Сказки Зеркал - Надувалки

ГОРМОНЫ НЕ ТЕ



Самый радостный день в нашей жизни – это день, когда мы появляемся на свет. Самый печальный день наступает тогда, когда мы перерождаемся в нечто иное. Ещё хуже, если перерождаемся в самих себя. Для меня день перерождения выглядел, казалось бы, хуже некуда. Душная землистая синева покрывала пространство, лунные лучи старательно лезли вон из кожи, хохочущие ангелы, вкусив от шоколадного космоса, рассыпались на мелкие звёзды и взрывались ледяными бисеринками, а я сидел на древних руинах, пропитанных вековой пылью, и ждал, когда за мной придут. Первым отыскал меня на развалинах Васька-кот.
- Вот ты где загораешь, Филушка. – сказал он мне, протыкая насквозь оранжево-ленивым взглядом. – Я устал, как собака, пока тебя по всему свету искал. Подвинься-ка!
«Начинается сказка-неотвязка, очень не повезло мне с таким нахальным приятелем.» – невольно подумалось мне.
- Послушай, Василий. – строго сказал я вслух. – Во-первых, с этой минуты я ничего шаловливого затевать не намерен. Мне бы сейчас за полезное дело взяться – я любую работу колотить не прочь. Лишь бы меня вытащили отсюда, как говорится, на свободу с чистой совестью. А во-вторых, если правду сказать, то гормоны у меня нынче не те. Не такие, что были раньше, до моего перерождения. Не чувствую в себе плутовской жилки. Слямзил мои старые гормоны кто-то – понимаешь?
Васька-кот кротко посмотрел мне в глаза и искренне замурлыкал:
- Очень замечательно я тебя понимаю, Филушка: у тебя масса поводов погрустить. И ты не думай, пожалуйста, что вид здешних развалин мне безразличен или даже потешен: мол, так и надо, довыёживались, братцы-человечки, к этому всё и шло век за веком... Напротив, я страдаю не меньше твоего, ведь неумолимая поступь истории не только разрушила напрочь архитектурные крючки или там клумбы с геранью затоптала, но и всевозможные государственные постулаты раскурочила, лишая целую нацию оценочной стоимости подвигов отцов... А я же помню, Филушка, как всё прекрасно начиналось при Горбачёве, мечты-то какие были суетливые и непорочные – прости нас, Господи! – о свободомыслии мечтали, творческой инициативой грезили, повсеместным улучшением качества жизни... Филушка, я-то помню, как мы при советской власти жили, я-то в коммунальной квартире вырос: на холодильники замки вешали… и всё рано некоторые дотошные соседи супы из кастрюль воровали, котлеты со сковородок утягивали… Вот ведь, Филушка, насколько подло мы тогда жили!
- Прямо вот супы из кастрюль? – недоверчиво буркнул я.
- Щи с говядиной, Филушка, особенно любили воровать. В некоторых случаях и до последней косточки съедали, оставляли на дне кастрюли варёный лавровый лист. Изумительными хитростями выживания владел народ!.. А сейчас, при развалинах-то, что за жизнь наступила? Так себе, скука и досада!.. Какая-нибудь заржавелая молния шарахнет вдруг по небу, а за ней всё равно отыщется пустота и неопределённость.
Васька-кот без труда расковырял коготком лапы обгорелый кирпич и вздохнул.
- Ты, Филушка, одобришь мою оценку действительности?.. Мне лишь бы к тебе в доверие войти, как в прежние времена у нас с тобой было – я и теперь могу хорошенько постараться!.. Стаканчик винца жахнешь?
- Пить не буду, но оценку твою, пожалуй, одобряю. С оговорками, но это не важно.
- А вот теперь ещё скажи, будь добр: в чём, по-твоему, заключается идеальный смысл жизни?.. Можно ли его обрисовать в общих чертах?
- Это подло, Василий, задавать вопросы диалектического свойства человеку, который ещё и в себя хорошенько не пришёл.
- Ну, давай, тогда у кого-нибудь спросим про смысл жизни.
- Давай!
Мы живо оглянулись по сторонам, и, к своему изумлению, я приметил трёх мудрых дев, что сидели поодаль и вязали чулки.
- Это ты их с собой привёл? – спросил я у кота.
- Да ни в коем случае. – заверил меня кот. – Сразу видно, что местные.
- Тогда у них и спроси про смысл жизни. Больше, вроде, спрашивать не у кого.
- О, достопочтенные дамы! – церемонно раскланялся Васька-кот перед девами. – Не согласитесь ли вы разъяснить мне и моему понурому другу некоторую деталь бытия: в чём заключается смысл жизни?.. Мудрость ваша подобна мышеловке с пойманным зверьком – радостно всякому охотнику, кто узрит сие.
Три мудрые девы прекратили вязать, сняли очки и прислушались к велеречивости кота. Та дева, что сидела слева, протёрла стёкла очков пухленьким пальцем, обмоченным в слюне, и решилась отвечать.
- Скажу о том, во что сама верю – и зуб даю, что не навру. – вкусно зашамкала она. – Смысл жизни заключается в том, чтоб не увидеть невиданное. Ещё смысл жизни заключается в том, чтоб не быть способным увидеть то, чего вообще не может быть. А также смысл жизни заключается в том, чтоб тебя самого не стало видно, когда на это выйдет соответствующее распоряжение. Возьми и смойся с глаз.
- О, мудрая дева! – возликовал Васька-кот, а я восторженно прихлопнул в ладони. – Позор той земной власти, которая не примечала до сих пор столь дивной мудрости и не отсыпала ей от щедрот своих… А что нам скажет про смысл жизни та дева, что сидит справа?
Правая дева ловко натянула недовязанный чулок на руку, продемонстрировала все его огрехи и достоинства, навесила ценник и тут же продала. А нам сказала:
- Смысл жизни заключается в том, чтоб нищему, изгнанному с одной паперти, найти себе местечко на другой. А ещё смысл жизни заключается в том, чтоб быть нищим только там, где все до единого нищенствуют, дабы никто никому не завидовал, а ложился потихонечку в свой уголок и медленно издыхал.
- Помилуй нас, Боже! – невольно воскликнули я и кот, радуясь тому, что не обрели пока ни своей паперти, ни своего уголка.
- И ещё не помешало бы кастрировать всех, кто задаёт глупые вопросы о смысле жизни, но это уже моё личностное суждение. – брезгливо подёргала губами правая дева. – Я его никому не навязываю.
- Да-да, не навязывайте никому своё суждение. – мы с котом стыдливо засветились смородинно-чёрной краской и прикрыли лапками мужские причиндалы. – Умиляясь мудростью левой девы, мы и не думали о том, насколько впечатлит и огорошит нас правая. Ежели не само провидение глаголет её устами, то и нечего ждать путных слов от провидения. Но мы теперь намеренны услышать ваших речений, мудрая дева – та, что присела посерёдке. Услышим ли от вас: в чём заключается смысл жизни?
- Услышите. – с широченной зевотой прогнусавила мудрая дева и резво сморкнулась. – Мамаш ваших жалко, а так бы: хрен чего от меня добились!
Избавив нос от уцепившегося липкого крем-брюле, она вытерла пальцы об подол платья и заявила:
- Смысл жизни заключается в ящике с сухим песком для кота. Не поставишь в коридор такого ящика – весь дом зассыт падла, не продохнёшь!..
- Ай да Лукинична! – всплеснули руками прочие девы. – Биологичка бывшая, учительша, бьёт с плеча!!
- Теперь проваливайте отсюда вот сюда. – ткнула в земную дыру, рядом с собой, мудрая дева. – Там увидите свет в конце тоннеля и тёплый завтрак на кухне.
От развалин империи повеяло знобким холодком, с неба нежно закапало. Посвежело. Я и Васька-кот резво занырнули в дыру, промчались по узкому шершавому тоннелю, чтоб вылететь на поверхность сна вместе с грохочущим звоном будильника.
Ваша правда, пора вставать, завтракать и отправляться на работу. Чёрт с ними, с гормонами, других не будет.



ГРЕХ НА ДУШУ


Буду штуку шутейную сказывать, а вы знай себе слушайте. Не забудьте в конце «спасибо» сказать. А то попадаются иногда такие слушатели – морды воротят, перешёптываются. Мол, вздор все эти ваши сказочки, и негоже взрослым людям глупостями заниматься, и лучше бы ты, дядя, арифметику столбиками складывал.
Однако, я завсегда арифметике почтение оказываю, уважаю эмблему точности. Человеческой правде нужен абсолютный документ, и если бы я не использовал в своих трудах правдивой информации, то грош цена была бы мне. Я на веру ничего не принимаю, а всякому сведению оказываю должную проверку.
Вот, допустим, некий служащий банно-прачечного предприятия увидел на своём рабочем столе зелёных человечков в цветочных венчиках, и в течении получаса наблюдал за ними. Я бы охотно поверил данному человеку, если б он оставил дневник наблюдений за человечками или хотя бы несколько записей, передающих свежесть впечатлений. Но дневника нет, а есть сумятица слов и компиляция чувств: дескать, рожки пенёчками, брюшки пузатенькие и матовые телеэкранчики на задницах!.. Охотно допускаю матовые телеэкранчики и без идейных обоснований; верю, что технологический процесс у зелёных человечков успешно развивается, и нам, простым землянам, не грех у них поучиться. Уверен, что и ваучарная приватизация принесла каждому из зелёных человечков достаток и гордость за своё отечество; верю в это пламенно, сумбурно, с изумлением заглядывая в глуби вселенских загадок, но – и не могу поверить окончательно!.. Не могу принять на веру факт чужого умозрения, изнутри ропщу!.. Ведь этот же самый служащий банно-прачечного предприятия не далее, как месяц назад, вывел с пинками из парилки щетинистого клиента, что вылавливал в тазу русалок, которых никто, кроме него и не видел. Даже с ихтиологической станции специалист приезжал и ничего не выловил в тазу. Значиться, получается, что в русалок щетинистого клиента мы верить не желаем, а требуем, чтоб все убедились в существовании зелёных человечков?.. Так нельзя. Так в корне антинаучно.
Вот у меня всё не так. Обнародованные факты я сперва консолидирую, заставляю подтянуться к художественному воплощению, а уж затем сбрасываю на аудиторию и уповаю на её результативную доверчивость. А те персоналии, которые мне никогда не верят, те сами догадываются сколько от них прока. С гулькин *** от них прока.
Ну, а теперешняя моя штука вот про что будет. Слушайте внимательно.
Одна дамочка работала бухгалтером на скотобойне, много чего неприятного повидала в жизни и в Бога до сих не уверовала. А такое состояние ума, сами понимаете, может считаться вольнодумным и ерепенистым. Дожила она таким образом до старости. Даже до глубокой, можно сказать. Стукнуло ей восемьдесят годков. Говорит, что царя помнит.
Ну, а соседи её – как у нас и всегда водится – люди сердобольные и пронзительные: сам погибай, а товарища выручай!.. Они дамочку к книжному шкафу завлекли и пальцами по пыльным корешкам поводили.
- Вы, – с ласковой грустинкой спрашивают. – Капитолина Ильинична, хоть какой-нибудь богобоязненностью отличаетесь или коммунистического реванша в стране ожидаете?..
- А я, – по-старушечьи умильно рисуется Капитолина Ильинична. – уже ничего не ожидаю. Я теперь и рада бы религиозным комфортом обзавестись, да не знаю как.
- А нет проблем. – ластятся соседи, ладошками по притопкам прихлопывают. – Мы вам дадим почитать библию с третьей полки, а вы завтра нам расскажите, чего интересного вычитали. Если что не поняли, так разъясним.
И зять ейный в ухо подзуживает, соколик:
- Берите, Капитолина Ильинична, ознакомляйтесь. А то вдруг завтра помрёте и придётся вас хоронить не в воцерковлённом виде. Грех на душу.
Ну, дамочка перепугалась и взяла почитать. А книжка ей тяжёлая досталась, страниц всяко больше положенного. Может, случайно так получилось: в типографиях-то тоже люди работают, а от ошибок никто не застрахован. Может, два раза одно и тоже напечатали. Правда, Бог, как всегда, в начале сотворил небо.
- О как? – сразу подивилась Капитолина Ильинична.
Чтение пошло у ней неспеша, торовато: упадёт бусинкой в мешочек и перетряхивается. Попробуй-ка скоро разберись со всеми тамошними Авраамами и Исааками.
- Экая завируха. – опечалилась Капитолина Ильинична. – Иному бы и плодовитость в укор не ставила (рожай, дескать, Авраам Исаака), иного бы и вознаградила юмористической прибауткой, но жизнь диктует свои законы, а в контексте воспитания души, эта расточительность семенного фонда крайне нелогична. Зятю скажу: мозги мои, чай, не девичьи, запутываются в подсознание – вам вовек не распутать!..
А зять тут как тут:
- Чем недовольны, Капитолина Ильинична?
- Да вот, – говорит дамочка. – эволюционная теория Дарвина почему-то здесь умещается в шесть дней. Из жабы ныряет сразу в Авраама с Исааком. Стрёмно как-то.
- Это вы полученную информацию недостаточно активно перерабатываете – вот в чём типичная беда, Капитолина Ильинична, вас и ваших единомышленников. В книжке сей отражено причинно-законсервированное время, и вам надо бы тут открывашечкой или специальным ножичком поусердствовать. Моё вам почтение.
Открывашечкой бы не плохо. На это дело у нас умение имеется. Много всякого добра дамочка законсервировала за свою жизнь – и перцы с томатами, и компоты сливовые – продукция богатая витаминами и клетчаткой!.. Попадись среди библейских Авраамов спелые сливы – она бы и их бы законсервировала разом, хотя бы по трёхлитровые банкам.
Тут ведь вот о чём необходимо сказать. Вот в чём ошибка некоторых молодых домохозяек?.. А в том, что они для компотов выбирают сливы мягонькие, битые, дескать, такие слаще будут. Но в компотной сладости должна быть элегантная кислинка, и потому сливы следует брать чуть-чуть только спелые!.. Всё это Капитолина Ильинична зятю и выложила. А зять вроде и не понимает ничего.
- Ваши, – говорит. – компоты сварены для внешнего эффекта, а во внутренний мир индивидуума они не проникают. Быт вас заел, извиняюсь, Капитолина Ильинична. Вы в иной день из кладовки не вылезаете!..
- Всё-то ты, мой зять, перечишь мне и перечишь! – сердится дамочка.
А у зятя своя незабвенная мамаша имелась, карамельку сосала. Как услышала родственные склоки, так возмутилась по полному своему родительскому праву, прибежала в комнату Капитолины Ильиничны и карамельку зубами нечаянно стиснула. Карамельке деваться некуда – продукт сертифицирован – скукожилась жёлтой липухой и склеила челюсти накрепко.
- Мыгмым-хмыгмым! – говорит мама зятя. Вернее, хочет сказать, но не получается.
- Маменька, вы обычно лапидарны в своих устных измышлениях, что же сейчас чепуху несёте? – спрашивает зять.
А мамаша как не старается, а рта раскупорить сил нет. Надо ждать пока карамельная липуха от слюны растает. А ждать некогда. Принялась руками задорно махать да мычать ртом: вроде как дискутирует с Капитолиной Ильиничной. Наставляет на истинный путь.
- Мыгмым-хмыгмым, мол, Капитолина Ильинична!..
- Мамаша-то на юрфаке значок отличницы имела. – хвастает зять. – Ну-ка, ещё разок пропесочь её, мамаша!
- Мыгмым-хмыгмым!..
В принципе понятно, что мамаша либо корень проблемы вырывает, либо элементы счастья узнаёт в семейной перепалке, сопоставляя их всё с теми же достославными Авраамами и Исааками. В принципе всё с ними давно понятно, но на одних антикварных междометиях теорию любви к ближнему не построишь.
- Нет, я знаю, что ловки вы с зятем паутины плести. – хмурится наша дамочка. – Однако божественной веры во мне это всё не прибавляет.
А тут пришёл поп из соседнего подъезда и принялся за увещание:
- Гражданочка, вот вы нам говорите про завируху, про то, что соображения не хватает на эволюцию видов. Да разве на этакое соображение надеяться можно?.. Надеяться можно лишь на факт, что если сама себя дурой не обзовёшь, то другой, глядишь, и не приметит.
- Это вы про «дуру» в каком определении? – насторожилась Капитолина Ильинична.
- Да в житейском, гражданочка. Лучше покаяться, чем просто так себя и других мучить.
- То есть, получается, что итог моего атеизма укладывается в некую «дуру», а с дураками у вас разговор не особо приятный, любезный батюшка?
Поп подумал, чего ему такого Капитолина Ильинична наговорила и решил больше ей не перечить. Решил со всем соглашаться. Чего-то нерегулируемое он почуял в Капитолине Ильиничне.
- Да, так и есть, гражданочка, так всё и есть.
- Получается, что Авраамы и Исааки груз истории наполняют, а я мимо груза на извозчичьей пролётке шныряю?
- Так и есть, гражданочка, дерзи дальше.
Капитолина Ильинична сей момент сходила на кухню, взяла большой черпак и говорит:
- Идите-ка вы отсюда, батюшка, а то тресну черпаком.
Поп в своих религиозных скитаниях всяких иродов повидал, но с черпаком на него ещё никто не кидался. Как-то даже и не верится.
- Тресни, тресни! – смеётся себе на здоровье. – Всё лучшее в человеке начинается со следования догматике.
А Капитолина Ильинична размахнулась и треснула. Звон хороший полился по спирали. Все соседи из дверей головы повысовывали: кому так вдарили?.. А попу хоть бы хны. Он не из тех деятелей, которые на третьих петухах не стушёвываются.
Достал жабу из кармана, говорит:
- Лови жабу!! Мыгмым-хмыгмым!!
Капитолина Ильинична сразу на улов бросилась: хвать жабу черпаком!.. Но не поймалась жаба. С секретом оказалась жаба: попам специально таких в поповских академиях выдают. Занырнула в рот Капитолине Ильиничне и опустилась на брюхо.
Капитолина Ильинична в расстройстве черпак из рук выронила, а сама грохнулась на пол. Подумала, что стара она стала для таких весёлых игр с земноводными, и померла.
- Вот, а отпевать тебя черти на том свете будут. – позлорадствовал поп. – Жабу проглотила, эх ты!..
И все соседи сразу собрались, смотрят на нашу дамочку «Эх ты! – сердито проговаривают. – Взяла да жабу проглотила!..»  Ангелы прилетели, две штуки. Хотели всю честную компанию забрать, да по документам выходила только одна Капитолина Ильинична. А документ – дело святое. Одну Капитолину Ильиничну и забрали.
И мамаша зятя тут говорит наконец-то человечьим языком:
- У меня просто нет слов!.. До того, – говорит. – это всё слишком удивительно!..
Вот такой приключился конец у моей истории!.. Попробуйте только обозвать её дурацкой!.. Возьмите-ка грех на душу.



