным нарушением нравственных границ, который и приносит им большие суммы. На туризме такого состояния не сколотить. Поверьте мне, уж в этом — то я смыслю.
— Услуги проституток, что ли? — догадался Яков.
— Можно сказать так, — согласилась с ним Валерия.
Он ещё раз пригладил гриву Агапа и медленно привстал с колен. Посмотрел на сжатую пачку сигарет в кулаке. Бросил её со злости себе под ноги и сквозь зубы, процедил:
— Убью поганца.
Вечером Якову позвонили, что его москвича нашли сожжённой в лесу недалеко от реки Чулышман.
Тут же он по телефону связался с Семёном и рассказал ему обо всех бедах, свалившихся на него за один день. Семён прибыл в Каролину на следующий день в субботу вечером.

Глава 18               
 
    Семён перед сном собрал всю информацию от Валерии, Якова и Курта. Сна не было. Он понял, что все неприятности исходят от Гены. Анастасия Самосина одна из учредителей второго «ВИТИСА», проживала по его адресу, улица Островского дом шестнадцать, квартира двенадцать. Этот адрес запомнил Яков, и к тому же Валерия вспомнила, что по этому адресу ей дважды приходилось бывать.
«И эта женщина с большим бюстом с украинским говором и с грибами, точно Генина торпеда? — подумал Семён. — Этого притворного старичка с вставными челюстями, я обязательно проверю в первое его появление в Каролине. И если дело того потребует, окуну Гену в прохладной воде. Но вначале надо о нём осторожно расспросить у сельчан из Росинок. Он от нас никуда не денется, городской адрес нам его известен, за жабры всегда можно взять. С Городецким и его адвокатом я сам разберусь, этот надменный бизнесмен трус и всегда им был. Думаю, богатство ему храбрости не прибавило».
Он уснул под утро, но проснулся со всеми вместе и за завтраком выглядел свежо.
— Я его застрелю, — сказал зло Яков, — и спрячу так, что ни одна собака не найдёт.
— Опрометчивость в этом деле, первый враг, — сказал Семён, — будем воевать мудро. Мы толком о нём ничего не знаем. Кто за Геной стоит одному богу известно? Если он открыто, содержит бордель, то значит, платит или ворам или ментам. А большие бабки он точно вылавливает в Каролине.
— Это не бордель, а салон массажа, — поправила Семёна Валерия, садясь за стол.
— Никакой разницы не вижу, — пристально посмотрел на неё Семён, — даже в Советские времена почти каждая гостиница была законспирирована, и имела немалые доходы за предоставленные сексуальные услуги клиентам. Я поездил за свою жизнь по соревнованиям вволю и с этой грязью встречался в каждой большой гостинице.
— Мне всё равно кто у него крыша, — не унимался Яков, — но за Агапа ему не жить. Я мозги ему с одного выстрела размозжу.
— Яков уймись и послушай Семёна, — одёрнула его Лиза, — он дело говорит, — а ты со временем отойдёшь. Не к чему из-за подонка в тюрьму садиться, не покачав внуков на своих руках. И не забывай завтра Вербное воскресение, грех на душу нельзя брать.
Яков сидел мрачный, ничего не трогая со стола, подперев свою голову на два сжатых до синевы кулака.
— Забыл сказать, — поднял Яков голову, — от этой бабы с шампиньонами таким же духом пахло, как от Валерии.
Семён налил водки целый стакан и, поставив его перед Яшей, спросил:
— До Росинок есть хорошая дорога, для моей машины?
— Есть, — ответил Яков, — а что ты задумал?
— Думаю навестить этого травника, — сказал Семён, — возьмём Валерию и вперёд!
— И я с вами, — вызвался Саня.
— Ты ещё слабоват, — воспрепятствовала Лиза, — не смотри, что птички на воле весело поют. Это тепло обманчиво, тебе сказала врач. Значит отлёживайся.
Валерия обняла Саню за талию и прикоснувшись головой к его плечу, сказала:
— И, правда, Саша, тебе ещё шесть уколов надо делать, потерпи немного?
Он не стал больше перечить Валерии и без лишних слов, согласился с ней.
... Яков выпил водку, не забыв прихватить бутылку с собой. Садясь в машину, он поставил её, вниз крепко обхватив ногами. Спиртное только хуже подействовало на него. Воспоминание о своём четвероногом друге, разбередили его душу, и глаза от скорби покрылись мутной пеленой. Скупые слёзы текли у него по щекам и падали на поседевшую бороду. Он не говорил ни слова, только молча, указывал рукой дорогу и обтирал влажную бороду и щёки. Семён и Валерия, понимая его состояние, старались Якова не тревожить и вопросов никаких не задавали. Смерть Агапа он оплакивал, не стыдясь своих слёз, не проронив за всю дорогу ни одного слова.
Когда между деревьев появились просветы, и на горизонте показались очертания домов, перед ними встал ветхий мостик шириной чуть больше двух метров. По нему не только машине, но и человеку опасно было ступать.
— Тупик, — сказал Семён.
Яков произнёс:
— Глуши мотор, — это Росинка, — дальше надо пешком идти. Ходу минут пять будет. Но есть объездная дорога, крюк приличный нужно давать. Лучше здесь пройти.
— Я понял, — бросил Семён и, заглушив двигатель, обратился к Валерии.
— Сейчас мы с тобой Лера пойдём в деревню на разведку, будем спрашивать, не по фамилии, а старичка, который лечит травами. Пускай нас сельчане принимают, за больных. Не так подозрительно будет.
Валерия первой вышла из машины и, поправив на себе куртку, пригнувшись, посмотрела на себя в зеркало автомобиля бокового вида. Убедившись, что вид у неё безукоризненный, метнула беспокойный взгляд в сторону деревни. Следом за ней вышел Семён, громко хлопнув дверцей автомобиля. На его губах появилась кривая усмешка, но глаза были спокойные и отдавали каким — то непонятным холодком.
«С этим мужчиной и к дракону в пасть нестрашно идти» — мысленно отметила Валерия, посмотрев на Семёна. В этот момент он ей чем — то напоминал комиссара из румынского боевика. Она охотно подхватила его под ручку и, оставив угрюмого и задумчивого Якова в машине, сами перешли прогнувшийся мост и по тропинке направились к первому дому, стоявшему на опушке леса. Это был почерневший от времени бревенчатый дом с двумя скосившимися сараями и новым небольшим гаражом из кирпича. Они зашли на крыльцо и, увидав на двери небольшой замок, вышли со двора. Росинка была небольшой деревней. Она состояла из одной улицы, протяжённостью около полукилометра. По обеим сторонам стояли дома. Все они были старые и неухоженные, словно сироты. Около домов они не увидали ни одного жителя. Создавалось впечатление, что это самый настоящий медвежий угол. Местность казалась вымершей, но когда они дошли до магазина, то увидали двух мужчин расположившихся на невысоком штабеле досок, где у них была разложена закуска и стояла бутылка водки.
— День добрый! — поприветствовал их Семён.
Валерия кивком головы поддержала Семёна.
— Праздник большой идёт, он и должен быть добрым, — ответил мужчина в военной фуражке советского образца.
— Что за праздник? — будто не зная, нарочито спросила Валерия.
— Вербное воскресение завтра, — ответил второй мужчина с большим чубом на голове, — присоединяйтесь к нашему столу? — показал он на бутылку.
— Нет спасибо мы за рулём и наше присутствие здесь не праздное, — сказал Семён, — мы слышали, у вас дед здесь живёт знаменитый, — травами хорошо лечит.
— Это Комар знаменитый и хороший лекарь? — возмутился мужик в фуражке. — Он только богомольными старухами уважаем, а так его у нас больше остерегаются, чем любят. Вот отец у него известным травником был. Так старые жители говорят, — добавил он, — но и знаменитым палачом слыл. А сынок его тёмным приехал из дальних краёв, с нами никогда не посидит, когда наведывается в Росянку. Про сестру Анастасию ничего плохого сказать не хочу. Настя очень хорошая баба, только бог счастья ей не дал. Ладная бабёнка, по всем людским статьям! Первого мужа похоронила, а затем сошлась с приезжим сезонником, которого сосной придавило на деляне. Потом дочка её Ольга от первого брака уехала в город и без вести пропала, после чего она сама сердцем заболела. А бабёнка она справная и уважительная. Денег никогда нам не отказывает на это пропитание, — показал он пальцем на бутылку.
— А они разве не здесь живут? — спросила Валерия.
— Сюда только он приезжает раз, два в неделю, а её уж больше года не видать. Живут они, как сельчане говорят в «Сквозном» или в «Больших Орлах», точно нам не ведомо. Одним словом, мутный он старик и нам он не товарищ и тем паче не господин.
Со штабеля поднялся чубатый мужчина. Он был высокий и сутулый, с крупным мясистым носом, и обветренными губами. Он зябко повёл плечами и, опрокинув в себя недопитый стакан водки, сказал:
— По словам моего покойного отца, Гена и до отъезда был нелюдимым, — внёс ясность чубатый мужик. — Старой веры придерживался с малых лет, а отец его был самый настоящий ирод. Застрельщиком в тюрьме при Берии работал. После войны угробил, двоих учёных не за понюшку табака. И оказался сам в тюрьме. Его счастье, что он заслуги какие — то в войну имел, а то не миновать бы ему дырки в голове.
— Да не учёные они были, — возразил ему мужик в фуражке, — клад они искали Степана Разина. Проплывал Разин по нашей реке, когда скрывался от царёва гнева. Чёлн его о порог разбился, как глиняная чашка. А на нём злата и серебра сундуками было всё забито. Это мне наш старый участковый Дергунов рассказывал. Царство ему небесное: — перекрестился мужик.
— Слышал я эту бредятину, от него, — промолвил чубатый, — только нам училка по истории говорила, что Разин даже на Оби не был, не только на Каролине. Он больше на Волге и на Урале шалил. Бывал, конечно, и на Каспии, где княжну утопил. — Мужчина хмыкнул и с задором продолжил; — Дергунов любил потрепаться, когда самогону зальёт за воротник. Мне он брехал, что и в «СМЕРШЕ» воевал, и космодром охранял, а о жертвах Комара рассказывал, что они искали поселение низкорослых людей, неземной цивилизации, — врун, одним словом. Один раз на день победы ввинтил орден на грудь, я его спрашиваю, за шпиона получил? А он мне отвечает: «За оптимизм! Сам лично Жора Жуков перед Берлином вручил», — это он великого полководца, маршала Победы, Жорой называл, — пояснил чубатый. — Будто они с ним вместе в землянке картошку печёную жрали. Рассказывал, когда наши колонны двигались в сторону Берлина, на столбике была стрелка прибита с километражем на немецком языке, «До Берлина сто километров», а какой — то шутник ниже мелом подписал по-русски матом, «Х...я, обязательно дойдём!» — чубатый осёкся на Валерию после крепкого изречения, но, не заметив на её лице отрицательной реакции, продолжил:— Так он говорит Жуков, остановил колонны и грозно спросил: «Кто соизволил написать неприличные слова на километраже? Все молчат в строю, а я возьми, да и признайся, чего не делал. Он мне тогда дал команду выйти из строя. И сказал молодец! И сразу вкрутил собственноручно орден Красной Звезды!»
— А может, и правда так было? — сдерживаясь от смеха, спросил Семён.
— О какой правде может идти речь, — хмыкнул чубатый, — участковому, ни в какой мере нельзя было верить, когда он совсем состарился. Потому что пьяный он свои небылицы, перевирал постоянно, и ему уже мало кто верил. Болезнь у него была странная, когда старики детьми становятся.
— Маразм, — подсказала Лера.
— Да, она самая, — вспомнил чубатый мужик.
Семён с Валерией посмеялись над его байкой, после чего зашли в магазин и купили мужикам бутылку водки.
— Вот вам мужики ещё пузырь, — сказал Семён, ставя бутылку им на доски. — Это за то, что вы нас развеселили. Теперь покажите нам дом этого лекаря, чтобы в следующий раз знать куда подъезжать.
— Самый крайний по левой стороне стоит, — показал рукой мужик в фуражке, — у него гараж из кирпича выложен. Только его сейчас нет. Он совсем недавно Глафире — продавцу из магазина, рыбу привёз и на своём запорожце укатил. Теперь появится, наверное, через неделю. А за водку вам нижайший поклон от защитников природы!
— Мы с тобой были уже в этом доме, — прошептал Семён Валерии, — придётся навестить его ещё раз.
Они попрощались с мужиками, и пошли по старой тропе, которая привела их к крайнему дому. Семён без раздумий, сбил кирпичом с сарая замок и вошёл, туда оставив Валерию наблюдать за улицей. Весь сарай был увешан вяленой рыбой, и свежими ветками сосны. Больше там ничего не было. Гараж он не стал трогать, а вот со вторым сараем проделал такую же процедуру, как и с первым. Там находился склад шанцевого инструмента и рыболовные снасти. Граблям и лопатам были выделены места по углам, а у стенки был протянут тоненький трос, на котором висело четыре новых кайла. Он снял их с троса и связал подвернувшейся под руку проволокой в один пучок. Подозвав Валерию, передал ей связку горняцкого инструмента и отправил её к машине. Затем заглянул под навес и обнаружил охотничьи лыжи. Вытащив одну из них, взял её под мышку. Осмотрев ещё раз сарай, нагнулся и, подобрав с пола кусок рубероида, щёлкнул зажигалкой. Дождался, когда рубероид достиг полного горения и стал изрыгать на пол чёрными, словно дёготь каплями. Он бросил его в угол, где лежали рыболовные снасти. С одной лыжей под мышкой Семён с безмятежным видом вышел из сарая и направился к мосту. На ходу он через ногу переломал пополам лыжу и когда подошёл к машине, бросил её в багажник. Затем открыл дверку и осмотрел салон. Яков спал в машине, положив голову на панель, а Валерия чесала свои волосы, смотрясь в небольшое круглое зеркало.
— Дядька проснись? — окликнул Якова Семён, — фейерверк проспишь. Смотри, как крупные искры будут летать в воздухе от сараев твоего недруга.
Яков приподнял голову и увидал, что через густые ели просматривался небольшой дым, исходящий от крайнего дома.
— Красный петух неплохой гость для этого старого злыдня, но приговор этот не окончательный, — и он уронил свою голову теперь уже на дверку автомобиля, вновь закрыл глаза.
Восхищённая Валерия, сидевшая на заднем сидении, обхватила голову Семёна и три раза поцеловала её. Семён осмотрел внимательно салон автомобиля и, увидав в ногах Якова опустошённую бутылку из-под водки, поднял её и открыл бардачок:
— Улики нельзя оставлять на месте преступления, — сказал он, — здесь спокойней ей будет, — закрыл он крышку бардачка.
Затем завёл машину, развернулся и направился в сторону Каролины. К счастью, на обратном пути им не попалось ни одна живая душа, кроме кабарги, неведомо откуда появившейся, вблизи машины. Показав во всей красе свои клыки, она как теннисный мячик запрыгала из стороны в сторону и скрылась в нагромождениях валежника.
— На водопое был, — приоткрыл глаза Яков, — увидав прыгающее животное. — Здесь у них водопой, — коротко объяснил он и вновь сомкнул веки.
— Почему ты решил, что это он, а не она? — спросил Семён.
— Такие клыки, только у самцов бывают, — не открывая глаз, ответил Яков.
На лобовое стекло упало несколько дождевых капель.
— Давай! Давай, — посмотрев на небо, сказал Семён.
После полудня была первая весенняя гроза, которую радостно приветствовал Семён, хорошо зная, что следы его присутствия в Росинках смоет дождём
               
Глава 19               
               
    Саня проснулся на следующий день одним из первых в предрассветное утро. Спать не хотелось. Настроение было прекрасное, хотелось танцевать. Он почувствовал в себе заряд бодрости и силы. Умывшись, посмотрел на себя в зеркало и увидал своё отражение в розовом виде. Бледность спала с лица, щеки поигрывали лёгким румянцем, а глаза оживлённо радовались его выздоровлению. Он вышел на крыльцо дома, накинув на голое тело телогрейку Якова. Проведя рукой по ступеням крыльца и убедившись, что там сухо, присел, любуясь природой.
В этом безлюдном урочище, поблизости, где — то издавали свои звуки свиристели и пели дрозды, а рядом, раздавался беспрестанное ритмическое соло, неуёмного ударника леса, — дятла, Сане влилась в душу струя настоящего художника. Среди горбатых небольших косогоров от реки, белыми лоскутами поднимался туман, сливаясь над землёй в одно покрывало. Прохлада в воздухе чувствовалась, но, несмотря на это, небо уже поджаривалось, предвещая не только прекрасное утро, но и хороший день. Повеяло небольшим утренним холодком, от чего Саня передёрнулся и плотнее стянул полы телогрейки. Перед его лицом словно первый цветок весны порхнула небольшая пёстрая птичка и скрылась в недавно пробившейся густой траве. Он устремил свой взгляд к месту приземления птички, чтобы проследить её дальнейший полёт. Птичка не взлетала, хотя трава в том месте ходила как живая. Она колыхалась, из стороны в сторону и непонятно было, толи ветерок своим дуновением шевелил траву, толи птичка юрко бегает меж длинных и густых побегов травы. Встав со ступени, он сделал всего два шага и вдруг почувствовал сзади себя непонятный шорох. Он оглянулся. На деревянной бочке, стоявшей под водостоком крыши, сидела красивая птица величиной, чуть меньше ворона. Пернатая гостья была цвета кофе с молоком, с ярко-голубыми крыльями и хвостом. Под клювом у неё красовались усы, похожие на те, какие носили джигиты. Это была сойка. Увидав человека, она не испугалась и не взмыла вверх, а на двух лапах перескочила с одного места на другое и стала смотреть, то на Саню, то в бочку. Он затаённо смотрел на утреннюю гостью. Ему не хотелось её спугивать. Своим неожиданным присутствием она дополняла красоту птичьего концерта, раздававшегося в лесу. У Сани от этих весенних звуков, на душе стало тепло и приятно.
— Впору самому пой! — произнёс он, — а эта сойка наверняка прилетела, с хорошей вестью? Жалко, что я птичьего языка не понимаю. «А может она кушать хочет»? — подумал он и посмотрел ещё раз на сойку.
Та не улетала с облюбованного ей места, а смотрела на незнакомого человека, словно соглашаясь с его мыслью. Он осторожно, не нарушая этой прекрасной идиллии, проследовал в дом, чтобы принести, поклевать понравившейся ему птахе. В дверях, чуть испугавшись, неожиданно столкнулся с Лизой. Та в деревянной плошке несла зерно.
— Соня наша появилась, — обрадовано сказала она Александру, — я смотрю в окошко, сидит на своём месте. Она уже два года квартирует у нас.
Саня вернулся назад на крыльцо. Лиза подошла к бочке и поставила на землю плошку. Сойка моментально, словно парашютистка опустилась на плошку.
— Ты обрати внимание Саня, что свиристели творят на той стороне реки? — показала она рукой в сторону леса, — там, наверное, их полчища обитает сейчас? Рябина с прошлого года осталась, а для них это самый деликатес.
— Я уже наслушался и свиристелей, и дроздов, ответил Саня и с сойкой пообщался.
— А я радио местного наслушалась, пока ты на крыльце сидел. «Дом у Гены сгорел, — сообщила она, — одни головёшки остались». Думаю, Семёну с Валерией надо срочно исчезнуть из Каролины дня на три. Так безопаснее будет. Милиция всё равно будет расследовать поджог, а их в Росинках видели. Курт тот и словом не обмолвится ни с кем. Он язык умеет держать.
— Семён пускай едет, а я Валерку от себя никуда сейчас не отпущу, — отверг предложение Лизы Санька. — Я её вновь обрёл и так легко с ней расстаться, это для меня будет мука. Пускай даже на три дня, — добавил он, — со мной она увереннее будет себя чувствовать. Да и вины на них никакой нет. Всю вину поглотила вчера гроза с дождём.
— Правильно брат! — раздался голос Семёна из открытого окна, — я слышал известие по радио и ваш разговор. Но всё равно Лиза права, — мне надо на несколько дней покинуть вас.
В городе у меня возникли кое-какие дела. Как немного утихомирится ситуация с пожаром, так я и вернусь. Валерия пускай старается на улицу меньше выходить. Думаю, ей надо заняться на чердаке архивом начальника лагеря. Не просто так, этот хмырь Гена, хотел завладеть им. Что — то в этом хламе зарыто важное, о чём Яша с Лизой не догадывались.
— Сами книги там дорогие, — сказала Лиза, — одних только журналов Нива, подписка за пять лет вместе с приложениями, пол чердака занимают. Букинисты за них немалые деньги в Новосибирске дают. Юлька интересовалась уже. Знать бы, что у этого Тамаза Лобелия нет в живых родственников, давно бы этим книгам применение нашли. А то продашь книги, предстанет перед нами, какой-нибудь потомок этого Лобелия, да не простой, а вор в законе. Тогда пиши, — жизнь окончена. А мы с Яшей ею дорожим.
— Не бойся Лиза ничего и никого, — успокоил её Семён, — но ты на размышления меня натолкнула. Я думаю, эти книги помогут нам неплохо в наших проектных начинаниях. Если всё получится, а я в этом не сомневаюсь, то мы с тобой Саня исполним танец скорпионов, а Лиза с Яшей будут отплясывать Русскую.
— Про меня забыли, — подошла Валерия к окну, откуда выглядывал Семён. — Я тоже скорпион, а это значит, мы будем танцевать танго. Я этот танец, всех больше люблю.
После завтрака Семён отделил небольшой кусок щепы топором от лесины, с которой свалился Саня. Наказал Сане, чтобы он раз в день ставил верши на рыбу. Сел в машину и поехал в город, надо было снять как — то напряжение и усталость. Страха за содеянное не было, он считал, что поступил правильно. И бог ему помог в этом, смыв дождём все следы преступления, тем самым, не дав никакой ниточки следствию. «В конце концов, Гена не посмеет обращаться в милицию, — сам изрядно вымарался, мазь на бревне и на лыже однотипная. Это подтвердит мне сегодня тренер по лыжам Горшков», — подумал Семён и добавил газу.

Глава 20               
 
   Когда сараи Комара были охвачены огнём, он в это время сидел в городской квартире и парил перед телевизором в тазике свои мозолистые и огрубевшие ноги. В ванной копошилась со стиральной машинкой Анастасия, его родная сестра. По второму мужу она была Самосина.
Он был доволен собой, все свои мытарства и жизненные невзгоды умело компенсировал своей предприимчивостью и цепкой хваткой в любом начинании, где пахло большими деньгами. Он давно усвоил школу отца. Тот с малых лет ему твердил:
«Никогда не кручинься над своей низкорослостью, — миниатюрные люди дольше живут. Их органы компактны и не так капризны, как у гигантов. Для них гробы в основном сколачивают в молодом возрасте, иного, им не дано. Нагрузки им достаются колоссальные, потому что поступь тяжёлая, отчего происходит ежедневное давление на все органы, которые с невероятной скоростью выходят из строя. Всегда опирайся на эту формулу, — тогда жить легче и радостней будет!»
— Как был прав батя насчёт роста, — произнёс вслух Гена. — За всю жизнь мне не приходилось ещё видеть громоздких гробов у долгожителей.
— С кем тут ты беседуешь? — вошла в комнату Настя. — Не тронулся случаем умом от своего богатства?
— Типун тебе на язык, — обронил зловещую фразу брат и, вскинув голову, внезапно захохотал.
Таким она его ещё никогда не видела.
Анастасия присела перед ним на колени и заглянула в его глаза. Приступ безудержного хохота у него сразу пропал. Он сделал сосредоточенный вид и успокоил её:
— Мне это не грозит, а разговариваю я с прошлой жизнью. Отца вспомнил, правильный он был мужик, хоть и не раз ему приходилось полоскать свои руки в крови. Да упокой его господь и прости ему все прегрешения, — прочитал он и перекрестился.
— Я его почти не помню, — вздрогнула сестра, — но письма его сохранила все. Они были умные и душевные, и я до сей поры не верю в его злодеяния. Может, потому что все забыли про него в Росинках.
— Ошибаешься сестрёнка, — сказал брат. — Все грехи его на нас лежат. И искупать их нам с тобой придётся до конца света. Меня бог наказал чахоткой, а тебя сердечным недугом. Это его наследство. И то, что он нам оставил в земле, против нашего здоровья ничто! Я, конечно, считаю себя здоровым, а вот тебя лечить на это время немало уйдёт, — с сожалением посмотрел он на Анастасию.
— Жалко, что моему лечению не поддаётся твоя хворь, но умереть я тебе скоро всё равно не дам. Я это обещаю! А пока ступай, не мешай мне войти в машину времени. Прервала мне весь процесс исторических воспоминаний.
Настя от многообещающих слов брата весело хмыкнула и ушла заниматься своими делами.
А брат вспомнил наставления отца: «Гена, держа ноги в тазу, береги сестрёнку, у вас с ней одна кровь течёт. Ближе, чем она у тебя человека не будет! Ты будешь обязательно богат, и около тебя будут виться мухи и пчёлы. Заманишь в свои сети вредное насекомое, — пожнёшь великое разочарование. А если сачком накроешь заботливую пчёлку, — обретёшь радость и покой!».
«И тут был прав старик, — пронеслось у него в голове, — Вероника именно к вредным насекомым относится, и я больших надежд на неё не возлагаю. По сути, она выдра: обгложет всю рыбку в сетях и хвостом вильнёт в нужном направлении. Но пока она меня не разочаровывает и приносит только пользу. Улететь ей в запланированные мною сроки не удастся. Крылышки свои она потеряла на Украине. А без моей помощи они у неё не отрастут. Будет себя хорошо вести, соображу ей новые крылья. Он помолился и закурил чёрную сигарету. Затем начал в своей памяти ворошить всё то, что связано с покойным отцом. Отец на исходе своей долгой жизни во всех подробностях поведал Гене слежку за маленькими человечками, которой он занимался на протяжении многих лет.
    При генерале Коршуне лилипуты были более общительны с Хаусом, но где те ночуют, ему никак не удавалось узнать. Ему казалось, что это люди не земной цивилизации. Они иногда на глазах испарялись, не оставляя следов своего присутствия. Когда же генерала арестовали их, словно подменили. После этого они не подпускали близко к себе и Хауса. А потом вдруг тихо и незаметно совсем пропали, и не появлялись более трёх лет на берегах реки. Он в их отсутствии потихонечку ловил налима и когда попадался дорогостоящий металл, складывал в свой тайник. После их долгого исчезновения он впервые заметил след лилипутов в мае через три года. Это было для него загадкой, раньше лилипуты в это время покидали эти места и появлялись только с наступлением холодов. Сейчас же они вдруг ни с того ни сего сменили календарное время. Вести они себя стали более осторожно, чем раньше. Если зимой можно было заметить следы детских ног на снегу, которые могли запутать любого следопыта и резко, где — то оборваться. То летом вообще проблематична была встреча с ними. Они не жгли костров и не ловили рыбы. Вели себя так, будто их нет.
«Но чем — то они должны питаться? — задавался вопросом Хаус, — магазины должны посещать, чтобы купить хлеба или соли».
Он ежедневно обходил все торговые точки в их округе, узнавая, отовариваются ли у них в магазинах лилипуты. Но никто ему на его вопросы не ответил. Хаус усилил за ними слежку. С другого берега реки он подкрадывался как рысь. Тихо и незаметно залегал в кустах на косогоре и начинал наблюдать, но они чувствовали или замечали его присутствие. Их было уже не семь человек, а четверо, и речь у них был всё та же, непонятная как у папуасов. Лилипуты смотрели на косогор и брали в руки мыло, начиная себя намыливать. Затем молча без всякого шума, смывали мыльную пену с тела и уходили с реки. И так продолжалось несколько дней. И вот удача ему однажды сопутствовала. Хаус достал бинокль и, облюбовав густую ель, засел там в засаду. Он проследил за их действиями до самой мельчайших подробностей. Они поочерёдно, кроме Норы погружались под воду и находились там до трёх минут. Затем, выходили из воды и испарялись в гуще леса словно невидимки. Тут он догадался, что ныряют они не просто так. Они нашли золотую жилу. Теперь ему осталось выследить только их убежище.
Это было сложно. Раньше лилипуты отца не боялись, знали, что он официальное лицо и разговаривали с ним на чисто русском языке. Между собой в его присутствии они лопотали на непонятном языке. И он подразумевал, что в это время у них весь разговор шёл о золоте. Ему было давно ясно, что за зиму они натаскают золотых рыбок, а когда налим летом впадает в спячку, добытое золото везут в золотой фонд страны или переправляют на запад. Может, оно так и было по началу. Но после их долгого отсутствия они сменили не только метод добычи, но и не желали признавать Хауса. Этот ускоренный метод не нравился ему. Они могли очистить всю реку от золота и так же тихо исчезнуть, как и прибыли сюда. Вот тогда — то он и стал выслеживать их бункер. Как ему нетрудно было обнаружить их тайное жилище, но он это сделал. Увидав Нору собирающей берёзовый сок, он увязался за коротышкой. Он шёл за ней след в след, не дыша, боясь, чтобы под ногой не хрустнула сухая ветка. Нора, озираясь по сторонам, несла в руках наполненную до краёв стеклянную четверть. Она шла не по тропинке, а лесной чаще, иногда останавливалась и прислушивалась к лесным звукам. Затем она внезапно затерялась в зарослях женского папоротника. Хаус заметался по лесу, но след её был утерян. Неожиданно до него донеслась речь Норы и Михея. Он оглянулся и не поверил своим глазам, Михея голова выглядывала из-под земли. Он принимал из рук Норы четверть с берёзовым соком, после чего под землю провалилась и Нора. Немного переждав, Хаус подошёл к тому месту. Вглядываясь пристально под ноги, он заметил под кустом волчьего лыка незаметные разъёмы в дёрне. Сомнений никаких не было, это был лаз в бункер лилипутов. Ухватившись руками за куст, он резким рывком дёрнул вверх люк и, отбросив его в сторону, увидал перед собой углубление с идущей вниз деревянной лестницей. К его удивлению, он застал там всю сборную «гномов». Они сидели на полу и ели зайчатину, запивая её березовым соком. Не ожидая такого гостя, лилипуты опешили и не успели ничего предпринять в свою защиту.
Троих золотодобытчиков он расстрелял в упор, не дав им, опомнится, а четвёртого ранил в ягодицу. Он обыскал их бункер и в мешке с мукой нашёл золото, но не столько, сколько ему хотелось бы. Золото было упаковано в три школьных пенала. После чего он начал пытать раненого, где остальное золото лежит. Но тот ничего не сказал, говорил, что об этом знали только Нора и Михей. Остальные к главному тайнику допуска не имели. Он вновь принялся тщательно обыскивать бункер, но результаты поисков ничего ему не дали. Тогда с досады он выстрелил в последнего лилипута, его звали Савелий. Это было в 1961 году.
Савелий перед смертью поведал Хаусу:
«Природного золота в реке никогда не было. Старым чекистам было известно, что остатки конной армии Врангеля грабили и убивали старателей в Дальневосточной республике, на реке Мая. В начале двадцатых годов это золото везли восемь белогвардейцев по Сошке. Золото нужно было Врангелю, для осуществления новой революции, но в районе, где сейчас стоит дом начальника лагеря, они нарвались на наряд красноармейцев и открыли стрельбу. Лодка была превращена в решето и ушла с грузом на дно. И ни один беляк от пули не ушёл. В этот расстрельный день никто не знал, что красные потопили не только врагов народа, но и несколько пудов золота. Вспомнил об этом во время Отечественной войны один из свидетелей расстрела лодки, когда — то бывший мальчик — сирота по имени Михей. Он тогда в обозе у красных был.
После восстановления советской власти, Мальчика приютит казак из хутора, стоявшего в низовьях реки Сошка. В отечественную войну эта река их спасала от голода. Михей искал по всей реке хороший клёв и вот однажды ноги его притащили в знакомое место. Район лагеря военнопленных, где погибли белогвардейцы, он забыть не мог.
Косогор, с которого стреляли по белякам, он хорошо помнил. В этих местах, давно повзрослевший Михей и выудит впервые налима с самородком внутри. Тогда — то его мысль осенила, что казачки в суровые годы не пустые ехали. Вот он и донёс свою мысль до особого отдела, а потом, ему в помощь дали нас. Мы родом, кроме Михея и Норы с Чёрного моря, и сноровкой ныряльщиков в глубину обладаем все без исключения. А тебе не жить за своё сотворённое лиходейство. Мы все люди, принадлежащие государству и нас обязательно не сегодня, так завтра хватятся. С генералов головы снимают за нас, и тебя такая участь ждёт».
«Предупреждение лилипута, было пророческим с какой — то стороны для отца, — подумал Гена, — пускай не за лилипутов, но его всё равно осудили».
Он помнил, когда отец был осуждён. Тогда Геннадий уехал с молодой женой следом за ним, оставив младшую сестру и родную мать в Росинках. Мать после суда об отце слышать ничего не желала. Перед сельчанами было стыдно за него, хотя глаза ей никто не колол, что её муж убийца. А совесть всё равно глодала её из нутрии, — словно спрут, постепенно сдавливая сердце в груди. За всё время отец получил от матери только одно письмо. Она писала перед своей смертью, чтобы он не забывал родную дочь Настю, после освобождения, — если с ней не дай бог, что случится. Гена же десять лет находился около отца в Иркутской области, регулярно принося ему передачи и бывая на свиданиях. Отец для него с малых лет являлся своеобразным эталоном мужества, который никого и ничего не боялся. Благодаря отцу их семья не знала послевоенного голодного времени. Свежеиспечённый хлеб и мясо дикого зверя или птицы, ежедневно присутствовали на столе трапезной, — так отец всегда называл кухню с большой русской печкой. Гена отца опекал в неволе до тех пор, пока ему не пообещали вольное поселение за примерное поведение. Геннадий после такой новости без задержки уехал с женой в Якутию на заработки. Об этом он давно мечтал, но информация, о поселении отца оказалась ложной, он находился в специальной тюрьме. За тяжесть его преступления суд не счёл нужным смягчить ему приговор, а отправили после отсиженного срока в Бурятию.
В Якутии Геннадия за камушки тоже приговорят к восьми годам лишения свободы. Но он не горевал в неволе, — знал, что с припрятанными алмазами после освобождения будет жить в достатке. Из лагеря он освободится получеловеком. Острые скулы и бледное лицо выдавали в нём явного туберкулёзника. Соседи и знакомые боялись с ним общаться. Умирать он не думал, верил в себя и своё излечение. К тому же отец постоянно приглашал его жить в Бурятию на Баргузинский хребет, где сам давно обосновался. Но чтобы выехать к отцу, он готовил долгое время план вывоза своих драгоценностей. Люди, которые знали Геннадия, и правоохранительные органы должны были забыть о его прошлом. Для этого нужно было время и работа, отдаляющая его от кимберлитовой трубки. Он устроился работать дворником в домоуправление. Через два года после своего освобождения внезапно от перитонита умрёт его жена. Смерть близкого и любимого человека для него было великим горем. В то же время это горе натолкнуло его на умную мысль. Он решил смерть жены использовать в своих интересах. Это был дар судьбы. Ему представилась возможность для беспрепятственного вывоза камушков. В тело покойной жены он спрячет варежку с камушками. А гроб с покойницей, отвезёт в Тынду и предаст там тело земле. Так камушки без проблем оказались за пределами опасной черты. После чего он уедет к отцу в Бурятию. Там его отец вылечит от проклятой чахотки травами и целебными водами минеральных источников. Одновременно с лечением, отец периодически подкладывал к изголовью больного, древние и умные книги, которые отец брал у монахов и известного в округе шамана Дацана.
... Гена за воспоминаниями незаметно выкурил почти пол пачки сигарет. У него было двойственное отношение к отцу. Он уважал его за мудрость и врачевание и не мог простить ему его кровожадность. С этим позором ушла на тот свет и мать. Он вспомнил лицо отца на предсмертном одре. Оно было жёлтым, но морщин практически на лице не было. Лечение травами не прошло даром. Занимался он собой до последнего дня, и перед смертью попросив зеркало, сказал сыну:
— Я тебе много рассказывал про свою жизнь, но главного не говорил. Сейчас ты всё услышишь, только не перебивай меня, а то я не успею тебе всего важного рассказать. Я корю себя за содеянное зло, которое учинял при жизни. А всех больше мне сейчас жалко лилипутов. Их лица, охваченные ужасом, стоят у меня перед глазами. Думаю, они покоя мне не дадут и на том свете. Хорошо помню последние слова коротконогого Савелия.
— И ты не боялся их пришивать, зная, что они люди государственные? — спросил Геннадий.
— Сомневаюсь, что к этому времени, они имели какое — то отношение к государству. Меня никто из органов больше не тревожил. Докладывать было не кому. Зарплату перестали платить. Не стало Сталина, и Лобелии. Когда генерала Коршуна арестовали, я не прекращал свою деятельность, — продолжал исповедоваться перед смертью старик, — азарт захватил меня. Всех, кто приближался к лилипутам, я убирал, не моргнув глазом. Для меня тогда ситуация прояснилась, откуда они добывают золото. Первоначально золото лежало в одном месте, но за годы подводным течением его разметало по всей реке. И я решил заделаться страстным рыболовом. Несколько лет не было в наших краях лилипутов, я один хозяйничал на реке. А может они, и были, но искусно маскировались. Удача за эти года нередко мне сопутствовала. Ты же помнишь, какую свадьбу, я тебе сыграл. Потом они вновь появились. Мне нужно было узнать, где лилипуты хранят золото и кому они его передают. Я раньше заблуждался, думал, что золото они сдают начальнику лагеря, но они ему только докладывали ежедневно, сколько добыто драгоценного металла. Но я не поверю, что лилипуты не делились с ним. Жил он на широкую ногу, пока я ему серьёзно не умерил аппетит. Подозревать он меня стал в неблаговидных делах и пообещал пристрелить, если я буду ходить по его прикормленным лесным угодьям. Тогда я накатал на него анонимку в государственную безопасность. Обвинил его в пропаганде о неустойчивости Советской власти и его мародёрстве. Лагерь к тому времени потихоньку начали перебазировать, а некоторых пленных домой отпускали. Лобелию вызвали в центр, и после этого он не вернулся, а вскоре незаметно сгинула и его семья. Я тогда облазил весь дом, но ничего не нашёл, кроме большого количества книг. Находясь в лагере, я подумывал, что золотишко, возможно у Лобелии было припрятано в этих толстенных книгах. Сейчас, наверное, ни дома, ни посёлка и в помине нет и естественно книг этих. Время сколько прошло, хотя мне кажется, будь — то, это было вчера. Но есть место, которое поглотило золото, и ты его знаешь. Те краеведы, за которых я срок отсидел, практически подобрались к нему. Когда они богу душу отдали, я забрал у них умные записи. По их определению золото есть в Каролине, и находится оно в одном месте на глубоком дне. Там он должно лежать хорошей кучей. Думаю, большая часть перевозимого белогвардейцами золота, находится в бочаге. Оно нетронуто подводным течением, так как самородки имеют не малый вес. Это место, откуда мы с тобой рыбаков вытесняли и рубили их верши. И есть моё золото, добытое кровью и потом. Оно спрятано в погребе, который вырыт в нашем огороде. Там лежат и записи мною убиенных краеведов. Всё находится в гильзе от фугаса. Дочка Настя сейчас одна в доме живёт. Погребом она пользуется, который в сарае у нас выкопан, а в огороде весь обвалился. Я получал от неё несколько писем, в которых тепла не нашёл. Но думаю, после моей смерти ты отогреешь ей сердце наследством. Поделись с Настей и позаботься о ней. У неё произошла беда, — её дочь и мою внучку погубил один ублюдок. Узнай, кто он и отомсти по всей форме. Только прошу тебя, сделай всё так, чтобы не попасть в тюрьму. Второго туберкулёза твой организм в тюремных условиях не переживёт. Ты тоже уже не молодой, но твой мозг я вижу, ещё не состарился. Так что мсти жестоко, но без крови. Я виноват был перед вами всеми, это я осознавать начал в лагере. Я не должен был выполнять приказов злодеев. Прощайте меня все, если можете. Кстати, дочка не знает, что ты со мной живёшь. Я ей ничего лишнего не писал, но тебя она разыскивает, через милицию. Она знает уже, что ты отсидел срок, и пропал в неизвестном направлении. А ты сынок за преданность и внимание к отцу, заслужил от меня золотую благодарность! Всё — таки десять лет около меня был, когда мне было тяжело. И перед смертью одного не оставил. Знай, то, что я не завершил, должен закончить ты. Найди обязательно залежи золота? Купи водолазный костюм с аквалангом и проборозди дно реки. Сейчас в наше время даже подводную лодку можно купить. И заруби себе на носу, — не забывай крушить всё, что мешает тебе в достижении цели, но делай, это, не выпучивая глаз и не тряся губой. В каждом деле нужно хладнокровие, даже если тебе придётся сидеть в засаде не одну ночь. Будь скромным в общении с людьми, никогда не повышай на них голос. Эта скверная привычка будет нежелательной для твоего не стабильного здоровья. И не забывай, что самый коварный на земле зверь, — это человек. Люби природу и тварь божью, но нос всегда держи по ветру. Злобу и ненависть никогда наружу не выплёскивай. Береги её до удобного случая, когда врага встретишь на узкой тропе или в горном ущелье. И вот последний мой главный наказ, — научись ненавидеть и презирать кровь. Врага можно наказывать и без неё. Так же знай, я из жизни ухожу в полной памяти. Рассудок меня никогда не покидал. Не думай, что на меня накатила бредовая предсмертная агония? Как разбогатеете, уезжайте с Настей в Новороссийск. Там много родственников у меня осталось. Они давно забыли о моём существовании, но вас обязательно признают. Я ведь родом оттуда, — в Росянку попал по долгу службы. Кровавым исполнителем я был в тюрьме, — за что лишал людей жизни, сам не знаю? Думаю, на том свете мне объяснят мою сущность на земле. Одно тешит, что богу угодно было, чтобы я дышал воздухом до преклонных лет. Значит, ему нужна была моя земная, пускай и жестокая миссия. Но я теперь точно знаю, что жизнь скоротечна, а ошибки наши вечны...!»
— Мне твои наказы едва ли сгодятся, — выслушав отца, сказал сын, — хоть болезнь и отступила, но она может схватить меня за горло в любое время, тогда и я последую за тобой.
— Ты на воле, а не в тюрьме. «Забудешь про свою болячку навсегда, — сказал ему отец, — я все свои секреты травные тебе открыл, да и общение с монахами впустую не прошли». О родных местах не думай, пока меня не похоронишь.
— Мне спешить некуда, — ответил Геннадий, — здесь природа богаче нашей, вот только зимы здешние не для моего здоровья.
— Будешь беречься зимой, — посоветовал отец, — не прекращай только ходить к монахам за книгами умными. Тебе это пригодится в будущем.
Отец уходил из жизни тихо, никого не мучая. Перед смертью он сказал сыну:
— Запомни сынок, ты не Комар теперь, а Хаус, такая кличка у меня в МГБ была. Я тебе её передаю вместе со своей тайной. Ты теперь знаешь, что я искал золото в Каролине. Я его не нашёл до конца, но оно точно там есть и много.
Геннадий ни на гран не поверил отцу, подразумевая, что он нес бред перед смертью. «Какое золото, какое МГБ, — думал он, — когда давно нет Советского Союза и вместо МГБ ФСБ. Зато у меня есть волшебная варежка, которая скоро начнёт исполнять мои желания».
В этот вечер старик закрыл глаза, а ночью умер.
Младший Комар, похоронив отца на каменистой почве, и только через год покинет Баргузин. Собрал рюкзак и махнул во Владивосток, где удачно пристроил свои камушки. Затем уехал в места своего детства и молодости.
Сестра сразу признала своего брата по профилю. Он был на одно лицо с фотографическим портретом отца, который лежал на самом низу кованого сундука. В день возвращения Геннадий рассказал ей о себе и последних годах жизни отца.
А на следующее утро начал откапывать осыпавшийся погреб, стоявший в огороде. Заветный клад был найден.
Золото хранилось в артиллерийском снаряде, вместе с записями, которые ему уже были не нужны. Он без них знал, где ему надо искать своё богатство.
Вскоре по объявлению он найдёт нужного ему человека, продававшего в элитном доме краевого центра, две квартиры из двух и пяти комнат. Обе квартиры были на одном этаже и принадлежали господину Городецкому. Это был подарок судьбы! Именно этот человек был ему и нужен. Городецкий попросит у богатого покупателя отсрочки на выселение из двух комнатной квартиры, в которой жил сам. В чём отказа ему не будет.
Геннадий тут же понял, что пятикомнатная квартира служила Городецкому для любовных утешений страждущего народа, так как в каждой комнате стояло по одной широкой кровати и везде даже в туалете пахло духами.
Живя С Городецким по соседству, покупатель быстро найдёт с ним общий язык. От него Геннадий узнал, что заманивал он в свою пятикомнатную квартиру девочек, предварительно подарив им, золотые колечки с недорогими камушками и контракты были готовы. Он находил богатых клиентов, и каждое утро посчитывал свой ночной доход. И если бы не покупка гостиницы, в которую он намерен перевести весь свой публичный штат, то квартиры бы никогда не продал. Впоследствии господин Городецкий, станет его постоянным скупщиком золота и неофициальным партнёром в бизнесе сексуальных услуг, но это было уже тогда, когда Городецкий приватизирует гостиницу за смехотворную сумму. Деньги от этого бизнеса шли немалые и Городецкому, и Геннадию, и тогда для видимости Хаус откроет магазин «Травник» с салоном, где любой мог там выпить стакан целебного коктейля. Этим бизнесом больше заправляла сестра. В центр «Здоровье» он посадил молодого человека тридцати лет Вячеслава Тунгусова по кличке Тунец, который имел тесные контакты с уголовным миром, а главное умел считать деньги. Работу мини котельных контролировала бывшая лохотронщица с Украины Вероника Глушко, обладательница больших грудей и сомнительного прошлого. Её Хаус завербовал на вокзале, когда он специально вначале на трёх картах дал ей себя обмануть на пять тысяч. Она даже думать не могла, что своим выигрышем загнала себя в капкан плюгавенького старичка. После того как он проиграл ей приличную сумму денег, он разорвал перед ней сторублевую пачку, и ловко отделив от неё половину новеньких купюр, показал женщине. Не передавая ей деньги в руки, старичок попросил у неё пятьдесят копеек взамен. И сказал, что если он не перекроет этой монетой номера на сотенной купюре, то оставшиеся пятьдесят листов тоже отдаст ей. А перекроет, то она останется без выигрыша. Вероника приняла пожилого мужчину за сумасшедшего миллионера. Было на глаз видно, что сделать это будет не под силу. Площадь семи цифр номера, выглядела значительно больше маленькой монетки.
Заворожённая магическим взглядом беззубого старичка и зловещей притягательностью половины пачки денег, лежавшие у него приманивающие на ладони, она согласилась на сделку. Старичок с лёгкостью закрыл монеткой номера. Это был чистейший обман зрения, и ему не раз с этим простым трюком приходилось выигрывать пари. Открыв рот, женщина смотрела на купюры, которым так и не суждено было осесть в её дамской сумочке. На второй день он вновь пришёл на вокзал, чтобы встретиться с грудастой женщиной. Увидав его в толпе, она отвернулась, но он сам подошёл к ней и предложил поужинать вместе в кафе. При знакомстве он назовёт себя Хаусом — кличку, которую ему передал вместе с богатым наследством отец.
На зоне, за изворотливость и знание множества фокусов его звали Гена Шкворень, но это прозвище ему никогда не нравилось, и он Шкворню на свободе предпочёл Хауса, — что означает камышовый кот.
В процессе их разговора, он запретит заниматься ей детскими забавами, а предложит высокооплачиваемую работу и оплачиваемое жильё. Со следующего дня Вероника станет начальницей двух котельных, и обожательницей мудрого старичка, а также его кассиром и первой помощницей во всех его делах. Геннадий Михайлович только собирал деньги и раз — два в неделю приезжал на запорожце в Росинку, где он переодевался в затрапезный вид и направлялся в бывшее поселение Каролина ловить налимов. После рыбалки он заезжал в трёхкомнатную малогабаритную квартиру, где жила Вероника и оставался у неё на ночь. В последнюю пятницу он к ней не заезжал. Они оба должны были отдохнуть и собраться с мыслями после того, как у Якова Вероника вместе с Тунцом спалили машину, и на его глазах неведомо, отчего пал Агап. Хаус в этот день сразу скрылся с реки, боясь, что его обвинят в отравлении. Но в смерти Агапа его вины не было. Он никогда — бы, не покусился убивать разумное домашнее животное.
Они придерживались последовательности, втянув в эту рискованную и опасную авантюру Городецкого, не осознавая, что Семён все хода их просчитал и готовил ответный удар.
Хаус прервался от своих мыслей и, вынув ноги из тазика, крикнул сестру. Она появилась с большим махровым полотенцем и стала вытирать ему ноги.
— Ничего Анастасия Михайловна, на этой неделе зарегистрируем новую канитель и заживём как цари. Выселим из квартиры Городецкого, и устраивай себе жизнь. Ты ещё молодая, не как я старик. Деньги у тебя есть. Найдёшь себе мужа — слугу, и будешь жить припеваючи.
А я с Вероникой в Новороссийск уеду. Пока мужская сила меня не покинула, справно с ней обхожусь.
— Всё это хорошо, — сказала Настя, — но смотри, чтобы эта Вероника не подвела тебя к колодцу смерти. Ты ведь не молодой уже. Окостенеешь в одну прекрасную ночь на ней. Она смотри, какая подвижная, словно солнечный зайчик бегает по улицам. Тазом крутит чаще, чем маятник у наших настенных часов. Для её роста и тела не такой мужик нужен, а племенной бык. И она это понимает. Как только прекратишь её финансировать, так и попрощаешься с ней. С Городецким тоже будь осторожен, этот еврей хоть умишком слабоват, но посмотри, как подленьки горят его глаза. Сверкает ими словно австралийский геккон. Того и гляди прожжёт насквозь.
Она несколько раз перекрестилась, потом с неподдельным возмущением произнесла:
— Каким дураком надо быть, чтобы заложить своё жильё. Так умные люди не рискуют. Смотри, как бы он с тобой не обошёлся, как и с Оленькой. Я всегда чувствую её дух в этой квартире, она здесь была. Береги себя и ты Гена!
— Я проживу, как и наш отец больше девяносто лет, так у меня на роду написано. Так мне монахи сказали! — развалившись в кресле, величаво заявил брат.
— Не хочешь — ли ты сказать, что мне с больным сердцем предстоит прожить, как и маме семьдесят лет?
— Пока ты со мной, ничего с твоим сердцем не будет. А если совсем тяжко будет, в Англию тебя отвезу, шунтирование сделаешь, — подбодрил её брат.
— Не нужна мне никакая операция, ни Англия с её туманами, — сказала сестра, — в Новороссийск хочу. Стыдно осознавать, что родни у нас полгорода, а мы с тобой никого не знаем. И на море хоть одним глазком посмотреть.
— Не спеши Настя, придёт и твоё время, дай мне только на разведку съездить, — обнадёжил её брат.

