Воровской орден 2

    Вторая книга романа Воровской орден «Звездопад Марты», значительно отличается по характеру сюжета, от первой книги. Жизнь внесла значительные коррективы не только наших персонажей, но и всего общества и написана книга в другом ключе, более современном. Долго лежавший в забытье загадочный Пифагор, вновь всплывёт на горизонте. К этому раритету потянуться щупальца одного из хищников современной России и как на это отреагирует ситуация вместе с античным философом и математиком читатель узнает, когда прочитает эту захватывающую книгу

БОЛЕЕ ТРИДЦАТИ ЛЕТ

    У Глеба был свой Новый год. Он начинался у него не с первого января, а весной, когда он спускал на воду свой уже второй по счёту катер «Прогресс». (Казанка давно прогнила на стыках соединений и служила в саду для хранения навоза).
Итак, весна за весной незаметно прошли годы. Вначале брызнула седина в голову, которая со временем осыпалась полностью. Обмякло тело, и ушла сила из рук. Улыбка редко трогала его губы. Старело сердце, старел и дух. Прошло больше тридцати лет, после рождения Альбины. Она закончила финансово-экономический факультет института и работала в банке бухгалтером. Жила она со своей семьёй на площади Свободы в старой квартире, которую мать, когда — то поменяла на рижскую квартиру.
Глебу с Натальей она подарила внука Максима. К этому времени ему было уже четыре годика. К сожалению, видели дед с бабкой внука, не так часто, а только по выходным дням. Всё — таки далековато и хлопотно было его возить в другой город через единственный мост, где постоянно в часы пик бывают автомобильные пробки. А по воде добираться можно только в навигационный период. Когда Максим болел, то бабка сама ехала к дочери и жила там, до тех пор, пока врачи не выписывали его в садик. Деда же оставляла на попечение семьи Корнея, зная, что без тёплого внимания его не оставят. Там Капа всегда проследит, чтобы сорочка каждый день была свежая, и туфли блестели. Дочка их Жанна, — медсестра по образованию, работающая в пансионате для престарелых людей, не ждала, когда её дед о чём — то попросит. Сама и кровяное давление замеряет, и по необходимости укол сделает или таблетку даст. Про своё имя Глеб давно забыл. Все его почтенно называли дед. Одна только Наталья называла его ласкательно Глебушка или дедушка. На носу у него постоянно сидели очки, а вторые очки он носил на груди, подвешенные за цепочку. Искусственную «ногу» Глеб одевал редко, хотя военкомат давно о нём позаботился и заказал ему усовершенствованный облегчённый протез. Он ему стал надоедать. (Старый, липовый протез хранился вместе с Пифагором в чулане, и о нём практически Глеб забыл).
   Времена изменились. Уже несколько лет кряду местные власти стали окутывать его своим вниманием, как фронтовика и кавалера двух орденов Славы. Ему было приятно, когда его портрет повесили на аллее героев, и он всегда был почётным гостем на трибуне во время парадов на площади Победы. Это был, один из моментов, когда он в обязательном порядке пристёгивал протез. Больше предпочитал передвигаться на манёвровой инвалидной коляске, которую ему подарили новое поколение воров. С некоторых пор он самостоятельно уже не выезжал навстречу волне. На рыбалку его теперь сопровождали или Корней или внуки Карпа, — неплохо управляющие его Прогрессом. На месте его мостков, стоял дебаркадер, окрашенный в голубую краску, к которому пришвартовывались маленькие суда. Глеб иногда брал удочку и кидал её с коляски около дебаркадера, чтобы наловить рыбы для сиамского кота Захара.
А вообще их зачастую хорошей рыбой всегда снабжал Корней и Карп Нильс, — хозяйничая на острове и сторожем и егерем вместе со своим младшим братом Иосифом.
Их отец Феликс внезапно скончался более десяти лет назад. Болезнь лёгких, про которую он давно забыл, неожиданно обострилась после перенесённого им гриппа. Мать их Зоя, которой было уже под восемьдесят лет, крепилась, но хозяйством уже не занималась. В тягость ей было ходить за скотиной, да и некогда. Она причастилась к церкви и посещала её каждый день вместе с соседскими старушками. Зоя пыталась и Наталью привлечь к богу, но та всегда отмахивалась и говорила, что ей не на кого Глеба оставить.
Наталья устала уже красить свои седые волосы и ходила белая, как лунь, раздаривая всем свет. Несмотря, что Наталья подходила к восьмидесятилетнему рубежу, она по-прежнему имела милое и ухоженное лицо. И соседи её называли Белоснежкой или бабой Наташей.
Дом Чашкиных давно претерпел существенные изменения. Бревенчатые срубы были обложены красным кирпичом. Вместо русской печки на кухне стояла газовая плита и небольшой камин. В комнатах Глеба и Натальи на полу лежал паркет из бука. Только баня стояла, нетронутой, ей уже никто не пользовался. В ней кроме Насти никто раньше не мылся. Когда Руслан с семьёй уехал жить к матери, она переселилась жить в его сруб. Вела практически всё хозяйство в доме, — скотина, приусадебный участок и стирка были на её плечах. В 1970 году, Настя начнёт часто пропадать из дома, а через девять месяцев родит горластого мальчика. Кто отец сына? — она никому не признавалась? Даже Глебу, которого Настя всех больше уважала в доме. Она только мычала в ответ, храня немое молчание. Через два года Настя с сыном тайно покинет дом, не оставив никакой записки. Только через несколько лет домочадцы узнают, что Настю увезёт вор в законе Хан к своим родителям в город Торез на Украину. Сам же Хан позже будет осуждён и приговорён к восьми годам особого режима. Лично он пришлёт Глебу письмо из мест заключения и поделится своими откровениями.
Он признается Глебу, что его глухонемая родственница воспитывает его ребёнка. После этого письма прошло много лет, — затем многолетнее молчание.
СССР развалился вместе с коммунистической партией, и Украина стала ближним зарубежьем. Поэтому как сложилась судьба у Хана и Насти, Глеб и предположить не мог. Так — как вестей никаких больше не получали.
Дарья после гибели Цезаря так и осталась одна, занимаясь воспитанием трёх внуков. Мужчины ей больше не нужны были. Ту работу по дому, которую она не могла осилить, успешно выполнял Руслан и подрастающие внуки. Они не редко всей семьёй наведывались в свой родной город, где им всегда были рады.
Корней и Капа находились на пенсии, но продолжали работать. Их сын Алексей был офицером и жил в Забайкалье. Младшая дочь Жанна была ещё молода и замуж не спешила. У неё была цель, — во что бы то ни стало выучиться на врача невропатолога, а потом уже думать о свадьбе.
…Семья Каменских ещё до перестройки покинули Латвию и Советский Союз. Они переехали в Лейпциг родину Анны. Морис был учёным музееведом, теорию музейного дела знал в идеале. Соответственно и работал он по своему профилю. Анна была журналисткой часто с детьми летом приезжала в гости к бабке и деду в Россию, привозя от них в Германию целый воз здоровья и массу хороших впечатлений
Много воды утекло за это время. Резко поменялась не только жизнь, но менталитет народа. Никто и предположить не мог, что с перестройкой вскоре рухнет Советский Союз. А вместе с этой большой народной катастрофой возрастёт коррупция, и по городам распустит свои щупальца наглый рэкет. Преступность сильно помолодела и ожесточилась. В тюрьмах в основном сидела одна молодёжь. По России гулял беспредел. Многие воры в законе старой формации ушли на «вечный покой» или совсем отошли от дел. Утонул у себя в ванной патриарх уголовного мира Часовщик, — находясь в изрядном подпитии в один из неблагополучных дней.
От прободной язвы помрёт Барс.
Более тридцати лет назад, как только Наталья родила Глебу дочь Альбину, он передал кассу воров, созревшему для этого дела грамотному вору Зиме, но связей с ворами не терял. Они шли к нему за советами или просто так уважить его, — поддержать здоровье редкими медикаментами, оставить на кухне корзину с продуктами или помочь в чём — то по дому.
Глеб с сожалением вспоминал те золотые времена, когда его дом помогала строить вся улица, и когда соседи делились друг с другом последним куском хлеба. Сейчас почти все дома окружены высокими заборами, и друг к другу в гости уже не ходили. Мало того, каждый норовил оттяпать у соседа лишний кусок плодородной земли или умыкнуть незаметно ведро удобрений. Наступила эпоха не единения, а единоличия, каждый выживал, как мог. Люди, при сокращении штатов, готовы на предприятии друг другу горло перегрызть, устраивая разные каверзы и плетя интриги ближним. Но самое популярное изобретение это был чарующий лохотрон. Даже трезвомыслящие люди не могли устоять перед ним. Всем хотелось дармовых денег. Посулы, лживая реклама в СМИ, мутила людям голову. Мошенники были разнокалиберные, — от ловких изобретательных фокусников, манипулирующими шариками и напёрстками, до невероятности изощрённых строителей пирамид. Все хотели денег. По городам ходили люди с большими значками на груди, типа хочешь быть богатым! — спроси у меня, или хочешь похудеть! — спроси тоже у меня. Один из таких ловкачей был родственник бабы Наташи Кузьминой тридцатипятилетний Вадим Важенин, живший в Горьком ныне приобретя своё историческое название и переименованный в Нижний Новгород. Он всё реже и реже стал навещать дом на берегу Славки, где жили его единственные родственники.
Анна давно была уже мамой, и они с Морисом воспитывали дочку Сабрину. Их старший сын Август жил самостоятельно в Люксембурге, где недавно начал свою трудовую деятельность экономистом в одной из знаменитых винодельческих компаний Морис работал в это время в Лейпцигском музее литературы и искусства, но к тетрадям деда не прикасался, но некоторые разъяснения жене давал. Так, как она твёрдо решила хоть по кускам, хоть целой книгой опубликовать страшную исповедь советского генерала КГБ Березина. Анна не забывала иногда брать в руки Пифагора и держать с ним совет по книге, отлично понимая, что разговаривает с дублёром. Хоть это и была копия, но этот Пифагор, тоже её вдохновлял. После поездки в Дрезден ей подтвердят, что обладает она действительно не подлинником Пифагора, а великолепно изготовленной подделкой, которой цена чуть больше двадцати марок. Об этом открытии она и без экспертов знала, но Морису ничего не говорила. Анна много материала собрала по фигурке, но все они разнились. Настоящий Пифагор был изготовлен неизвестным мастером. Некоторые эксперты из Дрезденского музея говорили, что был такой экспонат в музее, переданный на хранение Адольфом Гитлером, и приписывали эту работу итальянскому мастеру шестнадцатого века Челлини Бенуто, другие же эксперты имели стойкое мнение, что это работа румынского скульптора Константина Бранкузи. Они утверждали, что хоть в фигурке и существует дух древнего мастерства, но выполнена она в двадцатом веке. Подобный конструктивизм было присущ именно Бранкузи и являлось его пожизненным логотипом. Они, без всякого сомнения, склонялись, что выполнен Пифагор в двадцатом веке румынским скульптором который был похоронен в Париже в 1957 году.

ЗАКАЗ НА ДОМ

    Была пятница. Автовокзал был переполнен пассажирами. Студенты и другой бывший пригородный и сельский люд, прочно обосновавшийся в городе, имевшем статус областного центра. Все они отправлялись на выходные дни к себе на малую родину. Всем нужно было домой, — увидать родных и отдохнуть от суеты миллионного города. От касс тянулись зигзагообразные очереди. В середине кассового зала впритык к стене, где висела большая карта маршрута междугородних автобусов, стояла лавка с заманчивым названием «Здоровье». В эти дни, очередь в эту лавку была такая же, как и в кассах. В подарок своим родителям дети закупали оздоровительные чаи и биологические добавки, которые как объясняла хозяйка лавки, принимают постоянно космонавты.
Хозяйка статная женщина, где — то на вид чуть за тридцать лет, приятной наружности, — чёрные прямые волосы, немного ниже плеч, утончённые черты лица, нос с обаятельной горбинкой. А главное зелёные глаза, — они странно блуждали по лицам всех покупателей мужского пола, будто выискивая себе подходящего партнера на танец обольщения. Опытный человек сразу мог распознать в этих глазах сексуальный голод и неудовлетворённость семейной жизнью.
У неё был медоносный голос и профессиональная хватка. Она так убедительно рекламировала свой товар, что ни один покупатель не уходил без покупки.
За её работой наблюдала другая женщина примерно такого же возраста. Но это лицо уже было не только приятное, а красивейшее!
Именно от таких дам, обладательниц воспламеняющего взгляда у мужчин закипала в жилах кровь, а у женщин немел язык от восхищения и зависти. Без всякого сомнения она являлась эталоном женской красоты и олицетворяла образ современной женщины. На неё без восторга нельзя было смотреть.
Её необыкновенные большие и умные глаза, не смиренно водили по сторонам. Эти глаза напористо брызгали таёжной голубикой включая при этом колдовское обаяние. Длинные шёлковые ресницы временами сдерживали этот напор, когда она кокетливо опускала веки. Смуглая без подтяжек кожа на лице, приятно блестела, отдавая шоколадным оттенком. И этот блеск был не косметический, это был щедрый дар матушки — природы, который можно было сравнить разве что со звёздной ночью, северным сиянием или восходом солнца. Любое из этих атмосферных явлений приносит человеку положительные эмоции, — так и она словно целебный родник била своей ослепительной красотой людям в глаза, принося им радость. Национальность в её облике было трудно угадать. В ней сочеталась одновременно горячая кровь дочери гор Кавказа и Кугитана.
Возможно, она была гордой осетинкой, а возможно покорной туркменкой? Угадать сложно, но в любом случае, в далёком прошлом её предки без всякого сомнения были участниками революционных этапов, когда разные религии вопреки природе нарушили национальные устои и удачно размешали разнородную кровь. От чего на свет появилось такое дивное создание!
Красивая и уверенная в себе, догадываясь, что вся змейка, образованная из живой очереди, включая и женский пол, наблюдают именно за ней, а не за продвижением покупателей. А если быть точнее, не наблюдают, а любуются ей, как произведением искусства. Она не крутила во все стороны головой и не торговала бесплатно своим неповторимым обликом. Она прекрасно знала себе цену и если тщательно приглядеться в её глаза, то в них можно найти сияние нежности и страстный темперамент, а также мудрость и хитрость. Это о таких женщинах писал Вадим Синявский
«О, женщина! Больше, чем тайна; больше, чем загадка… Ты — парадокс!
В норковой шубе и из такого же меха берете, она стояла сбоку лавки, рассматривая внимательно витрину, заставленную сверху до низу широким ассортиментом товаров.
Сжимая в руке дамские перчатки, она регулярно с витрины переводила взгляд на очередь, как бы дожидаясь, когда она полностью растает.
Очередь двигалась, вроде быстро, но периодически в её хвост пристраивались другие покупатели.
«Так конца не будет», — подумала женщина в шубе и, подойдя к застеклённой двери, два раза мягко постучала по ней.
Дверь отворилась.
— Простите! — сказала женщина в шубе, — я тут прочитала, что вы осуществляете доставку ваших товаров на дом.
Хозяйка при виде экзотической покупательницы изрядно смутилась, но сразу взяла себя в руки, сменив смущение на восхищение:
— Да такие услуги мы предоставляем покупателю, — улыбнувшись, ответила она.
— Я сейчас очень тороплюсь, и вас не хочу отвлекать от работы. Не могли бы вы сегодня к девятнадцати часам подвезти комплект чаёв «Зелёная поляна» и комплект биологических добавок для гипертоников. — Она достала из сумки визитку и протянула хозяйке.
— Будьте добры, по этому адресу осуществите доставку?
Хозяйка взяла у неё из рук визитку, показав женщине ухоженную руку с маникюром и массивным золотым перстнем с сапфиром. Она прищурила глаза и вслух прочитала:
— Жук Марта Осиповна, — президент ассоциации пенсионеров «Дамка», улица Горького. — Прочитав, она подняла голову. — Так это совсем, рядом от нашего дома. Хорошо, я пришлю к вам своего мужа, — согласилась она.
— Нет, пожалуйста, не утруждайте его? — замахала ручкой женщина. — Вы так прекрасно и очень понятно объясняете о полезности ваших чаёв. И мне бы хотелось именно от вас получить консультации по товару, который вы мне доставите. О деньгах не переживайте? Для меня они значения не имеют.
— Ну, хорошо завезу вам я, — недоуменно пожала плечами хозяйка, — только мой муж более продвинут в этом деле. Я здесь лицо, можно сказать второе, объясняю поверхностно, а он официальный представитель генерального поставщика.
Тут толпа начала волноваться и все начали торопить хозяйку.
Женщина в шубе надела перчатки на руки, давая понять покупателям, что больше не намерена задерживать продавца. Она грациозно повернулась и, показав спину толпе, вышла с вокзала.
— Пантера! — раздалось ей в след.
Она улыбнулась, понимая, что это было не оскорбление, а настоящий комплимент её грациозной походке. И, пройдя привокзальную площадь, за углом села в темно — синий американский автомобиль марки «Линкольн», где её ожидал мужчина в бутафорских очках с роговой оправой.
— Состоялось свидание? — спросил мужчина за рулём.
— Безусловно, — ответила она, — тебе сегодня придётся побыть в одной из своих квартир. Или спустишься к Берте, — составишь ей компанию часов до десяти. А я займусь Ольгой Владимировной Панкратовой, — моей новой знакомой.
Как она покинет нашу квартиру, я тебе позвоню.
— Ты с ней уже познакомилась?
— На груди у неё бирка как транспарант висит, а близкое знакомство будет вечером, — потершись щекой о пушистый воротник шубы, сказала она.
Мужчина в бутафорских очках довёз её до дома, а сам развернулся и уехал в неизвестном направление, сказав ей, что будет ждать её звонка.
Женщину звали Марта.

СОЗЕРЦАТЕЛЬНИЦА МАРТА

   Шёл 1990 год. Марта Жук в девичестве Кежай уроженка Мордовской автономной республики, приехала в миллионный город после окончания школы поступать на учёбу в культурно просветительное училище на хоровое отделение. После успешного окончания училища была направлена работать в областной центр ДК «Железнодорожник», но не понравившиеся ей условия работы заставили её незамедлительно обратиться в профком ЖД к председателю Крапину, чтобы он отпустил её на все четыре стороны. В это время в кабинет зашёл экстравагантный мужчина средних лет приятной наружности, в костюме тройка и жёлтой рубашке с галстуком. В руках у него была стопка брошюр, которые он передал Крапину, и сел на стул, напротив Марты опершись локтями о стол. Ей в глаза сразу бросились рукава его костюма, на каждом из них было по одной пуговице, вместо обязательных четырёх.
«Ухаживать за ним некому. Не иначе один проживает?» — определила мысленно она и стала осторожно, не привлекая внимания изучать его:
«В лице угадывается настойчивость и упорство, хотя ведёт себя развязано при председателе профкома, явно показывает свою власть в присутствии обворожительной посетительницы. То, что рангом он ничуть не ниже профсоюзного лидера, мне это понятно. Ну, хорошо давай ещё глазками поиграем, посмотрим, кто победит? Я уверена или ты меня восвояси отпустишь с дипломом или предложишь руку и сердце! И я точно не откажусь! Ты мне тоже нравишься! А пуговицы к рукавам я тебе хоть сейчас присобачу».
Он тоже не отводил от неё своего испепеляющего взгляда. Правда губы и глаза его непроизвольно подёргивались в нервном тике. Одного его взгляда было достаточно, чтобы она своим аналитическим мышлением поняла, что он опьяняющим образом очарован ей. Такие мужчины уже попадались на её жизненном пути. Это были одарённые натуры, обладающие чувственным восприятием окружающего мира. Они высоко ценили её красоту и красоту интимных отношений. У неё тоже было ответное чувство к таким мужчинам, но, к сожалению, ни с одним из них жизнь свою связать она не смогла, — так как все они были женаты и с семьями своими из-за молодой экзотической красавицы, оставлять не решались.
Этот мужчина вполне устраивал её: — красив, не старый, при должности и наверняка обеспеченный. Сейчас он сидел перед ней и внутренне боролся со своим, откуда-то взявшим нервным недугом. Она не сводила с него глаз. Она чувствовала, что он прилагает невидимые усилия, чтобы укротить нервный тик, но ему это плохо удавалось. Тогда Марта встала, и смело, дотянувшись до графина и стакана, налила ему воды.
— Спасибо! — сказал он, выпив воду, и закашлял в кулак, — Пожалуйста, — ответила она с улыбкой.
Он, прокашлявшись, всё же собрался с речью:
— Что же вы милейшая, ни одного дня не проработав, а уже мятеж поднимаете? Выйдите на работу, познакомьтесь с коллективом, ну уж если не приживётесь, то будем смотреть, что с вами делать. «Кстати в общежитие вы устроились?» —спросил он.
— Не хочу я жить в бараке, и дворец культуры мне ваш не нравится. Отпустите меня домой?
Председатель профкома выдавил из себя:
— Так уж и барак? На мой взгляд, нормальные там условия, не люкс, конечно, но жить можно.
От таких слов лицо Марты исказилось, но оставалось всё равно привлекательным. Незнакомый мужчина не сводил с неё глаз.
— Вас государство обучило бесплатно, — сказал он. — Как вы думаете, диплом свой отрабатывать? В далёкую неизвестность мы вас не можем отправить. Нас за это по головке не погладят. Сами понимаете, за нами тоже строгий контроль ведётся. И я должен заметить, что вам несказанно повезло, что вас направили работать в один из лучших городов СССР, а не в глухую деревню, где сельский клуб дранкой обшит, а крыша соломой покрыта.
Интуиция подсказывала девушке, что напротив её сидит не просто мужчина, а её спаситель. Такой взгляд может быть только у человека, как говорят в народе: — «влюбился по уши с первого взгляда!»
Она надула свои вишнёвые пухлые губы, и словно артистка пустила слезу. Затем, изобразив отчаяние, в слезах смело бросила:
— Подавитесь своим дипломом, всё равно я сегодня же умчусь домой.
Этот рискованный выпад как она и думала, сыграл ей на руку.
Домой никто ей уехать не дал. Мужчина увёл её к себе в кабинет, где на двери висела табличка.
Начальник юридического отдела В. А. Жук
Он тут — же сел за телефон и буквально за считанные минуты договорился, чтобы Марту оформили на непыльную работу в ДК «Железнодорожник». Ей предложили должность кассира, на что она с радостью согласилась. А через час она была обладательницей ключа от большого частного дома, принадлежавший юристу.
Через месяц они зарегистрируют свой брак, после которого он по согласованию сторон переведёт Марту кассиром в один из лучших театров города, с чего у неё и начнётся познание сладкой и в то же время нестабильной жизни.
Слава Жук, — бывший чиновник «ЖД», — уволенный за аморальный образ жизни после их свадьбы, пошёл в разнос. (Партком посчитал что он, пользуясь своим положением, склонил молодого специалиста к сожительству) Позже он будет осуждён, за содержание притона и торговлей огнестрельным оружием. Он вращался не только в кругу знати, но и в криминальной среде был уважаемым человеком. Имел свой голос везде и его нередко прислушивались. Но когда после освобождения на него пали подозрения, что он водит дружбу с ментами, отношение криминальных структур к нему резко изменилось. И тогда опасаясь за свою жизнь, он со всеми потрохами залез под крышу правоохранительных органов, проворачивая с ними выгодные операции. Свою жену Марту он обожествлял не только за яркую красоту, а также за преданность. Находясь в заключении четыре с половиной года, Марта не забывала своего супруга и в каждый свой выходной садилась за руль его девятки.
Ехала к нему на зону, стараясь правдой и неправдой заслать ему за колючку деликатесную передачу. Надо сказать, что благодаря её внешности, препятствий для неё не было. С такой красоткой поговорить за праздник было не только мужчинам, но и женщинам. «А уж оказать услугу», — совсем за счастье считали бравые офицеры системы исполнения наказаний. Они млели перед ней и с воодушевлением исполняли любую её прихоть, — водку или деньги передать, — нет вопросов. Продукты и сигареты, — с великой радостью.
Практически Жук на зоне жил, как в хорошем гастрономе. Когда он освободился, баловал её и золотом и шикарными тряпками. Выходил с ней в свет, возил не только в Сочи и Ялту, но и на международный горнолыжный курорт Хемседал в Норвегию. Этот курорт с его природной изумительной красотой называют скандинавскими Альпами. Там они и с горы Тоттен спускались не раз, и сноуборд осваивали в местном сноупарке. Далее была Флоренция с Неаполем и конечно Париж с Лувром и театром — кабаре «Мулен — Руж» и знаменитой Эйфелевой башней.
Это были прекрасные времена, и Марта с теплом вспоминала о них. Сколько было комплиментов в её адрес, — не счесть. Правда, отпускались они не лично ей, а мужу. Но ей было всё равно, так как эти комплименты бумерангом возвращались ей, непомерной щедростью мужа. После каждой такой поездки в её гардеробе висела или новая шуба, или на пальце появлялся изящный перстень с бриллиантом. Но это продолжалось чуть больше пяти лет. Его вновь арестовали. В этот раз, за сбыт крупной партии наркотиков и финансовую аферу. Второй срок существенно отличался от первого. Судья на этот раз не поскупился и приговорил его к одиннадцати годам с конфискацией имущества.
Марте достался четырёхкомнатный дом на Сортировке, в котором Жук родился и провёл большую часть жизни, а после превратил его в самый настоящий бордель, куда чаще заглядывали важные чины разных ведомств, да нужные люди, чтобы согнать «дурную кровь» на девочках. Помимо частного дома у них ещё была трёхкомнатная квартира в нижней части города, в которой они и жили. Дом был с виду убогий, дореволюционной постройки с маленьким балкончиком, где могли поместиться только два человека от силы. Зато в квартире была полная чаша изобилия. Итальянская эксклюзивная мебель фабрики Сappelletti, лучшая мировая сантехника и самая высшая японская радиоаппаратура.
После оглашения приговора все имущество было арестовано. Марте судебные приставы оставили только диван от гарнитура, стол, один стул, часть посуды и её личные вещи. Жука же обнаружили в камере одиночке повешенным. Свободолюбивый муж не мог сам залезть в петлю. И Марта в его добровольный уход из жизни не верила, обвиняя в его смерти работников правоохранительных органов, а именно бывшего важного чина из управления, — полковника Борщевика. Он помогал создавать Жуку агентство по утехам в частном доме на Сортировке, — то есть это был настоящий публичный дом и, обеспечивая ему, безопасность питался из рук Жука. Марта не лезла в их дела, но догадывалась, что секс-услуги были ширмой. Главной целью для обогащения у них была торговля наркотиками. Она любила красиво жить и от лишних денег никогда не отказывалась, поэтому мужа никогда не предостерегала от пагубного занятия.
Марта по характеру была женщиной сильной и ума у неё было не занимать. Пережив утерю мужа, про горе быстро забыла, и стала размышлять, как ей жить дальше.
Продать недвижимость и уехать покорять Москву с дипломом хорового дирижёра, её не очень заманивала такая перспектива, да и не работала она ни одного дня по своей профессии. Прикинув свои возможности, она всё же решила восстановить некоторые развалившие дела покойного мужа. Привыкшая к роскоши она без денег себя уже не мыслила. Торговать билетами в кассе театра её тоже не прельщало. Понимая, что материального веса и роста она на билетах не достигнет, выбрала схему Славы Жука и мало того модернизировала её. Кое — какой опыт, а именно как зарабатывать деньги, на сексуальных услугах привлекая к работе студенток из глубинки, она переняла от мужа. К тому же она была неплохим психологом, что ей, несомненно, пригодилось для набора кадрового состава. Схема была очень проста и надёжна.
В дешёвых пирожковых или чебуречных находившихся вблизи высших учебных заведений выискивала девушку неброской наружности, поглощающую с голодными глазами полусырой беляш, — Марта подсаживалась к ней и без труда знакомилась. Угощала студентку слойкой и кофе с молоком. За кофейной церемонией в непринуждённой беседе она наблюдала за глазами молодой собеседницы и если они горели, восхищаясь её красотой, то понимала, что в девушке есть изюминка и желание быть похожей на неё. Это был один из её тестов на будущую профессиональную пригодность. Марта уже наперёд знала, что нарядный фантик из студентки с далёкой Ветлуги или Уреня она непременно сделает.
Марта неприхотливо разговаривала со своей избранницей на разные темы и незаметно беседу переводила в другое русло. Она объясняла, как важно для женщины быть красивой и современной, но секретов для достижения этой цели сразу не выдавала. А уж обронить как бы случайную фразу, что у неё имеется хоть и на окраине, но в черте города пустой дом, в который она за низкую плату готова заселить послушных девочек — студенток, ей было совсем просто. Достаточно было только заикнуться и девушка, завороженная выгодным предложением незнамо откуда появившейся доброй феи, готова была зарыдать от свалившейся на неё удачи. В этот или на следующий день, новая знакомая Марты покидала своё дорогое жильё и переезжала жить в дом на Сортировке. Так она собрала первую бригаду из пяти человек. Провела с каждой не только персонально идеологическую обработку, но со вкусом подобрала им красивые наряды и сводила в парикмахерскую. Из провинциалок, все студентки до одной превратились в модных и интересных девушек. Так она подготавливала их к взрослой жизни, которая позволит им жить безбедно не только на время учёбы в университете, но и после. Клиентов же для девочек из её бригады, она подбирала не из рыбаков и бывших слесарей. Большинство из них относились к числу её знакомых. Это были пенсионеры, нередко посещающие театр. Раньше работая в кассе за невинные знаки внимания, она оставляла для них билеты на аншлаги.
Предварительно переговорив с каждым в отдельности, она зарегистрировала ассоциацию пенсионеров — любителей шашек «Дамка». Помимо этого, она отобрала несколько человек с музыкальными данными, и получился певческий ансамбль из пенсионеров, где она была не только хоровым дирижёром, но и концертмейстером с аккордеоном. Всё было узаконено так, что к её развратной деятельности комар носа бы не подточил. Деды хоть и редко, но давали концерты для таких же пенсионеров, как они. В доме Марты «добро — почтенные дедушки» шашками увлекались и душу тешили с молодыми девицами. Древними стариками их нельзя было назвать, они хоть и держались порой за поясницу или грудь, но были безукоризненно словно лорды одеты и оценивающе блуждали своими бесцветными и масляными глазами по полуобнажённым девочкам.
И все они безмерно были добры к девочкам. Каждый считал себя филантропом, — всё до копейки из карманов вытащат, только бы получить наслаждение с девушкой несмотря на то, что по возрасту могла быть ему внучкой. Они осознавали, что граница их былой сексуальной прыти осталась далеко позади. Наступил пик увядающего возраста. А в этом доме они хоть и на короткий срок, но обретали молодость и жизненную одухотворённость. Покидали они дом счастливые и уверенные, обещая при первой возможности нанести ещё визит в «Храм грёз», — такое название придумала Марта своему развратному детищу.
Постепенно её штат пополнялся всё новыми и новыми кадрами и достиг до двадцати пяти человек. Жильё для них пришлось снимать в черте города и самой ежемесячно вносить квартплату. Все девушки были не так глупы и понимали, что им уготовила хозяйка дома, и ни одна из них протест не заявила. Они верили в свою фею и, не пугались неизвестности. Каждая ждала своего первого рабочего дня и первого заработка. Так их подготовила Марта. Клиентура была у них разношёрстная. Они принимали мужчин и у себя дома и были девочками по вызову. Это было очень доходное место Марты, и поэтому она своих девочек никогда не оскорбляла и другим не позволяла этого делать.

ХОЧУ БЫТЬ МАМОЙ

   На этот раз, имея уже обширный штат девушек, она решила затащить в свои сети Ольгу Панкратову, продавщицу товарами для здоровья с автовокзала. На самом деле ей, Ольга была нужна, как связующее звено, к её гражданскому мужу, который после смерти состоятельного деда унаследовал богатую коллекцию произведения искусств. Знающие коллекционеры ориентировочно оценили его обстановку квартиры на более трёх с половиной миллионов долларов, но беда была в том, что муж Ольги не собирался расторговывать своё имущество. Марта скрупулёзно за два месяца навела все справки о богатой чете и решила действовать. И первой помощницей в своём плане она решила выбрать именно Ольгу.
Сейчас Марта находясь у себя дома в старой квартире, входила в образ гостеприимной и интеллигентной хозяйки. Приготовив лёгкие закуски и вишнёвый ликёр испанского разлива, она ждала в своих апартаментах гостью с заказом. Эта гостья была важна для неё, так — как Марта через неё планировала вытащить счастливый жизненный билет, который позволит ей жить в своё удовольствие до конца дней своей жизни. Марта облачилась в ярко-красный халат, идеально подчёркивающий её фигуру. В черноту волос воткнула кожаный ободок из синей кожи. На уши повесила золотые серьги с янтарём, на грудь кулон — звезду тоже из янтаря, тем самым, расширив цветовую гамму, которая была ей к лицу. На пальцах сверкали дорогие перстни с бриллиантами. Она не ставила перед собой цель, понравится гостье. Марта без этого знала, что первый этап уже прошёл успешно, если та охотно согласилась доставить ей заказ по адресу. А наряжаться она любила всегда дома, порой по несколько раз, меняя на себе гардероб и украшения. Передник надевала только на кухне, когда готовила обеды.
Стрелка часов только прыгнула за цифру семь, как раздался пронзительный звонок. Распахнув дверь, она увидала перед собой всю заснеженную Ольгу, с небольшой коробкой в руках.
Марта мило улыбнулась гостье:
— На улице снег идёт? — спросила она.
— Ладно бы один снег, — мороз усилился, — ответила Ольга, стряхивая с шапки уже растаявшие снежинки.
— Ну, проходи сейчас мы с тобой согреемся и посудачим заодно, — прощебетала Марта, будто это была её старая знакомая.
Ольгу не надо было долго уговаривать. Она смело переступила порог, вручила хозяйке коробку с заказом и скинула с себя дублёнку, продемонстрировав на себе тоже не бедное одеяние. На ней были шикарные брюки — галифе от Hertmes из крокодиловой кожи и чёрная узкая блузка, — выразительно подчёркивающая её совсем как у девочки острые груди и плоский крепкий животик.
«Несомненно, из бутика шмотки, а эти галифе бешеных денег стоят, — подумала Марта, — и ко мне она пришла именно устроить демонстрацию и доказать, что выглядит не хуже меня. Что ж мне это по душе. Посмотрим, что из этого выйдет?»
Гостья проследовала в зал, где внимательно осмотрела обстановку, не забыв дать свою оценку:
— Не очень богато, но мило без всяких излишеств. Мне нравится!
— Все излишества приставы описали из-за преступной деятельности моего покойного мужа, — обняв за плечи Ольгу, сказала Марта и усадила ту на диван. — Судя по твоим сверхмодным галифе и украшениям, ты вероятно в роскоши купаешься? — спросила она, — а вкус у тебя замечательный! Представляю, как у тебя красиво в квартире.
— ХА! ХА! ХА! — задорно рассмеялась Ольга. — В моей квартире обстановка до того красивая, что иногда думаешь, пропади пропадом всё. Там не прикасайся, — ходи не задевай, — тут не двигай, — здесь не переставляй. До того у нас богато, что мне иногда кажется, что живём мы с мужем в настоящем запаснике музея. Он меня постоянно одёргивает, чтобы я не поцарапала случайно антикварную мебель, когда навожу уборку. Чтобы не разбила фарфор с хрусталём. И с картин пыль убирала только автомобильным пылесосом. Короче свободно не вздохнёшь. Хоть бы распродал всё. Купили бы современную мебель и жили как люди, а не рабы. Уюта нет такого, как у тебя. В твоей квартире обстановка отдаёт теплом и гостеприимством. Мне нравится!
— Спасибо! — улыбнулась Марта и тут же изобразила удивление:
— И что такие ценные картины, что пройтись мягкой тряпкой нельзя?
— Если верить Вадику, то всю ценную галерею дед мужа отдал в дар государству, а нам оставил хоть и искусно написанную, но настоящую мазню. Я такие картины видела на Покровке, их местные художники пишут. Но Вадик говорит, что оценят их по-настоящему, когда мы внуков будем воспитывать. О каких он внуках говорит, ума не приложу?
Марта не перебивала гостью, запоминая каждое ей оброненное слово, а Ольга ещё раз бегло обвела убранство комнаты:
— Мужа похоронила, и ты сейчас одна кукуешь в этой квартире? — поинтересовалась Ольга.
— Как бы тебе сказать правильно? — задумавшись, она присела рядом с гостьей. — Муж есть, но мы с ним вольные люди, за исключением бизнеса. Это дело общее и является неотъемлемой частью нашей жизни. На том и живём!
— У вас, что шведская модель существует?
— Не совсем верный вопрос, — отрицательно качнула головкой Марта. — У нас с ним нет никакой претенциозности друг к другу. А всё дело в том, что мы хотим иметь ребёнка, но у нас ничего не получается. Вот иногда мне приходится отыскивать донора. Он не против такого зачатия, и я в свою очередь не запрещаю ему повеселиться в обществе чистых женщин. У нас секретов между собой нет.
Марта своё хитро спланированное знакомство с хозяйкой пищевых добавок начала с откровенной импровизированной лжи. Зная, что её слова хлёстко ударяют по больному месту гостьи, она искусно вторгалась в мир своей новой знакомой.
— Ой! — вздрогнула Ольга, — надо же какое совпадение, у меня такая же проблема. Ужасно хочу быть матерью, и тоже ничего не получается. Где я только не была, каких светил медицины не посещала, всё безуспешно. Я уже руки опустила, от бессилия.
— И напрасно милочка, а я верю, что у меня получится! Вера всегда даёт силы человеку. Непременно я рожу! Так что надежды я возлагаю только на доноров. И поверь мне, — это не иллюзии, а реальность! Я многих мам знаю, которых осчастливили именно доноры.
Марта обратила внимание, как заворожено её слушает гостья.
Пламенного пожара в её глазах не было, но лучик надежды светился.
«Значит, верит, — подумала она, вставая с дивана. — А лучик к концу беседы я всегда превращу в пожар четвёртой сложности».
— Я тебя заговорила совсем, — улыбнулась она Ольге. — Дорогую гостью ни чем не потчую.
— Нет спасибо, я ничего не хочу, — запротестовала Ольга, — я же из дома иду, а не с работы.
Марта её слушать не стала, ушла на кухню, откуда крикнула:
— Мы наше знакомство должны закрепить лёгким ужином и испанским ликёром, а там глядишь, и до дружбы дойдём.
На журнальном столике появилась бутылка ликёра, ваза с десертом и паровая сёмга с лимоном, базиликой и спаржевой пастой.
После нескольких рюмок ликёра они уже смеялись и обнимались как закадычные подруги, забыв про коробку с заказом.
— Мой Вадик инертный, — полупьяным голосом говорила Ольга, — вроде и не устаёт с работой, — бизнес у нас не напряжённый. А домой приходит, до часу ночи за компьютером сидит, а потом спать заваливается. Не до меня ему. Стыдно признаться, но я с ним ни разу не испытала оргазм. Я однажды и эротическое бельё на себя одела и свечи зажгла, наполнила воздух запахом манящего миндаля, надеялась совратить его в предстоящую ночь. А он зашёл в спальню и, задув свечи, сказал: «Пожар хочешь устроить?» На моё бельё естественно ноль внимания.
Марте, почему — то стало, немного жаль гостью, и она в сердцах закатила немую истерику, сопровождая её своим неординарным суждением:
— У некоторых мужчин, не проявление знаков внимания к жене считается формой оскорбления, — сказала Марта. — Хотя многие и не подозревают этого, а другие намеренно это делают, убивая этим женщину. От таких мужей надо бежать без оглядки. Сволочи они и самолюбие — это их высший конёк. Была бы я императрицей Мартой, всех таких мужей кастрировала и отправила пожизненно повинность отбывать на ткацкие фабрики или на фермы коров доить и за скотом ухаживать.
Ольга учащённо захлопала ресницами:
— По существу он взрослый ребёнок, но духовный багаж у него богатый. И мне с ним уютно. Вадик очень мягкий, никогда не грубит, слушает меня во всём, не пьёт, не курит. Я ему даже разрешаю сходить на сторону, чтобы он осознал по-настоящему вкус постельной любви. Хотя я ему всё сама даю в полном объёме, но жаль очень редко.
— Скучная жизнь, равносильно яду, — с пафосом высказалась Марта. — Устраиваешь мужа своим присутствием, но убиваешь себя. Счастливой старости у тебя не будет с ним! Поверь мне! Кряхтеть от внутренних болей или совсем быть прикованной к постели, — вот твоя старость! И это в том случае если ты её встретишь. Уж я — то знаю таких особей, — их я называю половыми уродами. Ты посмотри на себя, — ты же вылитая Афродита! У тебя мягкая линия бёдер и круглые ягодицы. С такими данными киснуть в постели с половым уродом претит природе.
Ольга ей не стала перчить, но с любопытством посмотрела на собеседницу:
— Может ты и права в чём — то, но у меня остались обязательства перед его покойным дедом. Я у него секретарём немного работала после окончания курсов стенографисток. Потом его на пенсию отправили. В принципе дед его, меня и сосватал на своём внуке. Но по секрету он мне честно признался:
«Оленька у моего Вадика временами бывают обострения клептомании, я тебя не принуждаю прямо сейчас идти под венец. Поживи с ним пока без регистрации, если не будет у него взрывов болезни, то смело сочетайся с ним, — он парень у меня хороший! Ну, уж, а если споткнётся, когда — то, решай сама?»
Мы уже десятый год живём вместе, и ничего подобного с ним ни разу не происходило. А наш брак так и остался незарегистрированным и до сей поры висит в воздухе.
— Это напрасно, — покачала головой Марта, — мало ли что может случиться в жизни и выставит он тебя за дверь с небольшой корзиночкой косметики и узлом ночных рубашек. Обязательно войди в права полноправной хозяйки квартиры. Вперёд надо смотреть. Сколько женщин опущенных ходит по вокзалам и городу, с протянутой рукой. Вот он результат их недальновидности! Нет законности в браке, то поверь мне, замену тебе он всегда найдёт. Таков удел женщины, которая пренебрегает своими правами. Окольцуй его и как можно скорее?
— Я не думаю, что он способен на такую подлость, — возразила Марта, — он без меня просто не выживет. Я хожу за ним, как за маленьким сыном.
«Ты ему хоть раз изменяла?» —неожиданно спросила Марта.
Ольга на секунду задумалась и, посмотрев в глаза Марте, покачала головой:
— Только в мыслях и во снах и даже неоднократно. Там я ему изменяла с настоящими мужчинами, в которых кипела неуёмная энергия и бразильская страсть. Я проводила с ними разнообразные эксперименты и визжала от удовольствия. — Она ещё раз взглянула на Марту и поправилась, — не громко, конечно, а тоже мысленно. И получала от этого удовольствие! Иногда мне приходит навязчивая идея — я хотела бы заняться любовью под гипнозом, чтобы меня ввели в транс, и после я ничего бы не помнила. На подсознательном уровне, я не считаю это изменой, а как тебе кажутся мои фантазии?
— Буйная она у тебя и это не плохо, — взяла Марта её руку в свои ладони. — Жить темпераментной женщине с половым инфантом, — значит медленно убивать себя. Последствия от застоя могут быть необратимы. Мир может потемнеть для тебя так быстро, что ты и пожалеть не успеешь, что так легкомысленно относилась к своей плоти. Не следует давать вызов природе! Она не терпит невежд! Женщина создана для любви, а не только для кухни. И я бы посоветовала прислушаться к своим фантазиям и как можно скорее воплощать их в жизнь. Тебе нужны мужчины, которые своей спиной могут заслонить весь мир. В таких мужчинах гормоны самые плодотворные, я бы сказала жизненно важные для женщин. Сама пойми, — у тебя пришло время для стабилизации твоего внутреннего мира. Ты хочешь заняться сексом с чужим мужчиной, но как бы по принуждению, не по своей воле. То есть, другими словами, ты боишься себе признаться в этом желании. А в подобной ситуации любое чувство трудно контролировать, так-как очень сложно бороться с мистером Икс. Признайся себе в желании разнообразить сексуальную жизнь и начинай действовать. И я тебе могу помочь в этом. Пора тебе прекращать обкрадывать себя! Даже в животном мире звери изменяют друг другу. Особенно этим грешат обезьяны. Измена была нормой жизни и в первобытном обществе. Ведь целью наших предков было, во что бы то ни стало выжить. Поэтому у них был только один выход, плодиться и плодиться! А для этого одной женщины было явно маловато. Кстати, у многих современных индейских племён, такая процедура размножения сохранилась до наших дней. В иных странах, тоже применяются подобные методы размножения, но делается всё это скрыто и цивилизованно. Пробирки и другие медицинские новшества для продолжения рода человечества, я тоже отношу к косвенной измене. И, в сущности, получается, что мы и современная медицина унаследовали от наших предков форму выживания.
Ольга прерывисто задышала, её щёки моментально вспыхнули. В глазах был испуг:
— Прости Марта, ты кто по профессии, не медик случайно?
— Близко, но не точно, — я биолог, — быстро нашлась Марта, не сказав ей правды. — Ты посмотри на меня, как меня обласкала природа?! — Она освободила из своих ладоней руку Ольги и, встав перед ней начала плавно крутиться, демонстрируя ей свой стан. — Ну, чем не произведение искусства? И это всё знаешь почему? — присела она перед Ольгой на колени.
— Почему?
— Да потому что я не нарушаю процессов природы. Звездопад — моё покрывало! Луна — мой путеводитель! Солнце — моя энергетика! Нравственность моя девочка не всегда хороша для здоровья. Если ты не опомнишься сейчас, то она как ржа будет, тебя точить изнутри. Ты уже обидела природу, что сошлась с легковесным инертным мужчиной. Теперь тебе свою ошибку надо немедленно исправлять! Либо искать достойного мужа, либо свой гормональный процесс восстанавливать на стороне.
— Хочу быть мамой! — словно завороженная прошептала Ольга, — мне твоя жизненная позиция нравится, она действительно может изменить мою судьбу!
— Вот и славно! Ты очень милая, я бы даже сказала красивая! Ты достойна лучшей судьбы! Не век же тебе сидеть около своего «взрослого ребёнка», пора и малюткой обзавестись. Считай меня теперь не только своей подругой, но и первым доверенным лицом в достижении своей цели. Вадику своему только не рассказывай ни обо мне, ни о наших планах, тогда быть тебе мамой непременно! А сейчас ты мне всё-таки изложи подробно о своих чаях и биологических добавках. Хочу маме отправить посылочку на родину.
— Далеко у тебя мама живёт? — спросила Ольга.
— В Мордовии, в одном небольшом городишке, — не очень старая женщина, а болячки налипли на неё незнамо откуда. Это она так говорит, но я молчу. Я — то знаю, что вся эта напасть, от необоснованных и глупых воздержаний. Она живёт без мужчины более тридцати лет. Папа у меня помер, когда мне семь лет было.
— У меня тоже папы нет, только мама и бабушка, — сказала Ольга, выкладывая свои товары для здоровья на диван.
Она вдохновлено со знанием дела отдельно рассказывала о каждом препарате, думая, что Марта слушает её. Но Марта думала о своём коварном плане и мысленно хвалила себя, как она умело запудрила мозги этой вполне симпатичной и не совсем глупой женщине. Оставалось только закрепить их отношения, и она уже запланировала встретиться с ней обязательно на следующий день.
Покидала Ольга гостеприимную хозяйку с хорошим настроением, и будто прочитав мысли Марты, пообещала на следующий день заглянуть к ней:
— Непременно приходи? — ласково ответила Марта, — в это же время. Я буду ждать тебя!
Обняв Марту на прощание, Ольга на ухо ей шепнула:
— Ты во многом права! Ослепла я от его богатой квартиры, вот и не хотела себе признаться раньше, что такое богатство никогда не сможет заменить внутреннюю радость души. Поговорив с тобой, я поняла, что наши отношения с Вадиком давно изжиты. Хватит на него своё здоровье тратить, пора и о себе подумать! Мне весьма приятно, что я обрела такую мудрую и красивую подругу как ты! В ответ Марта поцеловала её в щёку. Она была довольна собой. Ей льстило, что не только молодые студентки попадали в её сети, но и вполне зрелые и интересные женщины. Она любила себя, как внешне, так и внутренне. На самом — же деле, чем затягивала Марта девушек, лично для неё было чуждо. Любому красавцу — мужчине она могла подарить только безнадёжную улыбку, не больше. За свой аморальный бизнес, она себя не корила, так — как в штате у неё были только совершеннолетние девушки, добровольно желающие постигать взрослую жизнь.

ПРИЗНАНИЕ ФАИНЫ

     Вадим не стал последователем деда. Не унаследовав от деда чекисткой жилки, он выбрал себе другую стезю. Дед попробовал его приобщить к спорту, отведя его в секцию фехтования, но его хватило только на три месяца. Человек без соответствующей агрессии, не мог найти постоянную прописку в этом виде спорта, и вообще спорт никогда не был его призванием. Он после школы поступил в университет, на факультет журналистики, который закончил с красным дипломом. Помимо этого, он изучил в совершенстве немецкий и румынский языки. Но применять, где — то знание иностранных языков он и не думал. После университета он проработал несколько лет в одной серенькой областной газете и потом ушёл в кооперативное движение. Вначале у него были блистательные успехи в предпринимательской деятельности, но дефолт срезал все его усилия. Тогда Вадим пошёл по стопам своей непутёвой матери Фаины, которая во время перестройки начала не только торговать водкой, но и сама частенько заглядывала в рюмку. К шестидесяти годам, она выглядела, как старуха и за сто граммов водки могла всё продать из квартиры. Хотя продавать уже было нечего. Кухонный стол, в котором хранилась гора немытой посуды и рваный матрас на полу. Скорее это был тюфяк, на котором она спала, зачастую не снимая с себя обуви, — такова, была ценность её имущества в квартире.
У её сына Вадима была своя квартира, доставшая ему после смерти его деда генерала Важенина. В отношении матери он не выпивал, но продавал всё, где чувствовал, что навар гарантирован. На мать он практически рукой махнул и ждал, её кончины, чтобы быть полновластным хозяином большой квартиры. Он мечтал быстрее продать её и поправить своё финансовое положение. Вадим был занят вместе со своей женой Ольгой продажей биологических добавок и разных целебных чаёв. Он уже вздохнул с облегчением, когда узнал, что мать увезли с инсультом в больницу. Но этот инсульт только прикуёт её на некоторое время к кровати, а умирать она не спешила. Узнав о недуге Фаины, баба Наташа, её двоюродная сестра, приедет навестить её в больнице. Там она и признается бабе Наташе, что много лет назад во время свадьбы совершила из дома Глеба кражу фигурки Пифагора, на которую она глаз положила, когда ещё маленькой гостила не раз вместе с отцом у них в Риге. Через много лет, увидав фигурку на телевизоре в доме Чашкиных, рука сама потянулась к ней. Куда она после её спрятала, не помнит. Провалы в памяти у неё стали происходить, когда она увлеклась спиртным.
Фаина еле шевелила губами, но баба Наташа её поняла.
— Ты Фая ошибаешься, — сказала баба Наташа, — Пифагор сейчас в Германии проживает в доме моего сына. Глеб давно подарил его невестке Анне, — намеренно солгала она сестре, чтобы та не зациклилась на Пифагоре.
— Нет! — пошевелила пальцами Фаина, — он у меня дома, где — то спрятан, но где? Убей, не помню!
Где находится оригинал, бабе Наташе было лучше знать, но она не догадывалась, что копии фигурок Пифагора были изготовлены в двух экземплярах, считая, что единственной копией обладает её сноха Анна. Она подумала, что у Фаины на почве болезненного состояния появились бредовые мысли.
— Забудь Фая про Пифагора, ты взяла не оригинал, а липу. Настоящий же Пифагор надёжно спрятан, да и не нужен он никому. Слава богу, что он дал нам с Глебом прожить счастливо жизнь и достойно встретить старость! Мне кажется, что он и дочку нам помог произвести, — в такие — то годы. А в принципе, от него только сплошные беды происходят.
Фаина ни на толику ей не поверила и обиженно одной рукой натянула на лицо одеяло, давая понять, что ей тяжело дальше продолжать беседу. Баба Наташа вышла из палаты, осторожно закрыв за собой дверь. Она не предала значения поведению больной сестры, потому что знала бессмысленно доказывать, что — то практически полуживому человеку. К тому же она говорила правду. Пифагор давно покоился в первом уже рассохшемся протезе Глеба, который пылился в чулане. О нём знали только она и сам Глеб. Совсем недавно по весне, муж Альбины Василий Иванович, — преподаватель архитектурно — строительного института с четырёхлетним сыном Максимом наводили порядок в чулане и наткнулись на протез. Посмотрев на покоробленную культю, Василий сунул её сыну в руки, чтобы тот бросил её в костёр, разведённый дедом в саду. Вовремя дед обратил внимание на свежие дрова и вытащил из костра уже охватившую огнём искусственную ногу. Он сунул её в бочку с водой и, притушив огонь, протянул протез Альбине:
— Отнеси назад его дочка?
— Пап да ты что? — улыбаясь, захлопала она глазами, — зачем тебе то, что уже не потребуется никогда?
— Память дочка! Память! — она дорога для меня.
Дед не показал Пифагора дочери и зятю в этот день, хотя Наталья настаивала на этом:
— Зачем бабуля? — сказал он, — ни к чему им такое наследство. Я же тебе говорил, что этому Пифагору есть хозяин. Своих слов и обещаний я не меняю. Вадим на радость нам спас нашу Альбину от обильного разлива Волги — матушки. Вот после моей смерти и передашь ему Пифагора. Пускай владеет. Хоть он и барыгой стал, и к нам в последнее время носа не показывает, но это не меняет моих решений. Всё — таки считай, он нам тоже, как внук приходится. А Альбине у тебя есть что наследовать. Брошью Дашковой я думаю, она будет довольна.
До несчастного случая с Альбиной он планировал возвратить при случае Пифагора Морису, но после передумал и сказал Наталье, что намерен подарить фигурку Вадиму. Морис же с 1980 года жил в Лейпциге. Он был учёным музееведом и теорию музейного дела знал в идеале. Этой фигуркой Глеб мог устроить безбедную жизнь для Анны и Мориса.
Глеб давно уже переменил мнение о Пифагоре, считая, что этот костяной грек принёс им с Натальей, не только счастье, но и долгую жизнь. Глеб думал, чем дольше он будет осознавать, что фигурка принадлежит ему, тем дольше продлится жизнь. А дети жили пока не совсем бедно. Особенно хорошо жил Морис. Работая в Германском музее книги и письменности, он, помимо этого, имел на международной ярмарке свой лоток, где выставлял на продажу картины и экспонаты художественного ремесла, а также редкие книги. Этим летом Морис обещал приехать всей семьёй, в Нижний Новгород и прислал письмо, чтобы их ждали. Под вопросом оставался только приезд старшего сына Августа, жившего в другом государстве. Письмо Мориса мать воткнула в створку застеклённой дверки кухонного мебельного гарнитура. Память у неё была уже не та, как раньше и она боялась, что письмо затеряется, и Глеб не прочитает радостное известие.

