Хроника одной счастливой семьи

Во дворе новостройки подобралась замечательная компания.
Дом был только что заселен, с ухоженными площадками перед дверями и наспех разбитыми частными  палисадничками  на газонах первого этажа-радость новоселов, впервые переехавших в город.
Только весной дом был сдан и на всех его девяти этажах поселились счастливчики-а как еще назвать людей, въезжающих в новые квартиры?
Почти все дети нового дома были ровесниками и к лету успели перезнакомиться и образовали дружную банду, которая до упаду носилась,
играя в вышибалы и салки, с азартом лазила на соседнюю стройку через узкую дырку в заборе.
 Ребятня напрочь игнорировала родительские предостережения и запреты, играя на стройке в прятки.
В этом был особый кайф-не осознавая в полной мере опасности, которая может подстеречь ребенка на стройке, прятаться за штабелями бетонных блоков, между щелястым забором и кирпичными кладками;  присев, замирать за бухтами змееподобных кабелей на громадных деревянных катушках.
Дом был выстроен на Востоке Москвы-близнец таких же сахарно-белых панельных девятиэтажек.
Пока самое необходимое людям расположили на скорую руку в подъездах жилых домов-аптеку и почту, химчистку и продуктовые магазины.
Вплоть до наступления лета грязь, сопровождающая любое строительство, была непролазной: люди ходили по доскам, что были проложены по земле на самых жизненноважных маршрутах.
Сразу за двором нового дома стояли заболоченные глубокие лужи.
Не лужи, а целые болота. Дно их зацвело и было покрыто нежнозеленой слизью с пузырьками воздуха, похожими на прозрачный бисер.
Дети развлекались тем, что высматривали в лужах-болотцах головастиков и кидали в них камни. Головастики в панике разлетались в стороны и затаивались  надолго, а камень поднимал фонтан брызг и всем было ужасно весело.
Словом, лето было невероятно счастливым: новый дом, новые друзья, новая интересная жизнь без конца и края.
Девятилетняя Кира жила с родителями в трехкомнатной квартире, в которой все было приспособлено к благополучному быту: добротная кухонная мебель, сколоченная умелыми руками отца, дорогое пианино для  домашних уроков музыки, много игрушек-нарядных кукол,восседающих на серванте и глядящих  сверху вниз синими и зелеными глазами в длинных ресницах.
Была в доме и собака породы фокстерьер-ласковая и преданная. Она обожала всю семью, но мужчину-хозяина больше всех.
Хозяйка квартиры,мать семейства, обращалась с ней строго.
Собаке доставалось от нее за каждую шалость, правда,  верное собачье сердце прощало все.
Трепетно поводя чуткими ушами, собака прислушивалась к заветным звукам-момент, когда ее возьмут гулять, она угадывала, как любой домашний пес, безошибочно.
Лежа на своем половичке, посторонним она могла показаться крепко спящей, но кончики ее ушей жили отдельной жизнью.
 Чуть подрагивая, они, как локаторы, улавливали каждое хозяйское перемещение по квартире. Мохнатые брови тоже шевелились-собака словно подглядывала сквозь густую шерсть за своими домашними, готовая в единый миг вскочить и встать у дверей в полной готовности.
Все четыре окна квартиры уже с утра были переполнены солнцем. Солнечные зайчики весело мельтешили по потолку кухни, отражаясь от воды аквариума, в котором на стенках и на дне были умело вмонтированы кусочки зеркала. Отчего рыбок в нем казалось втрое больше настоящего.
На кухонном окне весело скакал по клетке рыжий кенар.
Длинноногая Кира в ковбойке и шортах, в сандалиях на босу ногу, цепляла собаку карабином поводка за ошейник и вдвоем с отцом они удалялись в лес, который был виден прямо из окон квартиры.
 За лесом шумела кольцевая дорога.
В лесу еще водились разные звери-ежики, кроты, ужи. В камышовой болотной  гуще таилась опасная, не видная глазу вода.
Москва подступила сюда недавно, поэтому обитатели лесов и болот пока были в добром здравии.
 Но слегка  недоумевали - откуда вдруг столько шума и непрошенных гостей?
Отец брал собаку за лапы, лихо раскачивал и кидал на середину маленького прудика с заросшими осокой берегами. Она плюхалась тяжелым ядром, уходила под воду, взметая фонтан брызг. Спустя миг, выныривала
 уже в другом месте и заполошно плыла к берегу. И, хотя воду любила сильно, второй раз в руки не давалась: тщательно отряхивалась и после долго носилась с лаем вокруг  хозяев, до одурения наматывая круги.