ЧЁРТОВО ЗОЛОТИШКО


В некотором царстве, в некотором государстве дело было. Кушал один мужик тарелку борща, уминал за обе щеки. Капуста да свёкла – очень даже вкусно для простого работяги; а кому невкусно – к тому мы не в претензии. Тому мы на выход в дверь показать можем. Иди и жри, что на улице найдёшь. А мы преспокойненько ещё борща навернём тарелочку. А потом ещё попросим. Целую кастрюля бабка наварила.
Вот, значит, наш мужик кушает. Поработал спозаранку в поле, умаялся седьмой водой на киселе, угомонился от трудов праведных и за тарелку борща принялся. Пока за первую.
А тут по крыльцу топот этакий небывалый загарцевал – кирзовыми сапогами, наверное, затоптали добрые люди – и дверь вдруг отворилась сама собой. Значит, та самая дверь, которая в избу запускает. Мужик-то в избе борщ кушает, а дверь избяная вдруг распахивается настежь. Разобрались?
И заваливаются в избу некие добрые люди, и точно: все в сапогах!.. Вроде бы люди дворянского звания, мудрёного понимания. Без кимвалов бряцающих – и то слава Богу.
Они и говорят мужику. После того, как в избу-то завалились.
- Мужик! – говорят. – Случилась такая государственная нужда у русского царя, что он к тебе в гости едет. Хочет, дескать, в баньке попариться. Из кареты-то вывалился под Тобольском – запачкался.
Мужик слушает и не понимает: про какого царя ему добрые люди толкуют?.. Надысь всем селом на выборы ходили, за депутатов галочки ставили, и никто их них царя не обещал. И до Тобольска отсюда тыща вёрст, если напрямик ехать, через тайгу.
Но мужик, конечно, перекрестился:
- Если такое событие приключилось, – говорит. – то надо бы царя привечать чем Бог послал. Человек он, надеюсь, занятой – не загостится до полуночи.
- Нет, наш царь на руку скор и неугомонен. – посмеиваются те. Которые в сапогах.
Мужик баньку истопил, чистых полотенец из жакета смастерил, макарон с тушёнкой сварил. Вина бутылочку на стол брякнул – хороша бормотуха, полусухого сорта. Если, конечно, лабазник Абрашка не соврал. Этакое угощеньеце для царя на славу получилось, что иные хозяева от зависти бы и хвосты поджали. Бланманже да бланманже у них на всякий день – скукота.
- Веничком-то берёзовым царю по заду нахлестаю! Ох и попаримся от души! – подкидывает мужик угольков в банной кочегарке. Температура поднимается ажно до плюс семидесяти. Да-да, по Цельсию.
Час прошёл, другой, а царя и в помине нет. Мужик сколько не выглядывал в окошко, а ничего приметного не высмотрел. Из Тобольска тоже не позвонили, никаких гарантий не дали. А вдруг всё и выяснилось совершенно точно. Оказалось, что они пошутили над мужиком спьяну. Господа-то в сапогах. Дворяне-то. У них для шутейных хмарей в самый раз мозги исковерканы, спасу нет.
- Дурень ты. – говорят мужику. – Одно слово: крестьянин!..  Нет, дескать, никакого царя в наше время. На всей замечаемой матушке-земле нет, кранты им настали.
- Вона как. – кручинится мужик.
- На марсе-звезде, сказывают, один царь спрятался: так получается, что он теперича не нашенский, он теперь эмигрантом получается и отщепенцем – в душу его мать!..
- Вона как. – опять кручинится мужик.
- Так и вона. – говорят. – С марса-звезды, посчитай, и земли нашей хорошенько не видно: одна муть воздушного аспекта. Как они там, на марсе, без русской бани обходятся?.. Загадка, достойная ума Циолковского. Трындец.
Посмеялись над мужиком дворяне, поехали дальше развлекаться. В борделе-то здешнем давно девки причепуриваются. Мумусики-мяусики. А к мужику в гости так никто и не приехал.  Борщ в кастрюле прокис, пока мужик царя ждал. В баньке клопы оживились: не-е, говорят, уже поджидай теперича царя с того света!! только сказки заливать!!
Ну и говорит он своей бабке. Мужик-то:
- Баба, а баба! Это свыше задумано так, чтоб настроение людям портить, а?
- Не знаю, – говорит бабка. – я не здешняя.
Ладно коли так.
- Да борщ, нате-ка! Борщ-то прокис! – возмущается мужик с крупным недовольством. – Чем бы питаться тогда трудовому народу, когда всё на свете прокисает?
- Не знаю. – говорит бабка. – В данном случае, я выступаю, как производитель продукта, а следить мне за ним некогда.
- И-и-и. – мужик укоризненно на бабку втемяшился. – Толста в теле, а ума-то в голове нет, однако.
- Значит, так и жить будем. Крепко и по-семейному.
А кушать мужику всё равно хочется. Борщ прокис, бормотуха испарилась неизвестно куда, макароны ещё дворяне сожрать успели. А субсидий доходных в кошельке у мужика не наблюдается. И оптический обман плохо пережёвывается. Тяга к воображаемой еде есть, а сытости нет.
- Ты, баба, – от излишнего упрямства мужик у бабки просит. – стол бы заново накрыла. Осталась еда в доме-то?
- Не ленись, залазь в погреб и погляди.
Попытка не пытка.
Заглянул мужик в погреб, а там, знаете, шухер какой-то клубящейся наведён, беспорядок, что ли, какой. Вокруг банки с ежевичным киселём вдребезги, вобла в простокваше плавает. Тут же огуречные кадушки одышкой щерятся, а посреди осколков с щепками лежит сундук дубовый. Знатный такой сундук и крепкий, золотом доверху набитый. Крышка-то распахнута приветливо: загляни, мол, дружок!.. Золотые слитки, весом килограммов по пять.
- Однако, – говорит мужик. – мечты сбываются. Хоть пляши во всю.
Такая вот пляска. Только мудями тряска.
- Теперь я сам запросто могу царём стать. – мужик сундук щупло огладил. – Иван Васильевич, дескать, меняет профессию.
А сундук, знай себе, помалкивает. Ни «бе» ни «ме» ни «кукареку». Откуда взялся?.. Чей навязчивый волюнтаризм воплощает?.. Нет ясности.
Ну, а баба – знамо баба, и характер у бабы бабий. Шепчет мужику этак вредно, как только бабы шептать умеют:
- Смотри, муженёк, счастья-то нам сколько привалило! Давай никому про сундук не скажем, дочиста заныкаем!.. С женской-то расчётливостью не поспоришь.
- Куда тебе столько золота-то, дурында старая? – посмеивается мужик. – Бананы, что ли, будешь кушать по скоромным дням? С ананасами-то кокосовыми, хе-хе?..
Тыды-сюды да растуды, лишь бы не в постный день.
- Ох, и дурень ты, мученье мне с тобой! – жилится баба.
- Дурак – он в дураках, а я в поддёвке и в лаптях!
- Кто лаптём хвалится, сам так и называется!
- Ругать да обзывать – не в пачпорт прописать!
- На бумаге – Иван, а по жизни – болван!
- Был бы балаган – сгодится и болван!..
И, пока эти двое любящих сердец друг с другом препирались да перефыркивались, самовар со стола скувырнулся: шлёп, шлёп, значит!.. по полу покатился, пузо намял и в погребок занырнул. И тут взрыв грохнул клубом вверх, извёстки со стен накатило жирным усугублением, а сундук с золотом как сквозь землю провалился. Пропал совсем.
- Как пропал??
Да так пропал. Нет сундука в погребе, как у иных побирух нет благодетелей.
Мужик да баба глаза трут:
- Сон нешто снился? Господа присяжные заседатели?..
Может быть, конечно, и сон… почему бы не сон… конечно… конюшня!..
Да только на следующий день, знаете, мужик у себя в огороде яму взялся копать. Агрономической фантазией мелькнул с утра пораньше и за лопату взялся. В молодости-то силосные ямы в техникуме изучал, а тут: дай, думает, и себе такую вырою.
- Колхоз «Заветы Ильича»! – кричат ему с улицы приятели. – Айда с нами карася ловить!..
- Леща бы вам конкретно по мозгам споймать. – бурчит. – Тунеядцы, блин!!
Копает и копает, значит. Пот льётся ручьём. А вдруг он чего-то задумался, чего-то запел себе национальное под нос, зачем-то в глубину ямы полез. А там земля уже не обычного червячно-чёрного цвета, а с каким-то золотым отливом. Вот.
Принялся он шарить ладонью по днищу ямы и вдруг нашарил что-то твёрдое.
- Чего там такое твёрдое? – удивляется мужик. В первый раз с ним, на огороде, такая оказия случилась. Манишку заляпал, неряха. – Не пойму всё, чего такое твёрдое.
Твёрдое и твёрдое. Может, открылась вспухлина земная – лекаря бы позвать. Ситуация-то деликатная.
Потыкал туда немного лопатой, поразбросал ещё земельки гору и вдруг прикипелся всей душой: видит, что это давешний сундук с золотом!.. Ишь ты, в яму из погребка перебрался: думал, хитрец, что мужик по ямам не фурычит. Хитёр бобёр.
- Не мерещится ли мне всё заново? – пригорюнился мужик. – Не уснул ли я вдруг, притомившись внезапно?..
Мужик сам себя проверяет: сон – не сон? За руку ущипнул, за ухо дёрнул, поболел чуток.
- Однако, не сплю.
А баба евонная – ну и есть бабская баба – опять двадцать пять:
- Сундучок-то давай вытащим поскорей, да золото из него перепрячем. На прокорм пока оставим пару миллионов, чтоб настроение поднять. Я тут в мебельном лабазе кухонный гарнитур приметила – надо купить. Сервант там да всякое такое.
Мещанка.
- Чего трясёшься, будто гривенник в полтиннике? – шипит мужик. – Осмотрись лучше по сторонам: никто за нами не подглядывает?
А за ними как раз слепая соседка подглядывала. Ловко у ней это дело получалось, восьмое чудо света. Глазами-то ей и зги не видно, но дополнительными чувствами весь здешний мир определяла: где чего унюхает, где про что услышит, куда вдруг лбом уткнётся!
И говорит соседка-то слепая:
- Чего это вы там выкопали, любезные соседи? Дайте пощупать.
- А ничего не выкопали. – врёт мужик запросто. – Просто вот агрономию продолжаем изучать: красиво жить не запретишь.
- То дело. Чтоб урожай хороший был, чтоб пощупать чего было.
- Чтоб урожай хороший был – об чём и речь. – заплёл мужик ахинею. – Из всякого полезного знания фикция должна вовремя изыматься. Вот у нас фасоль за изгородью выросла: ешь – не хочу.
- Не хочу, не хочу, спасибо. – благодарит соседка. – А я от яблок урожаю дожидаюсь, капуста тоже на пяти грядках растёт.
- И без агрономии? – дивится мужик.
- Всё по милости природной, куда нам.
- Ну, значит сорта ранние. А картофель?
- Вот гляньте, Иван Васильевич, с этого куста ведро накопаю. Ведро-то чует совокупление: ишь глазки притупило!..
- А ведь это всё благодаря нашим трудам праведным. Без труда, как говориться, не выловишь и рыбку из пруда.
- Баклажаны у меня замечательно растут, огурцы, томаты…
- Рад очень за вас. В самом-то деле.
- Чебуреков посадила в теплицу. Вроде корни пустили.
- Ась?..
Ну, вроде бы зубы друг другу заговорили. А в сию пору бабка-то мужика (а мы про неё ненадолго и позабыли совсем) слиток золотой на зуб попробовала: вдруг фальшивый!.. Попробовала и половину сразу откусила. Как батончик шоколадный.
- Обманули!!! – орёт благим матом. – Напичкали сундук дерьмом собачьим!..
Мужик срочно к яме подбежал, чтоб убедиться наличию в сундуке дерьма собачьего. Смотрит, а ямы вовсе и нет никакой. Гладь эмалированная. Прямо в центре огорода.
- Кто с нами каверзы-то крутит, попадись только?! – злится мужик.
Кто… да уж не Федот-косой рот… у Федота по чужим запазухам работа…
Понурились мужик с бабкой и ушли в избу. На диван уселись, телевизор включили – хоть чего-то потешного да расфранчённого имеется в доме. Соседку матерным словом помянули.
А телевизерные деятели всё лопочут чего-то попусту: тырк-тырк!.. ширк-ширк!.. Быстро тараторят чего-то, ни одну новость не разберёшь толком. Ага, вот и прогноз погоды: ветер, говорят, дует северный, дождь местами кратковременный, а температура воздуха зело сомнительна, поскольку все наши температурные приборы поворовали. И опять: тырк-тырк!.. ширк-ширк!.. Кино какое-то показали. Поубивали там, что ли, всех бандитов или бандиты всех поубивали, но в конце фильма мелкими буковками написали: фильм снят на плёнку шосткинского производственного объединения. Ну, значит, всех тех поубивали, надо думать, кто температурные приборы поворовал!.. Ох, народ!! ох, народ!!
- Ладно, бабка. – мужик-то говорит. – Напрасных мечтаний мы сегодня вдоволь намечтали, а не пора ли нам баиньки?
А бабка уж и храпит во всю.
- Ай да подруга дней моих суровых! – зафуфыкал весело мужик. – Я ей говорю, чтоб баиньки укладываться, а она уж храпит вовсю, в зефирах с волостным писарем по стогам скачет.
Вот тебе и раз.
- Хр-р-р да хр-р-р! – бабка во сне баянит.
А тем же вечером, на полатях, слепая соседка тормошит своего:
- Вот, дескать, дорогой мой Павел Иосифович, люди не ленятся и клады на огородах ищут. А ты, бестолочь, всё на учебниках по артиллерии застрял, на генерала хочешь выучиться. Глаза б мои тебя не видели.
А тот:
- Цыц, дескать! А то вожжами стегану пару разков!
Да чего с них взять-то? бабьё!..
Вот на следующий день выплеснуло из утреннего облачка дождиком чинным – подлизухой-то этаким – и заморосило до поздних сумерек. Конечно, приятный пошёл себе дождичек, грех жаловаться: мягкими каплями лупил по серым мужицким носам, обмывал щекастые рожи чище некуда, под кацавейки через воротники заползал и пощекотывал холодинкой. Ушлёпок этакий.
Тихо и просто стало на сельских улочках, как будто всё плохое на белом свете образумилось и кончилось. Вот только ворон столетний промок до нитки – хмарь из себя корчит. «Эхь, жизнь-тельняшечка, соловей-пташечка! Сидит ворон на дубу;, щиплет ворон бороду;, борода до самых звёзд – кончик месяца примёрз!..» Умора, право ведь!
А наш мужик бездельником никогда не славился, с малых лет к трудовым подвигам приучался. Бывало, папаня евонный в кабак весело гарцует, чтоб добродетель сыскать в компании славных друзей, а сынок уж который час по полю плугом елозит, общинный уклад осеменяет. Папаня-то, старики рассказывают, в пивном омуте и потонул с головой, а сын при трудах праведных не нажил палат каменных, но всеобщим уважением пользуется.
- Как там оно – ваше ничего? – бывалоча с морга звонят ему, интересуются.
- Нормалёк всё. – отвечает. – Щепки летят… Вот от работы кони сдохли – вам кони не нужны?
- Не, – говорят. – сами от безделья скоро заигогочем!..
- Ваше право. – говорит. – Я в чужие нюансы жизни не вмешиваюсь.
Ну, а тут наш мужик полез на чердак, чтоб какой-нибудь жестянкой залатать кусок крыши. Давно, знаете, крыша починки требует. Собственно, и крыши-то, как таковой, уж лет пять не было: дуршлагом иллюминировала и на ветру колыхалась.
- Я, – бабка-то постоянно мужику говорит, на мозоль давит. – догадываюсь, отчего у меня простудные заболевания не проходят. Это, – говорит. – верно оттого, что сверху капает.
- Как пить дать. – говорит мужик.
Вот. Тут он на чердак залез, желая крепко потрудиться, и прицелился жестянкой к нужной перекладине. Да чуть не гикнулся со страху. Увидел, что сидит в уголке чердака страшный чертяка с зубами наторелыми да глазами краснющими. Сидит и всё эдак крутится-вертится, кривляется!.. Весьма прохиндейского состава существо. Ну, и адского пламени немного, позади рогов, поблёскивает.
- Здравствуй, мужик. – говорит чёрт, вроде как изъясняется смехуёчками. – Давно тут сижу, тебя жду. А мне ведь ждать некогда, у меня дел выше крыши. Я ведь никто иной, как чертячий царь.
Ага, так и поверили тебе. В твои бесовские гравитационные коллапсы. Даже, проще сказать, кульбиты.
- Никогда не думал, что чертячие цари у меня на чердаке обитают. – сказал мужик, лоб морщинками зажевал. – Надо завтра священника вызвать, пусть святой водой ещё разок всё окропит.
- До завтра ещё дожить надо. – ершится весельем чертяка, копытцами канканы вышибает.
Шёрстка на чертяке заношенная и дырявая, плешь с оснасткой под рогами буйствует, и лыбится чертяка ажно цельная ракалия. С таким ухо держи востро.
И видит мужик дальше: а сидит чертяка на сундуке с золотом, на том самом сундуке, что сначала в погребе лежал, а затем в огородной яме каверзничал. Оказывается, что это чертячий сундук был. Значит, судьба такая выпала чёрту, чтоб золотом распоряжаться!..
- Оробел? – чертяка перед мужиком кривляется.
- Как не оробеть. – маленько щурится мужик. – Однако, чудишь всё без спросу, рогатый.
- Рогатый – не пархатый, и дело своё знатно исполняю. Прошу, как говорится, любить и жаловать.
- А вот жестянкой по хребтине я тебя и пожалую. Не заскорузишься?
- Ты чего, Иван Васильевич?.. Я к тебе в гости зашёл, предложение путное имею, а ты на мою хребтину щуришься!
- Выкладывай предложение, обсудим.
Чертяка посмеивается да колдовские оморочи расточает по чердаку. Вдруг превращается чердак в заросли преисподней ботанической, лианы кругом язвенные принялись завиваться да плющи расцветать мертвенно-бледным цветом. И раскорячились вразвалку на лианах этакие девки приблудные (каждая ростом с вершок), красоты вселенского похотливого торжества, и запели сладостно. А-а! мол, А-а!.. Про любовь срамную.
- Это, так сказать, тайны мрака и эротической эзотерики, которые я тебе чуток приоткрыл. – расхохотался чертяка. – Увертюра-с такая, да-с.
Ну, поплыл силлогизмами по литературной среде. Затем щёлкнул пальцами, и всё бесовское наваждение с чердака пропало.
- Да надобно-то тебе чего от меня? – не соображает мужик. – Контрапунктов разрисовать – да и то чисто по-человечески не можешь, а взялся страхолюдиной меня смущать… баб каких-то махоньких нарисовал... У меня на таких и *** не встанет. Кабы вообще умел вставать.
Ну дак. Старость – не радость.
- Душу мне твою надобно, мужик. – завилял чертяка хвостиком. – Затем и пришёл с сундуком, что покупаю твою душу за золото. Негоция, так сказать.
- Эге! – почесал затылок мужик. – А вот если я спущусь в избу, да вернусь обратно с ружьём, то пристрелить тебе быстро получится?.. Авось одного-то выстрела хватит, чтоб ты сдох в скорости.
А чертяка всё смехом заливается.
- Ты кого, – говорит. – Иван Васильевич, пугать вздумал?! Нешто чернь небесную можно напугать?.. Это же надо такое придумать!.. Плоды-то самогоноварения, чай, не сладки?
- Дык!!!
- Вот-вот, больше и сказать тебе нечего.  – чертяка с тёплой грустью мужика по плечу прихлопнул. – Зиждется, казалось бы, человечество на таинственности души, на великой истории и фатализме характеров, а на проверку выходит: дык!.. Иван Васильевич, давай не будем резину тянуть, продавай душу. Капиталом обзаведёшься, вещичек модных прикупишь, а то смотреть на тебя противно: оборванец прямо!
Золотые слитки сверкают искрами заманчивыми, словно звёздной серебристостью – душа из мужика так и рвётся.
- Нет, надо у бабы совета спросить. – говорит. – Зря, что ли, в загсе расписывались?
- Иди спроси. Ты, понимать следует, из подкаблучников будешь.
Мужик с чердака спустился к своей бабке, и скорым спёхом всё обстоятельно ей рассказал. Ну там, мол, так и так, и что-то такое тоже, мол, в этаком ракурсе. Девки голые на лианах. И про сундук с золотом.
- Как бы нам схитрить, – говорит. – чтоб и чертяку умертвить, и сундук забрать в личную собственность? Я весь на нервах.
Бабка щеку ладонью подпёрла, подумала и сказала кисло:
- Знаю я одно знахарское снадобье, которое супротив чертяк прыткое воздействие имеет. Ежели чертяка его откушает, то сразу гикнется и копыта отбросит.
Это бабка говорит мужику своему без толики сомненья. Поскольку и сама во всё это верит. Честное слово.
- Ты ползи, значит, обратно на чердак, – говорит. – и чертяке ерунды нагороди, а я тем временем снадобье приготовлю и зачну чертяку спаивать.
- Однако, поспешай, баба. В случае чего, на вдовью вуаль-то раскошелишься?
Если у купца Губанова в лавке брать, то по три копейки за погонный метр продаётся.
Пошёл мужик чертяке ерунду городить. Пошёл с приподнятым настроением, хоть и нелёгкое это занятие, рискованное. У беса хитрости-то более, чем у кого. Вот, разве что, к дезориентации склонен: психической атакой его иногда удачно семафорят.
- Ну, как наши плутни подкаблучные? – встречает мужика чертяка, зубами клацает. – Что бабёнка насоветовала?
- Моя бабёнка мне насоветовала, – пританцовывает тихонько мужик. – раздеться голышом да скакать козлёночком, а кудахтать курочкой да горланить петушком, а молоденьких девок расцеловывать-целовать, но честью и честь знать: по кустам не тискать, во лугах не ночевать!..
- Так-с. – нахмурился чертяка, почуял множество ерунды в словах мужицких. – Ты, Иван Васильевич, вижу, характер свой решил мне показать. Поерепениться вздумал.
- Характер парадоксальный, это так. – признался мужик. – Сызмальства страдаю.
- Ну, тогда не обессудь. Сделка наша, считай, не состоялась.
Плохо бы тут дело стало, да вовремя появилась на чердаке бабка с бутылочкой. Душевный вид, между прочим. В платочек праздничный приоделась.
А что в бутылочке? Ну-ка отгадайте!!
- Гость дорогой, не побрезгуй подношеньем. – юлит бабка чертяке в ушко, а голос-то от волнения тремолами шкодит, так и дребезжит приятностью. – Изволь напитка моего испить досуха. Не себе варила, а тебе и не жалко.
- Снадобье, что ли, какое?
- По старинным рецептам сготовила. Берегла тетрадь с рецептами от мужниной махорки: будто знала, что вскорости пригодится.
- То-то, что пригодится!.. А давай выпью, чёрт с ним! – хмыкнул чертяка и отхлебнул из пухленькой бутылки. – Знатная дрянь!.. Давай ещё.
И ещё отхлебнул. И мордень такая стала – бей, не промахнёшься.
«В одиночку лопает, однако, без товарищей.» – подумал с русской укоризной мужик.
А чертяка всё выпил в два присеста, компрометацию в желудок засадил, пукнул сверх нужного, гикнулся да и отбросил копыта. И тут, спору нет, всякий взглянет и скажет: чёрт без копыт – нелепость одна!.. Сказка для детей младшего школьного возраста.
Значится, провалился чертяка со стыда в бездну земную, только дырок в потолке и в полу избы наделал, нехристь. Ломать – не строить, как говорится.
- Ну, – веселится бабка. – счастлив тот, кто счастлив у себя дома. Как поговаривал земляк наш – Лев Николаевич Толстой.
Да вот в жизни, знаете, много счастья не обрящешь. Так и тут, в глубинке-то сельской. Сундук с золотом тотчас за чертякой в бездну ухнулся, да столь метко, что больше его и не встречали нигде и никогда. Будто и не бывало в моей истории такого сундука, будто я приспособился своих читателей враньём стращать. Куда?.. Чего?..
- Озолотились, подфартило называется! – заплакали баба с мужиком, на нечистую силу ругаться взялись. В стиле, знаете ли, далёком от произведений Льва Николаевича.
Ну и ладно. Замечательно ещё, что всё таким тихим делом обернулось, а не то, как бывает у некоторых душепродавцев. В новостях по телевизору рассказывали, как банда мефистофелей плиту умыкнула... какую-какую плиту… да нешто, кроме газовых, других плит нету?.. кафельную!! Прямо из ванной комнаты околоточного надзирателя и умыкнула!! Пришли, называется, по объявлению в газете, чтоб котёночка купить… Ворьё!!
Ох жизня, жизня!..



