КТО КОГО УБИЛ
У одного прекрасного короля внезапно жена умерла. Раз, два – и нету жены!.. Должна была родить в следующем году мальчика или девочку, всех друзей пригласила на крестины, и внезапно умерла. Никак мы не научимся вовремя выстрелить в того, кто прицелился в тебя.
Ну, король сообразил, что случилось преступное канальство и приказал все выходы из дворца перекрыть. Сделали следствие.
Следователь прибыл из участка, пробежался глазами по королевскому окружению, хмыкнул для острастки и говорит:
- Граждане, спешу вас уведомить, что я взыскателен и вездесущ, а преступник наверняка скрывается где-то рядом. Характеры у всех убийц нежные, сентиментальные, привыкшие возвращаться на место преступления. Дрянные характеры.
- Всякой дряни и мы вдоволь отведали. – с сожалением сказали придворные. – Но лично за себя и за своих близких готовы поклясться. Убийц среди нас нет.
- Так я вам и поверил. – подмигивает следователь. – У меня сосед служил у архиерея садовником, и оба казались благоговейными старичками. А потом выяснилось, что они у цыган краденных коней покупали. Обоих стервецов пришлось на каторгу отправить.
А король говорит:
- У меня состояние нервов, разумеется, излишне возбуждённое и полно всяческих подозрений. Наверняка наше злодейское убийство совершил князь Фонарин. Приехал из своей родной Пензы вечерним поездом и убил потихоньку. Нарожает же удивительная пензенская земля этаких сволочей!
- Прекратите, ваше величество, чепуху нести. – говорит, слегка огорчённый, князь Фонарин. – Я и убивать-то с малолетства разучился, не то чтоб даже королевских жён. Вот у меня и свидетель имеется, с которым я гулял всю ночь напролёт. Дмитрий Иванович его зовут – прошу любить и жаловать.
Смурной Дмитрий Иванович стоял рядом с князем. Покачивался слегка, мял в руках носовой платок и тягостно озирался.
- Этот ваш князь – типично европейского мышления персонаж, он в достоевщине ни черта не рубит. – сразу определил следователь суть князя Фонарина. – Но преступник скрывается где-то во дворце, поскольку повадки этой шушеры я досконально понимаю. Я всю жизнь ловил их и расстреливал, да разве всех перестреляешь?
- Вы хотите сказать, что наш преступник – ну, искомый субъект – спрятался среди нас и знать о себе не даёт? – спрашивает король.
- Молодцом сохранились, ваше величество!.. Подметили самую главную закавыку в сегодняшнем преступлении! – говорит следователь, а сам приглашает всех пройти в королевину спальню, что проворно обшарить все углы. – Смотрите, да тут кровать такая просторная. Ну, ёлки-зелёные, теперь будет у нас забот выше крыши!..
- А что такое? – не понимает король.
- Да вот представьте, что сейчас сидит убийца под кроватью и в ус не дует. Пройдёт ещё год-другой, а он там адаптируется, башмаки вместо подушки приспособит, половичком укроется от сквозняков. И заживёт счастливо, как будто его утро всегда вечера мудреней.
Придворные сбились потесней в кучку и принялись осуждающе шептаться.
- А, быть может, он спрятался под кроватью и ещё кого-нибудь убить хочет? – предположил король. – Народу у нас много.
- Вполне возможно. – говорит следователь. – Знать бы его мысли и использовать на свой лад – цены бы нам не было, ваше величество. Но ни черта лысого мы не знаем.
Вот угораздило королевскую жену убитой быть!.. Уж лучше бы рожала, в самом-то деле, детские сады коэффициентом заполняла!.. Вот я хочу у вас спросить, возлюбленные мои соотечественники: допустим, имеются средние показатели выживаемости населения, но чем возмещать незапланированные убытки?.. Почему современная женщина всё чаще отказывается рожать, иногда даже помирая не вовремя, как это сделала наша королева?..
- А давайте залезем под кровать и посмотрим: сидит там кто-нибудь или не сидит? – вдруг посоветовала одна горничная.
- И что будем делать, если кто-нибудь сидит? – заинтересовался король.
- Если сидит, – немного подумала горничная. – тогда мы его быстренько схватим: цап-царап!! вот он и попался!!
Из-под кровати не донеслось ни звука, а надо сказать, что более подозрительного беззвучия и представить себе трудно. Чужое бревно – и то в печке похрустывает сладко, словно у себя дома.
- Слишком умная ты, матушка! – вздохнул король. – Будто бы он просто так сидит под кроватью и ждёт, когда ты его схватишь. Да ты к нему, окаянному, только сунься, он тебя ножичком: тырк по горлу!.. И придётся тащить тебя на кладбище, хоронить рядом с королевой. Нет, матушка, умом Россию не понять, и незачем тебе в первооткрыватели пускаться.
- Но позвольте. – всполошился следователь. – Сия мысль горничной не кажется мне глупой. Под кровать надо бы заглянуть.
- А вот ты и загляни, добрый человек. – попросил король. – По гроб жизни благодарны тебе будем. А я пока поминальную кутью повару закажу.
- Вот я достану пистолет и тогда ваша кутья не понадобится. – следователь вытащил из портфеля пистолет и в дуло дунул. – Если убийца сидит под кроватью, то я в него пульну, а если под кроватью никого нет, то я пулять не буду. Граждане, вы на всякий случай следите внимательно за моими действиями, чтоб я в вас случайно не попал.
Придворные опасливо всколыхнулись. Загудели встревоженным ульем. Но тут заявился повар с кухни и сказал, что обед давно готов и стол накрыт. Можно пойти кушать. И все поспешили в обеденный зал.
- Заморим червяка. – весело потёр ладошками следователь. – А то на голодный желудок чего-то слабо соображается.
- Кто сыт да умён – два угодья в нём. – сообщил хорошую новость повар.
Вот, значит, кушают обед все придворные, любезно покряхтывают. Никакой, конечно, поминальной кутьи и в помине нет, а вот блинчики – да, блинчики со сковородки на стол весело запрыгивают!.. Ну, немножко икорки паюсной притащили из кладовой и водочки. Для сохранения корпоративного духа. Или для аппетиту – кому как!..
А одна такая фрейлина – дамочка невнятная, но с соображением – кушала и кушала, водки почти не пила, но вдруг побледнела и прошептала:
- У меня есть необходимые для следствия сведенья, и я не хочу их утаивать.
- Зачем так зловеще? – поперхнулся король. – Я ведь могу и палача вызвать для сравнения: кто кого больше застращает?
- Погодьте, ваше величество, с угрозами. – поелозил блином в сметане следователь. – И вы бы, матушка, тоже погодили со своими сведениями. Дали бы покушать спокойно.
- Да разве баба чего дельного скажет? – посмеялся король. – Ей взбредёт в голову какая-нибудь ахинея, она сразу всем её и выкладывает. Когда могла бы помолчать.
- То есть, вы думаете, что ваша фрейлина такая непутёвая егоза? – удивился следователь.
- Уверен на всё сто.
Что-то не достаточно дружелюбно общается король со своими фрейлинами. Ох, и кроется здесь изумительная тайна, чует моё сердце!
- Нет, – говорит фрейлина. – больше не могу молчать. Я вчера проходила мимо кухни и заметила, что на ней никого не было. Я тогда зашла украдкой и стащила куриную косточку. Это получилось само собой, я даже не смогла дать себе достаточного отчёта в действиях.
- Это понятно. – заметил следователь. – Все воры так говорят.
- Если б я тотчас скушала эту кость, то мне бы вам не довелось ничего рассказывать. Но я стащила её не для себя, а для любимой кошки, вы все её прекрасно знаете. И вот вчера моя кошка сожрала эту косточку, не помедлив ни минуты, громко взвыла и померла!
Фрейлина тут не сдержалась, заплакала горькими слезами, а затем прижала ладони к голове, зачем-то затянула потуже причёску и грохнулась на пол в истерике. Сразу стало ясно, что очень жалко ей умершую кошку. И что она ни капельки не соврала в своих показаниях.
- Мне всё понятно. – сказал следователь. –Тот злополучный тупик, в который нас пыталась завлечь кровать, мы успешно преодолели. Я ещё не распространялся здесь о методах своей работы; и это вполне естественное умолчание, когда сталкиваешься со столь тяжким преступлением. Но сейчас я приоткрою один важный момент своих розыскных способностей. Этот момент называется – учуивание!.. Я сразу учуял, что королевская кровать в нашем расследовании не пригодится. Если вы помните, то я даже заглядывать под неё не стал.
- Да-да. – подтвердила горничная. – Тогда мне показалось странным, что вы не заглянули, но сейчас не кажется.
- Теперь, приобщая к делу свидетельские показания и очевидные факты, – следователь изобразил двумя пальцами расторопно марширующее правосудие. – я задаю вам всем вопрос, который категорически важен. Кто знает: кушала ли вчера королева курицу?..
Во дворцовом воздухе волшебно запахло интригой.
- Вы подозреваете, что королеву отравили? – смело вышел на стезю дедукции король. – Вот ведь до чего распустились человеческие нравы!.. Жить страшно.
- В моей практике такое часто случается. – признался следователь. – Бывает, например, что мужья своих жён травят. А затем с молодыми любовницами шашни крутят. Вы ни с кем шашни не крутите, ваше величество?..
- Да вроде нет. – смутился король. – Но всё дело в том, что я сам вчера кушал эту проклятую курицу. Я тоже проходил мимо пустой кухни и решил туда заглянуть. Уж слишком соблазнительной выглядела приготовленная курица, и ароматы извлекала невероятно вкусные. Вот я и не смог удержаться. Как вы думаете, мне это сойдёт с рук?..
При этих словах король неодобрительно схватился за горло, дико вскрикнул и шлёпнулся на пол. Королевский врач засвидетельствовал смерть от отравления курицей.
- Ну, сейчас начнётся. – буркнула горничная.
Ну и действительно началось!..
- Всем стоять! – торопливо заорал следователь. – Всем оставаться на местах, иначе я стреляю без предупреждения!..
- Несомненно стреляйте. – одобрил ситуацию повар. – Но можно лично мне удалиться на кухню, чтоб приготовить ужин? Я думаю, ваше следствие продлится ещё очень долго, и вы останетесь здесь до вечера, когда подойдёт время ужина. Но для того, чтоб ужин был на столе, его нужно приготовить на кухне. Не правда ли?..
- Ваша правда. – согласился следователь. – Удалитесь на кухню и займитесь ужином. А все остальные оставайтесь на местах, поднимите руки и не смейте думать, что я собираюсь шутки шутить.
И следователь весьма недобродушно покосился на пензенского князя Фонарина. Как будто бы стал усиленно его в чём-то подозревать.
Но, в самом деле, что достоверного мы знаем про князя Фонарина?.. Разве нельзя допустить, что князь втихаря любил королеву, а королева, безусловно, его не любила, поскольку предпочитала рожать детей только от одного короля?.. И вот князь Фонарин, ревнуя и постигая всю свою мужскую ущербность, решился смертельно отравить королеву, дабы никому не доставалось её прекрасное тело, и никто не справлял с ней любовных оргий. Возможно, что некоторое время, после убийства, князь сидел под кроватью, дожидаясь каких-нибудь сокрушительных полётов своей фантазии. Но не дождался, а скорым поездом укатил в Пензу, вызвал туда телеграммой Дмитрия Ивановича, чтоб всю ночь пропьянствовать с ним вдосталь. А утренним поездом прикатили оба во дворец, как ни в чём не бывало.
- Я внимательно выслушал вашу версию преступления. – буркнул князь Фонарин. – И Дмитрий Иванович тоже внимательно выслушал... Правда, Дмитрий Иванович?
Дмитрий Иванович попробовал что-то буркнуть.
- Но, – хихикнул князь Фонарин. – если вы взгляните на расписание поездов, то увидите, что ни вчера вечером, ни сегодня утром поезда в пензенском направлении не ходили. По отечественным пажитям поезда вообще редко ходят.
- Допустим, что у князя и Дмитрия Ивановича отыскалось небольшое алиби. – взгрустнулось следователю. – Давайте пока оставим их в покое, даже имея в виду изрядное коварство, с которым некоторые преступники подходят к организации своих преступлений.
Но не было печали – так черти накачали. Поднялась тут из-за стола примечательно красивая девица и неласково заговорила:
- Поскольку чистосердечное признание смягчает вину, то спешу признаться: это я отравила курицей короля и королеву.
- Ах! – дружно вскрикнули все придворные.
А кто громче всех крикнул «ах!» – как вы думаете? Правильно, пензенский князь Фонарин. Даже Дмитрий Иванович попробовал что-то крикнуть.
- Но видят небеса, – предположила девица. – что я не замысливала смерти королевы. Откуда бы мне знать, что её потянет на отравленную курицу?
- Я курицу нахваливал. – сказал старенький камергер. – Сам немножко поел крылышков и королеве присоветовал.
- Дрянной из тебя, дедушка, советчик. – беспомощно покачала головой прекрасная девица и, несмотря на то, что камергер упал на пол замертво, продолжала свою исповедь. – Королеву мне глубоко жаль, но вот по поводу короля выскажусь категорически. Это чудовище меня насилием стращало и даже не стеснялось рассказывать во всех подробностях, каким похотливым чаяниям он меня подвергнет. Вот мне и пришлось его отравить. Сроду бы я вам правду не рассказала, но увлекло чем-то нетипичным, да и, помнится, сама я вчера кусочек курицы кушала… Неужели той самой, которую отравила??
И прекрасная девица рухнула замертво.
- Погодите пугаться, граждане. – замахал пистолетом следователь. – У нас пока только три трупа, и неизвестно доподлинно, отчего они все померли.
- Так-то у нас четыре трупа. – указал князь Фонарин на безжизненное тело камергера.
- Хорошо, пускай будет четыре. – согласился следователь. – Но вы поймите, граждане, что внезапная смерть не обязательно наступает от отравления курицей. Хотя, девица и призналась, что съела вчера кусок курицы, но не была уверенна в том, что съела именно отравленную. Надо думать, что во дворце найдётся полным-полно неотравленных куриц. Значит, она могла помереть оттого, что не сумела сердечными муками переварить акт содеянного преступления, отсюда и мутация совести и всякое такое.
Но врач быстренько засвидетельствовал смерть девицы от отравления курицей.
- А камергер? – с надеждой спросил следователь.
Врач и у камергера обнаружил следы куриного яда на губах.
- Принесите мне чего-нибудь попить. – одиноко побродил возле трупов следователь. – И кресло, пожалуйста, пододвиньте, я в кресло попробую сесть.
Следователю участливо помогли. В кресле намного удобней сидеть опечаленному человеку; можно кулачком подбородок поддерживать, чтоб не вздрагивал.
- А попить? – тревожно поискал воды следователь.
Принесли и попить. Повар тут как тут.
- Поверьте мне, друзья. – нежно и чуть стыдливо проговорил следователь. – Я тружусь целыми днями, не покладая рук. Я буквально измучен тяжкими злодеяниями и греховодничеством, встречающимися в моей профессиональной деятельности. Иногда у меня волосы дыбом встают на голове. И привести себя обратно, в порядок, бывает не очень-то легко. Но вот какой каверзный вопрос удручает меня сегодня: как от одной несчастной курицы могло нажраться и помереть столько народу?.. А кошка-то, граждане, ей ведь тоже отравленная кость досталась!!
Следователь увядшей сливой притулился в кресле.
- Ничего удивительного. – неожиданно заговорил повар, вспоминая все детали вчерашнего дня. – Ведь куриц на кухне было две штуки. Поскольку они были очень похожи друг-на-друга, то девица-отравительница могла подсыпать яду в две курицы, принимая их за одну. Просто путая.
- Действительно. – поддержал версию повара князь Фонарин. – Такая путаница запросто могла быть. Я иногда вот этого Дмитрия Ивановича путаю с другим Дмитрием Ивановичем. Хорошо, что ни тот, ни другой не обижаются.
- Кстати, – сказал повар. – я и сам немного откусил от курицы, будучи весь день на ногах и голоден, да мне и по рангу завсегда кусок положен… Кстати!!!
И повар ретиво упал замертво. Принялся лежать в очень деструктивно показательном виде. Врач засвидетельствовал смерть от отравления курицей.
- Ещё дайте мне попить! – шепнул следователь.
Сбегали, принесли. Быстро поглощаемая вода помогла следователю совладать с собой и сохраниться относительно в приличной форме.
- К сожалению, я так всё и предполагал, всё идёт как по написанному. – заверил придворных следователь. – Могу поклясться чем угодно, что нас скоро будут бить палками по головам. Надо же как-то побуждать к действию нераскрытые чакры. Граждане, не стесняйтесь!.. Тащите яду из дома – у кого сколько есть – и начинайте шпиговать им бедных куриц. Я давненько не бывал в этаких злачных местечках.
Но тут шагнул из угла некий молодой человек – рубашка белая сатиновая, галстучек в горошек, амплуа шатеновое – и обречённо принялся докладывать:
- Поскольку я занимался любовными историями с девицей, которая, по собственному признанию, отравила курицу, то я вынужден откровенничать до конца.
- Давай! Контузь нас беспощадно! – воскликнул князь Фонарин.
- Древние говорили, что любовь есть неотгоняемый спутник красоты. – определил для начала некий молодой человек. – Об эту-то мудрость я и спотыкнулся. Вернее, я полюбил красоту, которая завела меня в пропасть.
- А то ещё куда. – хихикнул князь Фонарь. – Любишь кататься, люби и саночки возить.
Но придворные не захотели слушать рассказ про саночки, а захотели выслушать молодого человека.
- Девица, которая нынче померла, а ранее избегала домоганий короля, однажды признавалась мне, что хочет насыпать яду в курицу. – вполголоса сбрасывал тяжкий груз с сердца молодой человек. – А поскольку я эту девицу принципиально любил и недоумевал по поводу королевских домогательств, то целиком поддерживал идею с ядом. Как раз вчера мы и условились, что она насыпит яду, а я буду дожидаться её на чердачной лестнице, чтоб она не сомневалась в моей моральной поддержке. Очень скоро она вернулась и сказала, что сделала своё чёрное дело, и что теперь будет невероятная шумиха во дворце. С тем мы и расстались, ища более укромные места, чем скрипучая лестница на чердак.
- Надо было в Пензу умотать, там комнаты внаём сдают; кстати и дёшево. – посоветовал князь Фонарин, но запоздалые советы лишь настроение портят.
- Да уж какая там Пенза! – заскучал некий молодой человек. – Поглядели в расписание поездов, и увидели, что шансов умотать в Пензу у нас никаких. Разошлись по комнатам, принялись считать секунды до утра. Но незадолго до ужина, я почти случайно оказался возле кухни и заметил, что повар потихоньку поедает один куриный кусочек. И я подумал, что этот обжора запросто сможет съесть всю курицу, и тогда королю ничего не достанется. А ведь отравить мы задумали не повара, а короля. Совершенно случайно у меня оказался с собой небольшой флакончик с ядом, и я дождался, когда повар приготовит вторую курицу, уйдёт с кухни по своим делам. Соблюдая максимальную осторожность, я залил яд во вторую курицу. Так и получилось, что вчера вечером по дворцу лавировали две отравленные курицы. А едоков-то у нас, охочих до куриц, оказалось слишком много. Просто поразительно много.
И молодой человек, произнеся свою взволнованную речь, упал замертво.
- Хм. – заботливо сказал врач.
- Ради бога! – крикнул на врача следователь. – Не смейте чего-либо говорить, помилосердствуйте!.. Поймите меня правильно, я тоже вчера ел курицу, правда, не во дворце и не вечером, и не смейте делать из моей еды злобных выводов. А то начнёте вы со смерти молодого человека, который, вообще неизвестно, жрал что-нибудь или не жрал, а закончите моей драматизирующей психикой. А я в предынфарктном состоянии нахожусь, голова кручинится… Обойдитесь лучше без обследований на отравление, уймите свой профессиональный пыл и помогите мне каким-нибудь надёжным и недорогостоящим лекарством.
- Как вам будет угодно. – обиделся врач. – Я просто хотел, как лучше.
И вдруг дёрнулся левой щекой, пустил пену из губ, пошатнулся. И, естественно, упал на пол замертво.
