Капитан Клещ или Золотое солнце. Глава 10

10. В ТАВЕРНЕ «СЕМЕРО ПСОВ»

Позавтракали ближе к обеду. Разделались с жареным скатом, что попал вчера вечером в сети дядюшки Хончо.
– Лучше бы ты, старик, поймал барана! – высказал пожелание Пит Буль.
Трапезничали прямо у входа в хижину. В самой хибаре было жарко после приготовления рыбы.
– Смотри, мулов не съешь, когда подводы придут! – ответил лоцман, который не переставал удивляться аппетиту Дуболома.

Мегеро уже сказал приятелям, что через неделю Руах пришлёт телеги, чтобы забрать товар. Теперь его заботило, как обеспечить охрану. Бульен предлагал нанять тех же матросов с «Франчески», глубокие раздумья никогда не затуманивали его крепкую голову. Клещ сперва тоже о них подумал, но после ночных размышлений планы его несколько поменялись, и он ответил приятелю:
– Сначала я должен повидаться с моим новым знакомым – оборотистым монахом из Ровьезанского монастыря Святого Франциска. После будет видно.
Клещ взял шляпу, накинул на плечи видавший виды плащ и отправился на свидание с братом Лукасом.

Таверна «Семеро псов» располагалась дальше от порта, но ближе к центру города. Сюда захаживало меньше моряков, но больше подозрительных личностей, бывших не в ладах с законом. Мегеро с детства мог различать эту публику. Сюда не ходили воры, срезавшие кошельки и ворующие плащи по ночам, или так называемые «юнги», которые ловко лазили по верёвочным лестницам, грабя дома, не было здесь и «апостолов», у них всегда с собой была большая связка ключей и отмычек. Воров, которые крали скот в полях называли «сатирами», были ещё «благочестивцы» – эти взламывали кружки для пожертвований в церквах или умыкали дорогие убранства со статуй святых.

Так вот, этой всей шантрапы здесь не наблюдалось. Зато сюда захаживали аристократы преступного мира, именуемые «молодцами». Они носили камзолы, напоминавшие одежду солдат, из-под плащей у них торчал кончик длинной шпаги, а на голове была шляпа, украшенная перьями лесных птиц. Эти храбрые ребята оказывали услуги тем, кто хотел избавиться от неугодного человека. Для этого они легко могли спровоцировать драку или просто зарезать человека в тёмном переулке.
Ещё в таверне частыми гостями были торговцы и контрабандисты. Поэтому, когда Клещ услышал, что брат Лукас останавливается здесь, он подумал, что неплохо было бы поговорить с деловым монахом, который занимался хозяйством Ровьезанского монастыря.

Фасадная стена таверны, как и в «Белой акуле», была выложена из камня, только окна были больше, затянуты промасленной бумагой и закрыты узорчатыми кованными решётками. В зале стояло также несколько столов. Войдя, Мегеро остановился за деревянной колонной, поддерживавшей потолочные балки. Он подождал, когда глаза после яркого солнца привыкнут к полумраку харчевни, заметил, что монах здесь, надвинул шляпу на глаза, и пройдя в зал, сел за соседний стол спиной к спине монаха. Брат Лукас разговаривал с сидящим рядом человеком. Клещ решил удовлетворить любопытство и послушать.

Несмотря на свой острый слух ничего интересного из разговора монаха с неизвестным торговцем он не узнал. Говорили сначала о ценах на пшеницу, потом перешли на херес, оливковое масло и мыло, из него сваренное. В конце разговора обсудили сбыт шерсти мериносов, пастбища и скотопрогоны, как изменились кадьяны – пути прогона овец с летних пастбищ на зимние. Купец, судя по выговору, приехал издалека.
 Мегеро слышал не всё, потому что рядом офицер в шляпе с фазаньим пером, громко уговаривал кого-то записаться в солдаты. У него был патент на набор рекрутов и нужно было набрать роту на войну во Фландрию.

 Монах с торговцем разговаривали долго. Клещ уже начал чувствовать, что теряет время и терпение, как купец, распрощавшись ушёл. Арно повернулся и пересел к монаху:
– Как дела на службе Святому Франциску, брат Лукас?
– А, это ты, сеньор Арнольдо! Делами моими вершит господь Бог, а он никуда не торопится, поэтому и дела мои идут неспешно. А мне грех на это жаловаться. Кто я такой, чтобы торопить Господа? А как твои дела, брат мой?