Глава 21               
 
    Валерия с Саней второй день подряд сидели на чердаке и перебирали старинные книги бывшего начальника лагеря. Они кропотливо перелистывали каждую книгу, надеясь найти ясность о золоте. В одном из еженедельников Нивы, Валерия нашла обведённую химическим карандашом короткую статью. В ней писалось, что сподвижники Иосифа Джугашвили Тамаз Лобелия, и Нодар Брегвадзе, отличившихся в многочисленных грабежах и налётах в республиках Закавказья в 1906—1907 годах, арестованы в Курской губернии и вскоре предстанут перед судом.
— Саня смотри, что я нашла. Оказывается, начальник лагеря был приближённым человеком Сталина, — передала она еженедельник мужу. — Вместе, видать, они банки бомбили с отцом народов?
— И верно, — впился глазами в статью Саня, — а чего же он своего сподвижника в такую глушь сослал?
— Наверное, провинился он перед хозяином, вот и угодил сюда? — выдала свою версию Валерия.
Саня отложил еженедельник в сторону и сказал:
— Будем каждый лист просматривать, а до истины докопаемся.
— Я не только листы просматриваю, но и каждую буковку, — сказала Валерия. — У меня спина заболела, полу согнувшись сидеть.
Она встала и подошла к окошку, из которого наблюдала до этого за стариком.
— Я думаю, ничего мы Саша в этом хламе не найдём. Без этого ясно, что истина лежит на дне Каролины, а кладовая сведений этой истины в мозгах у Геннадия Михайловича.
— А Геннадий Михайлович сейчас под колпаком у Семёна, — закончил Саня фразу. — Совсем как в сказке о Кощее Бессмертном, — ухмыльнулся он и продолжил ворошить книги.
— Может я не права, что назвала эти книги хламом, — сказала Валерия. — Очевидно, что все эти дореволюционные издания больших денег стоят. Даже взять пожелтевшие «Ведомости» и те потянут на солидную сумму. По моему мнению, эти печатные издания были одним из увлечений начальника лагеря. Хорошо Яков догадался эти книги клеёнкой укрыть.
— Нет Валерия, — возразил ей Саня, — увлечения на чердаке не держат, а выставляют как картины на видном месте.
— А тебе не приходит в голову такая мысль, что приобрёл он эту библиотеку нечестным путём? Или последующие жители перенесли всё это на чердак, Курт рассказывал, что после начальника лагеря в этом доме жила фельдшер со слепыми родителями.
Саня задумался и, подойдя к Валерии, стоявшей у окошка, обнял её сзади и поцеловал в щёку.
— Мне кажется, ты такой умной без меня стала!
— Я давно такая умная Санечка, только ты этого не хотел замечать, — повернулась она к нему лицом. — Я уверена, что Городецкий без меня не справится и его туристический бизнес пошатнётся. Я была в этом бизнесе, как рыба в воде и тащила практически его одна. Сейчас за меня там Серова орудует. Она так ему наработает, что он без штанов останется. У каждого дела есть свои тонкости, а я ими ни с кем не делилась. Нельзя в нашем туманном обществе готовить себе конкурентов, если, конечно, хочешь, чтобы тебя ценили и держали до седых волос на службе. Я это хорошо усвоила, ещё тогда, когда работала в конструкторском бюро.
Саня ещё раз её поцеловал и взял на руки, но, сделав шаг, споткнулся о книги и улетел со своим высоким ростом вместе с Валерией в тёмный угол чердака. Они не ушиблись, их падение смягчила разбросанная, многослойная кипа журналов. Саня падение принял на себя, так что Валерия оказалась на нём. Они громко засмеялись, но подниматься не спешили.
— Ты что хочешь меня в этой антисанитарии взять? — спросила она.
— Хотел бы, но боюсь, что в любое время нам на помощь может прийти Лиза, — ответил он и нежно снял с себя Валерию. Она взяла охапку журналов и пошла к свету. В её руках оказались довоенные издания. Журналы общей химии и журналы экспериментальной и теоретической физики.
— Ты смотри, Лобелия физикой и химией интересовался, — сказала она.
Саня тоже взял груду журналов и вышел на свет. Вместе с журналами там лежали пожелтевшие школьные чистые и исписанные тетради на русском языке с кучей ошибок. В основном там были учёты вырубленного леса и сколько пошло на нужды лагеря и посёлка. Среди этих тетрадей была одна похудевшая общая тетрадь. Он открыл её. В ней половина листов было вырвано. В середине тетради лежали пять пожелтевших сложенных вдвое листа. С первой и до последней страницы там была только кавказская письменность. И лишь несколько листов в конце страницы, были пустые.
— Вроде я нашёл что нужно, — сказал Саня, листая тетрадь. Только, чтобы прочитать её, нам нужно честного грузина найти. У меня нет таких знакомых.
— А у меня есть одна грузинка Ирма Абуладзе, она хозяйка магазина «Природа», но какая она честная я не знаю? — растерянно посмотрела Валерия на Саню.
— Пока мы эти записи не расшифруем, дальше копаться в этой пыли бессмысленно, — сказал Саня и потащил Валерию за собой к лестнице.
Лиза в это время стряпала пельмени, а Яков поехал в районный центр на рейсовом автобусе, за готовыми документами. Ему с вечера позвонили, что их организация зарегистрирована.
— Вижу, что — то раскопали, — сказала она, увидав в руках у Сани общую тетрадь.
— Можно сказать, что нашли, — бросил Саня перед ней тетрадь, — только толку в настоящее время от неё мало. Записи в ней ничего нам не дают, а вот пять листов на грузинском языке, а может на арабском? Кто её поймёт эту грамоту, — могут пролить свет на истину. Уже понятно, что эти отдельные листы, не просто писанина, — это неотправленное письмо.
— Звони Семёну немедленно, — предложила Лиза, — опасность мимо прошла, — оказывается, у Гены в одном из сараев была не выключена какая — то мини печка, которая может плавить металл. Так сказали пожарники, а самих хозяев дома найти не могут. Никто не знает, где они живут. Почтальон привозил Курту пенсию и ему объяснила подробности пожара.
— Это уже совсем, хорошо, если косматые тучи мимо нас прошли, — вдохновлено произнесла Валерия, — а то я места себе не находила эти дни. Тебе помочь пельмени лепить? — предложила она Лизе.
— Если делать нечего, то помоги.
Саня пошёл в комнату звонить, оставив женщин в кухне одних. Вернулся он радостный и довольный, словно золотого налима поймал.
— Семён к вечеру будет здесь, — сообщил он, — а завтра утром тебе Валерия придётся с ним ехать в область к твоей знакомой Ирме. Будете переводом заниматься.
Вечером в Каролину приехал Семён. Он с радужной улыбкой посмотрел на Устав с печатью местной организации и промолвил:
— Ну, вот господа будущие капиталисты, первый шаг к нашим миллионам сделан.
— Погоди с миллионами, — сказал Яков, — налим золотой больше не хочет идти. Либо золото ему не по вкусу, либо Гена всех переловил.
— Не в золоте дело, — сказал Семён. — Строительного материала в реке хватит для создания индустриальной базы.
Утром Семён с Валерией выехали в областной центр.

Глава 22               
                — Может, мы заедем вначале к Городецкому, — предложила Валерия Семёну, когда они приближались к городу.
— А это зачем? — удивлённо повёл своими бровями Семён, — рановато к нему заезжать. У нас с ним встреча будет впереди и серьёзная, от которой он счастливым улетит на небо. Сейчас я к этому и готовлюсь.
— Он меня полностью не рассчитал, а только трудовую книжку выдал, — сказала Валерия.
— Хорошо, я тебя завезу к нему, а сам дойду до его юриста, — согласился с ней Семён. — Но имей в виду, если он будет тебя спрашивать про работу. Скажешь ему, что ты устраиваешься в золотодобывающую артель, которая создаётся по инициативе районной администрации. Больше ему ничего не говори. Получай свои деньги и уходи от него. Жди меня в машине.
— Поняла, — мотнула головкой Валерия.
Они подъехали к гостинице «Север». Валерия скрылась за дверями гостиницы, Семён зашёл к адвокату. Тот сидел за компьютером и бегал мышкой по монитору. Увидав Семёна, адвокат отключил компьютер.
— Что-нибудь не так с пакетом? — спросил адвокат.
— И ты ещё смеешь спрашивать у меня? — гневно поднял свою руку над головой адвоката Семён. — Ты за, что с меня паскуда деньги взял? Чтобы размножить мои бумаги и продать их ещё одному своему клиенту? Ты знаешь, что мне отказали в регистрации организации, так, как я опоздал? В точности такая же организация подала документы раньше меня. Пока ты мне не вернёшь деньги за мои документы и не расскажешь, каким образом Городецкий получил в точности такой же пакет как мой, я не успокоюсь. За такую практику тебя нужно лишить лицензии, но я не буду такую мороку устраивать. Я тебя просто прибью прямо здесь.
Высоченный Семен схватил щупленького адвоката двумя руками за свитер и, оторвав, его от стола бросил в кресло.
Адвокат, увидав, надвигающуюся на себя гневную глыбу, сжался и замахал руками:
— Я не, — это Хаус, — побледнев, прошептал он.
— Кто таков? — спросил грозно Семён.
— Очень богатый и влиятельный человек, он с нашим Городецким дружбу водит, я тут не причём. Они были у меня, когда я делал вам документы. И просили, чтобы я вас чуточку попридержал. Но дискету я им не отдавал, они сами забрали у меня. Как я мог воспротивиться Городецкому, ведь зарплату мне платит он и Геннадий Михайлович.
— Как я понимаю, Геннадий Михайлович, носит фамилию Хаус? — надвигался на него Семён.
— Нет, его фамилия Комар, а Хаус — это лечебный псевдоним, — сказал адвокат, и я не советую вам к нему подходить с претензиями. Говорят, он в авторитете у блатных. А деньги я вам сейчас верну. Сами понимаете мне не нужны лишние неприятности. Я человек маленький и живу на одну зарплату. И ваши деньги я не тратил. Предполагал, что так и получится с бумагами.
Адвокат встал, подошёл к сейфу, достал целлофановый пакет с деньгами и возвратил купюру достоинством в пять тысяч. Семён взял себе и пять тысяч и пакет с деньгами. Адвокат противиться не стал, понимая, что деньги его ушли на возмещение морального ущерба клиента.
— Придётся прощупать этого авторитета, — сказал Семён, пряча деньги в карман, — а для тебя будет лучше, если ты промолчишь про мой визит. Тут дело серьёзное, — предостерёг его Семён, — жизни можешь лишиться, и помогут тебе в этом тот же Хаус или Городецкий. На кону стоят невиданные деньги. Понял!
Адвокат утвердительно помотал головой, после чего Семён покинул кабинет юриста.
Валерия расстроенная сидела в машине:
— Отказал он мне в расчёте, и разговаривать не стал. Злой сидит как волк. Но я версию запустила, что буду работать скоро в артели по добыче золота. Секретарша Гертруда уже оповестила, наверное, всех? Одно только радует, что их дела резко пошли на спад. И в этом месяце они сядут в большую и грязную лужу.
— Плюнь ты на деньги Лера, — сказал Семён, протягивая ей, пакет адвоката. — Я с другого хода расписался в твоей ведомости. А твой шеф позже обязательно компенсирует тебе отработанные дни и заплатит за домогательство. В денежном эквиваленте это будет равняться нескольким семизначным цифрам.
— Откуда это деньги? — поинтересовалась она.
— Я говорю, они твои, адвокат мне дал, — вложил он ей пакет с деньгами. — А теперь показывай, как ехать к твоей грузинке?
— Заезжай на Речную улицу. Около почтамта, свернёшь вправо на Лазо, — пояснила Валерия, — у неё в подвальном помещении магазин, дом рядом с железнодорожными кассами.
Он подъехал к указанному месту, и они вдвоём спустились в магазин, находившийся в просторном подвале, где было выставлено на продажу аквариумы с рыбками и клетками с разными птицами.
Их встретила молодая маленькая женщина со смоляными волосами и жгучими глазами. Это была не Ирма, а её младшая сестра Светлана.
Валерия её знала мало и с ней никогда не разговаривала, но Светлана узнала хорошую знакомую Ирмы, и приветливо улыбнувшись, с акцентом произнесла:
— Если вы к Ирме, то её нет, и не будет ближайшие два дня.
— Как некстати она исчезла, — с сожалением произнесла Валерия, — а я, откровенно говоря, рассчитывала на её оперативную помощь.
— Может, я вам в чём — то помогу? — учтиво спросила она.
Валерия посмотрела на Семёна и, прочитав в его глазах одобрение, сказала:
— Света нам нужно осуществить перевод одного текста, который написан на грузинском языке?
— Я окончила общеобразовательную школу в Кутаиси, думаю, могу вам заменить Ирму, — сказала Светлана.
Семен протянул ей пять листов и старую тетрадь.
Она взяла письмо и сказала:
— Это не простой текст по содержанию, больше похоже на предсмертное послание отчаявшегося человека по имени Тамаз. Он изливает душу своему брату Нодару.
Затем Светлана бегло пролистала тетрадь.
— А здесь краткий отчёт о проделанной работе за какой-то отрезок работы в должности начальника лагеря. Но тут отсутствует много листов, и перевод будет не ровным, так что извиняйте?
— Нам всю тетрадь необязательно переводить, нам нужно только самое важное, отчёты его работы нас не интересуют, — сказал Семён.
— Хорошо, но мне нужно время для перевода, хотя бы один час, — потрясла она перед Семёном тетрадью, — если вы хотите ускорить перевод, вооружайтесь бумагой и ручкой, а я вам буду читать на русском языке.
— Нет вопросов, — сказал Семён.
Светлана подошла к входным дверям магазина и повесила табличку, «Закрыто на технический перерыв».
Затем они зашли в небольшой кабинет, где Валерия приготовилась писать текст, который начала диктовать грузинская переводчица:

Здравствуй мой брат Нодар!
Не знаю, дойдёт ли до тебя моё письмо, и кто у нас из жизни уйдёт последним? Всё стоит под вопросом? Дай бог, чтобы мои опасения и догадки были ложными. Но страшные мысли не выходят у меня из головы, и в лохмотья рвут мою душу. Месяц назад мне пришло известие от Иллариона, которое на многое открыло мне глаза. Нашли зарезанными в горах Амира и Мурата. Утонул наш Зураб, — верный и надёжный большевик. Его тело нашли на левом берегу Камы, близ города Чистополя. Он оказывается после дня победы жил там, на нелегальном положении, у одного татарина Муссы и писал книгу. Этого Муссу арестовали, обвинив в преднамеренном убийстве Зураба. Ты помнишь, как нелепо попал под колёса автомобиля Симон Камо. Следом за ним в Персии сгинули ещё четверо наших друзей. Из тех, кто был рядом с нами в те тяжёлые предреволюционные годы, осталось в живых ты Зурико, Илларион и я, а ещё Хозяин. Нас миновала волна репрессий, мы пережили трудные времена, когда нам смерть ежедневно смотрела в глаза. Побороли голод и помогали Хозяину восстанавливать Советскую власть. Наконец выиграли страшную войну с фашистами. Я считай, уже десять лет командую лагерем военнопленных. Вначале думал, меня сюда послали в ссылку, но, когда мне дали все полномочия и объяснили, что я в этой тайге летом кишащими комарами и зимой пробирающими до костей трескучими морозами, — являюсь наместником Хозяина. — Понял, что мне доверяют. И делал всё, как мне приказывала партия. Я уже привык здесь, мне нравится этот русский народ. Эти люди хоть и безграмотные, но безгранично великодушны, как китайская богиня милосердия. Я был поражён, когда они встречали первых военнопленных. Нет, это был не град камней и не колы, вырванные у них из изгороди. У них в руках были ведра с питьевой водой, а у кого куски хлеба. Они с жалостью протягивали это всё нашему врагу. Я не запрещал это им делать. Ведь это не те люди, которые хотели встретить Гитлера со всеми почестями. Это были настоящие деревенские люди, среди которых много было вдов и детей сирот. Немцы с благодарностью принимали подношения. Этот широкий жест русской души некоторые воспринимали со слезами на глазах. Меня тоже взволновало это до крайности. Несмотря на мой кавказский характер и горячую кровь, эта картина меня пробрала до слёз. Объяснение этому я до сих пор не нахожу. Это надо было видеть. После у меня начались обычные будние дни, я был весь в работе. Потом в конце сорок третьего года, ко мне прислали группу карликов. Это люди хозяина», — объяснили мне важные чины из МГБ, и все их прихоти я должен выполнять неукоснительно. Двое работали у меня водовозами. Как ты смотришь на это, чтобы мною подполковником водовоз командовал? Нелепость какая — то, правда, Нодар? Спасало меня одно, разговаривали они в расположении лагеря только на своём языке. Так им было приказано сверху. Этот язык они сами изобрели. Те же русские слова они произносили задом наперёд. Но когда они приходили ко мне в дом показывали свой гонор, брызгая слюной. Мне в этот миг хотелось достать свой кинжал. Меня бывшего налётчика, взявшего более десятка банков, какая-то амёба будет давить на горло. Ты знаешь, как это унизительно. Меня всегда подмывало схватить этого карлика за ноги и изо всей мощи ударить головой о порог, но в подсознании на первом месте стояла семья. Потеряв меня, они не увидят счастливого будущего. Карликов прислали разыскивать клад в реке, — это часть золота Врангеля. Клад, вероятно, они ещё в военное время нашли и подняли со дна. Но эти полу люди не собираются покидать здешние места. Обосновались на той стороне реки и живут, как кроты в норах. Что они ищут мне неизвестно, но находятся на балансе лагеря, по сей день. Их семь человек, а видал я только двоих. Продукты и зарплату приходиться выдавать на семерых. В каком они сейчас статусе находятся мне не известно. Но только разговаривают они со мной уже вежливо. А на днях я им сказал, что скоро лагерь расформируют и им нужно уезжать отсюда. Я им дал понять, что ни кормить, ни зарплату выдавать им больше не буду. Через день меня вызвал в центр один генерал по фамилии Коршун, и напомнил о том, что я позволил встретить немецких военнопленных по русским обычаям с хлебом и солью. Это очень серьёзное обвинение и если не произойдёт чуда, то я, думаю после, вторичного вызова в «центр» я домой, назад не вернусь. Приписывает мне лояльность к войскам фюрера. По его словам, я враг народа. А ведь это далеко не так, к одному немцу я отношусь только с уважением это антифашист Курт. Он давно не заключённый и работает в леспромхозе на тракторе. Ко всем другим я отношусь как к обычным заключенным. Они умеют работать, считай весь посёлок и лагерь построили своими руками. Это не уголовники, а подневольные люди Гитлера. Им дали приказ, они взяли штык в руки. Я всегда задаюсь вопросом, — а кто я сам? — Тоже, наверное, палач, ведь отстаивая интересы революции, я тоже много голов срезал. Кто знает, кем мы будем для потомков? Борцами за счастье народа или палачами? Мы этого не знаем и никогда, наверное, не узнаем, но что мне хотят повесить уже сейчас ярлык врага народа, — это предельно ясно. Кто — то докладывает генералу Коршуну, о каждом моём шаге и пишет доносы. Из уст генерала однажды вылетела кличка Хаус. Боюсь ошибиться, но думаю это мой новый заместитель майор Хаусов, который пришёл после Черкасова. А ещё есть подозрительный тип Капа, он работает егерем. Правда, в прошлом году он травами вылечил меня от подагры. Ходит следом за мной и всё вынюхивает. Похож, если ты не забыл эту рожу, на надзирателя Тифлисской тюрьмы Лупу, — у этого егеря такой же ледяной взгляд и злая усмешка с редкими, но острыми зубами. Я тебе оставляю на всякий случай красную тетрадь. Думаю, она заинтересует тебя и возможно вам с Илларионом сохранит жизнь. Хозяин хочет, я думаю всех убрать, кто много знает о его жизни? Если мои кровавые записи о Закавказье опубликовать за границей, то это ускорит кончину Хозяина. Уверен, он не выдержит такого удара. Туда ему и дорога. Я сейчас не верю ни в чью скоропостижную смерть. Вспомни Яшу Свердлова, они вместе с Тараканом были в Туруханской ссылке. Ушёл первым из жизни в девятнадцатом году, когда ему не было и тридцати пяти лет. Не верю, что Яшу не могли вылечить от воспаления лёгких. Серго умер у себя в кабинете. Не верь никому, что он покончил жизнь самоубийством. Ему помогли. И сколько таких патриотов погибло, нам с тобой не пересчитать. В тетради имеются ориентиры нахождения бункеров, где обитают карлики. Я уверен, эти бункера нашпигованы драгметаллами. Знаю, у тебя дружеские отношения с Матвеем Шкирятовым. Так что есть повод прийти к нему и поделиться моими догадками. Я думаю, он меня должен помнить по Ростову. Он с Хозяином на дружеской ноге и в настоящее время, как мне известно, возглавляет партийный контроль при ЦК. Илларион сейчас пробирается ко мне, надеясь найти здесь убежище. Не знаю, смогу ему помочь или нет? Если буря мимо меня пройдёт, то я эту тетрадь сожгу или закопаю под землю на астрономическую глубину. Тогда Илларион будет в безопасности, до великого траура. Я это обещаю. А тебя на всякий случай попрошу, если, со мной произойдёт самое худшее, о чём я думаю. Позаботься о моей семье. Старший сын Шалва сейчас в Москве оканчивает институт, а Марта остаётся с маленькими дочками Анико и Ксенией.
Буду молить бога за тебя, и чтобы письмо к тебе быстрее пришло. Сил нет, уже мучиться, и ожидать добровольно своей смерти. А может, я заболел, как и Хозяин паранойей? Дай бог, что мои тревоги напрасны!
Январь 1953 год. Тамаз.

«Всё точка», — сказала Светлана, прочитав письмо до конца. — Очень жутко читать такие строки. Мне даже и не верится, что были такие времена.
— То, что ты живёшь в другом мире, ты многим обязана таким патриотам, как автор этого письма, — сказал Семён Светлане. — Это письмо имеет историческую ценность, и мы его обязательно в скором времени передадим в музей Революции. Хорошо бы ещё красную тетрадь найти, тогда народ много бы, что нового узнал о становлении Советской власти. Но у нас к тебе Светлана ещё одна просьба будет, — вопросительно посмотрел он на неё. — Сможешь ты в этой тетрадке написать текст, который я тебе продиктую?
— Отчего же нет! — согласилась Светлана.
— Тогда вы посидите, а я поеду куплю чернила и гусиное перо, — сказал Семён.
— Что ты задумал? — спросила Валерия.
— Я хочу Хауса вывести на ложный след.
— Постойте, так, что этот Хаус, о котором, упоминает начальник лагеря, жив? — удивлённо спросила Светлана.
— Скорее жив его отпрыск, который охотится за архивом подполковника и мечтает найти золото в прозрачной воде, — ответил задумчиво Семен.
— Семён, неужели это Геннадий Михайлович? — схватилась за голову Валерия.
— Слово Хаус, я сегодня слышу второй раз, впервые у адвоката Городецкого сорвалось с языка, — выпалил он и заторопился на улицу.
— Нет никакой надобности, покупать в магазине чернила, — остановила Семёна грузинка. — У нас имеется пузырёк, только красного цвета. А перо я в клетке сейчас возьму. Три дня назад продала двух китайских сухоносов. Это те же гуси.
Она вышла из тесного кабинета и вернулась с целым веером гусиных перьев.
Семён выбрал одно перо и остро подточил его перочинным ножичком. Макнув в пузырёк его кончик, он провёл линию на чистом листке тетради. Затем написал несколько слов. Удовлетворённый качеством письма он протянул Светлане перо.
— Глубоко перо не макай и сильно на бумагу не дави и всё у нас будет хорошо, — сказал Семён и начал диктовать текст письма:

Дорогой брат Тамерлан!
Хозяина похоронили и я, кажется, нащупал наши звёзды. Давно прошла война и пора нам с тобой прикоснуться к новой жизни. Скоро я уйду в отставку и хочу себе устроить княжескую жизнь, чего и тебе желаю. Ты не представляешь, но все эти десять лет, что я находился в партийной ссылке, я жил на золотой жиле. В глубине реки Сошки лежат несметные богатства золота, принадлежавшие барону Врангелю. Прямо у моего дома за огородом протекает река, с глубокими бочагами. На дне бочагов схоронены залежи золота.
Все эти бочаги по моему приказу военнопленные засыпали щебнем и булыжником сразу после войны. Утрамбовывали дно как на строительстве Днепрогэс. Все, кто был привлечён к этой работе, были расстреляны после завершения работы. Мне точно известно, что дьявольского металла, там больше тонны. Эта цифра сомнению не подлежит. Единственный человек, который знал об этом золоте, завален в бочаге щебнем. Это бывший штабс-капитан Банников. Царство ему подводное. Но два самородка весом в 200 грамм он мне достал. Потом мы вместе с ним нырнули туда, и когда я увидел золотую мозаику на дне, мне пришлось этого штабс-капитана оставить на дне. Хозяин прислал сюда бригаду на розыски золота. Это лилипуты, но они не смогли найти мои захоронения и не найдут. Довольствуются малым. Один я знаю, его местонахождение. Золота в реке достаточно по всему руслу, они моют его лотками, и отправляют на большую землю. Но удивительная вещь, кроме этих лилипутов самородков в реке больше никто не находил. В настоящее время маломерок нет на реке, так, что я жду тебя. Будем по ночам ворошить мои златые горы.
Твой брат Тамаз. Апрель 1953 года.

