От истоков своих Глава 26 Утопленник

          В Омске, куда приехали путешественники, вечерело. Темнота приближающейся ночи постепенно окутывала город. На вокзале, однако, было много народу.  Шумная толпа волновалась у касс. По зданию вокзала сновали разносчики еды, расхаживали патрули с красными повязками на рукаве.
Варвара Николаевна, усадив внучек на лавку и строго-настрого приказав им никуда не отлучаться, обратилась к одному из патрульных с просьбой подсказать ей, где располагается ближайшее отделение милиции.

          – Да, прямо здесь, на вокзале, – кивнул патрульный в конец зала на обшарпанную дверь, некогда покрашенную синей краской.

Через несколько минут она сидела перед сотрудником милиции, бесконечно курившим дешёвые папиросы.

          – Так что у Вас случилось? Сразу говорю: билетами помочь не могу, только в кассе, в порядке общей очереди, – быстро проговорил он, не глядя на Варвару Николаевну, – так что у Вас? – поднял, наконец, он на неё, покрасневшие от усталости, глаза.

          – Понимаете, мы в поезде ехали сюда. Так вот, нас ограбили.  Всё отняли, а там и документы были и деньги. Нас теперь никто на квартиру не пустит и заплатить нечем, – сбивчиво рассказывала Варвара Николаевна, комкая в дрожащих руках носовой платочек.

          – Сколько вас? Где ограбили? Кто? – коротко спрашивал милиционер.

          – Нас трое, я и две моих внучки, тринадцати и пятнадцати лет. Ограбила поезд какая-то банда, недалеко от Кургана, пассажиров много убили, у нас в отсеке мужчину зарезали, – с дрожью в голосе и слезами в глазах говорила Варвара Николаевна.

          – А как же вы уцелели? – снова спросил он.

          – Девочкам удалось спрятаться, а я, старая, даже смерти не нужна, – вымученно улыбнулась бабушка.

          – А сюда, зачем ехали? К кому?

          – Да, нет у нас никого, ни здесь, ни ещё где-то. Ехали от голода, от бандитов вездесущих. У нас в Орске уже среди бела дня грабят и убивают, соседей наших пожилых, тихих людей убили. Так неужели сидеть и ждать, когда от голода помрём или от руки бандитской? Вот пустились в странствие, а тут тоже бандиты, кто же знал?

          – Смелая Вы женщина, раз в такое время в путь с внучками неизвестно куда пустились. Подойдите ко мне через часок, я постараюсь что-нибудь для вас сделать, – сказал устало милиционер, – а сейчас напишите заявление на оформление новых документов.

Спустя час пострадавшим от ограбления дали талоны на бесплатные обеды на три дня и отвели в старый, списанный вагон, стоящий в тупике, где жили некоторые работники вокзала.

          – Пока тут поживёте, – сказал сопровождающий, – а дня через три, как всё проверим, выпишут вам новые документы, а там уж устроитесь как-нибудь.
 
 Через несколько дней Григорьевы получили новые документы.  Теперь они были настоящими, выданными действующей властью, взамен тех «липовых», которыми когда-то разжилась генеральша.
Варвара Николаевна поблагодарила начальника отделения милиции железнодорожного вокзала Омска, и они с девочками покинули временное пристанище в списанном вагоне.
Генеральша всегда была очень предусмотрительна. Она зашила золотые кольца и царские червонцы в юбки девочек и в свою юбку, по поясу и подолу. И хотя все их вещи пропали, кое - какие средства у них оставались.
       Совсем недавно Омск был центром Сибири, её столицей.  Шла гражданская война, и белая армия крепко обосновалась в то время в городе. Сейчас же, как и по всей стране, здесь твёрдо правила советская власть. Омск был гораздо больше Орска.  И город всё продолжал расти. Население за годы гражданской войны увеличилось более чем в четыре раза. Снять жильё в городе оказалось очень непросто. Большой приток беженцев со средней России в Омск вызвал всплеск цен на всё, на одежду и обувь, на продукты и особенно на жильё. Несколько дней искали Григорьевы комнатку, обходя дом за домом на окраинах города.  Ночевать возвращались на вокзал, коротая ночи на лавочках возле него или внутри вокзала. Наконец, им повезло. Бабушка случайно нашла на вокзале газету, в которой было объявление: «Семья с улицы Воздвиженской приглашает грамотную и чистенькую девочку 14-16 лет для прогулок с детьми 4 и 7 лет и прислугу за одну».   Варвара Николаевна в отчаянии найти жильё обратилась к девочкам:

