Редкий случай

Я  веду  приём  в  частном  медицинском  центре,  где  на  каждом  этаже  находятся  мягкие  кресла,  журнальные  столики,  телевизоры  и  звучит  учтивая  речь  персонала.  Есть  кофейные  автоматы  и  напольные  кулеры.  Всё  это  внушает  посетителям  ощущение  комфорта.  Поэтому  за  дверью  моего  кабинета  не  так  скверно,  как,  скажем,  в  районной  поликлинике.  Да  и  пациентов  здесь  всегда  ждут.  Для  взрослых  обустроили  комнату  релаксации  с  райской  музыкой  и  мягким  светом.  Для  детей  стены  и  двери  второго  этажа  разрисовали  слониками  и  жирафами.  Есть  и  яркие  птицы  на  ветвях.  Настенное  солнышко,  восходящее  над  черепахой  в  очках  и  львёнком  на  её  панцире,  во  весь  нарисованный  рот  улыбается  каждому  и,  прищурив  один  глаз,  всем  протягивает  свои  лучи:  врачам  и  родителям  пациентов.  В  коридорах  работают  ионизаторы  воздуха.  Приоткрыты  окна,  и  гуляющий  сквозняк  играет  бумажными  жалюзи.  Ему  никак  не  удаётся  спугнуть  с  одной  из  стен  живописных  божьих  коровок  размерами  с  упитанного  мопса;  букашки  остаются  сидеть  на  сочной  траве.
               
Я  —  детский  невролог.  В  мой  кабинет  входит  молодая  семья  с  грудничком  в  автокресле.  Его  родителям  на  беглый  взгляд  едва  ли  за  двадцать  лет.  Мамаша  тревожно  всматривается  в  моё  лицо.
— Мы  к  доктору  Никольскому.
Улыбаюсь  и  приветствую  семейку:
— Располагайтесь, –  и  жестом  руки  приглашаю  посетителей  сесть  на  кушетку. 
Молодая  мать  говорит  мне:
— Доктор,  нас   так   напугали  в  районной  поликлинике!  Нам  сказали,  что  у  малышки  закрылся  родничок.  Нам  семь  месяцев.  Мы  ходили  к  неврологу,  и  он  сказал,  что  у  Анечки  внутричерепная  гипертензия. 
               
Мамаша  вытирает  слёзы   рукой,  заканчивая  фразу  всхлипываниями:  — У  нас  будет  гидроцефалия  и,  вообще, 
мы —  микроцефалы!  –  выпалила  она  и  расплакалась,  растягивая  последний  слог.
— Да-да,  шмыгнул  носом  молодой  отец  и  ссутулился  над  платком.
— Посмотрим-ка, –  говорю  я  спокойно  и  начинаю  осматривать  ребёнка  на  пеленальном  столике. 

Снял  шапочку  с  вязаными  ушками,  расстёгиваю  костюмчик  на  грудничке  и  провожу  осмотр,  краем  глаза  поглядывая  на  папашу.  Тот  бледен  и  вял.  Периодически  вытирает  платком  слизь,  истекающую  из  носа.
— Что  с  нами  не  так,  доктор? –  беспокоится  мать.
— Эта  микрософталия  опасна? –  еле  слышно  спрашивает  сморкающийся  отец.
— Микроцефалию  ещё  заслужить  нужно,  –  говорю  я  и  добавляю:  — Не  мечтайте  о  несбыточном! 

Провёл  ребёнку  ультразвуковое  исследование  головного  мозга,  спустившись  на  первый  этаж.  Аппарат  УЗИ  там. 
Я  частенько  провожу  подобные  исследования.  Снова  мы  вернулись  на  второй  этаж.  Светлана  успокоилась  и  оживилась.  Войдя  со  мной  в  кабинет,  обрадовала  мужа: 
— Ложная  тревога!  Нам  доктор  провёл  нервносоно...
— ...нейросонографию, –  заканчиваю  я,  помогая  Свете.
— Никакой  патологии! –  восклицает  довольная  мать.  — Пойдём,  Серёж! –  и  начинает  спешно  собираться. 
               
