Троллейбус на Ыйсмяэ

Ясным июльским утром 1983-го года, в семь часов тридцать минут мы с Игорем сошли на перрон таллинского железнодорожного вокзала. Поезд из Ленинграда прибыл по расписанию. Но куда, чёрт возьми, деться, если в городе ни одной знакомой души, а в портмоне всего несколько красненьких.

Язык до Киева доведёт - хорошая поговорка, лишь бы он не довел до цугундера. Мы оказались в троллейбусе "Шкода" цвета слоновой кости и ехали на Ыйсмяэ - прибрежный современный район, можно сказать, нового Таллина. Этот троллейбус вёз нас в беззаботную, весёлую таллинскую неделю нашей девятнадцатилетней юности. Адрес сдаваемой квартиры был получен в бюро по найму жилья, мы сидели и считали остановки, ибо название той, где предстояло выйти, было невоспринимаемо и невыговариваемо нами. Наши лингвистические способности не распространялись на финно-угорскую группу языков.

Дверь открыла пикантная, полногрудая, полнотелая и полногубая, весьма дружелюбная, чтобы не сказать ласковая особа, как позже выяснилось, сорока двух лет. Обозрев нас заинтересованным взглядом, кажется обрадовалась юным, но ещё девственным, чего она не знала, постояльцам и предложила войти.
- Сусанна, - представилась она, нежно похлопывая нас по спинам. Вот ваша комната, не стойте, проходите. Ведите себя запросто и будьте, как дома. Если вам что-либо необходимо, можете мной располагать в любое время дня и ночи. Здесь моя комната - добавила она, указывая на дверь. Милости прошу без всяких церемоний, буквально без стука. Она улыбалась и смотрела на нас весело и задорно чёрными живыми, слегка подведёнными глазками. В этот момент она, казалось, готова была ко всему, но нам лишь едва исполнилось девятнадцать. А девятнадцать и сорок два - это чудовищный разрыв, пропасть, причём пропасть бездонная, чтобы не сказать вечность. Мы с Игорем переглянулись и вошли в нашу комнату, прикрыв за собой дверь.

Женщине хочется любви, независимо от её социального статуса. Сусанна была замужем. Супруг её был в дальних морских походах и по полгода не являлся домой. Сердце сорокадвухлетней брюнетки требовало незамедлительной ласки. Душа была истомлена.
- Мальчики, милости прошу на завтрак - постучалась она к нам в дверь.
Мы сидели, раскладывали пасьянс из червонцев и пятёрок, предполагая, на что и как их можно потратить. Завтрак был к месту, но было неясно, сколько за него нужно будет заплатить.
- Мальчики, я вас жду на кухне - повторила хозяйка и удалилась.
Минуту спустя, мы с юношеской робостью отправились вслед за ней. Сусанна нас ждала с заколотыми наверх волосами, в пенюаре, тёмных прозрачных чулках, кружевных трусиках и розовых тапочках с вышитыми бубончиками. Посреди стола в огромной сковороде шкворчала яичница, зажаренная с колбасой и хлебом, обильно сдобренная зеленью. На блюде рядом аппетитно красовались нарезанные огурцы, помидоры и Болгарский перец. Мы уселись за стол в некоем замешательстве. Сусанна присела рядом, оголив ноги практически до груди. Было совершенно непонятно, как действовать в такой обстановке.
- Ешьте, мальчики, не стесняйтесь - произнесла она улыбаясь.
Интересно, не стесняться чего? - подумалось мне.

Вдруг щелкнул ключ входной двери, она хлопнула, и через мгновение нашему взору предстало ангельское создание лет десяти.
- Моя дочечка Жанна - объявила Сусанна и удалилась с ней в детскую. Мы непринужденно отзавтракали.

С появлением Жанны Сусанна приобрела более серьезный вид, хотя игривости не утратила. Поймав меня в коридоре и схватив за руку, повыше локтя, она с придыханием объявила: "Если понадобится, я отправлю Жанну к родителям в любое удобное время". В силу ли своей молодости или иных, неведомых мне причин, я ответил: "Конечно, конечно" и ретировался в туалет.