— На этом ставим точку, — сказал Семён, — теперь эту запись поддержим на ярком свете пару дней, чтобы чернила выцвели и дадим бумагу Гене. А как это сделать, возложим эту миссию на Елизавету.
Он с чувством благодарности посмотрел на грузинку и произнёс:
— Теперь последняя просьба к тебе Светлана будет такого характера. Грузин в наших холодных краях не так много живёт. Не исключена возможность, что с нашим совместным письмом к тебе пожалуют важные господа с просьбой перевести текст, так ты не соглашайся сразу. Говори, что не желаешь знать никакой информации полувековой давности, после которой твоя жизнь может остановиться. Набивай себе цену, а потом долларов за пятьдесят, сто согласись им перевести, но предупреди нас обязательно.
— Хорошо! — мило улыбнулась ему Света, я поняла вы хотите сделать из меня испорченный телефон, чтобы произвести эффект туфты.
— Да ты совсем по-русски мыслишь, — похвалил её Семён, — возьмём тебя в штат переводчицей, — шутил он.
— Ну, ты Семён и мудрец, — вырвался одобрительный возглас из груди у Валерии. — Теперь я понимаю, о каком танце Скорпионов ты говорил? Но сюда они не придут у Городецкого есть водитель автобуса Гурам. Кажется он грузин? Вернее, всего они к нему обратятся за помощью?
Они поблагодарили грузинку и покинули магазин, предварительно обменявшись с ней номерами телефонов.
— Мне нужно позвонить Наталье, — сказал Семён Валерии в машине. — У неё сейчас сессия в институте, но она должна быть на заводе. Время достаточно, чтобы она обняла меня. Заберём её с собой в Каролину.
— Семён, а у тебя с ней действительно серьёзно, — спросила Валерия.
— Больше, чем серьёзно, — ответил он и достал телефон, — я без неё жить не могу. Она для меня многое значит, как и я для неё.
— А ты уверен в этом?
— Да, я для неё как икона Семёна Чудотворца!
— Был Николай Чудотворец, — поправила его Валерия.
— Он был, а Семён сейчас есть.
Валерия ничего ему не сказала, а только улыбнулась и покачала головой, то — ли укоризненно, то — ли от восхищения.
Семён коротко поговорил с Натальей и, отключив телефон, произнёс:
— У неё для нас с тобой есть приятнейшее известие, о котором она не стала говорить по телефону. Никак ещё один пресс накрылся на их заводе? А это значит, мы с тобой опять денежку заработаем, — размечтался он.
— Семён ты мне сегодня уже заплатил за то, что я катаюсь с тобой.
— Я же тебе сказал, что я Семён Чудотворец. Мне многое позволено.
Он подъехал к кафе «Звёздные снежинки», где к ним в машину запрыгнула Наталья.
— Скучаешь? — спросила она ласково Семёна, прижавшись к его лицу.
— Не успел, — вчера только расстались, — отшутился он, — а вот Валерия очень соскучилась и не дождётся, когда она с тобой породнится.
— Дело за тобой Семён, я хоть сейчас готова с тобой под венец идти. От выгодного брака с будущим директором завода я не откажусь.
— Что — то я не понял, твой юмор, — посмотрел на неё внимательно Семён.
— А чего тут не понимать. Приехал Барсуков из Москвы по вызову жены главного инженера. Уволил директора, вместо него обязанности временно исполняет Корнов. Барсуков им такой разнос устроил всем.
— И какой же? — вопрошающе взглянул он на Наталью.
— Персонально разговаривал с каждым сотрудником завода. Ты бы знал, как о тебе хорошо отзываются люди. Но больше он прислушался к Борису и Оксане и конечно ко мне. Теперь он хочет встретиться с тобой и Валерией и предложить вам выгодные предложения. Тебе безоговорочно пророчит должность генерального директора, а Валерии инженера технического бюро с хорошим окладом.
— Хороших окладов на таких предприятиях не бывает, — сказала Валерия, — я у Городецкого получала тысячу долларов в плохие времена.
— Напрасно ты так говоришь Валерия, — возразила ей Наталья, — у нас на заводе ИТР получают большие оклады, рабочие естественно значительно меньше. Я сама лично, можно сказать не за что, имею четыреста долларов. Для женщины это совсем неплохо. А эмбрион Осокин полторы тысячи получает.
— Валерия, встретиться с хозяином завода это не значит, что мы дадим согласие, — сказал Семён, — но одно хочу сказать, что такой человек, как Барсуков заслуживает уважения и грамотного руководителя. Он не побоялся взять большой кредит на оборудование, и мне его будет чисто по-человечески жаль, если эти рахиты его разорят. Поговорим с ним по душам, если не согласимся работать, так добрый совет дадим, как выправить производство. — И повернувшись к Наталье, Семён спросил:
— Когда Барсуков ждёт нас?
— Он на неделю приехал со своим аудитором и пока сам лично не убедится, что на заводе наступит порядок, наш город не покинет.
— Отлично! Позвонишь ему завтра и скажешь, что мы с Валерией сможем быть на заводе в понедельник в первой половине дня. А сейчас едем на природу, посмотрим, что там Саня наловил.
 
Глава 23               
                — Я думаю, это предложение может погубить начатое нами дело, — сказал Яков.
— А я так не думаю, — возразил Семён, — хотя я согласия никакого пока не давал. Шире надо смотреть вдаль Яков. Если Барсуков умный мужик, то я попробую навязать ему свои условия. Если он примет их, то ни у него, ни у нас больших забот не будет в будущем.
Я ни в коем случае не отхожу от нашей первостепенной задачи. Земля есть, — будем здесь строить современный посёлок. Откажется он участвовать в нашем проекте, то обойдёмся без него.
— Что ты опять задумал Семён? — спросила Валерия.
— Пока не буду бежать впереди телеги, в понедельник будешь присутствовать на собеседовании, услышишь. А ты Лиза через два дня письмо убери от лампы и положи их в один из журналов. Появится Хаус, отдай ему всю кипу по химии. Пускай изучает.
— Ты надеешься, что он придёт? — спросила Лиза, — дома то у него нет теперь здесь.
— Куда он денется, обязательно придёт к вам поплакаться в жилетку. Может даже милостыню или приюта попросит. Важно, чтобы он Валерию не видал, а то всё дело испортим.
— Семён ты толком объясни, что ты задумал? — спросил Саня, — у меня эти налимы уже поперёк горла стоят. Как назло, ни одной крупинки золота нет, а ты расхаживаешь по двору, как павлин и молчишь. Ты представляешь, какие мысли мне в голову идут? Я понимаю твою затею, но боюсь, что ты можешь перегнуть палку один, и мы знать, ни о чём не будем. В беду нетрудно влезть. Всё — таки этот сморчок с бандитами завязан.
— Тебе думать противопоказано, ты на неоплачиваемом бюллетене находишься. Вот когда Лиза прекратит колоть тебе задницу и Курт поить клюквой, тогда я тебе первым сообщу. А пока доверьтесь мне и Валерии. Мы с ней начальное «Па» скорпионов уже сделали. А сейчас нам нужно составить золотой перспективный план. Распределить его по пунктам и потихонечку начинать работать. Первым делом мы должны установить нашу драгу. Возможно, она нам и не понадобится, но вид создать нужно. Всё может решиться в лучшем случае в течение месяца, в худшем к концу лета или осени. Впрочем, план у меня готов давно, но я хочу сейчас сыграть вначале на Гену, а потом на Городецкого. Должен же Хаус клюнуть на моё письмо. А если он не придёт сюда, то я включу второй вариант. Сам пойду к нему.
В этот день ящики с насосом были разбиты. Все комплектующие к нему детали смонтировали и протянули трубу по огороду. Все были задействованы в этой работе, кроме Валерии. Её берегли от внезапной встречи с Геной. В этот день они порядком под устали и рано легли спать. А, утром позавтракав, Семён посадил Валерию с Натальей в машину поехал на встречу с владельцем завода.
Профессор Барсуков, солидный немолодой уже мужчина в роговых очках, встретил их радушно в кабинете изгнанного с предприятия Карташова. Находившаяся там Оксана вышла сразу из кабинета, когда Барсуков предложил присесть гостям. Семен впервые увидел его и первое, что бросилось ему в глаза, — это умный взгляд, широкий лоб без одной морщины и высокая посадка ушей. Эти черты лица говорили, что перед ним и Валерией была незаурядная личность.
Семён заметил, что Барсукова не удивили его габариты. И смотрел на него будто этого гиганта заказал давно и ждал его появления с минуты на минуту. Барсуков не смотрел на Семена, как на человека из поднебесья, а только снял очки, небрежно бросив их на стол, и спокойным голосом произнёс:
— Мне нужен хороший управленец на заводе. Такой, чтобы и оборудование знал в идеале, и администратор толковый был. Поговорив с инженерным персоналом и рабочими завода, я понял, что лучшей кандидатуры мне не найти. Я многого не знал, что творится на заводе, доверив производство недалёкому человеку и прохиндею. Оказывается, пока вы не отладили пресса, их состояние было аварийное, на грани полнейшего развала. Я ознакомлен с вашим резюме Семён Максимович и остался довольным им. Я вас беру вместе с вашей женой, — перевёл он свой взгляд на Валерию. — Ей предлагаю возглавить техническое бюро.
— Валерия Константиновна мне не жена, — сказал Семён, — а близкая родственница, но её инженерные знания к родству не относятся. Она великолепный специалист шесть лет работала ведущим инженером в КБ машиностроительного завода. Я думаю, мы оба дадим согласие помочь вам, но с условием, если вы обдумаете наше выгодное встречное предложение. Я составил новый проект, правда, он сыроват ещё, но думаю совместно, нам удастся его подкорректировать в лучшую сторону. Я подсчитал экономический эффект, этого проекта. Он, несомненно, выгоден для вас и принесёт большие доходы! В безупречности его я не сомневаюсь.
Семён положил Барсукову на стол папку и, склонив через стол половину своего тела, громогласно произнёс:
— Вам это обойдётся в копейки, но прибыль будет колоссальная, — заверил его Семён. — Я предлагаю небольшую реорганизацию вашего завода. За это огромное помещение вы платите немыслимую аренду. На мой взгляд эта грабительская аренда не оправдывает средства. Половина помещения, стоит неиспользованная из-за того, что эксплуатировать это здание запрещено. Хочу заметить, что государство с вами играет краплеными картами, а вы того и не ведаете. Без вентиляции завод совсем могут закрыть или потянуть с вас большие деньги. У нас есть земля в ста километрах отсюда. Там был раньше лагерь для военнопленных. Потом леспромхоз. На этой территории находится много зданий, которые превратились в руины, но сохранилось большое здание, выложенное из красного кирпича, что строили немцы. Там вначале столовая была, а затем гараж леспромхоза, а уж после склад просушки кедрового багета и столярный цех леспромхоза, где вязали рамы и изготавливали двери. Конечно, косметический ремонт там надо произвести и вентиляцию обязательно смонтировать. Площадь там большая и, если мы хотя бы одну линию перебазируем туда, вы в первый месяц ощутите свою выгоду.
Семён всё это выдал профессору с таким зажигательным и оптимистическим вдохновением, что тот, не выдержав его взгляда, надел на себя очки. Потер виски руками и, взглянув изучающее на Семёна впервые улыбнувшись, ему сказал:
— Предложение интересное, но где я найду специалистов на эту линию? Не будем же мы в такую даль доставлять рабочих. А чтобы новых обучить потребуется три месяца.
Барсуков склонился над бумагами Семёна и, пробегая по строкам, непонятливо кивал головой. Толи ему нравились предложения, — толи он проявлял безразличие к написанному плану.
Семён без возмущения постучал по столу ладонью, спокойно сказал:
— Вас всегда неверно информировали. Если во время эксплуатации оборудование хорошо работает, то максимум три дня потребуется на обучение. А рабочих мы наберём в ближнем посёлке, который стоит недалеко от Каролины. Когда вы убедитесь, что наше предложение будет приносить вам неслыханную прибыль, то вы согласитесь весь завод перевезти туда. Прямо сейчас мы можем съездить в Каролину и осмотреть помещение и все имеющие там условия необходимые для реализации этого проекта. Вода и газ там есть, электричество протянем, своими силами. Осокин опытный электрик. Дадим ему в помощь бригаду электриков. Они за два дня проводку сделают и станки подсоединят. Вентиляцию будем монтировать параллельно с другими работами.
— Почти убедили, — отложил бумаги в сторону Барсуков, — но поездку давайте перенесём на завтра, а пока суть, да дело, идите, оформляйтесь. Я как знал, что вы согласитесь, и приказ о вашем назначении предварительно издал. Я полностью полагаюсь на ваши знания и порядочность. С этого дня вы здесь бог и царь! Я гарантирую в ваши кадровые перестановки не вмешиваться, а только буду оказывать всяческое содействие в развитие нашей плодотворной работы. И ещё одно запомните; отныне у меня в штате завода нет родственников, есть только работники по найму. Если кто позволит себе спекулировать родством со мной, немедленно пресекайте это вплоть до увольнения. Эти родственники чуть меня не вогнали в банкротство.
Он пожал на прощание руку Семёну и Валерии, а Наталью попросил на минуту задержаться.
Когда Семён и Валерия вышли из кабинета. Она, с восхищением заглядывая ему в глаза, сжала его запястье руки.
— Семён Максимович, ты дипломат! А ещё ты хороший человек, внушающий доверие! Как хорошо иметь таких родственников! — проговорила она.
— Я всего — на всего скорпион, — засмеялся он.
Спустившись вниз, они нос к носу столкнулись с Осокиным. Он стоял у входной двери инженерно-технического зала и обтирал руки ветошью. Было понятно, что он ожидал здесь Семёна.
— Семён Максимович, я был не прав в процессе нашего сотрудничества, — виновато сказал он, — куда вы теперь меня заткнёте или мне увольняться?
— Дима сотрудничают с милицией, а на заводе работают и производят материальные ценности. Задвигать я тебя никуда не собираюсь, но работать с завтрашнего дня будешь электриком. А вот с Натальей мне тебя придётся разлучить. Она будет работать в другом месте. Наш завод будет расширяться. А сегодня приступай со слесарями к демонтажу вентиляции. Если не могли ей здесь ладу дать, будем её монтировать в другом месте. Сроку вам два дня. Как хотите, но в эти дни обязательно уложитесь. После этого с бригадой слесарей и электриков поедешь в командировку в Сквозняки. Ориентируйтесь пока на неделю, а там видно будет.
— Всё понял Семён Максимович, пропищал Дима, — я сию же минуту приступлю к выполнению вашего указания. Ваш контактный телефон у меня есть.
Семён скупо улыбнулся, не показывая Осокину своего откровенного внутреннего безразличия к бывшему мужу своей возлюбленной. И продемонстрировав Диме свою широкую спину, пошёл размеренным шагом в машину, где его ждала Валерия.
Они дождались, когда пришла Наталья, и Семён у неё шутливо спросил:
— Что от тебя хотел профессор с поседевшими висками и блестящей лысиной, в отсутствии будущего директора завода и начальника технического бюро.
— Он великодушно одобрил мой выбор, относительно будущего директора завода. Сказал, что суслик Дима нечета тебе.
— А, что он уже и о нас с тобой знает? — удивился Семён.
— Всё ему преподнесла по моей просьбе моя подруга Оксана, — не одному же тебе быть скорпионом. Думаю, я правильно поступила.
 
Глава 24               
               
    Семён был прав, Хаус появился в рваной, как у бича, телогрейке и помятой фетровой шляпе. За плечами висел пустой рюкзак. Прежде, чем войти в дом он несколько раз перекрестился, затем постучал в дверь, не ведая, что за ним из-за занавесок наблюдает Лиза и Санька. Яков с утра уехал в район решать вопрос по поводу кредита. Лиза, прежде чем открыть дверь старику, разбросала около печки журналы, предназначенные для него. В одном из экземпляров лежало письмо, которое писала грузинка из магазина «Природа».
Саня переключился немедленно к завтраку, от которого оторвал приход долгожданного гостя.
Гена переступил порог дома. Снял с себя шляпу и, обводя всех хитрым взглядом, трижды поклонился и перекрестился. Не догадываясь, что этот взгляд для Лизы и Сани был читаемым. Затем снял с себя рюкзак и повесил его на козий рог, приспособленный для рушников.
— Вижу моё снадобье на пользу тебе пошло, здоровьем так и пышешь, — обратил он своё внимание на Саню, не зная, что его траву Лиза от греха подальше выкинула в отхожее место.
— С помощью тебя и бога осилили мы недуг, — сказала Лиза, — а тебе, что на печке не лежится, с утра пожаловал. Утренники ещё холодные, а твоим костям тепло нужно.
— Горе у меня Лизавета случилось великое, — присел он на табуретку, не дожидаясь приглашения. — Негде больше мне кости греть, ни печки, ни дома больше нет. Всего в одночасье с сестрой лишились, один гараж с кирпича остался. В субботу перед Вербным воскресением сгорело наше имение. Оставили включенным электрический обогреватель, а сами на моём стареньком Запорожце уехали к маме на могилку в Корочу, - безбожно врал Гена.
— Да ты, что Гена такое говоришь, — всплеснула руками Лиза, — и где вы сейчас с сестрой обитаете?
— Сестру мадьяры на постой временно взяли, а я по дворам слоняюсь. Иногда в машине сплю. Я ведь для наших селян мистер Икс.
— А бабки, что — же богомольные тебя не приютят, они же, по твоим словам, все твои поклонницы?
Хаус достал из брюк аккуратно сложенный, новый носовой платок и, высморкавшись в него, сказал:
— Бабки то не одни в домах живут, а с семьями.
Александр отметил про себя, что такие носовые платки, какой был у старика, в наборе из двух штук на рынке стоят сто двадцать рублей.
— Найди бабку такую, чтобы с ней старость встретить и сразу в примаки прописывайся, — посоветовал ему Саня, наперёд зная, что у гостя уже готов ответ на это предложение.
— Нет, Саша, мне не до женитьбы в мои годы. За сестрой уход нужен. У неё сердце больное. А дом химлесхоз обещал к лету восстановить. Всё — таки сестра все свои годы отдала ему, потеряв там свое здоровье.
— Можно подумать, что она лес валила или сучки рубила? Сам же говорил, она экономистом была, — заметила Лиза.
— Пардон Лизавета, — перебил он её, — это в вашем леспромхозе, экономисты ходили в нарукавниках и брызгали себя духами Красная Москва, а у нас всю контору выгоняли нередко на сбор живицы. А это я тебе скажу нелёгкий труд для женщины умственного труда.
— Ты мне Гена советские легенды не рассказывай. Я тебе одно скажу, когда женщина живёт в своём доме и имеет хотя бы небольшое подсобное хозяйство, ей никакая работа не страшна.
Гена учащённо захлопал глазами, затем пальцами начал их протирать, будто туда что — то попало.
— Оно, конечно, так, но организмы у людей разные, — вздохнул тяжело Гена. — Я-то собственно Лизавета к тебе хочу на пару недель на постой попроситься. К этому времени весна войдёт полностью в свои права. Тепло стабилизируется, и я съеду от вас.
— Рада бы помочь, да не обессудь Гена, — сказала Лиза, — сегодня будет полный дом гостей. И приедут они не на один день, а до тех пор, пока Каролину не начнёт сковывать лёд. Стройку мы здесь грандиозную задумали. Бригада строителей китайцев скоро прибудет.
— Я могу и в бане пребывать эти сроки, — подсказал он ей, — думаю, там никого не стесню?
— Баня тоже будет занята, — сказал Саня, — в ней буду ночевать я с гидротехником. Видел, там по огороду трубы протянуты?
— Естественно видел, чай это не иголка, а для чего вы эту инженерию наводите? — полюбопытствовал он.
— Думаем речку почистить, загрязнена она щебнем и наносным песком. Будем качать насосом, а щебень и песок используем, как строительный материал, — пояснил Саня.
Гена, услышав такую новость, достал вновь платок и, закрыв лицо начал чихать в него. Лиза и Александр понятливо переглянулись. Они оба догадались, что чих у него был поддельный.  Чем он удачно маскировал свербевшее его любопытство.
— Так вам рабочие руки, наверное, понадобятся? — убрал он платок в карман, — я с готовностью наймусь к вам за небольшую плату.
— Рабочие руки нужны будут обязательно. Но это ближе к лету, когда драгу наладим, — сказал Саня, — Пока у нас много отсутствует деталей, а чтобы достать их, нужны деньги и время. Семён сейчас этим занимается.
— Ты давай Гена не работу себе ищи, а дом начинай восстанавливать, — склонилась, Лиза к куче макулатуры и взяла в руки несколько журналов, делая вид, что пытается их сунуть в печку. — Не успеешь оглянуться, как зима наступит. И пожнёшь ты тогда мораль баснописца дедушки Крылова.
— Ты, что это Лизавета творишь? — повысил он на неё голос, — такую науку нельзя огню предавать. И давно пора на газе готовить. Чай не зима уже. Сауну в доме хочешь устроить?
— Да этих умных журналов у нас полный чердак, только, что ими делать. Они все устарели. Наука за век далеко шагнула.
Она сделала попытку засунуть их в топку, но Гена резво вскочил с табуретки и схватил её за руку.
— Давай я тебе бересты надеру, и растапливай ею печь, а журналы отдай мне. Иногда в этих журналах попадаются хорошие забытые старые вещи.
— Чудной ты Гена, — засмеялась Лиза, — забирай их все. Если тебе этого мало Саня с чердака тебе столько же снимет. Я ими почти всю зиму растапливала.
— А почему раньше не давала их? — обиженно спросил он.
— Ты у меня книги просил, а не журналы, а книгам я не хозяйка, — ответила Лиза.
Саня поднялся на чердак, а Лиза в это время налила старику чаю и нарезала бутербродов с сыром.
— Слушай Гена, а что, если тебе на постой устроиться к Карлу? — намеренно предложила ему этот вариант Лиза. Наперёд зная, что он его отвергнет.
Старик сморщил нос и отставил горячий чай к окошку, чтобы он немного остыл.
— Ты знаешь, мы с ним противоборствующие стороны, — сказал он, — наверное замечала?
— А за что вы боретесь? — спросила Лиза, оставив его вопрос без ответа.
— Это я фигурально так выражаюсь, но у нас контр — антипатия с Карлом внутренняя образовалась. Ему не нравится, что я в бога верю. А мне не нравится, что он отрицает его и хранит свой партийный билет не хуже нерукотворного образа. Как он не поймёт, что спеклись коммунисты, чего сейчас горевать. А вместо красной книжки икону ему бы повесить, так как она является зримым выражением догмата бог воплощения.
— Надо же, как ты выражаешься, — пробормотала Лиза, — наверное, я сожгу эти журналы. Не приведи господь, поумнеешь от них, начнёшь химическими терминами сыпать вперемешку с богослужебным языком. Угодишь под старость лет в дурку, а мне казнись после из-за тебя, — шутила она.
— Плохо ты меня знаешь, — сказал Гена, укладывая в стопку журналы, — у меня отец помер в девяносто три года, не тронувшись умом. То и мне предписано на роду.
В кухню вошёл Саня. Он с безразличием посмотрел на сложенную стопку журналов и сказал:
— Не знаю, как вы понесёте это вторсырьё, но я там припас в два раза больше стопу. Там подшивки за три года 1951—1953 года двадцатого века. Заносить не стал в дом, оставил на крыльце. Пыли на них много.
— А это у меня на что, — показал он на козий рог, где висел рюкзак. — Я в нём слона унесу. — Он почесал плечо костлявыми пальцами и повернулся к Лизе — Я, наверное, Лизавета чай не буду пить, а вот бутерброды заверни мне на дорожку. Не буду утомлять вас своим присутствием, пойду потихоньку в люди.
Лиза положила ему приготовленные бутерброды в пакет и как — бы, между прочим, сказала:
— У нас ведь то же горе Гена случилось. Агап внезапно скончался. Трудно теперь Якову без него, да и старого москвича угнали. Нашли после его сожжённым.
— Сатана рядом с Яковом ходит, не иначе, — перекрестился старик, — я в следующий раз приду, изгоню его. У меня на нечистую силу управа есть.
Он сложил журналы в рюкзак и вышел, не забыв прихватить подшивки с крыльца.
Проводив, его Лиза вернулась в дом.
— Звони Саня Семёну, расскажи ему про приход этого дьявола, — сказала она.

Глава 25               
               
    Хаус вытер рукой вспотевший от волнения лоб. То, что он жаждал получить со времён смерти отца, лежало, возможно, сейчас перед ним? Пожелтевшие с годами тетрадные листки и поблекшие красные чернила, подсказывали ему, что в письме, написанном на грузинском языке, скрывается тайна золота. Хотя он и без этого знал, что счастье его лежит на дне в районе дома дружного семейства. Потому что достаточную часть от этого счастья он уже имел.
«Лишние сведения не помешают, — подумал он, — теперь необходимо это письмо перевести. Надо искать надёжного драгомана. Можно, конечно, Тунца подвязать к этому делу, он парень обаятельный и речь у него грамотная. Любого чурбана к себе может расположить, но дать ему это важное задание, значит, бандитам придётся отдать большой куш сокровища, а можно и всё потерять. Нет, это не годится, — отверг он эту думу. — У меня есть еврей Городецкий с ним я и буду пробивать тоннель к дармовому золоту. И потихоньку буду помогать, ему банкротиться» — решил он.
Вскоре он сидел у Городецкого в кабинете пил чай «Ахмат» и курил сигареты «Собрание».
— Мы с тобой не учли одной важной детали, — сказал Городецкий, — лесник в районе свой человек. К нему на охоту приезжают все шишки города. А это значит, предварительный разговор об очищении реки у них, без всякого сомнения, был. Вот поэтому ему и дали тот кусок, на который мы глаз с тобой положили, а наш пакет отложили на рассмотрение. Теперь нам отрежут места, где одни ручьи протекают. Я тебе говорил, что надо было им дать на лапу, и всё бы было по-нашему. Деньги для того и созданы, чтобы делать чудные вещи.
— Ты Витя не прав, — возразил Хаус, — об этом даже заикаться не смей. Мы играем роль меценатов. Выполняем важную миссию, — заботимся о природе. А это значит вкладываем свои деньги в дело, но не в лапу чиновников, чтобы не вызвать подозрения. И даже, где — то у них можно помощи для виду попросить. Наша цель в уставе записана так: — Очистить реку, чтобы после соорудить на ней небольшую электростанцию. Но это так записано. Будет она воздвигнута или нет, время покажет? Только мы двое знаем, чего хотим. Но чует моё сердце, что наш торт скоро начнут, грызть Пановы и если мы за месяц ничего не придумаем, то распростимся с золотыми мечтами. Они уже драгу привезли туда, я вчера сам лично видал. А вот это письмо я сегодня обнаружил в старых журналах, — он положил на стол письмо, каждый листок, которого был спрятан в прозрачном файле.
Городецкий хотел вытащить листы, но Хаус панически замахал руками:
— Не трогай, иначе одна труха на пальцах будет, и тогда мы можем лишиться важных сведений. Надо срочно искать грузина — драгомана, чтобы перевод сделал. Возможно, эти бумаги укажут нам верный путь к золоту, а возможно покажут фигу. Но я обнюхал эти листы несколько раз. Веют они прелью с примесью девяносто шестой пробы золота. А у меня нюх собачий на золото и камушки.
— У меня есть один водитель автобуса грузин, — сказал Городецкий, — сейчас я его вызвоню, и он прочтёт, что там написано.
Буквально через десять минут в кабинет вошёл крепкий, низкого роста смуглый мужчина лет тридцати пяти. На нём была дорогая кашемировая куртка и такого же цвета большая фуражка — аэродром.
— Гурам нам знания грузинского языка твои понадобились, — протянул ему файлы Городецкий, — только листы не тревожь, это историческая ценность. Читай так.
Грузин сел в кресло и снял фуражку, оголив голову, с вьющейся густотой шевелюрой.
— Вообще — то я наполовину абхаз и наполовину армян, а не грузин, у меня жена Лейла грузинка, — сказал он, — но я попробую прочитать письмо. Знаком с этой письменностью. Школу то я в Кутаиси оканчивал.
Он справился с переводом вполне прилично и вышел из кабинета, оставив Городецкого и Хауса сидеть в кабинете с хищно сверкающими глазами.
— Чувствовал я, что бумага не простая, — начал расхаживать по кабинету Хаус, — нельзя допустить, чтобы такое богатство проскользнуло мимо наших пальцев. Тут надо всё хорошо взвесить и обдумать. Первое, что ты должен сделать, это отправить кавказца в длительную командировку, — сказал он Городецкому.
— Я сейчас в полнейшем застое, — сказал Городецкий, — мой туристический бизнес рушится, словно по нему ударили из залпового орудия. Как по твоей настойчивой просьбе рассчитал Валерию, так всё дело насмарку пошло. Эта пробка Серова в постели только хороша, но не в моём бизнесе. Я с ней скоро совсем банкротом стану. Благо ресторан с гостиницей спасает.
— Да с Валерией мы поспешили, но кто знал, что этот Семён привлечёт её к себе в соратники. Нежелательно, чтобы она меня видела в затрапезном виде с удочкой на берегу. Ты звони, приглашай её сюда за расчётом. И одновременно делай откат. Хоть кабинет ей свой подари, но восстанови её на работе. Тебе теперь в нём долго не сидеть. А через неё мы сблизимся с Пановыми и может даже выкупим у них пакет. И заодно она тебе работу выправит. А я сегодня же дам команду Тунцу, чтобы он со своими бойцами их новый агрегат превратили в кучу металлолома. Тогда — то ты и предложишь им свои услуги. Ведь сейчас вся твоя контора знает, что Валерия устраивается в артель.
— А если Валерия не пожелает ко мне возвращаться, что тогда? — исказил в нерешительности лицо Городецкий. — Сомневаюсь я в отношении её, она женщина стойкая, себе цену знает!
— Куда она денется, — уверенно сказал Хаус, — зачем молодой бабе быть рядом с разведённым мужем и кормить комаров в тайге. Здесь она привыкла к роскоши и власти. А власть для любой бабы дороже всяких денег. Ты думаешь, почему в школе преподаватели в основном женщины? Не из-за того, что любят давать знания детишкам. Нет для них это дело второе. Главное иметь власть небольшую над прилежными учениками и лоботрясами. Дома — то они ущемлены в правах. Им там мужья быстро по шеям надают. А в школе они отрываются на детях.
— Это к ней не относится, Валерия не тщеславная, она хороший специалист. И просто грамотная, и красивая женщина. И напрасно ты опошляешь почётную профессию педагога. У меня родители всю свою сознательную жизнь в СССР, преподавали. Валерия тоже два года преподавала в техникуме сопромат, а как подвернулся ей случай на завод поступить, так она бросила эту власть и без раздумий ушла в заводское конструкторское бюро. Ей не нужна никакая власть.
— Много ты понимаешь, — иронически сказал Хаус, — это она при тебе власть свою не показывала. А сейчас ты её усадишь в свой кабинет и испаришься на время. Вот тут и проявится её власть в полной мере.
Городецкий привстал с кресла и попытался возразить ему. С кабинетом расставаться ему никак не хотелось. Но Хаус, не дав ему и слова сказать, резким движением руки усадил того на место.
— Так и так у тебя не будет возможности заниматься кабинетной работой. Будем выпекать с тобой победный план, который приведёт нас феерическому финалу, — предупредил он Городецкого. — Сидя в твоём кабинете, Валерия в живую пощупает власть, которая вознесёт её до небес и тогда весь твой штат ощутит в прямом смысле стервозность её характера.
— Хорошо я попробую, — промолвил Городецкий, — поверю твоему опыту, а Джангира я, наверное, отправлю в Иркутск за электрической драгой.
— Вот этого ни в коем случае делать нельзя, он сразу догадается о нашей затее, — предостерёг Хаус Городецкого, — он уже частично стал обладателем нашей тайны. А если поедет за драгой в Иркутск, то будет знать всю тайну. Ему уже сейчас придётся пережать сонную артерию. Иначе следом за нами по пятам пойдёт кавказская диаспора.
— Ты, что Геннадий на убийство я не пойду, — округлились у Городецкого от ужаса глаза, — плохая примета начинать наш проект с убийства. Да и вообще я не по этому делу. К тому же в ресторане на его жене Лейле держится вся грузинская кухня. И у них сын с дочкой растут. Мне Гурама не так жалко, как её. Вдова может после этого покинуть наш город, и я останусь без лучшего кулинара.
— Тебя никто не заставляет мокрым делом заниматься, — прикрикнул на Виктора Хаус, — я тоже крови не люблю.
Я сказал перекрыть ему сонную артерию. А это разные вещи. Дай мне его координаты? Завтра, а может, даже сегодня они оба уснут вечным сном. На кону ставка фантастическая стоит. Нельзя чтобы текст, при помощи твоего кавказца просочился в другие уши. Тогда нам придётся тяжело.
Городецкий встал с кресла и, сняв с себя пиджак, бросил его на диван. Было видно, как от волнения пот пропитал его рубашку.
— Будь добр, на будущее избавь меня от такой страшной информации? — дрожащим голосом произнёс он, — а Гурам вместе со своей семьёй проживает в гостинице на третьем этаже в люксе, — пятьдесят первом номере.
— Сходи, прими душ и забудь про наш разговор, — сказал Хаус и вышел из кабинета.
Убивать Хаус никого не собирался. Он понимал, что с нелёгкой задачей им вдвоём с Городецким не справится и внезапно создавшая ситуация сама подсказала, что один из его помощников будет Гурам. Он знал, что кавказцы люди слова и в опасной ситуации никогда не подведут. Лучших партнёров не найти.
«Городецкий гнида, — подумал Хаус, — его мерзкая душонка, ничем не побрезгует ради денег. Клюнул на мой убийственный капкан, и в пот его бросило не из-за жалости к Гураму, а из-за жадности. Не понял, что кавказец не знает географии нашей области. И в городе он плохо ориентируется. Откуда он может знать про реку Сошку, которую давно называют Каролиной. Такие компаньоны, как Городецкий могут быть опасны впоследствии, но он ни крошки золота не получит. То, что я его оставлю без штанов, я в этом не сомневаюсь. Но нас сейчас обошли Пановы, а мне придётся обходить Городецкого. С ним мне не по пути. Как только он выполнит свою миссию, так я с ним расстанусь и не просто так, а он ответит за все свои грехи и в первую очередь за мою племянницу. Продам всё, что меня здесь тормозит, заберу Настю с Вероникой и уеду в тёплые края в Новороссийск. Обрадую родственников своим присутствием. Куплю там небольшой бизнес и буду жить в своё удовольствие. Первым делом сейчас необходимо завладеть пакетом Пановых, а потом придётся привлекать всё их семейство к работе. В данный момент только они знают о золоте, но в каких количествах его насыпано в бочаге им не известно».

Глава 26               
               
     Они ехали, молча в машине. Барсуков сидел около Семёна и наблюдал из-за стекла автомобиля размах лесных угодий. Валерия, пристроившая сзади, облокотилась на спинку сидения, закрыв глаза, делая вид, что дремлет. На самом деле она обдумывала удачную ситуацию. Совсем недавно она стала безработной, и вдруг ей посыпалось ряд выгодных предложений. Барсуков предложил ей возглавить техническое бюро завода. Правда, завод не ахти какой, всего 60 человек штата, но всё равно должность заманчивая. Она понимала, что там будет высокая зарплата и до работы добираться двадцать минут.
«Естественно там и Саня будет работать, — думала она, — Семён его первым определит в главные механики. Но я Семёну ещё не призналась, что вчера вечером была у Городецкого. Думаю, странного в его предложении ничего нет. Серова зашилась, она заурядная личность, но в туристической сфере ей работать нельзя. Самое ответственное дело, которое я бы ей доверила, это торговать чебуреками около гостиницы. Она смазливая на мордашку, мужчины ей вместе с комплиментами неплохой доход бы делали.
Как он выстилался передо мной, даже ключи от своего кабинета давал. Правильно я сделала, что забрала свои деньги и не дала Городецкому конкретного ответа. Отсчитала себе два дня на раздумье. Я, конечно, с удовольствием вернулась бы на работу и не из-за того, чтобы нашим трещоткам нос утереть, просто мне эта работа по нраву. Деньги хорошие и время много свободного. Вероятнее всего Городецкий не получит от меня согласия. Мне будет, трудно относится к нему, как раньше. Грани приличия все сбиты. А это значит, я вылечу оттуда при первом моём косом взгляде в его сторону. И ещё существует препятствие, — это Серова. Не получится у меня с этой посредственностью, никакого альянса. С Семёном надо будет обязательно поговорить на эту тему».
Она очнулась от своих мыслей, когда у Семёна зазвонил телефон в кармане. Звонила Лиза и сказала, что к встрече важного гостя у неё всё готово.
— Ну, вот сейчас вначале посмотрим наши владения и к столу, — сказал Семён, — Лиза мяса в горшочках натушила и рыбы нафаршировала.
— Рыбка водится в этих местах? — спросил Барсуков.
— Здесь всё водится, — ответил Семён, — и рыба, и зверь, и грибы с ягодами. Только не ленись, лови и собирай.
Вскоре они подъехали к бывшей столовой, где их ждал Яков и Саня.
— Это Яков, — главный леший этой местности, — представил он в шутливой форме своего дядьку, — а это мой родной брат Александр, по профессии инженер — механик. Готов голову сложить на производстве.
Барсуков пожал им руки и, смотря на Саню, произнёс:
— Голову всегда нужно беречь, даже если она дурная, а у вас, по тому, как отзывался Семён Максимович масса патентов на изобретения.
— Больше, конечно, рационализаторских предложений, — смутился Саня, — а сейчас на предприятиях не особо развито новаторство. Инженера только гайки да болты рисуют.
— Талантливый руководитель никогда не отвергнет дельное предложение, — заметил Барсуков, — любыми путями будет стремиться внедрить его. Для этого я приехал сюда. Уже вижу условия данной местности здесь замечательные. Вижу, что предложение Семёна Максимовича имеют свою опору. Здание добротное, а коммуникации здесь есть? — повернулся он к Семёну.
— Вода в здание была раньше, сейчас насос стоит, — опередил Семёна Яков, — так как электроэнергии нет. Всё здесь обесточено. Но это поправимо. Бытовки в здании есть, но дверей нет. Поворовали жители из ближайших деревень. Сантехнику тоже надо восстанавливать частично. Главное пол не надо заливать бетоном. Его при мне двенадцать лет назад бетонировали по маячкам. Полы ровные как яичко. Моя дочка, когда приезжает на каникулы на роликах там катается. Так что станки ваши можно привозить и устанавливать. Как мне Валерия объяснила их не надо намертво ставить.
Они прошли в здание. Барсуков внимательно осмотрел его и сказал:
— Денег, естественно, сюда немало нужно вбухать, но в любом случае я принимаю ваше предложение. Аренда меня там давит ужасно. Я вчера уже вечером себе сказал «ДА», когда сидел над проектом Семёна Максимовича. Быть здесь заводу! Меня всё здесь устраивает!
— Коли так, прошу всех в дом? — сказал Яша.
— А градирню, что не пойдём смотреть? — спросил Саня.
— Что здесь и градирня есть? — удивился Барсуков.
— Да её просто не видать за водонапорной башней, —
ответил Яков, — но там всё нормально. Функционировать она будет.
— Градирня — это большой плюс в нашем производстве, — сказал Барсуков, — ведь на тот завод я холодильник закупал, для охлаждения прессов.
— Который не справляется со всеми линиями, — заметил Семён, — пресса приходится останавливать, пока они не остынут, а простой денег стоит.
— Совершенно верно Семён Максимович, — поднял вверх палец Барсуков, — а я об этом только недавно узнал от Наталии, но раз мы уж приехали сюда, то и градирню давайте посмотрим. Они прошли к градирне, затем Яков открыл ключом дверь водонапорной башни, где кроме винтовой лестницы они ничего не увидали.
— Всё очень и очень прекрасно, — от души пожал Барсуков руку Семёна, — командуйте! Деньги на восстановление вам завтра перечислят. Я сегодня же буду звонить в Москву.
— Вы, что не останетесь разве у нас на ночь? — спросил Яков, — охота и рыба прямо у меня за огородом.
— В следующий раз дружище, — ответил он, — у меня каждая минута расписана. Хлопот хватает не только с этим заводом. В Москве у меня издательство, типография, а ещё кафедра. Поэтому свобода мне только снится.
— Понятно, — пробормотал огорчённо Яков и повёл вместе с Саней профессора к себе в гости.
Семён же в это время отогнал машину к дому.
За обходом территории не заметили отсутствие Валерии. Она отстала от них и побежала помогать Лизе, накрывать на стол. Когда вошли все в дом, то там уже было накрыто на большом раздвижном столе в комнате у Лизы.
Профессор Барсуков оказался очень компанейским и разговорчивым человеком. Выпивал со всеми на равных и вёл себя за столом по-свойски. Один Семён не пил, ему нужно было вести назад гостя. Он был весь в думах. То, что с перебазировкой завода он справится и что завод в течение месяца заработает, он был уверен. Его тревожили другие думы. Он планировал, как обезопасить завод от конкурентов. Городецкий и Хаус обязательно забьют тревогу, когда узнают, что здесь будет завод и тогда нужно быть готовым к отражению удара.
«В первую очередь необходимо сберечь драгу, — подумал он, — нужно будет Якову сказать, чтобы он собачьи будки рядом поставил. Днём никто не посмеет приблизиться к ней, а вот ночью тут глаз, да глаз нужен. Если машиной развалюхой не побрезговали, то драгу они и взорвать могут. Интересно, как Хаус отнёсся к заряженному грузинскому письму? Смог он перевести его или нет? Если да, то они обязательно должны засуетиться с Городецким. Тут я их по ходу дела начну арканить».
Со своими думами он отключился от общего разговора, но, когда разговор зашёл о книгах, он опомнился и рассказал об архиве на чердаке Барсукову. Тот сразу прекратил трапезу и попросил хозяев проводить его до чердака. С ним пошёл Саня. Когда он увидал множество бесценной литературы, его затрясло от возбуждения. Он лихорадочно начал перебирать, книги, недовольно возмущаясь:
— Разве можно такое богатство держать на чердаке?
— Это полнейшее неуважение к одному из величайших творений человека.
— Эти книги не совсем хозяев дома, — объяснил Саня, — книги раньше после воны, принадлежали бывшему начальнику лагеря военнопленных. Он уже пятьдесят лет не даёт о себе знать, а они всё ждут наследников на них. Я им ещё пять лет, назад предлагал книги продать, а они ни в какую. Сейчас вроде уже согласились со мной. Поняли, что никто за ними не придёт.
— Ты вот что Александр им скажи, — полу обнял его за плечи Барсуков. — Только не сегодня, так как они все уже весёлые. Часть этого богатства я куплю по самой высокой цене и остальные помогу пристроить. Как договоришься с ними, значит, в следующий раз я приеду на автобусе, чтобы погрузить всё сразу. А они пусть готовят реестр, на все книги и брошюры.
— Хорошо, я завтра же с утра заострю этот вопрос перед ними за столом, — сказал Саня.
Они слезли вниз и профессор, не задерживаясь, от всей души поблагодарил радушных хозяев за хлеб и соль, попросив Семёна отвезти его в город, сославшись на не отложенные дела.
— Я готов, — сказал Семён, бодро встав из-за стола. Он бросил взгляд на Валерию, которая была в последнее время его постоянной спутницей, и спросил у неё:
— Ты едешь с нами или остаёшься здесь?
— Я останусь с Саней, — загадочно улыбнулась она. — Я тебе весь день пыталась сказать, что вчера вечером туристическое агентство «Марко Поло» выплатило мне все издержки сполна. Телефон твой был выключен, и связаться я с тобой не могла. Теперь выхожу в открытый эфир.
Саня тут же отвёл её в комнату Якова, следом за ними устремился Семён, предварительно попросив у Барсукова извинения за минутную задержку.
— В чём дело? — серьёзно спросил у неё Саня в комнате, — почему Городецкий проявил вдруг к тебе такое милосердие? Тебе не кажется это странным?
— Милый, о каких странностях ты говоришь, — обхватив ладонями его лицо, сказала Валерия, — они сгорают без меня тихо и быстро, без пламени, как сухое горючее.
Она чмокнула его в губы и упала чуть пьяная и счастливая на кровать, закрыв при этом свои глаза.
К ней подсел Семён и спросил:
— Валерия ты всё сказала?
— Нет, конечно, — подняла она свои веки, сверкнув на братьев своими зелёными, словно изумруд глазами. — Городецкий умоляет меня вернуться назад в агентство и отдаёт ключ от своего кабинета. И я не удивлюсь, если он мне и право банковской подписи в ближайшем будущем доверит?
— Ты Валерия пока помечтай, — с иронией сказал Семён, — а завтра мне подробно всё расскажешь, но я подозреваю, их поезд начал трогаться со станции «Кукиш». Неспроста Витя Городецкий перед тобой каблуками бьёт. У меня было время его натуру изучить.

