Господь

 Глава 1

   Здесь не было середнячков и случайных людей. В зале присутствовали только верхние чины различных подразделений компании «Прибой». Праздновали день строителя и успешное многолетнее руководство в лице Гурана Валерия Ивановичем, за что он получил из рук губернатора орден за вклад в развитие края. Банкет проходил шумно и весело. Но центральной фигурой здесь был не Гуран, а его супруга, она же хозяйка ресторана «Гавань» Евгения Васильевна.
Эта всегда цветущая женщина бальзаковского возраста, очень любила себя и отдавала своей внешности всё, не жалея на это ни денег, ни времени. Не знающему человеку безошибочно определить её точный возраст, было сложно. Её шелковистые волосы и моложавое лицо с пикантной родинкой на щёчке, не оставляли равнодушными к этой привлекательной женщине посетителей ресторана. Ей отвешивали комплименты весь мужской пол, включая и двадцатипятилетних молодцев. Евгении Васильевне, естественно, это льстило, и она считала, что подобные комплименты стимулируют её, не увядающий возраст. Когда молодёжь, засыпая её флористикой, узнавали, что этой стройной даме сорок пять, они с восхищением уходили в осадок. Сегодня она руководила всем и рассаживала гостей за столики. Отдавала команды официантам и музыкантам, не забывая при этом изящно жестикулировать руками. На эстраде играло музыкальное трио, и солистка средних лет исполняла песни из репертуара советской эстрады.
Валерий Иванович был большой противоположностью своей жене. Он имел высокий дискант, что не сочеталось с его габаритами. Дряблое тело с отвислыми грудями, пытливые и подозрительные глаза неопределённого цвета придавали ему возраст восьмидесятилетнего старика. К тому же на его бескровном лице не было ни одной волосинки. Этот облик и голос скорее говорил не о настоящем мужчине, а о кастрате скопце. Почти вся компания знала, что этот энергичный управленец, имеет ряд отклонений в здоровье. Но как бы не выглядел этот человек, он смог создать многотысячный коллектив, которым руководит с советских времён. Несколько лет назад, эта был трест «Проект — строй». Во времена поголовной приватизации старое название похоронили, но самому тресту не дали погибнуть, переименовав его в акционерную компанию и дали ей морское название «ПРИБОЙ». Руководить новой компанией стал по-прежнему Валерий Иванович. Он сумел овладеть всеми акциями и стал полноправным хозяином. Гуран был самым успешным руководителем в строительной отрасли всего региона. Рядом с ним работали хорошо проверенные временем, преданные люди и профессиональный рабочий персонал. Помимо строительных управлений в Прибой входило ещё несколько дополняющих строительство заводов, а также домостроительный комбинат. Все служащие и рабочие без излишнего стеснения гордились тем, что трудятся в лучшем градостроительном учреждении всего региона. Заработки высокие, да и жильё любой мог приобрести по льготной цене. Но мало кто знал, что их самый большой начальник был не чист на руку. Он запросто мог, не боясь последствий захватить в наглую чужой жирный кусок земли, предварительно дав на лапу взятку высоким чиновникам. Никто из приближённых его не смел предостерегать и тем более не отговаривать от такой наглой оккупации земель. Просто считали, некорректным указывать тому, кто им платит солидную зарплату. Один Петухов Георгий Андреевич, он же Господь, — начальник отделочного управления, мог с глазу на глаз смело и чётко выразить своему большому начальнику любой протест. И как практика показывала, всегда был прав. Такие смелые выпады не совсем нравились Гурану, но он молча соглашался с Петуховым, понимая, что его слова, руководителя одного из своих подразделений приносят только пользу общему делу.
Господь, мужчина с харизмой, среднего роста с широкими плечами и сильными руками. Ходил всегда быстро и не мене быстро принимал решения. Обладал большим остроумием и юмором.
Жена Гурана Евгения Васильевна была кумой Петухова. Сам Гуран в прошлом был ему близким другом и компаньоном. Документы на реорганизацию треста готовили юристы по выношенным идеям Георгия Андреевича. Гуран одобрил такой проект и вскоре трест перестал существовать, вместо него появилась компания» Прибой», — на устах сотрудников ДДД — детище двух друзей. Но внезапно из-за необдуманной санкции прокурора дружба была прервана. Позже она воссоединилась, но имела уже другой оттенок.
С годами их близкие отношения стали иметь определённую дистанцию, на которой Гуран не переставал напоминать своему бывшему другу, что на производстве не может быть дружеских отношений. Только работа и ещё раз работа! Так незаметно их отношения потеряли былую теплоту, но и особой прохлады между ними не было. И все равно, невзирая на дистанцию, Гуран прислушивался к советам Господа. Правда, частенько он игнорировал их, поступая по своему усмотрению. И сейчас, где подвыпивший люд, сидя за столами, пили виски, закусывая красной икрой, Господь и Гуран стояли у окна в глубине зала, с бокалами янтарного виски в руках. На них никто из присутствующих не обращал внимания, знали, что они непременно в финале каждого банкета немного поругаются, но в процессе трудовой недели мирятся.
В зале играла музыка, кто-то танцевал под неё, а кто-то тихо подпевал. У Гурана был ослаблен узел на галстуке, что означало явный перебор виски внутрь. А когда галстук висел на стуле, то это был уже двойной перебор и давал команду супруге, что его пора удалять с эпицентра празднества. Но пока он находился в нужной колее.
Шеф гордо кивает в сторону праздничного зала. И рукой делает волнообразную отмашку:
— Видишь приятель, за двадцать лет как мы подросли, — гордо заявил Гуран. — У меня свой ресторан, гостиница, стадион. Жалко только, что дело к старости идёт, а из наследников один племянник. Но он мужик хваткий, у него в Воронеже свой железобетонный завод имеется. Я уже его пригласил сюда, думаю дать ему на пробу одно из управлений, пускай стажируется. Как думаешь, друг? — положил он руку на плечо Петухова.
— Если метишь своего племянника на моё место, то вариант наилучший, — спокойно ответил Господь. — У меня всё отлажено, а управление одно из лучших в городе. Кстати, я помню ты о своём Стасике, раньше плохо отзывался. Дерзай Валера! А я полностью с головой отдамся книгам. Затянула меня литература, да и гонорары приличные стал получать от книг.
Шеф, словно не слыша Господа, глотнул виски и, поставил бокал на подоконник. Развёл руки перед бывшим другом, словно хочет обнять всю вселенную.
— Такие бы условия мне в молодости иметь. Чтобы перед смертью торжественно можно было заявить: жизнь была полноценной, поэтому я умираю без страха и в наслаждении! Как думаешь, я прав?
Господь посмотрел на жирную рожу шефа, но его вопрос оставил без ответа, которого терпеливо ожидал Гуран. Он понимал, что этого самодовольного барина, переубеждать в чём-то давно уже нет никакого смысла. Но тут шеф повторил свой вопрос:
— Как думаешь, я прав? Почему молчишь?
Господь не выдержал и выдал ему не совсем корректную, но справедливую фразу:
— Не мы подросли, а ты подрос вместе со своей Евгенией Васильевной. — Он кивнул в сторону шикарно разодетой жены Гурана. — Она хозяйка ресторана, ты хозяин можно сказать строительной монополии города, никому развернуться не дал. И про старость ты поскромничал. Тебе семьдесят шесть лет уже. По возрастным меркам давно на погост пора. Брежнева и Ельцина в твои годы в землю опустили. Правда, земли разные, Леонида Ильича, — достойного мужика около кремлёвской стены увековечили. А беспалого дьявола на Новодевичьем кладбище. Не заслужил он кремлёвской стены. Леонид Ильич правильный мужик был, нечета тебе. Жалко его. А тебя всё равно бог покарает за земельные захватнические операции. Найдутся люди с большим весом, которые с аппетитом проглотят тебя, а твою монополию разорят. Разве можно у школ земли захватывать и строить на том месте знакомым чиновникам гаражи. Это большой грех Валера. Ты детей обижаешь.
Гуран, прищурив глаза, выпятив заметно спавший за короткое время живот, приблизился к собеседнику.
— Гера ты не исправимый человек. В бане часто моешься, а коммунистическую пропитку смыть с себя не можешь. Когда мы с тобой обрели акции, ты постоянно мне предлагал поменяться местами. Но у меня не ослиные мозги. Делиться тем, где я был пионером, это унизительно подумал я. И оказался прав! Это я создал, лучшую компанию в регионе, скопировав её в Швеции у компании SKANSKA. Мы строим везде, потому что меня ценят. А про школьные земли ты зря заикнулся. Я всем школам ежегодно и бесплатно делаю капитальные ремонты. Ну, поставил я на мёртвых землях строения, кому от этого плохо? И не забывай, что это мы тебя с Евгенией Васильевной из тюрьмы вытащили. А там не знай, как бы у тебя жизнь сложилась? Ты мне по гроб жизни должен быть благодарен.
Господь допил виски и, опасаясь, будто их может кто-то услышать на ухо прошептал Гурану:
— Да вы меня и упекли туда. А ещё был третий основатель заговора, по фамилии Зырянов, — знаменитый коммунист в нашем тресте. Правда, о нём я узнал перед его смертью. Он соизволил на берегу моря мне покаяться. Помнишь день медика. Я ему поверил, хоть он был под градусом, но слёзы у него были настоящие.
— Нашёл, кого слушать, у человека сильный психоз был на почве алкоголизма, поэтому я его и проводил на отдых. И к тому же Анатолий Михайлович был человек почтенного возраста.
— Да я знаю, вы с ним одного возраста.
— Но ты же не путай, — покосился Гуран на своего друга и подчинённого. — Я же не могу из своей личной компании отправить сам себя на пенсию. В этой ситуации, я вечен, пойми это.
— Я это понял, находясь в камере. Мне эта мысль не давала покоя долгое время. И только благодаря аргументам моей покойной жены Надежды, я закопал свои подозрения. Она не верила в коварство своих кумовьёв. И тогда у меня наступило полное бездумье на плохой этап моей жизни. Ко мне возвратились счастливые денёчки!
— И что же случилось, что ты опять на меня волну обвинения гонишь Гера?
Господь машинально погладил пальцем небольшой шрам над правой бровью и тут же отдёрнул руку.
— В тюрьме я отгонял всячески твою вину. Хотя один прекрасный человек из прошлого, ясно мне истолковал, что моё пленение, это твоих рук дело.
— Конечно! — воскликнул шеф. — Ну, поделись богатым воображением тюремного друга.
— Это очень долго, да и не понять тебе его талантливой тюремной философии. Главное он был прав! А вот кого я увидел на кладбище у могилки прокурора Червякова в эту пасху, это был гром среди ясного неба.
— И кто там предстал пред твоими очами? — перебил Господа Гуран.
Петухов посмотрел на лицо своего шефа. Оно было спокойным и не выдавало никакого интереса. «Значит, ему Евгения Васильевна рассказала об их встрече» — подумал Господь и приступил выкладывать свои претензии:
— Твоя Женечка с прискорбным лицом сидели у его надгробья. Этот визит к одру Червякова, наталкивает меня на горькую историческую мысль давно минувших дней. За свободу я тебе отдал все свои акции. Жалею, опрометчиво я поступил. За восемь месяцев в следственном изоляторе, я тщательно обдумал своё положение. Я требовал у Червякова в письменном виде, чтобы следствие провело глубокий анализ моего уголовного дела. Так как в нём было много юридических ошибок. Писал ему, что суд меня в любом случае оправдает. И что я в хищениях участия не принимал, потому что их не было в моём управлении. Просил, чтобы сняли с меня все обвинения и изменили меру пресечения. Червяков закрыл моё дело. Но это случилось через несколько для меня мучительных месяцев неволи, а не после моей жалобы. И после того, как мои активы стали твоими, ты и голоса не подал для восстановления моего нервного состояния. Я с самого начала был уверен в себе, зная, что не существовало в природе никакого хищения.
— Правильно не было хищения. Но это было установлено после того, как моя Женя занесла в кабинет прокурора толстый пакет с инвалютой, — перешёл на шёпот кум.
— Я это хорошо помню, но за продолжительное время нахождения в камере, предназначенной для 30 человек, где сидят 50 человек и спят по очереди, можно любого стоика сломать. В то время я потерял веру в нашу правоохранительную систему. Зачем нужно было такое время меня мытарить в тюрьме? А свобода снилась ежедневно. Поэтому я без сожаления тебе отдал свои акции.
— Вот видишь! — словно древний мудрец, Гуран приподнял указательный палец вверх. — Значит, ты должен быть благодарен мне! Я тебя освободил! Я улучшил тебе жилищные условия! Я восстановил тебя на работу в прежней должности! А ты таишь ко мне, какие-то давние необоснованные обиды. Как в народе говорят, бочку на меня катишь. И не забывай Георгий, твоя Вера крестница моей Жени. Мы по церковной линии считай родственники с твоей семьёй. С какой стати я тебе в сумку буду гадить.
Господь пристально посмотрел в глаза бывшего друга. Ему очень хотелось в этот момент смазать по этой самодовольной физиономии, но он сдержался.
— Обиды это для женщин, но никак не для меня. А я с понедельника у тебя больше не работаю. Созидай в компании вместе со своим даровитым племянником. Хватит рога мочить на безбожника. Не хочу быть оплёванным вместе с тобой.
Гуран недоумённо пожал плечами.
— Причём здесь ты?
— Я не при чём, — спокойно произнёс Петухов, — если не считать, что все ремонты в школах осуществляло моё управление. Но я чист перед детьми и своей совестью! А твоё наказание неотвратимо! Тебе приветы с того света уже шлют. С некоторых пор я уже знаю, что Женя до тебя носила фамилию Червякова.
— Да это её первый муж. Ну и что из этого? Мы к нему обратились за помощью. Именно он помог организовать тебе свободу. Я тебя прошу, выкинь из головы разную несуразицу и чушь? Пожалей свою нервную систему. Давай расстанемся цивилизованно?
— Я бы выкинул, если бы меня освободили сразу после передачи тебе моих акций. Только продержали меня на государственном обеспечении ещё несколько месяцев. Сам посуди, как это может такое быть, арестовать человека при этом не предъявить официального обвинения? Какой же это следственный изолятор? К тому же у меня за восемь месяцев в следственном изоляторе не было ни одного следователя. Кроме одной прекрасной женщины, которая посетила тюрьму по другим, но не по моим обстоятельствам. Это она заставила зашевелиться прокурора. Чуешь, чем это пахнет?
Гуран попытался возразить ему, но Петухов продолжил свою речь:
— Между прочим, твоя Женечка сказала мне на кладбище, кем ей приходился блюститель закона Червяков. И мои худшие подозрения взбунтовались. Хотя до её признания меня там же на могилке осенило, что они не чужие люди. И про недавнюю смерть её экс супруга, спустившуюся с неба, она рассказывала в паническом ужасе.
— Да смерть у него была нелепая прошлым летом, — нахмурил брови Гуран. — Полез в грозу антенну закрепить на крыше и попал под молнию.
— Молния знает в кого метить, — беззлобно бросил Господь. — Следующим будешь, вероятно, ты!
Петухов умолк, а его шеф задумался, потом выдал:
— Ты не с небес спустился, а с тюрьмы вышел Господом. Поэтому твои слова, это сплошное пустословие. Если бы бог хотел меня покарать, то за восемнадцать лет он, наверное, сто раз бы меня уничтожил. А ведь ты мне пророчил долгую и безмятежную жизнь когда-то, или забыл?
Господь хитро улыбнулся, смотря в глаза щёлочки шефа.
— Всё я помню, но тогда я истины не знал. Были одни догадки. А насчёт тебя, чую бог момента ждёт. Видимо, тебе какую-то миссию полезную на этой земле необходимо довершить.
— Вчера наша компания закончила капитальный ремонт дворца культуры «Маяк», это моя последняя миссия, за что и медаль сегодня вручили.
— Основная работа в Маяке была моего управления, — напомнил Петухов и прекратил с ним диалог.
Он не заметил, что лицо Гурана в этот момент обрело серый цвет и слилось с бархатными чехлами, надетыми на стулья ресторана. Господь оставил именинника в одиночестве. Сам с пустым бокалом прошёл к своему столику, где добавил ещё виски. Позже к нему подошла Евгения Васильевна. Взяв его под локоток, увела от компании:
— Гера, вы, что опять с Валерой поругались?
— Нет, поговорили корректно, — ответил он. — Валера на моё место вызвал племянника, у которого свой железобетонный завод в Воронеже имеется.
— Ну и что из этого? — не вникла она в слова своего кума, — это брат мой двоюродный Стасик из Воронежа.
— Правильно думает на старости лет о наследниках. Будет кому своё состояние передать. А я в понедельник беру расчёт.
До неё только что дошёл смысл слов Господа, и она, вскрикнув, тут же приложила свою ладонь ко рту.
— Какой железобетонный завод. Нерентабельный растворный узел и тот по ветру пустил. Кому такой специалист нужен. К тому же он тоже, как и Валера сидит на инсулине с малых лет. Смешно даже подумать, чтобы Стасику можно было доверить что-то. Толстый размазня, и в придачу ещё заика. Валера просто уколоть тебя захотел в свой знаменательный день. А ты бы мог, и промолчать в ответ. Сам его всю жизнь подкалываешь, а он не обижается. Он мне постоянно говорит, что без Господа компания лопнет. Валера очень ценит тебя!
— Я это предвижу, ведь за советами он идёт не к совету директоров, а ко мне. А с другой стороны, зачем он своего наследника Стасика вызвал?
— И думать забудь, всё наследство он мне завещал. У меня все бумаги здесь в кабинете в сейфе лежат. Правда, некоторые пакеты вскрыть можно только после его смерти. А Стасика он вызвал не руководить. Он будет здесь жить, и работать на нашей базе отдыха лодочником.
— Ладно, Женечка, — смягчился Георгий Андреевич, — извинись перед ним за меня. Конечно, я перебрал сегодня. Впрочем, и он бочку виски в себя влил. Но своё решение я огласил, и изменять его я не намерен.
Евгения Васильевна ухоженными пальчиками кисти прошлась вскользь по его груди и мило улыбнулась.
— Святой Георгий сам же говоришь, что перебрал, вот завтра с ним утром и поговорите. Приходите сюда на завтрак с Верочкой. А Валера уснул здесь у меня в комнате отдыха.
Он не ответил Евгении Васильевне, но в знак согласия приобнял её за плечи и удалился к своей компании.
В полночь всех гостей по домам развозил служебный автобус. Гурана с супругой в нём не было. Они остались в Гавани — в своей комнате отдыха.

Глава 2

   После вчерашнего корпоративного банкета, где Господь чрезмерно приналёг на виски, ему хотелось чего-то залить в душу прохладного. Он спустил с кровати ноги и засунул их в рядом стоящие стоптанные тапки. Прошёл да спальни дочери. Она спала под простынёй с головой и с открытой лоджией.
Вера по образованию юрист, жила временно у отца с внучкой всё лето. Пока её муж Пётр был в командировке, она переселилась на этот срок жить к отцу, окутав его своей заботой. Господь закрыл дверь лоджии и заглянул в комнату внучки. Там было пусто.
— Похоже, вчера я перезагрузку сделал своему организму? — вполголоса произнёс он и, накинув на себя длиннополую рубашку, проследовал на кухню. — Надо же как, я мог забыть, что внучку, как неделю назад сваты забрали к себе в Геленджик.
Окно было полуоткрыто и ветром слегка трепало штору, набрасывая её на холодильник, стоявший рядом с окном. Он рукой отстранил штору и бесшумно открыл дверку холодильника. Достал оттуда двухлитровую коробку томатного соку и поставил её на стол. Сев на кухонный уголок он включил телевизор. На российском канале демонстрировали какую — то мелодраму. Сериалы он терпеть не мог. Щёлкнул пультом. На экране появился диктор новостей. Налил в большой стакан сока. Залпом выпил его весь, не забыв наполнить стакан вторично. В это время незаметно сзади подошла дочка Вера. Положила ему руки на плечи. Он вздрогнул от неожиданности и повернув голову в сторону дочки, просипел:
— А если инфаркт ненароком хватит, что будешь делать без отца? Хотя скоро твой Пётр приедет, а следом сваты Олесю привезут.
— Папа тебя ни одна бяка не берёт, — промолвила Вера. — Посмотри вокруг, все твои ровесники почти вымерли. Один дядя Валера Гуран когтями цепляется за жизнь. А ведь он сильно болен. А ты живёшь и даже не стареешь.
— Валера мне не ровесник. Он старый, покрывший плесенью гриб. Наверное, я уйду дочка от него? Хватит рога мочить на капиталиста. Нервы стали неимоверно шалить. Вчера я ему так и сказал на банкете. Желание было заехать ему в челюсть на прощание. Сейчас я осознаю, желание было неправильное. Да и стариков бить, это самая настоящая дикость.
Вера убрала с уголка кухонное полотенце и присела рядом с отцом.
— Папа сколько я тебя помню, бить по физиономии было твоё жизненное хобби. Не зависимо, физически ты это делаешь или литературно. Привык на борцовском ковре людей к матам пригибать, вот и сформировался у тебя диктаторский характер на работе. Ведь ты по жизни добрый и порядочный человек. Один из руководителей престижной компании. Подчинённые уважают и тянутся к тебе. Что ещё нужно в этой жизни? И прозвище дали библейское — Господь. Уважают за справедливость и за юмор.
— Есть такое дело, — гордо ответил отец, — я тоже тех людей уважаю дочка!
— Не умрёшь от скуки без работы? — бросила она на отца вопросительный взгляд. — Знаю, тяжко тебе будет без того, чему всю жизнь посвятил. Да и деньги дядя Валера не плохие тебе платит.
Отец пропустил последние слова Веры и задумчиво произнёс:
— Прозвище Господин получил сорок лет назад заслуженно, на борцовском ковре. Тогда тебя на свете ещё не было. Господом и Святым увековечили в следственном изоляторе, когда ты уже в школу ходила.
— Ну и что из этого?
— А то, что я самый первый из всей тюрьмы прогнозировал амнистию, — гордо заявил он. — Это был важный прогноз! После этого указа половина сидельцев ушло на свободу, только не я. А мне так хотелось воли. Я же по знаку зодиака свободолюбивый Водолей. В тюрьме все гороскопы изучил от безделья.
Вера внимательно слушала отца, хотя все его байки она слышала ещё в раннем детстве, не понимая сути. Не перебивая его, она встала с уголка и, подойдя к электрическому чайнику, включила его.
— Неужели тюрьма тебе до сих пор икается? В разговорах ты её практически никогда не употреблял, кроме того дня, когда ты пришёл оттуда. А тут что на тебя нашло, или дядя Валера всколыхнул тебе память?
Отец пальцами взял из солонки щепотку соли и, бросив в стакан с соком, стал размешивать её чайной ложкой.
— С Гураном однозначно всё покончено, — повышенным голосом сказал он. — Отныне он для меня не существует.
— Тише говори, окно открыто, — предупредила дочка отца. — На улице всё слышно. И хватит про неволю. Эта тема для тебя давно чужда.
Отец плотно обернулся в рубашку и тихо заговорил:
— А как тюрьму из головы дочка вытравить? Это на всю жизнь. Тем более Господь стал моим логотипом. Я уже свыкся с ним. Был Господином, переименовали в Господа. А на работе меня только по имени отчеству зовут. За глаза да, я Господь, Святой. Ну и что, мне даже это льстит. Только ты почему — то игнорируешь мой логотип, — улыбнулся он, теребя мочку уха.
— Георгий Андреевич, можешь мне не говорить, как тебя зовут. Тебя полгорода знает и только с хорошей стороны. Только принципы твои мне не совсем понятны. Ты категорически отрицаешь плохое прошлое, а тюремную кличку любишь. В бога вроде веруешь, а крестишься неправильно.
Петухов, протестуя против слов дочери, учащённо постучал чайной ложкой по стакану.
— Ну, допустим, о вере своей я никому не говорю. Да, я не хожу в церковь, но это ничего не значит. И ты сама подумай, как я могу отречься от Господа, меня ведь достойные арестанты нарекли небесным титулом, не сам назвался.
— А ты и рад? — улыбнулась Вера. — Все клички даже небесные, должны кануть в лету. Хотя я уже свыклась с твоим логотипом, но как ты заметил, наверное, мне не нравятся никакие клички. Не серьёзно всё это.
На кухне воцарилась минутная тишина. Только стрелки электронных часов, висевших над кухонной дверью, монотонно отсчитывали время.
— А что серьёзно в этом мире, скажи мне дочка?
— У человека должно быть имя и фамилия и этого достаточно. Но, по правде, скажу тебе не как дочь, а как женщина: — необъяснимая загадочность и колдовская харизма в тебе явно есть? Тебе шестьдесят лет, а выглядишь ты на сорок.
Не успели её эти слова слететь с губ, как на лице отца заиграла обворожительная улыбка.
— Найди себе добрую и заботливую хозяйку, — советовала Вера. — Жизнь приобретёт иную окраску. Ведь в конце августа приедет Пётр, и мы уедем от тебя к себе в коттедж.
Она налила себе в бокал чаю и, поставив ногу на табурет, принялась дуть на кипяток, оголив перед отцом свои ляжки. Петухов мигом одёрнул ей полу халата.
— Мамы нет уже десять лет. А я как-то с этой работой и не задумывался и не готовился к пенсионной жизни. Я тебе дочь по секрету скажу, что пенсионером себя не чувствую. С мамой у нас были моногамные отношения. А это не всегда правильно. Отказ от любых желаний ведёт мужчину к различным заболеваниям. Я полноценный нормальный мужчина и многого ещё хочу от этой жизни. И после мамы познал не считанное обилие других женщин. Но эту тему с родной дочерью я не намерен обсуждать. Она носит сакральный смысл для тебя. Ты ещё мала и мало пила молока, а я здоровый как бизон пойду топтать весь женский пол, — пошутил он и долил себе из пакета соку.
— Как был ты словоблудом раньше, каким тебя помню, таким ты и остался, — беззлобно заявила Вера. — Чем дочери выдавать свои очередные перлы, лучше позвони дяде Валере и скажи, что погорячился вчера от виски. Уверена ему без тебя будет очень сложно и скучно.
Петухов учащённо замотал головой.
— Да нет, он вчера мне заявил, что вызвал на моё место племянника с Воронежа. Говорит, что он опытный управленец и у него есть свой завод. Позже твоя крёстная мне сказала, что у этого племянника не завод, а растворный нерентабельный узел, а вернее всего насосная станция, для подачи раствора. И что Валера меня просто подколол.
— Я тоже так считаю, — заверила его дочь. — Вспомни как раньше он тебя беспричинно поддевал.
После этого отец задумался и, приложив ладонь ко лбу, выдал:
— О! Вспомнил, — Твоя Крёстная нас с тобой сегодня приглашала к себе в Гавань на хлебосольный завтрак.
— Пойдём? — спросила дочь.
— Ты иди, а я не пойду. Моё решение вчера Гурану было официальное. — Он задумался, и тут же добавил. — Наполовину, — и как мальчишка хихикнул. — Я уже нацелен на отдых. И деньги его мне не нужны. На них грязи много. Да и не совсем всё чисто в его компании.
Дочка моментально изобразила клюквенное лицо:
— Папа ты представления не имеешь, что значит отказаться от большой месячной зарплаты. Скудная материальная жизнь, радости тебе не принесёт. А вот здоровье унесёт. И ты быстро в этом убедишься.
На лбу у отца после её слов выступила испарина. Он взял салфетку со стола и, вытерев пот со лба, выбросил её в открытое окно.
— Зачем мусоришь, — сделала она отцу замечание. — Дворники увидят, стыдоба будет.
Но он вновь сделал вид, что не слышит.
— За меня не беспокойся, я не пропаду. Имею кой, какие сбережения. Ещё твоей семье буду помогать. К тому же у меня есть дополнительный материальный источник. Значит, переживу все невзгоды.
Она поставила чай на стол и опустилась на табурет.
— Это понятно с голоду не опухнешь. Но дело не в этом. На стройке ты хоть на своих подчинённых отрывался. Отныне будешь соседей изводить своими остротами. И как ты решился на такое скоропалительное решение? Тебе же, как хлеб нужно, неограниченное общение. Мужики с нашего двора, никчемные собеседники для тебя будут.
Петухов залпом выпил стакан сока:
— Не забывай, я пишу книги и мне ни одно общение не чуждо. У иного мужика столько чудесного материала можно накопать, что и Толстому не снилось. Это не твой магазин нижнего женского белья. И даже не твои мелодрамы, от которых ты без ума, — он головой кивнул на экран телевизора.
— Это временное явление. Дома с Петром, мы живём другой жизнью. А здесь, я себя должна же чем-то занимать вечерами, — возразила Надя. — Ты после работы свои книги строчишь на компьютере, а мне что возле тебя корректором сидеть?
— Не надо быть рядом со мной, — возмутился отец. — Но истязать свой мозг, бредом и фальшей это рискованно для головы.
В кухне опять наступила могильная тишина. Петухов бросил взгляд на опущенную голову дочери. Понял, что дочка явно обиделась.
— Прости, я не то хотел сказать, — приподнял он двумя пальцами подбородок Веры и заглянул в её потухшие глаза. — Приведу только один заезженный пример, которым пользуются кинематографисты. Они народу показывают настоящую муть и продают её всему миру. Посуди сама почти во всех мелодрамах, что не одинокая молодая героиня или герой, все имеют комфортабельное жильё и иномарки. Откуда? Можно подумать, что у нас не Россия, а Норвегия или Саудовская Аравия. Меня лично тошнит от такого наглого лживого искусства.
Вера задумалась вначале над словами отца, затем весело сверкнула глазами и игриво заявила:
— На выдумки кинорежиссёров я не обращаю внимания. Мне интересно, поэтому и смотрю. А то, что наша молодёжь подсела на ипотеку, и пенсионеры ходят без зубов меня это совсем не касается. Пускай власть об этом переживает. И ты меня не склоняй к внутреннему беспокойству души. Сам мятежник и дочь хочешь превратить в Веру Засулич. Не выйдет, я довольна своей жизнью и большего мне ничего не надо!!!
Словно огненные стрелы в окно резко пробились лучи солнца и ударили по глазам Петухова. Он молча встал, закрыл окно и задёрнул шторы.
— Понимаешь Вера, ты не смотри, что мы с семьёй Гурана дружили. Долгое время они ходили к нам в гости. После смерти мамы, наша дружба была похоронена. И с некоторых пор я при Гуране стал себя ощущать не другом, и даже не компаньоном, а придворным. Он в конец обнаглел. Он использует меня в своих интересах, нарушая при этом уголовный кодекс. Оказывается, я помогал ему захватывать земли у школ. Так больше продолжаться не может. Сейчас я отдохну от него и стряхну с себя его грязную накидку, чтобы кожа дышала.
Вера окинула отца беспокойным взглядом.
— Ты всё лето мне твердишь про эти ремонты. Папа ты меня прости, но я уже не юрист, я хозяйка магазина нижнего белья. И при чём здесь ты? Ты лицо подневольное. Тебе приказали — ты выполняешь!
— А совесть, — куда её деть? Я же понимаю, что социальная грань нарушена и когда-то за это мне предъявят обвинение. А вот насчёт хорошей хозяйки в мою квартиру, я обязательно подумаю. Четырёхкомнатная обитель, для меня не объёмные метры.
— Если так сильно зол на дядю Валеру, отомсти ему своей страстью, — озорно блеснули глазки Веры.
— Это, каким образом, — ухмыльнулся он. — Страстно укусить Валеру за задницу?
Заведи роман с моей Крёстной, — неожиданно выпалила дочь. — Я, помню, как она на тебя жадно смотрела у нас дома. А дядя Валера отдышкой страдает. К тому же говорит, глюкоза у него в крови до крайности повышена. А ещё, он глобус в нашем планетарии проглотил, это твоя фраза. Если он узнает про ваш роман с тётей Женей, то не переживёт такое горе.
— Оригинальная месть и даже бы я сказал мудрая, никакого криминала и совесть никогда мучить не будет, — воскликнул отец. — Злодей в яме, а ты продолжаешь упиваться счастьем с его вдовой. Ты умна как миланская принцесса Бонна Сфорца, она славилась и умом, и красотой и талантом к интригам. Но я не смогу с твоей крёстной Женей любовный альянс создать. Она же в соучастницах была у Валеры по отъёму моих активов.
— Вот и хорошо, — обоим им и отомстишь. Я же всю предысторию о твоих акциях знала. Мама мне всё рассказала. Только она про Крёстную ничего плохого не говорила.
«Как же будет она про меня что — то плохое говорить, — пронеслось у него в голове, — если Женя для меня давно является учебником анатомии». Но этой мыслью с дочерью делиться он не посмел, а только произнёс:
— Ясное дело, — они же кумушки были и близкие подруги.
— Мама верила ей, но опасалась, её хищного взгляда на тебя.
У него вдруг глаза озорно заблестели и он, смотря на дочь сказал:
— А почему бы и нет. Евгения Васильевна на 31 год младше Валеры. Меня выходит на пятнадцать.   Да и она словно с витрины бутика вся сверкает. А совсем по секрету тебе скажу, мне даже не надо как рыцарю преклоняться перед ней на колени. У нас довольно-таки доверительные с ней отношения. Но не могу я всё равно рога наставить Валере, — кривил он душой. — В первую очередь мы кумовья, а во-вторых, хоть он и подлость сотворил, но и добра сделал немало. А Женю я и сейчас могу от него увести. Дочка громко рассмеялась:
— Пап да пошутила я, как ты не понимаешь? Разве можно разлучить пускай и нелюбящую, но богатую чету? У Гурана миллионы. А у тебя кукиш в кармане и четырёхкомнатная квартира. Ну, сбережения смешные имеешь.
Он резко встал из-за стола и направился к двери. Затем повернулся и укоризненно сказал:
— Был бы нищий, то никогда бы не построил тебе коттедж с Черногорской архитектурой.
Прикрыв за собой дверь, он ушёл в свою спальню. Задёрнул жалюзи на окне, развалился на широченной кровати и приступил ворошить своё прошлое.

 
Глава 3

  Первое, что он вспомнил, это день молодёжи двухгодовалой давности и приуроченный к этому дню день рождения хозяйки базы отдыха Жени Гуран. Все праздники тогда проводили именно в этом живописном месте под названием «Волна», директором которой была жена шефа Прибоя. Она давно оставила скучный социальный отдел и переместилась ближе к природе и свободе. В тот июньский вечер, на базе проходила встреча волейболистов двух подразделений. Господь лежал на кровати в своём одноместном номере. В гостином корпусе было тихо и безлюдно. В это время в купальнике к нему в номер зашла Женечка. В руках она держала бутылку Массандры и коробку зефира в шоколаде.
— Кум очень хочу в свой праздник почувствовать себя женщиной! — торжественно произнесла она.
— Женя ты что? — облокотился он на подушку от удивления. — С Валерой позже и почувствуешь, кем хочется.
— Гера, зачем ехидничаешь, — ответила она. — Тебе же хорошо известно, что с ним женщиной я никогда не была. Я не жена ему. Я приложение к его должности, к его статусу и к его грузной фигуре.
— Скорее к его банковскому счёту, — засмеялся Господь и встал с кровати.
Он взял у неё из рук бутылку. Налил в два стакана вина и пригласил её к столу. Женя на ходу открыла коробку зефира и положила её перед ним. Затем присела на стул.
— Я во всём его приложение, — игриво произнесла она. — Только не в постели. Женился на мне, как на КПСС, чтобы карьеру сделать и за рубеж ездить. Правда, ездили мы с ним в то время всего один раз в Болгарию. В капиталистические страны не пускали. Это после уж, когда ворота полностью открыли за рубеж, мы поездили во славу.
— Можно тогда было по туристической путёвке съездить в Антарктику или Антарктиду, — улыбнулся Господь. — Зафрахтовали бы атомный ледокол Советский Союз и вперёд.
— Тебе всё смешки, а я женщина. Я хочу жить нормальной человеческой жизнью.
Она выпила вино, но закусывать не стала.
— Женечка винить здесь некого, — выпил и он вино. — Ты сама виновата. Не нужно было выходить замуж за родственника. Он же даже при нас с Надей тебя дочкой называл.
— Я так и знал, что Надежда тебе расскажет про наш семейный секрет, — скривила она лицо. — Но, по сути дела, мне давно уже всё равно.
— Нет, Женя, хоть вы с Надей были и лучшие подруги, но она мне ничего не говорила. Когда ты ко мне оформлялась инженером по ТБ, я твой паспорт держал в руках. Проговорился сам Валера однажды у нас дома. Он мне сказал, что «власть» для него — это самая прекрасная женщина. И находится она у него на самом высшем пьедестале. Тогда я спросил про тебя.
— А он что ответил? — спросила она.
— Валера сказал, что ты для него умненькая говорящая кукла, к тому же близкая родственница и однофамилица. И, он тебя ценит и отдаёт тебе второе почётное место за властью.
— Похвально, — звонко ударила она в ладоши и пристально посмотрев в глаза Господа тихо прошептала: — Гера он жив сегодня за счёт упоения властью. Если у него её сегодня отнять, то завтра я его похороню. Он этого не перенесёт. Больной человек, что от него можно ждать.
— Что он болен, можешь мне не рассказывать, — перебил он её. — Валера все свои болячки мне перечислил.
— Не все, — загадочно состроила она глазки. — Есть у него очень важное отклонение в здоровье, о котором я не имею морального права говорить. Он мне очень много замечательного по жизни сделал. А главное увёз меня из Воронежа, когда моя мама скончалась. Как говорится не дал мне зачахнуть в рубленом доме без удобств.
— Про это я слышал, от него, — утвердительно кивнул Господь.
— Георгий тебе многое не известно о нашей совместной жизни.
— Не спорю, но догадки кое, какие имею.
— Я же его родная племянница, поэтому он мне и предложил фиктивный брак. Окутал заботой и одарил подарками.
— Согласен он очень добрый дядя! — заметил Господь.
— Да он щедрый, для меня ничего не жалеет. Недавно купил мне ресторан на берегу. Помнишь бывшая Жемчужина?
— Конечно, помню. В прошлом году день рождения своё там справлял. Меня там тогда затанцевала нынешняя хозяйка ресторана.
Она мило улыбнулась.
— Отсюда заберу только шеф-повара в ресторан. Он готовит божественно итальянские блюда, а сборная солянка у него — это просто Новый год во рту.
— Ты так вкусно разрекламировала повара, что мне захотелось в сарай — ресторан сходить.
— Ты что Гера, за столом сегодня сидел, и не заметил изменений, — надула она губки. — Эта красота в первую очередь бросается в глаза, а уж потом кулинарное искусство моего повара. Так что Святой Георгий пойдёшь туда, обрати внимание, как я модернизировала старый ресторан, преобразив его в пятизвёздочное сооружение.
— А когда в Жемчужину будешь перебираться?
— Это будет Гавань, а не морской перламутровый горошек, — сообщила она. — Но вначале там нужно произвести косметический ремонт, который будет выполнять твоё управление, и я переберусь в этот райский уголок, но и Волну не брошу. Найду сюда хорошего управляющего, а хочешь, я своей крестнице эту должность отдам?
— Моей дочери на базе нечего делать, — встрепенулся он. — Вера юриспруденцию давненько уже оставила. И без всякой мороки открыла магазин нижнего белья, от которого имеет приличную прибыль.
— Надо же, а что она ко мне не обратилась, — Женя налила в стаканы вина. — Может помощь ей, какая была нужна?
— Ну, какая помощь юристу может быть нужна? — повысил он голосовой тембр. — Разве что миллион ей на бедность отстегнёшь.
Он намеренно громко рассмеялся, чтобы привлечь в свой номер, тех людей, с кем сидел за праздничным столом. Она видимо это поняла и повернула ключ в замке. Быстро села ему на колени и обвила руками его шею.
— Так что насчёт женской участи? Я слышала, ты после смерти Надежды не скучаешь по женскому полу.
— Недостатку в шоколадках нет, — убрал он её руки со своей шеи. Она не сопротивлялась, а только улыбалась.
— Я об этом знаю и даже знаю тех женщин, с которыми ты был. Меня не хочешь в свой список занести?
— Извини Женечка, хоть ты и привлекательная и вообще душечка, но сексуальный праздник я тебе не смогу подарить сегодня.
— Почему же? — надула она губки.
— Я порядочный человек, вы с Валерой мои кумовья. После нашей близости я не смогу ему прямо смотреть в глаза. Артистичности во мне нет. А те дамы, которые тебе знакомы, заметь все одинокие. Даже те, к которым ты меня отправляла несколько раз на курорт по путёвке. Как ты переместилась на базу, так я и за консервировался.
— Врёшь ты всё бессовестный мальчик, — в обиде скривила она свой аккуратный ротик. — А старшая кассирша Зина, что у тебя сегодня делала здесь ночью? Она совсем тебе не по возрасту, только после института.
— Зина заходила мне горчичники ставить на спину. Перекупался я вчера.
В это время по коридору послышались шаги и громкая речь.
— Кажется, матч закончился? — сказала она.
— Вот Валера сейчас зайдёт ко мне, а ты тут в наряде амазонки пытаешься ввести меня в грех. Что он скажет тебе?
— Ничего он не скажет, — огрызнулась она. — Ему час назад пять кубиков снотворного ввели в булки. Будет спать как сурок. И вообще он с некоторых пор готов удвоить моё счастье, но с тобой. — Затем смотря на кума, она осуждающе покачала головой. — Я знаю, ты хочешь меня. Зачем изображаешь из себя цельного мальчика. Завтра же утром ты будешь жалеть, что не воспользовался счастливым случаем.
Она вышла тихо из номера в коридор. Оттуда тут же послышался её смех. А он накинул на себя рубашку и в плавках пошёл в ресторан, испить кофе. За одно и посмотреть ремонт.
Он с улыбкой вспомнил про этот случай, и у него внутри образовался очаг неудовлетворённости и непонятной тревоги. Мозг в это время нашёптывал:
— Чудак, таких женщин от себя отталкивать грех большой, тем более Господу. Только он может по-настоящему утешить женщину. Он понял, что душа решила ему исполнить марш сожаления об упущенной возможности насладиться телом великолепной женщины.
Он очнулся от воспоминаний и тяжело вздохнул. Ему вдруг захотелось в эту минуту обнять и приласкать Женю в своей кровати. Обняв подушку, он погрузился с мыслями вновь в далёкое прошлое.