          – Даже не знаю, как просить вас об этом.  Объявление вот в газете прочитала. Если кто-то из вас согласится, то хотя бы одной уже не придётся на улице ночевать и питаться будет нормально, – словно рассуждая вслух, говорила она.

          – Я пойду, – сказала Олечка, видя нерешительность Лиды.

          – Пташка моя, возьмут ли тебя? Тебе же только тринадцать…– вздохнула бабушка, – но всё же попытать счастья надо, не просто же так я газету эту нашла.

      Они все втроём отправились на рынок купить мыла и что-нибудь из одежды для Оли. Затем с удовольствием помылись в общей бане и тогда уже поспешили по указанному в газете адресу.
 На их счастье хозяева ещё не успели никого взять. Оля, улыбаясь, демонстрируя свои восхитительные ямочки, уверенно отвечала на все вопросы, которыми её экзаменовали хозяева. Им понравилась и сама девочка и её образованность, а знание французского языка, вообще, привело их в восторг.

          – Меня берут! – радостно сообщила она бабушке с сестрой, – Но я буду скучать, навещайте меня чаще.

Вышедшая вслед Оле, хозяйка, поинтересовалась у бабушки, в каком районе города они живут?

          – Мы беженцы с Поволжья, от голода бежим. Жилья пока нет, ищем хоть какой-нибудь уголок.

          – Беженцев сейчас много оттуда, страшно должно быть там теперь? Говорят, даже реки высохли? А насчёт жилья: соседка моя, через два дома от нас, хотела комнатку сдать, так вы сходите к ней, может, не сдала ещё, – посоветовала она.

Григорьевы без промедления отправились в указанном направлении, где им посчастливилось снять небольшую комнатку. Бабушка, измученная бессонными ночами, просто ликовала:

          – Ах, какое счастье! Теперь и выспаться можно и подумать о дальнейшей своей жизни.

 Вскоре они закупили материалы для рукоделия и снова занялись вышиваниями и вязанием, стараясь прокормиться теми небольшими доходами, что зарабатывали, продавая свои изделия. Бабушке   снова улыбнулась фортуна, ей удалось купить на рынке несколько коробочек с бисером.

          – Вот удача! – радовалась она, – Мы с тобой такую красоту из этого сделаем, с руками оторвут! – тормошила она Лидочку.

И Варвара Николаевна стала обучать Лиду вязанию крючком с вкраплением бисера. Внучка преуспела в учёбе и через некоторое время у неё стали получаться великолепные вещи. Кофточки с бисером, кружевные воротники, накидки продавались дорого, и денег, вырученных за эти изделия, хватало на все нужды Григорьевых. Забрали к себе и Олечку, к большому сожалению её хозяев.
       Из покинутых мест доходили слухи о свирепствовавшем там голоде, беженцы из России продолжали приезжать в Сибирь, принося с собой ужасные вести о людоедстве, болезнях и многочисленных жертвах голодомора, особенно в деревнях.