Часом позже, уже прогретым солнечным утром, старенький таллинский трамвай, позванивая, подвез нас к башне со странным названием Кик-ин-де-Кёк. Кто-то подумает - вот же чудной эстонский язык. Язык-то чудной, кто спорит, но к имени башни он никакого отношения не имеет. В давние времена здесь жили немцы, и Старый город творение немецкого творчества и духа, очень напоминает саксонский городок Бауцен, известный производством и бесчисленными рецептами горчицы. Кик-ин-де-Кёк на самом деле - разговорное с немецкого Кук ин ди Кюхе, что значит - "Загляни в кухню". Помилуйте, причем здесь фортификационное сооружение и кухня, быть может, спросит любезный читатель. А при том, что находящиеся в этой башне, могли в прямом смысле увидеть, что готовится на кухнях близлежащих домов - так близко в пятнадцатом веке подходила к ней городская застройка.

Булыжная мостовая, магазины, лавки, лавчонки, кафе, забегаловки. Мы устали, хочется выпить. Просто сесть, посидеть и выпить. Какой-то "Мюнди"-бар по дороге. Самое то. Заходим. Сели. Заказали. Словно из-под земли вырастает некая мадам и направляется к нам. Облокотившись о стол двумя руками, вздернув ягодицы кверху и прогнув спину, уставившись стеклянным взглядом в стену между мной и Игорем, требовательно заявляет:
- Молодой человек, угостите даму водкой, ну, или коктейлем.
Взгляд по-прежнему был обращен к стене, из чего следовало, что даму уже угостили и возможно не раз.
- Милая, - заметил я, - мы с тобой ещё даже не были близки, о какой водке может вестись речь?
Её, казалось, удивил голос откуда-то сбоку. Она медленно перевела взгляд со стены на мою шею и не поднимая глаз произнесла:
- С удовольствием отдамся тебе хоть сейчас здесь.
- Ну, вот,- парировал я. А теперь представь себе бюджет моих родителей, у которых я сижу на шее, если я начну угощать водкой всех, с кем переспал.
Согласитесь, довольно смелая фраза для девятнадцатилетнего девственника.
- Фи, - отреагировала она брезгливо, и медленно, словно спотыкаясь, перевела взгляд на шею моего друга.
- И ты такой же? - спросила дама.
- Ещё хуже, - ответил Игорь, - я жлоб и женоненавистник.
Незнакомка постояла, переваривая нами сказанное, покачала головой и шатко удалилась прочь в поисках сорокаградусного счастья.

Таллин, словно сказочный великан раскрывал нам свои объятия, вёл по кривым улочкам, приглашал в укромные тёмные дворы, сопровождал по переулкам, подворотням и площадям. Иногда казалось, ты находишься на театральных подмостках, пройдешь немого, и откроется зрительный зал. Но зал не открывался, а зрителями были мы сами.

Каждый день путешествий по городу был встречей с новым замечательным неизвестным - парк Кадриорг и даже забегаловка неподалёку, где мы сытно отобедали Б-г весть чем. День клонился к вечеру, дома наливались тёплым закатным светом. Мы праздно шатались, проходя мимо гостиницы "Виру". По слухам в ней находился единственный в СССР кегльбан - порождение гнилого капитализма. Кстати сказать, вещь скучнейшая, ни уму, ни сердцу. Этакое дополнение к унылому алкоголическому времяпровождению идиотов, если, конечно, не играть на деньги.

Решено было прорваться сквозь заслон швейцаров и служащих, чтобы хоть одним глазом взглянуть на него, а то и метнуть пару шаров. Мы зашли в фойе и с незывисимым видом иностранных постояльцев неспешно продефилировали внутрь.
- Тофарыси, фы куттаа? - услышали мы, адресованный нам с крепким эстонским акцентом, вопрос швейцара.
- Твою мать, Арвид Янович Пельше тебе "тофарыс", - пробормотал я тихо.
Хотя причем здесь Арвид Янович, тот вообще был латыш, может быть даже хороший дядька, хоть и в Политбюро.
- Э-ээ, Вы эт наам? -  с деланным турецким акцентом переспросил я.
- Таа, таа, фам. Покиньте позалустта помесение отеля или я долзен буду вызватт милицию, - не унимался дед в смокинге и фуражке.
- Да, мы шары метнуть, туда и обратно, - объяснил я
- Я сицяс комму-та меттну сары, - раздражённо воскликнул седовласый старик. Пришлось уйти, даже не хлопнув вращающейся дверью.

