Мост через Обитель 6

Только оттепель Славдой не залить. Цель жизнь Джона Кларка начинала таять в дали. Даже на метафизику советского диалектического материализма  уже нельзя было рассчитывать в полной мере. Вслушиваясь в сладкие речи советских светил, Кларк хотел привязать себя к сиденью, но крепкие канаты его воли оказались хорошего качества... и вскоре, речи превратились в шум... Теперь Кларку приходилось пристальнее всматриваться в пространство и за всею схоластикой советской науки Кларк вдруг увидел опасные симптомы... Он понял: "Цель жизни" советского авиаконструктора
 Александра Сергеевича Яковлева (1906—1989) может погубить его ПЛАН... Цель его жизни!
 "В июне 1967 года с группой советских специалистов Александр Яковлев вновь, в четвертый раз, побывал в Париже на очередном Международном авиационном салоне. Этот бурлящий и в обычные дни город, кажется, становится еще более оживленным и шумным, когда там проводится традиционный смотр мировой авиации... Все, что демонстрировалось в салоне 1967 года Советским Союзом, имело мирное назначение. Это были известные в СССР гражданские самолеты и вертолеты. Такая направленность советской экспозиции уже на предыдущих выставках в Париже вызывала самую положительную реакцию со стороны посетителей.
   В 1967 году огромное впечатление на всех произвела советская ракета, с помощью которой впервые в истории человечества был выведен на орбиту Земли космический корабль с Юрием Гагариным на борту. Это был "гвоздь" всей выставки. Около ракеты постоянно толпилось множество людей, восхищавшихся как ее конструкцией, так и грандиозными размерами. Следует, однако, заметить, что для советских специалистов, эта ракета представляла уже чисто историческую ценность. За истекшее после полета Гагарина время советские конструкторы далеко ушли вперед... Советскую авиацию представляли вертолеты конструкции Миля и Камова, самолеты ИЛ-62, ТУ-134 и ЯК-40. Они все удачно летали, без всяких происшествий. После демонстрации в полете нашей техники посол СССР Валерьян Александрович Зорин представил советских конструкторов французскому премьеру Помпиду, присутствовавшему на празднике.
   Вообще интерес, проявленный в Париже к советской технике, был огромен как со стороны широкого круга посетителей, так и со стороны авиационных специалистов...
   На выставке состоялся ряд запомнившихся Андрею Яковлеву встреч с некоторыми виднейшими деятелями мировой авиации.
   Прежде всего с Игорем Сикорским. Этот знаменитый конструктор, которому в 1967 году было уже около 80 лет, как известно, был создателем первого в мире многомоторного гигантского самолета "Илья Муромец" в России во время первой мировой войны..."

К мрачной радости Кларка, лауреат Государственной премии, доктор технических наук генерал-полковник инженер А. Н. Пономарёв (1903-2002) решил не усложнять свой багаж знаний тем фактом, что с 1912 по 1917 год Игорь Сикорский работал главным конструктором в отделе Русско-Балтийского вагонного завода в Санкт-Петербурге и в 1912—1914 годах создал в Петербурге самолёты «Русский витязь» и «Илья Муромец», положившие начало многомоторной авиации! В связи с данными обстоятельствами, читая книгу А. Н. Пономарёва "Советские авиационные конструкторы" (1985), молодые любители авиации могли только вдохновляться успехами РБВЗ (Русско-Балтийского вагонного завода), если им будет недостаточно Уфимцева, Гризодубова, Пороховщикова и Григоровича! Им, конечно, принадлежит место в развитии, но особое место в развитии отечественной авиации принадлежит самолётам, выпущенным авиационным отделом Русско-Балтийского вагонного завода в Петербурге. Одним из них являлся "Русский витязь" - первый в мире четырехмоторный самолёт... Следующим в этой серии был "Илья Муромец", первоначально имевший четыре двигателя мощностью 100 л. с. каждый, в дальнейшем заменённые более мощными - по 220 л. с...

