Ты мне в душу... 88

                Прощание.

  Агент пришел ровно в три. Презентабельный мужчина средних лет в классическом тёмном костюме,  с заученным вежливым сочувствием на лице. Только белоснежная рубашка оттеняла профессиональную скорбь и служила разделителем его от постоянного человеческого горя, которое, впрочем, являлось неплохим источником дохода.
   Он разложил проспекты и каталоги ритуальных принадлежностей и  вкрадчиво с нотками соболезнования ,словно заядлый коммивояжер, начал расхваливать и предлагать свой товар.
   Софья Львовна, заливаясь слезами, выбирала самое дорогое. Алексей Иванович молчал и не вмешивался, ведь всё было решено до него. Кроме того он считал ниже своего достоинства торговаться и пытаться выгадать какие-то деньги,-
- Ира заработала на Утончённой и не экономила на нас, что же я буду жалеть ЕЁ деньги?
 Был назначен день похорон, выплачен аванс и переданы документы. Агент пожал ему руку и откланялся. Алексей Иванович удалился к себе в кабинет. Софья Львовна ушла рыдать в их спальню.
  Алексей Иванович испытывал самые неприятные чувства – обиду, разочарование, гнев. Он чувствовал себя обманутым, преданным и покинутым человеком, которого он безгранично любил и которому безгранично доверял,-
- За что мне это? Вторая женщина, которую я боготворил, обманула меня. Почему? Что-то со мной не так?
 Он сидел за столом и расцарапывал душевные болячки, упиваясь обидой и болью.
- Одна Джейн поступила со мной честно, сразу расставила точки над  и, но и она решила, что ей будет лучше с Джейком, а не со мной. А что я собой представляю вообще? Был неплохим инженером, люди меня уважали, бригада всегда выполняла и перевыполняла план.  Был хорошим отцом, был мужем, любил Светлану. По какому-то несчастному совпадению стал поэтом, хотя какой из меня поэт! И после этого начались мои несчастья. Хотя нет, не сразу. Было и счастье, и удача. Как всё складывалось хорошо! И квартиру получили, и мебель приобрели, и машину, и дачу. Светлана меня любила тогда. В Париж провожала, ждала. Я чувствовал себя хозяином положения и вдруг Перестройка, всё пошло кубарем: работа, благополучие, отношения. И эта поездка в Турцию! Почему Светлана не простила меня? Она уже сравнивала меня с Игорем, который выбился в банкиры и ворочал деньгами, и, конечно, сравнение было не в мою пользу. Деньги и хватка Игоря перечеркнули её отношение ко мне, а ведь любила когда-то, любила, верила. Не оправдал её доверия, не оправдал!
  Алексей Иванович поднялся, достал бутылку коньяку, налил себе полстакана и выпил залпом, не смакуя.
- Светлана была со мной, пока я мог обеспечить ей достойную жизнь. Впрочем, она и сама обеспечивала также. Вместе жили, вместе обеспечивали, вместе к чему-то стремились. Потом разошлись, не поспел за её устремлениями.
 Кем я был, когда встретился с Джейн? Полубомжом, дворником, из милости принятым на работу Дмитрием Львовичем. А она поверила в меня, заставила учиться, заставила почувствовать себя мужчиной, подарила мне желанного сына. Она одна поступила со мной честно, поддержала, заставила поверить в себя.
 Он разволновался, вспоминая, начал ходить по кабинету, от стены к стене, от окна к двери.
- А потом я встретил Софью Львовну. Она приняла меня за бомжа и поделилась хлебом. Добрая душа! Продала квартиру, чтобы помочь моему сыну, познакомила с Ирочкой. Ирочка! Как мне хотелось её согреть, понять, разгадать её тайну! Вот и разгадал!-
он усмехнулся,-
- А если бы я не узнал о Вадике и её любви к нему, чтобы было? Я был бы уверен, что моя жена лучшая женщина в мире, любит меня, а я люблю её.
Он стал перебирать воспоминания об их встречах, сближении, женитьбе, путешествиях.
- Неужели всё, что было между нами – ложь? Она притворялась? Не может быть, Ирочка, хоть и скрывала от меня что-то, была честна. Да и невозможно жить и терпеть рядом нелюбимого человека. Когда мы познакомились, у каждого из нас было своё прошлое, я же тоже ничего не сказал её о Джейн и сыне, очень мало рассказал о Светлане. Мне казалось, что с ней мы начнём всё с чистого листа, заново, прошлое оставим прошлому.