Глава 4

  Он вспомнил своего давнишнего друга Джамбула Дарбеева. Фамилия и имя у него были монгольские. Но оболочка и нутро были чисто русские. От матери вместе с русыми волосами он унаследовал ещё и славянскую внешность. Борьба познакомила их в юности в одном спортивном зале. Тренировались вместе с подростковым возрастом, но из-за разницы в весе соперниками на ковре никогда не были. Джамбул выступал в более тяжёлой весовой категории. Кроме спорта двух друзей связывала ещё любовь к книгам и музыке. А ещё они дружили с двумя девочками подружками. У Геры Господина была Надя, — стройная с короткой стрижкой приятная девушка. Она была на год старше своего парня и училась в финансовом институте. Джамбул же ухаживал за Люсей, — симпатичной курносой хохотушкой. Только вот дальнейшая судьба у двух друзей сложились в разбежку друг от друга. После окончания средней школы их жизненные дороги имели разные направления. Люся уехала учиться в Горький в театральное училище. Джамбул же пошёл учиться по спортивной линии на тренера.
Господин со школьной скамьи считал, спорт второстепенным делом и только поэтому поступил в строительный институт. Изредка они встречались с Джамбулом на соревнованиях среди студентов, но эти встречи носили кратковременный характер. Какое — то время они совсем потерялись. После защиты дипломного проекта, Господин пытался с ним связаться. Приехал к нему домой, чтобы предложить бесплатную путёвку в санаторий, но там жили другие люди. Новые жильцы сказали, что за неуплату жилья прежних хозяев переселили в семейное общежитие. И тут узналось, что родители Джамбула были хронические алкоголики. Искать друга, в тот момент, не было ни времени, ни смысла. В городе общаг было не счесть. Поэтому он уехал отдыхать по путёвке в санаторий Горячий ключ один.
После курорта Гера оформился в престижный строительный трест мастером. Там же работала и Надежда. В разгар бабьего лета они с ней сыграли комсомольскую свадьбу. Свидетелями на их свадьбе был сам управляющей Гуран Валерий Иванович со своей молодой женой Женей, которая дружна была с новобрачной. Она в то время занимала один кабинет в тресте вместе с Надей. Женя тогда работала статистом.
Петухов, показав себя за короткий срок толковым руководителем, через два года был назначен главным инженером управления. В этот год у Нади и Георгия родилась дочь Вера. Крёстной мамой маленькой девочки согласилась стать Женя. Это как-то сроднило две четы, и они стали дружить семьями. Валерий Иванович, управляющий трестом, ценил Петухова, и не скрывал этого перед другими руководителями. На всех собраниях и летучках ставил всем в пример своего друга. Через пять лет, Петухов возглавил своё управление. И тогда, Женя молодая и красивая особа, почти девочка, по указанию мужа была тут же переведена из статистов в управление «Отделочник» инженером по технике безопасности и подчинялась напрямую, только главному инженеру и своему куму — начальнику управления. В девяностых годах во время большого приватизационного бума, акции треста были аккумулированы в руках двух друзей. Они стали держателями основного пакета. Из-за нахождения длительного времени, в стационаре управляющего трестом было тридцать процентов акций. А у Петухова оказалось сорок пять процентов акций. Такого неравенства шеф допустить не мог. Он хотел мирным путём забрать, повлиять на друга и выманить у него часть ценных бумаг. Но тот был неумолим. Весной 1992 года, Гуран прямым текстом заявил, своему другу:
— Гера ты думаешь, что, делаешь? Я же номенклатурный работник. Меня министр строительства назначал руководить трестом. Ты меня с этими акциями опустил в глазах всего министерства и региона. Я таких вещей не прощаю.
— Валера, ты был номенклатурой в другой стране, которой больше не существует, ни на картах, ни на глобусах. А сейчас ты больной человек и значительно старше меня, — доказывал Петухов Гурану. — Я, конечно, благодарен тебе за мой карьерный рост, которой без тебя мне, возможно, было бы и не видать? Но я реалист, я не исключаю того, что по состоянию здоровья ты вскоре оставишь работу. И кого я буду терпеть рядом с собой? Пока не поздно этот вопрос нам лучше вынести на совет директоров. Ты вот сам подумай ведь, чтобы оптимизировать наш трест, полностью заслуга лично моя. Ты палец о палец не ударил в этих разработках. Потому что не знал, что это такое и как это едят. Трест раньше работал как в каменном веке, по старинке. Зато с трибун ты громко на весь мир вешал народу лапшу состряпанной из плохой муки о хозрасчёте, как — будто мы передовая краснознамённая строительная фирма. И народ верил в эту чушь. А по сути, ты всегда очки втирал всем и везде. Я примерно знаю, как экономисты гаденько нужные цифры рисуют. Вспомни, как раньше работали. Объекты сдавали по бумагам в одно время, а на самом деле ещё два — три месяца занимались ликвидацией огрехов. У нас отныне задача одна — в срок сдавать заказчику объекты, предусмотренные согласно составленным договорам. Что мы неукоснительно и выполняем. Ты считай, получил от меня доходчивую шпаргалку и по ней работаешь. Поэтому нам и госзаказы все отдают, а не каким-то там рогам и копытам. Ты только вдумайся, как у нас снизилась себестоимость проводимых работ во время возведения всех объектов. Мы удачно, и я бы сказал грамотно усовершенствовали в целом всю организацию производства и управления в нашей сфере. А чья это заслуга?
Гуран, насупившись, смотрел в столешницу и не говорил ни слова. Создавалось впечатление, что он язык проглотил.
— Молчишь, — продолжал Петухов. — Давай я возглавлю компанию, а ты будешь около меня рядом. Нам делить нечего, мы считай родственники с тобой.
Шеф сильно разволновался после таких слов и, достав из стола шприц с инсулином, вогнал себе его в огромный живот. После чего закрыл глаза. Для Петухова это была не новость. Он знал, что Гуран давно страдает сахарным диабетом. И при сильном недомогании тот ежедневно прибегал к этим инъекциям, чтобы снизить сахар. Петухов вышел из кабинета с паршивым настроением, сообщив секретарю, чтобы присмотрела, за шефом.
Гурана в тот день отвезла скорая помощь в стационар, где он пробыл месяц на лечении. Но, несмотря на это, Гуран названивал по нескольку раз на дню своему референту и справлялся о текущих делах уже не треста, а компании. После выписки из больницы молодая жена проводила его на закрепление здоровья в Башкирию на лечебные источники. В компании на это время наступила полнейшая тишина. Тогда ему инженер по ТБ его управления Евгения Васильевна, она же молодая жена Гурана и кума в одном лице, сказала:
— Георгий Андреевич, не бережёшь ты своего руководителя и друга. А ведь он тебя ценит и уважает! Ну, пожалуйста, найди с ним компромисс?
— Всё дело в нём, а не во мне, — ответил Петухов. — Я Валере по-дружески предложил наш с ним вопрос вынести на совет директоров, а он буксует, и здоровья своего не бережёт.
— Да ты прав, он властолюбив и это его не красит, — сказала она. — Я ему об этом постоянно напоминаю, — после чего она вышла из кабинета Петухова.
Из Башкирии Гуран приехал в конце мая. Был со всеми весел и общителен. Только, вот встречи со своим другом избегал. На одной из оперативок на него нашло одухотворение, и он решил для работников компании на берегу моря построить базу отдыха. Затея была не плохая, и совет директоров одобрил её, в том числе и Петухов. Но не удалось Петухову принять активное участие в начале строительства базы отдыха.

Глава 5

  В начале июня в управление Отделочник нагрянули сотрудники Отдела Борьбы Экономических Преступлений. Они обнаружили на складе большое хищение материальных средств.
От такого известия на складе паралич разбил добросовестную кладовщицу Ситнову, женщину пенсионного возраста. А Петухов был арестован.
Находясь в КПЗ, следователь предложил ему воспользоваться услугами государственного адвоката. Но была опаска, что ему подсунут левого юриста. А в компании брать адвоката, это получить ускоренный срок. Так как весь юридический отдел ходил под Гураном. Поэтому он воздержался и сказал следователю что подумает. Перед отправкой в СИЗО ему дозволили встретиться с женой и получить от неё целый рюкзак с продуктами и принадлежностями, которые необходимы в камере.
Соловей — был его первым жаргонным словом, которое он узнал при прибытии в следственный изолятор, то есть тюрьму. Так называли контролёров — надзирателей. Он вспомнил, как его в джинсовом фирменном костюме и туфлях Саламандра вели по бетонному полу серых коридоров тюрьмы. За спиной пузатый рюкзак, под мышкой матрас с постелью. Запах казёнщины бил в нос. Позади его шествует строгий Соловей и командует, куда идти. Тревога в неизвестность с каждым шагом нарастала. Его завели в узкий отстойник, где он просидел всю ночь. Сон не шёл, была одна дрёма. Рано с рассветом через козырёк тонкие лучи солнца начали беспрестанно докучать ему. Он открыл глаза. На душе было скверно. Хотя ему до сих пор не верилось, что он находится в тюрьме. И что ему придётся жить в этих убогих стенах несколько лет. Он всегда верил в чудеса. Ему с детства казалось, что он необычный человек и кто-то из внеземных кудесников его оберегает. В бога он никогда не верил. Верил в удачу и потусторонние неземные силы, которые неоднократно приносили ему сюрпризы.
В шесть утра большеносый контролёр с добродушной улыбкой открыл дверь и произнёс:
— Забыли про тебя Петухов. У нас это бывает. Выходи, пошли в камеру. После завтрака народ уйдёт на работу, там отоспишься. Ты мужчина вроде дворянских кровей запомни мой важный и нужный совет. Вбей его себе в голову и всегда при случае вспоминай меня: Шестнадцатая камера это самая спокойная среди всего изолятора. Там, в основном разношёрстная публика находится, но блатных нет. Смотри не давай склонять свою фамилию. Она у тебя плохо звучная для тюрьмы.
— Благодарю за совет, — ответил заключённый. — Об этом я знал ещё в юношеские годы. А за себя я сумею постоять.
— Ну, вот и хорошо! — скомандовал контролёр. — А сейчас на выход с вещами.
Они прошли по лестнице на второй этаж и остановились у камеры под номером шестнадцать. Переступив её порог, его сразу обдало запахом низкопробного табака. На его пути встал длинный стол, на котором возвышался пузатый алюминиевый чайник. За длинным вытертым локтями столом сидели по обе стороны на деревянных лавках небритые люди с босяцкими внешностями. Нельзя было не заметить однорукого деда с бородой и инвалида на костылях, передвигавшихся в глубине камеры. В основном это люди были среднего поколения. На их лицах хорошо читалось «деградация». Кто-то был одет в гражданскую одежду, кто в тюремную робу. Он подошёл вплотную к столу и опустил матрас на свободное место стола. Тихо поздоровался и бегло обозрел помещение. Не ушло от его глаз, стираное перестиранное, как портянки, нижнее бельё, которое делало камеру похожей на прачечную. Оно сушилось на многих дужках двухъярусных кроватей. Камера была до отказа переполнена разным арестантским контингентом, отчего дышалось в ней тяжело.
При его входе все сидельцы за столом быстро освободили стол и полукругом оцепили модного новичка. Кто пальцами костюм трогал. Кто туфли рассматривал. А самый наглый сиделец сзади запустил руку в его рюкзак, находившийся за спиной. Такая негостеприимная встреча выбила его из равновесия. Он сделал реактивный разворот и одним ударом локтя уложил камерного налётчика на бетонный пол. Все стоящие рядом опешили от резкости новичка и попятились назад. Поверженный арестант на коленках пополз к санузлу, где находилась раковина с краном.
Петухов снял рюкзак со спины и поставил его на стол рядом с матрасом.
— Совсем оголодали здесь. Я бы и так вас угостил, зачем наглеть, — сказал он, страждущему до чужого добра люду.
Тут стенку из бледных обитателей камеры разрезает руками высокий мужчина в спортивном турецком костюме со знакомым лицом. Не узнать его было нельзя. Это был Джамбул Дарбеев. Всё те же черты лица, та же улыбка. Только в весе значительно прибавил. Он цыкнул на окружившую новичка публику. Все моментально испарились по своим местам.
Джамбул, не веря своим глазам, раздвинул руки для объятия и произнёс:
— Мать моя женщина, Господин ты как здесь сквозняком или на стабилизатор? Как тебя занесло в эти казематы?
Они радушно обнялись, привлекая внимание всей камеры. Джамбул усадил друга за длинный стол, сам сел, напротив. Петухов, не веря своим глазам, что перед ним сидит бывший друг, задыхаясь, произнёс:
— Сам пока не могу себе ответить на этот вопрос, но со временем узнаю.
— Откуда такой пессимизм? Я тебя таким удручённым раньше не знал, что случилось?
Мимо боком проковылял сражённый налётчик и, не поднимая головы, бросил:
— Виноват, извини!
— Пуля тебя уже извинили, — погрозил ему пальцем Джамбул и повернулся к Господину. — Понимаешь, сидельцам надоели одни те же фотографии, а тут ты как Санта Клаус появился. Вот они тебя и окружили с радости, — объяснил он другу.
— Я понял, — посмотрел он, как неуклюже взбирается на верхний ярус Пуля.
— Так ты мне причину своего пессимизма не сказал, — переспросил его Джамбул.
— Жизнь немного загадочной стала, вот и не знаю.
— Если сейчас не знаешь, то узнаешь только после приговора, — озадачил его Джамбул.
— Когда он будет?
— А здесь его ждут по полтора года, а то и больше, — иронически заметил Джамбул. — У нас тут сидят такие элементы, севшие в одной стране, а судить будут в другой. Кому скажи, не поверят. Но это действительность.
— Я понимаю такую ситуацию, жили в СССР, оказались в России, — вставил ремарку Петухов. — Видимо с законами не разберутся, поэтому и срок следствия полтора года.
Петухов медленно глаза устремлял по разным уголкам камеры, как бы знакомясь с её обитателями.
— Это что они все сидят по стольку без суда?
— Не все конечно, но многие. Есть такие мудрецы, которые со следствия соскакивают на свободу, но таких удальцов мало. А вообще за длительное время, подследственному с головой можно сконструировать себе оправдательный приговор. Главное меньше сидеть на унитазе и не болтаться от безделья по камере. А ты всегда отличался острым и прагматичным умом. Так что дерзай Господин! Позже расскажешь мне про свою западню.
Петухов утвердительно кивнул.
— Обязательно расскажу. Жажду поделится своим горем с близким человеком. Джамбул одобрительно похлопал его по плечу:
— Только не раскисай, тюрьма не любит слюней. А сейчас тебе нужно найти приличное место для отдыха. Плохо если ты храпишь. Покоя не будет. Камерные порядки здесь действуют не только в дневное время суток, но и ночью. Ты не должен создавать проблемы другим и не допускать того, если кто-то другой делает что-то не по правилам.
Господин понял, что ему Джамбул преподаёт курс молодого бойца и внимательно слушал его.
— Я сплю смирно без излишних звуковых мотивов.
— Это уже хорошо, — отметил Джамбул. — Но, если вдруг возникнут какие-то сомнения или вопросы, не стесняйся, спроси у меня. Обычно по негласным традициям тюрьмы, хата условно делится на несколько отсеков для разных каст заключенных. У нас такого нет. Потому что в большинстве, здесь сидят бывшие интеллигенты и низко упавший от вина люд, точнее сказать бомжи. Позже присмотришься к ним. Здесь они за время долгого пребывания преобразились и имеют сейчас божеский вид.
Джамбул повернулся в сторону окна, где находилось его место, и встал со скамейки.
— А сейчас проходи ко мне вон в тот отсек к окошку, чайку замутим.

Глава 6               
               
  В начале июня в управление «Отделочник» нагрянули сотрудники Отдела Борьбы Экономических Преступлений. Они обнаружили на складе большое хищение материальных средств.
От такого известия на складе паралич разбил добросовестную кладовщицу Ситнову, женщину пенсионного возраста. А Петухов был арестован.
Находясь в КПЗ, следователь предложил ему воспользоваться услугами государственного адвоката. Но была опаска, что ему подсунут левого юриста. А в компании брать адвоката, это получить ускоренный срок. Так как весь юридический отдел ходил под Гураном. Поэтому он воздержался и сказал следователю что подумает. Перед отправкой в СИЗО ему дозволили встретиться с женой и получить от неё целый рюкзак с продуктами и принадлежностями, которые необходимы в камере.
Соловей — был его первым жаргонным словом, которое он узнал при прибытии в следственный изолятор, то есть тюрьму. Так называли контролёров — надзирателей. Он вспомнил, как его в джинсовом фирменном костюме и туфлях Саламандра вели по бетонному полу серых коридоров тюрьмы. За спиной пузатый рюкзак, под мышкой матрас с постелью. Запах казёнщины бил в нос. Позади его шествует строгий Соловей и командует, куда идти. Тревога в неизвестность с каждым шагом нарастала. Его завели в узкий отстойник, где он просидел всю ночь. Сон не шёл, была одна дрёма. Рано с рассветом через козырёк тонкие лучи солнца начали беспрестанно докучать ему. Он открыл глаза. На душе было скверно. Хотя ему до сих пор не верилось, что он находится в тюрьме. И что ему придётся жить в этих убогих стенах несколько лет. Он всегда верил в чудеса. Ему с детства казалось, что он необычный человек и кто-то из внеземных кудесников его оберегает. В бога он никогда не верил. Верил в удачу и потусторонние неземные силы, которые неоднократно приносили ему сюрпризы.
В шесть утра большеносый контролёр с добродушной улыбкой открыл дверь и произнёс:
— Забыли про тебя Петухов. У нас это бывает. Выходи, пошли в камеру. После завтрака народ уйдёт на работу, там отоспишься. Ты мужчина вроде дворянских кровей запомни мой важный и нужный совет. Вбей его себе в голову и всегда при случае вспоминай меня: Шестнадцатая камера это самая спокойная среди всего изолятора. Там, в основном разношёрстная публика находится, но блатных нет. Смотри не давай склонять свою фамилию. Она у тебя плохо звучная для тюрьмы.
— Благодарю за совет, — ответил заключённый. — Об этом я знал ещё в юношеские годы. А за себя я сумею постоять.
— Ну, вот и хорошо! — скомандовал контролёр. — А сейчас на выход с вещами.
Они прошли по лестнице на второй этаж и остановились у камеры под номером шестнадцать. Переступив её порог, его сразу обдало запахом низкопробного табака. На его пути встал длинный стол, на котором возвышался пузатый алюминиевый чайник. За длинным вытертым локтями столом сидели по обе стороны на деревянных лавках небритые люди с босяцкими внешностями. Нельзя было не заметить однорукого деда с бородой и инвалида на костылях, передвигавшихся в глубине камеры. В основном это люди были среднего поколения. На их лицах хорошо читалось «деградация». Кто-то был одет в гражданскую одежду, кто в тюремную робу. Он подошёл вплотную к столу и опустил матрас на свободное место стола. Тихо поздоровался и бегло обозрел помещение. Не ушло от его глаз, стираное перестиранное, как портянки, нижнее бельё, которое делало камеру похожей на прачечную. Оно сушилось на многих дужках двухъярусных кроватей. Камера была до отказа переполнена разным арестантским контингентом, отчего дышалось в ней тяжело.
При его входе все сидельцы за столом быстро освободили стол и полукругом оцепили модного новичка. Кто пальцами костюм трогал. Кто туфли рассматривал. А самый наглый сиделец сзади запустил руку в его рюкзак, находившийся за спиной. Такая негостеприимная встреча выбила его из равновесия. Он сделал реактивный разворот и одним ударом локтя уложил камерного налётчика на бетонный пол. Все стоящие рядом опешили от резкости новичка и попятились назад. Поверженный арестант на коленках пополз к санузлу, где находилась раковина с краном.
Петухов снял рюкзак со спины и поставил его на стол рядом с матрасом.
— Совсем оголодали здесь. Я бы и так вас угостил, зачем наглеть, — сказал он, страждущему до чужого добра люду.
Тут стенку из бледных обитателей камеры разрезает руками высокий мужчина в спортивном турецком костюме со знакомым лицом. Не узнать его было нельзя. Это был Джамбул Дарбеев. Всё те же черты лица, та же улыбка. Только в весе значительно прибавил. Он цыкнул на окружившую новичка публику. Все моментально испарились по своим местам.
Джамбул, не веря своим глазам, раздвинул руки для объятия и произнёс:
— Мать моя женщина, Господин ты как здесь сквозняком или на стабилизатор? Как тебя занесло в эти казематы?
Они радушно обнялись, привлекая внимание всей камеры. Джамбул усадил друга за длинный стол, сам сел, напротив. Петухов, не веря своим глазам, что перед ним сидит бывший друг, задыхаясь, произнёс:
— Сам пока не могу себе ответить на этот вопрос, но со временем узнаю.
— Откуда такой пессимизм? Я тебя таким удручённым раньше не знал, что случилось?
Мимо боком проковылял сражённый налётчик и, не поднимая головы, бросил:
— Виноват, извини!
— Пуля тебя уже извинили, — погрозил ему пальцем Джамбул и повернулся к Господину. — Понимаешь, сидельцам надоели одни те же фотографии, а тут ты как Санта Клаус появился. Вот они тебя и окружили с радости, — объяснил он другу.
— Я понял, — посмотрел он, как неуклюже взбирается на верхний ярус Пуля.
— Так ты мне причину своего пессимизма не сказал, — переспросил его Джамбул.
— Жизнь немного загадочной стала, вот и не знаю.
— Если сейчас не знаешь, то узнаешь только после приговора, — озадачил его Джамбул.
— Когда он будет?
— А здесь его ждут по полтора года, а то и больше, — иронически заметил Джамбул. — У нас тут сидят такие элементы, севшие в одной стране, а судить будут в другой. Кому скажи, не поверят. Но это действительность.
— Я понимаю такую ситуацию, жили в СССР, оказались в России, — вставил ремарку Петухов. — Видимо с законами не разберутся, поэтому и срок следствия полтора года.
Петухов медленно глаза устремлял по разным уголкам камеры, как бы знакомясь с её обитателями.
— Это что они все сидят по стольку без суда?
— Не все конечно, но многие. Есть такие мудрецы, которые со следствия соскакивают на свободу, но таких удальцов мало. А вообще за длительное время, подследственному с головой можно сконструировать себе оправдательный приговор. Главное меньше сидеть на унитазе и не болтаться от безделья по камере. А ты всегда отличался острым и прагматичным умом. Так что дерзай Господин! Позже расскажешь мне про свою западню.
Петухов утвердительно кивнул.
— Обязательно расскажу. Жажду поделится своим горем с близким человеком. Джамбул одобрительно похлопал его по плечу:
— Только не раскисай, тюрьма не любит слюней. А сейчас тебе нужно найти приличное место для отдыха. Плохо если ты храпишь. Покоя не будет. Камерные порядки здесь действуют не только в дневное время суток, но и ночью. Ты не должен создавать проблемы другим и не допускать того, если кто-то другой делает что-то не по правилам.
Господин понял, что ему Джамбул преподаёт курс молодого бойца и внимательно слушал его.
— Я сплю смирно без излишних звуковых мотивов.
— Это уже хорошо, — отметил Джамбул. — Но, если вдруг возникнут какие-то сомнения или вопросы, не стесняйся, спроси у меня. Обычно по негласным традициям тюрьмы, хата условно делится на несколько отсеков для разных каст заключенных. У нас такого нет. Потому что в большинстве, здесь сидят бывшие интеллигенты и низко упавший от вина люд, точнее сказать бомжи. Позже присмотришься к ним. Здесь они за время долгого пребывания преобразились и имеют сейчас божеский вид.
Джамбул повернулся в сторону окна, где находилось его место, и встал со скамейки.
— А сейчас проходи ко мне вон в тот отсек к окошку, чайку замутим.

Глава 7

  На следующее утро, лёжа на кровати, Господин на всю камеру громко заявил:
— Ты знаешь Джамбул, только не смейся. Мне опять тот же сон про амнистию приснился. Подробности не расскажу, но хорошо помню, народ у тюремных ворот встречает своих родственников.
— Думаешь про свободу, про семью вот и сниться разная мура. Сколько можно спать. Посмотри, змейка очереди уже к крану тянется. Господин поднялся с кровати, заправил постель, взял полотенце и не спеша направился умываться. Умывались все быстро, за какие — то секунды. Он не стал чистить зубы, чтобы не задерживать толпу. По совету Елисея, только обрызгал лицо. Он ему популярно объяснил, что все гигиенические процедуры лучше проводить после того, когда народ выведут на работу.
— Я понял, — послал он ему благодарственный кивок.
В ответ Елисей ему подарил не распечатанный пакет ушных палочек. После того, когда камера заметно опустела, Джамбул пригласил в свой закуток около окна Господина. На тумбочке стоял горячий кофе и лимонные пряники.
— Что за сосед рядом со мной спит на костылях? — спросил Господин.
— Не беспокойся, — успокоил его Джамбул. — Рядом с плохим человеком тебя бы мы не положили. И вообще знай на будущее, наверху спят неопознанные объекты, а внизу проверенные. Но бывают исключения. Вот над тобой спит молодой арестант по кличке Пэр. Он из моей компании. Замечательный парень, из интеллигентной семьи. Он хоть с виду и жидковат, но жилы у него великолепные. Гирьками и плаванием серьёзно увлекался, живя в Грузии. Только вот фильмов про криминал насмотрелся, сейчас обурён воровской романтикой. Мыслит быть по жизни вором в законе. Наверх залез не по статусу, а из-за совести. Не может позволить себе нижнюю лежанку, если взрослые и инвалиды над потолком прозябают. Сидит по серьёзной статье. Взломал в одиночку кассу дворца спорта РЕКОРД, где работал инструктором в тренажёрном зале.
— А внизу рядом со мной как сосед?
— С тобой соседствует Елисей. У него артроз ног страшный, а ноги целы. Уважаемый мужичок с самобытным юмором. Работал до инвалидности озеленителем в зоопарке.
— Тоже кассу взломал? — пошутил Георгий.
— Не его посадили за бутлегерство и спекуляцию самогоном. Очень интересный собеседник и вообще человек без брака. Только излишне скромен хоть и юморист. Познакомишься позже со всем контингентом. Бывшие бомжи к тебе не подойдут. Они белую кость за версту чувствуют. Я лично никого не отвергаю в общении, все мы люди.
— Да и я вроде от людей не привык чураться, но как понимаю, здесь арестанты по рангам определяются.
— Примерно так, но эта наука от нас не убежит, — спокойно сказал Джамбул.
— Тогда о чём толковать будем, о спорте? — вполне серьёзно спросил Господин.
— Ты мне лучше подробно расскажи свою криминальную историю, пока народу в камере мало. Мне знакомы разные аферы с приватизацией, — знающе заявил Джамбул.
И Господин рассказал ему про дружбу со своим шефом, и как получилось, что он аккумулировал больший процент акций, оставив Гурана с носом.
— Картина до безобразия банальная, — сказал Джамбул. — Тебя здесь откалибруют немного до смиренного послушания и будут высасывать искомое.
— Не понял? — вопросительно посмотрел Господин в глаза другу.
— Тебя продержат в камере определённое время, чтобы ты стал здесь прозрачным. А потом придёт парламентёр в лице прокурора или тюремного кума. Будут с тобой торговаться на акции. Это я тебе точно говорю. Так что твоё будущее в твоих руках. Отдашь им акции, будешь на свободе.
— А не отдам, что тогда?
— Тогда готовься к затяжному тюремному пансиону и потере здоровья, — не утешительную перспективу открыл Джамбул. — Ты понимаешь, любого можно спрятать за решётку не за что. А тебя проще простого, не найдут пять кубов раствора или десять рулонов обоев, вот ты и уголовник.
— Меня только одна мысль сбивает с толку, ведь прошло примерно три месяца после нашего последнего разговора с Гураном. Не мог он такую мерзость мне сотворить. Ну не верю я! Мы же с ним как братья.
— Понимаешь Гера, есть такие люди, которые могут свои мысли и действия маскировать, — Джамбул пронзительно посмотрел в глаза приятеля. — Ты совершил огромную ошибку, не учёл одной простой истины.
— Что за истина? — отпил кофе Господин.
— Злопамятные люди никогда не страдают склерозом! Ты Гера жди либо парламентёра литера, либо своего шефа. У них к тебе интерес особый и не малый!
— А как насчёт адвоката, — спросил Господин. — Стоит воспользоваться его услугами?
— Понимаешь в твоём случае, он не нужен. За тебя взялись люди с мощными рычагами. К примеру, если бы ты украл пустую коробку, а тебе доказывают, что она была с шоколадом. Вот в этом случае адвокат был бы необходим. И оправдали бы тебя за милую душу, потому что понятых не было. А у тебя один подшитый квиток в документации может определить весомый срок. Где гарантия, что они не пойдут по такому пути? Не брыкайся, отдай им эти проклятые бумажки и иди на свободу.
— Жалко, конечно, акции отдавать, ведь это миллионы, — взгрустнул Господин. — Может перетерпеть, отсидеть, сколько дадут, зато после заживу всласть.
— Пойми, они нацелены на тебя. У них манёвров много, а у тебя только тупик. Раздавят, и не заметишь. Кто тебя сюда законопатил, это не люди, а людоеды. И ещё хочу тебе сказать. У тебя хоть руки и крепкие, но тюрьма не для аристократов, коим ты являешься. Поэтому подумай, если ты волю любишь, то не бросайся под танк. А на свободу выйдешь, в первую очередь найдёшь порядочных, непродажных юристов и возобновишь дело. Прижми всех своих врагов к ногтю и раздави. Самое главное руки не распускай, у тебя язык богатый и черепушка варит.
К ним в это время приковылял на костылях Елисей. Не садясь на кровать, посмотрел на новичка:
— Видишь Господин, я тебе говорил, что Джамбул всё знает. Я слышал его полезные советы. Я бы сказал, это был монолог трезвомыслящего грамотного человека. — Он перевёл взгляд в глаза Джамбула. — Если бы таких, людей в стране, как ты Джамбул было большинство, то суки и паразиты точно бы вымерли.
Джамбул забрал у инвалида костыли. Положил их на верхнюю лежанку и посадил его на свою кровать.
— Хватит восхвалений Елисей, так и скажи — кофе хочешь и пряников.
Елисей засмущался, но не отказался от угощения.
— Этот божественный напиток я безумно уважаю. Он мне оживляет не только кровь, но и мозг.
Кофе было уже холодным, но это не помешало Елисею выпить большую алюминиевую кружку с горкой пряников. После кофе они на победителя за длинным столом играли в шашки. Елисей оказался сильным игроком, никому из камеры не проиграл. Но когда сверху слез Пэр, то он ни одного шанса не дал Елисею, чтобы обыграть его.
Перед обедом открылась кормушка, и вихрастый Соловей, выискивая взглядом Дарбеева крикнул:
— Джамбул, Захира освободили вчера из зала суда. Большой респект тебе передаёт и особенно новичку, который предрёк ему оправдательный приговор. Сейчас корзину с деликатесами вам от него доставят.
— Видишь, я говорил, что Джамбул всё знает, — восторженно воскликнул Елисей. — А Господин предрёк ему свободу. Значит, его не черти сюда посадили, а нам на радость его бог с неба спустил.
Господин опешил от тирады Елисея и недоумённо посмотрел на друга.
— Ты Господин не удивляйся, — расплылся в улыбке Джамбул. — Елисей услышал про корзинку вкуснятины, вот и выдал нам ПА, чтобы отведать копчёного мяса с клубникой. Она как раз сейчас поспела.
— Как ты неправ Джамбул, — приложил он один костыль к груди. — Это не я мяса просил. Это было утверждение пророка.

Глава 8

   После освобождения Захира, народ в камере чередой потянулся к Господину. Практически они все поголовно были пойманы за мелкие кражи на вокзалах. Жить было негде, вот они на зиму сознательно совершали мизерные преступления незначительного характера, чтобы перезимовать под крышей несколько месяцев. Кто сумку умыкнёт при свидетелях, кто в карман горлопанке залезет. Эти горемыки знали, тюрьма создаст им лучше удобства, чем подвалы и сохранит им жизнь. Крышей и кормёжкой они будут обеспечены.
Джамбул каждый день просвещал своего друга тюремному такту.
— Здесь нет особых правил, — внушал он, — которые тебя сблизят с арестантами. Всё будет зависеть от тебя, как сам себя подашь. Думаю, этот первый урок ты усвоил на пять баллов. Бесшумных аплодисментов сорвал достаточно на днях. Так веди себя и дальше порядочно и достойно, тогда ни одна шелупонь хвост не поднимет. И помни здесь разные индивидуумы по характеру сидят. И видение мира тоже у каждого своё. Так что приценивайся к контингенту внимательно. Но в основном нашу хату можно назвать социально обиженной. Большинство — это безвредные и никчемные экземпляры. Есть, кто книги только читают, а есть, кто любит почесать языком. Тебе здорово повезло, что мы неожиданно с тобой столкнулись здесь. Поэтому особо не заморачивайся на том, что не понятно, лучше подойди ко мне. В касту блатных не лезь, хотя у нас их нет, но могут быть. Запомни — это не твоя прослойка, но в обиду себя не давай!
Господин быстро разобрался в арестантах. В целом они вели себя все смирно и на рожон не лезли. Они были умиротворены тюремной жизнью. Но почти каждый сокамерник пытался с ним разговориться или спросить совета. Он же больше времени проводил за составлением жалобы прокурору. Писал и рвал листки. По нескольку раз переписывал заново. Тогда ему Джамбул посоветовал взять в помощники тщедушного неоднократно судимого мужичка Лучина Виталия по кличке Витамин, имеющего два высших образования, но не имеющего ни одного зуба во рту. У него был диплом юриста и технаря. Акцентировался он, как инженер — механик ликёро-водочного завода, где проработал длительное время. Человека слабохарактерного, но грамотного по линии юриспруденции как, оказалось, было легко арестовать, но тяжело осудить. Он много раз соскакивал с уголовного кодекса, но две судимости всё-таки заработал. У него, человека с виду смирного и сосредоточенного как выяснилось, была опасная неустойчивость, и неукротимая симпатия к спиртовой продукции. Вот он и покатился по наклонной. Вначале работу потерял, потом семью и наконец, в третий раз свободу. Себя при знакомстве гордо называл Витамин РЦД, то есть рецидивист. Он разбирался в юрисдикции и многим помогал в написании разных петиций. За такую помощь его всегда угощали, съестными угощениями от передач. И он был счастлив! Проникся уважением он и Господу. Они часто с ним беседовали на разные темы от спорта до искусства, и к их разговорам прислушивалась вся камера. И это всем нравилось. Хотя Господь никогда не пренебрегал общениями и с другим контингентом.
Витамин охотно согласился помочь Господину грамотно составить жалобу. Через два часа петиция была прочитана и одобрена всей камерой и передана в спецчасть тюрьмы.
— Если у меня всё срастётся Виталий со свободой, — положил Господин руку на плечо Витамину. — То, точно до конца срока я тебя буду подкармливать на зоне.
— Подобный гуманитарий лишним не будет, — заблестели глаза у Витамина, — обо мне заботится не кому. Хотя судьи ко мне скуповато всегда относятся. Первый срок один год. Второй срок шесть месяцев. А сейчас, наверное, как и Захира из зала суда отпустят.
— И ты себя РЦД называешь?
— Ну а как же, все судимости за одно, и то же преступление, а значит истолковывается как рецидив.
Господь знал, что две его судимости были за воровство овощей с колхозных полей. А последний раз его застукали за кражу подушек в одном из дворов города. Хозяйка вынесла их на воздух для проветривания, чтобы клещи разбежались. А он на них решил разжиться.
— Ерунда это всё, а не преступления, — сказал Витамин. — В царское время выпороли бы за это и подарили что своровал. А тут, видите ли, МВД баллы на мне зарабатывают на раскрытие преступлений. А настоящие воры в костюмах и галстуках на воле жируют, и кровь пьют трудового народа.
— Я предполагаю, что скоро у меня с одним из таких воров будет серьёзная встреча, — задумчиво проговорил Георгий и пошёл к себе на кровать.
Как он и думал через два дня ему устроили свидание с другом и компаньоном Прибоя Гураном. Господин не удивился его визиту, так как был внутренне готов к встрече. Джамбул ему чётко предсказал подобный ход шефа. Кому-то нужны были эти акции в обмен на свободу.
Гуран сидел за решётчатой перегородкой. На лёгкой рубашке распашонке были расстёгнуты половина пуговиц. В руке он держал носовой платок, которым он периодически вытирал стекающий пот с лица. С кривой поддельной улыбкой он встретил своего бывшего друга и компаньона.
— Выглядишь ты неважно, — раздался ставшим до боли противным голос Гурана. — Ну, ничего мы тебе с Женей продуктов принесли. На неделю хватит, а там ещё пришлём.
— Меня родственники не забывают, — скупо ответил Господин. — С голоду не помираю.
— Это хорошо, но мне прокурор намекнул: говорит лучше полуголодная свобода, чем сытая неволя.
— Понимаю, — на лапу просит, — не стесняясь находившего рядом контролёра, смело ответил Господин.
Гуран вытер с себя пот.
— Ты что Гера не думаешь выходить отсюда?
— Почему не думаю? Очень даже думаю, — твёрдым голосом заявил Господин. — Амнистия скоро будет. Вот под неё я и выйду.
— Ты что, какая амнистия? Твоя статья, не подходит ни под какую амнистию.
— Размечтался, — поддержал Гурана Соловей, носивший прозвище Тукан за свой огромный нос. — Камерными иллюзиями живёшь Петухов. Если амнистия и будет когда, только для мелких воришек. Кто, к примеру, лампочки выкручивал по подъездам. Но пока полнейшая тишина стоит в нашем заведении.
От слов Тукана у Георгия настроение стало паршивым, хуже некогда. Во рту пересохло, и он прохрипел Гурану:
— Ты чего-то хочешь мне предложить? Давай я готов тебя выслушать.
— Я уже подготовительные работы веду по твоему обсуждению. Тебе нужно передать мне все свои акции. Я буду как бы твоим душеприказчиком. В ответ на твои действия, мы с Женей дарим тебе свободу. В обязательном порядке восстанавливаем тебя в прежней должности и дарим твоей семье четырёхкомнатную квартиру. Поверь мне, тут даже и задумываться не надо.
Господин ждал, что-то подобное, поэтому он без колебания согласился.
— Присылай своего нотариуса, коль ты мой душеприказчик. Я согласен сейчас на любые условия, от которых пахнет свободой. И ещё организуй мне свидание с Надеждой.
— Обязательно — обрадовался такому исходу Гуран. — Мы ведь с Женей семью твою не забываем. Всё-таки Вера наша крестница. Буквально вчера привезли ей трёхлитровое ведёрко клубники.
Гуран моментально преобразился в лице и покинул комнату свиданий в хорошем настроении. А Господин вернулся в камеру с двумя большими пакетами деликатесов. В этот день в социальной камере номер шестнадцать справляли праздник живота.
Через два дня в пятницу Петухова опять посетил Гуран, но уже с нотариусом. Все свои активы Георгий подписал Гурану. Отныне свобода улыбалась ему широко, как он считал. Но это были ошибочные надежды. Свобода пришла, только не для него. Его сны об амнистии оказались вещими. Восемнадцатого июня 1992 года Верховный совет РФ объявил амнистию для заключенных и подследственных. Освобождались участники боевых действий, женщины, мужчины старше 60 лет, инвалиды, лица, а также осужденные за преступления по неосторожности, и подростки, осужденные за не тяжкие преступления. После этой неслыханной милости президента вся тюрьма гудела от радости.
Геру Господина, щедро камерный люд перекрестил в Господа. Пачками выпускали людей на свободу. Ушёл Хилый, как участник военных действий в Афганистане. Освободили и всех близких друзей Джамбула инвалидов. А его самого и Джамбула оставили в камере. Не подлежал амнистии и молодой Пэр, и на этот раз он сверху спустился вниз. Лёг рядом с Джамбулом. Оставили Елисея, Витамина как ранее судимых и группу бывших бомжей, которые работали при тюрьме.
Господь неторопливо прошёлся по камере и начал вслух считать от безделья численность арестантов. Все ждали такого дня. Арестанты до того устали от всех тюремных неудобств. А главное от недосыпания. Они умиротворённо смотрели на Господа, не мешая ему считать. Хотя без подсчёта все знали, какое наличие арестантов камеры.
— Всего осталось восемнадцать человек, а это значит, что каждый подследственный сегодня будет иметь свой уголок для отдыха внизу, — сказал Господь.
— Особо не спеши, людей обнадёживать, — предупредил его Джамбул. — Этапы будут приходить и не по одному разу на дню. Как говорят, свято место пусто не бывает. Главное, чтобы современное — беспредельное общество к нам не подсаживали. Я-то, никого не боюсь, но лишних проблем не хотелось бы иметь.
Господь недоумённо пожал плечами, и чтобы не показаться тюфяком перед сокамерниками, тихо спросил:
— Что за общество такое?
— Запредельные быки внушительных размеров. Нас они точно побояться тревожить, а вот над этой публикой, — кивнул он на ряды коек, — будут измываться.
— А ты на что, ты же смотрящий камеры?
— А ты Господь тюрьмы, — парировал Джамбул.
— Ну, допустим не тюрьмы, а камеры. И Господь — это кличка, производное от Господина, но никак не статус.
— Хватит, Гера прибеднятся. Ты как я помню, ни одному бесу в критических состояниях спуску не давал в наши молодые годы.
— Я не изменился в этом плане, только организованней и сдержанней стал.
— Никогда не забуду, как ты однажды компании неформалов, мочившихся под аркой, сделал замечание. Как они на тебя накинулись. Я и опомниться не успел, как ты всех троих уложил. Одному нос лепёшкой сделал, двоим руки вывихнул.
— Это были взрослые парни с нашего двора. Они давно напрашивались на комплимент. Вели себя безобразно, ко всем придирались. Зато после моего крепкого физического внушения двое исправились и ушли служить по контракту. А третий, которому я нос рихтовал, вскоре от передозировки наркотиков умер.

Глава 9

  После амнистии прошло два месяца, а половина мест в камере пустовало.
— Знать новая власть страны победила преступность, — за завтраком ехидно заявил Витамин.
— Неправильно истолковываешь пустоту камеры, — осадил его Елисей. — Кормить зэков нечем, вот и не сажают. — Радоваться надо и умиротворяться камерной тишиной. Всё-таки Витамин согласись со мной, что восемнадцать человек, не пятьдесят. Так что отдыхай и поплёвывай в потолок.
Витамин выжидающе замолчал, а затем отпустил язвительную реплику.
— Слушаюсь, Костыль Иванович. Но в потолок плевать не имею возможности. Пред моими очами не потолок, а ложе верхнего яруса, на котором лежит арестант.
После завтрака большая часть камеры ушла на работу. А чуть позже вывели желающих идти на прогулку. Всего шесть человек вместе с двумя друзьями Господом и Джамбулом изъявили желание подышать свежим воздухом. В камере остались Витамин с Елисеем один таджик, один узбек. Оба плохо знали русский язык. А ещё отказался от прогулки Пэр. У него неожиданно после завтрака разболелся зуб. Прогулочные дворики были небольшие, где-то шестьдесят квадратных метров. Но для прогулки места значительно больше чем в камере. Чем и занимались два друга, измеряя по несколько раз длину дворика.
Через полчаса Соловей открыл двери дворика и подозвал Джамбула.
— В твоей камере новосёлы. Двенадцать человек. Из них четверо Октябрята. Старайтесь поладить с ними.
— Обязательно! — коротко на ходу бросил Джамбул.
Дверь закрылась. У Джамбула лицо сделалось каменным. К нему тут же подошёл Господь.
— Твоё лицо кардинально изменилось и глаза потускнели, что неприятные новости получил?
— Меня немного озадачил Соловей. В нашу камеру заселили новых людей из них четыре качка.
— Подумаешь, трагедия большая, — ухмыльнулся Господь. — Ну и бог с ними, с качками. Может они нормальные ребята, спортсмены, как и мы.
— Ты Гера многого не понимаешь, — настороженно говорит Джамбул. — Коридорный меня предупредил, чтобы мы поладили с ними. Вероятно, они к нам направлены с определённой миссией?
— Да бог с ними, и с их миссией.
— Нет, Гера, такие новосёлы поднимаются только для того, чтобы кого-то нагнуть. А такой мишенью можешь быть и ты, и я. Но скорее всего ты. Слишком большие деньги крутятся вокруг тебя.
— Неужели всё так серьёзно? — опечаленно спросил Господь.
— Более чем, — утвердительно мотнул головой Джамбул. — Этих подвальных клопов зовут в городе Октябрятами. Это бесшабашные молотобойцы с хулиганского посёлка Октябрь. Они все поголовно являются питомцами Замка, в прошлом мастера спорта по штанге. Они не имеют никакого приличия и уважения к людям. Они все как Замок выходцы из подвала. Тренировались самостоятельно. Культуры спорта не знают. Их главная цель, накачать тело и бицепсы.
— Нашёл о чём беспокоиться, — начал успокаивать друга Господь. — Я хорошо владею дипломатическим языком. Смогу любого склонить к мировому соглашению.
— Нет, мой друг, с этим парламентарием пакта о ненападении никогда не подпишешь.
— Что такие несговорчивые?
— У них головы неформальные, — занервничал Джамбул. — Их цель тренировок была одна, — взять власть в городе и захватить рынки. Без железок и бит у любого частника, занимающего извозом, вручную могли легковой автомобиль превратить в груду металлолома.
— Неужели трактористы из деревни «Лаптево»? — пытливо взглянул Господь на друга.
— Про такую деревню впервые слышу. Но с ними не связывались другие бригады. Менты их тоже не трогали, они платили погонам. Но потом ситуация в городе резко изменилась в лучшую сторону. На счастье, незаметно на горизонте стали просматриваться настоящие криминальные авторитеты с умной речью и правильными действиями. Торгаши сделали вздох свободы чем дышат и по сей день. С этого времени на кладбищах, появились свежие могилы Октябрят. Их активность резко упала, и они раздробились на мелкие группы рэкетиров.
— Вот с чего надо было начинать, — спокойно сказал Господь, — а ты пугачи начал выдавать.
Джамбул взял себя в руки и удивлённо сказал:
— Слушай Господь, ты чуть больше месяца сидишь под крышей, а разговор у тебя как у профессионального зэка.
— Не бери в голову друг, такое состояние у меня возникает во время нахлынувшей тревоги. А потом в период агрессии я его купирую. Бью сильно и наповал.
— Предполагаю, ты не думаешь, что я боюсь этих не хороших Октябрят? — спросил Джамбул. — Просто эти подленькие ребята если заодно с кумом, то они могут нас раскрутит ещё на одну статью. А этот сценарий для нас с тобой не совсем сладкий. Похоже на провокацию.
— А мне плевать, про змеев справа и змеев слева, — возбудился Господь. — Я хоть и аристократ, как ты считаешь, но честь свою смогу отстоять в любом, даже неравном бою. Думаю, ты солидарен со мной будешь. И в камере мы никому не должны уступить. Если дрогнем, то считай, прощай спокойная жизнь. Мне Елисей много случаев рассказывал, как некоторые арестанты от скуки в камерах достают интеллигентов.
— О чём ты говоришь Гера, — занервничал Джамбул. — Тут даже и речи нет, что мы с тобой упадём перед говном на колени. Тут провокационный вопрос стоит. Не заработать ли нам с тобой дополнительный срок во время метели этих Октябрят?
— В камере посмотрим, — успокоил друга Господь. — Но я не намерен ни перед кем спиной стоять. Только с тобой спина к спине.