Конечно, радуясь успехам  РБВЗ, Сикорский эмигрировал в Америку и там "продолжал работать над новыми конструкциями самолетов и особенно вертолетов, добился больших успехов и получил мировую известность.
   В один из дней выставки при осмотре самолета ЯК-40 Андрею Яковлеву представили молодого человека, который оказался сыном Сикорского - Сергеем. Он обратился к Яковлеву с просьбой:
- Разрешите мне сходить за папой, он будет счастлив с вами познакомиться.
    Минут через десять он пришел с отцом, Игорем Ивановичем Сикорским, худощавым и еще очень бодрым стариком. Яковлев пригласил Сикорского в самолет, машина ему понравилась. Сикорский в разговоре часто повторял: "мы - русские", "у нас в России", "я горжусь, что у нас такая замечательная смена", "русские дают пример высокого уровня техники, создавая такие машины", "мы внимательно следим за вашей работой". Было видно, что Игорь Иванович взволнован. Он сказал, что, находясь в нашем самолете, почувствовал себя как бы "на кусочке родной земли". Игорь Иванович просил передать самый сердечный привет А. Н. Туполеву. Прощаясь, Сикорский говорил, что гордится нашей авиационной техникой и что хочет приехать в Москву. Оба Сикорские, и отец и сын, прекрасно говорят по-русски, и оба мечтают побывать в Москве.
   Затем русских авиаконструкторов познакомили со знаменитым французским авиаконструктором Анри Потезом, одним из ветеранов французской авиации, современником Луи Блерио. Он осмотрел все советские самолеты, в том числе и ЯК-40, и выразил восхищение не только уровнем техники, но и тем огромным размахом, с которым ведутся советские работы в области авиационной и ракетной техники. Он говорил с грустью: "Нам, французам, это не под силу". После того как Яковлев ему показал ЯК-40, он обнял его и прослезился.
    Волнующей была встреча с бывшим командиром полка "Нормандия - Неман" Луи Дельфино (до самой своей смерти, последовавшей в июне 1968 года, он являлся генерал-инспектором военно-воздушных сил Франции). Он очень тепло говорил о боевом содружестве советских и французских летчиков в годы совместной борьбы с немецкими фашистами, о советских людях, об истребителях ЯК, на которых он воевал. Когда Дельфино зашел в самолет ЯК-40, то, вспомнив ЯК-3, на котором летал во время войны, сказал: "О, чувствую, здесь пахнет ЯКом!" Яковлев спросил: "Хорошо это или плохо?" - "Ну, конечно, хорошо! - ответил он. - Во всем виден ЯК"...
   Кларку стало дурно. На уровне инстинкта  "проблема объявлялась открытой"!.. Необходимо было найти "трансформирующее событие", катализатор конфликта и желательно, имеющий английский след. Сама собой возникла идея провести симпозиум! Первый! И обязательно Всесоюзный! И тема должна звучать для 1963 года НЕТРАДИЦИОННО: "комплексное изучение художественного творчества". И, несмотря на то, что этот форум по мнению советского литературоведа, доктора филологических наук, пушкиниста, лауреата Сталинской премии второй степени (1948) Бориса Соломоновича Мейлаха (1909—1987), "не напоминал Вавилонское смешение языков и не был похож на популярные в ту пору диспуты" физиков" и" лириков". Он был прежде всего деловым, связанным с жизнью, с новыми тенденциями в науке и культуре..."

    Кларк был уверен, что процесс пошёл...  "Катализатором споров была нашумевшая книга английского писателя и физика по образованию Чарльза Сноу" Две культуры и научная революция" (1959), она была переведена на многие языки мира. Волны этой дискуссии докатились и до Советского Союза. Но в  СССР  она  велась в ином идеологическом ключе.
    Идея о принципиальной непреодолимости разрыва "двух культур" отразила определённые закономерности развития капиталистического общества. Сам Сноу заявлял, обращаясь к советским читателям, что на Западе "эти проблемы обостряются из-за классовой структуры общества и порождённого ею снобизма, от которого советский человек избавлен.
   Однако сложности, противоречия в понимании проблемы "НТР  и искусство" были и в Советском Союзе. "Это отозвалось в поэтических произведениях. Так в нашумевшем тогда стихотворении Б. Слуцкого есть строки, цитированые сотни раз:
   " Что-то физики в почёте,
   Что-то лирики в загоне,
   Дело не в сухом расчёте,
   Дело в мировом законе..."

"И в мировой закулисе..." - добавил мысленно Кларк! - прорабатывая тайную записку для Андрея Фурсова: "НТР и Искусственный Интеллект"...

Однако, в тайной записке Джон Кларк не стал указывать на то, "что дьявол, с которым борется ученый, — это дьявол беспорядка, а не сознательного преступного намерения. Та точка зрения, что природа обнаруживает энтропическую тенденцию, является точкой зрения св. Августина, а не манихейцев. Неспособность природы проводить агрессивную политику с целью умышленного нанесения поражения ученому означает, что ее злые дела являются результатом слабости характера ученого, а не какой-то особой злой силы, которую природа может иметь и которая равна принципам порядка во Вселенной или превосходит их. Все же эти местные и временные принципы порядка во Вселенной, вероятно, не очень отличаются от того, что религиозный человек подразумевает под Богом. Для сторонников точки зрения св. Августина все черное в мире является негативным и просто представляет собой отсутствие белого, тогда как для манихейцев белое и черное — это две противоположные армии, выведенные на линию огня друг против друга. Всем крестовым походам, всем джихадам, всем войнам коммунизма против дьявола капитализма присущ неуловимый эмоциональный оттенок манихейства.
    Поддержать точку зрения св. Августина всегда было трудно. При малейших волнениях она имеет тенденцию превратиться в скрытое манихейство. Эмоциональная трудность августинианства проявляется в дилемме Мильтона в “Потерянном рае”. Если дьявол есть всего лишь создание Бога и принадлежит миру, где Бог всемогущ, и если дьявол служит лишь для того, чтобы подчеркнуть некоторые теневые стороны жизни, то великая битва между падшими ангелами и силами Бога становится примерно такой же интересной, как профессиональная схватка борцов..."

