В сентябре 41-го ч. 2

(из романа "Нерушимая связь")

У соседей Степана с Натальей произошло ЧП. Сын Алёшка, обязанный отныне вкалывать на вражеский рейх, пришёл вечером с уборки льна, весь грязный. Кто убирал лён, тот знает, какое это не дворянское занятие. Взялся Алёша на своём дворе из рукомойника умываться. И тут, как на беду, немец нагрянул - явился не запылился - за салом пришёл, за яйками.
Увидел во дворе парня и тут же вскинул винтовку, передёрнул затвор. Нацелил ствол в парнишку.
Выбежала с избы мать, Фрося, взялась немцу объяснять, что не партизан это никакой, а сынок он ей, "дэр зонн", на работах был - арбайтэн нах Германия, нах рэйх, и вообщем - "хайль хитлер!".
Немец, похоже, понял, но долго ещё был сердит. Потом убрал свою винтовку, взялся её разряжать.
Женщина тем временем побегла в кладовую, слазала в подпол, принесла шмат сала да лукошко "яик". Враг молча, глядя изподлобья, сгрёб всё в мешок и с тем убрался...

Когда явились "немцы" (так называли по-старинке всех оккупантов, хотя среди них, помимо выходцев из самой Германии, было много и латышей, и эстонцев, и поляков, и ещё каких-то "братушек-славян", хорошо понимавших русскую речь), в деревнЯх оставались, женщины, старики да дети. Мужчины: либо ушли с Красной Армией, либо подались в партизаны.
Собирались по вечерам в кучки. Вместе всё ж не так страшно. Сходились у кого-нибудь в избе, не занятой немцами. Вспомнили досоветские посиделки. Кто вязал, кто прял, кто балакал, а кто и просто молчал. Поговаривали про общее горе-горюшко, пели негромко горевые унылые песни. Горящая в светце лучина тускло освещала избу. Лучина... Длинная осиновая щепа, приготовленная загодя... Если не было старинного светца, то её клали на обыкновенный молочник, глинянный горшок, стоящий на глинянной самодельной миске, в которую падали огарки. Лучина сгорала скоро, и надо было её менять, это делал какой-нибудь паренёк или девчушка...

Немцы тоже были всякие. Иные, въехав в деревню, выселяли жильцов в сараи и амбары, другие оставляли "хозяев" жить в своих домах, подселяясь к ним - конечно же, на правах господ.

В соседней деревне Тарасово, что к югу от Горы Поповой, поселились хорошие немцы. В доме деда Гришки остановились офицеры. Никого они не выставили вон. Деду Гришке позволено было спать на печи. Офицеры расположились в дальней комнате, на хороших кроватях, вывезенных когда-то "комбедом" из барского имения.
Гришкина дочка и двое её девчат спали в передней избе на лавках. Ели вместе с немцами, правда не за одним столом - за разными. Валя (дочь) готовила и немцам, и себе. Враги делились продуктами. У них было много тушёнки. Девочек скупо, но всё ж одаривали конфетами. Не выгоняли "жильцов" даже и в те дни, когда в доме собирались совещания и вся изба битком наполнялась немецким офицерьём.
И скотину в Тарасове от местных никто не отбирал. Да и партизан там видом не видывали, поскольку эта деревня сильно охранялась...