Ахматова

Приглашение на казнь. Испытание печалью.
В 1920 году Анна Андреевна Ахматова едет в электричке. Электричка,- ну что такое 1920 год - сидеть негде, стоять тоже. Она как-то сидела, но вышла покурить, вышла покурить в тамбур, в тамбуре стояли красноармейцы, курили, ругались матом. У Ахматовой не было спичек (спички дефицит в 20-ом году) и она прикурила папиросу от папиросы. И прикурила её в три затяжки, что было, в общем-то для тех папирос,  и для того года, и для тех красноармейцев, и для того облика, который предстал перед ними в лице Анны Андреевы Ахматовой, было каким-то, видимо, удивлением. Они начали хохотать и говорить друг другу: «О, посмотри-ка, - эта всё что угодно сдюжит».

И она действительно сдюжила. Сдюжила всю свою жизнь. Но мы должны себе хорошо представить, что такое атмосфера революции, гражданской войны, да и вообще этого времени  - с 1917 по 1926 год. Ахматова напишет четверостишье:

 

 Здесь девушки прекраснейшие спорят

 За честь достаться в жены палачам.

 Здесь праведных пытают по ночам,

 И голодом неукротимых морят.

 

В 20-е годы, для этого сословия, честь является высшим измерением человеческого существования. Ахматовой как-то рассказали о том, что в «Огоньке» (это уже было где-то в 50-е, 60-е годы) к юбилею Пушкина опубликована статья.  В этой статье Дантес как будто бы выходит на дуэль с Пушкиным в кольчуге. Ахматова кричит в ярости: «Вы знаете, как я отношусь к Дантесу, но чтоб в кольчуге! Он был кавалергардом! Как может человек, офицер, выйти на дуэль в кольчуге? О чём вы говорите?». Речь шла, конечно, о падении нравов, о падении представления, о том, что такое честь.

 

Гражданская война - это эпоха, когда в «Гостином дворе» (все кто был в Санкт-Петербурге, знают это место) растут полевые цветы, растут колокольчики. Ахматова рубит дрова, хотя никогда этим раньше не занималась,-  у её мужа Шилейко ишиаса, ему нельзя выполнять тяжелый физический труд. Это время когда в Слепнево (это деревенька, родовое имение Гумилёвых),- только что произошла революция, и у мужиков, которые живут в деревне праздник. Они приходят и сообщают (а в этой деревне живёт свекровь Ахматовой с сыном Львом Гумилёвым): «Праздник у нас, хотим усадьбу подпалить в честь праздника». Страшная, жуткая эпоха! Нет спичек, селёдка - это великое счастье, она достаётся писателям по доброй воле Алексея Максимовича Горького, который дружен с большевиками. Но всё это не самое страшное. Самое страшное, что уходит некое восприятие жизни, восприятие глубокого, космического сопричастия каждого человека и соединённости его с судьбами и страны, и всего человечества.

 

Ахматова - человек, который однажды под Новый год купит бутылку вина самого дорогого, на последние деньги. Она потом напишет про это стихотворение, оно так и будет называться «Новогоднее».  И нальёт шесть бокалов, поставит тарелочки, на каждую тарелочку положит по пирожному,-  это тем, кого уже нет. Самый страшный месяц - это август. В августе умер Блок, которого она воспринимала как родного человека, в августе убили Гумилёва, его расстреляли. А её третий муж не вернётся из лагеря, умрёт там. Её сын будет сидеть в лагере два срока. Погибнут почти все друзья. Каждая встреча с людьми - это похоронки, некрологи,-  этот умер, этого убили, этого зарезали, этого посадили. В страшной очереди, в которой она 17 месяцев будет стоять, для того, чтобы получить весточку о своём муже и о своём сыне, которые арестованы, будет стоять огромное количество людей.  День за днём, день за днём. Никаких известий, ничего не понятно ,- кто жив, кто умер. И одна из женщин повернётся к Ахматовой и спросит, - «А про это можете написать?». И она ответила просто: «Могу».

И она напишет свой знаменитый реквием, который будет расходиться в списках, и который будут передавать друг другу из уст в уста. Ахматова - это человек, который ненавидит слово счастье, но не только потому, что счастья было слишком мало в её жизни, а еще и потому, что вот в этой стране, где люди доносят друг на друга, где одна половина страны пытает другую, быть счастливым в крайней степени неприлично. Ахматова скажет: «Каждый человек - рана». И когда ей будут говорить: «Ну как же так, Анна Андреевна, у всех есть, какой-то угол, а вы все по чужим людям?». Она действительно переезжала со своим комодом с одной квартиры на другую, иногда из одного города в другой, имеется в виду Москва и Ленинград, конечно же. Так вот, Ахматова буде кричать, она будет говорить: «Как вы смеете, я же предупреждала, никогда не говорите мне об этом».