  Он опять стал вспоминать Ирочку, стараясь понять в её отношении двусмысленность или ложь, но ничего не находил.
  Вспоминалась забота, поддержка, молчаливое понимание.
- В конце концов, я стал таким, какой я есть, благодаря Ирочкиной поддержке. Значит, она верила в меня? Знала, что из меня получиться толк? Или просто принимала таким, какой я есть? Не очень талантливый, не предприимчивый, простофиля. И заботилась обо мне, и была мне женой. По Италии возила, учила разбираться в искусстве. Одевала как денди. Не попрекнула ни разу, что мало зарабатываю. Фактически она обеспечивала мне комфорт и уровень жизни выше среднего. Благодаря ей я перестал торговаться на рынках, а стал покупать в магазинах, научился разбираться в винах и высокой кухне. Разве это не любовь и забота? Ни от одной женщины, кроме Ирочки, я такого не видел. Я ей по гроб за всё обязан. Ей и Софье Львовне, и Джейн.
  Обида улетучилась и от сердца отлегло.
- Ирочка уважала моё прошлое в лице Маринки, и Серёжи. А ведь ей было больно. Ей очень хотелось иметь детей, но единственный ребёнок, умер, не родившись, вместе с Вадиком. И она хранила верность им обоим. Может быть, её любовь к Вадику померкла и превратилась в почитание погубленной юности, но любовь к их общему не рождённому ребенку, она была с нею всегда и разрывала ей душу. Отсюда необъяснимая любовь к чужому мальчику Вадику, желание почувствовать себя матерью. Я не понимал её, а она страдала. Боже, какой я недалёкий кретин! За что Ирочка только любила меня! Ведь любила, единственная женщина, которая любила и ничего от меня не требовала, а я взревновал, усомнился, обиделся! Боже, Ирочка, прости, дурака! Прости подозрения и ревность, прости ничтожные обвинения. Ты ничего не говорила мне, и я считал, что тебе нечего сказать. Прости, что не смог понять тебя, не поддержал, не помог! Благодарю тебя за всё, что ты была рядом со мной, что спасла меня, что дала мне новую жизнь, помогла обрести уверенность и достоинство. Ты – мой ангел и я никогда не забуду тебя!
  Алексей Иванович упал на колени и заплакал от горя, что погас светильник, разгонявший вокруг него тьму и освещавший ему дорогу.
  Близилось время похорон. Поминки заказали в кафе-столовой при Литинституте, потеснив студентов. Студенты с пониманием отнеслись и перекочевали в Макдональдс на Пушкинскую.
  Похоронный агент организовал отпевание прямо на Ваганьковском, но Алексей Иванович сходил в храм в Брюсовом и заказал панихиду и сорокоуст там.
  На прощание и похороны пришло неожиданно много народу, коллеги Ирочки, коллеги Алексея Ивановича, некоторые студенты. Было много венков и море цветов.
   Перед тем, как ехать и забирать тело, перед Алексеем Ивановичем стал вопрос,-
- Что одеть?
Обычно его гардеробом занималась жена, готовила ему рубашки, костюмы, носки, галстуки. Но сейчас её нет, и он должен сам выбрать и быть на высоте, чтоб почтить её память.
  Он остановился на строгом черном костюме, чёрной шёлковой рубашке, чёрные туфли, чёрные носки. Вот только не было чёрного галстука, не бабочку же повязывать. Запасся носовыми платками, рассовав их в карман пиджака. Взял букет бордовых роз.
- Софья Львовна, Вы готовы?
  На катафалке и в двух автобусах поехали в морг.
 Гримёры хорошо поработали, Ирочка лежала в гробу как будто спала. Это вызвало новый поток слёз у Софьи Львовны, да и Алексею Ивановичу было трудно сдерживаться.
  Неожиданно для себя он увидел Светлану в чёрном, и Маринку с огромным букетом белых роз.
Маринка пробралась к нему и горько заплакала,-
- Папа, папа…как же так?
Алексей Иванович вынул из кармана платок и стал вытирать слёзы дочери.