НАДУВАЛКИ


Некоторые тут пишут, что не существует изначально плохого человека. Не может младенец покинуть материнскую утробу вором и скабрёзником, сразу к актрисочкам из варьете в уборную прошмыгнуть. Дескать, все нравственные упадки в человеке происходят от некачественных воспитательных процессов, от назойливой бытовой неоригинальности. Если его – супчика-голубчика – воспитывать методом битья палкой по голове, тогда и ожидать умилительных тенденций незачем. Не человек вырастет, а прохвост.
- Вот ты, к примеру, корнет Оболенский, что за человек?..
- Да ведь я!.. да я же!..
- «Я» – последняя буква в алфавите.
- Даже если и последняя, то с меня взятки гладки!..
Ну, погоди-погоди, паршивец. Сейчас игральные карты в руки возьмём и проверим: гладки твои взятки или нет?..
Поручик Голицын принялся картишки раскладывать:
- Тебе-мне, тебе-мне… Вот, говорят, что когда нос чешется, то это либо к выпивке, либо к тому, что по физиономии схлопочешь. У тебя нос не чешется, корнет?
- Не чешется. – говорит корнет Оболенский. – Нечего ему чесаться.
- Тебе-мне, тебе-мне… За что я тебя, корнет, уважаю, так это за твой необоснованный оптимизм. Правда, не всегда он в жизни помогает. Ты потому и жениться до сих пор не можешь, что не властвуешь над романтическими детонаторами… тебе-мне, тебе-мне…
- Женилка ещё не выросла. – говорит корнет Оболенский. Шутит так.
Поручик говорит:
- Вот теперь давай поиграем. – и кидает бубнового валета. – Чем будешь бить?..
А корнет пальчиками весело теребонькает по столу, да губы надувает. Причём, в слегка презрительном оформлении лица.
- Что расфуфырился, корнет, будто на руках пятьдесят королей с дамами озоруют? – сердится поручик.
- Королей нет, да есть туз. – улыбается Оболенский.
Смотрит поручик Голицын: есть туз у корнета! хороший туз, бубновый!.. «Эге, – подумал. – повезло парнишке с бубновым тузом, да это не беда. Меня не надуешь. У меня вот два туза есть – червовый и пиковый – но я ими похваляться не буду. Когда придёт времечко, сразу огорошу неприятельские перспективы: ту-ту на воркуту!»
И настроение у поручика в лучшую сторону повысилось. Посмотрел, как корнет ему червовую девятку кинул и покрыл её десяткой червей. Посмотрел, как корнет десятку треф метнул, и покрыл королём. Корнет Оболенский подозрительно вытаращился на сослуживца.
- Вижу, ты не намерен сразу сдаваться. – говорит. – Хочешь наплакаться в конце от моего бубнового туза. Горючими слезами – между прочим говоря.
- Мал золотник, да дорог! велика фигура, да дура! – ответил субтильной прибауткой поручик Голицын и закинул в игру шестёрку пик.
- Погоди с шестёркой. – хмурится корнет. – Разъясни скорей, что имеешь супротив моего бубнового туза?
- Да пёс с ним. – бормочет поручик. – Туз не барышня, с ним под ручку не походишь.
- Где уж нам с барышнями возиться. – ерепенится корнет. – Но сейчас ты у меня попляшешь казацкого чертополоха, полюбуйся на картину: вот ещё один туз!
Экая несправедливость в распределении жизненных благ. Рожа у молодого корнета – утюг утюгом, а он ещё одного туза достаёт. Трефового. «Получается, что мои два туза против его двух тузов в бой идут. – быстренько подсчитал поручик Голицын. – Что ж, очень даже недурненькая игра может состояться.»
- Меня не надуешь. – вслух говорит. – Два-то туза, конечно, завсегда лучше, чем один. Но ведь не три.
«Откуда бы ему заполучить третьего туза? – думает поручик. – Два туза у него и два у меня, а в колоде тузов всего четыре.» Математика – она царица наук. Так получилось.
- Эка? – гаденько дразнится корнет и раскрывает ещё одного своего туза – пятого в колоде. Про****ушного туза. А под про****ушного туза все козыри ложатся.
- Мама, роди меня обратно! – ахнул поручик Голицын. – Что это за туз такой?
- Пощупай. – говорит корнет Оболенский.
Натуральный игральный туз. Не первый раз на шулерских смотринах.
- Кого-то, корнет, ты мне всё больше напоминаешь; кого-то из тех, кому пальца в рот не клади. – удручается поручик. – Может, у тебя ещё тузы есть?
- Есть. – говорит корнет Оболенский и раскрывает свои тузы один за другим.
Смотреть жутко: растактакский туз, гороховый, пофиговый, замудильный, кошерный… Сто тридцать три туза рядком лежат, если не считать тех двух фальшивых, которые корнет давеча сам нарисовал и за обшлаг мундира сунул. А если считать без них, то получается всё по-честному. Никого корнет не надул.
- Стоп игре! – разрушает декорум поручик Голицын. – Жаль, корнет, что не я воспитывал тебя палкой по голове. Не получился из тебя хороший человек.
А кто из нас стал хорошим человеком, поручик? Тем более после августовского-то путча?.. Расстрелять всех, и не жалко.



ПРО ЦАРЯ ЭТАКОГО


Один здешний царь бублик грыз. Зубы – дело, конечно, наживное и неважнецкое – крошатся себе потихоньку, всяческие водопады через себя пропускают. Но и от бублика спешно убывает. А прибывает насыщение и всё такое прочее. Белковый витамин.
Значит, грызёт царь бублик, а Фока Андреич ему цветную открытку показывает. Цветную, глянцевую, с зеброй. С почтовым штемпелем на видном месте. Мол, трудящиеся города Лабытнанги сердечно поздравляют Его Царское Величество с Первым Мая – международным днём всех трудящихся. Нескучно и уважительно.
- Мне интересно то, – говорит царь. – что природа не терпит пустоты и жрёт всё напропалую – лишь бы брюхо набить. А вот зебры, если их специально не мучить, будут человечьей пищей питаться?.. Бублик, например, слопают?
Фока Андреич говорит:
- Трудно сказать. Рисунок на открытке не очень наглядный, в смысле детализации. Пасть у зебры закрыта, челюсти не видать. А рожа-то подозрительна во всех смыслах. Как будто колдовским манером лошадью прикинулась, когда совсем не лошадью родилась. Полоски-то – обратите внимание, Ваше Величество! – одна чёрная, а другая белая: и так буквально по всему телу. Не знаю, как вам, а мне мистицизм навеивает.
Да, кстати сказать, и в телегу не запряжена, и поле не пашет. Бесхозяйственность.
- Ну, не скажи, Фока Андреич. – чудит царь. – Натурально, что зебра на обычную лошадь похожа, только малость не исконная.
- Потому и мошенническим мистицизмом попахивает, я ведь к чему разговор веду. – спорит Фока Андреич. – У лошадей и общие конфигурации насыщенны, и занимательные спотыкания запросто на рысь переходят. А у зебры лодыжки смахивают на свиные отбивные, на скачках через пять минут зачивиликают: цоб-цобе! цоб-цобе!.. Дохлятина.
- Ты, брат, не заговаривайся. – серчает царь. – Дохлятина-то по праздничным открыткам не присылается царю. Хотя бы ради уважения.
Фока Андреич праздничное уважение вполне одобряет.
- Я сказал для примера про дохлятину. – говорит. – А, впрочем, если будет вам угодно, то я до такой животной и пальцем не прикоснусь: брезглив я до неприличия. Да и заразу подхватить недолго.
- Что же, Фока Андреич, ты зебровскими болезнями болеть можешь? – опечалился царь.
- А чёрт их знает. Может и могу.
- Что же, Фока Андреич, ты это, скажем, очагами воспалительными покроешься да малой нуждой ко мне на пол истечёшь? – навострил глазёнки царь.
- Могу и малой, могу и большой. Большой-то, чай, ещё похлеще будет.
Царь по сторонам с опаской зыркнул, а на Фоку Андреича выпью уставился.
- Фока Андреич, – говорит. – закрой-ка дверь с той стороны!
- Чего?
- Пойди вон, посмотри, что за дверью делается!..
А Фока Андреич вроде бы понимает, что его из комнаты прочь гонят, но с места не двигается. Думает, что царь шутит так грубовато. Таких-то шутейных царей везде полно.
- Пошёл прочь, говорю!! заразу здесь разносишь!! – принялся кулаком лихоманить царь. – За дверь ступай прочь, подлец: ясно выражаюсь кажется. Разносишь заразу, а я всё-таки царь, а не пёс шелудивый.
- Какую заразу, Ваше Величество?..
- Да разную. С тебя, захухря сморкотная, станется!..
- Ваше Величество!..
- Пошёл прочь, на конюшне сгною подлеца!
- Поминдальничайте, ваше величество! – плюхнулся на колени Фока Андреич. – Обопритесь на чувственные радости, смилуйтесь!.. Верой-правдой вам служу.
- Вон пошёл!
- Ваше в…
- Ты мне не вычь, я тебе не Иван Кузьмич!
- Ваше в-в-в…
«Никто тебя за язык не тянул критиканством заниматься.» – подмигнула зебра с открытки Фоке Андрейку. Не родись красивой, а родись счастливой.



КОЛДУЙ-БАБА КОЛДУЙ-ДЕД


Один царь на вчерашнем морозце дров поколотил, чаю с малинкой перед сном забыл выпить и к утру насморком обогатился. Вышмыгивай – не вышмыгивай соплю из носа, а этакого добра буквальное самопроизводство в ноздрях. Причём, со скоростью конвейера.
Вот и говорит царь жене своей, а она у него царица:
- Матушка, народных средств мне в исцеление накромсай. Профыркаюсь носом от сих до сих – может и пройдёт болезнь-то.
- Не знаю, – говорит царица. – чем помочь. Какие-то оригинальные лирические обязанности перед природой у меня отсутствуют. Могу анальгину дать.
- Анальгину себе дай. – ворчит царь. – Может, мозги на место вправишь.
А царица нравом отличалась добрым – кого рубликом одарит, кому ситца на рубашонку отрежет, иным детишкам конфеток с балкона накидает, на драку-то собакам – да только царю пальцем по лбу постучала и своё кртическое настроение выразила. Как там у Екклесиаста-то сказано?.. А вот так и сказано, что трактуй как хочешь.
- Матушка, – говорит царь. – я так понимаю, что ты меня больше не любишь. Прошла любовь – завяли помидоры.
Делать нечего, сердобольные лакеи вызвали врача. Тот приехал вскорости, поздоровался. Чесучовую поддёвку в гардеробе снял, сапоги об половичок вытер, физиономией поковеркался вежливости ради. А царь как пригляделся с прищуром, да так и распознал энтого самого врача. Выцедил голубчика из недавнего прошлого. История-то паршивая однажды с ним приключилась. Я сейчас про неё расскажу. Слушайте.
Случилось однажды так. Надо сказать, что в те времена докука русская лежебокой шевелилась да спозаранку зевотой обряжалась: петлявая ничевойность преобладала во всяком русском деле. Ел царь щи всухомятку, почёсывал ухом левую пятку. Хорошо, что Алёнке-шалаве под юбку не заглядывал, да по узилищам тюремным своячеников не уламывал. Совесть имел.
И родился тогда у царя сынок ненаглядный, плоть от плоти своей. Сразу и название ему придумали: Иван-дурак!.. У заморских-то императоров, кажись, детки умные рождаются; на всех умных деток и ума не напасёшься: начинают мозги из паштетов куриных выковыривать. А у нашего всё по-простому, без изысков, прямым курсом в статистическую погрешность – вот получите сказочного дурака в имущественный ценз.
- Я бабское-то устройство лишь с одного боку понимаю, так что прошу меня извинить. – говорит царь царице. – Но ты, супруга любезная, девять месяцев безвылазно рожала, а в конечном итоге кого мне родила?
- Ребятёнка родила. – ворчит царица. – Прямого наследника. Квитанцию-то выписать?
Маревом арбузным пышет. Платье в кружевах. Юбочка из плюша.
- Дурака родила, а не ребятёнка. – гнёт свою линию царь. – Был бы он умён да собой пригож, так я бы его на обучение к иезуитам отослал. Дабы он свет знаний воспринял и возвратился домой с европейским качеством. А такого, какого ты мне родила, из дому без повадка не выпустишь – мигом державу обанкротит.
- Ежели этот не годится, – говорит царица. – могу ещё одного родить. Прямо сейчас, мне не жалко.
- Ну уж дудки! – перепугался царь. – Право слово, дорогая супруга, я к тебе питаю нежные чувства изо всех сил, но больше не позволю дураков рожать. Нешто мне энтих дураков в кадушке солить, типа огурцов?.. Дщерь ты окольная.
- Вот, значит, как ты мои заслуги перед отечеством ценишь? – взбеленилась царица. – Если бы не я, полетело бы твоё царство к чёртовой бабушке. Вон туда смотри, на дорогу: указатели-то свежие.
Указатели-то точно имелись на большой дороге. Прямиком на чёртову бабушку указывали. Даже весь километраж насчитали, чтоб далеко понапрасну не ходить любопытному туристу. А у самой чёртовой бабушки разговор короток: проси – не проси благодати, а по зубам хрястнет, распотрошит и съест. Ейные кулаки ещё не таких экскурсантов мутузили. Боксирует старушенция по второму юношескому разряду, дважды чемпионка области.
- Полетело бы конечно… – бурчит несладко царь. – Что-то не очень летало до тебя, инфляция в три процента.
- А я говорю: разнеслось бы в пух и прах! – говорит царица.
- Это ещё почему?
- Пить надо меньше. Вот и сынки-дураки не рожались бы.
А ведь верно царица подметила: имеется у царя влечение за воротник залить. С утра стопку портвешка выпьет, днём стаканчик мадерки уговорит, да вечером бутылку водки засадит. Как по этому поводу в медицинских учебниках сказано?.. А вот так и сказано, что: первая колом, вторая соколом, третья мелкими пташечками!.. По современному научному принципу медицина-то нынче развивается. Семнадцатый век на дворе.
- Губошлёп ты, а не царь! – ругается царица.
Э-э, не приведи Господь услышать про себя такое.
- Это ведь я твоим царством заправляю. – квохчет царица лебёдушкой. – Ты мне все нервы измотал своим поведением, а я раньше никогда такой вспыльчивой не бывала.
- Верно. – соглашается царь. – Ты и царством заправляешь, и дураков мне рожаешь. Хорошо устроилась.
- Нет-нет, натурально я раньше такой вспыльчивой не бывала, иди-ка ты отсюда подобру-поздорову!
- Куда это я пойду из своей квартиры? Тоже выдумала!..
- Иди, иди... Видеть тебя не могу.
- Никуда я не пойду. Ишь нашлась посыльница какая... Вот щас бы пивка для рывка, водочки для блатной походочки!..
Но тут бояре принялись уговаривать царя и царицу, чтоб они не ссорились, и едва уговорили. Царь на троне взгромоздился, губы поджал. На дурного ребёночка изредка посматривал да в сторонку поплёвывал.
Долго ли коротко ли мне вам мозги пудрить, но на следующий праздник собрались весёлые бабки-кормилицы и говорят царю такие диковинные вещи:
- Царь, а царь! – говорят. – Это не большое горе, что сын дураком народился, зри суть в корень!
- Правильно. – соглашается царь. – Этакого горе мне мало, оно всего граммов на сорок-пятьдесят. Как в стопарике. Вот когда супруга мне ещё с десяток дурней нарожает, то тогда я пригорюнюсь.
- Твоя беда – не в поле полынья. – утешают царские мотивы весёлые бабки. – Вот живёт в нашем распрекрасном царстве великий доморощенный колдун, адресочек можем дать. Если ты хорошенько попросишь, то он всю дурость из мальчонки повышибает. У него заклятие имеется про «колдуй-бабу колдуй-деда», он этим заклятием чего хошь нафурычит.
А ещё и бабаня-повитуха прискакала из горницы инфанты, загромыхала ратью боевой:
- Вчерась у казначейши роды принимала, так он – колдун-то – не поленился и из мёртвого младенца всю дурь вышиб. Больше из младенца и вышибать было нечего – до того тонкая работа.
- Куда вышибли-то, далеко ли? – интересуется царь. – Может, она вскоре взад вернётся?
- Не, не взад! – грохочет бабаня. – Взаду анально-ректальные углы попадаются. В них насмерть упереться можно. С взадом лучше не связываться.
Вот вроде добропорядочной вдовой слывёт бабаня-повитуха, вся такая из себя в кринолине и на честном слове держится. А, право слово, ей бы причёска в завитушках пошла. Надо бы ей бигуди подарить.
- Соглашайся на колдуна. – теребит царя царица. – Иначе будет наш сынок дураком до конца света. Оно бы и ничего, да перед людьми неловко.
- Молчи, жена! – приказывает царь. – Не дано нам знать ни дня ни часа о конце света. А будут ли в златоструйные райские кущи дураков пускать – не нам судить, не нашего ума это дело.
- Молчу, молчу…
Ишь!
Как там сказано у выходцев из астрала?.. «Начинай с трёхколёсного – на двухколёсный пересядешь...» Мудрецы, итить их так!
- Хочется мне подробностей побольше узнать. – говорит царь. – Может быть, этот колдун есть мифологическое явление – продукт, так сказать, массовых галлюцинаций. Тогда какой с него спрос?
- Так и так. – объясняют подробно бабки-кормилицы. – Туда и сюда.
- Щупала я его, щупала, и насквозь прощупала. – галопом по европам дубасит бабаня-повитуха. – Всамделишной конструкции оказался колдун, только немного не мужик.
- Как это не мужик? – морщится царь.
- Да вот бывает так. – хмыкает бабаня. – Беда скачет за бедой: купил коня – а он с ****ой.
- Ну, подобное среди колдунов, допустим, часто встречается. – говорит царица, вроде как в этом деле толк знает. – Небинарность и всё такое прочее, явно характеризуются происками волшебства.
- И ещё он человечьей пищи в рот не берёт, а одними воздухами питается. – быстро рассказывает бабаня, чтоб успеть не соврать. – Ему и деньги ваши не нужны. Сильный духом по сути: не задались ему собственнические инстинкты.
- Да-а. – млеет в задумчивости царица. – В мире полно занимательного колдовства. Да только не всегда его правильно воспринимаешь, а всё каких-то материальных апробаций доискиваешься. Вот взять, к примеру, меня. Я вот ощупываю пальцами золотое ожерелье и размышляю потихоньку: денежных доходов я не имею, из казны за один присест больше рубля не слямзишь, а вот золотое ожерелье на какие-то шиши смогла приобрести!.. И откудова что берётся?
Откудова… отверблюдова…
- Помолчи-ка ты со своим ожерельем. – цыкнул царь. – Небось хахаля завела, он тебе побрякушки и дарит. Под платьем-то апартаменты – что ты, что ты!..
Ну и ладно. Всё это очень хорошо, все посмеялись и позвали колдуна. Припёрся колдун, документа не предъявил, пустил пар из ушей. Сам из себя внешности приятной и никакого пугательного отвращения по сторонам не адресует. Удачливый такой колдун, очень удачно пускает пар из ушей.
- Здравствуй, царь-батюшка, звал никак? – головёнкой низко кланяется шельма.
- Звал. – говорит царь. – Случилось горе у меня.
- Что за горе, если не секрет? В фотомонтаж с голой девой влип?
- Э-э, разве это горе, я ведь этих газетчиков вот здесь держу. – царь кулак распахнул на секундочку да запахнул. – Сынок у меня родился, Иваном-дураком его кличут – от таковского горя и страдаю во всю прыть.
Задумался колдун. По колдовским бы правилам – тут ему самое время сквозь землю провалиться и глухим голосом оттудова сарданапалы петь. Поскольку опасно вмешиваться в государственные дела – себе дороже иной раз выходит. Но вот вас бы на его место приткнуть: разве царя с оказией не жалко?.. И ещё как, граждане-братцы, жалко!..
- Неудачные, – хмурится колдун. – у вас роды родились. Они, роды-то, по ранней осени завсегда выходят неудачно. Дитёнок у вас не сентябрьский?
- Кажись сентябрьский.
- Не в двадцатых числах родился?
- Да ровнёхонько в двадцатый день, кажись.
- Ну и вот. Самые что ни наесть дубинные роды. По сути-то: не столько народился человечек, сколько с дуба рухнул.
А царица вдруг злиться принялась. Вроде как соображает, что в её сторону бочку катят.
- Ты слишком умного из себя не строй, – говорит. – а то я тебе дым аж из самой жопы выпущу. Сынка нашего лечи, ему надо к иезуитам срочно ехать.
- Надо, так надо. – засучивает рукава колдун. – Внесите вашего отрока бесценного, я буду на него чары распространять.
Ну, те бояре, кто похрабрей – те перекрестились, а те, кто с детства на геркулесовую кашу налегал – те комплекции мышцами очертили: если надо, дескать, значит надо!.. Принесли младенца и на стол аккуратно уложили. Ванюша орёт сизым тетеревом, ногами раскоряченными отбрыкивается, слюни по квартире разбрасывает, словно залпы праздничных салютов. А лицо глупое-преглупое, глупее морды и у иного христопродавца не бывает. Эмоциональная незрелость нашла себе приют в сем немощном теле. Как в учебниках по психиатрии на этот счёт говорится?.. А так и говорится, что толк от дурака есть, да не втолкан весь!.. Ёксель-моксель.
- Вот все подходите сюда, поближе. – указывает царь. – Полюбуйтесь, что за удивительный кураж моя супруга родила. И между прочим я её об этом не просил. Инициативу проявила, а инициатива наказуема.
- Оно вроде бы и натуральный прынц. – ласково жмурится бабаня-повитуха.  – А если приглядишься, то увидишь сгусток скорби.
- Значит, никому не нравится бедное дитя? – язвит царица. – Ну, тогда давайте выбросим его в окошко, в связи с ненадобностью. Этаж-то у нас, как всегда третий: упадёт насовсем!
А царю не до язв. Злюкой куксится.
- Вот именно так мы и поступим. – говорит. – Смотрите, люди добрые: я форточку поширше раскрываю. Ежели колдун не излечит Ванюшу от дурости, то я его в форточку вышвырну. Расступитесь-ка, Марья Гавриловна да Юлия Сергеевна: тулова-то ваши зело объёмны, траекторию полёта ущемляют.
Расступились. Дружба дружбой, а служба службой.
А колдун на всё внимательно смотрит и спрашивает:
- Точно ли нужно, в этаком пикантном случае, ребёночка лечить? Давайте сразу выбросим.
- Лечи!! Утоли любопытство!!
И приступил колдун к работе.
- Но, – говорит. – чтоб всё тихо было. Иначе не получится.
Все притихли, сникли. Экзекуции на конюшне прекратились, скоморохов с ярмарки в острог увели, трамвайные рельсы пухом обложили, глас вопиющего в пустыне заткнули сургучом. Младенец тоже притих заразно, сжался в комочек с горбинкой и злыми глазёнками в колдуна принялся постреливать. Ну-ка, дескать, попробуй потяни свою волынку!.. «колдуй-баба, колдуй-дед»...
А колдун поднял ребятёночка повыше своей головы, потряс тихонько, да ка-а-ак вдруг бросил вниз!.. Но поторопился, успел у самого пола поймать и забаюкать. А младенец сразу, как на ручки колдуна жахнулся, так и сам пар из ушей пустил.
- Циркачи. – улыбается царь.
Покружил колдун по комнате, потряхивая младенцем над головой, нашептал малость колдовских слов, плюнул да растёр, утешился. Вроде как и порвал кармическую паутину. Связался с пифагорейской монадой: алло-алло!.. есть кто на проводе?..
- Не сдох ещё прынц-то наш? – интересуется царь.
Поспешишь – людей насмешишь.
Велел колдун набрать ведро воды. Принесли это ведро, а колдун ещё попросил, чтоб горлышко себе промочить. Ну, пока бабы у колодца роптать не начали, сбегали ещё разок и другое ведро принесли. Промочил колдун горлышко, а затем повелел доставить кучу грязи с ярославской канавы. Поспешили быстренько, привезли и грязи. Ярославский губернатор самолично накопал, извазюкался до пят, да с наилучшими пожеланиями в царские хоромы на перекладных отправил. Ждёт теперь субсидий из центра.
Колдун заново нашептал колдовских слов, побросал грязи в ведро с водой, посмотрел на всех коренастенько. И, наверное, случилось тут какое-то должное волшебство, ибо вода вдруг резко помутнела! Букаши какие-то поверху плавать пустились, щепки!.. Гнильцом принялось припахивать.
Опять колдун приподнял младенца над головой, порулил им круга два-три по комнате, даже поплясал маленько. Болеро Равеля. А затем бросил ребятёночка в ведро, головку евонную к самому дну прижал. И прижал крепко-накрепко, вырваться не дозволял. Минут десять держал, а может и поболее – никто на часы-то не смотрел: счастливые часов не наблюдают… А вот скоро куранты на кремлёвской башне пробили как раз одиннадцать минут. Пузырьки какие-то из ведра пошли.
- Извиняйте, – говорит царь. – я в ваших колдовских задачах ничего не соображаю, я чисто по-человечески волнуюсь. Как там мой сынок поживает на дне ведра?
Отрок во вселенной-то.
- Может, захлебнулся и помер. – со знанием проблемы говорит колдун. – Эта ведь вода до чёртиков жидкая и охальная. Такую непростую субстанцию понимать надо.
Тут уж не поспоришь. Некоторые тонут.
Выудили младенца из ведра, пожурили вниманием льстивым, а так и есть: утоп сынок! Лежит на столе синий совсем и бесконечно мокрый!.. Захлебнулся.
- Чего-то я напутал в оформлении заклятья. – сконфузился колдун. – Антураж должный не соблюл. Надо было всех бояр расставить по периметру комнаты и заставить благим матом орать. А я про это позабыл, вот теперь колдовства и не получилось.
- И чего теперь делать будем? – спрашивает царь.
- Да делайте, что хотите, а мне домой пора. Благодарить не надо, зовите если что.
- Ты погодь маленько. У меня ещё вопросик маленький имеется.
- Не-не, не благодарите!..
И сгинул колдун. Пшик дымовой оставил после себя, да и тот ненадолго.
- А гробик-то? – ему царица кричит вдогонку. – Хоть бы порекомендовал, где гробик по дешёвке прикупить, небось и столяр знакомый имеется.
- Налегай на мать-перемать, гробик сам по себе и сколотится. – посоветовали из вдогонки голосом колдуна.
Царица сей момент и налегла, из всяких идиом ненужные буквы повытаскивала. Затем заметно опечалилась и принялась бояр через одного казнить. А у царя свои этюды. Он насупился лосём отштукатуренным, малость на рогах обезображенным.
- Теперь так. – говорит. – Вы же знаете, граждане, что я не из тех, от кого обещанного три года ждут?
Все кивнули головами. Дескать, не из тех.
- Ежели я пообещал, что младенца в окошко выброшу, то имею полное право своё слово сдержать. – говорит царь.
- Каким это образом? – загрустила царица.
- А таким.
Схватил царь трупик несчастного ребёночка и в окошко выбросил. В открытую форточку.
- Сами, – говорит. – живём, словно сказочные долбоёбы, так и незачем бесполезный человеческий фактор эксплуатировать.
Царица – в обморок, Марья Гавриловна с Юлей Сергеевной – в обморок, бабаня-повитуха – в два обморока, дворник Филька, что во дворе убирал и трупиком младенца по затылку схлопотал – черепно-мозговую травму получил, уехал в больницу.
Прошло с тех пор немного лет. Царь на вчерашнем морозце дров поколотил, чаю с малинкой перед сном забыл выпить и к утру насморком обогатился. Вызвали врача.
Смотрит царь на врача, который насморки лечит, и того самого давнишнего колдуна в нём узнаёт. Бабаня-повитуха глазёнки свои вытаращила и тоже колдуна признала. Царица обомлела, закхекала и закаркала, а ничего путного сказать не смогла от волнения. Дворник Филька со двора пришёл, на врача глянул и сразу припомнил, благодаря кому он два года в травматологическом отделении лечился.
- Дави его! – говорит он невесело про врача-колдуна. – Какой уж тут избавление от насморка!..
- Думаешь, не поможет? – спрашивает царь.
- Думаю, Ваше Величество, что ваша очередь настала в окошко вылетать.
- Не, этого я не хочу. – волнуется царь.
Дворник Филька ремешок с штанишек стянул, принялся за колдуном по комнате бегать, едва поймал. К евонной шее ремень приспособил: подходит.
- Я, – говорит Филька. – всё это делаю из лучших побуждений. Такая, понимаешь, у меня ситуация после черепно-мозговой.
- Э нет, – пшикает дымом из ушей колдун. – меня так просто не возьмёшь. Я сейчас вас всех здесь выебу.
- Как это? – удивляется царь. – Разве покушаться на честь и достоинство царской фамилии дозволено?..
- Пофик веники. – кричит колдун. – Мне теперь терять нечего.
- Да не выебет он никого. – вдруг говорит царица, сипя и хныкая. – У него и ***-то человеческого нет, я проверяла. Тогда ещё.
- *** нет!! – орёт колдун. – Да я сейчас такое наколдую, что и без хуя вас всех выебу.
И пригорюнились бы здесь все, и претерпели бы немало позора от чародейного произвола, да дворник Филька взял инициативу в свои руки.
- Нас ****ь – себе яму копать. – говорит. – А вот ебут твою мать через правое коленко да в пробку, через пень да колоду, а тётку в жопку, сестру в ****у, в её мёрзлую собачку, что бы она таяла, лаяла, выла, ныла, скребла, ебла, да выебла тебя же подлеца!..
И пока колдун соображал, что нового для себя услышал, Филька ремешок на его шее затянул и удавил.
- Насмерть? – царь интересуется.
- Пока не дышит.
- Глянь, на всякий случай, у него точно *** нет?.. Ничто там не шевелится?..
- Точно нет. – глянул Филька. – Держите себя в руках, Ваше Величество!..
Вот так и стало с тех пор в нашем царстве-государстве всё чинно-благородно. Суть некоторых вещей, хоть и кусается за пятки, не подпуская близко к истине, но грядущее освещает светом добра и приятные надежды подаёт. Течёт времечко, течёт, новых дураков колдует.