          – Как хорошо, что мы решились уехать оттуда, хоть и страшно было пускаться в путь, в такую даль. Люди что только не ели, вот газета Самарская мне попала в руки на базаре.  Смотрите, что там продают этой зимой, – Варвара Николаевна стала зачитывать отрывок из газеты месячной давности: «Лучшим хлебом считается зелёный, что состоит полностью из лебеды, хуже – с примесью навоза, ещё хуже полностью навозный хлеб. Едят кошек, собак, какие теперь почти полностью истреблены. Так же едят сусликов, крыс, мышей и всякую падаль.  К примеру, мышь на базаре стоит 20 рублей…»

          – Фу! Как можно мышей есть? – возмутилась Оля.

          – Когда люди голодны не первый месяц, они могут съесть и не такое, – с болью в голосе промолвила бабушка.

      ...Прошло два года, повзрослели девочки, постарела Варвара Николаевна. С каждым днём она чувствовала, как силы медленно покидают её тело, всё чаще она задумывалась о том, что ждёт её там, за чертой, отделяющей земное существование от смерти. Она ворошила воспоминания о своём безоблачном детстве, о своей нежной, как бутон розы, юности, о первой и единственной любви к мужу.

          – Ничего, мои милые, скоро мы будем вместе, – шептали её губы и образы дорогих, близких сердцу людей проходили перед взглядом, устремлённым куда-то вдаль.

Весной 1923 года Варвара Николаевна окончательно слегла, ей уже исполнилось шестьдесят пять лет.

          – Я скоро умру, – сказала она внучкам, – не надо бояться и плакать. Никто из людей не может избежать своей смерти. Я много прожила и мне не страшно умирать. Только любовь к вам, пташки мои, держала меня на земле. Я и сейчас люблю вас. Но годы большие, мне пора уходить, – говорила она, – в комоде я всё приготовила для себя. Там, в письме, всё написано, что и в каком порядке следует делать при погребении. В этом же ящике вы найдёте деньги, какие мне удалось собрать для вашей дальнейшей жизни без меня. Потратьте их с умом и будьте бережливыми, теперь о вас позаботиться будет некому.

Варвара Николаевна держала руку Лиды, говорила очень тихо, но твёрдо, словно репетировала этот свой монолог. Девушки, не отрывая взгляда от воскового лица бабушки, молча, плакали. Они настолько привыкли к ней и так её полюбили, что не могли представить, что её когда-то не станет.
      После похорон Варвары Николаевны Лида с Олей, остались жить в том же домике на берегу Оми, где обитали они вместе с бабушкой. Первое время  сёстры боялись даже громко разговаривать. Им казалось, что бабушка всё ещё незримо присутствует в доме, и они не хотели разрушать это ощущение своим шумом. Тем временем деньги таяли, а заработать их стало труднее. Понемногу открывались лавчонки и магазинчики, в которых продавалась одежда и обувь. Спрос на вышивки и кружева снизился.
Девушки устроились на работу. Но платили им только раз в месяц и мало, так что деньги заканчивались почти сразу же. Лида и Оля питались очень плохо, а часто и вовсе голодали. Чтобы не думать о еде, они бегали на реку, плавали там до изнеможения, чтобы сразу уснуть от усталости.
 
          – Олька, пойдём хоть скупнёмся, а то я от жары, кажется, вся солью пропиталась, как солёная рыбина. Сбегаем на Омь, поплаваем? – позвала сестру Лида.

          – Ну, давай, поплаваем! – оживлённо откликнулась Оля.

Девушки в лёгких халатиках, захватив полотенца, побежали по тропинке к реке.
Тёплая летняя ночь опускалась на город, раскинув тёмно синие облака, с розовеющими краями в лучах догорающей алой зари. Над величественной рекой, в ещё светлом небе, показался тоненький рожок месяца, протянувший золотистую нить струящегося света по шёлковой глади волны. И эта дорожка света с каждой минутой становилась всё ярче, сверкала в сгущающейся тьме, вспыхивая маленькими огоньками.

          – Лидка, смотри, красота какая! – восторженно прошептала Оля.

          – Подумаешь, – ответила бесстрастно Лида, входя в тёплую воду.