Я ТЕБЯ НЕ ПОНИМАЮ

     Морис милый, мы оба с тобой учёные люди. Неужели ты не позволишь опубликовать эту книгу и продать Пифагора? Покупатель на него есть и готов отдать за него бешеные деньги. Ты только подумай, сколько денег будем мы иметь, и какую правду мы принесём мировой общественности? Мало того, мы гонорар, полученный за книгу, положим в любой Швейцарский банк для нашей дочки Сабрины. Нет давно СССР, и разнесли Берлинскую стену. Или ты думаешь, что вернётся всё назад? Дудки! — Ваш пьяный Ельцин, как и государь Пётр тоже по Европейскому окну неплохо рубанул.
Морис сидел у только что нового купленного компьютера и печатал статью в журнал. Он приподнял очки на лоб и не без возмущения произнёс:
— Ты Анна хлопала в ладоши раньше нашему президенту, а сейчас рыгаешь на него всяческой скверной. — Да может он и пьянь хроническая, но феерию он нам создал почти сказочную. Мы с тобой без труда стали жителями Германии. Ты общаешься со своими родственниками каждый день. Я вдохновляюсь демократией. Мы с тобой имеем любимую работу, которая даёт нам неплохие доходы. Неужели не ясно, что наша дочка никогда ни в чём нужды знать не будет? Чего тебе ещё надо?
— Ничего мне не надо, — обидевшись, сказала Анна. — Но ты не забывай, что в Германию мы приехали ещё при Брежневе и поэтому спать я тебя к себе сегодня не пущу. Мне надоели твои коммунистические суждения.
Морис раздражённо сбросил свои очки со лба и, потерев виски рукой, сказал:
— Я образно насчёт Ельцина выразился, но дядя Глеб никогда бы у нас в гостях не при Брежневе, ни при Андропове не побывал, а при Ельцине каждый год нас с мамой навещает. Помимо этого — не останавливаясь, продолжил Морис. — У нас есть с тобой сын, зарабатывающий себе самостоятельно на жизнь, и совсем взрослая дочь. У них у обоих прослойка советская, а не немецкая, как у их коллег. Допускаю, что Август живёт в другом государстве, а Сабрина того и гляди выйдет замуж. Как ты не можешь понять, что, опубликовав эту книгу, вся Германия будет знать, что палач по фамилии Березин является прямым родственником наших родных детей Августа и Сабрины Каменских. Мне надоели косые взгляды в Риге из-за деда. Только поэтому я не желаю подобного отношения к нашей семье в Лейпциге. С меня хватит! Я хочу спокойствия! А с Пифагором делай что хочешь. В конце концов, его тебе подарили, а не мне, — негодовал он. И не сдержавшись от нервного порыва ударил ладонью по клавиатуре, продолжил высказывать свои обиды жене:
— Я, кажется, начинаю понимать, что ты любила не меня, а русскую историю. И ты многого добилась на этом поприще. Мне бестолковому надо было сжечь все рукописи деда и уйти в забвение. Но я выдал тебе семейную тайну, и всё из-за того, что ты меня обезоружила своим неординарным мышлением. Я глуп, — ты умна! Нашла себе тему, которая принесёт тебе славу, но опозорит меня и всю мою родню. А ей в настоящее время и так не сладко живётся. Или ты забыла, как нам с тобой помогала моя мама и дядя Глеб? Если ты меня хочешь морально убить, — убивай! Я переживу, но запомни, наша дочь тебе тоже не простит это издание.
Анна женщина с ясным умом и обворожительными глазами, не вскипела от его необдуманной речи. Она спокойно встала с кресла. Провела руками по своим бёдрам, ответила мужу:
— Дорогой, ты же знаешь, что я люблю только тебя. И ты не должен пылить даже сегодня? Неужели ты не понял, что сегодня день не для наших утех? У меня кризис наступил, — а у тебя воздержание. Глупыш, — нажала она пальцем на его нос. — И кто тебе сказал, что я собираюсь писать хронику? У меня была возможность эти рукописи опубликовать в журнале Огонёк, но я не сделала этого. У меня совсем нет желания причинять боль нашей семье и тем паче дяде Глебу, — святому человеку, который, не только помогал нам материально, но и всю свою жизнь мне по листочку рассказал. Он во весь свой рост для меня является ярко художественным фолиантом. Но очень жалко, что жанр его воровской жизни не мой. Я издам художественное произведение, и ни одной фамилии знакомой ты не найдёшь, но дяди Глеба тоже коснусь. В этой книге никакой гиперболы не будет. Там будут только реальные факты.
После её слов Морис учащённо заморгал:
— Прости Анна? — промолвил виновато Морис, — у меня, наверное, дурная энергетика, если не понял самого близкого и родного мне человека. А дядя Глеб действительно святой человек, хотя в бога он не верит.
Морис встал с кресла и заходил по комнате с задумчивым видом. Затем встал перед женой и, положив ей свои руки на плечи, произнёс:
— Странное у меня иногда ощущение возникает в отношении его. Мне почему — то иногда приходит в голову, что он был до моего рождения знаком с моей мамой и именно он мой отец, а не Каменский Лев Григорьевич. Я это чувствую! И мне кажется, что мама скрывала от меня эту тайну. Она хотела остаться благочестивой в моих глазах. Сама посуди, Каменский был алкоголик и существовал только за счёт усилий моей мамы. Дядя Глеб выпивает, но по нему не скажешь, что он пьяный. Если ты возражаешь, то прими к сведению, что твой муж Морис обладает такими же качествами, как дядя Глеб, а не Каменский. А самое удивительное в моих догадках, что моя мама сблизилась с Глебом Афанасьевичем при первой встрече. Я его привёл тогда к нам в гости. У него был деревянный протез, похожий на огромную выдолбленную рюмку. Так мама до небес взлетела, когда увидала его. Ты бы видела, как она его встретила. Коньяк и её фирменные блюда, которые она готовила только по великим праздникам, — появились на столе, как на скатерти самобранке. У неё день рождения в этот день был, но она его никогда раньше не отмечала. Я ей цветы в тот день принёс, а она волновалась и ждала его, когда он исчез на неопределённое время из квартиры. Я для неё в этот день отошёл на второй план. Вечером я его с мамой отвёз на вокзал. И она попросила меня, чтобы генеральскую форму деда я незаметно подложил ему в купе. А через четыре месяца она вышла за него замуж.
— Ты Морис Глеба Афанасьевича знаешь меньше, чем я, — выслушав мужа, сказала Анна. — У меня на диктофоне записаны все его откровения. Я бы гордилась, если бы мой муж был сыном такого мужественного человека, как Глеб Афанасьевич. Но, к сожалению, ты не его сын! А то, что ты не подвержен к алкоголизму, то поклонись своей маме за это. Это она тебя наградила своими поразительными генами. А ужас в глазах и слёзы от укуса пчелы ты унаследовал ото Льва Григорьевича. В тебе нет, ничего от Глеба Афанасьевича. Он обладает баритоном, а ты альтом, — этот мужчина, может и не апостол, но генеральская форма ему идёт.
— Может быть? — бросил Морис, — но я его ни разу не видал в ней.
— А я видела и даже сопровождала его, в обитель Горьковского кремля. Мы в то время ещё в Риге жили. Ты тогда не смог поехать со мной в Горький. Мы с Августом и Сабриной отдыхали там всё лето. Он меня лично попросил быть его референтом и сделать вылазку к первому секретарю обкома партии. Это была авантюра чистейшей воды. Но она меня так захлестнула, и я была очень рада, что принимала участие в ней. Он заказал не такси, а частника с новой Волгой. Мы въехали без препятствий на территорию кремля. Ему все отдавали честь. Прихрамывающий генерал со звездой героя Советского Союза, обладающий волшебным голосом, и молодая референт впечатляла попадающую на пути милицию. Они, к моему удивлению, даже ни разу документы его не проверили. Мы с ним поднялись по ковровым дорожкам на второй этаж в приёмную, но, к сожалению, первого секретаря не было. Как сейчас, помню, фамилия второго секретаря была Стельмах. Этот Стельмах с одутловатыми щеками и очками в золотой оправе, был немного напуган. Впечатление у меня тогда создалось такое, что не он нас великодушно принимал. А на самом деле мы нанесли угрожающий официальный визит в коммунистическую цитадель.
Глеб Афанасьевич, представился генералом Березиным, и бросил ему чёрную папку на стол.
«Что это такое?» — спросил Стельмах.
«Это сплошная грязь на Советского разведчика, который за свои подвиги неоднократно отмечен правительственными наградами. И состряпана эта грязь нечестным милиционером. Я в вашем городе проездом оказался, поэтому прошу, чтобы этого негодяя, — хозяина папки, немедленно уволили из органов за подтасовку фактов».
Тон у Глеба Афанасьевича был металлический и грозный. Ни одна нервная струна не лопнула, когда он разговаривал со Стельмахом. Зато у второго секретаря потёк пот по щекам. А через два дня какого — то Иванова — Фаню уволили из милиции.
— Так ты участницей была мошеннических действий, прикрываясь с дядей Глебом фамилией моего родного деда? — шутливо погрозил ей пальцем Морис.
— Не совсем так, — сказала Анна, — я помогла Глебу Афанасьевичу избавиться от человека, который мешал ему жить. И всего-то! И скажу тебе больше, что твоя мама знала о нашем походе. И готова была при провале нашего визита подключить своего важного родственника, — деда Вадима Важенина. Но это не понадобилось. Колоритная фигура и властный голос Глеба Афанасьевича сделали такой штопор, что Стельмаху переодетый в хромого генерала дядя будет являться долго в своих снах. Такие вещи не забываются! Одно мне жалко, что Пифагор, который мне подарил дядя Глеб, оказался подделкой. А так бы мы с тобой могли за него хорошие деньги взять. Он изготовлен из дерева и покрашен финской металлической краской, а не оригинал, — вырезанный из кости кашалота. Но известный коллекционер Гюнтер Фойт знает, что это подделка и всё равно готов за него выложить крупную сумму в долларах.
— Странно, — прикрыл глаза Морис, — дед мой подделок не держал в доме и, мне кажется, Пифагор у нас именно тот, который я взял у деда?
— Нет, мой дорогой, — возразила Анна, — философ этот не тот и в следующую поездку в Россию я с дядей Глебом обязательно поговорю на эту тему.

ДА ПРОСТЯТ МЕНЯ БОГИ 

      Ольга пришла на следующий день, как и обещала, предварительно известив Марту по телефону о своём визите. Всё в тех же галифе из крокодиловой кожи, заправленные в сапожки, в полумягком бирюзового цвета джемпере из-под которого выглядывал воротник красной блузки, она смело проследовала в зал. Они обнялись как закадычные подруги и сели за журнальный расписанный под хохлому столик, где стояла бутылка Краснодарского вина, фрукты и заливное из телячьего языка.
Марта неприхотливо вела с ней разговор, словно водя её по лабиринту, где выхода от сексуальных утех нет. Основной акцент она, конечно, ставила на обязательном зачатии.
На Марте была накинута шотландская клетчатая накидка, чем — то напоминающая плед. При разговоре она нервно теребила её пальцами, будто хочет её скинуть с себя. Марта периодически подливала ей в бокал вино и всматривалась в лицо Ольги. Она пыталась понять, готова гостья к соитию со здоровым донором или пока скромно ещё стоит у порога нравственности, не решаясь его переступить. Вела Ольга себя смело, но как только Марта делала ей намёк на контакт с мужчиной, уклонялась от продолжения разговора:
«Либо она не слушает меня, либо боится первого греха?» — подумала Марта, и её пальцы вновь коснулись накидки.
— Да сбрось ты её с себя? — заметила Ольга её нервозность. — В квартире у тебя не холодно, а твои уроки я ещё вчера одобрила. В общем, я созрела к неверности, — засмеялась она, чем обрадовала Марту.
— Мужчину — донора надо выбирать по упругим ягодицам, потому что они обеспечивают большую выносливость при половом акте и позволяют осуществлять сильный прямой выпад, что увеличивает шансы на оплодотворение! — наставляла Марта Ольгу.
— Что же мне зимой в бассейн идти знакомится с такими донорами? — расстроено протянула Ольга. — Я и плавать, к своему стыду, не могу.
Марта сняла с себя накидку и бросила её на диван.
Затем встала с кресла и достала из дамской сумочки четыре фотографии:
— Выбирай любого, на свой вкус? — протянула она Ольге фото. — Это настоящие жеребцы! И чем они удобны? Не мы им платим золотом, а они нам! А почему спрашивается? — да потому что ты не должна их посвящать в свою святую цель быть мамой. Понятно, в чём прелесть от таких доноров?
— Да, да, — жадно вглядывалась Ольга в фотографии, — я всё понимаю. Она вдруг задержала своё внимание на молодом мужчине с кудрявыми волосами.
— А вот этого я знаю, — передала она снимок Марте, — это прыгун с трамплина. Он почти каждый день, ходит с лыжами под нашими окнами. И надо сказать в моих грешных мечах он тоже присутствовал.
— Что ж, выбор достойный, — произнесла Марта, — это Илья Закиров, ему двадцать шесть лет из положительной семьи. Имеет свой бизнес, торгуя постельным бельём, не смотря, что по профессии радиоэлектроник. Женщин любит, но пока сковывать свою независимость не собирается. С незнакомыми женщинами предельно застенчив. Не удивляйся если он в постели к тебе на «Вы» будет обращаться. Это воспитание бабушки, — бывшей солистки оперного театра. Хотя он умеет быстро, перевоплощается из культурного мальчика в прыткого скакуна. Смотри не влюбись?
— Когда и где я с ним увижусь? — нетерпеливо спросила Ольга.
— Здесь, и прямо сейчас, только этажом ниже, там тоже моя квартира. Временно сдаю её студентке из Уреня. В данный момент она уехала домой. Поэтому квартира пустая. Вам там мешать никто не будет. — Марта посмотрела на часы. — Сейчас я позвоню Илье, и он через двадцать минут будет здесь.
Смелость Ольги сразу исчезла и спряталась, где — то на задворках её души. Её моментально охватил озноб, и она затряслась словно осиновый лист.
— П. — П. — прямо сейчас? — отбивали её зубы мелкую дробь.
Марта приблизилась к Ольге и, положив свои руки на её голову, начала ласково поглаживать волосы.
— У тебя такой вид, будто ты девственница, у которой хотят отобрать честь, а ты боишься и собираешься кричать караул, — с металлическим оттенком засмеялась Марта. — Да милочка, прямо сейчас. Ну, чего ты напугалась? Зачем откладывать на завтра, если решение вчера ещё было принято. Мы, итак, на день запоздали с тобой. Выпей ещё вина и бери себя в руки, а я пойду звонить, — уже властно произнесла она.
Марта дозвонилась до Ильи и сразу повела Ольгу вниз в квартиру этажом ниже. Ольга шла по неосвещённым ступеням на второй этаж и неожиданно два раза икнула:
— Боже мой! А это откуда взялось? — прикрыла она рот ладонью.
— В первый раз, такой казус случается, — полушёпотом объяснила Марта, — сейчас придёшь, воды выпьешь.
Они зашли в тёмную комнату, где Марта включила свет и посадила Ольгу на диван:
— Дожидайся, он сейчас будет, и сними свой джемпер. Не скрывай свои аппетитные груди, — Марта взглянула ещё раз на часы. — А я пойду, включу телевизор. Как управитесь со своими делами, я зайду за тобой.
Илья первым делом поднялся к Марте. Без головного убора в куртке спортивного покроя и обмотанным вкруг шеи толстым шарфом он принёс ей не только холод с улицы, но и двести долларов.
— Такса не поднялась? — спросил он, — а то инфляция давит. Не знаю, куда ломиться от неё.
— Ольга женщина сказка! — улыбнулась Марта.
— Неужели лучше тебя? — облизнулся он.
— До меня у тебя ещё нос не дорос, — вскинула она на него свои брови. — Постарайся ей подарить море ласки и не вставай с ней в ступор. Она пионерка ещё в этом деле, поэтому инициатива должна исходить от тебя. Сделаешь, как я прошу, — тебя инфляция никогда не коснётся у меня. Кстати, она тебя знает визуально, но ты не развлекай её разговорами. Не затем она здесь, да и тебе выгодней отрабатывать свои часы за более приятным занятием! Или я не права?
— Понял! «Ты всегда права!» —сказал он и бесшумно покинул квартиру.
Марта включила в это время монитор, за которым удобно устроилась в офисном кресле. В квартире этажом ниже была установлена скрытая киносъёмка и всё, что происходило на любовном ложе, чётко отражалось на мониторе:
— Здравствуйте, — произнесла Ольга без тени смущения.
Она так долго наблюдала за ним из окна. И представляла его своим бразильским мачо. Он неожиданно ей показался старым близким добрым другом, возвратившимся из дальних странствий. Прижимая к груди свой джемпер, она улыбнулась ему и сделала шаг навстречу.
«Молодец Ольга! — приблизила к монитору своё лицо Марта, — выкинь джемпер и приближайся к нему смелее. Он сам обалдел от тебя, неужели не видишь, язык от счастья проглотил».
Ольга будто услышав её, бросила джемпер на спинку дивана и приблизилась к нему ещё на шаг, обдавая его жаром, охватившим его тело. Огромные её глаза, которые смотрели на него в упор, вспыхивали зелёным пламенем. Она протянула руки к его шарфу и решительно сдёрнула с его шеи. Только после этого он пришёл в себя:
— Здравствуйте! — с большим опозданием ответил он на её приветствие. Одновременно он прикоснулся руками к её острым грудям. И блуждая глазами по её лицу и телу, промолвил:
— Вы божественны!
Он преодолел своё оцепенение и, закинув свои руки ей на шею, впился в её губы.
«Браво Илюша! Браво! — затаив дыхание, шептала Марта, начинай раздевать её. Медленно и со вкусом!»
Но её преждевременная радость омрачилась темнотой на мониторе. А это значит, что Илья, бывая в этой квартире не первый раз, знал, что выключатель расположен за дверью комнаты. Ей осталось наслаждаться только Ольгиными стонами и скрипом дивана.
Через два часа она по скрипучей лестнице спустилась вниз. Ильи уже след простыл, а Ольга лежала с закрытыми глазами счастливая и одухотворённая, прикрыв нижнюю часть тела своим джемпером. Марта, не без восхищения наблюдала, как прекрасно сложена Ольга, как в приятной истоме дышит её гладкая без изъянов кожа. Почувствовав присутствие Марты, Ольга открыла глаза:
— Да простят меня все боги на земле? Я сегодня ощутила матушку природу в прямом смысле слова! Мне так хорошо с Ильёй было, тебе не передать! Ему не надо объяснять, как и где нужно целовать и ласкать. Сладкий и сочный парень, доставил мне океан удовольствий! Хочу ещё его завтра?
— Я очень рада за тебя, — гладила её по голове Марта, — но завтра у нас будет другой донор. В том и изюминка, что ты не должна знать от кого родишь. Донор не должен вызывать никаких отеческих чувств у тебя, иначе мы распугаем их всех. Работать не с кем будет. — Марта вложила Ольге в ладонь сто долларов. — Получать за своё удовольствие деньги вдвойне приятно! — улыбнулась она разомлевшей Ольге.
— Мне весьма приятно, что я обрела такую мудрую и красивую подругу как ты! — сжала Ольга доллары в кулаке.
Марта поцеловала Ольгу в щёку, и промолвила:
— Я польщена, что наше знакомство пришлось тебе по сердцу. Буду рада сохранять такие тёплые отношения и впредь. Ты понимаешь, о чём я говорю?
В ответ она увидала на Ольге только слёзы счастья, которые переросли в рыдания. Это было раскаяния за своё ранее кощунственное отношение к своему телу. И ненавистная обида на мужа, неспособного за прожитые долгие годы открыть в ней женщину с непомерным темпераментом.
Марта быстро успокоила её и назад домой не пустила. Оставив ей спать переполненной приятными впечатлениями на старом диване.
С этого дня они не только будут встречаться, но и по — настоящему будут близкими людьми, поддерживая ежедневно дружеские отношения. Тем самым Ольга незаметно въедет в постоянный штат Марты, и будет не только популярной и самой востребованной женщиной по вызову, но и начнёт делиться своим богатым опытом с молодыми девочками. За что Марта будет ей платить повышенную зарплату.

ВНУК ЧЕКИСТА

    Вадим привёз мать из больницы в её квартиру, где был, выкинут практически весь хлам. Он достал ей старую раскладушку и застелил её старыми застиранными простынями. За небольшую плату он нанял ей сиделку и стал готовиться к похоронам. Но мать удачно сопротивлялась со смертью и через месяц отошла от инсульта. К ней вернулась внятная речь, и она самостоятельно стала ходить в туалет и бросать на сына ехидную улыбку, когда Вадим приходил её проведывать.
Он не ждал такого поворота, хотя в душе был немного рад, что мать победила смерть. Его всех больше пугало, что она может быть серьёзной обузой для его немногочисленной семьи. Он жил вдвоём с женой Ольгой в элитном доме, на одной из центральных площадей города в большой из пяти комнат жилой площади.
Это было не простое жильё, а в прямом смысле самая настоящая обитель дореволюционной редкой мебели. Начиная с прихожей, до просторной ванны она была обставлена старинной вычурной мебелью. Не раз любители антиквариата осаждали его просьбами продать тот или иной предмет. Но Вадим не думал продавать ничего из вещей и мебели, оставленные ему генералом. Он воспитывался и вырос при этой обстановке и ко всему прочему ему была дорога память родных людей. Дед проработал на своей генеральской должности до восьмидесяти лет и достаточно прожил после выхода на пенсию. Но так он только думал, после смерти генерала Важенина. По сути дела, внуку было оставлено барское наследство. Только об одном жалел внук генерала, что все произведения искусства, ранее украшающие стены и без этого богатой квартиры, дед передал в дар государству. Справедливости ради, стоит сказать, что Вадим не просто довольствовался наследством, а безумно был рад неожиданно доставшей ему ретро — квартире. Но позже, когда у него наступали чёрные дни, он всячески проклинал генерала за недальновидность и неоправданную скупость в отношении себя. И свое мнение о родном дедушке он не скрывал ни от кого, ни от родственников, ни от обожателей старины. Вот под такое настроение нового хозяина антиквариата вновь насаждали покупатели, пытаясь приобрести что-нибудь изысканное и красивое из мебели, посуды, или декоративных настенных тарелок.
Но Вадиму дед всегда говорил, что подобный интерьер выглядит престижно и эстетично и что любая вещь прошлого века, будет с годами только баснословно расти в цене, но никак не дешеветь.
Вадим сам был большим ценителем прекрасного и считал, что, лишившись любого предмета, он обокрадёт не только себя, но и лишится иллюзий, без которых он жить уже не мог. Дело в том, что он, находясь в таком изобилии дорогих экспонатов один, частенько любил помечтать, но особо не увлекался этим занятием, понимая, что деньги одной мечтой не заработаешь, считая своё невинное увлечение толчком к действию. Он надевал длиннополый халат с мохнатыми кисточками на поясе, ставил рядом клетку с канарейками, брал в рот длинную курительную трубку, хотя он и не курил, и садился в кресло-качалку девятнадцатого века и улетал на крыльях фантазии в далёкое неизвестное прошлое.
В прошлой, придуманной им жизнью, он был и знатным барином с окружающими его крепостными молодухами. Или грозным статс-секретарём, наводящим ужас на крамольных декабристов, стучавших друг на друга, пугаясь его гнева.
  Отключившись от других повседневных мыслей, так он мог сидеть часами. Эту полезную для себя процедуру он не считал напрасным времяпровождением. Для него это был, что ни наесть мощнейший психологический аутотренинг, который очень сильно влиял на его формирование личности. После этого он на некоторое время становился важным и степенным, что необходимо было в его бизнесе. По крайней мере, так считал он, но, приходя к больной матери, важность у него исчезала, и он громко отчитывал её, не прибегая при этом к ненормативной лексике. Таким мать его в последнее время стала часто видеть. Вообще — то по складу характера Вадим был мягким и рассудительным человеком. У него не было ни близких друзей, ни компаньонов. Он был убеждён, что в это нестабильное время, — заиметь таковых, — значит получить лишнюю головную боль, а это не входило в его планы. И ещё у него был большой недостаток, — он совсем не разбирался в людях. Он мог, не подумавши в спешке похвалить человека, а на следующий день разочароваться в нём. Только поэтому, он на очевидное сближение не шёл ни с кем, полагаясь во всём на свою гражданскую жену Ольгу. Она была у него и матерью и советчиком и конечно служанкой. Она его вела по жизни, хотя хорошо знала, что её благоверный муж имеет много слабостей и пороков. Но Ольга закрывала на всё глаза, — сама частенько пропадая в последнее время из дома. Муж за порог, и она тоже. Чем она занимается в свободное время и почему приходит домой под утро, ему было не ведомо, хотя излишними вопросами ей не докучал, доверяя ей во всём. Как жена она его вполне устраивала. Вадим был всегда трезвым человеком, никогда не повышал на неё голос, а главное умел зарабатывать деньги.
«Почти идеал! — однажды сказала она ему, — а твоя нездоровая тяга к антиквариату может сыграть с тобою злую шутку. Лучше займись неизведанными женщинами. Может они превратят тебя пускай не в мачо, но хотя бы в настоящего русского барина, у которого в каждой деревне от крепостных баб имеется по дюжине своих детей…»
Вадим тогда не смутили её слова. Он в душе улыбнулся и отметил мудрость своей Ольги, понимая, что с этой женщиной, если она не свихнётся, придётся прожить долгую жизнь. На данный момент его беспокоила только мать. Она хоть и окрепла после болезни, но до сих пор оставалась для него большой проблемой, связывающей ему руки. Он опасался, что своей недвижимостью она надолго отключит его от активной работы. Он решил включить свои методы в её оздоровление. В первую очередь убрал сиделку от неё и над раскладушкой прикрепил перекладину, чтобы она могла как — то работать над собой, в то — же время, навещая её с женой два раз в день. Не забыл он ей поставить в её комнату и маленький телевизор. Она же по-своему оценила заботу сына и невестки об её здоровье и стала просто-напросто хулиганить. Каждый день она вытворяла такое, что Ольге или Вадиму приходилось убираться в квартире, надевая на лицо противогаз. После её безобразий дышать в квартире было нечем. Они устали от её хулиганских выходок и каждый мысленно ждал конечного исхода, но не признавались друг другу в этом.
Совсем случайно от соседей, дети узнали, что, оставаясь одна в квартире, мать стучала тапочкою в соседскую стену. Таким образом она приглашала к себе в гости соседа, который не прочь был за чужой счёт пропустить несколько граммов хмельного напитка. Звали соседа Иван Петрович Абрамов, в прошлом известный настройщик музыкальных инструментов. Ему было за семьдесят лет, и он как мать был одинок. На зов Фаины охотно откликался и бежал к ней с великой радостью. Больная женщина вначале просила очистить ей варёное яйцо, а потом доставала из-под подушки портмоне с пенсионными деньгами и засылала Абрамова в магазин за водкой. Как ни странно, но это известие детей не огорчило, а натолкнуло на грешную мысль. Они каждый день начал давать матери по сто рублей на расходы, изначально зная, что все эти деньги уйдут на спиртное, надеясь, что эта щедрость ускорить её кончину. Но они не знали, что старушка выпивала ежедневно по семьдесят пять граммов водки, всё остальное глушил Акунин.
Сосед умер от разрыва печени через два месяца, со дня благотворительных взносов детей Фаины.
К удивлению всех, она на похоронах Абрамова и во время поминок была самым активным представителем от соседей. На могиле усопшего произнесла поминальную речь, которое со слезами на глазах одобряли все присутствующие соседи и близкие покойного.
Тогда Вадим понял, что мама проживёт, как и её отец, долгую жизнь.
Это его вдохновляло, он тоже мечтал дожить до глубокой старости и при полном разуме. Он прекратил её снабжать деньгами и заботу к ней стал проявлять совсем по-иному.
Он по мере надобности покупал ей дорогостоящие лекарства. Приобрёл холодильник, который они ежедневно пополняли с Ольгой свежими продуктами и фруктами. Но его порой бесило, что родственница бабка Кузьмина, привезла матери свои обноски и кое-какую кухонную утварь. И когда в доме была установлена сносная газовая плита и розовый абажур в зале, терпение сына лопнуло. Он закричал на мать не своим голосом:
— Зачем ты убила человека? Ведь Иван Петрович на протяжении многих лет был добропорядочным соседом! Благодаря твоим усилиям он оказался на кладбище. Сейчас свою сестру обираешь. Неужели я тебе всё это не купил бы? Думаешь, бабе Наталье легко живётся? У неё и деда Глеба пенсии мизерные, да и Альбина не миллионы получает.
Вадим распалился так, что ударил кулаком по трухлявому подоконнику. Одна его половина отделилась и упала на пол. Перед его глазами предстало углубление. Он заглянул внутрь и извлёк оттуда старый лаковый ридикюль. Открыв, его он всё содержимое высыпал на стол. Зазвенели старинные монеты, и вылетел плюшевый свёрток. Он развернул его и, увидав Пифагора затаённо посмотрев на мать, спросил:
— Откуда это у тебя?
— Не помню, я давно забыла про эту заначку. Но хорошо знаю, что я прятала сюда всё, что не должны видать другие люди. А это значит, всё, что лежит перед тобой краденое.
— Так ты значит ещё воровка? — осуждающе посмотрел Вадим на мать.
У матери навернулись на глазах слёзы обиды:
— Был раньше такой грех, как и у тебя. Об этом знали только мои родители. И боясь, что я опозорю всю семью, они отвезли меня лечиться в Киев, к знаменитому гипнотизёру.
Она пододеяльником утёрла глаза и с сожалением посмотрела на сына:
— Ты тогда уже в школе учился и занимался фехтованием на стадионе «Динамо». Я бы могла своим мелким воровством и тебе причинить боль, не зная, что ты тоже болен таким же недугом.
— Я действительно болел, а ты осознанно это делала, — в отчаянии крикнул он. — Сколько раз я в своих карманах не досчитывался денег. Теперь мне ясно кто прикарманивал их. То, что ты больна «нечестной болезнью» мне ни дед, ни бабка никогда не рассказывали. Я знаю, только то, что ты вела много лет праздный образ жизни, спихнув меня своим старикам. Я даже не знаю, кто мой отец?
— Не смей так никогда говорить, ни обо мне, ни о моих родителях, — возмутилась мать, — я искала счастья и для себя, и для тебя. Но счастье не всем в руки идёт, а только умным и удачливым, кто крепко держит в своих руках птицу счастья. Я, к сожалению, ни к той, ни к другой категории не относилась. Так что не перебивай меня, а дай мне высказаться до конца, пока память моя в норме.
— Продолжай, я тебя слушаю, — безразлично ответил сын. — Отца говоришь, ты своего не знаешь? Ну и не знай! Он тебе в жизни ничего не дал. Бывший стиляга, — сыночек одного из высокопоставленных партийцев. Такой — же неудачник, как и я. Даже мне больше повезло. Его давно в живых нет, почивает на Высоковском кладбище. А я хоть и хворая, но пока небо копчу, — погладила она себя по голове.
Вадим усмехнулся её самоудовлетворению и навязчиво напомнил ей:
— Не отвлекайся? Давай про гипнотизёра рассказывай?
А то опять уйдёшь с трассы.
— Что ты заволновался так сынок? Рассудок мой в норме. Бог даст, ещё детишек твоих буду нянчить. Если ты, конечно, сподобишься на такое счастье. — Она укоризненно взглянула на сына. — Комолая твоя Ольга. Баба хоть и красивая, но пустая изнутри.
По этому вопросу он не стал с ней вступать в полемику. Знал, что этот вопрос пока он живёт с Ольгой, будет закрыт пожизненно. А расставаться с ней, он и не помышлял.
Ольгу он любил по — своему, пускай эта любовь была не плотская, но себя без неё он уже не мыслил. Её ум и красота вдохновляли его каждое утро. Она продуманно и взвешенно наставляла его, как нужно правильно работать и это ему с некоторых пор стало нравиться. Он даже в мыслях не носил, что с ним рядом может быть другая женщина. Но в данный момент его интересовал только гипнотизёр из Киева, так — как в последнее время он часто стал находить у себя в доме вещи, не принадлежащие ему, что его пугало. Это были или новые запонки, или Паркер с золотым пером. А недавно у него из кармана джинсов при Ольге высыпалась целая горсть презервативов, которыми он никогда не пользовался.
— Никак ты спецовки себе купил? — издевательским тоном спросила она.
— Ничего я не покупал и откуда у меня эта гигиена, знать не знаю.
— Может тебе к врачу обратиться? — посоветовала она, — у тебя много уже набралось товару о происхождении, которого ты понятия не имеешь. Вдруг твоё заболевание обострилось?
Он бессильно опустился на пуфик:
— Даже не знаю, что и делать? К врачам я боюсь идти, — овладел он собой. — Запрут на полгода за решётку, и глотай горькие пилюли, от которых голова совсем, набекрень съедет. Лучше найти хорошего гипнотизёра. От него больше проку будет!
Этот разговор с Ольгой пронёсся у него в голове, и он вновь своё внимание обратил к матери:
— Прошу тебя ничего не говори плохого о моей жене. Эту тему я обсуждаю только сам с собой! Давай о гипнотизёре расскажи? — напомнил он свою просьбу вторично. — Возможно, я прибегну тоже к его помощи?
— Так вот этот гипнотизёр вылечил меня и стёр из памяти все грехи. Но во время инсульта я многое что вспомнила. Кстати, монеты, мне кажется, не ворованные, ты их смело можешь забрать и делать, что душе угодно. В детстве я помню, ходила во Дворец пионеров в кружок нумизматов, и мне помогал собирать коллекцию твой дед. Помню, он однажды принёс сразу пятнадцать старинных монет царской чеканки. Надо заметить, дерьма мне он никогда не носил. А гипнотизёра этого из Киева давно в живых, наверное, нет. Ему тогда уже было семьдесят пять лет.
Вадим одновременно слушал мать и заворожено смотрел на Пифагора, который полностью поглотил его:
— Я знаю, где ты похитила Пифагора? — не отрываясь от фигурки, проговорил он, — если мне память не изменяет, то я его видал у бабы Наташи в серванте, но значения ему никакого не придавал. И однажды мой вырванный зуб Альбина положила в него. А утром мы его закопали в палисаднике под сиренью вместе с этой фигуркой. Выходит, его откопали? Ну конечно! — От радости он хлопнул себя ладошкой по голове, — цветы сажали и выкопали. У них каждое лето в палисаднике цветы растут!
— Может, и видел, только не его, а настоящего Пифагора, — сказала мать, — а это подделка. Мне так Наталья сказала недавно. Она мне тут несколько дней назад освежила память. Я вспомнила, что появился у меня Пифагор, когда тебе года четыре было. Значит, вы с Альбиной закопали Пифагора No1, - а это подделка.
— Таких подделок не бывает, — не переставал любоваться Пифагором Вадим, — такая тонкая работа с руки только великим старым мастерам, таким как Леонардо Да Винчи или Сансовино Андреа. Надо будет к бабе Наташе съездить разнюхать у неё подробно про эту великолепную фигурку.
Мать больше не стала разговаривать с сыном, а легла в кровать и, окутавшись одеялом, сказала:
— Если время не жалко, то съезди, только пустой к ней не появляйся. Купи ей фруктов и конфет. Она не забывает меня, хоть и старая, а через Волгу мотается через день, проявляя ко мне человеческую заботу!
  Вадим быстро собрал с подоконника все монеты, а их насчитывалось ровно тридцать штук, и удовлетворённый положил себе в карман. Возбуждённый дорогой находкой, он покинул мать.
На следующий день он не будет заниматься своей прямой работой, а пойдёт к знакомому коллекционеру — нумизмату, и все монеты продаст за большие деньги, которых вполне хватало, чтобы удачно заменить свой старый автомобиль. С отличным настроением он направится к бабе Наташе, не забыв ей купить бананов и апельсинов. Он ехал в своём стареньком Мерседесе и прикидывал, сколько денег сможет выручить за фигурку и что он приобретёт на них. Ему казалось, что он обладатель древнего и бесценного экспоната.
«Заменю тачку, и открою магазин „Здоровье“, — думал он, — надоело самому впаривать товар народу в тесной лавчонке. Найму продавцов и будем отдыхать с Ольгой. Но в первую очередь обязательно нужно в гости к родственнику Морису съездить в Лейпциг. Он по искусству дока. Помочь должен. Там заодно и машину себе свежую возьму. Славу богу, нужную сумму с лихвой набрал, да Ольга обещала четыре тысячи зелёных дать. Интересно откуда у неё такие деньги? Неужели выручку утаивала от меня, чтобы сюрприз мне сделать. Тогда она просто молодец! С такими бабками контакты попробую завести в Германии с фирмами производящие товары для здоровья…»
Он так замечтался, что чуть не въехал в шлагбаум. Нажав до отказа педаль тормоза, Вадим сразу ощутил, как испариной покрылось его лицо, и мелкая дрожь пошла по всему телу. Переждав минут десять, он вновь тронулся с места. Силуэт бабы Наташи увидал через открытое окно, когда подъехал к дому. Взяв из багажника пакет с фруктами, прошёл в дом:
— Давненько я не был в ваших краях. — Вместо приветствия сказал он и, поставив на стол пакет, начал выкладывать содержимое:
— Да ты не только нас забыл, а и мать родную, не особо вниманием жалуешь, — попрекнула его баба Наташа. — Несмотря, что живёшь от неё в двух шагах ходьбы.
Вадим сел на стул и обиженно возразил:
— Вы напрасно так баба Наташа говорите? Я матери и сиделку нанимал и сейчас вместе с Ольгой забочусь о ней. Она можно сказать уже выздоровела. А, что с ней сделаешь, если она жить ко мне не хочет переходить. Если — бы, жила у меня может и не пила бы так? Вам, конечно, спасибо и от нас с Ольгой и от мамы за проявленную чуткость!
— Раньше Вадик о матери надо было уделять внимания, — не ответила баба Наташа на его выраженную благодарность. — А сейчас я не удивлюсь, если её ещё один инсульт посетит. Всё-таки спиртным она сильно своё здоровье подорвала. А ведь какая красивая женщина была, и какая стала? А она младше меня намного, но выглядит значительно старше.
Вадим понуро сидел за столом, с неохотой выслушивая нотации бабы Наташи:
— Мне с ней очень трудно разговаривать, — оправдывался Вадим, — как упрётся, её уже ничем не сдвинешь. Принёс ей биологические добавки и дорогие таблетки от инсульта, так она их ни одной не приняла. Говорит, что я отравить её хочу, а сама каждый день соседа за водкой посылала. За два месяца она довела Ивана Петровича до смерти, а ей хоть бы что. Она неисправима, хотя пить меньше сейчас стала.
— Вот в это время и постарайся её к себе забрать? — посоветовала баба Наташа, — может совсем у вас бросит пить? Ты посмотри, как я со своим дедом счастливо живу? А ведь он у меня почти каждый день употребляет горькую. Стопку перед обедом, стопку перед ужином, и я нередко поддерживаю в этом. И ничего не спились.
— Баба Наташ, но что вы себя равняете с ней, — подошёл к окну Вадим и понюхал распустившийся красный цветок, высаженный в горшке. — У вас с дедом образ жизни совершенно иной был. А у моей мамы одни пышные банкеты были на уме, да рестораны. Была бы замужем, возможно не скатилась до такого состояния? Кстати, а где дед? — опомнился он.
— Дед в санатории отдыхает. Послезавтра Корней поедет за ним. Глебу сейчас каждый год дают бесплатную путёвку, да и меня не забывают. Помнят ещё нас фронтовиков. Раньше такого заботливого внимания к нам мне кажется, не было? Губернатор сам лично приезжал к нам домой перед днём Победы. Подарил телевизор большой, новую газовую плиту и огромный букет цветов. Как приятно ощущать, что тебя ещё помнят!
— Мало вас осталось, вот и не забывают, — сделал вывод Вадим. — А я вот думаю съездить в Германию, приобрести там себе новую машину. Не совсем, конечно, новым автомобилем, — поправился он, — но, чтобы свежее, чем мой был. Моему Мерседесу уже семнадцать лет. Получится, к Морису заеду, я его давно уже не видел. Думаю, дай вас навещу, да адресок возьму его. Анна то часто приезжала с Сабриной, а он не особо скучает по родине и маме.
— Морис человек занятой. У него наука, а ещё твёрдый бизнес. Ему некогда разъезжать. Зато мы с дедом у него почти каждый год в Германии были, и Альбина нас не забывает. Альбина говорит и вас с Ольгой не обходит вниманием, частенько в гости к вам заходит со своим Васей.
Вадим вспомнил, как перед первым маем, он в сосисочной встретился с Альбиной. Он зашёл перекусить и столкнулся с ней на выходе. Они оба были несказанно рады встрече, так как не видались больше месяца, хотя нередко созванивались по телефону. Когда — то Альбина помогла получить Вадиму небольшой кредит для бизнеса и после этого их родственные отношения заметно укрепились. На семейные знаменательные даты они стали ходить друг к другу в гости и нередко посещать компанией театры и концерты.
— Альбину я последний раз видел перед первомайскими праздниками, — сказал Вадим, — писаная красавица она у вас. Вылитая вы в лучшие и счастливые времена! Не была бы мне родственницей, — вряд ли Ольга захомутала меня. Точно на Альбине женился.
— Полно Вадик несуразицу нести, — как девочка смутилась баба Наташа и подошла к стеклянному шкафу. — Подумать только! Нашёл что сказать! С тех пор как я встретила Глеба, у меня не было плохих времён!
Она достала из-под стекла конверт, присланный Морисом и, вытащив оттуда письмо, протянула пустой конверт Вадиму.
— Вот его адрес, — сказала баба Наташа, — да смотри, поедешь, не забудь перед отъездом к нам заглянуть? Я им небольшую посылочку соберу. К Альбине не заходи, — в Сочи они уехали отдыхать всей семьёй. Сам — то Морис пишет, что возможно через месяц приедут всем семейством к нам. Не знаю когда уж, и дождёмся их. Неужели я Сабрину увижу и Августа? — скрестила баба Наташа руки на груди, — большие стали внуки наши!
Она резко вдруг поднялась и пошла к холодильнику:
— Я тебя совсем заговорила, — ничем не угощаю, — достала она из холодильника деликатесы.
— Мне машина нужна срочно, — заявил Вадим, — столько времени я ждать его не могу. Через неделю думаю быть уже в Германии. «А перед отъездом я непременно загляну к вам», — сказал он и, отказавшись от угощения, покинул дом.
Баба Наташа из окна проводила своего родственника и когда машина скрылась из виду, она услышала громкий разговор около реки трёх ветеранов войны, которые всегда были близки с Глебом. На траве у них стоял бидончик с пивом, и они поочерёдно через край постоянно прикладывались к нему и отчётливо разговаривали про рыбалку. Она открыла свою очередную тетрадь для стихов, написала.

На переправе сбор солдатский
ведёт под пиво разговор.
Поставив точку, закрыла тетрадь и, положив её на окно, продолжала наблюдать за ветеранами.

ВАДИК КАЖЕТСЯ ЗАМОРОЧИЛСЯ

    Глеба привёз на машине Корней. Довольный и свежий после отдыха, он вышел из машины и сразу в дом к Наталье. Обнял свою бабушку, и поцеловав её в щёку сел в коляску: — Окрошки хочу? — сказал он и направил свою коляску к излюбленному месту, откуда хорошо наблюдалась и река и остров.
— Я всё знаю, и приготовила тебе и окрошку, и салаты и про бутылочку не забыла, — радостно щебетала она вокруг мужа.
— Я же знал, что ты у меня молодец, — сказал дед. — Я смотрю, ты и о фруктах экзотических позаботилась, — показал он на хрустальную вазу, стоявшую на столе наполненную бананами и апельсинами.
— Вот это как раз не я купила, — сказала она. — Вадик Фаины был вчера, — привёз целый пакет.
— Как это он сподобился? — удивился дед, — давненько его не было, а тут приехал, да не пустой, а с гостинцем. Говори, что ему надо было? Догадываюсь, что затевает он что — то хитрющее, выгодное для себя. Этот пряник продуманный, но ладно хоть не подлым вырос. Должное надо отдать деду генералу, — благодаря, его качественному воспитанию Вадим по нынешний день табак не курит и спиртное не употребляет. Да и мы с тобой немало усилий приложили к его воспитанию. Но помню в студенческие годы, гнильцой нафарширован был с излишком. Свою выгоду во всём искал.
В кухню вошёл Корней и, услышав последнюю фразу Деда, сказал:
— Ты прав дед. И я не удивлюсь, если он сейчас зачастит к нам. Возраст у вас с бабулей преклонный, — не исключаю, если он будет навязывать вам своё опекунство? Такой богатый дом на берегу реки сейчас больших денег стоит.
Бабу Наташу его слова немного напугали и она, махнув в его сторону полотенцем, которое держала в руках, чуточку обидевшись, ответила:
— Ты что Корней говоришь такое? Мы, что с дедом такие уж немощные, что нам опекунство надо? Мы пока спим с ним ещё на одной кровати. А если надо, мы с дедушкой весь город обойдём, без чьей — либо помощи, если, конечно, он ногу свою новую приладит. А дом Корней твоей семье отойдёт и Альбине, тебе уже дедушка давно сказал. Только дайте нам богу душу отдать спокойно. Так что побойся бога говорить про Вадима всякую чушь. Не чужой он нам человечек, а один из близких родственников. И рос он примерным мальчиком.
— Простите, баба Наташа? — виновато произнёс Корней, — я не хотел вас огорчить. Просто я этого хлюста Вадима, знаю лучше вас. Я понимаю, он вам прямым родственником является. Но я время с ним больше провёл, чем вы. Вот и сейчас мать бросил на самостоятельное выживание. Разве это дело?
— Да ничему ему от нас не надо? — возмутилась баба Наташа, — в Германию он едет за машиной, вот и пришёл за адресом Мориса. И ещё заедет, я ему посылочку передам. А то, что он на мать свою плюнул, для меня это не новость. Что может быть хуже для матери, чем холод и равнодушие от родного сына? Хотя она сама виновата во многом. Мальчишка рос без материнской ласки. Он только у нас, её и получал. Сами знаете, как строг был с ним дядя Саша.
— Кстати, а как Фаина оклемалась хоть немного? — спросил дед, крутя в пальцах изящную зажигалку, и в то же время смотрел через окно в сторону острова.
На острове прямо за рекой догорал костёр, от которого вился сизый дымок и постепенно исчезал в синеве горячего воздуха. Солнце словно уткнувшись в образовавшиеся отмели, своими лучами безжалостно поджаривало их. Чуть в стороне он увидал резиновую лодку с двумя мальцами. Их он узнал без очков, — это были внуки Карпа, Мишка и Феликс — продолжатели рода Нильсов. Ему вдруг нестерпимо самому захотелось покидать удочку рядом с ними.
Отъехав от своего наблюдательного пункта, он посмотрел с хитрецой на Корнея:
— Погожий денёк сегодня, — может рыбки Захару съездить половить?
— У твоего Захара рыбой полный холодильник забит, — отдыхай сегодня, — пробурчала баба Наташа. — Нечего Корнея от дел отвлекать. В выходной на зорьке и я с вами половлю. Всё равно с первыми петухами встаю.
— Ну, как там Фаина? — переспросил он, мысленно отказавшись от идеи покидать удочку.
— Фаина уже ходит. Я ей немного помогла. Плиту газовую нашу старую ей отвезла с Иосифом на его газели. Одежонку, которую не ношу, тоже отдала. Но выпивать не бросила. Определила себе ежедневную норму по семьдесят пять граммов в день. Говорит, если резко бросит пить, значит разгневать человеческую физиологию. Возможно, она и права? Ведь я считала она не поправиться, — совсем плохая была. Я вначале думала у неё помимо инсульта ещё белая горячка? А нет, голова у неё в порядке. Даже память частично восстановилась. Может, она наполовину симулировала свою болезнь?
— С неё станется, артистка ещё та! — сказал Корней.
— Да, конечно, она вытянет! — не задумываясь, ответил дед. — Симулянты самый крепкий и артистичный народ, они не во вред своему здоровью умеют нужный кусочек от пирога отрезать. И я их не осуждаю. Это относится и к Фаине. А что ей? — она тётка не изломанная. Трудовая жизнь скудная, — всю жизнь пела и плясала. А неистощимое желание к водочке я думаю, у неё пройдёт. Должна же она когда — то сказать себе: «Стоп!» Должны же гены её отца и матери побороть её распущенность!
Баба Наташа села перед дедом и взяв его руку в свои ладони, сказала:
— Ты представляешь, она мне такую ахинею несла, как на предсмертном одре. Я думала, точно баба чокнулась.
— И чем же она тебя удивила? — спросил дед.
— Фаина мне призналась, что украла у нас Пифагора. Но где он у неё спрятан, этого она не помнит. Я ей говорю, что тебе это приснилось. Объясняю ей, что если и взяла Пифагора, то ненастоящего, а липу. Бредила она Глеб. Я-то точно знаю, что ты эту копию Анне подарил. А Фаина утверждает, что похитила Пифагора во время нашей с тобой свадьбы. А это 1967 год. Подумала, совсем баба ум от водки потеряла.
Дед отвёл взгляд от бабушки и, услышав рёв быстроходного скутера, вновь приблизился к окну. Посмотрев назад убегающему скутеру, он задумался. О том пропавшем Пифагоре он давно забыл.
— Ты, что задумался дедушка? — услышал Глеб голос супруги или плаваешь всё в своём санатории. Бабушкой там случайно молодой, не обзавёлся? — пошутила она.
Дед одарил её доброй улыбкой, обнял, поцеловал в поседевшие волосы, и сказал:
— У Фаины с головой всё в порядке. Фёдор тогда изготовил мне две копии. Я хотел окончательно снять вопрос у милиции и подарить ту чернильницу Бублику. Но она таинственно исчезла из дома. Теперь мне ясно кто глаз на неё положил. Я, впрочем, быстро про неё забыл. У меня в запасе ещё одна чернильница была.
— Всё равно нехорошо красть чужие вещи, тем более у родственников, — осуждающе покачал головой Корней.
— Это понятно, — щёлкнул зажигалкой дед, — но Фаину винить нельзя за это. Она и Вадим больны клептоманией, об этом мне по секрету поведывал Александр Дмитриевич, когда мы были на рыбалке. Мало того я возил Вадима в Ярославль на гипноз в клинику. После чего я не замечал за ним рецидивов клептомании и генерал при жизни ни, словом, не заикался. Не знаю, вылечился он окончательно или нет, но не надо было тебе давать Вадиму адрес Мориса. Я думаю, что Вадим серьёзно над чем-то за морочился. Едет за машиной, а обращается к тебе, а не ко мне. Машину из Германии не так просто вывезти без бандитского налога. Я Карпу лично зелёный свет делал в прошлом году, чтобы он безболезненно проехал из Германии до дома. А Вадим хорошо знает о моих возможностях, и словом не обмолвился об этом со мной. Или у него денег много или едут большой группой? — поднял вверх указательный палец руки дед. — Но любая группа всё равно отстёгивает бабки за проезд, если конечно нет «проездного билета» от влиятельного лица.
Наталья внимательно и ласково посмотрела на мужа и тихо промолвила:
— Вдвоём они едут.
— Значит, он точно морокой обзавёлся! — определил дед.
— Я согласен с тобой, — поддержал его Корней. — Сколько я его помню, он всегда гнилым был. Ему на пару с Карпом ничего не стоило для хохмы закатать в банку куриный помёт и продать его вместо гусиного паштета. И продавал его в магазинных очередях, где они бескрайние были при СССР. После чего он быстро нарезал ноги, а мне после хвалился, какой он ловко объегорил простолюдина. Я Карпу тогда втык сделал, чтобы молодого парня с пути не сбивал, а этот толстяк, у которого сын ровесник Вадику, мне про приколы начал толковать. Вроде бы они это делали для прикола, но каково обладателю такой «ароматной покупки».
— Бог с ним Корней, — махнул рукой дед, — зови Капу к столу. Будем, окрошку бабушкину есть. Но на Вадима рукой нельзя махать, всё-таки родственник и человек он я бы не сказал, что потерянный. Просто предприимчивость у него какая-то нездоровая, граничащая с аферой.
Купи — продай, я таких бизнесменов называю. Мало ему аптеки, так он к комиссионкам пристрастился. Скупает там приличные вещи по дешёвке у населения, — не в магазине заметьте, а у входа. Потом с этими вещами выходит на рынок. Это мне Альбина по секрету сказала. А вообще — то она о нём неплохо отзывается. Знаю свою дочь, она не стала бы с конченым человеком поддерживать какие — то отношения, а она дружна с его семьёй! И, с моей точки зрения, он с малых лет был смышленым и грамотным парнем. Разговор как у знатного дворянина, да и манеры не как у пастуха. Может себя в обществе преподнести.
— Ты уж совсем захвалил его дед, — сказала баба Наташа, — обыкновенный он, как и мы все. Разве, что идёт в ногу со временем. А что ему? В земле не ковыряется, за скотиной не ходит. Как модно сейчас говорить? — задумалась она и приложила палец к голове. — Тусит он, — вспомнила баба Наташа.
— Нигде он не тусуется, — сказал дед, — не любит он этого. У него в голове одна коммерция, да книгу какую — то умную философскую строчит. Альбина жизнь его досконально знает вот мне и докладывает о каждом его шаге. Я же Дмитриевичу перед смертью обещал контроль над ним вести. Ездить мне до Вадима сейчас не в дугу, так я все новости от дочки узнаю. Могу точно сказать о нём, что двадцатого апреля каждого года он не празднует, как это делает некоторая безнравственная нынешняя молодёжь.
— Что это за праздник такой? — открыл рот Карп.
— День рождения Гитлеру, — мрачно ответил дед.

ВОЗНИКШИЙ ИНТЕРЕС

— Вот тебе мои позывные, — записал дед маркером Вадиму в блокнот свой номер мобильного телефона. — Если на дороге кто из плохих мальчиков вас прихватит, ссылайся на меня. Скажи, что едешь мне за колёсами. Молодёжь обо мне, конечно, не знает ничего, но все они работают под крышей серьёзных и деловых людей. А я сейчас Захару звякну, — дам ему ориентировку на вашу машину. Он то и устроит вам льготный и беспрепятственный проезд. Его каждая собака знает, даже в тех краях.
— Спасибо дед, — восхищённо произнёс Вадим, — Ехать вдаль и знать, что тревожится не надо по этому поводу, большое дело.
Глеб на инвалидной коляске подъехал к окну и посмотрел на Мерседес, в котором находился напарник Вадима. Водрузив на переносицу очки, он подозрительно спросил:
— А попутчик твой, надёжный мужик?
— Нашёл, что спросить, — проворчала собиравшая гостинцы в сумку баба Наташа, — неужели он в такую даль поедет с непроверенным человеком.
— Верно баба Наташа, — воодушевлённо заявил Вадим, — он очень надёжен по всем статьям! Вполне добропорядочный товарищ! На него можно положиться! Он шахматистом раньше известным был в городе. А главное автомеханик от бога. Если в пути с машина забарахлит, он её и отремонтирует. Мою машину он знает лучше, чем я!
— Вот видишь шахматист, — обрадовалась баба Наташа. — С нашей Анной глядишь, сыграет там. Морис то давно с ней уже не садиться за шахматы. И к тому же машины чинит. Чего ещё надобно для дальней дороги?
Дед не обращал внимания на слова бабы Наташи. Он въедливо смотрел на Вадима:
— Своего механика иметь в друзьях, это неплохо, — скинул с переносицы очки дед, — но я не об этом тебя спрашиваю. Как он насчёт гнилья? Что-то фотография мне его не особо нравиться, и дёрганый он какой-то. Не еврей он случайно?
Вопрос о национальности своего напарника Вадим оставил без ответа, но заверение на другие человеческие качества он выдал деду:
— Пускай вас это не беспокоит, мужик он что надо! Уверен, он меня не подведёт! — и, взяв сумку с гостинцами, пошёл к машине.
Баба Наташа последовала за ним. Она стояла на дороге до тех пор, пока машина не скрылась с поля её зрения. Хотела прочитать стих, но в голову ничего не лезло. Она только перекрестила перстом дорогу и вошла в дом.
Ехали они, не превышая скорости. Останавливались только у туалетов, да придорожных кафе, чтобы перекусить чего-нибудь горячего.
Они пересекли уже Белоруссию, а их на трассе так никто и не остановил, что поднимало автотуристам настроение. Вадим мысленно ликовал по этому поводу и был рад, что машина шуршала по трассе без капризов. Он ехал на своём старом автомобиле, вернее уже не его, а Георга с редкой фамилией Ноль. Это был его сосед по гаражу, который и сидел за рулём. Ему он выдал генеральную доверенность за три тысячи долларов, с условием, что тот согласиться составить ему компанию в деловой поездке в Германию. Как только у Мориса появились деньги, он запланировал вояж в Германию за покупкой нового автомобиля и заключение контракта с одной известной фармацевтической компанией города Лейпцига. Эта компания выпускала популярные на весь мир витамины и биодобавки. Подробности о контракте Вадим намеренно опустил. Он решил, что рано расшифровываться перед Георгом суть его поездки в Германию. На самом деле знал он Георга всего ничего, но перед отъездом, для успокоения души своих родственников пришлось прекрасно его охарактеризовать. Скорее всего знакомство Вадима с Георгом было обоюдно потребительским.
Георг неоднократно проводил профилактику автомобилю Вадима, а взамен пользовался им по необходимости. Когда был кризис с бензином, Вадим по первой просьбе снабжал бензином Георга. Он считал Георга излишне скользким и любопытным, но ценил его умелые руки. Его золотые руки неоднократно приводили его, казавшийся уже отслуживший свой срок двигатель Мерседеса к действию. Любопытство же Георга выражалось почти во всём. Его всё интересовало о жизни Вадима: — чем торгует, какие доходы имеет от бизнеса, как зовут жену, любит ли он ходить с ней в оперный театр и тому подобное.
И сейчас держась за баранку автомобиля, Георг можно сказать, постоянно впивался своими глазами в вещицу, на которую Вадим возлагал большие надежды, чтобы достаточно легко приумножить свой бюджет и войти в большой фармацевтический рынок.
К панели скотчем был прикреплён Пифагор, внутри которого лежали десяти рублёвые монеты. Вадим не стал его прятать, чтобы не привлечь подозрений, а наоборот выставил напоказ, чтобы любопытные стражи порядка на дорогах принимали Пифагора за амулет безопасности. Но этот амулет не ушёл от зоркого взгляда нового хозяина машины. Он за время проехавшего пути не раз метал на него свои серые глаза, но вопросов насчёт Пифагора пока Вадиму не решался задавать. Что фигурка не из простых, а из каталога редчайших экземпляров, Георг понял сразу. И он частично осмотрел её, пока Вадим находился в доме у своих родственников. Интерес с каждым взглядом всё больше и больше возникал у него к античной фигурке.