- Матушка родная моя! Родная моя матушка! – поднаторелым распевом взмолился следователь. – Спаси своё чадо от поругания и умопомрачения!.. Не ведал ни сном, ни духом, что попаду в некое исчадие ада, а ведь попал. Помоги мне, матушка!..
Это что-то весьма удивительное. Матушка следователя услышала своё чадо, истошно взывающее, и заявилась во дворец собственной персоной. Оказалась она женщиной пожилой, но вполне основательной.
- Всего было три курицы! – сообщила придворным матушка следователя. – Но третья курица – это необходимая аморфность; это, в некотором роде, препарат возмездия, её вкушать необязательно. Также возможны и четвёртая курица, и пятая, и десятая, и так далее!.. – матушка принялась вытаскивать из портфеля следователя одну курицу за другой. – Некоторые из них аморфные, некоторые натуральные, но принцип куриного мессианства не меняется… Сыночек, попроси, чтоб тебе ещё воды принесли, мне твой взгляд совсем не нравится.
Принесли следователю ещё воды. Зрачки в его глазах приняли ромбовидные формы и принялись медленно вращаться по часовой стрелке.
- Ну вы, мамаша, и того! – засиял восхищённо князь Фонарин. – Вы. извиняюсь, вдова? Пензу любите?..
- Люблю. – призналась матушка следователя.
Вот так они и поженились, и переехали на местожительство в Пензу, а дальше мне вам рассказывать нечего.
СЛАСТИ
Человеку не напрасно подарена природой урегулированная мудрость. Немудрящий человек – скопление пустых претензий в животном севообороте, ни рыба ни мясо. Тушуется да жеманится на манер едва распустившегося цветка. А вот с одарённым мыслителем иногда и поболтать приятно, чтоб уму-разуму понабраться. Вкусить сладости познаний.
Вот от неких мудрых людей я и узнал, как тыщу миллионов лет назад на земле жизнь приживалась, как всякая разная тварь перемещалась с одной исторической вехи на другую. Поражая оробевшие человеческие взоры природным разнообразием. Любая птичка имелась на выбор – хоть с чириканьем, хоть без. Бактерии с кулак величиной в реках плавали – многочисленные схемы генной инженерии внутри себя приберегали для будущего. Зверьё упитанное, прозываемое динозаврами, топотом напропалую по просторам шастало и над всей биологической первостихией главенствовало.
Не тот прыток, кто с «накося-выкуси» дружен, а тот, кто поддувает на пену с пивной кружки. Как говорилось в те давние времена.
Тогдашние-то древние люди рождались шибко сноровисто, разным тварным потребностям отдавались ради взаимоопознования, и на людей-то – по нынешним понятиям – мало похожи были. Находились, можно сказать, в обезьяньем паскудстве. Выживали, как могли: лишь бы пожрать послаще да попить пожарче. Ну, и постельные сцены соблюдали в режиме весеннего экстаза: длынь-длынь! шпили-вили! и набоковую!..
Однако, имели и свои радужные мечтания, свои трепетные ожидания от грядущих времён. Мечтали, например, сдружиться с динозаврами, быть с ними как бы заодно во главенстве над матушкой-природой. У академика Тимирязева я где-то отличную заметку про эти чаяния встречал… в третьем томе, что ли, неизданного собрания сочинений… надо будет как-нибудь покопаться на досуге в книжном шкафу... Но тут не про Тимирязева случай был. Расскажу, как мне самому рассказывали. Те самые мудрые люди, имён которых я называть не буду. Мало ли.
Дядя Федя однажды притащился с древнего Гаврилов-Яма на нейтральную полосу и сказал динозаврову вахмистру:
- Я, конечно, съел медведя, заслужил себе катар желудка, но превратился в народного героя. По сути говоря, вошёл в реестр былинных героев.
- И чего мне с того? – спрашивает динозавров вахмистр.
- Да того, что пора бы тебе своей властью поделиться. Начинай управлять одной частью земли, а я начну другой.
Ну, нам сей репертуар знаком: сначала почтительно шапку с головы перед начальством снимаешь, а засим этой шапкой по мордасам начальства лупишь!..
- Да ты знатный едок, дядя Федя? – интересуется динозавров вахмистр.
- По мере сил. – говорит дядя Федя.
- Ну, так сейчас и померим. Сладенькое, небось, любишь?
- Люблю. – краснеет дядя Федя.
- Ну так вот. Теперь я да ты начнём вкушать на спор: кто больше сожрёт всякого разного – тот и выиграл, того увенчаем прямо сегодня в цари земные.
- А гарантии на это дело у вас имеются? – дотошничает дядя Федя; доверяй – но проверяй.
- Всё будет без обману, зуб даю. Коронацию устроим и праздничный салют.
Делать нечего, очень дяде Феде в цари земные захотелось. Согласился он с динозавровым вахмистром помериться, кто больше всякого разного сожрёт. Подождал, пока специально для них стол накроют. С лёгонькими закусочками для начала. Справа за столом дядя Федя уселся, приготовился урожаи за обе щёки умещать. А слева динозавров вахмистр плюхнулся тюфяком на голую землю и лапы растопырил – чудище об двух головах. При других бы обстоятельствах – хоть комедию с него рисуй!.. Жиробаза такая нарочная, с пузом вроде глобуса.
Вокруг зрители собрались, ведут себя подобающим образом. Поддерживают участников соревнования.
- Дай Бог нашему телёнку вашего волка съесть!
- Взялся за зад, не говори, что не рад!
- Не учи учёного – а съешь говна печёного!..
Настроение у всех отличное, боевое. Но вот и задание первое: сожрать кота. Притащили двух – рыжего и пегого.
- У-у! – приуныли те, кто за динозаврова вахмистра.
Не знаю почему, но не принято было в те времена котов жрать. Католики резали гугенотов, гугеноты резали католиков, а на котов так никто и не посягнул.
- Прямо с хвостом его съесть?? – поперхнулся вахмистр, а одна его голова на другую принялась ворчать: – Кошачий хвост сама будешь жрать, меня даже не упрашивай. Сама знаешь, что больше всего на свете я терпеть не могу кошачьи хвосты!.. – а другая голова в ответ ругается: – У тебя всегда дурацкие прихоти найдутся, вечно соплями разнюнишься!.. Этого не хочу, того не буду – а мне теперь отдуваться за двоих?
Спорят, чертыхаются. Динозавров вахмистр своего рыжего кота сначала одним носом обнюхает, затем другим. Явно не спешит вкусить от сладенького.
А дядя Федя сожрал неторопясь пегого кота, и хвост сожрал, и бантик на хвосте сожрал. И эпитафию моросящую из двух строк сочинил, но вслух произнести постеснялся. Тогда уж и вахмистр подсуетился, чавкнул надсадно и кота проглотил. Кошачий хвост меленько-меленько ножичком порезал – как лучок для салата – и тоже залпом слопал. Подошли ко второму блюду, ко второму заданию.
Вытащили из бонбоньерки с конфетами войско Александра Македонского и отряхнули от пороха, дабы едокам вовсю не чихалось. Поделили войско на две фаланги, каждую в сок бродильный окунули – жрите знайте!
- Братцы, – попросил дядя Федя у своих болельщиков. – одолжите кувалду попроще.
Одолжили, целесообразность понятна. Дядя Федя на ладони поплевал зыконски: хрясть одного македонянина кувалдой – и сразу в рот! хрясть другого – и в рот!.. Тут и слепой зело увидит: воинский контингент убывает. Хрясть самого Александра Македонского – да в рот!
Динозаврову вахмистру здесь полегче пришлось, кувалды ему не надо. Обе пасти в страховидных головах – что твои доменные печи, изжаривают продукт на расстоянии семи километров!.. Только успевай проглатывать, пока солдатик в уголёк не превратился!.. Тысяч десять македонянинов сожрал динозавров вахмистр, поглядывает на дядю Федю: как у того дела?.. А дядя Федя крепится.
- Брюхо, – говорит. – подперите мне снизу. Вон скамеечка бесхозная.
Подпёрли брюхо снизу скамеечкой, и дядя Федя свою десятку тысяч вкусил, не поперхнулся. Тут и закончилось всё войско Александра Македонского.
- Никогда бы не подумал, что ты, дядя Федя, на людоедство горазд! – хмуро подивился динозавров вахмистр. – Ты бы приструнил свои хищнические инстинкты, а то в маньяка превратишься. В Чикатилу там, в какую-нибудь, прости Господи!..
- Поживём – увидим. – пообещал дядя Федя.
На последнее задание предложили соперникам водопад до дна выпить. Ничего в нём нет утешительного для уважаемого едока, никаких спиртосодержащих средств. Не хочется на такое своё здоровье тратить, а надо.
- Солоновато и уксусом отдаёт. – попробовал водопад дядя Федя. – Знакомая штука на вкус.
- Да это же огуречный рассол! – догадался динозавров вахмистр. – Граждане, помилосердствуйте, у меня от огурцов дизентерия развивается!
Нет, пей, дружок, отговорки твои неуместны.
- Я же не столько за себя волнуюсь, сколько за вас всех. – загундел двумя хоботами вахмистр. – Я в данном вопросе чисто с добрососедской стороны выступаю, чисто как квинтэссенция общественного благополучия. Поскольку имею не только две головы, но и две жопы.
- Пей, тебе говорят! – ругаются болельщики. – Или засчитаем проигрыш.
- Ну, как хотите!..
И дизентерия долго ждать себя не заставила, посыпалась скучными кучками из двух задниц динозаврова вахмистра. А в каждой кучке – по центнеру веса и даже более того!
- Эй ты, прекращай гадить! – очень скоро заволновался народ.
- Не сладенько? – веселиться динозавров вахмистр. – А я вас предупреждал.
Дядя Федя терпел-терпел безобразника, но проникся народным возмущением. Подкрался к вахмистру сзади, распахнул свой рот пошире и съел его одним махом. Вместе с дизентерией съел, не побрезговал. И сразу получилось, что выиграл он соревнование и отныне доведётся ему быть царём природы.
- Жульничество! – засуетились болельщики динозаврова вахмистра. – Один конкурсант не имеет право другого пожирать, едок к едоку с уважением должен обращаться.
А дядя Федя и болельщиков всех сожрал. Зуб, правда, поломал маленько, да наплевать, не коренной. Руки в брюки, фиг в карман – и хожу как атаман. Выплыла из Ылмерь-озера щука расписная (тоже едокуха знатная), щёлкнула хвостом об воду – а дядя Федя и её сожрал.
- Кактус галлюциногенный у кого имеется на огороде? – вопрошает. – Тащите сюда. Нешто я с ним миндальничать буду? Сожру!
И сожрал.
- Типун на язык? Сожру!
И сожрал.
- Первый скрипичный концерт Гайдна? Сожру.
И сожрал. Я сам фотографию видел: сидит у стен консерватории, жрёт всё напропалую, гайдновский фрак за усы цепляется.
- Остановись, дядя Федя, хватит. – еле упросили его друзья. – Теперь ты главный царь на земле. Повелевай нами и властвуй.
- Пожрать только вовремя мне приносите. – просит дядя Федя.
- Из сладенького?
- Можно и из сладенького.
Хорошо дяде Феде на царском приволье, сытно. Из брюха ничего рахитичного не вываливается, разнарядку на живительные силы регулярно выполняет. Ну, не признаёт дядя Федя минимилизации – такого вот характера человечище. Наш он, с Гаврилов-Яма.
- Надо, – говорит. – кого сожрать? И сожру!!
Сластёна.
КАК ЛОШАДЬ С ЗАЙЦЕМ ЧАЙ ПИЛИ
Воскресный утренний праздник давно закончился, а этим двум неймётся. Чаепитничают.
Лошадь угостила зайца ванильным печеньем.
- Лошадь, – говорит заяц. – который раз поражаюсь: откуда вы печенье достаёте?.. В нашем захолустье и сухарей с изюмом не отыщешь днём с огнём, а у вас полна коробка ванильного печенья. Что ли, вы, лошадь, воровством занимаетесь?
- Я такая большая, – говорит с удовольствием лошадь. – что мне неудобно воровством заниматься. Если я начну чего-нибудь воровать, то все сразу увидят и скажут: ага, лошадь ворует!.. И меня тотчас арестуют.
- И лошадей, что ли, арестовывают? – удивился заяц.
- Постоянно. Иногда и поворовать толком не дают.
- Эх, жизнь собачья… – пригорюнился заяц. – Сам не знаешь, когда и за какие провинности тебя схватят за шкирку. Я дяде Серёже, из следственного комитета, показывал свой поддельный паспорт, и дядя Серёжа ничего подозрительного не заметил. Да, говорит, ты не похож на того забияку, который давеча покупал билет до Пензы, и половину города обосрал. Пойди прочь, говорит, не мозоль глаза. А вот дворник Савелий Захарыч меня чуть было не раскусил. Знаете такого?
- Ой, это страшный человек! – всполошилась лошадь.
- Такой страшный, что хоть на улицу не выходи. – согласился заяц. – Он случайно нашёл мой утерянный паспорт, а возвращать не захотел. «Ага, – говорит. – сразу видно, что документик поддельный, и твоя личность, заяц, аресту подлежит!» А я ему говорю (вру, конечно): «Какой паспорт в магазине продали, такой и ношу. Все кругом говорят, что это настоящий мой паспорт, один вы не верите.» А он говорит: «А почему в твоём паспорте, на фотографии, грачи прилетели? Когда это ты, заяц, грачами был?» А я оправдываться не стал, выхватил из его рук паспорт да убежал. Ха-ха!..
Заяц и лошадь вкусно рассмеялись. Лошадь ещё немножко угостила зайца ванильным печеньем.
- Печенье у вас завсегда аппетитное. – похвалил заяц и хрумкнул сразу двумя печеньюшками. – А вот, я знаю, что вы обычно в чай варенье подливаете. Почему меня вареньем угостить забыли?
- Я обычно вареньем никого не угощаю, я сама втихаря его лопаю. – говорит лошадь. – Но тебя, так и быть, угощу.
И зайца угостила вареньем на блюдечке. Пьют они свои чаи неторопливо, кушают лошадкино печенье, поглядывают друг на друга с интересом. Хорошо им.
А тут в гости к лошади заходит выдра. Конечно, никто её в гости не приглашал и приглашать не собирался. Ещё чего хорошего: выдру в гости!
Лошадь быстренько чай и печенье под стол спрятала, а зайцу сунула газету в лапы, чтоб выдру обмануть. Мол, никаких чаепитиев знать не знаем, а просто сидим и скучаем понемногу. Заяц взялся газету вслух читать про то, как в странах Запада с отрыжкой борются. А лошадь сделала вид, что его внимательно слушает. Чай?.. Какой чай??
Но выдра всё поняла и обиделась.
- Я, – говорит. – и не ела бы вашего печенья и не пила бы вашего чая, я просто пришла спросить, как правильно крестиком вышивать. А вы чайник под стол спрятали и вам стыдно должно быть.
И ушла.
- Вот наглость. – буркнула лошадь. – Всё ходит и ходит без спросу в гости. Позавчера тоже пришла, говорит: телепрограмму хочу посмотреть на завтра, вдруг кино про Штирлица показывают. А я думаю: нет, голубушка, Штирлиц тебе не кум, а ты ко мне чаёвничать пришла!.. И точно. Только приметила у меня чайник на газовой плите, сразу и напросилась остаться в гостях. Ноженьки мои, говорит, устали, надо бы чуток отдохнуть.
- Ага. – усмехнулся заяц. – Про лапищи свои вонючие вспомнила.
- Вот и я хотела ей сказать про лапищи, да помолчала из деликатности. – вздохнула лошадь. – Ну, мы чайку с ней попили быстренько, хорошо, что без заварки. Сидит она на стуле паинька паинькой и прихлёбывает из блюдца с фыркачками этакими пренебрежительными – до чего противно смотреть. А закусывали мы колбасными палочками.
- Изумительная наглость! – обрадовался заяц. – А не остались ли у вас колбасных палочек после позавчерашнего?
- Остались. – говорит лошадь. – Но в таком случае ты выбирай одно из двух: либо колбасные палочки кушать, либо ванильное печенье.
- Колбасные палочки. – выбрал заяц.
Хорошо. Сидят лошадь и заяц, пьют чай с вареньем и закусывают колбасными палочками. Смакуют, рассказывают друг другу интересные истории.
- У нас, на табачной фабрике, – рассказывает заяц. – на прошлой неделе поймали настоящее приведение. Заперли его в кочегарке, где дверь покрепче. А оно позавчера вырвалось из-под замка и Петрову руку поломало.
- Да что ты говоришь! – изумилась лошадь, гриппозно блюдцем грохотнула. – Настоящее приведение??
- Говорю, как было, с честным словом в придачу. – пообещал заяц. – А директор наш у себя в кабинете тёмной ночью сидел (верно, зарапортовался с телефоном-то один на один), а привидение к нему заходит и говорит: ну что, милый человек, в картишки перекинемся?.. Директор носом об стол и шмякнулся. Теперь хуже Петрова выглядит.
- Просто не верится! – воскликнула лошадь.
- Верится, верится. Дворник наш Савелий Захарыч специально пришёл и долго на этих двоих товарищей любовался, сравнивал. «Если, – говорит. – теперь тратить деньги на лечение, то Петров нам дешевле обойдётся. Директора можно сразу прибить насмерть. Чтоб не мучился человек и нас не мучал.»
- Слишком строг наш Савелий Захарыч. – пожурила лошадь дворника. – Когда в его организме эталона излишек, он добрее делается.
- Это да. – согласился заяц. – Наверное, какая-нибудь магия в этом самом этаноле заключается.
Но тут, совершенно внезапно, из-под кушетки вылезла давешняя выдра. Она подземный ход прорыла и теперь выкарабкалась из-под кушетки. Здравствуйте!
- Жрёте? – сказала осуждающе выдра, приметив на столе чай и колбасные палочки.
- Ой. – сказала лошадь. – Да неужели?.. А я сразу и не поняла, чего это я тут делаю.
А выдра посмотрела на лошадь злющими глазами, больше ничего не сказала и ушла.
- Вот ведь напугала, обормотина! – едва продохнула лошадь. – Я чуть дурой не сделалась, ей-богу!.. Может, догнать выдру, да налить ей чаю? Ведра два!
- Обопьётся. – хихикнул заяц.
- И сдохнет! – радостно добавила лошадь.
- И повезут её на похоронах с музыкой. – сказал заяц. – А она как выскочит из гроба да как заорёт: дайте мне ещё чаю! очень хочу чаю!.. с колбасными палочками!..
- И все похороны испугаются и сдохнут! – прыснула со смеху лошадь.
- И поп такой, – заяц живо изобразил заячьего попа. – кулаком ей по лбу бабахнет и заорёт: негоже чаёвничать, коли померла! грех это!..
- И сдохнет!! – заверещала лошадь, падая со стула и катаясь кубарем по паркету, испытывая небывалый хохот.
- И хрен с ним! – заверещал заяц, сваливаясь со стула.
А за ним вслед поползла и скатерть со стола, и рухнули на пол все чашки, ложки, тарелки… Все колбасные палочки разлетелись по углам – бардак!.. Нет, пора прекращать такие свинские чаепития. И в домашнем хозяйстве убыток, и полезного морализаторства не выудишь.
ОДНАЖДЫ
Однажды маленькая девочка не послушалась мамы с папой и убежала в лес. Мама с папой воспитывать дочку не очень умели, застряли на философии отживших парадоксов. Ни бе, ни ме, ни кукареку. А девочка в лесу и заблудилась. Идёт, трясётся со страху. Чает сокрушительной неизвестности.
И ведь правильно чает, между нами говоря. Природа – это организм во многом бесхозный, игра случайных возможностей. В природе любая шмокодявка себе цену знает, на всякого, кто её слабей, посягает и сожрать норовит. В некоторым роде, природа и человеку мстит за причинённый им ущерб. Ибо одних зайцев дедушка Мазай безвозмездно спасает от потопа, а других дедушка Ленин веслом по башкам лупит. И не поймёшь зачем лупит: то ли ради удовольствия, то ли психанул от переживаний за собственное будущее?..
- Мама, мамочка! – бредёт девочка по лесу, ручонками потянувшись к солнечному закату.
- Теперь твоя мать – вся наша бескрайняя Родина, дитя моё! – услышала вдруг в ответ и со страху в штанишки напрудила.