Глава 10

  Когда пришла с прогулки шестнадцатая камера, то сторожили, были до возмущения потрясены, что творилось в камере. Пэр в возбуждённом состоянии бегал по верху двухъярусных кроватей. Но когда в камеру вошли Джамбул с Господом и другими сидельцами, он облегчённо выдохнул и, обратив свой взор на качков выкрикнул:
— Ну, вот шакалье, дождались, сейчас наши ребята вам спинки и потрут. — Он тут же перевёл взгляд на Дарбеева. — Смотри Джамбул, что эти шарпаки сделали.
Пэр показал на сброшенные матрасы и разбитый костыль Елисея.
— Эти четыре гниды канают под Доцента из фильма Джентльмена удачи.
— Сейчас поговорим с этими джентльменами, — недовольно произнёс Джамбул.
Он подошёл к своему спальному месту. Там был застлан чужой матрас. Его постель была заброшена на второй ярус. Спальные места Господа, Пэра и Елисея были заняты качками. Все их матрасы заезжие сбросили в одну кучу на грязный бетон. Он осмотрел камеру, Елисей нигде не просматривался. Витамин сидел на своём спальном месте, обхватив голову руками. Другие восемь новичков, положили свои матрасы на верхние места, но постели не заправляли. Они хорошо знали, что самовольно располагаться в камере не принято. По совету Витамина они дожидались прихода Джамбула с прогулки.
— Они падлы, обглоданные в хату, зашли, — крикнул сверху Пэр Джамбулу. — Курнули травки или лепёшек наглотались. Приличные люди так себя не ведут с незнакомыми людьми. Им Елисей сделал замечание, когда они твой матрас убрали.
Октябрята поняли, что Джамбул здесь старший и взяли его в полукруг. Они все были как на подбор, с мощными руками. Шеи, у всех срослись с плечами. Пустые и мутные глаза ни чего умного не выражали. Перед Джамбулом стояли настоящие быки, которые привыкли брать от жизни искомое, при помощи наглости и силы.
— Ты что ли старостой будешь? — раздался глухой голос кого — то из октябрят.
Господь, стоящий позади Джамбула, отстранил друга и спокойно ответил качкам:
— Старосты были у фашистов.
— Кто это такой грамотный? — сделал шаг вперёд к Георгию, здоровый бугай, возвышавший над Господом на полголовы.
Но эти антропометрические данные не испугали Геру. Он был невозмутим.
Бугай, расставив ноги шире плеч, презрительно водил глазами по лицу незнакомого мужчины интеллигентного вида.
— Вы, наверное, в ларце жили? — не дрогнув ни одним мускулом, продолжил Господь. — Не знали, что в отечественную войну старостами называли немецких холуёв. Они грабили селян, отбирали у них, домашнюю птицу, скот и другие продукты питания.
Господь окинул взглядом кровать Джамбула. Все продукты из двух тумбочек лежали на его кровати и Пэра.
— Вам кто разрешил лазить по чужим тумбочкам? — повысил голос Господь.
Тот, что был в ночной майке, покачал головой по сторонам и резко поднял руку для удара. Никто и сообразить не успел, как он попал Господу, на приём вертушка. В одно мгновение здоровяк оказался в районе унитаза. Не дали опомнится и другим качкам. Джамбул ударил того, кто вёл диалог с Господом. Со стороны казалось, что на четырёх одинаковых с лица налетел могучий смерч и за несколько секунд и уложил их около унитаза. Правда во время этого сногсшибательного напора Господь споткнулся и ударился об угол стола и рассёк себе кожу над верхней губой. На октябрят накинулась вся камера. Включились в избиение и новые подследственные. Месили их недолго, но качественно и наглядно. Их лица были похожи на хорошие отбивные котлеты. Вся одежда на них была порвана, кроме их лидера. Тот оставался в майке, но на половину испачканной кровью.
— Вам же говорили бесы противные, что по рогам получите, — спокойно сказал им Пэр. — Вы хоть понимаете, что теперь вас везде давить будут как последних сук. Испортили себе репутацию вконец. Вам любой пионер скажет, что лазить по чужим тумбочкам вредно для здоровья.
Джамбул подошёл к их лидеру в майке. Тот был жалок и омерзителен. У него из носа и брови текла кровь. Джамбул резким движением рук, порвал окончательно на нём майку и бросил ему в лицо, чтобы тот вытер кровь.
— Вы что по одному делу идёте, — спросил Джамбул.
— Да, — ответил тот.
Джамбул обменялся взглядом с Господом:
— Ты теперь понял, что это засланные гусаки.
— Почему?
— Соучастников одного преступления в одну камеру никогда не сажают. А это значит, они явились по наши с тобой души.
— Ну и получили своё, пускай около унитаза в отсеке и сидят. Будут попки нам подмывать, — скаламбурил Господь.
Камеру охватил громкий хохот, после чего щёлкнул замок, дверь открылась, и на пороге появился начальник оперативной части, он же старший Кум. Следом за ним вошёл Тукан и с ним два контролёра. Увидав униженную бригаду Октябрят, Кум в каждого ткнул пальцем:
— С вещами быстро на выход.
— У них не было своих вещей, и вы об этом хорошо знаете, гражданин начальник, — выкрикнул один смельчак из новичков, похожий на таджика.
Джамбул посмотрел на сидельцев и, поймав на себе их пытливые взгляды, смело обратился к Куму.
— Их можете забирать, они плохо себя вели. А нам завтра гражданин начальник пригласите прокурора по надзору?
— Зачем он тебе Дарбеев?
— А я хочу ему завтра в письменном виде жалобу подать.
— По какому поводу ты хочешь пообщаться с прокурором?
— Хочу изложить ему о нездоровой обстановке в нашем следственном изоляторе.
— Что тебе именно не нравится здесь?
Джамбул повернул голову в сторону побитых новичков и улыбнулся.
— Хочу написать ему, почему четырёх подельников посадили в одну общую камеру. К тому же они сейчас находятся под воздействием наркотиков. Если глубоко начнут разбираться, то за это с вас не только погоны снимут, но и вменят преступную халатность.
— Ты у меня сейчас договоришься, — побледнел от гнева Кум. — Быстро на пятнадцать суток оформлю за избиение сокамерников, на них живого места нет.
— Это усугубит только вашу участь, а не мою. И не надо меня пугать карцером, он вам не поможет.
Джамбул показал Куму на сломанный костыль. Елисей в это время с разбитыми губами и огромной шишкой на лбу на одном костыле с болезненным лицом приблизился к Куму.
— А это что? — сунул он своё лицо Куму.
— Выходит и ты в побоище участвовал? — брызжа слюной, кричал Кум. — Тоже в карцер загремишь у меня.
Неожиданно из своего укрытия показался Витамин. У него была опухшая скула и нос.
— И меня тоже в карцер? — прошамкал беззубым ртом Витамин. — Только вам начальник это не поможет. Я юриспруденцию знаю лучше любого прокурора. А уж по написанию жалоб, мне равных в городе не было.
Кум не ожидал такого поворота дела. Почти вся камера подошла к дверям, и с его голосом произошла градация. Он резко перешёл на визг.
— Вы что тут пытаетесь мне предъявить, ****и криминальные. Да я вас всех в рог согну, — негодовал Кум.
— Ну, ка повтори ещё раз, как ты нас назвал, — вышел вперёд Пэр. — Завтра вся камера подтвердит и подпишется, как старший опер нарушая законы безобразно ведёт себя с неосуждёнными гражданами демократичной страны под названием Россия. Если понадобится мы при помощи полиграфа подтвердим свои показания.
— Что, — взвинтился Кум, как балерина на одной ноге. — Как твоя фамилия? — тыкал он пальцем в Пэра.
— Она у меня японская Комутохеровато! Запомните или записывать будете?
Раздался хохот. Кум выпучил глаза и у него совсем пропал голос. По его виду можно легко было определить, что он находиться в нетрезвом состоянии. Он приблизился к Пэру, но тут не выдержал Господь и, загородив Пэра, встал перед Кумом.
— Вы гражданин майор действительно изрядно пьяны, поэтому неправильно инсценируете происшедшее, — сказал он. — Джамбул никакого отношения к избиению этих нанятых вами наёмников не имеет. И конечно Лучин здесь ни при чём, вместе с Елисеем. А то, что вам сказал Пэр, мы действительно все единодушно его поддерживаем. А ваших «диких гренадёров» я немного пригладил. Так что вам следует включить благоразумие. Забыть инцидент, а инвалиду немедленно сообразите новые костыли.
Кум недоверчиво измерил взглядом Господа с ног до головы и прошипел:
— Вы тут баки мне не заколачивайте — китаец Брюс мне нашёлся.
— Я не Брюс, но хорошо владею всеми видами самбо, как борьбой, так и боевым самбо. По борьбе являлся мастером спорта. Был Чемпионом различных турниров, включая и Международные соревнования. Но это было давно. А боевое самбо моё хобби по сей день.
— В твоём деле, я ничего подобного не читал.
— Так и дела никакого нет, — ухмыльнулся Господь. — Моя прокурорская жалоба уже рассматривается.
Майор хотел быстро выскочить из камеры, да наскочил плечом на бетонный откос дверного проёма. Его фуражка скатилась на грязный бетонный пол. В след молодой голос Пэра ему крикнул:
— Майор регулярного тебе жидкого стула до конца жизни.
Оглушительный хохот разрывает стены тюрьмы. Кум подбирает свой головной убор и, не отряхивая его, надевает на голову. Лицо опера побагровело, и он взревел:
— Кто мне пожелал, чтобы я обгадился, — и безошибочно уставился на Пэра. — Со мной пойдёшь, — на пятнадцать суток тебя оформлю. Ты мне гадостей достаточно сегодня наговорил.
Пэр изумлённо пожал плечами.
— Хорошо если тебе не нравится жидкий стул, то желаю Куму тюрьмы вечного запора, — нагловато повёл себя Пэр.
— Вот отсидишь полмесяца на параше, посмотрим, у кого какой стул будет.
— Я от души сказал, — не унимался Пэр. — Ты же сам в прошлый раз заявил нам, что у тебя геморроидальные узлы выпадают часто, и ты боишься запоров.
— Тебя что сильно волнует чужая жопа? — ещё сильнее взревел Кум. — Быстро следуй за мной.
По камере вновь прокатился смех. Тут к двери вместо Пэра подошёл Господь.
— Гражданин начальник, но ведь мальчик пожелал вам приятного процесса на горшке. А вы его в карцер за это. Оставьте его здесь, а то, не ровен час, вся тюрьма возмутится. Вы уже и так сегодня отличились, допустили должностное преступление. — Господь кивнул на Октябрят. — Хорошо, что обошлось без серьёзных травм.
Было видно, что у Кума багрянец проходил, и лицо приобретало свой естественный цвет. Он рукой махнул Октябрятам, давая понять, чтобы те следовали за ним.
Бригада Октябрят покидала камеру под свист и отборный мат. Дверь закрылась, но в это время открылась кормушка. Из неё показалась рука и поднятый вверх большой палец! Рука быстро убирается и появляется голова Тукана.
— Подайте здоровый костыль сюда, — крикнул он. — По нему прапорщик подберёт вашему Елисею ходули по размеру.
Пэр без лишних слов, забрал у Елисея костыль и просунул его в окно кормушки. Через час Елисею доставили другие старенькие, но крепкие костыли. Они были намного лучше, и легче прежних костылей.

Глава 11

  Джамбул дал команду всем новичкам обустраиваться и стелить постели на занятых ими вторых ярусах. Сам сел за стол вместе с Господом. Напротив, посадил Пэра.
— Ну, ты дядя Гера дал жару! — восхищался Пэр. — Я такого в жизни не видал. Ты их один считай, всех на канализацию посадил. А мы только в финале участвовали. Им теперь труба. Во всех камерах будут спать у толчка.
— Они сами попросили, — скромно ответил Господь и подмигнул Джамбулу.
— Я тоже удивлён, как ты быстро взорвался и главное удачно, — оценил искусное владение боевым самбо Господа, Дарбеев. — Покажешь мне на прогулке свои приёмы?
— Для тебя это будет несложно, — заметил Господь. — Всё дело в реакции и психике. Нельзя надеяться на один удар. Он может не дать нужного результата. Должна быть беспрерывная серия. И психику нужно держать в узде. Что-то не прошло, тебя это не волнует — сразу выполняй несколько движений! Я, конечно, рискнул сегодня, что на вертушку завалил первого. А были бы они по шустрей, исход был бы неизвестен.
— Ладно, обошлось всё замечательно! — прервал Джамбул Господа. — Сейчас послушаем молодого человека, что тут произошло без нас. — Он посмотрел на Пэра. — Рассказывай камерные подробности?
— Особо рассказывать нечего, — сказал Пэр. — Зашли и сразу в твой отсек. — Я им сказал, чтобы посидели за столом, дождались тебя. Но они и слушать не стали. Начали скидывать матрасы. Тогда к ним подошли Витамин и Елисей. Ну а как с ними расправились эти быки, вы знаете. Меня они гоняли, за то, что я плечо укусил их главному Воеводе.
— У него кличка такая? — спросил Господь.
— Не знаю, но они его так называли.
Услышав их разговор, к столу подошёл арестант — таджик, который первым поправил Кума. Это был молодой человек, на вид около двадцати пяти лет.
— Меня зовут Марат, — представился он и положил на стол пачку сигарет ВТ. — Угощайтесь болгарским табачком.
Сигарету взял только Пэр, но прикуривать не стал. Господь и Джамбул не курили.
— Я хотел рассказать, про этих сомнительных геркулесов. — Их сегодня в семь утра по очереди привели к нам в отстойник. И они все обнимались при первой встрече. Я сразу понял, что этих прессовщиков собрали из разных камер. Пришли без вещей, вели себя развязано, нагло. Все наши котомки проверили. Не брали только табак, а сахар, колбасу, сало, печенье, все сложили в свой мешок. Джамбул удивлённо приподнял брови на Марата.
— Вы чего такие липкие? Вас же, как понимаю, восемь человек было.
— Узкий отстойник им оказал хорошую услугу. Они стеной встали, и лишили нас всех манёвров. Ощутимо ударили несколько раз по нашей куче и всё мы спеклись. Тем более трое из нашей компании пришибленные ребята.
— А какие у них позывные, не разобрал?
— Главный у них Воевода, рыжий верзила Поп, два других Мировой и Жека. Я первый раз в этих апартаментах и не в восторге был от встречи с этими свиньями. Думал всё, затюкуют в Российской тюрьме. А когда увидел летающий в воздухе несъедобный скот, на душе похорошело. Спасибо вам!
Джамбул улыбнулся и тут же поправил Марата.
— Не спасибо надо говорить, а благодарю. Это самая короткая молитва. Здесь камера не блатная, а социальная, но общаемся с установленной лексикой.
— Понял, благодарю за науку, — послал он в ответ Джамбулу короткую улыбку и кивнул на синий мешок, похожий на наволочку. — Вот в нём весь наш провиант остался. Что с ним делать, сдавать или что?
— Или что, — иронизировал Джамбул. — Пускай каждый заберёт свои продукты. Была бы у нас четырёхместная камера, то было бы всё общее. А нас сейчас около тридцати человек.
— Да нет вроде меньше — осмотрел Марат камеру.
— Звено у нас ходит ящики сколачивать, — объяснил Джамбул. — Перед ужином придут. Познакомишься, если сочтёшь нужным. Кстати, откуда вы поступили?
— Нас пять человек привезли из КПЗ Кедровского района, а трое вроде из посёлка Осиновка? Мы же почти и не знакомы. Всего пару часов в отстойнике. Но кто со мной вроде нормальные ребята! Сидят в основном из-за задержки зарплаты.
— Как это так? — влез в разговор Пэр.
— Очень просто. Деньги на предприятиях не платили, вот и приходилось на родных заводах прибирать то, что можно было легко продать. Я вот у себя на трикотажной фабрике увёл японскую швейную машинку. За что и сижу.
Джамбул посмотрел на недоумённого Пэра.
— Да, да! Ты ещё молодой и не знаешь, что такое работа. А людям кушать хочется.
— Я думал у меня одного такой мотив, — захлопал он глазами. — Ведь рабочий класс ноги протянет, если ему не платить деньги. Я, то ладно, у меня родители есть.
— Родители, родители, а что же ты полез самовольно в кассу своего дворца, — упрекнул его Джамбул, — захотел сам себе выдать зарплату?
После чего он посмотрел на Марата и стрельнул глазами на мешок с продуктами.
— Забирай свой сидор, может ребятам закусить требуется. Если кипяток понадобиться, подойдёте к нам. Мы организуем. Обживайтесь пока.
Марат отошёл от стола. Джамбул тут же переключился на Господа.
— А ты камикадзе, зачем полез на глаза Кума? Герой мне нашёлся.
— Это называется тюремный пиар, — с полной серьёзностью заявил Господь. — Иначе они про меня забудут.
— Да нет мой друг, никто про тебя не забыл. А вот то, что ты попал с нами в одну передрягу, может повлиять на твоё освобождение. Ты просто не видишь, но я думаю, здесь тебя исследуют через микроскопы и телескопы. Слишком большие деньги около тебя вертятся.
Господь на мгновение ушёл в себя. У него перехватило дыхание. Со стороны было такое ощущение, что ему кто-то сдавил гортань. Джамбул приподнялся из-за стола и слегка два раза похлопал друга по плечу.
— Очнись! Не бери в голову. Что сделано, то сделано.
Господь выдохнул из себя воздух, и на глазах всех моментально преобразился в непреклонного волевого человека.
— Ты что думаешь, я озабочен из-за этих костоломов. Нет, меня просто иногда посещает спазм в рёбрах, от которого я застываю. Это происходит кратковременно, но очень болезненно. А администрации тюрьмы я намерен напоминать о себе регулярно. Иначе они меня превратят здесь в сырьё для собачьих консервов.
— Ты прав, — согласился с ним Джамбул. — В камышах сидеть тоже не дело.
— Конечно, прав, — утвердительно кивнул Господь. — Я сегодня получил от этих Октябрят небольшой намёк на мою будущую горькую участь. Никогда бы не подумал, что в наших тюрьмах много грязи.
— Погоди, то ли ещё будет. Той страны нет, в которой можно было права качать. Поэтому я считаю, наши требования были правильные. Надо вызывать прокурора по надзору и писать ему жалобу. Под ней подпишется вся камера.
Витамин, услышав разговор Джамбула и Господа, подошёл к столу.
— Правильно, а я отражу в ней все нюансы административных нарушений. Пускай знают, что пока мы не осужденные, являемся гражданами страны.
— Пэр бери кружку и иди к стене, — дал команду Джамбул. — Передай соседям, кто к нам сегодня заезжал. Пускай этих сук правильные люди встречают.
— Как черти в аду принимают грешников, — добавил Пэр.
— Да, да! И коня обязательно запусти в нижние камеры.
— Так у нас второй этаж, — вспомнил Пэр, — мы над баней живём.
— И правда, что это я, — опомнился Джамбул. — Совсем с этим переполохом память потерял.
— Бывает, — успокоил его Господь. — А что такое конь?
— Конь — это коробок спичечный, в который заряжается малява — то есть письмо. И на нитке опускается вниз. Через полчаса вся тюрьма будет знать о хорошем или плохом известии. В нашем случае мы бы сообщили о схватке с кумовскими работниками. Хотя в любом случае, они не жильцы на этом свете. Такие вещи в неволе не прощаются.

Глава 12

  Как был прав Джамбул. Утром всю тюрьму обнесло известие — свёл добровольно концы с жизнью подследственный Юрий Воеводин. С трупа сняли побои. У него, обнаружили перелом и вывих правой руки и сломан нос. Но основная причина смерти была не выявлена. Началась тщательная проверка от прокуратуры и ГУФСИН. Допрос вели с каждым подследственным, с кем имел контакт смертник. Шестнадцатая камера оказалась последней, где прояснилась основная суть трагедии. Потревожили и Господа. Его привели в кабинет Кума, где сидела молодая особа с погонами старшего лейтенанта. Она перекладывала бумаги из одной папки в другую в присутствии, Господа минут пять, не смотря в его сторону. Он уже знал от Игната, про этот дешёвый приём, который, в основном применяли следователи к неопытным арестантам. Так они пытались подчеркнуть своё хладнокровие. Лучи заходящего солнца ложились на его глаза. И он не стал мешать ей, просто закрыл глаза, и сделал вид что, уснул. Показав этим, что нервы у него тоже не из хилой паутины сотворены.
— Петухов рассказывайте чистую правду, что произошло в вашей камере? — произнесла она. — Вы человек интеллигентный и ложь как бы не ваше амплуа.
Он открыл глаза, и выпрямившись на стуле, приготовился к схватке с этой особой. На него пытливо смотрело, можно сказать, наивное личико девочки.
— А мне скрывать нечего, — хладнокровно ответил он ей. — Этих четверых подвальных спортсменов — подельников опер собрал из разных камер и заселил к нам.
Несколько мгновений она вопросительно смотрела на него, не издавая ни звука. Потом вынула сигарету из пачки, но прикуривать не стала. Бросила её на стол и вновь посмотрела на него. Их глаза встретились. У него были красивые серые проникновенные глаза. И ей показалось на миг, что этими глазами он изучил её как таблицу умножения. Она не выдержала его взгляда и, опустив глаза спросила:
— Этот факт нам уже известен. Вы проложите нить откровения от старта до финала камерной драмы? Начальник оперативный части, говорит вы мастер спорта по самбо. Как вы мастер спорта позволили применить против неподготовленного человека опасные приёмы? Это попахивает превышением самообороны. А это плюс ещё одна статья. Я вам завидую, — саркастически выдала она.
У Господа ни один нерв не дрогнул после её слов.
— Никто не бывает так склонен к зависти, как люди само униженные, — так говорил Спиноза. — Поэтому не надо мне завидовать. Лучше вникните в мои слова. Я был мастером спорта в студенческие годы. То, что я получил в молодости, пригодилось и сейчас. И не надо валить на меня беды вашего Кума.
— Экспертиза покажет, чьи это беды. Но вы сегодня не в лучшем положении.
Она взяла со стола брошенную ей сигарету, и прикурила от дешёвой зажигалки, делая вид, что проникновенно смотрит не только в глаза, но и душу подследственного.
— Этот Воеводин из нашей камеры ушёл на своих ногах. С этого вам надо начинать, а дальше продолжайте последующий его путь, — сразил он её своим ответом.
Её лицо вспыхнуло. Она сию минуту потушила недокуренную сигарету и взволнованно заходила по кабинету, беспрерывно поворачивая на своём пальце кольцо из белого металла.
— Не учите меня, как вести следствие? По смерти Воеводина нашей прокуратурой идёт кропотливая работа. Поэтому вы должны отвечать на все мои вопросы, а не указывать, что мне делать. Отвечайте на поставленный мною вопрос? Почему вы применили против неподготовленного человека убийственный приём?
Господь лукаво улыбнулся.
— Вы что обиделись? Не в моих правилах плохо обращаться с людьми, тем более с женщинами. Я скорее зубами проскриплю, но галантностью своей пренебрегать не буду.
Она сурово нахмурилась.
— Галантность у вас неправильная. Укачали четырёх крепких ребят. Один мёртв, трое с тяжкими побоями в лечебном изоляторе находятся. И пока я не знаю, какие последствия будут из здоровья от полученных от вас травм.
Он хотел возразить ей. Но она сделала жест ладонью, чтобы он помолчал.
— Я всех троих Октябрят там допросила. Они сказали, что вы не человек, а робот с бешеной реакцией. Мне лично приятно осознавать, что не исчезли ещё у нас в России настоящие мужчины. Но ваша отвага боюсь, может оказаться преступной.
Господь, не теряя самообладания спокойно ответил:
— Вы сами посудите, правильно я поступил или нет? Эти Октябрята все накаченные культуристы. У них бицепсы как стволы бутылочного дерева, что растут в Австралии. И в камеру они попали к нам неслучайно. Это был «десант», заброшенный с определённой целью.
— Что за цель? — не переставала она ходить по кабинету.
— Чтобы немного меня покалечить и сломать мою психику.
На этот раз она замерла и села на стул.
— С чего это такое внимание к вашей персоне? Вы что иностранный резидент?
— Можно подумать будто вы не знаете? — иронически улыбнулся он. — И почему вы, недослушав ответ, сразу задаёте несколько других вопросов? Куда вы спешите. Человек убит, хоть и редкостная гнида, но живой был человек. А про меня спросите у вашего начальника Червякова. И поторопите его с моей петицией.
— Извините! — опустила она к низу голову. — Продолжайте?
— Да я продолжаю! — автоматически ответил он. — Так вот этот Геракл занёс надо мной руку. У этой руки сила удара свыше одной тонны, как у Мохаммеда Али. И что вы думаете, я должен ждать, когда он убьёт меня одним кулаком? Да я показал ему приём, который последний раз проводил много лет назад. Поэтому не надо отражать в бумаге, что я мастер спорта. Это звание должно подтверждаться ежегодно. К тому же я мастер спорта СССР. Страны, которой на географических картах уже не существует.
Выслушав Господа, она посмотрела на него уже по — иному. В её глазах не было того канцелярского взгляда. На него смотрело милое и доброе лицо. У господа появилась мысль, что эти глаза имеют многофункциональный переключатель. В голове у него моментально просквозила мысль, что эта женщина сможет сыграть большую роль в его судьбе. И он ей рассказал, как попал в следственный изолятор.
— Хочется верить вам, но я бессильна против высокого частокола, — сказала она. — Попробую переубедить Червякова и передам ему все ваши пожелания. А сейчас я с вами прощаюсь, до следующего раза. Когда буду, не могу сказать. Это зависит не от меня. Но с вашим делом я предчувствую, будут сложности. Вам же остаётся только верить в счастливый и справедливый финал. А пока крепитесь.
Она позвала контролёра, стоящего за дверью, и вышла первой из кабинета.
— Лихо ты с ней беседовал, — сказал ему контролёр. — Тебе в этой ситуации бояться нечего. Придавить хотят только Ширина, начальник оперативной части, у него много таких эпизодов исполнено. Его сегодня с утра из дому забрали и пока ни слуху, ни духу. А у нас уже опросили пол тюрьмы. Ваша камера была последняя.
Он довёл его до камеры и открыл дверь. За столом сидел Джамбул и Витамин, писавший и диктовавший вслух жалобу.
— Вот это правильно, — похвалил он сокамерников. — После нашей жалобы к комиссии придёт осязание. И они поймут, что Воевода погиб по вине Кума. А фамилия у него Ширин.
Джамбул посмотрел на умное и интеллигентное лицо Господа, и подумал:
— «По виду такого интеллигента в подворотне запросто можно взять бандитам. Только исход будет не в их пользу.»
— Ну, что он Ширин это мы и без тебя знаем, — сказал Джамбул. — Нас хоть многих и вызывали, но жалоба вес придаст показаниям ощутимый. Жалоба уже готова. Начали её с прихода в отстойник Октябрят. Закончили нашей камерой. Сейчас Пэр организует подписи всех сокамерников. Завтра она будет официально зарегистрирована в специальной части и передана в компетентную комиссию.
На следующий день вся тюрьма узнала, что Ширин был арестован у себя дома. У него в кабинете в сейфе нашли мышьяк, чем был отравлен Воеводин. А через неделю Господь получил ответ на свою жалобу. В ней было написано:
Г — ин В. А. Петухов, ваша жалоба будет рассмотрена в ближайшее время. Старший советник юстиции.
Г. С. Червяков.

Глава 13

  Наступила осень. В камере нависла тишина. Половина камеры работала, а половина после обеда отдыхала. Господь сидел за столом за решением кроссворда. Прислушиваясь к воркованию голубей за окном, он иногда отрывался от кроссворда. Завораживающе смотрел в зарешёченное окно на угасающие лучи солнца и ветром гонимые по воздуху жёлтую сухую листву. Он пытался отрешиться от предательских мыслей, которые мучили его с того времени, когда он свои акции подписал Гурану. И всё плохое из головы выкинуть не удаётся, слишком много в ней накопилось разного сора. Не проходило ни дня, что бы перед ним не всплывало обещающее свободу, лицо Гурана Тихо и незаметно к нему в это время подошёл Джамбул с полотенцем на плече.
— Умничаешь?
Господь от неожиданности вздрогнул.
— Пытаюсь отвлечься, сам знаешь отчего. И у тебя положение не позавидуешь. Полгода сидишь, ни разу на следствие не дёргали.
— Со мной всё ясно, — сказал Джамбул, — а вот тебя, похоже, развели на акции. Как же так, ты же прозорливый? Людям свободу предрёк, а подлый поступок своего друга раскусить не мог.
— О себе меньше всего думаешь, — потупил глаза Господь, — а это, потому что хочется людям верить. Конечно, по акциям я раскидывал мозгами разные варианты. Мне не жалко было с ними расставаться. Веры не было никакой, что так жизнь круто повернёт. Я считал, что со временем всё вернётся на круги своя и вся приватизация будет признана народным обманом.
— Это думы, человека нецелеустремлённого, — пробасил Джамбул. — Назад пути нет. Власть, конечно, наша протухшая. Ничего путного предложить не может. Вот народ гигантскими потоками и ринулся в рынок. А это для рэкета не малый доход. Торгаши не голодают, и мы не худеем.
— Мечты никому не запрещены, — сказал Господь.
— Это занятие не вредно ни для кого, — улыбнулся Джамбул. — Посмотри на всех сокамерников. Каждый из них не просто лежит, а мечтает о свободе, как и ты.
— На самом деле по моему обвинению так и нет никаких подвижек, — пригорюнился Господь. — Сплошная тишина. Хотя в мечтах я возлагал надежды на даму с погонами из комиссии. Она пообещала позаботиться о моей участи. Но утекло много времени, а она так и не пришла ко мне.
— Наша участь здесь у всех одна ожидание, — заметил Джамбул, — а какая она будет, нам всем зачитает судья.
Джамбул ушёл умываться, а Господь загрустил. Камеру за это время покинули Елисей и Витамин. Елисея приговорили к шести месяцам лишения свободы, которые он отбыл, находясь под следствием. Поэтому он спокойно без конвоя покинул здание суда. Витамина осудили на два года и отправили досиживать срок на зону усиленного режима. Из старых сокамерников остались Джамбул и Пэр. И были те, кто ходил на работу, жившие своей обособленной жизнью. К ним относился и Марат со своей компанией. Все они ежедневно ждали своей судебной участи, чтобы как можно скорее покинуть эти намозолившие серые стены тюрьмы.
В конце ноября перед прогулкой, Джамбула вызовут на допрос. Оттуда он придёт мрачный и без разговора завалится в свою постель. Только на следующее утро он скажет Господу, что у него, вероятно, отпадёт статья за рэкет.
— Радоваться надо такому известию, — подбодрил его Господь.
— Зато сейчас мне вменяют тяжкие телесные повреждения и грозят организацией преступной группировки. Слететь за такую статью будет сложно, так как потерпевший после травмы через два месяца скончался.
— Что так всё серьёзно? — вкрадчиво спросил Господь.
— Я его пальцем не тронул, — прошептал Джамбул. — Этот неудачник Гарик был моим соседом по комнате. Он сам вылетел с третьего этажа, когда бежал от меня пьяный ночью по коридору общежития. Гарик досаждал одной милой торговке Шуре, тоже рядом жила. Любви хотел и кучу денег. А у меня самого на неё житейские планы были. Пришлось его припугнуть. Да он так напугался, что выскочил из окна.
— И свидетелей не было его падения? — опешил Господь.
— Нет, но не было людей рядом с хорошим зрением, которые видели, что именно я его выкинул. Так я и сказал следователю. Обещал найти. И ОПГ для меня обещал превратить в пышный букет сирени. Сволочь такая. Правда, здесь я полностью полагаюсь на защиту. Мои ребята наняли опытного адвоката, который десяток прокуроров забьёт на процессе.
— А тебе не кажется, что они ждут от тебя кучерявой контрибуции, — сказал Господь. — Поэтому и ищут бреши в твоей криминальной жизни.
— Коню ясно, что им нужно, — заскрежетал зубами Джамбул. — Они думают, если у меня есть бригада спортсменов, значит, я баснословно богат. Но хрен они у меня что получат, не имея прямых улик.
В начале декабря Джамбула увезут на доследование, которое закончится в его пользу. Он без задержки выйдет на свободу. Его спальное место в углу займёт Господь, рядом располагался Пэр. Позже от Тукана они узнают, что Джамбул вскоре после освобождения покинет Россию. Он уедет на ПМЖ в Монголию к родственникам своего покойного отца.

Глава 14

  Из старых арестантов в камере номере шестнадцать остались только Господь с Пэром. В тюрьме происходила непонятная чехарда. Всех, кто работал, перевели в отдельные рабочие камеры. Вместо них заселилась незнакомая публика. Они сильно разнились между собой. Были тихие не докучавшие шумом сокамерникам. Лёжа на койках, они больше обдумывали и анализировали свои преступления. Видимо этот контингент так же смирно вёл себя и в других хатах, откуда прибыли сюда. Но были и горластые арестанты, от которых голова болела. Но они быстро укрощались Господом.
Но однажды в будничный серый зимний день широко открылась дверь камеры.
— Принимайте рекрутов, — крикнул с юморком Тукан. — Если с чаем будете встречать, я рядом.
В дверь ввалились пять человек. Трое спокойно подошли к пустым кроватям и раскатали свои матрасы. А два других зэка с баулами сумками в руках приостановились на пороге. Оценивающе осмотрели камеру. С первого взгляда можно было понять, что заселяются нагловатые сидельцы. Они при входе стали себя вести, развязано и бесцеремонно.
На них сразу обратил внимание сидевший за столом Господь.
Их телодвижения были вульгарными и не предвещали мирных событий. Так даже старожилы не позволяли себя вести. Эта была пара разбитных парней с татуированными кистями рук, на вид около тридцати лет. Один из них скуластый арестант, заприметив сидящего у окна на кровати Пэра, указал своему напарнику, куда нужно идти.
— Хек вон около окна коронное место. Бросаем кости там.
Хек его понял и на ходу начал Пэру показывать головой, чтобы тот освобождал угол. Пэр ноль внимания. Сидевший за столом Господь заметил жест новичка. Чтобы не дать развиться инциденту опередил наглого пришельца, и сел напротив Пэра. Хек, посмотрел на Господа, присевшего на кровать, сказал:
— Уважаемые бояре, скручивайте матрасы. Мы теперь здесь с Лобаном будем спать.
Его матрас тут же очутился на кровати Господа. Следом подошёл с матрасом скуластый Лобан. Он без всяких церемоний положил свой матрас на кровать Пэра.
— Вы чего парни, обкушались, что мычать при входе, неправильно стали, — приподнялся с кровати Пэр. — Вы что не знаете, как входить нужно в хату?
— Заткнись зелень, — осадил его Лобан. — Мы же знаем, что в вашей хате смотрящий Джамбул съехал. Отныне его полномочия и все привилегия переходят мне. Так как я в своей камере уже был смотрящим. — Он повернулся к своему другу:
— Правильно я говорю Хек?
— Ясен пень, — поддакнул тот.
Тут с кровати не торопясь встал и Господь. Приподняв одну бровь, ледяным голосом заявил:
— Вы ребятки не с той скорости общение начинаете. Вы заехали в гости, к укрепившейся в этой камере группе людей. Так что будьте любезны, ведите себя прилично.
— А ты кто такой, — бросил на Господа зверский взгляд Лобан. — Не еврей случаем будешь? Профиль у тебя не иначе жидовский и зовут тебя Абрам. А может ты в придачу ещё и коммунист?
— А что евреям и коммунистам аморально придерживаться воровских законов? — не раздумывая ответил Господь.
— Исключения бывают, но только не для тебя, — подключился Хек. — У тебя на лбу написано вшивый интеллигент, который зубы в день по семь раз чистит.
— И что в этом плохого? — посмотрел на Хека Пэр. — Я тоже по несколько раз чищу зубы.
— Значит ты комсомолец, — определил Хек и толкает небрежно Пэра на кровать.
Пэр приземлился на постель, сохранив спокойствие.
— Кто бы я ни был по жизни, но вы демоны, а не порядочные сидельцы. И с вами я не собираюсь знакомиться. Так что валите отсюда, пока попки ваши не забраковали.
Хек в ответ начал протягивать руку к горлу Пэра. Господь за плечи с лёгкостью выталкивает агрессора из пролёта.
— Всё ребята душевной беседы я смотрю, с вами не получится. После чего он берёт матрас Хека и подкидывает его вверх. То же самоё он проделал с матрасом Лобана. Оба матраса приземлились недалеко от сантехнического отсека. Лобан взбесился и благим матом заорал:
— Ну, всё черти, сейчас с вас обоих буду бубну выбивать.
Он попытался ударить Господа, и занёс над ним руку. Но Господь перехватил её за кисть и сжал словно тисками. Затем со всего маху приложил её к металлической кровати. Лобан взвыл. Хек удивиться не успел прыткости Господа, как получил ударом в пах и отлетел от кровати на три метра. Открылась кормушка.
— Лобан не верещи, — раздался голос Тукана. — Подойди быстро сюда.
Лобан, держась за руку с искривлённым от боли лицом нехотя подошёл к двери.
— Что бедненький человечек, познакомился с Господом? А я тебя предупреждал, — не баловать в чужой хате!
— Да вроде мы мирно зашли, — начал оправдываться Лобан.
— Так мирно что вместе с Хеком через две минуты оказались около унитаза. Это вам сильно повезло, — продолжал его воспитывать Тукан. — Скажите ему спасибо и в ножки поклонитесь. Он четырёх Октябрят, можно сказать атлантов в Международный праздник яйца, так пригладил, что те обгадили все углы в тюрьме. А один дуба дал.
— Слушок прошёл по тюрьме про Октябрят, — мучаясь от боли, проговорил Лобан. — Только из них в тюрьме никого не осталось. А подтвердить этот случай не кому.
— Вот эта палата тебе и подтвердила, — отчеканил Тукан. — А остальных трёх Октябрят на подписку до суда отпустили.
После этого кормушка закрылась. Лобан со скорбным лицом подошёл к Господу и Пэру.
— Мы были неправы! Лоханулись, не знали, что ты Господь. Внешность у тебя как Эрнеста Тельмана.
— Ещё бы вы правы были перед Господом, — иронизировал Пэр. — Нижних ярусов в хате достаточно, а вы решили королевские места занять. Смотрите сколько мест, выбирайте любые, но только не около нас.
— Ладно, хватит, — перебил его Господь. — Они всё поняли. Просто у ребят произошёл рецидив борзой романтики, которым они заболели в предыдущей камере.
Господь показал им места, где они расположились и до ужина они носа своего не показывали. Даже в туалет не ходили. После ужина Пэр крикнул им:
— Эй рекруты, давайте к нам гребите на чаепитие с пряниками? Они вначале не сообразили, но увидав на столе угощения, подошли.
— Вы, правда, зла не держите на нас, — сказал Лобан и положил на стол палку копчёной колбасы. — Ну, обожглись, где не бывает подводных камней.
— Если вы сидите с нами за одним столом, то неприятная тема должна быть для вас закрыта, — сказал добродушно Господь. — Люди близкими становятся не сразу, а вот врагами мгновенно. Вот эту истину вам нужно запомнить, пригодится.
— Красиво сказано, — заметил Хек и получил от своего друга лёгкий удар локтем в бок.
Господь заметил это, и посмотрел в глаза Лобана.
— Меня только одно интересует, ты откуда знаешь про Эрнеста Тельмана?
— А я в школе его имени учился, — ответил Лобан. — Там его портреты практически во всех классах висели.
— Хек тоже с твоей школы? — спросил Пэр.
— Нет, я учился вообще в Красноярском крае, — откликнулся сам Хек. — Здесь я после службы на флоте остался.
— Не на подводной лодке служил акустиком? — допытывался Пэр.
— На ней, только я был поваром.
— А у тебя кроме рыбьей погремушки имя есть? — впился в Хека Пэр.
— Вадим я, а Хек — это фамилия.
— Оригинально, — причмокнул Пэр. — А зачем соскочил с хлебной профессии?
— Во времена Андропова споткнулся и получил срок. Мешок сахару из столовой толкнул цыганам. Освободился, уехал в Алушту. Там пристроился поваром. Но что-то мне там не понравилось. Может, потому что зима была. А здесь у меня уже третий срок будет.
— Заслушаешь приговор, отсидишь по тарифу и женись парень, — дал совет Господь. — Жизнь слишком коротка, чтобы разменивать её на эти серые стены.
— Да сейчас уж ничего не вернёшь назад, всё потеряно, — затужил Хек.
— Самая серьёзная потеря в жизни, это потеря головы, а у тебя она на месте, — только дружи с ней, — дал совет Господь.
— Я ему примерно то же самое сказал, сбережёшь голову, познаешь кайф от жизни, — подключился, в разговор Лобан. — Я это хорошо понял после первой ходки.
Господь отхлебнул из кружки чай и в упор посмотрел на Лобана.
— А за что сидел первый раз?
— Обычная история, со стройки вывез два куба досок для бани своей даме. Пару лет дали. А сейчас серьёзно попался. У знатного художника, пока он спал на корме, увёл этюдник на пароме. А когда сошёл на берег на пристани около кассы стал продавать его этюды. Там меня и взяли, и тут же отправили в милицию. Но мозги я всё равно не потерял. Пьяным я был вот и весь ответ.
Пэр, услышав признание Лобана, тут же зашёлся кашлем. Откашлявшись, он тихо хохотнул и посмотрел на нахмурившегося Лобана.
— Джамбул всегда говорил, что если мозгов нет, то потеря их невозможна. А ещё он говорил, что умные люди сюда попадают только по судебной ошибке. А вы оба друг другу советы даёте, имея судимости. И сидите за пустяки.
Пэр достал из верхнего кармана рубашки сигареты Прима и угостил обоих друзей. Затем закурил сам.
— Скрывать не буду. Я молодой, но далеко не болван. Просто бесшабашный был. На танк мог с саблей пойти. А вот пообщался с Джамбулом и Господом на свои прошлые поступки смотрю критически. Осознал свою вину, но поздно. Она мне может обойтись в шесть лет неволи. Вот за этот срок я должен отвыкнуть от табака.
В это время замолчал динамик.
— Всё пора спать, — сказал Господь и направился к своей кровати.

Глава 15

  В камере наступила тишина, кто-то спал, кто-то ворочался на своих лежанках. Пэр лежит на спине с открытыми глазами. Господь, увидав, что он не спит, спросил:
— Пэр, а родители у тебя кто? Я смотрю, они тебя не забывают. Регулярно передачи приносят.
— Мои родители творческие люди, отец журналист и книги пишет. Мать руководит небольшим струнным оркестром. Мама из древнего грузинского рода вот и назвала меня Лаша, в честь сына царицы Тамары.
— А Пэр, откуда взялся?
— А это Джамбул меня окрестил так. Лаша, говорит, звучит как лапша. Перо не совсем прилично, при удобном случае, всегда в жопу будут совать. Пер — неполное пердак. Поэтому и нарёк меня Пэром. Господь рассмеялся, но быстро утихомирился.
— А что вполне логично, для нашего заведения лучшего не надо. Ведь пэрами именуются все титулованные особы Великобритании.
— Я знаю, это маркизы, герцоги, бароны, поэтому я согласился с Джамбулом и быстро привык к столь почётному титулу.
— Вот и береги свой титул, — улыбнулся Господь. — Деньги больше не воруй.
— Да как не воровать четыре месяца без зарплаты, оду пшёнку ел, — разволновался Пэр. — Меня с детства учили не плакать и не выказывать свои чувства, кроме радости. Ну, какая же радость может быть, если денег в кармане нет. Главное кому-то директор дворца спорта платит, а мне кукиш с маслом. Вот я и пошёл на взлом кассы. Взял ровно столько, сколько мне не платили зарплату за четыре месяца.
— Зря ты так поступил, вот тебя, поэтому и вычислили. Надо было брать всю кассу, тогда бы подумали на «прохожего». А тут картина ясна — взломал свой обиженный сотрудник.
— Наверное, — согласился Пэр с Господом. — А ещё я последним покидал дворец спорта. Сторож указал на меня. Вот меня на следующий день и взяли.
— Не переживай, суд к тебе вероятно применит смягчающую меру. Подумаешь, взял свои деньги, но не расписался в ведомости, — пошутил Господь.
Пэр взбодрился от таких слов.
— Обнадеживающе! Я такой финал предвижу, хотя мне следователь наколдовал на шесть лет.
— Может родители помогут, тебе выбраться отсюда. Кстати, какую литературу пишет твой отец?
— У него жанр один — любовный. Писал бы криминал, глядишь, я бы читал его произведения, и ничего бы запретного не делал по жизни.
— А под какой фамилией печатается? — заинтересовался Господь творчеством отца Пэра.
— Беридзе Нодар, фамилия и имя моего прадеда по маме. А в паспорте у него такая же фамилия как у меня Перов? Отец у меня русский, всю жизнь прожили в Ткварчели. Здесь мы всего год живём. Он и печатается в Грузии.
— А у самого тяги нет к писательству? — спросил Господь.
— Я неусидчивый, мне активные профессии по душе, хотя я очень, классно могу рисовать любыми красками. Немного работал в театре художником — оформителем. Правда у меня есть диплом инструктора физической культуры дошкольных учреждений. Я сам занимался раньше плаванием, первый разряд имею и гирьками баловался.
— А кто у тебя жизненный герой?
— В каком смысле?
— В литературе в кино, и наконец, на кого бы ты хотел быть похожим?
— До тебя хотел быть вором в законе, как Мишка Япончик, Вася Бриллиант. А теперь не хочу.
— Что так? — допытывался Господь.
— На тебя хочу быть похожим. Хочу иметь в одном лице и отвагу, и обаяние, и благородство, и решительность. Всё-то чем ты обладаешь. Особенно мне нравится, как ты с бизонов рога сбиваешь. Господь повернулся на бок и, закрыв глаза, пробормотал:
— Приятно слышать, а меня вот иногда посещает мысль, а не попробовать ли себя в прозе. Думаю, у меня получится. Кстати, если встречу книги твоего отца обязательно почитаю.
— У меня здесь в тумбочке лежит его книжечка, могу дать почитать.
У Господа сон сразу пошёл. Он открыл глаза и встал с постели.
— А ну дай посмотрю?
Пэр достал из тумбочки небольшую книжку с зелёной обложкой и протянул Господу.
— Вахтанг и Екатерина, — почитал Господь и завалился на спину с открытой книгой.
Это была повесть о влюблённой молодой грузинской паре объёмом в сто четыре страницы. Читалась книга очень легко, не как Ромео и Джульетта Шекспира. За два часа он прочитал эту книгу и, положив её себе на грудь, стал осмысливать технику написания книги. «Книга прекрасная, понятливая как букварь. Никаких непонятных терминов нет. Вроде сюжет прост, ничего умудрённого нет, как в капитале Кала Маркса. На страницах завораживающе описывается, как вспыхивает искорка любви молодых людей, которая превращается в очаг любви. После чего два любящих сердца пришли во дворец бракосочетания».
— Надо браться за перо, — решил он. — Сложного ничего нет. Тем более на компьютере можно не только такие маленькие книжечки писать, но фолианты творить. Материалу я в этой камере наскрёб на десять томов. Каждый сиделец, это уже отдельная богатая событиями история.
С этими мыслями он уснул только под утро.