НА ТРАССЕ С НОЛЁМ

    Георг Ноль, — сухопарый мужчина с лисьим лицом, тёмными усиками, и постоянно полуоткрытыми глазами имел два огнестрельных ранения. Всем любознательным он говорил, что была перестрелка с одной из жестоких бандитских группировок, где он пострадал. О его семейной жизни Вадим почти ничего не знал, но то, что Георг занимается сутенёрством, этого скрыть в гаражном кооперативе было невозможно. Девочек он предлагал и нередко знакомым автолюбителям, страждущим приятных ощущений. Даже пузатые и лысые пенсионеры, пропахшие прелью от сочившего пота из промежностей, не прочь были отведать «кусочек сладкого пирога». В гаражном кооперативе было немало простившихся с молодостью белых воротничков, имевших пухлые кошельки, которых Георг не раз приводил к своим сдобным девочкам. Но он нередко промышлял и сомнительными махинациями, о которых совсем никто не знал, но кое-кто подозревал. В этом он преуспевал. Всегда одет с иголочки и полными карманами денег он производил впечатление состоятельного человека. И если бы не его старенькая восьмёрка, он вполне мог сойти за олигарха. Он сын русской матери и отца еврея, был хорошим автомехаником и зачастую подрабатывал авто — ремонтом в своём гаражном кооперативе. Иномарки были его коньком. Со всеми проблемами владельцы иномарок при случае всегда обращались к нему. Ему не раз близкие приятели советовали бросить куролесить по криминальным закоулкам и заняться всерьёз автосервисом. Он хорошо понимал, что ремонт иномарок, хоть и кропотливое дело, зато бизнес доходный. Но его больше прельщали женщины, чистые сорочки и модные галстуки, которые он ежедневно менял. В этом одеянии с фальшивым паспортом под фамилией Гущин Николай Степанович мог произвести благоприятное впечатление на любого руководителя. Так как был похож на респектабельного и успешного бизнесмена. Ему верили и давали товар в долг от паяльных ламп до авто — запчастей, которые он разбрасывал по магазинам и рынкам области. Прихватив на очередной афере свой гешефт, он тут же уходил на время в подполье и работал только с автомобилями и женщинами лёгкого поведения. Как только он прознавал, что больше никто не ищет предпринимателя под вымышленной фамилией Гущин, Георг выходил из подполья уже с планом новой аферы. Ноль знал, чем занимается Вадим и несмотря, что этот бизнес для него был чужд, всё равно мечтал влезть к нему в доверие и на крутом вираже опрокинуть этого слащавого слюнтяя. Его в основном приманивал не бизнес Вадима, а наследство, доставшее от всемогущего деда. Он надеялся поживиться уникальной художественной коллекцией покойного генерала Важенина, о которой молва шла по всему городу. В это время он и не ведал, что все экспонаты генерал оставил не внуку, а передал государству. Эту цель ловкий аферист вынашивал давно, но события не форсировал. Ждал удобного момента, чтобы максимально сблизиться с внуком генерала. И вот этот момент настал. Вадиму нужен был попутчик в Германию.
Георг, даже размышлять не стал, он без всяких возражений принял это выгодное и заманчивое предложение съездить с ним в Германию за машиной. Он был первоклассным водителем и поездку в Германию рассчитывал не как работу, а как туристическую прогулку. К тому же в этой стране ему никогда не приходилось бывать. Лучшего момента для сближения и желать было нечего. Тем более Георг хорошо знал Мерседес Вадима и считал машину вполне достойной для себя. До этого он не раз заводил разговор с Вадимом, чтобы тот продал ему свою машину, но тогда перспектив приобрести новую иномарку у Вадима не было, и он просил Георга подождать немного. Когда монеты матери дали Вадиму мощную финансовую поддержку, и он понял, что может теперь безболезненно заменить надоевший ему автомобиль, то без промедления по приемлемой цене продал свой старый Мерседес Георгу по генеральной доверенности.
— Здесь нет, конечно, комфорта высокого класса, — крутя баранку, сказал Георг, — но движок, словно ураган. Мне по душе эта тачка. Покатаюсь немного на ней, а потом при случае заменю её. Мечтаю о Харлее! Вот когда я заимею его, то буду считать, что немного удовлетворён жизнью.
Вадим загадочно покосился на Георга и спросил:
— А для полного счастья тебе много благ от жизни требуется?
— Интересный ты Вадим, — хмыкнул Георг, — каждому человеку хочется, и на автомобиле шикарном ездить и дом богатый иметь со всеми удобствами.
В это время их на трассе с большой лёгкостью обошли две иномарки. Георг на мгновение замолчал, с завистью посмотрел на удалявшие машины и тяжело вздохнув, закончил свою мысль:
— Короче выразиться, то нужны большие средства для осуществления достойной жизни. К этому многие люди стремятся, я тоже не исключение. И это стремление я не считаю страшным пороком. Вот у меня сейчас есть кое-какие нелегальные доходы, позже я на них открою свой бизнес, и буду жить припеваючи. Жизнь заставляет здравых и не глупых людей именно таким способом зарабатывать себе на жизнь.
— Наши жизненные взгляды Георг сходятся во многом, — проговорил задумчиво Вадим, — я тоже стараюсь при первой возможности срубить лишнюю копейку. Легально это или нелегально для меня значения не имеет. И мне нередко удаётся воспользоваться счастливым случаем. Главное, чтобы этих копеек было вдоволь, и ты король в этой жизни!
— Я для себя давно усвоил, — сказал Георг, — если жизнь мне предлагает выгодную ситуацию, нужно всегда реагировать на этот шанс!
— Метко как сказал! — с восхищением взметнул свои брови Вадим, — надо эту формулу взять себе на вооружение, тогда уж точно я не ливером буту питаться, а высококачественной вырезкой.
— Ты напрасно передо мной прибедняешься Вадим! — откровенно высказался Георг, — мне кажется, ты давно уже король и питаешься в лучших ресторанах города!
— С чего ты взял? — ехидно ухмыльнулся Вадим.
— Ну, как же! — воскликнул Георг, не заглядывая в лицо Вадиму, смотря только на дорогу. — У нас все в гаражном кооперативе знают, кому принадлежал до тебя твой гараж и этот Мерседес.
— И кому же? — спросил Вадим.
— Известно кому, — генералу КГБ, у которого были несметные богатства и единственный наследник внук по имени Вадим, — лукаво улыбнулся Георг.
Вадим зашёлся неестественным смехом, после чего сплюнул через опущенное стекло в дверке автомобиля, зловеще произнёс:
— Этот старый маразматик, кроме квартиры, гаража и машины мне ничего ценного не оставил. Все свои несметные богатства он завещал государству. Не подумал чистоплюй такой, что с перестройкой жизнь идёт под откос. Если бы он хоть десятую часть от своих картин и коллекций оставил мне, возможно бы я и был сейчас королём?
— Квартира и гараж в наше время тоже немалых денег стоит, — перебил Вадима Георг. — Если по-умному распорядиться этой недвижимостью, то капитал можно неплохой получить. Ты же вот на что — то приобрёл себе аптеку? Выходить от деда поимел весомый гранд, а ты его поносишь всячески.
Если бы Вадим посмотрел в этот миг Георгу в глаза, то кроме недоверия ничего бы там не нашёл. Не подозревая, какой гнусном умысел сутенёр таил в себе, Вадим продолжал поддерживать разговор с ним. Одновременно жалея, что согласился с Нолём на эту поездку и в то же время прибедняясь и гордясь собой:
— Допустим не аптеку, а ничтожную лавчонку, в которой мы работаем только с женой, — пояснил Вадим, — но это приобретение стоило лично мне больших нечеловеческих усилий. Я из кожи лез, чтобы хоть немного чувствовать себя человеком. Приходилось часто перебиваться на изжоге, но это всё уже в прошлом. Сейчас жизнь вроде наладилась. И это благодаря старинным монетам, которые я раскопал в квартире у своей матери. Надо будет после приезда из Германии ещё пошарить в её квартире. Глядишь ещё, что найду?
Георг насторожился, но вопросов насчёт монет не стал задавать.
Вадим же не удержался от соблазна и незаметно перевёл взгляд с дороги на Пифагора, осторожно погладив его по голове:
— Думаю, моим мучениям скоро придёт конец, — продолжил он, — появилась хорошая перспектива наладить свою жизнь.
Георг бросил короткий взгляд на руку Вадима, обхватившую почти любовно голову Пифагора:
— В сказки веришь? — с иронией спросил он у Вадима.
— Ты о чём дружище? — не убирая руки от Пифагора, произнёс Вадим.
— Я о том, что у тебя под рукой сейчас находиться, — спокойно ответил Георг. — Я, когда учился в шахматной школе — интернате, то нам тренер всем советовал на соревнования брать с собой свой талисман, чтобы удача всегда сопутствовала в спорте. Я себе в талисманы выбрал маленького мягкого енота, который мне по сути дела не помог ни одного крупного турнира выиграть. Да и честно сказать мало, кому сопутствовала из наших шахматистов удача, даже тем, кто беспрестанно молился на своих божков. Вот тогда я и понял, чтобы добиться чего — то, в первую очередь надо много трудиться и не верить слепо в чудеса, а шевелить мозгами не только на шахматной доске. Только ты сам способен создать себе эти самые чудеса, больше никто! Так что ты хоть как ласкай свою резную куклу, можешь даже поцеловать её, от этого ты умнее и богаче не станешь.
— Да причём здесь эта кукла, — равнодушно отозвался Вадим и отдёрнул руку с головы, — это всего лишь копилка крупных монет, которыми со мной расплачивались случайные пассажиры. Я полон надежд, заключить долгосрочный контракт в Германии с одной известной фирмой. Вот тогда я заживу, как полагается. А в этом мне помогут родственники, засевшие прочно там.
— Без компаньонов тебе Вадик сложно будет справиться с таким делом, — неожиданно выразил свою мысль Георг, — так, как для долгосрочного контракта немалые деньги нужны. Я уже сталкивался с таким делом в Польше. Мне как заломили бешеную сумму, так я и утёрся. Сел в машину и назад домой в Россию. Все мои планы разом рухнули. Вот я и стал после этого волком одиночкой. Фартило мне и надо сказать неплохо, но сейчас времена другие наступили, одному провернуть крупное и нужное дело практически невозможно. Задавят конкуренты или бандиты наедут.
— Не себя ли ты предлагаешь в компаньоны? — вальяжно развалившись в кресле, спросил Вадим.
— А что думаешь, не подойду? — притормозил машину Георг, — у меня опыт кое — какой есть и бабки, хоть и не совсем большие, но имеются. Скооперируемся и вперёд. Главное впоследствии не дурить друг друга, — вот в чём заключается надёжный бизнес.
Вадим равнодушно зевнул в кресле и приоткрыл дверку автомобиля, сказал:
— Первое условие бизнеса мне известно, а твоё предложение, возможно, я приму, но только после предварительных переговоров с немцами.
Вадим вышел из машины и подошёл к обочине дороги. Посмотрев по сторонам и убедившись, что на трассе нет никого он начал оправляться. Георг в это время прильнул своими глазами к Пифагору. Постучав пальцем по фигурке, и услышав глухой звук, он приоткрыл верхнюю часть головы. Заглянув внутрь и увидав, что она наполнена червонцами, он спешно закрыл её и взглянул ещё раз в глаза Пифагора. Ему показалось, что чёрный колдовской отлив брызнул по его глазам и моментально сник, от чего ему на мгновение стало почему — то жутко.
Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
«Эта штуковина не простая, — пронеслось у него в голове, — и не для червонцев он её прилепил к панели. Буквально позавчера не было этой копилки на панели. А сегодня по сути дела на моей уже машине появился этот бородач, наполненный монетами. Не иначе Вадик хитрит и цель его визита в Германию возможно не только покупка автомобиля и заключение контракта, а главная причина, — несомненно, сбыт этой копилки…»
Вадим, сделав свои дела, бесшумно сел в автомобиль и дотронувшись до локтя Георга, который сидел с закрытыми глазами, громко произнёс:
— Поехали, нас ждут великие дела! Трасса чистая, милиция ещё ни разу не остановила. А главное бандиты под колёса не лезут.
Георг, прежде чем тронуться с места прикурил от спички сигарету, затем, посмотрев в зеркало заднего вида, повернул ключ зажигания и глухо произнёс:
— Не приведи господь с этими чертями встретиться. Ошкурят до нитки. Я пару раз попадал в переплёт с ними. Не на этой конечно трассе, а на Урале. Один раз сотней баксов отделался, а последний раз мне встреча с ними обошлась в две тысячи долларов. А когда я в Польшу ездил по этой же дороге, ко мне ни одна сявка на хвост не села. Чисто всё было. Поэтому я и согласился на этот вояж. Но зато в нашем городе мне приходится им платить дань за мутный бизнес.
Вадим не счёл нужным передавать ему разговор, который у него был перед отъездом с дедом. Он был уверен, что вор в законе по кличке Таган, находившийся давно на заслуженном отдыхе, нарисовал их машине неприкосновенность на трассе. К тому же предостережение мудрого родственника насчёт порядочности Георга, заставили его задуматься. Дед редко ошибался в людях. Эту удивительную проницательность Вадим давно усмотрел в нём. Несколько раз он раньше заставлял краснеть Вадима, когда тот замышлял сделать неблаговидный поступок, пока находился у них в гостях в летнее время. После чего Вадим не особо старался докучать своими приездами в дом Чашкиных. Не хотелось быть прозрачной материей для деда. А если и приходилось навещать, то старался особо на глаза ему не лезть, чтобы не портить себе настроение. Он временами уважал и временами боялся этого старика, хотя по жизни считал его родственной душой и называл с малых лет, как и генерала только дедом. Сейчас же Вадим, находясь в другом государстве, откинув голову на подголовник кресла, думал о нём с восхищением и огромной благодарностью.
«Всё складывается, как нельзя лучше, — думал Вадим, — а это хорошее предзнаменование. Не иначе как на шоколад подсяду!»

В ЛЕЙПЦИГЕ

    Внук генерала вместе с Георгом и с подарками из России переступили под вечер порог шикарной квартиры Мориса и Анны. Таких гостей Морис никак не ожидал у себя увидеть. На Георга он посмотрел с недоумением, но когда встретился взглядом с Вадимом, то немного опешил:
— Вадим никак ты? — признал он в госте своего родственника.
— Он самый, — протянул Вадим сумку с подарками хозяину квартиры. — Это вам мать с дедом передали. К Альбине не заходил, баба Наташа сказала, что они всей семьёй уехали на море в Сочи.
— Анна, посмотри, кто к нам приехал? — позвал Морис свою супругу, оставив стоять гостей в прихожей.
В спортивном костюме кофейного цвета появилась Анна. Она пристально присмотрелась к мужчинам и, узнав Вадима, протянула ему обе руки:
— Кто же так дорогих гостей привечает? — укорила она Мориса и почти силком втащила Вадима в квартиру. Следом зашёл Георг и прикрыл за собой дверь.
Морис на семнадцать лет был старше Вадима, и особо близких отношений у них раньше не замечалось. Было всего лишь несколько встреч, за гостевым столом у Чашкиных, когда семья Каменских навещала своих родственников на берегах Волги. Зато с Анной он был более близок. Она чаще приезжала в Горький, и они нередко находили интересные для разговора темы. Но, как бы то ни было, Морис всё равно был безумно рад незваному гостю из далёкой России, который мог со всеми подробностями обрисовать, как живут их близкие люди на берегу Волги.
Вадим, не почувствовав хозяйского холода во встрече, с широкой улыбкой смотрел на Мориса и Анну. Они с Георгом и опомниться не успели, как в одно мгновение оказались в просторной комнате, которая, по-видимому, являлась гостиной. Она со вкусом была обставлена мягкой мебелью и высокими пеналами, извергающими из нутрии блеском хрусталя.
Вадим с неподдельной завистью оценил квартиру, не забыв отпустить комплимент Анне, за её вкус к обожествлению домашнего очага.
— Ошибаешься Вадим, — прервала она его сладкоголосую речь, — именно эту комнату обставлял Морис, а вот кухня со столовой, ванна и спальни это уже моя личная заслуга.
Вадим, ничуть не смутился, что его на полпути оборвали, посмотрел на Мориса и продолжил:
— Если мне память не изменяет, то Морис человеком искусства всегда был? Почему бы ему не применить к своему жилью творческую фантазию?
— Я работаю в национальном музее книги и письменности Вадим, — пояснил Морис.
— Странно, — недоумённо повёл бровями Вадим, — мне, почему — то всегда казалось, что ты к живописи тяготеешь. Ты же с моим покойным дедом именно из-за этой темы нашёл общий язык, и он не раз мне тебя в пример ставил. Да и в квартире я смотрю у вас как в Эрмитаже, — кивнул он на картины, которыми были увешаны стены.
— Это всего лишь хобби Вадима, — вмешалась в разговор Анна, — но оно нам приносит немалые дивиденды. В основном все картины написаны современными художниками России. Сабрина у нас уже невеста, запросы большие имеет. Так что нам приходиться всячески подрабатывать. Где получиться там и скребём. Я вот сейчас за книгу интересную взялась. Возможно, она мировым бестселлером не будет, но коррективы исторические надеюсь непременно наведёт. Вот поэтому мы и решили полезное дело, связанное с литературой и историей, совместить с приятными впечатлениями. Поедем в ближайшее время в Россию, навестить родственников. Неодушевлённый герой моей книги именно там сейчас проживает.
Морис, не выдержав её чрезмерной словоохотливости, громко прокашлялся в кулак и посмотрел укоризненно на свою супругу:
— Анна людей с дороги вначале угощают продуктивной, а не духовной пищей. Свои духовные блюда оставь на досуг. Зайди в столовую, приготовь, пожалуйста, на стол чего-нибудь?
Анна опомнилась и, извинившись перед гостями, удалилась из комнаты.
— Вот такая у женщин непонятная психология, — улыбнулся Морис, — меня отругала, что я вас в дверях держал, а сама вместо радушия насвистывает вам соловьиные рапсодии.
— У немецких фрау может, принято так? — впервые подал свой голос Георг.
— Перестаньте, — вежливо отмахнулся Морис, — она половину своей жизни провела в Советском Союзе. Знает о России, и её населении больше, чем мы все вместе взятые. Её хлебом не корми, дай только слово замолвить, хоть о древней Руси, хоть о нынешней России.
Он пристально взглянул на Вадима, надеясь найти в его словах подтверждение, но тот не слушал его, а с интересом вглядывался в картины.
— Я уже привык к ней и только делаю вид, что её слушаю, — продолжил Морис. — Так она нашла новый объект для своих ушей в доме, — это дочку Сабрину. Сейчас дочь в Люксембурге у Августа отдыхает, выходит чувствовать вам себя сегодня, как в лектории. Тема лекции вам уже известна, — приложил он обе ладони к лицу, спрятав этим жестом неожиданно нахлынувшую на него улыбку.
— Я думаю, меня Георг избавит от предыдущей лекции, — моментально оторвался от картин Вадим, и заметив улыбку хозяина, с подвохом произнёс: — Стрелки переведём на него, — указал он пальцем на Георга. — Он чемпион нашего гаражного кооператива по шахматам. Окончил шахматную школу — интернат. А я знаю, что Анна большая поклонница этого вида спорта.
— Не просто поклонница, если точнее выразиться, — она шахматистка с короной, — поправил Вадима Морис.
Георг изобразил недовольную гримасу от предназначенной ему миссии:
— Только не сегодня, — почти взмолился он, — у меня сейчас перед глазами дорога вьётся, и колёса чужих машин крутятся. Боюсь, в таком состоянии фигуры перепутать.
— Это поправимо, — успокоил его Морис, — сейчас с устатку примите нашего шнапсу под хорошую закуску и отдохнёте с дороги. А завтра с утра и почти до позднего вечера вам придётся находиться в обществе фрау Анны. Сводит вас, куда душа пожелает. С городом познакомит, лучше любого гида. Это она делает умело и с большой гордостью.
Он до того увлёкся своей беседой с гостями, что не заметил стоявшую позади него Анну.
— Спасибо милый, за положительную оценку обо мне, — сказала она, отчего он вздрогнул. — Неужели не видишь, что приехали они не во фраках, а в спортивных костюмах? А это значит, им не достопримечательности нашего города нужны, а подержанные автомобили.
— За одним автомобилем, — уточнил Вадим. — А парадная мишура, выглаженная, и аккуратно сложена, лежит в машине, на которой мы добирались до вас. Так что от экскурсии по Лейпцигу мы отказываться не собираемся. Да и одну фармацевтическую фирму мне хотелось бы посетить после покупки машины. Планирую завязать с ней тесную связь. Я ведь сейчас в газете не работаю. У меня своё дело, связанное отчасти с фармацевтикой и биологическими добавками. Вот и хочу расширить свои производственные связи и ассортимент лечебных препаратов. Бизнес практически беспроигрышный, — это не мясом торговать, чтобы ежедневно волноваться, как бы непроданный товар не позеленел.
— Что — ж, цель верная, — согласился с ним Морис, — такой бизнес на века выгоден, но я тебя хочу предупредить, что денежные вливания на твою программу потребуются большие. Если у тебя не глубокий кошелёк, с тобой ни одна фирма работать не будет. Зачем им мараться с однодневками. Я своему другу Галдису из Риги пытался помочь в прошлом году с этим вопросом, но перед нами корректно извинились и предложили поработать с такими деньгами напрямую с их аптеками.
— О чём я тебе и говорил, — бросил Георг на Вадима усталый вид.
— Я думаю вопрос этот один из важнейших, но я его решу и, скорее всего не в России, а на территории Германии, — не теряя надежд на свою мечту, сказал Вадим, наморщив свой лоб.
Анна не дала им продолжить разговор, так — как всех пригласила к столу. За столом Вадим кратко рассказал о жизни всех родственников в Нижнем Новгороде. Ему было стыдно за свои скудные новости. Он понимал, почему у него такая бедная информация, ведь последние годы он почти не общался с роднёй, кроме Альбины. И чтобы не показаться совсем скучным он постоянно ссылался на свою усталость, при этом периодически прикрывал глаза. Но хозяевам любая весточка была дорога из России, и они в этот вечер особо не докучали Вадима вопросами, понимая, что ему в данный момент не до разговоров.
После застолья им Анна постелила постель в зале, где стояла мягкая мебель и пеналы с хрусталём. Вадим после сытного ужина сразу уснул. А Георг хоть и выпил порядочную дозу спиртного, долго ворочался. Скорый сон на новом месте не приходил к нему. Он вначале при свете ночника безмолвно смотрел на потолок с уникальной люстрой, а потом машинально переключался, то на картины, висевшие на стенах, то любовался хрусталём, которого можно сказать, было с излишком в высоких двух пеналах. Ощущение у него было такое, что он находится не в квартире немцев, а в имении знатного графа. Внезапно в одной хрустальной ладье он заметил тёмный силуэт, который напомнил ему удивительно знакомый предмет. Сердечко внезапно стукнуло от пришедшей догадки и он, посмотрев на крепко спящего Вадима, отдёрнул с себя одеяло. На цыпочках по паркету он проследовал к пеналу. Осмотрев его сверху донизу, Георг попытался открыть его. Но пенал был с секретом. Тогда он оставил эту затею и начал рассматривать тёмный силуэт. Сомнений никаких не было, фигурка, которая была прикреплена на панели его автомобиля, мирно почивала в хрустальной ладье. Георг так — же тихо вернулся на своё спальное место и, окутавшись с головой, впал в раздумья:
«Интересно, когда он успел её снять? — размышлял он, — я хорошо помню, что фигурка была на месте. Я вышел последним из автомобиля. Вадим покинул машину вперёд меня и открыл багажник. Я же полотенце бросил на бюстик, чтобы он не привлекал к себе любопытных глаз. Хорошо и отчётливо помню, Вадим назад в салон не возвращался. Хозяева из дома ни на минуту не отлучались, да и ключи от машины у меня в сумке — визитке лежат. Не иначе что — то Вадим хочет провернуть именно с этой фигуркой? Это точно, к бабке не ходи. Больно он шустро при варганил её к панели перед поездкой. Надо будет присмотреть за ним и по возможности влезть к нему в советчики. А уж свой процент с навара я не упущу. Хоть Вадим и прощелыга, но я тоже ушлый мужик. Такие, как он для меня семечки, проглочу вместе с шелухой».
После этого он поворочался ещё немного и уснул. Спал он крепко, хотя и недолго. С первыми лучами солнца он уже был на ногах. Надев на себя джинсы и майку, он вышел на кухню.
Морис в это время собирался на работу, а Анна готовила ему завтрак.
— Вот тебе Анна и утренний досуг есть с кем заполнить, — лукаво посмотрел на гостя Морис и, взяв вилку в руку, принялся за свой бекон с яичницей.
— Сейчас он глаза протрёт, и мы сделаем с ним гимнастику для ума, — передвигаясь от плиты до стола и распахивая длинным халатом улыбаясь, проговорила Анна.
— Ты уж только особо долго не занимай его? — посмотрел немного с иронической насмешкой на супругу Морис, — а то они с Вадимом не успеют свои дела обделать.
— Глупости, — спросонья пробасил Георг, — нам часу хватит, чтобы выбрать машину и час уйдёт на оформление. И мы свободны. Чего здесь делать. Сразу двинем до дому. Главное автосалонов в Лейпциге не счесть.
Морис доел свой завтрак и отставил тарелку в сторону. Анна тут — же поставила перед ним стакан апельсинового соку. Но он его пока пить не стал, вытер салфеткой губы и, выйдя из-за стола подошёл к Георгу:
— Вроде Вадим вчера заикался, что хочет прозондировать фармацевтическую компанию, а это одним днём не обойдётся. Да и сомневаюсь я в успехе его предприятия. То, что он знает в совершенстве немецкий и румынский язык, это ещё не всё. И не значит, что с ним кто — то будет работать в кредит. Будут большие деньги — будет и большое доверие. Ты ему Георг, объясни, как друг, что если солидная компания, то и дела они будут иметь с солидными людьми, а мелкого лавочника они за версту видят. Думаю, вряд — ли у него, что — то выгорит здесь. Это Германия, а не Советский Союз и даже не нынешняя Россия.
Морис стоя выпил сок и уехал на работу. Анна проводила его до двери и вернулась на кухню. Георга там не было. Она услышала плеск воды в ванной и стала расставлять фигурки на шахматной доске, прямо за обеденным столом.

СЧАСТЬЯ ОН ТЕБЕ НЕ ПРИНЕСЁТ

     Вадим проснулся в одиннадцать часов. Анна с Георгом сидели в столовой и играли в шахматы. По лицу Анны он понял, что та проигрывает Георгу. Она была не сосредоточена, а озадачена. Георг же напротив был спокоен и вёл себя непринуждённо, словно он не гость был, а хозяин квартиры.
— Ты хоть бы проиграл для приличия, — сказал Вадим Георгу.
— Вот этого послабления мне не нужно, — не отрываясь от доски, проговорила отрешённо Анна, — как в России говорят: «Ещё не вечер».
— Вы что — же до вечера намерены играть? — присел рядом с шахматистами на стул Вадим.
— Зачем до вечера? — подняла голову Анна и посмотрела на Вадима, — ты пока завтракай, а мы за это время окончим партию. И вы свободны. А вечером у нас состоится новый тур. Заутреннюю битву я твоему другу безнадёжно проиграла пока со счётом 3:0, а вечером надеюсь взять реванш.
Вдруг она сделала длинный ход слоном и, не веря себе, тихо произнесла:
— Наконец — то мат получил шахматист из России!
Георг своему проигрышу не огорчился. Поражение принял как должное. Он сразу пожал руку победительнице, и галантно прикоснувшись к ней своими губами, торжественно произнёс:
— Ну, просто Каисса! Поразительно! Я такого хода от вас не ожидал. Хотя предусмотреть каверзность слона был обязан. Непростительная ошибка с моей стороны. Но всё равно вы молодец! С вами приятно сражаться!
Анна была на десятом небе от счастья. За ней водилась и раньше такая черта, когда она загоняла партнёра — мужчину в тупик и ставила тому мат, то она сразу преображалась. Анна сразу прекращала игру, боясь проиграть следующую партию, абы не испортить себе приподнятое настроение, завоёванное в трудной схватке. После выигрыша её лицо покрывалось лёгким румянцем, что делало Анну ещё очаровательней, чем во время игры. И конечно весь день у неё не сходила улыбка с лица до позднего вечера. И естественно она делилась ходом всей игры с мужем, который равнодушно относился к её победам. Он давно уже охладел к этой древней игре, считая, что шахматы бесполезным время провождением, и они отнимают, возможно, важнейшую часть его жизни. Это он усвоил, ещё находясь в Латвии, когда у него пошла череда неудач за шахматной доской. Тогда он решил окончательно завязать с этой словно наркотик заманчивой игрой. Анна же, наоборот, с шахматами никогда не расставалась. Нельзя было сказать, что она грезила ими, но при малейшей возможности любила поломать голову над резными фигурами. Вот и сейчас она вдохновлённая яркой победой искрилась от счастья, не думая убирать фигуры:
— Пускай пока стоят, — сказала она, — Морис придёт, полюбуется, какую я комбинацию разработала. И вообще я вам мальчики могу заявить с большой ответственностью, что в молодые годы я сводила вничью с самим Михаилом Талем. Этот турнир никогда не уйдёт из моей памяти. Как сейчас, помню, чувство страха перед великим гроссмейстером у меня гнездится начало перед отъездом в СССР, тогда я, зная, что буду с ним играть, ехала и тряслась. А когда его увидала таким спокойным и довольно-таки милым человеком, я страх подчинила своей воле. Я в тот незабываемый день будто ввинтилась в доску, никого и ничего, кроме фигур не замечая. И у меня получилось, свела с ним счёт в ничью. Михаил Таль поцеловал мне ручку, и после окончания турнира вручил ценный приз. Он у меня до сих пор в целости и сохранности лежит, — это хрустальная ладья и фотоаппарат «ФЭД», из которого я не произвела ни одного кадра. Дорог он мне, и я его берегу, как сокровищницу. А вот Морис свой «ФЭД» давно в оборот пустил и на шахматах окончательный крест поставил.
— Он что тоже шахматами увлекался, — спросил угрюмо Георг.
— Ещё как! Играл до нашей свадьбы как легендарный Алёхин, косил всех своих противников налево и направо. А потом словно отрезало, — поражение за поражением терпел от тех студентов, игрой с которыми до этого пренебрегал, считая их хроническими слабаками. Объяснения он своим неудачам в шахматах не находил. Или не пытался находить? И так незаметно самоустранился от этой древнейшей игры. Сейчас даже со мной не играет. Клянусь, мне он и словом не обмолвился, что бросит играть. Я просто ахнула, когда он отказался участвовать в престижном турнире на первенство Риги. Этот вечно неутомимый и настойчивый Морис вдруг превратился в капризного ребёнка. Для меня это было просто предательством. Тогда со мной немая истерика произошла. Металась я по квартире, как сама не своя, а он мне твердит:
«Прикажи, мне дома сидеть. Не хочу быть заложником индуской забавы, — иначе мне капут наступит, как мужчине». Я промолчала и ушла одна на соревнования. А он с тех пор так и не играл ни разу, но теоретические советы хоть и с неохотой, но всё же даёт мне. Я и этому рада, а его положительная оценка моей игре, для меня особенно бесценна!
— Примерно и со мной такая история произошла, — задумчиво сказал Георг, — но я в отношении его шахматы не забросил. Голове порой нужна подпитка, а шахматы — это самый идеальный стимулятор для мозга.
— Вполне с вами согласная, — озорно заявила Анна, — нет ничего прекрасней, чем мозговое ощущение превосходства над противником. Я тогда себя чувствую себя сильней, умней и красивее всех! Как сейчас! — озорно заявила она и стала кормить мужчин завтраком.
После завтрака Анне позвонили из издательства и просили её срочно приехать:
— Ну, вот ребята, — показала она на трубку телефона, — собиралась с вами по Лейпцигу проехать, а тут вдруг неотложные дела в издательстве возникли. По моей книге вопросы у редактора есть. Не знаю, насколько я задержусь, но на всякий случай я вам ключи оставлю, а хотите, дождитесь меня.
— Продвижение на колёсах по незнакомому городу без гида, может быть для нас проблематичным, — опешил Вадим от слов Анны.
— О чём ты говоришь Вадим? — хмыкнул Георг, — ты знаешь немецкий язык, а я знаю дорожные знаки и машину. Вот тебе и транспортный альянс получился. А где машину приобрести тебе, — тут гид не обязателен.
— Вот и хорошо, — обрадовалась такому исходу дела Анна, — тогда я с чистой совестью покидаю вас, — и она положила на стол ключи от квартиры.
За ней тихо щёлкнула дверь, и послышался стук её каблучков по лестнице подъезда.
Вадим с Георгом переглянулись между собой:
— Поедем или пешком пойдём? — первым подал голос Вадим.
— Мне разницы нет, — ответил Георг, но если мы будем брать тебе сейчас машину, то лучше пешим ходом добираться или на общественном транспорте ехать. Я вижу, что ты склонен к неуверенности, на незнакомых дорогах. А это может быть чревато.
— Есть немного, — смутился Вадим, — но за тобой я смело мог бы следовать без всяких осложнений.
Георг подошёл к стене, где висел фотографический портрет мужчины в форме офицера рейха.
Грузный, почти заплывший жиром со стеком в одной руке, — он был запечатлён крупным планом со своей собакой: Холёное лицо, светлые волосы, мясистые губы и ледяные глаза, — подчёркивали в нём важность и самолюбие. Шея там отсутствовала, а грудь подпирала отвисший подбородок. Если бы не мундир офицера третьего рейха, его можно было смело принять за борца сумо. Такой типаж соответствовал спортсменам страны восходящего солнца.
— Кто такой? — спросил Георг, повернувшись к Вадиму.
— Откуда мне знать, — не придавая интереса к портрету, отозвался Вадим, — не видишь эсэсовец какой — то.
— Вот именно! А свою родню полагается знать до седьмого колена, — попрекнул его Георг.
— Не хочешь ли ты сказать, что среди моей родни были фашисты? — повысил тон Вадим.
Георг приблизился к Вадиму и, положив руку ему на плечо, полушёпотом проговорил:
— Хотел бы, сказал, но я уже знаю, что этот упитанный поросёнок к этому дому никакого отношения не имеет. Это бывший комендант лагеря для военнопленных, — палач и изверг, закончивший свои дни на виселице. Мне Анна рассказывала, пока мы с ней играли в шахматы. Отвлекал я её своими вопросами. Поэтому она и продула три партии. А поместили они его на стене в столовой не просто так, а чтобы обрести выгодного покупателя. В Германии много фанатов, которые коллекционируют экспонаты второй мировой войны. И они между собой общаются. Потому что деньги большие крутятся у этих людей. Вот так твои родственники денежки зарабатывают. А ты вбил себе в голову фармацевтическую чушь, от которой у тебя скоро на попе дыры появятся. Ты реально смотри на ситуацию? И Пифагора своего деревянного напрасно взял в эту поездку. Ему красная цена здесь максимум двадцать долларов. Больше ты за него ничего не выручишь.
Лицо Вадима после таких слов начало покрываться красными пятнами, и он прерывисто задышал:
— Ты что, догадался сам о Пифагоре, или у Анны выудил какую-то информацию? — забеспокоился Вадим.
— Анна не только эффектная женщина, она ещё до невероятности умна. У неё в точности такой — же болван лежит в стеклянном пенале, а настоящий Пифагор покоится в надёжном месте у твоего родственника старика Глеба. Я у неё спросил про её Пифагора. Она мне и рассказала почти все подробности о нём. И книгу Анна написала про деда Мориса, который был чекистом и в конце войны стал обладателем подлинного Пифагора. Так что, если у тебя башню совсем не снесло, сбегай в магазин за дискетой и полазай в её компьютере. Скачать не помешает нам эту книгу. Так — как цена подлинного Пифагора заоблачная и принадлежал он самому Гитлеру. Чуешь, какое богатство около нас притаилось?
Вадим после таких слов попал в ступор, и он, на какое-то время потерял дар речи.
— Ты слышал, что я тебе сказал? — щёлкнул двумя пальцами Георг перед глазами Вадима. — В магазин срочно беги, пока хозяйка не пришла. Я бы сам без тебя поработал с компьютером, но я не знаю немецкого языка. Так что шевели рогом.
— А почему ты решил, что мой Пифагор фальшивый? — очнулся от оцепенения Вадим, — может как раз мой Пифагор и есть самый настоящий из всех существующих.
— Пройди в зал и загляни в пенал? — сказал Георг. — Там в ладье лежит брат близнец твоего Пифагора. Обе эти деревяшки были по заказу Глеба вырезаны криминальным ювелиром по кличке Цезарь. (ныне давно покойным)
Подлинник же изготовлен из кости кашалота и в глазницах у него вправлены синие бриллианты.
Вадим бросился в зал и вернулся оттуда огорчённый:
— Ты был прав, — озадаченно проговорил он, — выходит, мать меня не обманула. У дяди Глеба храниться настоящий Пифагор. Что ж может это и к лучшему. До него я обязательно доберусь.
— Не ты доберёшься, а мы, — поправил Георг Вадима.
Вадим ничего ему на это не ответил, а стремглав вылетел из квартиры. Назад он вернулся через десять минут с одной дискетой и одним лазерным диском, а через три минуты уже лазил мышкой в компьютере у Анны.
Он нашёл текстовую папку и вслух начал читать и быстро листать страницы. Нужный материал не попадался. Больше было очерков и рассказов. От волнения у него тряслись руки, и лицо покрылось испариной. Георг же в это время смотрел не на монитор, а на Вадима. И когда он заметил на лбу у Вадима собранные в пучок морщины, облегчённо вздохнул:
— О да! — воскликнул Вадим и, посмотрев на Георга, улыбнулся: — Искомое найдено, книга называется «Записки чекиста». В ней даже о моём деде Важенине упоминается.
— Скачивай быстрее и поедем в салон за машиной, — торопил Вадима Георг, — а то не дай бог Анна застукает нас за этим неблаговидным занятием.
— Не беспокойся, — сказал Вадим, — пару минут мне надо, чтобы скачать книгу. Это ведь не Капитал Карла Маркса, а небольшое документально — художественное произведение объёмом в триста двадцать страниц.
Записанную дискету Георг взял себе и положил её в сумку — визитку:
— Пускай у меня хранится, — сказал он, — а домой приедем, расшифруем. Будем знать, с чего плясать надо.
Вадим почему — то сразу почувствовал себя обокраденным и вспомнил предостережения деда насчёт напарника.
«Старика не обманешь, — пронеслось в голове у Вадима, — он плохого человека за версту чувствует!»
После чего он засунул в дисковод лазерный диск и скачал на него другую папку, в которой была размещена не только книга Записки чекиста. Там находились и другие записи, которые Вадим счёл интересными и любопытными.
— А это ещё зачем? — спросил Георг.
— На всякий случай, — с мраморным оттенком на лице, ответил Вадим, — тут большая научная работа по искусству, — можно сказать готовая докторская диссертация, — солгал он. — Мало ли что может случиться в жизни, — возьму и перелицую себя в первоклассного искусствоведа. К пенсии прибавка солидная не помешает.
Георг ничего ему на это не ответил, а только причмокнул недовольно губами и начал торопить Вадима отправляться в автосалон за покупкой автомобиля.
— Если сегодня машину купим, то сегодня и уедем из Германии, — говорил он. — Делать здесь нечего, а дома у нас с тобой дел будет невпроворот.
В это время вернулась Анна. В руках она держала два набитых до отказа пакета с продуктами.
— Вы, что так и не трогались с места? — удивлённо спросила она, — а я — то думала, вы уже машину купили в моё отсутствие.
— Мы решили дождаться вас, а потом заехать в салон и сразу ехать домой на двух машинах, — объяснил Георг. — Обременять вас не хотим. Да и дома дела неотложные ждут.
— Я как знала, что вы сегодня сорвётесь от нас, — недовольно сказала Анна, — поэтому и накупила подарков в Россию. Думала, ты мне Георг вечером предоставишь возможность отыграться.
— Следующая игра состоится на нашем поле в России, — с юмором заявил Георг.
— Ну что ж теперь делать, — с огорчением кивала она головой. — Давайте я вас хоть накормлю перед дорогой? Не поедете — же голодными в дальний путь.
— Некогда нам сейчас рассиживаться, — поддержал Георга Вадим, — я сейчас только побреюсь, умоюсь и в путь. Большие дела в России ждут!
Он прошёл в ванную и молча, повернув кран с горячей водой и словно находя в этом удовольствие, пригоршнями начал плескать на лицо. Побрившись и расчесав свои густые волосы, он вышел из ванной.
— Я вам сливки и сэндвичи положила в дорогу, — сказала Анна, — сейчас сосисок и яиц ещё отварю. Извини, про рыбу я как — то забыла. На первое время вам хватит и этого провианта.
Анна знала, что Вадим сливки и яйца обожал с детства. Когда он отдыхал в доме у Чашкиных, то никакой еды больше не признавал. И любил ещё уху из свежей речной рыбы.
В ухе он знал толк. Ему дед Глеб в своё время открыл несколько полезных рецептов из рыбы, которыми они иногда пользовался.
— Ты ещё помнишь мои изысканные кушанья? — с чувством благодарности посмотрел он на Анну.
— Да я не забыла, но ты знаешь Вадим, с некоторых пор и у Мориса в ежедневный рацион стали входить яйца и сливки.
Они подождали ещё пять минут, и когда Анна полностью собрала им продукты, покинули этот гостеприимный дом.
Анна положила предназначенные подарки для семьи Кузьминых и Альбины в багажник автомобиля и на прощание сказала Вадиму:
— Передавай всем привет и скажи, что мы через две недели приедем в гости. Да смотрите, по Белоруссии поедете. Будьте осторожней на дороге. Говорят, там местные бандиты ретиво собирают поборы, — наказала она.
Георг в это время содрал с Пифагора полотенце и начал протирать лобовое стекло:
— Сюда ехали, ничего подобного не замечали, — безразлично ответил он, — думаем и в этот раз проехать с ветерком.
Анна обошла вокруг машину и, заглянув через открытую дверь в салон автомобиля, увидала на панели знакомое очертание Пифагора. Иронически ухмыльнувшись, она села за водительское кресло и произнесла:
— А вот грека ты напрасно прикрепил к панели. Счастья он тебе не принесёт, ни большого ни малого. Пустой он как снаружи, так и изнутри. Кстати, это не оригинал, а искусно выполненная подделка. Настоящий же Пифагор обагрён кровью и неоднократно. Не пытайся его в руки брать, если тебе вдруг выпадет такой случай.
Вадим открыл верхнюю крышку Пифагора и показал ей червонцы:
— Это не талисман Анна. Видишь, для какой цели он у меня прикреплен, — вытащил он из него червонец и вручил ей. — А, в дороге никто к нам и близко не подойдёт, кроме разве что гаишников, — гордо заявил Вадим и покосился на Георга. — Дед организовал нам чистую трассу.
В шесть вечера этого дня, Вадим сидел уже на новом Мерседесе С — 200. Это была такая же машина, какую он продал Георгу, только была она значительно свежее старой машины. Он покидал Лейпциг полностью удовлетворённым и в пути дисциплинированно сидел на хвосте у Георга.
 
РАЗОЧАРОВАНИЕ

    Совсем легко Вадим вздохнул, когда авто дуэт Мерседесов пересёк Белоруссию и въехали в Россию. Они остановились у большого оврага, где стоял дымившийся мангал. Рядом находился усатый азербайджанец в белой спецовке кулинара. Он со скучным выражением лица разгонял по сторонам куском фанеры едкий дым. Увидав двух клиентов, то скучная маска сразу слетела с его лица.
— По двести грамм шашлыка, и два салата с капустой, — сказал сходу Вадим торгашу.
— Сейчас сделаем, — обрадовано и без акцента проговорил азербайджанец, — а хлеба по кусочку положить? — спросил он, — или вам лаваш дать?
Вадим согласно кивнул и, рассчитался с азербайджанцем. Затем, взяв шашлыки, выложенные в тарелки из твёрдой бумаги, сказал Георгу:
— Возьми салаты, лаваш и иди к оврагу?
Они расположились на сухой травке около оврага. Эта естественная котловина была глубокой и внизу её росли небольшие, но уже корявые сосны.
— Экология в этом месте не совсем нормальная, — сказал Вадим, кивнув на дно оврага.
— С чего ты решил? — спросил Георг, когда прожевал мясо.
— Уродливость деревьев, — первый признак нарушения окружающей среды. Наверное, с Чернобыля опылён был этот овраг?
— Ладно, бог с ней с этой экологией, — вытерев губы пальцами, сказал Георг, — ты мне лучше расскажи про своего престарелого родственника, который на меня смотрел из окна.
— А чего тебе о нём рассказывать, — равнодушно ответил Вадим. — Он в прошлом вор в законе. И то, что к нам никто не подвалил на трассе это его истинная заслуга. Он хоть и старый, но его лихие люди до сих пор уважают.
— Ого, — встрепенулся Георг, — тогда трудно нам с тобой придётся выудить у него Пифагора.
— А я и не думаю, что — то воспринимать по этому делу, — спокойно заявил Вадим. — Этот человек до удивительности проницательный. Мне сейчас кажется, он меня расколол, ещё до отъезда в Германию. Поэтому я тебе советую бросить свою дискету в мангал азербайджанцу. Иначе у тебя на спине вырастит горб или ушей лишишься. Я деда лично уважаю, хотя скрывать не буду, — раньше я его просто боялся. Не смотри, что он на коляске передвигается. Думаю, сила у него ещё осталась не только в руках, но и в духе. А самое основное, — плесенью не заволокло его мозги. Ты не думай, что Анна в холостую предупредила меня про Пифагора. Не иначе они с дедом имели разговор по мобильному телефону обо мне? А так она не стала бы закачивать в меня всяческие ужасы.
— Да я смотрю, ты шибко мнительный и впечатлительный, — вскипел Георг, — старый хрыч, который на ладан дышит, не может просечь наших планов. Ты только слушай меня и всё будет классно. Я тебе это гарантирую. Не бери в голову его титул воровской, — сейчас он спящий лев или даже умирающий лебедь. И не забывай, что настоящий Пифагор превратит нашу жизнь в Рай! Это я тебе заявляю со всей ответственностью! Хочешь жизнь изменить в лучшую сторону, — то играй в орлянку. Не хочешь, — то играй в чижика, но эта детская игра отрады тебе не принесёт.
— Дед не хрыч, — не меняя тона, проговорил Вадим, — и если бы он сейчас услышал твои слова, то твоя могила была бы в этом овраге, — и он, сбросив вниз недоеденный шашлык и салат, закончил: — А над твоим предложением нужно как следует подумать. Я не хочу в его глазах выглядеть конченым негодяем. У меня и так из родни практически никого не осталось. Потеряю его, — значит, оборву связи со всей роднёй.
— А ты и есть конченый негодяй, — зашёлся тихим смехом Георг. — Чай твой, который ты толкаешь клиентуре как Тибетский, обыкновенная мура из Грузии и Азербайджана, с добавками мяты и зверобоя. Я, думаешь, просто так завязь с тобой сделал? Нет уважаемый, ты, когда мне один раз подарил в гараже коробку с твоим лажовым зельем, я сразу понял, как ты бабки зарабатываешь. Мне никакого труда не составило сделать анализ чая. В медицине это называют плацебо, — то есть ни вреда, ни пользы. Одна слепая вера в «чудотворный напиток» и больше ничего.
Вадима уже давно начала раздражать наглость попутчика, и он мысленно ругал себя, что взял его себе в напарники. Понял, что незаметно попал к нему в клещи и пенял он только на самого себя.
Не выдавая своей внутренней неприязни к Нолю, он без лишних эмоций объяснил тому:
— Если в чае заряжена, мята или зверобой, — то это уже не пустышка, а целебный напиток. И я с тобой не желаю обсуждать эту тему. Если ты специалист по автоделу, то я и спорить с тобой по этой науке никогда не буду, потому что ничего не смыслю в ремонте. Я же перекованный журналист во вполне знающее свое дело коммерсанта по биологическим добавкам, и не тебе судить о моём товаре. Кстати, все чаи, лежавшие у меня на прилавке, не Тибетские, а наши Нижегородские, — фирмы «БИОФИТ». Я с ними уже года два сотрудничаю и нисколько не жалею.
Вадим встал с травы и, отряхнув штаны, таинственно улыбаясь, бросил Георгу:
— А к Пифагору я могу приблизиться, но этот подход будет корректным и ни в коем случае не должен принести огорчений моим родственникам. Мне просто после этой поездки необходимо встряхнуться, развеять неотступные сомнительные мысли. Мне не нужно для этого вина, но музыку, танцы, и девочек я не отвергну никогда. Для меня это всегда являлось хорошим стимулом к достижению цели. Только этим я закаляю свою волю.
Георг, не веря в искренность его слов, с сарказмом заметил:
— Стимул не хилый, но волю этим не закалишь, а наоборот расхлябаешь. Хотя на лбу у тебя написано, что женщины для тебя пустое место. Ты посмотри на себя, у тебя от мужика только щетина на лице. Всё остальное я ставлю под сомнение!
Вадима его слова ничуть не обидели. Он подошёл к краю оврага и, задрав голову в гладь чистого неба, потянулся несколько раз на носочках, одновременно разводя руки и делая вдохи и выдохи. Это были гимнастические упражнения позволяющие снять напряжение от длительной езды. Георг в это время с презрением смотрел ему в спину. Вадим же после минутных занятий гимнастикой повернулся к Георгу и, прищурив глаза от солнечных лучей, игриво заявил:
— Была бы у тебя жена — то я бы с ней показал тебе мужчина я или нет?
Георг нахмурился и недоверием, буркнул:
— О многом можно говорить смелее, чем делать. А сейчас поехали, нам ещё километров шестьсот осталось проехать. Так и быть дома я тебе подгоню и девочек высших, и музыку страстную. Только не вздумай хандрить иначе бедным и голодным будешь.
В этот вечер они уже были дома. Изнывая от вечерней духоты, они загнали автомобили в свои боксы, Георг освободил с панели Пифагора и из бардачка достал блокнот Вадима.
«Слюнтяй напыщенный, — подумал он, — совсем голову потерял от радости. А мне это сгодиться, как вспомогательный материал, чтобы в узде его держать, если будет артачиться. Хотя едва — ли, — за дорогу я его достаточно узнал. Но что с него верёвки можно плести, — это точно. Слова не промолвит».
Положив всё это в сумку, он закрыл гараж. Вадим шёл уже ему на встречу. Усталая, но довольная улыбка не сходила с его лица. Они нагруженные покупками из Германии сели на рейсовый автобус и разъехались по своим домам.

ТАМ СИНИЕ БРИЛЛИАНТЫ

      Георг открыл дверь своей квартиры. Душный воздух, смешанный с запахом дорогих духов, окатил его с порога. Поставив сумку к дверям туалета, он не мешкая, снял с себя пропитавшую бензиновыми парами майку и бросил её в ванную. Наконец — то он мог после ванной сменить надоевший ему гардероб или совсем ничего не одевать, а ходить по квартире, в чём мать родила. Включил специально шумно воду, чтобы на звук вышла жена, но его прихода она не услышала.
— Марта, — окликнул он громко жену, — я приехал, иди, обними своего немца. Он подарки всем привёз, добрый дедушка мороз! — процитировал Георг.
В модном купальнике бирюзового цвета ему навстречу выбежала с девичьей фигурой Марта. Поцеловав в щеку мужа, она начала оправдываться:
— Я вся спеклась сегодня от жары. Пришла с пляжа и уснула. А тебя признаться, я так быстро не ждала. Думала завтра приедешь.
— Оцени подарки? — кивнул он на сумку, — а я в ванную полезу отмыкать.
Пока он мылся, Марта побеспокоилась от всей души, накрыв стол мужу хлебосольной закуской, не забыв и про графинчик с коньяком, а затем занялась сумкой.
Она дёрнула за змейку и вытащила оттуда гору пакетов. Из всех подарков ей подошло одно фиолетовое платье, остальные тряпки она забраковала. Облачившись в обнову, она крутилась около трюмо, любуясь собой. Марта умела одеваться броско и элегантно. Роскошными вещами не пренебрегала. К ним её приучил первый покойный муж Жук. Второй супруг Георг тоже не редко её баловал сюрпризами.
Сейчас она, специально не снимая платья, ждала его из ванной, чтобы он смог оценить понравившейся ей подарок.
Георг вышел из ванной, обмотав нижнюю часть туловища полотенцем, не обратив внимания на жену. Открыв настежь все окна и включив вентилятор, он развалился в кресле около журнального столика.
— Рассказывай, как съездил? — порхала около него Марта, — удалось влезть ему в душу.
Георг налил себе коньяка и выпил, закусив лимоном, проглотив его вместе с коркой:
— Чего проще, оказалось, так влезть к нему в душу, — не поморщившись, сказал он, — избалованный до предела генеральский выкормыш. Любит деньги всех больше на свете. Готов зарабатывать их правдами и неправдами, пренебрегая уголовным кодексом. Бывает, конечно, у него здравый просвет в мозгах, но больше преобладает форменная бессмыслица, как у десятилетнего мальчишки.
— Такой он нам и нужен, — расплылась в улыбке Марта, — эту жертву мы быстро укротим.
— И не мечтай, у него нет никаких ценностей кроме мебели. «Дед всё передал государству», — сухо произнёс Георг.
— Но мебель у него сплошной раритет, — заикнулась она.
— Никаких, но! Это слово забудь! Дрова нам не нужны, с ними хлопот не оберёшься.
Марта изобразила недовольное лицо и налила себе тоже коньяку:
— Выходит, напрасно ты время потерял на него?
— Ничего не напрасно, — поднял на Марту глаза Георг, — у него есть бриллиантовый путь, вот мы вместе с ним и пойдём по этому пути. И это будет наша последняя жертва, и потом отъезжаем в Черногорию на вечное поселение. Но прежде надо срочно, бегом избавиться от всей недвижимости. Этим займёшься ты, а я буду обрабатывать наивного журналиста.
Марта, услышав из уст мужа приятную новость, не смогла сдержаться, в атмосфере сразу пронёсся вздох облегчения. После чего расплывшись в улыбке, она подсела ближе к Георгу.
— Рассказывай дорогой, что это за путь такой?
— Короче в Германии, я от его родственницы Анны узнал, что за Волгой в Зеленоборске у её свёкра, хранится одна вещица, принадлежавшая раньше Гитлеру. У неё имеется подделка этой самой вещицы, но выполнена на высоком уровне. Сейчас и я обладаю этой же копией.
— Ты что похитил у немки фигурку, — расширила глаза Марта.
Георг иронически улыбнулся, встал с кресла и из кармана спортивной куртки достал фигурку и блокнот.
— Думаешь, я совсем тупой и мелочный, — протянул он Марте Пифагора, — Вадика эта штука. Кстати, хранителя оригинала он считает своим дедом. Вадик по своей наивности думал, в Германию везёт оригинал. Хотел раскрутиться на ней, но, увидав у Анны двойника, сразу отказался от своей затеи. Я забрал фигурку из машины, когда приехали сюда. Он, мне кажется, забыл про неё. Но я намерен завтра ему напомнить.
— А что мне нравиться работа, — увлечённо разглядывала Пифагора Марта, — представляю, каким может быть оригинал.
— Вроде обыкновенный бюст Пифагора, но оригинал вырезан из кости кашалота и украшен редкими синими бриллиантами. «Коллекционеры в Германии готовы выложить за эту фигурку сумму в семизначную цифру и непременно в долларах», —  сообщил Георг. — Помимо этой фигурки у меня есть дискета, где можно почерпнуть полезные сведения о Пифагоре. Только проблема одна есть, — там, текст от начала до конца на немецком языке напечатан.
— Нашёл о чём унывать, — успокоила его Марта, — ты забыл про Берту. Она вполне прилично изъясняется и читает по твоей проблеме. Хочешь, я прямо сейчас её загружу работой? Она сегодня без клиента одна дома сидит.
— Не надо я позже сам к ней спущусь, — потянулся он вновь к графину, — сейчас выпью рюмку, перекурю, и зайду до неё. А завтра я думаю с утра устроить нашему Вадику большую сексуальную трёпку. Он уморил меня сегодня, бахвалясь, что он половой гигант. Нам то с тобой известно, какой он гигант! Недаром его Ольга метнулась к нам. Ты завтра троечку девчонок подтяни к Берте, пускай они обуздают его по полной программе, чтобы он в дальнейшем был более податлив. Заодно и искренность Ольги проверим.
— Вадим, — это не муж Ольги, а её беда и напрасно убитая молодость за время их совместного проживания, — сделала заключение Марта. — Ольга всегда со мной откровенна, бывает. Такие сюжеты мне выкладывает, что на исповеди перед страшным судом и заикнуться не посмела.
— Я тоже ей верю, — согласился с ней Георг, — но, если ничего у него с девочками не получится, так посмеёмся от всей души. Представляешь, какой прикольный фильм получится, а потом мы ему прокрутим его.
— Хорошо я сейчас же обзвоню девчонок, и они с утра будут здесь, — пообещала она. — За синие бриллианты стоит побороться. Это редкий драгоценный камень. Стоимость его я знаю — очень весомая! Но только запомни, если я почую запах криминала, то сразу умываю руки. Договорись с Вадимом о цене, чтобы она не совсем низкой была, иначе он почувствует, что его хотят обмануть, и никаких дел с тобой иметь не будет.
— Я тебя не втягиваю в свои авантюры, ты своё дело сделала, — приладив его жену к нашему бизнесу, так — что теперь отдыхай и в мои дела нос не суй.
Последняя фраза, отпущенная Георгом, была грубой и Марте не понравилась. Она, скрыв своё недовольство от него, подошла к телефону и подумала:
«Болван неотёсанный с еврейской фамилией. Сам себя в тюрьму хочешь загнать. Ну, давай, давай! А я после посмеюсь, но только после тебя. И не здесь, а в Черногории»
Георг же выпил ещё пару стопок коньяка, взял дискету, недопитую бутылку и спустился на второй этаж.