Глава 27               
               
   Семён вернулся в Каролину поздно ночью, но утром поднялся раньше Лизы и разбудил весь дом.
— С сегодняшнего дня начинается наш общий трудовой день, — сказал он за завтраком. — Ты Саня назначен директором местного филиала завода, на котором под твоим руководством поставят две технологические линии. Одна будет производить плинтус, вторая втулки для кассовых аппаратов и пластмассовые коробки для электромонтажных заводов. Сегодня придёт машина с вентиляцией и газель с рабочими. Ускорьте монтаж вентиляции, и бросьте пока времянку для освещения помещения. Возможно, придётся работать ночью? Наших рабочих надо будет поселить в доме Загулы, а бригаду строителей, я привезу послезавтра. Это будут китайцы, им необязательно выделять жильё. Они за один день в здании оборудуют себе любое помещение, для спанья. И их кормить не надо, — своим кормом будут питаться. Яков с ними придётся тебе заняться, — обратился он к дядьке, — ты здесь хозяин и лучше знаешь все слабые места. Материал они свой предоставляют, что облегчает нам дело.
— Есть товарищ генерал, — сострил Яков, почесывая бороду.
— Тебя Валерия, я отвезу в город. В ссылке там побудешь некоторое время у Городецкого.
— Ишь, — ты командир, какой нашёлся, — пробормотала Лиза, — всех раскидал, только меня с прялкой под окном оставил в одиночестве.
— У тебя Лиза будет самая ответственная работа, — сказал Семён, — будешь теперь готовить и нам и рабочим завода. Всё это конечно временно.
Он вытащил пачку денег и протянул Лизе.
— Возьмёшь газель, которая привезёт рабочих, и съездишь в Орлы за продуктами, только чеки не выкидывай, я их в бухгалтерию отдам для отчёта. Курт, тоже с сегодняшнего дня работает у нас сторожем вместе со своими собачками. Он мне ночью сегодня согласие дал. Так что дела всем нашлось.
— А машина постоянно здесь будет? — спросил Яков.
— Обязательно, — ответил коротко Семён.
— Это совсем, замечательно, — облегчённо вздохнул Яша.
— Газель Яков используй по своему усмотрению. Тебе придётся немало мотаться по району. Проси обещанный бульдозер и на той неделе нам нужен будет автокран, для установки станков. А ты Валерия поднимайся, давай, — много есть вредно, а то мозги жиром заплывут. Тебя ждут великие дела в сфере туристического бизнеса. Заходи в свою стихию смело и делай всё разумно. В кабинете и по телефону все разговоры, только о работе. Запомни это золотое правило! Можно о тряпках немного посудачить и ничего лишнего. Не исключено, что жучков там будет напихано повсюду. Мы их не искать, ни ликвидировать не будем. Они нам только помогут обезглавить Хауса и Городецкого. Не вздумай сразу дать ему своё согласие, — поторгуйся для вида немного. О чём, — тебе лучше знать. Я в вашем бизнесе ни в зуб ногой.
Валерия с неохотой поднялась из-за стола и, обняв Саню, произнесла:
— Никак Сашенька твой братец не даёт нам с тобой насытиться медовым месяцем.
— В данный момент у вас нет никакого медового месяца. Ваши любовные стрелы намечены только на распутство, как и у нас с Натальей. А медовый месяц у нас будет официальный, когда здесь заработает завод, и когда Яша из глины слепит для Городецкого и Хауса две румяные жопы. Я навёл все справки вчера о Гене. Он пустое место и гнева на нас не сможет нагнать даже с бандитами. Влияние его в преступной среде чрезмерно раздутое. Бандиты его доят, и не трогают, пока он через Тунца платит им хорошо. Но, как только они заберут у него мини котельные, так он останется не защищённым. Весь остальной бизнес его, — это натуральная ширма.
— Семён, если мы его оставим наедине с глиняными ягодицами, то вызовем точно гнев у бандитов. Я не думаю, что они глаз нацелили только на его котельные. Валерия, говорит, что у него имеется квартира в престижном доме и коттедж в Первомайском посёлке. А это кусок жирный для них. «Зачем нам нужно вызывать огонь на себя?» —сказал Саня.
Лиза напугано посмотрела на братьев, — перекрестилась и сразу закурила. Следом за ней после слов Сани за сигаретой потянулась и Валерия, но Яков ударил её по руке.
— Не смей! — добродушно сказал он, — вначале внука нам с Максимом подари, потом соску ядовитую хватай. Я только из-за этого с Лизкой не сплю. Она, наверное, и Агапа отравила никотином.
— Ты, что Яша, — радостно воскликнула Лиза. — Да я прямо сейчас пешком в Орлы пойду и куплю мешок Рондо.
Она потрясла пачкой денег, что ей дал Семён, и весело рассмеялась.
— Я не курю, но нюхать табак хороший мне нравится, — оправдывалась Валерия, — и если бы мой Саня закурил тогда я ему каждый день покупала сигареты, дым которых пришёл бы мне по нраву.
— Ты Лера не беспокойся, я его приучу к никотину, пока ты разъезжаешь с Семёном. И своему бородатому лешему куплю трубку, это будет дешевле, чем мне каждый день по пачке Рондо сосать, — передумала Лиза.
— Молодец Лиза, — похвалил её Семён, — ты всегда находишься в лихой поре, — главное вовремя крестишься. Мы с Валерией сейчас уедем, а ты с этих двух начальников сними кисляк, пускай не писают в тюльпаны, у этих красивых цветов и так короткая жизнь. А вам для определения моей адекватной личности я скажу:
Я никогда не буду делать того, что мне не под силу. Зачем мне напрягаться с бандитами и разной швалью. Пускай они сгибают свои пальчики, — им здесь ничего не обломится. Я вызвал Зиновия, он через неделю будет у нас. А это я вам скажу не только наш старший брат, но и обладатель, — Семён задрал голову чуть вверх, — не подумайте чёрного пояса? Он воспитал двух авторитетных сыновей, которые имеют не только связи, а уважение в большом преступном мире. Антон у него семь лет отсидел и сейчас в Туле и Подмосковье с Русланом контролируют ряд предприятий.
— То, что Антон бывал за колючкой, это мы всё знаем, — сказал Яша, — но правильно ли будет со стороны Зиновия подвязывать его к этому делу. Я вот, например уже тревожно отношусь, к тому, чтобы этот период Юля жила у нас в Каролине.
— Отгони тупорылые сомнения Яков, — сказал Семён, — Юля пускай лето отдыхает в Каролине. За все события, что здесь произойдут, отвечаю я лично.
Он накинул на себя куртку и силком оторвал Леру от брата.
— Поехали, — сказал он ей, — у вас ещё будет много времени по миловаться. Путь ваш мне ясен, и я рад, что пронзил вас острыми иглами, которые отрезвили ваши умы. Встретимся в загсе! Звезды спустились не только к вам, но и к нам с Наташкой. Не травите мне душу, а то я сейчас завалюсь на печку, и предамся голубым мечтам, забив «копёр» на все наши дела.

Глава 28               
               
      Семён подъехал к заводу, поставив свой автомобиль около главных ворот, где стояли машины работников завода.
— Здесь запрещено парковать посторонний транспорт, — выбежал Семёну навстречу немолодой охранник с красными и выпуклыми глазами который, по-видимому, работал недавно на заводе и нового директора не знал в лицо.
— Это почему же нельзя? — спросил он у ретивого охранника, жующего жвачку.
— Я сказал нельзя, значит нельзя, — выплюнул он жвачку изо рта и, выкатив свои бычьи глаза на Семёна, грубо гаркнул: — Мотай отсюда, пока я тебе колёса не проколол. Это частное предприятие, а если ты в отдел сбыта приехал, то ко второй проходной поезжай. Там товар отпускают.
— Видать платят тебе хорошо за твою работу? — спросил его Семён.
— Не жалуюсь, но тебе моих денег не считать, проваливай быстро отсюда. Не то из-за тебя, меня накажут, — уже более спокойно потребовал охранник.
— Вы правы мне, точно, ваши деньги не придётся считать, — сказал строго Семён, — сегодня непременно получите расчёт. Я новый директор этого завода Семён Максимович Панов, — представился он и показал ему свои водительские права.
— Извините, — виновато выдавил из себя сконфуженный охранник, — я человек новый здесь и действую согласно предписанным инструкциям.
Он бросился к металлическим дверям и с подобострастием впустил нового директора на территорию завода.
— Машина с рабочими отправилась в Сквозное? — спросил он охранника.
— В девять часов, — ответил он, — пропуск я отметил, как положено.
— Хорошо, — бросил Семён и прошёл вначале не в свой кабинет, а в прессовый цех, где его доброжелательно встретили рабочие.
— А улыбаться будете нам, как прежде? — спросила у него хохотунья Елена Лукина, а то вот Осокин всегда шутил с нами, когда был электриком, а как стал начальником, так и улыбаться перестал, сказал, что теперь ему это не к лицу.
— С сегодняшнего дня Лена, Осокин переродился и думаю, через неделю он вновь будет уделять тебе внимание своим весёлым характером, — улыбнулся ей Семён, показав свои белые зубы.
— Такого ответа мы и ждали от вас, — весело сказала она, — Осокин нас теперь мало интересует, в особенности меня. А вот вы другое дело, сразу видно, что должность вас не испортит. Только к Семёну добавка прибавилась Максимович, но нас это не пугает.
— Ленка, хватит баланду травить, — сказал ей Борис, — иди к станку.
— Борис, а что это за охранник стоит у ворот? — спросил Семён у начальника смены.
— В прошлом был контролёром тюрьмы, — ответил он, — родственник Карташова, — сумки у нас проверяет после смены. Дурак, думает, что мы плинтуса или наличники будем в них выносить. Если мне надо я отсюда без проходной, хоть станок унесу.
— Совсем скоро не будет таких шансов, — сказал Семён.
— Наслышаны уже, что завод перебазировать будут, — без особой радости произнёс Борис.
— Убирать отсюда будем на первых порах только крупную линию, а мелочь трогать не будем, — объяснил Семён, — и тебе придётся возглавить это отделение.
— А чем же будет заниматься Корнов?
— Он без дела не останется, но скажу тебе прямо, что как главный инженер он слабый. Согласись со мной, — он всю жизнь работал в системе профессионально — технического образования и перейти на такую серьёзную должность это не разумно было с его стороны и Карташова. Кстати, за всё это время, что он работает, как я понял в производстве он кроме апломба, никаких знаний здесь не приобрёл. Поставлю его инженером технического бюро, а Оксану начальником сбыта и снабжения. Она женщина хваткая. Коммерческая жилка в ней есть, а Лукину твою я переведу зав складом. Пресс её тоже уедет на другую территорию. Никто сокращён не будет. Работы найдётся каждому, будем расширяться и оптимизировать работу сбыта и снабжения.
— Толково и по-человечески задумана реорганизация Максим Семёнович, — сказал восхищённо Борис. — Если в оплате никто ничего не потеряет, все останутся довольны.
— Так оно и будет, — заверил его Семён и пошёл к себе в кабинет.
Секретарь Анастасия Григорьевна, увядающая женщина с заметной проседью в волосах, была также из родственного Карташова. Семёна она встретила немного тревожно, хотя подобающая улыбка для её должности не сходила у неё с лица.
Семён поздоровался с ней, как здоровался и раньше с улыбкой и попросил его соединить с домашним телефоном Карташова.
— Я вас слушаю, Семён Максимович, — раздался знакомый голос бывшего директора.
— У меня к вам имеется интересное предложение, — сказал ему Семён в трубку, — если вам не безразлична дальнейшая судьба завода, милости прошу ко мне на встречу. Я вас жду.
— Спасибо, — затаив дыхание, сказал в трубку Карташов, — я обязательно сейчас приеду.
Семён, разговаривая с бывшим директором, не заметил, что в кабинет незаметно вошла Наталья и присела на край дивана. Но по запаху её духов он ощутил её присутствие.
— Подчинённым не положено входить в кабинет директора без разрешения, — шутливо сказал он, — но так, как ты скоро будешь моей женой, и первым помощником по производству на первый раз прощаю твою не корректную выходку.
Наталья, не обращая внимания на его слова, изумлённо спросила:
— Ты, что дорогой, хочешь вернуть на завод Карташова? Думаю, ты поступаешь опрометчиво. Я, конечно, против него ничего не имею. Но боюсь, что тебе несладко придётся с их кланом. Не надо показывать никому, что ты не справишься без него. Я бы, на твоём месте с Карташовым и его родственниками прервала все трудовые отношения. Оставила бы только одну Оксану.
— Я так и сделаю Наташенька, но позже, — сказал он, — понимаешь, Карташов чувствовал себя здесь полновластным хозяином и быстро поняв, что за ним никакого контроля не ведётся незаметно превратился в настоящего барыгу. Пользуясь бесконтрольностью, он приобретал хорошее и низкокачественное сырьё и мешал их нагло вместе. И эта беспардонная смесь очень скверно отражалась на качестве продукции. Естественно, у него была левая продукция, за счёт дешёвого сырья, и он её реализовывал для своего личного обогащения. Ну, это пускай останется на его совести. В данный момент меня это мало интересует. Он, не успев рассчитаться, похерил все бумаги, источников сырья. Так что мне трудностей не избежать, когда выработаем весь исходный материал.
— Ты, что Семён, в бухгалтерии все бумаги имеются? — подсказала она.
— Я тоже так думал, но там лежит одна липа. Там указаны города Бийск и Заринск. Я вчера звонил туда. Так они мне сказали, что никогда не работали с нашим заводом. Оксана мне подсказала, что сырьё, возможно, приходило из Ангарска и Усолье — Сибирское, так как он часто туда звонил. Ты представляешь, в какие баснословные транспортные расходы он ввергал завод?
— Ничего он не ввергал, — сказала Наталья, — у него своя личная фура как железнодорожный вагон, стоит на территории завода. Он часто использовал её для этих целей. Но иногда заказывал автомобили в транспортных предприятиях, так, что по путёвкам и командировочным удостоверениям легко можно установить место нахождение сырьевого завода.
— Дело в том, что никаких путёвок ни командировочных в отчётах бухгалтерии нет. Поэтому я согласовал с Барсуковым возвращение Карташова на завод, но в другой ипостаси. Он будет работать здесь под началом Оксаны. Пускай занимается сырьём, если обманывать нас не будет, то будет трудиться до пенсии. А тебе нужно связываться с Бийском и Заринском, это куда ближе, и я думаю, будет дешевле. Ты с сегодняшнего дня моя правая рука, помощник по производству. Я здесь буду редко появляться, и ты по всем вопросам, что будет непонятно, обращайся к Борису или звони мне в Каролину по телефону. У меня сейчас сердце больше болит за тот объект.
— Ты хочешь сказать, что оставляешь меня, вместо главного руководителя? — удивлённо спросила она.
— Вот именно, к концу рабочего дня приказ о штатных изменениях будет висеть на доске объявлений. Цыганский бизнес закончен будем работать, по совести. А ты согласно приказу напишешь заявление и других попросишь написать перевод. Сама в кадры не поезжай, вызовешь инспектора сюда, так вопрос решается массовый, а не единичный. Охранника, который сегодня стоит на центральной проходной, к моему возвращению, чтобы не было. Не люблю я надзирателей, пускай даже бывших. От них пахнет скверно.
— Понятно товарищ командующий, — улыбнулась она и приблизилась к Семёну.
Он лихорадочно замахал руками и вскрикнул:
— Не время сейчас, с минуты на минуту Карташов появится. Не желательно перед ним светить наши ласки.
— Я не за этим к тебе приблизилась, — игриво сказала она, — я хотела узнать, в каком кабинете буду сидеть. У себя в старом холодном и ободранными стенами, или ты мне с барского плеча другой пожалуешь?
— Пока будешь в моём кабинете находиться, а Борис, в кабинете главного инженера.
— Интересно, а куда главного инженера отправишь? — расширила она свои красивые глаза.
— В инженерный зал Корнов пойдёт, — сказал он, — пускай больше находится с инженерно-техническими работниками. Ему это на пользу будет.
— Он и там ладу не даст, — ухмыльнулась Наталья, — его место у классной доски. Даже Оксана этого не скрывает. Зачем ему мучится здесь. Отпусти его на все четыре стороны, — посоветовала она.
— Пока я воздержусь от такого шага, — запротестовал Семён, — надо в деле его посмотреть. Уволить это не самый верный способ решения кадрового вопроса.
— Вот ты и поставь его начальником отдела кадров, — неожиданно осенило Наталью, — уверена, что ему это предложение по нраву придётся.
— А Катю с кадров перекинь сюда, она же раньше инженером по технике безопасности была на заводе. Карташов в прошлом году назад сократил эту должность, а если завод будет расширяться нам без инженера по ТБ, никак нельзя.
— Надо подумать над этим важным вопросом, — почти согласившись с ней, сказал Семён.
Она чмокнула его в щёку и ушла в склад к Оксане.
Семён дождался Карташова. Тот внимательно выслушал Семёна и с радостью принял выгодное для него предложение. Выхода у Карташова другого не было, так как до пенсии оставалось всего три года.

Глава 29               
               
     Семён вечером подъезжал к Каролине. В глаза ему сразу бросилась освещённая столовая.
«Значит, процесс пошёл», — подумал он и повернул машину к зданию, где из зияющих окон без рам пробивался дневной свет.
Рабочие собирали уже вентиляцию.
Дима, увидав Семёна, без промедления направился к нему. Хотел обрадовать, но Семён его опередил:
— Можешь не докладывать, вижу, что дело сдвинулось с мёртвой точки, только свету еще маловато.
— Освещения хватит, это мы времянку пока бросили, — объяснил Дима. — Александр Максимович сказал, чтобы мы себя обеспечили светом на тёмное время суток, чтобы можно было монтировать вентиляцию, а со светом будем завтра днём заниматься. Но за неделю нам никак не управится. Работы много. Если вы подкрепление подкинете, то в поставленные сроки уложимся.
— Я сам завтра надену спецовку и приду вам помогать, — кстати, а где он есть ваш руководитель? — спросил Семён.
— Побежали к драге с Яковом, там вроде собаки вора поймали в реке.
— Пока здесь воровать нечего, — бросил ему Семён и устремился в дом к Якову.
На крыльце его с громким лаем встретили собаки, но, когда обнюхали всего, поняли, что свой, лаять прекратили. Однако лайки Курта не переставали с подозрением рычать в сторону реки.
Успокоил их старый немец, когда вышел навстречу Семёну:
— Вовремя Семён приехал, — мы тут пакостника поймали с трубным ключом. Пытался запчасти открутить с насоса. Да собаки его спугнули. Он побежал на Санин мостик, да тоже поскользнулся и в Каролину угодил. Говорит, ему одна муфта нужна была. Да только не верим мы ему. Парень видно не местный по виду. Уж больно модный и разговор у него городской. Так в нашем районе не изъясняются, — объяснил Курт.
— Пойдём, посмотрим на вашего моржа, — махнул рукой Семён и вперёд Курта переступил порог дома.
У печки сидел симпатичный чернявый парень с короткой причёской, сильно похожий на Бориса. Его мокрая одежда висела над печкой, а сам он был одет в Лизин полушубок. В руках он держал эмалированную кружку и маленькими глотками отпивал горячий чай.
Увидав Семёна, он облегчённо вздохнул, с этим тренером ему раньше приходилось встречаться в институте и в спорт комитете города.
— А я вас знаю, — вместо приветствия сказал парень, — ваш портрет у нас в институте висит. И в спорткомитете мне не раз приходилось с вами встречаться.
— Если знаешь, то хорошо, — ответил ему Семён, — будем считать, что наполовину мы с тобой знакомы. Только я одного не пойму, что ты потерял в этих местах?
— Я же объясняю всем, что чисто случайно, — оправдывался парень, — рыбу я ловил неподалёку отсюда и заинтересовался вашим агрегатом. Муфточка соединительная там стоит, как у меня на мотоцикле. Из-за этой муфты я мотоцикл не могу запустить, а скоро лето. Дай думаю, сниму, аппарат никем вроде не охранялся. А тут непривязанные собаки оказывается в засаде сидели и спугнули меня. Я по переправе побежал от них и словно с ледяной горки улетел в реку.
— Не верь ни одному его слову, — предупредил Семёна Саня, — я нутром чувствую, что это засланный казачок.
— Говори правду парень, — взбеленился Яков.
— Сейчас по ходу дела разберёмся, кто он такой и что он делал в ста километрах от города, — успокоил всех Семён. — Мне тоже непонятно что за необходимость у него была острая, за муфтой ехать в такую даль. На рынке в наше время всё можно купить.
— Именно этой муфты нет нигде, — усердно доказывал он всем.
— Тебя как зовут парень? — задал ему вопрос Семён.
— Игорь я Клейменов, — опустив голову, сказал он.
— Ты Игорь, каким спортом увлекаешься?
— Биатлонист я, а летом мотоспортом занимаюсь. Вы же спортсмен должны меня понять, что такое остаться в сезон без спортивного инвентаря.
У Семёна после его ответа никаких сомнений не было. Перед ним сидел Тунец, — брат Бориса.
— Как же ты опытный спортсмен с балансировкой на бревне не совладал?
— Я говорю, скользкие мостки были.
— За это бревно ты при встрече поблагодари Геннадия Михайловича, — внёс ясность Семён, — он тебе лично такую западню устроил. Наверное, рассчитывал, что мы замочим тебя. Ему надоело тебе платить деньги, и вот таким банальным путём он решил избавиться от тебя.
Семён блефовал и нагнетал на парня страх, давая понять, что не исключена возможность казни паренька.
— Я не знаю никакого Геннадия Михайловича, — скинул он с плеч полушубок на пол.
— Если его не знаешь, то прозвище Хауса тебе наверняка известно, Вячеслав, — назвал его Семён настоящим именем.
Парень вздрогнул и опустил голову.
Семён нагнулся, поднял полушубок с пола и вновь накинул ему на плечи.
— Не надо себя раздевать, — предупредил его Семён, — погоди, через пять минут тебя не такой озноб будет бить.
— Что вы хотите сделать со мной? — спросил он, озираясь.
— Допивай чай и отправляйся на все четыре стороны. Как я понял, ты не пешком сюда пришёл?
— Машина в двух километрах отсюда стоит, — не поднимая головы, ответил он.
— Семён ты, что не понял, что это он спалил мою машину вместе с той бабой с грибной корзиной, — на повышенном тоне сказал Яков.
— Это он совершил по незнанию дела, — вступился Семён за парня, — он же не думал, что вредит в первую очередь своему брату Борису.
— Как Борису? — недоумённо захлопал глазами парень.
— А вот так Вячеслав, твой брат Борис Тунгусов с нами в одной команде работает. И с завтрашнего дня он назначен большим начальником. А ты как можно быстрее уходи от Хауса и от бандитов. Иначе пропадёшь. Посоветуйся с Борисом, он тебе я думаю, подберёт интересную работу.
Все присутствующие в доме изумлённо смотрели на Семёна и дрожащего от холода парня.
— А что я Хаусу скажу? — спросил парень.
— Покажешь ему завтра запасные части от насоса, которые я тебе дам, и завтра же привезёшь их брату или сюда. Заодно заберёшь свою одежду.
— Хаус в машине сейчас сидит, если увидит меня в чужой одежде, сразу догадается, что дело подозрительное. Он рыбина хитрая.
— Тогда надевай свою невысохшую одежду и бегом в машину, — сказал Семён, — а я пока тебе приготовлю запчасти.
Семён сходил на улицу и принёс монтажную каску, наполненную мелкими запасными частями.
Передавая её Тунцу, он напомнил:
— Имей в виду, ни одна гайка не должна пропасть отсюда. Покажи ему свою работу и положи каску в багажник.
— Понял, — оживлённо сказал парень.
Затем он повернулся к Якову и произнёс:
— А Вероника с шампиньонами тоже в двух километрах отсюда находится. Машину вашу я не поджигал.
— Ладно, иди, да не забудь ключ свой забрать, — сказал спокойно Яков.
— Зачем ты ему запчасти отдал от насоса? — спросил Яков у Семёна, после того как покинул дом Тунец.
— Успокойся это хлам из гаража, от твоего сгоревшего «Московского джипа» — усмехнулся Семён. - У тебя ульяновский джип в стойле стоит, вот на нём и катайся.
 
Глава 30               

   — Я очень соскучилась по тебе, — чуть не плача говорила в трубку Наталья.
— Я тоже, но у меня практически совсем нет свободного времени, — сказал Семён, — и не забывай, что рядом со мной находится твой бывший пискляво — суженый Дима.
— Плевала я на него, он мне никто. Я хочу видеть тебя, а не его.
— Я отлично тебя понимаю, но у тебя под присмотром его ребёнок. Куда ты его денешь?
— Семён милый, о чём ты говоришь. Платон его давно устроен в санаторном садике и к тому же у него есть родная бабушка.
— Хорошо если тебя не особо смущает присутствие Димы, то приезжай, только позвони мне, чтобы я тебя на развилке встретил, — сказал ей Семён.
Вечером в пятницу к Курту на древней Волге ГАЗ - 21 ехал младший сын Филипп. По дороге в сторону Каролины он подобрал молодую и красивую женщину, с которой ему поговорить, по-хорошему не пришлось.
Одно ему было ясно, что направляется она не в их дом, а соседний в котором жили Пановы.
— Не пойму я только, вы кто им будете? — спросил он у Натальи, — я вроде всю родню их знаю, а вас ни разу у их порога не видал.
— Выходит, скоро будете видеть чаще, — не открывала она ему своих карт, — я по работе еду, — сказала она.
— Ага, теперь я понял вы, очевидно, будете работать на том заводе, который из города будут эвакуировать, — выдал свою догадку Филипп, — отец мне звонил, что там работы какие — то ведутся.
— Почти угадали, — сказала ему Наталья, — когда он подвёз к дому Пановых.
Филипп поздоровался с родителями и, расстегнув сумку с подарками, пошёл к Якову в здание бывшей столовой, где заканчивали уже свою работу бригада китайцев и бригада Осокина. Дело оставалось за станками.
Филипп был поражён размахом внезапного строительства.
— Яша, выходит, ты нашу затею с керамическим заводом отодвинул. Химией будешь природу травить, - выдал он своё возмущение
— Филипп, я ни на минуту не перестаю думать о нашем заводе. Кредит получен. С понедельника китайцы начнут фундамент лить, рядом с этим заводом. Так что не сомневайся, к концу лета заработает и наш завод. А это я Семёну и Сане помогаю. Без их завода нам не обойтись.
Кстати, он будет работать без вредных выбросов. Всё через вентиляцию будет выходить в газовые камеры и вместе с газом сжигаться на нашем заводе. Семён сказал, что это будет Ноу — Хау. А ему я верю, — он мужик мозг! Собирается посетить город Дзержинск, где много родственных предприятий. Хочет почерпнуть что — то полезное для нас.
— Не далековато он собрался? — с изумлением спросил Филипп.
— Может и далековато, но он хочет своего друга навестить в этом городе. Поохотиться в тех лесах и рыбку в Оке половить. Друг у него заправляет там большим хозяйством.
— Бывал я в этом городе, когда на пленэр художников ездил, — сказал Филипп. — Мне там очень понравилось. Современный и очень ухоженный город. Но Семён ничего там не смоделирует. Сейчас кругом секреты от конкурентов. Нет добрых дядей, желающих свои секреты выложить запросто так.
— Тебя это не должно волновать. Он едет по приглашению, но суть дела не в этом. Семён мне посоветовал набирать на завод преимущественно инвалидов, чтобы налоги сократить и первой продукцией сделать черепицу для крыш. И я думаю, он прав, — народ строится сейчас. Спрос на неё большой будет, а наше с тобой искусство запустим раньше, наверное, через месяц, но это будет пока не поточное производство, а пробный эксперимент. Не будем ждать, когда пресс нам черепицу будет стабильно штамповать. Карьер уже у меня в руках. Бульдозер и экскаватор на первое время нам район выделил. Если дело хорошо пойдёт, то транспорт придётся свой приобретать или брать в аренду.
— Нарисовал ты мне план лучше, чем я этюды с натуры пишу, — обиженно сказал Филипп, — что у Семёна пять пядей во лбу, чтобы управиться с двумя заводами? С трудом я верю в эти прожекты.
— С тремя заводами Филипп, — услышал их разговор, соединявший трубы наверху Семён. — Ещё один завод в городе, — внёс ясность он. — Можешь, не сомневаться Филипп керамический завод летом будет сдан в эксплуатацию. Оборудование уже заказано. Тебе останется в школе искусств сказать слова прощания и приступать с Яковом настраивать производство керамических изделий. Оклад тебе положим достойный, не разочаруешься. Отец твой тоже в штате у нас. Службой безопасности заправляет вместе с собаками, — пошутил Семён.
— Он подкалывает меня или серьёзно говорит, — шёпотом спросил Филипп у Якова.
— Никаких, подколов и шуток, — сказал Яков, — ты посмотри, во что при участии Семёна и Сани никому не нужное здание превратилось. Сегодня это просторный и светлый цех. Через неделю этот завод будет выдавать уже свою продукцию. Я считаю Филипп ему можно и нужно верить!
Семён спустился вниз и протянул руку для приветствия Филиппу.
— Будешь вместе с Яковом курировать китайцев, — сказал Семён, — они вроде добросовестные, но проверять их нужно обязательно. А то горбылей нам наделают, потом ищи их в Поднебесной стране.
— Я, конечно, человек без претензий, — сказал Филипп, — но честно сказать я устал получать за свои труды по три тысячи в месяц. А здесь я, сколько буду иметь по началу? — спросил он.
— Поначалу ты будешь получать в два с половиной раза больше, чем в школе, — сказал Семён, не заметив, как сзади подошла к нему Наталья. Плотно прижавшись к его спине, она поцеловала его в щёку, затем развернула и с жадностью присосалась в губы Семёна.
Оторвались они друг от друга, когда услышали сильный грохот в помещение.
Дима, прикрепляющий к стене дополнительную лампу дневного света увидав свою жену в обнимку с Семёном, свалился вместе со стремянкой на бетонный пол и взвыл, но не от физической боли, а от ревности.
К нему на помощь сразу бросился Семён с Натальей, но он без их помощи поднялся и, отряхнув бок, спросил у Натальи:
— Ты зачем здесь?
— Осокин, я тебе совсем не обязана докладывать о своих перемещениях. И впредь знай, мне по должности положено здесь быть.
— Дима я тебя не предупредил, но Наталья с некоторых пор занимает кабинет Карташова и является моим помощником по производству, — сообщил Семён.
Он зло посмотрел на неё и с обидой в голосе, произнёс:
— Пускай, она хоть диктором на телевидение будет. Но я знаю, что у неё идёт преддипломная практика и она находится в ученическом отпуске.
— Будь мужчиной Осокин, неужели ты не понял, что мы с тобой разные люди? А Семена Максимовича я сразу полюбила, как только увидала у нас на заводе.
— Это выходит, она будет мною командовать на работе? — проникновенно посмотрел он Семёну в глаза. — Представляю, как она прилюдно будет издеваться над моими человеческими достоинствами.
— Не смеши меня Осокин, у тебя достоинств даже в штанах не осталось, — спокойно сказала она.
Семён не дал взорваться Диме и, взяв его за локоть, отвёл в сторону.
— Тебя больше ничего не должно беспокоить, — сказал он Диме. — Ты по приказу мною проведён главным электриком завода, и подчиняться ты будешь только мне и главному инженеру. А о Наталье забудь, она ждёт от меня ребёнка.
— Я догадывался про ваши близкие отношения, но зачем она приехала афишировать свои чувства сюда, перед моими подчинёнными? — обиженно сказал Дима. — А за новую должность спасибо, я даже рад такому назначению. Всё — таки электрика — это моя стихия, а работы по ней, — что здесь, что там — непочатый край.
— Ну, вот и ладненько, если тебя устраивает новая должность, — одобрительно произнёс Семён, — а Наталью ты здесь в эти выходные больше не увидишь, это я тебе обещаю. Доделывайте свою работу, — с понедельника начнём станки устанавливать.
Он вывел Наталью на улицу и, обняв её крепко за плечи, повёл к дому.
— Рассказывай подробно, как ты управляешься с Борисом на заводе? — спросил он попутно.
— Я же тебе звонила, что всё у нас нормально, — сказала она. — План выполняется, станки готовы к транспортировке. Ими напрямую занимался Корнов, со слесарями и электриками, я их не касалась. Оксана всё-таки вышла по поставке сырья на ближайшие к нам заводы и в четверг отправила Карташова в командировку. А я никак не могу привыкнуть к своей роли руководителя, — всё равно больше занимаюсь старой работой.
Она остановилась и, убрав его руку со своего плеча, произнесла:
— Семён не хочу я быть начальницей, ну не моё это дело, — взмолилась она. — Убери меня оттуда?
Он обнял её вновь и, поцеловав в щёку, с восторгом произнёс:
— Такая ты мне и нужна Наталья! Если бы тебе понравилось руководить, то я бы подумал, быть нам вместе дальше или нет? Мне незачем под старость лет воспитывать в своём доме командира. Мне нужна жена, — ей ты и будешь! А должность твоя временная, пока у нас идёт пертурбация. Как только встанет всё в своё русло, так я тебя посажу вместо бабушки в приёмную. Будешь находиться под моим зорким оком. А пока потерпи?
Они вошли в дом и опешили, их ждала ещё одна гостья. За столом сидела во всей красе и с улыбкой на лице Валерия. Не вытерпев городского одиночества, она без раздумий взяла такси и примчалась к Сане.
— Ну, вот Валера, ты нам все планы поломала, — сказал Семён. — Саня уговорил меня завтра за тобой ехать, а ты сама явилась, как ясное солнышко.
— Видать не зря я в бане воды нагрела под завязку, — сказала Лиза, — как чувствовала ваши крали приедут.
— А когда Саня придёт? — спросила Валерия у Семёна.
— Сейчас появится вместе с Яковом, — ответил Семён, — ты иди пока в баню, там с ним встретитесь. Мы следом за тобой идём с Натальей. Пока его нет, поговорим о наших с тобой делах.
— Что у вас за тайные разговоры от Сашки появились? — поинтересовалась Лиза.
— Между нами всеми никаких секретов нет, и не может быть! Но есть некоторые вещи, которые могут встревожить Саню. Он сейчас трясётся за Валерию, что она находится в логове нашего врага.
— Да вроде затихло всё, и Гены давно нет.
— Да нет Лиза, не затихло, а наоборот только события развиваются, — возразил Семён, — Гена был у китайцев в гостях и разговаривал с ними. Он теперь знает, что здесь завод скоро заработает, но навредить нам не сможет. Китайцы ночуют в бытовке завода и охраняют его не хуже лаек Курта. А Слава Тунец по моей просьбе временно остался у старика в центре «Здоровье», и перекидывать его в тайгу старик не собирается, хотя поначалу обещал и сулил большие деньги. Вывод здесь напрашивается один. Хаус боится бандитов и делиться с ними золотом не собирается, что и требовалось доказать. Зарегистрировали они на днях свою контору, возглавила которую Самосина Анастасия Михайловна, — сестра Гены, а не Городецкий, как я вначале думал, и назвали они её «Кедр». Но это всё условности я, то знаю, что заправлять ею будет Хаус. Слава Тунец, мне сказал, что лично возил на регистрацию счастливого Хауса и Городецкого. В машине они много при нём не разговаривали, но одно он уяснил, что эти два хлюста мечтают поменяться с нами участками. И если того потребует дело, они готовы, приплатить нам некоторую сумму. Вот на этом я и хочу сыграть. А Слава Тунец, после проведённой операции будет работать у нас. Мне этот парень нравится. Спортсмены редко бывают плохими работниками, а он энергичен и с образованием. Ко всем этим достоинствам можно добавить коммуникабельность, которая у него в крови, что немаловажно в нашей работе. Главное он не успел пропитаться бандитской идеологией и нравами гнилой жизни!
Они так и не успели уйти в баню. В сенях хлопнула дверь, и раздались тяжёлые шаги. Пришёл Саня, и он с Валерией сразу уединился в комнату.
— Если бы ты сегодня не появилась, то я бы завтра за тобой приехал, — поцеловал он её.
— Я знаю, — ответила она на его поцелуй своим поцелуем, — мне Семён уже доложил. Ты знаешь Саня, нашу квартиру сейчас не узнаешь, — сказала она, — Городецкий нанял за счёт фирмы строителей и нам произвели евро ремонт. Сегодня я уже ночь провела в ней.
Услышав от Валерии такое известие, он за руку её подвёл к Семёну на кухню:
— Тебе она не сказала, что Городецкий за счёт фирмы ремонт нашей квартиры организовал? — сообщил он.
— Пока нет, — ответил Семён, — но это я думаю неплохо. Пришла очередь и тебе Саня выходить на сцену.
— В каком смысле? — спросил Саня.
— В понедельник утром поедем в город по особым делам. Отвезём Наталью на завод, а Валерию недалеко от гостиницы выкинем. Через час ты зайдёшь к ней в кабинет и подаришь самый большой самородок, при самой болтливой женщине. А у неё есть такая особа, и может не одна. И обязательно скажи Лере, что самородок извлёк из пойманной рыбы. Посмотрим после за их поведением.
Если всё будет, как я думаю, то следующий этап будет мой, после которого, как я и обещал, будет танец скорпионов.
— Мудрила ты Семён, — улыбнулся Яков, — чего их дразнить, у нас сейчас всё есть, чтобы реализовать свои планы. Тем более мы точно знаем, что золота в реке нет. Зачем нам рисковать? Они подонки и когда-нибудь обязательно плохо кончат.
— Яша в том и интерес, они не знают, какие карты у меня в рукаве спрятаны, а я знаю, чем они играют. Сам бог велел их наказать! Поэтому щадить таких извергов не в моих правилах, или ты забыл Агапа?
— Лучше не напоминай, — нахмурился Яков и, взяв ведро с холодным квасом, позвал всех в баню.