Глава 16

   На Новый год в камере собрали общий стол. Острых и копчёных продуктов не было. Сало, сыры, фрукты, пряники и печенье с конфетами без фантиков. В полночь скрутило Лобана. Его забрали в тюремную больничку. В шесть утра контролёр Ушан тихо сообщил Господу, что Лобана спасти не удалось. Он умер от разрыва желчного пузыря. В камере наступила гробовая тишина.
— У него желчнокаменная болезнь была, он мне говорил, — сообщил Хек.
— Всё это очень печально слышать, — полутоном сказал Господь. — В самый лучший праздник богу душу отдал. Каково его родственникам сейчас будет.
— У него только мать одна и отчим, которого три месяца назад отправили на пенсию отсюда, — неожиданно слетело с языка Хека.
— Что отчим здесь работал? — выпучил глаза Пэр. — Поэтому он и повёл себя тогда геройски в нашей хате.
— Такое поведение у него стабильное, среди тех, кто слабее его морально и физически, — продолжал удивлять Хек. — Таких арестантов, он любил подчинять себе. В старой камере ему они и постель убирали, и даже тряпки стирали. Не хочется про него сейчас плохо говорить, но он очень злопамятен был, обид не прощал. Я его уже изучил. А отчим его работал старшим инспектором в чине майора.
С такой новостью праздник был испорчен, только подвешенный динамик наверху стены напоминал, что наступил тысяча девятьсот девяносто третий год. На прогулке в этот праздничный день, Пэр дал Господу новую пищу для раздумий.
— Всё-таки чудеса есть на свете, — сказал он. — Я раньше не верил в них. Считал, что это всё бабушкины сказки.
Господь внимательным взглядом обвёл лицо Пэра. Отметив его смуглявый вид и умные глаза.
— А сейчас веришь?
— Ну как не верить. Только в нашей камере за короткий срок произошло две загадочные смерти.
— Такое бывает, люди иногда умирают.
— А тебе не икается случаем? — заговорщицки Пэр посмотрел на Господа. — Все эти покойники пытались нахлобучить тебя.
— И тебя тоже, — парировал Господь.
— Я не в счёт. У меня вид доброго жука. Слышал, про меня даже детскую песню сочинили.
— Нет, что за песня, спой тихонько?
Пэр запел;
Жил на свете добрый жук.
Старый добрый друг.
Никогда он не ворчал, не кричал, не пищал,
Громко крыльями трещал, строго ссоры запрещал.
Встаньте дети, встаньте в круг,
Встаньте в круг, встаньте в круг!
Ты мой друг, и я твой друг,
 Старый верный друг!
— Это из Золушки песня, — вспомнил слова Господь.
— Да оттуда, — подтвердил Пэр. — Меня мама всегда называла добрым жучком и посей день, так зовёт. Потому что у меня на лице написано безопасность. А ты известное дело, на каракурта не похож, но хватануть можешь смертельно. Одним словом, к таким людям шантрапа в подворотнях не пристаёт.
— Твоя версия ничего не стоит, — оценил Господь. — А как же Октябрята и Лобан с Хеком, или они слепые?
— Нет, это люди без мозгов, исключая Хека. У него голова в порядке, только он безвольный, если пошёл денщиком на службу к отморозку. Быстро поддаётся влиянию со стороны. Поэтому они и получили смертельный ответ.
Господь будто собираясь молиться, сложил руки и произнёс:
— Ты чушь парень несёшь, их смерти — это стечение обстоятельств, не больше.
Пэр склонил голову над ухом Господа, и промолвил:
— А ты прокрути свою жизнь. Может до этого ещё у тебя были мертвяки?
— Вряд ли, — отпрянул от него Господь.
Но на самом деле он сразу вспомнил, детство. С двоюродным братом Юркой они пошли рыбачить в районе грузового района порта. По пути на берегу нашли спиннинг. Он был в чехле. Рядом с ним валялась дерматиновая сумка. Они заглянули в сумку. Там кроме остатков водки в бутылке, одного огурца и двух небольших рыбин ничего не было. Они посмотрели вокруг, ни одной живой души поблизости не было. Сумку брать не стали, а спиннинг захватили. И пошли в порт к дебаркадеру. Подходя уже к месту рыбалки, они услышали крик. За ними следом бежал мужик с сумкой и сильно матерился. Первым он схватил за грудки Геру и отвесил ему пощёчину. Георгий упал на горячий песок. Юрка и опомниться не успел, как его двенадцатилетний старший брат загрёб в ладонь горсть песка и бросил мужику в глаза. Пока мужик, стоя на коленях, матерился, ребята ушли на дебаркадер и с него стали ловить рыбу. В обед они услышали сильный шум на лесопромышленном участке порта и большое скопление людей. Мальчики были любопытны, и пошли посмотреть. Подошли, когда в машину загрузили носилки с закрытым телом. По слухам они поняли, что на несчастного скатилась гора брёвен. Ужасно было слышать такое. А ещё ужаснее, когда с торца брёвен они увидали знакомые спиннинг и сумку.
Второй же смертельный случай произошёл, когда он проучил наглеца оправлявшего под аркой его дома. Вспомнив эти два случая, его сразу окутали тревожные мысли. После прогулки, он завалился на кровать и предался глубокому жизненному анализу и незаметно уснул. Когда проснулся, увидал сидящим за столом Пэра. Тот сидел за стопкой журналов и быстро просматривал их.
— Ты что там ищешь? — зевая, спросил Господь.
— Ищу один твой гороскоп. Очень занимательный прогноз для Водолея, а главное точный, весь в тебя.
— Все гороскопы придуманы исключительно для мнительных барышень. Они любительницы из себя корчить неординарных экземпляров. А я не в гороскопы верю, а только в себя. Ну и конечно удача у меня не на последнем месте стоит.
Пэр с журналом подходит к Господу и протягивает его.
— Вот здесь всё про тебя написано.
Господь бегло прочитал текст, и вернул журнал.
— Здесь говорится, что я могу быть хорошим предсказателем и могу этим спасать людей. На это я тебе скажу так: любой здравомыслящий человек, умеющий логически мыслить, способен на это.
— Но ведь не каждый же обладает логикой, — парировал Пэр. — И твою сильную ауру здесь расхваливают. Здесь пишется, что людям, находящимся с тобой очень хорошо. — Пэр быстро исполнил на бетоне чечётку. — Видишь, как мне с тобой прекрасно, да и другие сокамерники к тебе тянутся. — Здесь всё про тебя. Вот читаю дальше: Водолеи способны видеть и чувствовать беду больше, чем другие люди. Если же Водолей не имеет такого, то он вполне сможет стать творческим человеком. — Пэр внимательно заглянул в глаза Господа. — А ты же хочешь, стать писателем? — с хитроватой улыбкой спросил Пэр. — Только мне непонятно слово некромант? Ты им тоже можешь быть. Интересно, что это за зверь такой некромант?
— Некро — значит мёртвый, — подсказал Господь. — А некромант это думаю тот, который может с покойниками разговаривать.
Господь опять закрыл глаза, давая понять, что гороскоп этот он дальше обсуждать, не намерен
— Хорошо хоть не некрофил, — приоткрыл он один глаз на Пэра.
— А это кто, филолог покойницкий?
— Нет, это больной человек, который спит в моргах с мёртвыми барышнями.
— Фу, — вскрикнул Пэр и побежал к унитазу.

Глава 17

   Одиннадцатого января, Георгия после бани незнакомый контролёр вывел из камеры.
— Пошли тебя мадам ждёт. Зовут Алёна, хорошенькая личиком и курит как паровозная труба.
У Господа ёкнуло сердце.
— Неужели эта та, что проверку проводила, — старший лейтенант?
— Не знаю, — отрезал контролёр. — Она в дублёнку одета, погон не видно. Руки назад и шагай вперёд по лестнице вниз.
Его проводили на первый этаж и запустили в комнату допросов. Это была она. Только погоны на этот раз были на ней капитанские. Она поздоровалась с Господом, выдав ему еле заметную скупую улыбку. Он же был в ступоре от её визита и не удосужился ответить на её приветствие. Однако быстро взял себя в руки.
— С повышением вас Алёна! — глаза его легли на её погоны. На этот раз она растянула улыбку.
— Спасибо, но я пришла не за поздравлениями. Мы с работником ОБЭП Потаповым, провели проверку, на складе вашего управления. Пять тонн пропавшей краски Ярославского лакокрасочного завода, мы обнаружили. Это ваш кладовщик выгрузил её не в центральный склад, так как там места не было и хранить воспламеняющие вещества запрещено. Все бочки были помещены в ваш старый спортивный зал, который находится на территории вашего управления.
— Габаритный материал, это не иголка, так сложно было найти? — вскипел Господь. — Хотя я и сам не знал, что краска хранилась там. Потому что её доставили в субботу, а меня без всяких объяснений посадили сюда в понедельник. Сказали только, что обнаружена большая недостача материальных ценностей. Понимаете, приход товара по документам есть, а в наличии его нет. И вы же знаете, что Ситнова была госпитализирована в день вашего ареста.
— Можно было у неё в больнице спросить, куда был складирован груз? — доказывал ей Господь.
— Нет нельзя, — отрезала она, — просто невозможно. Она не говорит и не шевелится. Это нам про спортзал подсказал экспедитор — грузчик Кочнев. Радуйтесь хоть этому результату.
— Да я, конечно, ужасно рад такой весточке, — привстал он со стула. — Значит, меня домой отпустят скоро?
— Освободят, но только не сегодня. Нужно ещё нам поработать с исполняющей обязанности начальника управления Гуран Евгенией Васильевной.
— Да она ничем вам не поможет, — огорчённо заявил он. — Молодая девушка, медик по образованию, но не строитель. Жена шефа, работала до этого инженером по технике безопасности. Что она может знать?
— Как вы недооцениваете женщин, — скривила следователь губы. — Вот она нам и посоветовала допросить главного свидетеля экспедитора.
— Даже так, — удивился он.
— Евгения Васильевна можно сказать вас спасла, а вы говорите, не знает ничего, — убеждала она его. — Мы женщины непредсказуемые создания. К тому же она очень прекрасно о вас отзывается.
Тут Господь задумался, но быстро пришёл в себя и мгновенно одарил капитаншу благодарственным видом.
— Наверное, вы правы. Извините! От вашего известия и добрых слов, мне уже взлететь хочется. Отныне у меня теперь пойдут бессонные ночи.
— И пропадёт аппетит, — добавила она.
— Нет в этом здании с вкусовыми качествами у всех порядок. Вряд — ли он у кого пропадает. В основном, конечно, помогает домашний харч. А здешняя баланда и бывшим бомжам в радость. Алёна достала из портфеля шоколадку Алёнка и положила перед ним.
— За мой день рождения скушайте. И держитесь, у вас всё будет хорошо!
Она ушла, не прощаясь. Его контролёр увёл назад в камеру.
Первого февраля в день рождения Господа визит нанесёт прокурор Червяков и снимет с него все обвинения. Он зачитает ему бумагу, в которой говорилось, что Петухов Георгий Андреевич, будет восстановлен на работе в прежней должности, и во всех правах. И что виновные понесут за такую оплошность серьёзные наказания.
— Может и в самом деле чудеса существуют. — Вопросительно посмотрел он на Пэра, когда возвратился в камеру. — Я ухожу домой. С меня сняты все подозрения. А главная заслуга в этом двух красавиц, следователя и жены того, кто засадил меня сюда.
— А я в этом не сомневался, — убедительно сказал Пэр. — Летают над тобой белые существа с крыльями. Мне их видно, тебе нет. Это твои ангел охранители.
Через час Господь простился со всеми обитателями камеры. Обнимаясь с Пэром, он ему шепнул:
— Будешь на свободе приходи ко мне в строительную компанию «Прибой». Найду тебе хорошую работу. Только уговор — кассу у меня не взламывать.

Глава 18

  Первый день свободы был для Господа одним из самых счастливых дней в его жизни. У ворот СИЗО его встречала супруга Надежда и дочка Вера. Они сели в такси, и жена назвала улицу Лазо к магазину «Протон». Это был не их адрес.
— Ничего не спрашивай, — таинственно посмотрела жена на мужа, — едем к большому сюрпризу.
Его привезли в новый пятиэтажный одно подъездный дом — коробку. Перед ним открылись двери четырёхкомнатной квартиры на втором этаже. Он обошёл её всю, заглянув даже в вентиляцию. Две большие лоджии. Два туалета. Большая ванная. Огромная кладовка. Одна комната вообще пустая была. Он с восхищением спросил у жены:
— Надя откуда такая шикарная квартира?
— Нравится? — радостно смотрела жена на мужа.
— Слов нет, у меня даже сердце бешено запрыгало от увиденного комфорта. А пустую комнату я займу под свой личный кабинет.
— А что ты в нём будешь творить — стихи писать?
— Нет, дорогая, я за эти месяцы, что находился в тюрьме, много собрал интересного материала. — Он постучал пальцем себя по голове. — Вот он у меня, где весь хранится. И его обязательно нужно будет переложить на бумагу.
— Некогда тебе будет литературой заниматься, коль думаешь вернуться на старую должность. Фронт работы у вас огромный все делается быстро и надёжно. Видишь, какие дома ваша компания стала строить. — Она изобразила руками распускающую лилию. — И отделку выполняло твое управление под руководством Жени Гуран.
Он непонятливо, словно провинившийся ребёнок захлопал глазами, затем опомнился и взволнованным голосом спросил у жены:
— Стоп, откуда такие хоромы?
— Не беспокойся дорогой, это тебе подарок от компании, а точнее от Гурана. О тебе никто там не забыл. Все ждут тебя. После выходных можешь обратиться к Гурану, и он тебя восстановит в твоей прежней должности. Кстати, он тебя и не увольнял. Зарплату твою регулярно перечислял на твою сберкнижку. Верил в твою свободу.
Господь не мог унять своего внезапного волнения. Выпив стакан холодной воды, тыльной стороной ладони вытер губы и недовольно пробурчал:
— У меня бумага от прокурора есть. Я бы в любом случае пошёл на восстановление. А вот такие подарки в виде квартиры мне это не нравится. Он что грех хочет свой замазать?
— Ты о чём Гера? — пристально посмотрела жена мужу в глаза. — Да если бы не Гуран и его Женечка сидеть бы тебе и сидеть. Это она тебе каждую неделю передачи приносили в тюрьму, а не я. Это Валера собрал нужную сумму денег, для твоего освобождения. Это Женечка, рискуя собой, вошла к прокурору с толстым пакетом в кабинет. И я тогда её сопровождала в это серьёзное здание. Ты напрасно о них плохо думаешь. Это милые и честные люди! Валера так переживал за тебя, что перенёс два микроинсульта. Пролежал в больнице долгое время. Про акции свои забудь. Они ушли на благое дело — на твою свободу. Давай не будем омрачать себе настроение в этот день. Сегодня пятница, я стол накрою сейчас. Пригласим чету Гуран к нам в гости. Помнишь, как раньше?
— А меня дядя Валера отправлял отдыхать в Анапу, — поддержала дочка мать. — И ещё он подарил мне компьютер. Но я его и не включала. Ждала тебя, чтобы мы вместе разобрались, как им пользоваться.
Ему сразу вдруг стыдно стало за свои многомесячные негативные мысли о своём бывшем начальнике и друге. Жена так стойко и уверенно защищала его, что развеяла все сомнения на счёт Гурана. А ещё Господу никаких плохих дум и разговоров не хотелось в этот день. Это его праздник и его семьи!
— Надежда, возможно, я в камере много не нужного накрутил в своей голове. Советы там сокамерники дают, но все они исходят от их преступлений. Все эти разговоры видимо зомбировали меня. Так что извини меня! И то, что я дома сегодня, это большая заслуга кумы Женечки. Это я точно знаю, так мне следователь сказала. А с Валерой я не буду никогда затевать разговор о моём пленении и акциях. И я не против гостей, но только не сейчас, давай застолье отложим на вечер. А я пока приму ванную и схожу в парикмахерскую.
Когда он вышел из ванной, спросил у Надежды:
— А со старой квартирой что?
— Не переживай, в ней живут квартиранты. А на эту квартиру, он вручил мне купчую. Это твоя персональная квартира.
— Наша квартира, — поправил жену Господь.
— Хорошо наша квартира, — в спину сказала ему Надежда.
Вечером с визитом к ним на служебной Волге приехала чета Гуранов.
— Где этот каторжанин? — раздался дискант Гурана.
Господь встретил их с бледным лицом и со скупой улыбкой на лице. Следом за ним гостей вышла встречать Вера. Они стояли в просторной прихожей. В руках пакеты с деликатесами и подарками для крестницы.
— Родная, принимай подарки, — протянула Женя, кучу красивых упаковок Вере. — Думаю, тебе они понравятся. Вера поцеловала свою крестную и вместе с подарками утащила её в свою спальню. Гуран передал пакеты Надежде и, несмотря другу в глаза, неловко облапил его.
— Рад, рад мой друг, что так разрешилось всё хорошо. Спасибо моей Жене, что она быстро сориентировалась в такой запутанной ситуации.
От Гурана холодом не веяло в этот раз, как при встрече в тюрьме. И всё равно Господь чувствовал, какую-то исходящую от него фальшь. В данный момент, какую именно фальшь, он определить не мог. Гуран освободил из объятий Господа и, повернувшись к Надежде сказал:
— Давай хозяйка показывай, как вы обстроились на новом месте?
Надежда с благодарностью посмотрела на Гурана.
— Валера всё, как и прежде на старой квартире. Только одна комната совсем пустая. Наверное, Гера займёт её себе под кабинет.
— Что он писатель, кабинет свой иметь? — на этот раз Гуран взглядом измерил друга.
— Говорит, большой информационный багаж на нарах приобрёл, — выпалила Надежда и ласково посмотрела на мужа.
— Ну что ж, багаж — это неплохо, значит, в нашем узком дружеском кругу появиться свой Шаламов или Солженицын.
Надежда всех пригласила к столу. Гости прошли в зал, где был сервирован стол разными закусками, а также вином и коньяком.
— Смотреть страшно, — кивнул Гуран на стол. — А пресса пишет, что у наших граждан в холодильниках кроме майонеза и томатной пасты ничего нет. А тут глаза слепит от лакомства.
— На рынке всё можно купить, были бы деньги, — сказала Надежда.
— А как Гера на курорте кормёжка была? — не поднимая глаз, спросил Гуран.
— С божьей помощью выживают там курортники. Не все конечно, но в одиночку там жить нельзя. А самое неприятное в тех стенах, то, что там буквально всё отвратительно. Особенно спать при свете ночью. Там всё отдаёт тюрьмой и хлеб, и вода, и даже воздух.
— Не надо эту тему сегодня поднимать, — оборвала мужчин Женя. — Так долго не были вместе, и обсуждать не популярную тему, это не есть правильно.
— Молодец Женечка, — похвалила Надежда подругу. — Мужчины зачастую все поболтать любят, особенно когда выпьют. Исчерпывающей полноты темы не знают, а почесать языком им дай.
— Конечно тем более у Валеры искажённое понимание о курорте МВД, — заметила Женя.
— Курочки вы, милые женщины, — поднял на этот раз глаза на Господа Гуран. — На то мы и ведём разговоры, чтобы почерпнуть от собеседника, то, что до этого не знали
Он ещё раз, поднял глаза. И тут Господь понял, что лицо у его друга стало другим. А вот почему он уловить не смог. И только после того, когда они подняли бокалы за свободу Господа, он заметил, что его веки стали одутловатыми. Они наполовину закрывали ему глаза, и поэтому он был похож на Гоголевского Вия. Спрашивать, что с ним случилось, он не стал. Весь вечер они пили за дружбу. А перед уходом Женя поцеловала всех в щёки, а Господа в губы. Этот момент от Гурана не ушёл, и он с юмором заявил:
— За неуважение к своему шефу и мужу, я тебя снимаю с занимаемой должности. И назначаю вместо тебя Георгия Андреевича.
Женя приняла его юмор и по-детски надула губки.
— А меня куда?
— А ты дочка будешь отныне начальником социального отдела. Профсоюз я закрываю.
Он положил свою руку на плечо Господа.
— А ты недельку отдохни и подключайся к работе. Тебя народ ждёт.
— Хорошо! — в приподнятом настроении ответил Господь. — Обязательно буду!
Когда за гостями закрылась дверь, он спросил у супруги:
— Что у него с глазами?
— А что думаешь, инсульты бесследно проходят? А ещё у него заболевание сосудов головного мозга. Вот поэтому и веки набухли.
— Ну, ничего себе, а зачем он так много пьёт?
— Это он с радости от встречи с близким другом. А так, как ты знаешь, он больше трёх рюмок не выпивает. — И тут же она бросает на мужа укоризненный взгляд.
— А ты чего это надумал свои губы чужой жене подставлять?
— Да я не ожидал, что она при Валерке осмелится меня чмокать.
— Ладно, забудем, — приставила она свой палец к губам мужа. — Просто Женечка очень душевная женщина и готова обнять и поцеловать весь мир.
— Я этого не заметил, но в следующий раз обязательно понаблюдаю за ней.
— Если ты мне так будешь говорить, я прекращу нашу с ними дружбу.
— Мне уже как-то нейтрально стало. Но работать с ним придётся. Главное всё плохое выкинуть из головы.

Глава 19

  На сберегательной книжке Господа оказалась очень большая семизначная цифра, что вконец отогрело его сердце. Эта сумма его вполне устраивала. Она была равноценна всех его окладов за восемь месяцев, включая и премиальные выплаты. Боль и обиды к Гурану ушли на задний план, а вскоре и совсем утихли. И он пошёл восстанавливаться на работу, принимать дела у Жени.
Она на этот раз была одета в бордовую водолазку и строгий костюм чёрного цвета. Этот гардероб придавал ей вид деловой женщины. Хотя Господь знал, что за этим прячется душа весёлой и не глупой женщины, но никак не бизнес — леди. В его кабинете пахло дорогими духами. Он включил настольный вентилятор и открыл форточку.
— Ты Женя меня в первый день хочешь удушить своим манящим запахом.
— А что, тебе не нравятся мои духи?
Он приложил руку к груди и, бросив придирчивый взгляд на свою куму сказал:
— Твои духи неповторимые, сама ты великолепна! Но мне в первую очередь нужно для производства работ, твой хотя бы устный отчёт, которого ты мне не предоставляешь.
— Почему же, — надула она губки. — Я периодически объезжала все объекты, общалась с техническим персоналом и с рабочими. Да, конечно, в твоё отсутствие тащил всё больше Пайков Лев Сергеевич, главный инженер. Он верховодил, а я ему не мешала. Но хочу тебе сказать, что на твоём месте сработала бы и кухарка. В управлении всё изумительно отлажено, поэтому и работается легко.
— Вот так и скажи, что в специфику работы ты не вникала. Тебе надо было пригласить сюда главного инженера, начальника ППР. Мне в ближайшие дни необходимо ознакомиться со всеми проектами производства работ, календарными планами, а также с подробным графиком организации строительных процессов.
— Да, конечно, тебе лучше с ними встретится, — кивнула она. — Но они появятся в управлении только к обеду. На новом объекте строящейся больницы сегодня с утра проходит большая оперативка.
— А ты почему не там? — огорошил он её неожиданным вопросом.
— А я сегодня по приказу Гурана буду радовать людей в другом здании и в новом кабинете.
— Нормально, — коротко отрезал он. — А меня как магнитом тянет на строительные объекты.
— С людьми хочется пообщаться, — повела она бровями. — Зачем Гера так рьяно вливаться в гущу событий, наработаешься ещё. А я ухожу заправлять социальным отделом. В санаторном лечении нужда будет, обращайся.
— Обязательно воспользуюсь твоим предложением, — ответил он, — но не в ближайшее время, а в пору отпуска.
Она надела на себя шубу и обвела взглядом кабинет.
— Я ничего здесь не меняла. Только поддерживала порядок, созданный тобой. Даже в стол твой не посмела лазить. Правда пользовалась твоей чашкой. Мне было приятно кофе пить из неё.
— На здоровье, — ответил он.
Евгения покинула кабинет, но долго не задержалась за дверью. Тут же вернулась. Она многозначительно посмотрела ему в лицо, а затем в упор взглянула в глаза.
— Тебе не стыдно Петухов? — Я к тебе и так и сяк и моргаю ежеминутно, а ты в свой стол упёрся ни бе, ни ме, ни кукареку. Что ты за мужик такой. В то время, когда в магазинах кроме соли и ливерной колбасы ничего не было, я же изощрялась, словно фокусница, и еженедельно носила тебе в течение восьми месяцев вкусные передачи.
Он улыбнулся на её неожиданный выпад, встал резко с кресла и почти танцуя подошёл к ней.
— Дорогая Женечка, я всё знаю и благодарен тебе за заботу обо мне, за твою доброту! И даже то, что ты не позволила никому сесть в моё кресло, заслуживает особой благодарности. Я хорошо тебя чувствую и вижу насквозь. Но понимаешь, бывают в жизни грани, которые переступают только вероломные и бестолковые люди. А я хочу счастья! Много хочу! Чего и тебе желаю. К тому же вы с Надей лучшие подруги, а мы с Валерой самые близкие приятели. Нельзя пренебрегать нашей дружбой.
Он говорил ей, не отрывая от неё своих глаз. После чего она не выдержала и уронила голову ему на грудь.
— Это правда, что тебя в тюрьме Господом прозвали? — подняла она голову.
— Правда, — кивнул он.
— Ничего ты не видишь Господь, или притворяешься. Такая шикарная дама уже несколько лет тебе откровенные намёки посылает, а ты никакого внимания. Про грани, мне какие-то бубнишь. Пошли они к чёрту, и ты вместе с ними. — Она взглянула на часы. — Не совсем к чёрту, а до 15 часов.
— А я уж обрадовался, думал сродниться с чертями. — Он тоже взглянул на часы. — Всего шесть часов ты отвела мне для нечисти. А что же так мало?
— В пятнадцать часов, у нас в красном уголке назначен банкет для инженерно-технических работников. Будем аккуратно как пионеры чествовать твоё возвращение, под новым флагом.
— Ты же знаешь, я не люблю пышностей. Мне легче будет оценить отношение людей к себе не за праздничным столом, а в процессе работы.
— Хорошо, твой праздник я отменяю и проведу сегодня свой день прощания с коллективом, при обязательном твоём присутствии. Не бойся в уединённое место, я тебя не заведу. Валера будет на банкете, как свадебный генерал. Тебя устраивает такой протокол?
— Вполне, — улыбнулся он ей. — Но без меня.
— Это почему такая немилость к коллективу, — устремила она на него своё возмущение. — Люди старались, кто пёк, кто варил, кто жарил и вдруг бойкот одного лица.
— Извини Женя не в моём характере заступать на должность с праздничного коллективного стола. Ты же помнишь, я всегда был против подобных торжеств на производстве. Все банкеты с подчинёнными ни к чему хорошему не приводят. В какой-то степени они даже ослабляют дисциплину, но никак не поднимают производство.
Она отстранилась от него и облокотилась на стену.
— Не знаю, может ты и прав. Но только Валера тебя не поймёт. Он считает, что компания тоже вину свою должна нести, за твой несправедливый арест, поэтому он регулярно старался тебе и твоей семье компенсировать утраченное время в неволе.
— Хорошо я буду, — согласился он, — но только у меня одно условие будет.
— Сейчас скажешь, пить не будешь, — опередила она его.
— Нет, отчего же выпивать я буду. Огради меня от лишних и ненужных расспросов. Проведи со всеми участниками застолья предварительную инструкцию. Особенно не хочу видеть Зырянова, бывшего партайгеноссе треста.
— Тебе что уже доложили о нём? — спросила она.
— Такие вещи не скрыть, это надо же провозгласить меня главным вором компании, сволочь такая, — раскипятился Господь.
— С сегодняшнего дня Анатолий Михайлович Зырянов мой главный начальник, — сообщила она. — Отныне он не заместитель главного инженера по технике безопасности, а заместитель Гурана по административным и социальным вопросам.
— Избавь меня от общения с ним, — озлобленно бросил он ей. — Я знаю, что бывшие кабинетные партийцы как Зырянов в нынешней жизни бесполезные люди. Вспомни, когда отменили шестую статью. Он положил на стол партбилет и сказал, что не достоин, занимать кабинет парторга. Чуял нутром, что КПСС издыхает. Но он обусловил своё самоустранение аморальным образом жизни своей жены. У неё роман был с иностранным специалистом. Взял и опозорил родного человека, гнида. А сейчас он я слышал, к партии власти примкнул. Убил бы шакала.
— У него теперь новая пассия из строительной лаборатории, — пушистая и яркая снаружи, но видимо, тупая внутри, если за такого ошмётка замуж вышла.
— Да и ты не за принца замужем — парировал он.
— Мы сейчас не обо мне речь ведём, а об лабораторной женщине. Коллеги прозвали её Шелковица. А Зырянов пускай тебя не беспокоит. От него я тебя оберегу, обещаю, — чмокнула она его в щёку и выбежала из кабинета.
К счастью, банкет в этот день сорвался. Через два часа диспетчер управления сообщил ему по громкой связи, что на строительстве жилого дома, при подключении электрической лебёдки был смертельно травмирован электрик управления.
— Какое плохое начало, — ответил он и приказал диспетчеру доложить о ЧП Гурану.

Глава 20

  Он забыл про тюрьму и с большим воодушевлением включился в производственный процесс. У него быстро восстановилось самочувствие, а с годами возродился и юмор. Приходил в управление утром с улыбкой и уходил в таком же духе. Не заметил, как прошло много лет, после его освобождения. Дочь закончила юрфак. Немного поработала юристом в компании Прибой. Но после замужества открыла своё дело. Георгий был удовлетворен жизнью и больше не сокрушался о потерянных своих акциях. Но это длилось до тех пор, пока внезапно не скончалась жена Надежда. У неё остановилось сердце в кабинете, на рабочем месте. Спасти не удалось, хотя скорая помощь прибыла без задержки. Похороны полностью на себя взяла компания Прибой. Смысл жизни у Господа приобрёл другой характер. Он замкнулся на полгода и перестал улыбаться. Тогда Гуран взялся за реанимацию его настроения. Он в приказном порядке отправил его в санаторий в Сочи.
— Чтобы приехал оттуда со своей привычной обаятельной улыбкой, — сказал он Господу перед отъездом. — И в конце то концов, пошали там с куртизанками, иначе я тебе выговор сделаю за простой механизма. Вспомни, наконец, что ты ещё настоящий мужчина. Эх, мне бы твое счастье иметь, — посетовал он.
И поехал тогда Господь вдохновляться и наслаждаться не только южным солнцем, но и за обоюдными ласками с женщинами далеко не пуританского поведения. Тогда он вспомнил, пускай и не мудрое, но действенное изречение: «Пока женщины существуют на земле, грех неискореним». Ему понравился такой отдых, и пока кума работала начальником социального отдела, перед очередным отпуском напоминал Евгении, чтобы она изыскала ему путёвку, по нравственности далекую от Рая. Отношения к тому времени с Гураном на работе были официальные, но близкая дружба с его семьёй не прекращалась. Только вот в дом к себе Гураны никогда к себе никого не приглашали. Все свои семейные даты они проводили в банкетных залах ресторанов города или на базе отдыха. Что навевало в головах гостей сомнительные чувства и разговоры. Однажды на базе отдыха в день молодёжи и день рождения жены Гурана, директор домостроительного комбината Чернов подсел к Господу за столик в кафе и спросил:
— Как тебе Андреевич ресторанчик после ремонта нравится? — Великолепно, но ресторан он после девятнадцати часов, а до этого столовая, — ответил он. — Особенно потолок великолепен, хорошо подобранная декоративно — прикладная интеграция. — Как в музее Академии в Венеции, — добавил он.
— Не знаю, я там не был, но денежек художникам отвалили, наверное, немало. Можно было и во дворце Гурана провести день рождение Жени.
— Видимо тесновато у них там места для всего Прибоя, — старался оправдаться за друга Господь.
— Как бы ни так, — перекосилось лицо Чернова. — Почему Гураны скрывают от нас свой богатый чертог? Ты же его лучший друг должен знать его странную привычку. Я думаю, там всё в золоте, и он не желает, чтобы о нём плели кривотолки в городе.
— Вряд ли, — отозвался Господь. — Я тоже не имею представления о его жилищных условиях. Знаю, что у них в доме пять комнат. Спальня супруги, домработницы, у Валеры кабинет и спальня, и общая гостиная. В советские времена у него была квартира, я тоже в ней не бывал.
— Всё ясно, тайна за семью печатями, — проворчал Чернов.
— Я придерживаюсь иного мнения, — возразил Господь. — Моя покойная жена и Евгения были лучшими подругами и кумушками.
— Это факт известен всей компании, — перебил его Чернов.
— Надежда в их доме была не единожды, — продолжил Господь. — Она уверяла меня, что в их доме не висят экспонаты из Эрмитажа, нет там и ценностей из Янтарной комнаты. И унитазы в туалетах обычные, не из золота, а из фаянса.
— А зачем тогда они шифруются? — хитро прищурился Чернов.
— Думаю тут всё дело в здоровье Валеры, — продолжил Господь. — Дома он может выпить сверх нормы, а это для его здоровья не совсем комфортно. Не хочет он, чтобы его гости видели немощным. Иное дело в ресторане, где он блюдёт себя. Да и если через край выпьет, там незаметно может исчезнуть. А дома при гостях, если такой коллапс с ним случиться, это уже информация к размышлениям. А потом сочные сплетни складываются. А зачем ему вредная сказочная репутация?
— Подумаешь секрет какой, — ухмыльнулся Чернов. — У меня в конторе даже уборщицы знают о недуге шефа.
— Вот он и поступает, как человек невидимка, чтобы не допустить и искоренить все негативные слухи о себе, даже среди твоих уборщиц.
— Чего-то ты скрываешь Петухов, вы же с ним как бы друзья?
— Мы и с тобой не чужие люди, — бросил Господь, — Всё-таки коллеги по работе, а занимаемся не совсем мужской темой, похожей на бабский базар, обсуждающий человека, рядом с которым нам всем работается неплохо.
Этой фразой Петухов дал понять любопытному собеседнику, что разговор в подобном ключе он дальше продолжать, не намерен. После чего Чернов, бросил в его сторону обидную фразу, которая разворошила его мозг:
— Вроде умный мужик Петухов, а твои действия не понятны всему Прибою. Гуран тебя обглодал всего и в острог проводил, а ты всё пашешь на него. Всем известно, что он руководит не только компанией, но и тобой как рабом. Он сидит на твоём кресле и от тебя получает рекомендации и циркуляры. Его заслуги — это твоя толковая голова!
— Спасибо, конечно! Отрадно это слышать от тебя Алексей Васильевич. Но я не тщеславен, и терпелив. Сил хватит дождаться своего часа.
— Как бы чай не так, — разозлился Чернов. — Он как Пиночет, власть никому не отдаст.
Чернов покрутил пальцем у своего виска и со своим кофе отсел от него за другой столик. И тут Господь слышит позади себя знакомый голос:
— Вот это встречу нам рыбалка уготовила?
Он разворачивается вместе со стулом и видит перед собой Пэра и Хека. Нельзя сказать, что он был особо рад этой встрече, но радушно с ними обнялся.
— А вы как здесь оказались? — спросил он.
— Обыкновенно, у нас блат в Прибое, — ответил Пэр, — решили порыбачить немного. У Хека сегодня отгул, у меня выходной.
— Здесь очень удачное для этого занятия место, — влез в разговор Хек. — Всё для этого есть и лодки напрокат, и рыба есть. А главное кафе работает круглосуточно, перекусить всегда вкусно можно.
— Понятно, — скупо сказал Господь. — А как вообще у вас жизнь сложилась, после СИЗО?
— Отсидели всё положенное, что нам отмерил суд, — первым откликнулся Пэр. — Отбывали срока на одной зоне. Освободились, хотели открыть свою мастерскую по ремонту бытовых приборов, да вот сестра Хека Зоя, нас отговорила от этой затеи. Посоветовала нам фокусироваться, над тем, что умеешь делать.
— Совершенно верный совет, — одобрительно отозвался Господь. — И чем вы занялись после умного совета Зои.
— Зоя стала моей женой, — улыбнулся Пэр. — Я пошёл трудиться во дворец культуры Норд, художником оформителем. А Вадим с некоторых пор, здесь на базе в ресторане работает шеф-поваром.
— «Это надо же! — вскрикнул внутренний голос Господа. — Солянку готовит, в твоей ведомственной базе, а ты не знаешь».
У него приятно ёкнуло в сердце, но он ничего не стал выражать на этот счёт. А только похвалил старых знакомых за правильно выбранную жизненную стезю:
— Замечательно, а на свободе давно?
— У нас уже сын в первый класс ходит, а если тебя интересует, по сколько мы отмотали? Секрета тут нет, по пятилетке каждый.
— Выходит, вы с Хеком породнились?
— Да Вадик сейчас мой шурин и родной дядя нашего с Зоей сына.
— У меня тоже дочке четыре годика, — сообщил Хек. — Я женился позднее, пришлось после отсидки идти за образованием в заочный кооперативный техникум.
Господь после откровения бывших сидельцев проникся к ним уважением и предложил им за встречу выпить по сто грамм коньяку.
— Нет, Господь, — отказался Пэр. — Я не приучен, а шурин не употребляет. Вот рыбалка — это наше занятие, а ещё мы оба постигаем искусство танца в моём дворце культуры. Одновременно получаешь и удовольствие, и отменную физическую нагрузку. Приходи к нам не пожалеешь.
— Да танцы — это не бег и не штанга, — оценил Господь, — здесь ваше хобби вне конкуренции. Самому порой хочется увлечься чем — то динамическим, да вот попкой дрыгать в моём возрасте, не совсем прилично.
— Ну и напрасно, нельзя сковывать кости, — сказал Хек, — у нас пляшут и восьмидесятилетние старики. А тебе, наверное, пятьдесят лет? — Мне пятьдесят восемь, а над вашим предложением я подумаю, — пообещал он. — В любом случае я приду. Теряться теперь не будем, если уж нашлись случайно.
— А ты здесь с семьёй отдыхаешь? — спросил Хек и, не дожидаясь ответа, задал второй вопрос. — Почему тогда кофе один пьёшь?
— Нет у меня семьи, — расстегнул он у себя на груди пуговицы рубашки. — Похоронил жену, дочка замужем. У неё свой магазин женского белья. Муж научный работник. Есть внучка, но все живут отдельно от меня. А я свободный творец.
— Это что вольный стрелок? — не унимался Хек. — Куда хочу туда и стреляю.
Господь рассмеялся и окинул дружелюбным взглядом своих бывших сокамерников.
— Ну не совсем так. Я выразился так насчёт женщин и литературы.
— А как же без женщины? — удивился Пэр. — Ты же ещё не старый дядя. Литература может подождать, а женщины ждать не будут. Найдут себе другого мужичка.
— Вот исполнится шестьдесят лет, так и женюсь, — ответил он. — А пока я работаю на прежней должности, в знаменитой компании Прибой начальником управления.
Хек привстал со стула от удивления и присвистнул:
— Ничего себе, так ты мою хозяйку Евгению Викторовну знаешь?
— Не просто знаю, — улыбнулся Господь. — Она моя кума, только у меня просьба к тебе.
— Какая просьба, выкладывай? — заинтриговало Хека.
— Она ни в коем случае не должна знать, что мы с тобой знакомы. Так будет лучше для нас обоих, а почему я тебе расскажу при нашей следующей встрече.
Он достал из кармана рубашки две визитки и протянул их Хеку и Пэру.
— Твоя кума и меня хорошо знает, — выдавил из себя Пэр.
— Откуда? — удивился Господь.
— А ты как часто здесь бываешь? — придвинул Пэр свой стул рядом с разукрашенной колонной.
— В основном, по коллективным праздникам. Зимой стараюсь здесь не появляться. Хотя в эту зиму приду. Бывшая столовая — ресторан в это лето превратилась в Венецианскую галерею.
— Золотые слова! — расплылся в улыбке Пэр. — Вся настенная и колонная живопись — это моё изобразительное искусство. Хек этой весной порекомендовал меня своему директору базы. Вот за два месяца я и преобразил этот сарай в маленькую Венецию, как ты не скажешь.
— Молодец! — восторгался Господь творчеством Пэра. — Не ожидал от тебя такого яркого таланта. Тебе надо профессионально писать картины, — посоветовал он.
— Пока вопрос стоит о моём переводе в вашу строительную иерархию, а там смотреть будем. Евгения Васильевна обещает большие деньги и огромный фронт работ.
— Соглашайся, не раздумывая, — приятельски положил Господь свою руку на плечо Пэра. — Но тоже о нашем с тобой знакомстве молчок.
— Я понял всё, — подмигнул Пэр. — Она синьора классная!
— Просто прелесть! — добавил Господь. — В тот февральский счастливый день девяносто третьего года это она вытащила меня из прожорливой топки тюрьмы. Евгения Викторовна смогла убедить одного нечестного прокурора в моей невиновности. А как, я попал в каземат, тебе известно. У меня были подозрения, что упёк меня туда её муж, и мой друг Валера Гуран. Но после того, как Валера сделал в мою сторону много широких жестов обиды, и подозрения зарубцевались. А сегодня перед вами, переговорив с одним из руководителей, у меня воспалились старые ощущения.
— Можешь дальше не продолжать, — не дал ему договорить Пэр. — Ты хочешь Хека сделать своим агентом. Он согласен, — ответил он за Вадика. — А если я буду рядом с контрой, то я тоже согласен.
— Понятливый ты Пэр, — похвалил его Господь, — но хочу вас заверить, дело хоть и не рискованное, но для меня важное.
— А что нормально, здесь часто особняки собираются на банкеты, — признался Хек. — Я, к примеру, все их базары слышу, только не вникаю в суть.
— Теперь будешь вникать Вадик, — сказал ему родственник.
— Если ты Вадим хороший шеф-повар, то думаю, скоро уйдёшь на повышение, — обрадовал Хека Господь.
— С чего бы это? — расплылся в недоумённой улыбке Хек. — Хозяйка, конечно, меня хвалит, особенно мою итальянскую кухню. Но лично ко мне она симпатий никаких не имеет. Я бы это чувствовал. Господь вспомнил приятный эпизод, часовой давности, как Женя, усыпив своего борова Гурана, чуть насильно не уложила его в постель. Он улыбнулся и спрятал свои воспоминания в глубину души, но Хеку новость выдал:
— Евгения Васильевна открывает новый ресторан Гавань с гостиницей, это бывшая Жемчужина. Уже штаты туда рассчитывает в ближайшее время формировать. Это новость она мне сообщила буквально час назад. Думаю, тебе там место будет.
— Хорошо бы — мечтательно проговорил Хек. — А то сюда ездить далековато.
После этого они пожали друг другу руки и разошлись