Асфальт вокруг дома был, как и все вокруг, новенький и гладкий; по нему было приятно пошлепать босиком в жаркий день, невзирая на столичные правила, что и делали дети из нового дома.
Кира очень любила топать по новому асфальту вдоль длиннющего дома
 к автобусной остановке, чтобы встретить отца с работы.
В один прекрасный день  отец сошел с автобуса, ведя за руль новенький блестящий велосипед.
Дорога,что сокращалась между улыбающимся отцом и встречающей его Кирой, показалась ей самой чудесной на свете.
Вечером они обновили  покупку. Сперва у Киры не получалось держать равновесие и отец придерживал велосипед сзади, выравнивая его.
К концу первого урока езды Кира, выписывая немыслимые кренделя на новом асфальте, держалась в седле самостоятельно.
После трех дней отцовской страховки, она гоняла так, словно всю жизнь провела в седле велосипеда.
В день, когда был подарен велосипед, Кира громко сказала своим домашним: «Я самая счастливая на свете! Господи, какая же я счастливая!» Хотя в бога не верила и не задумывалась-существует ли он.
Жизнь вовсю улыбалась девочке.

Как-то раз,гуляя с отцом, они подошли к бочке с квасом. Продавщица кваса, пожилая и грузная, в замусоленном белом халате, не понравилась Кире. Они взяли у нее наполненные кружки и отошли в сторону.
«Пап, смотри-тетка в мужских ботинках!»-засмеялась Кира, тихонько показывая пальцем на торговку квасом.
«Над этим смеяться нельзя, дочк…Ей несладко живется, этой женщине,»-ответил без улыбки отец.
Кира не знала, что значит живется не сладко, но смеяться над продавщицей ей расхотелось. Когда они подошли вернуть кружки, Кира уже не смеялась; ей стало жалко седую продавщицу в тяжелых мужских ботинках и, уходя от бочки с квасом, Кира долго и сочувственно оглядывалась.

Отец у Киры был мужчина видный, единственную дочь он сильно любил и баловал. И Кира гордилась своим отцом. Они ладили прекрасно и очень любили свои забавы, прогулки и совместные секреты от матери.
Мама Киры тоже была женщина яркая, заметная. Имела престижную профессию и энергичный подход ко всему в жизни. У нее далеко не всегда находилось свободное время для дочери, но Кира и не обижалась. Ведь у нее был отец, каких еще и не найти!
В детстве Киру, как и всех остальных детей, частенько спрашивали, кого она больше любит: папу или маму? В ранние годы она, не задумываясь, отвечала-папу! Немного повзрослев, она стала смущаться этого вопроса и отвечала-одинаково.
Ей было неловко признаваться посторонним людям, что к отцу она привязана сильнее; она боялась обидеть мать.

В конце лета Киру первый раз в жизни отправили в пионерский лагерь.
Ей там не понравилось и она категорически заявила, что хочет домой немедленно, когда буквально на третий день неугомонная Кирина мама
 с супругом приехали навестить дочку.
Родители растерялись, но дали дочери обещание забрать ее из лагеря пораньше.
И правда, через несколько дней забрали. Раньше, чем смена кончилась.

Лето после этого еще вовсю продолжалось, невзирая на первые робкие намеки осени.
Продолжалось, несмотря на заботы взрослых, их колготню ежедневных дел и малопонятных пертурбаций с переездом в такой же новый дом, но в квартиру поменьше.