Ох и умеет лесной народ бедных девочек стращать!.. Только дай волю покуражиться. Слышали, как Медведь Петрович рассказывал про студентов-лыжников, которые его зимой в берлоге нашли и разбудили?.. Девять штук лыжников он тогда сожрал.
- Врёшь! – не поверил россказням медведя леший Девочкоежка.
- Не обучен врать. – пробубнил Медведь Петрович. – Могу и напрямую до первоисточника достучаться.
И забухал лапой себе по брюху:
- Эй, студентики, чего притихли? Правду я сказал, что вас ровно девять штук или приврал малость?
- Дядя Миша, – заворочались студенты. – всё правда, всё так и было. Но когда будешь в следующий раз по брюху стучать, то помни, что мы тут в нирвану погружены. Не обламывай кайф понапрасну.
Ну, ладно, со студентами разобрались, теперь дальше пойдём. Всё меня девочка заблудившаяся волнует, всё хочется понять, чей голос она в лесной глуши услышала. Вот рассказывают, к примеру, про другую девочку, которая тоже в лесу заблудилась и плутала целый день. Давно это было.
Заблудилась та другая девочка в лесу. И вдруг познакомилась с одним ёжиком, а после оказалось, что это был отнюдь не ёжик, а маг, волшебник и кудесник.
Девочка ему говорит:
- Докажи-ка свою волшебную силу изумительным чародейством!
- Да мне, – говорит. – это пара пустяков.
- Хвастунов не люблю. – говорит девочка. – Один такой мне хвастал, что у него сорок сантиметров, а оказалось едва за тридцать.
А ёжик не стал спорить, а сразу прошептал колдовское заклинание:
- Баба едет на ведре по соломенной горе, а гора кончается – баба улыбается!
И вот, в тот же миг, превратился ёж в сказочного принца на белом коне. И полюбили они с девочкой друг друга, и построили в лесу дворец из малахитового камня. Зажили, надо сказать, вполне себе припеваючи. Бобры им дрова рубят на зимнее отопление, волки пожрать приносят, зайцев в лакеи наняли за двугривенный. А до чего нежно любят друг друга, до каких ласк охочи! – я такого завидного срама в своей литературе не допущу. Ладно, хоть та девочка совершеннолетняя была. А вот с теперешней такой номер не пройдёт.
- А сколько ей? – спрашивает про теперешнею леший Девочкоежка.
- Надо у родителей спросить. Вроде бы годков двенадцать будет.
- Одиннадцать с половиной. – взахлёб рыдает мать. И куда только подевалась на её пухлых губах волнующая улыбка мэрлин-монро?.. Хотя, в целом, дама корпулентная и томная.
Но мне отчего-то кажется, что не пришло время за нашу девочку сильно переживать. Только представьте себе, что она, блуждая по лесу, тоже услыхала голос ежа. И это оказался не простой ёж, а колдун-кудесник. Вполне возможно, что в нашем лесу все ежи наделены даром изумительной магии. Только не используют его до поры до времени. Каждый ждёт своей личной заблудившейся девочки.
Вот и тут ёж сначала напугал девочку бескрайней Родиной, а затем нашептал про «баба едет на ведре», чтоб земля под ними разверзлась и повыскакивали из самых жутких недр всяческие представители нечистой силы. Допустим, упыри и вурдалаки. Подхватили они девочку за руки, закружили в шибкой пляске и запели от сих до сих: aux armes, citoyens! formez vos bataillons! marchons, marchons!.. Даже сам товарищ Сталин выполз из ада, чтоб полюбоваться на безумство людское – а и его поволокли за руки, плясать заставили. Не смотрите, что товарищ Сталин самый главный царь среди упырей, что ему веселиться должность не позволяет. Вот пляшет товарищ Сталин – ажно дух захватывает!
Но вдруг, откуда ни возьмись, появиться пьяница Дмитрий Иванович. Страдает бедняжка укачиванием, и огульным плясом его не утешить. Говорит:
- Как вам угодно, а мне срочно надо выпить.
А ему говорят:
- Извини-подвинься. У нас за просто так не наливают.
Пьяница смотрит недоумённо:
- Я же не прошу за просто так, я же совесть имею. Буду свою племянницу замуж выдавать.
- Это другое дело. Ну-ка, Ёкарный Бабай, сбегай за водкой!
Ёкарный Бабай – одна нога здесь, другая с костылём – за водкой сбегал, на закусь гастроном опустошил; принялись племянницу пьяницы замуж выдавать. Выдавали-выдавали, напились до чёртиков и услышали, что где-то вне привычного пространства бьёт ключом жизнь стопудовая.
- Возьмём грех на души, – тогда говорят. – будем Америку строить!.. А как построим, так погубим весь мир. Поможешь нам, девочка?..
- Я не знаю. – говорит заблудившаяся девочка. – Я не умею.
- Лиха беда начала. – говорят.
Стали Америку строить. И товарищ Сталин строит, трубкой пароходит: полундра!.. Измазались, измаялись, а когда построили, то взглянули бесхитростно и ахнули: не Америка получилась, а чурбан гороховый. Племянница пьяницы Дмитрия Ивановича обратно-было из замужа подалась, чтоб в Америке эмансипацией блеснуть и деньжонок подзаработать, да об чурбан гороховый запнулась.
- Проклинаю, – говорит. – тот мир, в котором солнце встаёт на востоке, а пропадает на западе. Жажду повсеместной либерализации и декоммунизации чурбанов.
- Америка параша, – говорит он ей. – а Россия будет наша!..
Тут где-то подле и Россия приместилась. Самовар к интернету подключила и в ус не дует.
Но Медведь Петрович на это дело косо посмотрел.
- Почему народ до сих пор не на ярмарке? – затейливо спросил у всех присутствующих. – У нас балаганы построили, цыгане приехали, из чиновников мэрии ответственного за культуру подогнали... Братцы, упыри и вурдалаки!.. В шеренгу по одному стройся, и на ярмарку – шагом марш!!
Какая такая ярмарка? За что?.. Вся нечистая сила перепугалась, зашухерилась.
- Э, генацвале, мамой клянусь, – затопорщился усами товарищ Сталин. – что пьесу Булгакова «Дни Турбинных» смотрел сто раз. Мне ярморочное искусство не по нраву.
А заблудившаяся девочка ножкой топнула и приказала:
- Всем немедленно ступать на ярмарку. Наверняка, там мои маменька с папенькой гуляют. Там и встретимся.
Ну, потопали все походным маршем на ярмарку, обещанную Медведем Петровичем. Недель двадцать с гаком протопали – вот и ярмарка бежит навстречу, орясина. Огоньками красуется, качелями пихается, товарами заманивает.
- Яблоки малинные – витаминизированные!
- Русалка старинная – без устали невинная!
- Щи ядрёные – с мухомором сварённые!
- Тварь неразумная – инициативой наказуемая!
- Ни Богу свечка, ни чёрту кочерга!
- Каждой советской семье – к двухтысячному году по отдельной квартире!
Покупай чего хочешь и другим торговаться не мешай.
А тут пришёл Иуда и говорит, шустро озираясь:
- Купите слона!
- Кого? – спрашивают у него с недоверием ёжик и медведь Петрович.
- Все лезут ко мне с вопросами кого да кого, а вы купите слона!.. – щурится ехидно Иуда.
А девочка наша встала в позу чванливой харизмы и говорит:
- Ежели слон тщеславием иллюминирует, то я его куплю. Подарок родителям к Новому Году.
А Иуда замялся немного и говорит:
- Все ждут родительского благословения, а ты купи слона.
- Твой личный слон-то? – недоверчиво хмурится девочка. – Где достал? Документы есть?
- Все в Иуде сомневаются, а некоторые и проклинают, точь-в-точь как ты, девочка, а всё же купи слона!
- Уговорил, беру слона, упаковывай! – прицокнула язычком девочка, да ножкой в щёгольском сапоге притопнула.
Притаилась ярмарка, смотрит: дело нечистое. У Иуды печать терпкая на челе, ручонки воровато вздрагивают и из штанов хвост торчит. Ажно выпирает. Скаредные фобии радугой рассыпаются.
- Лови этого нехристя, держи! – залупцевал плёткой ярмарочный Понтий Пилат. – Арестуйте и повесьте сукиного сына, я разрешаю. Один раз не того, кого надо распяли, а теперь не промахнёмся.
Так и сделали, пока начальство разрешает. Повесили Иуду.
Висит Иуда на осине, жизнью никчёмной истекает, во рту его по-осеннему ненастно и пусто. А под осиной сидит ёжик и вслух из Апокалипсиса читает: «И услышал я громкий голос, говорящий на небе: ныне настало спасение и сила и царство Бога нашего и власть Христа Его, потому что низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь.»
Рядом девочка сидит, ежа за ушком мило почёсывает. Небо над Русью раскисает яблоневыми красками. И родители девочки потихоньку пришли, рядышком присели. Медведь Петрович тут же лапой потихоньку спину чешет.
Всё случится однажды. Только подождать надо.
ПОЦЕЛУЙЧИКИ
Разуваев совсем по-дружески обнял Шлыгина и говорит:
- Ну, рассказывай, Шлыгин, как твои дела?.. Ты ведь мне почти как брат, я за тебя переживаю.
- Да нормальные у меня дела. – говорит Шлыгин.
- Нигде ничего не болит?.. Жена в порядке?
- Нормально всё с женой. – говорит Шлыгин. – Вечером придёт с работы.
Разуваев с некоторым сомнением покачал головой. Дескать, опасно по нынешним временам женщинам гулять по вечернему городу. Мало ли что.
- А сам где работаешь? – заботливо спрашивает Разуваев у Шлыгина. – Как зарплата?..
- Да нормально вроде. – мнётся Шлыгин. – На жизнь хватает.
Разуваев внимательно посмотрел в глаза Шлыгина.
- А давай-ка, Шлыгин, я тебя в щёчку поцелую!
- Это ещё зачем? – перепугался Шлыгин.
- Да просто так, захотелось.
- Не надо. – замахал руками Шлыгин. – У меня щёчка не такая, чтоб целоваться.
- А всё-таки не бузи, Шлыгин, я тебя поцелую! – сказал Разуваев и ловко чмокнул Шлыгина в щёчку.
- Дурак! – поспешно обиделся Шлыгин и брезгливо потёр кулаком то место на щеке, куда его Разуваев поцеловал. – Нет, я не понимаю, как можно быть таким дураком!
- Да ладно тебе злиться. – улыбнулся Разуваев и потрепал Шлыгина за плечи. – Ну-ка, Шлыгин, ну-ка!.. Шлыгин, да ты обиделся?
- Вот ещё. – буркнул Шлыгин.
- Нет, я вижу, что обиделся.
- Обижаться ещё на всяких дураков!
- Обиделся, обиделся…
Разуваев прошёлся по комнате, поглядел: смотрит на него Шлыгин или чем-то другим занимается?.. Шлыгин, конечно, смотрел, но когда замечал, что и Разуваев на него смотрит, так сразу отворачивался.
- Шлыгин, Шлыгин. – задумчиво сказал Разуваев.
Шлыгин повернулся совсем не в сторону Разуваева. И чего он припёрся, думает.
- А знаешь, как ты теперь должен со мной поступить? – обеспокоено произнёс Разуваев, подступая вплотную к Шлыгину. – Ты теперь должен меня в щёчку поцеловать!
Шлыгин задрожал.
- Ты поцелуешь меня в щёчку, Шлыгин?
- Зачем это? – как бы не понял Шлыгин.
- Смотри, что у нас с тобой получается. – гладко рассудил Разуваев. – Я тебя давеча в щёчку поцеловал, ради шутки, и теперь ты меня в щёчку должен чмокнуть. Тоже ради шутки.
- Это ещё почему? Я не буду.
- Ты рассуждаешь, как дитя малое, честное слово. Буду – не буду. Целуй, и вся недолга.
- Нет, – заегозил Шлыгин. – мне такие шутки не нравятся.
Разуваев обиженно поджал губы и прошёлся вокруг Шлыгина, как бы оценивая заново личность своего приятеля.
- Да-а-а... – тревожно протянул он.
- Что за да? – испугался Шлыгин.
- Ну и дрянь же ты оказывается, Шлыгин! – удивился Разуваев. – Только одного тебя и целуй в щёчку, а ты никого не хочешь целовать?
- Не хочу. – запунцовел Шлыгин.
- Ты не просто дрянь получаешься, а целая свинья!.. Шлыгин, заруби себе на носу, что отныне ты в свиньи поступил, и никто тебе дружеской руки не подаст.
Шлыгин разозлился:
- Хорошо, надоеда. Я тебя поцелую.
Разуваев зажмурился, чтоб побольше получить удовольствия от шлыгинского поцелуя и замурлыкал. А Шлыгин из подтяжек соорудил тянучку и Разуваеву по уху шандарахнул прищепкой подтяжной.
- Братец! – запищал Разуваев. – А разве можно меня по уху?.. Больно ведь.
- Терпи. Ещё спасибо скажи, что не по жопе.
- Ну, спасибо!.. Сволочь какая.
Таким вот образом некоторые люди на добро отвечают злом! Никогда не целуйте злых людей, мой вам совет.
ОГОНЬКИ БОГАТЫРСКИЕ
Расскажу вам историю про богатыря Накося-Выкуси. Расскажу с огоньком, с задаром: как хотите – так и радуйтесь, а не хотите – блудите с девкой в общепите. Официант, бутылочку коньячку!..
С ранних лет богатырь Накося-Выкуси был детинушкой непослушной, стыдобушке неподвластной. Дважды на одном спотыкаче не засиживался, трижды одно слово не повторял, друзей и недругов побивал с завидной регулярностью. Разлюбезной своей мамаше сперва руки оторвал нечаянно, потом ноги, потом башку. Правда, слесарей вызвал, чтоб обратно чинили. Те слишком возражать не стали, плоскогубцы с паяльной лампой из ящиков вынули и за починку мамаши принялись. Богатырь за всем понаблюдал строго.
- Скомпоновали? – говорит.
- Скомпоновали! – говорят.
- Жили на земле мастера эпохи Возрождения. – говорит. – Которые прославились во веках. Их фигуративный компонент я и рекомендую вам употреблять в творчестве.
- Ага. – говорят. – С вас рупь тридцать. Распишитесь в квитанции.
Он эту квитанцию взял, порвал, в две трубочки свернул да в жопы слесарей приткнул. Судить его за это дело взялись, чтоб в тюрьму упечь. Да он судьям всякого дивного наговорил, чтоб они себя почувствовали, словно с дуба рухнули. Так с тех пор и живут.
- В ощущениях, – говорит. – являющихся источником познания, присутствуют элементы не только внимательного исследования, но и судьбоносного разбирательства с вынесением приговора. Зачастую окончательного и обжалованию не подлежащего. Но возникает следующий вопрос: а судьи кто?..
Тут и слесари замолчали из чувства скромности. Не пожелали чего лишнего сказать. Чтоб ещё кого случайно не обидеть. Толерантное нынче времечко, растак его ёб!..
Мы однажды поженить богатыря хотели – думали, что образумится. Напрасное дело.
- Надо, – говорит. – порядок старшинства соблюдать. В начале пущай мой папенька женится, потом маменька женится, а уж последним и я.
Папеньку-то быстро женили – за интеллигентного человека любая барышня рада пойти – а вот с маменькой намучались. Всё каких-то пакостных невест ей предлагали: то тётка с лицом маслянисто-ликёрным, то тётка с татуировкой на пояснице! Сигареты об ладони тушат и возглашают сумеречные истины!.. Вот наконец приглянулась маменьке одна невеста – старушка-миллионщица – свадебку быстро отыграли, старушка и сдохла.
Пришла пора богатырю Накося-Выкуси жениться. Он думал недолго, женился на себе самом, приревновал, да пошёл кулаками метелить всех вокруг.
- Не образумился, проклятый? – спрашивали мы у него, на следующий день, после свадьбы, ушибы потирая.
- Не образумился. – говорит. – Пока себя ебу, думаю, что мир прекрасен, и врагов у меня нет. Как ****ь прекращаю – вижу, что мало мертвяков на кладбище свезли. Надо поднапрячься в этом деле. Ежели живых умерщвлять нельзя по вашему закону, то буду мертвяков оживлять, чтоб заново жили и героически погибали.
Кладбище у нас, на Очапках, совершенно смирное, сентиментальное. Покойнички безропотно покоятся в уютных ямах, между собой потихоньку судачат.
- Оживляйтесь, говорит он нам!.. – осудил затеи богатырские покойник Илья Семёныч. – Это, значит, опять на работу ходи, вкалывай – а с зарплаты бутылку покупай, за сараем газетку расстилай да с пацанами до утра забухивай… да в гробу я такую жизнь видел!!
- Я щи варить и носки мужнины стирать более не намерена! – бунтовала покойница Ираида Львовна. – Я не репка, меня из могилы просто так не вытянешь!..
- Оживляли меня тут как-то раз, было дело. – обстоятельно докладывал из фамильного склепа князь Раздубасин. – И действо это мне нисколько на пользу не пошло. Увлеклись мы однажды с герцогом Саксон-Телищевым предупреждениями российского минздрава, да принялись вдувать табачный дым крокодилу в ноздри – лошадей-то таким образом, капля за каплей, в округе перебили, за крокодилов принялись. А он, подлец, герцога жрать побрезговал, а мной – за милую душу позавтракал. Пять дней я после того в реанимационной палате томился, наполовину съеденный, пока врачи не одумались. «Этакого-то ушлёпка, – про меня говорят. – к жизни заново не присобачишь, поскольку жизнь требует внимательного к себе отношения. Такого оживлять – это только детей малых пугать.» В мешок остаточки мои поклали и на кладбище свезли.
На дерзновенные попытки богатыря воскрешать покойников, администрация кладбища ответила отказом. И даже адрес указала, куда богатырю необходимо срочно следовать. Богатырь туда и пошёл. Дорога торная – я знаю, хаживал.
А, спустя четверть часа, вернувшись из скитаний, богатырь Накося-Выкуси согражданам сообщил, что времени в пути зря не транжирил. Во-первых, шлялым чихом царство вавилонян разрушил! Во-вторых, посмотрел, как у китайского короля ноги от ушей растут, и всем прочим китайцам такую же штуку сотворил! А в-третьих: земную ось из недр выкорчевал, вокруг земного шара обвязал, заклепал и сказал, что так и было! А в пятых-десятых: с Килиманджаров до Сольвычегодска небесный глас докинул!.. алло, алло!.. слышите?.. гудит!!
Если так дальше дело пойдёт, то скольким добрым людям наш богатырь крови попортит?
- Ежели убить его никак нельзя, так давайте предельно изувечим. – подумали мы, да и отправили богатыря Накося-Выкуси на пиршество к адовым живоглотам.
Богатырь в белые тапочки принарядился, галстук с пиджаком надел и на пир пошёл. В аккурат разгар празднества заявился. Красавец весь такой.
Под ногами объедки хлюпают, за ушами калории пищат, на бошках-лукошках живоглотов рты непомерно разеваются и зажиревшими кастрированными голосами гулюлюкают:
Ромашки спрятались, поникли лютики,
когда застыла я от горьких слов…
Зачем вы, девочки, красивых любите?..
Непостоянная у них любовь!..
Сам грешен, сам до чёртиков красив – оттого и маюсь всю жизнь, понимаю страдания живоглотов… ромашки спрятались…
- Ну, чего, обсос? – облизываются живоглоты на богатыря Накося-Выкуси. –Изволь докладывать нам, братец, в каком месте ты самый вкусный. Оттудова мы жрать тебя и станем.
- Я, граждане, – взялся отнекиваться богатырь Накося-Выкуси. – во всех местах необычайно вкусен, но недоступен. Во мне упорство к сопротивлению неимоверно развито – такая вот угроза вашим фантазиям.
- А огузок-то? Потихонечку ежели на ломтики порезать? – с надеждой ахнул самый главный живоглот.
- А огузок и вовсе недоступен для чужого срамного языка. – богатырь печально соорудил из пальцев дулю. – Идиома не сложна, а жидкий стул обеспечит.
Смутились живоглоты. Достали ножички и вилки с пиками точёными.
- Ежели так всё сложно у тебя, – говорят. – то давай с нами в настырную игру играть: кто больше всего адского народа перебьёт, тому и живу быть. А кто проиграл – тот, значит, проиграл.