Глава 21

  Прошёл год после дня молодёжи, где Георгий Андреевич встретился с двумя персонажами из ужасного прошлого. С тех пор они потерялись, но неожиданно после Нового года подал сигнал Пэр. Он проявился через телефон. Как Господь и предполагал Женя забрала из Волны Хека в ресторан Гавань. А Пэр стал удачно заправлять в компании наглядной агитацией. Оба родственника наслаждались удавшейся жизнью. Они были довольны и работой, и заработком.
В мае управлению Петухова доверили новый объект на родной базе отдыха Волна. Там возвели двенадцатиэтажную гостиницу, где отделочные и кровельные работы должно выполнять его управление. Помимо этого, до летнего сезона они должны завершить мелкие ремонтные работы других объектов. Мелочёвка исполнилась в срок. С гостиницей было сложнее. Предстояло начинать отделку здания с ноля и завершить кровельными работами. Объект по слухам имел краевое значение, а на самом деле, как думал Господь, это была родная вотчина Гурана. И уложиться строители должны до сентября месяца. Сроки поджимали, поэтому строители трудились без выходных. Господь же на время сдачи гостиницы в эксплуатацию поселился в своём любимом номере №1. Он находился на базе, на полном пансионе. Домой ездил только спать в субботу и воскресение. На эти выходные, он решил поломать режим. А это значит, что один день он будет загорать на базе около моря. Сегодня в субботу рано утром его на служебном автомобиле привез личный водитель Малик — уроженец Грозного, мужчина которому он доверялся во всём. Выйдя из машины, он накинул рюкзак на плечи и, достав ключи из кармана, передал их Малику.
— Дочка с семьёй на выходные уехали к сватьям. Посмотри за квартирой. А лучше если ты поживёшь у меня там.
Малик сделал загадочное лицо.
— А когда Вера в коттедж переселится, мне что совсем перебираться к вам? Жениться вам край надо Георгий Андреевич. Хозяюшку сейчас несложно найти. Мне сорок шесть лет, а я уже с четвёртой живу.
— Малик я знаю, что ты женился в двадцать два года и на каждую ты отмеряешь по шесть лет, — прервал эпопею о жёнах Малика Господь. — Такая эстафета не по мне. Привыкать к разным женщинам это стресс. А вот познавать разных женщин, это радость! Но если мне кто-то понравится, то это на всю жизнь. И я сразу забываю о старых близких знакомых дамах.
— Вы по-своему правы, — буркнул Малик. — Вы интеллигентный и воспитанный, а я воспитывался на улице, да на Каспии. Смотрела за мной только бабка.
Малик завёл машину и устремился к воротам. Господь посмотрел на часы. Стрелки показывали семь часов сорок минут. Не спеша пошёл по аллее, красуясь убранством территории и вдыхая глубоко морской воздух.
— Через неделю день молодёжи, — разговаривал он сам с собой. — Мне нравится этот праздник. Концерты, танцы, аттракционы и конечно банкет вдохновляют меня и заставляют забывать про свой немолодой уже возраст.
На этой аллее он встретил Пэра с двумя молодыми рабочими, которые оказались художниками его отдела. Они устанавливали баннеры с позитивной информацией о базе отдыха. Господь поприветствовал рукопожатием Пэра и хотел добавить обычное «привет», но увидав, что его лицо сильно источает напряжённость и раздражение, поостерегся, проявлять благодушие, а только спросил:
— Почему не предпраздничный вид у тебя, что-то случилось?
— Пустяки — отмахнулся Пэр. — Только что проспорил директрисе базы Ирине Николаевне поход на балет. А я его терпеть не могу. Это чтобы я её, значит, сопровождал до места и смотрел вместе с ней, как эти балерины будут кренделя ногами выписывать.
— А суть спора в чём?
— Ерунда, — посмотрел он по сторонам. — Мы хотели три баннера поставить до девяти утра, там бетон нужен и два вечером они с крепежом к столбам. А она мне говорит, что Гуран приедет в одиннадцать часов, будет проверять нашу работу. Я, то знал, что он не планировал сегодня быть здесь. У его жены день рождения, так они его должны были отмечать в Гавани. Мне Хек звонил. А он точно знает. Вот я и проспорил ей. Десять минут назад, он при мне делает ей повторный звонок. Просит, чтобы шторы в его номере поменяли. И сказал ей, что к одиннадцати часам прибудет в Волну.
— Да ладно, специально, наверное, Ирочке проспорил, на балет потянуло, — засмеялся Господь. — Если бы они были сегодня в Гавани, то и меня бы здесь не было. Твой Вадик дни перепутал. У неё день рождение двадцать седьмого числа в день молодёжи. А празднуют его в последнее воскресение июня. Нам до последнего выходного ещё неделю надо ждать. Хотя на нашей базе, каждый день празднуют день молодёжи. Сегодня суббота предтеча праздника. Но ты не отчаивайся, расскажи, как, живёшь?
— Жизнь стала интересней, — сказал Пэр. — Правда, времени маловато для досуга. Танцы нам обоим пришлось оставить. Очень много левой работы, делаю оригинальные потолки в квартирах. Клиентура в основном высокопоставленная, но своя компанейская из Прибоя. Хозяйка Хека меня всем разрекламировала, как Тициана.
— Так это же не плохо, — одобрительно отозвался Господь. — Что больше всего для жизни надо, деньги да удовольствия.
— Денег хватает, я не в обиде. И Хек доволен, у него заработки больше, чем у меня, если, конечно, не считать мои левые дни. Ну и лишний кусок мяса с сыром всегда в холодильнике у него есть.
— Ворует? — возбудил таким вопросом Господь Пэра.
— Разве люди с высокими окладами воруют? Зачем им славную и денежную работу терять из-за хавчика. Хозяйка остатки снимает, и ему всегда продукты даёт. Это же его экономическая заслуга. А он её обожествляет, говорит толковая женщина и знает, как деньги нужно делать. Всё-таки двумя ресторанами заправлять и гостиницей, это не пивную содержать. Тут мозг нужен и особый стильный взгляд на многие аспекты.
— А сама Женя здесь сегодня? — поинтересовался Господь.
— Я же проспорил её визит. Она будет к одиннадцати дня вместе с супругом. Поэтому мы стараемся до этого времени по аллее воткнуть всю рекламу в землю. Главное, чтобы с бетоном не опоздали. Но хочу тебе сказать, что у Хека нет для тебя интересных известий. А у меня тем более.
— Меня такой ответ вполне устраивает, — оживлённо ответил он. — Чем меньше новостей, тем жизнь спокойней. Я даже футбольные матчи не смотрю последнее время. Вливаюсь в умиротворённую жизнь. Много пишу.
Он показал на яркое солнце и предупредил:
— Смотрите не сгорите. Сегодня очень жарко будет. А я пойду к себе в комнату, если время будет, заходи. Мой номер — первый.
— Ты человек здесь известный, мне популярно это дал понять местный персонал. Хотел я занять эту комнату на выходные. Администратор сказал, что это вроде как номер и кабинет у тебя. Твои рабочие новое двенадцатиэтажное здание возводят здесь.
— Это гостиница будет, здание возводил не я. А вообще тут фронт работ для моего управления огромный. До осени обязательно должны управиться. Вот на это лето я, и оккупировал этот номер, хотя на все выходные приехал впервые.
— Мне так и объяснили. Ты знаешь, гордость за тебя берёт, — восторженно сказал Пэр. — Многие кто с нами в хате были, канули в неизвестном направлении.
— Я уже забыл всех, — отрешённо произнёс Господь. — Кроме тебя, Хека, Елисея, никого не помню, ну конечно Джамбула.
— Елисею ногу отрезали, а потом у него гангрена пошла, и он скончался. А Октябрят наверняка не забыл. Так вот одного из них на зоне в кочегарке сожгли, как Сергея Лазо, и пеплу не нашли. А другим двоим глотки перерезали.
— Ужасы, ты рассказываешь какие-то, — передёрнулся Господь.
— Это не ужасы, а доказательство моей версии, которую я тебе выдал в тюрьме, — показал Пэр на небо пальцем. — Всевышний жестоко мстит за тебя.
Господь хотел возразить ему, но Пэр не дал ему проронить ни слова.
— Вряд ли днём получится посетить твой кабинет. Спиннинг думаю с лодки покидать, обещал ребятам рыбки свежей, — кивнул он на своих рабочих. — Если только перед закатом солнца. А закаты солнца у здоровых людей, как ты, зачастую стимулируют потенцию. Я бы тебе порекомендовал обратить внимание на Ирину Николаевну. Изумительная куколка, а не женщина, у неё кабинет напротив твоей двери. Вдруг по вкусу придётся, и тогда ты её сводишь на балет. — После чего Пэр заразительно засмеялся.
— Ну, вот видишь, сам себе настроение поднял, — улыбнулся Господь. — Загадочно говоришь. То ты её характеризуешь, как синоним женской красоты и вдруг без всякой жалости рекомендуешь её мне.
— Нет, конечно, всё это просто безвинный трёп двух мужчин, — сказал Пэр. — Эта величественная персона не заслуживает пошлого обсуждения о себе. Она ангел, только бог ей крылья не дал. У меня очень серьёзные отношения с компанией Прибой, поэтому я не хочу из-за неё подвергать свою репутацию к антику. Я же семейный человек и у меня нет твоей харизмы, которая открывает тебе вход к любой женщине.
— Убедил дружище, — добродушно произнёс Господь. — Только не забывай наш прошлогодний уговор. Мы не должны афишировать наше знакомство, — напомнил он другу. — Всё-таки я надеюсь из Гурана извлечь корень зла. А с твоей Ириной Славиной, я был знаком, до этого объекта. Она раньше заправляла спорткомплексом Дельфин, который я строил. А до него она была цирковым акробатом в цирке. Работала на лошадях. Сама мастер спорта по акробатике.
В это время в ворота въехал служебный автобус со строителями.
— Мои рабочие приехали, — тихо промолвил Господь. — Пойду я к себе. Не надо чтобы нас видели вместе.
— Я всё понял насчёт афиши, — утвердительно кивнул Пэр, — Если что я позвоню. У меня твой телефон есть. А касаемо директрисы я от фонаря брякнул. Знаю твою верную позицию однолюба.
Отойдя от Пэра, Господь подумал: «Вот год прошёл, а ничего не изменилось. Ничего яркого не произошло, чтобы могло запомниться. Такая жизненная проза не для меня. Неужели стареть начал? Или меня книги втянули, так сильно, что ни одной женщины не было в течение года. Нет, надо срочно преображаться и даже в грозу и стужу начинать улыбаться. А поможет мне в этом только хорошая женщина. А их сегодня будет много».
Так он настроил себя на улыбку и на приятные ощущения. Он снял с себя рюкзак и, взяв его в руку, зашёл в гостиный корпус, где у него был свой персональный номер.
Бросив на кровать свои пожитки, он подошёл к окну и посмотрел на море. Оно было тихим, и переливалось лазурью. И вдруг в этот миг ему захотелось женщину и не простую, а ту, которая на протяжении десятилетия настойчиво пускает в него свои соблазнительные ласковые взгляды.
— Да она женщина девяносто шестой пробы, но надо выждать момент, — разговаривал он сам с собою. — Если хочешь с ней прожить остаток жизни, то сделай выдержку. Держи марку до последнего, пока не осознаешь, что рядом с ней нет фальши. Проясни, почему Женечку до безумия влечёт к твоему телу. Поддаться ей, — это легкомыслие. Отказать ей, — это жестокость. Формулировка правильная, ей и надо придерживаться. Но красивую женщину сегодня надо осчастливить. Пускай ей будет Ирина, но она такая маленькая как лилипутка. С ней иметь половой контакт наверно грешно. Хотя она полноправная женщина своих желаний и ноги раздвигать ей не претит.
После чего он одел спецовку и пошёл на объект. Он дошёл до пятого этажа и с высоты здания увидел, как Пэр ставит баннеры и постоянно смотрит на ворота. Но через пару минут к шлагбауму с западного входа, откуда приезжали только грузовые машины и самосвалы, показалась зелёная Нива — Шевроле. Пэр быстро устремился к ней.
Из автомобиля вышел крепкого телосложения мужчина, прихрамывая на одну ногу. Лицо его из-за дальности расстояния распознать было невозможно. Но жесты и телодвижения кого — то ему сильно напоминало. Они недолго о чём-то поговорили, потом хозяин Нивы достал из багажника спиннинг в чехле и передал его Пэру. После чего незнакомец сел в машину, развернулся и укатил в ту сторону, откуда приехал. Господь моментально забыл о госте Пэра и по лестничным маршам спустился на низ. Прошёл в прорабский вагончик, где его ждали на оперативку командиры строителей, от диспетчера до бригадиров. Он провёл с ними пятиминутку и пошёл в ресторан позавтракать. Но тут его окликнул женский голос. Он обернулся, позади его с молочным бидончиком шла Ирина. Её смуглое лицо, приласканное солнцем, очень хорошо сочеталось с надетым на ней открытым сарафаном. На ногах, одеты пляжные шлёпанцы. Но этот незначительный дефект в её гардеробе, никаким образом не застилал её врождённое обаяние.
— Не в ресторан пошли Георгий Андреевич? — спросила она.
— Да, хочу позавтракать, — ответил он. — Дома некогда было готовить.
— Ночевали бы здесь, и проблем бы не было, — обвела она его своим обворожительным взглядом. — Я бы о вас позаботилась со всех сторон.
— Шумно здесь в корпусах по ночам, — пожаловался он. — Вот поэтому я не ночую здесь. Но эти выходные буду все здесь.
— С некоторых пор мы молодых двухдневных отдыхающих всех селим в отдельный в третий корпус. А тех, кто за здоровьем сюда приехал, отправляем во второй. В административном корпусе сейчас отдыхают только наши строители, там всего десять номеров, вместе с моим кабинетом.
— И кто там из начальства приехал на выходные вчера? — поинтересовался он.
— Зырянов с женой, и ещё главный инженер, начальник автотранспортного управления и две другие пары, из совета директоров. Их я не знаю.
— Зырянов мне противен, видеть его не хочу, — зло произнёс Господь. — Чего его Гуран держит около себя, не пойму? Находиться с ним под одной крышей для меня омерзительно.
— В любом случае ваш покой не будет нарушен, он круглые сутки спит, — доложила Ирина.
— Разумно, что вы для своих кадров выделили отдельный корпус, кто же до того додумался?
— Хозяйка Евгения Васильевна, — ответила она. — Ведь она полномочия директора мне свои не передала. Я здесь в качестве управляющей, а не директора.
— Ясно дело, это жирный кусок земли полностью принадлежит Гуранам, — заметил Господь. — Предреки мне это в советское время, в жизнь бы не поверил, что внутренние захватчики будут нами управлять.
— Не люблю политику, но вас хорошо понимаю, — заговорщицки посмотрела она по сторонам. — Недавно здесь в банкетном зале ресторана услышала вашу горькую участь с акциями. Большинство управленцев и директоров желают вас видеть на месте директора компании. Любит вас народ, вот что я вам скажу. И я вас тоже давно люблю. Поэтому живите здесь, — проблем я обещаю, не будет.
— Проблем то конечно не будет, — сделал он вид, что не слышал её признания. — Но разговоров не оберёшься. А их будет вагон и маленькая тележка.
Она в изумлении застыла от его слов и неожиданно выдавила:
— Ба, такой взрослый дядя, а ведёте себя как пай — мальчик. Вы свободный человек, а я вдвойне свободна.
— Ирина, как это истолковать твою двойную свободу?
— Обыкновенно, у вас дочка есть и внучка, а у меня совсем никого, кроме этой базы. И сегодня у меня выходной, — зачем-то добавила она. — Поэтому разворачивайтесь к себе в номер, я вас буду потчевать своим завтраком.
— Через пару месяцев и я буду с вами на одной параллели, — слегка улыбнулся он ей.
— Неужели на новую квартиру переедете?
— Нет, дочке я достраиваю коттедж, и они съедут, оставив меня в статусе одинокого волка.
— Так уж и волк, — заиграли её глазки. — Скорее Ахалтекинский скакун.
— Я в лошадях не разбираюсь. Для меня это тёмный лес.
— Мужчина должен разбираться в них, — укорила она его. — Если он не любит лошадей, то он безразличен и к женщинам.
— Я разве сказал, что не люблю лошадей? — удивился он. — Просто в породах не разбираюсь. «Так кем вы меня обозвали?» — спросил он.
— Вы Ахалтекинский скакун их ещё называют золотыми лошадями, — пояснила она. — Это известная, выносливая, скоростная и конечно самая красивая порода. Для цирка я считаю, нет лучше породы. А ещё Ахалтекинская лошадь, это часть флага Туркмении.
— Ну, вы меня Ирина сравнили. Хоть прямо сейчас поезжай в город на Неве и запрягайся седьмым конём в колесницу богини Славы на Нарвских Триумфальных воротах.
— Давайте лучше я буду богиней Слава сегодня. Я же Славина.
— Не возражаю, — быстро согласился он. — Только у меня просьба будет, — не перекармливать ни в коем случае.
— Понятно, — расплылась она в улыбке. — Тогда идите к себе, а минут через двадцать принесу завтрак на две персоны. Будет омлет с помидорами, вино Токай, а ещё свежая клубника.
— Мне мужчине претит употреблять дамские вина, — отклонил он ей вино. — Я уважаю мужественные напитки, пью виски коньяк и водку.
Они вместе зашли в гостиный дом, где разошлись по своим номерам. У себя в номере он посмотрел в зеркало. Прошёлся ладонью по щеке. Убедившись, что щетина вылезла, он пошёл в душ и тщательно выбрился. Думал прилечь, но заглянула Ирина.
— Заболталась я с вами, что забыла сестре хозяйке наказать, чтобы у Гурана в номере свежие занавески повесили. Вам тоже заменим, — бросила она взгляд на его скрученные шторки.
— А мне зачем? — пожал плечами он и улыбнулся.
— Повешу плотные шторы, бордовым цветом. Чтобы солнце в пять утра не будило. И вообще первый этаж, это не второй. Любопытные чукчи заглядывать не будут.
— Делайте, как считаете нужным, — и он прилёг на кровать, где тут же задремал. Он не слышал, как ему заменили шторы, и проснулся, когда Ирина разбудила его. Она вошла к Господу, вкатывая в номер сервировочный столик на колёсах.
Он встал с постели и подошёл к Ирине. Ласково провёл ладонями по её обнажённым плечам. Заметив её учащённое дыхание и беспокойные зрачки, отдёрнул руки с её плеч. Затем перевёл взгляд на стол.
— Здорово вы ко мне на столике подъехали, — с восхищением он посмотрел на сервировку стола. — Только вино надо оставить на вечер. Хотя вы сегодня выходная, а у меня рабочий день. Поэтому я буду довольствоваться только омлетом и кофе. А перед сном могу вам составить компанию по чарочке.
— Вы что не знаете, что хозяйка сегодня устраивает званый ужин? — спросила она.
— Впервые слышу, — недоумевал он.
— Тридцать персон, и вы в этом списке есть.
— Странно, меня никто не оповестил, — себе под нос пробурчал он.
— Знали, что вы здесь будете, вот и промолчали. Кстати, я тоже в этом списке есть. А сейчас давайте покушаем, — показала она взглядом на омлет.
Они подставили стулья к столику и взяли вилки в руки, чтобы приступить к трапезе. В это время в дверь постучали.
— Открыто, — отозвался Господь.
Дверь открылась и на пороге появилась чета Гуран. Без всякого приветствия Валерий Иванович, пожелал приятного аппетита и сразу спросил:
— Георгий Андреевич, как с раствором задержки нет?
— Растворный узел работает без перебоя, — ответил Господь.
— Ну, вот и хорошо, — произнёс он и скрылся за дверь.
Его супруга, пикантно подозвала пальчиком к себе Ирину. Они вышли из номера и плотно прикрыли за собой дверь. О чём они говорили, слышно не было, да и Господа не интересовали женские тайны. Но когда Ирина вернулась в номер с натянутым лицом, он понял, что беседа между женщинами проходила не на дружеской ноге.
— Почему такая резкая перемена в лице? — спросил он.
Она с грустью посмотрела на него и тяжело выдохнула:
— У вашей кумы, наверное, фамилия Обломова. Она мне в приказном тоне запретила к вам приближаться в её присутствии. Говорила, что давно вас опекает, так как обещала вашей покойной жене, что вы останетесь ей верны до своей кончины. А ещё она мне сказала, что бывают не только чёрные вдовы, но чёрные вдовцы, к которым вы относитесь.
— Какая чушь, — засмеялся он. — В наше время редко можно услышать правду. Женя видимо мечтает сделать меня пожизненным вдовцом. Давай не будем её слушать, а разыграем на званом ужине небольшую интермедию, под названием кокетство.
— Я двадцать лет назад была артисткой на арене цирка, — чуть не плача проговорила она. — В жизни я не могу ни себя, ни людей обманывать. К тому же она мне сказала, уволю, если нарушу её приказ.
Она, не прикасаясь к омлету, оставила его одного в номере. Перед уходом произнесла:
— Она либо собака на сене, либо у неё на вас перспективы имеются.
Он съел свой омлет и ушёл на объект. Убедившись, что там работа кипит, он отправился к морю, где под грибком уснул. Сквозь сон он слышал, как медики на пляже произносили тосты за свой профессиональный праздник.
— Так вот из-за чего банкет сегодня, — подумал он. — День медика, — значит, будут приглашены вечером все, кто задействован в лечении Гурана.

Глава 22

  В двадцать часов приехал на базу служебный автобус. Из него вышла степенная толпа нарядных гостей. Ирина их всех провела в банкетный зал. Господь посмотрел на незнакомую публику и удивился, кроме врача базы он никого не знает. Ирина, прочитав на его лице недоумение, объяснила ему:
— Вчера медиков заехало много, и здесь одни врачи. А наших всего четыре человека в номерах прихорашиваются. Среди них и вам ненавистный Зырянов.
— Когда я не вижу эту протоплазму и ничего не слышу, у меня на душе штиль, — ответил он. — А ты решила подкорректировать в минус моё настроение.
— Простите, я забыла, что он вам противен, — извиняющим тоном произнесла Ирина. — Но он с супругой глаза вам будут мозолить все выходные. У них номер забронирован, рядом с вашим. Так что уж потерпите его. А жена у него просто персик.
— Лично не знаком, но пару раз встречался с ней на банкетах.
И правда, вскоре подтянулись несколько высокопоставленных людей из компании. Гуран с супругой явились последними. Войдя в зал, гости им похлопали. Евгения Васильевна быстро отделилась от мужа и, подойдя сзади к Господу, на ухо прошептала ему:
— И как омлет, вкусный?
— После твоего прихода он в горло не полез, а твоя управляющая как с цепи сорвалась, убежала по своим делам. Правда, я его съел, но без аппетита.
— Нечего ей моих родственников обхаживать. Здесь есть из кого выбрать себе в муженьки. К тому же эта порода не знает старости. «Вечная будет девочка», — с завистью произнесла она. — Ей сорок пять, а выглядит на тридцать.
— Замечательный был бы для меня вариант, — облизнулся он. — А ты мне на корню его зарубила, сучкорубом бы тебя на делянку.
Она не обратила на его последнюю брошенную фразу и полушёпотом произнесла: — Не забывайся Гера, ты занят одной любящей тебя женщиной, — и она пальцем с перстнем из белого золота ткнула себе в грудь.
Ему понравились её слова. Но нутро бунтовало, и он ей высказал:
— Какая вы пара жадная. Оккупировали меня всего вместе с дырявыми носками. Валера на работе пользуется моей головой и профессиональными знаниями. Ты лишаешь меня личной жизни и не даёшь пофлиртовать с понравившейся женщиной. Я вам что раб? Готов спорить, что вы именно так и думаете со своим супругом.
— Со мной Гера спорить не этично, и к тому же я всё равно буду права, как бы ты не хотел, — повелительным тоном заявила она.
Она покрутила головой. — Да твоя Ириша уже, кажется, выбрала себе кавалера. — Вон видишь, она стоит у колонны с нашим художником. — кивнула она головой на воркующую пару. — Его зовут Лаша Перов.
Господь сразу обратил на них внимание, как появился в зале. Рядом с Ириной стоял Пэр. Они о чём-то мило щебетали.
— Откуда он взялся этот Лаша, я его, что-то никогда не видел ни на каких праздниках — притворно посмотрел он на парочку.
— Тебе этот великолепный зал нравиться? — спросила она.
— Бесподобная работа, — похвалил он. — Если все эти настенные и потолочные холсты его рук дело, то поздравляю тебя с новым живым рабским приобретением.
— Какой же ты Гера язва. — Этот Перов работает начальником эстетической лаборатории. Я пригласила сюда медиков и наших толстосумов, чтобы они полюбовались творением художника, но и проявили к его творчеству интерес и предоставили ему широкую возможность заработать на их коттеджах.
— Понял новый вид отъёма денег у буржуев, — в полтона засмеялся он. — Ты находишь клиента, помогаешь ему с подручными материалами, он изображает шедевры, а деньги пополам.
— Ты специально меня травишь, — надула она губы. — За это сегодня будешь наказан ночью. Двери чтобы не закрывал, — предупредила она его. — Отныне забота о твоём здоровье будет лежать на мне. С сегодняшнего дня я твоя Исида.
— Это что за страсть такая Исида? — сделал он комически любопытное лицо.
— Это не страсть, а греческая богиня здоровья.
Он знал про эту богиню со школьной скамьи, но всё равно лукаво улыбнулся и перекрестился.
— Это совсем чудо, у меня сегодня ночью появится персональная богиня. Надеюсь, ты за собой Осириса ко мне не приведёшь?
— Осирис сейчас свой парад проведёт перед медиками и уйдёт спать. Он сегодня даже за руль побоялся садиться. Я его сюда привезла на новом Мерседесе.
— Этот автомобиль мужской. Женщинам рекомендуется ездить на Ладе,  Мазде, Хонде.
— У этого Мерседеса цвет моих губ, — и она в подтверждении свои слов вытянула перед ним свои губы. — Так ты понял, чтобы дверь твоя была открыта.
Он был рад такой развязке, но свою радость скрыл в этот момент, сосредоточившись на настенном морском пейзаже Пэра. Он специально ей не дал никакого ответа, хотя знал, что эту женщину обмануть практически не возможно, а подчиняться ей противопоказано его характеру. Но проницательности её он зачастую опасался. Она у неё всегда была на высоте.
— Так что, когда к столу будешь приглашать, — только спросил он.
— Это гости Гурана, а не мои, вот пускай он и командует, — ответила она. — А я буду приглашать только тебя одного на танцы. Помнишь, как в позапрошлом году в Жемчужине мы с тобой танцевальный марафон устроили.
— Всё я помню, — искоса посмотрел он на Ирину с Пэром, что не ушло от её взгляда.
— Не смотри на них, особенно на неё, — загородила она собой обзор парочки. — Эта Ирина совсем не цыпочка, как ты думаешь. Скорее она из рода южноамериканских гарпий, которые питаются обезьянами и удавами. А это значит и тебя ей проглотить под силу.
— Ну что ты оговариваешь женщину, — возмутился он. — Я её знаю уже пятнадцать лет. Приятная и скромная женщина. А улыбка у неё похожа на красный алмаз, любоваться которым, можно не отрываясь.
— А знаешь ли ты, что Ирина в цирке была не только акробаткой? — спросила она.
— Да она работала с лошадьми. — Помимо лошадей ей приходилось работать и с медведями. А для этого жёсткий характер нужен. Поэтому я надеюсь, что она и базой управлять будет с лёгкостью. И надо сказать, что это ей удаётся.
— А главная её ближайшая цель выйти замуж. «Да вот что-то никто не берёт», — словно радуясь произнесла Женя.
— Но она же была замужем за Булавиным акробатом — вольтижером, — напомнил он Жене.
— Была, да сплыла, — сверкнула она глазами. — Он бросил её и укатил в Румынию на ПМЖ. Работает там с цыганами в шапито. Вот я и хочу её свести с Лашей. Ему ещё много здесь предстоит работы в новом здании, которое отделывают твои строители. Да и Гурану нравятся его потолки, думает привлечь его в наш дом.
— А вдруг этот художник женатый, а ты своим некорректным сводничеством пытаешься разбить счастье чужой семьи и оставить детишек без папы. Ты не задумывалась над этим?
— Был бы холостой, не засматривался здесь на изящные попки. Я же чувствую, как он сзади прожигает меня глазами.
— Так это природа командует мужчинами, — объясняет он ей. — Срабатывает обязательный рефлекс. Сама посуди, идёт женщина впереди меня, не буду же я смотреть на её спину. Грациозная попа играет при ходьбе важную роль, чем и привлекает мужчин, так как она является главным символом её сексуальности.
Она одарила его любопытным взглядом и игриво провела языком по верхней губе.
— Однако ты тонким теоретиком стал в сексопатологии, мне даже интересно стало. На курортах обогатился?
— Сама же меня туда посылала.
— Я не осуждаю тебя, хочу сегодня ночью восторгаться тобой.
Он загадочно улыбнулся, но ничего не ответил. Она и не ждала от него ответа. На этот раз Женя всё внимание сосредоточила на своём муже, стоявшего в кругу медиков. Она резко поворачивает голову в сторону Господа и говорит:
— Ты знаешь Георгий, я подумала и поняла, как благоразумно ты меня осудил за Лашу. Подойду и узнаю, есть у него семья или нет.
Он ей в ответ ничего не говорит, а только утвердительно кивает.
— А хочешь, я тебя с ним познакомлю. Вам так и так осенью придётся согласовывать совместные работы.
— Вот осенью и познакомишь, куда мне торопится, — отказался он. — А согласовывать он будет с нашим архитектором, а не со мной.
— Да, конечно, — рассеянно произнесла она и пошла к колонне, где стояли Ирина с Пером.
В это время Гуран оставил своих медиков и подошёл к Господу.
— Гера, я сяду с медиками за одним столом. Много вопросов надо обсудить. А тебе поручаю, как и обычно свою Женечку. Сделай так, чтобы она не скучала и никому её не передоверяй. И давай сегодня не будем, с тобой ссорится. Здесь много посторонних людей. Не будем показывать свои амбиции.
— Хорошо, я уже привык к такому протоколу. На протяжении многих лет я ублажаю её, величество Евгению. Даже, когда вы с ней у меня бывали в гостях дома, я как евнух смотрел за ней.
— Эх, хватил как Кум, — ударил он себя обеими ладошками по бёдрам. — Только что ты произнёс «хорошо» и сразу начинаешь атаковать меня. Ну как тебя понимать? — рассмеялся он, и стал усаживать гостей за стол.
Господь сел вначале один, и к нему тут же присоединилась Женя.
— Ты меня спас дорогой от большого греха, — прошептала она. — У Перова есть семья и он счастлив с ней. Я дала отбой Ирине, чтобы она свои чары выключала при виде художника.
— Тебе это зачтётся, — с благодарностью посмотрел он на неё. И тут же его рука незаметно скользнула под стол и нежно погладила её коленку. Она не шелохнулась, только одобрительно хлопнула ресницами.

Глава 23

  Главным поздравителем был Гуран. Он лестно высказался о самой гуманной профессии и предложил всему Минздраву края дружно жить с его компанией. Затем пошла очередь тостов за медиков, звоны бокалов, не совсем трезвая речь гостей и конечно танцы. В это время встретились взглядами Господь и Пэр. Мимикой лица они незаметно объяснились и вышли оба в холл, где размещались туалеты.
— Держим марку? — спросил Пэр.
— Обязательно, — тихо произнёс Господь. — Видимо скоро ты будешь, оформлять потолки у шефа в коттедже, а это плохо.
— Отчего же? — не понял Пэр.
— А это значит, ты пройдёшь доскональную проверку в службе безопасности Гурана. У него служба очень дотошная. Дознаются, какую ты соску сосал в детстве, и кто сегодня утром к тебе на Ниве приезжал.
— Ты узнал Джамбула? — на шёпот перешёл Пэр. — Он просил никому не сообщать о его местонахождении. Целый месяц уже шифруется.
— Он же в Монголии был, — не показывая удивления, произнёс Господь.
— Там он прожил всего два года и уехал в Хабаровский край, где все эти года работал тренером. Его приезд в родной город я расцениваю, как вынужденную меру. У него там проблемы возникли с местными бандитами. И он не исключает возможности, что его те бандиты и здесь ищут. У него два огневых ранения на теле и нога изуродована.
— А как вы с ним встретились, — недоумевал Господь.
— Он меня нашёл через родителей. Пришлось ему времянку снять, а Нива, на которой он ездит, это моя. Хотя у него денег, — Пэр провёл ребром ладони по горлу. — Он живёт как мышка в норке. Сейчас раны залатает и махнёт на Украину. У него все жизненные планы завязаны именно с Украиной. Я хотел его здесь спрятать. Официально, пристроить его лодочником или сторожем. Уже с хозяйкой договорился, а он отказался. Для меня Джамбул сейчас человек в футляре и не больше, особо рубашку не расстёгивает. Но я заглядывал в его кошелёк. Джамбул мне доверил спрятать его. Это чемодан, набитый зелёными внутренностями.
— Видимо его бандиты из-за этого чемодана, и ищут, — решил Господь. — Так что ты особо не заигрывайся. Джамбул и чемодан для тебя имеют повышенную опасность. Можешь серьёзно пострадать и ты. Переправляй Джамбула как можно быстрей отсюда на Украину. Если моя помощь нужна будет, обращайся.
— Я уже думал об этом, и он сам хорошо понимает, что может навлечь и на меня беду, — сказал Пэр. — Но его раны сочатся.
— Посоветуй ему вернуть чемодан владельцам вместе с его содержимым и живёт спокойно.
— Завтра я ему передам твои слова.
— Обязательно передай и спроси, может, врач ему нужен. А то я организую. А сейчас я пойду, ты зайдёшь после меня в зал.
В ресторане стоял полумрак. По стенам и по потолку прыгали голубые блики. Играла приятная спокойная музыка, под которую танцевали пары. Господь покрутил головой и с трудом рассмотрел свою подопечную стоявшей с официанткой. Он поискал глазами Гурана, тот сидел разомлевший среди медиков и его галстук болтался уже не на шее, а на спинке стула. И только сейчас он обратил, внимание на Гурана и заметил, что он очень сильно похудел. Из откормленного быка, он незаметно превратился в худощавого атлета, с обвисшей кожей на лице.
— Представляю, что у него с телом творится, — подумал Господь. — И кажется он уже пьяный? Чуть больше часу прошло нашего застолья, а он уже готовый. Сейчас через кухню его незаметно будут, выводит Женя и врач местного значения.
Тут на глаза ему попалась Ирина, она была грустная и сидела около пальмы, воткнутой в кадку. Он подошёл к ней.
— Почему не веселитесь, не танцуете?
— Мне запрещено, развлекаться, завлекать мужчин, сидеть с вами за одним столом. Я здесь оказывается, приравнена к этой пальме, — кивнула она на дерево. — Я здесь, как приложение книги отзывов, должна исполнять ваши капризы.
— Что за глупости, вы говорите, — взял он её за руку. — Пойдёмте за стол.
— Вы знаете, что у меня соприкасается с сиделкой стула.
— Как и у всех ягодицы.
— Вот завтра я по этим ягодицам получу сильного пендаля, и окажусь за воротами, если сяду за стол или пойду танцевать с вами или художником.
— Перетерпите немного, — успокоил он её. — Ещё думаю, час и здесь её не будет, и вы тогда на славу оторвётесь.
— Спасибо, — выдавила она из себя улыбку. — Хозяйка меня озадачила. Наказала, чтобы я в 23 часа ночи, гостей проводила на катер в ночную морскую двухчасовую прогулку. А затем я должна посадить всех в автобус. А кто изъявит желание на горшок сходить, я должна сопроводить того до места назначения, — пошутила она.
Он призадумался, и тепло, посмотрев на Ирину, пообещал:
— Она вас сама и усадит за стол, — произнёс он.
Затем разворачивается и направляется к Жене.
— С глазу на глаз надо переговорить, — прервал он её разговор с официанткой.
Официантка сразу удалилась, а Господь культурненько набросился на Женю:
— Слушай дорогая, я сегодня назначен твоим попечителем и, если ты хочешь, чтобы я был безупречен в своих обязанностях, посади девочку за стол и разреши ей развлекаться, как и всем гостям. Что ты её превратила в идола около бочки.
Она громко рассмеялась и без опасения повисла на шее Господа и, бесцеремонно прижавшись к его щеке прошептала:
— Я скоро оценю твою безупречность. Валера уже спёкся. Как только я уйду, так и ты покидай это танцевальное ристалище. Хотя мы бы с тобой всех перетанцевали.
От её прикосновения пробежала трепещущая по телу бурная волна. Он резко отпрянул от неё.
— С ума сошла, мы у всех на виду.
— Подумаешь, кумовья обнялись, — громко сказала она и, посмотрев на Ирину, подозвала её к себе.
Ирина встала, одёрнула подол платья и подошла к ней.
— Дорогуша, ты зачем пост у пальмы заняла, — спросила она у Ирины. — Я же тебе сказала, что там сядешь судить перетягивание каната. Но наши гости ускорились и досрочно стали пьяны. В таком виде они нам на перетяжке всю мебель поломают. Эти утехи отменяются. Пошли с нами за стол.
У Ирины моментально спала с лица маска грусти. Она заулыбалась и прошла вместе с ними к столу. Чтобы не было никаких секретов от Евгении, она рассадила Ирину и Господа порознь, сама уселась посередине. Праздник удался на славу. Правда эта троица осталась без танцев. Евгения сама не танцевала с Господом и Ирине не позволяла с ним танцевать.
— Что это за банкет без танцев, — недовольно заявил Господь. — Если только, пить и кушать, то нечего было затевать и такое застолье.
— А мы его и не затевали, — объяснила Женя. — Мы гости на этом празднике. Медики просто арендовали у Гурана этот ресторан. Через час их праздник перенесётся на море. А мне пора Валерия Ивановича провожать в постель. Ты Ирина, найди нашего доктора и придёшь вместе с ним к нам в номер.
Господь остался в одиночестве за столом. Медиков он никого не знал, поэтому и не приближался к ним. Со своими начальниками общение, вне работы он отвергал. Пить уже не хотелось, закусывать тем более, и он собрался прогуляться по морю и оттуда сразу завернуть спать. Но тут к нему с непочатой бутылкой коньяка подошёл изрядно пьяный Зырянов. Он сел напротив него и рукой стал подзывать свою жену.
— Иди сюда к Георгию Андреевичу, пообщаемся с ним, — потряс он бутылкой в воздухе.
Подошла женщина, неумело маскирующая свою улыбку, видимо желая быть похожей на строгую учительницу. Господь сразу оценил её правильные черты лица и шелковистые волосы. Он вспомнил женщину, но имени её не знал.
— Здравствуйте, — в полу наклоне поприветствовала она Господа. — Я Лиза, работаю в лаборатории нашей компании. О вас я всё знаю.
— И я вас визуально знаю, — ответил он. — По работе не имел чести сталкиваться, а вот на банкетах встречались пару раз.
Она раскрепостилась и мило улыбнулась ему. И он сразу отметил, что супругу себе Зырянов выбрал, как говорят в народе «не по Сеньке шапка». Эта привлекательная женщина около пятидесяти лет и этот обрюзгший увалень, были две большие противоположности. Господь так близко её никогда не видел. Потому что всегда бывал с Надеждой на всех праздниках компании, и на чужих женщин не смотрел. А сейчас увидев перед собой, понял, почему её в лаборатории назвали Шелковица. У неё были пушистые волосы и чёрные миндалевидные глаза. Что — то было в её облике восточное. Он не оставил без внимания Лизу, а послал ей от себя тоже обворожительную улыбку. Но Зырянов обмен улыбками быстро прекратил, разливая коньяк по рюмкам.
— Давай Андреевич выпьем за встречу, — предложил он. — Давно не общались.
— Я пить не буду категорически, — отказался Господь, искоса поглядывая на Лизу. — С меня хватит на сегодня. Утром за руль придётся садиться, — быстро придумал он причину.
Лиза взяла со стола бутылку.
— И тебе хватит пить. Опухнешь от коньяка, как людям в глаза завтра будешь смотреть.
Зырянов посмотрел на Господа невменяемым взглядом и все три наполненные рюмки выпил, не закусывая поочерёдно залпом.
— Начальство не уважаешь, — еле ворочая языком, произнёс он и тут же уложил голову на стол.
Господь с омерзением посмотрел на лысину Зырянова, лежавшую на столе, и встал со стула.
— Пожалуй, я пойду к морю прогуляюсь, — сказал он и вновь осчастливил Лизу своей кавалерской улыбкой.
— До встречи, — услышал он её мягкий голос в след. Он повернулся и пристально посмотрел на неё. У Лизы был умоляющий взгляд, в котором он прочитал: — «возьми меня с собой».

Глава 24

  Он прошёл мимо Пэра и незаметно подал ему сигнал, что покидает ресторан. На улице было темно. Небо было затянуто бесконечным чёрным покрывалом. Ни одна звезда не освещала ему путь. Только с аллеи слабо падал свет на пляжный песок.
— Похоже, медики сегодня обойдутся без морской прогулки, — сказал он и пошёл к морю.
Он находился в прекраснейшем настроении и не спеша шёл по безлюдному пляжу, не оглядываясь назад. Но периодически смотрел на окна номера Гурана. Он ждал, когда в них погаснет свет, что означало, Женя свободна. Но свет пробивался сквозь затемнённые шторы, значит, врач и Женя занимаются Гураном. Не думал он, в этот миг, что по его следам, разувшись, держа в одной руке босоножки, в другой коньяк шла Лиза Зырянова. Вдали были слышны раскаты грома, в воздухе запахло грозой. Даже во рту чувствовался металлический привкус, — эта примета никогда его не подводила, «грозе быть». Он вытянул руку, на ладонь упало несколько капель. Дождь усилился мгновенно, но его не напугал. Зашёл в детскую сказочную избушку, и сел у окна наблюдая за морем. Лиза молча влетела в дверной проём избушки и бросила на песок свою обувь, напугав при этом Господа.
— Георгий Андреевич, ничего я с вами рядышком посижу. Узнав Шелковицу, его испуг сменился радостью.
— Мне только приятно будет обнять красивую женщину, — таинственно сказал он. — Вы же пришли ко мне в полночь не лясы поточить?
— Пока мой кабан спит, — сказала она. — Я и с чёртом готова сейчас обняться, а тут рядом такой обаятельный мужчина к тому же Господь.
Дождь в это время усилился и начал стучать по крыше, заглушая её речь. Он, почувствовав её дрожь, без всякого стеснения водрузил свою руку ей на плечи.
— Зырянов очень порывался с вами поговорить, хотел в чём — то покаяться. А вместо этого напился. Привёз с собой шесть бутылок коньяка. Сказал, что с вами пропьёт свою должность.
— Как это пропьёт, — удивился он. — Уступает свою должность кому-то?
— Нет, его Гуран отправляет на отдых, хотя когда-то Зырянов ковровую дорожку ему для карьеры раскатал. Они одногодки, вместе начинали работать в тресте. От партии в то время многое зависело. Он когда напивается дома, вспоминает свою партийную жизнь. Сегодня наша последняя поездка сюда, вернее Зырянова и всё придётся ему забыть про эту базу. Зырянов на самом деле получил хороший отлуп. А мне ещё до пенсии, нескоро. А вы что не знали?
— Для меня это новость неожиданная, — поперхнулся от глубокого вдоха Господь, после чего закашлялся. — Как же это он своего верного нукера не пожалел.
— А вас он пожалел? — спросила Лиза. — Я тогда молодая девчонка была, ни во что не вникала. Но молва о вашем несправедливом пленении быстро облетела, не только компанию, но и город. Славу богу истина восторжествовала. А Зырянова Гуран освободил вчера по политическим мотивам. Он год назад вышел из партии власти и создал свой в городе Левый фронт. А все собрания проводил в конференц-зале Прибоя. Когда шеф узнал о его партизанском движении, сказал Анатолию:
— «Зачем левым вновь стал. По прошлому соскучился, а мне с такими людьми не по пути». — В общем, с понедельника мой недоделанный Че Гевара уходит на покой, но левый фронт не оставит.
— Забавно, — засмеялся Господь. — Зачем он влез в политику? Работал бы потихоньку, пока Гуран у власти и в ус не дул.
— Он всю жизнь мечтал только о первых ролях, — объяснила она. — Зырянова вскормила коммунистическая партия. Он при социализме считал себя владыкой строителей. Но когда лопнул трест и образовалась компания, мой дурачок понял, что он неудачник и превратился в прихлебателя.
— Примерно я так и думал, что он птица Китоглав — ещё её называют королевской цаплей.
— Не надо из него лепить, титулованную особу, голова у него не для короны, — недовольно бросила она. — Он беспамятный и ничтожный человек. Лично мне он противен. Грех говорить, но я жду, когда он захлебнётся в коньяке, поэтому и не восстаю никогда против его тихого ежедневного одиночного пьянства.
Дождь к этому времени усилился и через щели в крыше местами протекал на голову Лизе. Она потрогала волосы и пересела на другую сторону. Посмотрев, акцентировано в глаза Георгия, положила свою голову ему на плечо.
— Ничего я прильну к вам — немного.
— Ради бога, — сказал он и продолжил ей объяснять про африканскую птицу. — Королевская цапля, это не титул. Это крупная птица, которая проводит большую часть своей жизни в мелководье в неподвижном состоянии, стоя в болоте. Так и ваш благоверный Анатолий Михайлович высокие посты занимал, а в глубину своих должностных обязанностей не вникал. Коэффициент полезного действия его работы можно оценить не больше трёх баллов. Техникой безопасностью заправлял, а работали за него инженера. Более двадцати лет он был заместителем Гурана по социальным и административным вопросам, а всю его работу тащила Евгения Васильевна.
— Я и говорю, он всю жизнь приспосабливался. После Одесского института народного хозяйства, окончил Высшую партийную школу при ЦК КПСС. А корчил из себя созидателя. А я для него была чистая служанка и кулинар. Он и в жёны меня взял, узнав, что я из семьи кулинаров. У меня родители работали оба в общепите. Вначале мама готовила у нас дома, а я пробники мыла в лаборатории. Постепенно я переняла от мамы кулинарное искусство. И он каждый день восхищался моими блюдами.
— Он вас не обижает? — задал вопрос Георгий.
— Нет, рук на меня он не поднимает, только ворчит иногда, — прижалась она вновь к Господу. — Но всё равно счастья мало жить с таким мужем. Единственная радость — это его деньги, нужды в них мы не ощущаем.
Гроза к этому времени затихла, но со стороны ресторана послышался шум и в полумраке были видны движения группы людей.
— Там что-то случилось, — кивнул в сторону ресторана Господь. — Идите, проверьте, может вашему Анатолию Михайловичу на столе сон отвратительный приснился?
— Моего охранники отвели в номер, — сказала она и прищурила глаза. — Скорее с Гураном беда. Люди с ресторана пошли в наш административный корпус и с ними кажется Евгения Васильевна.
— Тогда мне нужно идти к ним, неудобно, всё-таки он кум мой.
— Георгий Андреевич, возьмите с собой коньяк, он нам может пригодиться сегодня, — сунула она ему в руку бутылку.
— Думаете?
— Мы оба этого хотим, — сказала она, — только стеснительными притворяемся, зачем-то. Я приду к вам в номер, когда утихнет эта суета. Господь ей не дал ответа.
Он пошёл к себе в корпус. В простынях охранники вынесли Гурана и занесли его в автобус. Рядом была Женя. Через плечо у неё свисала дамская сумочка. Увидав Господа, она быстро подошла к нему. К ней присоединилась Ирина, передав ей пакет с вещами.
— Такого у него ещё не, бывало, откуда-то появилась эпилепсия. Я понимаю сахар скаканул, ну бредил, часто, а чтобы его трясло, как погремушку, за ним этого не замечалось.
— Женя я сожалею, что с ним такое произошло. Вероятно, это ему привет передаёт диабет. Кто ему внушил эту чушь, что при диабете можно пить виски. При его заболевании любое спиртное губительно. К тому же он уже не молодой.
— Он давно уже пьёт виски только со льдом, где соотношение льда значительно превышает виски.
— Не замечал я этого, как-то недосуг было. Да и вы после смерти Нади, к нам перестали ходить.
В это время водитель автобуса крикнул Евгению Васильевну.
— Меня в автобусе уже ждёт эндокринолог из гостей и наш врач, — сказала она. — Я поехала с ними в больницу, возможно к утру вернусь.
— Да ты там не нужна, — пытался он отговорить её от ненужной поездки.
Она посмотрела на него осуждающе и, заметив в руке початую бутылку коньяка, сказала:
— Ты бы тоже мог не подходить среди ночи сюда, однако, ты здесь. Потому что ты друг, а я жена! Что люди скажут, — показала она на столпившийся народ возле автобуса. И остановив свой взгляд на Ирине, сказала:
— А ты гостей всех в ресторан приглашай. Продолжайте праздновать день медика. Время ещё есть для веселья. — После чего она зашла в автобус.
Ирина посмотрела на Господа:
— Георгий Андреевич вы идёте за стол?
— Надобность пропала и не по моей воле, — нахмурился он. — Хозяйка, как я убедился, может быть взрывоопасной с вами, если заметит нас вместе. Уж я лучше пойду в номер.
Он бултыхнул перед её глазами бутылкой коньяка и пошёл в номер. На крыльце его дожидался Пэр.
— Жалко, если Гуран кони кинет, — с прискорбием сказал он. — Другой начальник меня без высшего образования погонит из Прибоя.
— Никто тебя не выкинет и с Гураном ничего не случится. С ним не раз были подобные приступы. И ничего он не боится. Виски глушит словно англичанин. А ты с Джамбулом поговори, не хорошо он поступил, что от друга притаился. Мой мозг и душа не изменились, как и веяние новой жизни меня не превратили ни в капиталиста, ни в сноба. Я в душе всё тот же Господин, какого он знал с юных лет. Скажи ему, что я живу в четырёхкомнатной квартире один. В подъезде консьержи сидят. У меня будет ему безопасней. Мы с ним сможем найти разумный выход в его сложившейся ситуации.
— Конечно, я ему скажу, — взбодрился Пэр, — а то эта времянка, где он проживает, периметра не имеет, — дом и открытый огород. Ему поэтому всегда измена и снится.
— Ко мне зайдёшь? — спросил Господь у Пэра.
— Нет, зачем судьбу испытывать, — отказался он. — Мы же не знаем, кто у Гурана в службе безопасности работает? Уж лучше нам быть незнакомцами.
Они пожали друг другу руки и разошлись. Господь был уверен, что эту ночь проведёт с Лизой. И что она где-то наблюдает за ним и выжидает удобного момента, чтобы незаметно просквозить в его номер. Он вошёл в свой корпус, где стояла мёртвая тишина.
— Видимо приближённые Гурана спят или пошли догуливать, — подумал он.
И он не ошибся в своих размышлениях насчёт Лизы. В полумраке коридора на кресле вырисовывался её силуэт. Её босоножки валялись под креслом.
— Как приятно на душе, когда тебя кто-то ждёт, — подумал он и открыл дверь своего номера. Лиза юркнула в распахнутую дверь и бросилась сразу к окну закрывать шторы. Он закрыл дверь на ключ и включил свет. Она осмотрела номер и, увидав сервировочный столик с Токаем и клубникой, заулыбалась и произнесла:
— Надо же какой вы предупредительный. И вино замечательное выставили и клубничной закуски целая ваза. Что ещё нужно для женщины, как вы думаете?
— Я не думаю, я знаю, — поставил он коньяк на столик. — Вам нужен я, и он выключает свет. Приближается к ней. Слышит её учащённое дыхание.
— Я вам нравлюсь, — сладострастно спрашивает она, дыша ему в лицо.
— Вы мне очень симпатичны, потому что сильно напоминаете мою маму, — ответил он.
И тут получилось, чего он не ожидал от этой с виду женщины, похожей на строгого учителя с правильным профилем. Она быстрым движением руки сдёргивает с себя через сарафан бюстгальтер, оголяет груди. Прижимает обеими руками его голову к своим грудям.
— На тогда тебе мамину сисю, — клокочущий голос вырвался из неё.
Это был смелый шаг изголодавшейся женщины, которая давно не была близка с мужчиной. Лиза первая сделала активный сексуальный шаг, что этого не успел сделать он. И чтобы не быть в её глазах цыплёнком, Господь перехватил инициативу в свои руки. Перешёл вначале к поцелуям, потом взял её на руки и положил на кровать. Хотел снять с неё трусики, но как оказалось, на ней этот предмет нижнего белья отсутствовал. Их тела воссоединились, и она начала страстно кричать. Он закрывал ей рот ладонью, чтобы заглушить её крики. Тогда она начала приятно стонать, так что стоны били по его ушам ничуть не меньше, чем крики. Когда они разомкнулись, она тихо заплакала:
— Ой, прости меня милый, — плакала она. — Это был полёт на планету Счастья. Спасибо тебе, что напомнил мне, что я женщина.
— И не плохая женщина, — заметил он. — Думаю, твой Зырянов за стенкой не слышал сладкозвучный голос своей жены.
— Он его ни разу не слышал вообще, и распознать меня не сможет, — вытирала она пальцами рук слёзы со щёк. — Смолоду был туговат на уши. А со мной не спит больше десяти лет, а то и больше.
Господь встал с постели. Включил ночник и подкатил к кровати сервировочный столик.
— Давай мы с тобой выпьем за наше сближение, в котором мы с тобой потеряли выканье.
— Очень хочу выпить, — оживилась она. — Только налей мне милый коньяк, сам понимаешь, крепкий мужчина, крепкий секс, крепкий напиток. Это будет символично!
— Токай вино прекрасное, — покосился он на пузатую бутылку. — Но это не моя предупредительность, это заботливость Ирины, управляющей базы.
— Она что знала, что я буду у тебя сегодня? — притворно спросила Лиза.
— Нет, это был от неё для меня завтрак, — протянул он ей стакан с коньяком.
Когда они выпили, то вновь легли в постель. Проснулись перед рассветом. Она надела сарафан на себя, чмокнула его в губы и обнадеживающе сказала:
— Полетим с тобой ещё, когда на планету Счастья! Я очень хочу! А ты захочешь, только позвони мне. Телефон я тебе на пляже свой дам. Ты же будешь сегодня загорать?
— Сегодня воскресение, обязательно буду, сказал он, — и выпустил её из номера.
После её ухода он выпил стакан холодной воды, открыл настежь окна и улёгся опять. И начал размышлять:
— Жалко конечно, что с Женей пролёт получился, и Ира осталась без моего внимания. Хотя Лиза меня вполне удовлетворила. Хорошая женщина, но лишена самого главного в жизни — любви и секса. А значит она просто несчастная женщина. Жалко её.