 

Точно такое же отношение к богатству. Она увидит портрет Пабло Пикассо, который будет позировать на фоне дорогих предметов и скажет: «А что это он позирует на фоне роскоши? Какая гадость! Что он, банкир что ли?». Поэту нельзя быть таким! Поэт для неё, для Мандельштама, для Пастернака - это человек, который живёт некстати, который как-то странно, провиденциально, в том смысле, что его произведение направляется самой судьбой, неуместен. Она приводила в пример Пушкина. Когда-то собирается сборник стихов к юбилею победы в  Отечественной войне 1812 года, и все шлют стихи прославляющие русское оружие, армию, а Пушкин ни с того ни с сего пошлёт свою знаменитую элегию, которую мы когда-то учили в школе,- «Безумных дней угасшее веселье». Вот, неуместно, вот так должен вести себя поэт, потому что он, в некотором смысле, юродивый.

 

И она на протяжении десятилетий исповедовала этот определённый стиль жизни, когда божественная простота, божественная бедность, должны сопутствовать художнику на протяжении всей жизни. И когда у неё  появляются деньги, уже потом, в 60-е годы (она много делает переводов и получает, в общем, за это приличные суммы), она будет покупать машины своим близким. Ну, например, она живёт в этот момент в доме Ардова и покупает машину известнейшему актёру, режиссёру, Алексею Баталову, которого, наверное, в нашей стране знают все. Деньги не держались. К ней приходили молодые люди - молодой Бродский, молодой Найман, и всегда повторялась одна и та же сцена: она открывала сумочку, доставала 10 рублей и просила купить бутылку, шпротов, и иногда бычки в томате. Близкие шутили: «Бычки в томате! Вот оно, одесское детство!». Ностальгия замучила Анну Андреевну.

 

Своему мужу, - третьему, с которым будет период, когда она будет счастлива, - Пунину, она скажет: «Я с вами счастлива, и в последнее время не идут стихи, не пишется. Счастье - это неволя, а поэт должен быть волен!». И вот эту страшную волю, история и предоставила ей от 1917 до 1956 года. И вот это умение, это невероятный талант  - не просто переживать трудности… А что значит трудности, это значит… Она и сама была ни один раз на гране смерти. Умирала, превращалась в старуху, потом неожиданно божественно возрождалась.

В Ташкенте, в эвакуации она поразит врачей тем, что не умерла от столбняка, от тифа,- умирали все, она выжила. Но это еще и умение в некотором смысле приветствовать неудачи, приветствовать драмы, приветствовать трагедии,- нечто страшное для обычного человека, звать утраты. И она звала эти утраты, эти утраты приходили. И вот это четверостишье, которое так часто цитируют: «Я улыбаться перестала, морозный ветер губы студит, одной надеждой меньше стало, одной песней больше будет». Это не для красного словца, это не поза. И для Ахматовой действительно существует некий мировой закон в центре, которого поэт, и поэт переплавляет. Он, такая алхимическая реторта,- переплавляет несчастье мира и свои собственные  потому, что  - как же он узнает о несчастьях мира, если он счастлив.

 

И отсюда вот это отношение к современникам. Вот о Павленко (это писатель, лауреат Сталинской премии, о писателе ныне забытом), о нём она презрительно скажет: «Счастливчик!». Точно с  таким же презрением она отнесётся к Лиле Брик и Осе Брик. В тот момент, когда она пытается продать селёдку на рынке (её за этим застанет Максим Горький), в тот момент Маяковский  привозит сотруднику УГПУ Осе Брику и сотруднице УГПУ Лиле Брик автомобиль. Вот эта вот удивительное расслоение людей. Жизнь в некотором смысле очень простая потому, что невозможно, в ситуации, где «девушки прекраснейшие спорят за честь достаться в жёны палачам», невозможно просто так иметь автомобили, просто так иметь хорошую пенсию или хорошую зарплату, просто так свою квартиру украшать картинами. За это она будет ненавидеть Алексея Толстого, нашего с вами соотечественника, человека, который, родился в нашем городе, «красного графа», как его называли за это умение жить, дружить с властями, жить на широкую ногу. Хотя Алексей Толстой (она признавала, что он очень талантливый писатель) ей будет очень помогать в Ташкенте.