Она, зайдя дальше от берега, быстро поплыла в сторону буйков, попеременно загребая воду руками и отбрасывая её назад. Лида хорошо плавала. Оля же не рисковала, плавала она гораздо хуже, чем Лида, и уплывать далеко от берега не решалась. Вода была удивительно приятной, обнимая тело, словно тёплым, мягким шарфом. Оля с удовольствием плескалась в воде, стараясь держаться вблизи берега.
       Неожиданно она почувствовала, что кто-то обхватил её за шею и навалился на неё тяжестью своего тела. Олю потянуло ко дну, но она, барахтаясь и задыхаясь, никак не могла нащупать его ногами, здесь было ещё глубоко.

          – Лидка, пусти! Лида, ты меня утопишь. Пусти, говорю! – орала она, уже захлёбываясь, думая, что Лида просто решила поиграть с ней.

Каким-то отчаянным усилием Ольга поднырнула вниз под, сковывающие её, объятия, и внезапно освободилась. Несколько гребков руками и ноги коснулись песчаного дна. Оля вышла на берег. От усталости и пережитого страха ноги и руки её мелко дрожали, как в ознобе, и тошнота подкатывала к горлу. Оля отплёвывалась от воды, которой успела нахлебаться. Обида и злость душили её, она уже хотела разреветься и высказать всё Лиде, но той нигде не было.

          – Лида! – заорала она, бегая по берегу, – Лидка, где ты?
 
В груди Оли кипел вулкан чувств, здесь был и пережитый страх от возможной гибели, смятение и возмущение поступком сестры, а главное непонимание: почему Лида так настойчиво топила её? Она села на прибрежный песок, уткнулась лицом в колени, роняя слёзы.

          – Ты что орёшь, как ненормальная? Вот я. Как видишь, не делась никуда.

          – Лида, зачем ты меня топила? – с обидой в голосе и слезами в глазах спросила Оля.

          – Я тебя топила??? – очень удивилась Лида, – Да я только сейчас к берегу приплыла.  Я к бакену плавала, сидела там на нём.

          – Не ты? А кто же тогда? – недоумевала Ольга, – Я чуть не утонула! Признайся – твои шутки?

          – Да, нет же, говорю! Бери свой халат. Это, наверное, коряга какая-нибудь за тебя зацепилась, ну, ветка. Сейчас посмотрим, видишь небольшой мысок впереди? Она, наверняка, там валяется. В этом месте река изгиб делает. Некуда ей деться, там она. Ну, посмотрим, кто тебя топил?

Девушки не торопясь пошли по кромке воды вдоль берега.

          – Ой, что это? – испуганно произнесла Оля, схватив сестру за руку, – Вон, смотри! Не коряга это…

Прибившись на мелководье головой к берегу, ничком лежало тело мужчины в длинном плаще. Одна рука утопленника была согнута в локте так, как будто он, когда был живой, защищался ею, или нападал на кого-то. Другая его рука была прижата к телу.

          – Может, перевернём, посмотрим? – неуверенно спросила Лида, – Это он за тебя рукой зацепился.

          – Нет, нет! – вскрикнула Оля, – Я боюсь утопленников.

          – Смотрите на неё! Боится она, а сама с ним в обнимку плавала, – засмеялась Лида.

 При этих словах Оля рванулась к кустам, её стошнило.
Выйдя к сестре, Оля сказала ей:

          – Лидка, в милицию надо сообщить. Его, наверное, родные дома ждут, ищут. А так, сколько он ещё «плавать» по реке будет?
 
Отделение милиции располагалось недалеко от их дома и девушки сразу же, не заходя домой, отправились туда. Лида обстоятельно рассказала, как они обнаружили утопленника на берегу, умолчав о предшествующих моментах их купания.
Проснувшись утром, девушки, как обычно, отправились к реке освежиться.
Вдоль берега стояли цепочкой милиционеры, преградившие им путь.