Глава 25

  Он проснулся от яркого солнца. Несмотря на часы, повернулся на другой бок и вновь уснул. Капитально он встал с постели в одиннадцать часов. Выпил опять стакан воды. Повесил на шею полотенце и, не одевая джинсов в одних плавках, пошёл на море. Осмотревшись и, не увидав ни одного свободного грибка, бросил полотенце на песок. Затем сходил за лежаком и положил его рядом со сказочным домиком, где он ночью общался с Лизой. Хоть небольшая тень от него всё-таки падала. И после этого он нырнул в тёплую воду моря. Обтирая тело после моря, он услышал ненавистный ему голос Зырянова:
— Вот он где, а мы Лиза стучим ему в двери, разбудить хотели. Господь обернулся. Вместе с Зыряновым стояла Лиза. Оба были в пляжных панамах и с поклажей в руках. Увидав Лизу, у Господа пропала злость на этого увальня. Да и унижать мужчин при женщинах было не в его правилах. К тому же ему хотелось видеть лицо Лизы. Поэтому он отбросил все обиды и добродушно произнёс:
— Доброе утро, присаживайтесь рядом. Здесь хоть можно от палящего солнца спрятаться.
Они сложили свои пакеты и покрывала около лежака.
— Мы пойдём, искупаемся, — сказал Зырянов. — А ты тут не скучай. Придём, ланч нам с тобой Лиза гарантирует, — он кивнул на пакеты. Господь ничего не ответил, но с аппетитом посмотрел Лизе в зад и отметил на пять баллов то, чего ночью не заметил. Но плавать она не могла, барахталась на мели. Зато её супруг показал хороший стиль кроля, чем удивил большое число загорающих. К тому же много было отдыхающих строителей, которые знали хорошо и Петухова, и Зырянова. Когда Зырянов вышел из воды, ему похлопали, те, кто обращал внимание за его плаванием. Он, приложив рук к огромному животу, шёл, кланялся и выкрикивал, что в следующий раз покажет стиль баттерфляй. Господь понял, что этот важный господин с утра уже принял коньячку. Он подошёл к своим вещам и плюхнулся на горячий песок.
— Перебрал наш папа вчера, что в больницу отвезли, — сказал он негромко Господу. — Со мной не стал пить армянский коньяк, а с медиками самогон глушил со льдом. Автобус утром только врача привёз сюда. Она ничего не говорит, но знать дело у него швах.
— Мы же с тобой знаем, что такое с ним и раньше было, — ответил Господь. — Выкарабкается и сейчас. Я уверен, что около него сейчас самые лучшие врачи города колдуют.
Подходит Лиза. Проводит ладонями по своему телу, скидывая с себя крупные капли моря.
— Не брызгай на меня, — проворчал Зырянов на жену. — Полотенце же есть. И давай нам с Андреевичем ланч приготовь.
Лиза нагнулась, подобрала панаму и напялила её до самых ушей на своего мужа.
— Не зуди, как вы будете ланч употреблять, — здесь практически все с Прибоя.
— Так даже в СССР не говорили, — недовольно пробурчал он. — Воскресение общенародный праздник и как я его провожу это моё личное дело, — добавил он и сорвал с себя панаму.
Зырянов встал с песка и достал из пакета бутылку коньяка. — И к тому же я уже не работник Прибоя, а насильно выпертый из мира строителей пенсионер.
— Что-то я не понял тебя Анатолий Михайлович, — прикинулся валенком Господь.
— Я чётко дал понять, что меня Гуран изгнал из Прибоя как паршивую овцу, — прошипел Зырянов. — Потому что я много знаю и помню. А сюда он меня вчера пригласил не на банкет медиков, а на мои тихие проводы.
Он свернул пробку у бутылки и пытался разлить коньяк в разовые стаканчики, но Лиза нравоучительным голосом его остановила:
— Если ты не работник Прибоя, то подумай о Григории Андреевиче. Он пока ещё не отставной козы барабанщик, а начальник самого передового управления. Тут его строители отдыхают. Что они скажут?
— О как, Григорий Андреевич, — чугунно глухим голосом произнёс он. — А ночью его милым называла, когда на планету Счастья с ним летала.
Лиза с Господом моментально переглянулись. Господь виновато опустил глаза, а она быстро взяла себя в руки:
— Эх, горемыка, допился до чёртиков, кошмары сказочные стали снится. — осадила она супруга. — «Покажи мне хоть одну счастливую планету?» — требовательным голосом спросила она.
— Да ладно Елизавета, я не в обиде, — перевёл он взгляд на Господа. — Все стены в нашем корпусе гипсокартонные. И строил этот барак ты Георгий пятнадцать лет назад. Звукопроницаемость там изумительная. Лиза очень сильно кричала. Она тонула в море. Я был напуган и бросился её спасать и проснулся. Очень обрадовался, что это был сон. И весь ваш Conversation amoureuse я слышал. Ты думаешь, я был встревожен. Нет. Я был рад, что стал молочным братом Господа. — Он потянул из горлышка коньяк, и всучил бутылку Господу, — Я очень виноват перед тобой Андреевич.
— Он тебе не поп, чтобы, ты перед ним исповедовался, — калёным голосом произнесла она и одарила мужа генеральским взглядом. Зырянов словно ударенный током, вздрогнул.
— Он Господь, значит выше батюшки.
Лиза не вытерпела, вынула из пакета клеёнку и быстро сообразила закуску. Достала из пакета ещё одну бутылку коньяка, бутерброды, нарезанный лимон и отварную индейку.
— Закусывайте, а то разомлеете на солнце. А вообще пить бы я вам посоветовала вот в этой избушке — кивнула она на сказочный домик. — Меньше сплетен будет ходить по Прибою.
У Господа сразу промелькнула в голове мысль: «вчера с женой сидел в избушке, сегодня с мужем. Какая-то последовательность ненормальная. В свой номер, конечно, я его не приглашу». Он улыбнулся от этой несуразной мысли и с бутылкой шагнул в избушку. Следом за ним влезла с разовыми стаканчиками и резанным на картонной тарелке лимоном Лиза. Она положила всё на скамейку и нравоучительным голосом, сказала:
— Вот здесь у бабы Яги выпьете, а закусывать будете извне.
— Я бы и пить с ним не стал, — прошептал на ухо Господь. — Но мне нужна от него важная информация.
Она ничего ему не ответила, только приложила к губам палец и вышла.
— Иди в избушку на курьих ножках, — отправила она мужа к Господу.
Через полминуты ввалился Зырянов под крышу, и своей спиной загородил окно. Но свет проникал через дверной проём. Господь разлил коньяк и протянул стакан с лимоном Зырянову. Они выпили без тоста.
— Так вот я тебе Георгий, что хочу, сказать, — вытирая губы после коньяка, сказал Зырянов. — То, что тебя арестовали в девяносто втором, в этом есть и моя вина. Но я выполнял волю Гурана. Тогда привезли краску в бочках из Ярославля. Я запретил кладовщице разгружать этот груз в общем складе. Склад был у тебя огромный, отсеками отделён. Я ей дал предписание, что лакокрасочные материалы, способные к самовозгоранию, должны храниться изолированно от других материалов. Она горячо поспорила со мной, но после согласилась. Ну я ей и посоветовал разгрузить бочки временно в бывший спортзал треста. Он тогда не функционировал.
— Я в курсе этого, — сказал Господь.
— Может и в курсе, да не совсем, — дребезжащим голосом произнёс Зырянов. — Кладовщицу твою тогда разбило в пух и прах, а краски нет. Я утром Гурану сказал, куда бочки складировали, а он мне строго-настрого запретил говорить об этом.
— Зачем он это сделал? — сфальшивил Господь, загодя зная ответ.
— Вы были самые близкие друзья, тебе лучше знать. Я сам удивился, когда он мне такое заявил. Думаю, ты при нём со скоростью бамбука вырос из мастера в начальники. И вдруг он рубит тебя как сухостой. А ответ прост, ты для него был опасен. Как профессионал и как администратор он тебе в подмётки не годился.
— Ну, это не секрет ни для кого, — прервал Господь Зырянова. — Тогда в моде были выборные должности. И всех конкурентов хозяева мира сего убирали с дороги и, если надо было, кидали в молотилку. Попал и я в эти жернова.
— Согласен, но тебя посадили за два дня, после того, когда я Гурану подсказал, где краска. Он тогда мне сказал, — для науки пускай Петухов немного посидит. А меня обещал поставить на твоё место. Сам понимаешь, техника безопасности это не моё. Каждый квартал экзамены, каждый несчастный случай удар по шапке. А тут начальник завидного управления, о большем можно было и не мечтать. Но только обманул он меня, поставив на эту должность Евгению Васильевну.
— Как я помню, в феврале девяносто третьего года, ты был утверждён замом Гурана по административным и социальным вопросам, — заметил Господь. — И проработал на этой должности немало годков. Благодарить Гурана за это надо.
— А ты знаешь, чего мне это стоило? — надломленным голосом спросил Зырянов.
— Откуда мне знать. Мы с тобой никогда не общались, на массовые гулянья я не особо люблю ходить. Ты и я — чужие люди. К тому же ты меня объявил главным вором Прибоя.
— Это его идея была, а когда Евгения Васильевна нашла бочки в спортзале, он сразу перекрасился и вдруг стал поборником справедливости, встав на твою сторону. — Яростно высказывал историю прошлого Зырянов.
— Ну и ты, конечно, молчать не стал? — с иронией спросил Господь.
— Вот тогда я и взял его за хвост. Сказал ему, что он сам преступник и что по нему тюрьма плачет. Помимо этого, я знал, как он с профсоюзом Котовым квартирами торговали в советское время. Там бабки шальные им шли. Вот этим я его в узде и держал.
— Крючок для шантажа крепкий, — отвлечённо произнёс Георгий.
Зырянов посмотрел на Господа и полнозвучно заявил:
— Наливай, чего мы сухаря давим.
Господь добавил ему коньяку, себе наливать не стал. Он выпил и, причмокнув губами, проглотил лимон вместе с кожурой.
— Через пятнадцать лет моё кресло зашаталось, — продолжил он. — Мы с ним повздорили из-за социальных денег, которые он хотел пустить перед выборами на обустройство дворов.
— Он до сих пор является депутатом городского совета, — напомнил Господь.
— Ему же необходима неприкосновенность пожизненно, вот он и выдвигается. А это значит он вор, — начал брызгать слюной Зырянов. — Честному человеку не нужны поблажки от власти. Так слушай дальше, самое интересное впереди.
— Я весь во внимании, — изобразил Господь ложный интерес к рассказчику.
— Я был против того, чтобы он лез в мою сферу, и припугнул его, старым прошлым. Так он мне на это прочитал статью в кодексе о сроке давности преступления и послал меня на хутор бабочек ловить. Тогда я сменил свою тактику и перешёл на его позорную регистрацию с родной племянницей, объяснив ему, что такое инцест. Вот тут он сдрейфил, но не с точки уголовной ответственности. Потому что у них с Женей боковое родство. Моральная сторона для него большой позор, я понял сразу. И тут он признался мне в своём физиологическом недостатке. В детстве у него была операция, из-за которой он стал кастратом. То есть Гуран это не он, а ОНО. И в пятницу он все мои о нём тайны развенчал и вновь послал бабочек ловить и это уже навечно.
Господь, выслушав его исповедь громко рассмеялся.
— Ну, ты Анатолий Михайлович даёшь, хранить такую тайну десять лет и ни словом, ни с кем не обмолвится, да тебя в книгу Почёта Прибоя надо занести.
Зырянов величаво посмотрел на Господа.
— Да я такой, возможно, я достоин не только книги почёта, а кое-чего и большего.
На этот раз Господь не стал над ним смеяться, а просто сочувственно улыбнулся и сказал.
— Ты думал, приоткрыл для меня ящик Пандоры. О его дефекте детства известно было всему тресту с советских времён. Эта тайна впервые выпорхнула из военкомата. Просто нормальные люди из-за деликатности не обсуждают эту тему. На его месте с таким недостатком может быть любой человек, даже президент. Человека судят не, потому что у него в штанах, а потому, что у него в голове.
— То есть ты мне хочешь сказать, что моя исповедь для тебя новостью не была, жалостливо произнёс Зырянов.
— Почему, кое-что я на заметку возьму для своей новой книги, но не больше. Мстить я ни кому не буду, ни тебе, ни Валере. О плохих сюжетах, думать не хочу, прошлое мною давно забыто.
— Эх, добрый ты человек Андреевич! Тогда наливай, выпьем за тебя. Мне теперь легче будет жить.
— Нет, ты пей один за кого хочешь, а мне нужно отлучиться в номер.
Господь покинул избушку, оставив Зырянова в одиночестве. Лиза лежала на спине на покрывале, закрыв лицо журналом мод. Почувствовав, что кто-то закрыл ей солнце, она открыла лицо и благожелательно ему улыбнулась. Он понял, что она всю исповедь мужа слышала.
— Я пойду в номер схожу, — сказал он ей. — Телефон надо взять, а то вдруг дочь позвонит.
— Подожди, я с тобой дойду, — встала она с покрывала. — Мне в дамскую комнату надо.
Тут из окошка показалась голова Зырянова.
— Дай мне вначале ещё бутылку коньяка и ножку индюшки, а потом катись куда, хочешь.
Она накидала с клеёнки ему закуски в пакет вместе с коньяком и просунула в окно.
— На, — зло сказала она, — смотри только не захлебнись.
Он грязно высказался ей в ответ и закрыл окно своей широкой спиной. Вернулись они через час, спины не было в окне. Лиза заглянула в дверной проём и отпрянула. Зырянов лежал мёртвый. Его левая рука сжимала голень индейки. На песчаном полу валялись две опустошённые бутылки от коньяка.
— Вот я и отмучилась, — произнесла Лиза.
Она не паниковала, но глаза у неё были неестественно увлажнены. Будто ей брызнули из баллончика какой-то жидкости. Смерть супруга восприняла спокойно и попросила у Господа, чтобы вызвал скорую и катафалк. Тело в дверной проём невозможно было вытащить. Тогда санитары опрокинули без труда избушку на бок и свободно положили труп в дерматиновый мешок. Всё было сделано оперативно и незаметно, что большинство отдыхающих, не узнало, что на пляже скончался один из основателей этой базы. А вот два художника Пэра находились рядом. Они у Господа поинтересовались, кто перегрелся на солнце. Он им скупо ответил и подошёл к вдове.
Лиза нервно теребила в руках свежий носовой платок. И по её виду, было, непонятно радуется она смерти супруга или скорбит. Господу она сказала:
— Я всё слышала, о чём вы говорили сегодня с ним. Наверное, он чувствовал, приближение своего конца. Он был искренен с тобой, потому что хотел с чистой душой, в рай попасть. Прости его?
— Лиза ты же слышала, я сказал обид ни на кого не держу. И в плохое прошлое я не ходок.
— Спасибо тебе! Там у тебя в номере гостинчик от русалки припасён, помяни Анатолия Михайловича. Только не с Ирой, а то она сзади прошивает тебя своим глазами. А мне сейчас надо помощь просить в Прибое, чтобы оказали содействие в похоронах, — скорбно произнесла она.
— Насчёт этого не переживай, я всё устрою. Его похоронят достойно, как персонального пенсионера компании.
Когда она уехала, Господа обуяла старая мучительная дума. Она его, в какой-то степени пугала, а когда окрыляла, то ему становилось стыдно. Отдавали богу душу люди, причинявшие ему даже мельчайшее зло.

Глава 26

  Смерть большого социального начальника не испортила выходной отдыхающим. День прошёл обычно, но танцы отменила Евгения Викторовна. Она вернулась на базу, узнав, от Господа о смерти Зырянова. Она была одета в тёмную блузку, на голове лёгкий чёрный шарф. Это было понятно, всё-таки покойный много лет был её начальником. Приехала она почему — то с Пэром, на своём мерседесе
— Ты как у неё в машине оказался? — спросил Господь у Пэра.
— Обыкновенно, она меня любезно попросила забрать с базы своих художников и дать им задание написать несколько траурных лент на венки. Я даже не знал, что наш отдел раньше занимался ритуальными вопросами. Она мне посоветовала плотно заняться этим доходным делом и даже направление дала более широкое, — открыть мастерскую первого класса по ритуалу.
— Если она советует, то прислушайся к ней. Меня лично это тема не волнует. Она мне чужда и неприятна. А с похоронами она торопится из-за того, что сегодня воскресение. Ритуальные услуги, наверное, не работают, а похороны завтра. А твоих художников я недавно видел. Они подходили к покойному.
Пэр покрутил головой и, убедившись, что рядом нет ушей, сказал:
— Я знаю, созванивался с ними, — кашлянул он в кулак. — Хорошо хоть Гуран отошёл от комы, а то бы быть двум похоронам в Прибое.
— Ты хочешь сказать, что у базы упадёт рейтинг оздоровления?
— Ты чего Андреевич, — впервые он его так назвал. — Очень плохо приходиться тем, кто к тебе расположен ядовито — горько. Вспомни, как погибли Октябрята, как умер Лобан.
— Это было так давно, — щёлкнул звонко языком Господь.
— Сегодня один нелицеприятный тебе человек кони двинул. Вчера, Гурана еле живого увезли отсюда, это разве не кара? — выдвинул свою версию Пэр.
— Я бы засмеялся от твоих слов, — сказал Господь. — Да боюсь, Женя увидит моё весёлое расположение духа. Сочтёт, что на меня самоудовлетворение нашло от радости. Положительные эмоции сегодня не ко двору, их нужно в себе держать. А на твои мозговые расклады, я тебе отвечу двумя словами, — стечение обстоятельств и возраст.
Пэр показал пальцем в небо:
— Там у тебя ангел мести, а ты мне про обстоятельства толкуешь. Подобная мясорубка просто так ни откуда не возьмётся, — гробовым голосом заключил он. — Я звонил Джамбулу, он тоже так считает и сегодня к тебе подъедет. Твой телефон я е ему скинул. Рад, что ты не скурвился, а остался прежним Господином и Господом. Как стемнеет, жди его, только в ресторан не ходи с ним. Хотя он и сам знает, что проявляться ему нельзя. Лучше в машине с ним пообщайся. А нас сейчас хозяйка попутно с собой в город заберёт. У неё там по похоронам организационной работы много.
Господу не очень хотелось встречаться с Женей и он, обойдя административный корпус, подождал на лавочке, когда Женя увезла Пэра вместе с художниками. После этого он удалился к себе в номер. Дверь была открыта, на столе стоял армянский коньяк и закуска к нему. Он ни к чему не притронулся, а завалился на кровать укрывшись полотенцем и незаметно уснул. Проснулся от трезвонящего телефона. Это был Джамбул. Господь накинул на себя рубашку и пошёл к шлагбауму, где он припарковался автомобиль. Из машины вылез не постаревший, но лысоватый скрюченный от ран его старый друг с молодости. Чтобы не причинить ему боль Господь обниманию предпочёл рукопожатие. Они неспеша прошли к ресторану под виноград и примостились на рядом стоящей лавочке.
— Обо мне ты всё знаешь, — сказал Господь. — Рассказывай, в первую очередь про свои тяготы, которые мы совестными усилиями постараемся или облегчить или устранить.
— Хорошо бы, — произнёс он ватным голосом. — Надоело скрываться от чертей. Но в первую очередь мне надо раны подлатать.
— С твоим здоровьем вопрос решаемый, — обнадёжил его Господь. — А Пэр и Хек нам помогут в этом.
— Как это так?
— Их хозяйка очень влиятельная дама. Вчера она банкет устраивала медикам. Свои семейные врачи у неё есть. Ребятам я подскажу, как к ней подъехать. А сейчас тебе нужно сменить укрытие. Времянка — это антисанитария, ни ванны, ни другого комфорта. Будешь жить у меня в хорошей квартире один. Я пока оседлал базу, дома редко бываю. И ещё мой водитель проверяет квартиру и иногда дочь меня навещает. Я её предупрежу, что ты за гость. Я о тебе ей рассказывал, когда материалы для книги собирал.
— А родители твои, где, они же вспомнят меня обязательно.
— Ты их не увидишь, они далеко отсюда в станице Каштан живут. У них там не дом, а целая усадьба. Птицу содержат, да садоводством занимаются. Так что насчёт их не беспокойся, да и вряд ли они тебя вспомнят. Они видели тебя в последний раз, когда мы в школе учились.
— Квартира, это будет просто чудесно, — одухотворённо заявил Джамбул. — У меня есть большие деньги, и я тебя отблагодарю, как друга.
— Прекрати, кто тебе поможет, если не я, — нахмурился Господь. — Сегодня Пэр мне версию свою выдал, якобы все, кто мне гадости по жизни творил, червей ныне кормят. Друзья же мои будут иметь эффект обратный.
— Я в курсе и во многом согласен с ним, — просто так на земле ничего не бывает.
По асфальту рядом с лавкой воркуя, клевали крошки голуби. Он посмотрел на птиц и схватился за голову:
— Погодите, я вам сейчас крошек дам.
Из машины он достал целлофановый пакет и высыпал всё содержимое голубям.
— Диетических лепёшек мне Хек приготовил, вот это остатки от его кулинарии остались.
Птицы, сгрудившись, накинулись на корм. Тех голубей, которых стая вытесняла, они взлетали и садились на плечи Господу.
— Они тебя знают, — изумлённо спросил Джамбул, смотря на плечи Господа.
— Так же, как и тебя, — усмехнулся Господь. — Я сам поражён птичьим расположением к себе. Со мной такое впервые.
Господь вытянул руку и два голубя переместились на неё.
— Вот тебе и ответ на версию Пэра, — сказал Джамбул. — На плохого человека птица не сядет, только нагадить на голову может.
— Прикормила кухня здесь голубей, вот они и не бояться людей, — объяснил Господь.
Он согнал с руки голубей и попросил рассказать, что случилось с Джамбулом вдали от родных мест.
— История моя до банальности девяностых годов, хотя это случилось не так давно, — начал он. — Меня, когда оправдали тогда, я уехал в Монголию в город Дархан. Думал, там пристроюсь на хорошую работу, по своему профилю. Но не так это просто оказалось. Работал я там, на новом металлургическом заводе подручным кузнеца четыре года. И как-то в кузницу зашёл русский водитель, хомуты заказать. Мы с ним разговорились, и он меня позвал в Красноярск на алюминиевый завод. Хороший мужик, звали Гена. Правда, бывший участковый. Но меня это не смутило.
— И ты, конечно, согласился, — оборвал Джамбула Господь. — Нашёл бы там монголку в пустыне, и клепали бы там потомков Мамая. Джамбул не принял всерьёз реплику друга и продолжил:
— Жену я себе нашёл, но только в Красноярске. С заводом не всё так просто было. Вредность там большая, и тем более далековато, от места, где мне Гена помог найти конуру в девять квадратных метров. Устроился грузчиком в один магазин. Позже сошёлся с продавщицей Шурой из этого магазина. Ничего женщина, но только у неё дочка вредная до ужаса. Утром залезет с телефоном в туалет и играет целый час. Хоть в штаны делай, ни за что не пустит. Семь лет я с Шурой прожил, пока со мной не случился несчастный случай.
— Ты вроде по жизни при любых случаях предупредительный товарищ был, — недоверчиво покачал головой Господь. — Обойти любой котлован мог.
— Не отвлекай меня Господь, слушай дальше. Иду я как-то по лесопарку утром на работу, а мне навстречу женщина со здоровым кобелём и без намордника, но на поводке. Проходя рядом со мной, этот волкодав бросается в мою сторону. Я отпрянул и этой фифе посоветовал дистанцию держать. Она сука, как развопилась: — «собака тебя не укусила, она ласки просила». Я её конечно вежливо с перчиком перекрестил и пошёл дальше. Иду и чувствую удар в ребро, пролетающий мимо меня велосипедист и звук падающего предмета на асфальт. Я не понял вначале ничего, но, когда нагнулся, увидал нож на дороге. Я его подобрал и положил в карман. Пока до работы шёл, чувствовал, как бок сочится. В общем, рана не смертельная была, но неприятная до безобразия. И задался я целью найти этого чека и строго наказать.
— Ищи женщину, как говорил комиссар Мегре, — подсказал Господь.
— Я с этого и начал, — продолжил Джамбул. — Там в лесопарке много собачников гуляет, и я узнал, чей это волкодав был. Это была семья по фамилии Минаевы. Она была хозяйкой чайной, а муж её имел свой деревообрабатывающий заводик в таёжном посёлке. Я попросил Гену вспомнить прошлую работу и навести всё об этой семье. Она в прошлом работала на приёмке пункта макулатуры, принадлежавшего родному брату её мужа. А когда её супруг приобрёл себе завод, то она бросила работу и стала заниматься воспитанием дочки и собаки. Да, а её деверь по кличке Мина был осуждён на десять лет за убийство. В Красноярске он пользовался среди бандитов авторитетом.
— Плевать на этого авторитета, — не выдержал Господь. — Давай ближе к делу или хочешь, я тебе доскажу развязку.
— Пэр говорит, ты книги пишешь, должен уметь выслушивать рассказчика, — укорил его Джамбул, — тем более старого друга.
— Я совсем не хотел тебя обидеть, — сменил интонацию Господь, — просто хотел проверить свою прозорливость. Поэтому я пойду на опережение и продолжу твою сибирскую судьбу.
— Хорошо, давай я тебя послушаю, — заинтересовался Джамбул. — Дальше, Гена одел свою, старую форму и вы пошли трясти древесного заводчика, где он обделался, от испуга, что ему, как и его брату горит червонец. Он тебе передал все бумаги на завод, и ты поехал в тайгу жить и работать.
— Ты что телепат? — вздрогнул Джамбул от удивления.
— Нет, конечно, — отмёл Господь предположение друга. — Всего лишь умение логически мыслить.
— Тогда слушай продолжение, — взволнованно сказал Джамбул. — Я прожил счастливо и безмятежно несколько лет в большом леспромхозовском посёлке. Мой лес был востребован везде, не только в России, но и за рубежом. В общем, жил как король, и один чеченец по имени Султан постоянно упрашивал меня продать ему завод. Я был в раздумье, хотелось из тайги поддаться в цивилизацию. С Геной хотел посоветоваться, а его телефон не отвечает. В Красноярск поехал узнать, что да где? Его жена говорит, как в воду канул. Я её спрашиваю, может он опять в Монголию укатил? Она отрицает; говорит, что вечером к нему приехала машина дорогая, в которую он сел в домашних тапочках и не возвращается уже целую неделю. Недобрые предположения нахлынули на меня, а сердце начало бешено биться. Да ещё до меня дошёл слух, что освободился Мина, отсидев десять лет. Я вернулся в посёлок и пообещал Султану в ближайшее время переписать завод, за небольшую сумму. Он согласился с моими условиями без всякого торга. Деньги готов был отдать сразу без всяких проволочек. И предчувствие моё, как, оказалось, было не напрасным явлением. Я всё просчитал и готовился к встрече. Оказывается, то, что освободился, Мина, был не слух, а правда. Вот эти два брата на джипе вдвоём ко мне и нагрянули, но не на завод, а в дом, чтобы свидетелей не было. Их требование было одно: переписать завод на них и выплатить им солидную контрибуцию за время пользования заводом. Твари приехали с оружием, но я их в два счёта спеленал и спустил в подпол. На следующий день, с Султаном порешал все дела и на джипе братьев уехал к Гениной жене, дав ей, ориентир, где находятся убийцы её мужа. Я предполагал, менты ими займутся, и я выиграю время. Но здесь я просчитался. Без трупа думаю им никто не предъявит обвинения. И тут я был прав. Они нашли меня здесь, не братья, а их отморозки. На проспекте Чекистов в меня выстрелили два раза. А недавно я звонил Гениной жене, и она подтвердила мои опасения. Труп Гены до сих пор не найден. Поэтому братья на свободе. А значит и моя жизнь в опасности.
— Согласен, с тобой, — выслушав до конца друга, констатировал Господь. — Здесь пахнет девяностыми годами И у меня из бравой среды нет ни одного знакомого, да и не было кроме тебя и Хека круче. Но будем что-то предпринимать.
— Ты понимаешь, эти братья считают свою дамочку с собачкой правой и что нож я в бок получила от её рыцаря справедливо. Вот если бы я был укушен, то и разговор был другой. Я им толкую собака без намордника, что молния в поле. Ударить любого может.
— Всё правильно ты говоришь, и я с тобой полностью согласен, — внятно сказал Господь. — Ты же завод получил на законных основаниях без рейдера. Значит, на тебя наехали печенеги, а они давно все истреблены. Тебе нужно найти влиятельного вора, который мазу за тебя поддержит.
— У меня нет сейчас никакого, — расстроился Джамбул, — всё моё бывшее знакомство лежит на кладбище. Девяностые года много ярких жизней отобрало.
— Ладно, не бери в голову. А пока не забыл, запиши адрес, где обитаешь. Завтра из дома не уходи. За тобой заедет мой водитель Малик, перевезёт тебя ко мне. И ты ему обрисуй всю картину. Он родом из Грозного, чем чёрт не шутит, может он, знает твоего Султана. От него плясать и будем. Отправим его по воздуху в Сибирь, он там всё прозондирует.
— У меня нет телефона Султана, — отрешённо проговорил Джамбул.
— Мы знаем, где его искать, — подбодрил друга Господь. — А сейчас если хочешь коньяку, пошли ко мне в номер, а нет, то поезжай к себе и сиди там тихо.
— Нет, я поеду к себе, — отказался Джамбул. — Буду собираться, и верну завтра Пэру Ниву.
— Он занимается похоронами, — сообщил Господь. — Созвонишься с ним.
Они простились. Господь ушёл к себе в номер, когда зад Нивы скрылся за поворотом.

Глава 27


  После похорон Зырянова, события с Джамбулом стали развиваться быстро и благожелательно, что внесло относительное спокойствие в душу Господа и его окружения. Евгения нашла опытного хирурга Хеку, и тот привёл его в квартиру Господа, где отсиживался Джамбул. Раны были не серьёзные, но доставляли дискомфорт и определённую боль во время движения.
Своего водителя Малика Господь по навигации Джамбула отправил самолётом в Сибирь на встречу с Султаном в таёжный посёлок. Назад Малик вернулся с новостями, которые Джамбула и радовали, и огорчали. В одном из заброшенных лесных посёлках было найдено тело Геннадия — это огорчало. Братья Минаевы были арестованы по подозрению в убийстве — это радовало.
Джамбул тут же переправил жене Геннадия крупную сумму денег. Он понимал, что чёрная полоса его жизни прошла, и стал вечерами выходить на прогулку. Поправился и Гуран, но после больницы вместе с Женей он на месяц укатил в Германию лечить свой диабет в знаменитой клинике. А в первую пятницу августа Господь попросил, Ирину поселить в административный корпус Джамбула. Это был номер, где последний раз жил Зырянов с женой Лизой.
— Пускай заезжает, — сказала она. — После смерти Анатолия Михайловича, этот номер стал проклятым. Никто не хочет из бояр жить в нём. А людей со стороны хозяйка запрещает мне селить в этот корпус. Так что, если она на меня наедет, я сошлюсь на вас.
— Хорошо, — согласился он с ней. — Кстати обрати на него внимания. Холостой, спортивный и благородный, чего ещё нужно красивой женщине.
Она покрутила головой, заглянула в окно.
— Где ваш новосёл?
— Он сейчас подойдёт, забежал в буфет за водой. Ключи от номера можешь мне отдать.
— Похоже, хороший знакомый, если так хлопочете о нём?
— Очень даже хороший! Лови момент, а то он пару недель поживёт и упорхнёт отсюда.
— Не надо меня сватать, — ответила она. — Если бы вместо него были вы, я бы без промедления бросилась к вам на грудь. Всё лето мужчина живёт у меня в соседях, я от него и слова плохого не слышала, только доброжелательные взгляды на себе его ловлю. Вот такой мне муж нужен!
— Это желание каждой нормальной женщины, — дружелюбно посмотрел он на неё.
— Значит я нормальная, а мне категорически запрещено входить в вашу комнату, — надула она губы.
— Не обращай внимания, — успокоил он её. — Женя всего-навсего моя кума и ты взрослая женщина, не давай себя держать за горло. К тому же она в данный момент в Германии вместе с мужем и думаю, до нашего профессионального праздника они вряд ли вернутся.
Она ничего ему н ответила, только отдала в руки ключи от второго номера. В это время за окном показалась бейсболка Джамбула.
— И всё-таки присмотрись к новому гостю, — посоветовал он ей и пошёл встречать друга.
Джамбул поставил две двухлитровых бутылки минеральной воды, и осмотрел номер:
— Ничего строители живут, — оценил он номер. — Здесь и зимой можно жить.
Господь подошёл к окошку и, отдёрнув штору и сказал:
— А и живут. У второго корпуса мини котельная стоит, — посмотри.
— Мне зимой не жить здесь, — бодро сказал Джамбул. — Перекантуюсь пару недель, подышу морским воздухом и буду думать о работе. Раны зарубцевались окончательно, теперь можно включать скорость. Хочу рекламное агентство зарегистрировать.
— Их знаешь в городе сколько, — не счесть, — сразу отбил ему охоту Господь. — С твоими деньгами лучше пекарню или пельменную открыть. Кушать всегда и всем хочется. Здесь пролёта точно не будет и никогда не прогоришь. Джамбул задумался, потом достал телефон с калькулятором, что-то подсчитал и сказал:
— Ты знаешь, наверное, я тебя послушаю, но мне нужен напарник, а лучше хорошая напарница. Одному мне будет, сложно справится. Ни Пэра, ни Хека, я дёргать не буду, они довольны своей работой. Хотя Хек бы мне ко двору пришёлся. Он же бесподобный кулинар, но у него в ресторане золотое дно. Пока его хозяйка в куражах он от неё никуда не уйдёт.
В этот вечер на служебном автобусе Прибоя, который доставляет и увозит строителей, приехала на выходные Лиза Зырянова. Она пошла, к Ирине, надеясь занять привычный, ей номер мужа. Но Ирина вежливо ей отказала, сославшись, что номер занят и предложила ей четырёхместную комнату в другом корпусе.
— Нет, тот барак не для меня, — возмутилась Лиза, — я лучше сейчас с рабочими назад домой уеду.
— Как хотите, — уныло ответила Ира, — но лучшего я вам предложить не могу. Если вы только переговорите с Георгием Андреевичем, — осенило её. — В вашем номере проживает его друг. И помимо кроватей в номерах есть диваны. Пару дней они поживут в одном номере, а вы в своём отдохнёте.
Лиза, услышав о Петухове, дальше слушать управляющую не стала. Она вылетела из кабинета и дёрнула дверь под знакомым номером один. К счастью, вход была доступен, она вошла вглубь номера и увидела сидевшего за кроссвордом Господа. Он очень удивился, увидев знакомую вдову:
— Лиза ты как здесь? — только успел он спросить.
— Приехала на твоём автобусе, вот как! — опустила она сумку на пол. — А ты думал, я ещё скорблю по Зырянову? Нет, как сорок дней прошло, так про все ритуальные законы я забыла. Приехала на выходные отдохнуть, а номер занят. Может, ты меня у себя приютишь?
Это предложение было для него неожиданным. И он бы не против такого варианта, выходные провести с Лизой. Но тут его осенило и он решил осчастливить двух одиноких людей. «Неплохо будет если Джамбул и Лиза проникнутся симпатией друг к другу, — пронеслось у него в мозгу. — Для жизни она мне не подойдёт, у нас с ней разный уровень интеллекта. А этот факт очень важен для стариков, какими мы вскоре будем».
Он встал из-за стола, выключил телевизор, затем галантно усадил её на диван.
— Лиза, ты можешь и в свой номер перебраться прямо сейчас, если хочешь, — присел он напротив её на плетёное кресло. — Там мой друг устроился, познакомишься с ним. Если он тебе не по вкусу придётся, останешься у меня. А если понравится, то забирай его навечно со всеми потрохами. Он очень богат и холост.
— Я сама любого мужика обогащу, — гордо выдала она. — Анатолий Михайлович позаботился о моей безбедной жизни. И дом, и самовар, и вклады пузатые оставил. А где же этот будущий мой суженный? — игриво забегали её глазки.
— Он на море пошёл искупаться, сейчас придёт.
Господь отставил стул и открыл холодильник. На столе оказалась бутылка коньяка, оставленная когда-то Лизой, вино Совиньон и лёгкая закуска.
— Нормально ты встречаешь любовницу июня, — заиграла она глазками.
— Только при друге подобные воспоминания не озвучивай, — предупредил он её. — Он мужчина серьёзный и твоего юмора может не понять.
— Если он Иван Грозный, то лучше меня с ним не знакомь.
В дверь постучала Ирина и, не спрашивая разрешения, вошла в номер. Посмотрев на стол, ревностно произнесла:
— Вот это я понимаю радушие, — она перевела взгляд со стола на Господа.
— Георгий Андреевич, а где же ваш сосед? Я его так и не видела. Скажите ему, чтобы он свой паспорт мне занес. А то не дай бог хозяйка завтра покажется.
— Об этом можешь не беспокоиться. Меня о своём приезде она бы всегда известила. А Джамбул паспорт сейчас занесёт. Он на море пошёл, скоро будет.
Ирина, услышав, что друг Господа сейчас придёт, уходить не торопилась. Мало того села на диван рядом с Лизой. Но долго сидеть ей не пришлось. С полотенцем на шее в одних плавках пробежал мимо окон Джамбул.
— Вот и он появился на горизонте, — кивнул Господь Ирине. — Идите к нему, а то сейчас опять убежит. Ему годков, как и мне, но он резвый как твой цирковой конь в прошлом.
Увидев дверь Господа открытой Джамбул, завернул к нему в номер. И не смутил своим видом дамочек. К такому пляжному имиджу они были привычные, особенно Ирина.
— Ого, да у тебя гости, — встал он как вкопанный. — Пойду хоть джинсы одену.
— Постой, — остановил его Господь. — Пока ты на море был, я решил аукцион устроить девочкам. Ты лот с цифрой два, потому что на твоей двери такой номерок висит. А это покупатели, — кивнул он на женщин. — Кто больше мне за тебя денежек отвалит, та и будет твоей невестой. А одна дама, любящая не только лошадей, а и статных дядей, вроде тебя, та немедленно желает быть твоей женой. Требует твой документ для регистрации.
Джамбул принял его юмор, оценивающее осмотрел женщин, улыбнулся.
— Здравствуйте, — посмотрел он на женщин привлекательной внешности. — Не обращайте внимания гражданочки, это Георгий Андреевич так хохмит ещё с юности. А удостоверение личности я мигом принесу.
За одну минуту он обернулся с паспортом и, пробежав глазами по лицам обеих женщин, спросил:
— Кому вручить своё второе Я?
Ира встала с дивана, как оказалось, она была по плечо Джамбулу. С восхищением посмотрела на мужчину в плавках и командным голосом произнесла:
— Следуйте за мной.
— Прямо так, в плавках?
— Меня ваш вид не смущает, — сказала она. — Разве что раны на теле свежие пугают. А плавками и купальниками здесь никого не напугаешь. Это обычная сезонная униформа.
Когда они покинули комнату, Господь спросил у Лизы:
— Что скажешь?
— Ничего, а вот показать, покажу, — и она подняла вверх большой палец правой руки. — Аполлон!
— Всё ясно, — улыбнулся он. — Твой поднятый перст ушёл в производство. Джамбул вот-вот вернётся, и мы сядем за стол, отметим твой приезд и ваше знакомство. Затем я попрошу его твою сумку занести в соседнюю комнату, где он проживает. Потом вы отправитесь к морю, любоваться пенистыми волнами. Далее, он тебя поведёт в ресторан на романтический ужин. И конечно финал сегодняшнего дня вы проведёте в соседнем номере на огромной кровати для обоюдных ласок.
Лиза залилась задорным смехом:
— Ну, ты сват Господь, да тебе не строителем надо быть, а открывать своё брачное агентство. Отбою не будет.
— Самому вначале нужно жениться, а потом о брачном бюро думать, — изобразил он серьёзное лицо.
— Здесь столько отдыхающих, неужели зазнобу себе не нашёл?
— Дорогая мадам, я здесь поставлен, не жизнь прожигать, а руководить строительством важного объекта.
Их разговор прервал Джамбул. Он был уже одет в джинсы и рубашку — поло.
— Формальность нужно было этой Ирине соблюсти, — сказал он. — Взять мои данные паспорта.
— Как бы чай не так, формальность, — нервно подёргивая плечами, заявила Лиза. — Самый настоящий выпендрёж при Георгии Андреевиче. Она же знает, что он находится на самой дружеской ноге с семьёй Гурана, вот и забросила удочку на будущее. Чтобы при случае о ней словечко замолвили, — Ирина, мол, исполнительная, обязательная и вообще может быть неплохим руководителем.
— А что это действительно так и есть? — спросил Джамбул.
— Я мало её знаю, но если я так сказала, то значит, эти замечательные качества в ней имеются. Просто мы женщины бываем разные, одни думают и говорят, а другие только думают и молчат. Я отношусь к первой категории.
— А высшая женская категория существует? — заинтересовался Джамбул у словоохотливой женщины.
— Есть, но они в думе сидят, а если отдыхают, то на Майями или в Ницце.
Господь с Джамбулом переглянулись между собой, но ничего ей не возразили.
— А ещё она милашка, эта Ирина, и была когда-то артисткой цирка.
— Ты Елизавета если будешь так рекламировать свою конкурентку никогда замуж не выйдешь, — остерёг Лизу Господь и посмотрел, как улыбается его друг.
— Ой, и правда, что это я, — опомнилась она. — Но Ирина на самом деле хорошая девочка.
— Сорок пять лет этой девочке, — внёс ясность Господь. — А ещё у низкорослых женщин имеется склонность к злобным поступкам, — обратился он к Джамбулу. — Их главным жёстким аргументом в семейной жизни являются, сковорода, утюг, скалка. А из мягких аргументов подушка и выбивалка для ковров.
Затем он подошёл к Лизе и, взяв её за руки, поднял с дивана. Потом повернул её лицом к другу и величаво произнёс:
— Рекомендую, зовут просто Лиза, обладательница точёных ног тридцать седьмого размера, бархатной души, шёлковых волос, серебряного голоса ну и конечно яркого лица, которому реклама не нужна. Если она возьмёт в руки утюг или сковороду, то только по назначению, — гладить, жарить, парить.
При этом Господь то и дело незаметно показывал Джамбулу на сумку Лизы с вещами.
Лиза так заразительно рассмеялась, что прохожие с улицы стали заглядывать в окна.
— Всё я согласен, — понял Джамбул маяки друга и, схватив сумку Лизы, понёс её в свой номер.
— Ты точно талант, тебе бы в шоу выступать, — заметила Лиза, когда они остались одни. — За десять минут взял и почти влюбил меня в незнакомого человека.
— Получился обоюдный эффект, ты его тоже сразила своей красотой. Поверь мне я с его вкусами и привычками хорошо знаком с юных лет.
Когда Джамбул вернулся, они сели за стол, посидели немного и Господь проводил будущую супружескую чету в свободное плавание.
Уже стало смеркаться, уснуть мешала громко звучащая музыка с танцевальной площадки. Он встал с кровати, оделся и хотел пройти до бара выпить медового коктейля, но в дверях столкнулся с Ириной. В руках у неё было чистое бельё.
— А я к вам, — робко произнесла она. — Вспомнила, ваш же друг будет спать на диване, вот постель ему принесла.
— Думаю, постель ему уже сегодня вряд ли понадобится, — извиняющимся голосом, проговорил он. — Вы Ирина допустили роковую ошибку. — Он заглянул в вестибюль, и, убедившись, что там никого нет, продолжил: — У вас паспорт Джамбула был в руках, приложила бы к нему свой и в загс. А Лиза проворнее вас оказалась, схватила его под руку и пошли они морем любоваться. И эта прогулка думаю, приведёт их к скорому бракосочетанию.
— Она же мужа только похоронила, как же так? — растерянно произнесла Ирина. — Ведь это большой грех для христиан.
Он критически посмотрел на неё, но ничего не ответил. А просто взял её за локоть и провёл к хлебосольному столу. Она села на стул. Положила постельное бельё на колени и, осмотрев убранство стола, сказала:
— Вы так на меня посмотрели, будто я не права.
— Я считаю, что женщина должна поступать так как считает правильным. К тому же сорок дней прошло, а значит, вдова стала свободной невестой. Народ любит осуждать, то, чего сам никогда не испытывал. Даже через пять лет, если Лиза выйдет замуж, всё равно её заклеймят негативом. А сейчас давайте с вами выпьем.
— Ой, мне завтра с утра селить тренерский состав из школы Олимпийского резерва, — притворно отказывалась она. — Просплю ещё, разговоров не оберёшься.
Он налил в стопки коньяк и поставил перед ней тарелку с виноградом.
— Не бойтесь, я вас разбужу.
Она от удивления открыла рот и произнесла:
— Правда?
Вместо ответа он сунул ей в руку коньяк. Они выпили, закусили. Потом ещё выпили, а затем он выключил телевизор.
Он проснулся в пять тридцать утра от яркого солнца. Головка Ирины находилась у него под мышкой. Она мирно посапывала и была похожа на школьницу.
— Хорошая ты Ирина, — подумал он, — но не для меня. Мне бы такую женщину, как моя кума Женя.
Он пошёл в ванную. Когда вернулся, она уже была одета в свой халат и прятала от Георгия своё личико. Он не стал напрягать её разговорами, а только спросил:
— Кофе попьём?
— Я пойду к себе полежу в ванной и там попью, но не кофе, а чаю. После чего она подошла к нему и, подтянувшись на носках, неловко поцеловала его в губы и прошептала:
— Спасибо!
После её ухода он включил телевизор и лёг на диван. Незаметно уснул, но сквозь сон слышал, как заселялись тренера. В одиннадцать часов к нему зашли Джамбул и Лиза. Он осмотрел их и понял, что эта парочка снаряжена с вещами на отъезд.
— Ничего не спрашивай, — сказал Джамбул. — Хочу только сказать, что просто Лиза оказалась удивительной женщиной, и мы уезжаем к ней.
Лиза в это время счастливо озаряла своей улыбкой номер. Она, сделав два шага, оказалась вблизи Джамбула. Поцеловала его в щёку и медовым голосом произнесла:
— Господь спасибо тебе! Ты мне счастье подарил! Твоими волшебным молитвами и движениями я вступаю в новую жизнь!
— Хорошенькое субботнее начало у вас и у меня, — сказал он им на прощание, — Два поцелуя и две благодарности уже имею. Знак довольно-таки многообещающий для выходного дня.