   Мысли Кларка неожиданно стали путаться, возникли ПОМЕХИ, словно Андрей Фурсов решил навести БЕСПОРЯДОК в голове Кларка. Коммуникация была нарушена... И вдруг  Кларк уловил слабый сигнал, идущий из 1985 года. Включив переводчик с китайского ЯЗЫКа Кларк услышал весьма определённую речь Дэн Сяопина! Конечно, Кларк догадался, что Дэн Сяопин беседует с профессором Чэнь Гуином и с членами президиума Научно-исследовательского общества "Континент и Тайвань": I) "Мы на континенте твёрдо держимся социализма и не идём по порочному капиталистическому пути. - говорил Дэн Сяопин. - Для социализма характерно то, что созданные богатства принадлежат, во-первых, государству и, во-вторых, народу. При социализме не возникает новая буржуазия. К концу нашего века валовой национальный продукт на душу населения составит в среднем 800 американских долларов. Часть его будет использована государством, но тоже в интересах народа. Она пойдёт на нужды просвещения, развития науки и некоторого укрепления национальной обороны. Но большая часть будет израсходована на улучшение жизни народа, повышение его культурного уровня. Социализм отличается от капитализма тем, что при нём все живут зажиточно и нет поляризации.
   В Китае после разгрома "четвёрки" появилось идейное течение, которое мы называем буржуазной либерализацией. Оно преклоняется перед "демократией" и "свободой" западных капиталистических стран и отрицает социализм. А это недопустимо. Для того чтобы осуществить модернизацию, Китаю совсем не нужна либерализация. Он ни в коем случае не пойдёт по пути западного капитализма. Против лиц, которые занимаются буржуазной либерализацией и нарушают уголовные законы, нельзя не применять строгие меры. Ибо они делают не что иное, как широко излагает свои взгляды, широко высказывают свои мнения, широко вывешивают "дацзыбао" и выпускают нелегальные издания. А это фактически означает смуту и воплощает в себе тот стиль, который остался от "культурной революции". Нельзя давать подниматься этому ветру. Для того чтобы Китай мог твёрдо держаться социалистического строя, развивать социалистическую экономику и осуществлять четыре модернизации, ему нужны как великие идеалы, так и дисциплина. В условиях неустойчивой обстановки, политической смуты и нестабильности нельзя заниматься социалистическим строительством.
    3-й пленум ЦК КПК 11-го созыва решил проводить политику расширения внешних сношений и в то же время потребовал покончить с поветрием на либерализацию. Это два взаимосвязанных вопроса. Если не положить конец этому поветрю, то нельзя будет проводить политику расширения внешних сношений. Взгляды либерализации есть и теперь. Они имеются не только в обществе, но и у нас в компартии. Осуществление четырех модернизаций и политики расширения сношений исключает буржуазную либерализацию. Развитие идейного течения либерализации подорвёт наше дело. Короче говоря, у нас одна цель - создать стабильную политическую обстановку. Без такой обстановки ни о чём другом не может быть и речи. Хорошее управление государством - тот главный принцип, которому должен подчиняться целый ряд второстепенных принципов. Второстепенные принципы, наверное, тоже верны, но без этого общего принципа никак нельзя.
   В 1980 году Всекитайские собрание народных представителей приняло специальное решение об отмене "широкого высказывания мнений, широкого изложения взглядов, широких дискуссий и широкого вывешивания дацзыбао". Поклонники же западной "демократии" так или иначе стараются возродить эти "четыре широко". Наученный горьким опытом десятилетней "культурной революции", Китай не может возвращаться к старой практике.
   II) Мы наказали по закону несколько человек. Они фактически занимались либерализацией и нарушили при этом уголовные законы. Заниматься у нас в стране буржуазной либерализацией - значит идти по капиталистическому пути и срывать объединение. Не объединение континента и Тайваня, а объединение на самом континенте. Буржуазная либерализация вызовет смуту внутри нашего общества, сделает его нестабильным, а тогда не удастся никакое строительство. Для нас это самый существенный и принципиальный вопрос.
   Вы по-своему смотрите на наказание этих людей. Вы задаёте вопрос только с точки зрения прав человека. А что такое права человека? Права какого числа людей? Большинства, меньшинства или всего народа? Права человека в понимании западного мира и в нашем понимании - разные вещи. У нас другие взгляды".
   