Глава 31               
               
     В понедельник по разработанному плану Семёна, Саня вошёл в кабинет Городецкого, где Валерия примеряла новые туфли, которые принесла Гера.
Увидав Саню, она артистически воскликнула:
— Саша ты как здесь оказался, ты же через неделю обещал приехать?
— Не выдержал, — сказал он, искоса поглядывая на Геру, — удача мне привалила неслыханная, и я решил тебе сделать подарок.
— Мне Сашенька сейчас не подарки нужны, а две тысячи рублей, чтобы с Герой рассчитаться за эту прелесть, — показала она на новые туфли, которые очень хорошо смотрелись на её ногах.
— Вот здесь у меня в кулаке, лежит приличный кусочек, на который ты приобретёшь сегодня несколько таких туфель. Он подошёл ближе к столу, где находилась Гера, и разжал кулак, в котором блестел золотой самородок.
— Что уже мыть золото начали? — спросила она.
— Нет, драгу никак не сделаем, там нет многих запчастей, но нам дают экскаватор. Пока черпать будем им. А этот самородок я в чреве налима нашёл, которого поймал вчера. Вот не выдержал, решил тебя обрадовать.
— Спасибо Саня, — подошла она к нему и прильнула к груди, — твой подарок, как нельзя кстати, — восхищённо произнесла она. — Я прямо сейчас позвоню одному знакомому ювелиру, и он купит этот самородок.
— Делай с ним, что хочешь он твой теперь, — сказал Саня и вышел из кабинета.
— Ничего себе Валерия Константиновна, — не сводя любопытного взгляда с бесформенного самородка, произнесла, удивлено Гера, — рыба, что золотом питается?
— А ты разве не слышала историй, когда даже в банке с рыбными консервами попадались драгоценности. А в море и реках, часто по неосторожности теряют золотые кольца кулоны и другие ювелирные изделия. Так что Гера я с тобой сегодня рассчитаюсь, только посиди пока, я сейчас позвоню Лазарю Абрамовичу, одному ювелиру.
— Я не тороплюсь, — словно завороженная промолвила Гера и погрузила своё тело в кожаное кресло, стоявшее одиноко у журнального столика.
— Вы, Валерия Константиновна, разве не знаете? — заикнулась Гера и, изобразив потешную ужимку на лице, показала на своё ухо.
Валерия без неё знала, что Серова сидит на прослушке, и каждое её слово докладывает шефу.
— Глупости, — махнула рукой Валерия и по мобильному телефону набрала номер Семёна:
— Лазарь Абрамович, у меня имеется для вас материал, не могли бы вы взять его у меня прямо сейчас?
— Что клюнули? — спросил Семён.
— Да, но мне бы прямо сейчас две тысячи, а остальные деньги я могу подождать.
— Молодец Валерка, хорошо в роль вошла, лучше любой актрисы. Твоё призвание театр, а не туризм.
— Так вы не в городе сейчас? В Новосибирске, говорите? — кричала она в трубку, — очень жаль. Хорошо я два дня подожду. «Спасибо Лазарь Абрамович!» —после чего она выключила телефон и с сожалением сказала:
— Видишь, как бывает, с одной стороны повезло, а с другой стороны я с тобой сейчас рассчитаться не могу. Подождёшь пару дней?
— Велика беда нет денег, завтра будут, — успокоила её Гера. — Не беспокойтесь вы Валерия Константиновна? Мне не к спеху сейчас, как деньги будут, так и рассчитаетесь.
— Вот и договорились! — обрадовано сказала Валерия, — выходит, и с тобой мне повезло!
Валерия специально не убирала самородок со стола, а положила его на возвышающую кипу папок на столе и громко восхищалась вместе с Герой его размерами и блеском. Они не заметили тихо вошедшего в кабинет Городецкого. Он обвёл взглядом стол и, увидав самородок, взял его в руки и, поднеся к окну, стал внимательно рассматривать золото. Валерия в это время не видела его глаз, но была уверена, что самородок ослепил, не только его глаза, но и помутил разум. Его толстые пальцы были охвачены приступом Паркинсона. Отчего он не смог удержать самородок и уронил его на пол. Гера тут же его подобрала и возвратила хозяйке.
— Откуда дровишки? — спросил Городецкий, не отводя взгляда от золота.
— Муж рыбу поймал, а у неё внутри этот красивый кусочек лежал, — подкидывала его Валерия на ладони перед глазами шефа.
— Сколько ты хочешь за него? — спросил он.
— Так как вы мне облагородили квартиру, я вам могу отдать его бесплатно. Но вы, пожалуйста, не забудьте Гере к получке добавить две с половиной тысячи. А то я у неё туфли купила, а мне с ней рассчитаться не чем.
Он не задумываясь извлёк из кармана тугой бумажник и лихорадочно отсчитал Гере сторублёвыми купюрами две с половиной тысячи. Он ещё раз полюбовался перед светом самородком, после чего бережно положил его в грудной карман костюма. Гера же, не пересчитывая денег, сгребла их со стола ладонью и тихо на цыпочках покинула кабинет, оставив Городецкого наедине с Валерией. Но Городецкий не намеривался продолжать с ней разговор. Поблагодарив Валерию, он словно пьяный вышел из кабинета.
Валерия осталась довольна собой. Она неукоснительно выполнила все инструкции Семёна.
 
Глава 32               

    Городецкий был возбуждён в этот день и, как назло, он не мог связаться с Хаусом. Тот не признавал мобильной связи, оберегая своё здоровье и сокровенные тайны, которые могли быть доступны органам. Считая, что вполне можно обходиться без маленьких безделушек, которые только портят кровь и мешают нормально функционировать мозгу. Городецкий сел в машину и направился по местам обитания Хауса. Нашёл он его после обеда у сестры в салон — баре.
Геннадий Михайлович сидел у неё в кабинете, и ел сырокопчёную колбасу без хлеба, запивая её, кислородным коктейлем.
Городецкий, не говоря ни слова старику, положил на стол бесформенный самородок.
Хаус взял, молча в руки золотой кусочек. Его глаза в это время прищурились, словно он высматривал на блеске вредную бациллу, на лбу собралась горизонтальная лестница морщин и нервно задёргался кончик носа:
— Неужели, Валерия отвалила тебе этот рыжий кусочек? — вопросительно посмотрел Хаус на своего партнёра, возвращая слиток обратно.
— Как ты догадался? — присел к нему за стол Городецкий.
— А чего тут догадываться, кроме неё никто тебе это золото преподнести не сможет. Не её же бывший муж, окажет тебе такое дорогое внимание?
— Сегодня её муж был в моём кабинете и подарил Валерии сей самородок. Я сидел в соседнем кабинете и всё слышал. Она хотела его продать ювелиру какому — то Лазарю Абрамовичу.
Но я вовремя вмешался и перекупил его у неё за две с половиной тысячи. Ты понимаешь это совсем скверно, если у них сбыт есть.
— Что — то я не знаю такого ювелира в наших краях? — подозрительно осёкся на Городецкого Хаус, — но чувствую, что золотой пир они хотят отпраздновать вперёд нас. Этого допустить ни в коем случае нельзя.
— Ты много чего не знаешь, — оборвал его Городецкий, — В наших краях есть великолепные кудесники по камушкам и золоту, что тебе и не снилось никогда. Они не афишируют своё мастерство здесь. Хотят дольше прожить. Но их работы знают и почитают не только России, но даже в других странах! Вот эта, печатка, — показал он на свой безымянный палец, — нечета их работам. Идеально огранённый камень нуждается в достойной оправе. Бриллиант должен гармонировать с изысканным обрамлением, только тогда камень раскроет себя полностью. А этот перстень похоже каменщик ляпал. Хочу заметить тебе, что бриллиант не смотрится с жёлтым металлом. Это не я так говорю, а знакомые мне ювелиры. Они постоянно держат руку на пульсе мировой ювелирной моды, отслеживают её вкусы и запросы. Одним словом, продают заказчику своё великое ювелирное искусство. И все они практически раньше работали на заводе по огранке бриллиантов в Барнауле. А этот Лазарь Абрамович, не наш житель, а из Новосибирска. Справки я о нём наведу, — надёжные скупщики металла нам всегда нужны будут.
Хаус, выслушав Городецкого, саркастически засмеялся:
— Ты мне только лекции о камушках не читай, — я знаю, где и для кого блестят бриллианты, и вообще хочу тебе сказать. Ты узко мыслишь Витя. Все эти ювелиры вместе взятые, которых ты и я знаю, не способны будут взять у нас даже одной сотой, того, что лежит на дне реки. И процент опасности, залететь за незаконную добычу и сбыт золота у нас будет чрезмерно велик. Поэтому у меня давно возникло предложение, найти состоятельного покупателя на наш товар за океаном. Вернее сказать, не найти, а встретиться. Владик нам в этом поможет!
— Какого ещё Владика ты хочешь впутать в наше дело?
— Владик, это не оживлённое существо, — вздохнул тяжело Хаус, — это Владивосток Витя, где есть бухта Золотой рог в Японском море и Международный аэропорт Кневичи, откуда летают самолёты в королевство Таиланд. Там в Пхукете живёт богатый дядя, занимающийся оловом серьёзно и очень удачно. Он обожает практически всё то, что блестит, платя большие деньги. Он имеет много коммерческих партнёров, не только в Азиатских странах, но и в Европе. У меня он четыре года назад, скупил якутские полуфабрикаты за хорошую сумму. В этом буддийском государстве, конечно, своих драгоценных камней полно добывается, но они сильно разнятся от якутских алмазов. Блеск в них тускловат и с золотом у них туго. Поэтому я думаю, как мы сторгуемся с семьёй Пановых, так тебе придётся вылетать в Таиланд на встречу с этим человеком. Сам понимаешь мне нельзя ни в коем случае выезжать за пределы России. Зная мою статью, компетентные органы пойдут за мной по следу. Я и так не дышу, прикидываюсь повсюду жалким и бедным, прячась за состоянием сестры. Ни один квадратный метр в моём бизнесе и жилье, не принадлежит юридически мне. С моим незавидным прошлым негоже свою фамилию обозначать налоговикам. Всё принадлежавшее мне добро, движимое и недвижимое зарегистрировано на Настю. На свой джип боюсь порой садиться. А мне знаешь, как надоело ездить на лопоухом Запорожце? — Хаус в доказательство своих слов провёл пальцем по горлу.
— Ты не боишься, что она может тебя в одно прекрасное время кинуть? — спросил Городецкий, опасливо поглядывая на открытую дверь, откуда в любое время могла появиться Настя.
— Это ты ненадёжный, можешь кинуть меня. Ты, имея три тысячи акций нескольких компаний, залез ко мне в крупные долги. Наверное, ждал моей скорой смерти? — бросил он недобрый взгляд на Городецкого.
— Ты что Геннадий Михайлович такую страсть говоришь, — покрылся потом Городецкий, — мои акции сейчас только в цене стали, а раньше они копейки стоили. А о твоей смерти и не помышлял. Ты компаньон стоящий. Живи хоть двести лет. Извини, что я плохо отозвался о твоей сестре. Сам понимаешь, как сейчас родственники из-за наследства грызутся. Вот я тебя и предупредил на всякий случай.
— Никаких случаев, я не признаю в отношении со своим единственным мне родным человеком. Тем более у нас с ней православная кровь в жилах течёт. И к тому же меня нельзя кинуть ввиду того, что всего лишь тридцать процентов моего состояния влито в бизнес, считая и затраты, вложенные в твоё гостиничное дело. Ты можешь себе представить, насколько потянет женская варежка, наполненная алмазами в придачу не с одним килограммом золота. Конечно, нет! — не дал он ответить Городецкому, — а я не только представляю, но и знаю.
Он бросил испытывающий взгляд на своего компаньона и, увидав его расширенные зрачки, продолжил:
— Я сейчас способен скупить все акции, самого крупного предприятия в нашем городе. Я в силе любого пограничника и таможенника купить вместе с его потрохами. Этим стражникам тоже хочется вкусно кушать и ездить на иномарках, а не наших допотопных тачанках. Так что Витя излишняя спешка в нашем деле вроде бы и не к чему была раньше, но сейчас я придерживаюсь другой мысли. Чем скорее мы обработаем эту семейку, тем ближе подойдём к нашему золоту. Я уже много сделал со своей стороны, чтобы замедлить им процесс добычи. Теперь твоя очередь наступила действовать. Медлительность нам противопоказана. Выходи на откровенный разговор с Валерией, пускай она тебя сводит и мирит с твоим институтским товарищем Семёном.
Городецкий скривил лицо, на лбу выступила испарина:
— Ты, когда прекратишь напоминать мне про эти доллары, которые я заработал вместе с тобой, рискуя своей головой? — обиженно спросил Городецкий.
— Ты диплом института имеешь, бизнесом заправляешь, думаю, считать можешь? Возьми калькулятор и прикинь правильно, сколько я влил бабок в тебя? Пока я жив ты вечно будешь мне должен. А начнёшь дергаться, — без штанов останешься, а может и без сердца. Не забывай, кровь твоя под ванной оставлена. Воры тебе этого никогда не простят, а я чистый останусь. Потому что формально я нищий, хотя, по существу, я, возможно, самый богатый человек в крае! И выбрал я тебя не просто так на это дело. Ты передо мной убедительно хвалился связями с милицией, в то же время, рассказывая, как ты поворовывал на заводах крупные суммы. У тебя глаза расширились от зависти в моей квартире, когда я тебе ноги лечил травками. Так что обиженного бессребреника нечего из себя корчить и дуть на меня щёки, а сближайся с Семёном. Он для нас главная конкурирующая фигура.
— Да я не против Семёна, — спасовал Городецкий, — одно плохо, неважно мы расстались с ним в последнюю встречу, — с сожалением произнёс Городецкий.
— Ты недавно исправил свою ошибку, взяв обратно к себе Валерию, — не сводя испытывающего взгляда с Городецкого, сказал старик. — Кстати, как она тебе дела туристические выправила?
— О ней без восторга нельзя говорить, мне бы такую хозяйку в дом, — мечтательно произнёс Городецкий, — никаких денег бы не пожалел!
— Вот как дно вычистим, так считай, она вся твоя с ног до головы, — ободряюще заявил Хаус, — она не сможет устоять перед тобой, когда ты, имея баснословные деньги, ввергнешь весь род Пановых в нищету. Запомни деньги это в первую очередь власть, а власть — это счастье, которое нищим не дано!
— Я из-за неё даже свою жену, — теперь уже бывшею, — заметил Городецкий, — положил под её мужа, после которой весь мой женский персонал переспал с ним. И Валерия об этом знала и прощала ему. Она развелась позже с ним, продолжая жить в его квартире. Ну, думаю, настало моё время ковать своё счастье. Но она от их бракоразводного процесса ближе ко мне не стала. По моей протекции его тихо убрали с завода. Теперь он живёт, как отшельник среди елей и сосен, а она каждый день по телефону ему в любви признаётся и говорит, что сильно скучает. Нет, Геннадий Михайлович, эта женщина не про меня. Она из категории тех, кто предпочитает с милым рай в шалаше, а не мою блестящую лысину. Меня ведь тоже не утешает ипостась нищего, я бы сказал даже, пугает. От своего бизнеса я приличные доходы имею.
— Надо думать, гостиница с таким рестораном это уже как минимум под силу только миллионеру, — заметил Хаус, — но ты не отчаивайся, найдёшь лучше и умнее, чем Валерия. Запомни одно, — если, такие, как она женщины предпочитают нищих, то у неё с головой не всё в порядке. Поверь моему опыту. Наши девочки с массажа все до одной красавицы. Любая из них за счастье посчитает быть женой такого старика, как я. Ведь они умные и, изучив этот мир, понимают, что счастье их спрятано не рядом с мужиками пропахших потом и носящих потёртые джинсы с дикими эмблемами. Их счастье в солидных и брюхатых папиках с толстыми бумажниками.
— Наверное, ты прав, но ты не забывай, они все у нас до одной проститутки, — пригладив свою лысину ладонью, сказал Городецкий.
От этих слов Хауса только покоробило.
— Вот ты вроде еврей Витя, а рассуждаешь, чуточку, как необразованный коммунист.
— Я не чистокровный еврей, — перебил его Городецкий.
— Неважно. Всё равно это одна из умнейших наций на свете. Что — то в тебе должно быть от еврея?
— Не без этого! — гордо заявил Городецкий.
— Ну, если ты умный, то запиши себе в альбом; — наши девочки массажистки, не проститутки, а профессионально распоряжающиеся своим красивым телом женщины. И скажи, чем они отличаются от наших хоккеистов или футболистов, которые продали себя в иностранные профессиональные клубы?
— Нашёл, что сравнить, спортсмены, не щадя своего здоровья деньги за рубежом зарабатывают. А вот если бы нашим игрокам платили так же, как за границей, то ни один бы Родину не покинул. Я вот имею здесь приличное состояние и в Израиль не собираюсь пока ехать жить, как это сделали мои родители.
— Правильно делаешь, но по моему личному мнению проститутка и спортсмен, продавший себя за рубеж, — стоят на одной иерархической ступени. Только разница лишь в том, что за выгодный контракт спортсменов, вначале приличный куш имеет государство, а уж потом спортсмены. А с наших девочек имеем мы с тобой и, естественно, они. Государство здесь отдыхает. Девочки довольны, а мы счастливы! И чтобы ты знал, — своим здоровьем они тоже рискуют не меньше, чем хоккеисты. Вот так Витя! Мелко ещё ты плаваешь в этих вопросах.
— Слушай Гена, я об этом никогда не думал, у меня совсем другие интересы в жизни, но ты меня поражаешь своим неординарным суждением. Ты вроде церковь периодически посещаешь, крестишься, и молитвы перед трапезой читаешь даже в ресторане.
— Тебе Витя этого не понять, однако мы ушли от основной темы, — сказал Хаус, — ты давай прямо сегодня начинай наступать на горло Валерии. Самый главный у них Семён, ставший директором двух заводов. То есть, разукомплектовав их драгу при моём усилии, ему ничего не будет стоить достать новое оборудование для очистки дна. Нам известно, что они знают про золото. Но в каком количестве оно хранится в реке, знаем только мы с тобой. Их ведь главная цель щебень, песок и бут, а наша цель — золото. Но если они первые доберутся до золота, то нам с тобой придётся распроститься с яркой мечтой.
— А не дешевле будет заказать их твоим бандитам? — с дрожащими губами произнёс Городецкий.
— Ты думаешь, о чём говоришь? — повысил Хаус тон и, встав из-за стола, закрыл дверь кабинета. Затем, подойдя к окну, опустил голову вниз, где хорошо просматривалась гревшие на солнце кошки, которых прикармливала Анастасия. Он резко оторвался от окна, приблизился к столу, взял тарелку с колбасой и содержимое через форточку выкинул кошкам, после чего поднял голову на Городецкого.
Тот сидел весь мокрый и потными пальцами выбивал дробь на столе.
«Типичный предатель», — пронеслось в голове у старика и, взяв с холодильника упаковку салфеток, бросил Городецкому:
— Утрись, — и прежде, чем нести белиберду разную, подумай в начале. Я кавказцев твоих оставил в покое, — потому что они нам обязательно пригодятся, а этих трогать и подавно никого нельзя. Подозрение сразу падёт на вас учредителей, где первой стоит моя сестра. Или ты забыл, как недавно говорил, что не хочешь слышать ни о какой крови? А сегодня вдруг ритуальные песни поёшь. Что жадность глаза застилает? Не советую, и думать про это. Я на нары не хочу. Желаю провести свою старость в полном спокойствии и благополучии! Только для этого нам следует несколько раз рискнуть. Поезжай с Валерией в эту Каролину и выдвигай наши условия. Скажи, что для строительства электростанции это место самое удобное. Предложи им свою помощь, для ускорения очистки участка, от чего они получат без излишних затрат нужный им песок и щебень. С ними теперь надо дружить, я бы сказал, с нежностью относиться к их персонам. Мы одно дело делаем, так, что пускай они нас принимают за своих компаньонов.
— А если они отклонят к чёрту нашу помощь? — спросил Городецкий.
Хаус поднял голову и, пронизав Городецкого пытливым взглядом, промолвил:
— Я так не думаю, они же не совсем больные на голову. Эти трудозатраты им в копеечку влетят, а мы им бесплатно на тарелочке щебень и песок выдадим. Но уж если не они примут помощь из наших рук, то придётся у них перекупать участок, а от хороших денег они точно не откажутся. Они уже приступают к строительству второго заводика. Они планомерно и последовательно двигаются вперёд согласно нашим уставам, только у них керамический завод, а у нас электростанция, которая нам нужна, как корове седло. Я тебя Витя больше не задерживаю. Иди быстро навстречу удаче, но запомни, без глупостей у меня, — пригрозил ему пальцем старик, — я насквозь вижу твою ничтожную душу. Имей в виду, ты прослушиваешь только Валерию, а я знаю и вижу каждое твоё движение и слово. И если на тебя нападёт приступ паранойи и, ты вздумаешь искать в своём окружении верного мне человека, погубишь всё дело, на которое я потратил много усилий и денег.
Городецкий весь растерянный, но переполненный азартом покинул Хауса. Последняя фраза, брошенная ему стариком, насторожила его и привела душу в беспокойство. Он сел в машину, не обращая внимания на наблюдавшую за ним сквозь шторку окна, сестру Хауса Анастасию Михайловну. К ней он всегда относился с осторожностью. Она была не глупа и постоянно при встрече сверлила глазами ему череп, будто желая проникнуть к нему в мозги. Городецкому порой казалось, что именно она глава всех дел заправляемыми Хаусом. Он послал сухой плевок в её окно и завёл машину. Отбросив тревожные мысли, поехал на встречу с Валерией.
   
Глава 33               
               
     Валерию он застал в своём кабинете. Она разговаривала с супружеской парой, желающих отправиться отдыхать по туристической путёвке в Сингапур.
Когда она отпустила клиентов, Городецкий ей в упор сказал:
— Валерия Константиновна, возможно, вы не знаете, но мой бизнес пополнился ещё одной структурной единицей. Я являюсь учредителем новой компании, которая будет вести строительство электростанции на лесной реке Каролина. Думаю, вам знакомо это название? — спросил он. — Там, где сейчас ваш родственник и однофамилец Семён Максимович Панов налаживает производство завода.
— Впервые слышу, что вы будете возводить строительство близ владения родственников моего бывшего мужа. Думаю, им это неизвестно? — не отводя своих ясных глаз от Городецкого, произнесла Валерия, — они бы меня давно известили об этом. Но если это правда, то эта новость радости им не принесёт.
— Вот я и хочу вас просить об услуге, оповестить их об этом как можно ласковее и доброжелательнее. Мне бы хотелось, как можно быстрее встретиться с Семёном, чтобы обговорить ряд вопросов, которые ускорят наши взаимные интересы.
— Звоните ему сами я с ним не так, наверное, близка, как вы. Мы с ним встречались раз в году, в компании его родни и великой радости эти встречи нам не приносили. Сами понимаете, в его возрасте у него свои понятия и суждения о жизни, у меня другие. К тому же он кроме спорта ни о чём говорить не может. А меня его ручной мяч не интересует. Я вообще спорт терпеть не могу. Совсем недавно он предлагал мне завидную работу в Каролине, но тут ваш звонок не дал мне поступить опрометчиво. Хотите, я телефон вам сейчас его найду. Саша мне говорил, что он что — то строит в Каролине и размахнуться думает широко. Их грандиозные планы на меня всегда тоску наводят. Поверьте, — это семья неудачников. Они могут только думать и планировать красиво, но реализовать свои планы до конца им никогда не удавалось. Считаю, что в своём новом проекте они тоже потерпят неудачу.
— Я телефон домашний его знаю, но мне постоянно один и тот же женский голос отвечает, что его нет и возможно, совсем не будет, — пытливо смотрел на Валерию Городецкий.
Не выдержав сверлящего взгляда Городецкого, Валерия сдалась:
— Хорошо я Саше сейчас позвоню, он меня соединит с ним. А я в конце рабочего дня сообщу вам результат нашего с ним разговора. Но я бы на вашем месте прислушалась к моим словам. Не думаю, что вам нужно обязательно связываться с неудачниками, — фарту в жизни не будет.
— Если мы поймём, друг друга и объединим наши усилия, то уверен, никто и никогда их неудачниками не назовёт. Они обязательно завершат в короткий срок свои плановые дела.
Он вышел из кабинета, надеясь, что Валерия обязательно даст положительный ответ, и не ошибся.
— Завтра Семён Максимович будет ждать вас в Каролине вместе со мной к одиннадцати часам дня, — скажет она Городецкому позже.
— Это уже разумный шаг с его стороны, — расплылся в довольной улыбке Городецкий, — завтра утром в девять утра мы с тобой отъедем от гостиницы.
— Честно говоря, мне там делать нечего, — отрешённо сказала Валерия, — у меня, как раз завтра ожидается большой наплыв клиентов. Мне работать надо. А вы, что дороги туда один не найдёте? — спросила она у шефа.
— Почему же я уже бывал там и не раз, но вдвоём на длинной трассе веселей ехать, — ответил Городецкий.
— Возьмите с собой других учредителей вашего проекта, — посоветовала Валерия, — я ведь никто в вашем строительном деле и помочь едва ли смогу.
— Это верно, Анастасию Михайловну я с собой тоже возьму, и ты поедешь обязательно. При тебе я себя всегда ощущаю уверенно, а завтрашних клиентов перенаправь кому-нибудь из девчонок. Довольно тебе на себе всю работу тащить, пускай и они шевелятся.
Валерия возражать не стала, а утром на следующий день села к Городецкому в машину, где рядом с собой увидела богато одетую знакомую женщину, которой она привозила в дом на улицу Островского лекарство от сердца.
Она знала, что Анастасия Михайловна была родной сестрой Хауса, но виду не показывала, разговаривая с ней в пути на отвлечённые темы.
Анастасия оказалась приятной и излишне разговорчивой женщиной. Несмотря на её изысканный вид, в ней угадывалась порода сельской интеллигентки. При разговоре она больше акцентировалась, на незасеянные поля и какой экономический вред приносят стране такие горе руководители, которые не удосужились вспахать мать — кормилицу, землю. Затем она разговоры перевела на свою узкую лесную специализацию; необъятные леса, где скипидар и канифоль спрятаны в каждом дереве и что разворот этим важным для страны компонентам должны дать не горе предприниматели, а государство. Она считала, что не бывает в природе честных предпринимателей, которые свой бизнес строят на продаже леса.
«Лес — это наше богатство, — говорила она, — разве можно доверять лесные разработки, городскому дельцу, который, чтобы отхватить для себя кучу денег, природе нанесёт уйму вреда».
— Тебе бы в думу Анастасия Михайловна с такими лозунгами, — сказал Городецкий, — а ты в лесу прячешься.
— Не надо мне никаких дум, — замахала она рукой, — неестественно всё это.
— Ну почему? — остановил машину Городецкий, — я вот принял решение осенью баллотироваться в краевую думу.
— Когда к нам на часок заглянул первый президент страны, у меня были к нему важные вопросы по охране лесного богатства. Но меня на пушечный выстрел не подпустили к нему, а вот знаменитый трелёвщик Фёдор Кукин, рядом стоял с президентом и задал ему вопрос о поставках мобильных столовых на лесосеках.
— Нужный вопрос, — изрёк Городецкий.
— Я совсем не об этом хочу сказать, — возбудилась Анастасия Михайловна. — Я заострила внимание на том, что лучшая дума — это народ. Ему больше знать, чего нам не хватает. Ему лучше знать, как построить дом и где проложить новую дорогу. Только власть разговаривать с народом не желает, ей достаточно таких как тракторист Кукин, которого начальство подпустило к телу президента с готовым текстом.
— Как вы говорить красиво можете с братом, — отметил Городецкий и тронул с места.
— На тот раз Кукин красиво говорил, — промолвила Анастасия. — Правда мобильных столовых на лесосеках так и не поставили.
Они подъехали к Каролине раньше одиннадцати часов.
— Когда — то здесь был большой леспромхоз, — сказала Анастасия, — мне по служебным делам часто приходилось приезжать в этот посёлок. А сейчас у меня впечатление такое, что мы попали в зону Чернобыля. Всё вымерло, и домов нет. Мне жутко от такой тишины.
— Сейчас жуть ваша пропадёт, — успокоила её Валерия, — увидите и людей и вспомните знакомые места.
— Смотря на большое красное здание, я пробую в памяти восстановить бывший посёлок. Дом знаменитого немца знаю, который нас клюквенным соком поил лет тридцать назад.
— Чем знаменит этот немец? — спросил Городецкий.
— А он двух маленьких девочек спас от волков, тогда писали о нём все газеты. Я сама тоже девочка была в те года, и всё время прожила в Росинках. Это брат меня увёз в город, чтобы я была ближе к опытным докторам. А немец этот, мне Гена говорил, живой и чувствует себя отменно.
Но ей Городецкий не дал договорить. Резко тормознув около красного здания, сказал:
— Всё приехали, а про Гену Анастасия Михайловна здесь не заикайся. И вообще никому нет никакого дела до твоих воспоминаний о прошлом. Твоё дело присутствовать при нашем разговоре, анализировать каждое слово и подсчитывать нашу выгоду. Так как я не знаю, в каком русле потечёт разговор.
Увидав иномарку в окно, Семен вышел им навстречу.
Сохраняя скупую улыбку на лице, он сухо поздоровался с Городецким, представился официально Анастасии, и ласково обнял Валерию.
— А Саня где? — спросила она у Семёна.
— Саня рыбу ловит, надо же гостей угостить по-барски! На голодный желудок разговор у нас не пойдёт. Правильно я говорю Витя? — обратился он к Городецкому.
— Я бы не сказал, что нам что — то будет препятствовать разговору. Голодный желудок, никак не может быть помехой содержательному и деловому разговору. Мы вам с Анастасией Михайловной хотим предложить помощь на взаимовыгодных условиях.
— Вот за ухой и шашлыками мы обговорим все детали. Я немного в теме нахожусь, но хочу узнать подробности. А сейчас прошу? — Семён показал на дом Якова, где около реки горел костёр, около которого мелькал силуэт Сани.
Они двинулись к костру, оставив машину близ цеха.
— Семён нам рассиживаться особо некогда, — на ходу говорил Городецкий, — дел невпроворот, я сейчас минуты считаю, а не деньги.
— У меня тоже туго со временем, — сказал Семён, — завтра, пробный пуск завода начинаем, а на втором заводе китайцы уже неделю трудятся. И ты мне Витя не говори, что время для тебя дороже денег, — усмехнулся Семён. — Я тебя чуть не полвека знаю, и ценнее бабок для тебя в жизни ничего не было.
— А ты думаешь, что — то другое противопоставить им?
— Деньги это всё косвенность. Но ценнее денег для меня, здоровье. После него можно пальцы загибать и по другим интересным позициям.
— Назови хоть одну из них? — съехидничал Городецкий.
— А зачем называть, — покосился на него Семён, — у тебя глаза есть посмотри вокруг и упивайся бесплатно красотой природы. В Японии, кстати, уже специальные аппараты свежий воздух продают за иены. А здесь я утром просыпаюсь с прекрасным настроением и артериальным давлением сто двадцать на восемьдесят. Выхожу босиком на крыльцо, смотрю на туман над речкой и бросаюсь в обжигающую воду. И после купания не сигарету в зубы беру, а выпиваю горячего чая с шиповником. Тебе этого не понять Витя, потому что ты утро начинаешь с джакузи, и чашкой кофе с сигарой. А водичка у тебя в джакузи видимо с хлоркой. Глаза у тебя сигналят краснотой, догадываюсь, что не просто так, это первый признак реакции на хлорку.
— Романтично говоришь, но не убедительно, — сказал Городецкий, — с глазами тоже не очень — то убедил. Краснота иногда появляется у меня, но только от переутомления.
Подойдя к костру, они прекратили разговор.
Саня был уже на другой стороне реки и проверял подпуска, поставленные на налимов.
— Санька я думал, у тебя уха готова, — нарочито и чуть раздражённо сказал Семён.
— Пока ещё ни одного налима не попалось, — растерянно пожал плечами Саня. — Сейчас вершу проверю, может там, что есть? А вы на мангал шашлыки пока пристраиваете. Они уже у меня нанизаны. Под клеёнкой лежат. А уха от нас никуда не убежит.
Тут из окна выглянула Лизавета.
— Здравствуйте, — крикнула она всем и тут же закрыла окно. Затем быстро вышла из дома, подошла к гостям:
— Проходите в дом, а то прокоптитесь у костра, — при этом она не сводила своих глаз с Анастасии.
— Это сестра Геннадия, — шепнула ей на ухо Валерия.
— Мы Лиза лучше на свежем воздухе посидим, — сказал Семён, ты давай на пеньке нам чего-нибудь сообрази, — показал он на большую плаху, отпиленную от гигантского дерева и приспособленную под обеденный стол.
Лиза быстро накинула на стол клеёнку и положила на мангал шашлыки. — Посмотри за ними, — наказала она Семёну, — я сейчас закуску принесу.
Саня в это время вытаскивал с мостика вершу.
— Есть, — сказал он, — я знал, что без ухи мы не останемся.
Он выкинул на траву три увесистых налима, которым Семён час назад проталкивал в пасть самородки, добытые Саней в начале весны. Налимы бились о траву, раскрыв широко пасти. Семён подошёл к ним и сложил всю рыбу в ведро.
— Не могу смотреть, как они мучаются, — сказал он.
Саня вышел на берег, сполоснул руки в реке и, вытерев их о свой свитер, поцеловал в щёку Валерию, затем протянул холодную руку Городецкому. Рукопожатие их было не теплым, они оба это понимали, но косыми взглядами не обменялись. В планы Семёна никакие распри между ними не входили. И об этом он не раз предупреждал младшего брата, чтобы тот не вздумал сорваться.
— А вы, наверное, самая главная? — обратился Саня к Анастасии Михайловне.
— Почему вы так решили? — смутилась она.
— А я знаю, что в вашем «КЕДРЕ», три учредителя, две женщины и господин Городецкий. Серову я знаю преотлично, а вы значит, Самосина будете, — директор организации. И разговор будем вести с вами.
— Формально я директор, но решать основные вопросы — это прерогатива Городецкого.
— У вас совсем как у нас, — заметил Саня. — У нас директор «ВИТИСА», — Яков, а мозг организации, — Семён.
— Саня давай рыбу разделывай? — крикнул Семён, — нечего к гостям с вопросами приставать.
Лиза быстро уставила стол закусками, где были нарезаны свежие парниковые огурцы и редиска. Анастасии она вынесла маленькую табуретку, постелив на неё чистое полотенце.
— Вот садитесь, а то о пеньки испачкаетесь, — сказала она ей, — это у нас персональный стульчик Гены Комара. Он его сам мастерил для себя. Рыбу на нём ловит, чтобы зад свой не студить. Он пожилой дедушка, печётся о своём здоровье. С Росинок к нам приходит. Травками занимается и рыбу ловит. Бедолага, мается сейчас по разным дворам. Усадьба у него недавно сгорела.
Анастасия, услышав имя брата, в один миг покрылась краской, и схватилась за сердце, чем выдала себя. Она не была, так талантлива, как Валерия и Лиза.
— Что с вами? — спросила Лиза у Анастасии.
— Ничего пройдёт сейчас, — тихо проговорила она.
— А я, кажется, знаю, в чём дело, — смело заявила Валерия. — У неё брат Геннадий Михайлович Комар, но он далеко не бедолага, а довольно состоятельный дедушка и мне приходилось дважды в доме у него бывать. И он друг и сосед нашего Виктора Леонидовича.
В это время она поймала на себе упреждающий взгляд Городецкого, после чего замолчала.
— Ты сильно ошибаешься Валерия, — перебил её Семён, раскладывая шашлыки по тарелкам. — Мы этого дедушку хорошо все знаем, — он весь в заплатках и морщинах.
Валерия не заметила, как после её слов покрылась испаринами лысина Городецкого, и эта незначительная деталь не ушла от Семёна.
Семён разлил всем по бокалам брусничной настойки, а Городецкому соку, так как он был за рулём.
— Мне тоже можно спиртное, — сказал он, — я гаишников не боюсь. У меня друг начальник всех дорожных апостолов.
— Тем лучше, — сказал Семён и, выплеснув на траву сок, налил Городецкому в бокал настойки.
— Не могу, Витя тебя винить в больших грехах, — сказал Семён, когда опустошили все бокалы, — иначе бы я не стал разговаривать с тобой. А на мелочные наши разногласия, я обид на тебя не имею. Так, я слушаю твои предложения? — повернулся ухом к лицу Городецкого Семён. — Если они меня заинтересуют, то пойду тебе навстречу.
— Семён весь вопрос у меня стоит вот именно в этом месте, где мы сейчас сидим. Мы скоро в архитектуру предоставим план строительства небольшой электростанции и лучшего места по всей реке я не вижу.
— Это дело хорошее, — невозмутимо произнёс Семён, — но я не пойму, чем тебе приглянулось именно это место?
Ты не забывай, что здесь жилище моих родственников. Зачем им под уши нужна твоя световая трещалка.
— Здесь самоё широкое и полноводное место, а дом мы твоим родственникам построим в короткий срок в любом месте, где они пожелают, по самым последним мировым стандартам.
— Тоже неплохо, но этот вопрос без Якова мы не обсудим, он скоро будет. Сейчас от китайцев освободится и придёт. Я думаю, он согласен будет, но, если даже не согласится, вы со своим оборудованием сможете любой участок реки сделать полноводным и широким как Байкал. Думаю, вам нет повода тревожиться, по таким пустякам. Одно скажу, наши интересы в дальнейшем будут пересекаться, и мы обязаны будем помогать друг другу. Как ты на это смотришь? — бросил на него вопросительный взгляд Семён.
— Я согласен с тобой, но всё равно считаю от такого предложения нельзя отказываться, а принимать его надо на ура, — сказал Городецкий. — Если, конечно, вы планируете построить здесь ещё один завод. Ведь даже профану будет ясно, ваш трансформатор не потянет два завода.
— Заводы это громко сказано, скорее это будут два небольших цеха, — перебил его Семён, — но у нас есть свой интерес на этом месте. Тут очень, много щебня и песок здесь крупной фракции, из которого стекло можно варить.
— Ты Семён не забывай о главном, — вмешался в их разговор Саня, — здесь рыба ловится не простая, а с начинкой. Я буду против раздробления нашего участка и Яков навряд ли поддержит это предложение. Мы не знаем ещё, что там, на дне лежит.
— Всё, что мы извлечём со дна реки, будет ваше, это я вам гарантирую, — воспалился Городецкий от слов Александра. — Неужели вам не нужен без труда добытый дармовой материал?
После слов Городецкого, Саня взял со стола ножик и, вытащив одного налима из ведра, распорол ему брюхо. Городецкий не сводил с него глаз.
— А вот и наш интерес сверкает, — сказал он и положил перед Городецким небольшой самородок.
Тот, как заворожённый смотрел на золото, боясь взять его в руки.
Саня, протягивая ему ножик, сказал:
— Попытайте счастье на следующем налиме?
Посчастливиться, себе заберёте.
Городецкий без разговоров взял ножик и разрезал налима. Ему повезло, он извлёк из него небольшой кусочек золота, что заметно подняло ему настроение.
— Удивительно, никогда бы не поверил, что таким образом можно разбогатеть, — радостно сказал он.
— Так вот не зная, что там лежит на дне реки, я на ура ваше предложение принимать ни за какие деньги не буду. Яков поддержит меня, а Семён один без нас ничего с вами не решит. Сами посудите, отдадим мы вам участок под строительство, а там дно золотое. Вы разбогатеете, а нам всем точно дорога в психушку будет. Я вот каждый день ловлю рыбу и двадцать грамм своих имею. Не так много, но стабильно. Потеплеет вода, дно можно исследовать. Убедимся, что там ничего нет, тогда возобновим наш разговор.
Лиза в это время обмыла рыбу и запустила её в котелок с закипающей водой.
Анастасия после слов Валерии и при виде золота так разволновалась, что у неё затряслись руки, и она достала из сумки валидол.
— Вам плохо, — спросила у неё Валерия.
— Ничего сейчас пройдёт, — сказала она, — за грудиной что — то прихватило.
— Вам Анастасия Михайловна со слабым здоровьем рекомендую подыскать работу иного характера, не связанную с волнениями, — посоветовала ей Лиза, — или же совсем отдыхать.
— А у меня спокойная работа, я заведую салон — баром. Травяные и кислородные коктейли продаю.
— Ваша работа с родни Гене Комару. Он тоже травник знаменитый, возможно, вы его и знаете. Сейчас Яков придёт у него есть его портрет в телефоне.
— Пойду я, наверное, в машину прилягу, — сказала Анастасия Городецкому, — что — то не отпускает моё сердце.
— Иди, — ответил он ей, поняв, что она хочет избежать всяческих расспросов о брате.
— Может, вы в дом пройдёте и на диване приляжете? — предложила ей Лиза.
— Нет, нет, — категорически отказалась она, — нам всё равно скоро возвращаться домой надо.
— Как домой, уха скоро готова будет, — засуетилась около неё Лиза.
— Спасибо, но я уже до предела сыта, — отказалась Анастасия и поспешила к машине.
По пути она встретилась с Яковом, который её близко не знал раньше, но в их леспромхозе и химлесхозе видел неоднократно.
— День добрый! — сказал он ей, — как я понял, вы от нас идёте.
— Здравствуйте! — ответила она на его приветствие, — да я только из-за вашего гостеприимного стола вылезла. Сейчас, наверное, домой поедем, разговора не получилось. Александр не хочет, и слышать о нашем предложении. Возможно, вы своим присутствием исправите положение.
— Я сторонник Санька, но не Семёна, — сказал Яков, — а вы как попали в ту компанию? Если мне память не изменяет, вы раньше работали в соседнем леспромхозе.
— Почти угадали, только не леспромхоз, а химлесхоз, но я по здоровью ушла на пенсию и живу сейчас в центре. А вас я тоже хорошо помню.
Яков не стал её загружать пустыми разговорами. Пожелав старой знакомой доброго здоровья, пошёл к гостям.
Он поздоровался за руку с разомлевшим от сытного обеда Городецким, и кивком поприветствовал пышущую от костра жаром Валерию.
— А я сейчас встретил женщину экономиста из Росинок, Самосина, кажется её фамилия? Предмет вашего разговора знаю, и мой ответ будет такой же, как Санин.
— Понимаешь Яша, Валерия утверждает, что она сестра Гены, — заявила Лиза, — и ещё она говорит, что он не нищий и живёт в элитном доме в пятикомнатной квартире.
— Чушь, — сказал Яков, — Гена всю зиму проходил в подшитых валенках и стёганом ватнике. А эта женщина, как зарубежная артистка разодета.
— У тебя же есть на камере его фото. Покажи его Валерии. Пускай она моё вскипевшее любопытство удовлетворит.
Яков достал сотовый телефон и, найдя сидевшего на берегу Гену, передал его Валерии.
— Что вы мне говорите, — признала она сразу Гену, — это Геннадий Михайлович. Его я и имела в виду. Он богат, как восточный шейх. И живёт в соседях с Виктором Леонидовичем. Анастасия Михайловна его сестра. Я была у него дома два раза.
Она протянула телефон Городецкому. Он с неохотой его взял и, взглянув на фото своего компаньона, сказал:
— Да это он Геннадий Михайлович Комар и естественно нищим его назвать нельзя.
— Тогда мне ясно, что привлекало его в наших краях, — артистически забеспокоился Яков, — а как прикидывался. Ну, Гена и лицедей, — искусно возмущался он.
— Его первым раскусила Наталья, — сказал Семён. — Она мне сказала, что это не тот человек, каким он представляется. Я, правда, скептически отнёсся к её подозрению, не поверив ей. Сейчас я хорошо понимаю, как она была права в своих предположениях. Интуитивная женщина — это клад для верного и благородного мужа, но несчастье для бабника, — выдал новоиспечённый афоризм Семён.
Он обвёл всю толпу бронебойным взглядом и серьёзно заявил:
— Что — же ситуация резко изменилась и я принимаю сторону Якова и брата. Не обессудь Витя. Но мне не нравится ваш душный покер. И тут дело даже не в Геннадии. А в той стабильности, о какой говорил Саня.
Семён взял из ведра последнего налима и, разрезав его на куски, двумя пальцами вытащил самородок.
— Так ты не забывай, что нам ничего со дна не надо, — страстно убеждал Городецкий Семёна, — всё до одной песчинки будет ваше.
— Опомнись Витя, — это же золото, — покрутил перед его глазами самородком Семён. — Тут подход другой к нашему разговору должен быть. И прав Саня, говоря, что дно здесь всё может, усыпано такими самородками. Разговор мы продолжим, возможно, даже завтра, а вот на каких условиях мы будем его вести, нам надо сегодня обдумать. Подойдут они вам, — то наша сделка состоится. Так что я завтра с тобой свяжусь, после обеда. А возможно сам заеду, как цех запустим. А Гене привет от нас всех передавай и пускай больше не маскируется под обездоленного странника.
Городецкий, понял, что разговор дальше продолжать не имеет никакого смысла. Попрощавшись со всеми, он позвал Валерию за собой.
Саня пошёл её провожать до машины, где уже сидела Анастасия. Она обратила внимание, что Городецкого и Валерию к автомобилю провожает Саня, поэтому закрыла глаза, когда они приблизились к машине.
— Анастасия Михайловна хоть живая у вас? — спросил он Городецкого, — что — то она совсем стухла, когда разговор о её братце завели.
— Откуда ей было знать, так же, как и мне, что он здесь комедианта из себя корчил, — сказал Городецкий.
Саня не смотрел на прячущего от него глаза Городецкого, он поцеловал Валерию и посадил её на заднее сиденье машины. Когда они скрылись за поворотом, Саня направился к ухе.
— Спектакль нам удался брат, — сказал Семён, — я это понял сразу. Теперь они примут наши условия, во что бы это им не стало. У Городецкого чуть глаза не лопнули от блеска золота.
— Я не сомневаюсь, — накладывая себе в тарелку уху, проговорил Саня, — теперь можно у Городецкого взамен просить его туристический бизнес вместе с гостиницей.
— И не только его, — многозначительно произнёс Семён.
 
