Сама выбрала свою судьбу

— Мама… — Зоя растерянно оглянулась.

— Что-то потеряли, гражданочка? — спросил подошедший полицейский.

— Д-да… Женщину. Она пропала! Она тут была. А теперь…

— Кто она вам? Как давно вы её видели здесь? Пройдёмте в отделение, запишем всё, разберёмся.

— Она… Она мне никто. Наверное, я ошиблась, спасибо, — сбивчиво ответила Зоя и направилась в зал ожидания вокзала.

— Ну, если никто, то тогда не имеем права принимать заявление. Всего хорошего! — произнёс полицейский и не спеша пошёл к кассам.

***

Маму Зои звали красивым именем Руслана. Да и сама она была красивая. Только судьба у неё не сложилась. Росла с детства на попечении тётки, родителей своих и не помнила. Что там с ними случилось, Зоя так толком не знала, потому что историю эту мать ей рассказывала очень давно, когда Зое было лет семь. А потом не у кого уже было спрашивать, потому что попала Зоя в детский дом.

Нормальной семьи у Зои никогда не было. Родилась она и сразу стала никому не нужная. Родители её были молодые и бестолковые. Пить любили и гулять. Если Руслана хотя бы тихая была, то папа Зои, Григорий — вор, дебошир и драчун. В какие только передряги ни попадал. В конце концов, после одной из них его и не стало. Драка. Члены воровской шайки, в которой был Григорий, после удачного ограбления магазина, не смогли поделить выручку. Григорию досталось больше всех: у кого-то из дерущихся был нож.

Остальным досталось позднее: всех поймали и посадили. Руслана в этом не участвовала, дома сидела с маленькой Зоей. Горевать сильно не стала, хотя одной, конечно, трудно стало. Григорий регулярно приносил денег, иногда ворованные вещи. Жили неплохо, Руслана не работала: не было у неё ни желания, ни образования. А тут совсем туго стало. Квартиру оплачивать нечем, продукты тоже не на что покупать. И «Зойка противная» всё время скулит, ноет. То есть ей, то пить. Надоело. Сама-то Руслана пойдёт, купит бутылку и забудется. А эта…

Непонятные личности постоянно толклись в Русланиной квартире. Зоя путалась у них под ногами. Иногда приходила полиция, и Зоя часто слышала слово «притон». Она не знала, что это такое, а после того, как однажды спросила об этом мать, то та на неё поругалась, что, мол, не лезь не в своё дело. Игрушек у Зои не было, только старая лысая кукла, которую отдала ей соседка из жалости, когда у той подросла дочка. Лысая она была потому, что Зоя однажды решила её причесать, но что-то пошло не так и почти все волосы оторвались. Всё равно девочка очень любила эту куклу и называла её Мария.

Именно эту куклу и принесла ей мать в детский дом, когда первый, и единственный, раз навестила дочь. Руслану лишили родительских прав. Зоя долго ждала мать и надеялась, что та её когда-нибудь заберёт. Но нет. Она приехала и уехала. Любимая воспитатель Зои, Лилия Борисовна, только вздыхала, глядя на это и думала о том, что, мол, скучают дети и любят даже таких матерей, которые совершенно не годятся на эту роль. Зато избалованные отпрыски всё время недовольны любящими родителями и ищут повода помотать им нервы. Зоя же готова была отдать всё, что угодно, лишь бы вернуться домой к этой маме, где ей было голодно, порою холодно, где её не любили и вообще не замечали, ругали, иной раз и били, но это был её дом, а не эти казённые, тумбочка с кроватью…

Выросла Зоя и уехала из детского дома, поступив в колледж. Это Лилия Борисовна подсказала. Она выяснила, что если Зоя туда поступит на очное обучение, то она будет иметь право на полное государственное обеспечение и дополнительные гарантии по социальной поддержке до окончания учёбы. Что ей обязательно дадут общежитие и даже заключат договор о проживании, ведь Зое как раз исполнялось в мае 18 лет. Девушка поступила, выучилась и получила суровую мужскую профессию — осмотрщик железнодорожных вагонов. Потом квартиру ей дали от государства однокомнатную, крошечную в старом-старом доме, на вид, прямо-таки, дореволюционной постройки. А она и этому была рада. Зато своё жильё, отдельное! Потом Зоя нашла работу: в паре автобусных остановок от дома находился железнодорожный вокзал.