 "Thank god, Россия – не Запад и не Восток, Россия – самобытна! В этом смысле страна „восходящего солнца“ — это Россия», а товарищи Сталина - это не банда четырёх лузеров... Значит я обречён на успех! - подумал преисполненный верой
 Джон Кларк, не забывая, что даже наука невозможна без веры. Под этим основоположник кибернетики и математической теории связи Норберт Винер (1884-1964) конечно не имел в виду, что "вера, от которой зависит наука, является по своей природе религиозной или влечет за собой принятие каких-либо догм обычных религиозных верований, однако без веры, что природа подчинена законам, не может быть никакой науки. Невозможно доказательство того, что природа подчинена законам, ибо все мы знаем, что мир со следующего момента может уподобиться игре в крокет из книги “Алиса в стране чудес”, где шарами служили живые ёжики...

   И Кларк решил отступить! Отступить под хруст «года великого перелома»
до рубежей ХII годовщины Октября, где с красных трибун великий диалектик Йосиф Сталин говорил: "Партия сумела целесообразно использовать наше отступление на первых стадиях новой экономической политики для того, чтобы потом, на последующих ее стадиях, организовать перелом и повести успешное наступление на капиталистические элементы. Мы сейчас отступаем, как бы отступаем назад, но мы это делаем, чтобы сначала отступить, а потом разбежаться и сильнее прыгнуть вперед. Только под одним этим условием мы отступили назад в проведении нашей новой экономической политики… чтобы после отступления начать упорнейшее наступление вперед!"

   И Кларк, двигаясь в автобусе вперёд, как бы отступал в намерениях перейти к более успешному наступлению на социализм!  И чем ближе был Кларк к эпицентру "великого перелома", тем отчётливее он слышал бодрое выступление русского психиатра, публициста, профессора Киевского университета Святого Владимира, почётного члена Киевской духовной академии Ивана Алексеевича Сикорского (1842-1919).
   На общем собрании Киевского Клуба Русских Националистов (ККРН) Сикорский выступал с докладом  на очень важную тему «О психологических основах национализма» (1910).

"Нравственная сила, духовная мощь, психическая энергия представляют собой важнейший элемент в народной и международной жизни человечества. - Расскручивал лопости национальных чувств Сикорский. - Значение этого элемента стали оценивать практически и научно лишь с недавнего времени, и значение это оказывается чрезвычайно большим, а самый элемент обещает быть в своем развитии безгранично плодотворным... Не только человек показывает свою духовную силу, когда это необходимо, но более развитые и умные животные делают то же: они также стараются заменить физическую силу духовной мощью. Английский архиепископ Гибер, путешествовавший из Индии в Европу на пароходе, на котором также везли слона для большого лондонского зверинца, познакомился с этим животным и оценил его духовные качества. Когда слона выгружали, он ни за что не хотел идти по сходням на берег, и его кололи в чувствительные места тела острыми железными палочками, как это обыкновенно делается, и он принужден был повиноваться. Но на полпути сходня обломалась, и слон упал в воду. Это умное животное, у которого многие части мозга развиты так же хорошо, как и у человека, поняло сразу, что сходням не выдержать его грузного тела...

Националисты во всех странах – это такие люди, которые хотят показывать душевные качества и духовную мощь своего народа. Националисты не располагают физической силой, у них нет ни пушек, ни бомб; если они бывают сильны, то только духовной мощью. Они разыскивают эту мощь, стараются её развить, собрать воедино её части и этот цельный духовный образ стараются показывать другим...
   Легко понять, милостивые государи, почему те, которые враждебны русскому народу, нападают главным образом и всего более на его поэтов, писателей, учёных, на его великих людей и проч. Такие нападатели и хулители одушевлены не чувством антипатии (она дозволительна и законна!), но чувством гнева, презрения и другими низменными страстями. Приведём несколько таких примеров, так как они более, нежели что-либо другое, должны быть предметом ведения националистов. Эти типические гневные нападки представляют собой авангардные выступления и обнаруживают мысли и цели тех, для которых существование великодушного и мирного слона восточной Европы является чем-то вроде острого ножа в сердце. Вот одно из таких выступлений. Это стихотворение, помещенное в одной из газет и озаглавленное: «На мотив Лермонтова».
   Мы приводим это стихотворение целиком:

       Скажи мне, банда черной сотни,
       Где родилась ты, где цвела?
       Каких задворков, подворотни
       Ты первой гордостью была?
       Поведай, чьею волей злою
       Ты даже в Думу заползла?
       Тому ли Грингмут был виною.
       Иль в Крушеване корень зла?
       Иль вражьей рати лучший воин
       Честной отец Илиодор
       Нашёл, что злобы дух достоин
       Представлен в Думе быть тобой?
       Нагайки свист, шипенье гада,
       Из-за угла наскок лихой, –
       Всё полно мерзости и смрада
       В тебе самой и под тобой.