СЛУЧАЙНЫЙ МУЖ МАРТЫ

    Второй муж Георг Ноль никогда не выводил Марту в свет, а наоборот прятал от чужих глаз. Опасаясь, что эта птица с красивым оперением может взметнуть ввысь и упорхнуть к какому-нибудь олигарху, у которого в Австралии имеется фешенебельная вилла, яхта и круглый счёт в банке.
Георг был пока её не законным мужем, и только поэтому она его считала случайным и временным приложением судьбы.
Знакомство с Нолём было криминальным и то, что она сошлась с ним то это было не по обоюдной любви, а вопреки её желания. На брачные узы с Нолём Марта согласилась, только от безвыходности создавшего около неё положения. Поэтому живя с ним полтора года под одной крышей, она как хорошая актриса играла роль любящей жены. На самом деле она ждала, как этот жадный до чужого подонок угодит в лапы милиции или попадётся на расправу к генералам уголовного мира.
Однажды в «Храм грёз», словно сговорившись, пришли сразу пятеро клиентов на всю ночь. Её спальное место было занято и Марте оставалось только одно, — уехать на свою квартиру. По окнам, как назло, забарабанил дождь. Ей ужасно не хотелось в ненастье выходить на улицу, да и был риск наткнуться в этой глуши на нежелательных прохожих. Это могли быть и бомжи или другие отморозки. Но выхода не было. Марта надела на себя кожаный плащ и, достав из стиральной машинки небольшой бельгийский браунинг, принадлежащий раньше первому мужу, положила его в карман плаща. Тогда она ещё не знала, сможет по назначению им воспользоваться, нажав на курок, но напугать точно могла.
С этим браунингом телохранителем ей было привольней добираться до Московского шоссе, где она сможет поймать такси. Сняв с вешалки зонтик, она вышла из дома. Дождь умерил свой пыл и только слегка моросил. Она посмотрела на затянутое мглистым полотном небо, но зонтик всё-таки раскрыла и быстрой походкой направилась по безлюдной и тёмной улице. Где — то в ближайшем дворе раздался пронзительный женский крик, который поддержали своим лаем бездомные собаки, после чего отборный мужской мат разрезал воздух. Позади неё слышались отчётливо шаги и принадлежали они не одному человеку, а минимум двоим. Марта оглядываться не стала, только сжала в кармане ствол и усилила шаг. Позади шаги тоже усилились. По коже прошёл мороз. До освещённого шоссе осталось идти метров двадцать. Там она смело могла себя чувствовать, так как по шоссе сновало много машин, и пешеходы могли вспугнуть преследователей. Сложив быстро зонтик, она сделала рывок, и только попав в хорошо освещённую фонарями зону, оглянулась назад. В сумерках проглядывались силуэты трёх мужчин, одетых в форму работников железнодорожного транспорта. Они, не сбавляя шага, продолжали свой путь. Не обращая на Марту никакого внимания, железнодорожники пошли к автобусной остановке. А она, стоя на шоссе с зонтиком под мышкой крутила по сторонам головой, чтобы поймать такси, не ведая того, что облюбовала место второсортных дорожных путан. Эта точка у них называлась «Космодром». В любое время суток здесь можно было снять девочку. Они охотно садились в любую машину, но больше предпочитали дальнобойщиков. Эта категория водителей для них считалась самой безопасной. Получив своё искомое, дальнобойщики никогда не измывались над проститутками. На деньги не жадные, к тому же напоят, накормят до отвала.
Марта даже не подозревала, что находится на известном Космодроме. Слышать она про него слышала, но где находится, не знала. Тут то к ней и подъехал щёголь на восьмой модели. Его машину она заметила издалека. Так, как на дверке у него красовалась аэрография из крупной жёлтого цвета звёзды, и приближался он к Марте явно с повышенной скоростью:
— Звездолёт подан! — открыл водитель дверку перед ней.
Она, недолго думая, запрыгнула в машину и сев рядом с ним сказала:
— Можно не так быстро? — Мне спешить некуда.
Он истолковал её просьбу по-своему. Решил, что женщина с Космодрома готова провести с ним всю ночь в машине.
— Что ни папы, ни мамы, ни мужа нет? — спросил он и, взглянув на лицо женщины, поразился её внешности. «Такая роза и на второсортном пятаке стоит? — подумал он. — Ей только работать в интуристе да на туристических теплоходах».
Он не мог оторваться от неё, не пытаясь трогаться с места. Она заметила его заминку:
— И детей тоже нет, — добавила она. — Так поехали же, а то я продрогла как цапля.
— Кури? — протянул он ей пачку дорогих сигарет.
— Спасибо я не курю, — рукой отвела она пачку от себя.
Он небрежно бросил пачку на панель и тронулся с места, но поехал не вперёд, а развернул машину и направился в ту сторону, откуда приехал.
— Поедем окольными путями, — вцепившись в руль, сказал он, — а то я принял немного коньячка. Гаишники от скуки могут остановить, и тогда прощай права. А я пешеходом не хочу быть.
Километра за два от Космодрома он притормозил машину на обочине дороги под двумя густыми ивами, которых осенний климат ещё не успел затронуть, как тополя и клёны. Заглушив мотор, протянул свои руки к её пуговицам плаща, но получил сразу по рукам, что его взбесило:
— Ты, деньги думаешь зарабатывать или драться? Ты раздвигаешь ноги, я плачу. Ещё раз ударишь, задушу и скину под откос.
— Ты мальчик леденец, меня не за ту принял, — тревожно ответила она, и посмотрела по сторонам.
Сбоку от машины, метрах в тридцати находился пустой дачный посёлок. Через шоссе с шиферной крышей, стояло два кирпичных жилых дома, где свет не горел ни в одном окне. Тут она быстро просчитала свою ситуацию.
«Не мешкая выбежать на трассу и остановить проезжую машину, — едва ли кто за чертой города решиться на такую смелость. Если это сексуальный маньяк, то он не отступиться в любом случае. Может мне поддаться ему? Вроде мужчина интересный и одет по моде. Нет! Нет! — пристыдила она себя за легкомыслие, — он оскорбил меня, приняв за проститутку. Самоуверенный тип, думает, если у меня нет мужа, то я буду ноги разводить перед каждым встречным — поперечным. Обойдётся!»
Она просунула руку к своему спасителю — пистолету и, почувствовав смертельный холодок, настойчиво сказала:
— Сейчас же вези меня на то место, откуда взял и мотай на все четыре стороны.
— Решила поломаться, чтобы страсти на себя нагнать, — с металлическим холодком в голосе, сказал он и, схватив её одной рукой за волосы, отвесил Марте несколько пощёчин. Тут ей кровь ударила в голову, — прозвучали два выстрела. Пули как в масло вошли в его плечо. Водитель съёжился и затих. Марта вышла из машины и за шиворот пиджака вытащила его на обочину дороги. Сама села за руль и по Кузбасской улице, вылетев на мост, выехала на проспект Гагарина. На площади Горького около главпочтамта бросила машину и пошла пешком до дому. Эта ночь у неё была бессонной, а на следующий день по телевизору в местной программе передали:
«Вчера вечером около полуночи работниками ГАИ на выезде из города по шоссе, обнаружен раненый мужчина с двумя пулевыми ранениями. Ранения, к счастью, оказались не смертельными, и потерпевший уже даёт показания работникам следственного комитета. По рассказам потерпевшего в него стреляла женщина красивой внешности, была одета в кожаный плащ чёрного цвета. Цель нападения на водителя, — похищение автомобиля, на котором преступница скрылась. Розыск автомобиля и женщины результатов пока не дали. Имеются предположения, что у женщины был сообщник. В ближайшее время на женщину будет составлен фото-робот. Всем, кто — либо знает об этом происшествии, просим незамедлительно сообщить в УВД. Анонимность гарантируем…»
От такого известия сердце у неё чуть не выпрыгнуло из груди. С одной стороны, она была рада, что наглец в дорогом галстуке оказался жив. С другой же стороны её пугало его заявление, что он приписал ей такое громкое преступление. Она накинула на себя лёгкую курточку и выбежала из дому. Нужен был телефон — автомат, чтобы сообщить в милицию о местонахождении машины, где она её оставила. Но, как назло, их нигде поблизости не было, и только около Мытного рынка она сумела дозвониться до милиции. Там же на Мытном рынке с книжного лотка она приобрела новый уголовный кодекс.
Дома, найдя свои две статьи и посчитав на какой срок, может рассчитывать, — она ужаснулась. По совокупности ей могли припаять, пятнадцать лет. К матери ехать было опасно, где её могли вычислить без всяких затруднений.
Она решила срочно сдать в аренду всю свою недвижимость и переехать временно жить на Украину в Кировоград, — город, где у неё жили родственники. Так она хотела замести следы. К счастью, первым на её объявление о продаже квартиры откликнулся её потерпевший.
Увидав того в дверях, она вначале страшно перепугалась. Мгновенно подскочило давление, ноги пригнулись к полу. Она думала, что пришло время познакомиться с инфарктом или скупать сухари в магазинах на весь срок, который вынесет ей судья. Но потерпевший, которого звали Георг, не меньше её был поражён от встречи со своей обидчицей.
Он даже и не помышлял вести её в милицию. Применив небольшой шантаж, он не стал арендовать квартиру, а выкупил квартиру Марты почти бесплатно. Прописку он ей оставил и разрешил жить в квартире. А вскоре сам переехал с вещами к ней.
Судьба ей благоволила, Георг оказался денежным мешком и средств на неё не жалел. Он её устраивал как мужчина: непритязателен к еде, временами был добр как Санта — Клаус, и любил до безумия. Хотя себе она давно дала ответ, что Георг — это не её мужчина, а случайный прохожий, которому она сквозь силу отпускает улыбки. Впервые же дни совместного проживания Марта поняла, что её гражданский муж преступно предприимчив, что её совсем не смутило. Её устраивало, что он работает один и не водит в дом никого из друзей. Разве что иногда на минуту заглядывал Петя Панда, подручный Георга. Это был толстячок невысокого роста, со следами на лице кожного заболевания витилиго. Из-за чего он был похож на панду, отчего и получил такое прозвище. В квартиру его Георг никогда не запускал, из-за Марты. Она боялась, что эта болезнь может быть переходчивой, и вообще Петя ей казался омерзительным типом. Но Георг ценил его как делового человека умевшего вовремя оказать нужную услугу. Знал, что на него можно было положиться в любое время. И существовал немаловажный факт, — Петя был свой в доску у бандитов. А их помощь иногда необходима. Хотя бог миловал, и Георг ни разу не попадал в неприятные истории.
Как — то перед пасхой она пришла домой под утро, думая, что Георг уехал на два дня по своим делам, но он оказался дома и был до невероятности разгневан тем, что она ночь провела неизвестно где. Тогда прежде, чем самой приступить к оправдательной речи, за своё ночное отсутствие, она как лиса подкралась к нему и вывела Георга на откровенный разговор.
Он поделился с ней своим секретом, как зарабатывает деньги. Она тоже не стала утаивать про свой криминальный бизнес. Рассказала про свой Храм грёз и комнаты интимных встреч. С этого дня Георг влился в её нелегальный бизнес и стал сутенёром у девушек. Слово сутенёр он считал вульгарным и всем девушкам запретил его произносить, заменив его более культурным, — управляющий. Деньги от выгодного бизнеса лились рекой, и супружеская чета подсчитывали их каждый день, складывая в пачки и перетягивая резинками.
— Пора бы и отдохнуть съездить на модный курорт, — как — то заикнулась Марта, подкидывая пачку пяти сотенных купюр.
— Пора бы и брак наш узаконить, — парировал он ей, — я не хочу отдыхать с содержанкой. Свидетельство о браке с тобой для меня святыня!
Этого момента Марта долго ждала, и чтобы не попасть в подозрение, никогда сама первой этот разговор не заводила. И сейчас не выдавая своей радости, и изобразив недоумение на лице, произнесла:
— Я разве против загса, хотя мне кажется, я сама с некоторых пор себя содержу.
Он не стал с ней спорить, а неожиданно спросил:
— В Черногорию на Адриатику хочешь?
— Хочу, очень хочу! — обрадовалась она.
— Тогда тебе придётся пару недель потерпеть присутствие Пети. Он пытается устроить нам этот отдых и заодно подлечить свою замшевую рожу. Там у него сестра дом купила. Говорит, живёт, как английская королева. Каждый прожитый день в этой изумрудной части света, — праздник. Виноград кушает круглый год и вдыхает целебный воздух. Что ещё может быть лучше для здоровья человека. Так что у нас время пока есть, мы должны с тобой оформить брак. Чем быстрее это сделаем с тобой, тем лучше для нас обоих.
— Ради такого дела, я не только Петю потерплю, а даже, любого прокажённого, — сказала она, — а брак мы хоть завтра оформим. У меня в загсе люди свои есть!
Этот брак Марте был необходим, она уверена была, что как бы умело, не выкручивался Георг, но, в конце — концов, всё равно когда — то угодит за решётку, — отчего она только перекрестится.
В середине лета они удачно съездили в Черногорию, где познакомились со многими русскими семьями, купившие себе там вполне добротные дома у моря. Этот отдых произвёл на них неизгладимое впечатление. Помимо позолоченного загара они привезли с собой волшебное сочетание горного и морского воздуха, который при одном воспоминании пьянил их лучше любого марочного вина или коньяка.
Сама мысль скопить уйму денег и купить дом в Черногории на берегу Адриатического моря, пришла Георгу в один из успешных вечеров, когда девушки отработав по полной программе, заработали для них и себя фантастическую сумму денег. Эту мысль подхватила и Марта:
— Я не трусиха, — сказала она, — резкие бытовые перемены меня не пугают. Они будут улучшены. Тем более климат в Черногории ни с чем несравнимый, дышится как в раю. Я с большим удовольствием покину этот город и начну там новую жизнь. Пора и честь знать, а то мне порой, кажется, мы с тобой заиграться можем.
Тогда вместо Черногории нам прокурор уготовит с тобой тёмную камеру с толстой решёткой и бетонными стенами.
— Пока бог миловал, — сказал Георг, — за девушек они нас никогда не зацепят. Там подкопаться трудно, а вот мне могут напомнить за старые грехи. Прихватят, как рецидивиста и накрутят хвост от всей души.
— О чём ты тогда думаешь? Тебе первым надо позаботиться о своей безопасности. Иначе они позаботятся о тебе. — Сказала хитро Марта, думая совсем по-другому:
«Чем быстрее тебя спрячут за решётку, тем я свободнее буду и богаче!» — эта мысль к ней вселилась после их регистрации в загсе.
После её совета он с благодарностью посмотрел на Марту и утвердительно мотнул головой:
— Тогда заряжаем сестру Панды. И вперёд! Пускай она нам подбирает подходящий для нас вариант. Придётся, конечно, на чужбине забыть про наше криминальное ремесло, но ничего страшного думаю, не произойдёт. У меня руки волшебные, — займусь там автосервисом. Но здесь мне необходимо ещё провернуть несколько операций. Понимаешь я игрок, и так просто свои идеи закапывать не собираюсь. Они нам принесут существенный доход!
— Делай что хочешь, но будь осторожен, — предупредила его Марта.
В этот же день в Черногорию полетела телеграмма с просьбой принять активное участие в поисках хорошего жилья для семейной пары из России.
Сестра Панды Анюта, — голубоглазая, рано поседевшая женщина с моложавым лицом, не заставила себя долго ждать. Через полтора месяца отбила телеграмму с обнадёживающим текстом:

Нашла два варианта, двухэтажный шести комнатный дом без земли и одноэтажный четыре комнаты с большим виноградником, ориентировочная цена восемьсот тысяч долларов. Жду в течение десяти дней».

Анюта.

Сам Георг не мог покинуть город из-за большой выгодной аферы, которую он тщательно разрабатывал длительное время. В Черногорию поехала одна Марта. Оформив там покупку двухэтажного дома, она счастливая вернулась на берега Волги.
Отдав все сбережения за дом, Марта с мужем начали собирать деньги на жизнь. А жизнь свою на новом месте жительства они мечтали провести в роскоши и достатке. Для этого нужно было приличное время и крупные средства. Деньги ежедневно поступали в их домашний банк, но Георгу казалось, что этого мало и он не упускал ни одной возможности, которая давала ему весомую прибыль. Хваткий и предприимчивый, он не гнушался ничем. Всё что ему шло в руки, он притягивал словно магнитом. Деньги это были или материальные ценности разницы никакой не было. Марта же занималась своим интимным бизнесом. Каждый из них вёл свою игру, с разницей лишь в том, что Георг доверял Марте, — Марта же в отношении его вела свою жизненную линию. После регистрации она только и ждала, когда — же придут за Георгом и наденут на него наручники. Она знала, что всё равно когда — то, но его прихлопнет или милиция или предприниматели. Он немало надул рисковых и серьёзных людей, поэтому все совместные сбережения хранила сама, в Храме грёз. Она очень любила искусство, особенно картины и, как — то раз в Храме грёз один из завсегдатаев, — бывший актёр рассказал ей про богатство Вадима Важенина.
Тут ей и пришёл план, скупить часть картин у Важенина через его жену Ольгу, очень хитро затащив её в свои сети. А Григория тем временем направила на Вадима, чтобы тот не только влез к нему в доверие, а стал его первым другом. Как это будет делать Георг, ей было уже всё равно. Марта твёрдо была уверена, что алчность его обязательно сгубит и что у внука могущественного генерала обязательно найдутся другие генералы — покровители, которые и помогут освободиться ей от ненавистного мужа. А то, что Георг алчный, Марте помог убедиться один случай, которого она при воспоминании сама стыдилась.
Однажды старый вдовец шестидесяти семи лет, похожий на борова, — стоматолог Будкевич, — частый гость Храма грёз предложил Марте за ночь, проведённую с ним, пять тысяч долларов. Сумма была не малая, и она посчитала, что стоит провести с похотливым стариком ночь, наперёд зная, что этот старик в плане секса несостоятельный. Марта вначале вежливо отказалась от богатого предложения, сославшись, не плохое здоровье, но обещала в ближайшие дни подумать над его предложением. В этот же день она Георгу рассказала про желание и ставку пенсионера. Георг просто настоял, чтобы она легла под Будкевича. Уже через неделю она согласилась провести ночь с ним, у себя в квартире.
Будкевич деликатно вручил ей деньги и опустил своё грузное тело на диван, любуясь выточенной фигуркой в красном халате. Они пили коньяк и слушали какую — то спокойную музыку. Неожиданно Марта сдёрнула поясок с халата, и он потерял дар речи. Она соблазнительно улыбалась прямо ему в лицо и медленно снимала халат. Когда халат оказался на паркете, Марта грациозно подняла ногу и поставила её на колено обезумевшему от счастья пенсионеру, — такое изумительное тело ему приходилось видать только в порно журналах. Он облизнулся от сладкого предвкушения, выпил ещё рюмку коньяка и потянул к ней свои жирные и трясущие руки. Вдруг он охнул и свалился на бок.
Марта испуганно бросилась к нему. Пульс его не прослушивался. Губы на глазах начали синеть.
Она от ужаса вскрикнула. Из соседней комнаты вышел Георг. Потрогав шею пенсионера, он мрачно изрёк:
— Видишь, как нам несказанно повезло с этим любящим клубничку, пенсионером, и снотворное не понадобилось. Умер своей смертью.
Он достал у покойного ключи от квартиры и сказал Марте:
— Часу мне хватит, для обследования его квартиры. Я возвращусь, вызовем скорую помощь.
— Делай что хочешь, — сокрушённо произнесла Марта. — С этим стариком, наверное, моя совесть, будет выть до конца дней моей жизни?
В этот вечер на улице Маяковской будет обнесена квартира Будкевича. Исчезнут золотые зубные диски в количестве тридцати штук, наличные деньги в рублях и долларах, два бокала из дома Романовых, несколько картин неизвестных авторов и старинный медный кубок. Приехавшие медики констатировали смерть Будкевича, причиной которой послужил обширный инфаркт. На их счастье родственников и близких ему людей, которые смогли бы зафиксировать ограбление, у него не было.
Они лишились богатого клиента, но это их не огорчило. Зато на вырученные деньги от продажи краденых и ценных вещей, супруги приобрели трёхкомнатную квартиру в своём же доме. Это была удачная покупка.
Квартира находилась над ними, и они возлагали на неё огромные надежды на расширение бизнеса. После закрытия своего безнравственного бизнеса, они мечтали совместить эти два жилья и переоборудовать их на двухуровневую квартиру. Они планировали очень дорого продать богатое жильё, перед отъездом в Черногорию.
В квартиру этажом ниже они поселили самую опытную и красивую студентку Берту. Закрыв две комнаты на ключ, они оставили ей в пользование только зал. Для неё клиентуру подбирали особенную, — это были чиновники солидного возраста, имевшие крепкие семьи, блестящие лысины и выпирающие животики. Все эти селадоны очень хорошо зарекомендовали себя на службе. Их ценило начальство и уважали подчинённые. За свою должность они держались обеими руками, хорошо понимая, что с их возрастом им лучшего места не найти.
Лежа на диване в неглиже, любители острых ощущений и не подозревали, что с люстры на них смотрит глазок камеры, а в квартире выше этажом на мониторе проявляются все забавы пришедшего господина с обворожительной девушкой. Схема довольно проста, но она работала без осечек и приносила немалые доходы супружеской чете. Помогал им в этом Петя Панда. Он брал записанную кассету и обменивал её с одним из неподозревающих «сексуальных актёров» на деньги. Цена такой кассеты стоила не меньше трёх тысяч долларов. Всё зависело от того, какой пост занимает чиновник и какие у того имеются финансовые возможности. Более двадцати человек они затянули в эти сети и все жертвы охотно в обмен на кассету отдавали деньги. В то же время Георг не мог забыть Будкевича. Свидание Марты с ним он считал более чем удачным. Умер человек в гостях, никакого криминала в этом усмотреть никто не посмеет.
— Тишь, гладь и божья благодать, — сказал как — то Георг, — нас никто не потревожил, и мы в большом наваре оказались без излишней натуги. Ещё одну квартиру приобрели и отложили немного. Пора бы повторить трюк.
— Не интересно, — сказала Марта, — да и где найдёшь дряхлого старика. Ты лучше Вадимом Важениным займись. Можешь даже в гости к нам его пригласить. У него, надеюсь, есть чем поживиться. Я слышала, у него на стенах висят картины великого Жан Батиста Шардане. Недаром его все коллекционеры атакуют. Я, например, свою работу провела на пять, — его Олечка не только моей подругой стала, а вот уже полгода занимается ликбезом с начинающими жрицами любви. И сама охотно ноги раздвигает за приличные бабки. Дурочка, думает, попадётся ей золотоносный донор и она забеременеет. Да не будет этого! Я где только не лечилась, — ничего из этого не вышло. Но я, её не отговариваю. Пускай корячится. Нам прибыль, ей удовольствие! А я как-нибудь сама напрошусь к ней в гости. Посмотрю, как они живут. И ты не отставай от меня, начинай обхаживать её муженька? Знай основную игру, всегда ведут мужчины, а женщины всегда знают счёт этой игры!
— Да не особо охочий он до сближений, — отмахнулся от неё Георг, — пару раз машину ему делал. Предложил ему выпить со мной, а он не пьёт. Хуже нет, дело иметь с непьющим человеком, — выругался Георг.
— Купи у него машину для виду, а домой пригласишь, будь спокоен, я-то уж заставлю его выпить с нами.
До дома дело не дошло, а вот случай купить машину и съездить в Германию Георгу подвернулся.

УТРЕННИК

    На следующее утро после приезда у Вадима звонко затрещал телефон. Вставать не хотелось, но звонок был долгий и пронзительный словно будильник. Вадим понял, что нужно вставать с кровати, иначе телефон разбудит жену. Он снял трубку. На проводе был Ноль:
— Ну что мой друг оклемался? — раздалось на другом конце провода.
— Как — будто, — ответил Вадим, — хотя если честно сказать, после такой напряжённой поездки я крайне утомлён.
— Тогда бросай все свои дела и дуй ко мне утомление снимать и волю свою заряжать. Я же тебе обещал организовать отдых. Девочки — конфетки уже ждут тебя.
Вадиму не совсем понравилось такое скорое предложение Георга, к тому же дома находилась жена. Он только сопел в трубку и ничего не говорил Нолю:
— Что ты сразу оробел? — спросил Георг, — раздумывать нечего. Нам необходимо завладеть Пифагором до приезда твоих немецких родственников. Иначе уедет он в Германию, и останемся мы на бобах.
— С чего ты взял, что он может уехать в Германию? — с явным безразличием спросил Вадим.
— Я с Анной три часа общался, пока ты спал. Значит, кое-что успел у неё выудить. Она мне сказала, что твой дядя Глеб намерен вернуть Пифагора её мужу Морису. А этого допустить нельзя.
— Хорошо, — с неохотой сказал Вадим, — я через полчаса буду у тебя.
Он вернулся в спальню, посмотрел на спавшую жену и, поправив на ней спустившее до полу лёгкое покрывало, тихо проследовал к компьютерному столику. Вставил в дисковод диск с материалами Анны, — скинул с него всю информацию, и тут же очистил диск. Затем загрузил на него все ненужные статьи по искусствоведению на немецком языке и только после этого проследовал в ванную. Приведя себя в надлежащий вид, он в прихожей столкнулся с заспанной женой:
— Ты куда с утра собрался? — спросила она, — отдыхал бы сегодня. Дела не убегут.
— До гаража надо проехать, — несмотря на жену, ответил он, — машину помыть, масло заменить. А в понедельник поеду на учёт её ставить. Затягивать с этим делом нельзя. А ты собирайся в лавку. Извини, на новой машине не могу тебя подвезти. Утомила она меня в дороге.
— На такси доеду, а ты к матери хоть загляни по пути, — потянулась она, — совсем про неё забыл. Вот отпишет квартиру какой-нибудь опеке, и будешь, потом локти кусать.
— Она так никогда не поступит. Понимает, что опека на кладбище не придёт её навещать.
— Придурок, — бросила ему вслед Ольга, — разве можно так говорить о матери?
— Ты сама к ней зайди после работы и подарок ей захвати, — коробка голубая на кресле лежит. А я сегодня дома не появлюсь, надо к родственникам сгонять на ту сторону Волги. Сумку им от немецких родственников нужно передать. Возможно, там и заночую?
Выйдя из подъезда, он поднял голову на свои окна. Из открытого окна кухни выглядывала Ольга и махала ему рукой, будто прощалась с ним навсегда.
«Странно, раньше она меня никогда не провожала», — подумал он.
Вадим прошёл две остановки пешком до улицы Фигнер и нашёл одно — подъездный трёхэтажный дом из красного кирпича старой постройки, на дверях которого легкий тёплый ветерок трепал агитационный плакат, с портретом уже состоявшего мера города. Этот адрес дал ему Георг. Вадим посмотрел по сторонам и, убедившись, что на него никто не смотрит, сорвал агитку с двери. Скомкав её руками, забросил на козырёк крыльца. Затем поднялся на второй этаж, где совсем не поступало дневного света, а висели на потолке две тусклые лампочки. Найдя нужную дверь, он дернул за ручку и оказался в совмещённой с кухней прихожей. В помещении очень тихо лилась спокойная музыка. Ему навстречу вышел Георг и за руку втянул в тёмную комнату, где окна были закрыты не совсем плотными шторами. Электричество было отключено. В помещении стояла гробовая тишина.
Георг готовил эффектный сюрприз для Вадима, но он не получился. Вадим определил в полумраке сидящих на диване в рядок четыре женских силуэта.
— Это бомбоубежище какое-то, а не квартира, — недовольно сказал Вадим, оказавшись во власти разнообразья французских ароматов, которые витали в воздухе комнаты.
Георг щёлкнул выключателем. В глаза Вадиму ударил яркий свет. На стене блеснула большая картина Клеопатры в обнимку с тигром, а на широком диване запестрели модные платья четырёх жриц любви. Девчонки были молодые и без всякого стеснения начали восхвалять заявившего утреннего гостя.
Вадима их оды не смутили, он продолжал всматриваться в них. Самая старшая выглядела на двадцать пять лет, и все они были статные и красивые, как из дома моделей.
В глазах у Вадима зарябило от девичьей палитры и он, чтобы лучше их разглядеть отдёрнул штору с окна. В лицо ударили лучи солнца, отчего девчонки развеселились и начали прятать глаза за своими ладонями. Но это не помешало Вадиму оценить некоторые прелести девушек, и он смачно чмокнул губами, не забыв при этом перед лицом Георга выставить большой палец правой руки.
— Изумлён? — спросил Георг.
— Девочки без брака, — отметил Вадим, — но богатством и роскошью в твоём доме не пахнет. Хотя сама комната большая. Её можно было поделить или сделать альков, — при этом Вадим брезгливо скривил губы. — Я думал, ты шикарнее живёшь! Обстановка ниже среднего. Самая богатая вещь в доме, это компьютер, и картина Клеопатры. Всему остальному место на помойке.
— И нас тоже? — изумлённо спросила самая взрослая и самая интересная девушка в красивом жёлтом платье со свисающими на плечи завитками белокурых волос.
— Я имел в виду неодушевлённые предметы, — не смутился Вадим, — а вам надо кастинг пройти обязательно со мной на вашу профессиональную подготовку. Тогда будем решать, где ваше место.
Вадим был удивлён своей смелости и находчивости. В таком тоне он никогда не позволял себе с кем-то говорить. «Видимо сказываются результат моих частых занятий барским аутотренингом» — подумал он.
Девчонки заразительно рассмеялись над находчивостью свежего клиента, но Георг одним жестом руки их быстро утихомирил. Затем он вытащил из платяного шкафа бутылку виски и несколько бутылок сухого вина. Всё это он выставил на журнальный столик. Следом появились несколько плиток шоколада и ваза с фруктами.
— Я вас покидаю, — обратился он к девушкам, — в вашем распоряжении три часа, чтобы снять с моего друга утомление. К двенадцати часам дня квартира должна быть чистой и проветренной, я жду к этому времени серьёзных фирмачей из одной престижной компании. Да и не забывайте, он спиртного не употребляет. Наливать ему только кофе и сок. На кухне всё это найдёте. — И он направился к выходу.
— А представить? — опомнился Вадим.
— Ах, да, — вернулся он назад.
— Крайняя в жёлтом платье, Берта, рыжая Лика, две последние звонкоголосые брюнетки — самые темпераментные Стека и Ксюша. — Он посмотрел на Вадима. — Запомнил?
Вадим, словно немой, начал мотать головой.
— Если забудешь, тогда всех их называй Милыми или Лапоньками, — посоветовал Георг, — не ошибёшься, — и он закрыл за собой входную дверь.
На Вадима вдруг набежал страх, и он выбежал за Нолём в коридор и схватил того за локоть:
— Ты что Георг ненормальный? — опешив спросил он. — Решил меня одного оставить с этими темпераментными барышнями в квартире, где один выход и два окна. Да они меня в клочья разорвут, как жучки ливер или надуют через соломинку, как лягушку.
— Не трясись, — эти девушки не шлюхи с вокзала. Они интеллигентные биксы и знают, как клиенту сделать праздник души и тела.
Отдёрнув свой локоть от руки Вадима, он насмешливо бросил, — Наслаждайся журналист!
Но Вадим вновь схватил того за локоть и сжал ещё сильнее, чтобы тот не смог вырваться:
— Я не хочу быть участником мифологического пиршества, лучше пойду машину регистрировать, — твёрдо заявил он, — проку больше будет. — А ты один любезничай с этим взводом.
Ноль понял, что намеченный утренник может сорваться, тогда он смягчился и спросил:
— Ну, хорошо, кого тебе оставить?
— Берту, однозначно, — выбрал он. — Она самая красивая!
Ровно через полминуты кроме Берты в квартире никого не осталось. Вадим присел на диван к Берте.
— Что ты оробел? — спросила она, — к тебе девушки на свидание пришли, а ты и носом не повёл.
— Дай мне соку или вина сухого? — попросил у неё Вадим, не желая продолжать разговор на эту тему, — взбодриться хочу.
Она вопросительно и настойчиво смотрела на него. Её глаза требовали диалога, и он не выдержал:
— Знаю я эти спонтанные свидания, — поездили бы на мне, как на племенном Буяне, без остановки. Все божественные соки из меня бы вытянули и тебе ничего не оставили. А мне бы тебя одной вполне хватило.
— Я тебе нравлюсь? — сняла она с себя платье и, сверкнув перед ним голым задом, удалилась на кухню.
Вернулась она с двумя бокалами и налила себе немного виски, а ему вина.
С Вадима пот катился градом, не от жары, а от волнения. Берта это заметила и, сверкнув ещё раз голым задом, достала из старого комода чистое полотенце:
— Утрись, — бросила она ему на колени полотенце, — да рубашку сними, вся мокрая будет. А то домой возвращаться будет не в чем.
Он тщательно осмотрел комнату, будь — то в ней кто — то спрятался и после этого оголил свой торс.
Она села рядом и протянула ему бокал с вином.
Вадим нестерпимо хотелось выпить. Для него сухое вино было самым лучшим спасением от жары.
Берта не дала ему пригубить вина, она полезла к нему со своими вопросами:
— Ты почему мне не ответил? Я тебе нравлюсь или нет?
— Не знаю, — равнодушно отрезал он, стараясь не смотреть на её обнажённое тело, — но на тебя я первую обратил внимание, когда переступил порог этой неуютной пещеры. Ты, несомненно, красивая! Бывает, встретишь такую мадам, как ты на улице или в общественном транспорте, считай, что хорошее настроение получишь на весь день! Хотя откровенно сказать такая категория женщин, как ты у меня не в особой чести.
— Мне всё равно приятно, — потрепала она его за волосы, и взяла свой бокал в руку. — Теперь можно и выпить, — Берта протянула свой бокал к его бокалу. Мелодично запел хрусталь, и они выпили.
Вадим обтёр пот с себя и, облизнувшись, закрыл глаза. Он чувствовал запах дорогих духов, который, как ему казалось, пьянил его. Иногда он открывал створки своих век и любовался мельканием белокожей обнажённой Берты. Потом пропасть, исключительно одна пропасть и забытьё. Иногда он ощущал неземное удовольствие и слышал в унисон неприятный звук дивана, который противно бил по ушам, пытаясь привести его в чувство. Диван был хоть и широкий, но с пронзительной скрипящей мелодией. Когда Вадим открыл глаза то, встретился взглядом с Бертой. Она сидела совершенно обнажённой рядом с ним и гладила его ладонью по безволосой груди.
— Что это было? — положил он свою ладонь на её руку.
— А ты, что не знаешь, своей патологии? — спросила она.
Он закрыл глаза:
— Не знаю, — но подобный приступ у меня уже второй раз. Только этот приступ был необычный, а насыщен, какими — то бесподобными внутренними всплесками!
Берта загадочно улыбнулась и, взяв бутылку виски со стола, сказала:
— Тебе надо обязательно выпить. Я знаю, твой диагноз.
У тебя не в порядке с сосудами головного мозга. У меня тётка тоже в обморок часто падает. И ты бы не знаю, сколько пролежал в обморочном состоянии, если я бы изо рта в рот не сделала тебе искусственного вливания.
— Может быть ты и права, — забрал он у неё бутылку и из горлышка сделал глоток. — Меня направляли врачи на томографию, а я пренебрёг. А сегодня ты, возможно, спасла меня от смерти в квартире Нолика.
— Это не его квартира, а моя, — удивила Берта гостя. — По документам она числится за мной. Условно он имеет на неё все права. Коммунальные услуги оплачивает он. Между прочим, эта квартира не такая уж и маленькая, — за сервантом и шифоньером ещё две двери имеются. Как я заработаю ему своим телом энную сумму долларов, то вся квартира будет моей. Постепенно ванну и туалет я переоборудую и как только рассчитаюсь с ним, заброшу проституцию. Такой уговор у нас с ним был.
— И много ты ему ещё должна? — поинтересовался Вадим.
— Думаю, ещё года полтора, и мы с ним разойдёмся, — ушла она от прямого ответа. — Девчонки, которые были с тобой сейчас, тоже на таких условиях живут. Но у них квартиры им не принадлежат и находятся на Пятигорской улице. Это очень далеко от центра. Совсем в противоположной стороне от места их учёбы. Они все из института водного транспорта. А мне, конечно, удобней этот район, здесь жить веселей. В хорошую погоду до университета и ножками пройтись можно. Я через год буду юристом, — на последний курс перешла. Буду таких хлюстов, как Нулик обвинять в аморальных преступлениях. Его, конечно, не трону, — обязанная я, ему многим!
Вадим бросил на неё короткий недоверчивый взгляд и, встретившись вплотную с её насмешливыми и умными глазами, смутившись промолчал.
Она, заметив, робость Вадима, подсела к нему ближе и, ласково погладив его по голове, проговорила:
— Ты прямо как девочка, — смущаешься меня. Если чувствуешь омерзение после сексуального марафона, то ты не потерянный человек. И если у тебя имеется желание одеться сию минуту, я возражать не буду!
Она резко встала и ушла на кухню.
Он от изумления обхватил свою голову обеими руками, поняв, что какое — то время был вязким материалом в руках этой красотки.
Вернулась она с подносом на руках, где стояли две чашки кофе, печенье, разложенное в две стопки на блюдечке, а также литровая коробка яблочного соку. Вадим сидел уже в брюках и рубашке, но пуговицы на ней были не застёгнуты. Он не смотрел на Берту, а молча, взял чашку и, пропустив несколько глотков кофе, поставил чашку на столик. Запрокинув голову на спинку дивана, он обратился к Берте, устремив при этом свои глаза в потолок, будто собирается выдать свою назидательную речь именно потолку:
— Ты уважаемая Берта скоро получишь высшее образование. Будешь относиться к прослойке интеллигенции. Скажу тебе больше, — твоя профессия правоведа, — это высшая мораль! Везде и всюду ты должна являться примером для окружающей среды и тебе в срочном порядке необходимо бросать свою нынешнюю порочную профессию. Ты красива и как я вижу, достаточно умна! Нельзя распылять себя в степи порочного легкомыслия. Совесть она может быть и спринтером, и стайером и этот дар у неё никто не отнимет. Поэтому всё равно за прошлое она периодически будет напоминать тебе. Плохая память, затаившая в голове, трудно поддаётся очистке. Не забывай, тебе предстоит быть матерью. А это я тебе скажу самое огромное счастье в жизни, за которое ты будешь в ответе!
Она скептически ухмыльнулась и, взяв чашку в руки, присела рядом с ним на диван.
— Прошу меня Валик не распекать за чашкой кофе, а то я от нахлынувшего стыда обожгусь, — почти издевательски произнесла она. — Ты попробовал нектару, так будь добр засунь свои советы в одно дурно пахнущее место, абы мы оба с тобой аморальны. Только в отношении меня ты себя сейчас чувствуешь изнасилованным мужчиной с приятным осадком на душе! Не надо строить из себя нудного моралиста. А я делаю всё, что мне дозволила жизнь, и не отвергаю плюсовых обстоятельств! Я благодарна Нулю и его жене Марте, что они во мне простой девушке из медвежьего угла нашли изюминку и превратили в одночасье в сногсшибательную даму. Мало того нарекли красивым именем Берта. У себя в Урене я была для всех своих сверстников Полья — Помидора, и это всё из-за моего естественного румянца на лице. В университете же до некоторого времени на меня все однокурсницы смотрели свысока, теперь снисходительные взгляды уже я бросаю на них. Ах, как это замечательно! — поставила она чашку на поднос и положила свои ладони себе на полуобнажённый бюст. — Как замечательно доказать избалованным городским цацам, что я могу быть лучше их! Только ради этого я стала заниматься проституцией. Естественно своё занятие я храню втайне от университетских подруг. Но если они и узнают мне теперь наплевать на их пересуды.
Вадим выпил до конца кофе и поставив чашку на поднос вновь устремил свой взгляд в потолок:
— Не знал, что Георг имеет жену, — чуть отрешённо произнёс он, — неужели он ещё любить может кого — то?
— Жена у него вроде незаконная, а гражданская? Но это никакого значения не имеет. Любит он её безумно и слепо преклоняется перед ней. «Любой её каприз выполняет безоговорочно», — немного с завистью произнесла Берта и налила себе виски.
— На него это совсем не похоже? — не поверил он ей.
Берта выпила виски и сжала фужер в руках:
— Видел бы ты её, то не говорил так. Она ослепительно красива и умна как швейцарский психолог Юнг. Человека насквозь видит. Скажу больше, — её обмануть невозможно. Да, впрочем, никто и не помышляет из девчонок её надуть. Она для нас богиня! И эта богиня раньше работала кассиром, в каком — то из местных театров. Не понимаю, что она нашла в Нолике? — недоумённо повела она своими миниатюрными плечами. Я бы вряд ли полюбила такого мужчину. Хоть он и эффектный, но я не люблю людей с опущенным взглядом. Они лживые и не откровенные, — всегда, нацелены на худые дела. Казалось бы, и что особенного! Но я в душе больше правовед, а не проститутка. Анализировать поступки людей присуще мне, так же как и Марте.
— Вот те раз! — не сводя своего взгляда с потолка, воскликнул он, — ты только что олицетворяла Нолика, и вдруг такой сгусток неприязни в его адрес вылетел из твоих уст.
Вадим оторвал голову с надоевшего ему объекта и смерил взглядом собеседницу:
— Мне кажется, ты пьяна, — сверлил он её глазами.
В этом взгляде Берта кроме критического осуждения ничего не нашла и не выдержав она выкрикнула ему в лицо:
— Что смотришь? Или думаешь, я всплакну сейчас о своей погубленной молодости? Дудки! Я вовсе не сентиментальная и нагольная дура! Я знаю, что моя будущая профессия, как и гуманная медицина не требует сентиментальности. Только профессионализм и объективность. А ты пошёл вон отсюда, моралист несчастный!
— Ты о милосердии и чистоте души забыла упомянуть, — не переставал смотреть на Берту Вадим, — Тебе не идёт быть грубой, ты необыкновенно мила и не надо портить свой имидж. Не к лицу тебе это! Злые люди никогда не познают такого великолепного чувства как любовь! А тебе без этого чувства жить бессмысленно!
Выслушав его, она выпила ещё виски и, не выпуская фужер из рук, взяла сигарету, но прикуривать не спешила. Она устремила свой взор на Клеопатру, и после небольшого молчания произнесла:
— Любовь контролю не поддаётся. Не все люди готовы позволить развиваться любви непрерывным потоком, поэтому многие инертные люди по разным причинам рассматривают её как случайное и изменчивое греховное нашествие. Эти люди больные и никогда не познают истинного счастья, по той причине, что категорически исключили любовь из своей жизни. Эту теорию нам всем вдолбила Марта, и мне порой кажется, что я сама себя обокрала. Но я уверена, что это не так. Я перед своими клиентами глубоко прячу свои чувства, знаю, что в моей жизни будет обязательно любимый человек, с которым я буду танцевать свадебный вальс. «А сейчас у меня с моими клиентами проходит лишь уроки мудрой многополярной любви», — это уже Нолик мне так говорит.
— Да! — покачал головой Вадим, — крепко забили тебе голову эта Марта и Георг. Увеличение числа партнёров, да ещё за деньги не самая лучшая попытка набраться любовной мудрости. Тебе кажется, что, меняя клиентов, ты обретаешь, что — то новое. Чушь всё это. Негоже тебе для похотливых стариков служить платным приложением! Ты посмотри на себя? Ты необыкновенно прекрасна! Твоя внешность и стан людям радость должны нести.
Лицо её вдруг замерло. Таких приятных слов ей ещё никто не говорил. Она сломала сигарету и, бросив фужер на палас, полупьяно сказала:
— Душу мне только разбередил, своими нравоучениями. Ты мало чем отличаешься от Георга. Он тоже любит лекции читать, только они у него извращённые.
— Неужели тебя Георг всему этому научил? — спросил он робко.
Берта встала с дивана и протянула руку к коробке с соком. Жадно сделав несколько глотков, она коробку протянула Вадиму:
— Ума и обаяния у Нолика недостаточно, чтобы быть сексуальным тренером. У него мозги ядовитые и повёрнуты в другую сторону. Он коллекционирует недвижимость, скупая квартиры по дешёвке в старом жилом фонде. Видит намного лет вперёд. Догадывается сам или Марта ему подсказала, что года через два вся эта рухлядь подымится в цене раз в десять. А опыт ко мне пришёл, от одной женщины, которая тоже в нашем штате числится, но она на особом положении у Марты. Наверное, потому что богатая? А ещё я много знаний переняла с Набережной улицы.
— Там у тебя точка? — отпил он сок и вернул ей назад коробку.
— Точка, — только не у меня, а торгаша продающего порно. Теперь тебе ясно, что опыт ко мне в большей мере пришёл благодаря моему же самообразованию, — засмеялась она и, поставив коробку сока на стол, прильнула к Вадиму и начала пальцем теребить его волосы.
— Ты хочешь сказать, что с Ноликом ни разу не спала? — нежно обнял он её.
— Конечно, нет, он верен своей Марте, и живут они надо мной. Квартира у них не то что моя. Три комнаты и обстановка дай боже!
— Выходит на твоей площади за тобой надзирают сразу два человека? — спросил он.
— Я бы так не сказала, Марта меня почти не наведывает, — обычно она звонит мне. А Нолик чаще ходит по своим тайным коммерческим тропам. Но как, ни странно им известен каждый мой шаг. И в этом удивительного ничего нет. Дом небольшой все друг друга знают, куда отсюда денешься.
Берта нежно ластилась к Вадиму, и как ему показалось, в её словах выделялся небольшой резонанс жалобы. Голос у неё был мягкий и унылый:
— Кстати, наш «кружок пионерок», Марта создала и является его диспетчером, — неожиданно сообщила она, — Нолик, только, курирует нас и собирает деньги. А ещё есть Панда с облупленной рожей. Он собирает с клиентов деньги и охраняет девчонок от садистов. Ему морду превратить в отбивную жестокому клиенту в кайф. Славу богу меня он не касается. А Марте нужно отдать должное, она умеет подбирать обеспеченных стареющих аристократов. Некоторым из них даже постель не нужна, дай только ручку поцеловать или языком почесать. Не такие, как ты бессовестный, — сразу четырёх девочек захотел, — наигранно надула она губы.
— Это не моя прихоть была, а Георга, — обнял он её за плечи, и на этом их свидание закончилось.
  В квартиру зашёл Георг. Он подошёл к окну и открыл одну шторку. Затем включил вентилятор и компьютер:
— Пора за работу приниматься, — сказал он непонятно кому. — Время — золото! На улице жара нестерпимая стоит, на Волгу бы сейчас, но у нас дела неотложные.
— К тебе обращаются, — сказала Берта Вадиму и встала с дивана.
Вадим застегнул пуговицы на рубашке и сел за компьютер. Дискета была уже в компьютере. По бокам с ним рядом на пуфиках обосновались Нолик и Берта. Она вплотную придвинулась к Вадиму и обхватила его нежно своей рукой за поясницу. Он передёрнулся и грубо сбросил её руку:
— А Берте при этом обязательно присутствовать? — спросил он у Георга, прежде чем открыть файл.
— Обязательно, обязательно, — властно произнёс он. — Она немецкий язык тоже неплохо знает. Четыре глаза в мониторе помехой для нас не будет. Читайте там, где есть сведения о Пифагоре, всё остальное меня не интересует.
Вадим открыл файл и начал листать его. Приостановив на одной из интересующих страниц, он перевёл:
— Собираясь в дорогу, мы с Янисом не обременяли себя громоздкими вещами. Из могилы Мадлен, как я уже писал раньше, мы достали не всё. Два вещевых мешка — таков весь багаж наш был. Но кто знал, что в этих мешках сложено большое богатство. Мы тогда и не знали, что всё это когда — то будет стоить бешеных денег. Фарфор и картины имели историческую ценность, но об истинной цене всего этого мы, естественно, и ведать не ведали. Для нас это были просто-напросто лишь красивые вещи, которые в послевоенные годы можно было выменять за пару мешков муки или за ящик консервов. И конечно самой изящной вещью, был Пифагор. Цилиндрическая фигурка — чернильница, принадлежащая, когда — то великому писателю Кнуту Гамсуну и перешедшая к слуге дьявола Гитлеру, — в наше мирное время на международных аукционах я подразумеваю, немалых денег стоит. Повторяю, хлопот с Пифагором было предостаточно и у меня неоднократно возникало желание избавиться от него. Скрывая от семьи все неприятности, которые, я уже уверен, приносил мне Пифагор. Я совершал большую ошибку, так, как порой и им доставалось от него. Жалко мне его было выбрасывать, Пифагор вдохновлял меня на творчество. И тогда я поделился секретом со своим двоюродным братом из Горького, генералом Важениным. (Он в то время в гостях у меня был). Он всерьёз не принял мой рассказ. «Сказал, что обыкновенная вонючая костяшка не может обладать потусторонней силой». Тогда мне пришла в голову мысль удостоверить его. И я решил на ночь поставить Пифагора перед его кроватью. Утром он проснулся с больной головой и обеспокоенным. Стоило мне спрятать чернильницу в стол, — буквально за считанные минуты брат не только взбодрился, а стал петь от радости. Я его убедил, о волшебной необыкновенности Пифагора. По его совету я решил оросить святой водой Пифагора в церкви и подарить своему внуку Морису. Я питал надежды, что в молодых непорочных руках Пифагор успокоиться и не будет мучить наш дом колдовскими штучками. В день освещения я Морису и вручил чернильницу. На следующий день, меня отправили на пенсию. Тут я понял, что начал стареть, если не заметил за собой слежку своих коллег. Почему поход в церковь считается у нашей коммунистической партии серьёзным проступком, мне, наверное, никогда этого не понять. Партийные функционеры посчитали что, находясь в церкви, я предал веру в светлое коммунистическое будущее. Несусветная чушь и абракадабра! Им нужно было моё кресло. Теперь я почётный пенсионер, заслуженный работник КГБ СССР. Радости мало, но одно утешает, я последний раз пострадал от Пифагора. Сейчас он у Мориса и, к счастью, ведёт себя древний философ и математик смирно.
Важенин тогда казнил себя, что дал мне тот роковой совет. Я его успокоил, чтобы он не терзался зря и сказал на прощание:
«Боевое время ушло, поэтому и предоставили мне заслуженный отдых».
— Вот и фамилия твоего деда всплыла, — словно завороженный проговорил Георг, — но ты не отвлекайся на них, ищи, только что нам нужно.
— Боюсь, что мы больше ничего не найдём здесь о Пифагоре, — медленно листал страницы на мониторе Вадим, — ведь это литературное произведение повествует не о миниатюре Пифагора, а о бойце невидимого фронта, с революционных времён. В основном здесь все главы о борьбе за Советскую Латвию и Украину. О Великой Отечественной войне всего четыре главы. Материал скудный для нашего дела. Кстати, у книги нет конца. Текст в ней резко обрывается.
Вадим умышленно солгал, чтобы проверить знание языка Берты. А именно, он скрыл от Ноля скрупулёзное исследование генерала Березина, касательно Пифагора. Он понимал, что попал в железные клещи к Георгу и если прочесть ему анализ коллекционеров и искусствоведов в отношении Пифагора, то эти клещи он сдавит на его воле ещё сильней.
К счастью, Берта или действительно слабо знала немецкий язык или не успела прочитать те листы, но она кивком головы подтвердила Георгу слова Вадима, отчего Георг резко вскочил со стула и заорал:
— Ты меня обманул. На дискету записал черновую работу, а себе на диск скинул беловики. Как я тогда не догадался забрать у тебя диск, — корил он себя. — Прямо сейчас поедем к тебе и раскроем тот диск или тебе придётся за сегодняшний сексуальный сеанс заплатить мне две тысячи долларов. В такую сумму мне обошлись девочки.
Берта неожиданно громко икнула.
«Видимо на её диафрагму воздействовало излишне выпитое спиртное, то ли её оглушила нереальная сумма, озвученная Нолём» — подумал Вадим.
— Заткнись или выйди на кухню, — разгневанно сказал ей Георг, — мы с ним вдвоём поговорим.
Как ни странно, но Вадима ни на миг не смутили слова Георга. Он ещё в Германии понял, что попал под его влияние, но страху никакого не ощущал, хотя почти беспрекословно подчинялся ему, соглашаясь с ним во всём.
— Успокойся, — не отрываясь от монитора, — сказал Вадим, — я ничего не хочу от тебя скрывать. Пускай твоя Берта одевается, и поедем ко мне читать тот диск. Славу богу, что жена у меня сейчас на работе. Хотя, по правде сказать, мне уже не хочется иметь с тобой никаких дел. Как у тебя только язык повернулся выставлять мне баснословный счёт. Ты первый нарушил правило бизнеса. Забыл, что мне говорил в машине?
— Бизнес и афера, разные вещи, — размеренно произнёс Георг и расслабил на шее галстук, — именно сейчас наша операция выглядит как афера.
— Да, но она поэтапно может скатиться к банальной краже, на что я никогда не пойду.
Георг разволновался и, сорвав с себя галстук, бросил его в компьютер:
— Ты уже вором стал, когда скачал эту книгу, — ткнул он пальцем в монитор. — Теперь задний ход давать нет никакого смысла. А сейчас поехали к тебе домой, — после чего он вытащил из кухни Берту. — Одевайся и не делай вид, что ничего не слышала.
Берта, покачиваясь без всякого стеснения, вновь оголилась и надела на себя платье, в которое она была облачена первоначально. Порывшись в сумочке, она достала ключ от квартиры, и покорно посмотрев на своего разгневанного сутенёра, произнесла:
— Я готова, — и первой вышла из квартиры.
Мужчины последовали за ней. Громко, стуча по деревянным лестничным маршам, они вышли из дома.
На улице витал знойный, и обжигающий воздух. Летнее солнце так безжалостно палило, что на доступных его лучам местах расплавило асфальт, от которого исходил едкий запах гудрона. Вадим этот запах с детства не мог терпеть и только от паров исходящих от асфальта он начал бесперебойно чихать, чем вызвал гомерический смех у Георга:
— Не смотри на солнце, — хохотал тот, но, увидав, красные и влажные глаза Вадима прекратил смеяться:
— Что — то серьёзное? — тревожно спросил он.
— У меня аллергия от гудрона, — не переставал чихать Вадим, — надо срочно принять супрастин или тавегил. Эти препараты существенно помогаю избавиться от аллергического насморка. Сгоняй до ближайшей аптеки? — жалостливо посмотрел он на Георга и, достав носовой платок, зажал им нос.
— Берта, посмотри за ним? — запрыгнул Георг в машину, — я быстро.
Как только машина показала хвост за домом, Вадим скомкал платок в кулаке, и максимально приблизившись к девушке, тихо спросил:
— Ты вообще — то поняла, что происходит?
— Кое — что я поняла ещё ночью, когда от начала до конца пролистала дискету. Он меня утром спросил о переводе. Но я ему в расплывчатых тонах обрисовала некоторые фрагменты, но о Пифагоре и словом не обмолвилась, так, как не считала его основной фигурой книги. А Нолик мне ничего толком не объяснил. Дал, чтобы я ознакомилась с текстом. Сейчас мне предельно ясно, что вы готовите какую — то глобальную махинацию. Поэтому я и поддержала тебя, скрыв некоторую информацию от Нолика. Я с тобой откровенна, так, как знаю его не первый год. У него повсюду знакомые и просто так бесплатно он ничего не делает. За ним по пятам ходит его самая верная и очень вертлявая шестёрка со свойственной ему кличкой Панда. Как только Нолик тебя с ним познакомит, то знай, что беда рядом с тобой ходит.
— Ты Берта почему откровенничаешь со мной? Не боишься, что раскрываешь образ своего благодетеля почти незнакомому человеку?
— Ну, прямо уморил, — с сарказмом произнесла Берта, — наши тела буквально недавно разъединились, а ты уже признавать меня не хочешь или ты обиделся на меня? — мило заулыбалась она. — Ты мне очень понравился! Мне уже надоели старички, которые прежде, чем оказаться со мной на любовном ложе, опускают свои челюсти в стакан. Так что за последнее время ты у меня был особенный и конечно желанный мужчина. Но смелость тебе бы не помешала, — провела она пальчиком по его носу. — Женщины не любят нерешительных мужчин. Их любят только лесбиянки.
Они не закончили свой разговор. Из-за дома появилась машина Ноля:
— Пойми, я ничем не рискую, но ты можешь попасть с ним в некрасивую историю. Как можно быстрее срывайся с его крючка, — успела она сказать Вадиму.
Он в ответ обласкал её взглядом благодарности, и свой нос прикрыл платком.
— Садитесь в машину? — пригласил их Георг и открыл дверку автомобиля. — Глотай свои лепёшки, они в бардачке, там и минералку найдёшь, — сказал он Вадиму, когда тот устроился рядом с ним и пристегнул себя ремнём безопасности.
Вадим достал таблетку и проглотил её без воды. Только потом он выпил воду до дна. Нолик резко рванул с места и вскоре они очутились на площади Минина. Притормозив машину около большого жёлтого дома, они зашли в подъезд, который блистал от идеальной чистоты.
— Вот так буржуи живут, — сказал сутенёр Берте и, обняв её за плечи, добавил: — Ничего крошка и ты в скором времени так же заживёшь, если с верного пути не свернёшь.
— Не верю, — произнесла она.
— Человек, не имеющий веры, не имеет и прекрасного будущего, — без фальши в голосе заявил Вадим и просунул ключ в замок.