- Я, братцы, – лукавит улыбчато богатырь Накося-Выкуси. – когда дерусь, то подсчёта вражьим тушкам не веду. Как мне распознать: скольких я перебил, чтоб побыстрее выиграть у вас?..
- А вот, – говорят. – сидит за пиршественным столом чертячий шибздик Тфуты-Нуты, пропадает зря. Он, в случае твоей победы, тебя два раза по спине и треснет. А в случае проигрыша – двадцать два. До двадцати-то двух сосчитаешь, не собьёшься?
- До двадцати двух досчитаю, ладненько. Раз-два, начали!!
И повалились тут из адовых чуланов всяческие нетопыри, шишиги, демоны да бесы. Орут матерно и визжат огульно, да только об кулаки богатырские натыкаются и от дальнейших поползновений отказываются напрочь. Самый главный живоглот подраться ни с кем толком не успел. Богатырь Накося-Выкуси всех чертей до смерти исколошматил.
Притихли живоглоты. Щурятся тревожно.
- Дай-ка папироску, братец, я свои дома забыл. – говорит Накося-Выкуси шибздику Тфуты-Нуты, знакомство завязывает. – Худющий ты экземпляр, чай, из голодных губерний сюда на заработки припёрся?
- До сих пор на худобу не жаловался. – ворчит Тфуты-Нуты, упаковку антидепрессантов со стаканом водки замахнул. – А ты не смей тут ласковые курвы в мой адрес строить, я не из таковских.
- Сердитый-то какой. – подивился богатырь Накося-Выкуси, покачал головой в укор. – А на сердитых воду возят – знаешь?
- Нет, не знаю. Предписание, что ли, такое вышло?
- Вышло. Как раз давеча я с небесным гласом пообщался, он такое и предписал.
- Да кто же ему разрешил указы раздавать, без предварительного всенародного обсуждения?
- Как кто? Дед Пихто!!
- Ой ты, гой еси, старая перечница! – напружинился сердито шибздик Тфуты-Нуты. – Вот не сидится деду старому на печи, всё-то пакости выдумывает позаковыристей.
- Да ты знаком с ним?
- Он моей жене – первый муж, ещё с прошлого года. Конечно, знаком.
«Косячок» курнул шибздик Тфуты-Нуты, томление в мозгах почуял.
- Ты, братец, – спрашивает у богатыря. – как теперь считаешь: много ли неприятностей нам здесь, в подземелье адовом, по жизни ожидать?.. Когда начнут на нас воду возить?
- Ну-у, влипли вы с потрохами. – посочувствовал богатырь Накося-Выкуси. – А ты теперь особенно. Раз ты бывшую жену деда Пихто почпокиваешь, так он тебе спуску не даст. Он тебе заселит в балду топор, словно чёрта на боярский двор. Начнёт на тебе воду возить из окияна в окиян – помянешь тогда адовы муки добрым словом!
- Ох, не сидится старому на печи. – бултыхнул сердитым комом в горле шибздик Тфуты-Нуты. Поник носом, к лишней стопке потянулся. А пьяный шибздик – последнее дело.
- Как мне теперь быть да жить-поживать? – спрашивает.
- Да уж как-нибудь да будь.
- Да желательно как-нибудь так быть, чтоб впросак не попасть.
- И не попадай, легко сказать. От впросака всегда держись чуть поодаль.
Все живоглоты на пиру вздохнули, сплюнули и принялись затяжно завывать. Шибздик Тфуты-Нуты с усталой собачьей тоской уткнулся лицом в стол, источая солёную муть, и уж собрался-было забогохульствовать безудержно. А этакого богохульства богатырь Накося-Выкуси допустить не мог.
- Ну, братец, я твоей беде помогу, я же тренером в киевском «Динамо» служил – я из этих лоботрясов чемпионов Советского Союза по футболу сделал. Я, понимаешь ли, такой талантливый.
- Так ты сам говорил, что я сильно худой, и на большую битву не гожусь. – заканючил шибздик Тфуты-Нуты. – Мне бы жирка в тело нагнать, дабы мощность какая-никакая присутствовала
- Нагоним. – посулил богатырь Накося-Выкуси, своего нового дружбана за волосы потрепал. – Смотри, что тебе сделать сейчас надо. Ты вот этого главного живоглота сожри – и пополнеешь сразу грамм на миллион!.. А потом вон того живоглота слопай – и жирку наберёшь со ста центнеров минус сто килограмм!.. И ещё штук сто живоглотов схавай целиком – и тонн на тридцать живого весу в тебе прибавится. Этакой-то массой ты деда Пихто запросто подавишь.
- Точно ли? – посомневался чуток шибздик.
- Зуб даю. – пообещал Накося-Выкуси.
- Да разве вкусно будет мне всё это жрать? – принюхался к соседу Тфуты-Нуты. – Прокисшим соусом попахивает.
- Нормально всё, не ссы. Приступай, помолясь!..
Через неделю, когда от живоглотов не осталось ни крошки, рядом с богатырём Накося-Выкуси валялся издыхающий от переедания шибздик Тфуты-Нуты. Томился на пиршественном столе последний антифриз в стакане; сидорова коза неподалёку паслась, слюни пускала – до чего попробовать хотелось!..
- Иди-ка ты, братец, из моего ада куда подальше. – говорит коза богатырю.
- Посылали меня всю жизнь и туда, и сюда, и ещё раз туда. – потыкал пальцем богатырь Накося-Выкуси в географические отрепья. – И повсюду я побывал, и повсюду грусть меня давила, поскольку хорошо только там, где нас нет, а там, где мы появляемся, от хорошего мало чего остаётся. Разве что, огоньки пляшут. Сияют огоньки богатырские.
- Вот с теми огоньками и проваливал бы. – проворчала сидорова коза и сама пошла какой-другой ад для себя искать. И жалко вроде животинку, и хорошо, что быстро моя сказка сказывается.
Теперь мне стало с вами недосуг лясы точить, теперь и мне на пир Богов пора: говорят бочку дагестанского трёхзвёздочного коньяка приволокли! прямым рейсом из самой Валгаллы!! Надо попробовать.
МУХА
Федот Федотыч знавал за собой множество недостатков, но вот чем мог гордиться, так это уникальной стойкостью характера. Федот Федотыч настолько выработал свою личность, что любое, данное им слово, выполнялось безукоризненно и главенствовало над прочими жизненными надобностями. Об удобстве исполнения или ошибочной случайности пообещанного Федот Федотыч никогда не задумывался, а, кряхтя и сопя, заныривал в себя, словно в колодезный омут, и осуществлял обещанное. Барахтался и исполнял.
Но вот однажды весьма препакостная произошла с ним ситуация; слишком опрометчивые обязательства взял на себя пылкий Федот Федотыч. И денёк-то какой случился тогда: восьмое марта, самый счастливый день в году. После работы весь трудовой коллектив Федота Федотыча дружно отдохнул в ближайшем ресторанчике, празднуя столь важное событие. Тут тебе приключились и многочисленные тосты за прекрасных дам, и прочие хухры-мухры. Федот Федотыч, излишне злоупотребив спиртным, довольно дерзко бровадился и ёрничал, вылепливая хлопьями фривольные анекдоты. А напоследок принял позу отважного гусара и пообещал исполнить любое женское желание. Ибо таковое желание для него является законом. Женщины тихо похихикали и ничего невразумительного не стали просить, а вот Сёмка Фонарин, воспользовавшись беспечно пьяным состоянием Федота Федотыча, прикинулся барышней блондинистого содержания. Затем звонко чмокнул смущённого Федота Федотыча в щёчку и потребовал (потребовала!) клятвенных заверений, что отныне Федот Федотыч будет убивать по одной мухе в день!.. Все коллеги от души посмеялись, не думая, что этаким безобразием можно поклясться, но Федот Федотыч, глазом не моргнув, дал зарок: да, заявил, каждый божий день отныне буду убивать по мухе!.. Сколько, мол, на его жизненный срок дней отпущено – столько мух он и убьёт. Уволокнёт, так сказать, сей пакостный сонм насекомых в жерло небытия.
- Прямо сейчас и начну. – воскликнул Федот Федотыч, пристально высматривая в окрестностях жужжащих мух и намереваясь лупить по ним чем придётся. Но скоро зашатался крайне бесподобно и упал на секретаршу Сонечку, брезгливо морщась от запаха одеколона и валерьянки.
- Да вы шалун, Федот Федотыч. – произнесла напоследок секретарша Сонечка, с чем Федот Федотыч спорить не стал.
Никто из коллег не вызвался проверять исполнимость данного обещания. Мало того, через неделю никто и не вспомнил об этом странном обещании. А Сёмка Фонарин и себя самого не мог вспомнить, переодетого в назойливую блондинку. Но вот Федот Федотыч всё помнил и с упрямой изобретательностью убивал ежедневно по одной мухе. И отмечал всякую убиенную тварь крестиком в бумажном карманном календарике.
Конечно, отсутствие мух в зимний период заставило Федота Федотыча почувствовать каверзу, но он выстоял перед природой и поступил хитроумно. Федот Федотыч закладывал в специально отведённый угол на кухне кусок тухлой рыбы, чтоб мухи кружились вокруг него даже в жуткие морозы. Застоявшийся на кухне смрад Федот Федотыч предпочитал не замечать. А его приятельница Зинаида, неоднократно обещавшая никогда больше не приходить в гости к Федоту Федотычу, обещание своё не выполняла.
- Важно не дать себя склонить к параноидальным установкам. – размышлял Федот Федотыч. – А претерпеть некотрые неудобства в личной жизни вовсе даже не зазорно.
На протяжении нескольких лет, выполняя обещанное слово, Федот Федотыч превратился в опытного охотника на мух. Наловчился проницать насквозь уловки прытких насекомых. Он не без удовольствия применял для убийства мух тапки, ладони, веники, скрученные трубочкой газеты, тряпки, струю воды из опрыскивателя, томик «Анны Карениной» и множество нечаянных предметов, вплоть до куриных яиц, сваренных на завтрак. По ночам ему снились вытаращенные мушиные глаза и обнажённая секретарша Сонечка, зачем-то пляшущая вприсядку. Федот Федотыч занялся и некоторым кудрявым сочинительством, проще говоря, философствованием на бумаге, выводя основательную концепцию о том, что муха мухе рознь!.. Одна убивается легко и непринуждённо, а вот за другой необходимо хорошенько побегать.
Сегодняшнюю муху Федот Федотыч заметил сразу после пробуждения. И сразу, в глубоких тайниках души, почувствовал, что справиться с ней будет совсем непросто.
- Экскюзе! – для начала Федот Федотыч выпроводил за дверь кошку. – Ты, брат, между прочим, известная пройдоха, я знаю.
Кошка с недавних пор расценивала хозяйскую охоту за мухами в качестве полезного безумства и стремилась принимать в нём участие, опережая хозяина в ловкости и азарте. Но Федот Федотыч упрямо держался данного им слова и убивал мух самолично. Без посторонней помощи.
- Туда, туда поди, за дверь. – игривыми, но деятельными пинками Федот Федотыч спровадил кошку.
Кошка за дверью плаксиво поёрзала, а Федот Федотыч кышнул и принялся за охоту. Атакуя муху мощными нахлёстами вельветовых штанов, он стремглав понёсся по комнате, вовремя перепрыгивая через мебель и выкрикивая воинственную разлюли-малину. Можно было полюбоваться на его натренированную подвижность: годы летели – а Федот Федотыч всё ещё оставался ловким и быстрым мальчуганом!.. Муха, казалось, понимала намерение Федота Федотыча укокошить её как можно быстрей, и с поразительной увёртливостью летала по комнате, сотрясая воздух гневным жужжанием. «Значиться, штаны бесполезны.» – вскоре сообразил Федот Федотыч и швырнул их в стирку.
- А попробуй-ка, бестия, не клюнуть на сладенькое! – Федот Федотыч станцевал двумя пальцами шаловливый книксен и выставил на подоконник открытую банку варенья.
Соблазн был настолько велик, что у мухи мутило в глазах, а маленькое, крохотное сердечко жадно постукивало в груди. Но к подоконнику она всё равно не приблизилась, а, напротив того, присосалась, крепко вжалась в противоположную от окна стену. Тогда Федот Федотыч вооружился тапкой.
- Моя любимая, из велюра, не первый раз помогает. – похвалил Федот Федотыч тапку, грозно помахивая ею в воздухе, но тут что-то слабенькое кольнуло ему в подвздошье и заставило вздрогнуть. – Э, нет. Не время нам сейчас болеть, Федот Федотыч!..
Для того, чтоб без промаха хлопнуть по мухе тапкой, ему необходимо было встать на небольшое возвышение; и Федот Федотыч, с привычной сноровкой, залез ногами на табурет. Муха примолкла и внимательно наблюдала за действиями врага. Когда Федот Федотыч прицельно замахнулся тапкой, муха встрепыхнулась и спешно отбежала на метр вправо. Федот Федотыч слез с табурета, отодвинул его тоже на метр вправо, залез обратно и замахнулся тапкой. Муха незамедлительно, но не очень торопясь, отбежала на метр влево. Федот Федотыч, проклиная всех, кто когда-либо действовал ему на нервы, спрыгнул с табурета, отодвинул его на метр влево, влез и замахнулся тапкой. Муха, казалось, досконально понимала все природные недостатки Федота Федотыча, в том числе и недостаток его малого роста. Не успел Федот Федотыч резко хлопнуть тапкой по цели, как муха пробежала на полметра вверх по стене и не без ухмылки взглянула на занимательного ловца. Федот Федотыч надлежаще отбацал тапкой в то место, где прежде сидела муха, и даже стал негромко, но гневно бурлить. Затем спустился с табурета, подтащил к стене стол, водрузил на стол табурет, взобрался на это шаткое сооружение, покачался для поимки равновесия и замахнулся тапкой. Муха тут же иронично хмыкнула и отбежала на метр вправо. Федот Федотыч слез с табурета на стол, слез со стола на пол, передвинул своё сооружение на метр вправо, влез на стол, со стола влез на табурет и, обманывая муху разглядыванием узоров на обоях, замахнулся тапкой. Муха ничуть не обманулась и торопливо отбежала на метр влево.
- Бестия, право, и подлюка гадская! – заговорил Федот Федотыч, напоминая голосом крупнозернистый напильник.
Затем он сиганул с табурета на пол, стараясь не задевать стола, но чуточку подвернул ногу и ушибся локтём. Это позволило ему ругаться долго, художественно и не без ноток трагической печали. Муха пока не смеялась во весь голос над охотником, но, наверное, только оттого, что пребывала начеку. Федот Федотыч передвинул немудрёное сооружение из стола и табурета на метр влево, почесал шрам на коленке, осторожно вскарабкался на стол, со стола вскарабкался на табурет и, резко размахнувшись тапкой, неожиданно почувствовал в заду непонятную тяжесть. Эта болезненная тяжесть могла навлечь на Федота Федотыча серьёзные неприятности, поскольку он резко оттянул зад к низу, причём настолько к низу, что прочее туловище приняло форму неустойчивого вопросительного знака. А затем Федот Федотыч очень быстро и очень звонко полетел вниз и бударахнулся на пол!.. Физика учит, что всякое тело падает, ускоряя скорость падения. Так Федот Федотыч свалился с табурета на пол, минуя стол, за полторы секунды, причём расстояние полёта от табурета до стола он преодолел за секунду, а расстояние от стола до пола – за половину секунды. Причём, если бы Федот Федотыч не упал, а по нормальному спустился с табурета на стол, а со стола на пол, то на такой спуск ему понадобилось бы секунд семь, а то и целых десять. Так что, можно сказать, что Федот Федотыч сэкономил на времени. Но, главное, что Федот Федотыч, в результате скорого падения, остался жив. Серьёзные неприятности пока его миновали.
- Будем знать сколь подл этот мир, будем знать! – корчась от боли, смущал физику Федот Федотыч. – Знать-то будем, а знания, как известно, преумножают скорбь.
Размышляя об этом, Федот Федотыч всё-таки заметил, что муха перелетела со стены на потолок и подёргивалась нагловатым зудливо-синим иксиком. Потолки в квартире были весьма высоки, и конструкция, соединяющая стол с табуретом не могла оказать полноценной помощи. Здесь могла пригодится лесенка-стремянка, но её увезли на дачу ещё весной, а теперь конец лета и, как выясняется, привести её с дачи некому. «Садоводы хреновы! – про себя и про свою приятельницу Зинаиду подумал Федот Федотыч. – И на хрена нам лестница на даче? Настанет ли когда-нибудь день, когда лестница будет дома, а на даче будет урожай?»
За дверью комнаты сопливо мяукнула кошка, и Федот Федотыч подумал, что ей бы тоже не помешала хорошая встряска – и встряска ей обязательно достанется, она у нас допоётся!..
Затем, размышляя над наплывом утренних неудач, Федот Федотыч наткнулся на весьма интересную деталь. Точнее говоря, вспомнил, что любого человека и прочее животное существо можно напугать настолько, что оно со страху помрёт. Тогда Федот Федотыч догадался, что если сегодняшнюю прыткую муху очень сложно допечь на потолке, то можно попробовать её напугать. И напугать чем-то неожиданно-маргинальным, чем-то тем, к чему муха никак не могла внутренне подготовиться. Например, попробовать зычно хрюкнуть, развести пожар, протанцевать на голове обалденный дивертисмент…
- Лишь одно мне помешает сейчас изгаляться по полной программе, – задумчиво сказал Федот Федотыч. – это травма в коленке и ушибленный зад. Соответственно пришло самое время позвать на помощь свою приятельницу Зинаиду. Наверняка она сейчас сидит на кухне, с раннего утра, и чего-нибудь жрёт. Зинаииииида!..
Дожёвывая в захолустном рту вкусно слопанный магарыч, приятельница Федота Федотыча вошла в комнату. Зинаида была излишне полновата и с небольшими дефектами в лобной части черепа. Она тяжело вздохнула и гипертонически зашевелила бровями, ожидая того, что ей скажет Федот Федотыч. Муха не испугалась Зинаиды.
- Крикни! – потребовал Федот Федотыч от приятельницы. – Крикни что-нибудь сердитое и громкое. «Дуру», например, крикни или ещё что-нибудь.
Зинаида крикнула со всей мочи «дуру» и притопнула ногой. Муха посерела, недовольно буркнула, но крика не испугалась.
- Довольно, Зина, спасибо. – Федот Федотыч выпроводил приятельницу на кухню. – Продолжай-ка, брат, кушать магарычи, чёрт тебя знает – куда в тебя столько лезет!..
Зинаида тихонечко покрутила пальцем у виска, но к чудачествам любовника имела привычку, и про ежедневную ловлю мух была в курсе.
- Значит нашу муху Зинаидой не испугать? – нервно зашагал по комнате Федот Федотыч, стараясь не спускать глаз с коварного насекомого. – Значит дошла очередь и до жестоких средств; попробую-ка я ухайдакать муху шваброй.
И Федот Федотыч принёс из коридора швабру. Предмет, называемый шваброй, назывался так только потому, что когда-то эта длинная деревянная палка использовалась с техническим оснащением швабры, но остроумный Федот Федотыч приспособил её конкретно для убийства мух. Он приколотил к палке толстый шлепак из гипсокартона, и этим шлепаком безжалостно лупил по потолку и стенам квартиры, когда гонялся за мухами. Сей предмет не обладал достаточными ударными качествами: шлепаки постоянно портились и заменялись на новые. Но раз пять-шесть изобретателю удавалось добиться желаемого успеха. Но только не сегодня. Каким-то препоганым и хаотичным выдался сегодняшний денёк.
Федот Федотыч, как всегда яростно и бесцеремонно замолотил шлепаком по потолку, гоняясь за улепётывающей мухой. Кошка за дверью принялась щедро орать, ожидая от хозяина ещё больших и диковинных чудачеств. Зинаида на кухне неодобрительно гудела и шарилась в пакетике с лекарствами, отыскивая успокоительное. Неважнецкий денёк выдался сегодня, совсем неважнецкий!..
Соседи сверху мгновенно занервничали и затопали в пол, требуя, чтобы Федот Федотыч угомонился. Это было очень трудно ему сделать и очень не хотелось, но он угомонился. Лишь тоненько-тоненько попискивал, сжимая в правом кулаке палку, и устало чертил в воздухе левым кулаком небо с овчинку. Муха, казалось, тоже о чём-то жалостно попискивала, обессилев от перелётов и нервного жужжания. Зинаида с кошкой, боязливо прижавшись друг к другу, ожидали дальнейших казусов.