А НА ПОСОШОК?


Вы люди грамотные, вы давно знаете, что один здешний царь любил водочки хлебнуть. Конвульсии-то общественного развития тоску наводят? Наводят!.. Как не выпить?
И вот однажды очень даже странный случай произошёл с этим царём. Много странных случаев с ним происходило, но тут уровень чрезвычайной мистики превзошёл все ожидания.
Однажды выпил царь ведро водки, заболотил брюхо сорокоградусной менделеевщиной – а ничуть не опьянел. Сидит и покачивается трезвым.
- Это как у вас называется: подшофе что ли?.. – спрашивает он у своей царицы. – Да, впрочем, я и такого бы про себя не сказал, поскольку абсолютно трезв.
- Мало выпил, это так называется. – язвит царица. – Ты на себя в зеркало погляди. Такому бугаю ведро водки не помеха.
- А ну-ка, – тогда говорит царь второпях. – выпью ещё ведро. Вдруг опьянею.
И выпил, значит, второпях ещё ведро. Нос красным цветом закукожился, уши к лысине прижались, а сам царь чувствует, что совершенно трезв. Даже никаким брандспойтом не ёкнуло в голове, глаза не умаслились.
- Вы что за водку мне подсовываете? – кричит лакеям. – Ежели бы я раньше водки не пил, то я бы и не знал, чем должно в голове ёкнуться. Но так-то я разумею процесс алкогольного опьянения и ощущаю нынче некоторое плутовство.
Очень захотелось царю допьяна напиться. Причём, не просто так, а что б веселье из всех щелей попёрло. Чтоб, например, станцевать и песен попеть. Прочие характерные культурные цели исполнить. И послал лакеев за третьим ведром водки. Лакеи сбегали, принесли. Выпил он третье ведро.
Ну, вы наши-то вёдра знаете?.. С этим вопросом, думаю, нет неясности.
Выпил третье ведро и по-прежнему трезвым покачивается, печалится трёхпальцевой аппликатурой. Ни куплета с припевом, ни гопака казацкого ему никак из энергетической пропасти не вытянуть. Помните песенную утеху про «ой, рябину-рябину»?.. Ведь чудо, а не песня – а даже её не вытянуть.
- Эге. – царь говорит. – Кто-то решительно не хочет понять, что мне вожжа под хвост попала.
И затем выпил четвёртое ведро водки, и пятое-десятое, и шестое с гаком, и одиннадцатое с барабанными палочками – а не пьянеет. Только в мозжечке какая-то незащёлкнутая задвижка мудрить принялась, а остальные категории в организме шевелятся как прежде.
- Надо полагать, – говорит. – здесь замешались препятствия антигосударственного свойства. Но мы отступать от начатого не намерены.
Рассердился царь, принялся выхлёбывать одно ведро водки за другим, сотое ведро за сотым – а не пьянеет. Водочные заводы вкалывают во всю мочь, работяги продыху не осиливают: пей, царь-государь!.. совершай опрокидон за здоровье наших жён!.. Двести тридцать тысяч восьмое ведро выпил, двести тридцать тысяч девятое ведро опорожнил, столько же тысяч десятое ведро дербалызнул… От перегара фикусы вянут с рододендронами, а царь трезв как стёклышко. Слеза младенца. 
Излюбленные люди России два ведра самогона из личных запасов пожертвовали – и их выпил, не побрезговал. Сидит на троне набычившись, глазами молнии в лакеев заколачивает – ни разу не промахнулся. Трезвость, дескать, норма жизни.
Сам ярославский губернатор прибыл во дворец на этакое диво поглазеть: любопытствует, что за эстафета с царём-рекордсменом фордыбачит?.. «Я, – говорит. – своего папеньку на спор перепивал, но тут запросто тушуюсь. А уж мой папенька умел из вёдер бражку лопать, гремел «рябиной кудрявой» и за конкретикой в карман не лез… Ваше Величество, а отходы-то, интересно, вы через какую суть сплавляете?» Да сути полно, не извольте беспокоится. Вон, за тем углом всё засрано.
- Повелеваю из здешнего озера воду выкачать, – распорядился царь.  – а залить чистым спиртом. Шланг какой-нибудь найдите: один конец в озеро запустите, а другой мне в рот запихайте. Буду таким образом поглощать гидроксилы с углеводородами.
Сей момент царя послушались, всё сделали как приказал. А царь часа за два озеро до дна и опустошил. Присел на кресло отдохнуть, щёки надул в страстях тяжких, огурцом закусил. Думает.
- Ты бы, царь-батюшка, пока совсем не издох, завещание какое оставил. – попросила царица. – Мудрость бы какую-никакую произнёс. Чтоб мы её внукам и правнукам из уст в уста передавали. Чисто ради житейского напутствия.
- Мудрость? – выдавливает царь, насупив брови аж до самого носа. – Погоди тогда. Сейчас что-нибудь придумаю.
Вся придворная челядь головы склонила в почтительности, ждёт, чего хорошего царь скажет. Формуляры-то с печатями завсегда наготове – история алчет.
- Полагаю, надо изложить что-нибудь в стиле древних греков? – тяготиться думкой царь.
- Давай хоть древних греков, хоть каких. – подгоняет царица. – В некотором смысле, нам всё равно.
А царь вдруг носом клюнул и зрачками заклокотал. Бубенчики какие-то в отдалённой перспективе забренчали.
- Вот ты у меня, разлюбезная супруга, евпатия коловратия знаешь?.. – вдруг спрашивает царь, посматривая в сторону дворника Фильки. – А ничегошеньки ты не знаешь. Дура ты у меня, и всю жизнь была дурой.
Дворник Филька плечами пожимает с сожалением.
- Евпатий-то коловратий был совсем не дурак, это-то я хорошенечко помню... – погрозил царь указующим перстом и принялся каблуками выстукивать по полу: – «Созревают помидоры и другие овощи! Бабы – дуры, бабы – дуры, а мужчины – сволочи!..»
- Чегось это? – придворная челядь приготовилась записывать. – Повторите, пожалуйста.
- Умца-дрица-гоп-ца-ца!.. ехал грека через реку!..
Ага, греку быстренько вписали в формуляр. Про евпатия коловратия не забыли. Дальше ждут, что ещё умного царь скажет?
- Рыла! рыла-то! – грозит царь.
- Чего за рыла, Ваше Величество?
- Упраздните!
- Чем упразднить, Ваше Величество? Дайте пример.
- Гу-гу-гу… Ы!! Ы!! – выболтнул ненароком царь и грохнулся мордой об пол.
Милостивец ты наш родненький! Напился-таки! Смотрите на него: лыка не вяжет, с кресла валится!.. А на посошок, Ваше Величество?



УВЫ!