БЕЗ МЕНЯ

— Я примерно себе так и представляла твою квартиру, — восхищалась убранством Берта. — Если в подъезде порядок, то в квартире непременно должно быть всё шик — модерн. Она сбросила с ног босоножки и развалилась на дореволюционном диване, сверкнув голыми ляжками:
— Прими нормальную позу? — прикрикнул на неё Георг, — соблазнять тут некого. Работать надо, а ноги задирать нужно в другое время. Садись, давай к компьютеру?
Она тут же приняла сидячее положение и поправила подол платья:
— Не вижу пока объекта, — сказала Берта.
— Может, с чая начнём? — предложил Вадим, — у меня высокогорный зелёный есть.
— Перебьёмся, — отрезал Георг, — показывай компьютер?
Вадим отвёл напросившихся гостей в небольшую комнату, которая раньше служила кабинетом деда. Включил компьютер, достал из сумки диск, который он купил в Лейпциге и протянув его Георгу, сказал:
— Заряжай, а я всё-таки пойду чайку попью.
Георг с недоверием осмотрел диск, покрутил его перед глазами и передал Берте:
— Вроде тот самый, — не скрывал он довольной улыбки.
— Тот, тот! — утвердительно произнёс Вадим и скрылся в кухне.
Возвращаться к компьютеру он не спешил, дав им возможность без него начать просмотр. Он был спокоен, зная, что на диске ничего нет, что могло бы заинтересовать Ноля. И к тому же он надеялся на Берту, к которой молниеносно проникся непонятным чувством, когда они остались вдвоём на улице. Что это за чувство? — объяснение он этому пока не находил. Но твёрдо знал, что оно не связано с неприязнью и брезгливостью. Отметив её ум и красоту, он отнёс её к римским гетерам.
Залив кипятком чай и нарезав рулет, Вадим мысленно начал задавать себе множество неожиданных и каверзных вопросов — и тут же отвечал на них. Он отчётливо понимал, что сам того не ожидая, попал в зубастый капкан к Нолю и выпутаться из него будет не так просто. Ему было ясно, что Георг относиться к криминалу или ходит около него.
Вадим вспомнил, что, когда они ехали в Германию, Ноль заикался, что за свою деятельность отстёгивает бандитам. Тогда он не придал его словам никакого значения.
Сегодня поведение Ноля, почти близкого человека он относил чуть ли не к насильственному акту. К тому же слова Берты заставили его взглянуть по-иному на создавшуюся ситуацию и самого Георга, и пересмотреть полностью своё мнение о нём.
«Его даже не пугает, дед, — подумал он, — выходит в окружении Ноля есть фигуры важней старого известного вора в законе? Или он надеется, что я не обращусь к нему за помощью. Или думает, что я действительно влезу с ним в эту историю с Пифагором? Завладеть подлинным Пифагором дело заманчивое, — рассуждал Вадим, — мне проще простого это сделать, через Альбину и без участия Георга. Но клин вбивать между своей роднёй из-за Гитлеровской фигурки я не буду. Так я Нолю и скажу», — решил он.
Вадим не успел допить чай, как в кухню вбежал Георг. Он был хмур и растерян:
— Слушай, програмист, ты чего скачал на диск? Ты же мне говорил, что информация стоящая, а там муть явная светится на мониторе. И где остальные листы, я же не слепой. Ясно видал, на диске было пятьсот двадцать страниц. Куда делись остальные? Иди сейчас же к Берте, найди мне пропавшие страницы и вытащите золотые строки?
— Это как смотреть, лично для меня весь диск золотой, — продолжал пить чай Вадим. — Я же перекинул книгу на дискету, а на диске всё скинуто по искусству. Ничего лишнего я не сдирал с компьютера.
— Слушай Вадим, у меня пошло томительное время, — спокойно произнёс Георг, — я не упустил из виду слова Анны. Она же говорила, что главный герой книги неодушевлённый предмет. Так вот этот главный герой и есть Пифагор. Я в этом уверен. Иди к компьютеру! — командным голосом приказал он.
— А я помню, что мне Анна сказала перед отъездом. — Не поддаваясь команде Георга, напомнил Вадим. — «Не бери в руки Пифагора, если подвернётся случай! Он обагрён кровью!»
— Ясный корень обагрён, — это же вещь фюрера, — взвинтился Георг, — нас это с тобой не касается. Или ты не хочешь большие бабки иметь?
— Да не о бабках я сейчас пекусь, — не меняя тона, произнёс Вадим, — не хочу быть проклятым своей роднёй.
— Ты же мне обещал приблизиться к Пифагору, — яростно заорал Георг, — а сейчас копытом бьёшь. Нет, мой друг назад пути нет! — помахал он пальцем перед лицом Вадима.
На крик Ноля прибежала встревоженная Берта:
— Что случилось? — спросил у неё сутенёр.
— Ничего не случилось, — ответила она.
— Тогда иди, работай?
Берта развела руки по сторонам:
— Что тебе нужно там этого нет, — доложила она.
— Принеси мне диск сюда? — раздражённо сказал он.
Берта беспрекословно выполнила его просьбу. Принесла диск и присела на большой старинный резной стул, стоявший между окном и холодильником.
— Видишь этот диск? — приблизился Ноль к Вадиму, — скоро твои немцы будут здесь. Я приложу все усилия, чтобы он возвратился к Анне, а также будет видео, — много будет! И я раскидаю его повсюду. Твоей жене, родственникам, друзьям, пускай они посмотрят, как ты по утрам после секса пьёшь кофе с проституткой и преподаёшь ей уроки нравственности. И обязательно утро сегодняшнего дня, я выложу в Интернет. Уверяю тебя Вадим, это срамное видео непременно принесёт мучительные неприятности уже в твоей ближайшей жизни. Возможна эта запись будет целое десятилетие преследовать любителя сексуальных утренников.
В кухне после такого шантажа наступила напряжённая тишина. Берта недоумённо смотрела то на Вадима, то на своего сутенёра. Она понимала, что будет присутствовать сейчас при моральном убийстве хозяина фешенебельной квартиры. То, что сказал сутенёр, было для неё неприятной новостью. Хотя раньше закрадывалась в её мозг мысль, что, проживая над ней, Марта и Георг без всякого труда могли установить скрытую камеру. Предчувствие оказалось её не подвело.
«Мне стоило перед переездом эту квартиру тщательно осмотреть от пола до потолка, — пронеслось у неё в голове. — Сейчас уже поздно. Он наверняка будет и меня шантажировать. Представляю, сколько записей с моим участием он имеет. На Санту Барбару точно хватит. Да никогда он мне вольную не даст. Буду, как хомячка пожизненно сексом заниматься и приносить ему существенные доходы. А я дура обрадовалась, думала бесплатную квартиру почти даром отхватила в областном центре. Нет, нельзя горячиться, — следует взвешивать все слова Нолика. Возможно, он блефует, а я паникую. В то же время жалко журналиста. Кажется, он окончательно повержен услышанными угрозами Георга и сейчас в ножки готов упасть от страха».
Вадим в это время подпёр свою голову ладонью и смотрел на оголённые и стройные ноги Берты. Она сидела с боку его, сосредоточенная и собранная. Сейчас он почти был уверен, что Берта заодно с Георгом.
«Без всяких сомнений она знала, что все сексуальные утехи, проходившие на скрипучем диване, записывались на видео» — подумал он.
Во рту у Вадима пересохло от перевозбуждения. Закололо ноги, словно в них воткнули сотни иголок. И, как назло, заныло, когда-то травмированное плечо, отчего сковало и шею. Он словно парализованный сидел, не мог вымолвить и слова, пережёвывая подлый выпад Ноля. Единственное, что Вадим смог сделать, так это переместить свои глаза с ног Берты на её красивое лицо.
«А как она играла, — подумал он, — я ведь почти полностью доверился ей. Хотя ничего удивительного нет. Любая проститутка по жизни может быть талантливой артисткой, а вот талантливая артистка не всегда может быть проституткой. Там мораль иная!»
Георг же, видя перед собой обескураженного журналиста, понял, что попал без промаха в цель, надеясь, что теперь то интеллигентный журналист не будет буксовать и с лёгкостью согласится на любое предложение, которое он ему выдаст. В кухне в это время воцарилась мёртвая тишина. Только старые напольные дивные часы отсчитывали чётко секунды.
Тишина — частая спутница грусти и когда в тиши наблюдаешь за пляшущими по циферблату стрелками, то она может быть и проводницей ожидания. В данный момент в кухне тоже ожидали, — ожидали, кто первым произнесёт слово. Но первой нарушила тишину крупная пестрокрылая бабочка. Она величаво залетела в открытое окно. Мелькнув бархатными крыльями перед лицом Берты, взметнулась вверх к потолку и словно парашютист опустилась на комнатный цветок, чем-то напоминающий лесной папоротник. Нолик не торопил Вадима с ответом. Он проводил взглядом бабочку и, подойдя к цветку, без труда пальцами ухватил её и выкинул туда, откуда она прилетела. После чего прилипшую к руке пыльцу бесцеремонно вытер об занавеску.
 Вадим же, не отрываясь, смотрел в это время в глаза Берты и, прочтя в них выраженное недоумение, тут же засомневался в своих скоропостижных обвинениях касаемо её порядочности. В них не было лжи и коварства. Это были ясные красивые глаза, которые, как ему показалось, словно маяк смело вспыхивали, сигналя, чтобы он ничего не боялся.
«Неужели он и её огорошил таким известием? Второй раз за день менять о человеке мнение, — это перебор. Пора к психологу на приём», — подумал он и, встав из-за стола, вылил остатки остывшего чая в мойку и подставив чашку к крану, налил себе холодной воды, которую залпом выпил. Поставив чашку в мойку, он повернулся к Георгу и без излишних дёрганий и страха спросил:
— И ты с таким мышлением в шахматы раньше играл? Теперь мне понятно, почему из тебя не вышел настоящий шахматист. Ты часто отвлекался за поединками, заглядывая на чужие доски. Тебе было до ужаса любопытно узнать, что там твориться. Жаждал, наверное, украсть у соседей интересные этюды, но в жизни у нормальных людей так не бывает. У них свои принципы! Им не нужно чужого! Они довольствуются тем, что принадлежит только им! Это относится и к материальным ценностям, и к серому веществу. Этим веществом, я бы тебе посоветовал воспользоваться, — нехватка его в твоей черепной коробке очевидна. Нет своего ума — займи!
Георг не перебивал Вадима. Выслушав до конца глубокий психоанализ на свою личность, он не впал в ярость. Понял, что переоценил свои возможности. Журналист и не думал вестись на его шантаж, что его крайне удивило. И он решил прибегнуть ко второй попытке:
— От твоего ума Вадим, меня уже подташнивает.
Он изобразил кислую мину на лице и, достав из заднего кармана брюк блокнот Вадима с телефонными номерами, положил перед собой на стол.
Вадим заёрзал на стуле:
— Как я это забыл из своей машины забрать некоторые вещи? — закручинился Вадим, — верни сейчас же блокнот? Он мне для работы необходим.
— Обойдёшься, — бросил Ноль и прикрыл его ладонью, — и не мечтай. Ничего ты не получишь, пока не одумаешься. Липовый Пифагор тоже, кстати, у меня. Надо было тебе ещё в Германии содрать его с моей машины, но ты был переполнен радостью до попы от новой тачки и ни разу не вспомнил о нём. Червонцы, конечно, я тебе верну, что находятся в нём. А вот Пифагора я пока тоже попридержу у себя. Ты плохо себя ведёшь!
— И что ты этим добьёшься? — ухмыльнулся Вадим и, склонившись перед Георгом, прошептал, — позаимствуй у меня ума? Век благодарен будешь!
Молчавшая Берта прыснула от смеха, но, поймав на себе суровый вид сутенёра, закрыла рот ладонью.
— С тобой милочка у меня отдельный будет разговор, — сказал он ей. — Кто тебя просил, рассказывать ему про мой недвижимый бизнес и тем паче обсуждать мои глаза, которые, оказывается, по твоему мнению, скрывают от людей состояние моей души. Ты не заучилась случайно в университете прокурор будущий? Мне ведь сломать твою судьбу будет намного проще, чем спичку переломить. Хорошо хоть не брякнула, что я тебя трахаю иногда от зелёной тоски, а то бы мне пришлось, с женой объяснятся. — Он погрозил ей пальцем и веско акцентировал. — А Марта с некоторых пор носит мою фамилию. Сочлись мы браком с ней. Вот такие дела детка!
Берта покачнулась на стуле и замерла, открыв рот, пытаясь выдавить слово:
— Молчи уж, — бросил он ей и повернулся к Вадиму:
— Ты думаешь, я шучу с тобой и не выполню своих обещаний? — Ноль внушительно постучал кулаком по столу. — Ошибаешься Вадик! — По всем телефонным номерам, которые у тебя здесь записаны, уйдут забавные видео, — денег не пожалею, но жизнь тебе мрачной сделаю. Придёт конец всем твоим связям. О репутации, я уже не говорю. И чтобы ты не думал, что я на испуг тебя беру, знай, через час твоя жена будет первой обладательницей занимательного фильма.
Он отстегнул от пояса мобильный телефон и вызвал абонента:
— Журналист идёт в отказ, — отчеканил он, наблюдая за реакцией Вадима, — вези посылку на площадь Лядова в автовокзал. «Может завтра послушней будет?» —раздражённо сказал он и отключил телефон.
В здании автовокзала и находилась лавка Вадима, где в это время там работала его Ольга. Блефовал или не блефовал Георг в это время, Вадиму было уже всё равно. Он был убеждён, что и здесь просчитался Ноль. Его слова ничуть не тронули Вадима, а наоборот привели разговор к окончательному действию. Он встал из-за стола:
— Всё Георг хватит бурду здесь гнать, пора и честь знать! Что ты меня обрабатываешь как мороженую рыбу. Ты так меня перепугал, что я как двухлетний мальчик чуть в штанишки не написал. Теперь внимательно слушай меня; отныне я не только оригинал Пифагора буду разыскивать, мне теперь и дублёра не надо. Оставь его себе. И делай что хочешь, но повторяю, — без меня! Никакого делового мезальянса у нас с тобой не может быть. А на прощание я всё же дам тебе мудрый совет, который должен освежить тебе голову! Примешь ты его или нет, это твоё дело. Так вот если попытаешься подойти близко к деду, он, уж точно сможет жизнь тебе испортить. Запомни он вор старой формации и был самой важной персоной в воровском ордене. Мотай на ус, — без меня ты никто! И все твои шаги к Пифагору будут холостыми попытками. Пока совсем тебя не затянула в криминальные сети эта чернильница, — откажись от бредовой идеи и живи спокойно. Согласись со мной, — всё-таки забавно наблюдать за восхождением на Эверест человека, у которого нет ног и с головой не всё в порядке. Именно на такого скалолаза ты будешь, похож, если не прислушаешься к голосу разума. «Занимайся лучше своими девочками», — а они я тебе скажу у тебя высшие! Запомни твоё упрямство и настырность может тебя погубить и тогда вряд ли тебе придётся сесть в заветный автомобиль.
Он приятно улыбнулся Берте, а Георгу указал на дверь. Ноль сделал вид, что не заметил его жеста. Мало того взял чистую чашку из шкафа и налил себе холодной воды из крана. Выпив воду, он в злой улыбке показал ровный и белый ряд своих зубов:
— Тут ты явно просчитался, — зашёлся Георг злорадным смехом, — заветный автомобиль у меня новенький стоит в надёжном месте, — а твою машину, я на днях подлатаю и продам за восемь тысяч баксов.
— Меня это уже нисколько не интересует, — сказал Вадим равнодушно — и всё-таки покинь мою квартиру? — повторил он свою просьбу.
— Жалеть будешь, — проскрипел на прощание зубами Ноль и, схватив резко девушку за запястье руки, покинул квартиру.
— Вадим облегчённо вздохнул, и когда закрыл за ними дверь, подумал:
«Слава богу, прошли неприятные минуты, теперь Георг стухнет со своей бредовой идеей, и думаю, теперь он даже в гараже будет меня избегать? Не нужны мне такие друзья! Они своей тупостью, только дыхание сбивают у меня. Я уж без чужой помощи разберусь один с этим Пифагором. А вообще я молодец! Крепко отшил наглеца. Со мной такого никогда не было. Вероятно, Берта меня зарядила своей энергией? Надо будет её навестить в часы досуга ещё раз. 

СОЛНЕЧНЫЙ УДАР

   Проводив Георга, Вадим посмотрел на часы. Было четырнадцать часов дня. Он взял сумку с гостинцами из шкафа, которую передала Анна в Лейпциге для своих родственников и, убедившись, что больше ничего не забыл, вышел из дома. Спустившись по знаменитой Чкаловской лестнице, он дошёл до речной переправы, где на травке отдыхала большая группа испанцев.
«Наверное, с завода Галина Бланка»? — подумал он и, купив билет на пассажирское небольшое судно, именуемое в народе речным трамвайчиком, прошёл по трапу на борт. Найдя свободное место, он устроился на нём, взгромоздив сумку на колени. Рядом с ним на кресло опустилась пожилая женщина. Уголком глаза он начал рассматривать её. Отметил её красивые карие глаза и седые короткие волосы. На вид ей было больше семидесяти лет. Одета она была не по погоде. На ней было синее платье из трикотина, а на плечах лежала вязаная такого же цвета шаль. (В такую — то жару!)
Лицо этой миловидной женщины ему показалось до удивления знакомым, но разговор он не хотел с ней затевать. Так, как был занят своими мыслями.
Молодой матросик, совсем мальчишка, в не совсем чистой тельняшке и рваных рукавицах, был очевидно практикантом речного училища, бегал как заводной по палубе. Затем очень старательно начал складывать на корме кольцами смоляные канаты и постоянно вытирать тельняшкой пот с лица.
Сидевшая рядом женщина первой заговорила:
— Боже мой! — завтра праздник, День речника! Для этого же ребёнка никаких праздников не существует. Жизнь пошла, как в войну. От мала, до велика все работают. Разве это дело.
Она говорила не совсем внятно, с каким — то характерным присвистом, будто ей только что поставили новые зубные протезы и смотрела на юнгу, словно рассуждая сама с собой. Вадим понял, что ей хотелось, чтобы он услышал её.
Затем она перешла на другие темы — о бешеных ценах в магазинах и на рынке и обнищание народа, которое началось с перестройки. — Всё идёт к концу света, — говорила она, — и те дворцы, что построили для себя олигархи, уйдут под землю или превратятся в пыль. Дышать будет нечем. Хотя простой народ уже и так задыхается от безобразной жизни. Вот уж поистине, как тут не вспомнишь дорого Леонида Ильича Брежнева! Про Сталина говорить не хочу, — убивцем был народным, таракан окаянный. Ни дна бы ему, ни покрышки.
Казалось, что она была не рада жизни. Впрочем, это было свойственно пожилым людям.
«Если она жизнь принимает в чёрных тонах, не ожидая ничего лучшего, значит смерть её близко», — подумал он.
Вадиму стало неприятны слова пожилой женщины, которую он вначале принял за испанку, так, как все пассажиры на этом судёнышке были именно испанцы.
«Какое она имеет право говорить о его стране?» — пронеслось у него в голове.
— Вы никак иностранка? — спросил он с сарказмом. — Так необъективно рассуждать о нашей стране присуще только чужакам.
Она с минуту въедливо смотрела на Вадима своими карими глазами, потом сказала:
— Я на этой земле живу восемьдесят лет. Испокон веков наш род русским был. В нашем роду нет ни татарской, ни монгольской примеси, — разве, что муж покойный у меня прибалт по паспорту, а по душе чище русского. Он любил всё русское, солнце, лес, Волгу, кашу и конечно русскую водку с пивом. И мой сокол похоронен на этой земле. Трёх сыновей воспитали с ним. Двое работают и живут на этом острове, — показала она рукой на простирающий с боку остров.
— Так вы мать Карпа? — осенило Вадима.
— И его тоже, — пристально вгляделась она в лицо Вадима, — а ты, чей будешь сынок?
— Я родственник Кузьминых и на острове часто бывал у Карпа.
— Теперь я вспоминаю тебя, — сказала женщина, — ты племянник нашей Белоснежки и внук генерала. И мать я твою хорошо знаю Фаю.
— Совершенно верно, — отозвался Вадим и отметил про себя словоохотливость соседки.
Женщина нахмурила брови и поправила сползшую с плеча шаль:
— Что же ты сынок не приехал Глеба в последний путь проводить? — спросила она.
Вадима словно обухом по голове садануло. Под ложечкой сразу заныло. От горла будто отделился большой твёрдый ком и, пролетев с большой скоростью по кишечнику, больно ударил в копчик.
— Как в последний путь? — чуть заикаясь, проговорил Вадим.
— Вчера похоронили, — сообщила женщина, — раньше бы его предали земле, да ждали Мориса с Анной из Германии.
— Выходит, они прилетели раньше сюда, чем их гостинцы, — прошептал Вадим. Какой ужас!
— О чём ты сынок? — словно репей прицепилась к нему женщина.
— О своём я рассуждаю тётя, о своём, — тупым взглядом посмотрел он на женщину и добавил: — Я только вчера вечером приехал от Анны и Мориса, поэтому и не знал ничего о трагедии. Ехали не спеша почти двое суток.
Все надежды, которые он возлагал на деда, в одночасье рухнули.
«Теперь мне трудно будет противостоять Георгу. Он теперь с меня живого не слезет, — подумал он, — да и кто мне поможет найти Пифагора? Разве что Альбина? Она может и не знать ничего про него. Баба Наташа, — эта точно знает, но сейчас не корректно лезть к ней в душу с этим вопросом. Ей не до этого».
Вадим вдруг поймал себя на подлой мысли, что жаждет не только свернуть шею Георгу, но и завладеть заветной фигуркой Пифагора. Это в то время, когда у его родственников горе. Он моментально устыдил себя и, подхватив сумку под мышку, встал с кресла, не забыв попрощаться с женщиной.
— Не спеши сынок? — остановила его она, — вон на берегу видишь, джип стоит, там Карп меня дожидается. Сейчас он нас и доставит до места.
Вадим замешкался, но, опомнившись, подал женщине руку и помог ей встать с кресла. Когда сходили на берег, он держал её бережно под руку, осторожно ступая по трапу. Но рот её и в это время не закрывался:
— Мать твоя до сей поры находиться около Натальи. Ни на шаг не отходит от неё. Я поутру заходила Фая уже на ногах была. На кладбище они собирались. Молодец она у тебя! Такой недуг побороть не каждому мужику под силу. Будь я на её месте, ни в жизнь бы не осилила такую серьёзную болезнь. С зубными протезами маюсь ужас как. Язык у меня болит от них, и жевать не могу. Вот ездила к областному доктору. Обещал выточить хорошие. Если и на этот раз брак сделает, откажусь от них, и буду шамкать, как певец Шура.
— Я смотрю вы дюже современная бабулька если таких знаменитых певцов знаете, — сказал Вадим.
— Господе Иисусе, да кто ж этого антихриста не знает, — остановилась она. Затем три раза сплюнула через левое плечо и, перекрестившись, произнесла:
— О Пречестный и Животворящий Крест Господень! Помоги мне со Святою Девою Богородицей и со всеми святыми вовеки. Избавь меня от таких певцов — супостатов. Аминь.
На берегу их встретил упитанный не в меру Карп, Он мало, чем изменился. Такой же грузный и разговор всё тот же добродушный, как у ребёнка. Вадима он сразу узнал:
— Вадим, как это ты с моей мамулей перехлестнулся? — спросил он.
— По чистой случайности, — ответил Вадим, — принял её вначале за синьору из Испании. А разговорились, она мамой твоей оказалась.
Они пропустили мимо себя группу испанцев и Вадим, передав увесистую сумку Карпу, спустился к Волге и вымыл в ней вспотевшее лицо. Затем утёрся носовым платком и залез в джип.
— Не вовремя покинул нас дядя Глеб, — сказал Карп, как только Вадим закрыл за собой дверцу, — ведь он мне почитай вторым отцом был. Я бы даже сказал, что он для меня был во многих делах образцом. Было у него чему поучиться! Даже топорики научил меня метать не хуже индейца. Вроде крепкий был, а тут приехал с санатория и ночью через три дня во сне опрокинулся.
— Фу слово какое — то нехорошее подобрал, — проворчала мать, — а я умру, скажешь про меня, что я с полки навернулась.
— Ты, что мама такое говоришь, — обиженно сказал Карп, — дядя Глеб мне сам всегда наказывал: «Говорил Карп, если я опрокинусь, в течение сорока дней каждый день приноси мне на могилу по одному отварному карасику. Первую порцию, я ему сегодня отвёз. Мы все туда ездили, на трёх машинах.
— А ну поезжай, давай быстро! — командным голосом произнесла мать Карпа. — Нечего аллилуйя распевать. Жив ещё наш Глеб и долго будет жить, пока наше, довоенное поколение не уйдёт следом за ним.
Ровно три минуты потребовалось Карпу довезти Вадима до дома Чашкиных. Он не успел выйти из машины, как сзади затормозил в точности такой же Джип.
— А вот и мужчины, которые с нами сегодня в церковь и на кладбище ездили, — сказал Карп, смотря в зеркало заднего вида.
— Кто это? — закрутил головой Вадим.
— А кто их знает, — равнодушно ответил Карп. — Знаю, что все ритуальные услуги и поминки они оплачивали. Я их впервые вижу здесь, наверное, из правильных бандитов кто? Я с ними не здоровался и на острове они у меня не бывали. А вот ты Вадим зря ко мне не приезжаешь. Ты хоть и не рыбак, но отдохнуть хорошо, знаю, любишь. А ведь у меня сейчас чего только нет и скутер водный, и катер скоростной, даже акваланг есть. Под воду можно понырять.
Вадим уже было не до словоохотливого Карпа, трагическое известие словно оглушило его. Омрачённый не радостным известием в связи со смертью дяди Глеба, крепко сжал ручку дверки автомобиля.
— Постой Вадик, — не громко окликнул его Карп и протянул ему визитку. — Желание изъявишь, буду рад встретить тебя у себя на острове! Звони только.
— Спасибо! — взял Вадим визитку и словно пьяный, покачиваясь, покинул автомобиль и сразу обратил внимание на крепкого красавца с решительным лицом.
Он одновременно с Вадимом вышел, но из своего джипа. Чувствовалась в этом незнакомце уверенность и отменная стать как у вороного фаворита с ипподрома. Одет он был в чёрную безрукавку и темно — серые брюки. Его начищенные туфли переливались на солнце перламутром. Рука сжимала небольшой, размером чуть больше стандартной пачки печенья, плотный свёрток, перетянутый скотчем. На пальце поблескивал бриллиант в оправе из белого золота.
«У простого мужичка, наглые отморозки среди белого дня такой чудо перстень без всякого стеснения с пальцем бы оторвали и спасибо не сказали» — подумал Вадим.
Сомнений у него не было, — это был один из авторитетов. Ему не нужны были телохранители, он своим видом отражал неприкосновенность
Следом за красавцем из машины вышел высокий мужчина с мужественным лицом и мускулистыми руками. На вид, которому было около шестидесяти лет. Его короткий седой бобрик на голове и выразительный шрам, тянувшийся от угла левого глаза до губы, забыть было невозможно. Вадим узнал его сразу, — это был в прошлом знаменитый артист цирка, укротитель хищных зверей Всеволод Пискарёв, и жил он недалеко от него в нижней части города. Однажды Вадиму редакция газеты дала задание, взять интервью у давно забытого публикой бывшего циркача, но тот Вадима вежливо проводил за дверь, сказав при этом:
— Вот будет мне сто лет, тогда возможно я тебя приму, а сейчас прошу на выход?
«Странно? — подумал Вадим, — то, что первый был из бандитов, сомнений никаких не было, а вот артисту здесь что надо?»
Их взгляды встретились, они молча, обменялись кивками. Вадим понял, что Всеволод узнал его. А ведь прошло более восьми лет, как тот отказал ему в интервью.
Пропустив их вперёд себя в открытую калитку, Вадим пошёл следом за ними, бросая взгляд на поникшие розы в палисаднике, в котором он в детстве закапывал с Альбиной Пифагора.
«Неужели цветы так остро чувствуют человеческое горе? — подумал Вадим, — буквально недавно они пышно благоухали, а сегодня в такой солнечный день спят».
Навстречу им на крыльцо вышла баба Наташа. Она была какая — то сгорбленная, — её губы тряслись, слёзы застилали глаза.
Увидав Вадима, за спинами двух атлетов она к нему первому бросилась на шею. Почувствовав, что ноги не держат её, она присела на рядом стоящий табурет:
— Сева, Захар проходите в дом? — сказала она, — я сейчас минутку посижу и приду к вам.
Они вытерли ноги о дверной коврик, и переступили порог.
— Вот Вадик, нет больше моего дедули, — раскачиваясь на табуретке, тихо произнесла баба Наташа, — я места не нахожу. Чувствую себя, как выпотрошенная рыба. А ведь жить надо! Ладно, иди в дом, мама твоя вот уже три дня как у нас живёт. Первой помощницей была во всём. Сейчас отдыхает. Намучилась бедная женщина. Пускай поспит.
Вадиму в дом не хотелось идти. Запах валерьянки и формалина, который доносился из открытых дверей, отбивал ему всю охоту встретиться с роднёй. Не мог он нормально воспринимать смерть любого человека, тем более, если она в невыносимую жару поперчена такими «специями». Ему всегда казалось, что он сам находиться в это время одной ногой в могиле. Такое чувство у него впервые возникло во время похорон родных деда и бабки.
— Я вот гостинцы от Мориса и Анны привёз, — словно извиняясь, сказал Вадим, — а оказалось, они вперёд меня прилетели сюда. Я же только вчера поздно вечером прибыл из Германии и ничего не знал о смерти деда.
— Мать пыталась сообщить тебе или твоей жене Ольге, но телефон ваш всегда молчал, дома значит никого не было, — сказала бабушка Наташа. — Я догадывалась, что ты ещё в дороге, а вот где Ольга пропадает неизвестно. Аптека ваша все дни была закрыта.
Вадима это известие удивило, не меньше, чем смерть деда и он, сжав плечи, неловко пошатнулся и рухнул прямо на крыльце, около ног бабы Наташи.
Очнулся он на кровати. Резкий запах нашатыря привёл его в чувство. На голове и на груди лежали пакеты со льдом. Он обвёл глазами комнату. Лица родных предстали его взору. Тут был и Морис с Анной и их рыжеволосая дочь Сабрина. Руслан с женой и совсем старая их мать Дарья, которую под руку держали два молодых человека. Приглядевшись лучше к ним, он их без труда вспомнил, — это были дети Руслана. Мелькнуло, где — то красивое лицо Августа и сразу исчезло в толпе.
«Сколько родни собрало горе», — пронеслось у него в голове. Он обвёл ещё раз взглядом знакомые лица, пытаясь отыскать мать, но её не было нигде.
Рядом с ним на краю кровати сидела Альбина. У изголовья стоял артист с намоченным полотенцем, с которого падали капли воды прямо на лицо Вадиму.
— Я сказал солнечный удар, — произнёс артист, — а вы тропическая лихорадка! — приложил он ко лбу охлаждающий компресс. — Она так сразу не приходит. И откуда ей взяться в Арктике? — пошутил он. — Видите, оклемался. Сейчас водочки выпьет и совсем в норме будет!
— Он не знает вкуса спиртного, — сказала Альбина, — вытирая капли с его лица, — пива даже не пьёт.
Вадим молчал, он считал, что упадок сил, который он оставил у Берты в квартире спровоцировал солнечный удар. Такого с ним никогда ещё не было.
— Я сейчас немного ещё полежу и поеду домой, — еле шевеля губами, произнёс он, — отлежусь, а завтра, если буду лучше себя чувствовать, обязательно приеду.
Он попытался привстать, но Альбина не дала ему, упёршись обеими руками в его грудь: — Куда ты спешишь? У тебя, что семеро по лавкам дома?
— Кенаря с канарейкой надо накормить и напоить. Ольга придёт с работы видимо поздно, о них кроме меня никто не позаботится. Для меня будет большой трагедией, если они с голоду лапки вверх подымут.
Вадим сразу осёкся и устыдился своих слов, понимая, что не к месту сказал о птицах в доме, где всё пропитано горем. Его высказанная опека о птицах показалась ему какой-то неуклюжей и неотесанной. К его счастью, никто не обратил внимания на его нелепые слова, приняв их за бред. А если и обратили, то вежливо промолчали.
Альбина в это время взяла мокрое полотенце у артиста, и положила Вадиму на лоб:
— Дядя Сева поедет домой и нас с тобой захватит, — кивнула она на артиста, — а сейчас выпей холодного квасу? — Альбина взяла с табурета пивную кружку, наполненную квасом и из своих рук начала поить его.
ДОБРОЕ УТРО
За рулём сидел красавец с дорогим перстнем на пальце. Как выяснилось при разговоре, его звали Захар Минин, но артист называл его чаще брат. Вадим понял, кому он обязан беспрепятственным проездом в Германию. Захар оказался малоразговорчивым человеком. За всю дорогу не проронил, ни одного слова, только улыбнулся немного, когда они стояли в пробке на Волжском мосту. И причиной его улыбки был артист, вернее не он, а его рассказ о походе в поликлинику.
К этой теме его подвёл Вадим:
— После выходных надо визит врачу нанести, — сказал Вадим Альбине, держа свою голову на её плече, — мои чаи не подойдут для восстановления сил.
Альбина промолчала на его высказывания, её мысли остались в доме, где она провела большую часть своей жизни.
— Если хочешь испортить себе настроение, то сходи, — вместо Альбины сказал артист, а лучше не делать этого. Не придавай значения мелочам? Ты вроде парень крепкий, регенерация тебя сама навестит. Я вот один раз пошёл в поликлинику к урологу, а там народу тьма тьмущая. Каждый норовит быстрее попасть на приём. А, подперев дверной косяк кабинета, словно швейцар, стоял важный майор милиции, со своей женой. Приблизилась моя очередь, я подошёл вплотную к кабинету, думаю сейчас зайду. Тут откуда ни возьмись, появился мужичок, может даже моего возраста, а может чуточку старше и лезет впереди меня. По одежке и запаху, который от него исходил, я понял, что передо мной сельский житель. Наверное, из династии пастухов или скотников? Меня, конечно, возмутила его наглость, — три часа отстоять и пропустить этого мукаря. Я ему говорю, ты мужик, куда без очереди лезешь?
Сам он ничего не говорит, только, как придурок глазами хлопает. А менту вроде больше всех надо. Воспитывать меня начал:
«Говорит, ты, почему к пожилому человеку обращаешься на ТЫ? Вам не стыдно? Сам то я думаю, назови мужика на «Вы», его инфаркт от такого обхождения хватит. Или ещё хуже нарежет концы прямо здесь в коридоре. Чую нормальный этикет для него может быть роковым и кончится плохо.
— Напрасно вы так, — пожурил артиста Вадим. — Деревенские мужики всю страну кормят!
— Пойми журналист? — взглянул он глубоко в глаза Вадиму, — ну не видал я ни одной деревни, чтобы там выкали. Вот «здравствуйте» сказать незнакомому человеку, это у них заведено. Но дело не в этом. Слушайте дальше, что было:
— Мы слушаем, — отрешённо проговорила Альбина.
— Ну ладно думаю мент, я сейчас поговорю с тобой о культуре. Прямо ему в лоб парирую: — а ты меня что тыкаешь, или думаешь, звёзды на погоны повесил, можно гонор свой показывать? Тот глаза выпучил и давай орать на всю поликлинику. «Я тебе сейчас покажу! Быстро оформлю, куда следует!»
Я ему в ответ:
«Я разве кого — то оскорбил? Покажите мне указ президента России или думы, что обращение на „Ты“ является величайшим преступлением против человечества? А ведь он многих важных особ „тыкает!“ Тут страж порядка спёкся, да и пациенты на него наехали. А я отошёл от двери и сел на стул, объявив всем, что из-за принципа последним пойду».
Мент же вместо того, чтобы пропустить селянина, снял с себя шапку форменную, куртку и, положив весь свой прикид на стул, подхватил свою жену — кошёлку и зашёл в кабинет первым. А я подхватил его гардероб и пошёл в редакцию областной газеты. Сказал, что сотрудники милиции пренебрегают своим властным гардеробом, нашёл сиротски оставленную форму в поликлинике.
Я знал, что человек, узнаваемый в городе, — и знал, что мне может светить за это, поэтому и заехал в редакцию. И надо сказать прошло всё тихо. Менту не в жилу было против меня, что — то сделать. Да и ему шумиха лишняя была не в руку. — И к чему ты это рассказал дядя Сева? — без тени улыбки, спросила Альбина.
— Так просто. Вероятно, хотел оптимизировать ситуацию, чтобы дух ваш поднять, — сказал артист, — теперь понял, что юмор мой не уместен. Хотя это и не юмор, а так осколки Советского Союза.
Он замолчал и больше не произнёс ни слова пока они доехали до дома Вадима.
— Пожалуй, я тоже здесь выйду, — сказала Альбина. — Вадима провожу. А муж за мной после работы заедет.
Вадим был рад её обществу, так — как его ещё шатало, и Альбина могла проконтролировать его состояние.
— Дело хозяйское, — ответил артист, — но ты Альбина не забывай нас. Береги мать! Трудности будут, звони! Всегда поможем! А завтра оградка на могиле будет обязательно стоять. Мы с Захаром, похлопотали.
— Спасибо, — сухо ответила она и вышла из машины следом за Вадимом и, повернувшись к артисту, сказала:
— Вы уж будьте добры навестите маму завтра, когда оградку установят? Порадуйте её. Я завтра с утра тоже буду у неё.
— Непременно Аллочка, — сказал Сева и, не закрывая дверку джипа, он провожал их взглядом.
От мостовой исходило сильное испарение.
«Хорошо, что не плавящий асфальт, — пронеслось у Вадима в голове. — А то бы придала моя аллергия дополнительных забот Альбине»
Мимо них проехала группа велосипедистов и бросила им под ноги петарду. Раздался хлопок, от которого ни Альбина, ни Вадим не вздрогнули. За удаляющим смехом велосипедистов, резко сорвался с места джип Захара и устремился вдогонку за велосипедистами — шутниками. Было совершенно ясно, что Сева и Захар, на джипе, легко догонят хулиганов и проведут с ними нравоучительную лекцию о правилах поведения езды на велосипеде.
— Ты, почему у матери не осталась? — спросил Вадим у Альбины, взяв её под руку. — Ей твоё присутствие сейчас необходимо.
— Ошибаешься! Она устала от народа, даже Максимку видеть пока не хочет. Он сейчас в Зелёном городке у свекрови. И где я останусь? А гостей из Германии и Касимова куда девать? По соседям расселять? А мне тридцать — сорок минут и я дома. Я её хорошо понимаю. Вот гости уедут, я оформлю отпуск за свой счёт и посижу с ней. У меня совсем нет времени. Даже не могу по-человечески пообщаться с родным братом.
Вадим возражать ей не стал, частично согласившись с ней, и посмотрел на горизонт, откуда они только что приехали. Из высоких труб сталеплавильного и чугунолитейного цехов Судостроительного завода за Волгой, вздымался к небу чёрный дым, заволакивая прекрасное зарево. Пейзаж ему показался отвратительным, который только ухудшил его душевное состояние, вызвав непонятную тревогу.
«Начинался с утра день прекрасно, — подумал он, — а заканчивается трауром и копотью».
Он хоть и был, слаб, но по лестнице поднялся бодро. Его подстёгивало любопытство, а дома ли Ольга? Ведь он ей сообщил, чтобы она его не ждала сегодня. Вадим открыл дверь и первой впустил Альбину. Их встретила мелодичная трель птиц. Ему сразу бросился в глаза лежавший в прихожей на трюмо Ольгин мобильный телефон.
— Слушай, как заливаются? — сказала Альбина, — а ты боялся, что они голодные. Их Ольга в теле держала, наверное, давно накормила.
— Похоже, её вообще дома не было, — скинул он с себя туфли. — А пора бы давно с работы прийти. — Он проверил телефон Ольги и, убедившись, что тот разряжен, добавил:
— И мне думается, что она сегодня совсем не придёт. Что — то непонятное в нашем доме происходит? Мне это не нравится.
  Альбина не обратила внимания на его сетование, а прошла в зал и позвонила мужу, наказав, чтобы он с работы заехал за ней в квартиру Важениных. Вадим в это время намочил полотенце и, обмотав им голову сел рядом с Альбиной на кресло:
— Кто сейчас в прошлом знаменитый укротитель Всеволод Пискарёв — как бы невзначай спросил Вадим.
Она пожала плечами:
— Об этом не спрашивают даже у родственников, но если у него в друзьях вор в законе Захар, то ты как журналист должен включить свою логику. «Мне лично по барабану кто они», — сказала она. — Я знаю только одно, они замечательные люди! И сколько они добра сделали для нашей семьи, ты и представить себе не можешь!
— Куда уж мне! Я не частый гость того берега. Практически забывать всех стал со своим бизнесом, иногда беру бинокль деда и с балкона наблюдаю. Вижу во дворе чаще Корнея, или Капу, как они копошатся на грядках. Бабу Наташу с дедом практически не вижу. Это для тебя они мать с отцом, а мне они как родные дедушка и бабушка. Стыдно мне! Стыдно за всё! За отчуждение, за чёрствость, за то, что не смог проводить деда в последний путь. Думал, с тобой общаюсь и вроде бы все новости известны. А ты ведь меня с Ольгой часто сманивала туда на рыбалку. Всё деньги, деньги. Как будто ничего больше не существует. И это всё она, давай, давай, — убил бы!
— Это ты не об Ольге ли? — спросила Альбина.
— О ком же ещё. Поехали, говорю в выходные на Волгу, развеемся? А она не соглашается, говорит, что самая большая прибыль именно в выходные дни». Правда я вот за новой машиной ездил, она мне добавила четыре тысячи долларов. Где она их добыла? — для меня это остаётся загадкой. Неужели часть выручки утаивала?
— Не знаю, Вадим я ваших дел, но только когда папа умер, я заезжала и к вам домой и в вашу аптеку. Её нигде не было. Мать твоя на следующий день путь мой повторила, — результат тот — же. Я думаю, она проходит курс лечения. Мы как — то болтали с ней по телефону, она мне говорила, что начнёт длительное лечение у какого — то известного доктора. Она надеется на чудо.
— Чушь! Несусветная чушь! — со злостью бросил Вадим. — Чудо — это событие, описанное людьми, услышавшими о нём от тех, кто его в глаза не видел. — Он болезненно скривил лицо перед Альбиной и произнёс:
— Понимаешь, она безнадёжна! Мы всех лучших врачей прошли в области. Надежд на её оплодотворение никаких нет.
— Надежда всегда должна быть! — заметила Альбина, — без неё жизнь не имеет смысла!
Она сняла с головы чёрный шарф и потёрла пальцами виски:
— Как я устала за эти дни, и даже не чувствуется, что была на хорошем курорте и прошла оздоровительные процедуры. Траур все прекрасные впечатления поглотил.
У неё на глазах навернулись слёзы. Она встала и подошла к окну.
Вадим с сожалением смотрел ей в спину и, пытаясь отвлечь Альбину от горьких мыслей, решил возвратиться к мучившему его вопросу:
— И всё-таки Альбина я не пойму, почему такая связка вор в законе и артист? — публичный можно сказать человек. Что может быть у этих разных по менталитету людей общего? Логика журналистская мне ничего не подсказывает.
Она повернулась к нему:
— Помнишь, как в детстве, — мы вместе играли, вместе и спать ложились и утром вместе вставали? — вопросительно посмотрела на него Альбина.
Вадим утвердительно кивнул ей головой.
— Отец нас кормил завтраком и вёл после в парк. Ты всегда за мной смотрел, как за младшей сестрой. До сих пор не забуду, как ты меня со льдины выкинул в новом пальто и резиновых сапожках. По тем годам ты был герой, но я глупая была и ничего не понимала. Но испугалась тогда из-за тебя, когда льдину с тобой отнесло от берега. Я плакала стоя по колено в грязи, не из-за того, что в сапогах хлюпало, и пальто было уже не новое. Я плакала, что льдину с тобой всё дальше и дальше уносило от берега. А когда папа привёз тебя на катере, успокоилась. После этого генерал КГБ Важенин, — твой дед, с моим папой вором в законе, стали, чуть ли не лучшими друзьями. Не правда ли, дикий оксюморон? Вор и генерал КГБ, кому скажи, не поверят. Я не исключаю, что между Захаром Мининым и дядей Севой возникли похожие отношения. Кстати, — вспомнила она, — дядя Сева, если я не ошибаюсь, вроде отбывал срок? Вот, наверное, правильный ответ на твой интерес! К тому же укротитель зверей Пискарёв сошёл с арены цирка больше двадцати лет назад. И вообще, зачем тебе он?
— Пока не могу сказать, но возможно через тебя мне придётся прибегнуть к их помощи. Если меня один тип не оставит в покое.
Она не успела его расспросить. В дверь позвонил её муж, и они начали собираться домой:
— Приезжайте завтра к маме вместе с Ольгой, — сказала она перед уходом. — Мы с Васей тоже там будем.
— Я не смогу, — извинившись, ответил Вася, — работаю завтра. Если только к вечеру подъеду.
— Да, да, — отвлечённо проговорил Вадим, — мы непременно приедем. Хочешь, мы с Ольгой заедем за тобой на новой машине и вместе поедем?
— Это совсем будет замечательно! — на прощание сказала Альбина, а её муж Вася пожал ему руку и закрыл за собой дверь.
Вадим после её ухода посмотрел Ольгины наряды в гардеробе, — они были на месте. Нетронутыми оказались и её ювелирные изделия. Заглянул и в скороварку, где они с Ольгой хранили общие семейные деньги. — Пересчитал их, сумма после вчерашнего приезда была неизменной, что радовало. Он с облегчением вздохнул и пошёл в ванную. Облился под душем холодной водой, выпил таблетку снотворного и лёг в зале на диване, без постельных принадлежностей. Быстро он уснуть всё равно не смог, долго ворочался. Покоя не давало странное поведение Ольги, он пытался догадаться, что же всё-таки случилось? Волнение и неведение — всё это было необычно и вызывало неясную тревогу. Даже кажись, зловещие клещи Георга были ничто с загадочным поведением жены.
«Неужели Ноль передал ей кассету и она, просмотрев её, бросила все дела и уехала к матери в Кострому? — думал он. — Хотя это маловероятно. Она не только позволяла мне раньше такие невинные шалости, а даже настаивала, чтобы я гульнул на стороне несмотря на то, что себя всегда относила к женщине высокой нравственности. К тому же все наряды и её ювелирные украшения на месте и деньги как лежали в скороварке, так и лежат. Здесь загадка в другом, и я разгадку, кажется, знаю, но боюсь себе признаться в этом. У неё завёлся любовник, — осенило его. Вот причина её отсутствия! И уж она тех дней точно не упускала, когда я стоял вместо неё за прилавком. Она непременно предавалась любовным утехам с мистером ИКС…»
От подкатившей ревности он стиснул зубы и уткнулся лицом в думку. Сон был скоротечным, в пять утра Вадим уже был на ногах. На улице было светло, из открытой двери балкона веяло утренней свежестью. В голове, от случившегося обморока или от снотворных таблеток всё ещё стоял туман. Одно радовало; — его уже не качало, как вчера, ноги стояли твёрдо. В первую очередь он дал корму птицам, потом пошёл на кухню и включил плиту, чтобы приготовить себе завтрак. Поставив сковородку на раскалённую плиту, он услышал характерный звук открываемой двери и смех в прихожей, который быстро оборвался, будто на весельчаков надели собачьи намордники. Он бросился в прихожую, где увидал полупьяную, но благоухающую жену с интересной, вызывающе одетой девицей лет двадцати. В руках у них было Шампанское и пиво:
— Доброе утро муж! Ты, почему дома?
Покачав в недоумении головой, Вадим, посмотрел на девицу:
— Это как я понимаю, твой лекарь? — с иронией спросил он, пристально рассматривая девушку.
— Ну, ты даёшь муж! Разве не видишь, какая она ещё юная?
— Вижу, — буркнул он и с прискорбием сообщил. — Деда похоронили, а ты где была, когда я был в Германии? Тебя не могли известить о днях траура ни Альбина, ни моя мать. Только не говори, что ты много работала? В аптеке тебя тоже не было! Может для тебя сегодня и доброе утро, а для меня оно ужасное!
Ольга попыталась изобразить горе на лице. Но её пьяное лицо кроме смехотворных ужимок ничего не выдавало. Вадим отвернулся от неё и с подозрением посмотрел на новую молодую приятельницу жены и, указав Ольге на неё пальцем, требовательно произнёс:
— А сейчас провожай свою подругу и ложись спать. Аптека сегодня работать не будет. К вечеру будь добра подготовь подробные разъяснения твоего загадочного исчезновения из дома?
Ольга округлила свои зелёные глаза и тяжело вздохнула, как бы извиняясь за своё поведение:
— Прости? — я действительно не знала, про горе вашей семьи. А разъяснение о моём отсутствии, я тебе могу сейчас предоставить, зачем до вечера ждать. Хотя мне льстит твоя необоснованная ревность, — сподобился, наконец-то после многолетнего совместного проживания!
— Ревность, — это удел каждого имеющего чувства мужчины, всё остальное блажь, — бросил он ей.
— Это Жанна Рублёва, — показала она пальцем на девушку, — её отец капитан громадного судна «Восток». Когда ты уехал в Германию, мы вместе с ней на этом судне на четыре дня уезжали в Казань. А вчера после работы меня её папа капитан, вместе с командой пригласили отпраздновать их профессиональный праздник. Вот и все разъяснения, а Жанну я сейчас никуда не отпущу. Мы поспим немного и пойдём с ней смотреть праздник на Чкаловскую лестницу.
У Вадима отлегло от сердца. Оправдания были убедительны и он, смягчившись, произнёс:
— Завтракать будете?
Они утвердительно замотали головой и без промедления прошли в кухню.
Он приготовил им омлет и кофе. Сам выпил апельсинового соку с печеньем и, встав из-за стола, сказал Ольге:
— Я уезжаю к бабе Наташе, у неё все родственники собрались, а ты высыпайся лучше. Вечером приеду, пойдём фейерверк смотреть. Не вздумай к рюмке прикладываться?
Вадим посмотрел на две бутылки Шампанского с пивом и убрал их быстро в холодильник. Порывшись, в баре, он достал неприкосновенный запас из собственных сбережений. Скрутил их в небольшой рулончик и перетянул резинкой. Затем взял документы на машину и, надев на голову летнюю кепку в сеточку, вышел из дома.
ТЫ СЛИШКОМ ДАЛЕКО ЗАШЁЛ
Проводив мужа до двери и накинув на неё цепочку,
Ольга сразу бросилась к телефону и стала набирать номер Марты:
— Марточка приезжай ко мне, прямо сейчас? Мы тут с Жанной вдвоём скучаем. Пиво и Шампанское у нас есть. Мой Вадик покинул меня на весь день. А я хочу гулять и веселится.
— Ольга ты посмотри на часы? — ответила Марта, — время ещё шести нет. Куда в такую рань я пойду? Давай хоть часам к девяти, — предложила она.
— В это время мы ещё спим, — кричала в трубку Ольга. — Всю ночь с Жанной пахали, глаз не сомкнули.
  Марте вчера днём заплатили речники с судна «Восток» немалые деньги, заказав двух проституток на всю ночь. И этот заказ она отдала Ольге и Жанне, зная, что они пропустят через себя и не пятнадцать человек, а значительно больше.
— Ну, хорошо, — согласилась на уговор Марта, — у меня хоть час есть, чтобы привести себя в порядок?
— Я тебя целую, дорогая моя! — чмокнула в трубку Ольга, — ждём тебя? — Подожди, глупая? Я же адреса твоего не знаю, — лукавила Марта. Она не только его хорошо знала, но ей был известен, где находится дом, подъезд, этаж и куда выходят окна.
— Запоминай? — не переставал кричать голос Ольги.
Марта сделала паузу, будто записывает адрес, не забыв для вида после уточнить его.
Она положила трубку и, повернувшись к мужу, который тоже проснулся от звонка, спросила:
— Ты куда вчера пропал на весь день? Домой пришёл в три часа и пьяный в лоскут. Надо было срочно девочек на судне подстраховать, а тебя нет.
— В гараже я был с обеда, машину в порядок приводил. Кое — что заменил, где подлатал. Повороты вот куплю новые и продам её тысяч за восемь. Покупателя я найду за такую цену без проблем. А ты что не могла Панде позвонить? — он же за безопасность у нас отвечает! Звякнула бы ему, и страховка девочкам обеспечена.
— Эта безопасность на пять суток в КПЗ угодила.
Я вчера звонила ему домой. Мать говорит, что оскорбил охранника в ночном баре. Сегодня, в час ночи у него срок должен был истечь. Наверное, сейчас дома. А твой телефон молчит, потому что гаражи в яме находятся.
— Ольгу бы тогда подключила, она же у тебя за Мамку, или она у тебя за девочку сошла на судне? — словно догадавшись, недовольно пробурчал он
— Именно так и было, но дело не в этом, с Ольги глаз нельзя спускать. В нашей игре она лучший флюгер для нас. Игра продолжается, и сегодня мы решим, стоит нам вести её дальше или пора остановится, от её бессмысленности.
— Ты о чём? — спросил Георг.
— Я иду в гости к Ольге. Муж будет только вечером. Так — что мне времени хватит, чтобы тщательно обследовать их квартиру насчёт ориентировочной цены её обстановки и изобразительного искусства.
— Никаких остановок не может быть, — протёр глаза Георг, — сама квартира уже куш весомый. Я был вчера у него с Бертой. Вся мебель можно сказать античная, такой мне видеть не приходилось на своём веку. Я тогда был неправ, назвав её дровами.
— А картины есть? — поинтересовалась Марта.
— Есть, но они мне показались безликими, не радуют взор. Мебель, — больше там зацепится не за что. Разве ещё стекляшки ценные, не знаю фарфор это или фаянс? Но ими увешаны почти все стены. Если не возьмём Пифагора, я отберу у них всё. Гениальный план у меня уже созрел, — не совсем, конечно, безопасный, но вполне выполнимый. Их мебель я полагаю, в каком-нибудь государственном реестре имеет свой табельный номер. Бесправно её нельзя вывезти, тем паче украсть. Значит, всю мебель надо отправить на аукцион, где она в пыль уйдёт с молотка. И поможет нам в этом сама Ольга, но уже без участия журналиста. Его я сделаю в ближайшее время недееспособным, пристрою к ангелам в одно заведение.
— Не на мокрое ли ты дело собрался? — застыла Марта от ужаса.
— Пока нет, но если по ходу дела возникнут какие-то препятствия, то план надо будет ужесточить. Возможен и такой вариант!
Марта от его слов взбесилась, сорвала с себя ночную сорочку и бросила в лицо Георгу:
— Я не хочу слышать ничего про убийство, и будь добр, на будущее избавь меня от криминальных рисунков!!!
Это была не просьба, а обрушившийся на мужа град камней. В её словах и взгляде было столько решимости и злости, что Георг внутренне сжался от испуга, представив её с браунингом в руке, от которого он имел уже два ранения.
— Ничего себе! — заикаясь, пробормотал он, — я думал, ты мне сейчас позвоночник перегрызёшь одним махом. Ты сейчас вылитая хищная тигрица. Что с тобой? Я тебя такой ни разу не видал!
Он замолчал и наблюдая за неистовством жены, решил разрядить обстановку и умалить жену:
— Ты мне нравишься в такой ипостаси, — иди, полежи со мной? — постучал он рукой по подушке.
— Я тебе ещё раз повторяю, не смей меня посвящать в свои грязные планы. Либо ты слушаешь меня, либо я умываю руки! Я уже потратила массу времени и денег на одного мужа, больше не хочу такой участи второму мужу. Хватит с меня огорчений и поездок к колючей проволоке.
Георг ехидно хихикнул:
— Ты что забыла про Будкевича? Ведь это ты его убила своим божественным телом.
— Он сам себя убил за пять тысяч долларов, — более спокойно произнесла Марта, — но такого с твоим Вадиком не произойдёт. Я через Ольгу с некоторых пор извожу его мозг терзаниями.
— Не понял? — поднялся с постели Георг и попытался обнять Марту.
— Отстань, лучше б мозги свои в порядок привёл! — оттолкнула она его. — Болел он раньше клептоманией, и мы с Ольгой решили у него вызвать рецидив этой болезни. Я покупаю  весьма не дешёвые вещи, и она их ему в карманы незаметно подкидывает. Я её очень успешно приручила, и я для неё сейчас самый близкий человек. Она мне в рот заглядывает. Хотя для меня Ольга и близка, но, по сути дела она лишь исходный материал в нашем бизнесе и просто-напросто субретка. Ей эта роль больше подходит. Она бывает бойкой и находчивой, а иногда жеманной — и в интригах толк знает. Так — что Ольга давно ведёт игру с Вадимом, только по моим правилам. В его голову мы хотели вкачать панический сумбур и отправить в забавный диспансер, а уж без него я бы обработала его легковерную супругу.
А сейчас я в затруднении. Если у него нет картины Шардена, то не знаю, чем там поживиться? Ты же говоришь, что кроме мебели там ничего ценного не осталось.
— Почти — что, — в который раз он поразился её уму.
— Я нанесу Ольге сейчас визит, — сверкнула она своими неотразимыми глазами. — Щепетильно всё буду обозревать. Глядишь, может какую редкую дорогостоящую вещь мои зоркие глаза обязательно заприметят, об истинной цене, которой они и не догадываются.
— Гениально, но тоже жестоко, вы работали с Ольгой, — изрёк Георг. — А если бы Вадим в психиатрической больнице не выжил, и копыта откинул? Разве мало случаев, что оттуда больные не возвращаются, а прямым ходом отправляются на кладбище? А ты меня пытаешься обвинить в лиходействе.
— На кладбище оттуда идут только убийцы — маньяки, но никак не клептоманы, — сказала Марта и направилась в ванную.
— Тогда действуй! — крикнул ей вслед Георг, — а потом мы объединим наши усилия. Вечером я тебя ознакомлю со своими выкладками, но они у меня более близкие к осуществлению. Я вчера полдня прикидывал, как посадить этого журналиста на кукан.
Марта уже его не слушала, она закрыла дверь в ванной, посмотрела на себя в полный рост в огромное зеркало и выставила вперёд большой палец руки:
— Умница Марточка! — самодовольно произнесла она, — всё будет, как хочешь ты, а не этот ублюдок!
Марта включила душ. Она хоть и восхвалила себя, но, зная непредсказуемость мужа, всё-таки задумалась над его словами. Расклад мог быть плачевным и для Вадима и может даже для Ольги. Этот злодей может пойти на крайние меры для достижения своей цели. Обжигающая струя холодного душа заставила её максимально трезво взглянуть на создавшую ситуацию и верно всё взвесить.
«Убийства нельзя допустить ни в коем случае, — думала она, — жалко и Ольгу и её субтильного, но долгоиграющего Вадима. Как хорош он вчера был с девочками! Это на словах не передать. План срочно надо менять. Мне этот парень симпатичен. Ставку буду делать на него! Вернее, всего он поведётся на моей красоте и будет всё делать, как пожелаю я! Если искренне говорить, то он меня поразил и с таким бы я наверно не — то, что в шалаше жила, а и в пещеру бы залезла. Может он и мягковатый, но мужчину я б из него сделала. Оставлю ему его эрудицию, вкачаю в него чуточку грубости, и научу манерам, настоящих средневековых рыцарей. Как же Ольга не усмотрела в нём такого совершенства? Она ведь мне не лгала. Можно сказать, была со мной, как на исповеди, до последнего дня честна! Дура, — осенило Марту. — Она сама виновата, заменила ему мамку, таковой он её и воспринимает. Теперь положение не исправишь, она окунулась полностью в разврат, останавливать её бессмысленно. А вот глаза на её мужа я ей прямо сейчас открою. И главное не дать свершится чудовищному преступлению, которое может изойти от Георга. Вполне вероятно, что сейчас он уже находится на пределе, а нервы у него непредсказуемые и беспризорные, как у настоящего психа. И вообще любое преступление против человека — это большой грех! И я просто не смогу скрыть его! Мучится с таким камнем в груди, не хочу! Георга отговаривать от этой затеи не буду, — я ему помешаю. Слишком далеко он зашёл. Подключу кого-нибудь из друзей первого мужа. А собственно, что я сужу — ряжу. Если что сдам его полковнику Бузину вместе с фальшивым паспортом за все аферы. Пускай сидит! Бузин хоть и на пенсии, но по-прежнему в силе. А я продам последние две квартиры с домом на Сортировке и уеду в Черногорию, — купчая на меня оформлена. Спрашивается, чего мне бояться?»
  Марта твёрдо уяснила, что в первую очередь она должна обезопасить Вадима и конечно себя, а Георга она давно уже сочла для себя отработанным материалом. Для неё настал момент истины, в котором с её стороны осечек не должно быть.
Она досуха, обтёрла своё изящное тело большим банным полотенцем, феном просушила волосы, после чего занялась своей внешностью. Убедившись, что её лицо выглядит на все сто, она облачилась в купальник и голубой сарафан и ничего, не сказав мужу перед уходом, через плечо повесила голубую модную сумку, спустилась по полутёмным лестничным маршам на улицу.
«Не иначе быть опять сегодня жаре? — взглянула она на яркое утреннее солнце и надела на глаза тёмные очки. — Надо Ольгу на пляж затянуть к полудню. Чего дома сидеть в такую погожую солнечную погоду. Обговорю с ней текущий момент. Подготовлю её с будущим проектом, который она я думаю примет с удовольствием. Только она сможет продолжить моё дело и не даст девочкам пропасть! Но свой бизнес я ей, конечно, за бесценок не отдам. Денег мне не надо, а вот её Вадима я приберу к своим рукам…»
Она шла почти по безлюдной улице, на пути ей попалась группа морячков в парадной форме, да две торговки, занявшие свои места у входа на рынок с мешками семечек. Морячки, будто сговорившись, повернулись к Марте и отдали ей, молча честь. Она сняла очки и в ответ послала им ослепляющую улыбку. Машинально взглянув в витрину магазина, где увидала своё отражение, она ещё раз улыбнулась на этот раз себе и продолжила свой путь. От приветствия морячков настроение у неё поднялось.
«Непременно быть сегодня хорошему дню!» — подумала она и, перейдя дорогу в неположенном месте, свернула к ночному магазину, где прикупила ещё бутылку Шампанского и коробку ассорти.