Глава 28

  Он проводил их до такси. Солнце припекало так, что за каких-то пять минут Господь, потом изошёл.
— Чем заниматься сейчас будешь, — спросил Джамбул.
— У меня отделочников здесь 120 человек работает. — Он кивнул на три стоявших около ворот Икаруса. — Вот их транспорт, а ещё 25 человек здесь живут на время работ, но это в основном молодёжь. Схожу на гостиницу, посмотрю, что там делается. Хотя знаю, что там всё нормально.
— Откуда знаешь?
— Был бы сбой ритма или другие серьёзные проблемы возникли, мне бы или позвонили или прибежали в номер. А видишь, если я с вами здесь стою, то на стройке тишина, как на море, — он кивнул спокойное и ровное, словно стекло море.
— Я тебе вечером позвоню, — сказал Джамбул и сел в такси.
Лиза уже сидела на заднем сиденье. Через полуоткрытое окно она послала Георгию несколько воздушных поцелуев и помахала ручкой. Господь посмотрел на многочисленную публику на пляже, решая, что делать ему или идти на пляж или спрятаться от солнца в номере. Ноги сами его повели к корпусу. В номере у себя он обнаружил Ирину. Она сменила и заправила ему постель. На столе было приведено всё в порядок, мусор и объедки были сложены в пакет. На разносе стоял красивый непонятно с чем салат, сметана и кофе с молоком.
— Обычно этим раньше горничная занималась, — подумал он. — Неужели Ирина рассчитывает на что-то? Конечно, я её отвергать напрямую не буду, зачем обижать девочку. Но деликатно объясню, что перспектив у неё со мной не может быть никаких.
— Ира, а завтрак зачем? Вы, что не знаете, ведь я здесь по милости Евгении Викторовны, на полном пансионе включая и спиртные напитки.
— Я знаю, — смутилась она. — Приготовила сегодня Берлинский салат с ветчиной и брынзой, да очень много. Решила вас угостить.
— Спасибо, конечно, но впредь будь осторожней. Не попадись со своим пре усердным вниманием на глаза своим недоброжелателям. Ты же знаешь, как ревностно относится моя кума, когда видит, рядом со мной женщин.
— Думаете, она уберёт меня, — пряча глаза, спросила она.
— Именно сейчас нет, — заверил он. — Такой расправы я ей не позволю допустить над вами. А вот последующее недоверие к своей работе вы получите от неё. А эта позиция будет шаткой для вас. Так что советую вам милая Ирочка избранника себе искать из отдыхающих. Поле деятельности у тебя огромное. Даже сегодня смотрите, какие мужчины спортивные заселились в нашу базу. Наверное, все комнаты заняли?
— Да, кроме номера Гурана. Его я никогда и ни при каких обстоятельствах никому не даю. А вот среди новых жильцов в нашем корпусе нет ни одного мужчины. Они все во втором корпусе заселены.
В это время ей позвонили на телефон. Она отвечала, только да, хорошо, будет сделано и последнее слово она произнесла — «ЗДЕСЬ». Ира отключила телефон. Её лицо покрылось испариной. Она прильнула к его груди головой, и вздрагивающим голосом спросила:
— Вы знали, что они приехали из Германии вчера?
— Это что она вам звонила? — удивился он. — Нет, конечно, если бы я знал, то спал сегодня ночью один. Зачем мне подставлять красивую и добрую женщину.
— Ваше предостережение, которое я услышала три минуты назад, лишний раз доказывает, что вы не ординарный человек. Я понимаю, вы оберегаете меня, но мне, почему страшно стало находиться в данный момент рядом с вами. У нас в цирке работал Искандер Гольданский — артист оригинального жанра. Вы сию минуту его мне напомнили. Простите, я пойду, скажу горничной, чтобы номер Гурана подготовили. Через час они будут здесь, — она пошла к выходу, но обернулась и с грустью произнесла:
— Хозяйка спросила на месте ли вы? Я ответила — здесь.
Она покинула его, и настала очередь удивляться Господу.
— Это невероятно, — стал он рассуждать вслух. — Я не думал ничего о Жене, а только предостерёг Ирину, и она тут же проявилась. Кажется, я начинаю себя бояться. Тут уже стечением обстоятельств не пахнет, здесь попахивает очевидным и невероятным диагнозом. Пора и подлечиться от такого загадочного заболевания.
Он выпил полстакана коньяка и закусил салатом от Иры. Затем надел на голову строительную каску и пошёл на объект, но дойти до него не удалось. В дверях столкнулся с Гураном и Женей. Они дружелюбно обменялись рукопожатиями. Женя поцеловала Господа в щёку и вручила ему парфюм из Германии и шикарную сорочку.
— Давай Георгий через двадцать минут ко мне заходи, — сказал Гуран. — Посидим за чайком, обрисуешь мне всю текучку.
— А чай будет с лимоном и шоколадом, — подмигнула из-за спины Женя. — Я, конечно, зайду, но на моих объектах, как ты сам прекрасно знаешь, всегда порядок и опережение графика. И ни о каких огрехах не может быть и речи. Всё проходит как по маслу. Приступили к работе плотники и через неделю буду делать заявку ещё на одну транспортную единицу. Тремя автобусами я не управлюсь.
— Нашёл проблему, — выразительно пропищал Гуран. — Да тебе хоть десять автобусов выделю, лишь бы в срок объект сдал.
Улыбка не сходила с лица Евгении, и Господь это хорошо видит, но ни один мускул на его лице не отвечает ей взаимностью.
— К нам придёшь в новой сорочке, — сказала она ему. — Если она тебе подойдёт по всем параметрам, я порадуюсь и за тебя, и за себя.
— Видишь, какая моя Женечка, — гордо сказал Гуран. — Она ко всем людям эмпатична, а куму своему всё цело отдаёт себя. Бегала по всему Франкфурту, искала тебе подарок.
— Я это обязательно оценю, — улыбнулся Господь и ушёл примерять сорочку.
Сорочка была шикарная и главное по его размеру. Так уж заведено было, что чета Гуранов всегда делали подарки своим кумовьям, независимо, откуда они были привезены из Германии, Англии или из Семёнова — край матрёшек. Подарки были безупречные и вносили только позитив в отношении двух семей. И он, не настраивая себя на афронт, пошёл в новой сорочке в гости к своим церковным родственникам. Хотя в подсознании у него витала мысль, что ссоры в любом случае не миновать. С некоторых пор для Гурана любая ссора была, ритуалом и проходила, как хоккейный матч на эмоциональном подъёме. Но Георгий в свойственной ему манере всегда показывал свою невозмутимость, хотя внутри у него всё бушевало, и Гуран это тонко чувствовал.
Он зашёл к ним, когда стол был уже накрыт. В первую очередь Женя похвалила себя за удачную покупку, которая хорошо смотрелась на куме.
— Себе такую сорочку, хотел купить, — сказал Гуран, — да моего размера не было именно такой расцветки. А были, такие как в Бухенвальде одевали пленных. Правда, качества высшего. А с другой стороны, мне тряпки не к чему, в любой день могу крякнуть.
— Сколько я тебя знаю Валера, столько ты и крякаешь, — поддел его Господь. — Пора бы уж в селезня превратится, а ты в нормальном человеческом обличии находишься. Правда, иногда скрипишь.
Гуран поставил стул гостю и указал взглядом куму, чтобы он присаживался. Господь осмотрел стол и, увидав на столе виски и бутылку вина Совиньон спросил:
— А с кем я пить буду?
— С нами, — отрезал Гуран. — Я немного испробую виски, а Женя выпьет вина.
— Не боишься, — осуждающе посмотрел на Гурана Господь.
— Нет, бояться уже не к чему, надоело. Чему быть тому не миновать. Самоё главное за Женей присматривай, от неправильных шагов. Оберегай её от моих дьявольских подчинённых. И вообще будь её опекуном по жизни. Я тебя им назначаю. Женя посмотрела на Господа, будто она королева, и заявила:
— Вот так Георгий, напросился на завидную должность. Можешь приступать к своим обязанностям с сегодняшнего дня.
Он хотел ей возразить, но она и слова не дала ему сказать.
— А что ты думаешь, я тебе просто так подарки привожу из-за границы.
Он не мог понять шутят они или нет, но на заметку слова Гуранов взял. И бросив на Женю короткий взгляд, произнёс:
— Сиротой ты Женя не останешься, это точно. Если что я на ноги подниму весь твой бывший социальный отдел, — пошутил он. — А может, даже мощный камуфлет произведу. Чтобы тебя ублажить, тем чего ты хочешь. А тебе Валера желаю всё-таки долгой и безмятежной жизни.
— Видишь, дочка, — засмеялся Гуран. — Я сказал, что он не побоится ответственности за тебя перед богом нести. Ишь, ты, какой добряк, жизни мне долгой пожелал. Я тебе Гера вот что скажу, все мои приближённые только и ждут моей смерти. Я же чувствую, что засиделся в Прибое, но как бы они не хотели, я до последнего буду держаться. А они все лицемеры, мне противно на них смотреть. В этом году я намеренно, не отмечаю день строителя. Хватит их откармливать в своём ресторане. Вчера только и названивали, праздновать будем день строителя. А мне надоело смотреть на их рожи. А то костюмы импортные на себя напялят, и корчат из себя небожителей.
— Я никого из нашего руководящего аппарата не видел на базе ни вчера, ни сегодня, — заметил Господь.
— Ясное дело, — пропищал зловеще Гуран. — Они все надеялись, что я в ресторане Гавань буду обмывать свой приезд и день строителя. Вот им — Гуран показал толстую дулю. — Мы с тобой Гера хоть и ругаемся, но искренне и по делу, а те паршивцы, в глаза смотрят заискивающе, а за глаза на меня помои льют. От одного я избавился политикана и с другими разберусь. Платформу от нечестивцев очищу, — он перевёл взгляд на Женю. — А ты дочка тоже за кумом посматривай и напоминай ему, чтобы он оком своим по сторонам не водил. Ничего путного он там не увидит. А сейчас давайте поднимем наши рюмки за физкультурников, а завтра выпьем за строителей.
Господь встал из-за стола и задёрнул штору на окне. Тем самым перекрыв любопытным прохожим обзор номера, затем подошёл к своему месту и сказал:
— Я как вы знаете, в прошлом был спортсменом, — поднял рюмку Господь. — Поэтому поддержу тебя Валера. А вообще-то, я думаю, что когда-нибудь эти два соседних праздника объединят в один. Сейчас модно стало всё оптимизировать, дойдут и до календаря.
Они выпили, после чего Гуран, выдвинул свою праздничную версию:
— Я допускаю такое, ещё день железнодорожника к нам приплюсуют.
— Вы забыли, что август богат на церковные праздники, — напомнила Женя. — Православные справляют медовый, яблочный и ореховый Спас. Кроме того, в августе празднуется Успение Пресвятой Богородицы.
— Видишь Господь, как чтит тебя Женечка, — величаво произнёс Гуран. — Все твои церковные праздники знает. Цени это! А сейчас давайте ещё по одной выпьем и пройдёмся до объекта. А то нехорошо как-то получится, скажут, приехал главный руководитель и носа не показал.

Глава 29

  Гуран остался доволен темпами и качественной работой отделочников.
— Молодцы, — коротко отозвался он о работе штукатуров и маляров, — электрикам на пятки наступают. Вот это скорость, я понимаю. Теперь можно нам пройти в номер и завершить застолье, а вечером в ресторан.
— Я, наверное, пас, сейчас, — отказался Господь. — Дождусь вечера.
— Одобряю, такой режим, — обошёл Гуран, валявшийся под ногами небольшую кучку битого кирпича. — Завидую, твоему самообладанию. А у меня вся жизнь в риске из-за диабета, но на подножный корм садиться не хочу. После Великой отечественной войны впроголодь насиделся вдоволь.
Они вышли из здания. Гуран с сожалением посмотрел на море. — Веришь, ни разу не купался в море, а хочется.
— Так не терзай себя — искупайся, — посоветовал Господь.
— Если я разденусь, то весь пляж попрячется по номерам, — тонко звучно рассмеялся он, — нет уж, я потерплю до дома. Я тебе не говорил, что соорудил для себя пятнадцатиметровый бассейн. Женя в нём не купается, брезгует. А ещё боится хлоратора, который может выдать отравляющие пары.
— Мои плиточники отделывали твой бассейн, ты видимо забыл, — освежил ему память Господь. — А вот хлоратор надо менять, это техника древняя и вредная. Поставь ультрафиолет или песочный фильтр. И забот не будешь знать.
— Возьму на заметку, — задумавшись ответил Гуран.
— И про брезгливость ты Валера загнул. Столько лет живёшь под одной крышей с ней, и отторгаться друг от друга это неприемлемо.
— Гера, ты что придурок, — взвинтился Гуран. — Женя меня ни разу в неглиже не видела. Уколы в живот и в вену. Иногда внутримышечно всадит. По сути дела, она мой лечащий врач, не более. Поэтому я без неё никуда, кроме стационара. Я тебе давно намекаю, чтобы ты присматривался к ней, она ведь дочь моего родного брата. И вижу, ты к ней не равнодушен.
— Валера давай эту тему оставим на долгий десерт.
Господь снял с головы каску и пошёл к морю. В спину ему негромко полетело:
— Глупец, запомни, земля без воды мертва, человек без семьи — пустоцвет.
— Всё ты Валера правильно говоришь, — разговаривал Господь с собой. — Если бы Женю отпустил по закону от себя. Завтра бы я её повёл в загс. А сегодня я говорю: — Кума с возу — куму легче. Неужели он не понимает, что за прямой грех между кумовьями придётся расплачиваться моей дочке. А я этого не хочу.
Он подошёл к газетному киоску, где молодые смазливые женщины покупали себе крем от загара и кроссворды. Он тоже решил себе взять те же самые кроссворды и ручку. Женщины обратили на него внимания и с интересом посмотрели на его каску:
— Вы серфингом занимаетесь здесь?
— Нет, девушки я здесь занимаюсь строительством, — показал он на двенадцатиэтажное здание. — Это будет новая гостиница.
— А комплекция у вас как у наших тренеров по борьбе, — сказала чернявая женщина с богатыми серёжками в ушах.
— А я и есть в прошлом борец, мастер спорта СССР по дзюдо.
Они его внимательно и с большим любопытством осмотрели, и вторая подружка с русыми волосами с недоверием спросила:
— Вы дядечка шутник или обманщик?
— Почему вы так решили? — повернулся он к ним лицом.
— СССР давно нет. Вы, что выполнили норматив мастера в пятнадцать лет по сложному и тяжёлому виду спорта, — осаждала его русая женщина. — Вам от силы 35 лет.
— Спасибо милые девушки, — улыбнулся он им, — но мне скоро шестьдесят стукнет.
Чернявая женщина въедливо заглянула в его глаза.
— Я знаю такую категорию людей, которая таким образом любят унижать женщин. Они специально завышают свой возраст при знакомстве. Дескать, вот смотри мне сорок лет, а выгляжу я как ты на тридцать и главное без всякой косметики. Она, естественно, в осадок уходит, а он ликует, что принёс, возможно, в будущем своей любимой боль. Но чаще так поступают мужики — однодневки или вампиры. Они упиваются тем, что сделали даме больно.
Он внимательно и с интересом выслушал чернявую женщину, затем улыбнувшись, сказал:
— Я ни тот и не другой, — я естественный. В такие игры я с дамами не играю. Не верите, спросите у Ирины Славиной — управляющей базы.
— Мы её хорошо знаем, — хитро состроила глазки чернявая женщина. — Она раньше работала директором спорткомплекса, где мы тренируем.
— А что вы тренируете? — поинтересовался он. — Я гимнастику, а Нина, — кивнула она на русую женщину, — спортивные танцы.
— Отлично с одной девушкой можно считать я познакомился, а как вас зовут? — обратился он к чернявой женщине.
— А я Ирма, но не Грезе, а Арефьева. Но вы тоже не сказали своего имени.
— Зовите меня Любимый.
Женщины весело рассмеялись.
— Ну, вы и быстрый Любимый, — сказала Ирма. — Пять минут знакомства и уже навязали свою любовь двум женщинам.
— Да ничего я не навязывал, — без тени улыбки, ответил он. — Славянское имя Любим, но некоторые ударение неправильно ставят, поэтому я представляюсь Любимый. Но я возражать не буду, если вы меня будете звать Милый — это синоним моего имени.
Смотря на его безмятежное лицо, женщины ещё сильней залились смехом.
— Нина, да он артист, наверное, — не унималась от смеха Ирма. — Таких имён не бывает.
— Вы зря смеётесь, — изобразил он серьёзный вид. — Зайдёте ко мне в первый номер, и я вам на компьютере покажу это имя.
— Вы нам паспорт покажите? — настойчиво требовала Нина.
— Паспорт у меня дома, — спокойно произнёс он. — Хочу добавить вам, что я очень общительный человек поэтому я чётко знаю свои достоинства и недостатки. Благодаря неординарности и большому количеству положительных качеств, я способен добиваться поставленных перед собой целей, ну и конечно завоевывать любовь и признание.
Женщины вновь залились смехом, и это доказывало, что незнакомый им мужчина действительно неординарный человек и симпатичен им обоим.
— Как же вы без паспорта заселились в гостиницу? — не отставала Ирма.
— Я же работник Прибоя и командирован сюда до окончания строительства гостиницы. Здесь нахожусь на полном пансионе, включая и спиртное.
Смех немного поутих, когда мимо них торопясь куда-то прошла Ирина с озеленителем.
— Ира, — окликнула Нина. — Будь добра скажи, как зовут этого мужчину?
— Господь! — На ходу ответила она и проследовала дальше. Подруги совсем прекратили смеяться и на их лицах появились глупые улыбки.
— Правда, что ли? — почти шёпотом спросила Ирма.
— Фамилия Господь, а зовут Любимый, — терпеливо, чтобы не засмеяться пояснил он. — Как я понял, мы живём рядом в одноэтажном административном корпусе. Приходите в гости.
— Лучше вы приходите, сегодня в ресторан вечером после ужина, — сказала Ирма. — Мы там отмечать будем свой праздник.
— Приду, если вы будете называть меня Любимый, — быстро согласился он. — Да и подругам скажите, чтобы меня правильно звали.
— А вы сейчас куда направляетесь? — спросила Ирма.
— У меня рабочий день, — показал он рукой на объект. — Пойду, поработаю немного с прорабами и мастерами.
— Мы уже поняли, что вы не рядовой строитель, а главный инженер, — выдала свою догадку Нина. — А если бы вы нас не рассмешили пять минут назад, то мы бы приняли вас за директора важного предприятия.
— Мне логика ваша непонятна Нина, вы, что же не мыслите руководителей с юмором?
— Им по статусу не положено смеяться, иногда можно улыбнуться, к примеру при большой зарплате, — разъяснила свою позицию Нина. — Они должны быть строги и серьёзны, а весёлость и каламбуры будет отражать их мягкость, и я бы даже сказала слабость.
— Оригинальный вывод, — хмыкнул Господь. — Я почти тридцать лет, возглавляю строительное управление и всегда шучу, и улыбаюсь.
— Нинка ты ненормальная, Любимый, поэтому и выглядит молодо, — поддержала его Ирма. — Он не знает, что такое хмурость и гнев. Вот и весь секрет, — она улыбнулась Господу. — Правильно я сказала?
— Да Ирма ваше мнение взрослое созревшее, а у Нины в соседях, наверное, живут мрачные директора предприятий, с которыми она часто сталкивается. Поэтому она придерживается ошибочной позиции.
— Убедили, — замахала руками Нина. — Вы Любимый лучше освобождайтесь на работе быстрее и присоединяйтесь к нам. Мы загораем около бадминтонных площадок.
— Давайте лучше подождём вечера, — улыбнулся он им.
В ответ они закидали его воздушными поцелуями и отправились на пляж, вырисовывая восьмёрки своими изящными попками.
Он же не пошёл на объект, а направился к себе, но в первую очередь заглянул к Ирине. Она была не одна, у неё сидел озеленитель и рылся в кипе бумаг, лежавших на столе. Господь не стал её отвлекать в этот момент, а попросил, чтобы она зашла к нему, когда освободится. Она не стала ждать, а вышла за ним следом.
— Что-то срочное? — спросила она.
— Не так срочно, но надо опередить наших женщин тренеров, пока они не оказались около тебя впереди меня.
Она непонятливо водила глазками, ждала от него подробных разъяснений.
— Да, вы расслабьтесь, это всего лишь шутка, которая в моей теперешней жизни может мне оказать нужную услугу.
— Я, слушаю, — сняла она напряжение с лица.
— Если вас тренера женщины из нашей гостиницы ещё раз спросят, как меня зовут, скажите им Любимый.
— Прикольно, — улыбнулась она. — А мне можно вас так называть при них.
— Не можно, а нужно, только чтобы, не было рядом Жени. А сейчас идите к себе. Мне надо поработать.
Он открыл ноутбук и стал печатать завершающую главу своей новой книги. Писательский пыл его обуял, и мысли из него вылетали со скоростью стрел, выпущенных из лука. Господь слышал, как женская лига пришли с пляжа, но из номера не выходил. Хотя познакомиться с остальными тренерами желание было велико. К нему заходила и Женя, желая с ним пообщаться, но увидав, что он не отрывается от монитора, не стала нарушать его творческий процесс. Он думал, что к вечеру закончит свой роман, над которым работал целый год, но в это время позвонил Джамбул.
— Я сегодня ещё раз убедился мой друг, что плохим людям находиться около тебя опасно. Они дохнут как мухи, а чистым людям ты даёшь счастье.
— Что-то тебя под вечер на лирику потянуло, никак отмечаешь день физкультурника?
— Нет, Гера, я давно не спортсмен и не физкультурник, — сказал он. — Совсем недавно я был ранен, и жизнь моя стояла под вопросом. И вроде ты ничего глобального не сделал, но жизнь моя перезагрузилась в лучшую сторону. А сегодня ты мне подарил божественную Лизу. Мы с ней в понедельник идём в загс.
— Да ты что, так быстро, — удивился Господь.
— А чего медлить, — совсем осмелился Джамбул. — Уйдут ведь без возврата данные богом года, для разврата. А мы с тобой немолодые люди.
— Ну что ж, я рад за тебя. А как хоть она живёт?
— Обыкновенно, покойный муж был консерватор. Вся обстановка коммунистическая. Но это мы в три дня исправим. Тем более ремонт сделан шикарный в квартире.
— Мои отделочники ему ремонт выполняли внерабочее время полгода назад.
— Я тебя ещё раз Господь благодарю, что ты есть на свете. Жду тебя на свадьбу.
— А ведь он правильно сказал, о годах без возврата, — вслух рассуждал он сам с собой. — Уйдут года, а семьи нет. А если её нет, значит, век короткий. Надо сегодня обязательно сходить в ресторан. Посмотреть других спортивных дам с божественными очертаниями. И главное, что бы Женя мне там ничему не воспрепятствовала. С неё сбудется.
Он посмотрел на время. Было девятнадцать часов. Выключив ноутбук, пошёл под душ, где, плескаясь он не слышал, как к нему зашла Женя. Она только постучала ему в дверь ванной и крикнула:
— Мы с Валерой ждём тебя в Волне, торопись.
Георгий насухо вытерся, надел светлую с короткими рукавами рубашку и джинсы. Облил себя туалетной водой из Франкфурта и направился в ресторан. Проходя мимо аванзала, который был забит спортсменами, он услышал:
— А вот и Любимый девочки.
Он узнал, это был голос Ирмы. Но крутить головой не стал. Сделал вид, что никаких позывных не слышал, а прошёл в зал ресторана. Гуран с Женей сидели и ждали его за столиком в затемнённом уголке, который освещала бра с двумя жёлтыми плафонами. Женя была, как всегда, сногсшибательна. В лёгком открытом платье и своей неповторимой яркой внешностью, могла сразить любого мужчину. И что в ней нравилось Георгию, это её скромность. Публика могла её только лицезреть, мечтать и не больше. Эта женщина в компаниях всегда себя вела как жена мужа, и распускать руки к ней никто не решался.
— Гера, где приказать стол накрыть, в банкетном зале или за этим столом? — спросил Гуран.
— В данной ситуации, где праздник на лицо, для меня банкетный зал будет приравниваться к нашему номеру в гостинице. Нажрался, чтобы тебя никто не видел и в улюлю. А мы же пришли повеселиться и посмотреть на людей.
— Вполне разумно и доходчиво, — сказал Гуран. — С такой эрудицией, после меня окажешься в благодатном кресле.
На такие посулы Георгий давно уже не обращал внимания. Потому что высказывал подобную фразу не Гуран, а его величество коньяк или виски.
Женя встала из-за стола и коротко бросила мужчинам:
— Вы тут пока кресло пилите, а я пойду, потороплю ресторан. Народ в аванзале заждался.
Она удалилась, а через три минуты спортивная публика вошла в ресторан.
— Видишь, как Женя может руководить, — невнятно произнёс Гуран. — Это не моя школа, а наша кровь высшей пробы. Говорю тебе как брату, Гера, вбей себе в голову, что ты должен осчастливить её. Покажи Жене мир своими глазами. Пойми она последняя отрада нашего рода. Правда есть ещё Стасик, но тот немного идиот.
— Валера, мы ещё не выпили, но наш разговор — близнец, набирает слишком рано свою скорость, — предостерёг его Георгий. — Давай на чужом празднике повеселимся с тобой. К тому же я уверен, что тебя здесь все знают как самого лучшего градостроительного бога. Поэтому, давай сделаем исключение, не будем ругаться здесь при всех. Приди лучше ко мне, где нас никто не услышит. Налакаемся с тобой «молока» и оторвёмся от души.
— Ты что Гера, у меня и в мыслях нет ругаться с тобой, — без возмущения произнёс Гуран. — Я у себя в номере выпил чуток, но это не значит, что я сегодня напьюсь. Я хочу сегодня посмотреть на вас с Женей, как вы будете веселиться. Всё больше мне ничего не надо. Если я уйду в осадок, охрана и врач знают, что со мной делать. А вы блаженствуйте здесь по своему усмотрению, но только не позорьте меня.
Размахивая своим модным платьем, подошла Женя.
— Ну что братики, план вечера наметили?
Господу показалось, что этот сценарий сильно напомнил ему последний день Зырянова, где много было выпивки и слов. Он внутренне вздрогнул, но не показал своих эмоций.
— Плана у нас никакого нет Женя, — ответил он. — Будем всецело подражать спортивному контингенту, у которого сегодня праздник жизни.
Она приподняла своё платье и сев на стул, сказала:
— Вот и хорошо, оставим старые предрассудки и покажем людям, что мы всё-таки, не жадные барбосы, а слуги народа.
Их стол быстро обслужили два официанта. Господь обратил внимание, что Гурану поставили под коньяк двадцати пяти граммовую рюмку и это радовало. Значит, сегодняшний вечер у них обойдётся без разговорного конфликта. За спиной он слышал восхваляющие речи о лучших тренерах, затем пошла процедура награждения, в списках которых он услышал Ирма Арефьева. Вот тогда он повернулся лицом к эстраде. Это была не женщина с пляжа, а ухоженная и блестящая дама с гордой походкой. Когда она сошла с эстрады, он вновь занял за столом правильную позицию, Женя спросила у него:
— Нравится Ирма?
— Да я просто в восторге от таких женщин, — ответил он. — Если бы проходили Чемпионаты мира по красоте ходьбы, то она была бы чемпионкой. Ты видела, как она изящно зашла на сцену и как грациозно сошла с неё.
— Если бы ты был председателем жюри, то тогда бы ты её сделал Чемпионкой, — без зависти сказала Женя. — А ведь вся её соразмерность походки и статность зависит от её модных туфель. Это они сделали её величавой. А всё остальное, что в ней имеется, я бы и оценивать не стала.
— Это почему Женя? — вытирая губы салфеткой, спросил Гуран. — Мне кажется, эта Ирма достойна аплодисментов.
— Все спортсменки изнутри грубоватые, — объяснила она. — По сути, они все борцы за медали. А это говорит о том, что ту нежность, присущую женщине по пути на пьедестал они потеряли на спортивном поприще.
— Ты где этого набралась? — удивился Гуран.
— Ты что забыл, что в Воронеже я работала медсестрой в Физкультурном спортивном диспансере. Посмотрела там на всю женскую спортивную публику. Ты может, помнишь советских прославленных спортсменок, таких как Александра Чудинова. О ней в советское время в прессе было наложено табу. А вспомни сестёр Пресс.
— Это совсем другая история, — махнул ладошкой Гуран. — Тогда в шестидесятые годы шумихи много было поднято по этим персоналиям. А почему спрашивается? Потому что в большом спорте в то время было много нечистоплотности. Сам знаю, диск метал и неплохо. Мог бы быть и Чемпионом. И вообще эта тема не совсем деликатная для ресторана, я вам скажу. Челюсти сводит, и аппетит пропадает.
В зале заиграла музыка, в это время Господь услышал позади себя знакомый голос:
— Любимый, можно вас пригласить на танец?
Он обернулся, и увидел перед собой Ирму, но он не обратил в это время на выражение лиц четы Гуранов. Они были оба до крайности возмущены.
— Да, конечно, — ответил он и, отложив вилку с ножом, ушёл танцевать. Играла медленная танцевальная музыка, под которую они переминались на одном месте.
— Любимый вы знакомы с Евгенией Васильевной и её супругом? — спросила она.
— Я с ним работаю с советских времён, — ответил он.
— Увидав вас в таком достойном окружении, мы с Ниной поверили в ваш возраст. К тому же Ирина нам внесла ясность в том, в чём мы сомневались. Так что мы отныне кроме танцев ни на что с подругой не претендуем.
— Неплохо бы было, если бы ещё Нина совершила дебютный танец со мной, — огорошил он её. — И других подруг к танцам привлеките. Только просьба чтобы все танцы были дамские.
— Я поняла, — сказала Ирма. — Пока вашей невесты Иры нет, вы хотите с нами конкурс танца устроить.
Он был просто ошарашен её словами.
«Откуда она взяла, что Ирина его невеста?» — пронеслось в его голове.
И в это время Ирма добавляет очередные познания о нём и Ирине:
— Мы с Ниной обязательно будем в скором будущем приглашены на вашу свадьбу, которая состоится в этом пригожем и уютном ресторане.
«Ну, ничего вот это Ирина даёт, — пронеслось опять у него в голове. — Это перебор с её стороны. Неужели она приняла нашу прошлую ночь за дорогу к дворцу бракосочетанию и всем спортивным работникам специально так сказала, чтобы они не рассчитывали на близость со мной. Вот это акробатка, вот это кульбиты она выполняет!»
В душе ему было смешно от такого курьёза, и он решил не задумываться над сложившейся ситуацией, а продолжать веселиться и танцевать со всеми женщинами. А их было ещё девять человек. После Ирмы его пригласила Нина. И он ей естественно не отказал в танце. Но после танца ему был устроен допрос.
Женя пересадила его на своё место, где на стене над головой висела бра, и куда близкий подход ограничивала нерабочая старая рояль, установленная для интерьера.
— Это что такое было? — сверлила она его глазами. — Давно ли ты стал для них любимым?
— Только что, — еле сдерживаясь от смеха, произнёс Господь. — Понимаешь, вот ты зря меня посадила лицом к залу. Мне покоя дамы не дадут.
— Это почему тебе такие почести? — бегали её глазки.
— Этому есть простое объяснение, — сказал он. — На небе бывают звезды яркие, как Сириус и тусклые, как Белый карлик. Эта звезда по размерам и большая, как наша Земля, но на нас не светит. Так вот я в сравнении вроде Сириуса, меня все замечают.
В это время заиграло танго. И он видит к их столу, направляется женщина в цветастой рубашке с хвостом на голове и, глядя в глаза Господу произносит:
— Любимый можно вас на танго пригласить?
Он хотел выйти из-за стола, но посмотрел, как непонятливо переглянулись между собой чета Гуранов. Она уже здесь не выдерживает, поворачивается к женщине и членораздельно говорит её:
— Зоя Степановна, он танго не танцует.
Женщина извиняется и молча уходит. Гуран впивается в Господа глазами:
— Ты Гера я смотрю, здесь популярен.
— Как и Женя популярна среди спортивных работников, — парировал он. — Всех по имени знает.
— Так она их спонсор, — пропищал Гуран. — Этот праздник Женя для них устроила.
— Зоя Степановна инструктор спорткомитета города, — сообщила Женя. — Я всех женщин знаю, кто заселился в нашем корпусе. Поэтому я любыми путями узнаю, почему ты для них всех стал любимым. А сейчас мы с Валерой уходим отсюда.
Она встала и, подойдя к супругу, взяла его под руку.
— Пошли Валера отсюда, мне этот климат не по душе.
Гуран перед уходом бросил Господу:
— Гера зря ты так, она этого не заслужила. А нам пора уколы делать, веселись тут без нас.
Женя повела его на выход. Господь посмотрел им в спину. Гуран шёл твёрдой походкой. И что его особенно удивило, Валера вновь прибавил в весе.
— Значит, его лечение во Франкфурте дало положительный результат, — подумал он. — И это радует!
Он вышел незаметно за ними на улицу и когда их фигуры скрылись в корпусе, не спеша пошёл к себе в номер. В вестибюле была тишина, но в кабинете Иры был, слышал диалог Иры и Жени. Он прислушиваться не стал. Тихо открыл дверь своего номера и, не включая света, завалился на диван. Ночью проснулся, разделся и перелёг в кровать. Утром его разбудил продолжительный звонок. Это была дочь. Она сообщила печальное известие.
В шесть утра на девяносто втором году скончался Петухов Андрей Семёнович, — его отец. Господь отложил все дела и, предупредив Гурана, уехал хоронить отца. После похорон он вернулся в Волну только через неделю и не обнаружил там Ирины. Вместо неё Евгения поставила пенсионера Руду, в прошлом главного инженера порта. И это кадровое изменение окончательно испортили ему настроения. Ему казалось, что Ирину убрали из-за него. Но когда Господь поинтересовался у Руды, куда делась Ирина? Ответом он был удовлетворён, что камень с души упал. Оказывается, Ирину перевели директором стадиона, на что она охотно согласилась. А через пару недель ввиду окончания отделочных работ базу покинет и строители управления Господа.