 

И для неё, на неё, после письма Сталина, в котором она честно и искренне, наверное так, как мало кто писал, просила освободить мужа и сына, на неё вдруг в определённый момент начнут сыпаться дары судьбы. Её будут вводить в правление союза писателей, все журналы будут звонить и предлагать ей печататься. Она назовёт это договором с дьяволом. А во время блокады специальный военный самолёт увезёт её в Ташкент. В Ташкенте её окружат любовью и заботой, потому что её стихотворение «Мужество» опубликовано, где? , в газете «Правда». А в 46 году, до постановления, (известного, Жданова, после, которого в очередной раз жизнь Ахматовой роковым образом изменится), ей назначат пожизненную пенсию в 400 рублей. Это 4 оклада инженера. 400 рублей! У неё вдруг появится деньги. На Пушкинском празднике она будет сидеть рядом с первым секретарем Ленинградского Союза писателей. И Ахматова, принимая эти дары, понимая, что вот этой своей просьбой и своим согласием вступить в Союз писателей, она держит ниточку, вот эту тоненькую ниточку, которая сохраняет жизнь её мужу и её сыну, одновременно невероятно печалится. Потому что она, которая  хотела бы всегда быть со своим народом «Там, где мой народ к несчастью был», как она напишет, она вырвалась из блокадного Ленинграда, а её близкие умирали, страдали от дистрофии. И после войны она, уже с пенсией в 400 рублей, сможет увеличивать свою жилплощадь на протяжении полутора лет, и принимать гостей. И в 46-м году (в 45-м, в конце 45-го, в начале 46 года), поить гостей настоящим чаем! Вещь совершенно невероятная! И вот это оселок! Вот этот договор с дьяволом! Она будет воспринимать это, как своего рода предательство, хотя всего-то на всего согласилась вступить в Союз писателей. Может быть, были какие-то другие обстоятельства, но мне они, например, неведомы. Постольку, поскольку она, сказавши знаменитую фразу в тот момент, когда арестуют Иосифа Бродского,- самого талантливого из молодых поэтов, человека, который впитал в себя этот Ахматовский дух,- «Какую биографию делают нашему рыжему!». Она понимала, что такое биография.

 

И когда в конце 50-х, в 60-ые годы относительного спокойствия в судьбе Ахматовой приходили люди, приезжали из-за границы, многие заходили и кланялись ей в ноги, кланялись не просто женщине, кланялись не просто великому поэту, - они кланялись судьбе, биографии. И вот здесь-то и возникает та самая отсроченная во времени идея Серебряного века о том, что самое сложное человеку быть воплощенным. А именно,- огромное количество людей проживают свою жизнь, как чеховские герои. Ахматова, кстати, ненавидела Чехова, видимо перенося на него свою не любовь к его героям. Будут всё время жаловаться: «Это не вышло, это не получилось, жизнь ушла. Ни чего не вышло, жизнь пуста и бессмысленна.» Но для этих людей, которые очень любили говорить «мы», они любили это делать и каждый из них был блистательно индивидуальностью, очень важно было воплотиться. То есть создать судьбу, создать биографию, как некий текст, из которого уже не вырвешь ни одного слова. Она в конце жизни будет исправлять многие свои произведения. И встречаясь с иностранцами, которые волею судеб забредали к ней либо на дачу в Комарово, либо в одну из квартир, где она тогда обитала, она будет, всячески понимая, что всё почти бессмысленно, все написали мемуары, все написали воспоминания, письма публикуются на Западе, одно и то же событие трактуется десятком разных способов,-  она будет изо всех сил титанически пытаться эту биографию отстаивать, отстаивать её до конца. Потому что для неё, вот эти столетия Европейской культуры, они, в том числе, связанны с идеей Гётте: «Человек должен оставить после себя пример. Если не будет примера, не будет ничего».

 

И Ахматова и была таким примером. Сейчас конечно появляется много книг, которые называются ну вот, например: «Анти Ахматова» или «Против Ахматовой», где из Ахматовой пытаются представить как манипулятора событиями, мемуарами, сплетнями, которые сшивают некую удачное, как платье, удачную биографическую оболочку для себя. Но есть и другие мемуары,- я склонен верить им. Она была человеком невероятно честным. Чего стоит такой случай, когда собирали посылку в лагерь, и кто-то пообещал дать рукавицы и не дал, потому что случайно жена отдала сыну. Она назвала его негодяем. «Почему негодяй?»,- говорили ей, - «но ведь он не знал, что жена отдала перчатки сыну».  «В таких случаях спускаются вниз, доходят до ближайшей лавки и покупают другие, потому что этот человек - невинно осуждённый.»