КАКИЕ ТУТ ШУТКИ

    Ольга скинула цепочку с двери и с радостным возгласом «Я так рада!» обняла, Марту дохнув на неё перегаром так, что у той мгновенно вспотели стёкла на очках.
— Взаимно! — откровенно показывая явное отвращение к запаху алкоголя, бросила Марта. — Ночка знаменательная вижу, у тебя была! — критическим взглядом обвела она Ольгу.
— День у меня знаменательный сегодня, — восторженно заявила Ольга, — а ночь обычная, пачка в рублях и триста листов в долларах. Зафрахтовал нас с Жанной вчера на всю ночь почти весь речной флот, благодаря тебе. Но мы очень довольные остались от этого шикарного уик-энда. Команда хорошая попалась, и извращенцев не было!
— Чем же у тебя день знаменательный? — стоя всё ещё в прихожей, спросила Марта.
— Ты не поверишь, но Вадик меня сегодня впервые за нашу жизнь приревновал, когда мы с Жанной прибыли домой ни свет ни заря. Но почему я такая невезучая, мне бы радоваться такому редкому явлению. А у меня на душе горько и гадко! Охладела я к нему полностью до безобразия. С тех пор как я с тобой познакомилась, мы с ним ни разу не спали. Сама знаешь, кто мне замещал мужа! А он не хочет, то и мне не особо нужно. Может, любовницу сволочь заимел, или совсем все мужские качества потерял?
Марта вытащила из сумки Шампанское с коробкой конфет и сунула всё это в руки Ольге. Затем сняла с себя очки и опустила их в сумку:
— Тише не можешь говорить? — а то Жанна услышит.
— Не дождалась она тебя, — сморило её прямо в кресле.
— Тогда приглашай меня, где мы с тобой обстоятельно можем переговорить. У меня для тебя имеется очень дельное и выгодное предложение!
— Ой! — опомнилась Ольга, что я тебя действительно здесь держу, пойдём на кухню. Не будем мешать Жанне. Пускай, она спит.
Марта огляделась в прихожей и не найдя, где пристроить сумку водрузила её на трельяж и пошла следом за Ольгой вглядываясь в картины, которыми был увешан проход на кухню.
— Глаз радует! — на ходу бросила она, Ольге показывая на картины, — но душу нет. Ты была права, эти экспозиции не иначе как дипломные работы выпускников художественного училища.
— Я уже об этом говорила Вадиму, — махнула безнадёжно рукой Ольга, — неужели бы дед повесил в тёмное место шедевры? Вся красота у него висела в зале и в рабочем кабинете. А здесь если бы не изящные рамки, то вид бы был у них совсем блёклый.
Кухня была просторная, круглый блеском переливающий обеденный стол, с шестью стульями. Импортный холодильник, телевизор и вся оснастка для хозяйки была на виду. Здесь и печь микроволновая и кухонный комбайн и повседневная посуда за створками стеклянных шкафов. В общем, кухня как кухня без наворотов и прибамбасов. Марте сразу бросились в глаза старинные одетые в чёрное блестящее одеяние часы с позолоченным маятником, и вертикально стоявшая на резной полке большая разукрашенная под гжель тарелка.
— Это Гжель? — провела она ладонью по росписи.
— Не знаю. Дед говорил, что привёз эту декоративную тарелку из Копенгагена, когда с делегацией выезжал туда.
— Симпатичная тарелочка, но ей место не на кухне, а в зале на стене или под стеклом, — определила Марта.
— Ты зайди в зал, посмотри? — глаза ослепнут. Чего там только нет. А я пока на стол приготовлю, да телефон поставлю на подзарядку.
— Можно посмотреть, да? — вопросительно посмотрела Марта на Ольгу.
— Ступай, ступай, — словно желая, поделится семейным секретом, сказала Ольга. — Подивись, над чем мой муж чахнет, только Жанну не разбуди, а то она бедная мне призналась полчаса назад, что намучилась с одним матросиком на судне.
Вернулась Марта, внутренне восхищённая от увиденного зрелища, пытаясь скрыть свой интерес к обстановке, но, поняв, это ей едва ли удастся. Так как Ольга хоть была и, выпивши, но смотрела на неё прожигающим взглядом, дожидаясь слов восхищения:
— Слов нет! — промолвила Марта, — у меня такое ощущение, будто я побывала в Капо Димонте музее Неаполя. Где интересно всё это достал генерал?
— Мебель ещё задолго до Октябрьской революции была привезена на Нижегородскую ярмарку и приобретена домом Дворянского собрания, а каким образом у генерала эта мебель оказалась мне совсем не ведомо. Наверное, его предками была экспроприирована? Предки то были ярыми большевиками.
Она открыла Шампанское и разлила его по бокалам:
— Давай подруга выпьем за красную дату, — всунула она наполненный бокал Марте. — Сегодня в городе праздник и мы безучастными не должны остаться. Пойдём на Чкаловскую лестницу праздник смотреть?
Марта отрицательно покачала головой.
— Не люблю толпы, — я лучше на пляж схожу, тело своё под солнцем покалю. А вообще — то я с тобой хотела поговорить на серьёзную тему.
Ольга отпила немного вина из бокала и сев напротив Марты, махнула рукой:
— К чёрту серьёзность, не хочу иметь лишние морщины. Напиться хочу в хлам и залечь в спячку дня на два, чтобы меня ни один долбан не тревожил.
  «Ольга выражается, как прожженная проститутка» — отметила про себя Марта, но высказывать свои замечания по поводу её грязной лексики не стала. Она только погладила её за обнажённое плечо и произнесла:
— Желание твоё объяснимо, после такого весёленького уик-энда, ты заметно перенапряглась. Но от разговора уходить не следует, так — как он для нас обоюдно выгоден.
— Донора крепкого нашла? — съязвила Ольга.
— Нет, милая моя! И не думала даже. Твой крепкий донор спит с тобой десять лет в одной постели. И что ты не усмотрела в нём такого ценного качества, виновата только ты, подменяя ему мать и служанку.
— Ты, что Марта с глотка Шампуня опьянела? — звонко икнула она и расплылась в улыбке. — Или сексологическую экспертизу ему провела?
— Можно сказать да! Я вчера смотрела на него сверху вниз, как он забавлялся с одой из наших девочек. И они безумно остались довольны, а Берте, как мне кажется, он приглянулся.
Улыбка на губах Ольги сменилась жёсткой складкой:
— Ты шутишь?
— Какие уж тут шутки! Если я, наблюдая за ними, чуть сама не решилась на глупость, — заменить Берту и приласкать его. И поверь это не ложь и даже не преувеличение. Он был ласков с ней и неутомим. Такой потенциал редкость для мужчины! Мой разум не постигает подобный феномен, — это сравни величайшему таланту! — так я предполагаю.
Ольга пыталась Марте возразить, но, отрыгнув громко Шампанским, резко встала со стула и, подняв руку вверх, пальцем провела несколько раз в воздухе, изображая мнимую спираль. Налив из графина кипячёной воды в чашку она до дна выпила всё и бросила чашку в мойку. Керамические осколки разлетелись по всей кухне. Она повернулась к Марте лицом. И одарив её дьявольским взором в сердцах крикнула:
— Я как пружина работала почти полгода с чужими мужиками, а он выходит, игнорировал меня все десять лет. Что мне теперь делать?
— Держать себя в руках и не давать ему повода думать о твоём полугодовалом распутстве. Наш вероломный план отправить Вадима в психбольницу, немедленно надо свернуть. Не болен он клептоманией! То, что было у него в детстве, это была мелкая рябь, а не волна. Ты сама хорошо это понимаешь. Всё равно в загс, он тебя не поведёт. Вы с ним разные люди, и он это понимает. Если хотел, давно бы купил тебе свадебное платье и обручальное кольцо. У меня есть все основания думать, что он нашёл в тебе мать. Нравится тебе такая роль, продолжай с ним жить по своему уставу и дальше на таких условиях. Не нравится, то ищи себе подходящего мужа среди доноров и забирай весь мой бизнес вместе с учредительными документами. Я буду здесь ещё месяц, ну от силы два, и уезжаю на постоянное место жительства в Черногорию.
  Марта замолчала. Ольга поддержала её молчание, опустив голову книзу, то — ли задумавшись над словами Марты, то — ли прокручивая свои идеи в голове.
После небольшой паузы Ольга подняла голову. Её глаза уже радужно светились. Она тихо спросила:
— Вместе с Нуликом поедешь?
— Он же мой законный муж, куда я от него денусь? — автоматом выпалила Марта.
Она кривила душой, буквально час назад Марта приняла твёрдое решение этого попутчика убрать со своей дороги. Хорошо осознав, что восторга от его присутствия она не ощущает, Марта решила помахать ему в ближайшие дни платочком. У неё перед глазами всегда вставала их первая встреча; — мокрый асфальт на скоростном шоссе, безлюдье вокруг, почти пустая трасса, волосы, накрученные в руке и несколько тяжёлых пощёчин заставивших её немедленно взяться за рукоятку браунинга.
Главная цель, которую она преследовала, живя с нелюбим мужчиной, выполнена, — брак зарегистрирован. И она со дня бракосочетания имеет полноправные права на недвижимость, как и Георг. И мало того, имея весомый козырь на руках, — зная его криминальную жизнь, могла смело дирижировать не только хором, но и своим супругом.
Ольга, услышав от Марты, что та собирается ехать в Черногорию с Георгом, заметно переменилась в лице. Положив обе руки перед Мартой на стол и напружинив тело, будто собирается катапультироваться вверх, решила удивить Марту, и внезапно сделала признание:
— Буду с тобой откровенна Марта, твой законный муж уже несколько месяцев является моим тайным донором. Эта связь не была связана с душевными порывами, но мы наслаждались нашими сближениями.
— И с какого времени вы с ним получали наслаждение? — без лишних эмоций поинтересовалась Марта.
— Как только навигация наступила, и к речному порту пригнали вместо гостиницы теплоход «Калинин», так мы и стали встречаться с ним через день в двадцать первой каюте. Он арендовал её на всю навигацию. В ней не только он сливки снимал, но и другими богатыми постояльцами делился мной за установленную тобой таксу.
— Ты меня нисколько не удивила этим известием. То, что ты там работала для меня это не секрет, — спокойно сказала Марта. — Но вот, что он с тобой был близок, — это нарушение всех наших правил. Он мне поклялся, что ни к одной нашей сотруднице и пальцем не прикоснётся. Свою прихоть будет сгонять только на стороне или со мной. Я знаю, почему он пошёл вопреки нашим правилам. Я была с ним всегда холодна. Не зажигает он меня как мужчина. Присутствует в нём до неприличия изощрённая криминальная черта, с некоторых пор ставшая для меня отвратительной, как и он сам.
Первый муж у меня был тоже не ангел, но красив и умён, не то что Георг, — ему далеко до Вячеслава. И свою искромётную жизнь он закончил с петлёй на шее. Вопрос кто ему накинул эту удавку? — остаётся открытым для меня. Но я не собираюсь докапываться до истины я только стараюсь провести между ними черту сравнений. Первый муж был мне верен и предельно честен, этот же подлый психопат любит тоже меня, но лжив и не в меру непостоянен. Теперь мне ясно, где он пристанище себе нашёл, а ведь объясняется мне в любви каждый день.
— Он любит твоё лицо, но моё тело, — перебила её Ольга. — Мне он говорил, что ты не можешь быть в постели такой, как я!
— Бог ты мой, какая несусветная ересь, — засмеялась Марта, крутя в руке пустой бокал. — Да не заслужил он, чтобы я для него до пола прогибалась. Одна напыщенность да хвастовство. Я вначале думала, что у него много друзей и он всемогущий, но на деле оказалось у него много знакомых, но друзей нет. Значит он духовно нищий. Свозил меня всего один раз на курорт и на этом ограничился. Я так жить не хочу. Мечтаю всю жизнь жить на курорте. Ну, ничего скоро моей скучной жизни придёт конец. Махну изящно своими золотыми крылышками и скажу: «Здравствуй Адриатика!»
Ольга ещё раз наполнила бокалы Шампанским, искоса посматривая на Марту: — Если ты его не любишь, зачем он тебе в Черногории? Оставь его мне!
У Марты от таких слов, чуть бокал не выпал из рук: — Ты, что совсем голову потеряла подруга? Да, — мне он незачем, — думаю, он и тебе не нужен. Слов нет, Георг элегантен, бывает порой размеренно щедр, но ты имей в виду, он преступно предприимчив. Он плохо кончит в скором времени. — А я не говорю, что он мне для жизни нужен. Он не так уж и глуп, чтобы свою судьбу связывать с женщиной, которую продавал более полусотни мужчинам. Он в твоём бизнесе, как рыба в воде плавает. Мне одной не вытянуть этот бизнес. — Ах, вон ты печёшься о чём, — улыбнулась Марта, — тут надо спрашивать его желание, но только после того, как я ему дам отставку. Не забывай он психопат, может с катушек слететь. Так что я постараюсь деликатно подойти к этому вопросу. А сейчас мне бы хотелось оградить твоего Вадима от общения с этим выродком. Их совместная поездка ни к чему хорошему не привела. У Георга всплыл неожиданно интерес к одной интересной вещи, которой может овладеть твой супруг. Сейчас он просто-напросто озабочен этим. — Мне Вадим ничего не говорил, — сказала Ольга присущим ей тоном, — да, собственно, я и не спрашивала.
Я без него знала, что Георг с ним в Германию ездил, и гараж Георг приобрёл рядом с Вадимом тоже по моей ценной наводке. Вадим даже и мыслей в голове не имеет, что мы хорошо знакомы с твоим Ноликом. Георг мне обещал, что за время поездки в Германию он успеет обработать Вадима и решить нашу брачную дилемму. Я сообразила, не дура! Поняла, что эта регистрация твоему Нолику нужна больше, чем мне. Какую цель он преследует, мне и так ясно! Бездну золота, о которой он мечтает, ему не получить, поэтому быть ему безутешным! Нет в квартире картин великих художников. А если бы и были, то Вадим обязательно бы их давно в дело пустил, и у нас была бы сейчас не тесная лавка, а самая лучшая аптека или даже фармацевтическая фабрика. Деньги Вадик бессмысленно не хранит, он всегда им ход даёт.
Незаметно за беседой солнце проникло в кухню, и яркие лучи ударили Ольге в глаза. Она пересела на другой стул, сев к окну спиной и открыла вторую бутылку Шампанского. Пока она возилась с пробкой, солнце успело пригреть её спину.
 — Жарко! — сказала она и, наполнив бокалы вином, добавила: — Утро, а я спеклась, — после чего сбросила с себя блузку без рукавов, выставив напоказ острые груди, которые мяла не одна сотня волосатых рук, но сохранившие до сих пор девичьи формы.
— Ты пьяна Ольга — заметила Марта, — посмотри на часы? Стрелки показывают на полдевятого утра. В такое время, жары не бывает даже в Африке.
 Ольга не обратила внимания на её слова. Она взяла бокал с вином и опрокинула в себя шипящий напиток, закусив его конфетой.
— Нет, но ты убедилась, что нет у нас автопортретов Ван Гога, — произнесла она заплетающим голосом. — И Шардена нет с его натюрмортами?
— Мне незачем убеждаться, — спокойно ответила Марта. — Как-то не волнует. Ты лучше скажи мне, где твой Вадим? Я хочу всё-таки его предостеречь от неразумного шага.
— Да плюнь ты на всех, — почти взмолилась Ольга, приложив руки к груди, — не нужны тебе ни тот ни другой. Чтобы оба они провалились сквозь землю!
— И всё-таки? — требовательно смотрела Марта на подвыпившую подругу.
— Хорошо, — промямлила Ольга и со шкафа достала коробку с мощным биноклем. — Бери эти «дальнобойные очки» и иди на балкон. На той стороне за Волгой ещё одна река протекает. На ней стоит дебаркадер голубого цвета, а напротив дом из красного кирпича с зелёной крышей. Вот в том доме он сейчас находится. Там его родственники живут. Не знаю только, успел он добраться туда или нет, но быть там сегодня должен обязательно.
Ольга ничего не сказала Марте, что этот дом находится в трауре, а та взяла бинокль и через зал вошла на балкон, предварительно взглянув на мирно спящую Жанну.
Залитая солнцем сторона противоположного берега плохо просматривалась, но как на ладони лежали дебаркадер и немного поодаль пляж с грибками от солнца.
— Пляж это уже хорошо! — тихо произнесла она.
Красный дом совсем не улавливался биноклем, так, был спрятан за кудрявыми кронами деревьев, зато по зелёной крыше она определила его местонахождение.
«Мне не предоставляет никакого труда сесть сейчас на такси и подъехать к этому дому, — подумала она, — понаблюдаю близко с нулевой отметки за домом. Если не представится возможность подманить обозримого мальчика пальчиком, то придётся решиться на смелый поступок, зайти в гости к хозяевам. Все барьеры на пути надо сносить, медлить нельзя, Георг может ускориться и наломать дров».
Врала Марта себе безбожно, поэтому придумала себе оправдание спасти любой ценой взрослого «мальчика» и это она хорошо понимала. Сидя вчера за монитором у неё, возник к Вадиму чисто женский интерес. Он вопреки созданным Ольгой искажённым портретом, казался ей совершенно иным мужчиной; — чистым, обаятельным и вполне достойным её любви. И ни чего страшного она не видит в том, что он влез в её сердце через средства электронной техники.
— Ура Биллу Гейтсу! — сказала она и покинула балкон.
Вернувшись на кухню, она застала Ольгу, с закрытыми глазами. Та сидела, откинувшись на спинку стула, демонстрируя свои привлекательные груди.
— Ольга, — не громко окрикнула она.
В ответ тишина.
Марта подошла к ней, поцеловала её в темечко и, подхватив под мышки, отвела ту в зал. Положив её на ретро — диван из кожи, она набросила на обнажённое тело накидку с кресла. Затем осмотрела ещё раз обстановку с раритетной мебелью и вышла бесшумно из квартиры, плотно закрыв за собой дверь. Её уход не потревожил Ольгу, но разбудил Жанну. Она протёрла глаза, посмотрела на спящую подругу и, подойдя к ней, потрясла за плечо.
— Закрой за мной дверь? — произнесла она.
Ольга махнула рукой и перевернулась на другой бок.
— Ухожу я домой, — трясла её Жанна за другое плечо.
Поняв, что бессмысленно тревожить Ольгу, она надела туфли и покинула квартиру, оставив за собой в дверях сквозной зазор.

Я ГОТОВ

     После того как Марта ушла, Георг уже не мог уснуть.
Марта явно испортила ему праздничное настроение. Он планировал сходить на Волгу посмотреть парад, но сейчас у него отпало это желание. К тому же после вчерашнего перебора спиртными напитками, в теле ощущалась нервная дрожь, а сердце пронизывало колючим холодком. Мысль хоть и ясно работала, но голова гудела. У него были все основания быть недовольным своим здоровьем.
Георг открыл бар и посмотрел на коллекцию марочных напитков. Хотелось выпить — но, вспомнив, что сегодня нужно садиться за руль, закрыл бар.
«Чёрт возьми! — простонал он. — После вчерашней вечеринки, тяжело крутить баранку. Может сегодня отлежаться дома? Нет нельзя, — надо журналистом заниматься! Он может соскользнуть.  Тогда прощай миллионы. А поведение мне его не нравится, больно храбрый он вчера был. Сегодня эту храбрость я ему собью! Надо Пете позвонить. Если его ночью выпустили, то лучше на его машине сегодня отъездить. И надо будет у него спросить об этом старике, воре в законе».
Он набрал телефон Панды. К счастью, тот отозвался на вызов:
— Ну, привет пламенный каторжанин! «Что ж ты хулиганишь в общественных местах?» —с ехидством спросил он.
— Да это вообще дурость друг. Истуканом охранника обозвал, а они меня твари скрутили и ментам сдали, — оправдывался Панда, — ну я их теперь всех пощёлкаю. Они мне за эти пять суток неудобств дорого заплатят.
— Оставь их в покое пока. Важнее дело есть, — садись на своего мустанга и кати ко мне?
Мустангом Георг называл свою старую восьмёрку, которую он подарил Панде.
— Что в такую рань?
— Кто рано встаёт тому бог, даёт, и нам может чего-нибудь сегодня отстегнёт.
— Хорошо я сейчас буду, а Марта твоя дома? — спросил осторожно он, и в трубке отчётливо послышалось прерывистое дыхание.
— Что ты боишься? Что тебе Марта? Думаешь, она правит миром? Нет, она только жена правителя! — засмеялся Георг. — Неужели не замечал нимб над моей головой?
— Уж больно нелицеприятно она ко мне относится, — жаловался Панда, не обратив внимания на его святость.
— Ошибаешься, она с некоторых пор ценит тебя, поэтому и вознаграждение тебе повысила. Но дома её нет, давай немедленно дуй ко мне? А я подлечусь сейчас немного.
— Всё я через полчаса буду у тебя, — заверил его Панда и отключил телефон.
Георг не относил к большому преувеличению, что называл себя правителем мира. Он считал достойным внимания Марты, так — как ему сходило всё с рук. Нарушая границы чужих берегов, и не подозревая, что эти границы находятся под охраной воров в законе и уголовных авторитетов. Он проникал в сбыт предприятий области и, не разоряя их до конца, ловко забирал львиную долю готовой продукции. Нередко он бахвалился перед Мартой, что наколол завод сувениров или фабрику по пошиву меховых изделий и другие успешные фирмы, которых не касалась инфляция. Георг уже знал, что представители фирм и фабрик в милицию на него не заявят, так — как забирал он левый товар, не числящий на балансе предприятий.
«Я король афер! — величаво говорил он Марте. — Я давно превзошёл всех величайших аферистов мира! Когда-нибудь мне может и памятник поставят. Мой галантный вид, действует на всех бизнесменов как гипноз. Граф Калиостро против меня букашка».
«Не забывай, что жизнь этот авантюрист международного класса закончил в застенках крепости! — напоминала ему Марта и не надо закрывать глаза, на уголовный кодекс!»
«Мой уголовный кодекс не в прокуратуре находится, а в моей позолоченной чековой книжке!» — намекал он подкуп следствия, если вдруг наступит критический момент.
Петя Панда приехал, как и обещал через полчаса. В чёрной майке с эмблемой автомобиля «Шевроле» и модной серой панаме. Лицо его было загорелое, что удачно маскировало следы кожной болезни, поэтому он выглядел не таким отталкивающим как в весенние дни.
Он давил на кнопку звонка квартиры Ноля. Тот встретил его в трусах и распашной абстрактной рубашке. Глаза Георга часто моргали, и с лица не сходила улыбка. Не трудно было угадать, что он принял изрядную порцию спиртного:
— Когда вы свет нормальный сделаете у себя в подъезде? — протянул Панда руку Нолю.
— Мне он не нужен, — закрыл за ним дверь Ноль, — скоро умотаем отсюда совсем с Мартой в Черногорию.
Они прошли на кухню. На столе стояла почти пустая бутылка виски и ваза с миндальными орехами:
— Тебе выпивки не предлагаю, — показал он рукой на бутылку. — Крутануться надо сегодня и кое-что провернуть. Не бойся, по месту ездить будем, — успокоил он Панду, увидав на его лице недовольство.
— Да мне какая разница, но ты, кажется, перекачался с утра горючим. Сам же говорил мне несколько раз, что ни в коем случае нельзя с пьяной рожей в коммерцию лезть. Куда тебе сейчас ехать? Досыпай, а завтра сделаем все наши дела.
Ноль чтобы не утратить остатки трезвости, отставил бутылку за микроволновую плиту и, одарив Панду горькой усмешкой, сказал:
— Да я принял немного, но это не говорит о том, что у меня мозги завяли. И коммерцией заниматься мы с тобой не будем. За предыдущий товар ещё не все деньги собрали. Дело у нас с тобой будет серьёзное, и если ты хочешь завладеть моим новым Мерседесом и гаражом должен помочь мне?
— Давай без прелюдий Георг, — раздражённо сказал Панда, и прошёлся по кухне. — Я полагаю, что за такие подарки мне нужно кровь кому — то пустить? Тогда давай ближе к делу? Гонорар меня вполне устраивает! Только Мерседеса твоего я не видал, но всё равно согласен шкуру с любого содрать.
— Мерседес этот одного журналиста. Ты его не знаешь, но Ольгу нашу тебе представлять не надо.
— В чём связка? — не понял его Панда.
— Он сожитель Ольги. А Мерседес зверь! Я его облизал весь, — движок работает как часики. Лет десять смело будешь на нём ездить. Убивать пока никого и не понадобится. Но это пока! — изобразил он в воздухе вопросительный знак. — Ты мне как — то говорил, что у тебя дом пустой стоит в посёлке Неклюдов. В нём, что до сих пор никто не проживает?
— Он не совсем мой, а родителей, — пояснил Панда, — они там картошку и чеснок сажают. Дом то не жилой, того и гляди, ветром сдует. От дождя можно спрятаться, но не больше.
— Такой он нам и нужен, — сухо сказал Георг, — и тебе одно время надо будет пожить с Ольгой в этом доме. Понимай, как хочешь, эту установку. Короче говоря, ты для неё будешь не только охранником, но если захочешь её тела, — можешь воспользоваться. Она баба, хоть куда! Лучший фантик в нашем агентстве!
— Чтобы потом мне Марта под зад дала из фирмы? — выкатил он свои глаза на Георга.
— Успокойся Петя и хватит расхаживать по кухне? — рыкнул на него Ноль, — Ольга сама рада будет покувыркаться, главное не обижай её? Она за свою жизнь даже пощёчин не получала.
Георг достал из кармана рубашки тысячу долларов и отдал Панде:
— Будешь платить ей по нашему тарифу за каждый сеанс, а Марте эта фирма уже до одного места. Тебе она достанется после нашего отъезда, это уже решено. Может твои друзья бандиты значительную скидку тебе сделают на оброк.
Эта новость совсем Панде по душе пришлась. Обладать штатом классных проституток в количестве более тридцати очаровательных девиц, — это иметь ежедневно секс по душе и большие бабки, какие и не всякому банкиру снятся.
Он разволновался от выгодной перспективы и сев на стул вдохновлено заявил:
— Я Георг достаточно разумен; в качестве сутенёра буду не в чести у бандитов. И мог бы иметь возражения против сутенёрства, но как твой близкий друг я смирюсь с твоим предложением и охотно приму его. Бабки складывать приятней самому, чем отдавать их Марте или тебе. Заметь, я всегда честен был, когда собирал их с клиентов, одновременно осуществляя безопасность.
— Если бы мы тебе не верили, то ты давно бы отставку получил, — снисходительно улыбнулся Георг, — но дело сейчас не в этом. Марта сейчас у Ольги. Сколько она там пробудет, мне неизвестно? Немного погодя я вызвоню Марту и узнаю её место нахождения. Если Ольга будет одна, тихо без шума зайдём к ней и увезём её в твой посёлок под предлогом работы. Поживёшь с ней троечку дней, а я в это время займусь журналистом. Если у меня ничего не выгорит. То я передаю его в твои руки, но с тем условием, что больше его никогда не увижу. Понял меня?
— Я готов, — оптимистически заявил Панда и утвердительно кивнул.
— Ну, вот и ладушки, — одобрительно произнёс Георг, — и ещё у меня праздный вопрос есть к тебе. Ты кого-нибудь из воров в законе знаешь?
— Знаю, да они меня не знают, а зачем тебе это? — спросил Панда.
— Да понимаешь Петя, деловой разговор у меня к одному старому вору есть, — притворно произнёс Георг. — Он живёт на том берегу Волги и на коляске ездит.
— Если ты о Тагане спрашиваешь, то его похоронили, — ответил Панда.
— О нём самом, но ты что — то путаешь, — недоверчиво посмотрел на Панду Георг. — Я неделю назад был у него дома, и он находился в полном здравии.
— Неделю назад он был живой, а два дня назад его на кладбище отнесли, — убедительно заявил Панда. — Ты — то откуда узнал, обтирая пять суток наши казематы? — досаждал его Георг.
— Земля слухами полнится. Даже менты знали день его похорон. Личность была знаменитая! О нём давно легенды ходят по тюрьмам, как о справедливом воре. Правда, он давно на пенсии у воров состоял, в криминальные дела не лез. Он был как свадебный генерал. К нему авторитеты за советами приезжали до самой смерти.
Георг эта новость несколько обрадовала и он, похлопав по плечу Панду, показал свою лживую растроганность:
— Да жалко старика! Ну что ж поделаешь все мы, когда — то там будем, где сейчас покоится Таган.
ВЕРЬ МНЕ БЕРТА
Марта от Ольги вышла на улицу. Осмотрелась по сторонам, у соседнего подъезда встретилась взглядом наряженную компанию молодёжи, пившую бутылочное пиво. Проходя мимо них, лохматый парень с лицом мопса и наглым поведением протянул ей бутылку:
— Давай на брудершафт выпьем, королева Шантеклера, — развязано сказал он.
— Твоя пассия в болоте живёт, и зовут её Царевной — лягушкой. Квакает сейчас, наверное, от скуки, дожидаясь тебя, — бросила она наглецу. И под хохот компании на ходу набрала номер Берты:
— Берта это я, — крикнула она в трубку. — Будь дома я сейчас к тебе подойду.
— Работать надо? — равнодушно спросила Берта.
— Нет, — отрезала она и отключила совсем телефон.
Поймав на площади такси, она доехала до дома.
Берта была в полосатом купальнике, на шее висела золотая цепочка с крестиком. Она впустила Марту в квартиру без особой радости, демонстрируя своё безразличие и даже обиду.
— Ты что не выспалась? — вместо приветствия спросила Марта, — день сегодня погожий, а ты хмарь на лице носишь. Радуйся жизни Берта!
— Я так рада, что через край эта радость льётся, — повернулась Берта спиной к Марте.
— Откуда такой сарказм? — удивилась Марта её поведению и откровенному не радушию. Чего раньше за Бертой не наблюдалось.
— Это ты у своего достопочтенного Нулика спроси, — бросила всё с той же обидой Берта. — Вчерашний утренник он снял на скрытую камеру и хочет запустить всё через Интернет. Меня и девчонок сразу из института выгонят. И он обещал эту угрозу выполнить в скором времени. Я ведь раньше догадывалась, что за мной может подсматривать невидимый глаз. Были такие подозрения, — поэтому старалась много лишнего не говорить, но толку — то, что с этого! Исход от этих занятий для меня может быть гадким.
Марту не обескуражила её обида. Развернув Берту к себе лицом, с улыбкой на губах спросила:
— И только поэтому ты меня так постно встретила?
Она, молча, затрясла головой.
— Ну и глупо, дуть губы из-за сущего пустяка. Кто ему позволит сделать такую провокацию против вас. Вы мои девочки, и я вас всех люблю, а не его. И я полностью буду вас оберегать от всех эксцессов. А для большей убедительности я эту кассету заберу у него, и мы с тобой вместе её уничтожим. Хотя честно сказать, я сидела рядом с ним за монитором и наблюдала за утренником. Девочек там нет, но он их раньше в порно — артистки возвёл. А вы с Вадиком смотрелись просто класс! Мне даже завидно было.
Берта хотела, что — то сказать, но Марта опередила её:
— Он, наверное, спит сейчас. Пойду и принесу тебе твою тревогу!
— Уехал он с Пандой на восьмёрке перед тобой. «И мне кажется он пьяный», —с ожившими глазами сообщила Берта.
— Вот это новость! — изумилась Марта, — он с утра никогда не употребляет даже пива. Не иначе поехал на теплоход Калинин, праздник речника справлять? «Тем лучше для нас», — сказала она и вышла из квартиры.
Дома она выкрутила электрические пробки со счётчика, чтобы внезапно пришедший муж не мог проследить за их разговором с Бертой. Затем взяла нужную кассету и, заглянув на кухню, увидала недопитую бутылку виски за микроволновой печкой и переполненную окурками пепельницу.
«Пускай гуляет последние деньки, лапти я ему помогу сплести», — подумала она и вернулась к Берте.
Берта к этому времени приготовила уже кофе и включила телевизор. Прямо при Марте, она щедро влила в кофе коньяку:
— Думаю, не свалит нас такая доза?
Марта никак не отреагировала на её вопрос, а положила на стол кассету.
— Вот твой нравственный компромат, делай с ним что хочешь. Она в одном экземпляре, — успокоила она Берту, — ни второй, ни третьей кассеты не существует.
После чего Марта чтобы не помять сарафан аккуратно задрала его и села на диван. Раздался непонятный хруст:
— Слушай, ведь это мой траходром, он ещё не совсем старый и никогда так не возмущался. Неужели вы его вчера с Вадиком так разболтали?
— А ты загляни внутрь? — сделала загадочный вид Берта, — и поймёшь его возмущение, — и, решив не тревожить удобно устроившуюся Марту, призналась, — там вместо моих постельных принадлежностей, женские зимние сапоги лежат и до отказа. Нулик вместе с Пандой там паковали. Сказали мне, что пока покупателя не найдут пускай хранятся.
— Им, что тех комнат мало? — спросила Марта, — кивнув на две пустующие комнаты.
— Так они тоже до потолка забиты канцелярскими товарами. Даже несколько коробок с зубочистками и ушными палочками есть. Ты, что не знаешь? — удивилась Берта.
— Впервые слышу, — задумчиво ответила Марта.
— В конце мая они коробки эти с большой машины выгружали, — сказали, бартер с Украины получили.
Надо же? — проговорила Марта, — значит и бартер у него в ходу.
Марта взяла чашку с кофе в руку, и прежде, чем отпить его, доверительно взглянув на Берту, произнесла:
— Мы дорогая моя часто сталкиваемся с множеством сюрпризов. Ты в особенности. Ведь доходы твои значительно больше, других девочек.
— Я не считаю сюрпризом деньги, полученные за секс со стариком.
— Не перебивай! — одёрнула её Марта. — Я пытаюсь подвести тебя к настоящему большому сюрпризу, который ты сама можешь себе устроить.
— Переспать с военным артиллерийским училищем? — не удержалась Берта от сарказма.
— Опять перебиваешь! — назидательно покачала головой Марта. — Ты хочешь, как можно быстрее рассчитаться за квартиру с Георгом? — спросила она.
— Конечно, хочу, но это невозможно!
— Всё возможно если будешь верить мне! — убедительно сказала Марта и, не отпив кофе, вернула чашку на столик. — Поступишь, как я тебе велю, считай, что ты полноправная обладательница этого жилья. Бумаги оформлены на тебя, нам с тобой останется только избавиться от Георга.
— Каким образом? — в её глазах зажегся живой огонёк.
— Будем считать, что это будет твоей преддипломной практикой. Георг никакой не коммерсант, а самый настоящий аферист. Его место в тюрьме, и ты его должна упрятать туда. Я хотела сама его сдать одному важному полковнику. Но он такой ненадёжный, возьмёт выкуп с Георга, и я буду курить бамбук!
— Ты же не куришь? — не выдержала Берта и вновь перебила Марту.
На этот раз Марта не стала её одёргивать, а всего-навсего объяснила значение своих слов:
— Курить бамбук! — это поговорка новых русских и блатных. — Она означает, остаться у разбитого корыта и быть конченой простушкой с большим носом. Но это не столь важно, слушай дальше, — продолжила Марта делиться своим планом с Бертой:
— У Георга есть второй паспорт на имя Гущина Николая Степановича. С этим липовым паспортом он и проворачивал свои грязные дела. Я постараюсь найти в ближайшие дни его поддельный паспорт и вручу тебе. А ты, как будущий представитель закона и права сходишь к прокурору области с этим паспортом. Расскажешь там, где он промышлял с ним, о чём я тебе позже расскажу. Не найду паспорт, пойдёшь без него. Я уверена, что его разыскивают не только в нашей области, но и других регионах. Пропадает он часто из дому. Рыщет там, где навар гарантирован. Бандитам его сдать, но они его так подоят, что я сама голой останусь. А мне бы этого не хотелось. Прокуратура, — это то, что нам нужно. Сегодня вечером надо обзвонить всех девчонок, чтобы никого не принимали и на каникулы разъезжались по домам. На время надо забыть про свой второй статус. А то Нолик с виду только показывает себя сильным мужчиной, на самом деле он слаб: — слаб духом, и чтобы смягчить свою участь, он не погнушается и про девчонок рассказать и мой Храм грёз оплевать, а этого допустить нельзя. Думаю, ты поможешь мне в этом важном деле, да и не только мне. Для тебя оно тоже выгодно. Вариант беспроигрышный и тебе это зачтётся! Верь мне Берта и у тебя всё будет прекрасно!
— Я без всякого зачёта с великим удовольствием отдам его в руки правосудия! — обрадовалась Берта, что расплескала кофе на столе. — Только скажи, когда, милая нужно сделать его подозреваемым по ряду преступлений?! Всё для тебя сделаю!
Марта никак не отреагировала на порыв Берты. Она залпом выпила уже остывший кофе с коньяком, встала с дивана, который вновь нарушил спокойствие своим хрустом и, оценив вид Берты, сказала:
— Тебе моя дорогая, жизнь свою надо переустраивать. Прав был вчерашний журналист — моралист, что тебе предстоит быть матерью, а ты пошёл вон! — стараясь подражать интонации Берты, произнесла Марта. — Быть мамой это высшее счастье для женщины! Некоторые мои девочки и Ноль, в том числе, тоже называют меня мамой. Какая неестественная подмена святому! Я хочу это дорогое слово слышать ежедневно из уст младенца, а не от противного Ноля, которой до мозга костей начинён фальшью.
Берта вскинула на неё свои большие глаза, в которых мгновенно отразилась ненависть:
— Скоро мы избавимся от этого омерзительного типа. Не хотела тебе говорить, но он меня пользует уже давно, только не здесь, а в другой квартире, на Краснофлотской улице и укладывает меня там с мужиками из его гаражного кооператива.
Лицо Марты исказилось в снисходительной улыбке, но оставалось по-прежнему красивым от которого глаз не хотелось отрывать.
Колокольный набат не ударил по её ушам, от услышанных известий за день. Но в сердце неприятно защемило:
— Поистине сегодня день сюрпризов, — сказала Марта, — а ведь ещё десяти утра нет, чем же этот день закончится? На грустные размышления времени нет и пошло оно всё к чёрту. Устрою я себе сама сюрприз, приятный и ощутимый! Имею же я право отметить сегодняшний праздник приятными впечатлениями!
— Я тоже хочу праздника, — умоляюще посмотрела она на Марту.
— Возьми этот коньяк, — показала Марта на бутылку, стоявшую на столе, — и накинь на себя, что-нибудь лёгкое? Выйдем на свежий воздух, возьмём такси и поедем на пляж, на ту сторону Волги. Там народу меньше и песок чище.
Через час они лежали уже под грибками провинциального пляжа, и Марта периодически бросала взгляд на красный дом с зелёной крышей, около которого стоял Мерседес с транзитным номером и Джип.
Берте она не сказала, чей это Мерседес и кто находится в данный момент в доме с зелёной крышей.

МИССИЯ — КАРАТЬ!

        Вадим, успокоившись, как ему показалось, Ольгиным вполне честным оправданием заехал за Альбиной. Наряд она не меняла. Он на ней по-прежнему был траурным, но глаза от слёз восстановились. В руке она держала дамскую сумочку и пластиковый чёрный пакет.
— А где Ольга? — поинтересовалась она, как только села в машину.
— Её не будет, — сказал он мрачно. — Ты была права, она лечится, — соврал он и достал из кармана деньги. — Возьми? — протянул он их Альбине, — матери отдашь, только не моей, а своей. Здесь полторы тысячи долларов, — бабе Наташе они сейчас необходимы. Мне, как-то эта миссия не в руку. Я человек сентиментальный могу и слезу пустить, если загляну ей в глаза.
— Спасибо тебе Вадик! — убрала она в сумку деньги. — Только благородных слёз не надо бояться, они источают великодушие, а не стыд! Хотя некоторые учёные упорно доказывают обратное этому суждению. Они открыли новую формулу, которая выглядит примерно так; «Чем больше у мужчины слёз, тем меньше у него тестостерона». Но это не твой случай, я считаю, что у любого мужчины в такие печальные дни выступают слёзы. А за твою огромную материальную помощь, мама будет тебе очень признательна! Ей расходы предстоят ещё немалые, помянуть папу надо и на девять, и на сорок дней. Нищим надо подать и народу в эти дни много придёт. Всех надо накормить. Сейчас похороны дороже обходятся, чем свадьба.
Она достала сигарету и закурила, чем удивила Вадима:
— Ты что курить начала?
— Иногда балуюсь, — сорвалась она на кашель, — тоска ночью накатила, взяла у мужа пачку сигарет и дымила, как паровозная труба. «Кстати ты отдал не последние деньги?» —спросила она.
— Какая разница, — ответил он. — Когда моего деда хоронили, твои родители тоже прилично потратились. ФСБ, только венок купили и восьмерых курсантов прислали для залпа. Ты не волнуйся, у меня в последние годы поток успехов в коммерции значительно увеличился. Так что я не совсем оголил себя. Да с находкой мне у матери дома подфартило.
— В каком смысле?
— Нашёл у неё небольшой клад старинных монет. Они почти все до одной оказались уникальными, и ушли у меня влёт. Вот машину на них себе новую приобрёл, да Ольга подкинула четыре тысячи.
— Ты вчера мне уже говорил про Ольгины деньги или забыл?
— Не помню, — недоумённо пожал плечами Вадим. — Вчера у меня в голове было сумбурное затмение. Ты когда от меня ушла, я много передумал о своей жизни. Жалко вдруг себя стало. Ведь, по сути, жизни у меня личной никакой нет. Работа и компьютер больше ничего. Жизненные интересы все сводятся к накопительству денег. Друзей нет, детей нет. Семья без ребёнка — это не семья, а пара эгоцентристов.
Он замолчал и, надавив на газ, совершил обгон вереницы идущих впереди его машин, только после этого продолжил:
— Ольга, смотря на меня, тоже стала непонятной и со мной ведёт себя раздражённо и вызывающе. Разве я виноват, что она не может родить?
— Вадим, ну не переживай и не терзайся ты так сильно? Не получится ничего, с ребёнком этот вопрос можно решить положительно в детском доме.
Вадим оторвался от дороги и скептически посмотрел на Альбину:
— Я не хочу воспитывать чужого ребёнка.
— Значит, ты не любишь Ольгу, — сделала заключение Альбина.
— Затрудняюсь ответить на твою реплику, но могу без преувеличения точно сказать, что без неё мне будет, не только одиноко, но и тяжело. Привык я к ней.
  Вадим был с Альбиной не совсем откровенен. Он не сказал ей, что к телу Ольги он прикасается в последнее время редко. И с некоторых пор они спят в разных постелях. Последние полгода она стала сдержанной. Однажды он попробовал её обнять, но она без всякой охоты отнеслась к его ласке, только покрутила пальцем у виска. Тогда у него и закралась мысль, что сексуальные блага она получает от другого мужчины. Он не переживал, по этому поводу, а занял позицию в отдалении от неё и смотрел поверх её головы. Прошло несколько дней. Он повторил попытку приласкать её, но в этот раз она уже не у себя в виске покрутила пальцем, а у него. На следующий день он поехал на вокзал и снял там, у таксиста проститутку за тридцать долларов. И так он поступал несколько раз. Получив, таким образом, вдохновение он приходил домой и садился за компьютер. Не сказал он Альбине и то, что последние три года работает над большим философским изданием. Эта работа его увлекала, больше, чем сексапильная жена и отбирала у него уйму времени. Признаться Альбине, что в холодности отношений между ним и Ольгой виноват отчасти и он, — у него не хватило смелости. Выглядеть в глазах Альбины инфантом он не желал. Для самой же Альбины не было секретом, что Вадим ударился в научную литературу. Но что это увлечение поглотило его до исступления, которое отразилось на дальнейших взаимоотношениях их с Ольгой, она и думать не могла. С виду для неё и для всех знакомых это была приличная пара.
— Привычка, относится к классу любви, — сказала Альбина, — а плотскую любовь, вам никто не подарит. Тут вы сами должны сами настраиваться. Психологи и сексологи как бы не лезли в ваши души, они никаким образом не настроят вам струны гармонии. Это уже не в их власти будет. А препаратов любви, к сожалению, учёные пока не изобрели. Не подходите, друг другу, — нечего судьбу испытывать — лучше расстаньтесь! И всё-таки я считаю, что вся проблема в тебе Вадим. Это твоя личная беда! Твоя Ольга смотри, как внешне изменилась, брови домиком сделала, к визажисту регулярно ходит. У неё стала зовущая походка и такой же взгляд, и я не удивлюсь, если у неё появился любовник. Не кричи только караул и не беги в магазин за верёвкой и мылом, чтобы повеситься. Самоубийство ничего не доказывает, а также никого не оправдывает, только в исключительных случаях кого — то обвиняет. Не знаю, как в других странах, но у нас в России бывает именно так!
— Я не настолько наивен, чтобы думать, что я у неё единственный мужчина в моей повседневной жизни, — сказал Вадим, — я тоже не ангел, на сторону иногда хожу. Конечно, у меня нет любовниц, — это случайные однодневные связи, о которых я быстро забываю. А хотелось бы постоянную девушку заиметь, может, она бы мне подарила ребёнка. Но, к сожалению, у меня нет опыта знакомства с порядочными девушками. Робею я перед ними. Да, что там говорить ты и сама знаешь, что Ольгу мне нашёл дед. А из порядочных девушек я общался только с тобой, но ты не в счёт. Мы с тобой росли вместе и к тому же являемся родственниками.
Альбина собралась выкурить ещё одну сигарету, но, обратив внимание, что подъезжают к родительскому дому, быстро взяла в рот таблетку рондо:
— Ты Вадик только не обижайся, — сказала Альбина, — но тебя дед избаловал и воспитывал не как внука, а как внучку. Вместо того чтобы сводить тебя на стадион или отпустить с классом в поход, он тащил тебя на балет или в оперу. Он тебе даже у нас босиком не разрешал по саду летом ходить. Жил ты у него по его расписанию. Гулял только до двадцати часов, молоко пил только кипячёное, а не сразу из-под коровы. По дому ничего не разрешал тебе делать, даже хлеб, специально нарезанный, для тебя покупал, чтобы ты не дай бог, палец не порезал. Вот и результат твоей робости! А ты ведь красивый парень! И я уверена, будь ты сейчас посмелее с противоположным полом, то несомненно у них пользовался оглушительным успехом. Ольгу я тоже не хочу обелять. Любила бы, то давно перековала тебя в настоящего мужчину, но она не стремилась этого делать. Потому что ты удобен ей такой, смазливый тютя с задатками коммерсанта.
— Кажется, ты права Альбина, — сказал он и притормозил около дома, где уже стоял вчерашний джип и микроавтобус Руслана с открытой дверкой. — Сегодня вечером я намерен с Ольгой обговорить острые вопросы. Я уже её предупредил, — невольно проговорился Вадим.
— Так она же лечится? — поймала его Альбина.
— Я тебе солгал, — с дрожью в голосе произнёс он, и Альбина заметила, как веки на его глазах начали нервно подёргиваться.
На этом она решила больше не продолжать с ним разговор об его отношениях с Ольгой. Только перед выходом из машины сообщила Вадиму:
— Вадик, папа оставил после себя в наследство одну знакомую нам с тобой старую вещь, которую мама вручит тебе через девять или сорок дней. Эта вещь напомнит тебе время, когда ты мальчиком в одиннадцать лет совершал смелые поступки, достойные только настоящим мужчинам!
Он напряг память и вспомнил большую бригантину — макет прикреплённую к стенке кухни между двумя окнами, чтобы она была скрыта от лучей солнца и не рассохлась. Этот макет дед мастерил больше года и постоянно гордился своим изделием. Вадим нередко приставал к нему в детстве, чтобы спустить эту бригантину на воду. Но тот хранил её, как зеницу ока, иногда только подкрашивая её в местах облупившей краски.
«Вероятно, эта бригантина и будет моим наследством?» — равнодушно отнёсся он к своей догадке.
После чего они вышли из машины и увидали на крыльце Корнея и Руслана. По наполненной сумке стоявшей, рядом с ними без труда можно было определить, что Руслан собрался в дорогу:
— Хорошо, что ты приехал Вадим, — сказал Руслан, — матери твоей, что — то плохо с самого утра стало.
— Врача ей вызывали, — добавил Корней, — но ты особо не переживай. Укол ей сделали, сейчас спит.
— Она выпивала вчера? — спросил подозрительно Вадим.
— Крепче компота она в рот ничего не брала, за все эти дни, — твёрдо заверил Корней, посмотрев на сомневающегося Вадима. — Не веришь, можешь у бабы Наташи спросить. Она была всегда рядом с твоей матерью.
— Это и я могу подтвердить, — проходя между двумя братьями, бросила Альбина и вошла в открытые настежь двери дома.
— Вы уезжаете? — обратился Вадим к Руслану, кивнув на сумку.
— Да поедем, — ответил с неохотой тот. — На работе только на три дня отпустили. Да и матери нужно лекарства льготные взять. Месяц кончится, значит, рецепты пропадут. А она без таблеток и дня прожить не может.
Возраст отбирает у человека и здоровье и рассудок, — закурил сигарету Руслан, — и мы когда-нибудь такими будем. Страшно бывает подумать о таком жизненном финале.
— Хватит мрачных мыслей! — занервничал Корней. — Дед как говорил, все несчастья и проблемы, человек создаёт себе сам, потому что думает и поступает неправильно. Тебе в дальнюю дорогу с семьёй ехать, а у тебя упадническое настроение. Он ушёл в иной мир хоть и во сне, но улыбку на губах затаил и заметь, что будто зная о своей кончине, нам с бабой Наташей недавно сказал:
«Если меня будете хоронить, чтобы никакого оркестра я не слышал с траурными маршами. Когда будете выносить гроб из дома, включите Таганку в исполнении Кальянова. Он, как и я, тоже протез вместо ноги носит и поёт отменно! Не громко так включите этого шансонье, чтобы вам соседи кости не мыли после моего погребения». — Вот это я понимаю оптимизм и сила духа у мужика, поэтому и прожил долгую жизнь, не смотря, что войну прошёл и в тюрьме отсидел двадцать лет. Кто мне скажет, что он разума лишился, — да я первый тому рот порву.
— Таких, как он, мало людей, — согласился с ним Руслан, — пускай ему земля будет пухом. А я о войне только по фильмам и книгам знаю, а о тюрьмах от дяди Глеба. Не всем же быть такими, как он! А ты брат не забывай, что все тяготы на плечи по уходу за нашей мамой лежат на моей семье.
Им договорить не дали. Послышалась в доме какая — то тихая речь похожая на перебранку и на крыльцо вышла чем — то недовольно шамкающая беззубым ртом Дарья, которую под руку держали внуки. Позади них шла баба Наташа, с двумя бутылками воды, и словно телохранители следовали за всей процессией Любаша с Зоей Нильс. Не было только семьи Мориса.
Все они прошли к микроавтобусу. Перед отправлением Зоя Нильс перекрестила дорогу и машину, и похожий на псалом речитативно высказалась:
— Дай ты им боженька свободную дорогу. И пускай они без унижающего измывательства сотрудников каверзной службы милицейской автоинспекции доберутся до своих родных пенатов.
После своей молитвы она вновь с заметным усердием перекрестилась, вызвав улыбку на лице рядом находившихся авторитетов Артиста и Захара Минина.
— Спасибо тебе мать за гражданское проникновение в полицейское беззаконие, — не устоял от комплимента Артист. — Было бы таких бабушек, как вы на каждую губернию хотя бы по десятку, то водители точно обрели бы спокойствие на трассах, так как знали бы, что заслон против беззакония от таких бабушек прочный стоит.
— Бабка Зоя посмотрела на стоявших, на крыльце двух важных авторитетов, сказала:
— Я ребята трёх сыновей вырастила, один на военном крейсере плавает с артиллерией в Североморске, а двое других здесь живут. Они не только руль крутят, но и штурвалы обнимают в навигацию. Знаю, какие муки им приходиться терпеть от иродов в погонах, с полосатой дубинкой в руках. Бесправные и постоянные поборы от них не только ощущают сыновья, но и я тоже. В правах же не указано, что мои сыновья имеют престарелую мать. Вот эти оглоеды с дубинкой в руках и дерут с них три шкуры.
Артист с Захаром тут же сели в свой джип и, не прощаясь куда — то умчались.
Проникновенные слова матери Карпа, словно жгучей нагайкой казака стеганула по спине Вадима. Он понял, что отчасти они предназначались и ему. Он прошёл в дом, где в уютном отсеке у Корнея нашёл спящую мать на низкой и широкой кровати, укутанной цветастым лёгким покрывалом.
Морщинистое лицо, с бесформенным ртом, в прямом смысле слова, отдавало старостью. Ему показалось именно той старостью, о которой только что говорил Руслан. Он ещё раз с необыкновенной болью всмотрелся в лицо матери. Её извилистые нити на щеках, расползались густотой, залезая на шею и за уши. Вадиму показалось на секунду, что картограф прилично поработал над её внешностью, — только обилие рек и дорог специально отметил красновато — розовой краской. Вся эта бледно красноватая сетка на лице из прожилок говорила об её пренебрежительном отношении, к своему здоровью, связанная с пристрастием к табаку и спиртным напиткам. Небольшие язвочки на лбу и подбородке, которых раньше он не замечал у неё, — явно подчёркивали неизвестное для него кожное заболевание. Она спала и была бледная как полотно, периодически всхрапывая, будто на пути поступления в её лёгкие воздуха, кто — то периодически перекрывал ей кислород. Он с болью в сердце посмотрел на это родное и в то же время чужое лицо. В женщину, которая его на свет произвела, кормила около года грудным молоком. Но после последовала повадкам кукушки, сбросив мальчугана своему отцу, забыв при этом дать ему материнскую ласку.
Явного отчуждения у него к матери не было, была только боль за её безвременно наступившую болезнь и старость. Хотя он осознавал, что именно её болезнь это есть природная кара! Она наказывала всех, кто беспечно относился в молодости к своему здоровью. Он знал много женщин ровесниц матери, которые в шестьдесят лет начинали новую жизнь и постоянно следили не только за своим внешним видом, но и здоровьем. Все они являлись его постоянными покупателями в лавке «Здоровье».
За своей спиной Вадим тотчас услышал мягкую поступь ног, но поворачиваться не стал, хорошо зная, что где-то рядом находилась баба Наташа. Тут же на своих плечах он ощутил прикосновение её лёгких дрожащих рук:
— Не тревожь её? — раздался голос бабы Наташи, — ей уже лучше. Врач сказал, что это у неё со здоровьем относительно всё нормально, поводов для беспокойства нет. От длительного переутомления давление поднялось. Полежит у нас несколько дней и отойдёт.
— В другой мир? — машинально вырвалось у него не к месту высказанная фраза.
— Что ты! Что ты! — убрала она с его плеч руки, — врач даже кризом её состояние не назвал. Поживёт она ещё! Только ради бога забери её к себе из одиночества? — не то завянет она в своей большущей квартире, как комнатная орхидея. Я бы не прочь её у себя совсем оставить, но ты сам должен понять, ей твое внимание нужно. Да и стара я для роли няньки. Мне самой особый уход нужен.
— Да я обязательно заберу её к себе, — глубоко вздохнул он, — если она конечно согласится.
— Она уже согласна и давно, — сказала баба Наташа, — только боялась тебе признаться. А сейчас залезь в чулан там под стеллажом лежит старый протез из липы. В нём дед оставил письмо и одну редкую штуку, которую обещал тебе подарить очень давно. Только у меня просьба к тебе есть Вадик. Покажи этот подарок Анне? Она по этому редкому экземпляру ведёт независимое историческое расследование. Может ей удастся докопаться до истины? Они скоро будут дома. Пошли билеты на столичный поезд брать.
У Вадима ёкнуло внутри.
«Неужели Пифагор в протезе спрятан?» — подумал с радостью он и, не показывая своего счастливого лица бабе Наташе, сказал:
— Хорошо баба Наташа, я сейчас загляну в чулан, — и, оставив её, около постели спящей матери вышел из комнаты. В коридоре он столкнулся с Альбиной:
— Пошли со мной? — позвал он её и, не дожидаясь её согласия, потащил за руку к чулану.
— Где — то здесь протез спрятан, — начал он шарить под стеллажами.
— Мама опередила события, — проговорила она, — хотела через девять дней тебе его вручить, да видать за твою материальную помощь решила сейчас отдать.
Вадим вытащил засохший, но не трухлявый в пыли протез:
— Там письмо внутри скотчем прикреплено, — предупредила она. — И Пифагор каратель, в который мы с тобой, когда — то твой зуб спрятали.
Он тяжело задышал и от попавшей в нос пыли несколько раз чихнул:
— Будь здоров! — улыбнулась Альбина, — давай на свежий воздух выйдем из этого архива ненужных вещей?
Они вышли на крыльцо и он, отделив от скотча лист бумаги, развернул его и вслух прочитал:

Вадим!