Прошла коротенькая гражданская панихида. Выступили коллеги Ирочки, одна из её постоянных заказчиц. После кто-то покинул церемонию, дела не ждут, но множество народу поехало на отпевание.
  Отпевали сразу пятерых. Из-за скопления народа в храме было душно. Потом пошли к месту погребения.
  Могила была готова, устлана еловым лапником. Опять говорили об Ирочке, о её добром сердце, золотом характере, о таланте.
  Настала минута прощания. Маринка и Софья Львовна голосили, Алексей Иванович не выдержал, заплакал, поцеловал жену и был отведён от гроба Светланой. Софью Львовну поддержали студенты Алексея Ивановича, Маринка, хлюпая носом и сморкаясь, отошла сама.
  Рабочие заколотили гроб и на полотенцах под плач и траурную музыку опустили в могилу. Первым горсть земли бросил Алексей Иванович, потом Софья Львовна, Маринка и все остальные. Землю бросали вместе с монетками. Довершили дело рабочие, ловко забросали землю и сформировали высокий аккуратный холм. Установили крест и венки, завалили могилу розами, предварительно перерубив им стебли.
 - Вот и всё, закончилась жизнь. Покойся, милая, с миром. Будь счастлива с ним, раз я не дал тебе счастья. Но благодарю тебя за всё, что ты сделала для меня.
   Поехали на поминки. Софья Львовна, как-то сжалась, стала маленькой. Морщины прорезали её лицо, она постарела. Из её опухших красных глаз катились мелкие слезинки. Алексей Иванович смотрел стеклянным взглядом, ничего не видя, и лишь иногда с удивлением замечая окружающую его действительность.
   Рядом сидела грустная Маринка, прижавшись к его локтю. Его студенты, сочувственно смотрели на него, вполголоса переговариваясь.
   В душе Алексея Ивановича было пусто и тоскливо.
 Поминки прошли торжественно, тихо и быстро. Алексея Ивановича и Софью Львовну отвезли домой на машине ректора, за Светланой и Маринкой приехал Игорь.
 Он пожал Алексею Ивановичу руку, заглядывая ему в глаза, пробормотал,-
- Сочувствую, брат! Такая молодая! Крепись!-
и похлопал его по плечу.
 Дома Алексей Иванович отвёл Софью Львовну в спальню, дал ей капель. Посидел около неё, держа за руку, и, удостоверившись, что она уснула, ушёл к себе.
 Сна не было, мыслей не было. Пустота и гнетущая тишина.
 Он включил компьютер. Пришло письмо от Джейн и Джейка с выражением соболезнования. Он коротко поблагодарил.
   Посмотрел в окно, где кипела жизнь, всё двигалось, горело, переливалось огнями. Представил, как Ирочка в своём гробе и тёмной холодной могиле. Одиночество навалилось на него каменной плитой, хотелось завыть, но он боялся разбудить Софью Львовну.
   Так и промаялся до утра, не сомкнув глаз.
 На следующее утро Алексей Иванович чувствовал себя неважно, был вялый и безразличный ко всему. Софья Львовна, выспавшись, была полна сил.
- Алексей, сейчас позавтракаем и поедем на кладбище, навестить Ирочку!
Ехать на кладбище, отнявшее у него жену, ему не хотелось, но спорить с Софьей Львовной он не стал, подчинился.
 Приехали на кладбище, зажгли три свечки, Софья Львовна запаслась в храме, постояли, помолчали. Слёз не было, выплакали накануне.
Софья Львовна вздыхала и ждала, что скажет Алексей Иванович, он молчал.
С некоторой укоризной она начала,-
- Как спалось тебе, Ирочка? Хорошо ли ты устроилась? Хорошо ли тебя встретили? Всё ли мы для тебя сделали? Мы ещё придём к тебе, помянем всех вас,  записки подадим.
  Свечи погасли. Они ушли, оставив помин – конфеты и печенье, и не закрыв калитку.
- Сорок дней, пока душа Ирочкина здесь, калитку не закрывают,-
объясняла Софья Львовна. Алексею Ивановичу хотелось поскорее уйти и завалиться спать. Его нервировали и рассказы Софьи Львовны, и то, что его жена лежит в одной могиле с Вадиком, и то, что нет возможности уехать, куда глаза глядят, и побыть одному. Его раздражало вторжение Софьи Львовны в  его личное пространство, её нравоучения, её уверенность в собственной правоте и всезнании.