Глава 30

   В октябре в ресторане Гавань, сыграют свадьбу Джамбул и Лиза. Хек устроил всё, договорившись с хозяйкой. На эту свадьбу был приглашён и Господь, но Евгении Васильевны там не было. Это торжество незнакомых гостей её мало интересовало. К тому же опять возникли проблемы со здоровьем у Гурана. У него за последнее время оно чередовалось. То его охватит большая активность, то неожиданно накатывал сплин. Так же скакал у него и вес, либо он резко худел, либо становился пышным, как сдобный русский каравай. После еженедельных директорских оперативок Господь не раз говорил ему:
— Бросай немедленно работу, подумай о своём слабом здоровье и возрасте. Производственные рекорды тебе не нужны. Доменико Трезини тебе не быть. Не надо никому доказывать, что ты великий строитель. Загонишь себя в гроб с такими амбициями.
— Пока Гера я двигаюсь, — отвечал он. — С твоей помощью буду работать.
— С помощью господа говорят, — поправил его Гера.
— А ты разве не Господь, — хихикнул Гуран. — Вон как нас уморил с Женькой недавно в Волне.
— Это меня море осенило на экспромт, — понял Господь намёк Гурана. — Вот я для смеху и назвался груздём. Но я никак не думал, что женщины поверят, что меня зовут Любимый.
— Так ты в сговоре с Ириной был, — шутя, погрозил пальцем Гуран. — Похоже на спланированную акцию. Мы до сих пор от смеха прыскаем. Надо же при знакомстве с женщинами имя себе придумать. Ну, ты и оригинал. Женя только до утра на тебя в обиде была, а за завтраком нам спортсменки всё и рассказали, как ты им ветвистую лапшу на уши навешал. Они тоже, наверное, от восторга и смеха трусики себе описали.
— Обид никаких не было? — спросил Господь.
— День у тебя был скорбным тогда, — поэтому обиды все отпали. Да и немодно стало выражать кому-то свои обиды.
С Женей Георгий встретится только на Новый год в её ресторане, куда Гуран пригласил Господа вместе с дочерью и её супругом. Там рядом с кухней он натолкнулся на Хека в униформе шеф-повара. Он коротко, но понятливо описал новую жизнь Джамбула.
«Жизни радуется как маленький ребёнок, — говорил Хек. — Обоюдная любовь, совместный бизнес, что ещё нужно для счастья. Но, маховое колесо в их небольшой компании, конечно Джамбул. Он дипломат и везде смог навести нужные мосты».
— Что у них за бизнес? — спросил Господь.
— Ничего особенного, ломбард открыли и небольшую бакалею с непортящимся товаром. Наш ресторан уже пользовался услугами их бакалеи. Покупали у них рыбные каспийские деликатесы, консервы, икра, залом. Кое-что из этого будет сегодня на праздничных столах. Тебе рекомендую уделить внимания этой закуски, не пожалеешь. А ещё я приготовил аппетитные тарталетки с сырным кремом и осетровой икрой. Хозяйке понравились. Она с Лизой заключила долгосрочный контракт на поставку их товара.
— Выходит, Лиза ушла из Прибоя, — осуждающе покачал головой Господь.
— А чего ей там делать, она льготный стаж выработала и покинула лабораторию, — ухмыльнулся Хек. — И вообще, что ты меня допрашиваешь. Лизе с Джамбулом тоже оказана честь, быть на этом банкете, как, впрочем, и Пэру с моей сестрой. А у меня одна отрада, — это кухня.
— А чего сразу не с этого начал? — нахмурился Господь.
— Про что спросил, с того и начал, — улыбнулся Хек. — К тому же интрига в разговоре для меня имеет развлекательное значение.
— Молодец! — улыбнулся ему в ответ Господь. — Тогда смотри, на меня в зал и как я руку вверх подыму, дай команду официантам, чтобы на мой стол принесли твои тарталетки. Зятя разыграю.
— Как скажешь, так и сделаю, — улыбнулся в ответ Хек. — Но мне самому не в бяку будет обслужить твой столик.
Господь пошёл в зал. Увидав дочь с зятем за праздничным столом, он направился к ним.
— Ну, вот и я появился в прекрасном расположении духа, — весело сказал он.
— Папа ты, что на кухне делал? — спросила Вера.
— Ходил, заказал нам тарталетки с осетровой икрой и сырным кремом.
— А это прилично? — спросил зять.
— Для меня да, — хитровато посмотрел он на Петра. — У меня шеф-повар в Гавани свой. Когда приходите ко мне на солянку, я готовлю её для вас по его рецепту. Вот что значит иметь блат с самым вкусным человеком.
— Евгения Васильевна это понятное дело, но с сердцем ресторана, можно сказать тайным работником кулинарии, это вряд ли, — недоверчиво произнёс зять.
— А вот смотри, — поднял руку вверх и щёлкнул пальцами тесть. — Сейчас через несколько секунд нам принесут тарталетки, а ты пока наливай.
И действительно через полминуты появился Хек. Он был одет в униформу бордового цвета от Эсперанто. С большим блюдом тарталеток подошёл к столу.
— Вадик, тебе идёт этот мундир, — оценил Господь униформу Хека.
— Это Евгения Васильевна нас к празднику приодела, — сказал Хек. — Говорит, блюда готовите изумительные, а костюмы все засаленные. Гурманы посмотрят на вас, и откажутся кушать ваш изыск.
Он посмотрел в зал и помахал рукой. Затем склонил голову над ухом Господа, прошептал:
— Около колонны столик, за ним сидят Пэр и Джамбул с жёнами, но они в масках.
— Я уже заметил, — сказал Господь. — Под ёлочкой с ними шампанского выпьем сегодня.
Он помахал двум друзьям рукой, и в это время вышел к ёлке Гуран. До Нового года оставалось ровно две минуты. Он всех присутствующих торжественно поздравил с Новым годом, после чего послышались выстрелы Шампанского и звоны бокалов. И в это время к столику Господа подошла Женя в маске мистера Икс. В руке у неё был красивый пакет. Она обняла свою крестницу и вручила ей подарок:
— Держи дорогая крестница. С Новым годом тебя и всю твою родню!
— Спасибо, — сконфузилась Вера, — а это что?
— Когда-то ты заикалась о шарфе от Армани, вот мы с дядей Валерой решили порадовать тебя этой прелестью. Носи на здоровье и никогда не болей.
Женя не знала, что с некоторых пор магазин Веры начал торговать не только женским нижним бельём, но также платками и шарфами мировых брендов. Об этом хорошо знал Господь и Пётр, но они тактично промолчали. Женя посмотрела, что за их столом, один стул пустует, присела к ним. Тут же к ней подбежала официантка с лишним прибором и поставила перед хозяйкой.
— Давайте я с вами выпью, — приставила она свой бокал ближе к бутылке. — И пойду к Валерию Ивановичу. У него режим сейчас особый, который требует обязательности. В это время, к примеру, он десятые сны обычно видит.
Пётр разлил всем Шампанского, и бокал вложил прямо в руку Евгении Васильевны.
— Тётя Женя, а почему вы сразу за наш столик не сели? — спросила Вера.
— Ты что моя хорошая, — сняла Женя маску с лица. — Разве не знаешь, как ведут себя за столом твой папа и дядя Валера. Их общение превращается в словесный турнир, где твой папа всегда побеждает. А дяде Валере, такое поражение не в радость. Поэтому я сегодня Гурану конкретно обозначила его праздничную программу; — никаких хороводов вокруг елки. Только поздравление с бокалом шампанского и спать. Сейчас я его отведу в его комнату отдыха при ресторане. А как он уснёт, я присоединюсь к вам.
Они выпили Шампанского и она, одев на себя маску удалилась. После её ухода Анюта пристально посмотрела на отца.
— Пап вы с ней случайно не поругались?
— С чего ты решила? — невозмутимо спросил отец.
— Холодок в отношения виден даже слепому.
— А что ты хотела, чтобы я с этим Мистером Икс обнимался и целовался? — взял он тарталетку с блюда. — Нет уж я мужчина правильной ориентации. Вот придёт без маски, тогда я с ней полюбезничаю.
И действительно Женя пробыла недолго с Гураном. Она появилась за столом, когда Георгий сидел один в гордом одиночестве. Его молодые участвовали около ёлки в разных играх и конкурсах.
— Почему в одиночку жизни радуешься? — спросила она.
— Сними маску или дай мне такую же, тогда поговорим, — сказал он. — Не могу вести диалог с неизвестностью.
Она без разговоров сняла с себя маску и повесила её на пустую бутылку от Шампанского.
— Зато во лжи ты преуспеваешь, — улыбнулась она. — Это надо же сценарий придумать под названием Любимый. Граф Калиостро отдыхает, ему бы в голову такое никогда не пришло.
— У нас с Графом разные пути были, — сказал Георгий. — Он свою жизнь закончил в тюрьме, а я этот этап прошёл в золотые годы.
— Ты же знаешь, что я ждала ночи в тот вечер, — соблазнительно смотрела она на него. — Давай сегодня исправляй свою вероломность.
— Женя, ты понимаешь я не безнравственный чурбан. Сколько раз можно повторять. Да ты мне нравишься и очень. Но пока ты жена мужа, пускай и фиктивная, я не могу изменять ни Валере, не своим принципам.
— Хорошо, — спрятала она улыбку. — Давай забудем мою просьбу. Я не хочу, чтобы моя крестница заподозрила меня в распутстве. Но дай слово, что танцевать сегодня будешь только со мной.
— С превеликим удовольствием, — обрадовался он. — Но только с условием — грудью не прижиматься, а то я млею, — либо в шутку, либо серьёзно произнёс он.
Когда закончились всевозможные конкурсы и игры, началась танцевальная программа. Во время медленного танца, Женя сказала Георгию:
— Смотри, с нас твои друзья глаз не сводят.
— Какие друзья? — притворно покрутил он головой.
— Джамбул и Перов или ты думал, я ничего не знала?
Его словно прострелило. Те догадки, о тщательной работе службы безопасности Гурана подтвердились, что его не совсем радовало. Но он не показывая вида, что озадачен, спокойно продолжать слушать куму.
— Первым пришёл ко мне в Волну Хек. Он работал в столовой в порту. Я как-то там обедала и была поражена его блюдами. Пригласила его к себе и не пожалела. А потом на горизонте появился Лаша. Пришлось службе безопасности Гурана их пробить. Он сразу узнал, что эти ребята находились с тобой в одной камере во время следствия. Поэтому он и не выкинул их из-за судимости, как делают многие руководители, а мне сказал: если мужчины достойные, то надо их брать к себе.
— Так и сказал? — недоверчиво заглянул он ей в глаза.
— Именно так, слово в слово. Но это ещё не всё. Валера подарил Хеку недавно социальное жильё, правда, в старом фонде. Но он пока ещё не въехал туда. И Лаша скоро с частной квартиры переберётся в свои хоромы на пятом этаже.
— Странно они мне ничего не говорили? — задумался Господь.
— Как только въедут в новое жильё, тогда и оповестят. А не говорят видимо из-за приметы. А может, хотят тебя удивить. Так что Гера не забывай то, что эти ребята стали находится недалеко от тебя, это заслуга полностью моя и Валеры. А вот Джамбулу ты счастье подарил! Скажу тебе очень оборотистый мужчина, с таким приятно иметь дело.
Все эти известия касательно его друзей, которые выдала Женя, приятно запали в его душу. А с другой стороны, ему было противно, что он чуть ли не превратил Пэра и Хека в шпионов, против тех, кто оформил им удачную жизнь.
— Конечно, Женечка мне отрадно это слышать, — заклокотало у него в горле. — Всё-таки они хоть и из плохой жизни, но это очень хорошие люди. Что я, безусловно, ценю. А вот людей с мрачными физиономиями, особенно больших начальников терпеть не могу.
— Это почему у тебя такое отрицание к величайшим особам? — спросила Женя.
— Мне кажется все эти особы не живые, а собраны из отходов скверного производства. Не можешь людям улыбаться, не лезь в руководители. Вот такой бы я издал указ на месте президента.
— Ты я смотрю, набрался уже кум, — приятно улыбнулась она. — Пошли я тебя в кабинете у себя уложу.
— А пошли, но Вере скажи, чтобы меня не искали с Петром, убеди её что в эту ночь я нахожусь в надёжных руках.
Евгения подошла к электрическому щитку. Выключила весь свет в зале и включила пиксельное освещение на ёлке, после чего проводила Георгия в свой кабинет.
Проснулся он на кожаном диване под плюшевым покрывалом без нижнего белья. Оно валялось в изголовье на полу. Посмотрел на часы. Стрелки показывали девять часов утра. Он быстро влез в свою одежду и бросил взгляд на стол. Там стоял поднос со всем оздоровительным прибором. Он выпил сто грамм коньяка и закусил тарталеткой. Пытался вспомнить новогоднюю ночь, но кромке ёлки с пиксельным освещением ничего перед глазами не всплывало. Налил себе ещё сто грамм и вышел из кабинета, где столкнулся с Хеком.
— Как я здесь очутился — почти шёпотом спросил он. — А то у меня память всю отбило.
— Евгения Васильевна тебя привела и спать уложила, — сказал Хек.
— Да ты что? — передёрнуло Господа. — Похоже она тебе колыбельную всю ночь исполняла, — добавил он. — В пять утра она вышла от тебя в халате умиротворённая, и просила тебе поднос поставить на похмельное новогоднее утро. Так что выход у тебя один Господь.
— Какой?
— Сбрасывай с седла Валерия Ивановича и сажай рядом с собой хозяйку.
— Ерунду сказал, — махнул рукой Господь. — Седло можно оставить Валере, он всё равно не катает её на своём коне. Добровольно мне её отдаёт, а разводится не хочет.

Глава 31

  Утреннее пасхальное солнце приятно пригревало на кладбище. Георгий Андреевич, ступив за оградку на могилу своей покойной жены, увидал пышный букет цветов. Посмотрел по сторонам и никого, не увидав, проговорил:
— Наверное, Женя вчера принесла?
Он убрал с надгробия прошлогоднюю пожухшую траву и положил на неё новый небольшой венок вместе с цветами. Почистил бархатной тряпочкой никелированную табличку, где отчётливо была видна гравировка, Петухова Надежда Викторовна, дата рождения, и дата погребения. Посидев десять минут на лавочке, достал из сумки фляжку с водкой. Сделав несколько глотков, погладил на прощание фотографию жены на памятнике, и не торопясь направился к выходу. Идя по аллее, увидал в глубине кладбища знакомый силуэт. Среди памятников и крестов виднелась голова Евгении Васильевны Гуран. Он поспешил к ней. Было странно видеть её, около незнакомых могил. До этого дня, они ежегодно посещали с ней только могилу Надежды, и обычно это бывало строго в вербное воскресение. Заинтересовавшись этим фактом, он свернул в её сторону. Но голова её куда-то резко скрылась.
— Наверное, присела или могилу убирает, — пробормотал он себе под нос.
Подойдя ближе, он вновь заметил её, но уже в сидячем положении. Первое, что ему бросилось в глаза, это цветы на могилке, такие же как у Надежды. Он незаметно сзади подкрался к ней. Мощные руки, через короткую оградку сжали её плечи.
— Женечка Христос воскрес, — поприветствовал он женщину.
Она вздрогнула от неожиданности и повернулась. Перед ней стоял её кум Георгий Андреевич Петухов. Он же Господин, он же Господь. В её планы такие встречи сегодня не входили. Особенно с близким человеком, почти родственником. Ответив ему на приветствие, она медленно встала с лавочки и грустно произнесла:
— Как ты здесь появился? Ты же в такой большой праздник не ходишь сюда.
— Раньше обычно мы вместе с тобой посещали этот мрачный парк памяти в вербное воскресение, — сказал он. — А на этот раз не созвонились. Пасха, а на кладбище редковато сегодня. Поэтому тебя и заприметил среди памятников и крестов. А кого это ты проведываешь здесь?
Она, не поворачивая на него головы, с дрожью в голосе произнесла:
— Рано ещё, поэтому и людей никого нет.
Он направил глаза на богатый памятник, на территории которого находилась Евгения Васильевна и вслух прочитал:
— Червяков Григорий Семёнович 2.03.1947 — 14.06.2009. Ничего себе, это вы с Валерой мне голову столько лет морочили? Это ужас и всевышний этого не прощает.
Такое известие в секунду взорвало его мозг, и душа получила сильный удар из прошлого, от человека с которым по жизни шёл с верой в настоящую дружбу и счастливую жизнь. Он не находил себе места в этот момент. Ему хотелось плюнуть на памятник, этого бывшего служителя закона и смачно выразиться, но быстро взял себя в руки.
— Оказывается этот прокурор вам свой в доску, — разошёлся Георгий и ударил ладонью по стволу осины. Он зло сверкнул глазами на портрет покойного. Сидевший в это время на осине ворон каркнул и сбросил сверху заряд птичьего испражнения, который попал на кисть женщине.
— Плохой знак, — без улыбки посмотрел он на птичий «натюрморт». — Ворон умная птица. Знает, кому беду вещать, да ещё на кладбище.
Евгения Васильевна достала из кармана плаща носовой платок и, вытерев им руку, положила его в пакет для мусора.
— Твои приметы ерунда, вот гадалки это да. И ты напрасно Георгий драматизируешь, — искоса посмотрела она на него. — Да Червяков мой первый муж и в прошлом близкий друг Валеры. Так же прошу тебя, меня в своих бедах не винить? Я делала всё, чтобы облегчить твою участь. По сути, это я реабилитировала тебя много лет назад.
— На кладбище не принято браниться, — уже спокойно посмотрел он на свою куму. — Я не за этим сюда пришёл. Про свою свободу я не забыл, и очень благодарен тебе. Но ты сама посуди, как я после такого открытия должен относиться к твоему людоеду Валере? Так притворяться много лет, ни одному артисту не под силу.
Хоть Георгий был и близкий ей человек, но в этот момент она чувствовала себя не своей тарелке. Она прятала глаза, понимая его состояние.
— Гера ты сильный человек, а такие люди умеют прощать. Да и Валера давно всё забыл. К тому же он тайно считает, что всю вину он перед тобой искупил.
— Конечно, у меня всё притупилось за восемнадцать лет, но всё равно я уже не смогу быть с ним так же приветлив как раньше. Острая заноза в сердце осталась.
Неожиданно Женя выбегает из оградки и бросается ему на грудь.
— Очень прошу, ну хотя бы не высказывай ему своих обид до двадцать седьмого июня. Он очень слаб, и сердце его может не выдержать, выслушивая твои претензии.
— Это дата день твоего рождения, — вспомнил он.
— Вот именно, — умоляюще смотрела она на него. — Ты обязательно должен быть в моём ресторане. В этот день мне Валера сделает жизненно важный и радостный сюрприз.
Увидав её влажные глаза, он приобнял её и пальчиком вытер две росинки слёз со щеки.
— По работе мы с ним часто в клинч входим. Хорошо, за моё пленение я ему напоминать не буду. По крайней мере, в ближайшее время ни гугу, — пообещал он.
С кладбища она везла его на своём вишнёвом мерседесе. Оба мучительно долго молчали, но женщина не выдержала и начала исповедоваться:
— Когда после смерти мамы я осталась одна в Воронеже. Он меня привёз сюда, как племянницу, никому не афишировал мой приезд. На водной прогулке он меня и познакомил с Гришей. В то время Червяков жил совершенно один, хотя и имел троих детей. Романтические события так быстро развивались, что я через неделю стала женой прокурора города. Я тогда не знала, что моего мужа, вызывали в горком партии и сделали ему серьёзное внушение по поводу его морального облика. Поэтому он и поторопил меня с регистрацией. Тогда я не знала про его первый брак, молодая и глупая была. И я не догадывалась, что он ещё любит первую супругу, а я любила его. Но счастье моё было коротким, похожее, на жизнь одуванчика — до первого ветра. Неожиданно в один из воскресных дней в нашем доме появилась солидная женщина с тремя детьми и сунула младшего карапуза в руки Червякова.
На перекрёстке Женя резко прервала свою исповедь, направив своё внимание на светофор.
— А дальше что? — спросил он.
— Потом, как в индийском кино. Он расчувствовался, уронил несколько слезинок на своих детей. Затем последовал развод. Ну а дальше ты сам всё знаешь. Развод и облегчение.
— И брачная сделка с Валерой, — добавил он.
— Этот фиктивный брак в ушах у всей компании уже много лет. И большинство сотрудников не верят, что ты ему не изменяешь. Всё-таки у вас с ним совершенно нет никакой гармонии.
— Вот поэтому мы и регистрировались в родном Воронеже. Тихо скромно без всяких брачных контрактов, а просто по устному договору. Потом пристроил меня к себе в трест статистом. А чтобы не было лишних разговоров, позже перевёл к тебе в отдел техники безопасности. Вот и вся моя замужняя эпопея.
— Бывают в жизни огорчения, — тяжело вздохнул он.
Она внимательно посмотрела на своего бывшего начальника и неожиданно предложила:
— А что Гера, не помянуть ли нам нашу Надежду у меня в Гаване в моём кабинете?
— Твоё предложение я охотно принимаю, — задумчиво ответил он. — Но только я тебя убедительно прошу, не оставляй меня спать в неглиже на кожаном диване. Кожа на диване не живая, она не греет.
— Ну, вот и хорошо, я тебя поняла, — сказала она и, миновав перекрёсток, поехала на бульвар, где находился ресторан «Гавань.

Глава 32

   Вера стремительно вбежала в спальню отца.
— Папа хватит мечтам предаваться, Крёстная звонила. Дядя Валера умер.
— Да ты что? — вскочил он с кровати. — Может зря я его вчера своими подозрениями обидел. Наговорил ему под натиском виски разной чепухи.
— Не оговаривай себя, — сказала дочь. — У него тромб оторвался. Поехали, она ждёт нас в ресторане.
— А тело тоже в ресторане? — спросил он.
— Тело в морге, он умер в больнице. Собирайся, крёстной возможно помощь наша нужна будет в похоронах супруга?
— Успокойся дочка, там есть, кому заняться похоронами, ну а поминки в Гавани или в Волне Женя проведёт. — Он на минуту задумался. — Я сейчас думаю, что ситуация моя в корне меняется. Хотя чтобы не решил совет директоров, я вилять хвостом не стану. Скажут, уходи, — уйду без сожаления.
— Папа не о том думаешь, — занервничала Вера. — Нам необходимо сейчас быть рядом с крёстной. Мы самые близкие для неё люди. Кто её утешит, как не мы.
— Ну да, — согласился с ней отец, — мы её конечно утешим. Только наши утешения для неё могут показаться лицемерием.
— Что за бред ты несёшь? — возмутилась дочь.
— Это не бред, это реалии жизни, — загадочно посмотрел он на дочь. — Валера не был ей супругом. Он был её родной дядя. А брак, их был фиктивным. Но как бы ни было его очень жалко. Отныне Женя теперь самая богатая женщина в городе. Поэтому мне нежелательно там быть именно сегодня. Она может неправильно истолковать мой скорый приход. А ты поезжай. На похоронах я, конечно, обязательно буду. А сегодня если есть во мне необходимость, пускай позвонит, я приеду.
— Она обидится на тебя, если ты сейчас не будешь рядом с ней, — настаивала дочь.
— Я не должен сейчас проявлять к твоей крёстной никакого интереса, — доказывал Вере отец.
— Что это за новый подход к горю близкого человека? — вскипела дочь.
— Кроме своих ресторанов и Волны Женя сегодня имеет компанию Прибой. Она его единственная наследница. Ей такой могучей компанией управлять будет не под силу. Женя будет ангажировать специалиста. И я здесь вне конкуренции.
— И что в этом плохого? — недоумённо смотрела дочь на отца.
— Понимаешь, я её несколько лет от себя отталкивал, а тут вдруг буду ластиться около неё. Это будет уродливо смотреться. А точнее сказать, для неё это будет лишний повод думать обо мне, как о лицемере, хитреце, карьеристе. Твоя крёстная очень грамотная женщина и она в людях отлично разбирается.
— А я поняла теперь тебя, — резко бросила ему дочь. — Это ты таким путём продолжаешь с ней заигрывать.
— Нет, дочка, таким образом, я хочу показать, что меня купить нельзя ни за какие деньги. Я же на самом деле к деньгам равнодушен. Хотя если она мне предложит заключить договор с компанией, я соглашусь. Но не из-за денег, а что бы помочь ей год-другой.
— Я тогда ей сейчас позвоню и спрошу, нужно тебе в данный момент около неё быть.
— Делай что хочешь, — отмахнулся отец от неё.
Вера пошла к телефону. Через пять минут она вернулась к отцу и сказала:
— Крёстная тебя очень хочет видеть, ты ей срочно нужен. Она хочет тебе вручить ценные бумаги, оставленные для тебя дядей Валерой.
— Как я не люблю подобные мероприятия, — заворчал он. — Представляешь, я на похоронах всегда частично чувствую себя виноватым в смерти покойного. И веришь, вину я нахожу не только свою, но и власти и народа. Не должны из жизни уходить люди, не насладившись в полном объёме жизнью.
— Ты, как всегда, самокритичен, — укорила его Вера. — а может даже ты нераскрытый Пущин и Рылеев? Они были правдолюбы — декабристы. И ты давно влез в это амплуа. Правда митингуешь только на кухне.
— Да я бузотёр, — сказал он. — Если бы я жил в революцию, был бы большевиком. У меня прослойка правильная, — пропитана коммунизмом. Только мои слова без действий ничего не стоят. Вот после похорон рассчитаюсь, буду посещать митинги, стачки, прокламации буду клеить на заборах и в подворотнях, — пошутил он.
— Что ты папа несуразицу несешь, — подозрительно посмотрела она на него. — Ты коньячку случаем вместе с соком не тяпнул на кухне, — приблизилась она к нему.
— Позволил сто грамм, — ответил он. — Я же не знал, что нам поступит похоронная телефонограмма. Надо Малика вызвать, он нас отвезёт в Гавань.
— Пускай он отдыхает, — сказала Вера. — Уедем на моей машине, а ты иди в ванную, приводи себя в порядок.
— И то правда, — пожал плечами отец. — Совсем забыл, что ты у меня лихая девочка, — после чего отец зашёл в ванну.
Через полчаса они приехали в Гавань. Женя была в чёрном платье с пышным жабо. Глаза сухие, лицо каменное без макияжа. И всё равно траур не завуалировал присущую привлекательность Жени. Она ходила по залу и крутила свои кулачки. Увидав Георгия с дочкой, она бросилась к ним на встречу.
— Хорошо, что вы приехали, — обняла она Веру. — Сейчас давайте пройдём в мой кабинет.
Они миновали зал ресторана и свернули в узкую, но длинную галерею, где наткнулись на дверь с табличкой, «Директор». Ногой открыла дверь и впустив их в свой кабинет, показала на кожаный диван, хорошо знакомый Господу:
— Садитесь, сейчас я вас ознакомлю с важными бумагами, которые касаются не только меня, но и вас. Почему я тороплюсь, спросите вы. Просто хочу, как можно быстрее внести ясность, и чтобы никто из совета директоров ни на что не рассчитывал. Всё принадлежавшее Валере, он поделил, среди нас.
— Мне кажется, что там никто и не помышляет прихватить наследство Гурана? — высказался Георгий.
— Плохо ты знаешь своих коллег, уже звонки и предложения мне поступают. Всем нужны акции. Но у меня их нет, как и нет завещания.
— Не может такого быть, — разволновался Георгий. — Я знаю точно его акции все лежат у него в кабинете в сейфе.
— Даже если у тебя Крёстная нет завещания на акции, всё равно они тебе по закону принадлежат, — сказала Вера. — Ты единственная его наследница.
— С этим всё понятно, но сейчас я тебе Вера отдам твоё завещание.
Она из-под руки взяла лист бумаги и передаёт его крестнице.
— Он завешает тебе зал для магазина в 120 квадратных метров в торговом центре Карнавал.
— Ба, а мне то, за что такие почести? — удивилась Вера.
— Носи если дают, — пошутил отец.
Женя посмотрела загадочно на Георгия.
— Я тебе вчера только говорила, что все бумаги по наследству лежат у меня здесь в сейфе. Думаю, в том пакете и акции и завещания, больно пакет толстый и тяжёлый.
Она вытаскивает из сейфа толстый пакет с сургучом и подпись. «Вскрыть после моей смерти Петухову Георгию Андреевичу».
— Ого, да здесь килограмма три будет, — определил на глаз вес пакета Господь.
— Полтора килограмма, — поправила его Женя. — Но цена этого пакета баснословная. Я думаю, это и есть все его акции.
— Ты что смеёшься кума, — недоверчиво посмотрел он на Женю.
— Здесь сумасшедших нет, — ответила Женя. — Я примерно знала позицию Гурана по тебе. — Она кивнула на пакет. — Ты срывай печать и посмотри, что там.
Она кинула ему через стол маленький канцелярский ножик. В первую очередь отлетел сургуч, из-за которого ножик сломался. Открывать пакет он продолжил при помощи металлической линейки. Он уже понял, что это были акции, и настроение его испортилось, а лицо горело как электрокамин. Первым он достал сверху лежавший лист бумаги. Он развернул и вслух начал читать.

Георгий!
Наконец-то я оставил этот грешный мир. И чтобы мне в подземном мире жилось спокойно, хочу повиниться перед тобой. Твой арест в девяносто втором году имеет прямое отношение и ко мне. Я тебя с одной стороны предал, а с другой стороны спас. А заказал тебя прокурору бывший чиновник Госплана Константин Куркин. Ты когда-то имел неосторожность раскритиковать его работу по XIII пятилетнему плану, который он зачитал на конференции треста. Ему очень не понравилась твоя критика. Ты просто не осторожно обрушил на весь Госплан шквал нелицеприятных сравнений и обгадил цифру тринадцать. Хотя многие это не заметили. Но жизнь всё равно внесла свои коррективы, этот план могущественного ведомства, не был реализован в связи с распадом СССР. Распался и Госплан, а перевёртыши от партии остались и занимали важные должности в различных отраслях страны. Тебя он собирался раздавить, и он бы осуществил свою месть до конца, если бы не смерть его младшего сына, которая урезонила его дьявольский пыл. Когда же похоронили Госплан, Куркина перевели работать в наш край на высокую должность. Но долго он не усидел на новом месте. Прошли выборы в губернаторы. Новый избранник собрал свою команду управленцев, в которую Куркина не взяли. Куркин ушёл преподавать в институт. Ты уже был на свободе, а его хватил инсульт, но быстро отпустил. Правда его рабочая правая рука не работала долго. Вот тогда я и подумал о боге и о твоих паранормальных способностях. Мне один учёный физик рассказал, что такие люди как ты, могут корректировать мир посредством энергии. К тому же два недружелюбных тебе оппонента по тюрьме, тоже богу душу отдали. Теперь ты знаешь, кто тебе окаянную дорожку проторил в СИЗО, хотя вины своей я не отрицаю. Пускай хоть и поздно, но я должен это сделать. Все свои акции я завещаю тебе. В пакете найдёшь все, что нужно тебе, чтобы возглавить компанию. Семьдесят пять процентов акций твоих, двадцать пять Жени. Я думаю, вы с ней сможете объединить свои чувства и акции в одно целое, тем самым создать дружный семейный альянс. Береги её! И безмерного счастья вам! Зная твой весёлый нрав, не выдавливай на моих похоронах из себя слезу. Будь самим собой. За что я тебя всю жизнь уважал. (Куркину не мсти, его сын имеет давление на любую сферу индустрии)
Валерий Гуран.
Зачитав письмо, он опустился на стул.
— Ну, вот и ясность настала через восемнадцать лет. Эпоха Куркина прошла, а мы продолжаем жить.
Евгения Васильевна облегчённо выдохнула и заявила:
— Для меня это не новость, и я не удивлюсь, что завещание по акциям заверено в девяностых годах.
Георгий достал завещание и посмотрев в него сказал:
— Ты права Женя, завещание составлено шестнадцать лет назад. Это лишний раз доказывает, что Валера в опальные для меня года, работал по указке Куркина. Повторюсь, Куркина нет, забыли про него. У нас начинается новая жизнь.
Евгения бросила взгляд на пакет и перевела взор на Господа.
— Георгий для тебя может это и неожиданно, но для меня нет. Он распорядился давным-давно своими акциями. Тебе строго-настрого запретил говорить о своём решении. За язык без замка, пригрозил мне лишением наследства. А то, что Гуран был моим родным дядей, об этом многие в компании знали, впрочем, как ты. Теперь нам нечего скрывать свои чувства. Мы оба знаем, чего хотим. Как ни крути, но Валера нас повязал многим, чем мы должны ему быть обязаны своей памятью. Теперь Гера ты от меня никуда не убежишь.
Вера тихо несколько раз хлопнула в ладоши.
— Браво Крёстная! Я буду приветствовать ваш союз.
Господь обвёл взглядом дочь и Женю.
— Валера своим широким жестом только устыдил меня. Я понял, как иногда излишне был жесток с ним. А всё другое, я считаю не совсем корректно обсуждать в этот прискорбный день.
— Это почему? — подвальным голосом, спросила Женя.
— Мы его ещё не похоронили, а уже планируем на много лет себе устроить кучерявую жизнь, — назидательно изрёк Георгий. — Чем мы лучше этого нелепого советского госплана, который лопнул на тринадцатой пятилетке.
— Ничего антиморального в нашем разговоре я не вижу, — сказала Женя. — Мы близкие люди покойного и наше право не отлаженные вопросы обсуждать в узком кругу. Мы же не выносим наши обсуждения на совет директоров.
— Ещё чего не хватало, — раздался голос Веры, — чтобы на разрешение бракосочетания Петухова Григория Андреевича и Гуран Евгении Васильевны просить разрешения у компании Прибоя. Сплошной абсурд, вполне достаточно благословения дочери.
На это раз на Женином лице появилась нестандартная улыбка, которую она подарила Господу. Он охотно ответил ей взаимностью.

Глава 33

   После похорон Гурана Господь возглавил компанию. Тех, кто пытался выкупить акции у Жени во время траура он освободил от руководящих должностей.
— Не надо руки тянуть к святому, — сказал он им. — Вам, что при Гуране плохо работалось и жилось.
Ответа не слышит.
— Молчите! Зачем вы в коллективе смуту наводите. Вы же знаете, что Гуран руководил компанией с моей помощью. Ничего у нас не изменилось, помимо того, что я поменял кресло. По крайней мере, худая жизнь нашей компании не предвидится. А вы до поры, до времени потрудитесь в своих управлениях мастерами. Осознаете свои ошибки, буду рассматривать на перспективу ваши кадровые вопросы.
Ему достаточно было утихомирить двух начальников — повстанцев и после этого в компании сразу восстановился моральный климат.
В ноябре Георгий и Евгения закрепили свой брак во дворце бракосочетания. Но от громкой свадьбы они ушли. Ограничились хлебосольной тишиной, в небольшом банкетном зале Гавани, где присутствовали только семьи его друзей.
Хек в это день не работал, он сидел за праздничным столом. Пэр, — единственный представитель Прибоя тоже был приглашён с женой. И конечно был Джамбул с Лизой и Вера с Петром. Вот и все гости. После тоста за молодых Женя прижалась к Георгию и поняла, что это именно её родное тело, которое она желала очень давно. Их губы соединились, после чего она на ухо ему прошептала.
— Господи, как я рада, что мы теперь вместе!
— Давай эту радость сохраним на веки, — ответил он.
Стоял поздний вечер, когда гости начали покидать банкетный зал. И все перед уходом не забывали отпустить новобрачным свои поздравления.
Первым вышел из-за стола Хек. Он поочередно обнял «молодожёнов», после чего тихо сказал Господу:
— От души завидую вашему браку! Тебе досталась женщина невероятной красоты, большого ума, высокого интеллекта и просто она очень хороший и добрейший человек!
— А ты знаешь, что этот добрейший и хороший человек собирается уволить тебя из Гавани?
— Шутит? — перевёл Вадим взгляд на Женю.
— Всё зависит от твоего желания, — сказала Женя. — Директор Волны Руда пенсионер, он спит на ходу. Запустил там всё вместе с рестораном. Базу надо подымать, особенно ресторан. Я думаю, ты справишься с должностью директора. В зарплате ты ничего не потеряешь, только выиграешь. И у тебя будет персональный автомобиль, а это для семьи экономия на топливе.
— Да я ж не хозяйственник, я кулинар, — растерялся Хек.
— Если знаешь, какие пряности в блюда надо добавлять, то разберёшься каким горничным на этажах работать в новой гостинице. Это кажется, что тяжело. На кухне быстро порядок навёл, наведёшь и там. Так что с начала месяца приступай к новым обязанностям.
— Опять банкет будет, — услышав разговор, сказал Джамбул. — Обмывать директора будем. Вспомни девяносто второй год. Разве могли мы думать, что будем иметь такой шикарный жизненный фарт. А ведь это всё благодаря Господу и конечно Гурану, который смог определить ваш с Пэром профессионализм.
— Совершенно, верно, — поддержала Джамбула, Женя. — Валерий Иванович определил в вас профессионализм в своём деле и, отбросив все предрассудки, приказал мне без всяких проволочек оформить вас на работу. И не прогадал. Вы посмотрите, как развернулся Лаша. Он открыл при своём отделе великолепную ритуальную мастерскую, которая за короткий срок затмила все подобные услуги города. Их мастерство оказалось среднего пошиба. А Лашу сейчас весь город знает.
Когда гости покинули ресторан, хозяйка дала команду охране, чтобы закрывали все двери, а сама взяла за руку Господа и повела его на второй этаж в комнату для отдыха. У него не было никакого желания идти туда. Он боялся там обнаружить в гардеробе одежду Гурана и другие вещи принадлежавшие его другу. Он панически боялся пользоваться постельными принадлежностями, бывшими в употреблении. И с такими капризами своего организма он ничего поделать не мог. Но когда он зашёл в эту комнату отдыха, понял, что все страхи его были напрасными.
— Я здесь был когда-то, но тогда не было такого шикарного уюта, — заметил он. — Новая со вкусом подобранная мебель, красивые обои на стенах. А главное красивый вид на пирс.
— И здесь не пахнет моим дядей, — добавила она. — Я удалила всё, что он носил и чем он дышал. Я всё сделала, чтобы тебе ничего не мешало любить меня.
— Правильно сказал Вадим, что ты женщина большого ума, — благодарно посмотрел он на неё. — Потому что многое здесь, что присутствовало раньше, больно напоминало бы мне о нём. От всех воспоминаний надо освобождаться. Это мелочь конечно, но она будет вносить определённый негатив в нашу жизнь. Я очень брезглив в этом отношении. А Валеру я увековечу в скором будущем в более, публичной форме.
— Ты хочешь памятник воздвигнешь ему нерукотворный? — спросила она.
— С памятником надо повременить. На его возведение, нужно знать определённые тонкости, о которых я не в зуб ногой. А вот Прибой переименовать в компанию Гуран, никаких препятствий не будет.
Она чмокнула его в щёку и утянула в шёлковую постель.
Они скрыли от своей компании брачный ритуал, чем подвергли народ к прежним ожиданиям и вечным сплетням. Все догадывались, что свадьба неминуема между ними и что их брак только укрепит дух и экономику компании. Никто не знал, что Евгения Гуран с некоторых пор уже носит фамилию нового мужа, а производственные дела в компании с каждым днём только улучшались. Но трудно скрыть от многотысячного коллектива факт бракосочетания своего руководителя. Истинная правда, вскоре просочилась каким-то образом и на этом закончились ожидания и сплетням пришёл конец. И началась в коллективе обычная ритмичная работа, к которой народ был привычен со времён союза. Иногда самим собой у Господа всплывали воспоминания о том, как они начинали работать с Гураном. Как в золотые времена у них складывались взаимоотношения. Как он при помощи Гурана быстро и заслуженно сделал карьеру. И он решился. Дал команду юридическому отделу готовить документы на переименовании компании ПРИБОЙ в компанию ГУРАН.
— Человек с советских времён строил город и предприятия, оставил большой след в нашем городе, а ему никаких почестей, — сказал он юристам. — Это не справедливо. Народ должен знать, в чьих домах они живут, и кто возвёл в городе огромные массивы социальных культурных объектов, которые они посещают. Про школы я вообще молчу, их не счесть с его метками.
Он умолчал только об одном факте, о захвате Гураном земель в некоторых школах, а себя спросил: «Если положить на чаши весов его добродетель и его грехи, то тут без всякого сомнения добродетель перевесит!»

Глава 34

  Шли года, компания Гуран процветала. Их строители везде и всегда были востребованы. Будь это любой жилой дом, либо производственное здание, не говоря о сельскохозяйственных постройках, — заказчик всегда шёл в их компанию. Порой наступали и трудные времена, когда не совсем гладко было. Не было одно время почти никакой работы. Ситуация мучительно требовала сокращения штатов, но Господь выдержал этот сложный период, а компанию сохранил. Женя, в его дела не лезла, она занималась рестораном и упивалась любовью супруга. От чего она расцвела и выглядела молодой женщиной. Он тоже был не стареющим и вечно молодым мужчиной в шестьдесят пять лет, носивший на себе стабильную обаятельную улыбку. Их союзу многие завидовали, а дочка Вера всегда аплодировала, когда привозила внучку деду. Она была рада за отца и за крёстную мать.
— Папа, а не пора тебе на отдых? — спрашивала она. — А то зачастую бывает так, переработавшие старички пенсионный возраст, после выхода на отдых, уходят на вечный покой. За год они превращаются в самую настоящую развалину. Тебя я таким видеть не желаю.
— Ты права дочка только я к такому типу старичков не отношусь, — объяснил он ей. — И к тому же те старички, ушедшие на вечный покой надломленные, были. Они работали, потому что пенсии мизерные у нас в России. Вот, до гробовой жизни им и приходиться спины гнуть. Мне самому жалко их. Я понимаю, что так не должно быть. И была бы моя воля, я запретил бы пенсионерам работать на тяжёлых работах и вредных предприятиях. Но им тоже достойно хочется жить, а не на помойках отбросы собирать. Ведь в СССР такой страсти не было.
— А где же твои революционные порывы? — засмеялась дочка. — Ты же ярым поборником справедливости всегда был.
В это время зашла в зал Женя и услышав последние фразы крестницы сказала:
— Революционные порывы твоего папы все в компьютере. Вера ему скоро семьдесят будет, а он находит свободные платформы в этом чемодане и пишет хулиганские статьи и комментарии.
— Я там пар выпускаю дорогая, — не моргнув глазом сказал он. — Я отстаиваю здесь свою позицию и народа, — погладил он ладонью крышку ноутбука. — Ты знаешь сколько у нас политических заключённых в застенках сидят?
Вера приподняла от удивления тонкие нити бровей.
— Пап ты, что, разве можно в наше время безобразничать на клавиатуре?
— Да я и не только дома отрываюсь, но и на работе у себя в кабинете, — признался он ей.
Дочь встала с кресла и подошла к отцу:
— Покажи мне своё творчество, чтобы я убедилась, что ты не подвергаешь ни себя, ни нас опасности. И прошу тебя, не забывай, что ты руководитель многотысячной компании, если они захотят, сомнут и тебя и компанию под молотки пустят. Открывай компьютер, пока Олеся на улице.
— Ты что думаешь, я антинародные манифесты пишу. Нет, я душу свою балую. Он включил ноутбук и когда он нагрелся, посадил около себя Веру.
— Я тебе сейчас примерно покажу, что пишу, но тут нет никакой политики.
Открылась страница форума:
— Вот это моя трибуна, но свои комментарии я тебе показывать конечно не буду, так как у меня присутствует там не нормативная лексика. Невежественный и тупорылый люд иного языка не заслуживает.
Отец убрал с монитора страницу и посмотрел на дочь:
— Всё на сегодня, а то ты на меня смотришь как на декабриста. Но ты не волнуйся, — это свободная платформа и каждый человек может встать на неё и выражать своё мнение. Мне нравится ставить, таким образом, на место хамов, не прибегая к кулакам во время подобной риторики.
В ответ она молча тряхнула головкой, давая этим понять, что ей не по нутру его увлечения.
— Учитывая твой солидный возраст, мне кажется, ты занимаешься мальчишеской ерундой, — сказала дочь. — Да я согласна с тобой в чём-то, но зачем выплескивать свои нездоровые эмоции на больных людей. Лучше начни опять писать книги.
— А я этим и занимаюсь, — он протянул ей исписанную общую тетрадь. — Вот здесь я записывал натуральные общения с людьми, а в компьютере храню виртуальные общения. А это значит, что таким образом я собираю материалы для новой книги. Понятно тебе?
— Понятно, но всё равно у меня на душе не приятно, от твоего хулиганского занятия, — произнесла Вера и подошла к окну посмотреть на Олесю.
— Ну вот и посоветуйся с родной дочерью, — нахмурился он. — Другая бы совет дала, а эта критикует. Ты что работаешь в администрации президента?
Дочь в ответ улыбнулась.
— Причём здесь администрация, я просто хочу, чтобы ты себе нервы не трепал, и мы бы все жили спокойно.
— Золотые слова Вера, — поддержала её Женя и перевела взгляд на мужа. — Ты же большой руководитель, а лезешь с разной чепухой в интернет.
— А ну вас, — махнул рукой Господь и взяв под правую руку ноутбук направился к себе в спальню. Но внезапно вернулся к дочери и нравоучительно заявил:
— А ты что бы поняла лучше жизнь, готовься занять моё кресло. Я тебе пророчил такую участь. Вот и настраивайся, а магазины твои обойдутся без тебя.
Он не стал ждать от Веры ответа. Предварительно этот вопрос был с ней уже согласован. Он переместил ноутбук на другую сторону руки и ушёл к себе в спальню.

ЭПИЛОГ

   Июнь месяц 2020 года. Спокойное море, жаркое солнце и компания людей, сидевшая под голубым брезентовым тентом на территории базы Волна. Пэр стоял с бокалом вина и смотрел на Господа.
— Сколько лет прошло, когда мы встретились здесь с тобой.
— Не помню, — ответил Георгий. — Я не летописец и чем старше становлюсь, тем реже заглядываю в свой паспорт. Хотите знать почему? Отвечаю! Душа у меня по-прежнему молодая. И о старости не хочу ничего слышать. Поэтому вы мои друзья, как и я, все до одного живчики. Хотите правду, тогда принимайте её. Именно вы и являетесь пропагандой к здоровому образу жизни. Только из-за вас я забыл про коньяк и перешил на чистое виноградное вино.
— А может из-за меня красивой, или из-за статуса крупного предпринимателя, — раздался голос Жени. — Всё-таки ответственность на тебе лежала большая. И строительством заниматься и мною любоваться. Хорошо хоть было кому передать своё дело в надёжные руки. Молодец Верочка профессионально въехала в руководство. Всё хорошее переняла от отца, — она запнулась и продолжила. — Ой, что это я, а в Верочке ничего плохого даже через микроскоп нельзя увидеть.
— Может быть, оно так и есть, — произнёс Господь. — Поэтому прошу всех даже непьющих выпить хоть по глотку этого волшебного напитка, за мою преемницу компании Гуран. Следующий тост будет за нас.
Его предложение дружно было принято, и тут же раздался звон бокалов. В это время к ним присоединился Вадим Хек, он принёс свежо закопчённый окорок на подносе.
— Закусывайте, не пожалеете, — поставил он поднос на стол.
— Ясно дело не пожалеем, — обрадовался Джамбул, — не впервые ты нас потчуешь своими деликатесами. Я бы такую вкуснятину ел до конца жизни, но, к сожалению, я не Вадик, коптить времени нет. А жизнь убегает. Хочется успеть на финише, осуществить ещё одну цель.
— Ты так говоришь, будто жизненные итоги собираешься подводить, — осадила его Лиза. — Выкинь эту цель из головы и живи нормально. Никому твой консервный завод не нужен.
— Лиза права, — поддержала её Женя. — Стоит ли затевать, то, в чём нет уверенности.
— Боюсь, что ты в этом проекте бесцельно проведёшь время и угробишь деньги, — вставил свой совет и Господь. — Ну, допустим, мы тебе заводик построим, а дальше, что?
— А дальше пойдёт процесс, — неуверенно промолвил Джамбул.
— Отвечаю популярно, — произнёс Господь. — За этим что? — будут ежедневно вылезать препятствия, грыжи, по разным направлениям, о которых я и говорить не желаю. Вы же все знаете мою историю, когда ничто не предвещало беды. Были счастливые времена для перспективного специалиста. Кроме успеха он в своей жизни ничего не испытывал. Но на его горизонте появился завистливый слизень по фамилии Куркин, которому мой успех покоя не давал. И включив свои рычаги, он устранил меня, в эпоху нестабильности.
— Сейчас другие времена, — доказывал Джамбул. — Хочешь дом терпимости — строй, хочешь в космос, — лети.
— Ты не у Валерия Ивановича эстафетную палочку перенял для спора? — Уколола своим вопросом Джамбула Евгения. — Он при каждом застолье устраивал схватки с Георгием, а потом мучился от проигрыша.
— А я и не спорю, — засмеялся Джамбул. — Я знаю, что Господь прав! И скорее всего я откажусь от своей затеи. Она для нас бессмысленна с Лизой. До меня только что дошло, что все хозяева консервных заводов, не простые лавочники. Они в нашем округе имеют солидную крышу во властных структурах. А у меня нет никого кроме вас.
— А это значит, что пора провозгласить следующий тост — за нас! — предложил Господь.
В это время у него зазвонил телефон, он включил громкую связь. Это была Вера.
— Папа, только в пляс не пускайся. Сейчас в интернете прочитала сообщение, сегодня ночью на 77 году жизни скончался Леонид Константинович Куркин, кавалер ордена Трудового Красного Знамени.
В беседке наступила тишина. К Господу подошла Женя. Протянула руку к телефону и сказала:
— Верочка мы плакать и плясать о нём не будем. Мы его не знали, и знать не хотим. А ты бросай все дела и приезжай к нам с Петром. Олеся уже скучает по вас.
— Ничего я не скучаю, — пробубнила Олеся. — Лишние глаза мне на море совсем не нужны. Они с папой забыли, что я не воспитанница детского сада, а студентка института. И я тоже хочу выпить за вас глоток этого искристого вина.
Пока он торжественно разливал вино в бокалы, Вадим включил музыкальный центр, откуда полилась приятная песня неизвестного барда.
Вместе мы много лет, пережито немало.
А и что нам делить, что и думать смешно.
Ну и что, что седой, значит так было надо.
И для вас не чужой со своею судьбой.
Лодочная, ты моя дача пятизвёздочная.
Лодочная для хороших гостей.
Лодочная, когда с друзьями вино — водочная.
Лодочная ты живи не жалей.
В это время на небольшом катере причалил к берегу Стасик, племянник Гурана. Он накинул канат на кнехт и взяв из катера на плечо увесистый целлофановый свёрток, подошёл к Вадиму и положил перед ним свою ношу:
— Окорок твой закопчённый хорош, но это не хуже будет.
Он аккуратно разворачивает целлофан и перед компанией показывается больше метра тушка белуги.
Все сразу зааплодировали Стасику.
— Красавица! — оценил рыбу Вадим Хек, — сегодня на ужин будем кушать стейк из белуги. Так что к вечеру берегите животы.
И вновь зааплодировали, но на этот раз кулинару.

КОНЕЦ.