Твой зуб я оставил в земле, где был закопан Пифагор. Как и обещал, я тебе его дарю. Дарю не для того, чтобы ты его хранил, как историческую реликвию, а для того, чтобы ты с его помощью пристроил мать в пансионат для ветеранов «Прибой». Там за ней уход, надлежащий будет и ежедневное общение с людьми не даст ей закиснуть. Заранее предупреждаю тебя, веришь ты или не веришь в сказки, но фигурка не простая, а с выкрутасами и по моим данным больших денег стоит. Пифагора можно только дарить, и только хорошим людям, — тогда он будет безопасен для его обладателя. Нарушишь это правило, сам можешь пострадать. Миссия Пифагора я думаю, состоит в том, чтобы карать ничтожных людей на земле! У него глаза синее неба, но есть своя душа, — мстительная и чёрная! Если ты его надумаешь оставить себе, я не возражаю, храни на радость душе. Твой подарок, — твоя прихоть. Но предупреждаю, Пифагор чудес тебе не создаст, а вот горя ты с ним можешь хлебнуть. Завораживает он почти каждого, кто заглядывает ему в глаза. Не исключаю, что кто — то из круга твоих знакомых захочет им овладеть праведными и неправедными путями. Тебе такой геморрой не нужен! Поэтому предлагаю верный вариант, — даришь фигурку музею с условием, что они будут оплачивать содержание матери до конца дней её жизни в пансионате.

Удачи тебе сынок!
Дед Глеб.

— Это письмо мама говорит, он написал за пять дней до своей смерти, — грустно сказала Альбина и, опередив Вадима, просунула руку внутрь протеза.
Послышался звук раздирающего скотча. В руке у неё оказался небольшой свёрток, обмотанный в мягкий с начёсом лоскут.
— Вот он этот каратель, — развернула она Пифагора перед Вадимом.
Блестящими синими лучами из его глаз ударило им в лица.
— Это просто невероятно! — присел от восхищения Вадим. — Такая красотища, просто загляденье, а глаза какие мне ещё не приходилось видать таких камней. Но как я помню, раньше у него глаза были другие.
— Мало ли что раньше было, — покосилась на фигурку Альбина, — вероятно этот камень может цвет менять. Ты слышал, что ни будь про флуоресценцию?
— Откуда? — изумился он вопросу Альбины.
— Это особенность драгоценного камня менять цвет под воздействием ультрафиолетового излучения. Некоторые люди ищут камни, обладающие таким эффектом, другие бегут от них как чёрт от ладана, — доходчиво объяснила Альбина.
— Красота, да и только! — не переставал восхищаться чернильницей Вадим.
— Не влюбись в этого Пифагора, — предостерегла его Анна, — прислушайся к совету папы. Он всегда говорил и думал одинаково, в чём и заключалось правильность его поступков.
— Нет! Нет! — вскрикнул неожиданно он, — конечно, я поступлю, по его совету. Вернее, почти по нему. Я подарю его Анне. Она владеет обширной информацией по этому экспонату и до сих пор продолжает собирать исторический материал, чтобы написать книгу.
— Запоздалые у тебя новости, — посмотрела в сторону реки Альбина. — Анна ведёт только своё расследование о Пифагоре: о его появлении на свет, — где, когда, кто автор этой фигурки и самое главное действительно ли эта фигурка была подарена Адольфу Гитлеру. А от книги она отказалась. Её мой брат отговорил от этого неблагодарного дела. Вчера, когда ты находился в обмороке, она дала слово маме, что ворошить нашу родословную историю не будет. Ведь книга не только о Пифагоре, а службе чекистов в органах советской государственной безопасности, и не только. Там затронуты некоторые кровавые факты, о которых расплывчато упоминает генерал Березин, то есть мой дедушка. И я рада, что она отказалась от сомнительной и неблагодарной работы. Этим делом должны заниматься наши российские историки, и никто больше. Взбивать пену на жареных фактах легко, но какие последствия могут получиться от этого безнравственного коктейля, — неизвестно. Ты же сам журналист, не мне тебя литературной жизни учить!
— Можно не писать о чекистах, — прервал её Вадим, — но Пифагор совсем не безнравственная тема. Скорее здесь пахнет наукой и историей. Общественности будет интересно узнать происхождение Пифагора.
— Вот сдашь его в музей пускай его там и изучают, — она вновь посмотрела на речку и на пляж, где под грибками уже устраивались отдыхающие.
— Кого ты там увидала, — спросил Вадим, заметив, что Альбина всё внимание обратила на реку.
— Опять сегодня будет пекло. Пошли перед обедом искупаемся? — неожиданно предложила она. — Вода к этому времени прогреется.
— Я не против купания, — согласился он. — Освежиться перед обедом не помешает. Заодно и парашютистов посмотрим. Их на параде сегодня с самолётов будут сбрасывать.
Он бережно покрутил в руках Пифагора и, поставив фигурку на ладонь опять начал любоваться его отдающими синевой глазами.
— Убери его и пошли в дом? — попросила Альбина.
— Но всё же мне самому интересен этот грек, — не успокаивался Вадим. — Ведь Пифагор был в руках у самого Гитлера, сейчас его держу я.
— Ну и что, — пожала плечами Альбина. — По Чёрному морю ходит пассажирский лайнер «Россия», говорят, он раньше фюреру принадлежал, и его личная каюта — люкс в музей превращена и что же прикажешь каждому пассажиру плясать от избытка чувств. Глупо почитать, таким образом, главного фашиста! Гитлер не был великим человеком. Он был, есть и останется великим палачом человечества! Возможно, к нему первому пришла эта фигура Пифагора, но первым в нашей стране стал обладателем этой чернильницы мой дед, — генерал Березин, который и представить при жизни не мог, что у него будет ещё и внучка, — с сожалением произнесла она. — После дед подарил Пифагора брату Морису, а он уже подарил его папе. Сейчас Пифагор у тебя, — вот и вся история. И ничего хорошего я в ней не нахожу кроме синих бриллиантовых глаз, которые действительно привораживают человека. Кстати папа Пифагора называл «Хвост фюрера».
Вадим завернул фигурку в тряпочку и сказал:
— И всё-таки, я должен показать этот хвост фюрера Анне, а брать или не брать его себе это её личное дело.
Вадим прошёл к своей машине и положил в бардачок Пифагора. Приоткрыв тряпочку, он, взглянув ещё раз в его волшебные и притягивающие глаза. Он даже и подумать в этот миг не мог, что со стремительной скоростью этот истукан изменит его жизнь. Вадим, почему — то сразу почувствовал уверенность в себе и неуёмный прилив сил в теле. Ему казалось в это время, что может реку повернуть вспять или оттолкнутся от земли и взлететь, ввысь присоединившись к парившим над речкой белокрылым чайкам. Ему не верилось, что так легко и быстро досталась эта вещь, на которую он строил большие планы. Ещё буквально пять дней назад он был бы несказанно рад такому приобретению, сейчас же он большой радости не испытывал к костяному Пифагору.

ЗАЛОЖНИЦА ДОБРОЙ ВОЛИ

     Георг с Пандой обнаружили незапертой дверь в квартире Вадима и спящую Ольгу. Она лежала полуобнажённая из уголка её рта стекала струйка слюны. Макияж на лице был смазан о думку, а волосы на голове были взлохмачены, как шерсть у бездомной болонки:
— Я пьяный, а она ещё пьянее, — от досады плюнул на паркет Георг. — Куда такую пьянь тащить за собой? А ждать, когда она придёт в себя опасно. Вдруг журналист заявится ненароком. Тогда все планы мои в одночасье рухнут.
— Может мне залезть на неё, — хихикнул в кулак Панда, — глядишь, оклематься быстрее сможет.
— Замолчи! — прикрикнул на него Ноль, — у тебя будет время, потешится с ней. А сейчас берём её и тащим под душ.
— Давай ей нашатыря дадим понюхать? — предложил Панда, — он её быстро в чувство приведёт.
— Где ты его найдёшь? — зашипел Георг.
— Сейчас поищем, — и Панда начал искать домашнюю аптечку, щупая почти всё, что ему попадалось под руку: — Вот это хата! — восхищался он, — как только его не ограбили ещё.
— Не трогай ничего руками? — прикрикнул на него Георг. — Эту хату грабить никто не осмелится, — спокойно сказал он, — без всякого сомнения тут каждая вилка стоит на учёте у государства, я уж не говорю о мебели. Верные вилы будут!
Панда в холодильнике всё-таки нашёл нашатырь и, вылив несколько капель на ватный тампон, провёл у Ольги под носом. Она скривила лицо и, открыв глаза, произнесла:
— Иди к чёрту, дай поспать? — и вновь закрыла глаза, повернувшись на другой бок.
— Она ориентацию во времени потеряла и не соображает, где находится, — изрёк Панда.
Георг отодвинул его Ольги и, взяв в руку чистый тампон начал растирать ей виски.
— Отстаньте? Я же просила, — раздался её плаксивый голос, — неужели непонятно я спать хочу.
— Ольга вставай? — легонько щипнул её Георг за обнажённую грудь, — после выспишься. Сейчас надо ехать. Работа подвернулась богатая с махровым банкиром.
Ольга зашевелилась и, охая, приняла сидячую позу, смотря непонимающе красными глазами на непрошеных гостей:
— Вы как здесь оказались? — потирала она пальцами свои виски.
— Двери надо запирать, — назидательно ответил Георг.
Она посмотрела на кресло, в котором спала Жанна и, увидав, что оно пустует, сказала:
— Совсем без ума девчонка! Не могла перед уходом разбудить меня. Жана, наверное, двери оставила, — обвела она взглядом Георга и Панду. — Сколько сейчас времени? — спросила она.
— Уже десять, — посмотрел на часы Георг.
— Мне к вечеру надо вернуться домой. Вадик, и так, утром претензии ко мне имел.
— Вернёшься, — успокоил её Георг, — а сейчас прими душ и приведи себя в порядок. Моя старая восьмёрка за домом стоит, — в ней мы будем тебя ждать. Шевелись!
— Хорошо я сейчас быстро, — без желания ответила она, но, увидав, что они покидают квартиру, вслед им кинула: — Джину с тоником возьмите, а ещё лучше шампанское?
— Купим! — пообещал Георг, только не задерживайся и обязательно прихвати свой мобильный телефон?
  Долго ждать она себя не заставила. Через двадцать минут Ольга уже ехала в машине в посёлок и пила из бутылки Шампанское. Георг тоже пил, но не Шампанское, а коньяк, из компактной инкрустированной фляжки, который закусывал горьким шоколадом.
Он пил не за праздник, а чтобы спиртным стряхнуть и отогнать от себя безотчётное чувство страха и тревоги. Он пытался уйти от неизвестности и сконцентрировать свою волю, не понимая, что за всё неблаговидные поступки, когда — то, но придётся отвечать.
Ольга оторвалась от бутылки, когда машина, съехав с асфальта, выехала на грунтовую с ухабами дорогу, по бокам которую сжимал смешанный лес:
— Куда мы едим? — смеялась она и крутила головой, — тут сеном и навозом пахнет. Не на ферму вы случайно меня везёте к племенному быку?
— В избушку на курьих ножках, где ты будешь центровой бабой Ягой! — вульгарно заржал Георг. — Поживёшь там троечку дней с Петей, а я пока тебя и твоего не долепленного журналиста к свадьбе буду готовить. Ваш план с Мартой дал трещину, теперь работаем по моим кнопкам. Куда я нажму, то и будешь делать.
— Ты, что ненормальный Георг? — испуганно посмотрела она на него, — я в лесу жить не буду и никакой свадьбы не хочу.
— Ненормальная ты! — преобразился в лице Георг.
Он сощурил глаза и вытянул в саркастической улыбке губы, гнусавым голосом произнёс:
— Прожила с журналистом почти десять лет, у которого одной недвижимости, специалисты оценивают более трёх миллионов долларов и не зарегистрироваться с ним, — совсем ума не иметь! Я же тебе обещал помочь, — значит помогу. Запомни Оленька, — смотрел он в её зелёные, готовые расплакаться глаза. — Я на полпути не останавливаюсь. Довожу дело всегда до конца! Такие у меня принципы!
— Да успокойтесь вы оба? — встрял в их перебранку Панда, — сейчас приедем на место, там всё и обговорим.
Он повернулся лицом к Ольге:
— А ты понапрасну кипишь, не поднимай? Не землю едешь копать, а отдыхать. Тебе в посёлке понравится, не пожалеешь! К тому же я рядом буду.
Вскоре они приехали в посёлок, похожий на большой лагерь для заключённых, где преимущественно были жилые дома, скорее напоминающие бараки. В культурный центр посёлка входило два магазина, пивной бар и двухэтажный клуб без окон. На парадные двери этого клуба были прибиты крест-накрест две доски.
Панда притормозил около бывшего клуба и сказал:
— Этот очаг культуры не функционирует со времён царя Гороха.
— Ну, прямо Сочи! — иронически заметила Ольга, увидав главную примечательность посёлка. — Запомните, если мне не понравится в вашей избушке на курьих ножках, я пешком домой уйду.
Они обогнули небольшую берёзовую посадку и оказались у подкосившего от времени дома, с покрытой шифером крышей, где местами зияли большие трещины. Но впечатлял огород своими размерами, — это было настоящее футбольное поле, засеянное картошкой. Ограждением огорода служили длинные жерди, приколоченные к вкопанным столбам. В глубине огорода были видны две большие металлические ёмкости для поливочной воды и туалет без двери.
Ольга сразу бросилась к туалету, отдавать дань Шампанскому:
— Ты её сейчас привяжи на время, — а меня на трассу вывези, — шепнул Георг Панде, — я там такси поймаю. Ольге купи водки, — её она тоже употребляет и пои до потери пульса, чтобы твоя хата ей теремом казалась. А я завтра с утра начну обрабатывать журналиста. Он у меня теперь не сорвётся.
— Ты что в натуре хочешь их поженить? — спросил Панда.
— Пока не знаю, но он любит Ольгу, значит, мой шантаж будет действенным и заставит его достать для меня одну чудную вещицу. А брак — это дело второе, не получится, закопаешь здесь этого журналиста. Тут места глухие и к тому же искать его никто не будет. Мама у него осталась, да и та скоро богу душу отдаст. Она парализованная у него. То — есть если карта ляжет, как я хочу, то у нас будет ещё одна квартира сталинской планировки. А цены на такие квартиры заоблачные.
— Тогда вначале мамаше нужно помочь лапти сплести, а потом уже журналистом заниматься, — подсказал Панда.
— Будем действовать по обстоятельствам, — властно заявил Георг, — вначале я должен заполучить свой гешефт, а там посмотрим, как карта ляжет.
НЕЗАБУДКА
Заметив в пяти шагах от Марты зеленеющий пятак, смотревшийся, словно оазис в пустыне, они приземлились на нём.
В первую очередь Марта оценила красоту его пассии.
«Высокая, стройная, чистокровная брюнетка, как и я. Умные и красивые глаза. Роскошные волосы. Кожа имеет золотистый южный загар. Либо сама родом с юга, либо недавно отдохнула там. Подсматривать по-шпионски хоть и не хорошо. Но в такую очаровательную барышню стоило бы влюбиться, если бы я была мужчиной. Типичный эталон идеальной жены. Поведение раскрепощённое, в то же время ведёт себя степенно, — видимо воспитание, такое получила или работает врачом, а может преподавателем в школе? Вадим обхаживает её, как невестку. И покрывало под зад постелил, и халатик бережно сложил».
У Марты создалось сразу впечатление, что это близкие люди и возможно у них существует роман. Больно тонко он за ней ухаживал. Марта сняла очки и встретилась с ним взглядом. После чего уткнулась лицом в развёрнутую газету, пытаясь показать, что ко всему окружающему она проявляет равнодушие. Догадываясь, что Вадим не спускает с неё своих глаз:
— Вадик — это неприлично, — услышала Марта тихий голос его подруги. — Я тоже обратила внимание, что она красивая. Но так напористо, как ты на неё я не пялюсь. Ты её просто расстреливаешь своими глазами. Понравилась, что ли?
— У меня даже зубы задрожали, — послышался его голос.
— Испытай себя, — подойди, познакомься?
— Не приглашу же я, её здесь на танец, — шептал он.
— Ты же журналист, возьми у неё интервью. Спроси, как такую красавицу занесло на самый плохой пляж города, по которому часто гуляют одновременно не только бездомные собаки, но и козы с коровами.
Марта сразу поняла, что беседу они ведут о ней. И что это совсем невлюблённая пара и никакого романа у них нет, объяснял их диалог. И надо сказать, — этот факт немного обрадовал её.
Она подняла голову на двух шептунов и без излишнего возмущения дружелюбно заявила:
— Меня зовут Варвара. А здесь я потому, что за парадом наблюдать. Это самое лучшее место, а козы и коровы для меня помехой не будут.
Вадим с Альбиной тут же опешили, не от её лаконичного и подробного ответа, а оттого, что она уловила, как им казалось их неслышный для чужих ушей разговор.
— Вы нас извините? — произнёс Вадим, — мы не осторожны были, что во всеуслышание обсуждали ваши прекрасные внешние качества, но действительно, не смотреть на вас без восхищения нельзя! Вы как увлекательный фильм, собравший все награды на Международном кинофестивале в Каннах, который бесконечно смотреть хочется.
— Вадим, что с тобой случилось? — обхватила Альбина его голову руками и отвернула от Марты к себе. — Ты же тихоня! Для тебя заговорить с женщиной, было так же трудно, как спустится под воду без акваланга.
— Пускай говорит, — бархатным голосом произнесла Марта. — Он меня этим в краску не вводит. — Она посмотрела на бутылку, спрятанную под покрывалом и, показав на неё пальцем сверкнув блеском бриллианта, спросила: — Простите это у вас пиво или квас?
— Компот холодный, — ответила Альбина, — хотите?
— Ужасно пить хочу! — она встала со своего места и подошла к ним.
«Где же ещё, как не на пляже можно бесплатно посмотреть на красивые женские фигуры, — подумал Вадим. — В бассейне вход сто рублей, в сауне пятьсот, а то и того дороже».
Вадим оценил изящество «Варвары» и протянул ей бутылку, предварительно открутив пробку:
— Кстати, а парад отсюда не увидишь, только парашютистов и Чкаловскую лестницу, не больше. Весь интерес будет закрыт двумя мостами и дубами на острове, — пояснил он ей.
— Что ж будем довольствоваться парашютистами, — без сожаления сказала она.
Вадим взглянул оценивающе на укрывшую сарафаном Берту. Её кожа заметно покраснела:
— Варвара, а подруга ваша не поджарится на таком солнце? — перевёл он вновь свой взгляд на обворожительное лицо Марты.
— Ничего с ней не будет, она привычная. Пускай спит. Моя подруга после ночной смены, а ваш пляж самое лучшее место для отдыха.
— Мы с братом живём на той стороне Волги, — сказала Альбина, — а детство провели на этой реке.
— Надо же! — изобразила удивление Марта, — и мы с подругой там живём. Я на Варварке, а она на Большой Покровкой проживает.
— Мы почти все с одного места, — старался поддерживать разговор Вадим, — мой дом отсюда хорошо видать, а Альбина на площади Свободы. Здесь мы в гостях.
Этого Марте можно было не объяснять то, что ей нужно, она знала. А вот, что Альбина является его родственницей, она узнала сейчас, и вела себя, не вызывая подозрений у новых знакомых. Вопросов лишних она не думала задавать, да и зачем опережать события, если Вадим уже растаял от её красоты, но раздеваться пока почему — то не спешил. Видимо его отвлёк разговор, толи стеснялся прекрасной «Варвары».
Марта отпила из бутылки компот и вернула её Вадиму:
— Спасибо! Хороший компот!
Вадим пробку не стал закручивать, а приложился сам губами к бутылке. Выпив почти половину, сказал:
— Пить мужчине и женщине с одной посуды, — это равносильно брудершафту. Я бы не прочь с вами поцеловаться теперь!
Альбина чуть не прыснула со смеху от неожиданности, но вовремя перекрыла ладонью рот и стала наблюдать за своим родственником.
Вадим же, после своего лакомого изъявления привстал чуть с покрывала. Марта сделала шаг назад, думая, что он потянется её целовать, но он сбросил с себя майку и джинсы и, оставшись в одних плавках, сказал:
— Пойду я ополоснусь. Кажется, я перегрелся, — и, разбежавшись, бросился с ходу в воду.
Плавал он так же, как и вёл себя, — робко и без шума. Не производя перед собой всплеск брызг.
— Надо же, странный он какой-то сегодня, — задумчиво проговорила, Альбина. — В него словно дьявол искуситель вселился, неужели у него такая непонятная реакция на вас?
— Почему непонятная? — улыбнулась Марта, — очень даже понятная, он в поисках! Как правило, так себя ведут мужчины неудовлетворённые семейной жизнью. Им нужны именно такие жёны как мы с вами, — умные и жгучие брюнетки, а не рыжие бестии или блондинки — хохотушки. С нами жизнь стабильней, и мы всегда знаем, что нужно делать, чтобы семья крепла.
Альбина с большим интересом посмотрела на Марту. Ей было приятно, что она и её причислила к умной и жгучей брюнетке, хотя себя она глупой никогда не считала. Получить красный диплом в институте, не каждому дано, даже имея большие деньги.
«Эта Варвара, наверное, психолог?» — подумала она и, бросив на неё испытывающий взгляд, спросила:
— Вы кем Варвара работаете?
— Это не так существенно, — уклонилась от ответа Марта.
— Извините, но мой вопрос не праздный, вы совершенно верно охарактеризовали поведение Вадима. А это я скажу под силу только специалистам, копающимся в людских душах.
— Вынуждена вас Альбина огорчить, — повернулась Марта спиной к реке, — я далека от такой деятельности. По профессии я хоровой дирижёр, — окончила КПУ в вашем городе, а работаю с пенсионерами, с теми, кто не ленится и борется со старостью. Устраиваю им досуг: спортивные соревнования, туристические поездки и другие занятия, которые не претят их здоровью. Почти как в советские времена. Помните, раньше были комнаты школьника?
Альбина в ответ кивнула ей головой.
— А мои познания в области психологии, это всего-навсего жизненные взгляды. Как в народе говорят жизненный багаж, — улыбнулась Марта.
В воздухе в это время почти над их головами пролетело два самолёта.
— Сейчас высоту наберут, и парашютистов сбрасывать будут, — задрала голову к верху Альбина.
В это время вышел на берег Вадим. Загребая мокрыми ногами песок, он шёл тяжело, будто прокладывал путь по глубокому снегу.
— Кажется, я позвоночник подорвал? — с досадой произнёс он и осторожно лёг на покрывало.
— Хотите, я вас разотру? — предложила Марта, — через пятнадцать минут будете бегать, как вон те мальчишки, — показала она на ватагу ребят гоняющих мяч по пляжу.
— А куда деваться, — уткнул он голову в траву, — трите я готов к приятной экзекуции.
Марта достала из пакета коньяк при этом, не забыв сделать глоток из бутылки и, склонившись над его спиной начала им брызгать на спину Вадиму. После чего стала нежно разгонять руками коньяк по всей спине.
Альбина смотрела на эту процедуру с умилением. Ей нравилась «Варвара», и она с одобрением отнеслась, что та проявила заботу о Вадиме, хотя не верила в его внезапный недуг. На спину у него никогда жалоб не было, так — как тяжелее телефонной трубки он ничего не поднимал, и она решила проверить его:
— Парашютисты начали падать с неба, — пошутила Аля.
Вадим, забыв про свой позвоночник, резко встрепенулся, задрав быстро голову к небу, где парили только легкомоторные самолёты. Куполов парашютов видно не было.
— Варвара у вас волшебные руки! — развеселилась Альбина, — видите, он уже здоров! С больным позвоночником так и глухонемые не взбрыкивают. Всё равно какой-то шум от боли издают.
Вадим понял, что, попался, но это его не смутило:
— Ну и что такого? — посмотрел он на Альбину, — захотелось нежного прикосновения бархатных рук. Разве это возбраняется? И вот коньяку в первые в жизни попробовал. Хоть и наружно, а не внутрь, но в этом есть, что — то занимательное и составляющее романтику. А если, по правде сказать, то после старой травмы у меня патология осталась.
Марта еле сдержала улыбку и протянула ему бутылку коньяка:
— Никогда! — отстранил он бутылку.
— Что никогда? — переспросила Марта, зная, что он непьющий.
— Никогда крепче вина я за свою жизнь ничего не пил. Даже такая сногсшибательная женщина, как вы Варвара меня не сможет сломать в этом плане!
— А ещё про брудершафт что — то говорил? — укорила его Марта.
— Брудершафт я не отвергаю, но только с Шампанским и если вы через час отсюда не испаритесь, то готов с вами пить его до утра на этом самом горячем песке.
— Куда я денусь, — обрадовалась она такому исходу. — Пока моя подруга спит, буду и я с ней.
В это время неподалёку у дороги остановился джип, и из него вышел Артист и Захар Минин. Они направлялись в их сторону. Марта не видела, что к ним шествуют мужчины. Она в это время, нагнувшись над своими вещами, прятала коньяк от солнца и заодно поправила на Берте сползший сарафан, прикрывающий её голову.
— Незабудка, неужели это ты? — раздался знакомый ей голос, который она распознала сразу.
Именно этот голос нарёк её Незабудкой, и только этот голос называл её так. И это было тогда, когда её муж Слава Жук имел общие дела с бандитами. Ей приходилось самой не раз принимать участие в бандитских банкетах, пока они не объявили Жука продажной сукой, после чего он всячески избегал встреч с криминальным сообществом.
— Я это Сева. Я! — отозвалась она, с раскрытой улыбкой на лице.
— Удивлён, что встретил меня на периферии, а не в Сочи или Голливуде?
— Она кокетливо погрозила ему пальцем. — Когда — то ты мне пророчил такое счастье!
— Я разучился удивляться. Видеть тебя всегда приятно было. Полюбоваться твоим блеском и поболтать под коньячок о живописных Альпах или о тайнах Мадридского двора, — мне было всласть! А сегодня я поражён, но не удивлён. Я считай, не видал тебя лет пять — шесть, а тут встретил в чужом городе и на отшибе, да не одну, а в кругу своих людей. Довольно странно для меня видеть тебя здесь. Но хочу заметить, что ты стала, ещё лучше, чем раньше. Как хоть живёшь, расскажи?
Марта взяла Артиста за локоть и, отойдя с ним на два шага назад, вполголоса сказала:
— Долго рассказывать. Хочешь, заходи в гости, мой адрес не изменился. Там и поговорим.
Удивлены были в этот миг только Вадим и Альбина.
Захар, наблюдая за этой сценой с равнодушным лицом, обошёл упивающихся неожиданной встречей давно не видевших друг друга знакомых, приблизился к Альбине и тихим голосом сообщил:
— Оградку наши ребята установили и покрасили. Так что, если сегодня будете на кладбище, не вымарайтесь в краске. Мать мы не будем тревожить из-за этого, сама ей скажешь.
— Большое вам спасибо Захар, — поблагодарила она его, и её глаза сразу заволокло искристой влагой. Она крутанула головой, пытаясь разогнать подступившие слёзы, от чего волосы разлетелись и закрыли глаза.
Он пальцами откинул с её глаз волосы, и пристальным взглядом посмотрев на неё, сказал:
— Будут, какие проблемы или просьбы, не стесняйся, — говори? — Всегда поможем!
Ответа не последовало. Альбина, боясь разрыдаться, втянула в себя губы и протянула ему свою хрупкую руку, в ответ он вложил ей мохнатую похожую на лапу зверя свою ладонь.
— Поехали Сева! — бросил он Артисту.
— Сию минуту, — ответил тот и, подойдя к Альбине и Вадиму, объяснил:
— А Незабудкой я её зову не просто так, а потому, что если это неповторимое и изумительное лицо хоть раз увидишь, то никогда не забудешь! — и, показав пальцем в небо, добавил. — Одним словом, «Солнце!» и он устремился за своим другом.

ВАРВАРА Я

— Вы извините меня? — сконфуженно произнесла Марта, — у вас горе, а я веду себя так беспардонно.
— Соблюдай приличия, хоть не соблюдай, этим мы положение не исправим, — ответила Альбина. — Утрата огромная для нашей семьи, но не век же нам носить маску скорби. К тому же он при жизни просил после его проводов жить в обычном режиме. Папа старый был. Болячек к этому возрасту много накопил, но ни одного серьёзного диагноза ему врачи не ставили. Ужасно страшно терять близких людей, но нельзя же бесконечно биться головой о стену от горя, так бы папа сказал. Для нас же жизнь не закончена!
— Трудно спорить с таким веским аргументом, — взглянула с сожалением Марта на Альбину, — но вы всё равно меня простите?
У Альбины зазвонил телефон и она, бросив джинсы Вадиму, сказала:
— Собирайся? — нас на обед зовут. — И, выдернув из-под его зада свой сарафан, быстро влезла в него. Окинув взглядом спящую Берту, кивнула на неё Марте:
— Будите свою подругу, и пойдёмте к нам обедать?
— А и верно, — поддержал Альбину Вадим, — знакомство наше закрепим в кругу нашей родни!
— Нет, спасибо, конечно, — напугавшись отказалась Марта, — ситуация не та для общения с вашей роднёй, и я неловко буду себя чувствовать, а вот за Шампанским я сейчас в магазин схожу, — бросила она искушающий вид на Вадима.
Только сейчас они обратили внимание, что в воздухе зависло несколько куполов.
— Двадцать пять парашютов, — посчитал быстро Вадим и, склонившись над ухом Марты, — прошептал. — Ходить никуда не нужно, у меня в машине всё есть.
Марта понимающе кивнула ему и, проводив их взглядом до калитки дома, скинула маскировку с лица Берты. Та спала и, похоже, ничего не слышала:
— Ты проспала театр одного актёра, — разбудила она девушку, — а сейчас собирайся, лови такси и домой. Вечером я к тебе зайду и обстоятельно всё расскажу.
— Начало я слышала, — вытерла рукой пот со лба Берта, — а потом коньяк меня сморил. Я пойду быстренько ополоснусь и поеду. Разбитая я, от этого коньяка!
…Откуда ни возьмись мимо них, храпя и бросая с губ пену, проскакал рыжий конь. Натянув вожжи, на нём восседал в одних трусах мальчишка лет одиннадцати.
— Улюлю лю! — подстёгивал он коня и, врезаясь в гущу мальчишек, гонявших мяч на пляже, резко остановился. Как заправский ковбой он лихо соскочил с седла. Привязав коня к грибку, сам тут — же присоединился к футболистам.
— Вот моё такси, — смеясь, крикнула, Берта, да так громко, что мальчишка услышал её и, бросив футбол, направился к ней.
— До остановки двадцать рублей, до перевоза тоже двадцать, — выпалил он. — У нас в парке такса намного выше, и то только за один круг. А я до места назначения доставляю.
— Берта прислушайся к предприимчивому мальчику? — вполне серьёзно посоветовала Марта, — пять минут и ты на волжской переправе. А там десять минут на Оме, и ты дома. Это намного быстрее и дешевле чем на такси.
— Берта соглашайся? — подхватил он редкое имя, — она дело говорит. Сейчас я берегом тебя вывезу туда. Даже вожжи дам подержать.
  Она не полезла в речку, а поддалась уговорам Марты и мальчика. Он помог ей забраться на коня, затем запрыгнул сам и на весь пляж гаркнул:
— В рот тебе дышло бестия рыжая! — и следом выдал команду коню семиэтажным матом.
— Оригинально! — засмеялась Марта, — увидав, что после такого обхождения конь беспрекословно послушал мальчика и резво тронулся с места.
Верхом на коне мальчик увёз Берту на перевоз к волжской пристани.
Марта валялась под солнцем и наблюдала за домом. Вадим появился минут через сорок, с элегантной совсем зрелой, на вид полувековой женщиной. Они проследовали к Мерседесу и сели в него:
«Неужели отчаливает? — испугалась она. — Выходит, все мои усилия коту под хвост ушли?»
Но машина стояла на одном месте, не думая трогаться. Они о чём — то мирно беседовали, что успокоило Марту, и она приняла позу отдыхающей.
Марта лежала спиной на песке, укрыв лицо газетой. Заслышав его шаги, она скинула с себя газету и перевернулась на живот.
Он сразу обратил внимание, на бесследное исчезновение подруги Варвары. Она не оставила на пляже ни своих следов на песке ни вещей.
— Утонула или десант с неба похитил? — показал он на место, где лежала Берта.
— Мне твой юмор нравится, — замотала она по-детски ногами, — а подруга выспалась и заторопилась домой. Меня звала, но я твёрдо решила пока не выпью Шампанского с интересным мужчиной, моей ноги не будет на том берегу Волги.
— Я готов хоть сейчас, — загорелся Вадим, — но может, съездим на Волгу, досмотрим парад?
— А думаешь, стоит?
— Ну, если у тебя желания нет, то давай на остров съездим? Там можно хорошо отдохнуть, мяса пожарить, ухи сварить.
— Это уже заманчивее, — подсела она к нему, — а где ты мяса и рыбы возьмёшь?
— Мяса купим на рынке, а рыбы наловим. Я сейчас только предупрежу, чтобы нас ждали там. Альбину можно с собой взять, пускай с нами развеется.
Марта была не против Альбины, но на всякий случай спросила:
— А она тебя стеснять не будет своим присутствием, когда мы будем пить на брудершафт.
— Она рыбу умеет и знает где ловить, а нашим контактным поцелуям она препятствовать не будет. — Он задумался и добавил, — и обсуждать тоже не будет. Ты ей понравилась.
— А тебе?
— Лишний вопрос, — смело заявил Вадим, — если я пришёл к тебе, могла бы и не задавать его.
— Молодец! Хороший мальчик! — погладила она его по голове. — Зачем ждать сплетения рук с бокалами, когда и сейчас можно перейти на «Ты» и она неожиданно чмокнула его в щёку.
Он не смутился, а схватил её за плечи, и глубоко заглянув ей в глаза, сказал:
— Я утону сейчас в твоих глазах, — и тут же спросил. — Ты кто Варвара?
— Варвара я! — поцеловала она его в глаз, — или тебя интересует, откуда я знаю Севу, — бывшего укротителя тигров, ныне криминального авторитета?
— И это тоже? — обмяк он после её поцелуя.
— Сева когда-то был в дружеских отношениях с моим покойным мужем, и мы часто не только встречались в одной компании, но и неоднократно ездили отдыхать вместе в Сочи. Он был хорошим компаньоном, а вот его друга пасмурного я не знаю.
— Я ни того ни другого не знал, до вчерашнего дня. Второй мужчина — это Захар, — известный вор в законе, — после чего он немного задумался и сообщил. — Отец Альбины тоже носил такой титул.
Марту от такого известия словно подкинуло. Она вскочила с песка и начала быстро одеваться:
— Я готова ехать за мясом прямо сейчас, — и посмотрев на недоумевающего Вадима, спросила. — Или ты передумал?
— Нет, конечно, — замотал он головой, — какой же дурак откажется получить позитивный заряд, находясь в обществе с самой звёздной женщиной в мире!!!
Сказав это, он поразился своей находчивости и смелости, не понимая, что с ним происходит. Никогда с ним такого не было, чтобы он вот так просто без трясущихся поджилок разговаривал, с незнакомой женщиной и не просто женщиной, а красавицей, — при этом, не подвергаясь никаким комплексам заторможенности.
— Немного усилий, внимания и ласки с твоей стороны и эта звезда будет светить только тебе и никому больше! — выразительно ответила она, смотрясь в маленькое зеркальце.
Эти слова чудесным образом подействовали на него. Схватив Марту за руку, он потащил её к машине. Понимая, что такой откровенный ответ может в корне изменить его жизнь.

ПОД ОТКРЫТЫМ НЕБОМ

      Вадим с Альбиной бегали с удочками от бочага к бочагу, пытаясь наловить рыбы для ухи. Время было не для клёва, и рыба плохо шла на крючок. А Марта с Карпом примостились на небольшом песчаном обрыве. Рядом с ним стоял нагруженный берёзовыми дровами катер Карпа. С кормы его был протянут смоляной канат и закреплён за выкорчеванную огромную дубовую корягу. Канат был словно живой, — при приливе ослабевал, при отливе вздрагивал и натягивался как струна:
Они сидели около костра вдвоём и беседовали. Карп был уже на взводе после обильного причащения водкой, но про костёр не забывал. Он периодически подбрасывал в него рядом лежавшие дровишки, не давая ему потухнуть.
— Не боитесь, что унесёт ваш катер вместе со швырком? — показала Марта на покачивающее судно, — и зачем вам столько дров?
— Катер никуда не денется, а то, что на борту находится это живые деньги. Я продаю эти дрова туристам, которых здесь в летнюю пору видимо-невидимо. Дубы рубить здесь категорически запрещено, да и горит дуб плохо. Приезжают же туристы сюда с сухим горючим, но что это за поход без искр и настоящих углей. Одна бутафория.
— Да здесь хмуро и бедно и ни одной души я не вижу, — возразила Марта, — и если бы не река и эти могучие дубы, — кивнула она дубраву, — то остров был похож на самые настоящие прерии.
— Хмур и беден, остров бывает только зимой, — сказал Карп Марте, держа в руке стакан с водкой.
— А зимой вы здесь живёте? — спросила Марта.
— Здесь зимой кроме моего брата никого нет. Он без семьи, вот и зимует здесь. А летом здесь приволье. Это тебе заезжей гостье может казаться остров уснувшим, а пройди за дубки или к озёрам там туристов и рыбаков как клюквы на болоте тьма — тьмущая. Меня не тревожат, знают, что здесь я представляю власть. Заезжают сюда и люди с шальными деньгами. Так просто от безделья и скуки. Пускаются здесь во все тяжкие, гуляя ночи напролёт. Гуляют неделями в угаре вместе со своими полюбовницами. Деньги спустят до копейки, а прийти в себя не могут после грехопадений и обильных пьянок. Полюбовницы в это время и сбегают от них. Вот тут их жёны и появляются, — собирают по острову своих блудливых мужиков, словно грибы. А денег то нет уже. Бывает, такого услышишь от разгневанных жён, что уши в трубочку сворачиваются.
— А водку они, где здесь покупают? — покрутила головой Марта, — магазинов я не вижу поблизости.
— Были бы деньги, а этого добра Варвара хоть залейся, — хмыкнул он. — Своего спиртного немало привозят, а если катастрофическая нехватка, то у меня на такие случаи про запас всегда припрятан ящик, другой. Да и до затона недалеко идти. Там водочка тоже продаётся. А народ я тебе скажу, денежный бывает. С севера приезжают, по вахтенному методу работают, месяц здесь, — месяц там. На отрыв ко мне как по графику появляются.
— Лучше бы на юг ехали с такими деньгами, — там красивее можно израсходовать их, — сказала Марта.
— На юг можно, конечно, уехать, но вопрос возвратятся ли они оттуда назад? — философски рассуждал Карп. — Здесь пропился, через реку переплыл, и ты дома или позвонил домой. На такси загрузили и опять дома.
— Я смотрю хозяйство у вас большое, тяжело одному управляться? — старалась поддерживать разговор Марта.
— Ты на мой укос не смотри, скотину мы не держим, кроме овец, гусей и одной козы. А сено я заготовил на продажу. На него спрос к осени большой будет.
Хозяйством в основном жена занимается. Сын заглядывает иногда. А главные у меня помощники внуки. Здесь живут всё лето, — Мишка Феликс и Васька. Младший Вася сейчас на лошади подрабатывает. На шоколадки себе копит, — громко засмеялся он и, выпив водку, закусил редиской. — Двое других на лодке на маслозавод поехали. Подрабатывают там тоже на время летних каникул. Завод им подсолнечным маслом платит, и денег немного дают. И все до одного рыбаки. Ловят грамотно, и бывает помногу. Излишки на рынок несут и назад ничего не приносят. Всё расходится в течение часа.
— А вот у наших рыбаков, похоже, удачи нет, что-то они задерживаются, — с сожалением вздохнула Марта.
— Рыба непременно будет! Альбина знает все секреты рыбной ловли. Опыт ей отец с малых лет начал передавать. А он рыбак известный на всю нашу округу.
— И вор в законе был известный! — обожгла его своим взглядом Марта.
— Я бы сказал великий! Ну и что? — потянулся он вновь к бутылке. — Мы все выросли на этом воре в законе, и никто из нас преступником не стал. Я думаю, что вор в законе, тот — же депутат, но своей думы. Их палата законов не издаёт, а блюдёт за соблюдением старых законов. Так и в Конституции России должен быть прописан главный закон ко всем статьям. «Не нарушай закон»
Она поняла, что нарвалась на словоохотливого мозгодуя разговорного жанра, который на острове порой испытывает голод от нехватки общения с людьми. А это значит, ей грозило быть рядом с ним бесплатным слушателем длительной лекции на политические темы, чего Марта терпеть не могла. И она налила ему из бутылки водки в стакан, решив таким образом побыстрее споить его.
Она и глазом не успела моргнуть, как он содержимое стакана вылил в себя и начал громко хрустеть редиской.
Она улыбнулась и спросила Карпа:
— Вот вы все росли на папе Альбины, а Вадим, почему от него ничего не перенял? Ведь он частым гостем был в его доме.
— Тут история другая совсем. Вадик — это белая кость! Он в садик не ходил в малом возрасте, в пионерские лагеря не ездил. Ему нянька нос утирала почти до окончания школы, вот он и рос таким. Короче говоря, лишён был детской свободы и многих радостей жизни. Сюда приезжал, от солнца прятался и к реке боялся подходить. Боязнь к реке у него произошла, когда он маленький спасая Альбину, сам как челюскинец оказался на льдине далеко от берега. Лет пять он не подходил к реке, — а потом мы с Альбиной здесь на мелком озере его не только отвадили от этой боязни, но и плавать научили. Сейчас он совсем мужчиной выглядит, но материться так и не научился.
— Это лингвистическое искусство совсем не обязательно мужчине постигать, изъясняться можно на языке Тургенева и Толстого, — вставила Марта.
— Это вопрос спорный, — засмеялся Карп, — мой рыжий Валет с места не тронется, пока его по матушке не обложишь. Особенно, не послушный он весной, когда время огороды пахать. Заявок много на него имеем, — двадцать соток вспахать тысяча рублей. Пашем не мы сами, но команду приходится давать или мне или Ваське. Больше он никого не слушает.
Марте всё больше и больше нравился этот добродушный толстячок. Это был прообраз настоящего русского мужика, — охраняющего матушку природу. Этакий, купчишка без бороды с предприимчивой хваткой. На таких мужиках до революции Русь стояла. Про них в народе говорят: «Из воздуха может делать деньги!»
Постепенно речь его была всё тише и тише и, повесив голову на грудь, он кулём свалился на скошенную недавно траву.
«Хорошо хоть не в костёр, — подумала Марта, — а то бы получился из этой туши гигантский шашлык. Я бы одна ни за что не вытащила из огня такого слона».
Альбина с Вадимом появились, когда Карпа свалила выпитая водка, и он спал на траве, иногда сгоняя от себя мух и слепней.
— Уже выпил всё до ухи, — посмотрела она на две пустые бутылки из-под водки и положила около костра завязанный пакет с живой рыбой. — Сейчас уху начнём варить и шашлыки жарить, быстро проснётся.
— После такой дозы, как — бы не пришлось его нам в дом всем тащить. Правда не так далеко, но всё же! — произнёс с досадой Вадим, — а в нем сто пятьдесят килограммов точно есть.
— Для него литр не доза, я его хорошо знаю, — взглянула Альбина на пьяного Карпа, — он через час проснётся, ещё попросит, а у нас нет больше водки.
— У меня коньяк остался, — вспомнила Марта.
Альбина принялась чистить рыбу, потом вымыла её и зашла в дом. Из него она вышла с котелком, ложками и тарелками. Уху Вадим никому не доверил готовить, от начала и до конца следил за процессом варки.
Действительно, как и предполагала Альбина от запаха, исходившего от ухи и мяса, проснулся Карп. Есть он не стал, а вот от коньяка не отказался. Выпив без закуски остатки коньяка, он смачно крякнул и, посмотрев с безразличием на богатый ужин, махнул рукой:
— А ну её, эту еду. Пойду я лучше из холодильника ещё бутылку достану, да прилягу под пологом, что — бы мухи не докучали. А вы тут отдыхайте. Если на ночь останетесь. Альбина найдёт вам место, где уснуть, и он посмотрел на неё, будто она была хозяйкой этой усадьбы.
— Мне, конечно, домой не мешало бы к вечеру попасть, — сказал Вадим.
— Посмотри на небо? — сказала Альбина, — солнце к зениту движется. Ещё час и наступит вечер, а мы ещё к трапезе не приступали. И куда ты поедешь после шампанского? До первого патруля и прощай права! Ты уж определись, что тебе в данный момент дороже или дела дома, или сахарные уста Варвары? Я вот лично намерена всю ночь у костра просидеть.
Марта бросила одобрительный взгляд на Альбину:
— Он давно уже выбрал второе, если решил мне отдых романтический под небом устроить, — и она, нагнувшись, дотянулась до бутылки, вручив его Вадиму.
Прошло полминуты, словно ракета с космодрома вылетела пробка из горлышка от Шампанского, и потекла пена похожая на вулканическую лаву извергающегося вулкана.
Альбина не смотрела на них и не видела их поцелуев. Она в это время прикладывала ладонь, к глазам делая её козырьком, и смотрела на грациозно проплывающие яхты и пассажирский трех палубник. Она деликатно отвернулась, когда стемнело и они полезли не в машину, а на стог сена. Мало того Альбина, зашла в дом к Карпу и, найдя в чулане старенький плед, бросила им наверх.
— Какая у тебя понятливая и культурная сестра! — говорила Марта, жадно покрывая его лицо горячими поцелуями.
Вадим, поняв, что может попасть в таинственное чувство Варвары, как власть над сильным полом, решил немедленно завладеть инициативой.
Его тело напряглось как у леопарда, готовящегося к прыжку, и он с лёгкостью подмял её под себя Его поцелуи и объятия были властными, будто он никогда не знаком был с робостью. От её талии руки плавно переместил к её сладострастным бёдрам. На своей спине он ощущал её ласковые и нежные пальцы. Марта была поражена такой разительной перемене и покорно раздвинула свои точёные ножки. Глубокий и сладостный стон раздался из её груди, когда Вадим увлёк её в ночной марафон любви, — к вершине, где хорошо виден Эдем. Изрядно помятая возвышенность утопила их в ласке, и спрятала не только от чужих глаз, но и не давала прикоснуться иногда пробивающемуся прибрежному ветру к их телам. А после они смотрели на ночное небо, прошитое звёздами и на большую луну, вдыхая благоухающие ароматы свежее скошенного сена. Им обоим было хорошо после длительного шквала наслаждений.
— Со мной впервые такое произошло, — признался он ей. — И это потому, что ты рядом. С другими женщинами всё протекает буднично, серо.
— Я знаю, милый, — прижалась она сильно к нему. — ты всё это время жил и не знал, что существую я. А я не могла предвидеть, что такой необыкновенный, сильный мужчина живёт со мной в одном городе. Скажи, а с женой у тебя разве такого чувства не бывает?
Вадим замялся от заданного ей вопроса и, посмотрев на луну, грустно ответил:
— Живя с любящей женщиной и не ощущая надлежащей взаимности, чувствуешь себя каким — то обманутым. Я с ней нежен, а она холодная с некоторых пор стала. И, между нами, всегда стояла преграда. Не бытовая, — и даже допустимая, любовная связь на стороне. Нет! Это далеко не так! Эта женщина вот уже почти десять лет заменяет мне мать. Мне кажется, она и воспринимает меня, как сына. Хотя мы с ней и ровесники, но это ничего не значит. Только сейчас я понял, что любви к ней у меня плотской никогда не было.
— Печально слушать такие откровения, — нежно гладила она его по лицу, — но ты можешь исправить положение, когда осмыслишь, что прекрасней любви в жизни ничего не может быть. С Ольгой надо расставаться. Видишь у тебя с ней ничего не получается, значит выводы пора делать. Зачем жить в браке, который счастья не приносит, — неожиданно сорвалось у неё с губ,
Но он восприняв её нечаянно оброненную фразу без удивления.
— Сколько Карпа знаю, он всегда словоохотливый был. Это он назвал тебе её имя? Что он ещё про неё рассказывал?
— Ровным счётом ничего, — отлегло у неё от души, — а имя ты её сам мне назвал около костра. А ещё ты сказал, что она пришла под утро с подругой и под хмельком.
— Это ты виновата, — прошептал он ей, прикасаясь нежно губами к её уху. — Я с тобой совсем голову потерял. Отчёта своим словам не даю, и даже не помню, что говорил. Ты действительно красива, особенно здесь под открытым небом в кольце трёх рек и в пуще пьянящего сена, от которого исходит колдовской запах.
— И твои словно тиски, объятия! — добавила она.
Он привстал немного, и откровенно любуясь ей, прикоснулся к её обнажённым грудям. Её упругое тело светилось серебром от полнолуния. А глаза были насыщены удовлетворением и блестели, словно огранённые алмазы.
— Ты Варвара, как звёздное небо! — поцеловал он её в губы, — как тихая Волга в ночи, как эта луна, которая окутала тебя серебром! Только с этой красотой я тебя могу сравнить сейчас. И мне кажется, что я словно из золотого кубка, усыпанного бриллиантами, отпиваю эту красоту, наслаждаюсь пьянящим душу нектаром! Даже не верится, что ты сейчас моя женщина!
Он чуть присел возле неё, продолжая вплотную любоваться ошеломляющим зрелищем. Она молчала. Слышалось только её тяжёлое дыхание. Потом она с соблазнительной хрипотцой выдохнула из себя воздух, обдав его запахом молочного ириса, и застонала, закрыв глаза.
Он не выдержал и вновь овладел ей.
Когда с Волги потянуло свежестью, а в небе начал пробиваться рассвет, он приятно уставший сложил свою голову ей на плечо. Спал он как ребёнок, тихо посапывая под характерный флейтовый свист одинокой иволги, где-то рядом притаившись на одном из самых высоких дубов. Марта лежала на спине и смотрела уже не в звёздное небо, а в хмурое, похожее на серое мышиное одеяние. Такое утро могло бы раньше ей испортить настроение, но сейчас она была счастлива как никогда. Её душа пела, словно весенняя трель сладкоголосых птиц. Она, часто делясь своим любовным опытом с подопечными девушкам, не могла им преподать того, чем обогатилась её плоть и душа в эту звёздную ночь. Такие ощущения на словах передать невозможно, — их можно только чувствовать!
Она осторожно убрала его голову со своего плеча и, приподнявшись на колени, осмотрелась.
Позади, стояла усадьба Карпа, — тихая, мирная напоминающая ей отеческий дом. И она, почему-то пожалела в этот миг, что на этой усадьбе не поют петухи. Их звонкое пение будило её в детстве по утрам и ей это очень нравилось. Но живя продолжительное время среди высоток большого мегаполиса. Чуть поодаль сплошной стеной стоит мрачная, словно мёртвая дубовая чаща, от которой даже звука шелеста листьев неслышно. Слева виден только один берег теперь уже родной Славки, — реки, которая познакомила её с этим милым ребёнком. Второй берег реки с колыхавшимися от слабого ветра кустарниками боярышника был спрятан за высоким и крутым обрывом. Справа могущественная веявшая небольшим холодком спящая Волга. Ещё немного проснётся она и проснётся город.
В двадцати метрах, напротив стога горел костёр, около которого сидела задумчиво Альбина и что — то делала со спиннингом.
Марта бесшумно оделась, чтобы не потревожить Вадима. Затем накинула одной освободившейся половиной пледа его голое тело и спустилась вниз, увлекая за собой большую охапку сена, чем вызвала небольшой шум, что заставило Альбину оторваться от своего занятия и поднять голову:
— Не замерзли там наверху? — спросила Альбина, когда Марта приблизилась к костру. — Вы так крепко спали, что не слышали, наверное, звука мотора лодки. Мальчишки приехали со стороны города поздно вечером. Остатки ужина со мной доедали, — объяснила она.
— Мы особо не прислушивались к посторонним звукам, — сказала Марта, — слушали только стук своих сердец, поэтому и не замёрзли. Но ветер с Волги всё равно ощущается.
— Я рада за вас, но ты Варвара если с ним не серьёзно, а только подразнить, то вам лучше больше не встречаться. Он очень ранимый, а тобой очарован. Если ты его когда-нибудь развернёшь от себя на сто восемьдесят градусов, то до беды недалеко. Может случиться трагедия. Он же диковатый с женщинами, а ты вчера его превратила в настоящего джентльмена. Для него это равносильно подвигу.
— Это он тебе сказал, что очарован мною? — поднесла свои ладони к костру Марта.
— Он бы мне мог этого и не говорить, я сама вижу всё, — сказала Альбина. — Когда мы с ним рыбу ловили, мне Вадим признался. Говорил, если ты ночью будешь его женщиной, то это будет на всю жизнь!
— Приятно слышать такие откровения, — улыбнулась она, — но я не игрунья по этой части. Скажу тебе по секрету, мне твой робкий братик такую ночь устроил, — она посмотрела на небо и добавила: — Такую ночь, что звёзды с луной спрятались от смущения! А я готова хоть сейчас забраться к нему на стог и упиваться им, пока мои струны не лопнут от бессилия. Но мне надо хотя бы к семи часам, но попасть домой.
— Об этом не беспокойся, в пять утра переправа заработает через Волгу. Я тебя на машине брата подвезу к ней.
— Это будет совсем, хорошо! — обрадовалась Марта, — а сейчас мне хотелось с тобой откровенно поговорить, но дай слово, что твое мнение обо мне не изменится. Разговор у меня будет серьёзный, и ты постарайся после повлиять на Вадима.
— Не люблю ни тайн, ни серьёзных разговоров от них веет интригами, которые душу сажей, мажут, — произнесла Альбина. — Давай оставим всё как есть, и не обижайся на меня? Мне за последние дни достаточно стрессов. А насчёт тебя, чтобы я не услышала и не узнала, мнение моё о тебе хуже не станет! Не может носить такие красивые и ясные глаза плохой человек. Вадим же, повстречав тебя, сам на себя может повлиять.
— Прости Альбина? Ты, наверное, права, — обняла её Марта. — Тогда скажешь ему, что я как отосплюсь дома, так и позвоню. Это будет где — то после обеда. И на всякий случай давай я скину тебе свой номер телефона. Мало — ли, что может случиться. А сейчас отвези меня, пожалуйста, к переправе?
— Рано ещё, давай лучше чаю попьём? — предложила Альбина, — а можно и Шампанского выпить, ещё одна бутылка осталась.
— Фу! — сморщилась Марта, — лучше чаю и достала из сумки влажные салфетки, которыми начала утирать лицо. Затем принялась подводить глаза, не забыв при этом и накрасить губы.
Альбина в это время пошла в дом за заваркой и питьевой водой. Назад она вернулась с двумя подростками в одном из них, она узнала вчерашнего наездника.
Он шёл, спотыкаясь о кочки в одних трусах, и недовольно тёр глаза, — видимо ему прервали самый сладкий сон. Позади него, махая связкой ключей, одетый в шорты и сетчатую майку следовал постарше паренёк.
— Это Мишка, — представила она мальчика постарше, — а это Василий, — положила на плечо наездника свою руку.
— С Васей я вчера успела познакомиться, — улыбнулась Марта, — он мою подругу на лошади до переправы отвозил. «Довёз хоть её до места назначения или потерял по дороге?» —спросила она.
— Доставил по высшему классу! «Что там станется с вашей Бертой», — прошепелявил он. — Пассажирка добрая попалась, полтинник мне отвалила и мороженое купила. А вы мне полтинник дадите?
— Дам, но за что? — рассмеялась Марта, — неужели и ты меня на лошади повезёшь до переправы?
— Мы вас с Мишкой без транзита до места доставим, на моторке.
— Это ещё быстрее будет, — заверила Альбина, — пять минут, и ты хоть на том берегу Волги, хоть на том берегу Славки.
— Нет на берег Славки мне нужно, к речному вокзалу меня отвезите? — осенило вдруг Марту, — прямо к гостинице теплохода «Калинин». Номер хочу один там навестить.
— Тогда сто рублей, — невозмутимо прошепелявил Васька, — и тут же получил подзатыльник от старшего брата.
— Слушать его бессмысленно, управляет лодкой не он, а я. А мне ничего не надо. Пойдёмте усаживаться.
— Я капитан судна, а ты рулевой — моторист, — заявил Васька, чем развеселил всех присутствующих.
Марта начала прощаться с Альбиной, но та вдруг вспомнила:
— Варвара, а номер телефона Вадика у тебя есть? Как ты ему позвонишь?
— Имеется, — улыбнулась она в ответ, — но я не Варвара, а Марта, — Вадим найдёт, как со мной связаться, если я вдруг потеряюсь.
Марта села в лодку, оставив стоять в недоумении на берегу Альбину.
Разрезая синеватую дымку тумана, поднимающего над Волгой, лодка, задрав нос кверху, скользила по воде, как спортивный глиссер и через десять минут подплыла к дамбе, рядом с теплоходом «Калинин».
У полуголого Васьки зубы стучали от холода и он, перекрестив себя руками, согнулся наравне с бортом, чтобы как — то согреться.
Выходя, Марта, сунула Васе купюру в пятьсот рублей:
— Спасибо капитан, и тебе Миша, что выручили меня! — поблагодарила она ребят.
При виде таких денег глаза у Васьки сделались как сливы. Он сразу купюру засунул себе под мышку и прижал эту руку как можно сильнее к своему детскому телу. Марта оборачиваться не стала назад, она тут же услышала звук мотора отчалившейся лодки и пошла берегом до гостиницы, не решившись покорять крутую, словно детский трамплин, дамбу.