Глава 34               
               
    Это была не только взаимовыгодная встреча, но ещё это был удар от Пановых и виной тому был отчасти и Хаус. Он вспомнил первое знакомство с ним, когда богатый покупатель с полным ртом красивых зубов, изъявил желание приобрести у него за хорошие деньги не только обе квартиры, но и место в подвале их дома, для строительства кладовки, которая ему совсем была не нужна. У деда оказались не только красивые зубы, но и смышленая голова, направленная на обогащение своего состояния. К тому же по дому сразу пронеслась весть, что Геннадий Михайлович, в совершенстве владеет наукой лечения травами и много знает о тибетской медицине. Первым его излеченным клиентом в доме был кобель главного врача ветлечебницы Жанны Васильевны Карповой. Это был голубой бассет по кличке Жан, которому не помогли полученные Жанной знания в ветеринарии, и она уже начала оплакивать четвероногого друга, спуская его ежедневно по лестнице на руках для прогулки. Хаус, замечая плачущую женщину в подъезде, предложил ей вылечить пса за короткий срок, во что она не поверила, но позволила ему заняться собачкой. Не было предела её радости, когда Жан от «Айболита» на третий день, сам прибежал к двери своей хозяйки. Геннадий Михайлович сразу стал знаменитым в глазах всех жильцов дома. Городецкий тоже проникся уважением, к травнику, который был уже хозяином его жилья. Но в одной ранее принадлежавшей квартире Виктора, Геннадий Михайлович разрешил некоторое время пожить её бывшему хозяину. А после состоявшейся сделки, подвального помещения, на полках у Хауса сушились разные травы. Показав Виктору для чего ему нужно большое помещение, он не упустил возможности прорекламировать свои познания в некоторых областях медицины. Тут же Виктор попросил избавить его от шпор на пятках ног, мучивших его больше года. Это дело старичку оказалось знакомым. За считанные дни он снял с него шпоры. Но в процессе лечения хитрый старик узнал практически всё про него, чем он дышит и какими полезными связями владеет. Всех больше его привлекли связи Городецкого с милицией. Тогда старик нравоучительно сказал ему:
— Ты Витя дорожи знакомством с милицией. В наше безрассудное время любой сержант нужную помощь может оказать!
— Это они дорожат моим знакомством, — хвастливо заявил Городецкий. — Я им транспорт всегда выделяю, когда он им позарез нужен. И заметь Геннадий, не сержанты, а полковники.
Вскоре Виктор был приглашён к Геннадию Михайловичу на рождество. Он пришёл не с пустыми руками в гости, а с коньяком и фруктами. В то время у Городецкого был всего лишь один небольшой автопарк и туристическое агентство, которое размещалось в трёх номерах гостиницы «Север». Он мечтал приватизировать эту гостиницу, но средств не хватало, не смотря, что он продал свою личную недвижимость вместе с квартирными площадями. Цена самой гостиницы была ничтожной, но взятка за эту приватизацию была космической, которую без Гены он бы не организовал. За коньяком он рассказал о своих планах новому знакомому и тот, посмотрев на его пальцы, сходил в другую комнату, принеся, на ладони массивный перстень, сказал:
— Примерь? — Если подойдёт, то я тебе его подарю.
Виктор не стал отказываться от ценного подарка, а надел перстень на безымянный палец и больше никогда не снимал, пообещав в ближайшее время отблагодарить его за столь дорогой презент. Но он не подумал, что этим показал алчность своего характера. Умудрённый жизнью дед раскусил его и сказал:
— Носи Витя этот перстень, не снимая — такие богатые вещи всегда будут притягивать к твоим рукам баснословные суммы. Этот перстень умный ювелир «тачал».
— Дай бог, — обрадовано сказал Виктор, — мне бы сейчас не помешали четыреста тысяч баксов, чтобы осуществить свою мечту. Хочу завладеть полностью гостиницей и рестораном.
— И всего лишь, — заметил старичок, — такие деньги мы с тобой можем заработать сегодня ночью, если, конечно, ты человек рискованный. Хотя и риску там никакого нет. Открыть ключом двери двух квартир, которые хозяин покинул сегодня. После этого похода мы с тобой богатые люди! У тебя после этого не только на руках золото будет, но и на пальцах ног.
— Мне за свою жизнь не раз приходилось воровать, — признался Городецкий, — начинал с труднодоступных книг, потом заводские бюджеты потрошил, ни разу не попавшись, но вот квартиру взламывать никогда не приходилось, — возбуждённо произнёс Городецкий.
— А кто тебе сказал, что квартиры надо взламывать? — спокойно спросил старик, — вон в пепельнице видишь, ключи лежат? Это именно те ключи, где находится наш жизненный достаток. Там живёт один таинственный старатель Митя Шаман. У него золота, как в хорошей артели. Я у него являюсь одним из надёжных скупщиков рыжего металла. Я сделал слепок с его оригинала и изготовил по нему ключи от его квартир. Жду удобного случая. Обе квартиры у него в одном подъезде и на одном этаже находятся. Вернее, всего сказать, он золото хранит в однокомнатной квартире пятиэтажного дома. В бедненькой квартирке пенсионного ранга с накатом на стенах и полами из ДВП. Один раз он при мне золото выносил из ванной. Другой раз золото у него хранилось в термосе на кухне. Вторая трёхкомнатная квартира, богаче, чем моя. Для меня она интересу больше предоставляет, так как у него в сейфе хранятся деньги и схемы его маршрутов. Ты заходишь в однокомнатную квартиру, и без лишней нервозности осматриваешь тщательно каждый уголок, но больше внимания удели ванной, а я пойду в трёхкомнатную, где мне изрядно придётся повозиться с сейфом. После встречаемся во дворе около ледяной горки.
— Это далеко отсюда? — спросил Городецкий.
— Не очень, через два квартала от нас. Чистенько всё сделаем и возвратимся ко мне, продолжим застолье.
— Я готов хоть сейчас идти, — привстал Городецкий.
— Больно ты прыткий уважаемый, — остановил его Хаус, — подожди, люди свет в окнах выключат, тогда и пойдём.
Когда стемнело совсем на улице, и свет падал на землю только от морозной январской луны, они вошли в подъезд пятиэтажного панельного дома. Хаус, не дожидаясь, когда Городецкий откроет ключом дверь однокомнатной квартиры, скрылся первым в соседней квартире.
Городецкий тогда не знал и знать не мог, что его подельник по квартирной краже зашёл к своей пышно грудой Веронике, а сам он попал в квартиру Тунца, где свечи были выкручены. И ему пришлось ориентироваться в темноте, иногда прибегая к помощи зажигалки.
Главной целью его было золото, которое он нашёл под ванной в помятой походной фляжке. Оно приятно позвякивало об алюминий и у него на минуту создавалось впечатление, что начинает сыпаться золотой дождь, не обратив внимания, на порезанный обо, что — то очень острое, палец. Он высыпал несколько самородков на ладонь и, убедившись, что это то, что нужно, засыпал золото не обратно во фляжку, а в пачку сигарет. Посветив ещё раз под ванной, он увидал кровь на пальце. Тихо выругавшись, вытер пол на кафеле подвернувшейся ему под руку тряпкой и положил её вместе с фляжкой в кейс. Он тихо удалился и также тихо спускался по лестнице, боясь случайно встретить загулявших жильцов дома.                К детской ледяной горке Городецкий подошёл первым. Его подмывало сказать Хаусу, что в квартире ничего не обнаружил. Но мысль, что дед может взять в сейфе больше, чем эта фляжка, не позволяла ему этого сделать. Хаус наблюдал за ним из окна. Выждав, пять минут, он погладил груди Вероники, пошёл на встречу к Городецкому.
— Ну, как у тебя? — спросил он у Городецкого.
— Нашёл, — чуть не задыхаясь от радости, произнёс Городецкий.
— Я тоже по уму в гости зашёл. К счастью, я быстро сейф открыл. Взял, что нам нужно, теперь пошли быстро отсюда домой. Светится здесь нам теперь опасно, — похоже, мы с тобой опростоволосились. Наш с тобой клиент оказался не только старателем, а держателем воровского банка. Этого я не знал, и он никаких намёков мне не делал. Если воры узнают, нам обоим крышка, хотя я многих бандитов знаю, но никак не думал, что Митя Шаман к ним какое — то отношение имеет. Там в сейфе все воровские отчёты и сметы лежали. Мне пришлось их сжечь. Теперь они друг другу горло за эту пропажу перегрызут. А ты Витя с сегодняшнего дня язычок на замочек закрой. Про этот адрес забудь, нет его больше в нашем городе. И не вздумай приобретать сразу гостиницу. Подозрение можешь вызвать.
Хаус слышал, как застучали зубы Городецкого, но этот стук был не от мороза, а от испуга.
— А, впрочем, на тебя никогда не подумают, ты бизнесмен известный в городе, делай, как считаешь нужным, — успокоил он его.
Они быстрым шагом зашагали в сторону своего дома.
В квартире, не беспокоя Анастасию, спавшую под телевизор в гостиной, они не торопясь пересчитали лежащие в кейсе деньги, где оказалось триста тысяч долларов. Затем на медицинских весах взвесили золото. Почти килограмм, поблескивал в хрустальной вазе, но ста грамм там не хватало. Таким образом Хаус проверил на своём золоте чистоплотность Городецкого, о чём Витя в то время не догадывался. А старичок вида никакого не показал, что обнаружил недовес. Хаус отнёс золото в другую комнату, и они оба «окрылённые удачей» продолжили застолье с коньяком. В эти счастливые минуты Виктор не задумывался, что с этой поры он стал не только богатым человеком, но и вечным заложником этого мудрого и противного деда.
Они пили до утра, пока Геннадий Михайлович не заметил застывшую кровь на пальце Виктора.
— Откуда порез? — спросил он.
— Под ванной в квартире обо что — то острое зацепился, — ответил пьяным голосом Виктор.
— Ты, что, совсем ненормальный? — сердито выпалил дед, — наверняка там следы кровавые оставил.
— Нет, я всё подтёр за собой, — доказывал он.
— И под ванной тоже вытер?
— Нет, там я, кажется, не убирал следов. Золото взял и всё. Что ты думаешь, Митя Шаман будет там кровавые капли разглядывать? — заморгал учащённо глазами Городецкий.
— Так дело не делается, — встал из-за стола старик. — Ты иди спать сейчас, а мне придётся вернуться и залить квартиру водой. Это самый лучший выход, чтобы смыть следы твоего присутствия.
— Зачем? — я слышал, что бандиты никогда не обращаются в милицию. Им претит быть потерпевшими. Только поэтому никакой экспертизы не будет.
— Ты плохо знаешь бандитов, — заявил внушительно старик, — они за такое богатство, которого лишил их ты, свою экспертизу проведут, что лучшим криминалистам милиции на зависть будет.
— Плевал я на этих воров, у меня полковники знакомые, — не переставал городить чепуху Виктор.
— Было бы тебе известно, что многие высшие чины милиции имеют прямое отношение к воровской казне. Так что замолчи и не кичись при мне своим знакомством. Не то тебя эти полковники сами удавят за такие деньги. А сейчас быстро спать, — скомандовал старик.
Виктор ушёл в свою квартиру, не зная, что у старика был включен диктофон при их разговоре. Впоследствии, этой записью, он держал Городецкого постоянно в страхе, и использовал его в роли верного исполнителя своих планов. И гостиница с рестораном наполовину работала на этого ненавистного ему с некоторых пор старика. У него были разные смертельные думки в отношении Хауса, но Виктор был до невозможности труслив, и своими руками совершить серьёзное злодеяние он не осмелился, но эта мысль никогда не покидала его.
Момент недавно подвернулся случайно, когда Гурам прочитал письмо начальника лагеря. В этот же день вечером он предупредил кавказца об опасности, принеся ему, помповое ружьё в номер, не догадываясь, что его на два часа опередил Хаус, с которым Гурам имел доверительный разговор.
— Как только увидишь, Геннадия Михайловича в своём номере стреляй без предупреждения, — наставлял Гурама Городецкий.
— Я его без ружья зарежу, — проговорил кавказец без тени тревоги, отказавшись от огнестрельного оружия. Наперёд зная, что слова Городецкого имеют скорее его личное желание, но не Геннадия Михайловича. Элегантный старик открыл кавказцу глаза на своего шефа, предупредив того, чтобы в любой момент ожидал от Городецкого подлости. Вдобавок старик предложил ему неплохой заработок, о котором тот узнает позже.
В этой ситуации у Городецкого произойдёт осечка. Гурам скажет ему, что деда он не видел в ближайшие дни. Но этот ответ Городецкого не успокоит, и он на следующий день сделает очередную попытку подступиться к кавказцу. Он предложил Гураму за десять тысяч долларов убрать старика, отлично понимая, что, Хаус ему больше уже не нужен в поисках золота. Зная, где лежит драгоценный металл, он рассчитывал, достать его без этого пре мудреного старика. Тем самым освободиться одновременно от огромного долга и гнетущего на него влияния Хауса. Но Гурам категорически отказывался от выполнения такого задания и без излишних эмоций заявил:
— Не вижу смысла его убивать. Буря мимо меня прошла стороной. Я до сих пор цел и невредим. Надеюсь, что так оно и дальше будет. А зарабатывать себе на жизнь таким способом не в моих правилах. Не в средние века живём.
После такой умудрённой фразы у Городецкого возникло сомнение к кавказцу. Он не знал, стоит дальше доверяться Гураму или следует его побаиваться?
«Неужели он спелся с этим стариком? — думал он. — Больно подозрительный взгляд у Хауса стал в последнее время. Нет, не может быть, кавказец предан мне как собака. Я его семье столько добра сделал, что он мне до конца жизни, руки должен целовать».
Не знал Городецкий, что умудрённый дед повсюду шёл впереди его. Хаус действительно с кавказцем к этому времени вошли в тесный контакт, и Гурам облачённый в гидрокостюм и акваланг не один раз уже исследовал дно участка реки, только входил он в воду поодаль от дома лесника, чтобы не быть увиденным.
Глава 35               
На следующий день концессионеры ввели в строй первый цех. Отрапортовав в Москву профессору об удачном запуске, Семен к Городецкому в ресторан, предварительно предупредив его по телефону о своём приезде.
Городецкий встретил новоиспечённого директора завода в дверях ресторана с полногрудой и миловидной официанткой, как закадычного друга. Обняв Семёна за плечи с улыбкой по цене в тысячу долларов, он подвёл того к столу, который явно был накрыт по царскому меню. Чего там только не было: и осьминоги в собственном соку, и запеченный осётр, развалившийся на расписном фарфоре и экзотические фрукты в ассортименте, и конечно французский коньяк и многое другое, чего давно желудок Семёна не принимал.
— Пить я Витя не буду, — сразу отказался Семён.
— Семён мы люди цивилизованные, какой же деловой разговор может быть без выпивона? — умоляюще заглянул ему в глаза Городецкий.
Официантка, приняв слова Городецкого за главный сигнал, порхнула около Семёна зелёным фартуком, быстро наполнила фужеры искрящим коньяком.
— Ты свободна Леночка, — отправил в зал официантку Городецкий, — нужна будешь, позовём.
Семён безразлично смотрел на обилие закусок с налитым коньяком и отрицательно покачивал головой.
— У меня нет знакомых гаишников, как у тебя и все серьёзные дела я предпочитаю совершать на трезвую голову, — заявил Семён. — И улыбка думаю, с твоего лица сейчас слетит, когда услышишь наши условия.
— Какие бы они не были, но мы постараемся их принять, — обрадовано произнёс Городецкий.
— Тогда слушай и не перебивай меня, — взял вилкой нарезанную севрюгу Семён. — Вы получите место под строительство, какое пожелаете, но взамен твоей гостиницы.
Городецкий сразу сник и тихо промямлил:
— Это не реально Семён. Сам подумай, а если в реке, кроме щебня и булыжников ничего нет.
— Так я не пойму, тебе место надо или золото? — спросил Семён.
— Как тебе правильно сказать? — замялся Городецкий, — одно другому не мешает. Кто же добровольно отказываться от золота будет!
— То, что золото в реке есть, сомнению не подлежит, но вот в каком количестве, нам это не известно. Мой брат Саня за месяц набрал больше пол килограмма. Посчитай, какие это деньги? Хотя по большому счёту меня оно не интересует. Мне главное, чтобы заводы заработали, и во что бы то ни стало, обязательно возродить посёлок. Хочу сотворить там свою небольшую республику.
— На монополию замахиваешься, — шутливо погрозил пальцем Городецкий.
— Какой из меня монополист, — отрезал Семён, — всего — то лишь горю желанием осчастливить группу людей, которые будут трудиться на этих заводах. Поэтому вторым нашим условием будет ускоренное строительство трёх коттеджей двух уровней, а также восстановление двух старых восемнадцати квартирных дома, которые когда-то возводил леспромхоз для рабочих. Китайцы готовы хоть сегодня приступить к своим обязанностям.
— Я не готов тебе прямо сейчас дать окончательный ответ, не переговорив с одним человеком, — сразу расстроился Городецкий. — Я не один являюсь хозяином этой гостиницы. А дома мы восстановим без всякой натуги, и коттеджи построим. Это нам под силу.
Городецкий налил себе в бокал коньяку и без закуски выпил.
— Решайте быстрее, — встал из-за стола Семён, — я на той неделе уеду в один славный город посмотреть, как работает там промышленная индустрия строительства, которой руководит грамотный мужик. Поеду за опытом, — всё хорошее привезу с собой. К тому же в ближайшие дни мы экскаватор и бульдозер перекинем на реку, и думаем запустить в ближайшее время драгу. Если все эти мероприятия нам удадутся, то разговора у нас может, не получится. Я один без Сани и Якова голоса не имею и пока они согласны, я вам предлагаю в оперативном порядке принять наши условия. Торопитесь! Промедление может после вам дороже встать.
Семён оставил на столе ксерокопию своего паспорта. Протянул руку Городецкому и резко повернувшись, пошёл к выходу ресторана, оставив сидеть за столом в одиночестве хозяина ресторана.
— Скотина убить бы тебя за такие условия, — прошипел себе под нос Городецкий, — и, подозвав официантку к столу, сказал:
— Леночка, пригласи сюда Геннадия Михайловича? Он у меня в банкетном зале сидит.
— Хорошо, — ответила она и скрылась в кухне ресторана, где за ней находился банкетный зал.
Хаус с кошачьей походкой подошёл к его столу и спросил:
— Что Витя на тебе лица нет или запросы у Семёна большие были?
— Очень большие запросы. Мне показалось, что я разговаривал с матёрым и голодным хищником. У меня при разговоре возникло желание его убить. Он запросил весь мой бизнес с потрохами, и построить три коттеджа двух уровней и многое другое, — отчаянно махнул он рукой.
— Да ощутимое желание, — сосредоточив на переносице свои брови, произнёс Хаус, — этой гостинице уже пятьдесят лет, и жалеть её не стоит. Другого выхода я не вижу. Поднимем золото со дна, построим новый отель. А твоё стремление относительно убийства не своевременно в данный момент. Будет время — будет и заказ.
— Тебе легко говорить, с двумя котельными и центром «Здоровья», а у меня ничего кроме гостиницы нет. И отдай им её, у меня все связи оборвутся. Потому что наш восточный массаж они обязательно прикроют и, где я буду обхаживать нужных мне людей, лишившись ресторана. Может в Каролине?
— Ты не забывай, что эта гостиница не только твоя, но и моя. Поэтому, чтобы было всё равноценно, я передам тебе одну из своих котельных. Зови прямо сейчас своего юриста и делай бумаги. Нам медлить нельзя. Установим драглайн, и будем идти к заветной мечте. За его рычаги посадим твоего Гурама. Увидишь, как мы семимильными шагами будем подбираться к золоту. А дома мы им в любом случае не сможем даже за лето построить, но один дом Якову, надо построить в рекордный срок. Потому что, нам придётся обитать в их доме. А вытащим золото из реки, так и испаримся с Каролины. А пока суть, да дело, ты бери себе путёвку в Таиланд, и поезжай наводить мосты по сбыту золота.
— Не нужно нам их дома, — сказал Городецкий, — вагончик у нас есть, можем для проживания ещё балок притащить. Нам это дешевле обойдётся. И людей надо надёжных нанимать.
— Пожалуй ты прав. Вагончик перекинем в Каролину, складывать там будем инструмент. И в отношении балка мне нравится твоё своевременное предложение, — это выход дешёвый, а со строительством коттеджей можно и не спешить. Главное начать надо, — видимость показать, что мы шевелимся. Но ты запомни, кадровым вопросом я займусь лично, — сказал Хаус, — а ты занимайся бумагами и поставкой оборудования. Я же лично выхожу из тени, в которой находился три года и во всей красе покажусь концессионерам. Если они меня раскрыли, нет никакой необходимости прикидываться убогим и набожным дедушкой.
 
Глава 36               
 
    Хаус приехал в Каролину на своём сером джипе, за рулём которого был Гурам. Это был уже не тот жалкий старикашка, носивший в кармане сахар. Это был респектабельный мужчина, одетый в дорогой импортный костюм. На шее у него висел тёмных тонов цветной шарфик, из-под которого выглядывала белоснежная водолазка, прятавшая его дряблую шею.
В этом модном и современном одеянии он уже не казался старым и конечно не убогим и жалким дедом. Он был элегантен, хладнокровен и предельно спокоен.
Его на крыльце встретили Яков и Лиза. Семён с Саней были в цеху.
— Ты зачем Фигаро Агапа отравил? — накинулся на него Яков.
— Яша могу на библии клятву дать, я не виноват. Я сам напугался, когда он ноздрями фыркнул и не с того, ни с чего свалился. Никогда я на животное руку не подыму. Всё живое для меня святое. Клянусь памятью своего отца.
— А зачем мостки отполировал лыжной мазью? — не отступал от него Яков.
Но и следующий вопрос не смутил Хауса. Он будто ждал этого вопроса, и ответ у него был готов.
— Яша мостки я натёр для лисы, которая у меня рыбу спёрла. Хотел её изловить и вытряхнуть из шкуры. Да вот забыл вас предупредить. Не думал, я что кто-то решится идти на ту сторону. Грибов и ягод нет пока.
— Тебя не поймёшь, то ты говоришь всё живое для тебя свято, то лису из шкуры вытряхнуть хотел. Так кто ты Гена, человек или сатана? — спросил Яков.
— Можешь не сомневаться я нормальный человек. — потряс он чёрной папкой над головой. — И тому подтверждение эта папка. В ней лежат все бумаги, которые переписаны на вашу организацию «ВИТИС». С сегодняшнего дня гостиница вместе с рестораном отошли вам, точнее сказать Семёну. Но я должен предупредить Семёна, что я временно арендую там десять номеров на четвёртом этаже, и хотел бы, чтобы он не тревожил пока моих массажисток. И думаю, нам теперь нет смысла дуться друг на друга. Так как мы все вместе будем заниматься одним общим полезным делом.
— Семён уехал к своему другу в Дзержинск. Приедет, сам ему и скажешь, а мне ваша гостиница с куртизанками, как шла, так и ехала. Но документы по участку реки мы тоже подготовили. Можете приступать, хоть сегодня.
— Мне Валерия их уже передала, — спокойно ответил Хаус, — медлить не будем. С сегодняшнего дня будем исследовать дно. А чуть позже технику пригоним.
— Гена, а зачем ты прикидывался святым охламоном? — смеясь, спросила Лиза, — теперь я не знаю, как тебя называть. Разоделся, как олигарх и машина у тебя как у президента. Может ты агент, какой или тайный миллионер?
— Моё имя Лиза не изменилось, а вот насчёт миллионера ты хватила через край, мне до него далеко. Имею я, конечно, некоторую недвижимость и немного сбережений на старость. Хоть и не столь много, как ты думаешь, но душу греет. А изображал я из себя не охламона, как выразилась ты, мне надо было почувствовать себя нищим, чтобы не привлекать к себе внимание и скрыть свой шик.
Всё-таки я человек набожный и бабки меня бы не поняли. А для меня они частичка святости. Как видишь, мне это удалось. Сама подумай, чтобы вы обо мне подумали, если бы я у вас появился в бобровой шубе.
— А я сейчас уже могу сказать, что ты настоящий ханжа втирал нам свою святость. А я дура верила тебе. Ну, думаю, Гена лишний раз за нас в церкви помолится.
— Святость у меня в крови, я бога люблю и почитаю, и напрасно ты меня пытаешься Елизавета оскорбить. Я всегда за вас молился в церкви. Без бога жить в наше время нельзя, ни здоровья, ни счастья не будет. Я это давно понял! Ну уж если и в чём есть моя вина перед вами, прошу простить?
— Мы Гена индульгенций не выдаём, — выпалила Лизавета, — врать нам несколько лет кряду, это не вина, а грех большой.
— Хватит с ним трепаться, — одёрнул жену Яков, — ему не мы нужны, а Семён. Он с ними балясы разводил в гостинице пускай и заканчивает все бумажные дела там.
— Мне разницы нет никакой, с кем говорить, — сказал Хаус, — главное мы часть условий ваших выполнили. Дома приступим строить на этой неделе, но хочу вам сказать, что дело это не быстрое и требует выдержки с обеих сторон.
— Китайцы за десять дней выложили из кирпича коробку цеха. И с домами они быстро управятся. «Кстати эта бригада строителей низкооплачиваемая, — заметил Яков, — и кормёжку они сами себе готовят». Выгодная рабочая сила.
— Приму это к сведению, — сказал Хаус и пошёл к китайцам.