В этой новой квартире осенью оказались Кира с мамой. Кирин же папа стал жить отдельно, но девочка не сильно беспокоилась, зная, что папа-это насовсем и навсегда.
В отношениях ее с отцом ничего не поменялось. Ей объяснили просто и понятно, что в Москву, выйдя на пенсию, перебирается Кирина бабушка-директор сельской школы, а отец пока поживет с ней, чтобы помочь привыкнуть к городу. Ну и ладно, ну и хорошо, так тому и быть, значит.

Даже в школу из нового дома оказалось ходить ближе и удобней.
Словом, все устроилось замечательно, ведь Кира всегда знала, что она-счастливица.
Учебный год тем временем подкатился с его будильниками по утрам, корпеньем над уроками, классными дежурствами и уборками.
Собака обжила новый двор ничуть не хуже прежнего-у нее уже был большой круг светских собачьих знакомств с ежедневным ритуалом прогулок, дружелюбным фырканьем, обнюхиванием и вилянием хвостов. Красота! Очень даже солидная собачья компания!
Ведь собак в новых домах тоже было предостаточно-люди с удовольствием обзаводились четвероногими членами семьи, уезжая из густонаселенных коммуналок на собственную свою территорию.

И Кира, и собака очень радовались каждому приезду отца-первая висла у него на шее, а после объятий получала обязательные долгожданные гостинцы; вторая же, хоть и не получала гостинцев, неистово прыгала на грудь хозяину.
Он, нагнувшись, трепал ее по холке, получая взамен столько энергичных собачьих нежностей, что долго приходилось очищать щеткой костюм и отряхиваться от шерсти.

Но в один из серых дней осени все стало иначе, чем всегда.
Кира пришла из школы. Родители были дома в неурочное время и оба сразу. Сидели в комнате чинно и серьезно, словно в гостях у незнакомых людей.
 Да и вид у них при этом был отчужденный, словно они видят друг друга впервые.
Наскоро поздоровавшись, Кира побежала раздеваться-ей не терпелось  скорей примоститься  к отцу. Она успела соскучиться.
Войдя в комнату, она удивилась тягостному молчанию и беспечно поинтересовалась: «Вы чего такие?»
Мать, переглянувшись с отцом и не глядя на дочь, произнесла: «Ну, что же…скажи ей об этом сам».
Кира стояла между сидящими родителями и, ничего не понимая, переводила взгляд с одного на другого.
«Доченька…-начал отец, с натугой подбирая слова,-доченька...»
«Не тяни!»- потребовала Кира.
«Кира,-голос отца немного окреп.-У меня есть женщина…на которой я... должен жениться. Ты уже большая и должна знать, что мы с твоей мамой больше не муж и жена».
В комнате снова повисло молчание.
«Что?»-чересчур звонко переспросила Кира, не поняв ни слова из сказанного отцом.
«Ну, понимаешь, как бы тебе попроще объяснить? В общем, я должен, я обязан это сделать…Так уж вышло…Ну, ты же у меня умница, ты уже большая, должна же ты меня понять…»-без умолку говорил отец, уперев локти в широко расставленные колени и с силой сжимая пальцы в кулаки. При этом, глядел он именно на свои кулаки, а не на Киру, пристально и сосредоточенно.

В голове у Киры вдруг все смешалось и пестро завертелось, как шары спортлото в вертящемся барабане.
В считанные секунды промелькнула перед ней вся ее прежняя, безмятежная, такая привычная жизнь…Старый дом с окнами на Москва-реку и шумный Киевский вокзал на противоположном берегу; Бородинский мост, под который ныряли юркие речные трамваи; Девичье поле и стадион «Лужники» с ухоженными газонами, наведенными мелом разметками дорожек, теннисными кортами и футбольными и волейбольными матчами,
на которых они с отцом часто бывали; старый Арбат со сказочным детским кафе «Буратино»; летняя дача в Переделкино; зимний парк культуры и отдыха с катками в каждой аллее и гирляндами цветных фонариков,загадочно мерцавших в темноте; поездки к морю; балет Большого театра, которым грезила длинноногая Кира; кремлевские елки; гости по выходным…Целый калейдоскоп моментально меняющих очертания радостных цветных картинок из жизни…
«Уж тебя-то  все мои перемены никоим образом не коснутся, я тебе обещаю…От тебя я не отказываюсь…»-звучал такой незнакомый сегодня голос самого родного человека.

