Видать, хорошие были часы!

Как сейчас помню эти часы с крышкой. Солидные такие, из белого металла, серебряные, что ли? Такие часы в старину носили в кармашке на цепочках. А у Прохоровых они уже давно валялись на подоконнике, были неисправными.

Я в этом семействе бывал постоянно в качестве друга их сына Ивана. Мы с ним учились в одной группе техникума в городе Осинники Кемеровской области. На каникулы или в праздники ездили и ходили к нему домой. Сначала четыре часа на поезде. Потом двадцать пять километров пешком по тайге.

Это было  десять лет спустя после войны. Почему Прохоровы жили в таёжном посёлке? Кто они такие? Меня это совсем не интересовало. Отец Ивана работал инженером-таксатором в лагере для заключённых, которые работали на лесоповале. Был ли он приглашён на работу, как специалист, или отбывал срок наказания, я не догадался спросить. Но, думаю, что был он человеком вольным и работал по специальности. Мать Ивана была домохозяйкой. Старшая сестра  умерла, от неё остался маленький мальчик. Были ещё две сестры - одна старше его, другая младше, и брат - школьник начальных классов.   

Иван специально подружился со мной, чтобы приглашать при поездке домой. Считалось, что идти по тайге вдвоём менее опасно, чем одному. А мне ехать домой в степной Алтай было и далеко, и не по карману. В праздники и в каникулы я оставался в общежитии. Вот в качестве друга Ивана и оказывался в этом замечательном семействе.  За несколько посещений я был уже как член семьи.

Каждый раз, когда мы посещали Прохоровых, я невольно интересовался этими часами, они всё время попадались на глаза. Спрашивал, почему их не отремонтируют? В таёжном поселке мастерской, конечно же, не было. И Ивану почему-то не поручали отдать их в починку. Может быть, часы хранили в себе какую-то тайну? Или же они были совсем не нужны, а выбросить – жалко? 

Однажды на мой вопрос о часах отец Ивана сказал:

- Возьми их себе. Отдашь в ремонт. Будет тебе память.

Я колебался, решая: шутит он или говорит серьёзно?

- Бери! Бери! Сколько же можно лежать им здесь бесполезно?

Я был беспечный и доверчивый. Жил с широко открытыми глазами. Всех уважал, всем доверял. Душа моя была как открытая книга.  И других людей я считал такими же. Поэтому  я взял часы со словами, что отдам в ремонт, а когда они будут ходить, верну. 

- Оставь их себе на память. Как подарок от семьи в честь вашей с Иваном дружбы.

Так появились у меня неисправные карманные часы из белого металла, предположительно серебряные. Они у меня тоже ещё долго лежали в тумбочке, так как я не имел денег на их ремонт. Наконец, после возвращения с практики, где заработал сколько-то денег, отправился я в часовую мастерскую.

А время тогда было интересное. Ещё повсюду угадывались следы  недавней многолетней войны. Часто встречались инвалиды. На железнодорожных вокзалах промышляли подаянием люди на костылях, безногие на деревянных досках. Поезда ходили редко, на вокзалах приходилось ждать почти сутками.  Однажды я отдал инвалиду свой предпоследний рубль из техникумовской стипендии. А  вечером увидел его очень пьяным. Лучше бы я лишний пирожок купил!

Некоторые прошедшие войну мужчины отличались мелочностью и жадностью. Они  считали, что все им должны и обязаны. Не стеснялись при удобном случае извлечь себе пользу. Да и понять их можно. Дома их встретила бедность. Иным кроме гимнастёрки и галифе одеть было нечего. Опять же – выпить хотелось. Привыкли к фронтовым ста граммам.

 Парикмахеры, например, приобретали за свои деньги дешёвый одеколон, и если после стрижки клиент на секунду задерживался в кресле – тут же  его «душили», не спрашивая согласия. А стоило это удовольствие почти столько же, как сама стрижка. Мы, студенты, попадались на эту уловку только первый раз, а потом успевали вскочить!

Банщики  приобретали оптом берёзовые веники и продавали с хорошей наценкой. На базаре бывшие фронтовики продавали игрушки, столовые принадлежности, различные приспособления, инструменты, фанерные чемоданы. Я приобрел себе такой. И было видно, что материалы, из которых всё это сделано, не домашнего происхождения, а со складов.

   Я, наконец, выбрал время и пришёл в часовую мастерскую. Здесь тоже работали бывшие фронтовики со следами ранения. Мастеров было двое.  Один из них, оторвавшись от своей работы, взял мои часы и с большим интересом стал рассматривать. Мне показалось, что даже лицо его со шрамом переменилось. Он открыл их, внимательно рассмотрел механизм через увеличительное стекло, вертел их и так, и этак. Щёлкал крышкой. Наконец вынес вердикт, что ему нужно посоветоваться по поводу запчастей к таким часам. И завтра ответит мне на вопрос, можно ли их отремонтировать.

 Я попросил у него квитанцию, что часы приняты на ремонт.

- Зачем бумагу тратить? А если не найдется запчастей? Тогда квитанция будет непонятно для чего выписанной. Ведь в ней пишется сумма, которую мы берем за ремонт. А денег записано не будет. И куда я потом с такой квитанцией, в которой не написано никакой суммы?  Приходи завтра, получишь ответ: возьмёмся мы ремонтировать твои часы или нет.      

Аргументы мастера показались мне убедительными. Я мог бы забрать часы и придти с ними ещё раз. Но как часовщик будет советоваться о запчастях без механизма? Я доверился, оставил вещь без квитанции.  А когда назавтра пришёл в мастерскую,  на этом месте уже работал другой человек. Напарник сказал, что часовщика перевели в другую мастерскую, в дальний посёлок.

Мне и в голову не пришло, что с часами может что-то случиться.  Что вот так, среди белого дня, в государственном учреждении меня лишат моей вещи. Добираться в посёлок мне было и некогда, и не с руки. Я всё откладывал поездку.

 Изредка вспоминал о часах, но на поиски их у меня времени не хватало. И опыта не хватало обратиться в дирекцию быткомбината. Потом была длительная практика, защита диплома. Получил распределение на работу. Тут я задал себе вопрос: или за часовым мастером мне гоняться, или навестить мать и сестёр перед дальней дорогой? Ведь я выбрал для трудоустройства  Дальний Восток.

Да и что я ему предъявлю? Он скажет что угодно, и мне придётся поверить. А если честно, я понял, почему он ушёл в другую мастерскую. Дорогие часы он мог там отремонтировать и продать. Находчивый фронтовик, ничего не скажешь! Не случайно он настоял, чтобы я оставил ему часы без оформления. Он знал, что неопытного юношу можно легко обвести, что и сделал. Возможно, что такой фокус у мастеров был отработан.  Я плюнул на это дело и забыл. Иногда, правда, вспоминаю.

Видать, хорошие были часы!