- Нам сегодня не повезло с мухой. – сообщил Федот Федотыч кошке и Зине. – Сегодняшняя муха просто вопиюще пронырлива, и одолеть её можно лишь уникальным обманом. Я бы отчаялся в извлечении из себя достойного обмана, если бы за долгие охотничьи годы не изучил психологию мух, если бы не постиг того факта, что и буйствующий Атилла должен смириться перед выкрутасами мухи, якобы даже унизиться перед ней – и на эту-то ловушку чёртово насекомое обязано попасться!.. Сейчас я под ловушкой подразумеваю собственный нос.
- Нос?? – оторопели Зинаида и кошка.
- Всякая муха обожает садиться спящему человеку на нос. – сказал Федот Федотыч и щёлкнул по носу Зинаиды. – Гип-гип-ура!
Затем, делая вид, что совершенно смирился перед выкрутасами мухи, что утомлён и лишён всяких надежд, Федот Федотыч сладостно зевнул, улёгся на диван под одеяло, но выставил на поверхность соблазнительно-ноздреватый нос и руки, сложенные горочкой на груди.
В доме зависла гнетущая тишина. Муха, нерешительно жужжукнув, замерла на краешке люстры и прислушалась к тишине. Зинаида прижала палец к губам, остерегая кошку, готовую в любой момент прыгнуть на хрустальное меццо-сопрано люстры. Кошка понимающе заткнулась и вышла на цыпочках из комнаты, вослед за Зинаидой. Вскоре заинтригованная муха, недоверчиво шевеля лапками, слетела с люстры. Федот Федотыч даже не пробовал подглядывать за тварью, ведь ставки были слишком высоки, и проигрыш в этой битве приравнивался к духовной погибели Федота Федотыча – да-да, чуть ли не так прискорбно он оценивал сегодняшнюю ситуацию!.. Федот Федотыч по малейшим всплескам воздуха ощущал, как муха всё ниже и ниже подлетала к его лицу, вырисовывая вокруг носа лихорадочные кружева и мучаясь от невыносимого любопытства. «О да, я прекрасно понимаю, с каким великим искушением она сейчас борется внутри себя, а по сути-то борется с моим человеческим могуществом. – проницательно подумал Федот Федотыч. – Но величие человеческого разума не будет мною посрамлено.»
Муха не выдержала и с истерическим вожделением спикировала на нос Федота Федотыча, задрожала от невыносимо притягательного счастья и зашаркала, зашустрила, запроказничала по носовым аппетитным выпуклостям.
- Федот Федотыч, муха! – невольно вскрикнула Зинаида, наблюдающая за событиями в комнате через замочную скважину.
- Федот Федотыч! – вскрикнула кошка, которая сидела на плечах Зинаиды и так же пыталась заглянуть в замочную скважину.
«Ну и вот!!» – мелькнуло от всех троих искрами радости.
- Теперь-то тебе и настал конец! – Федот Федотыч мгновенно разжал руки на груди, просвистел ими до носа и обложил муху тёмным мешочком, сложенным из ладоней. – Теперь-то ты попалась в смертельную ловушку!..
Потными, макаронно-сварливыми пальцами Федот Федотыч нащупал арестованную муху, не позволяя ей умереть сразу, без мучений. Гнусные желания нахлынули на Федота Федотыча, поскольку он не мог простить мухе тех издевательских неудач, которые с утра выпали ему на долю.
- Посмотрим, как ты теперь убежишь от меня без лапки. – глумливо подхихикивая и подфыривая, Федот Федотыч оторвал у мухи лапку.
Муха нелепо дёргалась и отчаянно надломлено звенела.
- Посмотрим, как ты улетишь от меня без крылышка. – Федот Федотыч оторвал крылышко, потыкал им в физиономию мухи и злобно хихикнул: – Старая перечница ты, а не муха, оснащения твои весьма уязвимы. Можешь не ворчать понапрасну и не молить меня о помощи, я всё равно не услышу. «Тише, дети, я ваш папа, я работаю в гестапо!..»
В огромных глазах мухи мелькали безутешные крючочки, и она отсчитывала последние минуты своей жизни.
- А ещё мы посмотрим, как ты поползёшь на брюхе без лапок и крылышек. – Федот Федотыч поочерёдно оттяпал у мухи все лапки и крылья. – Ты теперь хуже любой говнючки, брат. Это тебе надо было постараться меня рассердить.
Затем Федот Федотыч распахнул форточку, едва не расколотив лбом стекло, и выбросил раскромсанное тельце мухи на улицу. Он был уверен, что муха сразу сдохнет, как только упадёт на асфальт, а его клятвенное обещание – убивать каждый день по мухе –вновь исполнится.
Но муха, шлёпнувшись на клумбу с засохшими петуниями и папиросками, переждала приступ боли, возвратилась истрёпанным дыханием к психическому упорядочению организма и поняла, что ещё нескоро умрёт. Что в естестве шевелятся упрямые биотоки, а раны от оторванных лап и крыльев не нанесли пронзительных сердечных захлёстов, от которых наступает неминучая смерть. Очень даже может быть, что и жизнь на голом брюхе отметится чрезвычайно сподручным сюрпризом. И будет продолжительна.
- Вот так, значится, Федот Федотыч, мы горазды над мухами глумиться! – сердито вычихнула муха. – Лапки-то и крылышки уж я постараюсь вырастить новые, уж я на это дело сил не пожалею, это для меня перво-наперво!.. Но тут-то вам, Федот Федотыч, и несдобровать!.. – муха едко закашлялась. – Несдобровать вам, Федот Федотыч, как пить дать!.. вырасту я большущей тварью с лапками и крылышками, сил не пожалею, и подстерегу вас прямо здесь, на клумбе, а тогда уж вам несдобровать!.. слышите ли вы меня, Федот Федотыч?.. вырасту, подстерегу и уделаю вас как миленького!.. мамой клянусь!..
Нет, Федот Федотыч совсем не слышал мухиных проклятий. Он деловито докладывал Зинаиде и кошке насколько принципиален и ловок оказался в сегодняшней трудной охоте. Он обнаруживал массу оправдательных слов для своей жестокости. Он пообещал показать на примере завтрашней пойманной мухи, что не лишён палаческого гуманизма. С завтрашней мухой Федот Федотыч обещал расправиться в мгновенье ока. А обещанное слово Федот Федотыч всегда держал.
- Удавлю гадину, и – Вася, не чешись! – клятвенно заверял Федот Федотыч.
Увы, мне невдомёк, что приключилось с ним завтра. Мне, в смысле завтрашнего дня, бывает гораздо пакостней, чем Федоту Федотычу. Что очень досадно.
ШПИЛИ-ВИЛИ
Алексей Филипыч снял свои любимые сатиновые трусы и встал голеньким перед Татьяной Борисовной. Как всегда – трогательно-щуплый, костистый, подслеповатый.
Татьяна Борисовна неудовлетворённо хмыкнула и тоже разделась. Но немножко подумала, хмыкнула и трусики натянула на себя обратно.
- В чём дело? – забеспокоился Алексей Филипыч. – Вам холодно?..
- Русских женщин холодрыгой не проймёшь. – заявила Татьяна Борисовна. – Да вам ли не знать, любезный друг, что я обычно пылаю, словно печка?.. Вот потрогайте-ка!
Алексей Филипыч потрогал животик Татьяны Борисовны. Натуральная печка.
- В чём же дело? – спросил Алексей Филипыч.
- Дело в том, что нам нужно срочно вносить разнообразие в нашу интимную жизнь. Чего-нибудь этакое, одновременно лёгкое и пакостное, но весёлое.
- Кто же вас подучил творить безобразия, Татьяна Борисовна?
- Вы знаете, я и сама женщина не глупая и озорная.
- Это-то я знаю
- Вот и делайте выводы.
Алексей Филипыч озабоченно осмотрел Татьяну Борисовну с ног до головы.
- Давайте тогда я вас переверну и на голову поставлю. Видок у вас будет довольно-таки препакостный и весёлый!
- На голове я уже стояла. – загрустила Татьяна Борисовна. – И под головой я однажды стояла, не помню, правда, с кем – да это и не важно… От вас я требую более изобретательного разврата.
Алексей Филипыч почесал проплешину.
- Могу я сам встать на голову…
- Хорошо-хорошо, мне нравится ход ваших мыслей. Продолжайте дальше безобразничать!
- Могу одной рукой вас к своей голове подпёхивать, а другой рукой от своей головы отпёхивать…
- Дальше, дальше!
- И ногой могу чего-нибудь в свою голову от вас запёхивать…
- Натуральные глупости!.. От вашего разврата, Алексей Филипыч, зевать хочется. К тому же, все эти фокусы с головами я уже проходила – не важно с кем – и в травматологии с недельку пролежала… А вот пробовали ли вы играть в «Кошкин Дом»?
Алексей Филипыч застенчиво развёл руками.
- Не пробовал.
- Тогда снимайте трусики… ах, вы уже без трусов, хорошо… тогда, я снимаю трусики, поскольку кошки не ходят в трусиках, а мы с вами теперь будем будто кошки…
- Не понял. – удивился Алексей Филипыч.
- Всё очень понятно. Вы будете котом, а я буду кошечкой… мы немного потрёмся друг об друга, помяукаем... Понимаете вы меня, Алексей Филипыч, или вам дополнительные объяснения нужны?
- Кажется понимаю.
- Вот, я уже стала кошечкой, и вы теперь должны подобраться ко мне сзади на мягких лапках… подобрались, Алексей Филипыч?
- Подобрался, Татьяна Борисовна!
- Очень хорошо… помяукайте...
Алексей Филипыч сипловато мяукнул.
- Молодец, так держать... – похвалила Татьяна Борисовна. – А теперь понюхайте у меня под хвостом!..
- Зачем?? – немного ошалел Алексей Филипыч.
- Затем, что так все коты поступают, а ведь вы теперь кот.
Алексей Филипыч потянулся острым носом к заду Татьяны Борисовны, но вдруг его охватило сомнение.
- Вообще-то, – говорит. – это собаки друг у друга под хвостами нюхают, а чтоб кошки этим занимались, я не помню.
- Это всё мелочи жизни. – заявила Татьяна Борисовна. – Давайте мы будем кошками, которые нюхают друг у друга под хвостами. И вам бы лучше с этим поторопиться, а не сердить меня… Понюхали?
- Понюхал!
- Возбуждает?
- Это в смысле развратных действий? – поинтересовался Алексей Филипыч.
- Ну, конечно же, в смысле развратных действий. Что там, под хвостом, ещё может возбуждать?
- Допустим, я очень хорошо возбудился, Татьяна Борисовна.
- Тогда, прошу вас, мяукните погромче!! алчно так, вожделенно!!
Алексей Филипыч сперва отяготился просьбой, но затем сумел перебороть себя и, шипя раздольем бронхиальной астмы, кисло мяукнул.
- Мяу!
- Я просила вожделенно мяукнуть. Вы разве не умеете мяукать вожделенно?
- Мяууу!
- Нет, это не то, о чём я вас просила. – рассердилась Татьяна Борисовна. – Вы понимаете, что вы меня не возбуждаете, а нервируете?.. Почему вы дожили до сорока лет, но так и не научились мяукать?
- Я зато тетеревом умею клокотать, Татьяна Борисовна. Может мы попробуем в тетеревов поиграть?
- Я обязательно запомню ваше пакостное предложение, Алексей Филипыч, но сегодня я серьёзно настроена доиграть в этот – чёрт его возьми – «Кошкин Дом»! Продолжайте мяукать.
- Мяууу!..
- Нет, лучше мурлыкайте. Томно так, отстранённо-страстно…
- Муррр!..
- Да-да, это именно те звуки, которые я желала услышать от вас! вот они – звуки нежности и слияний, которыми коты нас искушают… муррр…
- Муррр-муррр!..
- Муррр!..
- Р-р-гав!! – это внезапно вернулся с работы муж Татьяны Борисовны и затеял какую-то новую игру. Мне даже кажется, что очень грустную игру. В которой никому лучше трусики не снимать.
БЫВАЮТ ТАКИЕ РЕШИТЕЛЬНЫЕ МОМЕНТЫ В ЖИЗНИ
Наше лесное государство щедро на праздники. Начальство привыкло и свои силы беречь и у подчинённых не выкрадывать излишков силы духа. Отдых – лучшее лекарство от психических расстройств. Сегодня ты сослуживца ругаешь благим матом и стремишься от работы отлынивать, а завтра отдохнёшь на природе, позагораешь, винца выпьешь – и со следующей недели, на родной работе, вкалываешь до седьмого пота.
Вот и волку начальство лишний выходной день выписало: гуляй, волчара, на все четыре стороны! пользуйся услугами бытового обслуживания населения!.. В бухгалтерии волку премию выписали: распишитесь, Алексей Юрьевич, здесь и здесь!.. Волк расписался.
- Ах да, чуть было не забыл. – волк догнал в коридоре бригадира по шкурозаготовкам. – Я тут сообразить не могу: зайцев-то мне можно в выходной день задирать или это только в рабочие будни позволено?
- Никаких зайцев в выходной день, оставь! – замахал лапами бригадир. – Узнают, что в неурочное время зайца угробил – тут же премии лишат.
- Ой! – испуганно вытаращил глаза волк.
- Отымут! – шустро пообещал бригадир. – Возможно, и штраф выпишут, чтоб другим неповадно было. Да ты и сам уймись на этот счёт. У тебя же заслуженный отдых по полной программе, а ты всё за своё – зайцев хочешь драть!..
Приуныл Алексей Юрьевич. Раньше-то праздник ему мерещился вперемешку с каким-то буйством, а сейчас и понять свой духовный настрой трудно.
Но волк с утра коньячку хряпнул сто грамм, выполз из норы на солнышко, прищурился: иди куда хошь, делай что хошь!.. А вон и заяц у сосны хвостиком хнычет, скабрёзные анекдоты белочке заливает: перепутали, дескать, в магазине удава с фаллоимитатором!..
- Заяц, – говорит волк. – подь сюды.
- А чего случилось-то, Алексей Юрьевич? – супонится заяц. – У вас же сегодня выходной день, вон вы коньячку хряпнули.
- Подь сюды, говорю. – манит пальчиком волк.
- «Сюды, сюды» заладил. – бормочет заяц. – Самому не отдыхается и другим не даёт… А может, Алексей Юрьевич, у вас коньячок кончился, так я могу за бутылкой в магазин сбегать, я мигом!
- Ишь бойкий какой!.. Ты мне скажи такую простую вещь: я по-прежнему волк сегодня или не волк?
- Ну, волк! – подтвердил заяц.
- С клыками, с когтями и брюхом – всё такое на своих местах?
- Ну, на местах! – задумался заяц о вреде пьянства.
- И я точно так о себе думаю: по-прежнему я волк! – кивнул головой Алексей Юрьевич. – Хоть в выходной день, хоть не в выходной – всегда я один и тот же волк, и нужно вам, зайцам, меня бояться. А ты почему меня сегодня не боишься?.. И белка вон – подлюка – тоже меня не боится!..
- Так у вас же выходной сегодня.
- Шут с ним, с выходным! – волк вдруг отчётливо почувствовал в себе некое свистящее непонимание ситуации, некую, мягко говоря, дурь. – Разумеется, я тебя сегодня и пальцем не трону, но бояться-то ты меня должен!!
Заяц с белкой озадаченно переглянулись.
- Ежели клыки, когти, брюхо – всё на месте! – волк потыкал в себя лапой. – Значит, не изменился я нисколечки, и бояться меня следует по всем правилам природы и натурфилософии.
- И в выходной день разве?
- Непременно! Почему в башке твоей вопросы такие наивные родятся – вот что меня бесит!..
- Нет, извините, Алексей Юрьевич. – погрозил пальчиком заяц. – Нам государство даёт рабочие дни и праздничные – мы своему государству за эту заботу благодарны. Но и государство требует от нас исполнения норм социального поведения, ибо порядок в гражданском обществе стоит превыше всего.
- Какой ещё порядок, заяц? – слегка опешил волк.
- Да такой порядок, Алексей Юрьевич. Общественный договор. В рабочий день вы бы и коньячку не посмели хряпнуть, и со мной бы тут не разговаривали, а шкуру содрали и на заготовку бы отнесли. А сегодня-то, в ваш-то выходной день, вы чего пыжитесь?
- Пыжусь?
- Ну да, Алексей Юрьевич, я за вами уже несколько минут с тревогой наблюдаю, и мне кажется, что вы пыжитесь.
Волк опешил побольше.
- Значит, по-твоему, я пыжусь? При наличии клыков и всего прочего выше перечисленного?
- Ну, это, может быть, и не совсем точное наблюдение, но мне так показалось.
- Сейчас-сейчас, сукин сын! подожди-ка меня здесь! – волк яростно сплюнул, быстренько домчался до рабочего цеха по шкурозаготовкам, вытащил бригадира из бухгалтерии, где тот кассиршу пылко тискал, и требовательно заорал прямо ему в морду: – Виктор Палыч! Не хочу я сегодня выходного дня! Зайцы надо мной смеются – нафиг мне это нужно!.. Я работать хочу, Палыч!..
- Лёша, милый… что с тобой?
- Работы дай! труда мне дай! каторжного, Палыч!..
- Да что случилось с тобой, родное сердце?..
- Палыч... Бывают такие решительные моменты в жизни...
- Ну, договаривай.
- Да *** ты теперь меня поймёшь, Виктор Палыч!!
Что тут сказать… В нынешнем году наше производственное объединение опередило по количеству заготовленных шкур все конкурирующие отрасли из соседних областей на восемьдесят целых и три десятых процента. Наши трудяги работают без выходных и отпусков, жён и детей не видят по целым месяцам – но зато мы будем первыми в мире по заготовке заячьих шкур! Мы добьёмся того, что каждый житель планеты Земля будет носить заячью шапку, заячью шубу и заячьи унты! Мы накормим заячьими котлетами всех нищих и убогих планеты Земля, а там, глядишь, и граждане далёких космических миров вкусят от трудовых подвигов волка Алексея Юрьевича – нашего с вами земляка и современника. Памятники в честь Алексея Юрьевича украсят города взыскательного Юпитера и космодромы салобонистой Альфа-Центавры!.. Именем его будет названа одна из самых красивейших галактик, сотворённых недавно Господом Богом!.. что тут ещё сказать?..
Дорогие граждане читатели, хватит сидеть без дела и сказки читать. А ну-ка марш на работу!!
НА ПОЛЕ ПОЕХАЛИ
Тут наши мужики собрались и поехали пахать свои наделы на поле. Поле далеко от деревни находится, за речкой, пока до него добираешься – целый день пройдёт. Когда землю межевали, ещё при помещике, тогда не сразу сообразили, что поле далеко от села. А когда сообразили, тогда поздно стало. Супротив документа с печатью не попрёшь.
Ну, наши мужики в телегах обустроились по-домашнему, поехали тихонечко. На рытвинах ухоженно подпрыгивают и подмигивают друг другу озорно: мол, ехали цыгане – не догонишь, а пели они песню – не поймёшь!.. Не стесняются и хлебосольства, а вкушают из котомок сытные дары, морковки да пельмени. Жуют вразнобой: одним вкусно, а другим тем паче. Стаканчики винцом заполняют: одним нужно для аппетиту, а другим для самобытного ошеломленья. Сытость-то завсегда питейные традиции чествует, можно плодово-ягодным этак накушаться, что шибанёт до кукареканья – и оно ни в коем случае не пустячок! Оно ежели зигзагами по серым клеточкам зашныряет, то от гроссмейстера не убежит: шах и мат!..
Мужики за время пути всяк по-всякому и накушались. Организмами на добрый поворот развернулись, и любовью к ближнему своему уважительно запереминались. На Прокопа щурками любуются: Прокоп-то трезвенность гуляво прикрутил, махорочный дымок кольцами по воздуху запустил и мысли из-под картуза взялся развивать.
- Я, – говорит Прокоп. – лень свою очень-то не попрекаю, аккуратный зевок иногда и на пользу действует. Но кабы не лень-матушка (а наипаче – кабы не пьяный загуляй!), то я бы давно и свой участок поля перепахал и учительшин огород заодно. Учительша-то давно просит перепахать, со старого нового года просит.