На улице становилось прохладно, сумерки легли на город, укутав его. Зажглись тёплые уличные фонари, откуда-то доносилась музыка, кто-то наверняка гонял шары в кегльбане, ну, да:

Те, кто едят, ведь это иностранцы,
А вы, прошу прощенья, кто такие.

Бесцельно слоняясь по улицам, мы оказались у троллейбусной остановки на Ыйсмяэ. В животе начинало колобродить от съеденного "Б-г весть чего" у парка Кадриорг. Хотелось домой, лечь и отдохнуть.

Луна взошла на чёрном небе, высыпали звёзды, воздух был чист и свеж. Мы, уставшие, доплелись наконец до дому, разделись и упали безмолвно в кровати, провалившись в сон.

Я проснулся посреди ночи в холодном поту, мучим безудержным желанием посетить место не столь отдалённое, оборудованное унитазом и сливным бачком. О-оо, много ли, порой, надо человеку для достижения наивысшего счастья? Съеденное "Б-г весть что" у парка Кадриорг рвалось наружу и, вырываясь, доставляло наивысшее наслаждение. Вдруг ручка туалета задергалась, дверь судорожно попытались отворить. Она была, однако, заперта и не поддавалась.
- Кто там? - спросил Игорь громким шопотом, не переставая стараться открыть дверь.
- Ну, как ты думаешь, кто? - ответил я вопросом на вопрос - если меня нет в постели.
- Ты скоро?
- Не думаю - признался я.
По полу застучали босые ноги, дверь в нашу комнату затворилась.
Я продолжал восседать на своём фаянсовом троне, наслаждаясь отдохновением и лёгкостью бытия.

Вдруг, спустя минуту, в покойной тиши эстонской ночи со стороны нашей комнаты послышался звук открываемого окна, мгновением позже, грохот передвигаемой мебели. Что это? Я, мучим любопытством, покинул насиженное место. Уже в дверях столкнулся нос к носу с Игорем. Он стремительно ворвался в освобождённое мною помещение, лишь невыключенный свет успел пробежать полоской по его страдальческому лицу.
Комната наша видоизменилась: окно было раскрыто настежь, письменный стол передвинут из угла к подоконнику, и к нему был приставлен стул задом наперед. Я смиренно лёг в постель, теряясь в догадках. Сон стал овладевать мною, медленно слипались веки, сознание улетало куда-то в открытое окно. Вдруг раскрылась дверь, на пороге стоял Игорь, казалось, вернувшийся к радости и великолепию беззаботной и здоровой жизни.
- Что всё это означает? - поинтересовался я.
- Знаешь, иной раз выбирать не приходится, кому уютный туалет, а кому подоконник, - справедливо ответил мой друг.
- Ясно, ты предпочел подоконник?
- Только лишь потому, что туалет был занят - сказал Игорь, и я полагаю, был прав.
- Ну, и как дебют? Удался?
- Мне и здесь не повезло. Как видишь, я оборудовал прекрасное место, но сев, я услышал звук нескольких подъезжающих машин. Выезжая из-за угла и высветив меня фарами, ехавшие бесспорно были удивлены инсталляцией в окне четвертого этажа посреди спящего Ыйсмяэ. Но с другой стороны это везение, где ещё можно увидеть такой артобъект - волосатая задница в бездонной чёрной дыре оконного проёма? Ну, может быть, на Венецианском Биеннале. А тут, пожалуйста, не надо и в Италию ехать. И всё бы ничего, если бы это не была свадьба. Машины остановились, вышло множество людей, жених, невеста в белом. Люди сгрудились и смотрели вверх, разглядывая меня сзади, словно произведение искусства. Фрамуга служила прекрасной рамой. Но совершить нечто при таком скоплении зрителей было выше моих сил. Ты вовремя вышел.
- Да, я был пунктуален, - ответил я засыпая.
Мы не стали закрывать окно - ночь была тепла и свежа, да и мало ли что.