       Все знают, конечно, чудное стихотворение Лермонтова «Ветка Палестины»:

       Скажи мне, Ветка Палестины,
       Где ты росла, где ты цвела?
       Каких холмов, какой долины
       Ты украшением была?

   Все также знают, что этот художественный перл вылился из души скорбного поэта в тот момент, когда ему предстояла вторая административная ссылка на Кавказ. Поэт скоро справился с личным горем, вызванным перспективой этой ссылки, но для него тяжка была мысль о страданиях близких ему, которым предстояла разлука с ним. И вот, объятый высокой альтруистической скорбью, поэт олицетворяет себя в «Ветке», а своих близких в «Пальме», от которой насильственно отторгается ветка: пред его художественным взором восстает картина возможной смерти друзей или близких людей. Это повергает поэта в глубочайшую печаль, и он, в тяжком томлении души, задает вопросы и ведет разговор с веткой:

       И Пальма та жива ль поныне?
       Или в разлуке безотрадной
       Она увяла, как и ты,
       И дольний прах ложится жадно
       На пожелтевшие листы?

Таковы были мысли и тревоги поэта! Для нас, русских, стала святыней каждая минута скорбной жизни поэта, вылившейся в звуках его поэзии. Друг и переводчик Лермонтова, немецкий поэт Боденштедт, называет всю поэзию нашего великого поэта «драгоценными слезами», которые, как выражается Боденштедт, служили Лермонтову утешением при жизни и создали неувядаемый венок славы по смерти. И, вот, в эти драгоценные слезы газетный кривляка дерзнул кощунственно обмакнуть своё нечистое перо, чтобы сводить счёты со своими политическими противниками. Когда дурной человек (какого только можно представить себе!) желает обидеть и оскорбить своего противника, он для этого оскорбляет и позорит его мать. Рифмоплет, о котором идет речь, сделал это со священной памятью великого русского человека. Все лучшие произведения Лермонтова, например, «Бородино», и произведения многих других поэтов стали мишенью для людей, которые исполнены гнева и презрения в отношении русского народа и нападают на всё священное для нас. Вдумайтесь: нападают не на наши недостатки, а на наши святыни.

Господа русские националисты! С той минуты, когда вы народились на свет как политическая партия, – злобные выступления, подобные приведенным сейчас, прекратились, как бы волшебством. Такова духовная сила национального знамени!
       У русских националистов и у представителей национализма других стран есть ещё один противник. Противником этим являются те бесчисленные люди, которые ежечасно, из глубины своих контор, воссылают мольбы ко Всевышнему, чтобы Он не уменьшил их барышей на международных займах. Эти благочестивые люди, не верящие в силу национальных идей, верят в силу золота. В последние 4–5 лет они прилагали все усилия к тому, чтобы силой золота зараз уменьшить нашу духовную мощь и увеличить проценты на свои капиталы.
   И те, и другие противники, оценивая по-своему явления жизни, не догадываются о великом значении духовной мощи. Игнорируя правду жизни, или её не понимая, они не понимают и того факта, что народы и царства держатся не силой физической и не силой денежной, но величием и мощью народного духа. Выше грубой силы оружия и выше коварной силы денег стоит великая психическая сила и великая биологическая правда, – ими определяется будущность важнейших мировых событий..."

   И в этой биологической правде мерещилась Кларку «Чёрная акула»... в виде вертолёта Ка-50, летящего над золотистыми полями пшеницы! И пыталась "акула", управляемая неведомой силой русского шамана, догнать узкого человека... И не мог Кларк найти объяснения увиденному; Было единственное предположение: кто-то призывал! И кто-то откликнулся... И казалось, что даже лидер общественного движения "Гражданский комитет" Артур Шлыков не мог бы сейчас попасть в сеть Джона КЛАРКА, как вдруг  Za биологической правдой Воронежа, Кларк увидел лицо до боли напоминающее писателя... Широкие губы писателя сужаясь шептали: "СТИВЕН КИНГ — КОРОЛЬ КНИЖНОГО РЫНКА В РОССИИ
Ох, Русь-матушка.
Широк русский человек. Сузить бы хоть чуть-чуть".

   И Кларк понял, что посыл писателя при правильном понимании как раз и заключался в унижении чести и достоинства по национальному призраку! Или признаку... как преклонение GoodkovA перед талантом Захара Прилепина, переживающего за широкость русского человека и высокие продажи книг короля ужасов.
    На острых зубах "чёрной акулы" появились кровавые куски продолговатого мозга... Кларк с нежностью вспомнил о McDonald’s!