А мужики учительшин огород встречали надысь: верно, со старого нового года несеян и непахан.
- Я же, – стучит себе по темечку Прокоп. – из обалдуйских корней выструган, мне бы всё из-под пинка работать: тогда я могу, тогда я – ух!.. Но жахнуть меня пинком некому, чудес на свете не бывает.
Вот-вот, учительша-то, пока зимой по дворам побиралась и попрошайничала, тоже яро возглашала: чудес на свете не бывает! неучение есть тьма!.. А иное учение, простите, ещё хуже света, сплошная кефалиизация. Да и мозговина мужицкая не резиновая: что в неё не умещается – то в неё и не запихивается.
Пожалели мужики Прокопа, а пинков жахнуть устрашились. У Прокопа-то зад размером с мельничный жёрнов, а кулак и того больше. Он ежели замахает кулаком на полную мощь, то по всей округе вместо мужиков одни мямли останутся. Такова она – мужицкая-то хватка Прокопа. Ага.
Давай, следующий крестьянский товарищ, рассказывай нам спьяну, как ты жалуешься на судьбу!..
- Авдей, тебе есть чего сказать?
Авдей во внутрях просвистел ораторию, на жбан с плодово-ягодным обпёрся и свою жалобу со прискорбием выложил.
- Либо от лени, либо от давления усталости, – говорит Авдей. – но укатываюсь я в сермяжность столь необычную, что хуже не придумаешь.
Мужики умело поддакнули. У Авдея жбан с вином непочатый – попробуй не поддакни ему, так зажадничает и не угостит!.. как по Волге, по реке, ходють пароходики – незаметно пролетают молодые годики…
- Угощайтесь, мужики. – закудлатил моською Авдей, жбана не жалея. – Вы же меня по-раненьшему помните. Я раньше везде успевал побывать, ноги летали, земли не чуя! Хоть в кабак – я завсегда у прилавка с распростёртыми объятиями и молодецким стопариком. Хоть в губернский город на выставку – я завсегда у фанерок Поль Гогена ахаю и рекламацию произвожу. Хоть в подворотню стылую, где хирургия на прохожих хорохорится – я завсегда возле кручусь и берцовым костям счёт веду… Подтвердите мужики, что раньше у меня всё так и было, броско и без опоздания.
Мужики со всем согласились по поводу Авдея, ибо действительно был он у каждой бочки затычкой.
- А в какого-такого шныря я превратился по нонешним временам? – грохнул себя в грудь Авдей. – А нонеча я к лености приноровился, особливо к пружинам постельным, и живу сиюминутным интересом: пожрать бы да поспать бы!.. Эх, меня бы этаким чародейским веществом с ног до головы обмазать, чтоб я вновь без устали носился где хочу: на выставку, в кабак, к братишкам подворотным, чтоб с прохожих посбивать панталыков – вот тут бы я возликовал. Но чудес на свете не бывает.
Пришла пора и нашему Евсею жаловаться на судьбу, а, может, и на матушку её распроклятую – Евсей всякую родню любит поминать.
- Ну! – тыкают мужики. – Нахлынь на нас сводом тягот, а то мы будто не до конца любовную фильму посмотрели.
А Евсей запавлинился жарко, высморком брызгу прогнал и кудри на пробор забиячный расчесал: ай да красавец! типа даже: писаный!
- Вы, мужики, – говорит Евсей. – знаете мою слабинку насчёт женского пола?
- Знаем-знаем. – залукавились счастливо мужики (у всякого жена без присмотру да дочь с русыми косичками, а тут Евсей – такой скабрезник). – Знаем-знаем, дескать, твою похабную слабинку.
- Ну, так нет теперича никакой слабинки. – отрезал лапотью Евсей. – Опосля дуэли с почтмейстером, я иных сатисфакций опасаюсь и рамками воздержания себя ущемляю.
Охнули мужики, понурились промшело: чужое горе завсегда милей своей беды, а всё-таки!.. если космы выдернуть – то заново вырастут космы, а ежели чего другое выдернуть?.. Вот-вот. Не вырастет.
- Кабы мне, – говорит Евсей. – таких бабёшек в пользование обрести, чтоб были без почтмейстеров и прочих законных мужей, и чтоб липли ко мне яко голубицы воркующие… А я бы, право слово, для них расстарался, внедрился бы в достаток по уши! Но чудес на свете не бывает.
Тут и пригорюнились мужики, разумев факт, что чудес не бывает. Слезинок друг у друга слямзили, а сделали вид, что не заметили… мужик мужика щупает издалека… Но вдруг, за горочкой, и Волга-речка объявилась – всё такая же привольная бультяха, как и всегда: от Калязина до стольного града Кинешмы! Пассажиры на пароходах катаются, а дальше Кинешмы из них никто не докатывался – тонут люди, гибнут в мизантропии пучин!
А ещё на берегу баба с удочкой сидела, а раньше такой бабы здесь не было. Баба глыбливая, босиком, в кокошнике предпраздничном – рыбку, значиться, половить выбралась, пескариков на уху захотелось.
- На червя нептуниху ловишь или на жмыха? – озоруют наши мужики вслух, ажно гогочут. Об сию пору в реке и лепёх коровьих не выловишь, не сезон.
А баба с удочкой, вроде, не принимает мужиков за дураков, но, вроде, близко к тому.
- Услышала я, – говорит. – ваши жалейки пьяные, и мнение сформировала неприглядное. Пузаны себе отъели кашалотные, а умищи опорожнили. Жизня-то до чего прекрасна, только гляньте по сторонам! Птички в горних пажитях чириканьем славятся, а иного имущества не имеют – а вам, губошлёпам, о транжирстве ненажитого мечтается! Словно дети малые, все о волшебной палочек мечтаете.
С этими словами баба удочку из воды дёрнула и воблу вяленую буквально изловила.
- Нате вам воблу, – говорит она мужикам. – и пусть каждый по разу шмякнет ею об телегу. И тогда самое заветное желание исполнится: и про пинки подгоночные, и про вещество смазочное, и про иные рандеву блудливые – всё исполнится!.. А засим прощевать извольте, смотреть на вас тошно!!
- Сама ты – кума, неизвестного происхожденья! – принялся-было браниться Евсей и осёкся: нету на берегу бабы! исчезла в один миг!
Мужики невольно скучковались. Для всех предмет явленья бабы невдомёк и вероломен… Не рехнулся ли ты, Яков?.. Нет, на поджилки тощеват, но не рехнулся… А Савелий-то Захарыч про психику что нагородит?.. А Савелий Захарыч психику особо не чтит, завсегда нормальностью культурит!.. Но от волнения папироску изо рта выронил. Табачку не одолжите?..
- Я бы воблой этой не забаловался. – поморщился Дмитрий Иванович. – Может, чего бесовское в ней пребывает. Понюхайте-ка вот: не воняет?..
Мужики Прокоп с Авдеем к вобле принюхались и выводами тут же залудились: може, конечно, ишшо опосля, а може, конечно, хрен его знат!.. Но лучше бы, конечно, попробовать шмякнуть об телегу, чай, руки не отсохнут!
- Мы, мужики, чисто по приколу шмякнем. – сощурились Прокоп с Авдеем. – Так сказать, в целях разведки.
Этакая парочка. Баран да ярочка.
- Начинай, Прокоп, кипит укроп! – подтолкнул Авдей приятеля в бочок. – Кажись, в этих вопросах я завсегда тебе место уступал, потому как уважаю! Надеюсь, не в последний раз с тобой шалим.
Прокоп воблу на хрупкость оценил и об край телеги люто шмякнул. Тут громом вяленым обло громыхнуло, молнией из причердачья ельника пальнуло и прямо перед Прокопом вырос, будто из-под земли, здоровенный лешак Нога Ногович. Ежели в анфас на него посмотреть, то вроде бы не страшный, а ежели в профиль – то вроде бы не очень. Да и ногтеват к тому же. Обошёл он Прокопа овалистым кружком, отыскал мягоньких резонов и засадил пинка в некий пунктик прокопий, что спины пониже. Ох ты как!!
Прокоп сие чудо постиг аж до самых кишок и, пуская слюни от усердия, с одного берега реки на другой прыжком перемахнул, там в плуг впрягся и за час-другой все заволжские поля перепахал. Затем на наш берег возвернулся, пинка от Нога Ноговича заполучил и все наши поля за полчаса-час уделал. И к учительше на огород залетел, перепахал, редькой засадил, а наипаче фруктово-яблоневыми саженцами. Учительша-то башковёнку из окошка избы высунула, чтоб тщательный обзор учинить (а про бабку с воблой ничего не знала). Видит, что пажити вспаханы и опары засеяны – видит, и удовольствие от увиденного запросто получает. Лишь некие странности из сугубо личных мироощущений выкинуть не может. «Здрасьте наше с кисточкой. – говорит она Прокопу, улыбаясь тщательнейшим образом. – Стало быть, пинка под зад заполучили?» - «Стало быть, заполучил.» – краснеет добрым молодцем Прокоп. «Ну, теперича, сосед, я за тебя крепко возьмусь!» – вспыхнула любовной страстью учительша и со своими пинками за Прокопом погналась. Гнала, гнала его по раздольям русским – аж в опочивальню загнала!.. Напал на девку тиху искус по запридыху!!
- Без обмана ведьма нам воблу подарила, от меня ей – всенепременнейшее дружеское участие. – сказал Авдей и с топорной радостью шмякнул воблой об телегу. Громыханье грома до донышка прослушал и немедля пожелал, чтобы юркость прежняя к нему вернулась, чтоб от ленивого характера в нём ни шиша не осталось.
- Элементарно, Ватсон! – вдруг из-под зубов молнии вынырнул Скипидар Скипидарыч, гаркнул буйно и чародейское вещество из кармана извлёк. Очень чудно пахнет вещество аптечным вазелином, цвета дягтерно-колючего, а на этикетке сам портрет Авдея запросто красуется. Тут уж Скипидар Скипидарыч за Авдея принялся. С ног до головы всего измазал.
Нечто где-то у Авдея сразу спёрло, заточило в мозжечке, а затем заколесило с юрком, чтоб затормошиться невтерпёж. Глядь: а наш Авдей уже на выставке в Париже с инженером Эйфелем под ручку прогуливается: шарман да шарман, дескать, дюже гарно у вас тут всё!.. В одном месте нужный болтик подвернёт, в другом на кривизну поперечных балок укажет. Ещё глядь: а Авдей уже Цусиму просирает на броненосце «Потёмкин», моряк – спички бряк!.. Опять-таки глядь: а он уже в журнале «Наш Современник» на редакторское кресло взгромоздился и на «князя милейшего» без стеснения отзывается. С достойными людьми хороводы водит, для царя петиции подписывает, даже с Пушкиным на короткой ноге!.. Понеже шелупонь в себе поработил.
- Ай да наш Авдей! – не нарадуются на земляка мужики. – Ай да сукин сын!..
У мужиков-то наших суета тут подтырками зажадничала, они и принялись воблой об телегу шмякать, чудесами расчудесными по свету блямкать. Киприян пожелал отдыха на Кипре – в мгновенье ока гром громыхнул, турагент из-под пенька выпорхнул и плот из сосновых брёвен сколотил. На том плоту Киприян по Волге ажно до самого Кипра доплыл и с радостью узрел, что на здешних пляжах тыща-другая Киприянов отдыхает и телесам покою не даёт. Есть с кем в доминошки постучать.
Тимофей пожелал новой балалайкой обзавестись – старую-то помял на поминках Ленина, а тренькать не разучился. Воблий гром фугой баховой зело отгромыхнул, молнию от ля до ля отшлифовал, и прискакала тут итальянская атташе с двумя балалайками. Предлагает Тимофею на выбор: мастера Гварнери балалайка или мастера Страдивариуса с приветом от итальянского министерства культуры. Тимофей – в обморок!.. Музыкант ведь, а не шушера дворовая, тут понимать надо. Они ведь, музыканты ж, тонкую душевную организацию имеют… во поле, дескать, берёзка стояла, юли-юли…
Тимофеев сынок пожелал от службы в армии закосить – гренадёрского зипуна ему не очень-то хотелось. Гром с молнией переплелись узлами да связюками, и жирный вензель в пачпорт засандалили: было тимофееву сынку – соколу-то ясному – осьмнадцатый годок, а нынеча стал сто осьмнадцатый! к военно-строевой пока не годен!..
Оле-оле, дела творятся с полтычка, а колико их ещё впереди!.. Яков по заветному желанию английской королеве шею мылит, Анисим яковскую баньку на заёмные векселя переписывает, Мирон ямбургские лапти на цюрихские галоши меняет, Нил Романыч по второму разу поминки Ленина прохрумкивает!.. Фома-архаровец из гипотенуз педаль в телеге смастерил, бензинчику в кастрюльку налил и поехал со скоростью сто двадцать километров час – поди-ка его улови, ГИБДД, на!..
Колюха слышит во три уха, Софоний готовит на врагов полоний, Игнат кроит на Красной Площади парад, Пахом из интернета изымает моветон, Егорка добывает опий из махорки. Федот из тройки-Русь колотит луноход, Тит харкотиной лечебной целится в артрит, лорд Байрон не рифмуется ни с чем!..
Евсей инда и спохватился со своим желанием заветным, хвостом от воблы волдырей на шмяках понаделал:
- Хочу, – говорит. – множество великое бабёшек!
Шмякнул воблой об телегу.
- Бабёшек бы мне о сию пору! – говорит, чуть не стонет. – Жопастых да сисястых! И чем больше – тем лучше!
Гром ругнулся терпко-терпко и закашлялся. А из ракитова кусточка выскочила вдруг Ксения Клеопатровна, рукава засучила. А Ксения Клеопатровна – не просто Ксения Клеопатровна, а жена Евсеева. То бишь супруга евонная.
- Значиться, – говорит она Евсею. – бабёшек тебе надоть?
А у Евсея приключилась отчего-то слабонервность. Чудес невиданных он, конечно, восхотел, но никак не бабёшек, ни в коем случае… это уже наговоры и враки, Ксения Клеопатровна… Всё вобла проклятая чудит.
- Вобла? – хмурится Ксения Клеопатровна.
- Милочка моя ты разлюбезная, – пыхтит Евсей соцветьем радуги. – Давай-ка поздороваемся и расцелуемся, ради нежданной встречи. А я без тебя и соскучился вроде… как маменька твоя поживает? в ажуре-с?..
- Незамужних тебе бабёшек надоть или каких там ещё? – рявкнула Ксения Клеопатровна.
Евсей завилял надгрызенным калачиком, затуманил пересохшим языком:
- Бес попутал, Ксения Клеопатровна. – зачурался впопыхах. – Страшнущий такой бес, страхолюдина… вот и папенька твой может подтвердить фактически, где-то тут он, на телеге, с плодово-ягодным в обнимку-с…
- А жена, значиться, нам уже и не жена? – крепчает оперной брунгильдой Ксения Клеопатровна.
- Как же-с… что же ты такое говоришь… об одной тебе и пекусь денно-нощно… и к маменьке твоей-с уважение питаю, а вот папенька твой лучше брата родного, он и подтвердить может… где-то тут он, на телеге… любезная Ксения Клеопатровна!..
- А жена венчанная для нас уже – яко фикция? – закустились брусникой бровки супружеские. Очи чёрные на поволоку страх навеяли.
- Ксюшенька!..
Бац по зубам.
Как бы там не было, но миром правит любовь. А чудеса и прочая дребедень годятся тому, у кого востребованных линий судьбы на ладошке нету, и кому не повезло с супругой. И вот ему наш дружеский совет: поехал поле пахать – доезжай до самого поля, работай до упаду! вздумал с чужой жёнкой кувыркаться – потерпи, оно и как-нибудь само пройдёт! затеял в подсознании ремонты учинить – трещи по швам, но ремонтируй!.. Да не мни о себе много, не мни!
ЦИТАДЕЛЬ
Летом одна тысяча тридцать седьмого года почтенный князь Чугунников проезжал мимо достославных угодий барина Задницына. Где-то посерёдке пшеничного поля, князь кисло поморщился, соскочил с кибитки и справил малую нужду. Засим вертляво хихикнул и вскочил обратно в кибитку, заодно похитив три пшеничных колоска. Правоохранительные органы, находящиеся в подчинении барина Задницына, не дремли, и князь был немедленно арестован, нещадно бит по щекам и осуждён на три года тюремного заключения. По одному году за колосок.
И всё бы ничего, тюрьма как тюрьма: питание регулярное, базар перманентно фильтруется, понты взбалтываются не ниже пояса, коллектив осуждённых подобрался спокойно-хитрожопый – князю и врезали по морде всего-то раза два, чисто для смеху… всё бы ничего, но вдруг объявилась в камере нечистая сила! Нечто вроде домового.
Конечно, в иных пространственных измерениях, бляха-муха, домовой и подкинет весёлого фарта в хату, пошуршит да поегозит забавным барабашкой. Но вот в обычной тюремной камере домовой вреден, опасен и даже в западло однозначно. Коллектив осуждённых очень быстро стервенеет, засирается на мелочах и окрысивается.
- Не иначе, как граждане начальники нам злые козни строят. – предположил бывший мастер спорта по спортивной ходьбе Рызгин. – Изощряются на пытках, запрещённых международной конвенцией. А я признаюсь вам, братцы, что очень сильно стремаюсь домовых. Они, следуя своей сверхъестественной сути, жертв не выбирают, а хватают кого ни попадя.
- Скажи прямо: ссышь!.. – попросил вор Тылин, ухмыляясь во весь рот.
- И ссу. – скомкано подтвердил Рызгин. – Внезапный и невольный испуг всем чисто по-человечески свойственен. Отсюда и неурядицы в обмене веществ, преждевременные эрекции внутреннего климата, хайло сквозит распахнутым нараспашку. Не потому ли нечистая сила и захаживает к нам в гости, что рассчитывает на нездоровый людской страх?
Эх, жизнь тюремная!.. Сосаловка да мориловка, гнуловка да доходиловка, загибаловка!!!
- А я так полагаю, что пришёл капец всей России-матушке. – махнул рукой вор Битюков. – Не случайно бесы принялись страну одолевать. Канает в вечность наша опостылая Родина, лишь скорбно завещав правнукам «мать твою итить»!
- Тебе не всё равно, в какой стране жить и воровать? – вихляво справился дедушка Окулов у вора Битюкова. Дедушку вчера осудили на пятнадцать годков. В порыве изумлённых чувств дедушка пырнул кухонным ножом в брюхо своей бабушки.
- Не скажи так. – чует лажу Битюков. – Если бы я только о себе тревожился, тогда другое дело. А так я ещё и о простом народе думаю.
«Славные ребята здесь о народе думают!» – возрадовался князь Чугунников.
- Это тебе, дедуля, насрать, при какой власти бабушек резать. – ловчит думками вор Битюков. – Твоё анатомическое любопытство и вакхическое побуждение к кухонным ножам никакая власть не остановит. В твоей натуре я наблюдаю здоровенный заряд бодрости и активность приспособленца. Ты по профессии кто был?
- Пильщик на лесных заготовках. – покряхтел дедушка Окулов.
- Ясненько.
Вот так и пережёвывали уголовнички скорбные решётчатые дни. Судьба – злодейка, а жизнь – копейка. Некоторые граждане, осуждённые бродили взад-вперёд по камере в целях успокоения нервной системы. Другие отрешённо покуривали, высматривая в табачном дымку силуэты сиськастых шалав. А были и такие, что прижимисто трындели, доверяя товарищам-уркоганам амурные подробности своего вольного существования. Вот кабы у бабушки были мудушки, то был бы дедушка, а не старушка.
Особо даровитые урканы затрагивали вопросы психо-семантического равновесия. Бездарной шнягой прояснялась суть бытия, земля вырисовывалась излишне обширной и жлобистой, население городов и деревень состояло, в основном, из мелких собственников. Вздумай-ка, братва честная, на чужом огороде картошки накопать!.. Хозяева сразу на измену сядут: дескать, ты её сажал?.. Не понимают подлецы хитрый уровень молекулярной эмблемы кидалова, не соображают, что кушать каждому хочется, но не у каждого свой огород имеется.