Глава 37               
               
      Городецкий третий день вывозил свои вещи из гостиницы. На втором этаже, где находилось туристическое агентство, переполошились все сотрудницы у кого были близкие контакты с Александром Пановым. Все женщины уже знали, что шеф окончательно покидает их и что Валерия стала полновластной хозяйкой не только туристического бизнеса, но и гостиницы. Всех больше оплакивала Городецкого Серова и то, что она была вписана одним из учредителей в организации «Кедр», её мало радовало.
— Виктор, куда мне теперь идти? — ныла она, следуя за Городецким, — Валерия меня первой вытурит из агентства.
— Ко мне с этим вопросом больше не приставай, я здесь уже не хозяин, — отвечал он ей. — Но маловероятно, что она будет тебя увольнять. Скорее всего, ты будешь переведена на другую работу, где оклад будет поменьше, но зато много свободного времени появится для штудирования чистейшей русской речи. Потерпи немного дорогая, скоро тебе предстоит носить мою фамилию и сидеть в новой гостинице. Дай только к узкоглазым сиамцам в Таиланд съездить.
Городецкий кривил душой, он уже точно знал, что Серову Валерия отказалась переводить в дежурные на этаже. И бывший шеф не мог ей помешать уволить косноязычного и нерадивого менеджера несмотря на то, что она считалась одной из самой привлекательных женщин фирмы. Всё остальное Валерия оставила без изменений. Сотрудниц восточного массажа Городецкий ей посоветовал не трогать временно.
— Если хочешь, чтобы у тебя было спокойно здесь всё, девочек не трогай, так как клиенты у них знатные, и они могут осерчать если узнают, что салон массажа закрыт, — давал наставление он Валерии.
— Знатными были Одоевский и Салтыков — Щедрин, а все, кто посещает узкоглазых массажисток, включая, и некоторых моих знакомых узколобые снобы, корчащие из себя великую знать, — парировала Валерия и покосилась на Городецкого.
Но тот не придал значения тому, что последняя фраза была отпущена ему.
— Не скажи Валерия Константиновна главный врач «СЭС», и даже некоторые пожарники в наше время тоже к знати относятся.
— Противно выслушивать такие высказывания от человека, имеющего высшее образование, — отчеканила Валерия. — Знатные люди — это аристократы, Салтыков — Щедрин он был вице-губернатором, Одоевский был князем, — вот она знать. Если вы думаете, что каждый взяточник знатный человек, то о чём с вами можно разговаривать?
— Как хотите, думайте обо мне, но не было бы у меня таких знакомств, я никогда гостиницу Север не приватизировал. А считать за взятку, душевное вознаграждения в купюрах, отзывчивым людям, это по крайней мере пошло. Так мир построен, без этого материального движения, важные вопросы и на небесах не решались. Ты вот попробуй, умри и поймёшь, чтобы быстро устроиться на вечный покой, нужно везде подмаслить, а иначе земля тебя не примет.
— Неудачный пример, — выдавила из себя Валерия. — Я под землю не собираюсь. А на кладбищах сейчас хозяйничают ваши единомышленники, им государство лицензию на этот грабёж выдало. И я не удивлюсь, если ещё они за могилы завтра будут брать ежемесячную плату с родственников покойного, как за квартиру.
— Валерия, ты, как всегда, мудра и вскоре поймёшь, как я был прав, — провещал Городецкий. — Эпоха материального движения идёт с тех пор, как рухнул СССР.
— Я платить никому не намерена, — с негодованием бросила Валерия, — а салон массажа, будет закрыт сразу, если я узнаю, что они работают не по направлению.
— Я бы на вашем месте поостерегся от опрометчивых шагов. Накличете беду на свою голову! Хотя делайте, что хотите, меня уже не волнует, что здесь будет твориться. Я в скором времени приобрету новую элитную гостиницу и назову её Княжеский сад, и часть персонала уйдёт от вас ко мне.
Городецкий вытащил из бумажника два самородка, один из которых он приобрёл у Валерии, а второй извлёк из налима.
— Скоро у меня будет много таких самородков, — показал он ей. — На них я смогу купить себе не только новую гостиницу, но и губернаторское кресло.
— Знатным хотите быть? — с иронией спросила Валерия и, не дожидаясь ответа, сказала:
— Удачи вам Генри Морган! Семён перед отъездом велел передать, если в вашем бывшем бизнесе он натолкнётся на какую-нибудь подлянку. То золото высокой пробы, будете добывать на Каролине не только вы, а и государственные структуры.
У Городецкого от таких слов открылась челюсть, и обвисли щёки, он протянул голову к своей лысой голове, пытаясь пригладить остатки волос, но внезапно резанул этой же рукой по воздуху и приблизился к Валерии.
Перед ней стоял не вчерашний Городецкий, вальяжный краснобай. Сегодня на неё смотрел удав гигантского размера с пустыми глазами и открытым ртом. Он вначале сомкнул челюсти, а затем выдавил из себя:
— Я по сути дела сознательно пошёл на обеднение не для того, чтобы лишиться своей золотой мечты. В эту гостиницу были вложены мои кропотливые усилия. Я сейчас обескровлен и кроме вот этих золотников у меня ничего нет. Но я одухотворён радужными надеждами. Золотые лучи ласкают мой мозг, к тому же Геннадий Михайлович обещал мне передать одну из своих котельных, но что — то он, к слову сказать, не особо спешит с этим вопросом. Надо будет его подстегнуть. А ты Валерия впредь не спеши бросаться такими угрозами. Я всегда веду честную игру.
Валерия, слушая его бредни, перелистывала на столе бумаги и не смотрела на этого бабника, жулика и прохиндея, — всё вмещалось в нём, в этом азартном ещё не стареющем мужчине. Она изучила его, как свои руки, которые делают то, что прикажет мозг, и откровенничать с ним на интересующие его темы не собиралась, чтобы не торопить события. Изобразив вначале безразличие, она вдруг заразительно засмеялась.
— Я разве, не прав? — пошатнулся он от неожиданности и, приняв свой прежний облик, погрузился в кресло.
— Только передо мной Виктор Леонидович не надо прикидываться бедной овечкой, — сменила смех на кривую улыбку Валерия. — Девочки с восточного массажа вам и деду приносили колоссальные дивиденды. Даже ваша бывшая супруга была в этих номерах. А у неё язык, как скоростная съёмка — рапид. За час заработать по триста долларов не всегда под силу и голливудским актёрам. И ещё вы сами мне хвалились, что у вас много акций крупных предприятий. А акции «Алтайэнерго» вы сулили мне подарить, если я бы согласилась быть вашей спутницей жизни.
Городецкий заёрзал на кресле и, состроив, кислую мину сказал:
— Акции предприятий я бухнул в ресторан. Ведь там ничего не было, даже стульев. Считай, заново всё оборудование покупал, капитальный ремонт, мебель. Это большие затраты. Акции же «Алтайэнерго», осели у Серовой, но они от меня никуда не уйдут. Мы идём с ней в загс, как я только приеду из Таиланда. Мне даже оставшиеся акции шинного завода пришлось срочно продать, чтобы построить дома для твоих родственников.
— Ещё раз вам удачи в старательных делах! — проговорила Валерия, — и счастья с новой женой, а сейчас извините, мне надо поработать немного.
Городецкий, изобразив недовольство на лице, поднялся с кресла. Заложив в бумажник назад оба самородка и, обведя взглядом свой бывший кабинет, не прощаясь с Валерией, покинул его. Он почувствовал себя в это время оплёванным и униженным. Его позорно выгнали из кабинета, несколько лет принадлежавший ему одному.
В приёмной его ждала Серова. У неё уже слёз не было. Глаза были сухие, и вызывающе накрашены. Она о чём — то весёлом болтала с Герой. Увидав нахмуренного Городецкого, она ему нагло заявила:
— Я слышала, что ты в Таиланд собираешься один? Почему без меня? — надула она губы, — или я не заслужила этого? Хочу в королевство и если ты меня с собой не возьмёшь, то ни в какой загс я с тобой не пойду. А с твоими акциями я себе найду кудрявого и темпераментного жениха.
— Дорогая моя, это не праздная прогулка по воздушному океану, я еду по важным делам, — испугавшись, оправдывался он перед ней.
— Я слышать ничего не желаю. Хочу в королевство, — закапризничала она, как маленький ребёнок.
— Хорошо будет тебе путёвка, — успокоил он её и зашёл в кабинет, где раньше сидела Валерия, а потом Серова.
Закрыв плотно за собой дверь, он набрал домашний номер Хауса:
— Гена, что делать, эта пробка Серова со мной просится, грозится кинуть меня на мои же акции.
— Витя ты, как маленький ребёнок, но точно не еврей. Она тебе повесила на нос свою аппетитную задницу, а ты и растаял перед ней. Не пойму я что — то — она тебе для жизни нужна или для развлечения?
— Я собрался с ней регистрироваться. Жизнь уходит, а я один, — крикнул он в трубку.
— Чего ты кричишь, я тоже один, но не паникую, как ты. И не закатываю по этому поводу истерик. Но пойми одно, там не нужны тебе будут лишние уши. Сам знаешь дело серьёзное.
— А как же мои акции? — уже спокойно спросил Городецкий, — сгорят, синим пламенем, а это немалые деньги. Я ведь не просто так просил тебя вписать её в учредители «Кедра», и подарил ей свои акции. Хотел, чтобы она была ближе ко мне, а она мне сейчас в приёмной такой концерт устроила.
— Если она такая дура, купи ей путёвку, но забери у неё акции и обязательно принеси их мне на сохранение. А то ты такой добрый, что опять какой-нибудь юбке подаришь свои активы. И на будущее запомни, что все ценные бумаги нужно держать в банковской ячейке и не заманивать ими к себе в постель смазливых мордашек. А свою Серову советую оставить там. Тебе это дело, я знаю знакомо. Ват Фил Сео, я думаю, не откажется от таких сдобных сисек. Я ему постараюсь сообщить о вашем приезде.
Городецкого передёрнуло от таких слов, и он покорно проговорил:
— Хорошо Гена, — и положил трубку.
Он вышел из кабинета с широкой улыбкой и обняв Серову, торжественно сообщил:
— Ваше присутствие мадам в королевстве Таиланд необходимо!
Обезумевшая от радости Серова запрыгала перед ним как мячик. А вечером акции Городецкого лежали в сейфе у Хауса.
Он твёрдо уже знал, что Городецкий назад их ни в каком виде не получит. Все его задумки в отношении своего партнёра складывались удачно. Он выполнял последнее желание своего покойного отца, память о котором он хранил, как иконы, увешанные на стенах его спальной.
 
Глава 38               
               
    Городецкий с Серовой вскоре отбудут в королевство Таиланд. А в компании Пановых в это время дела шли на взлёт во всех производственных направлениях. Линия по выпуску плинтуса и втулок работала бесперебойно. В основном этим цехом заправлял Александр, но нередко там появлялся Семён, выдавая в устной форме свои циркуляры для всего коллектива. Бумаг он не любил, считая хорошее слово надёжней бюрократического листа.
«Да и не такое наше производство громоздкое, чтобы сыпать приказами» — говорил он.
Семён после удачной поездки по обмену опытом окончательно решил отказаться от душивший завод аренды. И он тихонечко приступил к подготовке эвакуации оборудования главного корпуса завода, который, уже к осени он наметил перекинуть в Каролину. Пока же завод, не нарушая ритма работы, занимался своим обычным делом, ежедневно выдавая план по выпуску продукции. Барсуков приезжал на автобусе из Москвы и остался вполне довольным работой завода. Он полностью поддержал все намеченные планы Семёна и дал ему самостоятельность в их решении. Загрузив большую часть книг с чердака Якова, он в приподнятом настроении покинул Каролину.
Яков душой и телом ушёл в свой керамический завод, строительство которого находилось в стадии завершения. Дело стояло из-за поставки прессов для кирпича и черепицы. Гончарное производство он запустил и стал изготавливать керамику, которую искусно расписывал Филипп. Сбыта этой продукции ещё не было. Но они оба были довольны своими начинаниями. Они были уверены, что их корчаги и блюда непременно найдут своих покупателей. Нужны были только деньги на рекламу. Китайские строители перекинули свои силы на строительство домов. Уже были перекрыты первые этажи. Дома строились из газосиликатных блоков и облицовывались специальным кирпичом. Руководил строителями Геннадий Михайлович. Он ходил в спортивном костюме по посёлку и биноклем на груди, одновременно охраняя свой участок реки. В то же время он ждал драглайн, который должен быть доставить Гурам на платформе из Новосибирска.
Такую ложную информацию о драглайне выдавал он семье Пановых. На самом деле, это был блеф чистейшей воды. Никуда он кавказца не отправлял, Гурам вместе с Хаусом жили в вагончике, конец которого почти касался поверхности реки. В этот вагончик Хаус никого не пускал и рыбу больше не ловил. Он носил в себе крупную мечту в слитках золота, которая снилась ему каждую ночь. Перед домом Пановых Геннадий Михайлович лишний раз старался не маячить, потому что Яков, с некоторых пор превратился в недоброжелательного господина и нередко кидал в его сторону недобрые взгляды.
В начале лета в посёлке появился Зиновий, старший брат Семёна и Александра. Вместе с собой он из города захватил и отца, который передвигался с помощью трости. Следом за ним в Каролину приехали Валерия и Наталья.
Работали в этот день только до обеда. В обед была большая уха и разумная пьянка, в которой участвовали и китайцы. Один Хаус сидел в проёме открытых дверей, смотрел на весёлую публику и курил своё «Собрание». Было видно по Гене, что ему скучно и его тянуло пообщаться с людьми. Манящий аромат ухи, с пригревающим солнцем и неповторимой окружающей природой подталкивали его к этому. Но без приглашения он не решался подойти к костру, где была масса народу с его негласным врагом, — старым немцем.
Своим скучным видом, он обратил на себя внимания Зиновия.
— А чего дед к нам не идёт? — спросил он у Яши.
— Провинился он перед нами всеми, вот и стыдно морду казать, — объяснил Яков.
— И велика вина его? — жуя остывшего тайменя, спросил Зиновий.
— Он её чувствует, а мы её знаем. Да не нужен он здесь, этот хмырь травяной, — без зла бросил Яков.
— Что травкой питается? — не унимался Зиновий.
— Лечит он ей и, похоже, удачно.
— Так, давай ему покажем ногу отца. Я слышал, что некоторые травники способны творить чудеса.
— А что и на самом деле, чем чёрт не шутит, — засуетился сразу Семён. — Он, нам как — то говорил, что ему приходилось лечить подобные болезни.
— Я была свидетелем этого разговора, — подтвердила Наталья. — Она сидела, прижавшись своей спиной к спине Семёна иногда бросая свои взгляды на бывшего мужа, который, перемешав водку с наливкой, смотрел уже не на неё, а на Валерию и непроизвольно икал.
Один из китайцев подошёл к Диме и дал ему какую — то горошину, после чего он перестал икать, но не переставал пожирать своими глазами Валерию.
Наталья незаметно погрозила ему пальцем.
— Я не пойму, почему она с нами не работает? — развёл руки Дима, — она же у нас должна работать. Ведь она станки в идеале знает.
— У неё есть работа, — крикнула ему Наталья через головы гостей. — Вместо Валерии Константиновны работает её муж Александр Максимович, — пояснила она.
Дима после этого встал и пошёл по мосткам на ту сторону реки.
— Смотри не свались, — предупредил его Яков, — не хватало тебя ещё вылавливать из реки.
Но Дима не обратил внимания на сказанные слова, легко перешёл мостик и оказался на другом берегу. После чего скрылся в зарослях леса.
— Гена, иди ухи отведай? — крикнул Яков Хаусу, — чего ты, как сыч один сидишь. Подходи ближе к интернациональной компании. Сегодня праздник у нас великий, первую продукцию керамики отправили, да племянник из Тулы приехал.
Но китайцы интернационал разбили. Они поблагодарили Лизу за угощение, организованно собрались и пошли работать на свои объекты.
— От ухи я никогда не откажусь, — подошёл Хаус к костру и взял чистую и глубокую тарелку.
От спиртного он отказался, а ухи налил до краёв, где было заметно, много плавающего перца. Этот перец горошком он не выплёвывал на траву, как это делали другие, а разжёвывал и глотал.
— Плохо не будет от обильной остроты? — спросил у него Семён.
— Всем рекомендую, употреблять перец горошком. В нём спрятана могучая сила, не верите мне, спросите у китайцев.
— А они уху не едят, — сказал Семён, — они водку и мясо предпочитают, и говорят на русском невнятно.
— Знаю, мне приходится с ними общаться здесь, но я немного их понимаю, так — как до этого в Бурятии почти каждый день с китайцами дела имел. Одно вам скажу, лучше их в травах мало кто смыслит.
— У меня коза Люська тоже гурман по траве, — засмеялась Лиза, и обратила свою речь к Хаусу: — Ты вот Гена лучше посмотри ногу моего деверя. Сможешь помочь его недугу, считай, мы с тобой помирились.
— Я говорил уже вам всем, что помогу, но мне нужно в своём центре взять пчёлок и травки нужной. Я думаю, за два — три дня у него не будет варикозного расширения вен.
— Так давай, организуем это дело, — сказал Семён, — а то ему на одной ноге сделали операцию, у него на том месте вновь показались вены.
— Завтра и приступим, — пообещал Гена, — за результат я отвечаю. Через пару троечку дней ваш папа Камаринскую отплясывать будет, — при этом Гена многообещающе смотрел в глаза старшего Панова.
— Я до того уже намучился со своими ногами, что не верю ни в какое чудо, — сказал отец.
— Поверишь, когда своими глазами увидишь, что вены моментально пропадают, — обнадёжил отца Хаус.
— Я могу чистосердечно подтвердить способности Геннадия Михайловича, — словно находясь в суде, сказала Валерия. — Он многих сотрудниц гостиницы излечил от различных недугов. И молва о нём по городу неплохая идёт. Его сборы пользуются невероятным спросом в городе. Все хотят в травяном магазине видеть Геннадия Михайловича, а не сестру. А он свой талант, прячет в фешенебельной квартире и ресторане гостиницы. Как жалко, что я ничем не болею, — посетовала она. — А то бы я с великим удовольствием полечилась у него. Представляете, наша уборщица тридцать лет боролась с псориазом, а он за неделю очистил её тело. Год она ходит в чистоте и радости и молится на Геннадия Михайловича. Мои родители фармацевты, не имея иногда нужного лекарства для остро нуждающихся больных, зачастую направляют их в «Травник» к этому волшебнику, — приятно улыбнулась она деду.
— Благодарю Валерия, за очень добрые слова в мой адрес, — прослезился Хаус либо от перца, либо от приятных отзывов Валерии. — Я знаю твоих родителей, передавай им от меня привет. Но ты не огорчайся, что у тебя нет болячек. Хорошее здоровье, — это наивысшее счастье человека, — всё остальное, это относительно!
Тут один из электриков вспомнил про долгое отсутствие Димы.
— Куда он действительно ушёл, — покрутил головой Саня, — как бы искать его не пришлось.
Он перешёл мостик и, осмотрев прибрежные кусты, сказал:
— Его здесь нет, пошли искать, не дай бог медведю в лапы угодит.
— Саня ты не пугай народ, — крикнул Яков, — около нас медведи не водятся.
К Сане на помощь присоединился Семён и ещё четыре человека, из ремонтного персонала завода и они, вшестером рассредоточившись цепочкой, пошли по лесу. Диму кричали все хором, но он не откликался. И только когда они прошли более километра от реки, раздался, словно из могилы тихий писклявый голос Димы. Он кричал не «АУ», как это делают заблудившиеся люди в лесу, а «КАРАУЛ».
Из-под земли, где произрастало огромное количество маральего корня, раздавались писклявые позывные электрика.
— Здесь надо аккуратнее ступать, — предупредил всех Саня, — можно провалиться в какую-нибудь яму. Дима вроде в неё и угодил.
Спасатели, заглядывая под каждый куст, прошли густые заросли насаждений, но ямы не обнаружили.
— Дима подай голос? — крикнул Семён.
— Я сижу в каком — то бункере, рядом со скелетами, — отозвался он.
Они вышли на его голос к густой черёмуховой посадке, где увидали пролом в земле. Из него исходил неприятный запах, отдающий затхлостью прогнивший древесины.
— Глубокий бункер, — заглядывая внутрь, сказал слесарь Морозов.
— Ты сам давай не провались, — предостерёг его Саня, — сейчас надо идти обломать хорошую лесину и вытащить его оттуда.
— У тебя руки ноги целы, — крикнул в бункер Морозов.
— Всё цело, только колено ушиб о чей — то череп.
— Ты там ничего не трогай, — предупредил его Семён, — сейчас мы тебя вызволим оттуда.
Диму вскоре вытащили, но соседство со скелетами его не отрезвило. Он был ещё пьян и спешил к костру, где хотел ещё добавить спиртного.
— Тебя вообще-то, как сюда занесло? — спросил у него Семён.
— За глухарём я погнался с перебитым крылом, вот и угодил в этот бункер. Можно было сказать, что это склеп детей был, кости там маленькие, а черепов я насчитал четыре штуки. Наличие посуды и разной утвари говорит, что это было жилое помещение.
— Завтра мы узнаем, чьи это кости, — сказал Семён. — Но вполне вероятно, что это не дети, а лилипуты, которые промышляли здесь в годы войны и после. Об этой находке нужно обязательно позвонить в ФСБ. Возможно, за этими останками тянется страшная тайна сталинских времён.
Они вернулись в посёлок, где у потухшего костра сидел Хаус, старый немец и Яков. Все остальные гости были в доме.
— Яков, мне кажется, мы нашли останки лилипутов, — сказал Семён, — их там четверо было, думаю надо позвонить в милицию.
— Зачем кости нужны милиции, — забегал глазками Хаус, — им тела нужны, а не прах.
— То, что найдено не на кладбище, всегда настораживает, — заявил Курт, — и в милицию Яков звони немедленно. Не исключено, что там кости Михея и Норы.
— А как вы нашли этот схрон? — спросил Яков.
— Я провалился туда, — дрожащими губами произнёс Дима, показывая рукой, направление, где он был. — Побежал прямо от берега за глухарём с подбитым крылом и ухнулся туда. Там настоящая пещера или землянка не знаю, как правильно назвать. Можно сходить туда, мы там жердину оставили внутри, чтобы искать было легче.
— Не стоит сегодня великолепный день портить, — сказал Яков, — и милиция здесь не нужна. Завтра будет день и будет пища. А сейчас пошли в дом? Там Лиза, каких — то новых салатов наготовила.
Курт не пошёл в дом. Он, позвав своих собак, перешёл мостик и направился в ту сторону, где был обнаружен подземный бункер. Назад он возвратился затемно с двумя мешками костей.
— Я подумал Яков, — не нужна нам милиция, — сказал он, — зачем ворошить историю. Всё равно прошло больше сорока лет и убийц не найдут. Хотя я думаю, что это дело рук старшего Комара. Лилипуты с ним жили в мире и согласии, других они к себе близко не подпускали. И конечно военнопленных и охрану лагеря они не боялись. Михей то с Норой водовозами работали в лагере. Несомненно, это рук дело егеря. Жалко, что они не раскусили этого изверга.
— А почему ты решил, что их убили? — спросил Яков.
— Не гильз, ни пуль я не нашёл, но дыры в черепах характерные. А останки мы завтра предадим по — христиански, земле. Я ведь знал Михея и Нору, ещё, когда военнопленным был. Когда меня вольным сделали, я их всего два раза видал. Таились они от народа. Но люди встречались с ними в начале шестидесятых. Вот, скорее всего их и прибили в это время. Всё сходится на егере Комаре, тогда он и краеведов взорвал.
На следующий день на небольшом кладбищенском холме стоял свежий крест. Историю смерти захороненных останков было известно только одному Хаусу.
Старый немец только строил свои версии, опираясь на факт времени событий. Конкретно он этого при всех не утверждал.
Хаус чуть позже придёт на могилу и высадит там алтайские фиалки. Он не заметит, как к нему сзади подошёл Семён.
— Я догадывался, что ты причастен к этому зверству, — сказал Семён.
— Ошибаешься Семён, — не поворачиваясь, ответил Хаус, — я в жизни по крови не ходил. Живя раньше здесь в краю, где много зверя и птицы, я никогда не был охотником. Я только рыбу ловил и собирал траву с ягодами. Да и возрастом я тогда не вышел, чтобы творить такие злодеяния. Я ведь их знал и проказничал с ними, мешая им рыбу ловить. Они постоянно за моё хулиганство жаловались отцу. Вот он и положил этих несчастных в землянке, но цена их жизни было золото, которое они вылавливали ежедневно в реке. На смертном одре отец мне исповедовался. А ты сейчас иди, готовь своего отца? — мне Анастасия пчёл привезёт, будем его лечить.
 
Глава 39               
               
   Они прилетели из Бангкока на остров Пхукет, на побережье которого произрастало много сахарного тростника, а также бананов и ананасов. Город — порт Пхукет, носил название острова. Он стоял на Андаманском море, где кроме могучих сухогрузов в порту было пришвартовано множество джонок, на которых местное население добывало рыбу. Не смотря, что этот чангват имел небольшое население, на острове стоял международный аэропорт. Пхукет экспортировал в разные страны свою продукцию, в том числе и олово.
Ват Фил, был мужчиной довольно высоким для азиата. Маленькая клинообразная бородка никак не подходила к его росту. На нём были одеты темно — синие шорты японской фирмы «Баттерфляй» и льняная светлая рубашка без рукавов. Кем был на самом деле Ват Фил Городецкий точно не знал. Хаус его выдавал и за главного экспортёра олова на этом острове и одновременно за главаря мафиозного криминала. Он встретил Российских туристов сам лично на небольшой машине японского производства. Увидав Серову, он был поражён красотой русской женщины и, сузив до минимума и так свои узкие глаза, сказал, что — то непонятное на тайском языке и низко поклонился ей. На Городецкого он уже не смотрел. Этот лысый парламентёр его в данный момент мало интересовал. Она поняла, что её неотразимая красота сразила сиамца наповал и стала ему то и дело неуклюже раскланиваться и посылать искажённые улыбки. Обласканный очаровательной улыбкой Серовой, он осторожно взял её руку и нежно прикоснулся к ней губами. Затем, обняв её за талию, подвёл к машине, галантно усадил на переднее сидение и закрыл за ней с шиком дверь.
— Если бы я знал, что с вами будет такая королева, я бы королевскую карету подал к трапу самолёта, — сказал он Городецкому на чисто русском языке. Городецкий отвёл азиата подальше от машины и, убедившись, что Серова его не услышит, заискивая перед миллионером, заговорщицки, произнёс:
— Если вам эта матрёшка пришла по нраву, мы можем позже обсудить её дальнейшее пребывание на острове. Мне кажется, в России её ничто не держит. — Выдал Городецкий свою корыстную мысль, которую он тщательно обдумал в самолёте.
И это дикое предложение, как показалось ему, было своевременным, и оно без всякого сомнения понравилось местному миллионеру. Азиат хитро заулыбался и пожал руку Городецкому.
Они ехали по пыльной дороге к морю минуя с одной стороны плантации сахарного тростника, с другой стороны тихое морское побережье. Остановившись около скученных на берегу джонок, Ват Фил по деревянным мосткам провёл гостей к небольшому катеру, где сидел за штурвалом лысый, как и Городецкий маленький таец в цветной рубашке. Он поприветствовал поклоном головы гостей и, посмотрев на свои, как будильник часы, завёл мотор.
— Он глухой при нём можно, всё говорить, — показал миллионер на его уши.
— Мы куда едем? — беспокойно вглядываясь в гладь моря, спросил Городецкий.
— В бухту Патонг, — ответил он, — там у меня яхта королевская на приколе стоит. К сожалению, с берега подъезда нет, поэтому приходится прибегать к услугам катера. Но катер этот тоже мой, — пояснил он.
— А аэропорт случайно не ваш? — спросила Серова.
— Нет, — ответил он, — но самолёт свой имею. Я очень богатый человек. У меня много партнёров в Индонезии, Сингапуре, а также Находке и Владивостоке. И это ещё не всё. У меня есть дворец в Малайзии, и свой храм на острове Бали. Если вы госпожа пожелаете, я вас могу туда свозить. Уверяю, красивее мест на земле нет.
Это предложение Серова оставила без ответа, так как её соотечественник влез со своим вопросом первым, не дав ей немедленно согласиться на поездку в Малайзию и остров Бали.
— А откуда у вас такое чистое русское произношение? — спросил Городецкий.
— Я учился долго в Хабаровске, — ответил он, — поэтому хорошо знаю не только русский язык, но нравы и обычаи вашего народа. Вы знаете, что наши народы только цвета кожи разнят, а цвета национальных флагов одинаковые. Так что мы по этим государственным отличиям почти родственники.
— Вы не там познакомились с Геннадием Михайловичем? — не глядя в прищуренные глаза собеседника, поинтересовался Городецкий.
— Нет, наша первая встреча состоялась во Владивостоке, на Океанском проспекте в кафе «Дельфин». Мне его один знакомый грузчик из порта представил. Геннадий Михайлович, очень крученный и выгодный партнёр, но в, то же время, за его глазами спрятан хитрец и плут. Мне, конечно, всё равно из чего он слеплен. С ним приятно дела иметь. Он новый образ русского делового человека. И я не удивлюсь, если ему поставят памятник после смерти, как Геннадию Невельскому во Владивостоке.
«Может, и поставят скоро, — подумал Городецкий, — но только где — то в Каролине и обязательно из сосны или осины»
Катер причалил к шикарной длинной яхте.
Городецкий был поражён, не только её габаритами, но и её оснасткой. Раньше он считал, что яхты бывают спортивные или небольшие прогулочные типа шаланд. А здесь он ступил можно сказать на борт настоящего морского корабля.
Ват Фил, заметил его восторг от яхты и спросил:
— Как вам лайнер?
— Впечатляет! Слов нет. Лично мне не приходилось видеть такие суда, — ответил он.
Хозяин яхты провёл их в столовую, где всё было отделано красным деревом, но это был не восточный манер, а чисто европейский стиль.
— Эта яхта мне досталась от моего отца, а изготавливали её в королевстве Норвегия, поэтому интерьер здесь наполовину европейский, — пояснил он.
Усадив гостей за круглый стол, он что — то сказал на тайском языке молодому человеку, облачённому в морскую униформу и стоявшему около входа столовой. Тут же около стола засновали с подносами — каталками маленькие девушки, с восточными лицами, но как ни удивительно их глаза не были так узки, как у их хозяина. У них на шеях были повязаны красные шарфики и поэтому они были похожи на птичек колибри с рубиновым горлом. Эти «экзотические пичужки» тоже не говорили ни слова, только мило улыбались, гостям.
— Они тоже немые? — спросила Серова.
— Нет, конечно, — сказал миллионер, — это две китаянки Ван Нань и Ван Инь. По протоколу им не положено без моего разрешения вступать в разговор с гостями яхты. А ваш язык они тоже неплохо знают. Они продолжительное время из Китая делали наезды на рынки Читинской области. Ширпотребом торговали. Сейчас они довольны своей жизнью. Я им хорошо оплачиваю их работу. Европейской кухне, я предпочитаю китайскую кухню. Как я не пытался в Хабаровске приучить себя к вашим борщам и сибирским котлетам, но всегда тосковал по китайским специям, без которых, мне казалось, русские блюда не имеют вкуса.
— Саранчу и червей, я кушать не буду, — испуганно заявила Серова.
— Не беспокойся королева, здесь таких блюд не подают, — засмеялся Ват Фил, — ты за этим столом попробуешь копчёное баранье ребрышко со спаржевой пастой и несколько видов рыбы.
Она успокоилась, но её взор сразу упал на большой круглый аквариум, стоявший на журнальном столике.
В аквариуме плавали зеленовато — оливковые особи размером чуть меньше бананов, которыми был сервирован стол. Их формы не присущие были декоративным рыбкам. Они скорее были похожи не на рыб, а на электрические лампочки, с натянутой на них шкурами гигантской жабы. Их тела были шиповидные, и выпуклые глаза бегали неравномерно по глазницам. Создавалось такое впечатление, что эти рыбы страдали косоглазием.
— Этих рыб я тоже в рот не возьму, — показала она на аквариум, — у них дьявольский взгляд.
— Эта рыба называется таиландский тетраодон, — объяснил миллионер, — они являются декоративными хищниками и вкусовыми качествами не блещут, как тунец и сёмга.
Серову не убедили его слова, и она с недоверием осмотрела ещё раз стол и, поняв, что горячая пища и холодные закуски имеют вполне съедобный вид, успокоилась, и вместе с мужчинами выпив виски с содовой водой, принялась усердно за еду.
— Вы мне так и не ответили, согласны ли вы со мной на этой яхте, посетить Индонезию и Малайзию? — спросил миллионер у гостей.
— Я да, — вскрикнула Серова от радости, и подняла руку, словно послушная школьница, находясь на уроке.
— Наши визы не долгосрочные и мы можем не успеть вернуться домой, — сказал Городецкий.
— Плевала я на эти визы, штраф заплатим вот и все дела, — недовольно бросила она Городецкому.
Ват Фил предложил Городецкому сигару и пригласил его покурить на палубу яхты.
Покурив на свежем воздухе, они вернулись в столовую, где Серову обхаживали две китаянки, предлагая ей разные закуски.
— Я хочу поговорить с этими милашками, — обратилась она к миллионеру.
— Ты с ними ещё успеешь наговориться, — пообещал ей хозяин, — а сейчас давайте ещё выпьем и продолжим наш обед.
После второго бокала Серова откинулась на мягкую спинку дивана и закрыла глаза.
— Ну, вот и всё, — сказал Городецкий, — она хотела в Таиланд. Её желание сбылось.
Серову тут же два крепких тайца отнесли в катер и отвезли в богатый дворец миллионера. Остальные девять дней Городецкий проводил на яхте в кругу двух экзотических китаянок. Для него это был сущий рай, золотая пора острых впечатлений и приятных наслаждений, где он полностью расслаблялся, не думая ни о чём. Утро у него начиналось с виски и кубинской сигары. Затем ему приносили ветчину с яйцом и кофе. После завтрака он надевал скафандр и спускался в подводную пучину Андаманского моря, где он вплотную соприкасался с изумительными представителями ихтиофауны. И везде даже под водой за ним следовали китаянки. Он ходил в одних шортах по яхте, запуская свои руки в интимные места своих экзотических тело хранительниц, от чего они пикантно смеялись и не препятствовали его грубым ласкам. Вечером они укладывали его спать и ложились рядом с ним по краям на широкую кровать, обнесённую розовым пологом из шёлка. Ему грезилось, что яхта, китаянки и даже море принадлежит ему. За всё время, что он провёл на море, миллионер не нанёс ни одного визита к гостю из России. Хотя Городецкий и не скучал о нём. Все вопросы с местным миллионером были решены, в день их приезда. Тревоги за судьбу Серовой он не испытывал. У него было на руках письмо для родителей Серовой, что она счастлива в Таиланде и назад в Россию ехать пока не собирается. К этому письму в конверт было вложено несколько её снимков утопающей в цветах в обнимку с мафиози. Это письмо снимало все подозрения с него, связанные с исчезновением его бывшей сотрудницы. А Виктор отдыхал и хотел долго так отдыхать, но виза истекала и, ему пора было возвращаться на родину.
В Россию он ехал один, имея радужные планы по сбыту золота, — главное канал сбыта был у него теперь в руках и Хауса он к нему не подпустит. Он без сожаления расстался с Серовой, имея прибавку на своём валютном счету в пятьдесят тысяч долларов. Судьба его несостоявшейся жены, ему была уже не интересна. Она позарилась на богатства узкоглазого мафиози и этим всё сказано. Все свои акции он забрал у неё. И мысленно уже нашёл им применение. Надеясь, их выгодно продать и обязательно выкупить назад свою пятикомнатную квартиру, в которой жил Хаус. Городецкий слышал от него, что тот собирается с осени переехать жить с сестрой в свой коттедж. Виктора беспокоило только, то, что он будет знать, об исчезновении Серовой. Он опасался, что этот крючок с исчезновением его любимой женщины, Хаус может использовать, в свою пользу, чтобы в его лице убрать нежелательного компаньона с дороги. Но у него было твёрдое алиби в конверте и это его успокаивало.
«Пускай хоть королевой будет, хоть тростник рубит, мне уже всё равно, — думал он, — главное я в ровной форме обговорил с Ват Филом сбыт золота, которое скоро будет в моих руках. Теперь мне не нужен Хаус, я его усыплю теми таблетками, которые мне дал узкоглазый миллионер. Только подсыплю ему не одну, как Серовой, а значительно больше, чтобы он уснул навечно. Не родился ещё такой человек, который Витю может насадить! Плохо ты меня Гена знаешь!»

Глава 40               
               
   Хаус сажал на больные ноги Максима Васильевича пчёл. В это трудно было поверить, но вены после укуса пчелы на глазах становились значительно меньше, после чего он обмазал ноги чёрной мазью и накладывал широколистную траву.
Обмотав ноги фланелью, он сказал:
— Покой до вечера, и обязательно баня с моей травой.
Он достал из сумки большой бумажный пакет и, положив на стол, глядя на Семёна, добавил:
— Эту процедуру мы повторим в течение двух дней, и ваш отец будет бегать как архар.
— Гена если так и будет, то я тебе тоже важную услугу окажу, — сказал Семён.
— Очень буду рад, — ответил он, — добрая услуга от бога исходит, а злая от дьявола. А ты человек видимо хороший, значит приближённый бога.
— Скорпион я дед и все мы здесь почти скорпионы, — бросил ему Семён.
— Скорпион божья тварь, хоть и яду в ней много, но пользу на радость человечеству несёт. Многие особи применяются сейчас в современной фармакологии.
— Да я не в том смысле, что яду в нас много, — сказал Семён, — по знаку зодиака мы Скорпионы.
— Я эту науку не признаю, — замахал рукой дед, — только бог всесилен, награждать человека характерами и здоровьем, но никак не звёзды. Они были созданы богом перед каменным веком, когда не было солнечной энергии и часов. Вот и весь их смысл сосуществования на небе.
— Опять под дурака косить взялся, — сказал Яков. — Ты же противоречишь себе, ведь не бог сейчас лечит моего брата, а ты.
— А я не Скорпион, а божий человек, — заявил он с задором и вышел из дома.
Чудо совершилось, как и говорил Хаус через два дня.                Максим Васильевич ранним утром вышел без палки из дома и уверенной походкой направился к вагончику. Но ему войти в него не дал Гена. Он стоял в дверях при полном параде в богатом светлом костюме. На шее был повязан импортный, с переливом галстук. Туфли сверкали чёрным перламутром, и пахло от него приятной туалетной водой.
Гена перекрыл ему своим щуплым телом вход и сказал:
— Вот видишь, что божья травка может творить!
— Поистине трава видать божья! — радостно воскликнул Максим Васильевич, — но вторую молодость ты мне вернул. Поэтому я тебя должен отблагодарить по-барски!
— Не надо мне ничего, — засуетился Хаус, — хорошее твоё самочувствие и есть для меня твоя благодарность! Лучше иди, спляши на крыльце у немца, чтобы он не считал меня больше шарлатаном.
— Да я не только спляшу я, и сальто перед ним сделаю, — сказал старший Панов и направился к дому Курта.
На крыльце появился Семён с голым торсом и полотенцем на шее. Увидав элегантного Хауса, он обомлел от его вида и, доброжелательно помахал ему рукой, затем спустился к реке. Умывшись, Семён завернул к Хаусу.
— Я тебе обещал услугу оказать? — произнёс Семён.
— Вроде бы того, — сощурил глаза Хаус.
— Так вот Гена я тебе скажу, золота здесь нет давно. Его достали всё в конце войны, а то, что рыба клюёт, — это отдельные экземпляры, которые засосал щебень и песок.
— А я и без тебя знаю, что аллювиальных россыпных месторождений нет в реке, — хитро улыбнулся он. — Лично убедился! Правда поздно, — после того, как произвели с вами все обменные операции. Но я в этой сделке не пострадал. Я остался при своих активах и отомстил Городецкому, который мою родную племянницу продал в бордель на Восток. Она там сгинула с концами. А сестра после такого известия стала инвалидкой. Теперь Городецкий самый настоящий бич. Все его активы у меня находятся и пока он в Таиланде, у него не будет ни квартиры, ни облезлой вши на аркане. Единственное, что у него есть, это личный валютный счёт, но он я думаю, сегодня будет арестован. Вот этот вагончик последнее его пристанище. Гостиница «Север», была наполовину моя, но я свои вложения давно отработал. Наличные деньги, которые он мне оставил на приобретения оборудования, пошло, на строительство ваших домов. Крыш, правда, не успел возвести, но сделал многое. Больше я не могу финансировать строительство, так как денег больше его нет. Он приедет через два дня и если его не арестуют, то от злобы разобьёт паралич. Но в любом случае он приползёт к вам на коленях. Потому что квартиру, в которой он жил я подписал Сане и Валерии. Я виноват перед ними, поэтому думаю, они извинят меня, когда узнают, про мой щедрый подарок. Валерия молодец, — умненькая женщина. Берегите её. А Саня любит её. Пускай они будут всегда жизнерадостны и счастливы!
— Так, как же ты хитрый лис клюнул на капкан с золотом? — удивлённо спросил Семён.
— Надежда у меня была и большая на старательство, так как помимо тех бумаг, которые мне подсунула Елизавета, у меня были свои бумаги. Они точно указывали, в каких местах может лежать золото. Эти бумаги мне достались от отца. Я неделю назад понял, что попался на удочку, как тупоголовый налим. Профессор из Москвы, что приезжал сюда за книгами, бросил кипу журналов под навес около костра. Я все журналы забрал к себе в вагончик. В них нашёл несколько образцов почерка начальника лагеря, идентичность которых может определить любой грузин. Так вот я показал одному своему знакомому два разных почерка. Он мне сказал, что первое письмо написано, возможно, женщиной и совсем недавно. Хотя листы были из одной тетради. Дырки и клетки там были одинаковые.
Он внимательно посмотрел Семёну в глаза.
— Всё равно уважаю! — протянул он Семёну руку, — а я, уезжаю ближе к морю. Моя миссия в этих краях закончена. Бумаги на квартиру я передам Валерии, прямо сегодня. А личный счёт Городецкого, вероятно, будет арестован. Он преступник, продающий наших девушек за границу. И совсем недавно он отвёз свою любовницу моему близкому знакомому миллионеру в Таиланд. Будет возвращаться один. Я это уже знаю. И об этом сегодня же узнает не милиция, а ФСБ. Я постараюсь правильно донести его злодеяния. Кстати, девушек из восточного массажа, можешь распустить. Они были не мои, а Городецкого, я только имел свой процент от этого бизнеса. А для него было важнее обширные знакомства с нужными людьми, вот для их утех он и создал этот бордель.
Хаус постучал по окну вагончика и крикнул:
— Джангир, ты скоро там соберёшься?
— Иду, — прозвучало в ответ.
Когда из вагончика вышел крепкий низкого роста кавказец, державший в руках большой кожаный кофр и клетчатую сумку через плечо, Семен от неожиданности сделал шаг назад.
— Не удивляйся, — промолвил Хаус, — это Гурам, хороший человек. Он живёт пока в твоей гостинице вместе с семьёй. На днях переедет в мою пятикомнатную квартиру. Найди ему достойную работу? Все бумаги по строительству ваших домов, для налоговой инспекции он тебе передаст позже. Я только транспортные расходы оформлю по уму. И ещё одну тайну могу тебе раскрыть. Ищи тело погибшего курьера. Он пропал в 1945 году. При нём было пять килограммов золота. Эта информация верная. Ищите только с Яковом, — он здесь каждый куст знает. Я, ведь его вначале планировал взять в напарники, но тут, к счастью, подвернулся Городецкий.
— Понты ты Гена гнать горазд, — смахнул Семён щелчком севшего ему на плечо шмеля.
— Я добился, чего хотел, но ты Семён перепрыгнул меня. Ты годков на десять младше будешь, а в нашей возрастной лиге этот разрыв сказывается.
Он посмотрел на верхушки деревьев и, прислушавшись к перестуку дятлов, сказал:
— Черёмуха нынче расцвела рано, — значит жди долгого лета, а вот дятлы стучат не по делу, — точно жди снегирей.
— К чему это ты Гена сказал?
— Снегири — это менты, которых обязательно привезёт Витя, если конечно ФСБ их не опередит. Но на всякий случай я насыпал ему самоварного золота в реку. Пускай ныряет, акваланг с заправленными баллонами в вагончике лежит. Успеет, значит достанет. Только не мешайте ему? Если его не арестуют за содеянные грехи, то с этим «золотом», он обязательно попадёт в психиатрическую лечебницу.
— Мне он не страшен уже, — сказал Семён, — и тебе я думаю не надо с ним напрягаться. Ты же, как я понял, уезжаешь.
— Видишь — ли, Семён, в чём мы одинаковы с тобой, — сказал на прощание Хаус. — Родились мы с тобой в один месяц, а это значит я тоже немножко Скорпион. Городецкий, вот этому человеку, — показал дед на Гурама, — заказал меня за десять тысяч баксов в землю уложить.
Думал, что всё продаётся за деньги, но он ошибся и жестоко. Людей честных и добропорядочных намного на земле больше, чем плохих. Он это никак усвоить не может, а вот на меня давненько это воззрение пришло. Поэтому тоже в долгу не могу оставаться. Вот в чём суть наших характеров с тобой.
Он почесал у себя под носом пальцем и добавил:
— Передай Якову, что завтра у него во дворе будет новая Нива стоять. Это я велел подпалить его драндулет. Он мне на нервы действовал. А Лизе большой поклон от меня за её доброту ко мне. Там в вагончике я письмишко еврею оставил на столе. Пускай читает.
Гена пожал руку Семёну и вместе с кавказцем прошёл к своему джипу. Сев в машину три раза перекрестился. Автомобиль бесшумно покинул это урочище, унося с собой тайну золота Каролины.
Семён в этот день не узнает, что Геннадий Михайлович увёз с собой в клетчатой сумке не один килограмм золота. Впрочем, ему уже не было совершенно никакого дела до этого хитро мудрого старичка. Он понял, что в своей жизни больше с этим дедом вряд ли придётся встретиться.
Обнаруженный им в вагончике гидрокостюм с аквалангом, торговые весы, и люк, выпиленный в полу, откуда веяло прохладой реки, давали ему повод думать, что хитрый дед уехал не пустым из Каролины. Весы и гидрокостюм, Семён перенёс на чердак, оставив в вагончике, только акваланг и запечатанный конверт на столике.