   Фейерверком разноцветных искр разлетелся чёрный вертолет и уже чувствовал Джон Кларк волшебный запах двойного Биг Спешиал Комбо, как вдруг из пшеничных колосьев явился старец с посохом эльфов в крепких руках! Погладив седую бороду, глянул старец на Кларка глазами Льва Толстого и вкратце изложил "Основные черты современной эпохи"(1806), с такою глубИнной простотой русской души, что даже Иогану Готлибу Фихте с его классической философией такое черчение могло бы упростить жизнь... Только не русскому "патриотизму и правительству" (1900), как вскоре стал догадываться Кларк...
   "Вся история человечества с древнейших времен и до нашего времени - говорил старец с глазами Льва Толстого - может быть рассматриваема как движение сознания и отдельных людей и однородных совокупностей их от идей низших к идеям высшим...
    Каждый человек так же, как и отдельные однородные группы — народы, государства — всегда шли и идут по этим как бы ступеням идей. Одни части человечества идут вперед, другие далеко отстают, третьи, большинство, движутся в середине. Но все, на какой бы ступени они ни стояли, неизбежно и неудержимо движутся от низших идей к высшим. И всегда, в каждый данный момент, как отдельный человек, так и каждая однородная группа людей, передовая, средняя или задняя, находятся в трех различных отношениях к трем ступеням идей, среди которых движутся.
    И потому всякий человек и всякая однородная совокупность людей, на какой бы ступени они ни стояли, имея позади себя отжитые воспоминания о прошедшем и впереди идеалы будущего, — всегда находятся в процессе борьбы между отживающими идеями настоящего с входящими в жизнь идеями будущего. Совершается обыкновенно то, что, когда идея, бывшая полезною и даже необходимою в прошедшем, становится излишней, идея эта, после более или менее продолжительной борьбы, уступает место новой идее, бывшей прежде идеалом, становящейся идеей настоящего.
   Но бывает и так, что отжившая идея, уже замененная в сознании людей высшей идеей, такова, что удержание этой отжитой идеи выгодно для некоторых людей, имеющих наибольшее влияние в обществе. И тогда совершается то, что эта отжившая идея, несмотря на свое резкое противоречие всему изменившемуся в других отношениях строю жизни, продолжает влиять на людей и руководить их поступками. Такая задержка отжившей идеи всегда происходила и происходит в области религиозной. Причина этого та, что жрецы, выгодное положение которых связано с отжившей религиозной идеей, пользуясь своей властью, умышленно удерживают людей в отжившей идее.
   То же самое происходит и по тем же причинам в области государственной по отношению к идее патриотизма, на которой основывается всякая государственность. Люди, которым выгодно поддержание этой идеи, не имеющей уже никакого ни смысла, ни пользы, искусственно поддерживают ее. Обладая же могущественнейшими средствами влияния на людей, они всегда могут делать это.
   В этом представляется мне объяснение того странного противоречия, в котором находится отжившая идея патриотизма со всем противным ему складом идей, уже вошедших в наше время в сознание христианского мира..."

   Кларк слушал и наслаждался нектаром каждого слова, произносимого старцем, позабыв о двойном Биг Спешиале...

"Патриотизм, как чувство исключительной любви к своему народу и как учение о доблести жертвы своим спокойствием, имуществом и даже жизнью для защиты слабых от избиения и насилия врагов, — был высшей идеей того времени, когда всякий народ считал возможным и справедливым, для своего блага и могущества, подвергать избиению и грабежу людей другого народа; но уже около 2000 лет тому назад высшими представителями мудрости человечества начала сознаваться высшая идея братства людей, и идея эта, всё более и более входя в сознание, получила в наше время самые разнообразные осуществления. Благодаря облегчению средств сообщения, единству промышленности, торговли, искусств и знаний люди нашего времени до такой степени связаны между собою, что опасность завоеваний, убийств, насилий со стороны соседних народов уже совершенно исчезла, и все народы (народы, а не правительства) живут между собой в мирных, взаимно друг другу выгодных, дружеских торговых, промышленных, умственных сношениях, нарушать которые им нет никакого ни смысла, ни надобности. И потому, казалось бы, отжившее чувство патриотизма должно было бы как излишнее и несовместимое с вошедшим в жизнь сознанием братства людей разных народностей, всё более и более уничтожаться и совершенно исчезнуть. А между тем совершается обратное: вредное и отжитое чувство это не только продолжает существовать, но всё более и более разгорается..."