- Кто не ворует в нашем странном и выморочном мире? – продолговато-испытующе спросил у князя Чугунникова вор Тылин. – Где радость людского сосуществования побеждает все прочие радости?
- Увы, я бедный фраерок. – печально прогундосил князь. – Я хочу выйти из тюрьмы и встать на путь исправления. Если бы я обворовал капельдинера, то тебе бы, Тылин, я рассказал много чего радостного из будней преступного элемента. Но – рождённый ползать, летать не может, и в этом моя суть. Ты вот побазарь с Паханом, он же в курсе разных бодяг.
Пахан указательным пальцем почесал мошонку, затем обстоятельно понюхал палец и замолчал надолго.
- А при чём тут капельдинер? – заканаёбился вор Тылин.
- Не знаю. – скучно признался князь. – Вот дедушка Окулов бабку свою ножом пырнул, а мне бы мог в чистом поле капельдинер достаться – обобрал бы до ниточки. Я подслеповат и неприхотлив в какой-то мере.
- Да хрен-то с ним, с Капельдинером! – засипел сердито дедушка Окулов, по всей видимости, принимая «капельдинера» за метафорическую фамилию. – Повидал я всяких-разных Капельдинеров! Хуже всякого ворья!!
- Ну, сравнил божий дар с яичницей. – заткнулся князь Чугунников.
- Ты Сёмку Капельдинера не трожь! – потребовал вор Битюков. – Я да Сёмка Капельдинер, да ещё у нас кореш есть – Коляном мы его прозвали – вот мы оба втроём и воры. Умеем жить.
- Я тоже вор! – сказал кто-то веснушчатый, восседая патрицием над сантехническим устройством. – Ворую и не стесняюсь. И если какая-нибудь падла…!
- И я – вор, и я подпишусь, чтоб, значит, против падлы! – заплясал шебутной распальцовкой Савелий Захарыч.
- Правильно, и против пидорства подпишись! – потребовал патриций.
- И подпишусь!..
Князь Чугунников собрался-было собирать подписи среди братвы, но остановился в необычайном изумлении. Двухъярусные тюремные шхонки припадочно вздрогнули и принялись проказливо подёргиваться и скрипеть. Будто на каждом своём месте пацаны блудливых лахудр заимели и принялись отчаянно их шкрябать, вздрючивать да с панталыку сбивать. Настолько громко заскрежетали металлические трубы шхонок и застонали невидимые шмары, что воздух в камере запарился от звуковых помех. А человеческая-то психика не расположена к перевариванию гнусных звуков, психика-то стремится в тишине шуровать. Гегель вообще утверждал, что в основе всего духовного лежит обезличенное существование, а оно завсегда предпочитает молчать в тряпочку: хавальник, то есть, свой не раззёвывает по пустякам. Гегель – это ж классик объективного идеализма, ёбтись!..
- Гадом буду, – смело предположил вор Битюков. – но этакую срамоту пресеку.
- Нервирует? – спросил князь Чугунников, стараясь трусливым лязгом зубов не совпадать с частотой колебания шхонок.
- И ещё как. – признался Битюков. – Если это безобразие само не прекратится, то я решусь на преднамеренное убийство.
- Кого это? – насторожился бывший мастер спорта по спортивной ходьбе Рызгин. – Ты учти, Битюков, что я за тобой внимательно наблюдаю. Меня голыми руками не возьмёшь.
- Это я давно учёл. – сверкнул фиксой вор Битюков. – И меня твои доглядки, сука Рызгин, не касаются. Убью кого ни попадя, а заточку в окно выброшу.
- А не боишься ли ты, Битюков, дисциплинарного взыскания? – гаркнули вдруг во всю мочь тюремные шхонки. – Растормоши-ка Пахана, пусть он выскажется по теме.
- Ну вот, привет родителям! – резко заскучал князь Чугунников. – Разговоров с шхонками я опасался больше всего. Будешь им отвечать, товарищ Пахан? По существу и по понятиям?..
Пахан не торопился. Пахан излучал цветовые гаммы, выполненные гуашью.
- Трус, трус, белорус, на войну собрался! как увидел пулемёт – сразу обосрался! – глумливыми всезнайками протрещали шхонки. – Ау, Битюков, придётся из дурацкого положения выходить в одиночку!
- Придётся-придётся. – закусил губу вор Битюков. – Теперь несомненно кого-нибудь убью. Ещё немного послушаю посторонних голосов в камере и начну убивать всех подряд. За это зуб даю.
Конечно, говнистые эмоции в Битюкове брали верх, но спасать свою психику хочется любым способом. Шкодливого качества баловник мог пребывать среди сокамерников и тайным умением поскрипывать, постанывать по-бабски и разговаривать неодушевлёнными голосами. Уничтожив всех сокамерников, вор Битюков навсегда прекратил бы хулиганство.
- По примеру Сталина, начну уничтожать врагов народа. – вытащил заточку Битюков. – Пусть после на меня Солженицын доносы пишет.
- Ишь ты, мудак выискался! Солженицын-то «Архипелаг ГУЛАГ» написал, а вы тут все мудаки конкретные! – испуганно сказали шхонки и умолкли навсегда.
- Точно ли вдруг тихо стало? – поковырялся в ухе дедушка Окулов.
Вроде бы тихо. Но радоваться особо нечему. Дальнейшие события развивались ещё более стремительным и негативным образом.
Представьте, как сразу, после ужина, рыжевато-дохлые напольные плиты камеры неспешно раздвинулись и образовали некую ужасную дыру, величиной с беременное брюхо вора Жоры Годзиллыча. И через эту дыру просунулась в камеру зябкая когтистая лапа, чтоб закинуть небольшую кипу свежих газет. «Союзпечать» – дерьмо качать и две копейки получать; так что ли?..
- Свобода информации и до нас добралась, едрить её! – пролепетал бывший мастер спорта Рызгин.
Савелий Захарыч тревожно пощупал кипу и, испрашивая толкового совета, взглянул на Пахана:
- К чтению приспособим газеты или сразу к гигиеническим нуждам приткнём?
Пахан грустно качнул головной ёмкостью и крякнул.
- Ага, ясности в вопросе не наблюдается. – Савелий Захарыч принялся осторожно перебирать кипу. – Вот вам, пожалуйста, передовица газеты «Голос Профсоюзов». Автор статьи требует защищать права членов правительства. А кто же, братцы, будет наши члены защищать?..
Воры дружно и охотно рассмеялись.
- Глянь-ка, Захарыч, падлой буду, тут отыщется и зарубежная газетка. – вор Тылин шустро рассмотрел газету с обнажённой про*****ю на первой странице. – Расфуфырилась вроде невинной целочки, стыд потеряла.
Заграничная про***** не спорила.
- Шпрехен зи дойч? – остроумно тыкнул пальцем в про***** князь Чугунников. – Хотел бы ты с ней перепихнуться, Тылин, или опасаешься сифака заполучить?
Вор Тылин безнадёжно махнул рукой.
- А ты, Битюков?.. Пошевели-ка в штанах: всем встать, суд идёт!!
Вор Битюков постеснялся быть лицемерным и интенсивно речисто запаскудил. Сказал, что этакую девку – попадись она ему – раком поставит и будет напряжённо иметь во все щели. Поскольку он – вор Битюков – с женским полом не церемонится, нахрен ему это надо. Нас ****и – не пропали, мы ебём – не пропадём!..
Бывший мастер спорта по спортивной ходьбе Рызгин приосанился и заявил, что у него этаких шлюх водилось по сто штук в день. Шлюхи просто офигевали от трахательных способностей участника соревнований по спортивной ходьбе. Шлюхи просили трахать их ещё и ещё, и даже соглашались отдаваться за бесплатно. Спортсмены, в этом смысле, очень успешный и сноровистый народ. Вор Битюков иронично отметил двусмысленный эротизм спортивной ходьбы. «Ваши мужики, когда ходят, так активно виляют ягодицами, – сказал вор Битюков. – что напоминают прошмандовок уличных.» Пахан заинтересовался этим сравнением и блудливо заржал. Рызгин недовольно загундел.
- Но ситуация требует разъяснений. – постучал пальцем по кипе газет Савелий Захарыч. – У нас на глазах произошёл форменный шухер, лапа-то натурального вида показалась из дыры, а теперь убралась. Нас кто-то на понты берёт – это чисто конкретно возмущает.
- Циркача внизу подсадили. – предположил дедушка Окулов. – Какого-нибудь фокусника, бля.
- А что? – Тылину приглянулась маза про фокусника. – Бывал я в цирке, видел на арене фокусников. Ну, не блатные конечно, но народ дурят фартово.
- Лохов дурят. – сплюнул вор Битюков. – А с нами такой номер не пройдёт.
С верхней шхонки свесились покорёженные сине-сонные ноги и вытянули за собой из-под одеяла Салтыка Ставрульевича – пенсионера сугубо восточного происхождения. Салтыка Ставрульевича осудили за продажу марихуаны, количество которой превосходило все мыслимые возможности природы Средней Азии. Салтык Ставрульевич торговался исключительно с курсантами городского зенитно-ракетного училища. Старика арестовали на следующий день, после того как Матиас Руст посадил самолёт на Красную Площадь.
- Бумаги умной много очень, да, читать надо. – прихлопнул в ладоши Салтык Ставрульевич и потянулся к газетной кипе.
- Старик, читать будешь надписи на заборе. – с ленивой угрозой натужился князь Чугунников. – Тут дело нечистой силой пахнет, а это пострашней любого забора. Как бы нас всех не зачморила и не погубила внезапная непруха. Ты ведь не хочешь покинуть нашу юдоль неудовлетворённым и некассационированным?
- Не хочу, западло! – ойкнул Салтык Ставрульевич.
- Надо говорить: в натуре западло! – посоветовал вор Битюков. – Когда научишься говорить правильно, тогда мы тебя и примем в свою зэковскую компанию. Я верно рассуждаю, гражданин Пахан?
Пахан прикусил губу и копошливо заморгал глазёнками, как будто усомнился в чём-то очень важном. Как будто бубны – козыри, а у него, кроме бубновой шестёрки, ни черта больше нет.
- Пахана напрасно не тревожьте, он от этих мелочей далёк. – сказал тощеватый рыжемордый юнец Каинов. – Я, несмотря на то, что совсем недавно распрощался с детством, категорически взялся жить по понятиям, и спокасто зачморю любую сявку, а поэтому желаю кой-чего вам объяснить. В натуре и конкретно.
- Хочешь рассказать, зачем у папаши своего, на вино-водочном складу, бутылки тырил? – съязвил Савелий Захарыч.
- Ты кочумай, Савелий!.. Костопыжиться после будешь. – ругнулся Каинов. – Сейчас я про газеты имею что сказать. Разъяснить про чудо их присутствия.
- Это как? – удивился дедушка Окулов.
- А это так. Живые организмы, в своей действенной сущности, принимают различные формы: есть организмы явные, а есть потусторонние. Созданные из неумышленных загадок природы. Секёте фишку?
- Секём. – захлопнул гвоздеватый рот дедушка Окулов. Прочие граждане осуждённые внимательно фильтровали царапистую речь малолетки.
- Нам грезится со страху нечистая сила. – ораторствовал юнец Каинов. – Нам грезится чуть ли не преддверие ада со злобными чушками на страже. А на самом-то деле разыгралась загадка природы, и нам всего-то нужно постичь непостижимое. Фигня ведь.
- Да, мальчик, трындишь ты правильно. – сказал Салтык Ставрульевич, угадывая в юнце любителя обкуриться травкой. – Ты мудр, как весь наш азиатский народ. Мудр настолько, насколько остальные части света его могут понять.
Воры дружно залопотали, обсуждая среднеазиатские сегменты.
- Вот папаша этого мальчика – конкретная загадка природы, а про потусторонность я чутко промолчу. – ехидно забубнил спортсмен Рызгин. – Родного сыночка поймал и в тюрьму на нары упёк – вот это молодец. Ему теперь, как настоящему мужчине, нужно сделать ещё два дела: посадить дерево и построить дом предварительного заключения.
- Потусторонность нам мозги **** или нас всех дурак понюхал – вот в чём разобраться надо. – поразмыслил князь Чугунников. – Разобраться, сформулировать и ликвидировать.
- Зачем ликвидировать, да? – засуетился июльской алычой Салтык Ставрульевич. – Будем газету читать да знания черпать.
- Хорошо, старик, сейчас я буду черпать. Ты только присутствуй где-нибудь тихо, ничего лишнего языком не калякай.
Князь озабоченно развернул первую попавшуюся газету и хмыкнул. С облезлого, черновато-червивого фотоснимка на князя смотрел, галантно улыбаясь, всем известный маньяк Чикатило.
- Вот я и черпнул своего, братцы-уголовнички. – князь сердито свернул газету трубочкой. – Кому её в задницу запихнуть? А, Салтык Ставрульевич?
- Про кого там напечатано? – зенки вылупил юнец Каинов.
- Да про Чикатило!.. Нахуй мне такого в жопу?.. Давай тебе пихнём, Антошка.
- Ну, это пустяки. – успокоился юнец. – Чикатило, конечно, по всем статьям получается, гад ползучий, но если рассматривать его с точки зрения грандиозной эстетики, то выйдет наоборот. Всякое, бля буду, положение вещей, которое стратегически смешивает плотское с вдохновением, приближает нас к концу искусственного искусства – если вы понимаете о чём я говорю.
- А почему Чикатило из фраеров попёр в гады ползучие? – возмутился бывший спортсмен Рызгин. – Не знаю, насколько это утверждение по понятиям, но вроде бы это не совсем вежливо.
- Во-первых, Рызгин, я требую позабыть о вежливости, мы тут на киче паримся, а не на первом балу Наташи Ростовой. – замусолил на губах куценький окурочек юнец Каинов. – Во-вторых, напомню, что персонаж этот с отпечатком флегматичности – маньяк и душегубец. Ладно, когда наш дедушка с перепою зарезал бабушку, но тут-то десятки невинных жертв переселились в райские кущи и проклинают с тамошних высот мучителя.
- Зачикатилить Чикатилу! – поддержал требование райских кущ дедушка Окулов.
- А как ему следовало поступать, если с естественной любовью ничего не получалось? – принялся за поиски оправдательного приговора Рызгин. – Если у него от постоянных занятий самоуслаждением волдыри вскочили на ладонях?.. От этаких страданий легко с ума сойти и хлопнуть себя по фуфелу: Чикатило я или не Чикатило? удовлетворяться ли мне роковой природой или сумбурно самоудовлетворяться?.. Хрен просечёшь его, суку.
Рызгину понравилось, как он ловко подсел на психологию искорёженного бытовыми условиями маньяка. Рызгин развернул трубочку газеты и с удовольствием взглянул на фото.
- С такой рожей, разве найдёшь себе бабу, которая за просто так даст?.. – вздохнул Рызгин. – С такой рожей только в маньяки и подастся.
- Нету в деле Чикатилы государственной измены, – заявил вор Битюков. – а значит он и ему подобные нужны нам для защиты от буйных баб. Также, как нужен мирный атом в целях сдержки и противовеса в международной обстановке.
- Тебе нужен – ты его и получай. – буркнул юнец Каинов.
Тут форточка-кормушка, расположенная на двери камеры, распахнулась и в неё просунулась затасканная очкастая физиономия с шакальим лукавством. Мгновенно распознавался по этой физиономии сам Чикатило.
- Пидеры есть в камере или нет? – игриво повращал глазами Чикатило.
- Нет. – едва придя в себя ответил вор Битюков.
- Ну тогда будут, ждите! – фыркнул Чикатило и убрался обратно, захлопнув кормушку.
- Скоро? – крикнул вдогонку Битюков.
- Ждите!..
Это бы ещё ничего, но сразу, после явления Чикатилы, принялся за новые художества подлюка домовой. По камере взялись стремительно летать одеяла и подушки, ложки и кружки, штаны и куртки, носки, развешенные для просушки, и всякие прочие предметы для личного употребления. Последним вскочил с насиженного места двухвёдерный бак с питьевой водой, взревел бурлящим внутренним мотором и полетел, сшибая головы озадаченных сидельцев. Тут недолго было и обосраться со страху.
Князь Чугунников подбежал к сантехническому устройству и, прикрываясь от сокамерников растянутым на верёвке одеялом, сладостно присел над блестяще-журчащим отверстием. Но вопреки ожиданиям, князя одолел чудовищный запор. Князь никогда не ожидал от себя столь вероломной хренотени, князь отвергал любую возможность встретиться с запором толстой кишки. Князь преизрядно тужился, надавливал напряжением мышц на клейкую замкнутость и пылко пунцовел – мама-мамуся!.. Князь кучеряво проклинал всю на свете нечистую силу, покушающуюся на его крепкое здоровье, за что и получил от нечистой силы магического пенделя под зад. Князь Чугунников быстро и весело кувыркнулся с параши, растянулся пластом на полу и выставил своё голое лучистое седалище на сокамерников. А заодно и издал перисто-щебечущий пук.
- Вы чего, ваше сиятельство? – съязвил юнец Каинов.
- Мне домовой пенделя отвесил. – робко признался князь.
Воры дружно и тревожно зашуршали смехом.
- А ржёте вы напрасно. – пожурил сокамерников князь. – Придёт время, я на ваши голые зады тоже полюбуюсь.
- С такими понтами, князь, тебе на зоне придётся несладко. – сурово предупредил страдальца вор Битюков.
Князь Чугунников натянул штаны и, цепенея от злобной думки, забрался на шхонку. Где замер и замолк надолго. А на следующий день, после завтрака, подсел к вору Тылину и сообщил, что поганца-домового надо подчистую извести. Существует же методика по борьбе с тюремными аномалиями, пускай и несколько архаичная, но зато процессуально законченная. И кто-то из учёных блатарей методикой этой должен владеть.
- Секи фишку, ворюга Тылин! – просопел сердитый князь. – Нельзя принять за некую условность постоянства, когда домовые пенделями распоряжаются. Существуют для того граждане начальники и прокурорский надзор. Ты вразуми меня, Тылин, с какого интереса на букву «х» у нас заселился домовой?
Может, князь выражался излишне диалектически и непонятно, но злился, исходя из чувства элементарной справедливости.
- «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина?..» – тускло затянул Пахан старую блатную песню, но вдруг прослезился и замолк.
- Вот. – указал на Пахана князь Чугунников. – Авторитетный человек тоже шибко за всех нас переживает.
К вору Тылину со своей душевной потребностью князь обратился неслучайно. Кабы послушали вы самого вора Тылина, так многое узнали про его невообразимые способности!.. Долгими расчифиринными вечерами вор Тылин тискал романы про свою необыкновенную фартовую жизнь. Рассказывал про свою шпанистую молодость и законно-авторитетную зрелость. Про украденных, на спор, из зоопарка двух слонов со сторожем. Про ящик армянского коньяка, который он по почте посылал американскому президенту Рузвельту, а получил от него, в благодарность, бутылку портвейна «три семёрки». Про секретного незаконнорождённого сына Владимира Ильича Ленина, с которым ему довелось мотать срок в мордовских лагерях. Затем они сбежали, заблудились в тайге где-то под Минусинском, оголодали и овшивели, и пришлось вору Тылину сожрать сына Ленина, чтоб самому не помереть с голоду!..
«А ****ись ли вы, – вопрошал блатарей вор Тылин. – с жопастой дочкой главного прокурора в собственной прокурорской квартире на собственном прокурорском диване?» Нет, никто прокурорской дочки и в глаза не видывал. «А знаете ли вы, – набычивал ком в горле вор Тылин. – сколь богато живёт в десятикомнатной квартире на улице маршала Блюхера наш министр культуры?» Нет, народ тут был совсем не при курсах. «Пока министр, у себя на даче, с Кагановичем водку лопал, я из евонной хаты два холодильника вывез и семнадцать радиоприёмников. С женой и дочкой его перепихнулся, да так, что обе хотели за меня замуж выйти, да я тогда молод был и на замужество не шибко горазд. Слыхали вы про такую историю, братцы-уркаганы?» Да, сокамерники чего-то такое обязательно слыхали, история-то громкая была, ибо когда министр культуры вернулся домой и не досчитался радиоприёмников, то с горя и тоски застрелился. «А способны ли вы понять, – тыкал пальцем ввысь вор Тылин. – как хорошо и самоценно жить на космической орбите? Соображаете, насколько было мне нелегко пробраться на космодром и проникнуть в ракетный корабль, улетающий в космос?.. Представляете, как удивлённо вытянулись лица у космонавтов Гречко и Джанибекова, когда они обнаружили на борту космической станции постороннего?.. «Ты кто такой будешь, земеля? – спросили у меня Джанибеков и Гречко. «Я – вор в законе Тылин! – признался я. – Я, дескать, с детства мечтал полететь в космос.» Два года я мотался на орбите, пока меня тихонечко не вывезли на землю, чтоб похвалить за смётку и наградить званием героя Советского Союза.» Братцы-уркаганы с завистью чесали бритые затылки, ибо в космос не летали, да и в детстве мечтали стать не космонавтами, а милиционерами.