А про мать Зоя узнавала. Пришла по старому адресу, а там семья живёт: мама, папа и сын. Рассказала ей бабушка у подъезда, что Русланка допилась до чёртиков, однажды даже чуть не спалила эту квартиру. Толпы мужиков к ней ходили разных, что тут делалось! Дым коромыслом! Пили и гуляли целыми днями. А потом исчезла она внезапно. Сначала жилплощадь пустая стояла. А потом в квартиру семья въехала. Поговоривают, что нету её на белом свете, Русланы этой. И хорошо. Кому она, пройда такая, нужна?

— А тебе она кто? Что интересуешься? — наконец спросила бабушка, внимательно глядя на Зою.

— Знакомая. Так. Никто. Просто.

— А раз просто, так нечего и вспоминать её! Не заслуживает она этого. Дочь свою бросила. В детском доме росла крошка. Разве ж так поступают! При живой-то матери! Иди, себе с миром, и я пойду. Холодно сегодня, ноги уже замёрзли сидеть, — сказала бабушка и слезла с лавки.

«Вот оно что! — думала Зоя, идя по дороге к автобусной остановке, — Матери, значит, нет в живых. Потому и дали мне квартиру-то эту. А так бы сюда поехала, к ней. Вот почему она меня не искала, и не приехала больше!»

Зоя не сразу привыкла к тому, что она одна на всём свете, и никого у неё нет. Мысли о матери нет-нет да возникали в её голове. Нельзя же взять и вычеркнуть из памяти ночи, проведённые в детском доме, когда она плакала, скучая о ней и всё представляла, как мать придёт и заберёт её. Как они поедут вместе домой, а потом… Она не знала, что будет потом… Что-нибудь да будет, — размышляла девочка. Чаю попьют вместе, посмотрят семейный альбом, наверное, обнимутся и будут сидеть… Она вообще не знала, как живут другие дети. Счастливые. У которых есть мама и папа. Каково это? Потом, уже учась в колледже, она стала видеть других детей и, конечно, в глубине души им завидовала…

— Зойка! Выйди завтра в мою смену, пожалуйста, а потом я в твою выйду! — попросила Тамара, с которой они вместе работали. — Очень надо! Тебе же всё равно, а у меня Серёжка опять сопливится. Денёк посижу с ним, может, вылечу его, и опять в сад пойдёт. А муж не может отгул взять. На больничном я только была, начальник ругается уже. Выручай!

— Хорошо, — улыбнулась Зоя.

Ей было действительно всё равно. Дома её никто не ждал.

Она отработала смену, переоделась и решила пройти через площадь перед вокзалом. Тут было много народу. Люди суетились и спешили, везя огромные чемоданы и сумки на колёсиках. Она прошла платформы для поездов дальнего следования и увидела, стоящие в ряд, пригородные электрички. Здесь тоже все спешили, и только несколько людей крутили головами и смотрели на табло, ожидая информации, на какой путь прибудет нужный поезд. Был час пик.

— Подай денежку? Помоги страдалице… Дом у меня сгорел, жить негде и не на что… — страшная на вид, грязная, лохматая женщина сидела на картонке, прямо на асфальте. Волосы её представляли из себя сплошной колтун, а ноги были обуты в какие-то грязные боты. Да и вся одежда на ней была грязная. Пахло от неё тоже, не очень.

Зоя сморщила нос и полезла за кошельком. Она никогда не подавала денег, но тут почему-то проявила слабость. Зоя знала, что на вокзалах промышляют профессиональные «нищие», и это бизнес, не более того. Поэтому девушка обычно не поощряла такое дело и проходила мимо.

— Благодарствую, — улыбнулась беззубым ртом женщина и взяла монетку. — Что смотришь? Страшная я? Да? А знаешь, в твои годы, какая красавица была! Эх… Хоть имя у меня осталось красивое — Руслана. Больше ничего у меня нет. Документов тоже нет. И одна я совсем, никому не нужная, бомжую.

— Руслана?! — Зоя, и так, сама не зная, почему, стояла перед этой женщиной, слушала, и никак не могла уйти, а тут прямо ноги покосились у неё. — Мама?..

Женщина близоруко сощурилась и, кряхтя, поднялась с картонки:

— Зоя, что ли?! Ты?!

Домой они поехали вместе. Весь вечер разговаривали и не могли наговориться. Плакали, рыдали, вспоминали прошлое. Зоя узнала мать. У неё было специфическое родимое пятно на левом виске, прямо там, где начинают расти волосы. Она помнила, как мать часто говорила, что приходится носить длинные стрижки, потому что она стесняется этого пятна. Зоя дала матери свою одежду. Она долго-долго принимала душ, а потом вышла оттуда совсем не узнаваемая. Колтуны на голове Зоя ей состригла. Получилась короткая стрижка, что-то вроде ёжика.