    Старец замолчал и неспеша зашагал вдоль пшеничного поля! И Кларку вдруг захотелось выскочить из автобуса... Подарить старцу шляпу Гэндальфа! Нет, дать Нобелевскую премию мира и шагать рядом с блаженной улыбкой на лице; и слышать в молчании старца боль 1904 года: Опять война. Опять никому не нужные, ничем не вызванные страдания, опять ложь, опять всеобщее одурение, озверение людей...
   Что же это такое? Во сне это или наяву? Совершается что-то такое, чего не должно, не может быть, — хочется верить, что это сон, и проснуться...
    Но нет, это не сон, а ужасная действительность...
   Совершается что-то непонятное и невозможное по своей жестокости, лживости и глупости.
    Русский царь, тот самый, который призывал все народы к миру, всенародно объявляет, что, несмотря на все заботы свои о сохранении дорогого его сердцу мира (заботы, выражавшиеся захватом чужих земель и усилением войск для защиты этих захваченных земель), он, вследствие нападения японцев, повелевает делать по отношению японцев то же, что начали делать японцы по отношению русских, т. е. убивать их; и объявляя об этом призыве к убийству, он поминает Бога, призывая Его благословение на самое ужасное в свете преступление. То же самое по отношению русских провозгласил японский император... "Одумайтесь!"

    Автобус тряхнуло на яме, превышающей все нормы дорожностроительного приличия. Блаженная улыбка слетела с лица Кларка и закружилась в пределах 12 апреля 2022 года, где на радио Комсомольской правды попыталась что-то сформулировать для себя в контексте танцующей совести, надеясь, что Джон Кларк оценит и уже не свернет со своего пути...
"Писатель и гуманист - это не равно и через дефис не должно писаться! Идеология пацифизма и гуманизма придумана европейцами во второй половине XX века и как позже выяснилось с сугубо личными целями. Потому что пацифизм - это товар для аборигенов. - Вальсируя со своею совестью, объяснял писатель  Прилепин. - Вот вы  должны быть все пацифистами, а мы уже коллективная Европа, коллективный Запад будем решать, где надо мы пацифисты, а где не надо - нет! Сами они могут в информационном пространстве одобрить любой конфликт с сотнями тысяч убитых, а вот российские писатели и все прочие литераторы, они должны быть пацифистами, должны приезжать и рассказывать, как там плохо на самом деле, если там Россия или кто-то другой, например Сирия или Китай воюют. Голливуд - мощнейшая информационная машина, работающая как пропаганда..."
  Счастливая совесть, перебирая ножками в кирзовых сапогах, говорила милитаристу: а "я как русский писатель, находящийся в контексте русской литературы, русской истории говорю: есть один из крупнейших идеологов русского либерализма - Чаад... Невз..."

   Кларк не успел разобрать... Однако, многое выстраивалось в торжественном порядке, как у английского писателя-реалиста, физика и химика Чарльза Перси Сноу (барон Сноу), который смешивая в колбах разноцветные жидкости, вспоминал как его с пристрастием "допрашивал один видный ученый: "Почему большинство писателей придерживаются воззрений, которые наверняка считались бы отсталыми и вышедшими из моды еще во времена Плантагенетов? Разве выдающиеся писатели XX века являются исключением из этого правила? Йитс, Паунд, Льюис - девять из десяти среди тех, кто определял общее звучание литературы в наше время, - разве они не показали себя политическими глупцами, и даже больше - политическими предателями? Разве их творчество не приблизило Освенцим?" И внимание Кларка соскочило на американского поэта, переводчика, литературного критика... (Конечно, Эзра Паунд (1885-1972) мечтал спасти мир... и поэтому во время Второй мировой войны вёл программы итальянского радио на английском языке, в том числе антиамериканского и антисемитского характера, поддерживал войну против СССР и критиковал внешнеполитический курс Франклина Рузвельта, призывая последнего перейти на сторону Третьего рейха.
    После отстранения от власти Муссолини в 1943 году Паунд оставался его сторонником, сопровождал его и в Республике Сало. 26 июля 1943 года вашингтонский суд признал Паунда виновным в государственной измене...) Неизменным оставалось одно:
Паунд всегда счи­тал Хемингуэя самым верным своим учеником. И это неудиви­тельно, потому что Хемингуэй научился у Паунда способности показывать вещи, не объясняя их...

   Конечно, и Кларк не забывал своего учителя "Игры..." Ведь именно благодаря Кнехту "...он не только получил общую картину методов и средств научного исторического исследования и первый опыт их применения, он, что гораздо больше открыл для себя, ощутил историю не как область знаний, а как действительность, как жизнь, а это значит - соответственно превращать, возводить в историю собственную, индивидуальную жизнь. Этому у просто учёного он научиться не смог бы..."