Ночное пение уличных котов приучает меня к бессоннице. Голова пухнет, придумывает схемы безнаказанного живодёрства и мести всему человечеству. А утром я еле встаю с кровати, маюсь целый день и вечером спешу в районный Дом Культуры. Чтоб посмотреть на аттракционы холостяцких опытов. Возможно, поучаствовать и самому.
Вот, пожалуйста, афиша висит на дверях клуба: «КАЖДУЮ СУББОТУ ПРОВОДИМ ХОЛОСТЯЦКИЕ ОПЫТЫ! ВХОД С ДАМАМИ И ДЕТЬМИ СТРОГО ВОСПРЕЩЁН!»  Ну, увы, туда мне и дорога.
Купил билет, зашёл в зал. Очень удобно сидеть в первом ряду, попивать из бутылочки коньяк и хихикать с утончёнными припадками язвительности. Вначале стал показывать свои холостяцкие опыты маэстро Животная Голова. Достопочтенная публика с любопытством заёрзала на местах.
- Господа холостяки! – торжественно возгласил Животная Голова. – Утопив очередную порцию горестных размышлений в вине, вы так и не поняли, чем скрасить одиночество. Кого тянет к гулящим женщинам, кого к расточительной мастурбации. Я предлагаю не лениться, а взять в руки напильник.
- Напильник? – предвкушая удивление, заволновалась публика.
- Не поддавайтесь мыслям о тягостях физического труда, а берите напильник покрупнее, позернистей… берите и чешите напильником по любой окаянной железяке!.. Гремите растопыркой трудовой во всю моченьку!.. Чешите и чешите.
- А мозоли? – проворчал Курицын Сын.
- Во! – показывает Животная Голова свои крепкие отлакированные лапы. – Ни одной мозоли не найдёте, хотя чешу я с утра до ночи.
- А железяка мстить не будет? – спросил Дрыхун.
- Да пусть только попробует. Вот, чтоб слов на ветер не бросать, я пример с собой притащил.
Животная Голова вытащил из мешка и показал всем ржавую, жутко исчешенную железяку. Железяка улыбалась зрителям всеми цветами униженности, и каждый раз болезненно вздрагивала, когда Животная Голова указывал на неё.
- Скажи всем, падла, за что ты мне по гроб жизни благодарна? – потребовал ответа от железяки Животная Голова.
Исчешенная бедолага растерянно вытаращила глаза.
- Отчего я превыше всех известных тебе божеств? – наседал Животная Голова. – Говори, не стесняйся, тут все свои.
Железяка подавленно заскулила.
- А мстить ты мне будешь, если чего вдруг? – щелчком пальца ударил ей по лбу Животная Голова.
Железяка испуганно загудела и рухнула на колени с надтреснутым звоном. Зал разразился аплодисментами.
- В наши дни очень выгодно для холостяка иметь редкостное рукомесло. – заключил свои опыты Животная Голова. – Кому нужны напильники, я продам за недорого. Вот я тут телефончик свой оставил, звоните.
Следующим выкатился на сцену похвастаться холостяцкими опытами Центрифуга.
- Уподобившись нечестивцам, скрывающимся от доброго человеческого взгляда в параллельных мирах, – спешно заговорил жуликоватый Центрифуга. – я принялся читать всяческие божественные писания шиворот-навыворот. Веселился поначалу до упаду, а потом сообразил, что будет интересней, если то, что уже прочитано шиворот-навыворот, ещё раз шиворот-навыворот прочитать. И прочитал.
Зал притих.
- Братцы-неженатики! Оказывается, прочтя шиворот-навыворот то, что раньше прочитал шиворот-навыворот, я вернулся к изначальному тексту!.. Да только нихера не понял в нём. Слова те же и смысл тот же, а разумение куда-то улетучилось.
- А как же Божье наказание? – спросил Курицын Сын, намереваясь незаметно перекреститься.
- Такового в мой адрес не последовало.
- А происки священнослужителей? – поинтересовался Дрыхун.
- Эти давно отчаялись поставить меня на путь истинный, рукой махнули. Да вот, чтоб не быть голословным, покажу я вам одну такую голубушку да раскрасавицу! Полюбуйтесь на неё. – Центрифуга бесцеремонно вытолкнул из-за кулис замызганную оборванку, в которой нелегко было узнать цветущую некогда Византию. – На что теперь это чучело похоже, как вы думаете?
Византия попыталась что-то подсказать публике, раболепно улыбаясь, но доходчивых слов у ней не обнаружилось. Она лишь жалобно пошамкивала обнищавшим ртом.
- Эра мезозойская, не иначе? – вытаращился Курицын Сын.
- Докембрий. – пригляделся внимательно Васька-кот. – Ровно 541 миллион лет назад закончился.
- Нет, узнаю бабушку Византию. – воскликнул Дрыхун и неуверенно предположил: – Это её монголо-татары так отделали, не иначе.
- А вот и никакие не татары, а лично я! – с гордостью сообщил Центрифуга.
Холостяки в зале завистливо завздыхали.
- С размаху вдарил разом или методом периодического воздействия мучил? – заинтересовался Хрюндель.
- Раз пять мимо мазал, но раза три попал. – похвастался Центрифуга.
- Покажь.
- С удовольствием. – Центрифуга размял хрустящие пальцы, сжал крепко-убористый кулак и со всей силы вдарил Византии по уху. – Смотрите, опять промазал. Но тоже ничего.
- Ничего. – весело согласился Хрюндель. – Попробовала ****ина аффектаций.
Холостяки на задних рядах зрительного зала принялись петь хвалебную оду подвигам Центрифуги, а видок у Византии стал ещё более унизительным и бесперспективным.
Третьим показывал свои холостяцкие опыты Глист.
- Начну с того мнения, граждане дорогие, что все вы тут – невероятные оболтусы! – напрямую заявил Глист, деловито прохаживаясь по сцене.
- Ну уж? – недовольно загудели холостяки. – Зачем так облыжно хаять всех?
- Тише, тише! – потребовал распорядитель собрания. – Иначе начну штрафовать и выводить из зала.
Лукавый Глист подмигнул распорядителю, радуясь поддержке.
-  Нет, я знаю, что говорю. Нефик вас похвалой баловать. – заявил уверенно Глист и потыкал пальцем в зал, словно отмечая всех недовольных, с которыми он после разберётся. – Вот как раз давеча познакомился я с двумя холостяками и снарядил их на охоту. Губищу раскатал, решил, что притащат они с собой компанию из девок молодых. Стол накрыл, закусок нажарил. И вообразите только, кого они с охоты приволокли, дурни-то выхолощенные… Выходи, родненький, чёрт бы тебя побрал!..
На сцену вышел, семеня на заплетающихся ногах, жёлтый и полуживой Гробовой Призрак.
- Экая бездна страстей! – подтолкнул его Глист, чтоб шевелился побыстрей. – Как самочувствие твоё, тьма египетская? Жаловаться будешь или так всё с рук сойдёт?
- Э, батюшка. – причудливо заколыхался Гробовой Призрак. – Отучил ты меня жаловаться, кулаки у тебя весьма здоровущи…
- Карла Маркса-то помнишь ещё? Встречались, чай?.. «призрак бродит по Европе, призрак коммунизма…»
- Э, батюшка, всего и не упомнишь: старость – будь она неладна…
- Много болеешь, поди? – с наигранным участием спросил Глист.
- Много, очень много. – заканючил Гробовой Призрак. – Здоровье, правду сказать, невероятную тревожность вызывает, всё покашливаю чего-то, влачусь овечкой, от стада отставшей… я и завещание, на случай смерти, написал… хочешь почитать?
Глист вырвал из лап Гробового Призрака листок завещания и громко, с издевательским прискорбием зачитал вслух:
- «Всецело находясь в здравом уме и трезвой памяти…» Хм, шутник какой самонадеянный... «и не имея внутренних сил убедительно конфликтовать с промыслом Божьим, торжественно завещаю…» Отродясь подобной ерунды не читал!.. «завещаю: параграф первый: как умру, похороните на Украйне милой…» Поразительная наглость! Да кто тебя – ирода косматого – туда повезёт?..  И на какие шиши твои похороны справлять – об этом ты подумал, водила с Нижнего Тагила?.. Тебя каким способом бить, чтоб отучить дрянь всякую писать, бумагу пачкать?..
- Последняя воля умирающего.
- Да ты ещё всех нас переживёшь. Получи-ка вот поддых.
Порция звонко-цепких затрещин и ударов поддых посыпалась на бедного Гробового Призрака. В зале поднялся дружный одобрительный вой и хохот. Особенно рьяно и визгливо покатывались со смеха двое старичков, давно разведённых из однополого брачного союза. Гробовой Призрак принялся стыдливо таять и прятаться в карман Глиста.
Но вот настал и мой черёд показывать холостяцкие опыты.
- Не ухмыляйся, не ухмыляйся. – пробурчал ржаво-коренастый Дрыхун, разглядывая меня слишком пристально. – Ишь ухмыляется такой. Пришёл сюда тоже.
- Поскольку, я выступаю в первый раз, прошу отнестись ко мне с пониманием и слушаться буквально во всём. – с робкой настырностью заявил я.
- Говна на лопате сперва скушай, а потом поучи нас. – ухмыльнулся Дрыхун.
Но я решился игнорировать реплики Дрыхуна.
- Сперва поднимите руки те, холостяки, кто – пьяный дурак, курит табак, спички ворует и дома не ночует! – потребовал я от публики.
Половина холостяков стыдливо подняла руки.
- А теперь поднимите руки те, кто футбольный мяч предпочитает Афине Палладе?
Другая половина холостяков подняла свои неряшливо-длинные руки. Интрига возросла.
- А теперь растопырьте пальчики…
Растопырили.
- …встаньте со своих мест, так чтоб спина вашего соседа находилась прямо перед вами…
Все встали.
- …внимание!..
Тишина зависла наитончайшей выделки.
- А теперь начинайте делать друг-другу массаж.
- Какой ещё массаж?.. – насупился Курицын Сын.
- Ну, не эротический же... Что за дурацкие вопросы?.. Конечно же оздоровительный. Чтоб физическое напряжение снять. Называется «РЕЛЬСЫ-РЕЛЬСЫ».
Холостяки с тревогой и бурчливой недоверчивостью посмотрели друг на друга, но забота о собственном здоровье взяла вверх.
- Делайте всё так, как я скажу. – сказал я, сообразив, что всецело завладел вниманием холостяков, и даже ворчливый Дрыхун не стал противится массажу. – Я начну читать весёлый массажный стишок, а вы должны выполнять все действия, которые зашифрованы в этом стишке. Все они весьма лечебны, хотя и могут показаться сперва немного болезненными. Но результат окажется максимально оздоровительным.
- Что за стишок? – спросил Животная Голова.
- «Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы. Ехал поезд запоздалый». – прочитал я начало стишка. – Когда я скажу «рельсы», вы прочертите пальцами две линии вдоль спины вашего соседа, а когда скажу «шпалы», то отметите несколько линий поперёк. На фразе про «поезд запоздалый» вам следует пять раз прихлопнуть ладонью соседа по спине, желательно в районе поясницы. Вроде того, что поезд опаздывает на пять минут. Я понятно разъясняю?
- Понятно, понятно... – откликнулись холостяки.
- Я знаю, что умею обо всём понятно излагать. – улыбнулся я. – Затем смотрите дальше, что будет в лечебном стишке. Из последнего вагона посыпется горох, и тогда вам следует побарабанить пальцами по спине. Будут куры клевать горох, а гуси щипать, и вы тогда пальцами тыкайте и щипайте соседа, даже если ему это не очень-то понравится. Повторяю, если кто-то забыл: это полезный для вашего здоровья массаж!..
- Кроме кур и гусей, найдётся в стишке живность? – слегка подёргал ключицами спины Приезжайте-к-нам-в-Лабытнанги.
- Ещё будут топчущиеся слоны, ползущая змея и дворник. Дворник – сами понимаете – не живность, он начнёт подметать и убирать всё то, что оставили после себя звери.
- На слонах что нам надо делать?
- Сперва на большом «слоне» надо будет сильно постучать тыльной стороной сжатого кулака по спине. Затем на «слонихе» надо будет постучать послабей. А на «слонёнке» постучать еле-еле. Можно дать лёгкого щелбана в ключицу. Вроде «слонёнок» хоботом уткнулся.
- Сколько раз постучать сильно и не сильно?
- Ну, не знаю... трёх раз достаточно будет, думаю... Главное, запомните, что после подметающего дворника придёт директор зоопарка – его походку следует изобразить двумя пальцами, скачущими по спине от копчика до шеи – и начнёт строчить письмо жене и дочке. Здесь ваши массажные движения должны напоминать начертания произнесённых мною букв, а на каждой точке или запятой со всех сил лупить кулаком соседа по спине.
- Со всех сил? – поёжился Курицын Сын.
- Увы, даже со всей дури. Таковы окончательные и несокрушимые правила массажа. Вам просто некуда деваться. Вы либо соблюдаете все правила, либо проваливаете отсюда, как обычные и никчёмные трусы. Дверь открыта, можете уходить.
Холостяки в зале недоумённо заёрзали и запыхтели. Распорядитель собрания, приметив парочку трусов, укоризненно покачал на них головой, и те решились остаться.
- Ну, значит, нет желающих свалить?..
Желающих не нашлось.
- Приступаем к массажу?..
- Давай, чёрт с тобой.
Я махнул рукой, удостоверяя, что сеанс опытов лечебного массажа начался, и назад дороги нет.
- Ещё одно главное условие не позабудьте. – сказал я. – В самом конце мне придётся у вас спросить, какую печать нужно поставить директору зоопарка: немецкую, английскую или русскую?.. Вы дружно проголосуете, и тогда я скажу, какого лечебного пенделя надо засадить по жопе соседа: поумеренней пендель, посильней или такой, чтоб улететь подальше. Это, по сути говоря, главная интрига сегодняшнего мероприятия. Всем всё понятно?..
- Понятно... – робко загудели холостяки.
- Погоди-ка, добрый человек. – вдруг озарило мыслью Ваську-кота. – Тут получается некоторая незадача. Если каждый из нас задаст лечебного пенделя своему соседу спереди, то обязательно останется один из холостяков, который не получит своего пенделя. Это несправедливо.
- Могу я спуститься в зал и задать ему пенделя. – пообещал я.
- Это хорошо. А тебе кто задаст?..
- Мне?.. – я неловко замялся, ища глазами возможного соседа. – Мне один раз уже давали. Сегодня, может, и не надо.
- Надо, надо. – заверил меня Васька-кот.
И тогда из-за кулис раздался уверенный басовитый глас:
- Я ему задам.
- А кто ты такой будешь? – пытаясь разглядеть говорящего, спросил Васька-кот.
- Увидите, когда время придёт.
Холостяки согласились и на такую интригу. Я спустился в зал и встал позади Дрыхуна, чтоб сделать ему массаж и засадить пенделя. Дрыхун зябко поёжился, но возражать не стал.
Стишок мой был таким:

«Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы.  
Ехал поезд запоздалый.
Из последнего вагона вдруг посыпался горох.
Пришли куры – поклевали, поклевали.    
Пришли гуси – пощипали, пощипали.
Пришёл слон – потоптал, потоптал.
Пришла слониха – затоптала тут и там.
Пришёл слонёнок – протоптался, натоптал.
Приползла змея – вокруг нарыла вензеля.
Пришёл дворник – всё подмёл,
всё почистил и подтёр.
Пришёл директор зоопарка,
стал писать не слишком гладко:
«Дорогая жена и дочка, точка, точка!
Я купил вам два носочка, точка, точка!
А носочки не простые, а в них нитки шерстяные.
Точка!!!»
Прочитал, не понравилось, порвал.
Сел, подумал и опять стал своё письмо писать:
«Дорогая жена и дочка, точка, точка!
Я купил вам два платочка, точка, точка!
А платочки не простые, а в них нити золотые.
Теперь точно точка!!!.»
Прочитал, понравилось, послал.
Письмо шло, шло, шло,
И обратно пришло.
Что такое? Как исправить?..
Да печать забыл поставить.
Надо ставить там печать.
А как???»

Стишок закончился, и интрига в зале повысилась до предела. Я обратился к холостякам, предлагая для голосования три весьма заманчивых варианта:
- Какую печать мы поставим в письме: русскую, английскую или немецкую?
Большинство холостяков потребовало русской печати, поскольку это показалось им в достаточной мере патриотичным. Я не стал возражать.
- Вы выбрали самый злющий пендель, даже самый улётный. Но не стоит шибко переживать. Будьте уверенны, что он пойдёт вам только на пользу.
Холостяки на счёт раз-да-три выполнили окончательный пунктик массажа, и лишь немногие из них, спустя минуту-другую, сумели перевести дух и оклематься. Но тут из-за кулис сцены вышел громадный и басовитый Лечебный Русский Пендель. Тот самый, что обещал расправиться со мной. И я невольно ойкнул.
- Нагнись чуток. – вежливо попросил он меня. – И мне удобней, и тебе полегче будет. Главное, не бойся продолжительного полёта, сгруппируй тазобедренные мышцы.
Я нагнулся, сжал губы и закрыл глаза, пообещав больше никогда не принимать участие в соблазнительных холостяцких опытах. После удара, полученного от Пенделя, я улетел к себе домой и застыл, лёжа на диване, в тягости и помрачении духа.
Увы, обещанного лечебного эффекта я так и не дождался. Летать мне тоже не понравилось. «Женюсь!» – решил я и отправился к знакомой Таньке делать предложение.