Имея в виду настолько богатый багаж личного опыта вора Тылина, князь Чугунников и упросил его попробовать извести домового. Но – как?
- Режьте и жгите! – посоветовал Салтык Ставрульевич осуществить обряд жертвоприношения, правда, не без язвительного басурманского превосходства: отыскать послушного барана для заклания в камере было невозможно.
- Тебя и порежем. – вдруг дерзко сверкнул фиксой Пахан и напомнил про страховидные подвиги великого соседа великой России: – Хунвейбин, твою так-растак!!
Тут-то и пригодились тюремные заточки. Салтыка Ставрульевича аккуратно зарезали, труп пропорционально расчленили и сожгли под горестным покровом ночного отдыха. Затем вор Тылин интеллигентно матюгнулся в стиле литератора Довлатова и плюнул по четыре раза в четыре угла камеры. Юнец Каинов утёрся и прогундел, что он, спору нет, из тех пацанчиков, которые не подарок, но, пока он сидел на малолетке, с ним обращались менее категорично. Савелий Захарыч сказал, что в нашей чухломе всё прёт через пень-колоду, и нужно лишь пообвыкнуть, чтоб не борзеть. А вор Тылин смачно про****ел заветные волшебные слова: «Изыди, хмырь нечистый! задолбал!», и тюремный домовой, ухнувши утопшим щенком, незамедлительно бесследно сгинул. Вместе с ним сгинула и вся документация, касающаяся пребывания в тюрьме Салтыка Ставрульевича. Вроде бы как и не было такого человеа никогда.
Злое добро всегда и везде восторжествует над добрым злом. Смотрите, не перепутайте.
- Послушайте меня, братаны-граждане! – расхвастался вор Тылин – бывший рецидивист, а ныне труженик колдовства. – Сидеть бы вам в беспросветном мудачьем коноёбстве, кабы не спесивая зековская смекалка в моём исполнении. Вы, если чего, когда воров короновать будут, то галочки поставьте напротив моей фамилии.
- А я?? – кудахтнул князь Чугунников. – Ты, пожалуйста, помни о том, кто тебя на подвиги позвал.
- Правильно, будем красиво помнить и о тебе князь. Потому-то, судари-ханурики, нас двоих вы и должны угостить чифирьком. Да помните, падлы: жадность фраера сгубила!
Но вмешалось в процесс невиданных чудес очумелое начальство СИЗО. Прибыла в тюрьму по почте секретная амнистия, в которой предлагалось вора Тылина незамедлительно освободить и наградить наличной тысячью рублей без расписки. «Пропьёт – так пускай, сука, пропьёт! – не церемонясь вещала амнистия. – Надо понимать: напился с радости. Надо понимать: человеку иногда полезно порадоваться и сдохнуть.» И начальство СИЗО вора Тылина на волю отпустило. В ожидании дальнейших неутешительных сюрпризов. И без них не обошлось.
Вот кажется нам порой: ну мало ли похотливо-лишних соотечественников, которые вместо того, чтоб кадрить на тёмных аллеях городских парков загулявшихся девочек, поступают на работу в исправительные учреждения и мотают нервы себе и другим?.. Немало. Вот и приняли на работу, в тюрьму, новенького вертухая. А пристально разглядев его, тюрьма в один голос завопила: Тылин, бродяга, ты ли это?..
Внешнее сходство новенького вертухая с амнистированным вором Тылиным оказалось поразительным. Вплоть до родинки на пояснице и наколки на левой груди в виде портрета товарища Сталина. «Да признайся, Тылин, в том, что ты на самом деле – Тылин! Мы же не котята слепые, мы всё видим.» – изумлённо потребовал бывший мастер спорта Рызгин. «А вот вам Тылина сполна! Вот получите по заслугам!» – в бешенстве замолотил дубинкой вертухай по Рызгину, явно наслаждаясь производством физической расправы. Каких-то сострадательных регуляторов в его душевном консилиуме явно не хватало.
- Ни к чему мне начальственные похвалы, не нужны мне цацки в виде наград и орденов. – разговаривал сам с собой новенький вертухай, починяя распухший от усердия кулак. – Буду жульё задаром чморить и душить, исходя из личных непреодолимых потребностей!..
Бывалоча, фуражку на затылке ушами придерживает и лупцует дубинкой по согбенным спинам. Да ещё кулаком штемпеля штампует по серости бандитских физиономий.
- Заметьте-ка фортель! – указал сокамерникам вор Битюков на выбитый зуб князя Чугунникова. – А ведь почти и не гнилой был зуб, это я вам говорю, как недоучившийся стоматолог. Чуток с краешку чернозёмился, а это не считается. Теперь вот всё, нет зуба.
Князь жалобно хрюкнул скупой слезой мученика. А Пахан булькло тряхнул бочковатой головой, пережевал во рту хлябкую, майонезную цель жизни, и выплюнул на пол четырнадцать здоровущих коренных зубов. «Шешырнанать!» – обескуражено сказал Пахан.
- Привыкайте шамать без зубов, а привычка – вторая натура. – пренебрежительно молвил дедушка Окулов, ему на зубы жаловаться не приходилось – зубов у дедушки натурально не водилось с детских лет.
- Нельзя к такому привыкать! – гневно затараторил князь Чугунников. – Вертухай-козлина побивает нас и истязаниями насильничает, а мы получаемся заложниками ситуации?.. Про матерей-то наших он здорово вздор нёс, награждая их ****скими титулами, а кто ему поможет за базар ответить? Где, блин, герои нашего времени?..
И нашёлся вскоре человек ведических способностей, который задумал наслать порчу на нового вертухая, сглазить его охамелую сущность. Человек этот отсиживался в соседней камере и про бесовские наваждения имел преизрядные сведения. Чуть ли не из первых рук. Сообразив детально что к чему, он провёл пальцем воздухе прямую линию, указующую на преемственность нечистой силы от летающего двухвёдерного бака до вертухая Тылина.
- Попробую умолить шумерский пантеон богов, – сообщил он напрягшейся общественности в соседней камере. – чтоб небесные силы разлучили вертухая с заветной дубинкой. Чтоб небесные страсти покусали вертухая – и уж пущай тогда постигнет его вердикт человеческих страданий, и пущай тогда вертухай зашкварится да куда-нибудь изыдет!.. Надеюсь, что получится.
Сказано-сделано. Проснувшись однажды утром, новенький вертухай взглянул на себя в зеркало и обнаружил основательные примеры порчи и сглаза. Во-первых, вместо головы у него выросла кухонная табуретка. Во-вторых, полностью исчезли первичные половые признаки, тогда как вторичные лопались от усердия. Ну, а в-третьих, на катафалистом моторном драндулете приехала к вертухаю погостить тётушка-смерть с сельскохозяйственной косой на плече. Быстренько выебла вертухая в жопу вертухаевской же дубинкой и поцеловала в темечко. Умца-дрица – гоп-ца-ца! – беспонтово отфыркнулся драндулет.
- Ну чего ты рыпаешься, Тылин? – румяно осклабилась тётушка-смерть. – В наших адских институтах благородных девиц завсегда учат, что дамы приглашают кавалеров. Вот я за тобой и пришла.
- Да я же, помилуйте, не Тылин! – клёкотно запричитал вертухай. – Это же вам не ко мне надо, а к другому. Тут чрезвычайная путаница вмешалась в судьбы народов, и в мою судьбу в частности… Но если я не Тылин, то кто же я такой??
- А вот, пока не распознаешь, кто ты есть таков, побудь в мертвящем виде.
И, чутко нишкнув, вертухай тотчас же сдох. Доброму человеку из соседней камеры судьи накинули сроку ещё пять лет, а табурет с дубинкой отправили в Москву на расшифровку. Расшифровались знания о каких-то гэкачепистах, пророчество об олимпиаде в Сочи и просьбы русскоязычного населения Калифорнии о присоединении их к России.
«Экое горе – пять лет! – томно иронизировал добрый человек. – В старину люди сиживали и по пятьдесят лет, дожидались амнистии от вселенского грехопадения. Терпение – это немаловажная знаковость в миссианской проблематике добра; умеючи терпеть – научишься и за базар отвечать.»
- Чего бы этому дядечке в ответной маляве настрочить? – задумался Савелий Захарыч. – Утешение он сам для себя обрящет, а вот – для косметики – не пристыдить ли его синтаксисами? Дескать, зачем проблематику терпения на воровской шалман водрузил?
- Не нравятся мне все эти мессианские штучки, нету в них прочной закалки для тела и духа. – с тревогой в голосе забалясил юнец Каинов. – Мне брательник такую мазу гнал, что пригонят вот этаких миссионеров на зону, смотрят через недельку и не узнают: с лица пали, кормятся за отдельным столиком, а в уголке играют на кожаных флейтах.
- Знавал я твоего брательника. – весело поковырял в носу вор Битюков. – Не он ли выказал собой единство физиологического и духовного, когда стибрил из городского музея концертный костюм певца Собинова, напился и заблевался до неузнаваемости?
- Брательник! – согласился юнец Каинов. – Признавался мне, что сами черти на этакое дело его сподвигнули. Хотя, я думаю так, что никаких чертей на белом свете нет.
И едва успели сокамерники согласиться с доводами юнца Каинова против чертей, как в камере запахло сероватой селитрой. Все невольно принюхались к воздушной прелости сморщенными хоботами. Вор Битюков едва успел из ноздри высунуть мизинец.
- А черти-то как раз и есть! – вдруг ляпнул кто-то ниоткуда.
- Где есть? – машинально вопросил вор Битюков.
- Да лови нас, здесь мы!!
И с этого дня черти стали шибко баловаться в камере. Будто не хватало трындеца от домового с вертухаем, будто сюжетно запечатлённая лафа кому-то, в параллельном мире, тоску наводит.
Сучьи черти и не скрывались под шумком галлюцинаций, а самым откровенным и открытым видом пакостили. Ровно в пять утра главный чёрт раскосмаченный на стол запрыгивал и чечётку бормотушную копытами отплясывал. Затем вытаскивал из пасти огромного змея с петушиной головой и поливал им камеру, словно бы из шланга, обычной человеческой мочой. Уголовники смущались и робели. Обоссанные с головы до ног, они и слов необходимых не могли подыскать, чтоб оценить достаточно умело всю степень безобразия. В мозгах извилины извёртывались в тоннели метрополитена, по которым безостановочно сновали шустрые вагончики.
Другой чёрт бессовестными выкрутасами страдал и честным зэкам по ночам покою не давал. Подбирался раскиселенным винтом к жарким мужским задницам, и тех воров, кто слишком крепко спал, лихо и всухую отпердоливал. А про любовь или там про другие томительные чувства даже не заикался. Ещё один чёрт наловчился незаметно татуировки колоть на лбах арестантов. То наколет в пять секунд колхозный элеватор с девчушкой, вкушающей морковь и пару крепких куриных яиц, то наколет портрет Льва Толстого, готовящегося к побегу из Ясной Поляны, то наколет электронный адрес для получения субсидий малоимущим… WWW, там... @ хрень какая-то точка RU… А то ещё выхухоль наколет – и к ней коротенькую статью из «Красной Книги»!.. Пахану, который седьмой срок мотал и имел неправдоподобно-несокрушимый авторитет, выколол поздравительную открытку к 8 марта. Прямо посерёдке лба.
А ещё с десяток чертей принимались орать благим матом, на хвостах куролесить, змей и сколопендр по камере разбрасывать и сезонное обострение маниакально-депрессивного психоза демонстрировать. Вытащили упыря смертельно-бледного и с клоунским носом из гуммоза, и заставило громко козлищем блеять.
Того бесстыдного чёрта, который до задниц прыток был, воры быстренько на заметку взяли; у некоторых сон навсегда пропал, как рукой сняло. Пинали его яростно, злобной феней обругивали, стоячий чёртов причиндал заточками кромсали!.. Больно было чёрту до чёртиков, поскуливал он отчаянно, а всё равно лез куда не надо, аж слюньки текли.
Сплотился до предела разнородный сочный уголовный коллектив, силёнкой поиграл для зарядочки-разминочки и ринулся в бой!.. Чтоб без всякой жалости жечь чертей, рвать чертей, бить чертей! Прокусывать насквозь их лядащие глотки, изматывать до прокуренных кишок, лупить по рогатым башкам, чтоб звёзды от лбов отскакивали и утаскивали за собой чертей в згу кривучую!! Мать, как говорится, перемать!!
Погрузится один такой чёрт сапфирным карасём в воды рукомойника – князь Чугунников за ним щукой нырнёт, обожрёт и обглодает до костей!.. Взлетит другой чёрт под потолок ломаной трясогузкой – Савелий Захарыч погонится за ним когтистым соколом, схватит на лету, до последнего пёрышка раскромсает!.. Забьётся чёрт в щелистое старьё бетонных стен – бывший мастер спорта по спортивной ходьбе Рызгин добротный карт-бланш ногтём выпишет, гадика из щели вытащит и двумя пальцами придавит, будто брыкливую вошь!.. Прикинется чёрт бабушкой-библиотекаршей в незамысловатом чеховском пенсне – сам дедушка Окулов хозяйским топтуном его на смертный одр завалит!.. Не все сказки на свете одинаково кончаются, а правде завсегда суждено закончиться хорошим словом. Бля буду.
Общими усилиями, за пару дней, всех чертей в камере поубивали. Трупы выдали начальству СИЗО под расписку и принялись жить в благополучной текучести в притирку с душевными переливами. Осторожно подсчитали результаты и закруглили убытки, а они таковы: юнец Каинов, накушавшись чечевичной похлёбки, произвёл диссоциацию атомов, обратился в зародышевое состояние и вернулся обратно, на малолетку; вор Битюков потребовал вызова на допрос к следователю, где – чистосердечно и смягчая свою вину – признался в том, что является израильским шпионом и всю свою кодлу вплоть до товарища Горбачёва Михаил Сергеича успел завербовать; за дедушкой Окуловым прилетели гномики-инопланетяне и сказали: «Пора возвращаться домой, дедушка!»; Пахан поймал в прогулочном дворике энергетического вампира, залупнулся и выдвинул свою кандидатуру на выборы императора вселенной, верховного главы жидо-масонов и короля всех королей среди рептилоидов. А на князя Чугунникова пришла депеша от барина Задницына, в которой тот потребовал князя срочно отпустить, ибо все княжеские прегрешения прощает. Князя из тюрьмы незамедлительно и выгнали.
- Сто рублей-то подкиньте на дорогу! – огорошено потребовал князь. – У меня и денег на кибитку нет.
- Я тебе подкину! – нарядно выругался начальник караульной службы. – Я за тобой ещё долго наблюдать буду, так что вали отсюда побыстрей!..
Ладно, если обстоятельства просят, то князь может и побыстрей. Но вот в чём вопрос: выглядело ли это изгнание подобно помилованию Вараввы?.. О нет, вовсе нет, поскольку судьба разбойника Вараввы и доныне не известна, а князь смертельно почил в бозе от выстрела из пулемёта, пущенного с тюремной вышки часовым, который не считал возможным отпустить на волю преступный элемент. И перед смертью князь успел-таки воскликнуть, чтоб человечество усердно бдило: «Ежели вам страшно – то молитесь, а если не знаете молитв – то говорите просто: до свиданья!..»
Когда я стоял у Цитадели перед трупом князя Чугунникова, то мне казалось, что Цитадель больше некому защитить. Нечистая сила таится-таки где-то, в тюремных карцерах и бастионах, выжидает время, чтоб шустро опоганить нашу завидную дурь. Она таится, а боец погиб. Так-то вот.
ПИКНИЧОК
У двух пьяниц насчиталось два стакана и одна бутылка. Как тут быть?
- Я, – говорит пьяница с синяком под глазом. – намерен некоторого соколика послать за второй бутылкой. Чтоб у нас было два стакана и две бутылки. Я поклоняюсь симметричности.
А пьяница с козьей рожкой на пальцах ему говорит:
- Товарищ, извиняюсь, меня геморрой замучил, никуда я не пойду.
- Саботаж? – удивляется пьяница с синяком.
- Не по злой воле. Исключительно от плохого самочувствия.
Но тут, разумеется, приходит третий пьяница, выделывает лёгкую плясовую рапсодию и достаёт из-за пазухи бутылку. Теперь получается, что на троих пьяниц имеется две бутылки и два стакана.
- Как не поверни, но опять не симметрично. – хмурится пьяница с синяком. – Мне не хочется, чтоб вы меня считали за привереду. Но в мире должен быть порядок.
- Давай попробуем так. – говорит козья ножка. – Если прогоним прочь плясуна, а бутылку его оставим, то получится в самый раз: два пьяницы, два стакана и две бутылки.
А плясун возмущённо упирается:
- Извиняюсь. – говорит. – Я из тех, кто себе на уме, и готов драться до последнего. Кстати, один пьяница с одним стаканом и с одной бутылкой куда приятней двух забулдыг, нарушающих общественный покой. А один пьяница с двумя бутылками и двумя стаканами – это праздник от которого мы всегда бываем в восторге.
- Но он не симметричен! Совершенно не симметричен! – запаниковали в один голос пьяницы с синяком и с козьей рожкой.
Тогда появляется четвёртый пьяница. Без бутылки, но со стаканом.
- Налейте, братцы. – говорит. – Трубы горят!
Интересная картина, жаль фотоаппарата нет: четыре пьяницы, три стакана, две бутылки и один похмельный запой.
- Симметрия – есть гарантия красоты, в некотором роде, её венец. – нелегко убеждает приятелей пьяница с синяком. – И если в четырёх пьяницах, трёх стаканах и двух бутылках нет симметричности, но есть предрасположение к красоте – то об этом стоит задуматься.
- Главное, что у нас есть и всегда будет, так это необходимость выпить! – щедро радуется четвёртый пьяница. – Налейте-ка, братцы, с горочкой, вы мне импонируете.
- А если, – говорит плясун. – мы один стакан выкинем, то получится четыре пьяницы с двумя бутылками и двумя стаканами. По-моему, выйдет симметрично.
- Не совсем! – говорит козья рожка. – Но если четыре пьяницы разделятся на пары, и в каждой паре один пьяница заберётся на плечи другого, то мы создадим видимость того, что сидят двое очень высоких пьяниц и у них есть две бутылки и два стакана. Третий стакан не считается.
- Но глотки-то четыре!!! – вопит пьяница с синяком. – Миропорядок-то не обманешь.
А четвёртый пьяница слушает-слушает всё это дело и вдруг выпивает залпом одну бутылку.
- Ах, как хорошо! – говорит.
Затем разбивает об голову стакан, выпивает до дна ещё одну бутылку и разбивает второй стакан. А потом ехидно спрашивает:
- Симметрично?
Четыре пьяницы сидят друг против друга и щурятся на пустой третий стакан.
- Честное слово, я всем желал добра. – слегка нервничая, говорит четвёртый. – Я не думал, что вы настолько идиоты. Пожалуй, я пойду. Я чувствую, что мой уход будет своевременен.
- А как быть с последним пустым стаканом? – задумался плясун.
- А пустой стакан я могу забрать с собой. Чтоб вас не раздражал.
И ушёл. С пустым стаканом ушёл.
- Итак, что у нас имеется. – сделал грустный подсчёт козья рожка. – Трое пьяниц, две пустых бутылки и два разбитых стакана. Неужели мы и вправду такие идиоты?..
Не-не, мужики, всё нормально. Это жизнь такая паршивая, не сахар, а с вами всё в порядке.
1988г. и т. д.
Сказки Зеркал - Сласти
© Copyright: Алексей Николаевич Евстафьев, 2022
Свидетельство о публикации №222090900271
Свидетельство о публикации №222090900271
Рецензии