СОГЛАСЕН НА МИКС

    Марта пальцами одним движением выбила дробь на двери каюты двадцать первого номера. За дверью послышалась возня и знакомые голоса. Щёлкнул замок, и на ширину ладони приоткрылась дверь. Перед ней предстал во всей красе полуобнажённый Георг. С испуганным лицом и трясущейся нижней губой он хотел сказать, что — то в своё оправдание, но было поздно, она его оттолкнула и переступила номер каюты. Бросила взгляд на постель и сразу встретилась взглядом с Гулей. Девушку похожую на цыганку с совершенно юным, как у школьницы — восьмиклассницы телом. Она была студенткой Сельскохозяйственного института и работала у Марты девушкой по вызову уже больше года.
Гуля до пояса лежала обнажённой. Нижняя половина тела прикрывала пожелтевшая от многочисленной стирки простынь.
Её нисколько не смутил приход хозяйки, и она, молча, показала на столик, где лежали две сотни долларов, давая этим понять, что она не зря время проводит, а работает.
— Вас на каникулы распустили? — спросила у неё Марта.
— Да. — Завтра уже не учимся, — ответила Гуля.
— Сегодня же уезжай в свой Арзамас и до нового учебного года, чтобы я тебя не видела.
— Я уеду Марта, но завтра, — сказала Гуля, — а сегодня я наметила выспаться здесь. Хочу до конца насладиться плеском волн.
— Ради бога наслаждайся, но только не захлебнись в этих волнах, — предостерегла Марта девочку, и, повернувшись к Георгу, презрительно бросила, — А с тобой мы дома поговорим. Ты плохо усвоил мою музыкальную грамоту. Я тебе сколько раз говорила, что в музыке престиссимо виртуозы применяют, чтобы предать произведению не только быстрый темп, но и нужную окраску. Хочу заметить, ты вовсе не виртуоз, а так дикарь — самоучка, пытавшийся исполнить полёт шмеля на балалайке с одной струной. Глупая и не разумная попытка. Зря я с тобой свою судьбу связала!
— Марта, но стоит ли из-за пустяка семейную проблему делать? — виновато промолвил он.
Она окинула Георга ещё раз презрительным взглядом и, потянув на себя ручку двери, спокойно бросила:
— Не стоит! — и вышла из каюты.
— Вот это я попал, — хихикнул после её ухода Георг и потёр свою небритую щёку.
В его смехе веселья не было, это скорее был не смех, а выброс жалких эмоций и досада. Досада на самого себя, что так неожиданно и глупо попал в лапы Марты. Предчувствие грозы от женщины, которую любит, он чувствовал нутром. Изучив горделивость её характера, он достаточно хорошо понимал, что за регулярное предательство ей с проститутками ему от серьёзного разговора с женой не уйти.
«Марта мне измены ни за что не простит, — пронеслось у него в голове. — Значит надо совершить для неё, что — то сверхъестественное! Обязательно такое придумать, отчего голова будет кружиться как на чёртовом колесе! А для этого нужно срочно ускорить операцию с журналистом. Пускай он поторопится с Пифагором, если ему дорога его, испаханная вдоль и поперёк жёнушка».
— Что ты пригорюнился дорогой, даже губки подковой состроил? — спросила Гуля. — На голгофу готовиться будешь? — съехидничала она.
— Молчи цыганское отродье! — зло сверкнул он глазами, — и не называй меня вне постели «дорогой». Тошнит от такой фальши! Делай, что тебе сказали, — собирай свои шмотки и вперёд на Арзамас!
— Я не цыганка, — надула губы девушка, — я аварка.
— Разницы нет, все вы черномазые, — огрызнулся он и забрал со столика двести долларов.
Гуля с сожалением посмотрела, как ушли её заработанные за ночь деньги и, осмелев, вгорячах бросила:
— Лучше чёрным задом сверкать, чем быть жадным евреем, как ты. Жалко вас Гитлер всех не перебил!
Девушка неразумно высказалась, так как это были её последние слова, которые она произнесла перед смертью. В гневе, он схватил её за волосы и ударил об угол столика. Тело её обмякло и рухнуло на пол.
Он вначале подумал, что она притворяется, так как крови совсем не было, только синеватый рубец в виде полумесяца образовался в области виска. Он потряс её за обнажённые плечи, но она никаких признаков жизни не подавала. Пульс тоже не прощупывался. После чего с ним произошла тихая истерика.
Слёзы немого отчаяния непроизвольно потекли из глаз, и подступившая судорога свалила его рядом с Гулей. Так он лежал несколько минут, после встал и, взяв на руки тело девушки, уложил его в постель и прикрыл простынёй, оставив на виду только её смоляные волосы. Он оделся, закрыл номер и вышел с теплохода, предупредив вахтенную, что в каюте чисто и прибирать не надо:
— По субботам и воскресениям у нас уборку не производят. Пора бы знать, — буркнула недовольно вахтенная, не знавшая, что одна из уборщиц придёт в восемь утра отрабатывать свой рабочий день за понедельник.
 Георг покинул теплоход и по трапу вышел на причал, затем по выложенной из бетона лестнице поднялся к проезжей части Набережной улицы.
Время было около семи утра, погода прояснялась, а у него в голове был сплошной туман. Он облокотился на парапет и, закурив начал соображать, что делать?
«Ехать к Марте и поплакать ей в жилетку, бессмысленно, — думал он, — я только больше разгневаю её. Кроме Марты никто Гулю со мной не видал, — это плюс. То, что Марта меня не выдаст, — второй плюс. То, что труп лежит в каюте, — это минус. Необходимо избавиться от тела, а это ночи надо дожидаться. Среди белого дня невозможно его вынести за борт теплохода. Озаботить надо Панду, подкину ему пару лишних тонн баксов, и он за один приём вынесет эти сорок пять килограммов. А мне надо нагнетать прямо с утра давление на журналиста и безотлагательно мазать пятки в Черногорию. Убийство дело не шуточное, выкрутиться тяжело будет. Хотя можно запросто сказать в оправдание, что девочка сама ударилась. Доказательной базы убийства этой студентки, для обвинительного заключения ни у одного следователя не будет. Но любое внимание следственных органов к моей персоне, могут вскрыть все аферы, и тогда прощай Черногория. — Здравствуй тайга, топор и пила!»
Он поймал такси и поехал в свой гараж за машиной.
Расплатившись с таксистом, он направился к своему боксу. Вылив из канистры остатки бензина в бак автомобиля, Георг завёл машину. Удовлетворившись работой двигателя, он плавно и бесшумно выехал. На выезде главных ворот Георг столкнулся со сторожем гаража Фёдором Ильичом, — набожным и считавшим себя ясновидящим стариком. У него была продолговатая совершенно лысая голова, как мяч для игры в регби, но зато брови отличались густой рассадой, — волосы такие всходы дали, что свисали с бровей бахромой и почти закрывали зрачки. Орлиный нос, реденькая бородка клином и постоянно сморщенный лоб в комок вопросительных морщинок, делали его похожим на Мефистофеля. Носил он повседневно чёрную рубаху и поверх её стеганую засаленную жилетку с множеством карманов, которая радужно блестела на солнце. В каждом кармане у него хранился талисман, от сглаза, от насилия, и так далее.
Завидев Мерседес Георга, он почесал поясницу и в первую очередь не ворота пошёл открывать, а подошёл к машине:
— Ты Гера грешен сильно, не гневи бога, поставь машину на прикол? — сказал дед выглядывавшему через полуоткрытую дверку автомобиля Нолю. — На покаяние ступай! — пальцем он пригладил свои брови.
— С чего ты взял Фёдор Ильич? — нахмурился Георг.
— Оболочка на тебе черней моей рубашки. На рани солнце возвещает, быть тебе до конца дней своих в рабстве и неволе, где тело бренное твоё примет адские муки!
— Ты что плетёшь, мухомор заплесневелый?
— Плетут паутину и лапти, а я вещаю. Хотя, что я перед тобой распинаюсь, ты не нашей, не христианской веры будешь. Ты же из Синайской пустыни — родственник Моисея.
— Бороду бы тебе выдернуть за такие вещания, — сорвался на крик Георг, — открывай ворота?
Дед ещё раз почесал поясницу и открыл ворота.
— Чёрт старый! — крикнул ему через стекло Георг, — гнать тебя надо отсюда колом осиновым, чтобы автолюбителям бед не каркал, — и надавил на педаль газа.
Заехав под Окский мост, он остановился и набрал номер мобильного телефона Вадима. Вызов шёл, но телефон молчал. Он сделал ещё несколько попыток и только на четвёртый раз послышался заспанный и недовольный голос Вадима:
— Слушаю, — ответил он.
— Слушай и мотай на ус, — угрожающе начал Георг, — предлагаю тебе микст ты и я, больше никто. А это значит, ты достаёшь фигурку Пифагора, и мы с тобой пристраиваем её в богатые руки. Навар от неё пилим пополам, как тебе моё предложение?
— Больше ты ничего не хочешь? — раздался в трубке голос Вадима, — может тебе Данаю Рембрандта из Зимнего дворца добыть?
— Напрасно, ты копытом бьёшь, — заорал в ответ Ноль. — Если тебя не устраивает такое выгодное предложение, то у тебя больше не будет вообще никаких вариантов, и ты тогда свою жену больше не увидишь живой. Она у меня и спрятана очень далеко и запомни в милицию пойдёшь, опозоришь не только себя, но и истлевшие мощи своего деда — чекиста. Я всему миру продемонстрирую, чем ныне занимается отпрыск ярого коммуниста. На всё пойду, чтобы тебя прославить на весь мир!
— Георг у тебя там случайно ничего не перемкнуло? — спокойно спросил Вадим, — ты несёшь какую — то ахинею. Ольга моя дома и ерундой не занимайся. И я тебе популярно в пятницу объяснил, что с тобой дел иметь не хочу. Насытился, уже по горло твоими общениями.
— Я к тебе тоже в друзья не набиваюсь, — скрипел зубами Георг, — дело сделаем и разбежимся по своим углам. Я даже гараж свой продам, чтобы не видеть твоей слащавой рожи. А Ольге прямо сейчас можешь позвонить, и ты услышишь её жалостливую арию. Потом мне перезвонишь.
Через минуту Вадим звонил уже Георгу:
— Я согласен на микст. Где я тебе могу передать Пифагора?
— Вот это другой разговор, — обрадовался Георг, — в восемь тридцать подъезжаешь под Окский мост и звонишь мне. Я буду рядом, понаблюдаю за хвостом. Если всё будет чисто, едешь за мной на место, где отдашь мне Пифагора и заберёшь Ольгу.
— Я буду! — коротко ответил Вадим, и отключил телефон.

КАПКАН

    Альбина кидала спиннинг в Волгу и небезуспешно. В пластмассовом ведёрке плавали четыре язя и два судака, не считая мелких окуней.
Вадим крепко спал, когда ему Карп крикнул, что машина разрывается от звонка мобильного телефона. Не увидав около себя прекрасной женщины, он посмотрел сверху, вниз надеясь острым взглядом её отыскать около костра или на берегу реки. Но в костре дымились одни головёшки, а на берегу кроме Альбины никого не было. Почувствовалось опустошение в душе и тревожное ощущение, что его безжалостно обокрали. Он с неохотой сполз со стога и, достав из машины телефон начал разговаривать. Звонил Георг. К его разговору прислушивалась удившая рядом рыбу Альбина. После чего он набрал номер Ольги и, услышав её плач и невнятную речь, громко крикнул в трубку:
— Ольга не переживай, я тебя скоро заберу!
Он без раздумий тут же перезвонил Георгу.
Альбина, увидав, что Вадим после телефонного разговора изменился в лице, смотала спиннинг и подошла к нему:
— Что — то случилось с Ольгой? — спросила она.
Вадим замялся и, посмотрев на Окский мост, хорошо просматривающийся с острова, грустно сказал:
— Кажется, пошли нежелательные выпады из-за Пифагора. Я вчера после обеда хотел его подарить Анне. Но она даже в руки его не согласилась брать:
«Говорит, что на таможне могут быть с ним проблемы, так — как вставлены в него редкие бриллианты».
А главное она мне сообщила из своих сугубо личных исследований, что он во благо идёт, только кристально честным людям. А замазанным людям, даже губной помадой, Пифагор может сослужить плохую службу. Я, конечно, понял, что она имела в виду под губной помадой, — это лёгкие прегрешения. После она мне честно призналась, что у неё в жизни было достаточно нежелательных чёрных пятен, поэтому брать в руки его категорически отказалась». А мне же кажется, что Пифагор вчера перевернул мою жизнь, влил силы, уничтожил смущение перед прекрасным полом и познакомил с Варварой.
— Если верить исследованиям Анны, выходит ты хороший человек с чистой совестью! — взбодрила его Альбина. — Только твою Варвару Марта зовут. Она мне призналась перед отъездом. Её Мишка с Васькой ранним утром переправили на тот берег к теплоходу «Калинин», на своей моторке.
— Марта говоришь? — подозрительно переспросил он, потом в изумлении поднял на Альбину свои глаза. — Теперь мне понятно происхождение этого звонка, — потряс он телефоном. Они сговорились, опутали меня. Варвара — Марта не просто так оказалась на пляже. У них была совместная, хорошо спланированная операция, чтобы отвлечь меня от будних дел и похитить Ольгу.
— Да твоя Ольга сама любого похитит, — не поверила Альбина.
Но Вадим не слушал её, он расхаживал босыми ногами по скошенной траве и, уставившись на стог сена, громко говорил, будто это был его собеседник:
— В мою голову эта средневековая дикость не вмещается. Отдать своё тело чужому и незнакомому дяде ради глупой цели, — это не только весьма легкомысленно, а просто чудовищно. Коварная и подлая женщина, а не Варвара, — исходил от негодования Вадим.
Альбина держала в одной руке ведро, в другой спиннинг и наблюдала за разгневанным Вадимом, не понимая причины его гнева, дожидаясь, когда колючая трава успокоит его нервы.
Но Вадим не успокаивался, входил в раж всё больше и больше и от набежавшей злости хотел забросить телефон в Волгу, но вовремя опомнился и бросил его на сиденье машины.
— Ты объясни причём тут Пифагор и, причём Марта? «Какая связка между ними?» —спросила Альбина, заметив, что Вадим немного успокоился.
— Я был в Германии, — это для меня была деловая поездка, а для одного вьющего около меня подонка, которого я взял в помощники, была предтеча к завладению Пифагором. Я в машине на панель прикрепил одну из копий Пифагора. Вот его она и заинтересовала. А в квартире у Анны под стеклом он заметил ещё одну из копий. Утром за шахматами, когда я спал, он от Анны получил исчерпывающую информацию вплоть до ориентировочной цены этого Пифагора. Естественно, цена вскружила ему голову. Да я, как назло, вспомнил, что мы с тобой, когда — то закопали фигурку вместе с зубом. То, что в землю мы спрятали оригинал, у меня сомнений уже не было. Анна сказала, что копии было всего две. То есть, одна копия у меня, вторая, у Анны, а в палисаднике значит, под землёй хранится настоящий Пифагор. Я по простоте душевной ему и проболтался. Вот он на меня и насел и Ольгу похитил.
— А причём тут Марта я так и не поняла? — развела руки в сторону Альбина.
— Причём, причём, — передразнил он её, — да жена она этого Георга! — задумался он. — Всё сходится. Ошибки здесь быть не может, — раздражённо ответил Вадим. – Интересно, что за подругу она прятала от нас вчера на пляже? — вновь заходил по траве.
— Её имя Берта, так Вася сказал. Он её до перевоза на лошади домчал. И она ему за это пятьдесят рублей дала.
— Тогда совсем горячо! — заволновался он, — с этой особой я тоже встречался. Имел счастье в прошедшую пятницу близко познакомиться с ней. Она приближённая Георга и Марты.
Альбина поставила ведро с рыбой на траву и рядом положила спиннинг:
— Ты остынь и напрасно не кипятись. Марта, возможно, здесь и вовсе не причём. Она на зорьке хотела со мной серьёзно поговорить, чтобы я оказала на тебя влияние. Я — то не думала, что разговор будет касаться ваших интимных отношений.
Альбина взяла ведро с рыбой, и часть воды вылила в еле дымивший костёр.
— Теперь мне понятно, — повернулась она к Вадиму. — Марта хотела через меня именно об этой серьёзной опасности предупредить тебя! Да ты и думать гадко о ней не смей! — успокаивала она его. — Посмотри на неё: ясные и красивые глаза, светлый ум, и она не заигрывала с нами, когда знакомилась. По крайней мере, мне так показалось. И ещё один немаловажный факт, — загадочно улыбнулась Альбина.
— Какой именно? — сбросил с себя он маску гнева.
— У нас с Мартой имеется общий знакомый, — это дядя Сева, — Никогда не поверю, что она не может знать, его как самого авторитетного криминала в области. Таких смельчаков не найдётся, чтобы встать на его пути!
Её глаза внезапно озарились догадкой, и она воодушевлённо заговорила:
— Мне теперь понятен был позавчера твой интерес к дяде Севе и Захару. Ты рассказывал о каком — то типе, который привязался к тебе словно репейная колючка. А также ты заикнулся о возможном обращении к ним за помощью. Это мы и сделаем сейчас, — обнадеживающе заявила Альбина. — Они и Ольгу твою освободят и твоего вымогателя накажут, — и она достала из кармана своего сарафана телефон.
— Не надо никому звонить, — взмолился Вадим, — у меня есть множество знакомых коллег деда. Если вдруг сильное извержение произойдёт со стороны Георга, то я обращусь лучше к ним. Они правомерно разберутся с моей проблемой. Вмешательство криминальных структур думаю в этой ситуации будет здесь излишним.
— Тогда вперёд Вадик! — сорвалась Альбина, — если ты веришь нашей краснознамённой и вероломной милиции, — то садись на своего мерина и в погоню за одуванчиком Георгом. Он сдует с себя белоснежную перхоть на их погоны, а потом приготовит из поцелуя иуды для милиции питательный шоколад Фриц Книпшил. Они будут его кушать и наслаждаться кулинарными способностями еврея. Нельзя нашей милиции верить! Это я усвоила с малых лет не только от своего папы, но и от твоего деда. Прислушивалась я к их разговорам и нередко. Папа мой всегда говорил так: — то, что блестит на погонах мента, значит, мужицкая кровь пролита! Он всегда считал, что мало в органах порядочных людей.
Вадим словно язык проглотил после её слов. Сразу замолчал и отвёл взгляд от Альбины в сторону. Ему казалось, что вмешательство криминальных структур может навредить не только ему, но и Ольге. Но было воскресение и те люди, к которым он мог обратиться могли быть на даче. А это значит, упустит драгоценное время. Он посмотрел на часы и, подойдя вплотную к Альбине, произнёс:
— Нет вопросов, Дед мысли умные часто выдавал, но тогда они мне казались горбатыми и деревенскими, так, как мой дед, боец невидимого фронта, выкидывал обратные лозунги: «Воцарение справедливости, — это блистательная доблесть милиции!» Тогда я верил ему и сейчас, впрочем, в его теории не особо сомневаюсь, но с народом трудно спорить. Сегодня народ не верит милиции. Поэтому я соглашусь с тобой, но это не значит, что я приму твоё предложение. Я сейчас поеду, избавлюсь от Пифагора и заберу Ольгу. Если я тебе не позвоню к обеду, то знай со мной, что — то случилось. Тогда я во всём полностью полагаюсь на тебя! Приступай выводить свою тяжёлую артиллерию!
Он обулся и поехал к Окскому мосту, который находился в областном центре у слияния двух рек Волги и Оки. Через час, подъехав под мост, он набрал номер Георга. Тот долго ждать себя не заставил, подъехал буквально за полминуты и приказал Вадиму ехать за ним. Георг ехал не спеша, наблюдая, нет ли за ними хвоста. Хотя он полностью был уверен, что в милицию, Вадим не заявлял, а если и заявил, то отговорка у него была весомая — пьяная и неверная жена решила ошкурить своего скупого мужа.
«Только бы драгоценного Пифагора забрать, и избавится ночью от трупа, — размышлял он, — а этих супругов Панда подержит, пока я не покину с Мартой Россию. А там сам пускай решает, что делать? Мне уже будет всё равно! Пифагор меня с Мартой сегодня примерит. Она любит камушки и невинную измену простит мне».
Когда они подъехали к дому, где находилась Ольга. Георг первым вышел из машины и потребовал у Вадима показать Пифагора.
— Я тебе не только его покажу, но и отдам, когда Ольга будет сидеть у меня в машине, — требовательно заявил Вадим.
— Иди и забирай её сам, она пьяная, как свинья спит на полу. Я её не потащу, — ответил Георг и, посмотрев на окна дома, увидал маячившего там Панду.
Вадим набрал номер телефона Ольги. Вызов шёл, но она не отвечала. Он взял из бардачка Пифагора и осмелившись, громко сказал:
— Пошли!
Вадим рухнул на мшистый пол, от удара по голове, как только переступил порог дома. Сознание он не потерял, но противостоять двум крепким мужчинам он не мог по той причине, что драться ему не приходилось за свою жизнь. За считанные секунды он был лишён передвижения и голоса, — ноги, руки и рот были скованные скотчем.
— Бросим его к жёнушке? — спросил Панда.
— Она, в каком состоянии?
— Перепилась, как падла и облевалась, но мычать может. Не давалась мне сука, ни за какие деньги, палец до кости прокусила, — показал он опухший палец. — Пришлось связать её и учинить уговор с пристрастием.
— Вот этого не надо было делать! — скривил лицо Георг, — они помогли бы нам сами завладеть не только их квартирой, но и всем состоянием. Сам всё испортил, теперь их надо уморить здесь и в лесу закопать.
И он, нагнувшись, подобрал с пола выпавший у Вадима свёрток. Развернул его и, поцеловав сверкающие глаза Пифагора, радостно сказал:
— Вот это, то, что надо! А то мне старый хрыч беду, кликал с утра, а про удачу и словом не обмолвился, — и покосился на связанного Вадима. — Ну, что журналист, не хотел по-хорошему дело со мной иметь, теперь обижайся на самого себя. А жизнь твоя и Ольги отныне зависит от него, — указал он на Панду. — Он вообще — то сговорчивый мужик, может тебя и помиловать, если ты послушным будешь.
Вадим лежал на полу и глаза его взывающее просили слова, но рот был скован скотчем:
— Что покалякать хочешь со мной? — присел перед ним Георг. — Будет у тебя ещё на это время, а сейчас дослушай меня, только не плачь от досады?
  Вадим за свою жизнь первый раз попал в такой переплёт. И как себя вести в этой ситуации он просто не знал. Он жалел только об одном, что не принял сразу предложение Альбины. И в данный момент он с мольбой смотрел в глаза Георга, чтобы тот хоть на минуту снял с его рта эту липкую плёнку, после чего он смог бы Ноля припугнуть авторитетными людьми. Но Ноль только крутил перед его лицом фигурку Пифагора и как на грех злорадствовал:
— Ольгу свою жалко или себя? Себя пожалей, а о ней забудь. Бабы — самые низшие существа на земле, и слеплены они не из арматуры Адама, а из мусора. От них прок один на земле, — вовремя и правильно раздвигать ноги. За это мы мужчины и содержим их. Профура она у тебя знатная. Ребёночка хотела от меня заиметь и спала более полугода со мной. И не только со мной, — я ей торговал, как хотел. Думаешь, она с каких доходов добавила тебе на машину? С торговли твоими чаями? Нет, журналист! Она была самой яркой и востребованной проституткой в моём приюте для сексапильных барышень. В день по пятьсот долларов срубала с клиентов. Те девочки, что были с тобой, — это были её ученицы. У Ольги они постигали азы техники секса. Я её завербовал давно и, она мне во многом помогала. Цель — то моя была вначале не Пифагор, а твоё состояние. Семейный ваш брак хотел оформить по закону, а потом тебя в бетон залить и в илистое дно реки опустить. А я бы потом зарегистрировал брак с Ольгой и напустил бы на неё с десяток половых гигантов, чтобы трахнули её до смерти. И я обладатель всего твоего богатства. Чисто и безболезненно. А тут Пифагор мне все карты перепутал, — он покрутил ещё раз перед глазами Вадима фигуркой и, встав, довольно улыбнулся:
— Свои реплики позже мне озвучишь, — и повернувшись к Панде, сказал:
— Пошли, посмотрим на королеву секса? Что — то притихла она совсем, дуба случайно не врезала?
— Я ей пасть залепил, — ответил Панда, и толкнул ногой ведущую в следующую комнату, разбитую дверь.
Она валялась на соломенном тюфяке, совершенно голая, глаза её были закрыты, а руки связаны за спиной. Георг приблизился к ней. Волосы её были изрядно подпалены, тело было посиневшее от физического прикосновения. Изобразив на своём лице отвращение, он плюнул на мшистый пол.
— Панда и это ты называешь уговор с пристрастием? — укоризненно посмотрел он на своего компаньона, — да она у тебя полумёртвая.
— От водки отойдёт и оживёт, — оптимистически заявил Панда, — ей уже интересуются.
— Кто, — испугался Георг.
— Марта твоя звонила перед твоим приездом, но отвечал ей я.
— Марта — это не страшно, — успокоился Георг, — а что она тебе говорила?
— Спрашивала, как у меня оказался телефон Ольги. А я ей ответил, что Ольга работает с диким клиентом. А я охраняю её рядом вместе с её телефоном. И всё, больше никаких базаров не было.
— Ладно, ты тут смотри за ними, вечером я приеду к тебе. Нужно будет ещё одно дело провернуть. Давай на улицу выйдем, а то тут у тебя затхлостью какой — то воняет, дышать невозможно.
Они вышли из дома:
— Что там за дело ещё появилось? — закуривая сигарету, спросил Панда.
— Это я тебе вечером расскажу, а сейчас загони его машину во двор, чтобы она на глаза случайным пешеходам не лезла.
— Здесь тупик, — озираясь вокруг, сказал Панда, — а я кроме тебя в гости никого не жду.
— С Ольгой придётся кончать, — приказным тоном заявил Георг. — Бабы народ непредсказуемый, они таких обид никому не прощают. К тому же Ольге нечего боятся, у неё хвост не замаран, как у журналиста. Оживёт, обязательно заявит в милицию, и тогда накинут на тебя металлические браслеты лет примерно на десять — пятнадцать, а может и больше?
— Не много ты мне насчитал, «гражданин судья?» — иронизировал Панда.
— А ты сам вникни: — незаконное лишение свободы, лет на пять потянет, изнасилование в жестокой форме тоже на червонец тянет, не меньше. И никаких при этом смягчающих обстоятельств вам подсудимый не будет.
У Панды от таких цифр зубы застучали, и он зафиксировал нижнюю челюсть пальцами руки.
— А что ты напугался, будто не приходилось тебе убивать. Один два трупа разницы нет, — главное не попасться, — засмеялся Ноль.
— Оно, конечно, правильно, но это дополнительный заказ, — хитро прищурился Панда, — значит, дополнительный бонус должен быть.
— Поработай с журналистом, чтобы расписку написал на моё имя, что всю свою мебель он продал мне, а тебе оставшееся имущество. Я думаю, у него выбора нет, и он охотно согласится. К тому же квартиру мы ему оставляем. — Он сощурил глаза и добавил: — Пока оставляем, а там жизнь покажет.
— А это идея! — щелчком Петя Панда выбил сигарету в сторону огорода. — В этой хате есть, чем поживится!
— Я бестолковых планов никогда не разрабатываю. «Учись Петя! — самодовольно произнёс Георг, — а вечером я бланки привезу с печатью нотариуса». Ключи у Ольги не бери, закопаешь её вместе с ними, мы воспользуемся ключами журналиста.
ТЫ ДОБИЛСЯ ЧЕГО ХОТЕЛ
Не думал и не гадал Георг, когда садился в автомобиль, что его самого спеленают, да так быстро, что он и опомниться не успеет.
Альбина после отъезда Вадима, вспомнила, что в её телефоне записан номер Марты, и она сразу связалась с ней.
— Марта я тебя не разбудила? — спросила она.
— Спать ужасно хочу, но не спится, — ответила Марта, — сейчас приму снотворное и прилягу.
— Не спеши пока? Я знаю, кто ты, и знаю, кто такой Георг. Но не знаю за твоей спиной или вы все вместе похитили Ольгу, — Вадима жену.
— Вот этой выходки Георга я предусмотреть не могла, — спокойно проговорила в трубку Марта. — Думаю, с ней ничего страшного произойти не может. Георг трус и подонок с атрофированными мозгами, и он дохаживает последние дни на свободе. Возможно, даже завтра его арестуют? Но поверь мне? — Я ни при каких обстоятельствах не связана с Георгом по этому гнусному делу, хотя догадывалась, что Вадиму грозит опасность, поэтому и хотела поговорить с тобой на эту тему.
— Я это поняла, но поздно. Вадим сейчас поехал к твоему мужу обменивать Пифагора, на Ольгу. Сейчас они едут по кировской трассе в сторону города Семёнов.
— Тогда я знаю, где они держат Ольгу, — уверенно сказала Марта. — На этой трассе есть посёлок «Неклюдов», с бросовым домом одного нашего знакомого. Только там она должна быть! Но ты не унывай и связь со мной не теряй? Звони мне каждый час. А я со своей стороны пробью Ольгино место нахождения. Узнаю действительно она там или нет?
— Хорошо, — согласилась с ней Альбина.
Марта не легла спать, а сделала звонок на Ольгин телефон, где услышала противный голос Панды. В этот момент она поняла, насколько положение Ольги и Вадима усложнилось. Не дожидаясь, когда ей позвонит Альбина, она, не раздумывая связалась с ней.
— Мне эта ретроспектива с Пифагором не нравится, — сказала Марта Альбине, — только мы с тобой можем повлиять сейчас на ситуацию. Не будем бить громко в барабаны, давай обратимся к Севе. Он только пальчиком пошевелит, и Георг в лучшем виде предоставит нам Ольгу. А может даже и Вадима придётся выручать?
— Полностью с тобой согласна, — приняла её предложение Альбина. — Я Вадиму об этом уже говорила, но он о криминале ничего не хочет слышать. Не благоволит он совсем к нему. А милиция может перекрутить это дело в свою пользу. Завтра твой Георг заплатит выкуп и продолжит тянуть жилы с Вадима. Я сейчас позвоню дяде Севе, и мы с тобой встретимся на том берегу Волги.
— Подъезжайте к теплоходу «Калинин», Георг был ночью там, — в двадцать первой каюте с девочкой забавлялся. Думаю, она ещё в каюте находится. Надо её расспросить, возможно, мой муж ей что — то рассказал, о своих планах на сегодняшний день. Я буду вас ждать рядом в летнем кафе.
Марта не стала прихорашиваться, влезла в лёгкие шорты и на плечи накинула клетчатую блузку похожую на мужскую сорочку. Когда она на такси подъехала к теплоходу «Калинин» то джип Захара уже стоял там. Кроме него в салоне сидел Артист и ещё один мужчина примерно тридцати лет с угрюмым лицом.
— Вы так быстро приехали с того берега? — удивилась Марта, — я думала, мне вас ожидать долго придётся. Тогда пошли в номер?
— Садись в машину, — открыл перед ней дверку Сева.
Она покорно села на заднее сиденье около угрюмого мужчины и положив руки на плечи артисту, спросила:
— А где Альбина?
— Присутствие Альбины здесь совсем не обязательно, — вместо Севы ответил Захар, — как и твоё тоже. Сейчас поедешь вместе с Севой к себе домой, и будете дожидаться там Ноля. Вдруг мы разъедемся. Вот этот дядя Юра Занос, — кивнул он на угрюмого мужчину, — он знает и Панду хорошо и с твоим мужем знаком. До посёлка мы знаем, как добраться, а найти там бросовый дом, раз плюнуть.
— Георг здесь на теплоходе утром был, — сказала Марта.
— Возможно, и был раньше, а сейчас, кроме трупа молодой девушки и криминалистов в двадцать первой каюте нет никого.
У Марты от такого известия сразу засаднило сердце, запылали щёки и на глазах появились слёзы:
— Девушка чернявая? — шёпотом спросила она.
— Её вынесли укрытой простынёй, и мы туда не заходили, — отрезал Сева. — Убийство или несчастный случай произошёл с ней, это прокуратура установит, и уж тогда милиция в любом случае на твоего мужа выйдет. Может и не сегодня, а завтра это точно! Он тут фигура заметная. Наша задача сейчас опередить милицию. Если они нас опередят, то мы с него ничего не получим. Твой пархатый муж залез в воровской карман. Он нагрел несколько фирм, которые мы опекаем. Возможно, он и не знал, кого на обезжиренную пищу сажал, но сейчас это значения никакого не имеет.
— А Вадима с Ольгой спасать? — недоумённо спросила Марта.
— Всё будем делать параллельно, — объяснил Сева, — но телефон его пока молчит. Не исключено, что он сейчас в погребе, где — то сидит.
— Можно проще сделать, — предложила Марта, — я звоню Георгу и вызываю его домой или приглашаю сюда в кафе. Скажу, в квартиру не могу попасть, так — как ключ потеряла. Он обязательно на всех парах примчится сюда.
— Стареть мы с тобой брат стали, — взбодрённый такой подсказкой, одарил артист Захара широкой улыбкой. — совсем из головы выпали достижения информационно технического прогресса.
— Давай Марта звони ему? — заторопил он. — Скажи, что ждёшь его в кафе «Викинг», там мы его под белые ручки и прихватим. Сейчас время уже десять часов — значит двери в кафе открыты.
Они отъехали от Набережной, и вскоре Марта сидела в глубине кафе, совершенно одна. Артист со своими друзьями наблюдали за Нолём на улице из салона джипа.
Марта не трепетала от страха, она знала, что своими действиями не предаёт своего мужа, а просто-напросто закапывает живьём ненавистного ей человека, преступника, которого терпела больше трёх лет. Ей надоело перед ним притворяться и изображать любящую жену. Она давно таила внутри себя план, как технически правильно уничтожить его. И вот этот день настал!
«С этими ребятами он одними тумаками и деньгами не отделается, — размышляла Марта, — его они разведут по полной программе. Заберут у него всю его недвижимость. Ну и пускай, я голой не останусь. У меня дом есть, квартира и вилла в Черногории. Не пропаду. Надо только на время Берту приостановить, не время сейчас визиты прокуратуру делать. Пускай Сева выпотрошит Ноля до самого последнего пёрышка, а потом уж и в прокуратуру можно сходить. А я за это время должна с Вадимом объясниться. Уверена, что всё хорошее в моей жизни будет, именно то, что связано с ним!»
Георг вошёл в кафе взъерошенный и возбуждённый. Рубашка нараспашку, на волосатой груди словно маятник, качается золотой кулон с изображением шестиконечной звезды. Он шёл к Марте быстро и уверенно, не чувствуя себя виноватым за утренний конфуз на теплоходе. В руке нёс, словно корону Российской империи фигурку Пифагора.
— Я сказал, что своего добьюсь! — поставил он перед Мартой фигурку. — Смотри, каковы камушки? — отодвинул он шумно стул и сел на него. — Хоть это и не синий бриллиант Хоуп, но красоты скажу, тоже невиданной! Поверь мне, я эту науку частично проходил. Таких бриллиантов тебе точно не приходилось видеть! Заживём теперь с тобой как шахи! Сворачиваем все дела здесь и вперёд за огромным счастьем в Черногорию!
Марта без единого слова доедала салат из свежих огурцов и, изобразив на лице безразличие, отодвинула от себя Пифагора и принялась пить кофе:
— Ты очень последователен, ничего не скажу. Просто молодец! — вымолвила она, — но принесёт ли Пифагор тебе радость, это вопрос?
— Ты что Марта, да это бешеные деньги! — привстал он со стула.
— Верю, — сверкнула она своими глазами, — но и верю в то, что этими бешеными деньгами ты никогда не воспользуешься. Ты добился, чего хотел! Ты знаешь, что тебя по городу разыскивают воры в законе?
— Не — не — не может быть Марта? — заикаясь, произнёс он. — Ты разыгрываешь меня и мстишь за свою девочку.
— Девочка уже не моя, — она на небесах и думаю, свою душу, Гуля богу отдала при твоей активной помощи. В данный момент в каюте работают следственные органы.
— Она сама поскользнулась на мокром полу. Я в её смерти не виноват!
В этот миг на его лице появился испуг и притворная наигранность. Но Марта хорошо знала Ноля, она по выражению его лица могла прочитать все его замыслы.
— Мне ты можешь не рассказывать эти сказки, девчонке жить бы да жить, — распекала она Ноля. — На третий курс института перешла, а ты изверг навеки закрыл её веки.
— Меня мало волнуют её веки, — постучал он кулаком себя в грудь. — Я тебе клянусь в её смерти, моей вины нет. Ты лучше признайся мне, — насчёт воров ты пошутила?
— Мне не до шуток сейчас, — снисходительно посмотрела она на него. — Ты мне говорил, что Вадима прощупал от пяток до корней волос. Считал его слащавым интеллигентом, а теперь посмотри, кто за ним стоял, — и она кивнула на приближавших трёх авторитетов.
Георг и повернуться не успел, как две тяжёлые руки припечатали его голову к столу.
— Ключи от машины Нольбаум? — требовательно протянул свою руку Юра Занос, откуда — то узнавший первоначальную фамилию отца Георга.
— В кармане, — словно в конвульсиях забилось его тело.
— Смотри не обделайся от страха, — сорвал с него золотой кулон Сева, — ты нам пока чистый нужен. А ключи от своей машины Марте отдай, ей незачем слушать наши разговоры. Пускай домой едет.
Захар, остановил свой взгляд на античной фигурке. Синие переливающие лучи ударили ему по глазам. Он, как пригвождённый смотрел на Пифагора, не трогаясь с места, но быстро отошёл от оцепенения и без излишних расспросов взял его со стола:
— Времени нет восторгаться этой красотой, — посмотрел он на Марту, — но вещь стоящая, тут вопросов нет. Я её сам передам Вадиму.
— Как хотите, — сказала Марта, — но только сделайте, так чтобы я этого ублюдка, хотя бы неделю не видела, — кивнула она придавленную руками голову Ноля.
— По ситуации видно будет, — сказал Захар, — возможно и дольше не увидишь.
— Спасибо! — улыбнулась она Захару, и чтобы слышал Георг, громко сказала: — Передайте Вадиму, чтобы равновесия не терял и, что я жду его у себя дома!
Марта сама залезла к Георгу в карман и, достав ключи, покинула ресторан, при этом, не делая попытки, обернутся назад. Она знала, что ни на его судебный процесс, ни тем более в тюрьму на свидание к нему не придёт. Для Марты больше Георг Ноль не существовал. Она настраивала себя на другую жизнь. Ту жизнь, которая будет переполнена счастьем и взаимной любовью.
После того  как только Марта отъехала от Набережной, Георга завели в машину, и он беспрекословно показал дорогу к дому, где находились под охранной Панды, Ольга с Вадимом.
Панду застали врасплох. Когда они зашли в дом, тот в это время тешился над безжизненным телом Ольги. Вадим в это время связанный катался по полу.
Его сразу освободили, а Панда получил от Севы сильный удар в шею, отчего тот опрокинулся на пол и начал корчиться от боли.
— Её надо в больницу, — сказал Захар, пощупав на руке Ольги пульс, — она тяжёлая — может не выжить. А нам эта проблема не ко двору. Менты обязательно дознания будут проводить, как да что? Тогда придётся и этих тварей сдавать в их руки, — сверкнул он грозно своими глазами на Георга. — Что будем делать?
— Спасать нужно девчонку в первую очередь, — заявил Сева, — воровской закон для тебя свят. А я могу его, и обойти, и никто мне предъявить не сможет ни чего за мой поступок. Я уважаю, ваши законы Захар, но я анархист и у меня есть свои понятия на такие ситуации.
— Я отвезу её в больницу, — склонился Вадим на колени перед Ольгой и, увидав в углу несколько свежих пустых бутылок, произнёс:
— Да она пьяная.
— Это Панда её поил и издевался над ней, — взвыл Георг. — Я ему категорически запретил её и пальцем трогать. Мне Пифагор только был нужен, больше ничего.
Тут зашевелился Пётр Панда, и со стоном держась рукой за шею, сделал попытку встать. Но удар он видимо получил такой сильный, что вновь свалился на пол.
Валяясь на земляном полу, он показывал пальцем на Георга и, шипя говорил:
— Врёт он всё. Это он меня на передовую послал. Сказал, чтобы я сегодня замочил Ольгу, а потом собирался обчистить квартиру журналиста. А Ольга действительно пьяная, она одна литра полтора водки выпила.
— Ну, вот проблема снята, — обрадовано сказал Сева, заглянув Захару в глаза.
— Я бы в любом случае эту проблему разрешил на пять с плюсом, — кашлянул в кулак Заслон. — Я этих волков Ноля с Пандой собственноручно бы запряг в телегу и с кнутом бы погнал до сучьих апартаментов.
Он подошёл и замахнулся на Георга, но бить не стал.
Вадим в этот миг хотел подойти к Георгу и взглянуть ему в глаза, но чувство омерзения к этому трусливому и жалкому человеку остановило его. Захар же обошёл вокруг Ноля и, посмотрев, как тот дрожит от страха и изворачивается, не выдержал, свалил Георга ударом ноги на прогнивший пол:
— Зачем тебе этот Пифагор? — покрутил он перед распластавшимся Георгом фигуркой.
Георг, привстал на колени и протянул руки вверх, будто обращается с мольбой к богу:
— Мне не нужен больше этот древний грек. Он раньше Гитлеру принадлежал и за него любой коллекционер может заплатить миллион долларов, а то и больше!
— Кучерявая сумма, — сказал Захар и, передав Пифагора Вадиму, спросил: — Ему стоит верить?
— По моим данным, да! — ответил Вадим. — Мне эту чернильницу унаследовал дед Глеб. Она у него хранилась с середины шестидесятых годов. А вчера баба Наташа мне этого Пифагора вместе с письмом передала.
— Это мы уже знаем, — сказал Сева, — Альбина нам некоторые подробности рассказала. А ты сейчас отвези Ольгу домой и не забудь сегодня навестить Марту. Она очень просила.
Вадим довольно улыбнулся и, посмотрев последний раз в синие глаза Пифагора, возвратил его Захару:
— Мне он тоже больше не нужен, — возьмите его себе!
Через десять дней с высокого холма за городом старая восьмёрка угодит в реку Волга. Когда машину извлекут из воды, то в ней обнаружат два разбухших от воды трупа. Один из них принадлежал Георгу, второй Панде. В их крови судебной — медицинская экспертиза обнаружит повышенное содержание спирта в крови.
Следствие же на основании этой экспертизы поставит свой вердикт:
«Водитель находился в нетрезвом состоянии и не смог справиться с управлением, что привело к смерти, как водителя, так и пассажира».
После своего освобождения Ольга пролежала две недели в постели, а когда отошла от болезни, и тяжёлых мыслей, не выясняя никаких отношений с Вадимом, собрала свои вещи и уехала к себе на родину в Кострому. Во всём, что произошло с ней, — она обвиняла только себя.

ЭПИЛОГ

   Прошло более полутора лет после всех этих событий. Марта с Вадимом за это время не только посетили загс, но и обвенчались в церкви. У них родилась маленькая девочка Настя, крёстной матерью которой стала Альбина. Мать свою Вадим похоронил незадолго до рождения дочки. Вадим по-прежнему занимался своим бизнесом. С наступлением лета они собирались выехать в Черногорию и нередко заостряли этот вопрос за ужином. А пока они по выходным дням вместе с семейством Альбины навещали бабу Наташу и Карпа. Ловили там рыбу и варили уху. От бабы Наташи Вадим узнал, что Севу приговорили за какие — то тёмные дела к длительному сроку заключения, а Захар был убит и найден в Волге запутанным в сетях. В его убийстве обвиняли бывшего сотрудника руководящего звена МВД, который после совершённого им преступления скрылся вместе с Пифагором в Австрии. Вскоре просочился слух от Берты, работавшей в уголовном розыске, что тело этого сотрудника МВД выловят в водах Дуная, и дальнейшая судьба античного костяного и загадочного философа, казалось бы, на этом уже и оборвалась. Но письмо, полученное Вадимом от Анны, омыло его сердце жгучей и холодной волной, от чего он почувствовал тяжесть в голове и нервную дрожь в руках. Несколько раз Вадим перечитывал письмо один, а потом прочитал его для Марты.

Здравствуй Вадим!
Не знаю начал ты заниматься своим расследованием по поводу Пифагора, или нет, но на всякий случай хочу тебе скинуть некоторую информацию, которая думаю, вряд ли тебе поможет разобраться в исторической сущности чернильницы. Но отрезвить твою голову и избавиться скорее от Пифагора, — думаю, эта информация непременно должна!
…Перед новым годом получила известие через Интернет от французских служителей искусства, знающих при жизни и Кнута Гамсуна и Константина Бранкузи и многих других знаменитостей. Хочу тебе сообщить, что их слова отчасти подтверждает точку зрения генерала Березина, что чернильницу Пифагора изготавливал именно Константин Бранкузи. По их простой и немудреной рекомендации я в этом убедилась сама. Советую и тебе так — же проверить своё воображение:
Положи фигурку в горизонтальное положение и приглядись внимательно. Перед тобой будет лежать не античный математик, а настоящий мужской фаллос. Подобных работ у Бранкузи было не мало, чем и недовольна была порой общественность, но он на это не обращал внимания. Это был самобытный художник и не хотел быть похожим ни на кого.
Далее хочу тебе сообщить, и передать их послание не только слово в слово, но и о каждой букве не забуду. …В начале второй мировой войны Бранкузи из Парижа выезжал в Констанцу, где посетил местный некрополь. Ты, возможно, не знаешь такой важной детали, но фигурка помимо синих бриллиантов начинена, чьим — то прахом, имеющим дьявольскую силу. (Об этом мне рассказывал дядя Глеб) Это многому даёт объяснения: — возможно в Пифагоре находится прах самого Дракулы или ему подобных людей. Все драгоценные камни обладают неведомой колдовской силой, но синие бриллианты эта отдельная тема. Основываясь на гипотезу специалистов в минералогии с мировым именем, смею утверждать, что синий бриллиант счастья человеку не приносит. Все обладатели таких драгоценных камней погибали загадочной смертью. То, что именно Кнут Гамсун подарил Пифагора Гитлеру, это стоит под вопросом? Некоторые мои сведения имеют большие расхождения.
Например: — Лоне Шарль, — старый фотограф, а также бывший партизан французских Маков передаёт мне, что с довоенных времён находился в приятельских отношениях с французским скульптором Аалтоненом Вяйне (ныне покойным), так тот утверждает:
«Действительно, когда — то до войны, скульптор Аалтонен поделился с Бранкузи большим куском кости кашалота, для изготовления миниатюр. Это было при мне, но я сомневаюсь, что у Кнута Гамсуна и румынского скульптора были какие — то близкие отношения. Это были две противоположные личности. Мне по своей профессиональной деятельности приходилось делать фоторепортажи и того и другого, и не раз. И чтобы уловить дух общения между великим писателем и знаменитым скульптором я не обнаружил».
…Вадим этому человеку стоит верить. Он хоть и старый, но мозг у него вполне ясно работает!
…Второе послание я получила почтой, его прислал мне Плант Роже, — это старый искусствовед. (Сразу оговорюсь, ему тоже стоит верить) Он меня уверяет:
«Возможно, ничего общего у этих двух людей и не было. Но пути их однажды пересекались и сотворить из трёх компонентов идола смерти они могли. Хотя Кнут Гамсун, — фанатично преклоняясь перед Гитлером мог не знать, что Бранкузи таким образом пытается спасти человечество от коричневой чумы и конечно главного палача Адольфа Гитлера, подарив ему при помощи писателя это смертельное проклятие. Бранкузи точно знал, что Гитлер тяготел к искусству и мало того сам писал картины акварелью. Одним словом, смею вас заверить, что я их видал вместе в одном творческом обществе. А был ли у них совместный умысел мне не известно. Думаю, если действительно эта фигурка Пифагора стояла на письменном столе Гитлера, то аплодировать в большей степени надо скульптору Бранкузи. Сами посудите: если бы опальный писатель знал, какую бомбу он готовит Гитлеру, чтобы обелить себя перед родным народом, он бы смог на эту тему написать целую трилогию. Но, к великому сожалению, он после своей смерти даже никакой записки не оставил, что сделал, возможно, смертельный подарок Гитлеру. (Для него Пифагор был творением искусства, не больше). Спрашивается, а почему? Отвечаю, он был напуган после своего смелого некролога Гитлеру. Я его видал на судебном процессе в 1947 году. Мне показалось, что это был уже не творец, а выживший из ума старый человек».
…Вадим, опираясь на факты этих двух корифеев искусства, я считаю, тебе нужно аккуратней быть с Пифагором или совсем избавиться от него. Мировой истории пока доподлинно не известно ни о, истинной смерти Гитлера, ни о его приближённых, Геббельса, Бормана, — одни только домыслы. Геринг с Геббельсом, как известно всему мировому обществу, были отравлены. При каких обстоятельствах, истории — это так же не известно? Но, как бы то ни было, все они мертвы! Кто его знает, а не держали — ли все они в руках этого самого Пифагора?
И ещё хочу напомнить тебе, что эти оба великих человека Кнут Гамсун и Константин Бранкузи прожили долгую жизнь. — Первый 93 года, второй 81. И оба они не прекращали работать до самой смерти. Кнут Гамсун после принудительного психиатрического обследования в девяносто лет издал свою последнюю книгу. Но старость его разительно отмечалась от старости скульптора. Работы Бранкузи были востребованы во многих странах мира, книги же Кнута Гамсуна, напротив, во многих странах просто не печатали или вовсе были запрещены. Он ушёл в могилу не зная, простило ли его мировое общество, за идолопоклонство к Гитлеру? А этой милости он очень ждал, особенно от норвежского народа!
…Вадим, думаю, прочитав моё письмо, ты сделаешь для себя верные выводы. Буду, рада узнать, что я тебе в чём — то помогла. А вообще думаю, все материалы есть в архивах КГБ. Ведь самые важные записи генерала Березина, которые он вёл, остались в этом грозном ведомстве. Предлагаю тебе обратиться к ним, глядишь, может тебя допустят до архива.
А лучше забудь про Пифагора и живи спокойно!
Анна.

Вадим прочитал письмо и, передав его Марте, без сожаления сказал:
— Пускай этим занимаются теперь историки. Может Пифагор и каратель, но для нас с тобой он был удачливой свахой. Если бы не он неизвестно как сложились бы наши с тобой жизни!
— Я с тобой полностью согласна, зачем усложнять себе жизнь, какой — то костяшкой, — поддержала его Марта. — У нас осталась копия и этого нам вполне хватит.
В спальне в это время раздался плач маленькой Насти, и Марта взяв бутылку с молоком, ушла к ней, а Вадим ухватил с холодильника морской бинокль вышел на балкон.
Направив окуляры на остров, перед ним распахнулись иссиня — белые луга и дубрава, которая своими мощными разлапистыми ветками закрывала усадьбу Карпа. Совсем вдалеке на озере Ситном, где много водится карася, с сетями смело копошились два рыбака.
«Совсем осмелели браконьеры, — подумал он, — а впрочем, куда сейчас деваться простому русскому народу. Благо хоть река с лесом кормит, а то бы стоять около церкви с протянутой рукой».
Он перевёл бинокль на зеркальную гладь Волги. Она была свободной, словно вымершей, — даже рыбаков не было видать. Только два небольших судёнышка работающие по челночному методу сновали от берега к берегу, переправляя пассажиров с одного берега на другой. Зная, что из — за густой листвы деревьев не виден дом Кузьминых, он всё равно по старой привычке непроизвольно перевёл зрительные трубы туда. Затем начал блуждать по берегу Славки. У дебаркадера его дальнобойный бинокль наткнулся на бабу Наташу, сидевшую на старой скамейке, которую для неё, когда — то сколотил дед. Поседевшая, но по-прежнему милая, ухоженная и спокойная, она задумчиво смотрела вдаль реки, будто встречая деда с уловом.
Вадим знал эту её давнюю привычку. Она всегда раньше так делала и поэтому своей скамейке дала лирическое название «святая скворечня» и вместо молитвы она читала на этой скамейке небольшой стишок.

Здесь рядом вьётся Славка
Вода — прозрачнее стекла;
А я сижу в скворечнике,
Томлюсь и жду тебя.
Сижу в тоске над реченькой.
Бурлит она, бурлит
И сердце горемычное
Предательски болит.
Щебечут птицы ранние
В саду цветёт сирень
А я сижу в скворечнике
Унылом, но святым.

Этот стих был в тему и когда её спрашивали близкие ей люди, чьи это стихи? — она в ответ только безмолвно улыбалась, а после говорила:
— Неважно кто написал — главное звучит красиво!
Вадим убрал бинокль от глаз, приятно улыбнулся и вернулся к Марте:
— Собери мне, что-нибудь для бабы Наташи? — попросил он. — Я поеду, навещу её!
КОНЕЦ.