          – Ой, Олька, смотри! – схватила Лида сестрёнку за руку.
По берегу были разложены мокрые денежные купюры, придавленные камушками на случай ветра. Их было очень много, они располагались нестройными рядами, занимая довольно обширную площадь.

          – Ах! – вырвалось у Оли, – И что же мы-дуры в карманах у него не пошарили? Сидим голодные, нам бы нескольких таких бумажек на три месяца хватило.

          – Да, ладно, не наши это деньги. Не принесли бы они нам счастья, а вот несчастье, может быть, и принесли…– задумчиво сказала Лида, – помнишь, бабушка говорила: у покойников ничего брать нельзя.

Всё-таки в душе девушек оставались какие-то сожаления, они действительно очень нуждались в деньгах.

          – Не грусти, Олька, скоро мне заплатят, – утешала пригорюнившуюся сестрёнку Лида, – накупим с тобой продуктов, наедимся до отвала. А сейчас надо чуть-чуть потерпеть. Давай в лес сходим, может, грибов найдём или ягод каких-нибудь?

          – Давай! Как раз послезавтра у тебя выходной, – обрадовалась Оля, даже не предполагая, каким окажется их послезавтра.

      Лида работала в одном из отделений милиции обычной уборщицей. Но даже в широком, рабочем халате с чужого плеча и платке, повязанном низко на лоб, она выглядела настоящей красавицей.
Начальник отделения Кузяев Василий Петрович, мужчина лет сорока, сразу заметил красивую девушку и решил, что она непременно должна благосклонно ответить на внимание с его стороны.
      Сам Василий Петрович обладал более чем скромными, внешними данными: он был невысок, кряжист. Его изъеденное оспой лицо с обвислыми щеками украшал крупный нос, напоминающий картофелину, по бокам которого пристроились маленькие тёмные глазки. Взгляд его был пронзительным и цепким. А губы, как будто жили сами по себе, то растягиваясь в бесформенной холодной усмешке, то сжимаясь, превращаясь в ниточки. Сотрудники побаивались начальника, некоторые пресмыкались перед ним, зная его злобный, мстительный характер. Он часто вёл себя с подчинёнными несдержанно и грубо. А с задержанными и вовсе развязно, унижал их и распускал руки. Тем не менее, Василий Петрович прекрасно ладил с начальством и даже был у него на хорошем счету.

          – Григорьева, зайди ко мне в кабинет, – пригласил он Лидочку.

Лида, захватив ведро с тряпкой, торопливо зашла к Василию Петровичу.
Начальник попросил поставить ведро у двери и присесть к столу, на котором лежали горы бумаг, стояла настольная лампа с зелёным абажуром.
Лида присела на стул и машинально расправила на коленях халат своими тонкими пальчиками. Подняв на начальника взгляд «бархатных» глаз из-под чёрных ресниц, она приготовилась его слушать.
Василий Петрович непроизвольно сглотнул ком в горле. Он почувствовал, как странно забилось в груди сердце.

          – Лида, Лидочка, – начал он хрипловатым от волнения голосом, – ну, как Вам работается у нас? Никто Вас не обижает? Должно быть, трудно такой хрупкой девушке тяжёлые вёдра с водой таскать? Работа у Вас нелёгкая, а зарплата копеечная. А знаете, я могу  Вас помощницей своей сделать?

Лидочка удивлённо подняла на начальника глаза, не понимая, к чему он клонит. От её взгляда в душе Василия Петровича тут же проснулось дикое желание обладать этой девушкой сейчас же, здесь, в кабинете. Он стремительно подошёл к стулу, поднял Лиду за плечи и сразу запустил свою лапу ей под подол халата, скользнув по стройному стану к промежности.
Лида от неожиданного хамства, резко взмахнув рукой, отвесила начальнику звонкую пощёчину, вложив в удар всю силу, на какую только была способна. Пощёчина «обожгла» лицо и отрезвила Василия Петровича.

