Исповедь пьяницы

И вышел я вечером тёмным из дома четырехподъездного
и направил тело свое к магазину с продуктами да всякими иными товарами.

Искушаем был желаниями и страстями пожираем был
и хотелось мне губами жадными жижу сосать из сосудов наполненных,

да так, чтобы пьянеть быстро и в беспамятстве заблевать все одежды свои и помещения.

Дева, лицом смуглая, как утопленница, и пакета мне не предложившая, пригласила извлечь деньги из сумы нагрудной.

И пристанищем хмельным служили мне подъезды смрадные и мочился я прямо на ступени, стыда не ведая,
было сложно мне, было тягостно.

А, набравшись сполна, да приливы телесные ощутив, ступал ногами нетвёрдыми
по асфальту неровному.

Пожираем был искушениями, да бесовскою жаждою преисполнен был.

И хотелось мне отыскать врагов среди братиев
и хотелось мне возлежать с сестрою, да с матерью,

чтоб ланитами горячими сосцы девичьи сжимать, да чреслами раскалёнными внутрь лона проникать, семя изливать со стоном звериным.

Заприметил я среди сора людского бабий взор похотливый да на меня направляемый без стеснения приличного.

И девицу ту величали Олесею, сирота была, горе ведала, одинокою странницею на пути моём оказалася.

Пил я с дшерью той жижу жгучую,
Запивал вином, табаком дымил.
А потом слились мы устами с ней,
Одним целым став, плоть от плоти как.
Я пустил ладонь ей в промежный паз,
Там всё влажное, всё горячее
Возжелалось мне быть возлюбленным
Прямо в парке сём, на скамеечке.
Но не ведал я, не додумался,
Что Олеся та да замужняя
Уже год поди, как обвенчана
Да с Василием со строителем.
И пришёл сей муж, прямо к лавочке
Отказался пить и табак отверг.
Стал Олеську бить в тело девичье,
Сапогом в лицо, кулаком в живот.
И кричала та дева страстная,
Голосила в высь, звонко плакала.
Я стоял смотрел да вздыхал с тоской,
Может сладится, да помирятся.
Но Василий был нравом точно вол,
Да и с силою богатырскою.
Когда стихнул крик его спутницы,
Устремил свой взор на меня теперь.
И бежал я вдаль, спотыкаяся,
И кричал боясь, да и матерь звал.
Но настиг меня супостат в кустах
И прижал к земле и ударил в пах.
Было больно, ох, темнота в глазах,
Я лежал и мне стало горестно
От того, что я лишь любви желал,
Но, что видимо, не умел любить.

И приведя одежды свои в состоянее надлежащее, возвернулся я в свой дом тёмной ноченькой.

Было стыдно мне, да и пах горел, словно жерло вулканово.

Но неведомо было мне, что супруга моя да деточки малые глаз не смыкали, отца дожидались.

И бросились ко мне, объятья раскрыв да воплем радостным одарив квартиру тесную.

А жена моя, недовольная, лицом угрюмым косится, шипит змеёю коброю.

Вспомнился мне Василий, муж добротный, крепкий духом, телом могучий.

И бил я суженую свою да на глазах у детей невинных.

И плакали они и остановиться меня молили.

А закончив, я, приласкал жену, улыбнулся ей, заглянул в глаза.

Смягчилась тогда моя спутница, моя верная, моя умница.
Потеплело у ней сердце девичье и легла со мной и нежна была.

И молился я за Василия, за спасителя, за учителя.
Наказал нам всем как любить жену, как ей мудрым быть покровителем.

Мы проснувшись все, вместе с детками, мы пошли гулять в парк с мороженым.
И купил жене я цветов букет, ну а детям сок и конфет кулёк.