Мать рассказывала ей, как скитается, как давно привыкла жить на вокзале. И что жить там вполне можно, хотя раньше она и не думала так. И деньги там можно зарабатывать, если ходить по вагонам электричек. Добрых людей много и даже если подают мало, можно насобирать, чтобы купить еду. Только нужно остерегаться полиции, потому что попрошаек они гоняют, хотя к ней конкретно не сильно придираются и на нарушение порядка часто смотрят «сквозь пальцы». А квартиру она потеряла, ту, в которой жили тогда ещё с Зоей. Собутыльники за долги заставили её переписать имущество на одного из них, угрожали расправой.

— А я дура была. Подписала бумаги и на улице оказалась, выгнали меня за дверь, кто там из них поселился я и не знаю, — плакала Руслана.

А Зоя рассказала ей, как ждала её, как мечтала вернуться домой. Руслана плакала и просила прощения…

На следующий день, едва дождавшись окончания рабочей смены, Зоя наспех забежала в магазин, накупила сладостей к чаю и отправилась домой. Входная дверь была приоткрыта. Матери в квартире не было. Зоя прождала её два часа, всё надеялась, что та вернётся, а потом полезла в шкаф и обнаружила, отсутствие некоторых дорогих вещей. И денег, которые Зоя прятала на дне картонной коробки от конфет, под всякими мелочами.

— Профессионально сработано… — пробормотала она и опустилась на диван. Слёзы потекли по щекам девушки.

«Может… она просто не хочет меня стеснять! — вдруг подумала девушка, — Она, наверное, взяла денег, в долг, чтобы было, на что жить дальше! И отправилась обратно. Вот, наверное, что! Я и не подумала об этом. Ну ладно. Пусть… Мне не жалко…»

Зоя, сама не зная, зачем, стала обратно одеваться. Через пять минут она уже стояла на остановке и ждала автобус, чтобы поехать на вокзал. В этот час людей на вокзальной площади было поменьше. Зоя стала оглядываться, ища глазами мать. Потом прошла в зал ожидания. Там тоже походила между кресел и снова ни с чем вернулась на улицу.

— Женщина… тут сидела женщина вчера. И в другие дни, наверное, сидела, я не знаю точно. Где она? — Зоя обратилась к какому-то мужчине, который ходил по площади и предлагал нехитрые товары: ручки, журналы, газеты и супер клей. Много их таких коробейников ходило и по электричкам тоже. Хотя торговля в них, как и попрошайничество, была запрещена.

— Попрошайка что ли? — уточнил мужчина. С длинными патлами такая. Знаю. Видел сегодня. Только уже стриженую, с дружками своими. Они тут драку затеяли. Какие-то деньги делили. Обокрали, небось, бедолагу-пассажира какого-нибудь. В полицию её забрали, вместе со всеми. А она ещё и нетрезвая сегодня была. Кричала, пела песни, ой, что вытворяла! А потом дружки её пришли. Завязалась у них возня. Тут и полиция подоспела. Я как раз обедал. Пирожков купил, сидел на лавке, чай пил, смотрел на это представление. Так что в полиции она. Теперь не скоро жди. А то и сядет ещё… Супер-клей не желаешь? Хороший, дёшево!

Зоя отрицательно помотала головой и бессильно опустилась на лавку. Мать снова бросила её. Она даже не собиралась возвращаться.

***

Зоя всё-таки смогла найти в себе силы и забыть прошлое и прекратить находиться в этом бесконечном «зале ожидания». Она решила, что ей просто необходимо уже перевернуть эту страницу своей жизни и начать новую главу. Мать она с тех пор не видела. Хотя, первое время девушку так и тянуло, возвращаясь домой с работы, пройти именно через привокзальную площадь. На картонке больше никто не сидел. А полиция то и дело патрулировала вокзальную территорию. Видимо, с этим делом стало строже. Да и полиции стало больше. Вокзал — место такое… Всякое бывает. И с одним из полицейских, молодым парнем, как-то и познакомилась случайно Зоя. А потом замуж за него вышла. И всё у неё теперь хорошо.

Про мать девушка иногда вспоминает. Только уже без слёз. А что плакать? Она сама выбрала свою судьбу.