Глава 41               
 
     Он превращался домой в прекрасном настроении. О Серовой Городецкий уже забыл, как будто её не было в последний год вместе с ним. Во Владивостоке из свежих газет он прочитал, что в их родном городе задержана банда из четырнадцати человек, которая на протяжении многих лет держала в тонусе кредитоспособные предприятия. В эту банду входили все авторитетные личности города, клички которых были известны всему местному населению. Эта новость была для Городецкого настоящим бальзамом на душу. Она лишала Хауса большого влияния на него. Без бандитов ему совсем нечего было бояться старика. При своих обширных знакомств из власть имущих, он сможет приструнить старика.
«Нет бандитов, то и шантаж старика мне теперь нипочём» — думал Городецкий.
Сейчас он жаждал только встречи с Хаусом, чтобы забрать у него свои акции «Алтайэнерго» и исполнить в ближайшее время свою задумку. Нельзя было сказать, что у него не хватало раньше смелости, чтобы избавиться от этого премудрого старика, который на протяжении нескольких лет держал его за горло. Всё объяснялось проще простого, только он знал место расположения залежей золота. Сейчас это известно и Городецкому. И он пройдёт напролом, чего бы это не стоило. Теперь он не оробеет ни перед какими заслонами, а противного старика приговорит к вечному сну. А потом на ближних подступах внезапно настигнет всех Пановых и отплатит им большим разорением за своё моральное и материальное унижение. Горячее дыхание их банкротства он уже ощущал. Но злую свою улыбку, которая у него таилась в душе, он решил пока не показывать.
Городецкий приехал в город ранним утром и сев в такси направился на улицу Островского. Кивнув в знак приветствия консьержке, держась за отполированные перила, поднялся на свой этаж. На ходу вытащил ключ из кармана, но, когда подошёл к своей квартире уткнулся в бронированную новую дверь с двумя замками. Старая дверь стояла на площадке этажа. Он надавил на замок. За дверью молчок. Городецкий бросился к квартире Хауса. К его удивлению, дверь ему не Анастасия, а Лейла его лучшая кухарка и жена Гурама.
— Что за чёрт? — взбеленился Городецкий, — что ты здесь делаешь? Где Комар?
— Где он я не знаю, — спокойно ответила Лейла, — а здесь я живу с семьёй уже второй день, но предполагаю Геннадий Михайлович с мужем рыбу ловит на какой-то реке.
— А там кто живёт? — заикаясь, показал он на демонтированную дверь, стоявшей недавно в его квартире.
— Понятия не имею? — пожала плечами Лейла, — вам лучше спросить консьержку. Может вы в квартиру пройдёте? — распахнула она перед ним шире дверь, — воды выпейте, а то на вас лица совсем нет.
Городецкий взялся за грудь, молча повернулся и побрёл к консьержке.
— Знать не знаю пока фамилий, — сказала консьержка, — но вчера в обе квартиры Геннадия Михайловича вселились новые жильцы.
— Это удар в спину! — почувствовав недоброе, бормотал Городецкий.
Он с сумкой, набитой заморскими сувенирами и подарками проследовал к своему гаражу, находившему на территории общеобразовательной школы, стоявшей рядом с его бывшим домом. С лоджии его взглядом провожала Лейла. Она видела, как он открыл гараж и долго не выходил оттуда. Почувствовав неладное, Лейла спустилась к нему. Городецкий сидел на кушетке уже пьяный и сосал из горлышка кальвадос. Машина бесшумно работала, но наличие отработанного газа в атмосфере не ощущалось. Холодильник был открыт. На бетонном полу валялись продукты.
Лейла прикрыла холодильник и присела рядом с ним:
— Вам плохо Виктор Леонидович, — спросила она, — может, к нам пройдёте? В таком виде садиться за руль нельзя. Сами понимаете, это опасно не только для вас, но и для пешеходов.
— Мне уже опасаться некого и нечего, — посмотрел он на неё мутными глазами, — я мразь Лейла и незачем меня жалеть. Я никого не убивал в жизни, но крови много хотел. Купаться в ней хотел.
— У вас пьяный бред, — успокаивала она его, — проспитесь сегодня, а завтра утром сорвёте яблочко около вашего гаража и скушаете его, тогда мнение о себе измените.
— Прости меня Лейла? — свалился он на валик кушетки, — но я даже твою семью хотел оросить кровью. Теперь каждый может измываться надо мной сколько пожелает. Я получил заслуженно за все свои грехи, и прощения мне нет!
Он закрыл глаза, и замолчал. Лейла заглушила машину и вытащив ключи из замка зажигания, сделала сухой плевок в сторону своего бывшего шефа. После этого прикрыла ворота гаража и ушла домой.
Утром Городецкий проснулся от небольшого холода. В пересохшем рту был привкус органического удобрения. Похмеляться он категорически не хотел. Перед его глазами стояла бронированная дверь и ощерившееся лицо Хауса. Этот злодей наказал его со звериной сноровкой.
— Скот беспардонный, — шипел от злости Городецкий, — всё равно от меня никуда не денешься. Я сейчас подниму всю власть города, вплоть до прокуратуры. Они тебя из-под земли достанут. Ты для меня никакой опасности не представляешь!
Но вспомнив про Серову, которую он продал в Таиланде, схватился за голову. Прибегать к помощи правоохранительных органов не имело смысла.
— Надо ехать в Каролину и немедленно, — сказал он себе. — Может и не так всё страшно, как мне кажется. Лейла сказала, что он там должен быть с Гурамом. И чего я вчера пере ней сопли распустил? Не понимаю! Не найдя нигде ключей от машины, он решил подняться к ней.
Кроме неё никого в гараже не было, — вспомнил он. Лейла на этот раз с ним была не так приветлива. Она протянула ему молча ключи и захлопнула дверь.
— Это что издержки, моего вчерашнего откровения? — спросил он у неё через дверь, — или благодарность за мои добрые дела, оказанные моему семейству?
Ответа не последовало. Он от злости скрипнул зубами и спустился по лестнице на первый этаж. Переговорив с новой консьержкой и узнав от неё скверные новости, ему вдруг страстно захотелось выпить. Но в гараже все запасы спиртного были истреблены. Тогда он сел в машину и поехал в Каролину. По дороге мысли, наводившие на него ужас, не покидали его голову. Освободиться от гнетущих мыслей ему могла помочь только выпивка. В придорожном кафе кроме пива ничего не было. Его он терпеть не мог, но выбора не было, пришлось купить банку и выпить. Лучше ему от пива не стало.
В Каролину он приехал разбитый и встревоженный. Найдя в цеху Семёна, он бросился к нему не с дикими претензиями, а с жалобами, сжимая в руке письмо, оставленное Хаусом в вагончике.
— Пойдём Витя из цеха выйдем? — пригласил его Семён на улицу.
— Сеня, кажется, этот старый слизень мне язык показал? Я до нитки голый! У меня сейчас нет ни жилья, не своего дела. Осталась машина да вагончик с дырявым полом и немного денег на счету. Консьержка сказала, что квартира принадлежит другому хозяину. Я поднялся на этаж, а там бронированная дверь стоит с новыми замками. Дверь, естественно, мне никто не открыл. Гена мне позвонил, два дня назад, когда я возвращался домой; сказал, что все циркуляры лежат на столе в вагончике.
— Что-то там мелькало, когда он с вещами покидал Каролину, — отвлечённо произнёс Семён.
— Я этому Хаусу доверился весь, — распалился Городецкий. — Оставил ему все активы и мешок денег, а он взамен мне эту писульку. Я в тупике, и самая нелепая ситуация, то, что я за помощью никуда не могу обратиться, имея важных чинов в МВД. Ты понимаешь, в его квартире сейчас живут люди кавказкой национальности. Это моя повариха Лейла и её муж Гурам. А в той, где проживал я, — заняла Валерия с твоим братом. Я сегодня только утром узнал, когда в гостиницу заезжал. Лейла тоже меня обманула, знала всё, кто квартиру занял, мало того, сказала, что они здесь рыбу ловят. Все против меня настроены. Я понял, в какую паутину меня затянул этот поганый мухомор. Скотина, паразит старый, — выругался он и протянул письмо Семёну.
Семён взял листок, разгладив его немного руками, вслух прочитал:

Витя!

Пора тебя знать, кто я такой. В прошлом я бывший уголовник. Лекарем я стал по воле судьбы. Кровь шла горлом, кашель душил. Тогда я понял, что жить мне недолго осталось. Ждал свободы. Она для меня оказалась спасением. Живя на Байкале, вместе со своими лекарями, среди которых был мой родной отец я и постигал народную медицину. В ваш край я вернулся не только здоровым, но и богатым. Когда мне подвезло с твоим знакомством, то я превратился в бизнесмена. Хотя мне этот бизнес, как шёл, так и ехал, потому что моих денежных средств, хватило бы вполне на самый современный самолёт последней модели. Наше знакомство было с тобой не случайным. Я жаждал этой встречи, но, когда прочёл твоё объявление о продаже двух квартир, понял, что судьба мне благоволит.
А теперь о самом важном: Я Геннадий Комар, — родной дядя Ольги Зацепиной. Она дочь от первого брака моей сестры Насти. Это та белокурая красавица, которую ты отвёз в Катар и продал её, как куклу, — она у тебя была не первым лотом. Тебе не известны, наверное, судьбы всех девушек, которых ты вывез на Восток, а мне, известно. Я по своим каналам всех их разыскал и за твои акции скоро их выкуплю. Жалко, что племянница моя никогда не сможет вернуться на родину и обнять свою мать, — Оля покончила жизнь самоубийством. Так вот знай, Городецкий, если будешь кипишить по нашей совместной работе, то о твоей гнусной деятельности узнает не только твоя замазанная милиция, но генералы, которые отвечают за безопасность нашей страны. Но ты не отчаивайся, я тебе килограммов двадцать драгоценного металла оставил на раскрутку. Только тебе придётся понырять за ним самому. Аквалангом ты можешь пользоваться. Дерзай Витя!
О моём существовании постарайся забыть.
Хаус.

— Что я тебе скажу на это, — протянул ему назад письмо Семён. — Само собой я ваших дел не знаю, но если это письмо носит правдивую информацию, то слов сожаления с моей стороны ты не услышишь. Я понимаю людей потерявших своих близких родственников и приветствую подобные действия Гены. Лично у меня язык не поворачивается назвать тебя человеком. Ты вампир, хоть и трусливый, но всё равно вампир и наказывать таких, как ты особей необходимо! Где твои принципы, которыми ты кичился в институте? Нет их. Потому что ты помешался на деньгах, творя через них людям зло, а не добро. Зарабатывать и иметь деньги — это одно дело, а вот правильно ими распоряжаться, другое дело.
Городецкий стоял с раздутыми ноздрями перед своим однокурсником и, глотая воздух ртом, пытался, что — то сказать.  Но Семён, не останавливаясь, с присущей ему жестокой прямотой, продолжал:
— Ты помнишь, недавно мне сказал, что самоё дорогое в жизни это деньги?
— Я и сейчас этого не отрицаю, разве ты не хочешь быть богатым? — сбавил тон Городецкий. — Знаю, хочешь!
— Нет, не хочу, — отрезал Семён. — Хочу всего-навсего быть обеспеченным. Лишнего мне не надо и хочу, чтобы как можно меньше было Городецких на земле. Посмотри вокруг, какая кругом красотища. Взгляни на небо оно хоть и затянуто тучами, но от него светлее на душе, чем от твоей лысины. Деньги Витя должны служить всему народу пропорционально их нуждам, а не таким тупым хроникам, как ты. Вспомни, как я милостиво обращался к тебе за помощью, когда у тебя всё ладненько было и волосы кучерявились. Я просил, чтобы ты мне помог развить свой бизнес или взял меня на работу водителем. Ты мне сказал, что мы разные с тобой люди. И вместо помощи предложил рюмку коньяку с лимоном, от чего я отказался.
— Семён я помню тот день, — заорал Городецкий, — я себя постоянно казню за тот вредный поступок, мы же с тобой близкие друзья были. И пришёл я к тебе посоветоваться и душу отогреть, а не выслушивать твои древние обиды.
— Я тебе тоже могу душу отогреть коньяком и лимоном. Больше предложить ничего не могу!
— Как же так Семён, неужели в тебе ничего святого нет? Вспомни нашу молодость. Как мы с тобой играли в одной команде, как чудили и по девочкам бегали. Нельзя же дуться, на меня, зато, что я богатый человек! Везло мне тогда страшно.
— Везёт кобыле весной, и дерут, и пашут, — парировал Семён, — а ты просто с наглой мордой подлез к кормушке администрации. А сегодня заметь Витя? — ты вовсе не богач. Богатство у тебя было, но ты им неправильно распорядился вот и получил взамен от него дырявый вагончик. Гостиница Север с туристическим агентством отныне принадлежит Пановым. Геннадий Михайлович очень красиво нагрел тебя на бабки и акции. Чтобы быть богатым надо голову иметь, а ты её безвозвратно потерял на одном из этапов твоего призрачного обогащения. И насчёт нашей молодости ты зря заикнулся. Да, я молодость часто вспоминаю, но без тебя. Нет у меня ярких воспоминаний о нашей дружбе с тобой. Чёрным ты человеком стал. Такие гнилые типы, вроде тебя, несут только жадность в народ. А жадность, всем известно, — сеет нищету. Понимаешь цикл, какой происходит? Вчера ты был богатый и жадный, сегодня нищий и жалкий, как будто у тебя торбу другие нищие отобрали. Но у тебя есть шанс поправить своё положение, Хаус пишет, что не всё золото со дна поднял.
— Издеваешься Семён, как я его подниму, дай мне хоть экскаватор? — взмолился он.
— К нему я никакого отношения не имею, — это к Якову обращайся. Он им командует, но думаю, Яша тебе откажет. Потому, что этот экскаватор работает во благо народа.
— Как тебя понимать? — вытер Городецкий с лысины несколько упавших дождевых капель.
— Котлованы он роет под фундаменты домов для рабочих своего завода. В каждом доме будет двенадцать квартир. А потом будем восстанавливать старые дома. Здесь будет стоять оздоровительный и живой посёлок, в котором будут жить добропорядочные и счастливые люди.
— Это из моих бывших активов? — зло сверкнул глазами Городецкий.
— Ну, что ты Витя, у Якова с чердака богатый профессор скупил антикварную литературу, вот он и решил деньги вложить в доброе дело. А твои бывшие активы работают, и руководит ими Валерия, и я естественно. И ты можешь смело лезть в воду. Температура в реке тёплая, не околеешь. Ты сейчас единственный хозяин на своём участке. Твой кусок реки остаётся за тобой, и никто на него прав не имеет. Доставай золотишко и возводи электростанцию.
Городецкий сделал глупую улыбку, с неохотой развернулся и направился к вагончику.
— Витя, — окликнул его Семён.
Городецкий остановился и повернулся в сторону, где стоял Семён. Смотрел он в пространство, глупая улыбка застыла на его лице.
— Кстати Лейла, с сегодняшнего дня моя повариха, а Гурам мой водитель, — сказал Семён и направился к цеху.
— Постой Семён? — метнул Городецкий взгляд, в котором, Семён прочитал последнюю надежду утопающего.
— Может, мы скооперируемся с тобой? — вдвоём мы горы здесь свернём. А в знак примирения я в Каролине церковь воздвигну. Людям надо же где — то молиться будет?
Семён ухмыльнулся:
— Витя церкви в России строят только грешники или великие люди. Ты, естественно, к великим людям не относишься. Ты грешник, но тебе не под силу сегодня построить даже Притвор, а о церкви я молчу.
— Стоит ли напоминать о моих незначительных грехах, — виновато произнёс Городецкий, — неужели я не могу искупить свою вину, передав свою душу в заклад богу и народу. Неужели я не смогу делать людям добро!
— Не сможешь Витя, — просторно улыбнулся Семён, — вот я совсем недавно был в одном славном городе. Там меня познакомили с удивительной личностью. Этот человек живёт в четырёхкомнатном доме, имеет миллионы, но спускает их на благо людей. Вот его бы я и отнёс к великим людям. Ты представляешь, он из заброшенных колхозов создал могучую сельскохозяйственную корпорацию. Бывшие колхозники до него получавшие копейки, в короткий срок сравнялись по зарплате с Москвой. Он привёл в порядок развалившееся хозяйство, построил гигантский животноводческий комплекс, который кормит пол России. Вот это фейерверк! Кроме этого, он перед посевом всем механизаторам выдаёт премию, а после уборки на ток привозит целый вагон импортных товаров, которые дарит своим рабочим. И хочу заметить, что каждый товар нечета царскому золотому червонцу. Так эта импортная техника ещё семечки, он совсем, лучших работников автомобилями одаривает. Разве это не уважение и любовь к людям? Разве такие персоны не заслуживают народной любви? Заслуживают! — не дожидаясь ответа, произнёс Семён.
Он немного задумался и словно выстрелив, сказал: — Такие люди, — это благополучие всей России! И я не против того, чтобы он обрел вечность. Он заслужил её! Его при жизни в обязательном порядке нужно канонизировать! Ему ничего не мешает строить церкви для народа. Народ у нас сейчас не такой забитый и понимает, как им жилось в советские времена, когда получали по сорок рублей и не имели паспортов. Поэтому дальше своей деревни не могли уехать. А сейчас хлеборобы у него ездят и в Турцию и Египет, и другие страны. Разве это не свобода! Разве это не преобразование России! Столыпину такой размах и в цветных снах навряд ли привиделся! А ты кто такой, что замахиваешься на пантеон?
— Как ты всё-таки жесток Семён, — отчаянно выкрикнул Городецкий, — причём тут пантеон? Я сейчас хочу только одного реабилитироваться перед богом и народом! Каждому человеку предоставляется шанс на искупление.
— Нет, Витя в твоём мозгу произошла мутация. Ты думаешь, что на том свете тебе это зачтётся. Этот ханжеский трюк сейчас в моде у кровососов народа. Могу точно сказать, — тебя это не спасёт! По сути дела, ты грешник — с худым кошельком, очередной раз пытаешься обмануть бога и народ. Ведь ты только говоришь, что стараешься для бога и народа. А в душе ты будешь считать, что построенный тобой храм чисто своим и думаешь, что в раю тебе приготовят пуховую перину около окна с видом на кущи. Нет, Витя, чистилища тебе не миновать! Так что не нужно мне от тебя никаких храмов. Вот если ты возведёшь электростанцию на Каролине, тогда возможно мы вернёмся к нашему разговору.
Городецкий уже не слышал последних слов Семёна.
Почувствовав себя одураченным, он развернулся на сто восемьдесят градусов и ускорил шаг. Затем бросился бежать не к своему вагончику, а к лесу. Он бежал в неизвестность, не ощущая под собою ног. Бежал, спотыкаясь о коряги и издирая ветками деревьев лицо и руки. Падал и вновь бежал. В горле всё пересохло, со лба обильный пот заливал глаза. Он вытирал его на ходу рукавом рубашки. Глаза сильно драло от едкого пота. Когда в груди перехватило, и дыхание было на исходе, он остановился около громадной пихты и словно подкошенный упал навзничь на мокрую траву. Небольшой дождь уже успел оросить землю. Так он лежал пока его не начало знобить от холода. Дождь моросил, и где — то вдалеке были слышны раскаты грома. Поднявшись с земли, он отряхнулся, и осмотрелся вокруг. Определившись куда ему нужно было идти, он тронулся с места, с трудом волоча, отяжелевшие ноги, которые привели его на стройку китайцев. Посмотрев на их возведения, он ощутил, что жалость подступила к нему, за утраченное богатство, которое незаметно проскользнуло меж его пальцев. Подойдя ближе к строителям, не осознавая, что китайцы плохо понимают русский язык, крикнул тем:
— Захватчики чёртовы, косоглазые хунвейбины!
В ответ он услышал только громкий смех китайцев, после чего он плюнул в землю и направился, не спеша к вагончику. Он знал, что сейчас наденет маску с аквалангом и полезет вновь добывать своё счастье в холодной воде. Надежда на обогащение у него ещё теплилась.
«С золотом я не пропаду, — подумал он, — только прескверно, что самому придётся в одиночку нырять».
В вагончике он закурил и присел на деревянный ящик. Увидав на полу около своей ноги кусок развалившегося от влаги красного кирпича, он нагнулся и подобрал его. Подойдя к стене вагончика, этим кирпичом нацарапал:
«С верой в сердце! Пускай загнутся мои враги от зависти!» В. Городецкий.
Он снял с себя одежду, и чтобы не помять её аккуратно сложил на скамейку. Нацепив на спину акваланг, ушёл без лишних всплесков под воду.
Началась гроза, которая продолжалась до середины ночи, и Городецкого больше никто в этот день не видел. Хотя машина его стояла недалеко от вагончика.                На следующее утро Семён вышел на улицу. В воздухе после грозы витал пьянящий запах озона. Солнечные лучи играли во вспененной воде Каролины. В ней уже купался Зиновий, громко выкрикивая слова удовольствия. Около него бегали собаки, и вторили ему своим лаем. Увидав Семёна, он вышел из воды и спросил:
— Что — то друга твоего не видать, не окочурился он с горя в вагончике?
— За него беспокоится не обязательно, — такие люди как он добровольно не стреляются и в петлю не лезут, — сказал Семён, — он быстрее в Израиль умотает, чем руки на себя наложит.
Сказав это, Семён решил заглянуть в вагончик.
В первую очередь обратил внимание на отсутствие акваланга, и на коробку кубинских сигар с позолоченной зажигалкой, лежащих на сколоченном небольшом столике. Аккуратно сложенная одежда Городецкого на скамейке говорила, что хозяин необдуманных шагов не должен был делать. Семён вытащил из кармана рубашки письмо Хауса и сжёг его над открытым люком вагончика. Подождав сорок минут, он вызвал милицию и скорую помощь.
Утопленника вытащил из реки вместе с аквалангом в присутствии милиции и скорой помощи Зиновий и Дима Осокин. Но до этого они выбросили на берег большой старый бидон, не привлекший никакого внимания окружающих.
— Удар молнии, — сделал заключение врач, — в воде находился, как минимум пятнадцать часов, — добавил он.
Они забрали тело Городецкого и уехали.
— Хаус очевидно не только людей лечил, но и обладал тёмными силами, — сказал Семён своим родственникам, присаживаясь на крыльцо дома. — Он проклял Городецкого давно. И наказать его, было целью жизни Хауса. И это ему удалось при нашей помощи. Теперь вся река наша и мы потихоньку будем её чистить, согласно нашей основной уставной цели. Плохо, только, что они нам оборудование не успели приобрести, но и за это им спасибо. В особенности Хаусу. Откровенно сказать, мне его так называть стыдно, после того, что он для нас сделал. Хаус был его отец, а Геннадий Михайлович добрый кудесник! — кивнул он на новенькую Ниву, стоявшую около гаража Якова, на которой приехал Джангир. — Кстати, у нас ещё Мерседес Городецкого остался.
 
Глава 42               
               
   Семён сидел в автобусе «МАН», с Гурамом и пили баночное пиво. Гурам работал в агентстве у Валерии, но при необходимости Семён его снимал оттуда, и он приезжал в Каролину. Частенько он оставался на ночь, располагаясь спать в своём комфортабельном автобусе. И в этот раз, он задержался намеренно, чтобы половить рыбы и посидеть у костра.
— Гурам, мне, конечно, всё равно, но я в жизни не поверю, что Геннадий Михайлович филантроп, и решил тебе подарить запросто так шикарную квартиру, — сказал Семён кавказцу.
— Но он же подарил вашим родственником тоже квартиру, — возразил Гурам, — выходит он филантроп! Вы просто не знаете. Денег у него очень, много. Я его до событий в Каролине возил в Кемерово. Он вылечил там одного богатого человека от смертельной болезни. В это трудно поверить, но получил он за свою работу полмиллиона долларов. А сколько он до этого вылечил людей нам этого не знать. Я знал, что он отбывал большой срок в тюрьме, но от криминала был далёк. Он мне откровенно говорил. «Зачем я буду в гнойнике ковыряться. Вылечу пару таких олигархов, и старость мне обеспечена». А ведь он не совсем старик, он родился в тысяча девятьсот сорок третьем году.
— То, что он может лечить, мы в этом все убедились, — отпив из банки пиво, произнёс Семён. — Даже старый немец переменил о нём своё негативное мнение. Но интересуюсь я о вашей незаметной работе на реке не для того, чтобы удариться за ним в поиски, чтобы открыть охоту за его золотом, которое вы подняли со дна реки. Нет! Я просто лишний раз хочу оценить для себя достоинство его ума.
— Хорошо, — согласился Гурам, — оценивайте его ум, на тот вес золота, который я лично нёс за плечами. Там было семь с половиной килограммов. Несколько дней мне пришлось быть водолазом — грузчиком, ворочал на дне реки булыжники. Но золото мы с ним обнаружили не в реке, а в бункере, куда провалился электрик. Через два дня после захоронения костей, выкопали его спокойно и упаковали в сумку, а утром золото вывезли.
— Не может быть? — удивился Семён, — мы там с Саней всё облазили, на следующий день.
— Плохо значит, облазили, — сказал Гурам. — Он долго искал этот бункер, но найти не мог. И когда Дима туда провалился, он уже точно знал, что будет обладателем золотого клада. Мы с ним спустились туда, Геннадий Михайлович достал какой-то приборчик, который показал, где лежит золото. Оно было не в самом бункере, а за бункером вплотную прижатое к брёвнам и закопанное на полтора метра. Золото лежало в молочном бидоне. Если не верите, то можем сходить с вами прямо сейчас, и вы убедитесь. Так как яму закапывать у нас времени не было, лопаты бросили вниз, а бидон утопили прямо в вагончике через люк, в который я входил в воду с аквалангом.
— Вот это уже больше похоже на правду, — сказал Семён, — я вспоминаю, что, когда доставали Городецкого, вначале выбросили бидон из воды. Ты моё любопытство вполне удовлетворил.
Он допил пиво и, смяв в руках банку, сказал:
— Золотом всё равно будет ещё отрыгаться Каролина, но достанется оно только удачливым рыбакам. Сколько рыба его поглотила, никому не известно? И ещё Гена рассказывал, где-то в этих лесах потерялся курьер с пятью килограммами золота. Это было в конце войны. У меня сейчас есть все основания верить его словам. Курт краем уха слышал эту историю. Но он склонен думать, что убил курьера начальник лагеря военнопленных Тамаз Лобелия. Недолюбливал грузин маленьких людей, а этого курьера люто ненавидел. Считал его главным фискалом в Каролине, так как тот каждый месяц выбирался в центр. Что там было дальше можно только догадываться и, само собой разумеется, — это золото искать смысла никакого нет.
— Ваш разговор с Хаусом был при мне, — сказал Гурам. — Когда мы отъехали от Каролины, он меня предупредил, что курьера с золотом разыскивать безнадёжно, но если Яков будет заниматься не корчагами, а золотом, то ему обязательно подфартит.
— Я, честно говоря, никаких видов на это золото не имею, — пригладил свои волосы Семён, — у меня без него хлопот полно по горло. Через неделю у нас будет в Каролине двойной свадебный праздник, чтобы с Лейлой готовились оба. Считай это приглашением. Уточнения узнаешь от Валерии.

ЭПИЛОГ

   В субботний августовский день недели. На берегу реки был сколочен, длинный стол, уставленный разными закусками и спиртными напитками. На столе было много блюд из грузинской кухни, приготовленных Лейлой и Джангиром. Это было не простое застолье, — это отмечали свадьбы двух пар, Семёна с Натальей и Александра с Валерией. Только у Семёна был гражданский брак.
За столом в тени падающей от веток облепихи, в кресле каталке рядом с сестрой сидела его законная жена Лида. Это была миловидная женщина, с седой головой, но седина эта была ей к лицу и старой её не делала. Хотя по возрасту, она была младше своего мужа. Хороший уход и забота всей родни, особенно её сестры и Натальи заметно улучшило её здоровье. Они постоянно вывозили её подышать свежим воздухом к реке, так как она около месяца уже жила в старом доме Якова. Наталья сдружилась с этой женщиной и знала о Семёне всё, о чём Семён и не подозревал.
— Он оригинален и у него прекрасно работают лобные доли коры головного мозга, — говорила Лида. — Обрати внимание, какой у него утончённый юмор? Он может хорошо готовить, и он терпеть не может костлявых женщин. Никогда не ревнуй его к таким особам. Это будет излишняя экспрессия с твоей стороны. И тебя он выбрал не просто так. Ты, — это я в молодости, только в отношении тебя я была жгучей брюнеткой. Единственный его недостаток — это азарт, который выработался у него в процессе его длительной спортивной жизни. Но думаю, с тобой азарт у него испарится. Ты я вижу, мамой скоро будешь? — показала она, на выпирающий живот Натальи.
Наталья смутилась и утвердительно покачала своей головкой, не сказав в ответ ни слова.
— Ну, вот и хорошо девочка, глядишь, я от такой радости на ноги встану, — сказала Лида. — Только не надо меня стыдиться? Ведь глядя на тебя, я села в это кресло, а до этого я долго находилась в горизонтальном положении. Женитесь, и запомни Наташенька, как бы не было в жизни, я никогда, на ваше счастье, покушаться не буду. А пойду я точно! Я сама врач и чувствую уже, как двигаются мои пальчики на ногах. Так что твою судьбу никто не сломает, а появится малютка, я его буду любить, как своего.
Иногда на прогулку Лиду вывозила Юлия, которая после защиты дипломного проекта, проживала всё лето в новом доме с родителями. Она давала Лиде в руку удочку, и вместе с ней ловила рыбу, а вечером вместе с родной сестрой Лиды, купала её в бане в различных травах, которые они привезли с собой из города. Но никто кроме Максима Васильевича, Лиды и её сестры не знал, что этими травами на долгое время её снабдил Геннадий Михайлович.
Максим Васильевич Панов после своего выздоровления уговорил его навестить больную женщину. Целитель вселил в неё надежду на излечение и, дав свои рекомендации по излечению, удалился. На следующий день в квартире у неё пахло сбором трав. Восемь больших мешков, стояли в одной из спален.
Лида, сидела на свадьбе, не меняя позы, и рассматривая гостей, счастливо всем улыбалась, будто это был её день свадьбы. Обе невесты находились в интересном положении, и они, не стесняясь своих животиков, не надели на себя балахоны, для будущих рожениц. Наоборот, их фасон чётко указывал, что хозяйки этих нарядов, скоро будут мамами.
В этом таёжном уголке собралась вся родня Пановых. На почётных местах сидели отец и мать всех детей Пановых. Приехали сыновья Зиновия, (сыновья Семёна в эти дни были на баскетбольном туре в Хорватии) а также родственники из Ржева и Владивостока. Кроме них за столом находилось половина штата завода и приглашённые Валерией её близкие знакомые из гостиницы. Рядом с Борисом сидел его брат Тунец, успешно закрепившийся в штате завода. Здесь присутствовали Барсуков и вся администрация завода, кроме Димы Осокина. Он был приглашён, но по личным обстоятельствам не смог приехать. Каролина к этому времени заметно ожила. Помимо домов Якова, которые заканчивали строить китайцы, было заложено несколько индивидуальных домов. И одними из таких застройщиков, был Дима Осокин, Карташов и семья главного инженера. Чистый лесной воздух и природа победили город. Один Саня не хотел из города уезжать. Они с Валерией жили в новой квартире, так им было удобнее. Некоторые молодые семьи из Орлов и ближайшей деревни Ключи тоже занимались личным строительством. Завод Якова работал на полную мощь круглосуточно. Рабочим завода красный кирпич и черепица отпускали по себестоимости. Туго у него только было с гончарным производством. Прибыли большой эти изделия не приносили, но за счёт кирпича и черепицы они с Филиппом перекрывали убытки.
В этот день очень, много было тостов, особенно в этом искусно изощрялись Гурам и Лейла.
Старый Курт, был за тамаду. Он встал из-за стола и, постучав вилкой по бутылкам, торжественно обратился к присутствующим:
— Есть у некоторых семей, свои врачи портные парикмахеры, а вот, чтобы персональный тамада был, я такого не слышал. Но знаю, это моя не первая и не последняя свадьба Пановых, где я возглавляю стол, — он посмотрел на Юлию, — и сказал: — Мечтаю и тебе свадьбу сыграть, я тамада счастливый! — тому есть подтверждение, — твои родители. Они счастливы! Надеюсь, что этих Пановых, которых мы сегодня обрекли на брак, будут не менее счастливы!
Ему все захлопали, после чего полилось шампанское.
— Ты обещал танго скорпионов в тайге? — напомнила Наталья Семёну.
— Сейчас сделаем, — ответил он и подозвал кавказца, сказав ему, что — то на ухо.
Затем он поднял из-за стола вторую пару, и они вышли на небольшую зелёную поляну, уставленную большими керамическими вазами с цветами.
... Заиграло танго. Это было не аргентинское танго, — это было танго дуэта «НЕПАРА». Кроме молодых никто больше не танцевал. Все любовались плавными движениями молодожёнов и чарующими звуками музыки.
Никто не заметил, как от стола отделилась инвалидная коляска, подталкиваемая Юлей. На плече у Лиды сидела одна из птиц, — это была Соня, которая смогла подружиться с женщиной во время её пребывания в Росинках. Они объехали стол и встали около кустарников жимолости. На коленях у Лидии лежала бутылка шампанского, а в руках она держала пять фужеров.
На глазах у неё были слёзы. Они её не душили от горя и досады. Нет! Это были слёзы радости! И все присутствующие гости на свадьбе понимали это.
Юля взяла из вазочки салфетку и вытерла ей глаза. После они, не обращая внимания на гостей, подъехали к танцующим парам.
Когда танец кончился, Семён подошёл к коляске жены выстрелил шампанским. Сойка с плеча жены взметнулась вверх. Он, разлив вино по бокалам и все выпили вместе с Лидой. После чего сойка опять опустилась на плечо Лидии. В этот миг Наталья вложила незаметно от всех Лидии в руку какой — то блестящий предмет, который она сжала в кулаке. К столу, назад коляску подвозила уже не Юля, а Семён с Натальей. Лидия разжала в это время кулак. Под осенним солнцем на ладони у неё сверкал золотой скорпион.

КОНЕЦ.