В ОДНОЙ ДЕРЕВЕНЬКЕ


Слушайте давайте. Ещё вот такая история была. Уж как вы давеча не хотели её послушать, упрашивали меня и отговаривали, но я опять за старое.
Дело было в одной деревеньке. Там крестьяне однажды помещика Задницына батогами до смерти забили и от пережитков крепостного права окончательно освободились. Крутись-вертись, строй новую жизнь. (В наших-то краях старики говорят «жизню;». Эх, грамотеи!) И было в той деревеньке много лепоты нараспашку, много целований на вечерней зорьке, а вот у одного мужичка вдруг корова пропала. Растворилась в живописном природном комплексе.
- Где корова? – спрашивает мужичок, сгоряча кочергу в восьмёрку гнёт. Один раз всего и пропала, а мужичку вполне хватает, чтоб себе и другим нервы потрепать.
- Мы не брали. – односельчане говорят. – Репутационный клин, дескать, всё такое. Не пойман – не вор.
Мужичок этот проживал на окраине деревни в одиночку. Под супружеские чары никогда не попадал: прокуковал бобылём сколько мог. На богатство в сусеках никогда не жаловался, случалось, что и впроголодь перебивался. Всякое бывало.
А корова – она, знаете сами, она и молоко даёт со сметаной, и всякие полезные удобрения… да… А вот пропала. И что вы думаете? – ни малейшего следочка после себя не оставила. Приезжала жандармерия уездная с розыском, кулачищем грозила: почему никаких следов нет? должны быть, ежели к делу ответственно подходить, так-растак, скрупулёзно!.. А нету. Бес их знает. Подход-то к следственному делу архиответственный, да, видать, силы его не распространяются на безответственные скотские телеса.
Поискал мужичок корову, подустал маленько да и пригорюнился. Шутка ли?.. За такие шутки в зубах бывают промежутки. С горя и флигеля помещичьего дома поджёг – двух спичек хватило. На рыбинской фабрике путные спички наловчились делать, любой поджигатель подтвердит. Акимка Кондрашов-то свой хлев тоже рыбинскими спичками сжёг до тла: одна копейка за коробок. И Лёха Финистов рыбинскими варначил (дядька-то у него завсегда из Рыбинска чемоданами возил спичечные коробки). И Гришка Плотилин тоже. Природа-то ума им всем не дала, так не на природу же спьяну сетовать?.. Она тебе потом так отсетует, что не возрадуешься, будучи и со спичками и без оных. Получишь увековечивание в страстях горячих, всего лишишься. Гришка-то Плотилин нынче в приюте для бездомных живёт – обосновался на зиму. А больше жить и негде. Эх-хе-хе!..
А тут так дальше сказка пойдёт. Если кто хочет покурить выйти, то выйди и покури, но назад можешь не возвращаться – концепции не разберёшь. Я без остановок сказываю. Да-а-а… не рассусоливая… это, кстати, всех касается!
Вот. И заходит к нашему мужичку гость. Гость как гость, фактически и не гость, а просто человек на огонёк заглянул.
- Так и так. – говорит. – Нашёл дверь распахнутой. Мир вашему дому, а козявок другому.
- Ну, – говорит мужичок. – чего это… оно конечно!.. Заходь.
Такая трогательная и уютная картина. Русский быт.
А тот и говорит. Слегка приокивая и усами шевеля в манере кайзера Вильгельма. Того, что на портрете в доме у мужика висел.
- Позвольте представиться. – говорит. – Я неким образом здешний волшебник. Прознал про ваши беды, и решил начать заниматься благотворительностью. Сим-салямим, ваххалай-маххалай!..
- Очень хорошо. – говорит мужичок. – Рад, что у волшебников наконец-то совесть проснулась. С чего начнём колдовать?..
Ой, нет!! тьфу ты, тьфу ты, тьфу!! Извиняйте, граждане-читатели, но сумбур в голове так иногда фокстротит, что хоть голову с плеч снимай да выкидывай!.. Столько всяческих сказок в голове перепуталось, что можно и кривду неправдоподобную за уши притянуть, опомниться не успеешь. А тут дело было немного по другому.
Волшебник-то в дом заходит, но не признаётся волшебником. А выказывается нищим странником, сумой перемётной. Анкетные-то данные мы не проверяем.
- Здравствуйте. – говорит. – Я есть нищий странник.
Так-то вот.
- Мы люди зрячие. – кивает в ответ мужичок. – Мы нищебродов с первого взгляда распознаём. Но накормить-угостить мне тебя сегодня нечем, хозяйство разладилось. Коровёнку-то у меня: тю-тю!
- Случается и такое. – говорит. – А я вот нищий странник.
- Да будь ты хоть лешаком, хоть закорякой в санузле, – ворчит мужичок. – а накормить я тебя не могу. От планируемого нравственного голодания до внезапного физического отощания – завсегда один шаг. Пойми ты это, голова садовая!..
Невежество.
- Овса-то хоть и оставалось с осени толика-другая, так я позавчера все остатки скушал. Вона живот-то до самого брюха без передышки болит, коликами шпыняет. А ты думал: монпансье?..
- Я, – тот говорит. – нищий странник.
- Мели Емеля. – сердится мужичок. – Тебя, дяденька, верно, бревном крепким приворожили, чтоб на паперти местечко освободить; человек-то повсюду одинаков: просторов ищет. Ты, дяденька, – говорит. – прямо как граммофонная пластинка в закавычках.
Искривление душевной атмосферы. Некоторым по рангу полагается.
- Я, – говорит. – хотя и нищий странник, но пока сильно кушать не хочу. Поскольку наелся и сыт.
- Пожрать, значит, где-то успел?.. Ну, молодец.
- Я, – говорит. – такими-то хозяевами, вроде тебя, сыт по горло. А вот, – говорит. – дай водички испить, с меня и довольно будет.
Воды, ишь, ему захотелось. Хромосомам, дескать, жарко стало.
- На тебе воды: пей сколько влезет, шлёндало! – выдаёт мужик страннику берестяную кружку, пошиба в аккурат местного. – Вона целая река между двух берегов плескается: пей – не хочу. А ежели не брезгуешь, так из канавы моей пей, прямо с лягухами лопай – всё мясо. В иных империях за деликатес считается.
К доброму совету и прислушиваться любо. Выпил той воды нищий странник, лягушку сплюнул в сторонку и ещё захотел.
- Я, – говорит… ну понятно! – Позволь мне, добрый мужичок, – говорит. – ещё столько же воды выпить.
- Пей, дядя, пей. – зашебуршал улыбкой мужичок и ведро воды в канавке зачерпнул. – В следующий раз после дождичка, в четверг, заходи. Я специально для тебя яму вырою.
А тот и пьёт. Эк его, сердешного, на воду-то потянуло!.. Дай, говорит!!
- А чего ж мне твоей воды не хлебать? – вдруг лыбится волшебник, но будто бы он всё ещё нищий странник. – Разве ты не видишь, как я понемногу пьяненьким становлюсь?.. Язычок-то, слышь, как потихоньку заплетается?..
Вроде слышит. А вроде нет?
- Это ты надеешься, что водой меня потчуешь, – говорит. – а я-то пью не воду, а вино в креплённой краснятине. Пью и хмелею понемногу, поскольку умею в этом жанре фокусничать.
Престидижитатор, блин.
- На цимлянское похоже, – говорит. – но виноград более морозоустойчивых сортов. Вроде как из станицы Хакуринохабль, Краснодарского края.
- Что за вино, откудова? – сомневается мужичок, к канаве своей принюхивается. – Понятно, что есть способы вне разума, но не понятно: кто проникать туда подсобляет?
Пахнет из канавы лопухами прошлогодними. Сапог тут же дырявый валяется, одна штука. Другой сапог – в другой канаве, надо думать.
- Дядя. – скользит речами мужичок. – Где ты в моей канаве вино отыскал?.. Нешто в конец ополоумел?
- То у тебя одна вода на уме, а у меня в кружке вино.
Э?.. А-а-а!..
Глянул мужик в берестяную кружку, из которой нищий странник воду хлебал, глянул во всю мочь: а там натурально не вода и водой не пахнет! Винцо в креплённой краснятине плещется!!
- Ух ты, голова садовая. – чешет умственные комплексы мужичок. – Ну-ко я присяду, а то всякое бывает.
А?.. То-то же.
- Смастерил я такое забавное волшебство путём чародейства, за что мне полагаются честь и хвала. – говорит нищий странник, но который на самом-то деле и не нищий странник, а настоящий волшебник. – А тебе, мужичок, в благодарность за твою доброту, соразмерную с моим добросердечием, я задарма этот подарок дарю. Хочешь верь, а хочешь не верь, но закрепил я за этой кружкой вечное волшебство. Пользуйся себе во благо. Ну, иногда там и про общественность не забывай.
- Ага. – говорит мужичок. – Себе во благо.
- Но теперича мне пора отсюда сваливать. – хмурится, поглядывая в лазоревое небо, странствующий нищеброд-волшебник. – В тесноте исторических законов ещё встретимся как-нибудь, поговорим. Душевно.
Ишь нашёл место для праздных разговоров. В тесноте, как говорится, да не в обиде.
- Погодь, дядя. – мужичок волшебника за рукав трясёт. – А пользоваться-то этим чудом кружечным как?
Волшебник заросли на бородавке пощипал, на затылке пятернёй поскрёб. Говорит:
- Пользоваться теперь этой кружкой можно так. Она теперь вещь волшебная, –говорит. – а на всякий необычный жизненный уклад свой рецепт имеется. Вот набери ею воды из канавки, – говорит. – да произнеси такие, малопонятные чужому уразумению, слова: пруди в пруду политурой, а мне отдай моё натурой!.. Запомнил ли?
Заклинания такие магические. Ну!!
- И тогда вода превратится, – говорит. – в креплённое красное вино. А ежели тебе понятной радости на краснятину не хватит, ежели ты на космический обхват опьянения возгоришься чувствами, то произноси следующее заклинание: выпьем да покурим – ***ня, всё зашпаклюем!.. И тогда вода в кружке превратится в сорокаградусное бухлишко. Всё для счастья человека, всё для его блага.
Вот так, граждане вы мои любезные, вот такие вот чудеса на свете творятся. Житийствуй, дескать, в безвылазном благополучии отрубленного сознания; пей, сколько влезет, лишь посуду в доме не бей!.. Я бы сам в эту брехню ни за что не поверил, но своими глазами видел того мужичка вдрабадан пьянецким. А с чего бы оно сталось, ежели не с волшебства?..
Ну, волшебник там ещё чего-то сказал… и ещё чего-то сказал… свистнул в два пальца и мигом исчез в ущельях невещественных устройств!.. Кому валокординчика?.. а?.. То-то!!
Правда, тут птица-синица прилетела из заокеанских вершков-с-корешками, хвостиком повертела да защебетала, будто семечки из пригоршни сыпет:
- Этот волшебник, – говорит. – что был туточки, на прошлой неделе в городе Саратове чудес навытворял. До сих пор по Саратову верблюды с медвежьими харями гуляют. Проклинают себя за соучастие в преступлениях большевистской власти.
- Ого? – кручинится мужичок. Но не шибко сильно.
- Вот тебе и «ого»! Осторожничай в будущем с пришлыми людьми, никого постороннего в дом не пускай. Ссылайся на инфекцию. Почечуя вроде прихватил.
А ведь правду птица-синица выщебетала. Про Саратов-то, про город. Да вот сами сбегайте на Волгу и посмотрите: до сих пор по Саратову этакие лахудры шастают. Медвежьи-то хари крепко привинчены: умелых рук сутяга.
А мужичок наш принялся размышлять над случившемся. Пока на трезвую голову.
- Запросто могу, – вслух сетует. – от вина вконец спиться и пьяницей стать. Могу раньше времени на ваганьково загреметь. Вперёд ногами.
Очень даже запросто. Такие дела.
- Лучше бы, – говорит. – этот путешествующий чудотворец мне коровёнку наколдовал: пользы-то больше.
Дак ну!! Корова – зверь фешенебельный, она и с молоком полезна и без молока безвредна. Такой вот зверь, приспособленный к благополучной жизни человека. С коровой можно и поговорить по душам – ежели натощак этакое дело приспичит. А с бутылкой попробуй-ка поговори!.. Вот, скажем, пастух Егорыч – не наш пастух, а из соседнего села пастух – так тот каждый день с бутылкой разговоры заводил, не оторвать было. И договорился, бестия, до того, что с бутылкой и свадьбу сыграл, и детишек она ему нарожала. Правда, вот дух еёный оказался невыносим. Хоть на развод подавай.
Ну, а наш мужичок зачерпнул кружкой водицы из канавы, да прочитал заклинание:
- Пруди в пруду политурой, а мне отдай моё натурой!
Оказалось, что волшебник не смухлевал ни на грамм. Получил мужичок винцо в креплённой краснятине. Полную кружку. Попробовал испить глоточек: и до чего же винцо хорошее получилось, шут его дери!.. Вот бы нам попробовать, а?.. Дак ну!..
Мужичок десять литров волшебного вина в канистру залил, да отправился друзей угощать дармовым счастьем. Друзья-то тоже здешние люди: в деревенском клубе вечера коротают, из газет апробации выуживают.
- Вот. – говорят. – на мир глаза таращим и не поймём, что нынче слаще: сахар или медок или девушкин передок?..
Нонеча в деревенском клубе обстановка культурная: лампочка ильича с потолка свисает, фикусы на подоконнике дремлют, киномеханик кино про разведчиков крутит – всё доподлинно прилично, всё горит синим пламенем.
А тут мужичок наш на скамеечку присел и к стенке прислонился. Довольный такой. С любопытными замыслами. В газетку для улучшения вида уткнулся: события и факты, дескать, интересуют меня превыше всего!.. А в газете пишут, буквально чёрным по белому: четверг прошёл вчерась, а пятница сегодня наступила.
Ага. Мозги вентилируют.
- Четверг-то, – говорит мужичок. – у нас завсегда перед пятницей идёт, а пятница непременно за четвергом следует. Вроде незыблемость какая-никакая.
- Кто бы в сем сомневался. – друзья мужичка ладони потирают, глазками маслятся. Чуют, видать, что что-то здесь неспроста.
- А не желаете ли, бедокуры, винца испить в краснятине креплённой? – говорит мужичок, подмигивая весело. – Стресс, допустим, снять?..
- Желаем-желаем. – заорали друзья в один голос. – На халяву-то!.. Разливай, Дмитрий Иваныч, чего дразнить нас сюда пришёл!!
Тут Дмитрий Иваныч всем и разлил из канистры, и про Саню Кондрашова не забыл, и Лёвчика с Вовчиком не обделил, которые зараз к компании присоединились. Короче, пошло заседание по полной праздничной программе, близкой к юбилейным торжествам. Точно так, как к примеру, семидесятипятилетние октябрьской революции празднуют или столетие со дня образования МХАТа. За полчаса всё вино вылакали. Пришлось нашему мужичку в уголке ещё десять литров наколдовать.
Друзья все вусмерть напились, конечно. Песни горланят неприличного содержания, тараканов друг на друга науськивают, иллюминируют – каждый сам в себе – жизненным благоуханием. Отдыхают.
- Ты нам возьми да объясни, почему у тебя винище-то взялось в обильных единицах? – вдруг Лёвчик с Вовчиком у мужичка спрашивают. – Ссышься, что ли, этакой чудной оказией?
Ехидничают. Ладно, драться не лезут со смертельным исходом, не ваххабиты.
- Дело в том, что человек я слишком хороший. – разъясняет лирическую скважину мужичок. – Нашлись такие полезные чародеи в наших краях, которые за мою добропристойность меня же одаривают всякими чудесными вещичками.
И всю приключившуюся историю по пунктам рассказал. О том, как сперва корова пропала, а затем припёрся в дом нищий странник, который на самом-то деле не нищий странник, а изготовитель саратовских медвежьих харь, то есть: добрый волшебник!.. Вот прямо, как я вам интересно рассказываю эту историю, так он и ещё интересней рассказал. Но про пруд пруди ничего сообщать не стал, решил заклинательные слова в секрете удержать. Кумекает.
Вот. А тут ночь на деревеньку спустилась и пришла пора с пьяными гулянками завязывать – завтра на работу. Пообнимались мужики друг с другом, тычками почеломкались, да и разошлись по своим домашним дворам. Что бы ко сну отойти в благополучном озоне да в семейных капителях.
- Хрррр, хррррр... – дрыхнут, фиолетят носами. Жёнок любимых веселят.
И в этой же деревеньке одного дружка звали Шелоумовым. Звали и звали, за тридцать лет жизни ещё и не к такой фамилии привыкнешь. И вот этому Шелоумову на домашних пуховых перинах не спалось совершенно.
- Зудилово-то житейское точет, ох ты! – говорит.
В другие-то ночи ему обычно хорошо спалось – дремотой чадило, будто из трубы банной кочегарки – а тут, вишь, зудилово к нему пристало! Словно бес за кобчик дёргает!
- Неудобное уныние по крови расползается. – говорит. – Дальше так продолжаться не может. Надо предпринимать решительные шаги.
Вскочил он шальной пулей с постели, вскочил в чём мать родила, и помчался поскорей к нашему мужичку. Когда надо – сразу быстроногий. Пятнадцать-двадцать километров за час – запросто.
Прибежал, в избу постучал да едва успел срам лопухом прикрыть.
- Ну, – говорит наш мужичок, распахивая дверь, а сам неладное чует. – ежели тебе от меня чего требуется, чисто из дружеского интереса, тогда давай поговорим. Но только без взаимных признаний в любви.
- Да идёт пускай к лешему вся эта непонятная любовь. – шебуршит Шелоумов. – Я заявился к тебе, посреди ночи, чтоб волшебную кружку купить. А ещё лучше обменять на что-нибудь полезное.
- Это на что? – ради интереса смекает мужичок.
- Да вот меняю твою берестяную диковину на мою любимую коровёнку. Видел в стаде пегую-то?.. Моя!
Мужичок сразу и призадумался крепко. 
От винища-то только перегар остаётся да голова в щепетильном прискорбии. А корова по всем статьям вещь полезная. Периодически ребятнёй коровьей телится, и молоко даёт: фабрикует в своих надёжных внутренностях калории. А пользы от молока завсегда чуть больше, чем от вина. От молока и не захмелеешь, ежели, конечно, не семь вёдер выпьешь… Значит, пегая?
- Пегая, пегая… Четыре копыта и хвост – всё, как полагается.
- И-и, видит собака молоко, да рыло коротко... – засомневался мужичок немного, да вдруг и согласился. – Ладно, меняюсь. Отныне будет кружка волшебная у тебя чудить, а корова пегая мои кефиры оснащать. Гляди, в омут с этим саратовским чудом не угоди.
- Кому куда суждено. – тот отвечает. – Омут, если подумать, тоже, окромя чертей, ещё и рыбу имеет: весь в себе.
- Ну, билибонькай, значит, до полного упоения.
Сказано – сделано. Коровёнку к мужичку в стойло отвели, обмыли это дело. И поспешил Шелоумов обратно домой, от радости на левую ногу припрыгивая. Пришёл и сразу спать уложился. Устал человек от невероятных переживаний и мучительных задач дневного дня – вот и спать лёг. Я, кстати сказать, всем советую так делать.
- Баю-баюшки-баю, не ложися на краю!..
Затем проспал этот Шелоумов четыре дня с четырьмя ночами. Только пошевельнулся пару раз, чтоб пятки почесать. Наконец проснулся, зевнул и принялся соображать на тему полученных достатков. Вот, думает, винца сейчас выпью, дурнем сделаюсь и вновь спать завалюсь!.. А назавтра винную лавочку открою, начну бормотуху по дешёвке продавать и вскоре обогащусь. Хищничество-то душевных пороков бывает разных сортов.
- Сейчас-сейчас! – радуется. – Выпью, дескать, для поднятия настроения!.. пруд пруди...
А вдруг глянул Шелоумов на стол: нет на столе вина. Точнее глянул: а кружки нет. Волшебной-то кружки нигде нет, одна пустота всмятку. Весь дом обыскал, всю округу на уши поставил, устал. В траве палкой поелозил, в бочке с квашенной капустой поплескался, вороньему гнезду обыск содеял – глухо, злость берёт. Так разозлился, что всю надежду потерял на либеральное обожествление личности. Без пьяной кружки-то??? Да вы чего???
Прибежал обратно к нашему мужичку, стал надрывается креном:
- Гражданин вы этакий! У меня пропажа – не ваших рук дело?
- Ничего не знаю, был я когда-то в курсе волшебных событий, да теперь весь вышел. – говорит честный мужичок. – Кружка у тебя на фатере пропала, а я за твой дом ответственности не несу. Я на сей счёт лыка не вяжу: настроением слаб.
Правильно говорит. Хоть и непонятно.
- И корову, – говорит. – я тебе не верну, поскольку был наш обмен произведён по честным правилам и без свидетелей. 
Теперь понятно.
- Так ведь, ёпэрэсэтэ! – трындит печально Шелоумов. – Пропала кружка.
- Делать нечего. А обмен наш был честным и целиком по взаимному соглашению сторон. Я ж нотариусом когда-то работал, я эти дурные правила на зубок знаю.
Воротился Шелоумов домой без коровы, без кружки, без долгожданного преуспевания в мятежном бытии, да и вообще… фуфайку на гвозде, что ли, пропить?.. Но тут пришла ему в думку интересная мысль: не могла ли эту кружку, в связи с домашним пылким загромождением, использовать его законная жена?.. бабёнка-то такая… не напомнишь – не поедешь…
- Дарья, – кричит. – подь сюды!
А та и подошла немедля. Робкая такая. Глаза красивые.
- Дарьюшка. – говорит, ласковым голосочком винты выворачивает. – Ты на столе, случайно, берестяной кружки не видела? Никуда её не забрала?..
- Забрала. – признаётся Дарьюшка. – Как раз случайно и забрала. Да вскоре, чисто случайно, в печи её и сожгла: из рук выпала. Отопление-то паровое отключили иезуиты, так я по старинке принялась печь дровами растапливать. Заодно уж и кофейку попить.
Молодец баба! Тепло, светло и мухи не кусают.
- Да ты, курва, понимаешь, о чём ты брешешь? – ахнул Шелоумов. Кулаком заскрежетал.
-  Так курей, – говорит Дарьюшка. – я ещё с утра накормила, про курей мне незачем тебе брехать.
- Я тебе говорю не про курей, а про то, что ты есть курва! Нехорошая баба, то есть!
- Грех, грех тебе так говорить. Да побеги и сам посмотри: в курятнике чистота кромешная, весь мусор повыметен. Кочет сидит себе на жёрдочке царём-иванычем, империю разглядывает да радуется, что у него хозяйка заботливая. Ты бы у кочета про меня спросил: хорошая я баба или нехорошая?..
- Какой ещё там кочет, зла на тебя не хватает?..
- А вот чего он хочет – я не знаю. Так-то, если примериться на глазок, то всего у него хватает. Уж ты должен знать, до чего я курей люблю, не ихнему брату на меня жаловаться.
- А я сейчас тебя вздую баба! Ой, вздую подлую бабу!..
- Да ну тебя, муженёк, с приставалками твоими: разъерепенился с утра, прямо страсти иродовы. А нехорошо среди бела дня «этим делом» заниматься, подожди уж до вечера. Или никак невтерпёж?
- Дарьюшка! дурочка моя! экскюзьме!..
Не вытерпел Шелоумов структурного давления обстоятельств, с ума сошёл. Так врачи из московской специальной клиники и записали в своей книге: от горестных воздействий, дескать, пациент рехнулся напрочь!.. Неприятная история с ним получилась.
А вот мужичку нашему, кажется, очень даже с коровёнкой повезло. С пегой-то. Вполне себе приличным человеком оказалась.
- Я, – говорит однажды. – есть нищий странник.
И даже так:
- Я, – говорит. – есть самый добрый на свете волшебник.
Мужичок наш и Дарьюшку в гости пригласил, чтоб корову послушать. Вдвоём очевидней.
- Нукась, корова. – просят. – Скажи нам что-нибудь чисто по-человечьи.
А та и старается. Изрекает без стеснений.
- Я, – говорит. – есть нищий странник!.. И я же, – говорит. – добрый волшебник!..
Правда, у Дарьюшки на этот счёт имеется своё мнение:
- Я, – лопочет заинькой. – эти коровьи замечания комментировать не намереваюсь, а вот возьми-ка ты, мужичок, меня замуж. Вдвоём жить всяко интересней.
Тот и взял, отбобыльничал. Дают – бери.
Теперь живут душа в душу, просо сеют, в отпуск на Чёрное море ездят. По вечерам, бывает, коровёнку включают и слушают.
- Я, – говорит. – есть нищий странник!.. И я же, – говорит. – ко всему прочему, добрый волшебник.
И так далее, и тому подобное. Простые, доходчивые истины.