          – Недотрога? Это хорошо. Это мне даже больше нравится, – процедил он, потирая, ставшую пунцовой, щёку, сверкая возбуждённым взглядом, – только, голуба, никуда ты от меня не денешься, всё равно моя будешь. А теперь иди и знай, что так и будет, как я сказал, – проводил он Лидочку плотоядным, цепким взглядом.

Лидочка выскочила в коридор с пылающими щеками от гнева и только что пережитого стыда и отвращения.

"Вот мерзавец! Сволочь какая! Видимо, он не успокоится… Где же искать защиту?   Уволиться? От голода пропадём, работу в городе найти практически невозможно. Так что же делать?" – судорожно размышляла она, яростно намывая полы в коридоре.

С этого дня Василий Петрович повёл на Лиду настоящую атаку. Вначале он пытался изображать ухаживания, приглашая её прогуляться в парк или посмотреть фильм в новом кинотеатре «Центральный», сходить с ним в какое-либо питейное заведение, но она категорически отказывалась. Однажды принёс ей букет полевых цветов и небольшой свёрточек с подарком, но Лида отвергла и эти подношения.
 
          – Что ты хочешь? – орал он на неё в кабинете, – Я тебе не пацан, чтобы уламывать тебя! Все вы бабы сначала из себя недотрог строите, а потом двумя руками хватаетесь за …, не оторвать. Хватит фифу из себя корчить! Терпение моё заканчивается! – лапал он её за худенькие плечи, пытаясь поцеловать.

Начальник, что называется, «пёр напролом» и это больше всего пугало Лиду. Она понимала, что ей долго выкручиваться не удастся. От этой мысли всё переворачивалось в ней.

          – Не согласишься со мной быть, я на тебя дело повешу, например: участие в банде или ещё чего. Я всё могу! В тюрьме сгниёшь! – сверля девушку острым взглядом, шипел начальник.

У Лиды темнело в глазах, когда она представляла, что будет в этом случае с сестрёнкой.

"Этот может… – с ненавистью глядя на начальника, лихорадочно размышляла она, – должно же быть какое-то решение. И я его обязательно найду!"

Лида пряталась от Василия Петровича, стараясь как можно реже попадаться ему на глаза. Если бы у начальника было больше времени, он давно бы достал её. Лида перестала спать ночами, ища выход из сложившейся ситуации. А выход был один – бежать. Бежать с работы и из города, тайно и немедленно.
       После смерти бабушки Лида припрятала несколько царских червонцев в коробочку, опустив «сокровища» в подпол. Она не потратила их в тяжёлые, полуголодные дни, берегла на самый трудный день в жизни. И вот, кажется, он настал.  Выждав удачный момент, когда Василий Петрович уехал с нарядом в Ново-Николаевск в помощь тамошней милиции, Лида уволилась, забрала Олю из «нянек». Девушки в полчаса собрали пожитки, навестили могилу бабушки и отправились на вокзал. Билеты взяли на первый поезд из города. Уже сидя в вагоне, узнали, что едут в Ново-Николаевск, где когда-то счастливо жили дружной семьёй.

"Значит, судьба такая – вернуться в родные места, – решила Лида,  – город – не деревня. Есть, где затеряться.  Господи, и как мы с Олькой будем теперь? Что ждёт нас впереди, какое будущее? И будет ли у нас будущее? Страшно как! Мы враги для всех, да ещё без крыши над головой, без работы, без денег, без поддержки…Как страшно! Но мы молоды, у нас есть руки, мы не боимся никакой работы. У нас есть некоторые знания. Мы обязательно пробьёмся! Зачем же бояться?" – думала она, уже засыпая под монотонный стук колёс по рельсам.


Поезд двигался, согласно расписания, в сторону Ново-Николаевска,  увозя сестричек в их будущее, где судьба приготовила для них немало испытаний…


                Конец 1 части.

Продолжение... - http://proza.ru/2022/09/12/305