- Неужели она не понимает, что мне хочется побыть одному? Почему она вцепилась в меня и заставляет плясать под её дудку?-
с раздражением думал Алексей Иванович, слушая наставления Софьи Львовны.
  Потом он вспоминал, что если бы не её доброта, то неизвестно, где бы он был и чтобы с ним стало.
- И Серёжу моего спасла, квартиры не пожалела. Я – бездушное и неблагодарное животное, должен ей руки каждый день целовать и благодарить. Ей некому, кроме меня рассказать и передать свой опыт, Ирочки больше нет! Должен слушать её, запоминать, хотя бы из чувства уважения, но как же хочется побыть одному и в тишине!
  Вернулись домой, Софья Львовна слегла,-
- Что-то мне нехорошо, Алексей!
Он вызвал врача из платной поликлиники.
 Доктор приехал быстро, послушал, померил давление, сделал кардиограмму, покачал головой,-
- Я бы рекомендовал Вам обследование у кардиолога и лечение в санатории.
Выписал поддерживающие лекарства, забрал гонорар и уехал.
 Софья Львовна порывалась встать и накормить его,-
- Лежите, Софья Львовна! Я сам всё приготовлю
Быстро сварил суп из рыбных консервов, пожарил котлеты, отварил макароны. Принёс на подносе Софье Львовне, накормил её. Сам вымыл посуду.
- Софья Львовна, Вы отдохните, а я схожу в аптеку за лекарством!
- Не надо, Алексей,-
слабо запротестовала она,-
- У меня есть капли!
 -Капли успокаивают, они не помогут. Я – в аптеку!
 Алексей Иванович вырвался из дома, вдохнул весенний воздух полной грудью. Ему полегчало.
Аптека была рядом с домом, но нарочно дошёл до Патриарших, обошёл раза три пруд, наслаждаясь запахом воды, кряканьем уток и белоснежной парой лебедей. Потом зашёл в аптеку « Доктор Борменталь», купил лекарства, назначенные врачом, и отправился домой.
  Прошёл девятый день, потеря воспринималась не так остро, Алексей Иванович хотел даже перебраться обратно в спальню, поскольку все его вещи  находились там, но Софья Львовна не пустила его,  устроив музей «Увековечивания Ирочкиной Памяти».
  На кровати не менялось бельё, потому что на нём умерла Ирочка. Везде по дому  были развешаны траурные фотографии. Даже в ванной в отдельном стаканчике стояла Ирочкина зубная щётка, перевязанная чёрной ленточкой.
  В спальне на прикроватной тумбочке перед Ирочкиной фотографией, перетянутой чёрной лентой стояла рюмка водки, накрытая кусочком чёрного хлеба.
- Не садитесь, на этот стул, Алексей! На нём сидела Ирочка!
Ирочкины тапочки, украшенные чёрными бантиками, стояли в прихожей. На стенах своей спальни, на комоде, тумбочке, в шкафу стояли фотографии с отпевания и похорон в чёрных рамках. Ещё Софья Львовна вменила Алексею Ивановичу в течении сорока дней приносить домой две тёмно-бордовые розы и ставить в вазочке перед портретом жены.
  Увядшие цветы не выбрасывались, а размещались за фотографиями. Они высыхали, приобретая чёрный цвет, и делали квартиру похожей на склеп.
  Это не добавляло здоровья ни ей, ни Алексею Ивановичу. На его предложение посетить врача и пройти обследование, был дан категорический ответ,-
- Только после сороковин!
 Алексей Иванович соблюдал траур, но он быстро примирился с утратой, весна и жизнь брали своё. Вначале он игнорировал сигналы тела и сдерживал себя, заваливая работой в институте и по дому, Софья Львовна болела и скорбела, сил у неё не было ни на уборку, ни на готовку.
  Алексей Иванович снова начал играть на бирже, более рисково, но, странное дело, ему везло! И он быстро нарастил утраченную «подушку безопасности». Азарт спекуляций и полученная прибыль несколько отвлекли его. Кроме того ему приходилось вникать в дела Утончённой, подписывать документы, баланс, отчёты, зарплатные ведомости.