ТЫЧКИ ДА ТОЛЧКИ


У нас издавна повелось, что двум царствам, возле одной реки, куковать тесно. Справа царство выпоротков, а слева царство вытормошков, или как куда поглядеть. Хоть и на разных берегах народ свои огороды засевает, а чувствует некую стеснённость территорий. И судоходных просторов на водной глади не хватает; иные нашу реку «корытом» прозывают. Элементарная неуважительность, конечно, но по сути верно.
Вот сноха царя выпоротков любила иногда в воде искупаться, жаркий полдень телесами обольщать. А ей половина речки лишь до брюха доходит – мелкота. Другая половина всяко поглубже, но она за соседним царством числится, а вытормошки границу блюдут строго. С уключинами и неводами.
А сноха-то царская, словно гусыня плещется в заводи, и очень даже ругается:
- Я, – говорит. – кое-кого попробовала бы пощупать на предмет контузии. Только, – говорит. – я получаюсь женщиной слабой, а сие геройство предназначено не для женских рук. Я, – говорит. – ничего и никого не конкретизирую, но выводы извлекайте сами, а за наградой я не постою. 
Ну, выпоротковский царь и извлёк. Пошёл войной на вытормошков.
- Солдаты! – закатил глаза ввысь выпоротковский царь. – Вот это беспримерное зло, которое несёт своим существованием вытормошковская монархия – это мы давно на заметку взяли и едва терпим. Мы всё про ихнего царя-подлеца знаем и видим – туды его в качель!.. Из бесовских чресл его порождение имеет быть, и это мягко сказано.
А тут ласточки небо пронзительно чиркают, облака папироски курят – настроение в природе нетипично положительное. Мир лучится бесхитростной красотой.
- Но отныне и до конца веков, – вещает вкратце выпоротковский царь. – сия монархия будет нами укрощена и оккупирована, а иначе доведена до состояния пустыни. Ибо только в пустыне обретают грешники направление на путь истинный.
Жаворонки вповалку вьются над полями, восток взбалмошно алеет – правильная у нас родина и отзывчивая. «Кому На Выпоротках Жить Хорошо» все в школе читали и наизусть выучили.
- Мы не захватчики. – отшпандоривает сомнения выпоротковский царь. – Мы воины-освободители и привносители свежей струи в порочный застоявшийся организм. За что нам пребудет от потомков огромное спасибо!.. Ура, дескать, товарищи!!
Что же, война – значит война. Царь наш парень не плохой, только ссыться и глухой.
- Ась?
- Ваше здоровье, Ваше Величество!
Но, долго ли дело делается и скоро ли сказка сказывается, а отважилось царство вытормошков на сопротивление. Царь ихний указ подписал о создании территориальной обороны, рассказал, как воевать надо и родную землю защищать. Кто-то из вытормошков вилы хватает, кто-то грабли с огорода тащит, кто-то чугунной кадильницей обряды колотьбы справляет без промаха – есть такая справа. А у кого-то ружьецо с браконьерских времён в сараюшке схоронено, так из ружья палить по оккупантам весьма весело.
Кабы имелась в сараюшке бомба уважительного масштаба, кабы она в кадушке с квашеной капустой сохранялась в полном неглиже и в ус не дула – тогда бы с агрессией выпоротков мигом покончили, да за сбор урожая принялись. Но мудреца-изобретателя сего суппозитивного орудия давно в темницу посадили. Сам царь и посадил за излишнею спесь, а тот в тюрьме ничего не изобретал. Канючил сквозь решётку строфами неугасимой любви, да тараканьих рыцарей с мушиным панталыком стравливал: поскакушки-заскакушки!.. Ну, да ладно, ничего. И без бомбы повоюем.
Купил я у коня овса – вот и сказка вся!..
- Братцы мои и сёстры!.. – возгласил гомозой обалделой царь вытормошков. – Смерти лютой сами не бойтесь и другим обещайте ума-палату притащить с поля брани. Будемте добрыми отцами для павших сирот, станем вдовыми девицами для мужей убиенных, оборотимся в отроков младых для незамужних маменек. Умрём во славу Отечества, ничего лишнего на тот свет не утащив!..
Как же: ура!.. Дондеже можаху!..
Тут принялись ещё сильнее выпоротки налегать на вытормошков, флотилию из брёвен соорудили и к крепостным стенам вытормошковской столицы подплыли. А вытормошки огромные булыжники с верхотур башен сбрасывают и отвечают матюками – сам чёрт их слов не разберёт. Пришлось и выпороткам налегать на матюки.
- Кто плывёт к нам сквозняком – сильно пахнет говнюком!!
- Не погнёшь нам паруса – юность верит в чудеса!!
- Эти парни – то, что надо: прут друг друга в область зада!!
- Вот без всяких неурядиц – доплывём до ваших задниц!..
Тут у вытормошков началось великое брожение умов. Собрались бабы да мужики на швейных фабриках, материалу разного чудного понадыбали, раскройки на столешницах расчертили и занялись вышивать диковинную одёжу. Кто на машинке швейной строчит, кто иглой ручной шурует, кто с харчей фрезерных стружку снимает: так и моделируют костюмы занимательного свойства, фигуры освобождения человеческой фантазии. Как будто видишь перед собой вещественный предмет, но не распознаёшь в нём человека.
- Фома Емельяныч, и ты с иглой при свечах? Нешто забросил свой пеньковый промысел?
- А некогда, Кузьма Кузьмич, работать на себя. Надо вот врага одолеть, задурить его вконец!..
Скоро вытормошковские мужики в обновки переоделись и явились на взор захватчиков в виде невообразимом. В какой-то степени изъяснения: даже в паскудном.
Кто фонарному столбу подобен, кто точь-в-точь каурая коза с глиняной свистульки, кто напыщенным глаголом из любимцев фортуны красуется – натуральнейший словесный кладезь. Кто без рук и без ног, а всё-таки столь шустро движется, что без рук и ног ему конечно сподручней. А кто и света белого не краше и даром его такого не надо. Кто кислыми щами по тарелке разливается, кто кирпичу зараз стал сводным кумом, кто долбодятлом из папье-маше на сосенку присел, а кто пилипикает у себя в будке и с чем-то неосязаемым общается. Роуминговая связь, говорит. Брешет пёс.
- Понимаем-с такие фокусы. – ошалел за завтраком выпоротковский царь, последнею картофелину из челюстей шуганул. – Эти нехристи решились нас с ума свести. Посягнули на самое заветное, что имеется в сердце любого выпоротка – на красоту духовных скреп. Вы, братцы-солдаты, соберите волю в кулак, а глаза закройте крепко. Стреляйте по врагам вслепую, нехрен на них пялиться. Наше дело правое, победа будет за нами.
А вытормошковская братия всё больше наглеет. Кто-то из вытормошков по крепостным стенам бродит этакой упитанной злонамеренностью, что оголодавшим выпороткам завидно до слёз. Кто-то пятый день не бреется и видок имеет ажно прощелыга замоскворецкая, почти как декадент – образованному человеку и смотреть противно. А кто-то поразительных сегментов нанюхался, генным упущениям враз уподобился и – заместо себя единоличного – десятерых-двадцатерых себе подобных выставляет.
- Здравствуй, дескать, Лукьян Митрич!
- Здравствуй, ёптись, Лукьян Митрич!
- Как твоё ничего, Лукьян Митрич?
- Господь не выдаст – свинья не съест, Лукьян Митрич!
- Прощевай, Лукьян Митрич, жене передавай привет! – хором-то выказывают все уважение друг другу.
А один мужик вытормошковский сумел плевком собачьим обрядиться. Знал – умён больно – что плевок собачий никто тронуть не посмеет, что всякая вражина мимо его сновать будет. Тарлям-тарляляля-тарлям!..
- Да как же нам быть? – заныли выпоротковские солдаты. – Как не поверни вражескую оборонную композицию, а всё выходит подобие Гоги-и-Магоги. И сослепу во вражину пуляешь – промахиваешься. И когда видишь воочию – тоже промахиваешься, поскольку рука трясётся от страха.
Экие пентюхи.
- Солдаты!! – топочет ногами царь выпоротков. – А памяти-то дедов будьте достойны, вперё-о-од!!!
И деды с памятью в заначках из могил выпоротковских восстали. Изрекли проклятья вытормошковским мужикам, костьми отважно погремели, а на более, извините, силёнок не хватило. Такое организуется пораженческое настроение.
А главное: пульки и у тех и у других внезапно кончились. Самую последнею себе в лоб главный выпоротковский енерал пустил.  Поскольку купил домой фисгармонию, детям на развлечение, а когда играть принялся, обнаружил, что это не музыкальный инструмент, а натуральная вытормошковская баба. Орёт враждебными голосами куплеты уничижительного свойства и деток енеральских низводит до состояния умственного изнеможения. Так дальше жить нельзя.
- Вы чего в нас не стреляете, нехристи? – зудят со своего берега реки выпоротки. – Давайте пуль из говна налепите и стреляйте.
- Сами говном стреляйте, всё что есть в печи – то на стол мечи! – огрызаются вытормошки.
Говно – не говно, но облегчиться в спокойной обстановке можно и нужно.
А затем на переговорном пункте оба царя аудиенцию слепили. Чайку, кофейку, как говорится, пожалуйте испробовать. Вот вам и конфетку на зубок. Поговорили цари, друг об друга запинаясь, да решили военный турнир организовать для своих самых богатырских бугаёв. Ежели сподобится победить выпоротковский богатырь, то и вся война, считай, выпоротками выиграется. А ежели вытормошковский богатырь супостату мозги вправит, то с победой как раз всё наоборот получится. А позор и бесчестие, договорились, будут выдавать порционно, по постным дням. Такой вот жестокий, но справедливый modus vivendi. Приволокли из райских кущ застрелившегося енерала: пускай судит турнир по всем правилам.
- Ты нынче, – говорят. – личность совершенно погибшая и лицо незаинтересованное?
- Ну да. – говорит. – Мои интересы нынче от ваших галлюцинаций мало чем отличаются.
Ну, турнир и начался. Выпоротковский богатырь палицу захватил левым ухватом, вознёс грозным духом, а правым зацепком равновесие круга вытянул. Получилась палица на манер пропеллерного винта, и этаким механизмом принялся богатырь разносить всё вокруг себя. А затем вдарил в грудки неприятеля со всей силы, да ещё междометье пышное произнёс сквозь зубы. Рассвирепел похлеще твоего.
Вытормошковский богатырь от удара-то едва покачнулся, поёжился зябко и своих локальных междометий не пожалел.
- Тело моё, – говорит. – суть крепость необоримая, конструкция физического превосходства. Малевич-то не случайно конструктивизм обожал, расщеплял в нём устойчивость. Позволь теперь, Кузьма, я тебе по-свойски вдарю!..
И размахнулся палицей да вдарил выпоротковскому богатырю по голове сверху. Будто сваю забил. Тот, конечно, покачнулся, но как-то сразу во все стороны покачнулся, и принялся кулаком в живот лупить вытормошковского богатыря. С двух часов до пяти дня лупил. С пяти до семи вечера принялся ответки получать по физиономии. Такой вот турнир богатырский получился беспросветный. Такие вот кромешные перипетии судьбы.
- Ну вас всех к ляду. – живо рассудил енерал. – Победила дружба.
Цари опять подсуетились к переговорному пункту. Попробовали сыскать доблести в иных человеческих инвентарях, от которых доселе и носы воротили.
- А найдётся ли в вашем царстве экий-нибудь чудной хиляк? – спрашивает вытормошкоский царь.
- Найдётся вроде. А вам оно зачем?  – хмурится выпоротковский царь.
- Да затем, что своего хиляка я супротив вашего выставлю, пускай они битву и учинят меж собой. Ежели богатыри опростоволосились.
- Это как?
- Да вот так.
И вот что придумали. Ежели выставить обоих хиляков на макушке Липовой Горы, и ежели приказать ветродую на них вихрем напереть – тогда тот хиляк, который первым с горы скатится, поражение своему царству и нанесёт.
Приволокли ветродуя с енеральских райских кущ, починили рублём. Тот и рад стараться. Теперь за хиляками очередь. Ведь трудно таковых найти, когда народ повсюду мужественен, здоров и убедителен в спортивных достижениях.
Выпоротковского-то хиляка с одра щепотью подняли, на макушку Липовой Горы кувырком вознесли и страхом обложным на ногах устоять заставили. Торчит он на горе, в природном серебре костями отсвечивает, весь такой йододефицитный. Ждёт, как бы не помереть раньше времени. А вытормошковского хиляка на складах свечного заводика выкопали, ристалищный дух возбудили и на ту же самую гору вознесли столбиком. Стоят оба, чуть дыша, а тут ветродуй к обязанностям приступил, начал фордыбачить да из щёк вихри выдувать. Пыжиться начал. У-у-у да у-у-у!!!
- У нас, на свечном заводике, похожий казус был. – говорит вытормошковский хиляк. – У нас Фрол Филиппыч похвалялся, что из пустой пивной бутылки ноту «ля» выдует. Сидит такой щекан-хомячина на завалинке, у-у-у да у-у-у в бутыль пихает. Но вместо достославной ноты «ля» газификация выдувается. И вовсе не из бутылки.
- Зело дивный казус. – покумекал выпоротковский хиляк. – Но почему-то я в него не верю. Заврался ты, братец: правда ведь?
- Может быть, и правда, да я, кстати сказать, слов на ветер не бросаю. – обиделся вытормошок. – Доказать вышеупомянутый казус имею уникальную возможность. Мне деликатнейший Фрол Филиппыч дал в дорогу две бутылки. Вот мы сейчас их опорожним и примемся ноты «ля» выдувать. А чего дальше будет – сам увидишь.
Хиляки, каждый по бутылке фролфилиппычевой опорожнив, ноты «ля» принялись на свои лады выдувать. Тут газификация из них одновременно и попёрла во всю прыть. Да так рванула, мама мия, что ветродуя унесло к Волге-матушке и далее. Туда, где овсы льном расстилаются, берёзы тёплой ржавью осыпаются, а ежей от грибного урожая плющит. Болдинская осень.
Царь выпоротков, как ситуацию с газификацией обследовал, так и обомлел:
- У меня, – говорит. – на все эти искусства нервов не хватает. Я, – говорит. – родился под несчастливой звездой и, пожалуй, что под ней и помру. Готов капитулировать.
Царь вытормошков принялся-было ручонки потирать от удовольствия, загундосил выпью: любо, братцы, любо! любо, братцы, жить!.. Да тут вмешалась в историю сноха царя выпоротков. Та самая. Ну вы помните.
- Ай-яй-яй, сявки вы труслявые! – ёмко пыжится она, вылезая из реки. – Ведь хуже баб вы получаетесь – обрядить вас в чепчики да поиметь на полатях по полной программе.
Говорю: пыжится. Поджигает мужское самолюбие коварным женским фитильком.
- Увы, я критикой вашей завсегда доволен. – хмурится выпоротковский царь. – Но ежели есть, любимая родственница, у вас желание советы давать, то приступайте без лишних разговоров.
Сноха на полезные советы не торопится. Чудит пока.
Во-первых, интересуется, есть ли у царя вытормошков своя сноха, типа моего подобия?.. Ей говорят, что у царя вытормошков такая сноха имеется, не одна ты здесь цаца выискалась. Во-вторых, интересуется, имеет ли вытормошковская сноха непредсказуемую грусть и неуютное выражение лица?.. Ей говорят, что никакой грусти она в организме не имеет, а, супротив того, весьма бойкая и огульная сноха. И в-третьих, интересуется, чует ли она общественную атмосферу?.. А ей говорят, что – да, в некотором роде всё это дело чует, но проще будет на эту тему с ней лично переговорить.
Тут журавли из-за стрех закурлыкали, кузнечики в полях застрекотали в необоснованном восторге, помидоры на рынке в цене поднялись – жируйте, нищие духом.
- Я всё к тому клоню, что наступает в нашей войне решительный момент. – расцвела разгонисто сноха выпоротков. – Тащите-ка сюда эту замечательную вытормошковскую мадам, и мы вдвоём с неё хорошенько поборемся. Тычками да толчками свару разрешим.
- Это как? – отвисла челюсть у вытормошковского царя.
- А так. – говорит сноха. – Лично я обязуюсь ей тычков наподдавать, а она мне пусть толчков отпустит без остатка. У кого выдержки на апогей не хватит – тот и проиграл войну.
Тыщу бы лет нам соображалкой лязгать, а до такого озорства не додуматься!.. Привели с почтением сноху вытормошков, а почтение и вправду есть кому оказывать: комплекция дышит, словно тесто на дрожжах, и голова сусальной луковицей покоится на плечах. Видно, что мадам с определёнными заскоками; чувствуется, что соображалку слегка боронит сохой. А ну-ка, дескать, девушки! а ну, давай, красавицы!..
Встали снохи друг напротив друга и принялись поочерёдно лупить тычки да толчки. Ажно погромыхивает недобрым хохотом во внутренностях у каждой. Ажно избрюхивается.
- Ты, радость моя, жакетку-то с какой помойки выкрала? – занялась тычками сноха выпоротков.
- А вот с той помойки, на которой тебя, красавица, вежливости учили! – накрошила толчков сноха вытормошков.
- Бывала я на той помойке, доводилось и учителей тех кобелирующих повстречать. Спрашиваю у них: неужели на ваше кобелирование какая дура откликается?.. А вот, говорят, ходит тут одна паскуда вытормошковская, перед кем угодно ноги раздвигает… Уж не ты ли это, радость моя?
- Я-то с одним-другим кобельком, может, разок и прошвырнулась вдоль речного бережка, а ты завсегда с дюжиной ёбарей по кустам шастаешь. Через день да каждый день, как говорится: сиськи-масиськи!
- Да неужели? – лупит тычки сноха выпоротковская.
- Да непременно так! – бряцает толчки сноха вытормошковская.
- А ну не ори на меня, давай не ори!
- А никто и не орёт!
- Не ори, говорю, на меня, я таких орлиц за космы таскаю!
- А никто и не орёт, красавица! Звон-то из ушей отчужди!..
Такая бесподобная война у них разразилась – что ты, что ты!.. Ни нам, ни внукам нашим конца ейного не дождаться. В прошлый-то раз снохи триста лет битву вели, да ещё триста лет победительницу от побеждённой оттаскивали.
- Ты про бегемотов слыхала ли чего? Ведь на бегемотку истинную похожа!
- Да хоть на крокодилку! Зато от величия ума не знаю куда деваться, а ты дурой родилась и ***м дурака запечаталась. Да и мымра ты – вдобавок ко всему.
- Ты на мымру в своём паспорте посмотри, Чумичка Кикиморовна!
- Цыц, срамница поучилась бы у интеллигентных людей разговоры городить, а то хамишь невозможно как!
- А любоваться-то мне, что ли, на тебя, на Шишимору?
- А и полюбуйся!
- В гробу и белых тапочках!
- Да я тебя сама в гроб законопачу!
- Куда тебе! карга старая!
- Да вот туда, всё туда же!..
Пока они тычками да толчками друг друга обрабатывали, все наши мужики помирились. Все цари обнялись покрепче да на брудершафт выпили. Мост через реку построили, границы упразднили. Подчинили хиляков научному исследованию и газифицировали все свои города и страны. Консерваторию построили, чтоб было куда фисгармонию поставить и доброхотного зрителя радовать звуками чудесной душевности. Лепота.
«Нет, без женщин жить нельзя на свете, нет!..»