   Когда внимание Кларка вернулось на прежнее место, с социалистическим милитаристом уже кружился монархический империалист русский мыслитель-патриот, консервативный публицист, один из идеологов русского национального движения Михаил Осипович Меньшиков (1859-1918)! И был Меньшиков в эти славные 1909 минуты "Выше свободы", но мысли его, ударяясь об доклад киевского духовенства о свободе печати, звенели тревожно:  "Этот отныне знаменитый доклад -- первое за всю эпоху нашей революции мужественное выступление церкви, глубоко прочувствованное и касающееся самой смрадной язвы времени... - Долетело до Кларка. -  "Современная печать, -- говорит доклад, -- в значительной своей части, стала проводником мыслей противорелигиозных, противохристианских, противоцерковных, противогосударственных, противообщественных, безнравственных. Безбожие, кощунство и даже богохульство пропагандируются в ней открыто и безнаказно. Такая печать разлагает семью, общество и государство; она -- возбудительница и главная виновница революционных неистовств и всех тех ужасов, какие переживает несчастная родина наша последние годы. Опасность от такой печати неизмеримо велика, так как народ наш по своей простоте и совершенной политической незрелости не умеет разбираться в ней и верит всякому печатному слову, тем более что левая печать идет под знаменем народной свободы и сулит ему все, чем только можно увлечь и сбить с толку доверчивую темную массу... Столь же пагубно влияние этой печати и на учащуюся молодежь. Яд лжи, политического разврата, развращения и безбожия отравляет и уже отравил многих: высшая школа разложилась, средняя на пути к разложению. Грустно и страшно сказать: юноши, даже мальчики и девочки мнят себя спасителями отечества и для блага будто бы будущих поколений с браунингами и бомбами в руках разрушают общее благосостояние, являясь жестокими палачами и убийцами иначе мыслящих..."
   И Кларку захотелось, чтобы академик А. Н. Сахаров, получивший образование в Советском Союзе, где Григорий Плеханов объяснял прошлым и будущим "а la Крушеванам" значение "Симптоматических ошибок"... напечатал со всею серьёзностью в учебнике "История России"(2008) что-нибудь антисоветское, например: "Бросая бомбы, убивая кинжалом из-за угла, стреляяя из револьвера в одних, они хотели сделать счастливыми других. Эта "социальная философия" не имела ничего общего с христианством, утверждающим самоценность каждой человеческой жизни. Однако народники не испытывали раскаяния, они воспринимали собственные кровавые акты как народный ответ "самодержавной деспотии". Их отличала фанатическая ненависть к общественному устройству в России. Им не нужны были преобразования, они мечтали о крушении..."
    Скорость вращения Михаила Меньшикова увеличилась, увеличился и темп речи: "Многие - кончая Л.Н. Толстым - указывали на опасность книгопечатания, но на нашей памяти явилось новое великое изобретение, совершенно затмившее собою скромное дело Гутенберга. Явилось скоропечатание, которое возвысило все неблагоприятные последствия свободного слова в куб... Скоропечатание же, вместе с фабрикацией крайне плохой и потому дешевой бумаги, сделало публичное слово доступным всем, но тут вот и выступило роковое свойство масс. "Все" оказались в подавляющем большинстве ниже культуры, ниже выработанного культурой ума, ниже выработанной религией совести, ниже вкуса, выработанного аристократией вообще. С распространением грамотности тотчас создалась спертая умственная атмосфера. Если в древности имели право жизни лишь лучшие книги, называвшиеся священными, то теперь их тесный круг задавлен и засыпан, как Геркуланум и Помпея, неисчислимым множеством листов ежедневно извергаемой серой, смрадной и часто жгучей некультурной печати.
   Россия поставлена в этом смысле в наиболее опасное положение. В западных странах, где евреев сравнительно очень мало, печать еще не слишком развращена. Худшие люди, "чернь", и там вытесняют таланты и умы, но чернь на Западе все же несет на себе остатки древнего национального духа, то есть именно той культуры, которую выражали священные книги. Там есть сдержка, есть некоторая дисциплина, примиримая со свободой. У нас не то. У нас не только "значительная часть", как говорят киевские пастыри, но подавляющее большинство печати в руках опасного племени. Потерявшая национальное чутье бюрократия наша выронила из слабых рук своих ключ к власти -- проповедь моральных идей, и этим ключом живо воспользовались враждебные и чуждые нам элементы. Соединившись с отбросами русского общества, евреи создали ту самую преступную прессу, в которой киевское духовенство видит корень смуты. И действительно, в ней -- если не корень развившейся до сумасшествия озлобленности, то -- орошение этого корня..."  Исчезая, успел крикнуть Михаил Осипович.
    И, блуждая по интернету в предчувствии Великого Обнуления, Кларк продолжал орошать корень дерева, посаженного немецким христианским богословом Мартином Лютером и которое не забывал орошать Вольтер...