Утром Сусанна порхала по квартире в чулочках и кружевных трусиках, едва прикрыв их халатом.
- Мальчики, время так скоротечно, - заявила она, - вы так и не воспользовались моим гостеприимством в полной мере. Я вас понимаю, пожалуй, вам бы лучше сверсниц. Приведу вам сегодня девочек, правда они помладше, может вам будет интересно, мне так хочется, чтобы вы не скучали.
- Да, но мы, собственно...., - начал было я.
- Приведу, приведу, никаких но, и можете не стесняться, я вас оставлю тет-а-тет, - заключила она категорически. Сегодня к пяти.
Ну, вот, полдня пропало. К пяти придется быть дома.

Сусанна сдержала слово, она привела двух унылых, стеснительных и неразговорчивых девиц, лет шестнадцати от роду и, пожелав нам быть умничками, оставила нас четвером. Судя по всему, девочки были девочками в буквальном смысле этого слова, а что означало быть с ними "умничкой" я не знаю до сих пор.
Мы тоскливо сидели на кухне, уплетая испеченный Сусанной пирог, запивая шампанским и лениво пытаясь поговорить ни о чём. Девочки угрюмо молчали, однозначно отвечая на вопросы. Время остановилось. В такой компании час за три. На исходе первого часа я напрямую поинтересовался, как долго они намерены нас "развлекать"?
- Пока не придет Сусанна, - ответила одна из них.
Я взглянул на Игоря, тот обреченно хмыхнул и посмотрел на часы.
- Скажите, милые школьницы 9-го Б, а в качестве кого вы здесь? - поинтересовался я.
- Это она в девятом, и не в Б, а в А, а я уже в десятом, - заметила одна из них.
- Ну, не суть, вопрос в другом, в качестве кого?
- Мы не знаем. Сусанна сказала, что познакомит нас с замечательными молодыми людьми, чтобы мы пришли к пяти к ней.
- А кто вам Сусанна?
- Никто, подружка наших мам - услышали мы в ответ. Живем по соседству, в этом дворе.
Мы повеселели и вздохнули полной грудью.
- Девочки, а сейчас одеваемся и все уходим по два, вы домой, а мы в город, - радостно объявил я, потирая ладони.
Девицы переглянулись с облегчением и спросили на всякий случай:
- Так мы можем идти?
- Вы свободны, как никогда, - ответил Игорь
Они радостно выпорхнули из квартиры, почти бегом, словно школьники на перемену. Дверь захлопнулась, мы вздохнули.
- Игорёк, что бы это всё значило? - спросил я.
В ответ он только развел руками.

Вернувшись из города, мы застали Сусанну в томном настроении, нижнем белье и лёгком подпитии.
- Какие же вы болваны, мальчики, - встретила она нас с укоризной.
Теперь развёл руками я.
- Идёмте в гостиную, там хороший концерт, - предложила она.
Мы повиновались. Сели в кресла. Сусанна вышла, появившись вскоре с подносом в руках, вином, десертом и фруктами на нём. Поднесла мне торт в тарелке, поставила её мне на колени и, усевшись на ковёр, обняла меня за ноги.
- Ты вообще ничего не понимаешь? - спросила она, глядя мне в глаза снизу вверх.
- Сусанна, я понимаю всё, но я не могу.
Она поднялась, в замешательстве села на диван, поджав ноги, и прошептала: "Ушли мои годы". Потом, посидев, с трещинкой в голосе объявила:
- Мальчики, ложитесь, пожалуйста спать. Мне так нехорошо, да и телевизор мне мешать будет, тем более, вам вставать рано на самолет.

Утром она встала нас проводить, накормила, сварила кофе. Мы непринуждённо болтали обо всём. Казались родственниками. Погода испортилась, на дворе плакал дождь. Мы присели на дорожку. Странно, её квартира стала нам родной, а сама она доброй и близкой. Уезжать было грустно. Мы толклись на пятачке коридора, не решаясь выйти.
- Всё же надо идти,- сказала Сусанна.
- Да, пожалуй, - хором ответили мы.
- Ну, идите, - добавила она, открыв дверь.
Мы обнялись и расцеловались с ней. Вышли в подъезд. Она смотрела нам, спускающимся, вслед, и на глазах её появились слёзы. А когда мы сошли на один пролет ниже, было слышно, как захлопнулась её дверь.