УДИВИТЕЛЬНОЕ РЯДОМ


У одного купца было три дочери. Старшая, средняя и младшая. (Сколько всего получается?.. Три?.. Ну, значит, всё правильно.) Была ещё и четвёртая, да жена купца её от другого мужика родила – тоже купца. Девочка подросла немного, шалить принялась не в меру, и её тому купцу отдали. Дескать, забирай своё драгоценное чадо, нам чужого добра не надо. Тот и забрал.
Скоро пришло время умирать нашему купцу. Поскольку он чувствует, что здоровье весьма пошатнулось. И далеко не в лучшую сторону. Допустим, почечные колики ещё можно как-нибудь перетерпеть. А вот психические поветрия в голове неминуемо подгоняют организм к суровому смертному часу. Синдром Кандинского-Клерамбо это вам не шутки.
И тогда купец подумал, что надо оставить после себя хоть что-нибудь хорошее, и решил написать завещание. Распределить нажитое имущество среди членов семьи. Возможно, не совсем по справедливости у него получилось, но перечить больному человеку никто не решился.
-  Вообщем, хочу вам сообщить следующее. – говорит купец, потряхивая гербовой бумагой. – Той дочери, которая первой замуж выскочит, я отписал половину своего состояния. А это мельница на выселках, сахарный заводик, рыболовная артель и винная лавка. Той дочери, которая второй по счёту мужем обзаведётся, я отписываю ровно треть своего состояния. Это будут цех по переработке картона, швейная мастерская, кафе-мороженое в городском парке и местечко в почётной ложе нашего драмтеатра. И немножко денежек наличными. Ну вот, а оставшейся дочурке можно не беспокоиться слишком о замужестве. Всё равно получит в наследство все поскрёбки. А это два гектара песчаных карьеров.
- Извини, родной голубчик, а мне что в завещание отпишешь? – интересуется озадаченная жена.
- А мы с тобой, Марусенька, настолько друг друга любим в беспрецедентном отношении, что наверняка и помрём в один день. Так что ты за своё будущее шибко не волнуйся.
Жена, конечно, расплакалась. Раз такое горе со всех сторон на неё надвигается. Но делать нечего.
Прошло с тех пор несколько лет. И купец однажды быстренько помер, как и обещал. Стали его хоронить всем городом, траурные речи читать. Некоторые граждане до такого самозабвения дошли, что в трагический антураж влезли с ногами и принялись в могилку прыгать, вслед за покойником. Едва их успокоили. Некоторые решили деньги собирать на памятник из бронзы. Да тут же все деньги и пропили.
А старшая дочерь взялась быстренько соображать, что к чему. Она-то была немного поумней двух других дочерей. Пока вся семейка на кладбище взахлёб рыдала, она с каким-то франтиком в клубе на танцах познакомилась, а затем в постель его затащила. И говорит на следующее утро хитрым голосом. Так и так, говорит, я от тебя нынче беременна. Как порядочный человек, ты должен на мне жениться. Тот видит, что деваться ему некуда от назойливой барышни, подарил её золотое колечко и женился. Поскольку лишних неприятностей для своей репутации не захотел. Да и не прочь был окунуться с головой в семейный быт. Тем более, если тебе в приданное мельницу на выселках дают и сахарный заводик.
Средняя дочь увидела такое дело и тоже соображать принялась. Дескать, надо поскорей замуж выходить и получать свою долю наследства. Вспомнила про одноклассника Петеньку. Который, в иной раз, её из школы до дома провожал. Даже в щёчку неоднократно намеревался поцеловать. Только тогда она ему пальчиком грозила и обещала маменьке нажаловаться. Ну, а теперь вот, думает, нагуляемся и нацелуемся вдоволь.
Петенька, конечно, в этом вопросе ни сном ни духом. Читал там что-то у себя, в комнатке, про расщепление атомного ядра. Готовился к поступлению в институт. А тут к нему заваливается красавица в разгорячённом состоянии, всю одежду с себя скидывает и завлекает Петеньку в миры пылкой страсти. Когда следующее утро наступило, тогда уж сам Петенька потащил девку в церковь венчаться. Не важно ему, беременна она или не беременна. Еженощной пылкой страсти ему захотелось гораздо больше, чем тягомотно расщепляющихся ядер. Даже приспичило этакого-то дела.
И всем понятно, что осталась младшая дочерь на бобах. С мелочью в кармане и песчаными карьерами, в километрах двадцати от города. Обстоятельства, на первый взгляд, чрезвычайно грустного плана. Но девка не унывает. Надо, думает, съездить и посмотреть, что это такое. Что это за карьеры. Папаша хоть иногда и галлюцинировал в мозгах синдромом Кандинского-Клерамбо, да был не совсем дурак. Если купил участок с карьерами, значит, на что-то сильно надеялся.
И поехала туда. Приезжает и видит перед собой несколько штук ям. Достаточно огромных по размерам и производящих некоторый фурор в природном ландшафте. Мужики какие-то в них ковыряются не слишком уверенно. И нельзя сказать, что очень приятные на вид мужики. Скорее даже, категоричных маргинальных характеристик мужики. А рядом с крайней ямой избёнка обнаружилась. Даже сторожевая будка, по сути говоря. И жил в ней управляющий карьерами. Вроде Сильвестр Андреич его звали. Губастенький такой, в очках, телосложения фактурного. Правда, попахивал вчерашним перегаром.
- Ну что, Сильвестр Андреич. – спрашивает у него младшая дочерь. – Как тут развивается наш бизнес?..
- Да никак. – говорит. – Вот, дескать, копаем.
- А чего копаете? – спрашивает. – Может, чего интересного выкопали однажды?
- Да нет. – говорит. – Вот из этой ямы песок извлекается, из другой тоже какая-то хтонь. А в третьей давеча фонтанчиком прыснуло. Что-то липкое, вонючее и чернявого цвета.
- Грязь, что ли?
- Да вроде не грязь. Но что-то вроде того.
Дочерь пошла посмотреть, что это за липкое из ямы хлещет. Набрала ведро чернявой жидкости и повезла в город. Показать умным людям. Ежели говно – значит, говно. Будем и продавать по цене говна. А ежели что-то совсем ненужное, тогда закопаем яму насовсем.
- Ты, Сильвестр Андреич. – спрашивает напоследок у управляющего дочерь. – Скажи мне чистосердечно: женат ты или ещё как?
- А что такое случилось? – тот испуганно дёрнулся.
- Да ничего. Просто подумала, раз все мои сёстры замуж повыскочили, так и мне пора.
- А, это дело я понимаю. – быстро стянул с себя штаны и сапоги управляющий. – Загляните, пожалуйста, ко мне в будку на полчасика.
Она на полчасика и заглянула. И решила, что жениться нет никакой необходимости. Когда можно постоянно на полчасика заглядывать.
- Только, – говорит. – Сильвестр Андреич, ты пей поменьше. А то от твоего перегара я и сама хмелею. А я ещё несовершеннолетняя. Мне пить не положено.
- Хорошо, договорились. – говорит.
И привезла младшая дочерь ведро в город. Показала здешним академикам в институте. Те недолго смотрели и думали, а сразу определили, что это самый настоящий каустобиолит. Штука дорогая, сказали. Хотя бы потому, что из него можно керосин делать.
- Много ли у вас этаких вёдер? – спрашивают. – Пожалуй, мы прикупим по десятке за ведро.
- Э-э, – говорит дочерь. – с этим делом вы пока погодьте. Поскольку этого добра у меня целая яма в наличии. Оттуда можно железнодорожными цистернами вывозить.
И очень скоро выяснилось, что эта самая младшая дочерь буквально в миллионерши определилась. Что керосину можно наделать из ейных полезных ископаемых десятки сотен тонн. А ежели поглубже яму прокопать, то счёт и на тысячи пойдёт. Сильвестр Андреич поспешил бригаду настоящих копателей нанять. С доступной механизацией труда. И все видят, что эти ребята не лыком шиты, что у них работа спорится. Жидкость чернявая добывается в количестве уму непостижимом.
Богатеет девка ни по дням, а по часам. Вместо будки построила вполне себе приличный особнячок. Кровать просторную в спальне установила, сауну с бассейном организовала. Поскольку, говорит, могу позволить тратить средства напропалую, жить в комфорте и в некотором пресыщении личности. Сильвестр Андреич, ежели когда лишку и выпьет, так чего-нибудь из благородных напитков. Например, коньяка с лимончиком. Но вусмерть не напивается. Самое главное, что мужиком оказался на ласки охочий и к многочисленным постельным дивертисментам способный. Даже слишком целеустремлённый в этом направлении. А младшей дочери всё это вполне себе и нравится.
Не нравится такое положение вещей двум другим дочерям. Поскольку, хотели-то они обхитрить младшую, а получилось всё совсем наоборот. Даже обидно до слёз. Вот встретились они как-то раз и принялись обсуждать создавшуюся неприятность.
- Надо бы, – говорит старшая. – придумать, как младшую со света извести. Она ведь, дурочка, за Сильвестра своего замуж так и не выскочила.
- И чего, что не выскочила? – спрашивает средняя.
- А того, что если исходить из чисто юридических обстоятельств, то после её смерти (когда она вдруг помрёт нечаянно или пропадёт без вести), ейная яма нам двоим и достанется по наследству. Поскольку мы самые ближайшие её родственницы.
- А почему же вдруг она помрёт нечаянно? – удивилась средняя дочерь.
- Я не знаю, – говорит старшая. – надо подумать.
  И подумала.
- Надо, – говорит, – чтоб мой франтик и твой Петенька обзавелись верёвками покрепче. И однажды ночью пускай они в особняк, который рядом с карьерами, залезут. И всех евонных обитателей передушат.
- А много ли там обитателей? – спрашивает средняя. Слегка мандражирует и волнуется. За себя и за Петеньку, конечно.
- Да вот думаю, что только двое там обитателей и есть. Наша потаскушка и Сильвестр этот.
- Получается, что франтик твой придушит Сильвестра с потаскушкой, а мой Петенька на стрёме постоит?
- Нет. – говорит. – Получается, что твой Петенька на Сильвестра посягнёт и удушит, а мой франтик расправится с тем, что останется.
Так и договорились. Позвали к себе любимых мужей, разъяснили им всё хорошенько. Пообещали, если дело выгорит, купить им всё, чего только пожелают. В пределах разумного, конечно. Даже пообещали прикрывать глаза на их лёгкие интимные шалости на стороне. Те сразу и согласились.
Стали дожидаться времени, когда ситуация наступит потише да помягче. Когда в особняке младшая дочерь с Сильвестром накувыркаются вдоволь и подустанут. Чтоб проще было их огорошить.
Да тут в историю вмешалась ихняя маменька. Купец покойный хоть и заверял всех, что супруга отправится на тот свет сразу вслед за ним, но, однако, опростоволосился. Женщина оказалась здоровья неугомонного и нервов крепких. Оказалось, что она и себе какое-никакое состояньице накопила за годы замужества. Что после похорон купца, жила скромно, но со вкусом. А тут случайно услышала, как две её дочери сговаривают своих мужей на лютое убийство, и быстро сообразила, что делать. Придумала хитрый план.
Сперва приехала потихоньку в особняк к младшей и сказала, что ради своего родительского счастья, купила любимой дочери и ейному ухажёру путёвку в швейцарский санаторий. На целебные минеральные воды. Поживёте, говорит, две недели, как белые люди. Водички вкусненькой попьёте. Только, говорит, езжайте тайным образом, чтоб никто про это не проведал. Народ у нас завистливый, сразу начнёт ерунду трезвонить, слухи пошловатые распускать. Вспомнят про предателей родины. А оно вам надо?..
- Нет, не надо. – говорит младшая дочерь.
- Ну, вот и езжайте, как бы никуда не уезжая. Я вот тут, на крылечко, усажу двух деревянных истуканов, и они вроде будут как вы.
На том и порешили. Младшая с Сильвестром собрались за полчаса и уехали в Швейцарию отдыхать. А маменька побежала к старшей своей дочери и принялась нашёптывать на ушко.
- Вот, – говорит. – я совершенно случайно разузнала про Сильвестра очень нехорошую новость. Будто он совсем недоволен, как наша младшенькая его в постели ублажает, а хочет каких-то новых интимных способов испробовать. И даже, говорит, ради той женщины, с которой всё новое испробую, совершу немыслимый поступок. Допустим, говорит, могу и прибить насмерть свою прежнею сожительницу – дочерь-то нашу младшую – а с новой начать строить отношения.
- Жуткая ситуация. – говорит старшая. – Спасибо, маменька, что вы мне про неё рассказали. Буду теперь страдать и мучиться, что такие подлецы на белом свете есть.
- Ну, помучайся. – говорит мать. – Да, вот ещё что я узнала. Сегодня ночью нашей младшей дочери в особняке не будет, уедет она по делам в Петербург. Так что, когда Сильвестр без штанов в постель полезет, то никого там не найдёт. Наверное, очень грустно ему станет и тоскливо.
- Понятно. – говорит старшая. – Значиться, никого не найдёт.
- Должно быть, и весь исстрадается без женской ласки. – маменька шепчет.
- Понятно. – говорит старшая. – Этакому блудодею исстрадаться – раз плюнуть!..
И решила вечером проникнуть в особняк, залечь в чужую постель и дождаться Сильвестра. Пока тот в потёмках распознает, с кем без штанов кувыркается, она ему всё своё мастерство выкажет, множеством специфических утех ошарашит. И соблазнит на вечную любовь. С условием, что он непременно младшую дочерь изничтожит.
А маменька, недолго думая, после посещения старшей дочери, поспешила к средней. И всего того же самого ей наговорила. Про сладострастные мечтания Сильвестра. Про то, что сегодня ночью младшей дочери в особняке не будет. Про растущие доходы с песчаных карьеров. И средняя для себя решила сделать всё так, как и старшая для себя. Очутиться ночью в кровати с Сильвестром, ублажить его со всех сторон и заставить воспылать немыслимой любовью. Чтоб затем младшенькую прихлопнуть. 
- Главное теперь, держать весь этот план в страшном секрет. – говорит. – Я его придумала, я про него никому и не скажу.
И вот наступила ночь. Обе эти дочери друг другу ничего такого не рассказывают, а подкрадываются с разных сторон к особняку. Подлаживают свои коварные шорохи под многоголосый птичий клёкот. Думают, что скоро миллионершами станут и примутся гулять во всю ивановскую.
Первой разделась донага и занырнула в постель старшая дочерь. Стала дожидаться Сильвестра. Даже ножками от нетерпения сучить. А ночь тёмная пришлась на это время суток, зги не видно. Силуэты некие различаются, словно мрачные тени из прошлого.
Тут осторожно, на карачках, подползла к кровати и средняя дочерь.
- Кто это? – игриво спрашивает старшая, слегка голос изменив. Вроде того, что простудилась малость. – Ты ли это, любовь моя ненаглядная?
- Я это. – говорит средняя дочерь, тоже слегка голос изменив и порассудив, что никто иной, как Сильвестр в постели лежит и дожидается, когда его ублажать начнут. – Любовь твоя ненаглядная. Даже долгожданная.
- Очень замечательно. – говорит старшая. – У меня для тебя сюрприз будет.
- И у меня для тебя. – обещает средняя. – Будет сюрприз.
Но главный-то сюрприз для обеих приготовила маменька. Ведь сразу, после посещения и разговоров с дочерями, она сходила к своим зятьям. Нашла их двоих, в картишки перекидывающихся.
- Милые мои зятья, – говорит. – я всё про вас знаю.
- Чего это?  – испугался Петенька.
- Знаю, что мои дочери подговорили вас Сильвестра убить и мою младшую дочерь заодно.
- Не-не, маменька. – принялся-было лепетать франтик, да не слишком уверенно это у него получалось. Маменьку-то не обманешь.
- Всё я знаю, и прекрасно вас понимаю. Сама была по молодости взбалмошной и жадной до денег. А теперь послушайте меня. Ведь я решила вам помочь в этом преступном деянии. Я сегодня была в особняке, в гостях у младшей дочери, и оставила в их спальной, на столе, бутылку с божоле. Очень любят испить этого напитка наши новоявленные миллионеры, особенно перед сном. Выпьют стаканчик-другой, захмелеют и примутся разное интимное паскудство учинять. Такое, какое папенька ейный вряд ли бы одобрил.
- А мы тут причём? – хмурится франтик.
- Да всё при том же. – наговаривает заманчиво маменька. – В эту самую бутылку я подмешала большую дозу снотворного. Поэтому сегодня они оба заснут мёртвым сном, и вам без труда получится их придушить. Верёвки-то крепкие есть?
- Есть. – показывает приготовленные верёвки Петенька.
- Просто замечательно. – хвалит маменька. – Значит, сегодня ночью и приступайте к делу. Ничего не бойтесь. Даже если вдруг они не успеют заснуть – душите их веселей, они едва ли будут достаточно сильны, чтоб сопротивление оказать.
Петенька с франтиком выслушали маменьку и подумали, что она совершенно и во всём права. Во-первых, права, что встала на сторону кровожадного коварства. Во-вторых, права, что снотворного в бутылку подлила. А в-третьих, нечего ждать у моря погоды, а надо поспешать в особняк. И они поспешили. Благо ночь наступила.
И вот представьте себе картину. В кровати лежит старшая дочерь, которая дожидается Сильвестра, чтоб его хорошенько ублажить. Слышит, как кто-то ползёт по спальне и думает, что это долгожданный Сильвестр. Весь такой в пылу страсти. Но мы-то с вами знаем, что ползёт к ней не Сильвестр, а средняя дочь, которая думает, что настоящий Сильвестр лежит в кровати и дожидается, когда неугомонная девица вступит с ним в соитие. А франтик с Петенькой, тем временем, проникли в дверь особняка и тихонечко, на цыпочках, побираются к спальной комнате. Причём, Петенька, кроме верёвки, и арматурный прут с собой прихватил. На всякий случай.
- Ну-с. – говорит старшая, заметив, что предполагаемый Сильвестр очутился в кровати и залез под одеяло. – Сейчас я тебя отчебучу, милый друг.
- Да и я тебя этаким манером копулирую, что на всю жизнь меня запомнишь.
И обе, не сговариваясь, сжали свои девичьи ладошки покрепче в кулаки. И этими кулаками с размаху засадили в дырки задниц. Старшая дочерь в задницу средней, а средняя в задницу старшей. И обе, от неожиданности этакого срамного сосредоточения, горестно пискнули, обомлели, даже оторопели. Застыли в неподдельно переживаемом ступоре.
Тут-то в спальню и проникли Петенька с франтиком. Видят, что в постели лежат два человеческих тела и испытывают нечто вроде сексуального оргазма. Самое время, думают, их душить со всей мочи. Но в кромешной темноте не могут различить, кого именно они собрались душить. Не догадываются, что нет в постели Сильвестра с младшей дочерью. А лежат самые настоящие их жёны. Правда, в достаточно приватном виде. Петенька и франтик верёвки накинули на шеи своих жён, затянули покрепче. Ругнулись даже, для усиления эффекта. Тут и арматурный прут пригодился. Минут через пять, чувствуют, что тела перестали сопротивляться и обмякли. Значит, померли.
- Моя вроде голая и с каким-то непонятной рукой, торчащей из задницы. – сердито шепчет Петенька.
- Да и мой вроде голый и с рукой в заднице. – шепчет франтик. – И самое удивительно, что он тоже вроде бабы. Грудь у него бабская. Вот тебе и Сильвестр.
А на улице, в это самое время, загудело жандармской сиреной, застучали быстренько сапоги по лестнице особняка и защёлкали ружья. Это примчались по вызову правоохранительные органы, чтоб поймать убийц. Чтоб предать их суровому и справедливому суду. Чтоб прочим негодяям неповадно было.
И маменька тут же стоит, руки заламывает. Как же так, дескать, могло случиться, что любимые зятья на жизни своих жён посягнули?.. Зятья, конечно, принялись жандармам рассказывать, как сама маменька на это дело их науськала. Да маменька заявила, что они всё врут, что наговаривают на бедную женщину, что быть такого не может, чтоб она родным дочерям смерти пожелала. Ну, жандармы ей и поверили в первую очередь. Собственно говоря, она жандармов и позвала ночью в особняк, сообщая, что прогуливалась тут неподалёку, и вдруг услышала тревожные шумы. Думала, что просто воры пробрались, а тут вот что оказалось. Буквальное смертоубийство.
Отвезли зятьёв в каталажку. Стали выбивать признательные показания и уликами стращать. Те видят, что дело плохо и грозит им непременная казнь через повешенье, и решили во всём признаться. На маменьку не стали никакой вины накладывать, поскольку поняли, что суд им не поверит, а от этого только хуже станет. Взяли всю вину на себя, покаялись. Суд и приговорил их к каторге.
А через неделю вернулись в город младшая дочерь с Сильвестром из Швейцарии. Узнали, какая неслыханная подлость в их особняке приключилась. Что родные сёстры и зятья устроили в их родной спальне свальный грех со смертоубийствами. Что только благодаря маменькиной бдительности преступники были вовремя пойманы и подвержены наказанию. Поклонились они маменьке в ножки, благодаря за всё хорошее, и выделили ей денежных средств на старость. Пару миллионов. Маменьке и хватит.
- Я, – говорит маменька. – привыкла жить скромно. Батюшка-то ваш – купец покойный – меня к тому давно приучил.
Хороший человек был. Что и говорить. Все мы здесь хороши.


СЧАСТЬЕ В ДВЕРЬ


Не могу я жить без всамделишного счастья. Сижу, терпеливо жду, когда счастье в дверь постучится.
- Тук-тук! – вдруг стук в дверь.
- Кто там?
- Сто грамм!
Весьма привлекательно для начала. Смущаюсь, но радуюсь.
- А ещё кто?
- Кто… А кого тебе надо?.. Конь в пальто!
- Пальто возьму, а конь мне зачем?
- Оседлаешь и кататься будешь. Выскочишь наконец-то из душевной крепости на общедоступные просторы. Да ты сам скажи, братец-конь, не отмалчивайся.
- Отворяй дверь, ***ли там застрял! – злится конь.
Неужели ко мне прибыло этакое странное счастье?.. Нет, погожу пока дверь открывать.
- Тук-тук! – снова стук в дверь.
- А это кто?
- Жена Пашки Кулакова. Да ты его знаешь – Пашку – он всякому человеку на земле лучший друг. Вы с ним давеча выпивали вместе.
- Пашку я помню. А зачем ты мне нужна, жена Пашки Кулакова?
- Да чтоб Кулакова задразнить. А то он такой гордый вчера домой припёрся, рассказывает, как ему начальница на работе улыбнулась. Дескать, Павел Иосифович, вы сегодня прекрасно выглядите, словно прынц зальгсбурский!.. Вот мой дурак и потёк, вообразил себе Бог знает что. Воображала – хвост поджала!..
- Ну, а я здесь причём?
- Да я вот подумала, что пока мой дурень мечтает о совей начальнице всякие похабства – фордершпрунги да кульбиты – я ему с его же другом изменю.
- Весело придумала, давненько я таких номеров с чужими жёнами не откалывал.
- Так заходить?
- Заходи, раздевайся… А это кто с тобой?
- Конь. В подъезде тут скучал, сидел. Жалко одного оставлять.
- Ну, заходи тогда с конём... Погоди, а это кто ещё с тобой?
- А это Кулаков. Мой Пашка Кулаков.
- Как Кулаков?? Ты его с собой, что ли, притащила, жена Кулакова?
- Да нельзя его одного дома оставлять. Заскучает вдруг, начнёт чертей по комнате гонять. А мне за ними убирай потом.
- Так ты же говорила, что он сидит дома и о начальнице своей мечтает. Типа, пока он похабства выдумывает, мы с тобой здесь тыры-пыры?!
- Да не нервничай ты сильно. Тыры-пыры он нам не помешает учинить, он в этом смысле покладистый, хотя и воображает о себе много.
- Как покладистый??
- В том смысле, что раскрепощённый.
- Ну хорошо, заходите тогда. Странная у вас какая-то семейка, жена Кулакова.
Я сочувственно хмурюсь, не понимая, как можно быть настолько покладистым, и не желая пока увлекаться женой Пашки Кулакова. А вот конь оказался страшно рад, что его в дом запустили. Уселся с деловым видом на кухне и принялся поигоготывать.
- Тук-тук! – снова бьётся кто-то в дверь.
- Кто там?
- Кулаков!
- Что за вздор!.. Какой ты можешь быть ТАМ Кулаков, если ты уже ЗДЕСЬ Кулаков, да ещё с собственной женой??
- Я другой Кулаков, который без жены.
- Слишком много мне Кулаковых за один раз. Тебе самому так не кажется?
- Да нормально всё, покатит.
- Впускай его, я хоть посмотрю на ещё одного Кулакова: может он мне понравится больше Пашки! – просит жена Кулакова.
- Ну, хорошо, Кулаков, который без жены, заходи – не стесняйся. Ноги-то вытирай об половичок, не в хлеву.
Двое Кулаковых с одной женой радостно обнимаются и расцеловываются. Конь пытается спеть что-нибудь одновременно лирическое и праздничное.
- Тук-тук! – снова стучатся в дверь.
А вот здесь надо разобраться. Надо в конце концов проявить характер, встать в позу и резко пресечь потоки счастливого наваждения. Комнатёнка у меня маленькая, не резиновая, на всех места не хватит. Захочу – открою дверь, а не захочу – не открою.
- Тук-тук! – в дверь.
- Если ты ТАМ называешься Кулаковым, то признавайся сразу! – требую я.
- Правильно, это я. – раздаётся за дверью признательный вздох. – Зовут меня Кулаков.
- Ты с женой или без жены пришёл, Кулаков?
- Без жены. Но зато с ещё одним Кулаковым.
- А присмотрись хорошенько по сторонам: точно ли ты с одним Кулаковым пришёл или ещё какие-нибудь Кулаковы есть поблизости?.. Возможно, даже, что они пришли с жёнами, детьми и родственниками?.. Может, конь какой-нибудь сидит рядом и грустит?
Робкое молчание за дверью.
- А?? – требовательно урчу я.
- Ну, ещё штуки три Кулаковых найдётся с жёнами: прилепились за компанию, я не звал. Коня точно нет.
- Только жёны?.. Больше никого не видно?..
- Ещё одна свекровь имеется и парочка детишек. Вроде, мальчик с девочкой. Вроде, не баловники.
- Мы не баловники, дяденька! Совсем не баловники! – раздаются печальные детские голоса. – Пустите нас к себе, в гости.
- Заходите, чтоб вас всех!..
- Тук-тук! – в дверь.
- Кто там ещё? Прочь пошли! Никого нет дома!!
- Это ангелы прибыли. Нас из райских чертогов срочно сюда вызвали. Да вы не пугайтесь, пожалуйста, мы не за вами.
- Я и не пугаюсь. С чего вы взяли, что я пугаюсь?.. Вам наверняка вся эта толпа из Кулаковых нужна. Надеюсь, коня тоже с собой заберёте.
- Нет, мы только за Кулаковыми. Коня себе оставьте.
- Заходите!
- Дмитрий Иванович!.. Марк Гордеич!.. Алексей Романыч!.. Крутите им тут все руки, вяжите по одному!..
Вот и счастье в дом привалило. Незатейливое, честное счастье.
- На по-о-омощь! – орут Кулаковы и поочерёдно выбрасываются из окна, захватывая с собой ангелов. Что позволяет им всем воспарить в голубые небеса и улететь в несусветные дали.
- Иго-го-го-го!!! – ревёт яростно и протяжно конь. – Примчись, лесной Олень, по моему хотенью!.. Умчи меня, Олень, в свою страну оленью!.. Где сосны рвутся в небо, где быль живёт и небыль – умчи меня туда, лесной Олень!..
«Тук-тук» слышу я, как кто-то стучится в мою дверь. «Тук-тук». Нет там никого. Меня не надуешь.



1990г. и т. д..