Приём  окончен.  Опять  присматриваюсь  к  отцу  ребёнка.  Тот  заторможен  и  будто  безразличен  к  радостной  оживлённости  жены.  Когда  же  начинает  медленно  произносить  слова́,  то  смотрит  на  нас  из-под  штор  полуопущенных  век.  Больше  отмечаю  восковую  бледность  кожи  его  лица  и  рук,  обнажённых  по  локти.  Вдыхает  он  полной  грудью,  расправляя  плечи.  Руками  опирается  на  кушетку.  На  вопросы  отвечает  замедленно. 
— Как  вы  себя  чувствуете,  Сергей? –  спрашиваю  его.
— Нормально, –  говорит  он  и  больше  запрокидывает  голову.
— Вчера  на  катке  гонял, –  оживлённо  говорит  Светлана,  "упаковывая"  дочку.  И  ребёнок  снова  похож  на  ушастого  медвежонка.  — Так  вот, –  выговаривает  мужу  жёнушка, —  на  катке  развлекался.  Допрыгался! 
— Простыл,  наверное, –  с  запинками  объясняется  Сергей,  и  вытирает  рукой  ручеёк  из  ноздри́.
— Да  с  ним  всегда  так! –  бодро  вставляет  свои  пять  копеек  жена.  — Он  на  катке,  если  и  не  простудится,  так  расшибётся!  Как  вчера...
— Сергей,  а  что  случилось  вчера? –  интересуюсь.
— Один  бешеный  на  конькобежках  влетел  в  меня.  Врезался  так,  что  я  в  борт  улетел! –  замедленно  и  как  бы  сквозь  сон  говорит  мой  посетитель, —  я  шарахнулся  о  лёд  затылком...  до  искр  из  глаз...  не  знал,  что  так  много  света  в  моей  голове. 
               
Мать,  усевшись  на  кушетке,  принялась  кормить  ребёнка  из  бутылочки.  Ребёнок  не  плакал.  Вскоре,  насытившись,  заснул.  Светлана  стала  поторапливать  мужа:
— Ну,  беги.  Нужно  на  первом  этаже  доплатить  за  УЗИ, –  пришепётывала  она  своему  спутнику.  — Не  спи,  не  спи!  Нам  торопиться  нужно,  Серёж.  Давай,  заплати  за  консультацию  и  скорее  подгони  машину  к  подъезду,  чтоб  нам  с  Анютой  на  стоянку  не  идти.
               
Сергей  наклонил  голову  и  собрался  было  встать.  Он  будто  фыркнул,  приподнимаясь.  Шмыгнул  носом,  и  качнувшись,  привстал-таки.  Из  носа  заструился  "ягодный  кисель".
— Не  нужно  торопиться, –  говорю  я  Светлане.  И  продолжаю  расспрашивать  Сергея  о  падении.  Он,  гнусавя  и  утираясь  руками,  забыв  о  платке,  рассказал  мне  о  том,  как  не  помнил  своего  вчерашнего  возвращения  домой.  О  том,  что  ночью  у  него  болела  голова,  и  под  утро  он  оглох  на  правое  ухо,  которое,  однако,  не  болело.  Была  невысокая  температура,  которую  он  сбил  рюмкой  коньяка.
— Ложись-ка  на  кушетку,  дружок, –  теперь  пытаюсь  уложить  его.  Приподнимаю  высоко  головной  конец  кушетки. 
— Вот,  простудился  дуралей, –  приговаривает  жена.  — Всегда  с  ним  что-нибудь,  да  не  слава  богу, –  и  в  карманах  лежащего  мужа  стала  искать  не  то  банковскую  карту,  не  то  ключи  от  машины.
— Вы,  Светлана,  пройдите-ка  со  мной, –  беру  её  под  локоть  и  вывожу  из  кабинета. 

Спускаемся  в  холл  первого  этажа,  сворачивая  к  стойке  администратора.  Вызов  скорой  помощи  всегда  осуществляется  здесь.  Такое  происходит  не  часто.  Уточняю  у  Светы  возраст  мужа.  Набираю  номер:
— Скорая!  Пациент  двадцати  лет  с  подозрением  на  перелом  основания  черепа.  Кто  говорит?  Врач-невролог... 
Да-да,  он  пришёл  ко  мне  на  приём  самостоятельно.  Жалобы?  Уважаемая,  пациент  оглушён.  Из  носа  выделения  ликвора, –  и  я  продиктовал  диспетчеру  адрес.  — Ждём  машину!
И  обращаюсь  к  Светлане:
— Муж  в  больничку  поедет!
— Не  поняла! –  она  меняется  в  лице.  — Да  что  за  ерунда! –  моментально  срывается  мамаша  в  крик.  Ребёнок  на  её  руках  проснулся  и  беспокойно  закряхтел.  Не  снижая  голоса,  Светлана  продолжала:  —  Господи,  чего  же  нам  так  с  врачами  не  везёт! –  и  она  бежит  на  второй  этаж. — Доктор-перестраховщик!  Паникёр! И  где  только  таких  берут?!  –  выкрикивает  она,  взбегая  наверх. 