  Однажды по каким-то делам он ехал в метро. Напротив него сидела  молодая эффектная девушка. Поймав его взгляд, задержавшийся на её груди, она начала в открытую кокетничать с ним, демонстрируя безупречные ноги, кажется, растущие от зубов, тугую грудь, пухлые манящие губы, и  довела его до белого каления. У него на лбу выступил пот, его охватило дикое желание схватить её, сорвать с неё одежду и овладеть ею прямо  в вагоне. Как он совладал с собой, для него осталось загадкой.  Только вагон остановился и двери раскрылись, он вылетел пулей, сметая всех на своём пути и очнулся  на улице. Он шёл, вдыхая вечерний воздух, и жадно рассматривал женщин, воображая , что бы он сделал с ними в постели.
  Дома Софья Львовна и траур несколько охладили его, но ненадолго. Позвонила Галина, сообщила, что Ольга сломала ногу и на показ в Милан поедет она,-
- Может быть и Вы поедите со мной? Вы же бывали с Ириной, знаете менеджеров и дизайнеров, по-английски говорите.
 Алексей Иванович почувствовал в её голосе игривость и подумал,-
- А почему бы и нет? Здесь в Москве под неусыпным оком Софьи Львовны мне вряд ли удастся развеяться, а Италия как нельзя лучше располагает к интрижке. Вернёмся в Москву, посмотрим, продолжать отношения или свести на нет. Я ещё молодой мужчина, мне нужна женщина, умирать в ближайшее время не собираюсь, значит, будем жить!
 Звонки к ним в последнее время были большой редкостью, Софья Львовна внимательно следила за ним.
 Он состряпал печальное лицо,-
- Даже и не знаю, что Вам ответить, Галина! Ещё сорока дней не прошло, у нас траур. Софья Львовна плохо себя чувствует, я не могу её оставить.
 Галина, почувствовав в его голосе возможное согласие, начала горячо его убеждать, что он должен ехать ради памяти жены, ради её любимого дела.
 Не меняя выражения лица, Алексей Иванович нажал на громкую связь, чтобы Софья Львовна тоже послушала уговоры Галины и её аргументы. После ответил, -
-Я подумаю.
И положил трубку.
- Поезжайте, Алексей! Ради памяти Ирочки! Ради её дела!
- Софья Львовна, а как же Вы? Я не хочу Вас оставлять одну. И потом, у нас траур, не до поездок.
 Если бы Ольга не сломала ногу… Боюсь, Галина закажет числом поболее, ценою подешевле и уронит Утончённую.
- Тем более Вам нужно ехать, Алексей. Вы всё проконтролируете, Вы ЖЕ ЗНАЕТЕ, ЧТО ВЫБРАЛА БЫ Ирочка.
- Ох, я даже не знаю…,-
а сам ликовал в душе, как подросток, впервые покупающий презервативы на свиданье.
 Они улетели с Галиной и неплохо провели время в Милане, чередуя показы, где Галина отбирала модели и заказывала для Утончённой коллекции и номером в отеле, где они не вылезали из постели. Даже по городу не прошлись, в ресторане не посидели, что уж говорить о музеях! Зато, как дорвавшиеся школьники до «взрослой жизни» утоляли скопившийся голод.
  Однако, повинуясь голосу тела, никто из них не потерял голову.
 Галина, прикинув, что она может поиметь с вдовца, начала плавно подводить Алексея Ивановича к мысли о новом браке, предлагая себя в качестве супруги. Она стремилась объединить не только их тела, но и дела, прикидывая, сколько могла бы получать от Утончённой лично она, будучи хозяйкой, не только Алексея Ивановича, но  и его наследства.
  Алексей Иванович, утолив желание, ясно видел потуги Галины и её расчёт. Она не нравилась ему нигде, кроме постели. Посему он мудро решил не говорить ей ни да, ни нет, держать на крючке и пользоваться всем, что она ему любезно предоставила.
  Когда она была особенно назойлива, он кратко объяснил,-
- Недавно у меня умерла жена. Траур ещё не закончился. Софья Львовна  - безгранично дорогой для меня человек, со здоровьем у неё неважно. Сейчас не время думать о браке.
  Галина прикусила язык, боясь спугнуть ценную добычу.