Мать не вмешивалась. Всегда такая уверенная в себе, сильная, деловая, она сидела безучастно и взгляд ее невозможно было прочитать.
Вот теперь Кире стали понятны странные действия взрослых в последние месяцы их еще совместной жизни-и отправка летом в лагерь,
 и переезд на другую квартиру, и вышедшая на пенсию бабушка, непонятно зачем объявившаяся в Москве.
«А я от тебя отказываюсь,- отчеканила Кира.- Уходи. Сейчас же! Нечего тебе здесь делать!»
Но тут же резко повернулась к отцу спиной и вышла  сама. В свою комнату. Хлопнув дверью так, словно ставила жирную точку на всей прежней жизни.

Стоя у окна и  завернувшись, словно прячась, в двойные занавески, она прислушивалась к себе. Что-то происходило в ней-совсем непонятные превращения. Тревожно ей или страшно? Больно или до тошноты отвратительно?
Все эти вопросы она решить не могла, но и упрямо  не желала выкарабкиваться из муторной путаницы-для того, чтобы только не слышать, что сейчас происходит за закрытой дверью.
К ней заглядывали,  звали выйти, предлагали что-то еще решить;на все она резко отмахивалась, уткнувшись лбом в оконное стекло.
Постепенно он перестала слышать посторонние звуки, трудная работа, происходящая внутри нее, поулеглась.
Желтые листья с берез во дворе падали и падали-размеренно, как на сеансе гипноза.. .А  меньше их на деревьях не становилось…
Наверное, отец заглянул к ней проститься, уходя; она не оглянулась,
не пошевелилась, не очнулась от нескончаемого гипнотического полета березовых листьев за окном-все продолжала широко раскрытыми глазами наблюдать однообразную картину опустевшего осеннего двора, как интересный захватывающий кинофильм.

Когда входная дверь за отцом захлопнулась,  мать долго стояла, держа руки на ключах от замка. Затем, рывками отперев замок и распахнув нараспашку дверь, крикнула собаке: «Где хозяин!? А ну, ищи! Догоняй!»
Собака нервно сорвалась с места, пометалась возле лифта и, стуча когтями по бетонным ступеням, ринулась вниз пролет за пролетом.
Она поняла свою задачу так-немедленно догнать и задержать хозяина, а там-будь что будет. Собака не понимала того, что хозяйка хотела вернуть его назад, растрогав безоговорочной собачьей преданностью.

С пыхтеньем добежав до первого этажа, собака ланью скакнула к двери. Распахнула ее толчком передних лап, хотя раньше ей никогда не удавалось сделать это самостоятельно.

В эту минуту Кира отрешенно смотрела на удаляющийся от подъезда силуэт мужчины, пытаясь думать о том, что это ушел из дома отец. Ее отец. Самый любимый, самый дорогой человек. Ушел навсегда. И она сама велела ему уйти.

Кира оживилась, лишь увидев бегущую от подъезда собаку.
Собака стремительно сокращала расстояние между собой и хозяином.
Всем телом прижавшись к оконному стеклу, Кира с дрожью наблюдала, как ее собака догнала мужчину на улице и стала высоко подпрыгивать, упираясь лапами в его грудь.
Мужчина в нерешительности остановился, сделал было пару шагов назад, в сторону подъезда. Наклонился к собаке, что-то говорил ей, пытался гладить, показывал рукой на подъезд. Собака преданно виляла хвостом, выполняя задание.
Кира завороженно смотрела, чем окончится немая сцена за окном у мужчины с собакой.
В конце концов, он махнул рукой, поднял собаку с земли, взял под мышку и быстро зашагал прочь со двора.
Его силуэт становился все меньше, пока не исчез за углом дома.
 Двор опустел. Только березовые листья все текли с ветвей и, медленно кружась, падали на бурые газоны.
 Но на деревьях их почему-то меньше не становилось…
А может, это только казалось тому, кто в этот момент смотрел в окно.