Как  сокол  ворвалась  она  в  кабинет,  крича  мужу:
— Быстро  уходим  отсюда!  Чего  разлёгся,  Серёжка?! 
Муж,  слыша  крики  жены,  однако  же  никак  на  них  не  отреагировал.  Еле  пошевелил  рукой.  Он  находился  на  кушетке  и,  едва  улыбаясь,  безучастно  смотрел  на  жену  с  ребёнком.  На  все  возмущения  благоверной,  единожды  ответив:  — Не  волнуйся! 
               
Машина  скорой  помощи  приехала  быстро.  Бойкая  фельдшер  с  напарником  погрузили  папашу  в  салон  машины.  Светлана  с  младенцем  на  руках  бегала  подле  мужа,  недвижно  лежащего  на  носилках.  Кричала:  — Зачем  везти  чёрт  знает  куда  из-за  насморка?!  Она  не  придала  никакого  значения  моему  разговору  с  диспетчером  «Скорой».  Сергей  лишь  произнёс:  — В  больницу,  так  в  больницу!  Надо  же  было  так  простудиться! –  сетовал  он,  готовый  подчиниться  воле  собственной  судьбы.  Машина  с  включёнными  проблесковыми  маячками  рванула  с  места  в  снежную  бездну  декабрьских  сумерек.  Звук  сирены  слился  с  шумом  города  в  перспективе  дорог.

Погожим  весенним  вечером  я  окончил  очередной  консультативный  приём.  Улица  манила  меня  мягким  теплом.  В  свежем  дыхании  весны  изумрудно  зеленела  первая  майская  трава.  Было  светло  и  тихо.  Я  только  что  выпроводил  последнего  пациента  –  прыщавого  подростка  –  и  никого  больше  не  ожидая,  засобирался  уходить.  Переодеваюсь,  глядя  в  окно.  В  дверь  моего  кабинета  постучали.  Я  вновь  накинул  халат.  На  моё  «войдите!»  впорхнула  бойкая  молоди́ца. 
— Можно,  доктор? –  весело  спрашивает  она.  В  руках  держит  торт,  покрытый  разноцветным  кремом.  Прозрачная  коробка  перевязана  синими   ленточками.
— Приём  окончен, –  буркнул  я,  усаживаясь  в  кресло  и  застёгивая  халат. 
— Вы  не  помните  меня?
— Нет! –  отвечаю  я.  — А  я  должен  вас  помнить?
— Как  бы  там  ни  было,  это  вам! –  и  она  ставит  на  стол  торт  с  декоративным  бантом  на  упаковке. — Вы  нас  спасли, –  бойко  стрекочет  посетительница.  — Мы  с  Анютой  и  мужем  были  у  вас  около  полугода  назад.
— Как  фамилия  ребёнка? –  пациентов  я  всегда  запоминаю  только  так.
— Егорычевы  мы.  Анюта  Егорычева. 
— Ну! –  изображаю,  что  вспомнил  пациента,  хотя  фамилия  и  показалась  мне  знакомой,  —  ска́жете  тоже,  спас! –  улыбаюсь  я.
— Да-да –  парирует  гостья,  тараторя.  — Вы  мужа  моего  спасли!  Кстати,  от  Серёжи  вам  большой  привет! 
Его  прооперировали  в  тот  же  день,  когда  вы  его  в  больницу  отправили! 

Я  стал  припоминать  что-то  из  недалёкого  прошлого.  В  пелене  тумана  забвения  многое  мне  казалось  размытым:  человеческие  фигуры  и  ли́ца,  контуры  тел...
— На  поправку  идёт.  Пока  что  снова  на  больничном, –  продолжает  посетительница,  —  головные  боли  всё  же  ещё  беспокоят...  скачки́  артериального  давления... 
— Как  Анюта? 
— Да  что  с  ней  сделается? –  ухмыляется  мамаша.