– Моими делами господь Бог не интересуется, поэтому хотелось бы их ускорить. Переговорить бы, брат Лукас, там, где меньше глаз и ушей…
Они по неширокой лестнице поднялись на второй этаж и монах, открыв дверь, пригласил Арно в комнату:
– Проходи в мою временную келью, брат мой, пока здесь я отбываю послушание, назначенное мне приором Жеро. А что у нас в жизни есть постоянного? Всё временное, как и мы сами на этой земле. Всё временное, оттого я скучаю здесь по благочинию и порядку монастыря, а в нём я скучаю по греховной пище, что приходится употреблять здесь. Ведь монастырь даёт полное успокоение тогда, когда ты уже не можешь пользоваться благами мирской жизни…

Мегеро не стал заходить издалека и сразу изложил суть дела:
– Брат Лукас, случай предоставил мне возможность заняться делом, которым я раньше не занимался, а потому хотел у тебя спросить совета, а может быть, и помощи. В свою очередь я в долгу не останусь и пожертвую Святому Франциску некоторую сумму, если дело решится наилучшим образом, клянусь Девой Марией! Суть в том, что я имею поручение продать товар, хозяин которого отбыл и поручил это дело мне. Съездив в Ровьезу, я встретился с известным тебе Руахом, тысяча чертей ему в печёнку! Но встреча меня не очень обнадёжила. Сдаётся мне, что он хочет слишком сбавить цену…

Монах внимательно выслушал, не перебивая гостя, потом пошевелил своим багровым носом и большими пальцами сложенных на животе ладоней:
– Не поминай чертей тысячами, брат мой! – Монах откашлялся и продолжал. – Я никогда не вмешиваюсь не в свои дела, сеньор Арнольдо. Ведь добрая слава христианина покоится не на тех поступках, которые он совершил, а на тех, от которых он воздержался… Поэтому я и не вмешиваюсь в чужие дела. Никогда. Если меня не просят. Но если кто-то взыскует о помощи, то я всегда прислушиваюсь к тому, что говорит мне Господь. А если он не говорит ничего, то я вспоминаю священное писание. А там сказано, что люди должны помогать друг другу. «Не забывайте делать добро и общаться, ибо такими жертвами Бог доволен», – так сказано в писании. И не нам, грешникам, противиться этому. А потому, брат мой, я чувствую, что должен помочь тебе, помочь бескорыстно. А Святой Церкви ты пожертвуешь десятую часть. Видит Бог, не я установил эту меру! А если брату Лукасу пожертвуешь несколько золотых, то я буду молиться за тебя. Поскольку я принадлежу к нищенствующему ордену, то я не буду даже называть количество этих монет – Бог вразумит тебя, брат мой! Я думаю, что можно всё устроить так, что хозяин твоего товара будет доволен, даже если бы он отбыл в лучший из миров, ведь десятина от его прибыли поступит в церковь, а за это прощаются многие грехи…

 Монах сперва закатил свои хитрые глаза к потолку, потом прищурился и замолчал, глядя в глаза Арно, так словно поджаривал его грешную душу на медленном огне. Клещ сидел с непроницаемым лицом, никак не выражая своих чувств, хотя такой ответ его вполне устраивал, ведь лучше отдать десятую часть, чем потерять половину. Такой арифметике его обучил ещё покойный папаша, который видел в сыне продолжателя своего трактирного дела. Мегеро было наплевать на намёки лукавого монаха, он понимал, что тот лишь хочет выторговать несколько лишних дублонов. Хотя, в другое время и в другом месте Клещ с удовольствием бы выпустил из него кишки.

Два кипучих деятеля из разных сфер человеческого бытия: из церкви и разбойного мира легко нашли общий язык, что, может быть, сперва и удивит кого-то, но потом, по некотором размышлении, любому станет понятно, что всё в этом мире закономерно и логично, ведь если он, этот мир, устроен таким образом, что без денег не работает ни одна сфера упомянутого бытия, то иначе и быть не могло. За единством целей часто следует единение душ. Два достойных своего ремесла человека помогли друг другу приобрести эти деньги, что укрепило их души и отодвинуло дальше от греховной пропасти. Ведь если сама бедность – не порок, то она способствует тому, что человек скатывается к пороку, потому как бедность доставляет очень большие неудобства.

Такие или примерно такие мысли были в голове каждого участника сделки и каждый ей был в какой-то степени доволен. В какой-то степени, потому что, если сказать, что кто-то был доволен полностью, значит признать, что один одурачил другого. Но тогда это не есть рыночный договор, тогда это жульничество. А на рынке, как известно, два дурака. Или два умных. Это уж кому как нравится.

Когда Клещ высказал беспокойство по поводу охраны товара в пути, монах Лукас его успокоил:
– Если обоз будет под охраной Святого Франциска, никто на этой дороге из известных бандолерос его не тронет. А чтобы от мелких воришек сохранить товар, достаточно нанять двух таких молодцов, как ты, брат мой.

Догадливый монах давно понял, что сеньор Арнольдо в своей профессиональной деятельности больше орудовал саблей и мушкетом, чем счётами и гусиным пером.